Всемирный следопыт, 1926 № 05

За белыми шкурками. Рассказ Джорджа Хардинга.

Весною море у берегов Ньюфаундленда загромождается бесконечными пространствами пловучего льда — ледяными полями, приносящими с южного Лабрадора целые стада молодых тюленей, драгоценных «белых шкурок», еще не умеющих нырять и защищаться от человека.

Каждый год до пяти тысяч сезонных охотников оставляют гавань Бонависта-Бай и направляются к порту св. Джона, где проводят несколько дней, пока море очистится от сплошных ледяных полей. Десятого марта (это число установлено колониальным законом) тюленебойные суда отправляются в плавание.

Опасное и рискованное плавание — охота на тюленей. Только смелые, энергичные и выносливые люди вступают в экипаж тюленебойного судна, и каждый из них должен быть и отличным моряком и опытным охотником. Только надежное судно, с крепкими дубовыми частями, обитыми железом, может выдержать встречу со стремительно несущимися глыбами пловучего льда.

Гонимые ветром и течением, громадные льдины нагоняют друг друга, ударяются со страшной силой и разлетаются на мелкие осколки. Подумать только, сколько смелости, мужества и твердости духа проявляют рыбаки, охотясь за тюленями в небольших парусных лодках, если и крепкие паровые суда, не успевшие во время уйти от льда, разбиваются, как скорлупа.

Мы вошли в Пульс-Айленд и бросили якорь во льду гавани, среди других судов, уже лежавших в дрейфе.

Экипаж был отпущен на берег, и толпы матросов смешались с женщинами и детьми, окружившими наш «Альбатрос».

Я вошел в каюту шкипера, когда он беседовал с несколькими старыми моряками. Морская карта была разложена на столе, и капитан водил толстым пальцем вдоль берегов Лабрадора.

— Отсюда их, вероятно, отнесло ветрами к Функс-Айленд, и, я думаю, мы найдем их в пяти-семи милях к северо-западу от него.

— Да, они где-нибудь там, поблизости, — согласился подшкипер.

— Стада тюленей обычно растягиваются в линию от тридцати до сорока миль, — ответил шкипер на мой вопрос. — Через каждые две-три мили можно неожиданно напасть на новое стадо. Заметив судно, старые тюлени ныряют в воду, оставляя детенышей лежать на льду. Мы охотимся сначала за молодыми, за «белыми шкурками». Они доставляют лучший сорт тюленьего жира и наилучшую кожу. Потом уже мы отправляемся миль за сорок к западу, где настигаем взрослых. Это — большие свирепые животные, ростом с быка; они почти всегда вступают в борьбу. Улов их всегда меньше улова «белых шкурок».

— Помните, капитан Джоб, — заговорил один из старых матросов, — нашу охоту на старой «Фальконии»? У нас было достаточно топлива, — продолжал он, обращаясь ко всей компании, — и мы решили было остаться до конца сезона из-за этих «стариков». Нам попалось прекрасное место, прямо кишевшее ими, оно чуть ниже нашего порта. Ветры нагнали много льда, и стадо тюленей, вышедших наружу, долго не могло попасть в воду: они были ослеплены сверкавшим на солнце льдом. Через три часа мы набили их уже пятнадцать тысяч, а через три дня уже возвращались домой!

Появились бутылки, все уселись в круг, и до позднего часа велись нескончаемые рассказы о прежних ловлях и морских приключениях. Без этого обряда ни один охотник не представлял себе удачи в будущем походе. Поднимались стаканы.

— За счастливый улов! К первому апреля мы вернемся домой с тридцатью тысячами отборных «белых шкурок».

Настало утро, и команда вернулась по льду, в толпе рыбаков, их жен и детей. Все суда снялись с якоря. Одно за другим они уходили в море, а рыбаки на берегу молча провожали их взглядами. Суда были крепкие, люди на них испытанные, но этого было недостаточно, чтобы успокоить сердца береговых жителей.

Взобравшись на ледяной холм, они долго смотрели вслед удалявшейся флотилии.

Ни одной вести о плавании не дойдет к ним до возвращения первого судна…

На рассвете третьего дня с «Альбатроса» увидели неподвижные вершины мачт четырех судов нашего флота. Они, очевидно, не могли продвигаться дальше. Громадные ледяные поля отделяли наше судно от них. В конце концов, пришлось и «Альбатросу» лечь в дрейф, так как лед сплошной стеной окружил нас.

В переднем трюме, где собрались все свободные от вахты, было тепло и уютно, и, казалось, ничто не говорило о нашем отчаянном положении. В тумане дыма, при тусклом свете ламп, с трудом можно было различить лица людей, сидевших с трубками вокруг печки. Сверху нависали длинные палубные брусья, увешанные одеждой и сапогами. Вдоль стен тянулся длинный ряд деревянных скамеек.

Вошел вахтенный, совсем продрогший, несмотря на шубу и теплые меховые сапоги. Взяв чайник, он стал жадно пить прямо из носика. Затем подошел к печке и остановился, растирая озябшие руки перед огнем. Наконец, он окликнул лежавших на скамейках.

— Жалко беспокоить вас, бездельников, но часы пробили две склянки, и Джими Гайнес должен итти на палубу.

Названный приподнялся, снял с гвоздя сапоги и стал натягивать их. Остальная смена последовала за ним. Все оделись и неторопливо выбрались наверх.

Прежняя смена пришла, отряхивая снег и срывая с бород ледяные сосульки. Они сбросили на скамейки шапки, расстегнули шубы и подсели поближе к печке. Завязался новый разговор.

— Нечего унывать, братцы, — заговорил Петер, — такие неудачи нередки. Несколько лет назад я плавал на «Виргинии», и нам с месяц пришлось простоять в Вайте-Бай и в порту св. Джона, где лед долго не пропускал. Все уже думали, что мы погибли. — Он закурил трубку и продолжал: — Что желудок был пуст, это никого так не огорчало, как то, что вышел весь табак. Три недели нам пришлось курить старый чай.

Петер сильно затянулся, как бы подтверждая, что не может быть большего удовольствия, чем трубка, во время тяжелого плавания…

Густой черный дым, уже валивший из трубы машинного отделения, показывал, что судно скоро начнет бороться со льдом. И, действительно, скоро открылся решетчатый люк с капитанского мостика.

— Все на палубу! — раздалась команда.

Люди вскочили. В один момент трубки были погашены, шубы и сапоги надеты, и, застегиваясь на ходу, все уже толпились у выхода.

Ледяные глыбы тесно сжимали пароход. «Альбатрос» был беспомощен, пока лед отделял его от свободных каналов между ледяными полями. По приказанию шкипера, при помощи длинных шестов под ледяные глыбы были подведены боченки с порохом и, после взрыва, две сотни людей длинными кирками и ганшпугами стали отбрасывать в стороны куски разрыхленного льда и сдвигать их в воду. Экипаж дружно работал, пока, наконец, ледяной мост, образовавшийся между судном и каналом, не был разрушен.

Судно двинулось. Радостные крики приветствовали успех. Теперь мы шли между стенами пловучего льда, избегая встреч с ним, но, если на пути все же оказывался лед, люди, бежавшие по обе стороны судна, ломали и отбрасывали его. Когда мы далеко прошли по свободному от льда каналу, помощь людей стала лишней, и они вернулись на пароход.

Через пять дней мы увидели пароходы «Гранд-Лэк» и «Рэнджер». Первый догонял нас, второй был впереди. Он бросил якорь, не дойдя до Функс-Айленд, и был окружен стенами льда.

Сильный напор льдин повредил железную обивку его носа, и в толстой обшивке доски были сдвинуты с места. Положение судна было тяжелое: появилась течь. Поверх наскоро сбитых досок была уложена импровизированная настилка — железная дверь машинного отделения. Но течь не прекращалась, и насосы не справлялись с водой. Нос судна высоко поднялся, и судну грозила гибель. Шкипер нашел выход:

— Вытащите все масло и тридцать мешков сухарей, — приказал он.

Лопатами кочегаров наложили слой масла, толщиной с фут, на досчатую обшивку; перегородка, сделанная судовым плотником, с внутренней стороны была покрыта таким же слоем, а весь промежуток заполнен вдолбленным в масло черным хлебом.

«Рэнджер» продолжал свой путь с помощью набухавшего черствого хлеба, пока, наконец, насосы не оказались одни в силах осушать трюм.

«Гранд-Лэк» с трудом высвободился от льдин и тоже, наконец, вышел в свободный канал, тянувшийся далеко вперед, прямо к ледяным полям, где расположились стада тюленей. «Альбатрос» пришел туда первым. Остальных, за исключением «Гранд-Лэк», не было даже видно.

Шкипер, уверенный уже в удачном исходе охоты, вошел в каюту.

— «Белые шкурки» как раз там, где им надо быть. Курс взят верно, и мы хорошо поохотимся. Славно угадали! Тюлени никогда не бывают на одном месте в течение двух сезонов подряд. По крайней мере, в моей жизни этого никогда не случалось. Я помню одну ловлю, когда мы искали их на Белл-Айле, южнее широты Галифакса. Самым счастливым судном тогда оказался старый «Кайт». Он не смог пробраться за более сильными судами на север, поплыл в сторону и совершенно неожиданно наткнулся на большое стадо. Оно оказалось гораздо южнее, чем все ожидали, и суденышко быстро нагрузилось. Старичок «Кайт» поохотился лучше всех нас, о нем много говорили в тот сезон.

Задолго до рассвета люди, вооруженные баграми и охотничьими ножами, оставили пароход и разошлись далеко вокруг. Ледяные поля были занесены снегом. Тонкий лед, затянувший поверхность каналов, и толстые ледяные пласты, — все сравнялось в одну непрерывную снежную поверхность. Это затрудняло путь и делало его особенно опасным. Если бы охотник ступил на такой обманчивый лед, он сразу пошел бы ко дну в своей громоздкой одежде и тяжелых сапогах. Люди шли осторожно, гуськом, пробуя крепость льда острогами и медленно подвигаясь к стаду тюленей, кричавших вдали,

К рассвету началась охота. Длинные багры, заостренные на концах, задвигались, убивая хнычущих белых детенышей. С убитых тюленей, не давая им замерзнуть, сейчас же снимали шкурки, затем несколькими ловкими ударами отделяли от туши слой жира. По шесть шкурок связывалось вместе, и связки стаскивались к главной куче. Над кучами шкур ставились сигнальные флажки.

После полудня сели отдохнуть и, покончив со свининой и черствым хлебом, закурили трубки. Петер не упустил случая поболтать со мной. Он говорил об опасности тонкого льда, занесенного снегом, о риске прыжков с льдины на льдину, если они движутся в разных направлениях, и, наконец, о самой грозной опасности для тюленебоев — весенних бурях и штормах, которые бывают даже в марте. Потом он рассказал, как десять лет тому назад «Гренландия» не могла из-за такого шторма продвинуться вперед, чтобы забрать свой экипаж, высадившийся для охоты. Люди были оставлены на произвол судьбы, и погибло сорок семь человек. Брат Петера разделся и, привязав к поясу промасленную одежду, поплыл через канал. Ему посчастливилось: он достиг другой стороны и был подобран судном.

Петер рассказал случай из своей охотничьей жизни, — как он однажды, провалившись в воду, чуть было не замерз и спасся только тем, что сунул свои окоченевшие руки и ноги в труп еще теплого, только что убитого тюленя,

К вечеру мороз легким мостом сковал канал, и подул ветер. Надо было ждать шторма. Дозорный на мачте едва мог различить в снежном вихре неясные фигуры возвращавшихся охотников. Наконец, все столпились вдоль борта со спинами, покрытыми снежной пылью, с бородами, обросшими сосульками.

Новая смена вышла навстречу для переноски шкур. Работа по уборке их продолжалась до полуночи при свете факелов. Замерзшие шкуры грузились на палубу, а оттуда перебрасывались в трюм. Люди с тяжелыми ношами переходили от под'емного крана к люкам. Наконец, работа окончилась. Но жизнь парохода еще не скоро затихла.

Около «Альбатроса», на льду, задержалась группа: два охотника, встретившие людей другого судна, стоявшего в десяти милях от нас, рассказывали об их удаче. Некоторые, чувствуя первые признаки слепоты от постоянного сверкания льда, прикладывали к глазам припарки из чайных листьев. Другие занялись отмороженными щеками. Через час все уже расположились на деревянных скамейках в переднем трюме. Только вахтенные остались на палубе.

На рассвете судно опять было в пути и, выбросив большую часть экипажа в восьми милях, на другой стороне канала, вернулось к непогруженным за прошлый день кучам шкурок. Даже повар и кочегар приняли участие в общей работе. Связывали вместе по пятьдесят шкурок и лебедкой поднимали на палубу. После обеда судно вернулось к охотникам.

В этот вечер особенно спешили с погрузкой: дул сильный ветер и мог снести сигнальные флажки. Массы льда плыли по течению, нагромождались друг на друга, и к вечеру мы были отделены от других судов высокими стенами. А за ночь лед рассеялся в груды обломков, и утром все суда снова были видны.

В этот день все хорошо поохотились, а «Гранд-Лэк» — особенно удачно. До тридцати тысяч тюленей было убито, но поднявшаяся к вечеру буря так и не дала возможности погрузить их. Поднявшийся шторм опять разделил суда.

Мы собрались в переднем трюме, где было так тепло и безопасно по сравнению с палубой. Все чувствовали удовлетворение и давали волю своей скромной фантазии.

— Хорошее плавание, — говорил один охотник, гревшийся у печки. — Больше тюленей редко удается убить. Мы должны выручить не меньше, как по семьдесять пять долларов на душу!

Что значили все минувшие трудности плавания, если каждый мог вернуться к жене и детям с кругленькой суммой! Такие мысли были у всех, и все заснули спокойно.

Буря не унялась за ночь и продолжалась весь следующий день. Массы льда, гонимые ветром, встречались с другими, плывшими по течению, сталкивались и разбивались. Осколки и большие глыбы льда теснились вокруг судна, и через двое суток оно было, как говорят моряки, «поймано» льдом.

Люди, готовые выйти на палубу по первой команде, сидели внизу, обсуждая положение.

— Не каждое судно устояло бы, — говорил один из них, прислушиваясь, как лед трется о борта, — но «Альбатрос» — самое крепкое во всем флоте и не мало бурь вынесло на своем веку!

Шкипер и вахтенный были на палубе. Вахтенный на мачте осматривал бушующую пустыню, следя за движением льдов.

Под сильным напором балки в нижней части «Альбатроса» трещали, но пока выдерживали. Но вот — новый удар, внезапный и сильный… Раздался громкий треск, и обломки разбитых бревен всплыли на поверхность. Подшкипер и вахтенные бросились в машинное отделение. Оно было заполнено паром: хлынувшая вода дошла до топки. С одного взгляда было ясно, что люди уже не остановят это нашествие. Кочегар, весь черный от угольной пыли, в одной рубашке выскочил на палубу и на град вопросов мог отвечать только невнятным бормотанием. Послышался голос шкипера, понявшего положение, как ни один из нас.

— Братцы, — крикнул он, — судно тонет! Живо собирайте вещи и платье. Спасайте с'естные припасы!

Началось общее смятение. Все высыпали из верхнего трюма, таща сундуки и мешки с вещами, толпясь у выхода и сталкиваясь с бегущими обратно за новым грузом. Тяжелые боченки со свининой выкатывались из верхнего люка. Некоторые охотники спешили в нижний трюм, где были сложены тюленьи шкуры. Все толпились, толкались. Были спущены лодки, и слышалась команда капитана:

— Оттаскивайте провизию и лодки от судна. Еще дальше! Дальше, я говорю, чорт возьми!

Вода уже выгнала людей из переднего трюма. Теперь каждый знал, что минуты «Альбатроса» сочтены, и старался спасти самое для него дорогое. Один, пытаясь сохранить арсенал судна, хватал ружье, другой — компас и барометр. Повар с трудом тащил судовую кухню. В каюте капитана толпа окружила медицинский ящик, спасая мягчительную мазь и пилюли.

Вдруг раздался крик, подхваченный сотней людей и эхом разлетевшийся по «Альбатросу»:

— Спасайтесь! Судно идет ко дну…

Застигнутые врасплох бросились к выходу, кто с пустыми руками, кто таща последнюю спасенную вещь.

— Тяжело терять такое судно… Жалко, хороший был улов, — слышалось по льду среди команды, и никто из них, казалось, не помнил о себе, не думал о личной опасности…

«Альбатрос» высоко поднял нос, погружаясь кормой. Главная мачта достигла льда и с треском разбилась. Большие якоря соскользнули с носа и грузно упали на лед. Раздался треск палубы, шипение oгня в непотухшей еще печке переднего трюма, наконец, все исчезло. Только несколько тюленьих шкурок да поломанные весла всплыли на поверхность.

Целый мир снега и льда окружал нас; мрачное небо нависло сверху; казалось, будто и ветер, и море, и ледяная пустыня, — все было против нас.

Следовало подумать о своей защите. Поставили боком лодки; весла служили подставкой, и на них укрепили уцелевшие паруса. Люди разместились с подветренной стороны и с помощью тюленьего жира разводили костры, чтобы согреться и вскипятить чай из растопленного льда. Много раз котелки снимались, и каждый из двух сотен людей наполнял свою кружку.

Мили ледяных полей, прорезанных каналами, отделяли нас от остального флота. По последним наблюдениям, от нас было больше ста миль до берега.

Оставить лодки и итти вперед было все равно, что итти на верную смерть; тащить лодки по льду тоже было невозможно. Оставалось — выжидать, что нас подберет проходящее мимо судно. Но когда это будет?..

— И вы бросили Нью-Йорк, чтобы попасть в такое положение? — сказал мне Петер, когда я, наконец, нашел его после долгих поисков.

Я спросил его, каковы наши шансы на спасение.

— О! — живо ответил он, — дьявольская рыба-акула устроит себе хорошее угощение, если кто-нибудь двинется нам на помощь.

— Как бы она не вздумала начать с нас, — вставил один из малодушных.

— Перестаньте зря болтать, — прервал один из охотников, — я три раза терпел крушение, и ни разу люди не спасались так удачно, как мы. Ведь у нас все целы. Да еще и удобства есть: паруса, лодки; и есть пища.

— Да, и еще одно удобство: если замерзнешь, то здесь можно обойтись и без гроба, — опять вставил малодушный.

Разговор прекратился: повар раздавал паек сухарей и свинины, и все принялись за еду.

Прошли три томительных дня ожидания…

Судно «Вангард» показалось на горизонте поздно вечером третьего дня. Разведчик на главной мачте заметил наш лагерь.

— Много пятен, — сказал он, — похоже на большое стадо «стариков».

Через несколько дней «Вангард» подошел и забрал нас. «Пассажиры» заполнили весь передний трюм, и многие еще остались без места. Сидевшие на палубе выжидали очереди спуститься вниз, а там поочередно двигались на свободные места у печки.

И «Вангарду» пришлось бросить охоту, нагрузившись полузамерзшими людьми.

Еще два судна, кроме «Альбатроса», потерпели крушение. Команды их — там не все люди уцелели — были размещены между встречными судами. Охотники «Вангарда» решили так: «Охота в этом году потеряна. Чем скорее вернемся, тем лучше. Должны же мы помочь товарищам добраться домой».

Три недели спустя мы вошли в гавань. Восемь более удачливых судов разгружали шкуры и жир. Команды их получили от пятидесяти до семидесяти долларов на человека. «Гранд-Лэк», у которого море похитило богатейшую добычу, пришло без всякого груза, кроме потерпевших крушение товарищей.

Неудачная вышла охота за тюленями в этом сезоне…