Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков

Анна Сешт, Олег Крамер Одолень

– Это какой-то кринж, – Вик держал на вытянутых руках сплетённую из соломы куклу, которую покрывал приличный слой пыли. – Их тут полная кладовка, ты в курсе? Твоя родня что, фанатами ужастиков была? «Дети кукурузы» там, «Пугало». Или этот, помнишь… про ожившее растение фильмец был? Там ещё всех в конце съели.

Ника выглянула из соседней комнаты, скептически усмехнулась.

– Нет, Шерлок, не угадал. Ещё попытка?

Она невольно посмотрела на старенькую бабушкину софу за спиной Вика, над которой разверзлась «многоликая бездна»… в смысле, гордость всякой уважающей себя советской семьи – красно-бордовый узорный ковёр, без которого раньше не обходилось ни одно приличное фото. Но в приглушённом свете торшера, когда Ника засыпала на этой софе в детстве, ковёр оживал, превращаясь в ту самую бездну. А узоры на нём оборачивались то причудливыми масками, то чьими-то мерзкими рожами. Кажется, это зависело от бабушкиного настроения и от сказок, которые та рассказывала на ночь. Повзрослев, Ника, конечно, перестала замечать в ковре какое бы то ни было волшебство, злое или доброе. Но нет-нет, да проглядывали лица-маски, если посмотреть искоса – словно боялись показываться напрямую.

Но ковёр ещё ничего, такой у всех висел и с переменным успехом пугал. Гораздо больше не по себе Нике становилось от бабушкиной гирлянды куколок-берегинь над софой. Хотя самые страшные жили не там, а за заедающим стеклом, в серванте. Нике нравилась его лакированная поверхность, похожая на настоящее дерево или даже на плитку тёмного янтаря. А вот за стеклом, за колоннадой бокалов и рюмок из чешского хрусталя, жили они… От них-то девушка и предпочла избавиться в первую очередь, поселив в коробке в кладовке. Гирлянду берегинь снимать не решалась, словно бабушка с мамой могли обидеться, а вот их попрятала. Больше они не смотрели на неё сквозь мутноватое стекло, но почему-то их взгляды она иногда чувствовала даже через занавешенную дверь кладовки. Когда к этому добавились и шорохи – словно кто-то копошился там, среди коробок, недовольный новым пристанищем, – Ника приняла твёрдое решение, что от старого хлама в самом деле пора избавляться.

– Нет, серьёзно, откуда тут столько кукол? Ты никогда не рассказывала, – голос Вика вывел девушку из оцепенения. – И почему они не стоят на одной полке, как полагается коллекции? Вот у меня фигурки все в ряд, в одном шкафу, по сеттингам разбиты. А тут, – парень обвёл жестом Никину квартиру, – они повсюду. Над кроватью, над дверью.

– Ещё и там стояли, – отозвалась Ника, указав на сверкающую вымытую батарею хрусталя, уже без жутковатых обитателей серванта. Так ей всё нравилось гораздо больше.

Вик у неё в гостях, конечно, бывал не раз, ещё когда мама и даже бабушка была жива. Но когда спрашивал, мама отшучивалась, а бабушка, которая к тому времени, к сожалению, уже была не совсем в ладах с реальностью, объясняла смутно, даже жутковато.

– О, смотри-ка, – парень отодвинул полупрозрачную тюль и указал на подоконник. – Даже на окне. Причём две. Между прочим, сырость – враг соломы. На подоконнике им точно не место.

Сердце кольнуло. Эти две Нике нравились. Их ещё мама делала на заказ, но заказ почему-то не забрали. Они были похожи на бабушкиных берегинь, только не такие… потусторонние. В сарафанах и нарядных кокошниках, с ожерельями из рябиновых бусин. Мама неизменно поворачивала их к окну.

– Не помню, их мама расставляла, – глухо ответила Ника, ставя на пол большую картонную коробку. – Сколько себя помню, после каждой ген уборки мы с мамой расставляли всех этих кукол по местам…

Сколько времени прошло со звонка в больнице? А ей всё казалось, что мама сейчас окликнет с кухни, ужинать позовёт. Или пожурит, что не так расставила, да и пыль на серванте пропустила. Ника закусила губу. Нет, так жить нельзя – нужно двигаться дальше… Мамин голос она по ночам слышала долго, даже когда «заморозка» первого шока отошла. Сейчас вроде немного полегче стало, а всё равно нет-нет, да накроет. Здесь всё было мамино и бабушкино, всё дышало ими, и даже эти жутики из серванта будто по-своему тосковали по ним.

В какой-то момент Ника поняла, что нужно вычистить всё, чтоб не напоминало так больно.

– Ну теперь-то всё, хватит, – девушка решительно кивнула. – Пора менять жизнь кардинально.

Вынести старое из дома и из головы. Обновиться, проветриться, открыться новому. Полезно, знаешь? Только избавляясь от отжившего мы достигаем гармонии с собой и достигаем новых вершин.

– Это тебе твой психолог так сказал? – беззлобно подначил Вик. – Ну вместе с йогой, вдох-выдох. Полный релакс, музыка сфер.

Нике почему-то стало обидно. Она понимала, что друг ничего плохого не имел в виду, но когда пытаешься научиться жить хоть как-то, сама, одна… Вик понял, что немного перегнул, и примирительно улыбнулся, забирая у неё коробку. Ника перехватила у него соломенную куклу и бросила на ворох старых бумаг, тряпок и ещё нескольких кукол, похожих на эту.

– Тебе, кстати, тоже советую, – всё ещё хмурясь, сказала она. – Начни хотя бы с ген уборки, – проще было перевести тему со своих проблем на чужие. – Ты ж после расставания с Катюхой сам не свой.

Она посмотрела на двух маминых кукол и решительно сняла их с подоконника. Жалобно звякнули рябиновые бусы. Выбросить рука не поднялась – Ника отложила куколок в сторону.

– Ну это уже удар ниже пояса, Николя, – хмыкнул парень. – Да кто угодно будет «сам не свой» после расставания с девушкой.

– Ну учитывая, что ты сам её аккуратно бросил… тут явно что-то не сходится. Думаю, ты просто раздолбай, боящийся ответственности. И даже сейчас помогаешь мне разгребать старый хлам вместо подготовки к пересдаче, – подмигнув другу, Ника подошла к серванту, провела ладонью по лакированной «янтарно-деревянной» поверхности. Заглянула за тщательно вымытое, но по-прежнему мутноватое стекло – никого ли не пропустила?

Нет, страшных обитателей бабушкиного «хрустального храма» среди колонн-бокалов не пряталось. Все перекочевали сперва в кладовку, а теперь в коробки.

– Вот она, чёрная неблагодарность, – Виктор картинно возвёл глаза к потолку, являя собой вселенскую трагедию. – Вместо «спасибо, ты настоящий друг» получаешь «ты ж раздолбай». Ещё скажи, что надо было оставить тебя одну в этом неравном бою с пылью, стариной и армией криповых соломенных кукол, – он запечатал другую коробку, подвигая к Никиной. – Кстати, хорошо тебе с новой причёской. Сколько тебя знаю, всё время носила длинные, а теперь коротко постриглась, модно. Тоже по совету психолога? – он улыбнулся.

– Ага, сама бы не решилась, – Ника повернулась к Вику, смущённо провела ладонью по короткому «недокаре». Ей нравилось. Было в этом что-то дерзкое, почти киберпанковское. Совсем не похожее на неё прежнюю. – Ну то есть… она сказала изменить что-то привычное на совсем новое. Типа вот пьёшь ты всегда кофе, а возьми и начни пить чай. Но идея с причёской ей понравилось. Мама б, наверное, в шоке была… – её взгляд скользнул к фотографии на серванте, уложенной лицом вниз. Нерешительно Ника взяла старую фоторамку, впервые за эти долгие недели решившись посмотреть. Красивая женщина со светлой косой, перекинутой на плечо, улыбалась в камеру. На голове, словно маленький изящный кокошник, пристроился узорный плетёный ободок. – Ужасно по ней скучаю. Вроде и ссорились часто, и не понимали… ну знаешь, как у всех с предками… А как мне позвонили тогда… – на глаза навернулись слёзы, и она снова закусила губу.

Виктор обнял её за плечи.

– Ты сильная девочка. Уже год самостоятельно живёшь. Ковид многих забрал и скучать по ним – нормально. Просто помни, что у тебя есть мы, твои друзья. Хоть и раздолбаи.

– Спасибо, – Ника шмыгнула носом, медленно отстранилась. – Как думаешь, куда положить? Смотреть сил нет.

– Ща, – Вик поднялся и принёс из коридора пустую коробку поменьше. Достал откуда-то маркер и написал крупными буквами: «Память. Осторожно, хрупко». – Вот сюда давай. Сложим всё, что тебе важно. Всякие дорогие мелочи.

Девушка кивнула и бережно положила фото в коробку. Туда же последовали мамины «заказные» куколки.

– Иди умойся и продолжим.

Ника кивнула и ушла в ванную, а когда через минуту вернулась – парень изучал содержимое книжных полок. Его взгляд привлёк плетёный ободок, примостившийся поверх потёртого томика с русскими сказками. Переплетение алой ленты и соломы с нанесёнными на них символами – красивая была вещица когда-то. Правда, от времени и частой носки символы почти стёрлись.

Аккуратно, боясь сломать, Вик взял ободок. Ника знала – тот был крепче, чем казался на вид.

– Бабушка мастерила… – Ника протянула руку за ободком, невзначай коснувшись плеча друга.

– А я его помню, – кивнул Вик. – Ты его часто носила, когда мелкая была. Так это значит… – он раскинул руки, обводя комнату и коробки. – Всё бабушка делала?

– Ага, в точку, Шерлок. Со второй попытки.

Ника улыбнулась, вспоминая.

– Мама тоже делала куклы на заказ. А вот бабушка была непревзойдённая мастерица, как говорили. К ней со всей России люди приезжали, представляешь. Правда, продавала она их недорого, а иногда даже даром отдавала. Ну или в обмен на какую-нибудь безделицу.

– Сейчас бы много денег на этом подняла. Этника и хоррор в моде. Эй! – парень картинно потёр плечо, куда Ника ткнула его кулаком. Несильно.

– Бабушка странная была. Даже до того, как заболела… До сих пор помню, в детстве она всегда заставляла меня этот ободок надевать. И у мамы был похожий. А ещё… – Ника вздрогнула. Сколько она старалась об этом не думать и даже почти подзабыла, и вдруг вспомнила остро, как вчера.

– Всё нормально? – с тревогой уточнил Вик, когда молчание стало затягиваться. Ника тряхнула головой.

– Да нормально, просто вспомнила, знаешь… Помню, когда мелкая была, ужасно боялась бабушкиных кукол. Тех, из серванта. И подумала, что надо с ними подружиться, чтоб они меня больше не пугали. У меня была Барби, я ей сделала домик на книжной полке. Взяла пару бабушкиных кукол и поставила их туда – пригласила на чаепитие. Но бабушка, когда увидела, так на меня накричала! Отобрала своих кукол. Говорила «нельзя приглашать их в дом, нельзя!» И так она сильно сердилась, что я дико испугалась, заплакала. Мама прибежала, увела меня на кухню. Никогда я бабушку такой не видела… До сих пор помню, столько лет прошло, и столько было хорошего. А ярче всего этот момент. Это ж… ну… ненормально как-то?

Вик пожал плечами.

– Ну так уж у нас память устроена. Помним самое яркое и не всегда хорошее. Иногда вон песню дерьмовую услышишь – так и крутится потом. А уж если чего-то боишься…

– Так, не начинай. И так спать стрёмно иногда.

– Могу остаться и охранять твой сон, – он улыбнулся, заметив тень страха на её лице. В шутку предложил или всерьёз – да кто разберёт?

И ведь поначалу, когда совсем тяжело было, ребята часто у неё оставались ночевать, иногда всей компанией. Просто как-то стыдно было признаваться, что ей до сих пор не по себе от тёмных проёмов, от шорохов в кладовой, от отражений в зеркалах трюмо и серванта…

– Я уже большая девочка, – фыркнула Ника и кинула ободок в коробку «на выброс».

– Эй, зачем? – Вик перехватил ободок на лету. – Понимаю, воспоминания не всегда радужные. Но потом ведь сама жалеть будешь, такая важная частичка памяти.

Парень протянул ей ободок. Покрутив в руках, Ника переложила его в коробку «память». Почуяв, что она опять «зависла», Вик потянул её на кухню.

– Пойдём хоть перекусим, и так уже ударно поработали. А через пару неделек вообще развеемся по полной! С шашлычками, все дела. Ты ж не забыла, надеюсь? – он грозно сверкнул глазами.

Ника чуть улыбнулась, качая головой. Толик звал их к бабушке, на озеро. Правда, ехать туда было часа три, а по пробкам так и все пять. Но очень уж и правда хотелось развеяться… а заодно побыть подальше от квартиры, любимой и уютной, но всё-таки полной призраков памяти.

– Едем в итоге как, всей командой?

– А то ж. У Марата тачка, без него никак. Светик никуда от Марата – ну сама знаешь. Сколько раз ты ей сама мозги вправляла, когда он расставался со своей очередной. Мол, ловить там нечего, только дружба, только хардкор.

Ника со вздохом кивнула. Переубеждать подругу в её «великой пресветлой любви» было бесполезно. «Мар – он же самый лучший».

– Ну мы с тобой. И Толик. Только б не бубнил всю дорогу что-нибудь заумное… так-то он парень норм.

Вик говорил что-то ещё, но Ника опять «зависла», обернулась через плечо, в комнату. Может, не ехать никуда? Что она, на озере ни разу не была, что ли? Квартира её словно не отпускала. Уютная, привычная, тёплая топь…

Вик сунул ей в руки чашку с тёплым чаем.

– Так, пей, сейчас бутеров пожуём и продолжим. Как раз к ночи всю эту хрень до помойки донесём.

К выбору сладкого Ника всегда подходила вдумчиво, подолгу торча у полок. Это ведь почти ритуальное действо – поднести дары к чаепитию, особенно когда едешь в гости. Как бабушка говорила, для каждого момента и настроения – своё угощение. И в этом она никогда не ошибалась, в любой компании. Чутьё. Ну, примерно как Вик с Маратом умели выбирать приличные напитки на любой бюджет.

Сегодня лучше подойдут золотые фольгированные колокольчики «Осеннего вальса» или простенькие, но невероятно притягательные сладкие с кислинкой «Феи»? А может, слоёный вафельный тортик или совсем «тяжёлая артиллерия» – воздушные безе с кремом? Всё, что с кремом, в жару, конечно, «поплывёт», но почему-то Нике показалось правильным привезти хозяйке именно такое «подношение». Что, конечно, не исключало печенья, карамелек и прочего баловства… Но, когда девушка уже развернулась и уверенно направилась к холодильнику с тортами и пирожными, чтобы выбрать достойное, её внимание привлекли шум и ругань.

– Да я клянусь, сами, сами на него посмотрите! – голосил кто-то за полками. – Вон он, в белом пыльнике и красных кедах! Он же…

– Совсем у деда крыша потекла.

– Напился уже, вот и мерещится всякое.

– А чего говорил-то?

– Да бред какой-то несёт.

Ника пошла вдоль полок, прислушиваясь. Покупатели равнодушно обсуждали происшествие и возвращались к своим делам. Пара охранников выводили из супермаркета всклокоченного пожилого мужчину, который на удивление агрессивно цеплялся к какому-то парню из отдела молочки.

– Дедуль. Иди проспись, а. По-хорошему пока говорю, – пробасил немолодой охранник. Его напарник восточной внешности отрывисто закивал – ему явно уже не терпелось избавиться от надоедливого посетителя.

– Вон он, стоит, смотрит, – тихо, настойчиво заговорил дед, вцепляясь в форму первого. – Присмотрись же. Неживой… глаз у него соломой заткнут… лицо чужое нацепил…

Ника вздрогнула, как будто её окатили ледяной водой. Время застыло, голоса зазвучали откуда-то издалека. Охранники уже выпроводили деда из супермаркета. Ничем не примечательный парень, в самом деле одетый в белый пыльник и красные кеды, пожал плечами и отвернулся к холодильнику, выбирая кефир. Внешность у него была настолько обычная, что даже странная – взгляду зацепиться не за что. Посмотришь на такого и не запомнишь. Эдакий guy next door[7]. Нике стало даже немного неловко, что она вот так пялится, но почему-то слова деда не шли из головы.

«… лицо чужое нацепил…»

Парень уже пошёл к кассе, держа в каждой руке по пакету с кефиром. Спохватившись, девушка поспешно выбрала торт – «Сказка», с красивыми кремовыми цветами, вкус детства – и последовала за ним, надеясь, что не выглядит слишком настойчивой. С сожалением она глянула на гору сладостей в корзине – не успеет рассчитаться, парень уже уйдёт. К счастью, тот, кажется, что-то забыл и вернулся из очереди в торговый зал.

Подошла очередь Ники. Она успела разложить покупки по пакетам и расплатиться, когда парень подошёл к соседней кассе. Руки у него были заняты кефиром, и пакетик карамели «Фея» он удерживал в зубах. Кассирша собиралась возмутиться, но он улыбнулся так обаятельно, извиняясь почти по-мальчишески, что тётка растаяла. Улыбка оживляла его «никакое» лицо, делая по-своему симпатичным.

Поняв, что пялится, Ника поспешно собрала пакеты и направилась к раздвижным дверям.

На парковке было безлюдно. Улица казалась тёмной, бесконечной, резко контрастируя с ярким освещением магазина. Ника словно в другом мире оказалась, даже не ожидав, что так быстро стемнеет. В сквере напротив покачивались подвижные тени деревьев, потягиваясь, точно щупальцами, в зыбком фонарном свете. Фонари здесь, как водится, работали через один.

Ника покрутила головой. Дед сидел на бордюре у выезда с парковки, что-то бормоча себе под нос. Может, он пьян был? А может, у него, как у бабушки, расстройство от старости приключилось, поэтому мерещилась всякая жуть?

Девушке стало его вдруг очень жалко, и она решила, что нужно подарить ему пакетик… ну вот, например, лимонных долек. Отличное средство от печали, а от них с ребятами не убудет. Только вот проследит за тем парнем…

Стеклянные двери за спиной раздвинулись. Ника посторонилась, пропуская покупателя, обернулась через плечо, натолкнувшись взглядом на парня. Беззаботно насвистывая, он направлялся к парковке.

Ника не знала, что случилось в тот момент. Игра света или воображения? Впечатлилась так сильно происшествием в магазине? Только что-то вдруг как будто сместилось, когда она мельком увидела его отражение в стекле.

Как те жуткие взгляды в серванте за батареей хрустальных бокалов. Зыбкие блики, отражения в стеклянной завесе.

«… глаз у него соломой заткнут…»

Его лицо казалось маской, натянутой наспех и плохо подогнанной, скрывающей нечто иное, чуждое… словно кто-то натянул кожу поверх соломенного чучела, и под всем этим были слои, слои, скрывающие множество безликих форм…

Видение длилось лишь пару мгновений. Ника сморгнула, тихонько пискнула от ужаса.

Этого оказалось достаточно. Существо услышало, обернулось, встречаясь с ней взглядом. Один глаз был почти человеческим, второй… второй… Она бы не смогла описать иначе, чем говорил старик…

Парень улыбнулся ей, почти как той продавщице, только теперь было в его улыбке что-то зловещее. Ника быстро отвернулась, поспешила прочь по парковке, чувствуя, как прожигает спину этот взгляд. Она ускорила шаг, почти уверенная, что её будут преследовать.

Резкий свет ослепил её, и она бросилась в сторону, как перепуганная кошка. Надо же, засмотрелась, едва под машину не попала. Едва пакеты не выронила.

Отдышавшись, девушка обернулась к парковке. Странного парня и след простыл, как, впрочем, и деда. Только деревья в сквере всё так же перешёптывались, и танцевали смутные тени.

Той ночью Ника никак не могла уснуть. Свет фонаря со двора пробивался сквозь штору, оживляя «многоликую бездну» ковра, и сегодня лица были недобрыми. То и дело девушка бросала взгляд на сервант, словно не избавилась неделю назад от них. Тени ползали по стеклу мутными отражениями, и что-то скреблось за дверью.

Только на этот раз не из кладовки. За обычной, входной дверью, которую Ника заперла на замок и ещё на старый бабушкин засов и цепочку.

Очнувшись в очередной раз от рваного сна, она включила торшер, поднялась. Задержалась на пороге, раздумывая, не заглянуть ли в глазок. Даже сделала пару шагов в крохотную тёмную прихожую… а потом отшатнулась от острого предчувствия, даже уверенности: за дверью кто-то был. Чёрное око дверного глазка притягивало и пугало – словно та самая пропасть, которая могла посмотреть на тебя в ответ. И смотреть Нике было страшно.

По ту сторону не раздавалось ни звука – ни шороха, ни дыхания, и даже скрестись перестало. Но откуда-то она знала совершенно точно, что если посмотрит – то увидит нечто такое, что видеть совсем не нужно… И впервые за долгое время стены прихожей показались ей осиротевшими без маминых и бабушкиных поделок. А ещё, вспоминая, как корчились, скрючиваясь в огне фигурки, Ника впервые почему-то пожалела о том, что они с Виком сделали.

Боясь даже дышать, чтобы не выдать присутствия тому, что за дверью, девушка попятилась в комнату. Тихо скрипнула нижняя дверца серванта, откуда она достала заветную коробку.

«Память. Осторожно, хрупко».

Ободок. Мамины куколки. Фотография. Ника разложила их на кровати, словно какой-нибудь ведьмин круг, а фоторамку прижала к себе. Горло привычно свело непрошеными слезами.

За дверью что-то стукнуло, зашевелилось, щёлкнуло. Ника бросила взгляд на телефон. Может, в полицию позвонить? Нет, эту мысль она отмела сразу. Ещё можно было написать Вику, мол, страшно, приезжай… Но ведь поймёт ещё что-то не то. Да и не могла ж она рассказать, как испугалась того парня. В белом пыльнике и красных кедах.

Мысль заканчивать не хотелось, но слова деда эхом отозвались в голове, а внутренности скрутило страхом.

«… глаз у него соломой заткнут…»

– Мам… – тихо позвала она, как в детстве, зажмурилась и укуталась в одеяло. А вместе с одеялом её окутало таким уютным защищающим теплом, словно она снова была не одна, и всё непременно должно быть хорошо.

Нехитрая магия, ведомая каждому ребёнку – пока ты не смотришь, тебя тоже не видно. Где-то она ведь слышала эту фразу… Кажется, бабушка бормотала за плетением: «Если их видишь, они видят тебя. Пока не смотришь, тебя не видно». И смутно Ника вспомнила, что уже видела когда-то что-то такое, не предназначенное для её глаз… и отчаянно, всем сердцем пожелала больше никогда не видеть.

Как она заснула – или просто отрубилась от усталости – девушка уже не помнила. А когда проснулась, солнце било в окно, а с улицы раздавались самые обычные звуки, привычные и земные. Никины соседи, пара гостей из Средней Азии, опять пытались завести свою старую газель, разбавляя родную речь исконно русским матом. Издалека доносился лай Бублика, которого тётя Катя привязывала у входа в продуктовый, и он ужасно переживал. На площадке играли дети – счастливое время каникул. А у неё, у Ники, как раз ведь начался отпуск…

Вчерашние ужасы выветрились, только пальцы судорогой свело, так сильно она сжимала рамку с фотографией. Девушка отложила фото на тумбочку, не решаясь посмотреть, откинула одеяло, садясь, и на пол что-то посыпалось с тихим стуком.

Ободок и мамины куколки. Россыпь рябиновых бусин – как жалко! Сами куколки были целы, но их прекрасные уютные украшения порвались.

«Беду отвели», – услышала она мамин шёпот будто наяву. Мама всегда так говорила, если у Ники рвался браслет или она теряла кольцо или серёжку.

Бусинки рассыпались по полу. Некоторые закатились под кровать. Ника смотрела на них, никак не решаясь собрать, и всё думала – неужели этой ночью что-то и правда пыталось проникнуть за её нехитрый защитный круг?..

Видавший виды Рено Дастер взрезал ночное шоссе светом галогеновых фар. Разметка, выхватываемая из темноты, мелькала, словно трассирующие лучи, рисуя причудливые узоры. Поздний вечер быстро превратился в ночь, да ещё не вовремя начался очень мелкий дождь.

Нику клонило в сон – тяжёлая неделя, быстрые сборы, да ещё и кошмары эти, которые она силилась выкинуть из головы. В обществе ребят было проще и совсем не страшно. Произошедшее казалось далёким, нереальным. Может, и вовсе приснилось?..

Марат настоял ехать именно к вечеру, мол, шоссе пустое, солнце не так печёт, а кондей-то нормально не фурычит, постоянно ломается. «Долетим и не заметите», – убеждал он. В тот момент его доводы показались всем вполне разумными. Однако первая же пробка на выезде из Москвы, ремонт дороги и небольшая авария – кто-то подлез под ФУРУ – посеяла некоторые сомнения. В итоге выехали за пределы МКАД, миновав Мытищи и Королёв, только когда уже окончательно стемнело. Марат ругался на «оленей» на дорогах, Светик залипала в телефоне. Вик и Толик обсуждали какую-то игру. Ника и сама любила поиграть, даже имела за плечами не один год рейдов в Варике, но эту игру не знала. Какая-то инди-студия выпустила демку по славянскому фольклору, и парни взахлёб обсуждали персонажей.

Светик время от времени делала селфи – то себя одной, то со всеми сидящими в машине, привлекая даже водителя. Марат был не против, старательно улыбался в камеру. Буквально несколько минут назад Ника прочла свежий Светкин пост про то, как прикольно ехать ночью по тёмной дороге в хорошей компании. Прикольно и немного крипово – как в хоррорах, где машина застревает у чёрта на рогах, а с героями приключается какая-нибудь дичь. Ника успокаивала себя, как в детстве с фильмами про зомби, что тут не Америка, а значит, никаких чудовищ или ранчо с маньяками.

Над постом Марат смотрел вполглаза на дорогу, Вик как обычно корчил рожицу – тот самый друг, способный испортить любую фотку. Толик растерянно смотрел сквозь очки, похожий не то на филина, не то на ботана, оторванного не вовремя от любимой книги. Сама Ника выглядела удивлённой и сонной – ещё бы, после такой ночки. И только Светик была звезда. Этой её особенности можно было только позавидовать – да многие в универе и завидовали. Светик была красотка – большинство парней с курса бегало за ней по пятам, а список друзей в соцсетях имел цифру с тремя нулями. Но она к тому же сдавала сессии без хвостов. Да ещё и спортом занималась – правда, каким именно, Ника не могла вспомнить. И участвовала в различной волонтёрской деятельности. Может, она с Венеры была? Или где там больше часов в сутках?

Вспоминая своё расписание с занятиями и подработками и мечты о том, чтобы просто выспаться на выходных, Ника вздохнула и снова посмотрела в окно. Капли, сдуваемые ветром, оставляли следы из мокрых дорожек. Лес вдоль дороги возвышался неприступной мрачной стеной, только мелькавшие придорожные столбики разбавляли черноту. Девушка невольно вздрогнула, вспоминая вчерашний сквер, но скорость не позволяла задержать взгляд на ползучих тенях или смутных очертаниях кого-то, таившегося в темноте.

– Так, народ, – пробасил Марат. – Впереди хорошая заправка, вон огни горят. Там есть нормальный туалет. Потом по дороге долго не будет.

– Девчонки, – Вик не мог не вставить свои «пять копеек». – Надо кому? Мы-то в лес сгоняем, а у вас-то комфорт превыше всего, – в голосе сквозила беззлобная подколка.

– Ну главное, чтоб не из окон прямо на ходу, мальчики, – не осталась в долгу Светик.

Ника улыбнулась, заметила, что Толик чуть смутился. Он не так давно влился в их компанию, ещё не ко всем шуточкам привык.

– Короче, я пас. Спасибо, Мар, – добавила Света. Голос у неё был высокий, звонкий и всегда как-то теплел, когда она обращалась к Марату.

– Мне тоже не надо, спасибо.

– Ну я, если что, предупреждал, – машина, сбросившая было ход, плавно начала ускоряться. За окнами, сверкая яркими огнями вывесок, пронеслась заправка. – Не, ну вы, блин, эти цены видели? Совсем обалдели, нельзя ж столько за бензин брать! Скоро борцовки с медалями продам, чтобы бак заправить.

Марат в негодовании сильнее сжал руль. Нике показалось, ещё немного, и один из них треснет – причём, кто крепче, руль или кулаки Марата, ещё вопрос. Мар имел разряд по дзюдо и какой-то ещё борьбе – Ника никак не могла запомнить и тем более понять разницу. Да и подраться он был не дурак, если кто-то «нарывался» и надо было за своих вписаться, но чаще выходил победителем. В обычное время парень работал бариста, причём там свой горячий нрав не проявлял – посуда оставалась целой.

Ника улыбнулась. С друзьями было так хорошо, комфортно. Она их обожала, таких непохожих друг на друга. Она сама, тихий интроверт. Светик, их яркая звёздочка. Вик – весельчак, душа любой компании. Вспыльчивый, но отходчивый преданный Мар. И неожиданно примкнувший к ним Толик, эдакий гик, главный специалист по компьютерным играм и сказкам. О фольклоре он знал, наверное, не меньше Проппа[8]. И кстати, о Проппе это именно он Нике рассказал – про архетипы, встречавшиеся в бабушкиных и маминых сказках. На курсе он был новенький и поначалу держался особняком, за что его дразнили снобушкой, а на деле при ближайшем рассмотрении оказался отличным парнем. Он тоже внезапно очень поддержал Нику, когда всё случилось… сам когда-то отца потерял.

В данный момент Толик с Виком спорили о каком-то монстре из игры.

– Да нет же, говорю тебе. Эти ребята взяли за основу не только славянскую мифологию. Несколько культур сплели! Взять хоть того крылатого коня, которого призывает ГГ. Ну чистый Пегас. Греция!

– Ну нет, – Вик умел говорить серьёзно, когда надо было поспорить. – Во многих мифологиях есть летающие крылатые кони.

– Ав славянике? – Толик настаивал на своём. – Водяные и ледяные есть, а летающих не припомню.

– Нет, точно были, – не уступал Вик. – Сивка-Бурка и Конёк-Горбунок, – довольный собой, он откинулся на спинку сиденья.

– Ну ты чего? – не унимался Толик. – Во-первых, это сказочные персонажи. Во-вторых, хоть и кони, но не крылатые.

– Тулпар, – неожиданно для Ники сказал Марат и чуть смутился, когда все удивлённо на него уставились. – Ну, конь такой. Он ещё на гербе Казахстана и Монголии. Да и у нас встречается.

– Вот! – гордо подхватил Вик. – Учи матчасть. Талпар. Я его и пытался вспомнить.

– Тулпар, – с улыбкой поправил его Марат. – Погугли, там и картинки есть.

Все засмеялись, а Толик полез в телефон и, судя по картинкам лошадей на экране, действительно всерьёз пошёл гуглить. Около минуты в машине была тишина, но скоро он продолжил:

– Ну не славянская мифология, а тюркская. Ладно, близко к нашим краям, если Марата брать.

– Ага, – согласился Мар. – Татаро-монголы разнесли… Да блин! Ну опять, что ли?

Все резко посмотрели вперёд, забыв о конях. Ярко-красная река из габаритных огней автомобилей тянулась вдоль шоссе, насколько хватало глаз.

– Пробка? Серьёзно? Сейчас же ночь, – удивлённо проговорила Светик.

– «Всё, что выходит за рамки обычного, мы привыкли называть чудом», – задумчиво Вик процитировал какую-то древнюю рекламу. – Мы тут надолго встрянем.

– Не, есть вариантик, – голос Марата, хоть и расстроенный, внушал уверенность. – Тут примерно через километр дорога вправо пойдёт, в объезд города. По тому шоссе грузовики пускают. И мы туда же рванём. Правда, это удлинит наш путь километров на двадцать, но зато тут не встрянем. Наверняка опять ремонт или авария.

– Ты водитель, тебе и решать, – промурлыкала Светик.

– Ага, – согласился Вик. – Веди, капитан.

У Ники и Толика тоже возражений не было, и спустя минут пятнадцать Дастер уже бодро мчал по объездной дороге.

Пейзаж за окном чуть сменился. Стена леса отдалилась, уступила место полям. То тут, то там вспыхивали огоньки окрестных деревень. Изредка попадались закрытые на ночь магазинчики.

Ника вполуха слушала разговоры друзей. Вик и Толик вернулись к обсуждению мифологических созданий и плавно перешли на монстров. В какой-то миг девушку буквально выдернуло из дремоты – разум зацепился за несколько фраз.

– … Да, волкодлаки вообще пофиг! Вот те тварюки, помнишь, как скрученные из корней. Музычка такая ещё на заднем фоне… То ли зомби, то ли куклы плетёные. Двигаются так изломанно, ну типа зомбаков. И ты такой сидишь – с тобой вроде ещё ничего не сделали, а ты уже обосрался.

Марат и Толик засмеялись.

– Так это ещё Мори[9] вывел, и японцы теперь во всех своих играх эту тему юзают. Сестрички из Silent Hill и прочее. Про эффект «зловещей долины» слыхал же? – начал Толик. – Ну это типа почему мы инстинктивно боимся кукол, роботов и прочую хрень, которая похожа на людей, а на самом деле не люди.

– О, это тогда и с зомби работает.

– Ага. Неживое, которое становится живым. Похожее на человека, но неуловимо отличающееся.

– Да блин, мне и манекены в витрине порой стрёмными кажутся. О, или помнишь игруху по «Чужому»? Про дочку Рипли. Там андроиды эти, манекеноподобные, ещё криповее самих Чужих были.

– Бояться надо только того, что может дать тебе в бубен, – авторитетно заявил Марат. – Манекен разве что на башку свалится с витрины.

Ника почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она с детства боялась кукол, особенно тех, бабушкиных. Глупость, конечно, но сколько она себя ни убеждала, этот глубинный ужас не проходил. Страх был совершенно иррациональным, но почему-то именно сейчас отчётливо вспомнилось: она всегда будто чуяла, что внутри них что-то есть. Кто-то ведь смотрел на неё из глубин серванта… множество тех, скрытых за стеной хрусталя. И другие тоже смотрели, со стен и полочек.

Единственная кукла, её не пугавшая, была Барби, но в той и не чувствовалось никакой жизни. Ника её очень любила именно за это – за простую пластиковую красоту. А вот когда ей дарили пупсов и прочую такую дрянь, она даже плакала, поэтому мама быстро сдалась и всем говорила: в подарок никаких кукол. Только плюшевые зверушки. Можно ещё машинки, но этого дарили мало – мол, девочка же. Батарею своих зверушек во главе с чаучау Тоби маленькая Ника расставляла вокруг себя перед сном – её личная защита от взглядов тех.

Голос Вика прорезался сквозь мысли и воспоминания.

– … а ведь если подумать – получается такая вот фигня: если в каждом человеке, от Японии до России, заложено типа инстинкта бояться человекоподобных монстров, это ж не просто так, да? Ну там пещерные инстинкты, вот это вот всё.

– Логично, – согласился Толик.

– Получается, что когда-то у людей был естественный враг. Вот именно такой, похожий на человека внешне, а человеком не являющийся… Мы-то его уже не помним, а вот наши предки чего-то такого реально боялись.

В машине повисла тишина. Ника вздрогнула. Стало вдруг очень холодно, не по себе, словно она снова заглянула куда-то, куда не следовало. Хотелось срочно придумать какую-нибудь шутку, отгородиться от всего этого, но разум словно парализовало.

«… Присмотрись же. Неживой… глазу него соломой заткнут… лицо чужое нацепил…»

– Да ну вас! – подала голос Света, а Вик заржал, но получилось как-то натянуто.

– Народ, – прервал их Марат. – Я сейчас на заправку сверну. Там знак был. Не сетевая, похоже, последние частники. Цена уж больно хороша.

Ника была готова его расцеловать за эти простые совершенно житейские слова, разгоняющие ночную жуть.

И действительно, через минуту показалась заправка. Вот только никаких сияющих огней, только пара тусклых фонарей.

– О, её даже навигатор не отсекает, – удивлённо сказала Светик. – Дай сигнал тут не очень.

– Welcome to USSR, – тихо сказал Вик. – Марат, это у нас теперь машина времени?

– Ага, – подхватил Толик. – DeLorean[10] Дастер.

Все засмеялись.

– Ну вас, шутники. Всё, перерыв на несколько минут. Пойду договорюсь.

Все вышли из машины. Толик остался с Маратом заправлять Дастер. Ника со Светиком пошли искать уборную, раз уж представился случай. Вик быстро нагнал их, вызвавшись проводить.

– Ох, ну и темень… О, зацепите! «Удобства во дворе»! – он ткнул пальцем в характерный деревянный домик за заправкой, давно не крашеный. Ника последний раз такой видела в деревне у знакомых. – Не хватает только засиженного мухами трупа, – с улыбкой добавил парень, открывая чуть покосившуюся дверцу со зловещем скрипом.

Ника дёрнулась. Светик стоически скрестила руки на груди, будто совсем не испугавшись.

– Виктор, я сейчас вас стукну, – заявила она и с царственным видом прошла в «кабинку», внутри оказавшуюся на удивление чистой. Ника пошла следующей.