Все связано

— Не нужно, — говорю ей я. — Мы в ударе, а с этим шутить нельзя. С этим кубиком итак все нормально.

Тут у меня в кармане жужжит телефон. В сообщении от Кейт говорится, что девочки, наконец, готовы и уже направляются в казино.

Девушка с самолета наклоняется к моему плечу и заглядывает в мой телефон.

— Милый малыш. Твой?

Она говорит о фотографии Джеймса у меня на экране. Я сделал ее несколько недель назад, когда пытался накормить Джеймса пастой. Ему не нравилась еда, и он сказал мне об этом, намазав всю эту фигню себе на голову.

— Да.

Она приближается к моему уху и перебивает меня.

— Нам не нужно играть в эти игры. У меня есть номер в отеле, который ждет нас в паре кварталов. Я хочу тебя. Очевидно, что ты хочешь меня. Хватит сопротивляться уже.

Я отклоняюсь назад.

— Разве мы забыли принять наше лекарство сегодня утром?

Она смеется. Звучит, как Норман Бейтс, правда? На протяжении всей моей развратной жизни до Кейт, я сталкивался с приличной долей Рокового Влечения, с женщинами Я-никогда-не-трахну-вас-даже-если-вы-так-сексуальны-но-очевидно-что-вы-психопатка. Таких женщин полно, и заметить их не трудно. Я был мастером избегать и убегать от их фанатичных лап.

Но, кажется, я потерял сноровку. Потому что прежде чем я могу ее остановить, она выхватывает у меня из рук телефон и отходит на несколько шагов назад.

На моем лице и в голосе появляется злость.

— Отдай сюда мой чертов телефон.

Она улыбается.

— Иди и получи его, — она запускает мой телефон себе в платье.

Вы должно быть шутите. Я поворачиваюсь к Мэтью.

— Я так понимаю, ты не хочешь помочь мне с этим?

Он смотрит на свои фишки, потом опять на меня.

— Друг, тут должно быть что-то грандиозное сейчас.

Ну, конечно.

Вы когда-нибудь видели фильм Флэш Гордон? Знаете, там есть сцена, когда Флэш должен запихать свою руку в дырку в камне? Ту самую, где сидела фантастическая змея с клыками, которая только и ждала, чтобы его цапнуть? Вот примерно так я себя сейчас и чувствую.

Я щелкнул своим костяшками и потряс руку.

— Прикрой меня.

Потом я запускаю руку в ее декольте. Как только можно, стараюсь избегать физического контакта, но у нее узкое платье. У самого входа, я понимаю, что у девицы сделанные груди. И кольцо в соске.

Не судите меня. Ради бога, разве я выгляжу так, будто мне это нравится?

Ненормальная стюардесса, с другой стороны, кажется, наслаждается всей этой херней, если судить по ее стону.

— Ооооо, как приятно. Немного левее.

Я закатываю глаза и пытаюсь найти счастливое место. А потом, происходит самая невероятная вещь. Или, абсолютно вероятная, зависит от того, как на это посмотреть.

— Какого черта здесь происходит?!

Хотите знать, чей это голос?

Мне даже не надо поворачиваться, но я это делаю.

— Кейт!

Я качаю головой, изо всех пытаясь сил не верить в происходящее.

— Это не то… Я не…

Да, моя рука все еще по локоть внутри платья этой девицы.

Я ее выдергиваю.

И спираю на нее, как старшая сестра, обвиняющая младшую, что та надела ее любимый свитер:

— Она отобрала у меня телефон и не отдает его.

Чувствуя, что я в большом дерьме, Уоррен и Джек подходят, чтобы поглядеть на шоу. Мэтью продолжает играть.

Кейт с напыщенным видом идет вперед, протягивая руку и при этом метая искрами на женщину.

Психопатка закатывает свои глаза и вытаскивает из платья телефон. Кейт достает из сумочки бутылочку с антибактериальным раствором и сбрызгивает им телефон. Потом вытирает салфеткой и возвращает его мне — сбрызгивая еще и мою руку на всякий случай.

После этого, все раздражение Кейт оборачивает вновь против стюардессы. У нее тихий голос, но чрезвычайно серьезный.

— Я стерпела это дерьмо в самолете, потому что не хотела провести первые часы своего отпуска под стражей воздушной полиции. Но сейчас мы не в самолете.

Кейт поднимает свою левую руку.

— Видишь кольцо? Это значит, что я принадлежу ему. А тату с моим именем на его плече значит, что он принадлежит мне. Весь он. Его член — это компас. И я прямо на севере — он показывает только на меня.

Что ж, это не то, что вы слышите каждый день.

— Поэтому прямо сейчас ты исчезнешь. Или я пну тебя под зад так, что ты окажешься на другом конце этого казино. И, наверно, ты захочешь оглянуться по сторонам, потому что это чертовски огромное казино.

Стюардесса прищуривает глаза, когда отвечает. И трясет головой, что выглядит очень глупо, но означает, что она готова к войне.

— Думаешь, ты можешь со мной справиться? Ты и кто еще, сучка?

Эрин подходит и встает рядом с Кейт.

— Я.

Психопатка ржет — и я как бы не виню ее. Даже на каблуках, Эрин ниже Кейт сантиметров, так, на пять. Вместе, они не кажутся девочками, внушающими страх. Пока не появляется Ди-Ди. И хотя ее физические данные не далеко отличаются от Кейт и Эрин, возмущенный, неуравновешенный взгляд в ее глазах — совсем другое дело.

Я дрожу.

Психопатка твердо стоит на земле, но ее выражение уже менее уверенно. А потом появляется вишенка на торте. То есть моя сестра — которая ростом на фут выше остальных девочек, как могущественная Амазонка.

У нее устрашающая улыбка.

— Учитывая мои бушующие гормоны, я бы с радостью выдрала эти дешевые патлы из твоей головы и прибила бы их к своей стене в качестве трофея.

Теперь Психопатка и правда выглядит напуганной. Она смотрит по сторонам, в поисках пути к отступлению. Моя сестра сама качает головой.

— Не надо искать своих подружек. Они отправились к более толстым и более тупым целям.

Долорес сжимает кулаки.

— Сырок остался в одиночестве, — принюхивается она. — И он воняет. Когда-нибудь слышала о женском издевательстве? Может, хочешь попробовать?

Как бы смешно и… невероятно сексуально… ни было наблюдать за всей этой ситуации, я не хочу, чтобы Кейт из-за меня связывалась с этой ненормальной. С нее и так уже достаточно. Поэтому я иду по пути наименьшего сопротивления и хватаю охранника.

— Мы гости из главной виллы, а эта… личность, — показываю я на Психопатку, — преследует меня и мою невесту. Я бы хотел, чтобы ее даже близко не было, немедленно.

Психопатка не совсем согласна.

— Вы не можете этого сделать!

— Я только что это сделал.

Охранник проверяет мой гостиничный ключ.

— Простите за беспокойство, мистер Эванс.

Затем он строго ей говорит:

— Вам надо пройти со мной, мисс.

— Что? Нет. Я знаю свои права! Не прикасайся ко мне!

Потом появляются еще охранники, она снова визжит, будто ее режут. Прежде чем ее утащить, она выплевывает в мою сторону последнюю угрозу:

— Это еще не конец, придурок!

Как дружелюбно.

Потом она исчезает. Но самое интересное еще не закончилось. Вот — прямо сейчас — моя любимая часть.

Потому что Уоррен говорит:

— Надо было врезать этой сучке, Кейти. Давно тебя не видел такой.

Его блондинистая подружка может быть и без мозгов, чтобы понять, что к чему, но она преданный друг.

— Эй, это моя подруга! Идиот.

А потом…

Шлеп.

Влепила ему прямо по лицу. Так сильно, что там остался красный отпечаток.

И с драматичный видом отправилась прочь. Держась за свою пылающую щеку, Уоррен смотрит на меня и говорит:

— Страшные девчонки так сильно не дерутся.

Когда веселье утихает, все разбиваются на пары, чтобы поболтать или продолжить игру. Мы с Кейт остались относительно наедине.

— Что там Билли сказал про страшных девчонок? — спрашивает она.

Я машу рукой.

— Да, не важно. Давай лучше вернемся к той части, где мой член — это компас, а ты прямо на севере.

Она закрывает рукой глаза.

— Не могу поверить, что это сказала.

Я убираю ее руку.

— Не стесняйся. Я очень горд. Просто из любопытства — мы говорим об ужасно огромном компасе, верно?

Кейт пихает меня в плечо.

— Хватит напрашиваться на комплименты. Давай поговорим о стюардессе, которая следила за тобой — мне нанять для тебя телохранителя?

Только сейчас я обращаю внимание на ее наряд. Черная мини юбка, черные сапоги до колена на высоком каблуке, и сверкающий яркий топ, который не оставляет места для воображения.

Сногсшибательна.

Я обхожу вокруг нее, как хищник, который ходит кругами вокруг своего лакомства.

— Нет, но глядя на твой наряд, я сам задумываюсь нанять для тебя кучу телохранителей. — Я показываю пальцем на розовую, расшитую блестками корону на ее голове. На ней написано Будущая Невеста. — Это твой охранник.

Она тоже к ней прикасается.

— Тебе нравится, правда?

Я хочу превратить это в игру. Посмотреть, как долго Кейт сможет держать эту корону на голове, пока я буду делать с ней вещи, которые не выразить словами.

— Очень.

— Ди-Ди ее сделала для меня.

Я пожимаю плечами.

— Даже сломанные часы правильно показывают время два раза в день.

Сами сломанные часы начинают орать.

— Так, дамы — прибыла наша тачка!

Мэтью собирает наш выигрыш. Я держу Кейт за руку, когда мы вместе идем через казино. Мэтью и Долорес шутливо о чем-то спорят, когда мы подходим к лобби.

— Я не собираюсь извиняться, — говорит он ей дразнящим тоном.

— Хорошо. Помни об этом, когда в следующий раз ты будешь в настроении поиграть в фотографа и обнаженную модель — а я скажу тебе послать к черту твою камеру.

— Я… я все равно не буду извиняться.

Знаю ли я, о чем они спорят? Нет. Хочу ли я узнать? Не совсем.

Мы выходим на улицу через передний выход из отеля. У тротуара припаркован огромный розовый лимузин. Это как здоровенный Пепто-Бисмол ¹⁵на колесах. Внутри пульсирует неоновый свет, а на крыше вращаются сверкающие лампочки.

Я смотрю на Ди-Ди.

— Розовый лимузин? Слишком уж броско.

Она гордо улыбается.

— Это Вегас, малыш — броско — это по-королевски. Нам надо жить здесь на пенсии.

С этим словами она целует Мэтью и начинает удаляться. Не успев сделать и пары шагов, он хватает ее, притягивает к себе и долго, с грубостью, целует ее. Пока она немного ошеломлена, Мэтью улыбается и отправляет ее к лимузину. Эрин машет рукой и следует за ней.

Я кладу свои руки на плечи Кейт, чтобы быть уверенным, что она вся во внимании.

— Не разрешай никому покупать тебе выпивку. А судя по тому, как ты одета, тебя точно попытаются напоить.

Она улыбается.

— Хорошо.

— И не оставляй без присмотра свою выпивку. Кто-нибудь может туда чего-нибудь подмешать, пока ты не видишь.

Да — такое бывает. Когда вы много времени проводили в баре, вы имеете четкое представление о том, как жесток мир — и люди в нем — тоже.

— Есть, папочка.

Я корчу лицо.

— Не называй меня так.

Когда дело касается секса, мне это не нравится. Более того. Вся это фигня, типа «Кто твой папочка?» ломает весь кайф. Это странно — заставляет думать меня о Джеймсе, или о моем отце, и в любом случае… никакого секса, спасибо.

— Дрю, я не какая-нибудь двадцатилетка, которая впервые отправляется в бар. Я могу справиться сама.

К разговору присоединяется моя сестра.

— А если она и не справится — там буду я.

Александра достает из своей большой кожаной сумки различные виды оружия.

— У меня есть газовый балончик, перцовый балончик, строго запрещенный электрошокер, и если все это не поможет… — она вытаскивает десятисантиметровый металлический жезл, который легким движением может достигать размера полицейской дубинки — с шипами на конце. — Я называю это яйцерезкой. Теперь тебе лучше?

Я киваю.

— Да, намного.

— Хорошо.

Она тихонько говорит что-то Стивену, потом Александра тоже забирается в лимузин. Я обнимаю Кейт, пытаясь запомнить это чувство. Ее голова лежит у меня на груди, и она дает мне обещание:

— Увидимся через несколько часов.

Я шучу.

— Никогда не поздно сбежать отсюда. Они нас никогда не смогут догнать.

Она хихикает. Потом поднимает голову и прижимается ко мне губами в мягком поцелуе. Потом бормочет:

— Я тебя люблю.

Я отклоняюсь назад и провожу пальцами по линии ее скул.

— А я всегда буду любить тебя больше.

Она улыбается в последний раз и исчезает в недрах жуткого лимузина.

ГЛАВА 11

Когда автомобиль с девочками уезжает, Мэтью говорит:

— Нам туда, парни.

Он показывает большим пальцем в сторону черного, блестящего, вытянутого лимузина, припаркованного в конце квартала.

Когда мы идем к нему, я спрашиваю Стивена:

— Ты или Александра разобрались со своим дерьмом?

— Э… еще нет. Но ее поведение определенно стало лучше. Я на самом деле никогда не волновался. Твоя сестра любит устраивать спектакли, но все мы знаем, кто на самом деле главный.

Да уж, это моя сестра.

Он бьет себя в грудь.

— Я — мужик.

У меня не хватает духу сказать Стивену, как он заблуждается, поэтому я просто хлопаю его по спине и говорю:

— Да, Стивен. Ты — мужик.

***

Наша первая остановка в Карневино, самом лучшем мясном ресторане Лас-Вегаса, где мы побаловали себя отменным ужином и первоклассным красным вином. Атмосфера была удивительной — высокие потолки, на полу Итальянский мрамор, антикварная мебель. Потом мы отправились в Гавана Клаб — элитный, старомодный бар, где курят сигары.

Именно здесь мы сейчас и находимся. Видите нас? Как мы сидим на мягких кожаных креслах в той маленькой приватной комнате. Скрученная вручную сигара в одной руке, и стакан с искрящейся янтарной жидкостью — в другой, а над головой кружит сильно душистый дым.

Уоррен закашливается в третий раз.

Я предупреждаю его.

— Хватит затягиваться.

— Ничего не могу поделать, — говорит он отрывисто. — Затяжка — это как рефлекс.

— Тебе лучше что-то «поделать» или вскоре из тебя вылетят легкие.

Я говорю по собственному опыту. Когда Мэтью и мне было по 12, мы стащили у отца несколько кубинских сигар и прикурили их на крыше дома родителей Мэтью. Потом мы с этой крыши блевали дальше, чем видели, едва не попадая в ничего не подозревающих прохожих на тротуаре внизу.

Уоррен пьет свой бренди и корчится.

— Это приобретенный вкус, — говорит ему Стивен. — Ты привыкнешь.

Уоррен смотрит в свой стакан.

— Почему мне этого захочется?

— Потому что, — я широко раскидываю руки, показывая на то, что нас окружает в этой комнате. — Это высокий уровень жизни, дружище.

Он морщит свой нос.

— Думаю, низкий уровень мне нравится больше.

Я беру в рот сигару и говорю с ней во рту:

— И снова, неудивительно.

Джек наклоняется вперед.

— Прежде чем мы отправимся дальше на наше главное мероприятие сегодняшней ночи, может, скажем тост да немного слов в адрес виновника торжества?

Стивен поднимает свой бокал.

— Поддерживаю.

Я улыбаюсь и встаю.

— Ну ладно. Я просто хотел бы сказать всем вам спасибо, что нашли время в своем занятом графике и смогли разделить со мной это знаменательное событие. Если уж уходить с шумом, то я хотел бы рядом с собой иметь вас, ребята, — я бросаю взгляд на Уоррена. — В той или иной степени.

Потом я поднимаю свой бокал.

— В моем случае, тост такой: за лучших друзей, которые только могут быть у мужчины. Спасибо.

Мы выпиваем. Мне хлопают, и я сажусь на место.

Встает Уоррен.

— Что же касается виновника торжества, то я буду первым.

Остальные парни предоставляют ему слово. Он выпрямляется, прочищает горло и с серьезным видом смотрит на нас.

— Я всегда считал себя волком-одиночкой из стаи хищников…

Все падают от смеха. Кто знал, что у Уоррена достаточно мозгов для юмора?

Мэтью бросает в него салфетку.

— Ты украл мою реплику, говнюк.

Уоррен смеется тоже.

— Но серьезно, я был волком-одиночкой… с двумя волчицами. И даже если с Кейт все пошло хреново, когда она повстречалась с Эвансом, все равно все разрешилось. Она счастлива, и это все, чего я могу ей желать. А теперь наша стая объединилась. И теперь в ней больше волков, и волчиц, и волчат… волчата классные. Думаю, я хочу сказать, у меня никогда не было большой семьи… но… теперь я знаю, какого это быть частью такой семьи. Это здорово.

Он поднимает свой бокал в мою сторону.

— Поэтому, я хотел бы выпить за свадьбу Дрю и Кейт. Если ты когда-нибудь разобьешь ей сердце, я повалю тебя на пол и буду держать, пока Ди-Ди будет пинать твои яйца.

Приятное зрелище, не так ли.

Тем не менее, я киваю Уоррену, когда он садится.

Потом встает Джек. Какой-то момент в задумчивости жует свою сигару.

— Я никогда не женюсь. Я привык думать, что Дрю и я на одной волне в этом вопросе. Женщины как бумажные платочки Kleenex — мягкие, одноразовые, удобные для того, чтобы в них кончить. — Все усмехаются. — А потом в нашем офисе появилась Брукс. А так как Дрю умный парень, он сразу понял то, чего остальные из нас не поняли. Кейт не какая-то там обычная тряпочка. Она — носовой платочек. Тот самый, который держат при себе. Тот самый, на котором вышивают свои инициалы. Кейт — хранительница. — Джек смотрит на меня. — А так как ты — один из лучших моих друзей, я правда рад, что теперь ты будешь хранить ее всю оставшуюся жизнь. — Он поднимает свой бокал. — За Дрю — везучего, не заслуживающего этого сукиного сына.

Мы поднимаем свои бокалы и, смеясь, пьем за оригинальный — при этом абсолютно точный — тост Джека.

Следующий — Стивен. Он немного качается, когда встает. Делает глубокий вдох и на мгновение задерживает дыхание.

— Свадьба. Свадьба. Собрала нас всех сегодня.

Мы все засмеялись, кроме Джека. Не думаю, что он смотрел Принцессу-Невесту. Это любимый фильм Кейт, поэтому мне пришлось высидеть его несколько раз. Определенно девчачий фильм — хотя тот парень Иниго Монтойя был тем еще засранцем.

— И любовь, настоящая любовь, будет преследовать вас вечно… — Стивен улыбается и прочищает горло. — Но если серьезно, будучи самым женатым здесь парнем — мой долг предупредить тебя. После свадьбы женщины меняются. Это уже не ужин при свечах и красивое белье, не важно, что там советует Vogue. И секс меняется тоже. Иногда это рутина, иногда невероятно… а иногда, такой извращенный, что трудно представить.

Я закрываю уши. Потому что обычно Стивен держит при себе свои спальные дела с моей сестры. И я именно так это и предпочитаю.

— И когда вы женитесь, самая важная вещь — это не быть влюбленным. Важно быть уверенным в том, что вы женитесь на лучшем друге. Партнере — человеке, с которым вы хотите разделить хорошие времена, дерьмовые и все, что между ними. Ты нашел такого партнера в Кейт. Ты мой лучший друг, Дрю — и я люблю тебя, дружище. Но теперь? Я еще могу и гордится тобой. И я, черт возьми, горд. Поздравляю.

Я в ответ поднимаю свой бокал в сторону Стивену.

— Спасибо, друг. Это много для меня значит.

И это на самом деле так.

Наконец, слово берет Мэтью.

— Наверное, я должен быть самым благодарным за то, что Дрю и Кейт сошлись. Потому что из-за Кейт я познакомился с моей ангельской женой Ди. И хоть иногда она заноза в заднице, что больше уже некуда… она меня дополняет. — Какое-то мгновение Мэтью смотрит вниз на свой бокал, взбалтывая в нем выпивку, а потом снова поднимает свой взгляд. — Я знаю Дрю всю свою жизнь. Мы были, словно… лучшие друзья еще до нашего рождения. Поэтому я много раз видел, как он добивался успеха. Я был рядом, когда он получал лучшие оценки, уваживал лучших клиентов, цеплял самых классных девчонок. И хотя все это время Дрю выглядел… удовлетворенным, но при этом… без удивления. Словно все те достижения были просто… ожидаемы. Он усердно работал, чтобы этого добиться — он всегда этого заслуживал — и он это знал.

Мэтью встречается со мной взглядом и говорит непосредственно мне.

— Но когда ты смотришь на Кейт? Ты выглядишь… благодарным. Признательным. Словно даже если ты знаешь, какой ты говнюк, ты все равно не можешь поверить, что тебе так повезло, что она досталась тебе. И… это, действительно, для тебя хороший взгляд, дружище. — Мэтью поднимает свой бокал. — Я не собираюсь желать тебе счастья, потому что оно у тебя уже есть. Поэтому я просто скажу: Пусть дорога всегда ведет тебя. Пусть ветер всегда дует тебе в спину. Пусть солнце согревает твое лицо. Пусть ты проживешь столько, сколько захочешь, и никогда не столько, сколько проживешь. Пусть ты встретишь поколение детей своих детей. Прожить тебе сто лет и год еще для покаяния. И пусть самый печальный день будущего твоего и Кейт будет не хуже, чем самый счастливый день вашего прошлого.

К тому времени, когда Мэтью заканчивает, меня душат слезы. Я прикончил свою выпивку, чтобы это скрыть. Потом я поднимаюсь и обнимаю его. Это пьяное объятие с похлопыванием по спине и отрыванием его ног от земли.

Хорошее время…

***

После того, как брэнди и сигары закончились, мы выходим на улицу. Мэтью хочет сигарету, как будто сигары еще не достаточно увеличили наши шансы заработать рак легких, по его мнению. Мы направляемся на угол, пока он прикуривает. Через улицу находится пижонский бар, который кажется высокого уровня. Из затонированных неоновых окон доносится громкая, пронзительная музыка, а вся парковка заставлена элитными тюнинговыми спорткарами. Рядом с дверью в бар на лавочке на тротуаре сидит платиновая блондинка с короткими волосами и убийственным телом. Черный темный топ, джинсовая юбка и черные ботинки хорошо это подчеркивают. Она сексуальна, и она одна. Это отличная возможность для Недоумка, чтобы проверить те навыки, которым я с такой доброжелательностью пытался его обучить. Может быть, забраться к ней под юбку. Или, возможно, просто ее заинтересовать.

Любой бы сценарий считался победой.

— Эй, Уоррен, — зову я. — Посмотри. Одинокая девушка, вечером, на улице Лас Вегаса — типичная дева в беде. Может тебе стоит пойти и спросить, не нужно ли ей чего, завести разговор?

Джек соглашается.

— Рыцарское поведение всегда срабатывает.

— Вести себя, как джентльмен — на самом деле очень важно, — говорю я ему.

— Да, ты натуральный белый рыцарь, чувак, — фыркает Джек.

Со смелостью, которую придал ему алкоголь, Уоррен идет через улицу. Он останавливается в нескольких шагах от девушки, что на самом деле умно. Не заставит ее нервничать, врываясь в ее личное пространство. Он сразу переходит к делу.

— Ты — красивая.

Она быстро поднимает свой взгляд, потом хихикает, и также быстро отводит свой взгляд назад.

— Спасибо.

Уоррен чуть-чуть подходит ближе.

— Так… тебя подвезти? Мы не серийные убийцы и ничего такого. Просто несколько парней, тусуемся. И у нас есть лимузин. Ты можешь провести время с нами или мы можем тебя подвезти, куда ты захочешь.

Она поворачивает голову в сторону бара, немного нервничая.

— Я должна дождаться здесь своего друга.

Уоррен садится рядом с ней на скамейку.

— Не знаю, что за мужик может оставить сидеть на улице такую шикарную девушку, как ты. Если бы ты была моей девушкой, я бы никогда так не поступил.

Молодец. Чувствую, что мне надо угостить его конфеткой или погладить по головке.

А потом…

— Что ты сейчас только что сказал?

На этого малыша зарычал здоровенный, светловолосый парень, который только что вышел из бара с четырьмя такими же амбалами. То, что им не доставало росту, было восполнено крепким телосложением — моя мама назвала бы это «широкой костью». Им, наверно, чуть больше двадцати, на одном кепка Университета Невады, другой одет в свитер с греческой надписью.

Парни из братства.

Хотя однажды я был одним из них, я никогда не понимал, какой чертовски отвратительной и противной эта категория студентов может быть до тех пор, пока сам не выпустился. Они олицетворяют фразу молодые, тупые и полные спермы. Потому что они ходят группами, у них это стадное чувство — подстегивать друг друга, орать и пытаться впечатлить друг друга тем, насколько член-о-метров приведут их действия.

Я сразу же подбегаю с Джеком, Мэтью и Стивеном, чтобы проследить, чтобы Уоррена не убили. Кейт это не понравится.

Светловолосая макака номер один пихает Уоррена в грудь. Что самое странное — меня это действительно раздражает.

— Ты говоришь с моей подружкой, лузер?

Он хватает девушку за руку.

— Я говорил тебе подождать меня, сучка — я не говорил тебе, что ты можешь разговаривать.

Я встаю перед Билли.

— Эй, парни — думаю, здесь произошло легкое недопонимание.

— Я не думаю, что тебя это касается.

Я признаюсь.

— Вы не представляете себе, как бы я хотел, чтобы это было правдой. К сожалению, это не так. Мой друг подумал, что этой девушке нужна помощь. Он просто хотел ей помочь, вот и все. Без обид.

— Твой друг обидел меня чертовски сильно, клеясь к моей девчонке. И я собираюсь наказать его задницу. Потом он плюет на мои туфли.

Классно.

Я больше не хочу решать это дипломатично.

— Что ж, если ты хочешь вести себя, как придурок…

Девушка пытается вмешаться. Она кладет руку на грудь парня, а другой гладит его руку, пытаясь успокоить его.

— Он ничего не сделал. Пусть они идут, Блэр.

Я не могу сдержаться, чтобы не усмехнуться.

— Блэр? Тебя зовут Блэр? Боже, не удивительно, что ты такой злой. Я тебе искренне сочувствую. — Не отрывая взгляда от группы придурков, я машу Мэтью. — Видишь, что происходит, когда родители так неаккуратны при выборе имени? Вот что тебя ждет, дружище.

В случае если вы не поняли — нет, я не напуган этим крикливым парнем из братства. Потому что он, как и многие громилы, слабак. Настоящие жесткие парни? Действительно опасные? Они ведут себя тихо. Им не надо устраивать шоу или кричать, что есть мочи, что они собираются тебе навалять. Они просто это делают, еще до того, как у тебя есть шанс испугаться. Или предугадать это.

Блэр делает шаг ко мне, но Уоррен вскакивает между нами — поднимая руки в знак повиновения.

— Погоди. Просто подожди — это между мной и тобой, придурок. Не втягивай сюда моих друзей.

Я смотрю на Уоррена так, словно он помешался. Потому что я уверен, что так оно и есть.

— Ты больной?

Он смотрит на меня через плечо.

— Кейти никогда мне этого не простит, если ты пропустишь свою свадьбу, потому что окажешься в больнице. И я вырос вместе с Ди-Ди — и чему-чему я научился, так это драться.

Прямо здесь и сейчас, мое мнение об Уоррене изменилось навсегда. Он так и остается для меня идиотом — и он только что это продемонстрировал. И из-за его прошлого с Кейт, он мне никогда не будет нравиться. Но лезть вот так на рожон? Пытаться защитить меня и моих друзей? Это требует мужества. Он только что заработал мое уважение.

Мэтью, Стивен и Джек выстроились за мной, напряженные и наготове. Я делаю вдох и спрашиваю:

— Мэтью, ты не против этого плана?

Он отвечает:

— Абсолютно.

— Джек, а ты с нами?

Он злобно усмехается.

— Я всегда с вами, дружище.

— Стивен?

— Почему нет-то? Пошло оно все.

Это единственные ответы, что мне были нужны. Я обхожу Уоррена, становлюсь ближе к Блэру.

— Ладно, ты можешь выбить из него все дерьмо, а остальные из нас будут просто сидеть и смотреть.

На его лице какой-то смущенный шок.

— Серьезно?

Я улыбаюсь.

— Нет, придурок, я тебе вру.

К тому времени, как мои слова доходят до его протухших мозгов, мой кулак уже в полете. Прямо в нос этого кретина, со всего маху.

Потом все пошло-поехало.

***

Как правило, я считаю, что запрещенный прием — это удел слабаков. Трусливо. Но это уличная драка. Здесь нет правил. Пальцы — в глазницы, пинки — по мудям. Все это справедливая игра. Окровавленный Блэр валит меня на землю, пока вокруг нас начинается потасовка.

Я принимаю удар в плечо и по ребрам, пытаясь защитить свое лицо. Уоррен привел весомый аргумент насчет свадьбы. Если мое лицо будет заштопано, как у Франкенштейна, это испортит фотографии.

Я сделал левый хук по челюсти этого придурка, прямо рядом с разбитым носом, отчего он взвыл. Так продолжалось минут пять, хотя по ощущениям казалось намного больше.

Потом девушка, что все это начала, произносит волшебные слова:

— Копы! Копы!

Каждый из нас реагирует так, словно старшеклассник на пивной гулянке.

Мы бежим. Врассыпную. Пятеро из нас в рекордное время укрываются в недрах лимузина, и водитель трогает с места. Яркие вспышки полицейских Лас Вегаса нас не преследуют. Слава Богу.

Вы можете этого не понять, но поверьте мне, когда я говорю вам, что это было приятным развитием нашего вечера. Не важно, сколько вам лет, каждый парень думает, что это классно выпить, поиграть в азартные игры, а потом, со своими лучшими друзьями, надрать кому-нибудь задницу. Мы передаем друг другу бутылку водки и показываем свои боевые раны, хвастаясь тем, какие мы классные.

— Вы видели, как у того парня разлетелись зубы? Бам!

— А я скрутил того сукиного сына. Он уже был готов звать свою уродливую мамашу.

— Надеюсь, тому лузеру нравится жидкая пища, потому что это все, что он сможет есть еще долгое время.

Я делаю глоток Grey Goose, потом поливаю им свои разбитые костяшки.

Уоррен качает головой и жалуется.

— Не везет мне с девчонками.

Никто не соглашается. Но я должен согласиться: это не его вина.

Правда.

Уоррен просто более мягкий. Его так воспитали — в окружении баб. Это как… одна из тех странных историй в новостях, когда тигренок попадает в семью свиней и растет с ними. Когда он становится старше, он не показывает свои когти, не рычит и ни на кого не набрасывается.

Он, нахрен, хрюкает.

В отличие от нас остальных, у которых в жизни были уверенные сильные мужчины, проявлением мужчины в жизни Уоррена были типы, которых Амелия приводила домой. Очевидно, там не было ни одного достойного.

Через минуту, он спрашивает:

— Я, правда, подумал, что вы дадите ему надрать мне задницу. Что изменилось?

Мэтью делает глоток из бутылки.

— Да ну, на хрен! Мы никого не бросаем!

Я киваю.

— Точно. Знаешь, какое первое правило волчьей стаи?

— Какое?

— Мы заботимся о близких.

ГЛАВА 12

Думаю, нам следует сделать шаг назад и обратить внимание на то, сколько парни и я к тому времени прикончили алкоголя. Пиво у бассейна, скотч в гостиной и в казино, вино на ужин, потом бренди, и теперь водка, которую мы передаем друг другу, как какие-то алкаши, кучкующиеся возле горящего мусорного бака.

Я не слабак — но это чертовски много. Мы постоянно где-то были. И не смотря на то, что это растянулось на часы, постепенно эта хрень вас нагонит. В одну минуту у вас все под контролем, а потом вы выпиваете свою последнюю стопку. Весы перевешивают, и вы оказываетесь на полу — не в состоянии идти или выговорить слово, чтобы не пустить слюну.

Помните этот факт.

У меня чувство, что это будет большой частью того, что нас ждет впереди.

***

Смотря из окна на темный пустынный пейзаж, я спрашиваю:

— Куда мы опять едем?

Мэтью и Джек ухмыляются друг другу. Джек говорит:

— Мы едем на небеса, брат. Правда — это место, как оазис. Первоклассные женщины, которые знают, как позаботиться о мужчине. Разрешено все — груди и попки повсюду. — Он целует кончики своих пальцев. — Словно манна небесная.

Я просто пожимаю плечами, меня это не впечатляет. Но Уоррен в нетерпении.

— Водитель, дружище? Чего ты медлишь? Я пешком дойду быстрее.

Водитель смотрит на нас в зеркало заднего вида.

— Простите, ребята. Впереди меня Линкольн Таур-кар, который еле плетется. Он не даст мне его обогнать.

Я сажусь прямо и смотрю в переднее стекло. Точно — там старушка. Точнее, как селедки в банке — полная машина стариков. Помните, что я чувствую по отношению к пожилым водителям? Если нет, я просто скажу это: это угроза для общества.

Стивен держит бутылку водки и делает глоток. Не знаю, говорит он с нами или сам с собой, но ни с того, ни с сего заявляет:

— Я скоро умру.

Все глаза в лимузине поворачиваются к нему. Мэтью спрашивает:

— Что за херню ты несешь?

— Я говорю, что моя жизнь на половину прошла. А я еще так много не сделал. Больше не собираюсь сдерживаться — впредь я собираюсь ей наслаждаться.

Я фыркаю:

— Ты просто пьян. Не впадай тут сейчас в депрессию. Если ты начнешь плакать, я вышвырну тебя из машины во время движения.

Стивен не обращает внимания на мои предупреждения. Он наклоняется к перегородке, что отделяет нас от водителя и говорит:

— Я дам вам сто баксов, если вы сможете с ними сравняться.

Так как на встречной полосе никого не было, водитель пересекает двойную сплошную линию и догоняет Линкольн.

Когда он поднимается, у него заплетаются слова.

— Вычеркиваем это из списка желаний.

Потом он расстегивает свой ремень и хватается за пояс своих штанов — спуская их к лодыжкам — вместе с трусами и все такое.

Каждый в машине поднимает руки вверх, чтобы попытаться укрыться от этого зрелища. Мы рычим и возмущаемся:

— Мои глаза! Жжёт!

— Запихай своего удава назад в клетку, чувак.

— Не такой задницей я собирался любоваться сегодня вечером.

Но наши слова — мимо ушей. Стивен — человек дела. Не говоря ни слова, он приседает и высовывает свою белоснежную задницу в окно — демонстрируя свой зад кучке бабулек в машине рядом с нами.

Готов поспорить, вы думали, что такое случается только в кино.

Он лыбится, пока его задница развивается на ветру где-то полторы минуты, чтобы его наготу разглядели. Потом, натянув штаны, он разворачивается и высовывается в окно, смеясь:

— Наслаждаетесь полной луной, леди?

Ух ты. Обычно Стивен не нападает вот так в открытую на стариков.

Без предупреждения, его сумасшедшие вопли прекращаются. Он немного молчит, а потом я слышу, как он давится единственным словом.

— Бабуля?

Потом он ныряет назад в лимузин, у него серое, шокированное и абсолютно трезвое лицо. Он уставился в пол.

— Не может быть.

Мэтью и я смотрим друг на друга, потом карабкаемся к окну. И, конечно, за рулем этого большого старого Таун-кара сидит не кто иной, как Лоретта П. Райнхарт. Мать Джорджа и бабушка Стивена.

Как такое, нахрен, может быть?

Лоретта всегда была стервой. Никакого чувства юмора, даже когда я был ребенком, она ненавидела меня. Думала, что я оказывал плохое влияние на ее драгоценного внука.

Не знаю, с чего она это взяла.

Несколько лет назад она переехала в Аризону. Как и многие женщины ее возраста, она до сих пор любит поиграть в автоматы — отсюда ее частые поездки в Город Грехов. Видимо, это одна из таких поездок.

Мэтью и я машем и улыбаемся, и словно четвероклашки, запевающим голосом кричим:

— Здрасти, миссис Райнхарт.

Она машет нам своим морщинистым кулаком. А потом ее спутница с пушистыми волосами на заднем сиденье показывает нам фак. Уверен, что это самое смешное из того, что мне довелось видеть.

Мы оба падаем на заднее сидение, истерически смеясь.

Стивен выходит из своего ступора и кричит на водителя:

— Ради бога, дружище, жми!

Мы уносимся в ночь, воя как Безумные Шляпники от веселящего газа. Все мы, кроме Стивена. Знаете, как говорят: «Что случается в Вегасе, остается в Вегасе»?

Не думаю, что моему родственнику так повезет.

***

Стрип-клуб называется «Парадайз¹⁶». Песочного цвета, двухэтажное здание без окон, окруженное пышными деревьями, каменными статуями, прудом и несколькими фонтанами. Атмосфера оазиса резко контрастирует с пустынным пейзажем вокруг. Несмотря на современную неоновую вывеску, я наполовину ожидаю увидеть девушек в тогах, которые ходят по округе с большими пальмовыми листьями и чертовым виноградом в руках.

Мы проходим к входной двери. Возможно, вам захочется как-то себя подготовить. Никому не хочется двинуть ноги от шока. Потому что, вы должны понимать — мужчины, по существу, свиньи в человеческой одежде. Я с готовностью это принимаю. Нет конца извращенному разгулу, фетишу и фантазиям, о которых мы способны мечтать.

И это заведение соответствует этому всему.

Дверь открывает рыжая женщина лет сорока в темно-зеленой сорочке и такими же туфлями на шпильках. У нее аристократичные черты — бледная кожа, полные губы, высокие скулы — красиво подчеркнуты дорогой малозаметной пластической операцией.

— Добро пожаловать в Парадайз, господа. Мы вас ждали.

Кремового цвета стены, мраморные плиты и горящий белокаменный камин в фойе вызывают доброжелательные и теплые чувства. Почти, как дома. Глубокая, сексуальная музыка доносится сзади из двери из темного дерева в дальней стороне комнаты.

— Меня зовут Карла, этим вечером я буду вашей хозяйкой. Если вам что-то понадобиться во время вашего пребывания здесь — хоть что — пожалуйста, не стесняйтесь спрашивать.

Уоррен стал раскрывать рот — как рыба, которая увидела лицо Бога. Мэтью и Джек захихикали в предвкушении, а Стивен все еще в шоке от демонстрации своего зада его бабушке.

Но я готов поспорить, что вскоре он об этом позабудет. Мы проходим в следующий зал. Приглушенный свет — как и всегда бывает в таких местах — но для стрип-клуба зал огромный. В центре расположена главная сцена, с двумя маленькими по бокам, на каждой стандартный серебряный пилон. Вдоль стены находится стеклянный бар, на поверхности которого извиваются две танцовщицы в бикини.

Повсюду сидят мужчины разных возрастов — за столиками, в угловых кабинках и на барных стульях. И возле каждого из них юлят по крайней мере по две девушки. Краем глаза я вижу мужчину с проседью, который погрузился лицом в сиськи блондинки с косичками на голове и в форме ученицы Католической школы. За ними на столе стоит голышом черноволосая азиатка, которая скользит чупа-чупсом в свою промежность. Потом она наклоняется и пихает его в рот мальчику-студенту, который истекает слюной перед ней.

Чем-то напоминает Содом или Гоморру, не так ли? И мы все знаем, чем это закончилось.

Я попытался вас предупредить.

Карла объясняет:

— Слева наша игровая комната. Я заказала для вашей компании стол для игры в покер, как вы и просили, Мэтью. Дартс и бильярд также доступны. Вниз по коридору кабинки для приватных танцев, а наверху у нас еще комнаты для еще большего приватного общения, если захотите.

Она ведет нас к бару.

— Сначала проведу вас по дому. Это Джейн, — показывает Карла на темноволосую девушку за баром, на которой кроме костюмного пиджака больше ничего нет. — Она будет вашей личной официанткой.

Взгляд Уоррена следует за длинноногой блондинкой в кожаных ковбойных гамашах, оголяющих ее зад.

— Я думал, это против закона иметь алкоголь и голых женщин в одном заведении.

Мэтью качает головой.

— Это только в Нью-Йорке и Джерси. Здесь проституция узаконена.

Я поднимаю палец.

— Но остальные правила действуют. Что означает — никакого касания, пока кто-нибудь не скажет тебе обратного.

У Уоррена все еще раскрыт рот. Я его закрываю.

— Соберись, дружище. Не смущай нас, иначе я отправлю тебя сидеть в машине.

Он заставляет себя расслабить лицо. Потом кивает головой и опускает плечи.

— Нет, все нормально. Я в порядке. Я… черт! Ты видишь ту цыпочку с леденцом?

Безнадежен.

Я поворачиваюсь.

— Джейн, мне, пожалуйста, виски со льдом.

Она улыбается:

— Сделаю прямо сейчас, мистер Эванс.

Карла уходит.

— Я буду здесь недалеко, если вам понадобится моя помощь. Наслаждайтесь своим вечером, господа.

Как только она уходит, к нам подходят пять девушек, одна лучше другой.

Я делаю глоток виски, когда со мной встречается взглядом стриптизерша в голубом белье.

— Значит, это холостяцкая вечеринка? И ты жених?

Я улыбаюсь.

— Это я.

— Мне нравятся женихи.

Легкая беседа со стриптизершей — на самом деле не так уж и обычно. Зачастую, это скорее телесное взаимодействие: потирание и вращения в обмен на несколько отдельных слов. Но это не ваш типичный стрип-клуб. А я дружелюбный парень.

— Как так?

— Они всегда самые дикие!

— Не я. Сегодняшний вечер больше для моих друзей. Я просто невинный наблюдатель.

Она хихикает и щипает меня за щеку.

— Ты не выглядишь невинным, — она слегка шлепает меня по лицу. — Ты больше похож на проказника.

Я подмигиваю.

— Каюсь, виноват.

Затем мое внимание привлекает кудрявая девушка с широкими бедрами в лиловом бикини, которая стоит рядом с Джеком:

— Хочешь посмотреть фокус?

— Конечно.

Из ниоткуда она вынимает большой огурец.

— Я заставлю этот огурец исчезнуть. Смотрите внимательно. Она стаскивает с себя низ бикини, широко расставляет ноги и вставляет конец огурца в свою киску. Потом поднимает руки вверх над головой. Ее брюшные мышцы сжимаются и магическим образом, огурец скользит вверх, исчезая в ее промежности.

Теперь мы все пораскрывали свои рты, как Уоррен.

Потом огурец выскальзывает вниз. Она хватает его и сладко говорит:

— Та-да!

Я хлопаю в ладоши.

— Ты очень талантлива!

Да — я отправляюсь в ад. Но, по крайней мере, я буду в хорошей компании.

Джек поднимает руки вверх с растопыренными пальцами.

— Даю десятку за креативность.

Мэтью добавляет:

— На «The Х-factor» тебе бы сказали «ты в шоу».

Она просто улыбается мне.

— Как насчет приватного танца и я смогу показать тебе все свои таланты?

Я отмахиваюсь от нее.

— Может быть позже.

***

Спустя час, несколько стаканов с выпивкой и около сотни счетов по доллару к нашей маленькой группе присоединяется Карла.

— Надеюсь, вы хорошо проводите время.

Пока я наблюдаю за тем, как две девушки целуются с языком перед мужиком среднего возраста, Мэтью отвечает:

— Так и есть, спасибо. Обслуживание и развлечения безупречны.

— Наша цель — вам угодить. А теперь пришло время оказать нашим дорогим гостям поистине Райский прием. — Она берет мою руку. — Если вы пройдете со мной, Дрю?

Это отвлекает меня от представления Шоу Женских Ласк.

— Мне и здесь хорошо, спасибо.

Она настойчиво улыбается:

— Боюсь, у вас нет выбора. Ваши друзья настаивают.

Я хмурюсь на парней.

— Что вы, кретины, сделали?

Мэтью смеется.

— Ничего неожиданного.

— Это твоя последняя ночь свободы, дружище. Наслаждайся, — добавляет Джек.

За мной встают еще две девушки. Они и Карла стягивают меня со стула и ведут на сцену, а в это время Стивен выкрикивает:

— Это больно только минуту!

Я решаю плыть по течению. Было слишком надеяться, что парни не запланировали чего-нибудь извращенного. Сейчас лучше с этим согласиться. Посередине пустой сцены стоит один стул. Когда три пары женских рук толкают меня на него, приглушенный свет становится еще тише. По залу мелькают вспышки света, и когда начинает играть песня «One More Night» Maroon 5, толпа начинает аплодировать.

Из-за кулис появляются еще две женщины. Они одеты в черные стринги и в черный на пуговицах топ. Качнув несколько раз задом перед толпой, они поворачиваются ко мне. Одна падает на колени и ползет на четвереньках вокруг моих ног, словно послушный — и привлекательный — котенок.

Она скользит руками по моим ногам вверх к коленям и толкает — грубо разводя их в стороны. Потом она привязывает каждую ногу к ножке стула невероятно крепкой веревкой. Девушка, что стоит за спиной, ведет своими красными коготками вниз по моей груди, останавливаясь прямо перед опасной зоной. Потом она заводит мои руки назад и связывает их на запястьях. На самом деле, это не так уж приятно. Некоторые парни любят, чтобы над ними доминировали, но как показывает история, я больше отношусь к типу доминантов.

Но я заинтересован. Толпа сходит с ума, когда в центре появляется еще одна женщина — изящно вращающаяся на шесте и, очевидно, являющаяся звездой шоу. Она маленькая, но кожаные высокие сапоги с безумно острыми шпильками делают ее выше. Ее волосы заправлены под черную кожаную кепку, губы покрыты ярко-красным блеском, а темные очки прячут большую часть ее лица. Однако остальное ее тело можно хорошо разглядеть. На ее бедрах держатся стринги с маленьким треугольником. А грудь украшена кисточками на сосках — и все.

Стоя ко мне спиной, она снимает свою кепку и бросает ее в толпу, освобождая каскад блестящих каштановых волос. Она делает еще несколько вращений на шесте, потом поворачивается ко мне и вышагивает вперед.

На какое-то мгновение, я был готов поклясться своим ребенком, что это была Кейт. Лицо и тело были так похожи.

Однако при ближайшем рассмотрении я замечаю различия. К тому же Кейт Брукс ни за что бы не оказалась на сцене, чтобы потрясти своими сиськами и задом перед незнакомцами — если только она на самом деле не захочет, чтобы я взял нож для колки льда и не проткнул им яйца каждому придурку вокруг.

И да, это будет ждать и тех придурков, с которыми я сюда пришел.

Но также, кожа этой девушки бледнее, чем у моей невесты, нос тоньше, волосы светлее — не такого оттенка. Помимо этого, ее сходство с Кейт чертовски пугает.

Она делает поворот, наклоняется на меня, ее спина прижата к моей груди. Ее волосы падают мне на лицо и щекочут нос. Она пахнет… великолепно. Будто цветки жимолости и жасмина. Мускусное благовоние, словно аромат в запертой комнате после фантастического трахания. Она даже близко не пахнет так, как Кейт — но я бы охарактеризовал ее запах, как невероятный, если бы я никогда не имел счастья наслаждаться запахом Кейт.

Ее руки обвивают мою шею, а зад идеально устраивается на моем члене. Потом она скользит вниз между моих раскрытых ног и элегантно выгибается вперед, дразняще поднимая свой зад к моему лицу. Она выпрямляет свои ноги, при этом все еще согнутая в талии и стягивает с себя трусики и сильно шлепает себя по правой ягодице — я уверен, что каждый мужик в этом месте бьет копытом, чтобы сделать тоже самое.

Она встает и снова поворачивается ко мне лицом. Одну ногу она медленно закидывает мне за голову — тем самым демонстрируя мне в деталях свою обнаженную промежность.

Клянусь, я стараюсь не смотреть. Правда.

Но я смотрю.

Мне нужна передышка, нахрен — я же помолвлен, а не умер.

Она забирается мне на колени, лицом ко мне. И запихивает свои трусики мне в рот. Толпа ревет, что можно оглохнуть.

Кажется, что с рельс сошел бешеный поезд. Сейчас мне хочется сбежать отсюда. Все это весело, пока на твоем языке не оказываются флюиды чужого женского тела. Кейт ни за что это не понравится. Напомните мне выпить какой-нибудь антисептик, когда вернемся в номер.

Ее красные губы улыбаются, когда она с моей шеи снимает галстук, а мне удается выплюнуть ее трусы. Невозмутимо, она спустила мой галстук на плечи и взялась за оба его конца, как за лошадиные поводья. Схватилась за них покрепче и начала двигать и вращать бедрами так, как только умеют делать профессиональные танцоры — или дорогие проститутки.

К моему ужасу, мой член набух. Он быстро занял свою позицию — твердый и готовый.

С того дня, как Кейт разрешила мне ее трахнуть, я и мой член не давали и намека другим женщинам. Не важно, насколько привлекательны или доступны они были, нас это не интересовало. И не заводило.

Ни одного хренова раза.

Это кажется абсолютно неправильным. Говоря словами Кейт — это, как компас, показывающий на юг. Если бы это случилось, это бы означало, что Земля сошла со своей оси. Наступил бы конец света. Вот на что это похоже.

Словно предательство.

Может быть, в конечном итоге, священники правы. Может быть пенисы — это враги.

Я смотрю на свои колени.

Предатель.

ГЛАВА 13

Когда огни на сцене затихают и меня отвязывают от стула, у меня не получается достаточно быстро убраться со сцены. Я направляюсь прямиком к заветному месту, также известному, как бар.

Парни меня окружают, хлопают мне и смеются, как шимпанзе в зоопарке.

— Это было великолепно!

— Надо мне пересмотреть свой взгляд на женитьбу. Если меня ждет такое же охрененное шоу, то я мог бы и согласиться!

— Я готов на такое в любой день… в той брюнетке не было ничего извращенного.

В моей голове проносится тысяча пьяных мыслей, но я стараюсь выглядеть трезвым.

— Было здорово.

Разговор быстро переходит к тому, чтобы присоединиться к игре в покер в задней комнате. Когда все уходят, Мэтью поворачивается ко мне, когда я продолжаю сидеть у бара.

— Ты в порядке, дружище?

Я облизываю сухие губы.

— Да, все хорошо. Просто хочу это допить.

Он понимающе кивает и оставляет меня одного. Должен признать, что меня немного потряхивает. С чего это вдруг у меня такой стояк? Это случилось, потому что женщина, которая об меня терлась, так похожа на Кейт? Или, что еще важнее, должен ли я рассказать об этом Кейт?

Господи.

Я за пять секунд расправляюсь со своей выпивкой. Ни за что не расскажу Кейт.

Не смотрите на меня так. Кто сказал, что честность — это лучшая политика — тот никогда не жил с девушкой. Иногда, лучше держать язык за зубами. Определенные вещи женщины знать не хотят — вещи, как эти, которые ничего им не принесут, кроме расстройства.

Меня мое решение устраивает … пока кое-кто не хлопает меня по плечу.

Я разворачиваюсь и обнаруживаю пару больших красивых коричневых глаз, которые улыбаются мне. Если бы у моего члена был бы локоть, он бы сейчас хорошенько меня им пихнул.

После шоу на сцене она изменилась. Или, мне следует сказать, прикрылась. На ней красная, кружевная сорочка по колено, с таким же туфлями на каблуках. Для такого места, это довольно консервативно. Вблизи, я замечаю, что у нее кремово-белая кожа и чистая, практически без макияжа. Ее волосы все еще распущены, прямые и блестящие, выглядят мягкими.

Она приветствует меня:

— Привет.

— Привет.

— Я Лили.

Я киваю.

— Веселишься?

Я подаю знаком бармену, что мне еще выпивки.

— Конечно, здесь… супер.

Лили садится — без приглашения — рядом со мной на стул.

— Я рада. Я хотела убедиться, что тебе понравилось шоу, потому что я здесь новенькая. Начала всего несколько недель назад.

Такое открытие меня удивило.

— Никогда бы не подумал. Ты выглядишь естественной.

Ее улыбка становится шире.

— Ух ты, ты такой милый.

Ее голос превращается в шепот, будто она вот-вот раскроет самую секретную информацию.

— Но я не совсем стриптизерша, знаешь.

Я оглядываю зал. Потом смотрю на нее сверху вниз.

— Это какая-то игра в фантазеров?

Она смеется.

— На самом деле, я — студентка. Это мой последний год в Университете Невады.

Я сухо замечаю:

— Студентка, которая попала в колледж через стриптиз? Как это типично с твоей стороны.

Она закатывает глаза, не так, как это часто делает Кейт.

— Я целый год работала официанткой в Hooters. Но с нашей экономикой меня в прошлом месяце сократили.

— Всегда думал, что буферам и заднице кризис не страшен.

Она пожимает плечами и делает глоток своей выпивки.

— Не всем.

Я играюсь с салфеткой на барной стойке, чувствуя, как меня пронизывает взгляд Лили.

— Что?

— Ты просто… ты не такой, как другие женихи, которых я здесь видела. Они вели себя так, словно я их последний обед перед экзекуцией. Но ты другой. Это мило.

Хоть она и выглядит серьезной, для меня это подозрительно. Стриптизерши раздеваются за деньги — такова их работа. Они зарабатывают больше денег, если нравятся клиентам — если могут заставить клиента думать, что он особенный. Другой. «Я не делаю этого со всеми подряд» — говорят они, и — бам — прежде чем лузер успевает понять, его кошелек пуст.

Лили кладет свою руку мне на колено и начинает кругами по нему водить — двигаясь выше и выше.

— Может, мы пройдем в комнату для приватного танца? Для тебя я сделаю это бесплатно. Мне будет приятно.

Что я вам говорил?

Я остановил ее руку:

— Не могу.

Она наклоняется ко мне и делает еще попытку:

— Конечно, можешь.

Но я стою на своем.

— Мог бы. Но не буду.

Она останавливается, наконец, поняв. Выглядя немного смущенной, она спрашивает:

— У тебя что ли одна из этих ненормальных невест, которые без конца контролируют своих женихов? Те, которые заставляют пообещать, что никаких танцев на коленях, даже на мальчишнике?

Я качаю головой.

— Не совсем. Не думаю, что она будет психовать. Но… думаю, ей будет обидно.

Вот этого вам никто не скажет о влюбленности. Конечно, это здорово, замечательно и фантастично. Но это и стресс тоже. Обязательства. Ответственность. Знание того, что чье-то счастье — того, кто так много для тебя значит — может быть создано или разрушено выбором, который вы совершаете. Тем, как вы поступаете.

Или в моем случае, как не поступаю.

— Я уже это делал — поступал неправильно. Обижал ее. И я твердо намерен больше этого не делать.

Глаза Лили светятся с восхищением. Она, наверно, не привыкла разговаривать с парнем, который не совсем конченный придурок. Для нее это, наверно, как для тех ученых, которые обнаружили, что обезьяны могут общаться с помощью знаков. Открытием.

Она целует кончики своих пальцев и прижимает их к моей щеке.

— Надеюсь, твоя невеста знает, как ей повезло, Дрю.

Я улыбаюсь.

— Буду напоминать ей об этом каждый день.

Она улыбается. А потом ее взгляд падает на другой конец зала, где в одиночестве сидит пожилой джентльмен в дорогом костюме.

Она спрыгивает с барного стульчика.

— Долг зовет.

И уходит.

Я слежу за ней взглядом. И, слава Богу, мой член даже не дернулся.

До того, как она доходит до места, у меня появляется идея. Практика приводит к совершенству — и нет лучше практики, чем новоиспеченная стриптизерша.

Я зову ее назад.

— Я все-таки готов заплатить за приватный танец.

Она засияла.

— Хорошо.

— Но не для меня.

Я веду ее в заднюю комнату, где Уоррен играет в покер — плохо играет — со Стивеном, Джеком и Мэтью.

— Эй, говнюк, у тебя когда-нибудь был приватный танец?

Его лицо становится подозрительным, наверно, думает, что я хочу сделать из него посмешище. Хотя в этом ему помощь не нужна.

— Нет, а что?

Я улыбаюсь и показываю рукой на каждого:

— Лили, это Билли. Билли, это Лили.

Уоррен поднимается и Лили берет его под руку.

— Первый раз, а? Я о тебе хорошенько позабочусь.

Сегодня я вершу благие дела, не так ли? Хлопаю их обоих по плечам.

— Веселитесь, ребятишки.

Когда они вместе уходят, я слышу, как спрашивает Уоррен:

— Ты слышала одну про священника и рабби в баре?

Я закрываю глаза и качаю головой. Просто безнадежен.

***

Я присоединяюсь к игре в покер, кладу деньги на стол и беру зеленые фишки. Передо мной ставят стакан с виски, и я кладу на поднос чаевые. Парадайз — это не какой-то там заурядный стрип-бар. Здесь не только танцовщицы — здесь все для того, чтобы клиент мог почувствовать себя королем. Все, чтобы ответить его желаниям и потребностям.

Джек поменял две карты и говорит:

— Дрю Эванс отказался от приватного танца — мне грустно.

— Я отказался из уважения к Кейт. Так же, как она отменила массаж из уважения ко мне.

Стивен улыбается и поздравляет меня:

— Ты так далеко продвинулся, маленький кузнечик.

Я улыбаюсь.

— У нас с Кейт очень уважительные отношения.

Это по большей части правда. Хотя, иногда, легкое неуважение может закончиться действительно хорошим.

Давайте рассмотрим эту теорию ближе:

После казалось бы вечности отсутствия меня внутри Кейт, наш шестинедельный запрет на секс наконец-то закончился. Мои щедрые родители — которых я люблю сегодня вечером больше, чем когда-либо — согласились прийти к нам и посидеть с Джеймсом несколько часов.

Мой член вынашивал сказочные красочные идеи, как провести каждую минуту этих часов.

Несмотря на его намерения, мы не сразу отправились в отель, где я снял на сегодняшний вечер номер. Почему нет? — спросите вы. Короткий ответ — потому что я принадлежу Кейт, сейчас я слабый противник — и хренов идиот. Длинный ответ — потому что Кейт приложила уйму усилий, чтобы нарядиться для нашего вечера — она покрасила ногти на ногах, закрутила волосы и купила сексуальное маленькое черное платье, в котором ее грудь выглядела фантастично. Это означало, что она хочет провести, по крайней мере, часть вечера на людях. Среди других взрослых.

Вовлеченная в разговор, который стимулирует ее мозг также сильно, как я планирую вскоре стимулировать ее клитор своим языком.

Поэтому… мы обедаем в Jean-Georges, ультрамодном ресторане, который находится в одном квартале от нашего отеля. Как всегда, разговор во время обеда был интересным и веселым. Мы говорили о Джеймсе, работе, о возвращении Кейт в офис и моем частичном пребывании дома. Еда тоже была отличной. Но для меня все равно это не то блюдо, от которого я испытывал наслаждение.

Мое тело натянуто от предвкушения, и чтобы ни делала Кейт, заставляло меня хотеть ее все сильнее. То, как ее пальчики берутся за бокал, то, как она облизывает губы и отправляет вилку глубоко себе в рот.

Господи.

Хорошо, что, на самом деле, нельзя умереть от возбуждения — потому что сейчас я бы уже в камень превратился.

Не смотря на то, что Кейт придерживается строгой диеты из-за того, что кормит грудью и усердно работает над тем, чтобы влезть в свои узкие джинсы, я уговорил ее позволить себе десерт.

Не самая моя лучшая идея.

— Ммммм… — стонет она, попробовав кусочек шоколадного пирожного.

Мой член резко дергается — словно дикий бык, жаждущий выбраться из своего загона.

Я выпиваю остатки своего вина, напоминая себе о том, что через несколько минут она вся будет принадлежать только мне. Обнаженная. Когда никто и ничего нам не будет мешать в течение нескольких часов блаженства.

Кейт отодвигает свою тарелку и элегантно промокает рот салфеткой. Потом задумчиво мне говорит:

— Я тут подумала кое о чем.

— О чем? — я удивлен, что у меня ровный голос, учитывая боль в паху.

— Помнишь вечер, когда мы встретились в REM?

Я наклоняюсь вперед и провожу рукой вверх и вниз по ее руке.

— Каждую пикантную подробность.

Ей нравится мой ответ. Она улыбается.

— Как думаешь, чтобы произошло, если бы я пошла с тобой в ту ночь?

Я заставляю себя перевести свой взгляд от невероятной груди Кейт, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Я бы сделал точно то, что сказал — дал бы слову наслаждение совершенно иное значение.

— Ну а что потом?

Это один из тех гипотетических вопросов на засыпку, которые женщины любят задавать — просто, чтобы заморочить мужской мозг. «Что было бы, если ты повстречал сначала мою сестру?», «Ты бы стал меня уважать, если бы мы трахнулись на первом свидании?», «Если бы ты мог вернуться в прошлое, ты бы все равно на мне женился?».

Вопреки всеобщему мнению, есть совершенно верный способ ответить и совершенно неправильный. К сожалению, для мужчин, честный ответ — обычно неверный.

Но так как я поклялся больше никогда не лгать Кейт — и потому что она поймет, когда я совру — я отвечаю честно.

— Потом бы я заплатил за твое такси и пошел бы домой довольный и сексуально удовлетворенный, — подмигиваю я. — И оценил бы эту ночь, как самую лучшую в своей жизни. Вот так.

Она не хмурится, но напряжение присутствует. В ее карих глазах видно разочарование, и уголки ее улыбки чуть опускаются.

— И все? То есть ты думаешь, что сейчас мы не были бы вместе?

Я поднимаю ее руку и держу в своей, смотря на нее перед тем, как поцеловать ее пальчики.

— Я этого не говорил. Как и у большинства гениев, мне надо немного времени, чтобы на меня снизошло озарение. Большую часть воскресенья я бы провел в воспоминаниях — но к вечеру я бы начал думать, как тебя разыскать.

И прямо вот так, ее хмурый вид испаряется.

— Ты бы захотел второго свидания?

— Второго, третьего, четвертого… и когда я обнаружил тебя в понедельник в своем офисе? Можешь поспорить, мой диван был бы осквернен гораздо раньше.

Кейт наклоняется ближе, специально, чтобы подразнить меня своей ложбинкой на груди.

— А как же твое правило — Дрю Эванс никогда не катается дважды на одних и тех же горках?

Мне нравится эта картина.

— Я доказал тебе, что вне всяких сомнений, если дело касается тебя — мои правила не работают. Если говорить о тебе, как о горках, я бы купил весь парк аттракционов, и ездил бы на тебе до помутнения в глазах.

Кейт проводит свободной рукой по моей ноге, все ближе и ближе подбираясь к священному месту. У нее дразнящий голос. Заигрывающий.

— Вы со мной флиртуете, мистер Эванс?

— Если ты должна спросить, очевидно, что мне не достает практики, — я в игре. — Снимай свои трусики. Прямо здесь, прямо сейчас. А потом отдай их мне.

Как вам такой флирт?

Ее рука останавливается.

— Боюсь, что не смогу этого сделать.

По ней не скажешь, что она стесняется или шокирована. Поэтому я знаю, что она отказывается не потому что не хочет.

У меня над головой загорается похотливый свет:

— Ты ведь совсем без них, так?

Кейт смотрит мне в глаза и сексуально произносит:

— Так.

Я немедленно поднимаю руку вверх, чтобы подозвать официанта:

— Счет, пожалуйста.

Официант быстро приносит чек, и я швыряю деньги на стол. Быстро поднимаюсь.

Кейт хихикает.

— Они подумают, что тебе не понравилась еда, Дрю.

Я помогаю ей подняться и склоняюсь к ее уху.

— Мне плевать, что они подумают. Если я не утащу тебя отсюда прямо сейчас, я уложу тебя на этот стол и для остальных посетителей устрою здесь шоу, о котором они никогда не забудут.

Она вызывающе смотрит на меня.

— И я позволю тебе это сделать.

Не обращая внимания на пристальные взгляды персонала, Кейт обнимает меня за шею и целует. Когда ее требовательный язычок ласкает мой язык, это тут же отдает у меня в яйцах. Держа свою руку у нее на талии, я говорю:

— Ты так разоделась. Я думал, ты хотела провести вечер где-нибудь в обществе.

— Дрю, я уже шесть недель не кончала. Единственное, что я хочу, так это твой член глубоко внутри себя.

После этого я даже не помню, как мы ушли из ресторана. Милое грязное заявление Кейт, должно быть, поджарило мой мозг.

Следующее, что я знаю, мы на тротуаре, и я тащу ее за угол здания — в узкий проход, но который достаточно широк для мусорных баков. У меня еще хватает мозгов, чтобы увести Кейт вглубь подальше от машин и пешеходов. Взглядом я сканирую тропинку на предмет посторонних людей. Никого не увидев, все свое внимание я обращаю на Кейт — чтобы наверстать все эти чертовы дни, когда ей приходилось воздерживаться.

Зарываюсь рукой в ее волосы, хватая ее мягкие пряди, удерживая ее голову в плену и силой проникаю языком в ее рот. Она извивается и трется об меня, вытаскивая из штанов мою рубашку и орудуя над моим ремнем.

Вот в такие разы мне хочется, чтобы Бог создал людей похожими на осьминогов — шесть дополнительных рук были бы сейчас в самый раз. Мы жаждем друг друга — тянем и рвем противную одежду, желая прикоснуться к каждому кусочку наших тел.

Это напоминает мне первый раз, когда мы поцеловались, в тот вечер в моем кабинете несколько лет назад. Сейчас я чувствую то же самое — тогда я тоже хотел Кейт и фантазировал о ней на протяжении нескольких недель. Разница только в том, что сейчас я знаю чертовски точно, что пропускал. Потому я испытываю еще больший голод, который практически не поддается контролю.

Скольжу рукой по ее платью, забираясь в ее лифчик, отодвигая ткань. Накрываю ладонью ее полную грудь и начинаю ее массировать, а Кейт издает вибрирующий манящий стон. Я ласкаю пальцами ее сосок и сжимаю его, от чего он становится твердый словно камень. Кейт отрывает свой рот от моего и движется к шее — посасывая и облизывая — прикусывая чувствительную кожу своими зубками. Заставляя слабеть мои колени.

Я меняю положение рук и скольжу ими по ее бедрам, задирая платье до талии. Потом я опускаюсь на колени и на секунду замираю, наслаждаясь видом ее невероятно гладкой киски.

Тяжело дыша, Кейт старается прикрыть свой живот руками.

— Я знаю, я не…

— Не вздумай даже заканчивать это чертово предложение, — хватаю ее за запястье, убирая руки от ее тела.

Беременность — это странный опыт для женщины. Так много быстрых изменений — в сознании, эмоциях и физических. И, нет, Кейт не выглядит точно так же, как раньше. Но только абсолютный придурок будет ожидать иного.

Только самый главный предводитель всех придурков будет волноваться на этот счет.

— Кейт, ты создала человека. Совершенно идеального человечка. — Потом я смотрю ей в глаза и честно говорю. — Для меня ты никогда не была красивее, чем сейчас.

Ее распухшие губы растягиваются в улыбке. Я отпускаю ее запястья, наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к мягкой плоти ее киски.

Привет, подружка, я по тебе скучал.

Раздвигаю ее пальцами и проникаю вглубь. Чувствую языком, как она горяча — уже мокрая — и гораздо слаще, чем хренов шоколадный торт. Беру в ладони ее ягодицы, прижимая ее к себе, и наслаждаюсь ее вкусом. У меня закатываются глаза, когда Кейт стонет и хватается за меня. Ее ноготки впиваются мне в плечи, и уже через минуту она начинает умолять.

— Пожалуйста, Дрю… мне нужно, чтобы ты был внутри меня. Мне нужно чувствовать тебя прямо сейчас.

Не желая ей отказывать и не имея на это силы, я прижимаю ее к себе в последний раз и встаю. Накрываю ее рот своими губами и толкаю нас назад к стене здания. Когда я ласкаю ее грудь, Кейт стягивает с меня боксеры.

Она берет мой член в свои руки, водя по нему рукой жестко и медленно.

Я рычу ей в рот.

Потом поднимаю ее, придерживая одной рукой за затылок, чтобы она не ударилась о кирпичную стену. Другой рукой держу ее за зад, приподнимая вверх. Кейт сцепляет свои лодыжки у меня на поясе, и направляет мой член домой.

Я не жду. Ожидание просто невозможно. Врываюсь в нее жестко, глубоко.

— Дрю… — вздыхает она.

Влажные внутренние стенки Кейт натянулись вокруг меня, все еще так блаженно и уютно. Полностью погрузившись, я наслаждаюсь этим чувством, снова оказавшись глубоко в ней. Окруженный и удерживаемый напряженным горячим совершенством.

Я шепчу лишь одно слово.

— Кейт…

Ее ноги прижимают меня сильнее, колени сжимаются крепче. Я делаю то, чего мы оба так хотели.

Я двигаюсь.

Медленно, я отвожу бедра назад. Промежность Кейт сжимает мой член, когда он выскальзывает из нее.

— Я, словно, на небесах, — издаю я стон.

Потом я снова делаю сильный толчок вперед, потирая ее клитор своим пахом, при этом убедившись, что она испытывает такое же невероятное наслаждение, что и я. Я продолжаю в том же ритме — совершаю медленные грубоватые движения, от которых Кейт начинает мурлыкать каждый раз, когда наши тела сталкиваются.

Она закрывает глаза, и ее рот находит мои губы.

Мы тяжело дышим и стонем, хватаемся друг за друга, поглощенные фантастическим трением. Прижимаясь своей щекой к моей, Кейт бормочет:

— О, Боже … о, Боже, Дрю, я сейчас кончу.

Я ускоряю ритм, мне больше воздуха необходимо чувствовать, как ее мышцы сокращаются вокруг меня.

— Черт, да, кончи, малышка. Позволь мне почувствовать это.

И она кончает. Ее руки обвивают мою шею, ее ноги вокруг моей талии, сжимаются все сильнее и сильнее. Киска Кейт сжимает мой член на каком-то примитивном неконтролируемом уровне, таким образом притягивая его глубже внутрь себя. Я совершаю последний толчок и отправляюсь в стратосферу вместе с ней. Это так здорово, так напряженно в течение нескольких невероятных мгновений, единственное, что я слышу, это как порыв нашего экстаза отдает у меня в ушах.

Спустя несколько минут, я все еще глубоко дышу в шею Кейт, пока она продолжает дрожать. Все еще находясь внутри нее, я поднимаю голову и убираю волосы с ее лица.

— Это было великолепно.

Она широко улыбается.

— Умопомрачительно.

Осторожно, я ставлю ее на землю. Потом помогаю расправить ей платье, а сам заправляю рубашку и застегиваю ширинку.

— И нас все еще ждет номер в отеле.

— Уведи меня туда, — протягивает руку Кейт.

Я ее беру.

— С удовольствием.

В прямом смысле этого слова.

Уже на тротуаре, туман страсти испаряется и второй рукой Кейт закрывает глаза.

— Не могу поверить, что мы занимались сексом в проулке.

Я фыркаю.

— Я не могу поверить, что мы так долго ждали, чтобы заняться сексом в проулке. О чем я только думал?

Это, действительно, стоит того, чтобы повторить.

***

Секс в переулке считается уважительным? В принципе… нет. Но в данном случае, это было то, что доктор прописал.

Теперь вернемся к нашей игре.

Джек поворачивается к Стивену.

— Что ты там говоришь, Райнхарт — ты, я и две самые гибкие дамочки в клубе?

— Александра оторвала бы мне голову, если у меня кто-нибудь танцевал на коленях — будь то приватный танец или что-то другое, — жалуется Стивен.

Мэтью ухмыляется.

— Долорес была б не против, но только если сама бы наблюдала за этим.

Стивен качает головой.

— Я не хочу давать ей еще повод на меня злиться.

Мэтью смеется.

— В том то и дело, друг. Ди-Ди счастлива, если я облажаюсь — у нее появляется оправдание, чтобы на меня поорать. Она чувствует себя нужной, и это заставляет меня ценить то, что я такой счастливчик, потому что у меня есть она. Для мужчин и женщин — в этом цикл жизни.

Стивен обдумывает идею, но все равно говорит Джеку:

— Не думаю, что женатым мужчинам стоит уединяться в приватной кабинке. Если я захочу посмотреть стриптиз-шоу, я лучше оплачу своей жене уроки танца на шесте. — Его лицо засияло. — На самом деле, вот что будет ее подарком на День Матери. Бум — вычеркиваем это из списка.

Поначалу я хмурюсь, представив эту картину… но потом выбрасываю эту мысль из головы и улыбаюсь. Потому что я точно знаю, что подарить Кейт на мой день рождения.

***

Когда из приватной кабинки появляется Уоррен удовлетворенный и с затуманенным взглядом — и идущий еле-еле, потому что, скорее всего, его штаны полны спермы — мы сидим в первом ряду перед главной сценой, чтобы насладиться еще одним шоу. В этот раз уже без моего участия. Это было шоу на тему властных девочек, что подразумевало кучу девочек и различные игрушки на батарейках. Такого рода шоу точно заставит любого мужика надеяться на выполнение на бис.

Я аплодировал стоя.

Затем пятеро из нас вернулись в игровую комнату, чтобы сыграть в дартс. Видите нас там? Наступает очередь Джека, Стивен наблюдает, как еще один член Гильдии Стриптизерш с леденцами играет в прятки с чупа-чупсом на другом конце зала, пока Мэтью, Уоррен и я стоим, облокотившись о стену, и наслаждаемся напитками.

Телефон Уоррена подает сигнал о входящем сообщении. В течение нескольких секунд он смотрит на него вниз и смеется.

Без особой на то причины я спрашиваю:

— Что смешного?

Его реакция подстегивает мой интерес. Он опускает руку с телефоном и стирает улыбку со своего лица.

— Ничего.

Я отталкиваюсь от стены и встаю перед ним.

— Дай мне посмотреть твой телефон.

Он прячет его за спину.

— Глупости. Ничего, что бы ты хотел видеть.

— Ну, теперь я точно хочу.

Словно загнанная крыса, он зовет Стивена.

— Райнхарт — думай быстрее.

И кидает ему телефон. Стивен его ловит, но так как он всегда любил поиграть в «Собачку», то бросил его Мэтью, когда я стал приближаться к нему. Мэтью вовлек в игру Джека. Я делаю три шага назад к Уоррену, поэтому оказываюсь прямо перед ним, когда он ловит свой телефон.

А потом я прекращаю игру — дав ему слегка под дых.

Ууууф.

Он сгибается пополам, держась за живот. Телефон выпадает у него из рук и ударяется об пол. Я его поднимаю и открываю главный экран. Уоррен выкрикивает скрипучим голосом:

— Эванс, я тебе, как друг говорю, тебе не следует смотреть на фото.

Я его игнорирую.

Нажатием кнопки, начинают всплывать картинки во всех их мерзко красочных мульти-мегапикселях с высоким разрешением. Это исторический день — отметьте его на своем чертовом календаре. Единственный раз в жизни, Уоррен оказался прав.

Мне не следовало на это смотреть.

Парни заглядывают мне через плечо, когда я листаю картинки — очевидно, с сегодняшнего вечера. На первой Кейт сидит на плечах у какого-то придурка с голым торсом, и при этом ее обвивают руки еще нескольких мудаков, которые похожи на Тарзана. Мне это не нравится, но я могу с этим жить.

На следующей Кейт на мускулистых руках уже другого идиота в стрингах. Ее руки лежат у него на плечах, а юбка задрана вверх. Достаточно вверх, что при ближайшем рассмотрении можно увидеть кружевные трусики розового и черного цвета, которые раннее меня так сильно взволновали.

Сейчас я планирую по возвращению домой сжечь их, как токсичный мусор.

Сжимаю телефон сильнее. Если бы я был супергероем, я бы сейчас превратился в пыль. Но у меня получается успокоиться.

Стивен комментирует у меня из-за спины:

— Остынь, кемпер, все не так уж плохо.

Потом я листаю последнюю фотографию.

Джек говорит:

— О, а это уже плохо.

Плохо? Плохо — это когда ребенок падает с велика и поучает ссадины. Плохо — это когда Дерек Джетер выходит из игры, получив травму. Это фото не плохое. Это богохульство.

Она лежит, откинувшись на диване с темной обивкой, сверху на ней парень — имитирует половой акт через свои черные блестящие стринги.

Если он положит ее ноги себе на плечи, они окажутся в одной из ее любимых позиций. И она улыбается. Она смотрит в сторону от камеры, но у нее открыт рот. Застыл в широком, смеющемся крике.

Не совсем подходящая фотография для верного преданного жениха, не так ли?

Мне так хочется залезть в этот телефон, схватить сукиного сына и придавить его нахрен. Но в конце меня добивает подпись к фотографии. Вероятно, сообщение, посланное Ди-Ди. Посмотрите:

Какой еще Дрю?:D

Помните, что я говорил раньше? О том, как выбор, который вы делаете, оказывает огромное влияние на человека, которого вы любите? Говорил я тогда не только о своем выборе. Я имел в виду и выбор Кейт тоже.

Что-то внутри меня надломилось. Сломалось. Мэтью — единственный, который почувствовал, что я на грани — пытается меня привести в чувства.

— Это всего лишь стрип-танец, чувак. Это ее холостяцкая вечеринка. Завтра снова все придет в норму.

Я смеюсь, но чувствую горечь во рту. Сейчас мои движения опасны, я в отчаянии. Сбрасываю с себя руку Мэтью и швыряю Уоррену телефон.

— Ты прав, Мэтью, это ничего не значит. Ничего из этого неправда, верно? Это диван чертовой Золушки, удовольствие на одну ночь — а завтра все будет так, будто ничего и не было.

Мэтью хмурится.

— Дрю…

Вмешивается Уоррен.

— Может, перестанешь быть таким лицемером? — Он широко раскидывает руки. — Ты сам-то где сейчас находишься?

Я не думаю о том, что он снова прав. Не думаю о своем неправильном поведении или обо всех обещаниях, что давал.

Потому что если посмотреть во времена пещерного человека? Там не было времени на раздумья о последствиях их действий, когда на них с угрозой двигался мамонт. Все, что они могли сделать, это реагировать. Вот точно такой же первобытный инстинкт движет сейчас мной. Побуждает меня к действию — хоть какому-нибудь — чтобы избавиться от ревности, которая прожигает меня насквозь.

Однажды жил-был парень, и он был замечательным. У него была идеальная жизнь — он хорошо выглядел, имел замечательную работу, деньги, чтобы их прожигать, и женщин, которые сами на него вешались. Он был занозой в заднице. Номер один. Мистер Никаких Извинений. Я точно знал, чего хотел и получал это. Если вы не со мной, значит против меня, прыгайте на борт или пошли к черту.

Мне нравился тот парень. Он владел ситуацией. Имел контроль. И никогда он не чувствовал себя так плохо, как сейчас.

Я знаю, чтобы он сказал в то время: «Да пошло все к черту, Дрю — единственный, кому нужно вернуться в привычное русло». Потом он бы схватил какую-нибудь стриптизершу и оплатил бы извращенный танец — а, может быть, и больше.

Но если вы думаете, что знаете, как это бывает, вы чертовски ошибаетесь.

Потому что я не собираюсь делать ничего такого.

Как бы дерьмово это ни было, как бы точно не стоило смотреть на эти фото, и как бы они не заставляли меня ревновать? Я знаю, что может быть еще хуже.

Подвести Кейт. Сломать ее доверие. Заставить ее плакать.

Кейт простила мне мои косяки и поверила мне, хотя я и не всегда давал ей на то поводы. Милосердие — это дар — рожденный от любви. И вот чем Кейт всегда будет для меня.

Она моя милость

И я буду кретином, если не смогу быть человеком, которого она обожает — человеком, которым могу быть, я знаю. Ради нее. Ради Джеймса.

Я тру глаза и делаю вдох. Парни наблюдают за мной, когда я иду к бару и сажусь на стул.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Уоррен.

— А ты как думаешь?

— Постараться почувствовать себя лучше? Подцепить стриптизершу? — предлагает Мэтью.

Я просто пожимаю плечами.

— Знаем, проходили — и это никогда не заканчивалось хорошо.

Кроме того, ты знаешь также хорошо, как и я, что она не заказывала этот танец, потому что она хотела этого точно так же, как и я хотел те чертовы трусы у себя во рту. Девочки заказали ей его, а она просто поддалась течению.

Хотя, все равно противно. Вот поэтому, когда Джек повторяет вопрос Уоррена, я говорю:

— Я собираюсь сделать то, что сделал бы любой парень на моем месте. Я собираюсь напиться.

Передо мной появляется веселая барменша, улыбаясь:

— Что я могу для вас сделать, мистер Эванс?

Я пожимаю плечами:

— Дайте мне что-нибудь, что поможет стереть из памяти последние пять минут.

Я пошутил, но она задумчиво улыбнулась.

— Вообще-то, у меня есть то, что вы ищете.

Она идет к концу барной стойки и достает блестящую сверкающую бутылку с длинным горлышком. Кто-то немножко переборщил со стразами. Она поднимает ее вверх.

— Это Пандора. Часть нашего соревнования внутри клуба. Восемьсот долларов за бутылку. Если вы сможете выпить все содержимое и не отключиться, или блевать или попросить медицинской помощи, вы выигрываете футболку с надписью Я ДОМИНАНТНАЯ ПАНДОРА В РАЮ. И мы напишем ваше имя и сфотографируем, чтобы повесить картинку на стену с надписью ЖЕРЕБЦЫ.

Она показывает за бар, где неоновые буквы ЖЕРЕБЦЫ. И под ней не было ни одного фото.

— Если у вас не получится выпить содержимое, то ваше фото и имя окажется на Стене Слабаков.

Она показывает на противоположную стену, где висит целая куча фотографий. На каждой запечатлен какой-то придурок без сознания, или блюющий — иногда и то, и другое вместе. Один парень выглядит так, будто у него припадки.

Я уставился на бутылку.

— Что там?

— Наш фирменный коктейль. Я не могу дать вам конкретных доказательств, но я должна вас предупредить, это довольно крепко. Так что вы скажете мистер Эванс? Согласны на Пандору?

Вот вам факт — за футболку мужчины сделают практически все, что угодно. Совершать штрафные броски, пока не начнет отваливаться спина, пожирать хот-дог, пока не сплохеет. Если есть шанс заполучить дешевую хлопковую одеженку, которая принесет нам удовлетворение? Мы не в силах устоять.

— Черт, дааа.

Я кладу деньги на барную стойку. Она подает мне бутылку и предлагает стакан, от которого я отказываюсь.

Я откупориваю бутылку и салютую ребятам:

— За вечеринку!

Жидкость теплая и сладкая. Не горький, обжигающий вкус самого крепкого ликера. Уверен, что дело в шляпе. Могу уже сейчас нацепить на себя свою футболку.

Я смотрю на Мэтью, который улыбается в ответ:

— Что может быть хуже, говоришь?

ГЛАВА 14

Возможность вашего тела впитывать алкоголь и при этом функционировать зависит от нескольких факторов: вес, здоровая печень, система потребления алкоголя в прошлом. Большинство взрослых уже понимают что к чему, но если вы один из тех, кто не знает — я вам расскажу. Есть несколько уровней интоксикации.

Первый — после рюмки или двух вас охватывает такое теплое чувство счастья. Многие еще в состоянии управлять автомобилем и, если только у вас не низкий индекс массы тела, возможно, даже пройдете проверку на алкотестере. Назовем это «подшофе».

Затем, уровень от-трех-до-пяти, когда некоторые люди становятся немного дурачками. Болтливые. Порой раздражают. В этот момент вы чересчур счастливы, и даже самые заурядные события вам кажутся невероятно веселыми. Часто это относится к состоянию «под градусом».

Следующий, натуральное опьянение. К этому моменту, вы уже теряете счет выпитым рюмкам. Уже можете прокусить до дырки свой язык и этого не почувствовать. У вас заплетается язык, и вы качаетесь на ногах. Назовем вас уже «нажравшимся».

И последний уровень интоксикации — от которого вы просто в отрубе. Связные мысли просто отсутствуют. Координации нет. И ваше самосознание сравнимо с сознанием мушки.

Через час после откупоривания той бутылки Пандора, я, нахрен, в отрубе. Любое движение — для меня большое испытание. Это как в кошмарных снах, когда тебя преследует маньяк, и не имеет значения, как сильно ты стараешься, ты не можешь свои конечности заставить двигаться. Такое чувство, что плотное невидимое силовое поле Джелло ¹⁷окутало мое тело — каждое мое действие медленно и требует особых усилий.

Время не имеет значения. Видимо, мои мозговые клетки отмирают со страшной скоростью, у меня в памяти лишь короткие несвязные моменты. Словно фото, сделанные на старом Полароиде.

Насколько я могу сказать, большинство мажоров из Парадайза уже ушли, и моя холостяцкая вечеринка более или менее заполонила весь клуб.

В миллиметрах от меня лицо Джейка, у него открыт рот, язык свисает, и он кричит:

— Чтоооослуууучилооооось?

За баром стоят Стивен и Мэтью, бросаясь друг в друга бутылками, строя из себя Тома Круза, который проделывает всякие штуки в роли бармена. Уоррен берет уроки стриптиза у танцовщицы — пытается покрутиться на шесте, но падает.

Еще одного удара по голове им как раз не хватает.

Потом все мы оказываемся на сцене — моя рука на плече у Уоррена, и мы распеваем во все горло «Making Love out of Nothing at All» группы Air Supply. А Стивен, Мэтью и Джек были на бек-вокале.

Господь Всемогущий.

Когда туман снова рассеивается, я снова у бара, щека моя небрежно покоится на моей руке. Рядом со мной сидит черноволосая стриптизерша, которая скакала по мне на сцене. Знаю, что должен знать ее имя, но не могу его вспомнить. Она воодушевленно что-то говорит, руки у нее двигаются также быстро, как и ее рот. Я улавливаю только каждое третье слово или что-то в этом роде.

Я смотрю на бутылку, которая стоит на барной стойке рядом со мной. Она пуста где-то на три четверти. Я пожимаю плечами — подношу бутылку к своим губам — и просто стараюсь сделать глоток. Немного красной жидкости капает мне на подбородок, а потом на рубашку. Мне стыдно, я никогда не был неряшливым выпивохой.

— …значит, ты не против, так, Дрю?

Мое имя заставляет меня обратить внимание, и я поворачиваюсь на звук. Как собака.

— А?

Она улыбается.

— Обычно я этого не делаю, но вы парни такие веселые.

Я соглашаюсь.

— Да… мы таааааакие. Мы…. дааа….

Жалостливо улыбаясь, она прыгает со стула.

— Полегче с этим, красавчик.

Я пытаюсь поднять вверх два больших пальца — всемирный знак Все в порядке — но мои пальцы не слушаются. Вместо этого я поднимаю все десять.

Она смеется, хлопает своей ладонью по моей, отвечая на знак «дай пять», и уходит. Я еще немного сижу. Потом — потому что я такой охренительно гениальный — я решаю пойти поиграть в дартс. Я стаскиваю себя с барного стула в поисках игры.

Хорошим это не кончится.

***

Какое-то время спустя — может быть три часа или тридцать минут — я понимаю, что сижу на стуле за одним из столов для игры в покер. У меня в руке пять карт и рядом лежит куча чипсов.

Я не чувствую своего лица — и на какой-то момент мне становится страшно, что оно у меня, нахрен, отвалилось. Я шлепаю себя по щекам.

Все еще на месте. Прекрасно.

Через стол от меня сидит Мэтью и держит в руке свои карты. За ним стоит грациозная блондинка в черном обтягивающем ажурном комбинезоне и поглаживает его по плечам, делая ему массаж, пока он играет. Рядом с Мэтью сидит Стивен. Он также держит в руке карты… и горяченькую азиатку у себя на коленях.

Кажется, обоим это нравится, поэтому… это многое объясняет.

На сцене Билли Уоррен бренчит на гитаре, которую он, наверное, достал из своей задницы и напевает «Мэнди» Берри Мэинлоу.

У меня вибрирует телефон, но когда я пытаюсь достать его из кармана, он выпрыгивает у меня из рук и падает на пол. Я отодвигаю стул назад, под столом встаю на колени и начинаю его искать. Нахожу эту чертову штуковину, но когда начинаю подниматься, мой взгляд падает на бар.

И моему взору предстает самый шикарный вид на свете.

Там Кейт.

Она в джинсах и футболке, повернута ко мне спиной, но я все равно знаю — я уверен — это она.

Я испытываю такое облегчение, даже немного растерялся. Не могу объяснить почему, но у меня такое чувство, что я так давно ее не видел — чертову вечность. Будто так много произошло.

Я скучал по ней. А теперь она здесь.

Наверно, они пришли сюда, чтобы сделать нам сюрприз. Какой отличный сюрприз! Я собираюсь с силами и двигаюсь вперед. Обнимаю ее сзади, прижимая ее к своей груди. Зарываюсь лицом в ее шею, в ее волосы и вдыхаю ее запах — наслаждаясь этим чувством неожиданности находиться рядом с Кейт.

Где-то, в моих мозгах, пропитанных Пандорой, я понимаю, что Кейт пахнет — по-другому.

Не так.

Но я гоню эту мысль. Потому что я слишком по-идиотски счастлив, чтобы обращать внимание на такие пустяки.

Я облизываю свои губы и прикладываю всю свою энергию к тому, чтобы у меня не путались слова, и шепчу ей на ухо:

— Я так рад, что ты здесь. Давай просто … уйдем. Ты и я. Они даже не заметят, что мы ушли. Мне плевать на это все — я просто хочу быть с тобой. Я хочу вернуться в отель и придумать новый способ, чтобы заставить тебя кончить.

Я закрываю глаза, и провожу носом по ее щеке. Прикасаюсь к подбородку Кейт и поворачиваю ее к себе лицом. Чтобы я мог вкусить ее, чтобы мог прижаться к ее губам и показать ей, как сильно я ее хочу, как сильно она мне нужна.

Но прежде чем наши губы встречаются…

Издалека доносится сокрушительный звук. Шум. И голос, похожий на голос Сучки кричит:

— О, черт, нет…

Мои глаза все еще закрыты, и неожиданно я поворачиваюсь на 180 градусов. Потом я падаю. В полную тьму.

ГЛАВА 15

Видите вон того парня на кровати? У которого липкая сереющая кожа, который во вчерашней мятой одежде? Нет, это не мертвое тело. Это я — Дрю Эванс.

Не самый мой лучший видок, признаю. Но это на следующее утро. Время, когда приходится платить по счетам. Кто-нибудь, сфотографируйте меня — это станет самым лучшим противоалкогольным билбордом. «Вот так вот выглядит глупость, детишки».

Когда вы об этом задумываетесь, похмелье кажется вроде как интересным. Это ваше тело называет вас придурком. Говорит вам «я же говорило». Вы знаете, как я себя чувствую. Все через это проходили. У меня сводит живот, в голове стучит, во рту сухость, а изо рта воняет так, словно я съел сэндвич из собачьего дерьма. Ням.

На прикроватной тумбочке включается будильник, из его динамиков доносится музыка, и я уверен, что мой череп сейчас развалится напополам. Я переворачиваюсь на бок и издаю стон. Вам ведь меня совсем не жаль, верно? Я вижу. Если хотите поиграть, надо за это платить. Не делайте того, о чем потом будете жалеть. Бла-бла-бла. Я хлопаю по будильнику, и музыка затихает.

Открываю глаза достаточно, чтобы увидеть, что Кейт рядом со мной нет. Вожу рукой по простыням, где она должна быть, но они холодные, что означает, что ее здесь нет уже какое-то время.

Медленно я сажусь и стаскиваю ноги на пол. У меня в животе все бурлит, словно океан во время шторма. Потираю виски, пытаясь унять гудящую боль. И, может быть, расшевелить память. Потому что не знаю, как вы, а не помню ни черта, что было прошлой ночью. Просто… белое пятно.

Как после губки на доске с мелом — стерто начисто.

Странно, но обычно меня не вырубает. Та неделя, когда Кейт меня бросила топить мои печали в спиртном, а сама уехала домой в Огайо, была исключением. Но давайте не будем об этом.

Думаю… мне не стоит удивляться. Парни склонны к соперничеству. Закрой кучку нас в комнате, и мы что угодно можем превратить в соревнования. У кого самая громкая отрыжка, кто дальше всех писает, чей член больше, и у кого сильнее удар.

Кто больше всего может выпить.

Это и произошло?

Я кое-как поднимаюсь и ковыляю в смежную ванную. Открываю дверь. Оттуда валит густой пар. Ванная комната огромна — как маленькая спальня — вся в итальянском мраморе. Из душа в углу доносится звук бегущей воды.

За стеклянной матовой дверью я различаю женский силуэт — ее голова отклонена назад под струей воды, когда она моет свои длинные темные волосы. Она худенькая. Загорелая кожа, соблазнительная попка.

Технически, я все еще католик, но если вы до сих пор еще не поняли, Кейт — моя богиня. Ее тело — это мое священное место, ее слова — моя библия, а ее лоно — алтарь, к которому я готов ползти по раскаленным углям, чтобы поклониться.

Мой взгляд прикован к рукам Кейт, когда они скользят по ее коже. Я облизываюсь и воображаю, какая она на вкус. Чистая и мокрая. Ваниль и лаванда. Этого достаточно. Мой южный регион вздымается вверх, весь во внимании.

Смир-но!

Это мысль, управляющая материей. Или в данном случае, страсть — похмельем. Кажется, что, не смотря на мое хрупкое физическое состояние, парень ниже пояса все равно готов к утренним подвигам.

Ха-ха… готов…

В общем, я делаю два шага к кабинке, в полном намерении присоединиться к своей неотразимой невесте. Но тут вода выключается. Дверца душа открывается, и оттуда выходит черноволосая красавица.

И мое сердце уходит в пятки — словно хренова ядерная бомба во времена второй мировой. Слышите, как свистит?

Большие карие глаза встречаются с моими, когда она тянется за полотенцем.

— Привет, красавчик, как ты себя чувствуешь? Вчера ты был довольно безумен.

Она улыбается.

Я — нет.

Знаете, как у некоторых людей, всего лишь от запаха орех уже может разбухнуть горло, перекрыв им доступ к воздуху? У меня нет аллергии на арахис, но сейчас я знаю, какого это.

Говорят, когда умираешь, вся жизнь проносится перед глазами. И я могу вам сказать, с полной уверенностью, что это правда. Я вижу картинки с Кейт… с нашим мальчиком. Они мелькают у меня в голове, черно-белое немое кино. Это картинки мгновений, которые были у нас, нашей жизни, что мы делили.

Жизни, которая, без сомнения, только что закончилась. Скончалась, как золотая рыбка Маккензи несколько лет назад. Та самая, которую она хотела унести в кармане на пляж, чтобы та повидалась со своими рыбными друзьями.

Покойся с миром, Немо. Земля тебе пухом.

Я знаю, о чем вы думаете. В чем твоя проблема? К чему вся эта драма? Почему при виде какой-то голой девицы я превратился в психа?

— Дрю? С тобой все нормально?

Проблема в том, детишки, что эта красивая мокрая женщина, стоящая передо мной — которая явно очень хорошо знакома со мной и всяким дерьмом, что происходило этой ночью?

Не Кейт Брукс.

Знаете, как говорят «Ущипните меня… должно быть я сплю?». Что ж, пните меня по яйцам… у меня чертов кошмар.

***

Ко мне вернулась память, как перемотка пленки назад. Игра с парнями, ужин, драка, трусы у меня во рту, стриптизерша — Лили — в баре. Но это все. После того последнего мгновения, больше ничего, кроме пустоты.

Черная дыра — больше похожая на след от пули, которую мне так хочется пустить себе между чертовых глаз в данный момент — пусть исчезнет.

Я думал, это она. Господи, боже. Я думал, это Кейт. Когда обнимал ее, пытался поцеловать ее — я думал, это была Кейт.

Но это не так.

Я сижу на закрытой крышке туалета, пока Лили обматывает себя полотенцем с беспокойством на лице, когда наблюдает за мной. Я тяжело дышу, быстро, сердце стучит так, будто сейчас выскочит из груди и убежит далеко-далеко от этой жопы, в которой я оказался.

Что произошло? Это парни собрали меня в кучу и притащили снова в отель? Я бы отдал свое левое яйцо, чтобы поверить в то, что так и было. Но если так, почему эта девица в моем чертовом душе, говоря о том, что прошлой ночью я был безумен?

Твою ж…

Впервые в жизни, не могу придумать, как выразиться. Нет такого ругательства, которое будет достаточно мощным, чтобы соответствовало данной ситуации. Я, что, сбежал из бара вместе с ней, мы угнали лимузин и вернулись сюда? На меня это похоже.

А Кейт… у меня сжимается внутри… Кейт видела нас?

Господи Всемогущий.

Сердце начинает биться еще сильнее, и мне кажется, что со мной может случиться сердечный приступ. В тридцать два не рано для сердечного приступа? Надеюсь, что нет.

Потому что она никогда меня не простит.

Не в этот раз. Все мои карточки-по-освобождению-из-тюрьмы использованы. Я прошел уже все сценарии по облизыванию задницы — использовал каждый метод по унижению, известный человечеству.

Никакие цветы и подарки или великие поступки не исправят это. Даже если я все объясню… Кейт никогда не сможет этого забыть. Никогда. Никогда не посмотрит на меня так, как она это делала вчера, больше не будет в ней тех чувств.

И я ее не виню.

Я закрываю глаза и роняю лицо себе в ладони.

Она заслуживает большего, намного большего. Кейт заслуживает кого-то лучшего, чем парня, который будет проделывать дыру в ее душе каждые два года, или что-то типа того.

Лучшего, чем я.

— Дрю, ты в порядке? Кого-нибудь позвать?

До того, как я успеваю пробормотать вопросы, на которые совсем не хочется знать ответы, двери в ванную открывается. Показывается голова Билли Уоррена. Он водит глазами то на Лили, то на меня.

— Тут все нормально?

— Нет, — отвечает она. — Кажется, Дрю плохо, бо-бо.

Мерзко.

Вот как мне. Со мной что-то не так. Сумбур в голове. Вы-то знаете — наверно, поняли еще давно. Я продолжаю…

Погодите.

Она только что назвала его бо-бо?

Уоррен проходит в ванну и встает рядом с Лили, и кладет руку ей на плечо.

— Тебе надо блевануть, друг? Тогда тебе станет лучше. Я говорил тебе не пить того дерьма.

Я смотрю на лицо Уоррена, пытаясь вспомнить, понять. У меня в груди зажглась искорка надежды.

— Вы… вы двое прошлой ночью зависали вместе?

И этот мудак только что поссал на этот мой огонек надежды.

— Нет, мы не зависали.

Черт.

Потом Шоу-Герл протягивает свою левую руку и, хихикая, добавляет:

— Мы поженились!

Я вскидываю голову — и резкое движение заставляет вернуться головную боль с новой силой.

Уоррен вытягивается и обнимает ее за плечо — они оба широко улыбаются.

Я показываю на них пальцем:

— Вы двое… вы поженились?

Он кивает.

— Я решил, что если Вегас был отличным местом для моей кузины связать себя узами брака, то он подходит и мне. — Он с обожанием смотрит на Лили. — Когда находишь кого-то такого замечательного — когда понимаешь, что это настоящее — ты не должен этого упустить.

Я кошусь на них взглядом:

— Поженились?

Лили радостно кивает головой.

— В придорожной церкви. Мы сделали несколько классных фотографий. И теперь я миссис Билли Уоррен.

Нет, все равно не укладывается в голове.

— Поженились? Правда?

Уоррен начинает раздражаться.

— Да, хренов тугодум, в чем проблема?

Наконец, эта информация оседает у меня в голове. Этот придурок женился на Шоу-герл. Но что еще важнее: Я. Ее. Не. Трахал.

Аааа-ли-луйя, аааа-ли-луйя, аааа-ли-луйя, аааа-ли-луйя…

Я не изменял. Не предавал Кейт и не испортил жизнь своего сына и не разрушал того, что у нас есть. Охваченный эмоциями, я могу, на самом деле, с облегчением заплакать.

Но я не плачу. Я делаю кое-что похуже. Я поднимаюсь и обнимаю Билли Уоррена.

— Люблю тебя, дружище.

Да, наконец, стресс последних минут переполняет меня сполна. На какую-то секунду мы обнимаемся, а потом он отталкивает меня и держит на расстоянии вытянутых рук, и смотрит, на меня в замешательстве своим карим взглядом.

— Приятель, — произносит он с отвращением.

Я прихожу в себя. И качаю своей затуманенной головой.

— Прости, я просто… я просто так счастлив за тебя.

Что переводится? Я чертовски рад за себя. А то, что он женился на женщине, которая невероятно похожа на Кейт?

Нет, мне плевать.

Я в качестве поздравления хлопаю его по спине.

— Ты и… — я глажу ее по голове. — Вы оба. Мои поздравления.

Потом до меня доходит, что я до сих пор не имею понятия, где Кейт. Показываю большим пальцем на дверь.

— Мне надо идти.

Быстро, как только могу, я вылетаю за дверь.

***

Выйдя из спальни в жилую комнату — по ощущениям то же самое, когда Дороти выходит из своего разрушенного домика в Волшебнике из Страны Оз. Слишком все светлое, красочное… слишком громкое.

Мэтью и Долорес сидят рядышком на диване, под светлым одеялом, едят сухой завтрак в виде колечек из одной тарелки и смотрят Остров Гиллигана по телевизору. Мэтью смеется, а Ди кормит его Froot Loops.

Когда я делаю шаг в комнату, Мэтью обращает на меня внимание:

— Ты живой.

Долорес расстроена.

— Черт. Я надеялась, что твой желудок разорвет.

Мэтью дергает ее за хвост на голове и строго ей говорит:

— Я сказал тебе, чтобы впредь ты была милой. Хватит этого дерьма.

Когда он поворачивается ко мне, Долорес показывает ему язык.

Адреналин от восторга, который охватил меня, когда я узнал, что не запихал свой член в киску, которая не принадлежит Кейт, начал отступать. В голове и желудке опять заиграла симфония тяжелейшего похмелья.

Я потираю виски и сообщаю Мэтью и Ди:

— Вы знаете, что вчера ночью Билли женился?

В один голос они устало отвечают:

— Дааа.

— На стриптизерше, которую он знает менее суток?

— Дааа.

Хоть мне и кажется, что я уже знаю ответ, я задаю третий самый глупый вопрос:

— Он заставил ее подписать брачный договор?

Долорес фыркает:

— Не уверена, что мой брат знает, как это пишется.

Бабах.

Бабах.

Они кажутся как-то уж сильно спокойными при таком развитии событий.

— Почему вы его не остановили?

Теперь Ди-Ди таращится на меня:

— Ты что ли шутишь?

Мэтью объясняет:

— Дрю, это была твоя идея.

У меня отвисла челюсть.

— Разве?

— Да. Когда ты очнулся после своего пике в стрип-клубе, ты только и делал, что бубнил о том, как прекрасно быть женатым. Как все должны нахрен пожениться. Что любовь — это драгоценный, прекрасный цветок, а брак — это вода и солнце, которые помогают ей расти.

Мне серьезно больше не стоит пить, никогда. Никогда.

— Я так сказал?

Мэтью кивает.

— Ты был очень поэтичным.

— Дерьмо. Надо позвонить Уилсону — он самый лучший адвокат по разводам в Нью-Йорке, и старый коллега моей матери. — Может, он сможет что-то набросать, что будет иметь обратную силу.

Мэтью съедает еще одну ложку колечек.

— Уже оставил ему сообщение.

Бабах.

Бабах.

Теперь я касаюсь пальцами своего лба, продолжая потирать его, чтобы избавиться от пульсирующей боли.

— Что еще я пропустил?

— А что ты помнишь последним? — спрашивает Мэтью.

— Ум… как мы играли в покер с тобой и Стивеном в Парадайзе. Как Уоррен пел Бэри Мэнилоу на сцене.

Мой лучший друг смеется.

— Ты пропустил много, — он ставит чашку на кофейный столик и продолжает, — Кейт, Ди, Лекси и Эрин решили прийти на нашу вечеринку и очутились в Парадайзе. После того, как мы уехали из полицейского участка …

Я его перебиваю.

— Почему мы были в полицейском участке?

— Потому что там ты и оказываешься, когда тебя арестовывают.

— Нас арестовали?

Он ухмыляется.

— О, нет, нас не арестовывали.

Ди поднимает руку.

— Нас арестовали.

Я выпучиваю глаза:

— Кейт была в тюрьме?

Бабах.

Мэтью спокойно машет рукой.

— Всего лишь минут двадцать. Они отпустили девочек под нашу ответственность — никаких обвинений не предъявили. Я все уладил.

Следуя мыслям о том, что кто у нас вечно завсегдай в таких ситуациях, я поворачиваюсь к Долорес.

— Что ты натворила, что Кейт арестовали?

Она просто смеется.

— В этот раз скажи спасибо своей сестре — Александра не оценила, что стриптизерши уделяли много внимания ее мужу. Когда одна из них оказалась перед ней, Лекси показала ей, что к чему, и всем нам пришлось ее оттаскивать. Я скажу больше: для богатенькой малышки у Сучки хороший хук справа.

Для меня это не новость.

— Господи Боже, — вздыхаю я. — Хорошо, забудем об этом, просто скажите мне, где Кейт.

Долорес смотрит на меня с непониманием:

— Что ты имеешь в виду? Она в твоей комнате.

Прежде чем я успеваю сказать, что Кейт нет, фактически, в нашей комнате, открываются двери в одну из спален. Завернутая в мягкий халат, появляется Эрин, волосы у нее мокрые.

— Всем доброе утро!

— Привет, проказница, — приветствует ее Ди.

Эрин идет в кухню.

— Мммм… кофе.

Приготовьтесь, что сейчас вы очень удивитесь, потому что из дверей Эрин появляется никто иной, как… Джек О’Шей.

Без рубашки. В одних боксерах.

Не может быть.

Он тянет руки над головой и зевает. Потом выпирает грудь и почесывает яйца.

— Что за охренительная ночь, да? Я, сказать по правде, даже опечален, что ты женишься всего раз, Эванс. Я бы проделал это еще раз.

Пожалуйста, посмотрите поближе на мое лицо. Мои зрачки не вывалились из глазниц? Потому что, кажется, так и есть.

Я смотрю на Мэтью. Он просто кивает головой, молча мне говоря «А я что поделаю?»

Бабах.

Бабах.

Бабах.

Эрин ныряет головой в холодильник, что стоит за нами, а Джек встает рядом со мной. Тихонечко я спрашиваю:

— Ты… это…

— Это то, что ты думаешь? — он улыбается, как сытый котяра. — Ага.

Потом уже мягче он говорит:

— Эрин прямо дикая кошка, чувак. Запросто сделала трех девиц на вершине моего списка по траханию. Позже я тебе расскажу подробности.

Если все это кончится тем, что в ближайшее время Эрин перестанет быть моим секретарем, я Джека прибью. Серьезно. Друзей найти я всегда смогу. А найти секретаря, который знает свое дело также хорошо, как Эрин? Это намного сложнее.

Эрин возвращается в комнату, делая глоток кофе. Джек берет со стола газету и говорит:

— Я буду в сортире.

Прежде чем уйти, он добавляет:

— Эй, Эрин, может, принесешь мне чашечку кофе, пока я буду занят?

Эрин слащаво улыбается:

— Эй, Джек, а, может, ты принесешь его себе сам? Здесь тебе не офис, а если бы и был, я работаю не на тебя.

Джек просто усмехается и идет в спальню.

Бабах.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Эрин. И говорю ей подтрунивающим голосом:

— Эрин, я в шоке. Не могу поверить, что ты позволила Джеку облапошить тебя, думал, ты умнее.

Она прочищает горло.

— А ты когда-нибудь думал, что это Я облапошила Джека?

Я делаю задумчивый вид, касаюсь своего подбородка, потому что нет, я об этом не думал.

Бабах.

Эрин продолжает.

— Я приехала сюда в надежде повстречать мистера Правильность, но его нет. Джек прикольный, и что важнее, он тоже хотел и мог. Соображаешь?

— Но тебе потом не будет неловко встречаться с ним на работе каждый день? Он видел твою промежность, — я делаю паузу. — По крайней мере… я надеюсь, что видел.

Эрин подмигивает.

— Он с ней хорошо знаком. — Она делает глоток кофе. — Но нет, для меня это не будет странным. Мы взрослые люди, и что случается в Вегасе, остается в Вегасе, правильно?

— Думаю, так. Если только вы не Билли Уоррен. В этом случае, что случается в Вегасе, может стоить вам пятидесяти процентов вашего состояния.

С этими словами, Эрин возвращается назад в кухню, наливает вторую чашку кофе и возвращается в спальню, закрывая за собой дверь.

Я тихонько качаю головой.

— Ух ты.

Только я собираюсь снова спросить Мэтью и Ди про Кейт, как снова начинает доноситься ритмичный стукающий звук. Вы его тоже слышите?

Бабах.

Бабах.

Бабах.

— Что это за чертов звук?

Словно те близнецы из фильма Сияние, мой лучший друг и его жена отвечают снова в один голос:

— Стивен и Александра.

Кажется, за их дверью происходит целая оргия.

— Они там что, лупят друг друга что ли?

Мэтью бормочет:

— Кто-то кого-то хорошенько отшлепал.

Бабах.

Осторожно, я делаю шах к их двери. В миллиметрах от их двери я навострил свои уши. Прислушиваюсь.

— Кто твой папочка, малыш? Скажи это, назови мое имя.

— Стивен, ооооо, Стивен.

Потом до моих ушей доносится звук шлепающей ладони.

— Ааааа! — я отпрыгиваю от двери, как от забора с током. Закрываю свои уши, но уже слишком поздно.

Я сгибаюсь пополам и упираюсь руками в свои колени, на грани того, что меня сейчас и правда стошнит. Я просто надеюсь, что на вилле есть пероксид водорода, чтобы я мог простерилизовать свои уши.

Когда желание блевануть отступает, я встаю и обращаюсь к Ди и Мэтью.

— К черту это все. Единственное, что я хочу знать, это где Кейт?

Долорес отвечает:

— Я же сказала тебе, осел, она в твоей комнате. Мы вас обоих уложили в кровать, сразу, как только вернулись.

— Я только что был в нашей комнате! Ее там нет!

Долорес пожимает плечами.

— Может, она решила забить на свадьбу — распахнула окно и сбежала, — потом она улыбается. — Если так, то она молодец!

Мэтью снова тянет ее за волосы, но говорит:

— Это правда, Дрю. Кейт не выходила из комнаты, мы бы ее видели.

Он снова поворачивается к своей жене и предупреждает ее:

— Если дерганье тебя за волосы не помогает, то я тебя побью.

Она прижимается к нему ближе и бормочет:

— Обещаю, обещаю.

Потом она его целует, абсолютно игнорируя мое замешательство. Я провожу рукой по волосам и шагаю назад в нашу спальню.

Осматриваю кровать, но Кейт на ней нет. Хоть и понимаю, что вряд ли, я смотрю за висящей одеждой. Никаких признаков Кейт. Потом я выхожу из гардеробной и делаю несколько шагов вокруг кровати …

На полу, из-за угла кровати торчат пять хорошеньких пальчиков. Они переходят в красивую ступню. Я веду глазами от ступни к изящной икре, шикарному бедру, которое так идеально сидит вокруг моего бедра.

Все еще во вчерашней одежде, спит на боку, одна нога вытянута, другая поджата к животу, руки сложены под щекой, словно подушка.

Кейт.

С чувством облегчения ее имя проходит через каждую клеточку моего тела. С минуту я стою там, просто смотря на нее, вдыхая ее образ, когда она спит, как котенок у камина. Всеобъемлющая любовь, которую я испытываю по отношению к ней, которая всегда со мной — сейчас ощущаю ее еще сильнее. Потому что хоть и на несколько минут, но я думал, что обидел ее.

Хватаю подушку и одеяло и сажусь на колени рядом с Кейт. Потом ложусь на самодельную кровать на полу и прижимаю ее крепко к себе. Кладу ее голову себе на грудь, как на подушку.

Со стоном она ворочается:

— Дрю?

Я глажу ее по волосам.

— Да, малыш, это я.

Не поднимая головы, она спрашивает меня сонным голосом:

— Почему ты на полу?

Я целую ее в макушку и шепчу ей:

— Потому что ты здесь.

После паузы, она просто говорит:

— О.

Я глажу ее по спине, руке, наслаждаясь каждым прикосновением — наслаждаясь тем чувством, что она рядом со мной.

— Ты вчера хорошо повеселилась?

Не поднимая головы с моей груди, она кивает.

— У-гу.

Потом Кейт делает глубокий вдох и предлагает:

— Давай больше никогда не будем делать ничего такого.

Не могу не согласиться с ее предложением.

Какое-то время мы просто молчим. Я смотрю в потолок. Мне хочется и нужно поспать еще несколько часов. Но сначала мне надо кое-что ей сказать.

— Кейт? — я нежно сжимаю ее плечо. — Эй, Кейт?

— Мммм?

Мой голос тихий, хриплый от эмоций, когда я ей признаюсь:

— Я, правда, не могу уже дождаться, когда женюсь на тебе.

Она поднимает голову и смотрит на меня затуманенным взглядом, полным обожания. Она улыбается:

— Да… я тоже.

Кейт снова кладет на меня голову, а ее рука лежит у меня на груди там, где сердце. Я накрываю ее руку своей и вместе мы снова засыпаем.

ЭПИЛОГ

Итак, что мы узнали из этой истории?

Во-первых, мальчишник?

Ужасная идея.

Как только у вас появляются серьезные отношения, поход в бар или стрип-клуб без своей половинки лишь приключения на вашу задницу. Кто бы ни ввел эту традицию, его надо похоронить заживо в одной могиле с изобретателем караоке и… ну… я собирался сказать Билли Уорреном.

Но, думаю, сейчас пусть живет. С ним покончено — он безобиден. Он все такой же тупой, противный и… порядочный… забавный парень, хороший друг.

Вы же это уже знали, не так ли?

Мы никогда не станем лучшими друзьями, но впредь, мне придется видеться с ним раз или два в году, и меня это устраивает.

Что еще?

Верьте в себя — на самом деле этому можно научиться на ваших ошибках. У меня так и получилось. И в этот раз, когда я уже оказался в опасной ситуации, я не прокололся. Я верил в Кейт, доверял тому, что у нас есть, и поступил правильно. Наконец-то.

А теперь давайте перейдем к тому, что вы так ждете:

Свадьба.

***

Мэтью, Джек и Стивен, мои родители и я, прибываем в Собор Св. Патрика точно по времени. Хотя они редко закрывают церковь для посетителей, ради нашего случая — и для удобства тысячи с плюсом гостей, сидящих на скамьях — нам пошли навстречу и согласились это сделать. Щедрое пожертвование, которое я сделал, также поспособствовало.

Я глаз не свожу со своего сына, когда он бегает вдоль прохода, время от времени останавливаясь, чтобы понежиться во внимании обожающих его гостей. Потом я пожимаю руку Отцу Даферти, священнику, который нас обвенчает.

— Как ты сегодня, Эндрю? Готов?

— Я готов с рождения, Отец.

— Рад это слышать. Лимузин с твоей невестой уже прибыл, так что ты можешь занять свое место у алтаря.

Нет никакого волнения — никакой нервозности или страха того, что я совершаю ошибку. Никакой трусости. Единственное, что я чувствую, это… радость. Нетерпение.

Моя мать забирает Джеймса, и они возвращаются в вестибюль. Отец и я направляемся к алтарю.

Но на половине пути он меня останавливает, положив мне руку на плечо. Его голубые глаза, так похожие на мои собственные, наполнены эмоциями.