В этот момент подоспел очередной поминальный тост. Моя соседка поднялась, оправила платье, подчеркивая и без того привлекательную грудь, и решительно представила себе слово.
– Меня зовут Оля. Я была последней гражданской женой Алика.
Повисло долгое гробовое молчание, неприличное даже за поминальным столом; оно было явно направлено против Оли. При этом, казалось, неловкость испытывали все, кроме Оли.
– У меня из головы не выходит один случай. Я вам сейчас его расскажу. Он простой, пустяковый, но тем, кто знал и любил Алика, случай этот скажет о многом.
Тишина изменила свой характер. Жанр воспоминаний за таким столом всегда к месту. Главное сейчас, чтобы воспоминания были, так сказать, правильными, уместными.
– Как-то раз мы поехали с ним по делам, на его машине. В городе с парковкой сложно, все забито, особенно в центре. «Машины скоро съедят нас»: это была любимая поговорка Алика. Мы подкатили к офису, собирались уже заворачивать на парковочную площадку, но путь нам преградила брошенная посреди дороги дорогая иномарка. Не «Мерседес», что-то покруче и позаковыристее. Кажется, «Лексус». Внедорожник. Джип, как мы его называем. Сначала мы даже не поняли в чем дело. Машина была буквально брошена, небрежно забыта или поставлена так специально. Либо случилось чрезвычайное что-то, либо… В любом случае что-то чрезвычайное.
Ни проехать, ни выехать, и хозяина нигде не видно. Вполне можно было поставить машину в сторону и не создавать проблем другим. Но мало ли что могло случиться, вот мы сидели и ждали. Сзади уже собралась очередь, кто-то нервно сигналил.
Вдруг я смотрю – Алик изменился в лице, словно увидел что-то страшное. Позеленел. Проследила за его взглядом – и вижу картину: в скверике, неподалеку от нас, ходит и собирает опавшие листья кленов очаровательная семейка: он, она и маленькая их дочурка. Листья крепкие, желто-красные, словно глянцевые, были зажаты в руке малышки радостным букетом. Как-то сразу стало ясно, что машина намеренно поставлена посреди дороги. А причина – чрезвычайная наглость и патологический эгоизм.
Я понимаю еще наглость, так сказать, королевского происхождения, этакую царскую близорукость: он не хотел никого обидеть, он просто не привык замечать проблем других. Но тут была рассчитанная, спланированная наглость, наглость раба, лакея, позавчера только выбившегося в люди.
А наглость зарвавшегося лакея – это нечто в высшей степени гнусное. Низкая и подленькая душонка сотворит из ничего что-нибудь изумительное паскудное. Этот родной нам способ самоутверждения… Заставить всех ждать просто потому, что тебе, якобы, пришла охота потоптать листики. Свой каприз поставить выше всего прочего – для того только, чтобы все увидели, как роскошно ты можешь позволить себе покапризничать. Чувство достоинства понять как безнаказанную возможность унизить всех… Господа лакеи… Они всегда поймут друг друга. По лакейским правилам он был прав: сила ведь на его стороне. Поэтому никто даже внятно не возмутился. Скорее, все любовались, потому что завидовали.
Алик вышел из машины с трясущимися губами, бледным лицом и молча подошел к дорогой машине дешевого пижона. Тот изобразил бег на месте: дескать, спешу и падаю, чтобы уступить вам дорогу, ваше сиятельство. Потом действительно перешел на рысь и, подбегая, поднял руки вверх. Это он так извинялся. Алик что-то сказал ему. Тот, не поднимая глаз, запихал своих девушек в кожаный салон и резко газанул в сторону. Букет из листиков мусором рассыпался на дороге.
Алик припарковал свою машину вплотную к «Лексусу», заблокировав его выезд, и мы пошли по делам. Когда мы вернулись, возле джипа мельтешили люди в милицейской форме. Нашей машины не было. У Алика отобрали права. На него обрушилась куча неприятностей.
Но дело не в водительских правах, разумеется. Ему в очередной раз показали: в этом мире тебе не позволят сохранить достоинство. Все начальники – лакеи, а все лакеи хотят быть начальниками. Тебе навяжут сражение по любому пустяку все эти «приличные люди», и ты проиграешь. Выиграть у них можно тогда, когда ты станешь одним из них, потому что правила игры сделаны по лакейскому кодексу. Алик проиграл. Хотя, по-моему, он выиграл, потому что не стал одним из них.
Оля помолчала несколько секунд, обозначая окончание речи, и после этого выпила.
По-моему, кроме меня, ее никто не поддержал.
– Вот в ком кипела кровь, – сказал я. – Любое сравнение с Аликом будет не в мою пользу, Не сравнивайте меня с ним, пожалуйста. Пощадите мое достоинство. Хотя, говорят, в постели я вовсе не плох. Многие верные мужья, по слухам, мне уступали.
Оля даже бровью не повела. Но когда все с преувеличенным вниманием слушали очередного оратора, ее рука оказалась на моей ширинке. Мне пришлось накрыть ее белоснежной полотняной салфеткой. Кажется, я не разочаровал соседку. Мне было чем ответить на вызов, брошенный ее грудью.
Это маленькое происшествие слегка сгладило неприятное впечатление от прощания с моим достойным другом.