– Я люблю осень, а вы? – сказала Эди, когда они не спеша шли мимо рынка. – Разноцветные листья, горячий сидр, тыква в винном соусе.
Клиф не мог удержаться от смеха.
– Вы напоминаете мне сезонную поздравительную открытку. – Он вопросительно взглянул на нее. – Кстати, что вы готовите на День благодарения? Кабачки в виде индейки?
– Нет, – улыбаясь, сказала Эди. – Должна признаться, это единственный день, когда я изменяю своим вегетарианским принципам. Я делаю фаршированную индейку с гарниром. Это сумасшедший день. Я готовлю для всех жильцов нашего дома, и они все собираются у нас. Все наедаются до отвала, пьют больше, чем им можно, но зато все чувствуют себя единой семьей, и это замечательно.
– Да, очень мило. – Еще бы! Последние два года Клиф в праздники работал. Он и забыл, когда проводил их с людьми, которые ему по душе.
Они уже шли по своей улице, и глаза Эди были устремлены на ее дом в самом конце.
Постепенно улыбка сошла с ее лица, сменившись удивленным выражением.
– Там что-то случилось, – сказала она и ускорила шаг. От тревожного предчувствия застучало в висках, подпрыгнуло к горлу сердце – Эди увидела, как от края тротуара отъехала карета «скорой помощи»; сирена пронзительно выла, раздирая воздух, как жалобный крик больного ребенка.
Ее охватило мрачное предчувствие. Выдернув пальцы из руки Клифа, Эди бросилась бежать к дому.
– Эди!
До нее едва дошло, что Клиф ее зовет. Ее переполнял ужас, во рту стало горько, когда она увидела, что Роза стоит на тротуаре и ломает руки, а слезы градом катятся по ее лицу.
– Роза! – еле слышно позвала Эди и тронула Розу за плечо. – Что случилось? – Эди совсем забыла о Клифе.
– Ах, Эди! Я одна во всем виновата. Мне бы глаз с нее не спускать… Но я думала, она спит… – Роза опять зарыдала, понять ее было нельзя.
– Роза, успокойтесь. Сделайте глубокий вдох и медленно расскажите, что случилось.
Властный голос Клифа заставил Розу послушаться.
– Я была в спальне, перестилала бабушке постель. Я выходила посмотреть на нее раза два, она крепко спала на диване. – Роза закусила нижнюю губу и умоляюще посмотрела на Эди. – Я не слышала, что она проснулась… она, должно быть, вышла на лестничную площадку и… и… скатилась по ступеням.
– О Боже! – У Эди подогнулись колени, она покачнулась и упала бы, если бы Клиф ее не подхватил и не притянул к себе. Эди прижалась к его широкой груди – единственный якорь спасения в окружающем ее море страха.
– Куда ее повезли? – спросил Клиф, крепче обхватывая Эди.
– В Северную городскую больницу. – Роза снова разрыдалась.
Эди подняла к Клифу белое, искаженное ужасом лицо.
– Прошу вас, поедемте со мной! – Она еще крепче прижалась к нему.
Клиф нежно коснулся ее щеки.
– Ну конечно, а как же иначе. – Обняв Эди одной рукой, он довел ее до своей машины.
По пути в больницу оба молчали. Эди сидела, оцепенев от тревоги, боясь даже гадать о том, в каком состоянии бабушка. Клиф не заговаривал с ней. По лицу Эди он видел, как натянуты у нее нервы, знал, какие она испытывает муки, но какой смысл произносить банальные утешения или давать ей ложные надежды? Бабушка была слабого здоровья, а Клиф знал, что грозит человеку с хрупкими костями. Падение с лестницы могло привести к трагическим последствиям.
Клиф молчал, но его рука без слов говорила о его поддержке. Он сжимал руку Эди, чувствовал, что она вся дрожит, как пойманная напуганная птичка, и сердце его раскрывалось ей навстречу. Если бы он мог сделать что-нибудь еще, чтобы ее утешить, если бы мог сказать, что все будет в порядке, что бабушка крепче, чем кажется на вид! Что говорят другие люди в подобных случаях? Сейчас был один из тех моментов, когда неспособность выразить вслух свои чувства особенно сильно мучила Клифа.
Они напрасно так спешили в больницу. После того как Эди заполнила все необходимые бумаги, им предложили посидеть и подождать в приемной. Когда врач кончит осматривать их больную, он выйдет к ним.
– Хотите кофе или чего-нибудь еще? Возможно, нам придется долго ждать. – Клиф без устали ходил взад-вперед, а Эди сидела в пластиковом креслице. – Я думаю сходить в кафетерий выпить чашку кофе. А вам принести?
– Нет, спасибо, мне ничего не надо. – Рот Эди изобразил слабое подобие улыбки, но лицо оставалось неестественно бледным. – Но вы-то поешьте чего-нибудь, если проголодались.
Клиф разрывался между стремлением избавиться от мрачной атмосферы приемной и желанием успокоить Эди.
– Я сразу вернусь, – пообещал он и поспешил к лифту, чтобы попасть на первый этаж, в кафетерий. Он только возьмет стакан кофе и вернется обратно к Эди. Пока что она держится молодцом, но самообладание может изменить ей, и тогда лучше ему быть рядом. Ей нужна поддержка.
Когда Клиф ушел, Эди прерывисто вздохнула, стараясь удержать горячие слезы, рвавшиеся наружу. Ах, бабушка, думала она, мне не следовало вас оставлять. Я должна была предвидеть, что это может случиться. Закрыв лицо руками, Эди наклонилась вперед и стала читать все молитвы, какие могла припомнить. Она сама не знала, сколько просидела в такой позе, любой ценой вымаливая у Бога благополучия для бабушки.
– Эди, вы в порядке?
Услышав голос Клифа, Эди подняла глаза. Видя его сочувствие, его заботу о ней, она на короткий миг успокоилась. Глядя в его участливые, встревоженные глаза, она поняла: что бы ни случилось, у нее все будет хорошо.
– Вы пролили кофе. – Эди указала на темное пятно на его джинсах повыше колена.
– Я торопился. – Клиф сел рядом, отхлебнул кофе. – Хотите глоточек?
Эди покачала головой, она не сводила глаз с двери, откуда должен был появиться врач.
Несколько долгих минут они сидели молча. Эди смотрела на дверь. Клиф, все больше волнуясь, – на Эди.
Внезапно он резко поставил картонный стаканчик на стол, так что кофе выплеснулся наружу.
– Чего они там копаются? – Он вскочил со стула, точно его ударило током. – Почему никто не выйдет и не скажет нам что-нибудь?
– Скажут, когда сами будут знать, что сказать, – откликнулась Эди, хотя задавала себе тот же вопрос. – Что вам не сидится?
– Не могу я сидеть. – Взъерошив волосы, Клиф принялся шагать перед ней взад-вперед. Он был сбит с толку, не мог понять, что вызывает его волнение: то ли страх услышать от врача слова, сказанные особым профессиональным тоном: мол, бабушка скончалась, надо примириться с судьбой; то ли тот факт, который он вдруг осознал, – что привязался к Эди и бабушке. А он смертельно боялся привязаться к кому бы то ни было.
Оба вскочили, когда на пороге возник врач.
– Доктор Стаффорд! – обратилась Эди к человеку в белом халате и поспешила ему навстречу.
Клиф тут же последовал за ней и обнял рукой ее узкие плечи. Если новости будут плохие, он хотел быть для нее опорой, источником силы.
– Как она? – горестным шепотом спросила Эди, и Клиф сжал ее крепче.
– Все будет хорошо.
Эди прислонилась к Клифу, облегчение лишило ее сил.
– Слава Богу, – проговорила она тихо.
– Она очень взбудоражена, у нее много ушибов и сломана ключица, – сказал доктор.
– Где она? Можно нам ее повидать? Доктор Стаффорд кивнул.
– Ее поместят в двести вторую палату. Я хочу подержать ее здесь денек-другой. Понаблюдать за ней. Падение было серьезным. – Он дружески взглянул на Эди. – Пожалуй, пришло время подумать о некоторых вариантах, которые мы с вами уже обсуждали.
Эди медленно склонила голову.
– Да, вероятно, вы правы, – в голосе ее слышалась боль. – Нам можно сейчас к ней?
– Двести вторая палата. И не задерживайтесь надолго. Я сообщу вам, если в ее состоянии наступит какая-нибудь перемена.
Через несколько минут они нашли нужную палату. У Эди сжалось сердце, когда она увидела бабушку, такую маленькую и тихую на широкой больничной кровати.
– Ей дали снотворное, так что она сейчас не в себе, – предупредила сиделка, прежде чем выйти.
– О Клиф, – в ужасе прошептала Эди, подходя к кровати. На щеке у бабушки темнел большой синяк, на лбу – другой. Ее шея и лопатка были перетянуты широким бинтом, чтобы сохранять их в неподвижности.
– Бабушка. – Эди взяла ее руки в свои. Глаза старушки с трудом приоткрылись, и она уставилась на Эди.
– Где я? Что я тут делаю? – ее голос дрожал от страха.
– Вы в больнице. Вы упали, но сейчас у вас все хорошо. – Эди погладила ее по руке, чтобы успокоить. – Они подержат вас здесь всего несколько дней.
– Я не хочу здесь оставаться. Мне здесь не нравится, – нижняя губа старушки затрепетала. – Окажите мне, пожалуйста, услугу.
– С удовольствием, – не колеблясь ответила Эди.
– Позвоните моей внучке. Ее зовут Эдит. Она обо мне позаботится. Она меня заберет.
Первым побуждением Эди было выполнить желание бабушки и увезти ее из больницы, но она подавила его – она знала, что бабушка находится именно там, где ей положено быть.
– Эди захочет, чтобы вы остались здесь, чтобы о вас позаботились доктора.
Старушка закрыла глаза, точно желала спрятаться от того, что ее окружало.
Клиф тронул Эди за плечо. Она обернулась.
– Ей сейчас нужно поспать. – В его глазах светилось сострадание, и снова Эди поразило, как много в ее жизни стал значить этот человек.
– Почему бы вам не пойти со мной, не съесть чего-нибудь, – предложил Клиф, когда они выходили из палаты. – Время как раз обеденное.
– Время обеда? – Эди удивленно смотрела на Клифа. Неужели еще так рано? Ей казалось, что с того часа, как они все трое сидели за кухонным столом и ели оладьи, прошла целая жизнь. Эди нахмурилась, взглянула на дверь в палату. – Не знаю. Может, мне лучше остаться здесь… вдруг я ей понадоблюсь.
Клиф положил руки ей на плечи.
– Эди, нет никакого смысла оставаться здесь. Сейчас вы ничем не можете помочь бабушке. К тому же вы слышали, что сказала сиделка: ей дали снотворное, возможно, она будет спать до вечера. – Пальцы Клифа нежно массировали напряженные мышцы ее плеч. – Пойдем поедим, а затем вы поедете домой и вздремнете часика два. А вечером вернетесь сюда. К тому времени вы, возможно, и понадобитесь бабушке.
– Хорошо, – согласилась Эди, видя, что это разумней всего. Теперь, когда самая сильная тревога прошла, она почувствовала, что очень устала и немного голодна. Клиф прав. Самое лучшее – это пойти поесть и отдохнуть, пока бабушка спит под действием лекарства.
– Первое, что мы сделаем, – это заедем ко мне, чтобы я мог принять душ и переодеться, – сказал Клиф, когда они сели в машину. – Это не займет много времени.
Эди кивнула с отсутствующим видом: все ее мысли были заняты бабушкой и неопределенностью будущего. Может быть, и правда пришло время подумать о частной лечебнице или санатории? При этой мысли у Эди разрывалось сердце, но она хотела сделать так, как будет лучше для бабушки. Возможно, стоит поместить ее в Центр по уходу за престарелыми, где у нее будет своя комната, привычная обстановка и все любимые безделушки. Эди находилась в полной растерянности, принять решение было так трудно. А она-то надеялась, что ей еще очень не скоро придется об этом думать.
– Как вы себя чувствуете?
Слова Клифа проникли в ее сознание сквозь царивший там сумбур.
– Прекрасно, – заверила она его. – Просто… просто я жалею, что ушла сегодня на городской рынок. Не следовало мне оставлять бабушку.
– Неужели вы вините себя за то, что произошло? – Клиф ловко припарковал машину перед комплексом многоквартирных домов. Выключил зажигание и повернулся к Эди. – Несчастные случаи происходят не так уж редко. Мы не можем винить себя за то, что нам посылает судьба. – И только он произнес эти слова, с ним случилась занятная вещь. Он вдруг увидел, какое непомерное эмоциональное бремя он нес на себе, считая, будто каким-то образом в ответе за желание Кэтрин оставить его, и в тот же миг это бремя исчезло, растаяло, как хлопья снега на теплом оконном стекле. Интересно, он даже не знал, что испытывает эти чувства, пока не избавился от них.
– О, умом я понимаю, что меня не в чем винить. Вероятно, я просто в ужасе от тех решений, которые мне придется принять.
Клиф нежно улыбнулся ей и пригладил прядку волос, выбившихся из косы.
– Но сегодня от вас не требуется никаких решений. Ближайшие день или два бабушка проведет в больнице, так что пока вам не нужно строить никаких планов.
– Вы совершенно правы, – сказала Эди с облегчением, чувствуя, что ей дана передышка и можно на какое-то время забыть терзающие ее мысли.
– Пошли, мне нужно всего несколько минут, чтобы принять душ и переодеться, а потом вы получите большую тарелку горячих овощей, которые вы так любите. – Клиф улыбнулся, поддразнивая ее, и они вышли из машины.
– Хорошие дома, – заметила Эди, когда они шли через площадку, где стояли припаркованные машины.
– Нормальные, – сказал Клиф. – Здесь я вешаю шляпу, иногда ем и почти всегда сплю.
– Послушать вас, так ваше жилье – номер гостиницы, а не домашний очаг, – заметила Эди.
И когда Клиф ввел ее в квартиру, Эди увидела, что не ошиблась: так именно она и выглядела – как безликий гостиничный номер. Мебель казалась новой: покрытая ярким шотландским пледом тахта, кресло с откидной спинкой, два журнальных столика со стеклянными столешницами… но все имело такой вид, будто мебелью никогда не пользовались: ни кружков от кофейных чашек, ни журналов и газет. Комната не излучала тепла, в ней не было индивидуальности.
– Будьте как дома, я вернусь через несколько минут, – сказал Клиф, исчезая, как полагала Эди, в ванной комнате.
– Могу я воспользоваться вашим телефоном? Я хочу позвонить Розе, сказать, что с бабушкой все в порядке.
– Конечно. Телефон на кухне. – И через минуту послышался шум льющейся воды.
Эди зашла на кухню, такую же безликую, как комната. Ничего удивительного. Ее затопила волна жалости к Клифу. Сердечные страдания погасили в нем жажду жизни. Он просто влачил день за днем, боясь выйти из своей скорлупы, боясь протянуть руку за счастьем и любовью, боясь, что ему снова причинят боль.
Эди знала его совсем недолго, а ей казалось, что они знакомы целую вечность. И она знала также с уверенностью любящей женщины, что какая-то часть его существа бунтует против принятого им решения замкнуться в себе, отгородиться от всех. Эту его часть тянуло к людям. Язык его говорил о том, что ему никто не нужен, отталкивал Эди насмешками и жестокими словами, а глаза говорили о жажде любить и быть любимым. Эди понимала, что в душе Клифа идет борьба. Понимала, что страх отчаянно сопротивляется растущей потребности в любви. Ах, если бы она знала, как помочь любви, склонить чашу весов в ее пользу…
Вздохнув, Эди подняла телефонную трубку. Первое, что следовало сделать, – сообщить Розе, что с бабушкой все в порядке. К тому же она действительно ничем не могла помочь Клифу. Ей остается одно – ждать, пока он сам осознает, что готов снова попытать счастья.
Повесив трубку после разговора с Розой, Эди услышала, что шум воды в ванной прекратился. Обнаружив на полке кофеварку, она решила сварить кофе. Конечно же, после бессонной ночи Клиф не откажется выпить чашечку, да и она сама почувствовала вдруг сильное желание взбодриться. Но ни банки с кофе, ни фильтров она не нашла. Ничего не поделаешь, Эди прекратила поиски.
– Эй, Клиф, где вы прячете кофе? – Она подождала с минуту, но ответа так и не последовало. – Эй, Клиф? – Эди вышла из кухни и, пройдя комнату, задержалась у двери в ванную. Только она хотела постучать, как дверь распахнулась, и, чуть не сбив ее с ног, оттуда выскочил Клиф.
– Ой, простите, я не знал, что вы тут, – он неловко переступал с ноги на ногу.
При виде Клифа все мысли о кофе вылетели у Эди из головы. Его черные мокрые волосы были взлохмачены, придавая ему юный, застенчивый, очень привлекательный вид. Но то, на чем остановился ее взор, когда спустился ниже, говорило не о застенчивом юноше, а 6 настоящем мужчине.
Клиф был голый, если не считать полотенца, опоясывающего его стройные бедра. Широкую грудь покрывали завитки черных волос, образующие нечто вроде римской цифры V, острие которой, маня за собой взгляд Эди, скрывалось под махровым полотенцем, откуда выступали сильные, мускулистые ноги. Да, мужчина в расцвете сил. Однако, как ни потряс Эди его вид, больше всего поразили ее гладкие, без единого волоска щеки и подбородок Клифа.
– Вы побрились, – изумленно сказала она и, протянув руку, коснулась ладонью его лица.
– Ага. – Клиф смущенно улыбнулся. – Я подумал, лучше уж принять цивилизованный вид, если я пригласил вас в кафе.
Внезапно Эди охватило всепоглощающее желание снова слиться с ним воедино, очутиться в его объятиях, ее неудержимо тянуло к Клифу, и она поняла, что хочет лишь одного – прильнуть к нему всем своим существом и отдаться ему, чтобы утолить свое вожделение.
– Я не хочу никуда идти. Я не голодна, – тихо проговорила Эди, отлично зная, чего именно она хочет. Ее рука, касавшаяся щеки Клифа, спустилась по подбородку к шее, перешла на грудь, стала играть завитками волос. – Я хочу остаться здесь, с тобой. Я хочу быть с тобой снова.
– Эди, вы не понимаете, что говорите, – перебил ее Клиф, прерывисто дыша, и снял ее руку с груди. – У вас был эмоциональный шок, вы расстроены, вы в тревоге.
– Я прекрасно понимаю, что говорю, – прошептала она и протянула руку, чтобы распустить косу. Тряхнула головой, и темная масса волос обрушилась ей на плечи. Она услышала, как Клиф шумно втянул в себя воздух, и взялась руками за низ свитера.
– Эди, остановитесь. Это неправильно.
– Почему? – Она с вызовом смотрела на него. – Я хочу тебя, Клиф. И я знаю, что ты тоже хочешь меня. Почему нам не повторить того, что было позавчерашней ночью? Нам было так хорошо. И казалось правильным. – Одним быстрым движением она стянула через голову свитер, уронила его на пол и гордо стала перед ним в одном шелковом бежевом лифчике.
– Эди, послушай. – Клиф схватил ее за плечи, но тут же отпустил, точно прикосновение к ее теплой шелковистой коже обожгло его. – Я предупреждал тебя и раньше. Этого и тогда не надо было делать. Мне нечего тебе дать. Всего лишь этот миг. Я не стану… я ничего не могу обещать навеки… даже на завтрашний день. – Глаза Клифа сузились, потемнели от напряжения, он говорил напористо.
– Мне не нужно обещаний. Мне нужен ты. Здесь и сейчас.
С подавленным криком Клиф притянул ее к себе, губы его приникли к ее губам с такой пламенной страстью, что у нее перехватило дыхание. И в то время, как рот его погружался в пучину ее рта, его руки погружались в волны ее волос.
Эли прижалась к нему всем телом, издав невольный стон, когда ее грудь коснулась его голой груди, – тончайший ажурный лифчик вряд ли мог умалить наслаждение, которое она испытала. Обвив его руками, она изучала его спину, как слепой, читающий шрифт Брайля, – каждый мускул, сухожилие, каждую впадину и выпуклость.
Клиф оторвался от ее губ, с трудом перевел дыхание.
– Эди… ты должна мне сказать… Ты совершенно уверена? Ты поняла: никаких условий, никаких обещаний, только этот миг, единственный миг. – Глаза его угрожающе блестели.
Эди улыбнулась, подняв на него глаза, полные любовной истомы.
– За всю свою жизнь я ни в чем еще не была так уверена, как сейчас.
Она взяла его за руку и повела в спальню. Грациозным движением скинула джинсы и легла на кровать в легком, как дымка, лифчике и кружевных трусиках. Ее глаза призывали его.
И лежа там, глядя на Клифа, видя, как пламя страсти поглощает мрак его глаз, видя, несмотря на полотенце на бедрах, что он готов ей уступить, Эди преисполнилась чувства, что они поступают правильно, что они просто пешки в руках судьбы, исполняющие ее предназначение.
Клиф остановился в изножье кровати, жадно пожирая ее глазами. Его взор разгорячил Эди, кожа ее порозовела, она пылала с головы до ног, но ей было этого мало. Она жаждала не только взгляда, она жаждала пыла его ласк, пламени последнего испепеляющего мгновения.
– Клиф… – Еле слышный шепот слетел с ее губ, но этого было достаточно, чтобы нарушить оцепенение, которое охватило Клифа, когда он стоял, упиваясь прелестью Эди. Три стремительных шага, и он присоединился к ней, обрушившись на нее всем телом.
– О Эди. – Его губы вновь овладели ее губами, язык ласкал ее рот. Клиф сместил свой вес на один бок, рука нежно коснулась ключиц, спустилась к лифчику, стала играть окаймлявшим его кружевом. Тело Эди изогнулось под ним, нетерпеливо стремясь избавиться от последних преград. Его рука продолжала теребить кружево лифчика, и, застонав от нетерпения, Эди потянулась рукой за спину, чтобы его расстегнуть, но Клиф ее остановил. – Не торопись… Я хочу, чтобы все было медленно, хочу смаковать каждый миг, – горячо выдохнул он ей в лицо. Его слова вызвали в ней радостный трепет, но его и сравнить нельзя было с тем, как содрогнулась она от желания, когда Клиф стал сквозь ажурную материю лифчика целовать ее соски. Его жаркое дыхание и влажные губы заставляли Эди судорожно глотать воздух.
Рука Клифа оставила лифчик, медленно скользнула по ее плоскому животу, пальцы проникли под резинку трусов. Они ласкали ее – вверх-вниз, вверх-вниз, – ни разу не спустившись туда, где она их ожидала. Он продолжал нежно гладить ее, руки его, дразня, подступали к заветной черте, затем опять ускользали, переполняя ее сладкой мукой неутоленного желания и всепоглощающим наслаждением. Губы Клифа следовали за руками тем же томящим ее путем, и, позабыв обо всем, Эди упивалась блаженством. Она не знала, что на ее теле так много эрогенных мест – ямка под коленом, внутренняя часть бедер, – где одно прикосновение руки или языка Клифа заставляет ее терять рассудок.
Эди понимала, зачем Клиф дразнит и томит ее, – он хочет довести ее до предела, когда завершение будет иметь силу взрыва. Ей хотелось ответить ему тем же. Ей хотелось, чтобы их слияние было таким же чудом для него, как для нее. Она перекатилась наверх, села, охватив ногами его бедра.
– Что… что ты делаешь? – простонал Клиф, в глазах – голая страсть.
– Изменение позы – правило игры. – Эди наклонилась и поцеловала его, одновременно приподнявшись, чтобы убрать эту досадную помеху – полотенце.
Медленно оторвав от него губы, Эди провела ими по подбородку Клифа, по шее и остановилась на его плоском соске. Вкус его кожи был для нее эликсиром, распаляющим костер ее страсти. Она опьянела от прикосновения к его обнаженному телу, от запаха его кожи.
Клиф закрыл глаза, стараясь унять дрожь, сотрясавшую его с ног до головы, в то время как язык Эди томил и жег его. Она подняла голову, и Клиф вздохнул со смешанным чувством облегчения и утраты. Но на смену тут же пришло новое ощущение. Кончики ее шелковистых волос, свисавших с плеч, щекотали ему кожу, заставляя стонать от почти болезненного наслаждения. Волосы Эди плясали на нем, лаская плоский твердый живот.
Мучительно вскрикнув, Клиф перекатился на нее, принялся неловко расстегивать лифчик.
Руки Клифа ласкали ее пышную грудь, исторгая у Эди невнятные звуки. Эди знала, чего он хочет, ведь она хотела того же. Хватит томить, хватит мучить. Она хочет чувствовать его плоть в своей, хочет… нет, она больше не может ждать, она должна отдаться ему немедленно.
Эди помогла ему, сбросив трусы, и исступленно вскрикнула, когда Клиф опять опустился на нее. На какой-то миг глаза их встретились, задержались друг на друге, говоря на языке любовников, посылая в подсознание сигналы, слышные им одним, а затем, вознесшись над Эди всем телом, он проник в нее.
Мгновение он лежал неподвижно; Эди посмотрела на него. Лицо его было напряжено, жилы на шее натянулись, как струны.
Она поняла, что Клиф пытается сдержать себя, предупреждает ее, что он над собой не властен. Он не осознает, что он – в ней, что, даже если все завершится в эту минуту, она будет полностью удовлетворена.
Медленно проведя ногтями по его спине, Эди шевельнула бедрами.
– Все в порядке, – тихо проговорила она, подталкивая его движением бедер.
Если раньше Клиф хоть как-то владел собой, теперь самообладание полностью оставило его. Тело его импульсивно дернулось вперед, и Эди, уткнувшаяся лицом ему в грудь, невнятно вскрикнула. Словно старинные любовники, привыкшие друг к другу, знающие, что нужно партнеру, они двигались в едином безумном ритме. Никаких проб, никаких колебаний. Они подходили друг другу, словно занимались вместе любовью много лет.
Эди ощущала, как сокращаются ее мышцы в то время, как она поднимается все выше к пику наслажденья. Она прижимала Клифа к себе все тесней, желая полностью его поглотить и не выпускать целую вечность. Достигнув апогея, Эди судорожно глотнула воздух, почувствовав, как в тот же миг тело Клифа окаменело – он тоже достиг зенита. Они спустились с вершины вместе, тяжело дыша, сжимая друг друга в объятиях, молча поражаясь чуду, которое с ними произошло.
С минуту Клиф тяжело лежал на ней, затем чуть сдвинулся вбок и лег с ней рядом. Эди глядела на него, не отрывая влюбленных глаз, обуреваемая такой радостью, таким безграничным счастьем, что на глаза навернулись слезы.
А глаза Клифа были закрыты, густые ресницы бросали тень на щеки. Эди поражалась его красоте, открывшейся теперь, когда он побрился. Она жадно всматривалась в него. Заметила небольшую родинку у края рта – сокровище, раньше прятавшееся под щетиной.
Каждую отдельную черточку она откладывала в памяти, чтобы с наслаждением вспоминать ее поздней. Эди заметила, какой у него усталый вид, какие глубокие морщины перерезают лоб, подумала, как долго он не спал.
Эди покраснела, припомнив, как беззастенчиво она держалась с ним, взяла на себя инициативу, сказала ему, что именно от него хочет. Никогда раньше она так себя не вела, и внезапно ей показалось очень важным, чтобы Клиф об этом узнал.
– Клиф, я надеюсь, ты не думаешь, что я всегда… так… так поступаю?
Он приоткрыл глаза и посмотрел на нее.
– Я просто хотела, чтобы ты знал, что я не затаскиваю в постель каждого полицейского, который приходит ко мне в дом.
– Я знаю это, Эди, – сказал он мягко и снова опустил веки.
Эди успокоилась, увидев, что губы Клифа тронула чуть заметная улыбка. Она осторожно высвободилась из его рук и слезла с кровати, чтобы дать ему поспать.
– Куда ты?
Она улыбнулась, понимая, что он уже наполовину спит.
– Пойду приму душ, потом вызову такси и поеду домой.
– Не говори глупостей, я тебя отвезу. – Глаза Клифа по-прежнему были закрыты.
Эди наклонилась и поцеловала его в веки.
– Сам не говори глупостей. Оставайся здесь и спи. Увидимся вечером.
Как только Эди скрылась за дверью в ванную и Клиф услышал шум льющейся воды, он перекатился на спину и прикрыл глаза рукой. Он и не думал спать. Напротив, мысли его снова и снова возвращались к тому, что только что между ними произошло. Бог свидетель, он вовсе не хотел, чтобы они снова занялись любовью. Плохо, что это было даже и один раз. Клиф сопротивлялся с первой минуты, как оказался в квартире Эди. Он не хотел слышать ее пылких вздохов и страстных стонов. Он не хотел знать потаенные уголки ее тела, все его изгибы, нежность кожи, пылающий в ней огонь. Близость не дает держаться на расстоянии, а это то, к чему он стремился.
Он не хотел вступать с Эди в любовную связь. Любовь влечет за собой надежду, связывает обязательствами. Любовь чахнет без мыслей о будущем. Клиф понимал, что Эди его любит. Он видел это в ее глазах, в каждом ее прикосновении. И она была так обольстительна. Но она не осознавала главного: что любит она всего лишь пустую оболочку, а не человека. Нет, пусть лучше чувства его будут мертвы, чем снова подвергаться душевным мукам.
О, как соблазнительно было бы принять то, что она предлагает, – заботу, смех, любовь. Но он боялся. Терять надежду так мучительно, он не сможет снова пройти через это: любовь, затем утрата.
Шум воды смолк, послышался голос радостно напевающей Эди. Клиф замер. С той минуты, как она вышла из ванной, он не шевелился. Слышал, как она одевалась, и оставался недвижным. Эди, наклонившись, поцеловала его в щеку, а он по-прежнему делал вид, что спит. И только услышав, что дверь в квартиру захлопнулась, он испустил прерывистый вздох.
Нужно прекратить это сейчас, немедленно, не то будет поздно. Разрыв ранит Эди, но, если он допустит, чтобы их связь продолжалась, будет еще хуже. Один раз он уже устремился в погоню за любовью – и сильно обжегся. Надо быть глупцом, чтобы вторично искушать судьбу. Конечно, он прав, отказываясь от Эди, но как смириться с мрачной черной пустотой, возникавшей в душе при мысли, что ему придется жить без нее? И тут впервые за много лет Клиф зарыдал.