Все сошли с ума

Глава третья

Войдя в помещение кафе, Алискер с удовольствием окунулся в его приятную, почти интимную атмосферу: в зале царил теплый полумрак, по которому мягко стелились волны медленной мелодии Леграна. Бесшумно скользили официантки в белых передниках.

— Люблю ненавязчивый сервис, — манерно произнес Евгений, усаживаясь за круглый столик и живописным жестом подзывая к себе коренастую рыжую официантку. — Ты что будешь?

Мамедов заглянул в меню.

— Возьму, пожалуй, крабовый салат, минеральную воду и кофе.

— У тебя рацион прямо как у топ-модели! — пошутил Женька. — А мне, девушка, пожалуйста, цыпленка-табака, сливки с черносливом и каппучино. Так, а выпивать что будем? — Он лукаво посмотрел на замершую в ожидании официантку, — что вы нам посоветуете?

— Есть водка, пиво, коньяк, вино, бренди, портвейн хороший. Да вот же карта вин! — неохотно, точно ее просили рассказать таблицу умножения, ответила рыжая.

— Может, по пятьдесят коньяку? — утратив интерес к официантке, предложил Мамедову Женька.

— Давай. Для согрева.

— Девушка, два по пятьдесят «Дербента»! — Женька артистично щелкнул пальцами и рассмеялся.

Когда официантка с достоинством удалилась, он нагнулся через стол к Мамедову.

— Нет, ты видал? Ну и краля! Мало того, что ноги — колесом, так еще и цедит сквозь зубы. Ха-ха, помнишь, как там у Горация:«Будь же мудрой, вина цеди!» Нет, эта рыжая, весь интерьер портит, я тебе как фотограф и стилист говорю! «Есть водка, пиво, коньяк…» — спародировал он нелюбезную официантку.

— Она здесь долго не задержится, — предположил Мамедов, вошедший в роль милосердного друга с «неординарной внешностью».

— Знаешь, почему она на нас так пялилась поначалу? Думала, ха-ха, что мы — голубые, ей Богу! Из какой-нибудь деревни, небось, приехала. Начиталась в журналах про гомов, а тут — мы с тобой как нарисованные. У баб ведь как? — страшный, кривой, косой, бицепсы как у Шварца — значит, ортодокс, чуть посмазливей — гей!

— Может, ты и прав. Слушай, Жень, давно ты фотограф и стилист? — Мамедов решил, что пора переходить к делу.

— Ты имеешь в виду в «Олл старз»?

— Да.

— Два года, а что?

— Беспалова Мария у вас работала?

— Так ты что, из милиции? — насторожился Евгений.

— Почему сразу — из милиции?

— Хочешь страхи мои развеять? Я вот сижу тут, с тобой болтаю, а сам думаю: что это вдруг он такой добрый? Так это, значит, у вас теперь подход такой? Раньше корки красные в морду — и шабаш, а сейчас у вас вон какие методы — напоить, обогреть…

— Прекрати этот треп! Я тебе еще раз говорю: к милиции я никакого отношения не имею! Я что, на мента похож?

— Не похож, для мента у тебя внешность слишком неординарная… — замялся Женька.

— Так работала у вас Беспалова?

— А что это ты ей интересуешься? — В карих Женькиных глазах опять появилось недоверчивое выражение.

— Расследование одно провожу. — Уклончиво ответил Мамедов.

В эту минуту им принесли заказ. Все та же рыжая официантка, как робот, выставила содержимое подноса на стол и, не удостоив приятелей взглядом, направилась к соседнему столику, где томилась ожиданием немолодая парочка.

— Ну и мымра! — не удержался от нелестного замечания по адресу официантки Женька. — Человек более впечатлительный распростился бы с аппетитом, пообщавшись с этой корягой!

Окинув критическим взором цыпленка, он принялся не спеша протирать салфеткой вилку. Алискер молча приступил к салату из крабов.

— Расследование, говоришь? — Замешкавшийся было Евгений как будто осмелел.

— Вот мои корочки. — Алискер положил на скатерть свое удостоверение.

— Частный детектив? — Женька с уважением посмотрел на Мамедова. — А че ж ты сразу не сказал?

— Налаживал личные контакты, — иронично отозвался Алискер.

— При помощи водки и краковской?

Мамедов улыбнулся. Женька ему решительно нравился.

— Давай лучше про баб поговорим, а?

— Про Беспалову.

— Ну, работала она, работала, а потом — бац! — перестала, — цинично усмехнулся Евгений.

— Я серьезно. Расскажи о ней.

— Классная девка была! Только со вкусом не очень дружила. Ну, правда, после того, как я дал ей несколько дельных советов, кое в чем разбираться стала. Без ложной скромности, — Женька с усмешкой посмотрел на Алискера. — Приехала она в Тарасов из Красногвардейска. Есть такой глухой, но милый сердцу уголок…

— Жень, ты мне глубоко симпатичен, но…

— Насколько глубоко? — Женька рассмеялся, хитро прищурив глаза.

— Без поясничанья, можешь? — Алискер смерил его строгим взглядом.

— Могу. А что ж мы коньяк не пьем?

— На дессерт оставим.

— В общем, приехала она из провинции. Девка видная, высокая, двигалась неплохо. По мне — поработать с ней серьезно — любой Тарлингтон сто очков вперед бы дала! Фотогенична, трудолюбива. Вот только зазнаваться в последнее время стала и как-то поглупела, что ли?

— Ты ее хорошо знал?

— Я с ней спал. Хотя это, в большинстве случаев, не показатель.

— У тебя с ней роман был?

— У меня почти с каждой из моделей рано или поздно он бывает… — усмехнулся Женька.

— Понятно. — Алискер многозначительно посмотрел на него. — И долго ты с ней спал?

— Тебя это как детектива или как мужика интересует?

— И то, и другое…

— Люблю честных людей! Не долго.

— Что так?

— Какая-то она, говорю тебе, другая стала. Капризная, мелочная, с прикидкой да приглядкой. Исчезла в ней, как бы это сказать, непосредственность, что ли. И осталась одна посредственность, — рассмеялся своему каламбуру Женька, — и в постели тоже… «Все человеческое исчезает с ее лица…» — как сказал поэт. А все-таки странно и даже жутко, согласись, когда узнаешь, что с твоей подружкой, с которой ты еще недавно в постели кувыркался, случается такое…

Женька погрустнел и принял задумчивый вид.

— «…как та пугающая лучшая подруга, что спит с тобой…» — процитировал он после небольшой паузы. Бр-р-р! Лучше поэта никто не скажет. Это Моррисон про смерть написал, — пояснил он, ловя на себе вопросительный взгляд Алискера. — А потом у нее появились деньги. Ох уж эта проза бытия! Не просто деньги, а много денег, по нашим совдеповским понятиям, разумеется.

— Откуда же у нее взялись деньги?

— В том-то и дело, что никто об этом не знал. В общем-то, наши девчонки не бедствуют, но Машка всех перещеголяла. И это учитывая то, что работать стала меньше. То она на больничном, то просто прогуляет. Несколько заказов из-за нее задержали.

— Может, у нее спонсор какой появился? — Мамедов поднял глаза от тарелки с салатом.

— Может быть, — пожал плечами Евгений, давая понять, что ему сие неизвестно.

— А где она жила?

— Машка приехала в Тарасов со своей подружкой, Ольгой. У той мордашка ничего, только ростом не вышла для модели. Так вот, они сначала вместе комнату снимали недалеко отсюда, а как у Марии деньги появились, она на квартиру переехала, а подружка так и осталась в комнате. Она потом секретаршей в какую-то фирму устроилась. Вообще, она с головой дружит, в отличие от Беспаловой.

— А что, та совсем уж дура была?

— Ну, дурра — не дура, — Евгений положил обглоданную цыплячью косточку на край тарелки, — витала где-то в облаках, ждала манны небесной. Мечта у нее была, уехать заграницу. Она даже загранпаспорт сделала, — он невесело усмехнулся, — уехала.

— Как ты говоришь, фамилия ее подружки?

— Рыбакова.

— Говоришь, она недалеко живет?

— Я точного адреса не знаю, если хочешь, после обеда дойдем до нее. Я был там пару раз, когда они еще вместе с Машкой жили. Так ты что же, ее убийцу ищешь?

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Мамедов, — а как она погибла, ты не знаешь?

— Ее нашли в подъезде дома на улице Тараса Бульбы. Ножевое ранение в живот. Сосед возвращался домой, а она у лифта лежит. Он скорую вызвал, но до больницы ее не довезли.

— Она там жила?

— Никто этого не знал. Она, оказывается, туда недавно переехала.

— Может быть, захотела жить поближе к работе? — предположил Мамедов.

— В том-то и дело, что это не ближе. Главное, никому об этом не сказала.

— Не знаешь, у нее ничего не пропало?

— Серьги и цепочка остались на ней, а вот пустую сумку нашли в двух кварталах от дома.

— Откуда такие сведения, Жень? — недоверчиво посмотрел на него Мамедов.

— Да нас же всех там опрашивали, кто где был тридцатого апреля вечером.

— Проверяли алиби…

— Вот-вот. Ну так потихоньку все и прояснилось, или почти все.

— А в вашем агентстве она с кем-то дружила?

— Характерец, надо сказать, у нее был не ахти какой! Пожалуй, ближе всех она была с Любкой Городницкой и Оксаной Цой.

— А где их можно увидеть? Ты адреса их знаешь?

— Да зачем тебе адреса? Приди завтра с утреца, они все в агентстве должны быть.

— Хорошо. — Мамедов добавил немного коньяка в кофе и поднял рюмку с остатками напитка.

— Ладно, — Женька поднял свою рюмку, — давай помянем Марию, — и одним махом опрокинул содержимое в рот.

— Ну что, — Мамедов вопросительно посмотрел на него, — пошли?

— Здесь направо, — Женька, сидевший на переднем сиденье рядом с Алискером, показал пальцем, куда свернуть, — тормози, приехали.

Мамедов остановил «Ниву» на тихой улочке недалеко от центра, застроенной старыми одно— и двухэтажными домами. Выйдя из машины, они прошли во двор, в дальнем конце которого стоял новый туалет из свежеструганных досок.

— Удобства во дворе, — произнес Мамедов.

Две огромные немецкие овчарки при их приближении беспокойно забегали за забором из сетки рабицы, и вскоре двор огласился их злобным лаем. Женька подошел к низкой деревянной оградке с покосившейся калиткой и, перегнувшись, снял крючок. Он вошел в крохотное пространство палисадника, куда выходили две двери. Приблизившись к правой, надавил кнопку звонка.

— Навряд ли она сейчас будет дома, — Женька надавил на кнопку еще раз.

— Давай спросим соседей, — Алискер поискал глазами звонок у левой двери и, не найдя, постучал в маленькое окошечко.

За дверью раздались шаркающие шаги, но прежде чем она открылась, прошло еще не меньше минуты. Когда же дверь со скрипом отворилась, Алискера обдало запахом рыбы и еще какой-то кислятины. Поморщившись, он сделал шаг назад.

Сгорбленной старухе, появившейся в проеме, можно было дать лет двести. Совершенно непонятно было, во что она одета: голова повязана пестрым платком, платок побольше прикрывал ее старческие плечи, несколько юбок, как у цыганок, торчали одна из-под другой. Двигалась она с большим трудом, но подслеповатые слезящиеся глаза смотрели на Алискера с живым интересом.

— Мы ищем Олю, — произнес Алискер, указывая на соседнюю дверь, — она здесь комнату снимает.

Возле бабкиных ног, обутых в старые кожаные тапки, отороченные мехом, терлась пара кошек.

— А-а? — старушка приложила сложенную рупором ладонь к уху.

— Мы ищем вашу соседку, — наклонившись к ней, крикнул Мамедов.

— Нету ее, — поняла, наконец, старушка.

— Когда она будет?

Овчарки у дома напротив немного успокоились и теперь только порыкивали.

— Не знаю, милый, ее уж, почитай, два дня как нету.

— Два дня? — Алискер сделал удивленное лицо, — а где же она? Может, загуляла, а?

— Все может быть, — философски заметила старушка, — только раньше она так надолго не пропадала. Да вы уж не первые, кто ее разыскивает. Вчерась тоже двое приходили.

— Наверное, приятели, — как можно громче произнес Мамедов.

— Может кому и приятели, только не Оле.

— Это почему же? — спросил Мамедов.

— Потому, — старушка наклонившись, погладила своих кошек, — вот взять к примеру вас, сразу видать, люди порядочные. А энти приперлись ни свет ни заря, весь двор перебаламутили, я с ними даже разговаривать не стала. Тьфу, — старушка в сердцах плюнула на порог.

— Понятно, — задумчиво произнес Алискер, — а как хоть они выглядели?

— Эти двое-то? Ну, знамо как выглядели, как уроды какие. В костюмах с ненашенскими надписями, в глазах туман, на головах ежики. Тьфу, как после пятнадцати суток.

— Ага, бритоголовые, значит? — решил уточнить Мамедов.

— Во-во, милай, совсем безголовые, — согласилась старушка, — а вы что же, Олины приятели?

— Приятели, — Мамедов достал из кармана визитную карточку и вложил в старческую руку, — у меня к вам будет просьба: передайте это Оле. Попросите ее позвонить, скажите — это очень важно!

— Передам, милок, че ж не передать, — старушка снова потрепала кошек по загривкам, — как только ее увижу, так сразу и передам.

— Спасибо вам, бабушка, вас как звать-то?

— Бабой Верой меня здесь кличут, люди хорошие и за хлебом и за молоком мне ходят, и животным моим рыбки приносят.

Она, похоже, еще долго могла бы рассказывать о своей жизни и о помощи сердобольных соседей, но Алискер с Женькой попрощались с ней и пошли к машине.

Женька попросил отвезти его домой.

— Поехали, — сказал Алискер и нажал на педаль акселератора.

На обратном пути Алискер заскочил в «Сигму-А», поинтересовался, не приняли ли они решения по поводу установки дверей и сигнализации.

— Пока думаем, — заместитель директора, плотный усатый мужчина с плешью вяло покуривал, сидя за огромным столом.

— Если возникнут какие-то сомнения, сразу звоните, — Алискер даже не присел, — с прошедшими вас.

— Ага, — ответил зам, встал и, подойдя к холодильнику, достал две бутылки пива, — не хочешь?

— Благодарю, я за рулем. Ну так до встречи? — попрощался он.

Когда он поъехал к офису «Кайзера», часы на приборном щитке его «Нивы» показывали половину четвертого. В конторе было тихо и прохладно как на осеннем кладбище.

— Привет, Алискер, — Антонов-старший вышел из дежурки.

— Здорово, Шурик, — Мамедов пожал протянутую ему руку, — ты сегодня дежуришь?

— Да, сегодня с Маркеловым.

— Как у Валандры настроение?

— С утра к ней патрон заходил, а после его посещений, сам понимаешь, какое может быть настроение.

Затрахала меня мещеряковская въедливость. Ну что человеку спокойно не сидится? Все-то ему нужно знать, во все сунуть свой мясистый нос. Ну, понятно, достала тебя дома жена, так приди на работу, возьми книжку какую и отдыхай от дома. Так нет же, надо на мне отыграться! Подумаешь, мэр его не поставил в известность, напрямую ко мне обратился! Так работа у меня такая, деликатная. Ты скажи спасибо, что я тебя в известность поставила.

Никакой личной жизни. Откуда-то узнал про Виктора! Я же не бегаю за ним по подвальчикам. Прошлый раз все совершенно случайно получилось, ей богу. Возвращалась домой после десяти вечера, забыла Максу мюсли его любимые купить, спустилась в этот магазинчик, он круглосуточно работает, а там шеф собственной персоной! Водочки уже принял и пивом ее, родимую, запивает. Ладно бы еще заведение было приличное. Два ободранных стола, вокруг которых трутся недоросли из ближайшего общежития. И Мещеряков. В помятом, как всегда, костюме, да еще продавщице глазки строит.

Но это же его дело. Я-то ему ни словом об этом ни обмолвилась. А он запомнил. Вот теперь и расхлебываю. Вообще-то как профессионал, администратор он свое дело знает. Ну создал структуру, которая приносит тебе стабильный немалый доход, и отдыхай! Так нет же, ему надо и мою жизнь наладить.

Я отложила тетрадь и ручку и закурила.

Взгляд Вершининой скользнул по висевшему над журнальным столиком портрету Ларошфуко кисти одного тарасовского «пикассо». Полотно было подарен Валандре мужским коллективом «Кайзера» на Восьмое марта и с тех пор не переставало забавлять ее или раздражать — смотря по настроению. Сейчас его барометр замер где-то на нуле. Волна недовольства дотошностью Мещерякова схлынула, но во рту оставался неприятный привкус досады.

Как раз за этим «смакованием» и застал ее Мамедов. Постучав в дверь, он толкнул ее и вошел в кабинет.

— Валентина Андреевна… — Мамедов застыл посреди комнаты.

— Садись, Алискер, что у тебя?

— Ситуация следующая, — он снял плащ и, перекинув его через спинку стула, подсел к столу, — Беспалову убили в подъезде дома по улице Тараса Бульбы, где она незадолго до этого сняла квартиру. Прежде она жила на улице Рыжова сорок пять дробь девятнадцать. Мне кажется она…

— Не торопись с выводами, Алискер, — прервала его Вершинина, — давай сначала факты.

— Почему-то она поменяла жилье, и через несколько дней ее убили.

— Как это произошло?

— Ударили ножом в живот.

— Оружие нашли?

— Не знаю, сегодня у многих нерабочий день. Мне удалось поговорить только с фотографом «Олл старз»…

— И все? — в голосе Вершининой появилось недовольство.

— Нет. Еще я нашел дом, где снимает квартиру Ольга Рыбакова. Она приехала в Тарасов вместе с Марией, и они там сначала жили вдвоем.

— И что же? — Вершинина достала из пачки «Кэмела» сигарету и закурила.

— Соседка Рыбаковой сказала, что та уже два дня не появляется дома и что кроме нас ей интересовались бритоголовые ребята.

— Так, так, — Вершинина на минуту задумалась, выпуская дым через тонкие ноздри, — отлично, очень хорошо.

— Не понял, — черные брови Мамедова вопросительно округлились.

— Ну как же, Алискер… — она покрутила сигарету в пепельнице, — а тебя еще Визирем прозвали! За что спрашивается?

Мамедов некоторое время растерянно смотрел на начальницу, потом хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну вот, — улыбнулась Вершинина, — я была уверена, что ты знаешь, о чем я говорю.

— Вы хотите сказать, что если кто-то разыскивает подружку Марии Беспаловой, значит, негативов у них нет?

— Конечно, Алискер. Теперь выиграет тот, кто быстрее найдет Ольгу Рыбакову. Мне кажется, ниточка тянется к ней. И еще. Если мы предполагаем, а нам приходится это делать, что негативы были у Марии, то как ты думаешь, стали бы убивать Беспалову, не найдя у нее негативов?

— Думаю нет, но что нам это дает?

— А то, что ее убил не тот, у кого эти негативы украла Беспалова, а кто-то еще, кто украл их у Беспаловой.

— Получается, что действует не одна команда, а как минимум две?

Вершинина кивнула головой.

— Не считая нас. И негативы сейчас находятся у убийцы Беспаловой. Если мы найдем убийцу, найдем и негативы.

— А какую роль в этой игре вы отводите Рыбаковой?

— Одно из двух: либо она знает о местонахождении негативов и скрывается ото всех, либо негативы у нее, и она тоже должна скрываться.

— А может быть, Рыбакова просто оказалась втянутой в это дело, как подружка Беспаловой, и эти бритоголовые ее запугали до такой степени, что ей приходится скрываться?

— Эта версия тоже имеет право на существование, но здесь есть одно «но». Когда, ты говоришь, убили Беспалову?

— Тридцатого.

— Тридцатого… — повторила Валандра, — а Рыбакова пропала только два дня назад… Больше недели она спокойно жила себе на прежнем месте, и никто ей не интересовался…

Вершинина смотрела прямо перед собой, напряженно о чем-то размышляя. Так прошла одна минута, две, три. Наконец она посмотрела на Мамедова.

— У Беспаловой пропало что-нибудь из вещей?

— Золото осталось на ней, а сумку нашли в нескольких кварталах от места убийства. Что у нее было в сумке, я не знаю.

— Ладно, — Вершинина махнула рукой, — содержимое сумочки не так уж и важно для нас. Что ты еще узнал о Беспаловой?

Мамедов пересказал ей свой разговор с Женькой.

— Значит, он говорит, что у нее стали появляться большие деньги? Надо узнать их источник. Теперь по Рыбаковой. Ты обратил внимание, что у нее за замок на входной двери?

Вечером в конторе остались только Антонов-старший с Маркеловым и Алискер. Шурику с Вадимом предстояло нести ночную вахту у пульта. Алискер готовился к ночному вояжу.

— Слушай, Алискер, — Вадим крутанулся в кресле и затормозил носками ботинок, — я имею в виду не какой-то конкретный случай, а вообще.

— Чего? — переспросил Мамедов.

— Ну вот, ты знаешь, нам иногда приходится проникать в чужие квартиры, ну там «жучка» установить, камеру приспособить или там обыск…

— Ну и что?

— Это ведь незаконно?

— Вообще-то, незаконно. Ну и что?

— Как ты к этому относишься? Ты думаешь, если тебя или кого-то из нас застукают, Валандра что-нибудь сделает, чтобы помочь нам?

— Я думаю, что не надо попадаться, — уклонился от прямого ответа Алискер.

— Нет, ты скажи, стоит нам так рисковать из-за не слишком-то больших денег?

— Мы же не воруем… И потом, что тебе зарплаты не хватает?

— Человеку всегда не хватает, но я не об этом. Я о морально-этической, так сказать, стороне…

— Ну что ты ко мне пристал со своей моралью! Мне еще работать сегодня. Но раз уж ты спросил, могу сказать тебе свою точку зрения. По букве закона — это, конечно, нарушение, а по духу — ничего особенного я в этом не вижу. В конце концов, мы раскрываем преступления и преступления серьезные. Устраивает тебя это?

— Честно?

— Честно.

— Вообще-то, не очень.

— Ну, это твое дело, — Алискер посмотрел на часы, — скоро одиннадцать, мне пора.

Он подошел к телефону и набрал номер Ганке.

— Валентиныч, я выезжаю, буду у тебя минут через десять, ты готов?

— А что мне готовиться, взял чемоданчик и все, — бодро ответил Валентиныч.

— Тогда выходи, от тебя заедем за Колей.

— Ты ему позвони, он, кажется, хотел на своей машине ехать.

— Ладно, я ему объяснял, где это находится, пусть на своей едет. Ну все, хоп.

— Хоп, — Валентиныч повесил трубку.

— Я поехал, — Мамедов махнул рукой дежурным и вышел во двор.

На него повеяло какой-то осенней сыростью. Погода стояла совсем не майская. Небо было затянуто тучами. Холодный пронизывающий ветер пытался пробиться сквозь их чернильно-серое волокно. Подхваченные неожиданно налетающим шквалом ветра ветви деревьев протяжно скрипели и раскачивались, шумя первой весенней листвой.

В воздухе пахло дождем и унынием. Мамедов поежился, поднял воротник плаща и направился к машине. Освещенная тусклым мигающим светом фонаря, «Нива» выделялась на фоне неприветливых сумерек светлым пятном.

Запустив двигатель, Мамедов дал ему прогреться пару минут и, плавно отпустив педаль сцепления, выехал на пустынную дорогу. Только сзади осталась недвижно стоять какая-то машина с выключенными габаритными огнями. Как только он начал набирать скорость, фары этой машины трижды включились и погасли.

«Кому это он семафорит?» — подумал Мамедов и в свете фар «Нивы» увидел двигающийся по встречной полосе самосвал.

«Что они все без света-то ездят? Ментов на них нет!» — успел подумать Мамедов и скорее инстинктивно, чем сознательно крутанул руль вправо.

Ему пришлось это сделать, чтобы не оказаться смятым встречным грузовиком, который, неожиданно для него, выехал на правую сторону. Благодаря этому маневру ему удалось ослабить силу удара, который пришелся в заднее колесо по касательной. Мамедов, почувствовав острую боль в плече и одновременно в левой части головы, на какое-то мгновение потерял сознание.

Самосвал, зацепившись чем-то за колесо и протащив «Ниву» метров двадцать, остановился, и Алискер увидел, как из него метнулась тень к подъехавшей сзади машине. Затем взвизгнула резина на асфальте и мощный двигатель легковушки унес ее прочь. Громада самосвала нависала над водительской дверью.

«С этой стороны не выбраться!» — подумал Мамедов и попытался сдвинуться вправо. Тут сознание снова покинуло его. Он не слышал, как надрывался в кармане его сотовый, и вообще ничего не слышал.

Наступило время представить самого старшего из обитателей дежурки. Ганке Валентин Валентинович, прошу любить и жаловать. Если бы вы случайно столкнулись с ним на улице, вы, без сомнения, прониклись бы к нему доверием. У него солидная внешность преуспевающего бизнесмена.

Гардероб Ганке, точно так же, как и его внушительная наружность, производит на обывателей самое благожелательное впечатление. Как иронично выразился Толкушкин: от Валентиныча за версту несет благонадежностью.

Спокойные манеры, взвешенные суждения, чувство собственного достоинства, уверенная, неспешная походка, гордая осанка, присущая ему степенность и аккуратность во всем, его ухоженная седеющая шевелюра и усы, в общем, весь его облик вкупе с безупречного покроя плащами, пальто и костюмами не могли не отозваться в пугливых душах местных филистеров уважением, а в трепетных сердцах старых дев и вдовствующих матрон — тайной надеждой.

Но если бы только они знали, что за этой импозантной внешностью, как за ширмой, скрываются замашки медвежатника, перед виртуозными манипуляциями которого не может устоять ни один замок! Прошлое каждого человека хранит немало загадок, прошлое Ганке включало в себя двусмысленный опыт вскрывателя чужих замков, будь то замки дверные или сейфовые.

Предки Валентиныча были родом из Вестфалии. В массовом сознании обывателей немецкий народ награждается эпитетами «трудолюбивый», «педантичный», «скрупулезный».

Ганке и был таким, чем вполне устраивал меня. Свой талант медвежатника Валентиныч теперь, как он говорил, использовал в мирных целях.

В каких таких, мирных? — спросите вы. Починка и наладка заклинивших или сломанных замков, вскрытие опять-таки чужих замков, когда речь идет об обыске, установка подслушивающих устройств, срочное вскрытие сейфов при утере ключей их хозяевами и так далее, и тому подобное.

Вершинина отложила тетрадь и устало откинулась на взбитую подушку. Максим был уже в постели, но Валентина знала, что он не спит. Сегодня к нему пришлось применить драконовские меры. Дело в том, что вечером позвонила классный руководитель Максима и пожаловалась на его плохое поведение. Успеваемость тоже оставляла желать лучшего. Вершинина, конечно, отдавала, себе отчет в том, что у мальчика переходный возраст, когда процессы, происходящие в организме, способны даже в самом робком, спокойном и послушном ребенке вызвать бурю протеста и разрушительных эмоций.

По мнению Валентины, проделка сына, из-за которой тот схлопотал «неуд» по поведению, была вызвана и просыпающимся в этом возрасте интересом к женскому полу, что выражается зачастую в непонятной взрослым агрессивности по отношению к объекту увлечения. Ревность, обида, уязвленное самолюбие — таковы были слова, при помощи которых Вершинина пыталась отыскать ключ к создавшейся в классе сына ситуации.

Максим подрался со своим одноклассником. Яблоком раздора послужила Астафьева Света, посмевшая предпочесть Максиму Жору Шерозию. Раскипятившийся Максим отдубасил Жору, а заодно надавал оплеух и своей пассии. В общем, слезы, слюни, сопли. Софья Марковна выразила горячее сочувствие к пострадавшим и живейшее желание как можно скорее встретиться с мамой Максима.

Что же касается успеваемости, Вершинина знала из-за чего интерес сына к школьным дисциплинам заметно поугас. Причиной тому был компьютер, за которым Максим готов был проводить дни и ночи напролет.

Вершинина была наслышана о так называемой компьютерной наркомании и очень беспокоилась за сына.

Единственно, что ее успокаивало, — это мысль, что, как правило, выдающимися людьми становятся те, кто в школе учился посредственно.

От невеселых размышлений Вершинину оторвал телефонный звонок. Она нагнулась к аппарату, стоявшему на тумбочке, и сняла трубку. Звонил Ганке.

— Валентина Андреевна, у нас проблема.

— В чем дело, Валентиныч?

— Алискер куда-то пропал.

— Что значит, пропал?

— Он связался со мной без десяти одиннадцать, сказал, что выезжает, и все. Я позвонил в контору, Вадик сообщил, что он выехал, сразу, как только переговорил со мной. Его сотовый не отвечает. Будем отменять операцию?

— Не отвечает как? Блокирован?

— Нет, сигнал проходит, просто не отвечает.

— С вами кто должен был ехать?

— Николай. Он уже на месте, только что сообщил.

— Так, Валентиныч, у нас нет времени откладывать мероприятие. Связывайся с Колей и дуйте вместе с ним. Действуйте по обстановке, на рожон не лезьте. Понял меня?

— Что искать-то? — спросил Валентиныч, — Алискер нас не проинструктировал.

— Любые адреса: в записных книжках, на конвертах, открытках — это во-первых, все, какие есть, фотографии, это во-вторых, в-третьих, и самое главное — это негативы. Ну и, если будут, личные документы, бланки, все, что может сказать о работе. Окей?

— Окей.

«Куда делся Мамедов?» — Вершинина поставила телефон на колени и позвонила в контору.

— Вадик? Это Вершинина. У тебя там должна быть машина.

— Конечно, Валентина Андреевна, мы ж на дежурстве.

— Какой дорогой должен был поехать Алискер к Валентинычу?

— Налево до улицы Тухачевского, дальше прямо, особо не пофантазируешь.

— Садись в машину и езжай по этому маршруту. Все понял?

— Понял.

— Давай, быстро, — она нажала на рычаг телефона и набрала номер Мамедова.

Один гудок, два… пять… десять… Вдруг трубка ожила и незнакомый Вершининой голос ответил:

— Да.

— С кем я разговариваю?

— Сержант Мирзоев, — с акцентом представился говорящий.

— Это телефон Алискера Мамедова. Что с ним?

— Ваш приятель попал в аварию, сейчас им занимаются врачи со скорой.

— Он жив?

— Когда вытаскивали его из машины, был вроде бы живой, — бесцветным голосом ответил сержант.

— Узнайте, пожалуйста, что с ним, — взволнованно попросила Вершинина.

— Некогда мне, работать надо, — ответил Мирзоев и отключился.

«Твою мать», — выругалась Вершинина и стала набирать номер Маркелова.