Всё про наш класс. Наташины рассказы

Белый бантик

На первой парте в первом ряду сидят Валера Шитиков и Света Куклина. По-моему, Нина Ивановна специально посадила их вместе. Они во всём, во всём разные. Света всегда такая чистенькая, наглаженная, в белых бантиках, будто её час назад из магазина привезли. Недаром мы её Куколкой зовём.

А Валера весь какой-то растрёпанный, мятый, воротничок набоку, волосы во все стороны торчат. А пальцы, наверно, и не отмываются от чернил.

Света сидит не шелохнётся. Иногда только бант на косичке поправит. Она сидит на самом краешке скамейки — боится, как бы Валера её не задел. А Валера, как вьюн, туда-сюда вертится. Нина Ивановна устала делать ему замечания. Я и то на Валеру сержусь: всему классу мешает заниматься. Брал бы пример со Светы. Ведь Нина Ивановна не зря его посадила рядом с ней. Так нет, не хочет.

Вообще-то, может быть, он и правильно делает, что не берёт с неё примера. Вот сидит Света, как куколка, — тихонечко, никому не мешает, а всё равно — что-то в ней не нравится мне. Не нравится, и всё. Я это давно почувствовала. А в чём дело — не могла понять.

Я уже стала думать: может, завидую? Волосы у неё такие красивые, золотистые. Зубы, как сахар, белые да ровненькие, не то что у меня — щелявые, хоть спички втыкай.

Или оттого она мне не нравится, что учится неважно? Но разве только она так учится? У нас половина ребят в классе с тройками не расстаётся.

Ничего не могла я понять.

А сегодня, кажется, поняла.

На уроке письма мы делали упражнение. Все писали, вдруг Света как ойкнет.

— Что случилось? — повернулась к ней учительница.

— Посмотрите, — застонала Света. — Он бант мой чернилами измазал!

— Как же тебе не стыдно, Валера, — покачала головой Нина Ивановна. — Ты должен в своей тетрадке писать, а не на Светином бантике.

Если бы Валера и захотел что-нибудь ответить, то просто не успел бы. Потому что после слов Нины Ивановны Света застонала ещё громче, потом и вовсе заплакала.

— Что же я теперь буду делать? — всхлипывала она. — Как же я в коридоре покажусь?..

— Ну, это уж не такое большое несчастье, — попробовала успокоить её Нина Ивановна. — И пятнышка-то почти невидно.

— Да-а, не видно! — Света заплакала громче. — Видно… Ещё как видно!.. Самый лучший мой бант… Теперь все меня засмеют…

— Что ты выдумываешь! — рассердилась Нина Ивановна. — Кто тебя засмеёт?

— Всё засмеют…

Я вот сейчас рассказываю, папа, и сама не верю, что Света так говорила и ревела из-за малюсенькой кляксы на бантике. Я и в классе как-то не могла понять её и поверить, что она в самом деле плачет. И все ребята не верили. Нам просто было смешно.

А Света никак не могла уняться, в три ручья заливалась.

Тут Нина Ивановна не стерпела да как хлопнет рукой по столу. Даже чернильница подпрыгнула. И сказала сердито-сердито:

— Ты нам истерику не устраивай! Ты боишься, что кто-то над тобой посмеётся. Стыдишься чепуховой кляксы. А вот почему ты не стыдишься, когда в диктанте по семь ошибок делаешь? Почему тебе не стыдно, что до сих пор так плохо читаешь? Вот этого надо стыдиться и бояться, а не какой-то кляксы на бантике. Сядь!

Я первый раз видела, чтобы Нина Ивановна так сердилась. В классе сделалось тихо-тихо.

Сначала мне было жалко Свету. А потом я подумала, что ее не за что жалеть. Нина Ивановна всё правильно сказала про неё. Так и надо было сказать.

Интересно, неужели Света не поймёт этого?..