Всемирный следопыт, 1927 № 02

Кап. Ноэль
МАТЬ ЗЕМЛИ

Очерк

Среди Гималайских гор, на границе между Тибетом и Непалом, находится высочайшая в мире вершина Эверест (Гауризанкар) в 8.882,2 метра над уровнем моря (т.-е. более 8¹/₂ верст высоты).

По своей красоте и величию вершина эта не имеет себе соперниц на всем земном шаре, а потому и неудивительно, что среди горных обитателей Тибета она получила название «Чомо Лунгма» («Мать Земли»). Европейцы прозвали эту гору Эверестом, по имени ученого-путешественника, впервые нанесшего ее на карту.

В течение долгого времени гора Эверест представляла собой загадку для ученых. Смелые путешественники по Азии не решались приступить к ее исследованию. С одной стороны, их останавливала неприступность этой гигантской твердыни, с другой — колоссальные расходы, с которыми связывались подобные экспедиции, и, наконец, правительство туземного государства Непал, лежащего севернее Индии, в сфере Гималайских гор, не соглашалось пропускать через свою территорию иностранные экспедиции.

Только в 1922 году Английское Географическое Общество выдвинуло вопрос о снаряжении ученой экспедиции для обследования Эвереста. Английское правительство «горячо» откликнулось на эту идею, и по очень простой причине: оно усматривало в исследовании Эвереста путь к овладению новым стратегическим пунктом для дальнейшего осуществления своих захватнических планов во внутренней Азии, в сфере Гималайских гор. Вот почему начальником первой экспедиции, в 1922 г., был назначен генерал Брюс, а второй, в 1924 г., — подполковник генерального штаба Нортон. Даже фотографом в этих экспедициях был офицер — капитан Ноэль.

Меня постоянно опрашивали об ужасах к лишениях, перенесенных во время наших экспедиций на Эверест. Когда я отвечал, что никаких ужасов нам переживать не приходилось и что лишения, испытанные нами, нисколько не отличались от лишений, испытываемых вообще исследователями девственных стран, — мои слушатели смотрели на меня широко открытыми глазами.

Оно и понятно. Нам кажется страшным всегда то, чего мы не знаем. Опасность и лишения вблизи, утрачивая свою загадочность, представляются самым обыкновенным явлением. Серьезность их учитывается только впоследствии, когда они миновали.

Подводя итоги экспедиций на Эверест, я могу совершенно искренно заявить, что никогда я не чувствовал себя так прекрасно, как во время восхождений на высочайшую в мире гору. Для того, чтобы понять такое состояние, надо, прежде всего, познакомиться с горами, полюбить их своеобразную и могучую природу, а не полюбить ее невозможно, раз попадешь в ее об’ятия.

После выступления из местечка Даржилинга, в Непале, нашим первым этапом при восхождении на Эверест в 1924 году было огромное снежное поле, начинающееся в восточной части Ронгбукского ледника, лежащего на высоте около 6.000 метров.

Это — самое возвышенное ледяное поле в мире, превосходящее своей высотой Памирское плоскогорье, приблизительно, на 2.600 метров, было обследовано нами еще в 1922 году. Тогда нашим исходным пунктом была терраса, лежащая на высоте 4.600 метров. Оттуда мы производили разведки. Изо дня в день нащупывали мы путь, устраивали склады провизии и медленно продвигались дальше, прорубая себе дорогу среди ледяных глыб.

Достигнув Ронгбукского ледника, на высоте 5.000 метров, мы стали на нем лагерем, и после целого ряда разведок добрались до Ледяного Озера (т.-е. до высоты 5.400 метров), от которого спускалась широкая долина на запад.

Перед наш открылась действительно сказочная картина страны вечного льда и снега. Фантастические узоры окружающих озеро береговых скал напоминали собой какие-то гигантские замки. Выветриваемые веками, скалы казались ажурными и изрезанными хитросплетенными узорам, которым мог бы позавидовать самый искусный ваятель. На фоне лазурного неба, эти замки, блистающие белизной под яркими лучами солнца, переливались бледно-зелеными полутонами.

А солнце! Что это было за солнце! Такого дневного света мне еще не приходилось видеть нигде. Казалось, что масса раскаленного добела металла просвечивает через кристаллическую призму. Этот свет падает вертикально и, отраженный сверкающим снегом, ослепляет глаза. Без предохранительных зеленых очков обойтись невозможно, — ослепнешь. Все пространство вокруг представляется будто бы засыпанным осколками драгоценных самоцветов и бриллиантовой пудрой.

Вид ночного ландшафта не уступает дневному. Под холодным светом луны все серебрится и трепещет. Контуры снежных вершин тонут в полупрозрачном ночном мраке. Они постоянно меняются, принимая самые причудливые облики. Сумерек здесь не бывает. Ночь наступает мгновенно. Не успеешь опомниться, как становится темно. А ветер дует все с одинаковой силой, играет снежным пухом, вздымает его в бесконечную высь затейливыми воронками и винтами или рассыпает по долине блестящим серебристым песком.

Ветер является главным бичом для путешественников в Гималаях. Несясь часто со скоростью до 150 миль в час, он насквозь пронизывает путешественника. Укрыться от ветра — первая забота каждого. Беда, если путешественник не запасся противо-ветренной одеждой, — он погибнет. Кроме того, эта одежда должна быть легка и тепла. В Гималаях я все время носил шелковое нижнее белье, поверх которого надевал штаны и фуфайку из верблюжьей шерсти, три пары шерстяных чулок, короткую теплую куртку и поверх всего блузу и широкие шаровары из непроницаемой для ветра ткани. Головным убором мне служила широкополая теплая шляпа с наушниками. Лицо я мазал жирным кремом для предохранения от действия ультрафиолетовых лучей солнца, которые, как и разреженная атмосфера, убийственно влияют на человеческий организм. В силу их действия нарушается работа щитовидной железы, что особенно резко выражается в отвращении к мясной пище. Лучи эти, имеющие целебное свойство на нормальной высоте, здесь — становятся губительными.

Глядя на наших непальских носильщиков, навербованных нами в Даржилинге, я не мог понять, как они могли переносить все эти природные препятствия. Их одежду с нашей нельзя было бы и сравнить, а между тем; эти горцы казались неутомимыми. Всегда они были веселы и распевали песни, и лишь иногда, обессилев под тяжелой ношей, беспомощно садились на снег. На высоте 4.600 метров непалец может тащить на спине груз до 60 англ. фунтов, а на высоте 7.200 метров — лишь 25 фунтов.

Во время экспедиции 1924 года наши носильщики-горцы побили мировой рекорд, взобравшись на высоту в 8.000 метров с ношей в 15 англ. фунтов, и, несмотря на недостаток воздуха, поставили там для нас палатки. Без таких выносливых носильщиков экспедиция не достигла бы никаких результатов.

К нашим вспомогательным средствам для борьбы с разреженной атмосферой на высотах, как, например, к кислороду, горцы вначале относились с недоверием и даже с опаской. Однако, когда разреженная атмосфера уж очень давала себя чувствовать, и видя, какое действие производят на нас химические средства, непальцы стали приходить к нам, прося дать им немного «воздуха белых».

Еще во время приготовлений к первой экспедиции нас неоднократно предупреждали, что на высоте 6.000 метров мы долго не просуществуем. Нам советовали время-от-времени спускаться на менее значительную высоту для отдыха. О, эти советчики! Я в свою очередь посоветовал бы ям взобраться на высоту в 6.000 метров и «для отдыха» спуститься в долину на 4.000 метров с тем, чтобы снова карабкаться обратно. Однако, как ни тягостна разреженная атмосфера, как пи мучителен недостаток кислорода, но и к этому злу можно привыкнуть. Все зависит от способности приноровиться к новой непривычной обстановке и умения строго управлять своими движениями.

В первое время даже на сравнительно незначительной высоте, например, в 4.500 метров, становится необыкновенно тяжело: при каждом резком движении захватывает дыхание. Повернешься ночью в своем меховом мешке, и чувствуешь, что задыхаешься. Сердце начинает учащенно стучать, в голове стоит шум. Встревоженный, вскакиваешь. Еще хуже. Вспоминаешь наставления бывалых людей, и ложишься на спину. Через несколько секунд чувствуешь себя совершенно нормально, и засыпаешь.

Но в 1924 году мы уже настолько освоились с высотой, что безмятежно спали на высоте 8.000 метров. Мы приучили себя есть медленно, пить небольшими глотками, умерять свои движения. Все это, однако, не избавляло нас от влияния на наш организм разреженного воздуха: мы сделались апатичными, безучастными друг к другу, и даже гибель двух наших товарищей не произвела на нас тогда особенно сильного впечатления. Я чувствовал, что все мои мускулы одрябли и дрожали, что умственные способности мои притупились, и я с трудом заставлял себя работать.

Теперь, когда человек пытается завоевать самую высокую из гор земного шара — Эверест, возникают интересные вопросы: какие существа живут на этих гигантских высотах, до какого предела высоты распространяется мир животных вообще, какая причина не дает ему подниматься выше, холод или отсутствие пищи?

В ответ на некоторые из этих вопросов участник экспедиции на Эверест, Р. Хингсгон, сообщает любопытные сведения. Безусловно, вопрос питания тесно связан с высотой, до которой добираются отдельные представители животного мира. Они обосновываются там, где находят свою обычную пищу, и при этом ни холод, ни разреженность воздуха не являются для них препятствиями. Только змеи, по наблюдениям Хингстона, составляют исключение: они ищут тепла.

Из высокоорганизованных теплокровных животных одна порода горных овец добралась до границы растительности — на высоту 5.600 метров. На той же высоте встречались зайцы. Птицы забирались выше. Не все они, однако, — постоянные обитатели этих негостеприимных горных плато; большинство их, скорее, — временные гости, как, например, могучий коршун-ягнятник, который кружил над скалой на высоте более 6.000 метров, или как альпийская галка, которая, получая регулярные подачки, следовала за экспедицией до невероятной высоты в 8.300 метров.　

Насколько сильна в мире насекомых сопротивляемость холоду, можно судить по жукам, которые зимуют на высоте 5.600 метров, где они с согнутой вниз головой и с усиками, сложенными на груди, ищут защиты под камнями. Здесь встречается редкая разновидность маленьких ос, которые прячут свою добычу в вырытых ими самими миниатюрных туннелях.　

Даже бабочки порхают на этих гудящих от ветра высотах: вблизи ледников и морен Хингстону попались париасска и махаон. На этих крайних пределах растительности встречаются также дневные бабочки и маленькие кузнечики, окрашенные под цвет окружающей их природы.　

В области льдов Эвереста тоже есть жизнь. На Ронгбукском глетчере, который спускается со склонов Эвереста, живут пауки-охотники и жуки, а в лужах растаявшего льда собираются гусеницы.

Так животный мир далеко переходит за границу растительного. Из растений — на самой большой высоте (6.000 метров) найдена была синяя вика, но много выше ее, там, где только скалы да лед, на высоте в 7.000 метров, живет скромный маленький паучок, который, таким образом, является самым высоко-живущим существом на земле.