2

— Вы, наверное, удивляетесь, почему я пригласила вас на обед всего через три недели после кончины моего отца.

Рената Лонго вызывающе вздернула светловолосую, красивую головку, но она понимала, что дрожь в голосе выдает ее истинное душевное состояние. Прикрыв слабой улыбкой нервозность, молодая женщина оглядела гостей, сидевших с большим овальным столом под густо разросшимся виноградником. На их лицах проглядывала грусть в связи с кончиной ее отца. Они ждали, что она скажет дальше. Рената вертела в руке серебряный нож, и он, ударяясь о ее браслеты, издавал громкий неприятный звук. Они, конечно, попытаются отговорить меня от поездки в Америку, подумала Рената. И они будут правы. Я еще недостаточно окрепла, да еще у меня двухмесячный ребенок на руках.

После ударов, которыми в последнее время щедро осыпала ее жизнь, Рената чувствовала себя так, будто ее сшибло товарным поездом.

— Мы прощаемся ненадолго, — сказала она как можно небрежнее.

За столом наступила тишина, поднятые руки с вилками и ножами застыли в воздухе. Друзья привыкли к ее непредсказуемому поведению, но даже они почувствовали, что Рената колеблется перед тем, как объявить им что-то важное. Ну вот, мелькнуло у нее в голове, сейчас начнется.

— Завтра я улетаю в Америку. И я не знаю, сколько мне придется пробыть там.

У сидевших за столом округлились глаза и открылись рты. Рената оттолкнула от себя тарелку с нетронутой едой и приготовилась к возражениям. Они не заставили себя ждать.

— Куда ты торопишься, дорогая? У тебя же грудной ребенок.

— Он очень спокойный. Посмотрите, как он мирно спит, — с материнской нежностью сказала Рената.

Все дружно повернули головы в сторону детской коляски, стоявшей под старой оливой. В ней спал светловолосый Ник.

— Сейчас с ним легче, — быстро добавила Рената. — Позже он будет более активным.

Глубоко вздохнув, она поправила бретельку платья, сползшую с ее плеча. Рената заметила, как мужчины моментально переключили свое внимание с коляски на глубокую ложбинку между ее соблазнительными грудями. От женщин тут же повеяло арктическим холодом. Рената, игнорируя правила хорошего тона, поставила локти на стол и скрестила руки, прикрыв ими вожделенное место.

— Я должна ехать, — настойчиво произнесла она. — У меня нет выхода. Отец просил развеять его прах во дворе храма.

— О Боже! — испуганно воскликнул кто-то. Над столом пронесся легкий шумок. Друзья Ренаты были потрясены — как и она, когда отец объявил ей свою последнюю волю.

— Но ты ведь родилась во Фраскати!

— Твоя мама англичанка…

— Но твой отец, Стив Фарино, был итальянцем. И ты такая стильная, артистичная…

— Я знаю. — Вздохнув, Рената пожала плечами. — На самом деле он родился в местечке… в Гринвуде, — сказала Рената, с трудом вспомнив незнакомое название.

Гости зашумели, но она почти не слышала их. У Ренаты раскалывалась голова от мыслей, одолевавших ее в течение последнего месяца, мыслей; связанных с разводом, рождением ребенка и кончиной отца. Слишком много для одного человека, тем более для женщины. А теперь еще эта неожиданная, странная просьба. По образу мышления, по манере поведения ее отец был настоящим итальянцем, хотя в доме они всегда говорили на английском. Даже мать Ренаты, давно бросившая ее отца и живущая сейчас в Англии с новым мужем, не знала об американском паспорте, спрятанном в одном из ящиков письменного стола Стива.

Поместье Гринвуд находилось в штате Канзас, Рената нашла его на карте. Она подумала, что это, должно быть, красивое место, и предстоящее путешествие выглядело уже не таким ужасным.

— Я думаю, что смогу отдохнуть там, — объявила Рената. — Мне это не помешает сейчас.

— Я поеду с тобой, — сказал Марко.

— Нет, я. Я знаю Америку! — перебил его Джулио.

Рената заметила, как у них загорелись глаза, когда они снова перевели взгляды на нежные полушария ее грудей, выступающих из лифа шелкового платья, которое облегало красивые округлые формы ее тела. Она снисходительно вздохнула. Мужчины! Только любовной интрижки ей сейчас и не хватает!

— Спасибо вам за поддержку, но вынуждена отказаться, — сказала Рената.

Женщины заметно расслабились. Ренате было грустно, что друзья стали воспринимать ее иначе. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой, — теперь, когда она стала свободной. И, вероятно, опасной.

— Мне нужно время, чтобы пережить эту утрату, — объяснила Рената. — Это будет своего рода затворничество, как говорят американцы. Потом я дам себе небольшой отдых, вернусь домой и опять окунусь в нормальную жизнь.

Все одобрительно закивали. Мужчины выразили надежду, что она обязательно вернется в Италию.

— Как я могу покинуть такую красоту?

Изящным жестом Рената показала на великолепный вид, открывавшийся из окна дома ее отца — теперь ее дома. Фруктовые деревья стояли в цвету, воздух был пропитан запахом трав. Среди цветов, посаженных ее отцом, жужжали пчелы.

Рената вдруг побледнела, по позвоночнику пробежала ледяная струя. Как и другие американцы, живущие в Италии, ее отец сохранял здесь кусочек своей бывшей родины.

Забыв о своих гостях, она смотрела на сад, и в ее мозгу звучал вопрос: почему?

Почему отец, с которым у нее были очень близкие отношения, хранил это в тайне от нее? Почему, сколько она себя помнила, он ни разу не уезжал из Италии? Может, он ненавидел свою бывшую родину, или была другая, более страшная причина, заставившая его отвернуться от своей страны?

Несмотря на теплый вечер, Рената почувствовала озноб. Это была тайна, которую она во что бы то ни стало, хотела раскрыть.


— Там женщина на кладбище! Она бросает пыль! И у нее горб на животе!

Томми, необычайно возбужденный, вбежал в церковь, словно за ним гналась стая волков. Он был одет по-воскресному, но уже успел испачкать праздничный костюмчик. С горящими глазами мальчик ворвался в служебное помещение и резко затормозил, остановленный суровым взглядом отца, который пил традиционный кофе после службы.

Прошло две недели с того дня, как Мартин узнал, что он незаконный наследник Гринвуда. Он обещал матери не торопиться с выводами. Теперь все дни и ночи он только и делал, что задавал себе бесконечные вопросы, и каждый раз, когда он приходил к какому то решению, его начинала заедать совесть.

Радость приносил только Томми. Мартин улыбнулся сыну, подумав, что уже привык к его своеобразной детской речи. Наверное, увидел женщину в положении, решил он.

Извинившись перед отцом Джозефом, Мартин поставил кофейную чашку на стол и решил выяснить, что увидел Томми на кладбище при церкви.

— Почему ты решил, что она бросает пыль? — спросил Мартин, коснувшись ладонью оживленного личика сына.

В эту минуту он вдруг понял, почему его мать пожертвовала стольким ради него. Дети держат в своих ручонках психику, сердце и мозг родителей. Ради них родители готовы пройти через ад, отдать все, лишь бы сделать их жизнь счастливой. Это врожденный инстинкт, заставляющий человека защищать своего ребенка, его будущее от всех невзгод.

— Она сумасшедшая, — чуть пришепетывая, объявил Томми. — Говорит что-то и плачет.

— Плачет? — Мартин нахмурился и обменялся озабоченным взглядом с отцом Джозефом. — Джо, я, пожалуй, пойду взгляну на эту женщину. Может, смогу помочь чем-то.

Мартин взял сына за руку и размашистым шагом направился к выходу. Мальчик вынужден был бежать за ним.

Все восприняли это как должное. Небольшая группа прихожан, собиравшаяся после обедни выпить кофе или чай, всегда и во всем полагалась на Фарино. Так поступали и их предки — вольно или невольно — в течение полутора столетий. Хотя нынешний хозяин Гринвуда, по всеобщему мнению, был настоящей жемчужиной в короне старинного рода Фарино.

Выйдя из храма во двор, где под каменными плитами с медными табличками лежали многочисленные предки этого семейства, Мартин благоговейно задержал дыхание, хотя видел семейное кладбище каждый день. За небольшим церковным двором виднелись крыши коттеджей арендаторов, солнце золотило белые каменные ограды. За домами раскинулся великолепный парк. Мартин знал, что владеет этой красотой, и это чувство наполняло его гордостью.

Воскресная тишина нарушалась веселым пением птиц и приглушенным жужжанием пчел, собиравших нектар с многочисленных цветов. Мартин почувствовал внезапный приступ невыразимой любви к этому месту. Они были неразрывно связаны между собой, Гринвуд был частью него — его тела, души, сердца и ума. Законный или незаконный, Мартин все равно был временным служителем, призванным сохранить и приумножить богатство семьи, а затем передать его своему сыну.

— Ее нет, папа! Она заколдовала себя невидной? — спросил изумленный Томми.

— Невидимой, — машинально поправил его Мартин. — Пойдем, посмотрим.

— Но ты не сможешь увидеть ее, — резонно возразил мальчик.

Мартин засмеялся.

— Ты прав! Может, там будет какой-нибудь колдовской знак?

Они отправились на поиски странной женщины. Томми все время забегал вперед, пытаясь первым напасть на след незнакомки. Мартин с улыбкой наблюдал за сыном, и его сердце таяло от любви к нему.

Женщину они увидели за огромным старым дубом, ветви которого были настолько массивными и тяжелыми, что под них поставили специальные подпорки. Незнакомка сидела на корточках около каменной плиты, поэтому Мартин не смог увидеть пресловутый горб на ее животе. В какой-то момент женщина повернула голову, и он успел увидеть ее лицо. Мартину показалось, что ей не больше двадцати пяти лет.

Одета она была необычно — в длинную летящую юбку и облегающую блузку, полы которой спускались чуть ниже талии. Вокруг шеи с элегантной небрежностью был повязан длинный шелковый шарф.

Ее светлые волосы были пострижены у дорогого мастера, их шелковистые пряди мягким полукругом свисали вперед, когда женщина время от времени наклонялась, чтобы провести длинными тонкими пальцами по покрытому лишаем каменному надгробию. Я бы не назвал ее сумасшедшей, подумал Мартин, заинтригованный ее утонченностью и красивой внешностью.

— Она трогает могилу! — в ужасе прошептал Томми. — Наверное, слепая!

Мартина беспокоила поразительная способность сына делать самые невероятные, нелепые выводы.

— Шшш. Больше ни слова. Понял? Оставь это мне.

Томми комично сжал губы, как бы показывая, что рот у него на замке. Мартин спрятал улыбку. Как он любит своего сына! Он поступил абсолютно правильно, решив сохранить поместье за собой. Как всегда, при этой мысли в глубине души Мартина шевельнулся протест, но он постарался не обращать на это внимания.

Мартин знал, что он будет лучше управлять Гринвудом, чем порочный Стив. Свое право на наследство он заработал нелегким трудом. Самозванец, шарлатан, лжец! — настойчиво продирался через все резоны предательский голос.


Вот еще одна могила с неразборчивой надписью. Рената была близка к отчаянию, она начинала сомневаться, что ей удастся найти следы семьи ее отца. Прижимая к себе урну с прахом, Рената опустилась на корточки перед следующей могилой и стала разглядывать надпись, надеясь, наконец, увидеть имя Фарино. Но и эту плиту не пощадило время.

С тех пор, как Рената приехала в Гринвуд, у нее возникла жгучая потребность найти свои корни. Здесь ее окружали тишина и покой, их целебная аура благотворно действовала на ее страдающее сердце. Вся округа, казалось, дремала в это тихое воскресное утро. Белые домики с красными черепичными крышами купались в теплых лучах утреннего солнца, весенние цветы подставляли свои головки под его мягкое тепло. Уставшая от долгой дороги Рената отдыхала среди этого буйства красок.

Многое здесь напоминало ей то место в Тоскане, где они жили с отцом. Над каменной оградой склонилась магнолия, и опавшие лепестки ее цветов усыпали всю дорожку. Напротив церкви стояли две деревянные постройки — салун и почта. За ними начинался луг с прудом, в котором плавали утки.

Когда Рената шла к церкви, у нее возникло ощущение, что она идет по следам своего отца. Она почему-то была уверена, что, будучи ребенком, он бегал по этим полянам и лугам. Он жил здесь. Бегал с друзьями, смеялся…

Эта мысль всколыхнула в Ренате чувства, которые были неведомы ей прежде. Как будто после долгого отсутствия ее приняли в свои объятия добрые, любящие руки. Рената впервые за последний месяц ощутила удивительный покой.

Она могла только гадать, почему отец покинул такое чудесное место. Но какова бы ни была причина, она выполнила его просьбу, рассыпала его пепел под раскидистым дубом.

Теперь перед ней стояла вторая задача — найти следы его родственников. Но на этом кладбище не было ни одного захоронения с фамилией Фарино!

Расстроенная своей неудачей и предстоящим расставанием с отцом, вернее с его останками, Рената всхлипнула, прислонившись лбом к каменному надгробию: «О, папа, какая несправедливость!»

Вдруг что-то заставило ее повернуть голову, хотя она не слышала ни одного звука. Сквозь мокрую пелену слез, Рената увидела в нескольких шагах от себя высокого черноволосого мужчину и маленького мальчика с копной темных кудряшек. Они озабоченно смотрели на нее.

Поняв, что она, очевидно, выглядит странно со стороны, Рената покраснела, быстро поднялась с колен и обхватила руками матерчатую люльку, висевшую у нее на шее.

Неожиданно мужчина рассмеялся, и в уголках его темно-карих глаз образовались тонкие морщинки. У него были такие красивые глаза, что Рената растерялась на мгновение и словно провалилась в пустоту небытия. Но это была теплая, мягкая и волнующая пустота…

— Ребенок! Томми, у леди в люльке ребенок! — прошептал мужчина изумленному мальчику, и плотно сжатый рот ребенка открылся.

— Я думал, что это горб. Живот с горбом, — сказал мальчик и снова быстро закрыл рот.

Рената вернулась из бархатистого небытия в реальность.

— Что?! — крикнула она, забыв от растерянности, что говорит по-итальянски.

— Горб, — торжественно объяснил мужчина тоже по-итальянски, и у Ренаты вырвался смешок удивления.

Горб! Как забавно! Мягкий взгляд ее голубых глаз остановился на мужчине, он поднял на нее свои притягательные, чистые глаза, и их взгляды встретились.

— Здравствуйте, синьора. Меня зовут Мартин… — продолжил мужчина по-итальянски.

— Доброе утро, Мартин, — поспешно ответила Рената, удивленная его знанием итальянского языка. Она улыбнулась. — Я говорю по-английски, моя мать англичанка, и дома мы в основном говорили на этом языке. Меня зовут Рената Лонго, — представилась она. — А мой горб зовут Николо, проще — Ник, — весело обратилась она уже к мальчику. — Ему всего два месяца.

К ее удивлению, ребенок выглядел очень огорченным.

— Ты принесла его сюда, потому что он мертвый? — спросил он печальным голосом.

— Томми! — одернул его отец.

С трудом удержавшись от смеха, Рената помотала головой, отчего ее великолепные волосы веером взметнулись вверх.

— Нет. Вот, посмотри, он живой. Просто сейчас он спит. — Гибким, легким движением она наклонилась, чтобы Томми мог рассмотреть ее сына.

— Он дышит! — с недоверчивым восхищением проговорил малыш.

Рената кивнула. Она была очарована восторженностью мальчика и его радостью по поводу того, что младенец оказался живым. Вместе с Томми Рената с обожанием смотрела на маленький комочек, который был ее сыном. Ее захлестнула огромная волна любви, и она поцеловала Ника в розовую щечку. В нем была вся ее жизнь.

— Дорогой, — нежно проворковала Рената по-итальянски.

— Это колдовское слово? — торопливо отойдя от нее, спросил Томми.

На лице мальчика застыл благоговейный ужас.

— Разве я похожа на колдунью?

— Ты могла переодеться, — осторожно ответил он.

— Нет, я такая всегда, — сказала Рената весело. — Я говорила на итальянском языке, только и всего. По-английски это означает: «дорогой», — объяснила она и, Томми довольно улыбнулся.

Рената почувствовала кожей, что Мартин пристально наблюдает за ней. По ее телу пробежала дрожь. Он был особенным во всех отношениях, отличным от других, хотя она не могла сказать точно, в чем заключалось это отличие. Во всяком случае, он был первым мужчиной, который встряхнул ее.

Высокий, одетый в безупречный костюм мягкого серого цвета, высокое качество которого Рената оценила с первого взгляда, он выбрал к нему голубую сорочку и фиолетовый галстук, подчеркнув свою индивидуальность. В петлице торчала увядшая маргаритка. Рената улыбнулась, решив, что это проделка его сына.

У Мартина было загорелое, чуть обветренное лицо. Широкий рот, крепкий, прямой нос и темные брови свидетельствовали о сильном характере. Волосы у него тоже были необычными — черные, отливающие стальным блеском, они лежали мягкими волнами и были довольно длинными. Это придавало Мартину богемный вид, что Ренате очень понравилось.

Его проницательные глаза, казалось, замечали в ней абсолютно все. Она вдруг подумала о своей помятой в дороге юбке и заплаканном лице. Хуже не придумаешь. Рената привыкла обращать внимание на свою внешность, так воспитал ее отец-художник.

Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла глаза, затем провела руками по бедрам, чтобы расправить складки на юбке.

— Извините, что помешал вам, — мягко произнес Мартин. — Я просто подумал, что вы, возможно…

— Сумасшедшая, — услужливо подсказал Томми. Свирепый взгляд Мартина натолкнулся на невинный протест: — Она же швыряла…

— Томми, правильнее будет сказать: бросала, — поправил его Мартин. — Я думаю, тебе стоит пойти к отцу Джозефу, может, ты поможешь им убрать кофейные принадлежности. В награду получишь шоколадное печенье.

— Он хочет, чтобы я ушел, — с вздохом сказал Томми.

Ренате стало весело, и впервые за многие дни у нее поднялось настроение. Мальчик сделал несколько шагов в направлении церкви и обернулся.

— Но ты потом скажешь мне, зачем она швыря… бросала ту пыль, да?

— Иди! — прогремел Мартин и повернулся к Ренате, которая с трудом сдерживала смех. — Могу только снова извиниться, — тихо сказал он. — В словаре моего сына еще отсутствует слово «такт», но я упорно продолжаю воспитывать его. Как вы считаете, я могу надеяться на успех?

Ренате импонировала его искренность. Приятный мужчина, вызывающий доверие.

— Проигранная битва! — смеясь, ответила она. Мартин вздохнул.

— Боюсь, что вы правы. Извините.

— Ничего. Знаете, мне было довольно плохо, а Томми, как солнечный лучик, поднял мне настроение.

Лицо Мартина озарила блаженная улыбка, сверкнули ровные белые зубы.

— Иногда мне кажется, что это его предназначение в жизни, — с любовью сказал он.

И понравился Ренате еще больше. Он, несомненно, обожает своего сына и не подавляет непосредственный от природы характер мальчика. Рената ценила это очень высоко.

— Вы любите его, — тихо сказала она.

И поразилась: лицо Мартина будто осветилось изнутри.

— Очень, — ответил он и засмеялся. — А что, заметно?

Рената тоже засмеялась.

— Невооруженным глазом. Но это естественно. — Она погладила по головке своего сына. — Когда родился Ник, я поняла, что значит любить кого-то всем своим существом. — Сделав это признание, Рената удивилась, что говорит об этом с абсолютно незнакомым человеком. — Я любила своего отца, но это…

— Я знаю, — мягко сказал Мартин. — Я тоже ослеплен своей любовью к сыну. Мы полностью беспомощны перед ними, вы не находите?

Они дружно рассмеялись.

— Я, очевидно, должна объяснить, что я здесь делаю, — сказала Рената.

— Признаться, я заинтригован.

Лицо ее стало печальным.

— Я приехала сюда, чтобы развеять пепел моего отца. Это была его последняя воля.

Мартин перестал улыбаться и сочувственно кивнул.

— Понятно.

— Мне, наверное, следовало спросить разрешения, но шла служба, и я не хотела мешать.

— Я бы не нарушил ваше уединение, но прибежал Томми и сказал, что во дворе плачет женщина.

— Но не только это, — криво усмехнувшись, заметила Рената. — Вас заинтересовал горбатый живот.

Мартин ослепил ее своей лучезарной улыбкой.

— Каюсь, виноват!

— Я разговаривала… с отцом. Читала молитву и… — Рената осеклась.

Постороннему человеку не обязательно знать, что она выворачивала свою душу, спрашивая отца: почему?

Ренату вновь охватило невыносимая горечь утраты.

— Мне очень жаль, что я вынуждена оставить его здесь, — прошептала она. — Одного, вдали от дома.

— Он этого хотел, — тихо произнес Мартин.

— Я знаю, но… — Она на мгновение прикусила нижнюю губу. — Наверное, я веду себя эгоистично, потому что скоро вернусь домой. А он останется здесь, в чужой стране.

— Он стремился к этому. — Его голос действовал на нее успокаивающе. — Но я понимаю, насколько вам тяжело сейчас. Вам кажется, что вы бросили его, но на самом деле вы лишь исполнили волю вашего отца. И у него, очевидно, была на это серьезная причина.

О, папа! Какая причина?! — мысленно воскликнула Рената.

Сочувственный тон Мартина опять вызвал у нее слезливое настроение, но она справилась с собой. Опечаленная, Рената следила, как желтая бабочка перелетает с одного цветка на другой. Ее отец всегда носил желтые рубашки, желтый был его любимым цветом.

— Мне будет не хватать его, мы с ним были очень близки. Кроме меня, у него больше никого не было, — сказала она.

— Вам обоим повезло.

— Да, — согласилась Рената.

Помолчав с минуту, Мартин добавил с необычайной мягкостью:

— Может, вам станет немного легче, если я расскажу об одном эпизоде. Когда умерла моя бабушка, мне было семь лет и смерть представлялась мне чем-то ужасным. По ночам меня мучили кошмары. Тогда моя мать рассказала мне об одной старой легенде… — Он замолчал в нерешительности. — Вам может показаться это странным…

— Продолжайте, — попросила Рената.

Лицо Мартина смягчилось.

— Я вспомнил об этой легенде, когда увидел желтую бабочку, которая заинтересовала и вас. Я обратил на нее внимание, потому что для этого времени года она появилась довольно рано. А легенда, которую рассказала мне моя мать, гласит, что бабочки, как и малиновки, являются людям, потерявшим любимого человека, тем, кто неутешен в своем горе. Это как бы знак того, что душа вечна, она никогда не умирает.

Лицо Ренаты просветлело, и она улыбнулась. Правдива легенда или нет, но Мартин снял груз печали с ее сердца.

— Спасибо, что рассказали мне об этом, — поблагодарила Рената и затрепетала от его теплой улыбки. — А вы? — спросила она, смущенная волнением своего сердца. — Для вас эта легенда оправдалась?

— Не сразу, — дружелюбно ответил он, — хотя я все время ждал этого. Спустя десять дней я увидел малиновку на любимой садовой скамейке бабушки. У меня было такое чувство, что она хотела успокоить меня. — Он вдруг нахмурился и медленно сказал: — Даже если бы я… если бы я не был для нее родным, она бы все равно каким-то образом дала мне о себе знать, потому что мы любили друг друга. Я абсолютно убежден, что любовь никогда не умирает, и нас продолжает связывать духовная нить. Поэтому я верю, что между вами и вашим отцом всегда будет существовать неразрывная связь.

Его слегка хрипловатый голос и ободряющие слова были целебным бальзамом для ее изболевшегося сердца. Рената смотрела на Мартина с огромной благодарностью. Ей повезло, что в трудную минуту она встретила столь доброго, отзывчивого человека. Без него — и его сына — вся эта печальная процедура была бы для нее невыносимо тяжелой.

— Это очень хорошая мысль, и я всегда буду помнить о ней. Спасибо вам, — просто сказала Рената, но ее большие голубые глаза сказали Мартину гораздо больше.

Мгновение он отрешенно смотрел на нее, потом встрепенулся и быстро сказал:

— Не знаю, как вы относитесь к нашему американскому кофе, но чашку растворимого могу предложить вам прямо здесь, в церкви. Или что-нибудь покрепче в моем доме, если вам надо поддержать свои силы. Так что приглашаю вас и вашего мужа…

— У меня нет мужа, — тихо сказала Рената и опустила голову. — Я живу одна.

Рана от предательства Эдуардо еще не зарубцевалась и продолжала причинять острую боль. Как можно было забыть этот кошмар? Рената была на третьем месяце беременности, когда застала мужа в постели со своей лучшей подругой. У нее было такое чувство, что она налетела на кирпичную стену. Эдуардо считал, что Рената сама во всем виновата. Ник не был запланирован, но если она пришла в восторг, узнав о своей беременности, то Эдуардо, наоборот, был в ужасе.

Думая о ребенке, которого она носила, Рената по глупости простила мужа. Но две недели спустя, почувствовав себя плохо, она вернулась с работы раньше обычного и опять застала Эдуардо в постели со своей так называемой подругой.

Именно в тот момент умерла ее любовь к Эдуардо. Отец предупреждал ее насчет любви. Наслаждайся сексом, говорил он, но не путай его с любовью. Любовь приходит, но очень редко. И это бывает болезненно. Он был прав. Ее разбитое сердце болело до сих пор.

Рената заметила, что Мартин смотрит на ее малыша печальными глазами, и почувствовала в этом взгляде человеческое сострадание. И вдруг его предложение о чашке кофе показалось ей очень заманчивым. Ренате нужно было, чтобы сейчас рядом с ней находился добрый, заботливый человек, способный успокоить ее растрепанные нервы. Выполнение предсмертной воли отца полностью исчерпало силы Ренаты, и без того подорванные многочасовым перелетом через Атлантику с грудным ребенком, отсутствием возможности нормально поесть и поспать.

— Вы едва держитесь на ногах, — озабоченно сказал Мартин. — Пойдемте, вам нужен отдых, хотя бы ради вашего ребенка.

— Вы очень добры. — Рената слабо улыбнулась ему. — Настоящий христианин. Сойдет любой кофе. Мне кажется, что дорога сюда была бесконечной.

— Вы храбрая женщина, — искренне восхитился Мартин. — Не каждая решится на утомительную поездку с двухмесячным младенцем на руках.

— Зато теперь я могу свернуть горы, если потребуется. В Италии их много, — шутливо сказала Рената, которой все больше нравилась его компания.

Мартин громко рассмеялся, его смех был настолько заразительным, что Рената тоже начала улыбаться, и ее боль как рукой сняло.

— Это, конечно, большое преимущество, — сказал он, весело хмыкнув. — Но одной путешествовать, наверное, трудно.

— В общем-то нелегко. Ник все-таки еще очень маленький.

Но Рената давно знала, что такое одиночество. Богемные, а порой и шумные друзья отца уже не приходили в их дом. Что же касается друзей Ренаты, то вначале, сразу после смерти отца, они окружили ее заботой и вниманием. Но это были либо свободные мужчины, которые смотрели на нее как на потенциальную любовницу, либо супружеские пары, невольно заставлявшие Ренату переживать свой неудавшийся брак. Постепенно и подруги стали менять свое отношение к Ренате. Она была разведена, свободна и находилась в расцвете молодости. Получалось, что для всех из лучшего друга она превратилась в опасную роковую женщину.

— Откуда вы? — спросил Мартин.

— Я живу в Броцци, это в Тоскане.

— А, тогда понятно. Там живет немало американских эмигрантов.

— Я всегда думала, что мой отец — итальянец! — горячо воскликнула Рената. — Я даже не знала, что у него есть какие-то американские корни, пока не увидела его американский паспорт, — почти плача, пожаловалась она. — Он родился здесь. Я понятия не имела, пока он…

Она замолчала. Мартин подошел к ней и взял за плечи. И вдруг с Ренатой случилось что-то непонятное. Это началось у нее в груди и в доли секунды распространилось вниз, к животу. Своим прикосновением Мартин как будто пустил ток по всей ее нервной системе.

— Тихо, тихо. Все хорошо, — успокаивающе сказал Мартин.

Куда там! Эмоции Ренаты бурлили, как горная река. Ей снова захотелось расплакаться, чтобы он обнял ее, погладил по голове, успокоил и прошептал какие-нибудь слова своим бархатистым голосом, от которого, казалось, тело Ренаты становилось мягким как воск. Какой чуткой к доброму слову и жесту сделало ее горе!

— Извините, — пролепетала Рената и покраснела от смущения. — Я веду себя очень глупо.

— Да нет, все естественно. Ваш отец. Маленький ребенок. Тяжелая дорога, — перечислял Мартин, согревая ее сердце своей заботой и пониманием.

— Да, — согласилась Рената.

Этот замечательный чуткий человек не знает, что ее ждет впереди. Ей предстояло найти родственников отца.

— Мне срочно надо поесть, — сказала Рената с виноватой улыбкой. — Да и его скоро надо кормить. — Она прикоснулась ладонью к маленькой головке Ника. — У меня какое-то странное ощущение. Неустойчивое, как говорил отец. Я не завтракала и…

— Вы правы. Пойдемте же скорее.

Рената не успела опомниться, как Мартин уже вел ее куда-то. Удивительно, как сочетание недостатка пищи и близость красивого, обаятельного мужчины может кружить голову, подумала Рената. Она немного испугалась, что он так сильно воздействует на нее. Наверное, это все из-за того, что она сильно ослабла за Последнее время. Если она не будет держать себя в руках, то, чего доброго, бросится, заливаясь слезами, в его радушные объятия и выставит себя последней дурой. Надо поскорее уносить отсюда ноги, пока нервы окончательно не сдали. К тому же Рената с удивлением поняла, что не хочет встречаться с женой Мартина, которая испортит ее романтическое представление о Мартине, как о свободном красавце.

— Мне неловко беспокоить вас, поэтому я лучше пойду в салун, — сказала Рената. — А вы, наверное, волнуетесь за своего сына…

— Он в церкви, — сказал Мартин, пропустив мимо ушей ее слова насчет салуна. — Я предупрежу его, что отлучусь на какое-то время. Не сомневаюсь, что он вернется домой с сопровождающим. Его живот будет набит шоколадным печеньем, а голова — нелепостями, которые мне придется распутывать, когда он их будет повторять. — Мартин усмехнулся. — Местные дамы обожают его. Скорее всего, они все захотят проводить его домой, чтобы пересказать мне все те забавные вещи, которые он говорил в мое отсутствие.

— Тем более я должна отказаться от вашего предложения, — с неохотой сказала Рената, потому что с каждой минутой он нравился ей все больше и больше — его улыбка, доброта, его притягательная сексуальность. Когда это она встречала мужчину, способного к состраданию, красивого и не эгоиста? И, подумала она с трепетной дрожью, который бы так волновал мою кровь? — В любом случае, я бы хотела пообедать в салуне. Мне будет интересно.

Мартин остановился. Ренате было приятно видеть, что он расстроился.

— Как хотите. Надеюсь, вы справитесь одна.

— Я уже привыкаю к этому, — печально ответила Рената.

— Понимаю вас. Тем не менее, я восхищаюсь вашей силой воли.

Их взгляды встретились, и в глазах Мартина действительно было восхищение. Ренату захлестнуло горячей волной, она, как обжигающий коньяк, пробежала по ее сосудам, участив биение ее пульса.

Опять ощутив легкое головокружение, Рената поняла, что ей надо срочно поесть, пока она не упала в обморок от голода и чрезмерного обаяния Мартина. Но она медлила. В конце концов, шанс сам шел ей в руки. Внимательный мужчина, горящий желанием помочь ей. Рената рискнула.

— Мартин… Есть кое-что, в чем вы можете помочь мне.

Он явно обрадовался.

— Слушаю вас.

Мартин, конечно, сделает все, что в его силах, чтобы помочь мне, подумала Рената. Я раскрою тайну своего отца и вернусь домой с v чувством выполненного долга. Стараясь унять волнение, Рената сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Я пытаюсь узнать, почему отец хотел, чтобы я привезла его прах сюда, — сказала она. — Вы живете здесь?

Мартин криво улыбнулся, будто ему в рот попало что-то кислое.

— Я родился здесь. Так же как и… мои родители, и все остальные предки.

Рената едва не подпрыгнула от радости.

— Тогда вы, возможно, тот человек, который мне нужен!

— Я? — растерянно пробормотал он.

Вначале его реакция удивила ее. В Мартине снова произошла какая-то неуловимая перемена. Его значительный взгляд превратил ее в мягкий воск. Но в следующую секунду Рената поняла, что ошиблась: лицо Мартина выражало всего лишь вежливое любопытство.

Ох, Рената! — сказала она себе с укором. Как тебе хочется быть любимой! Сначала надо съесть хороший бифштекс с жареной картошкой, а уже потом допрашивать рыцаря в блестящих доспехах.

— Да, — отрывисто сказала она. — Я пыталась найти могилы близких родственников моего отца. Но их здесь, кажется, нет. Многие надписи на надгробьях невозможно прочесть из-за… э-э-э…

— Лишайника, — помог ей Мартин. — Он изрядно попортил большую часть из них.

Он сунул руки в карманы брюк и снова улыбнулся. Рената старалась не показывать, что он нравится ей. Но он был настолько привлекателен, что скрыть это было очень трудно. Рената покраснела, подумав, что многие женщины, видимо, смотрели на него с таким же кротким обожанием. А он, наверное, просто принимал это, как должное.

— Если вы ищите фамилию Лонго, то, боюсь, мне оно не знакомо, — сказал Мартин.

— О нет! — воскликнула Рената. — У папы другая фамилия.

— Да? — удивился он и бросил взгляд на ее левую руку.

Не обнаружив на ней обручального кольца, Мартин нахмурился, но Рената не стала объяснять ему, что в припадке ярости швырнула кольцо прямо в лицо Эдуардо.

— Да, — подтвердила она. — Он — Фарино.

Загрузка...