Всеобщая история пиратства

Жизнь капитана Тича

Эдвард Тич по рождению был бристольцем[53], а в конце французской войны[54] какое-то время ходил близ Ямайки приватиром; и хотя он часто отличался своею храбростью и личным мужеством, он все же так и не смог подняться до какой-либо командирской должности, пока не отправился пиратствовать, что, как я полагаю, случилось в самом конце 1716 года, когда капитан Бенджамин Хорниголд[55] передал ему шлюп, захваченный им в качестве приза, с коим Хорниголдом он продолжал плавать в напарниках почти до того времени, как тот сдался.

Весной 1717 года Тич и Хорниголд отправились с Провиденса к американскому побережью и захватили на том пути биллоп из Гаваны со ста двадцатью баррелями муки, а также шлюп с Бермудских островов шкипера Тербара, с коего они взяли только несколько галлонов вина, а потом отпустили; и корабль, шедший из Мадеры в Южную Каролину, с которого взяли добычи на значительную сумму.

Почистившись на побережье Виргинии, они вернулись в Вест-Индию и на широте 24° взяли в качестве приза большой французский гвинеец, направлявшийся к Мартинике, на который, по согласию Хорниголда, Тич взошел капитаном и на нем продолжал плавание; Хорниголд вернулся со своим шлюпом на Провиденс, где по прибытии капитана Роджерса, губернатора, сдался тому на милость, в соответствии с королевским указом.

На борту того гвинейца Тич установил 40 пушек и нарек его «Месть королевы Анны»; и, курсируя подле острова Сент-Винсент, взял большой корабль, называвшийся «Великий Аллен», коммандера Кристофера Тейлора; пираты разграбили с него все, что сочли пригодным, высадили всю команду на берег вышеупомянутого острова, а затем предали корабль огню.

Несколько дней спустя Тич столкнулся с 30-пушечным военным кораблем «Скарборо»[56], и тот несколько часов бился с ним, но, обнаружив, что у пирата довольно людей, и испытав свою силу, прекратил бой и вернулся на Барбадос, место своего пребывания; Тич же пошел к Испанской Америке.

Следуя тем курсом, он повстречал пиратский шлюп о десяти пушках под командою некоего майора Боннета, бывшего прежде джентльменом с хорошею репутацией и положением на острове Барбадос, и присоединился к нему; но спустя несколько дней Тич, видя, что Боннет ничего не знает о морской жизни, с согласия его людей назначил на шлюп Боннета другого капитана, некоего Ричардса, майора же взял на борт своего корабля, сказав ему, что поскольку тот не привык к трудностям и заботам такового поста, для него было бы лучше отказаться от оного поста и жить спокойно и в свое удовольствие на таком корабле, как этот, где он не будет вынужден исполнять обязанности, но сможет следовать своим склонностям.

На Тюрнефе, не доходя десяти лиг до Гондурасского залива, пираты набрали свежей воды; и пока они стояли там на якоре, увидели, как подходит шлюп, после чего Ричардс на своем шлюпе, называемом «Месть», вытравил якорный канат и вышел тому навстречу; тот же, увидав, что поднят черный флаг, спустил паруса и бросил якорь под кормою коммодора Тича. То было «Приключение» с Ямайки шкипера Дэвида Хэрриота. Они взяли его и его людей на борт большого корабля и послали нескольких матросов и Израэля Хэндса[57], – штурмана корабля Тича, дабы укомплектовать шлюп командою для пиратских целей.

Простояв у Тюрнефа около недели, 9 апреля они снялись с якоря и направились в залив, где нашли корабль и четыре шлюпа, из каковых три принадлежали Джонатану Бернарду с Ямайки, а капитаном четвертого был Джемс; корабль же был из Бостона и назывался «Протестант-Кесарь»[58], капитан – коммандер Уайар. Тич поднял черный флаг и выпалил из пушек, после чего капитан Уайар со всеми своими людьми покинул корабль и направился к берегу в шлюпке. Старшина-рулевой Тича и восемь человек из его команды овладели кораблем Уайара, а Ричардс захватил все шлюпы, один из коих они сожгли назло его капитану; «Протестанта-Кесаря» также сожгли, предварительно разграбив, ибо он принадлежал Бостону, где повесили за пиратство нескольких человек; а три шлюпа, принадлежавших Бернарду, они отпустили.

После того разбойники пошли к Теркилу, а затем к Гранд Кайману, небольшому острову лигах в тридцати к западу от Ямайки, где они взяли небольшое суденышко охотников за черепахами, и затем к Гаване, и оттуда к Багамским Крушениям[59], а от Багамских Крушений они, захвативши по пути бригантину и два шлюпа, пошли в Каролину[60], где пять или шесть дней стояли подле песчаной отмели у Чарлзтауна[61]. Здесь они взяли корабль, под командою Роберта Кларка, когда тот выходил из гавани, направляясь в Лондон, на борту коего было несколько пассажиров, плывших в Англию; на другой день взяли еще одно судно, выходившее из Чарлзтауна, и два пинка, шедших в Чарлзтаун; а также бригантину с четырнадцатью неграми на борту; и поскольку все сие происходило на виду у города, вся провинция Каролина охвачена была великим ужасом, ибо совсем недавно их посетил Вейн, другой печально известный пират, так что они впали в отчаяние, будучи не в состоянии противостоять их силе. В гавани было восемь парусников, готовых выйти в море, но ни один на то не осмелился, ибо почти невозможно было ускользнуть из их рук. Суда, направлявшиеся в гавань, находились пред тою же незавидною дилеммою, так что торговля в тех местах была полностью прервана. Что делало сии несчастья еще тяжелей для них, так это долгая и разорительная война, которую колония вела с туземцами, каковая только успела закончиться, когда те разбойники на них напали.

Тич задержал у себя все корабли и пленников и, поскольку у него не хватало лекарств[62], решает потребовать ящик лекарств у правительства провинции; посему Ричардс, капитан шлюпа «Месть», и с ним еще двое или трое пиратов, посланы были на берег вместе с мистером Марксом, одним из пленников, коего они захватили на корабле Кларка, и весьма дерзко объявили свои требования, угрожая, что если им немедленно не пошлют ящика с лекарствами и не дадут пиратам-посланным вернуться, не учинивши над ними насилия, то они перебьют всех пленников, пошлют их головы губернатору, а захваченные корабли подожгут.

Пока мистер Маркс обращался в Совет, Ричардс и остальные пираты открыто гуляли по улицам на виду у всех жителей, кои горели крайним негодованием, почитая их разбойниками и убийцами, повинными в их, горожан, несчастьях и притеснениях, но не осмеливались на что-либо большее, нежели думать об осуществлении своей мести, из боязни навлечь на себя еще большие бедствия, и потому они вынуждены были дать злодеям уйти безнаказанными. Правительство недолго обдумывало послание, хотя оно было наибольшим из оскорблений, какое только можно было им нанести; однако ради сохранения жизни стольких людей (и среди них мистера Сэмуэля Рэгга, одного из членов Совета[63]) они уступили необходимости и послали на борт аптечный ящик, ценою от трех до четырех сотен фунтов, и пираты невредимыми вернулись на свои корабли.

Черная Борода (ибо так обычно называли Тича, как вы увидите далее), лишь только получил лекарства и тех негодяев, своих собратьев по ремеслу, отпустил корабли и пленников, прежде взяв с них золотом и серебром около 1 500 фунтов стерлингов, не считая провизии и прочего.

От мели Чарлзтауна они направились к Северной Каролине; капитан Тич – на корабле, который они называли военным, капитан Ричардс и капитан Хэндс – на шлюпах, кои они именовали приватирами, и еще один шлюп, служивший им вспомогательным судном. Тич начинал уже подумывать о том, чтобы распустить команду, придержав деньги и лучшее из имущества для себя и нескольких своих сотоварищей, с коими был особенно дружен, и обмануть остальных. Посему под видом того, что заходит в бухту Топсель, чтобы почиститься, он посадил на мель свой корабль, а после того, будто бы непредумышленно и по случайности, приказал шлюпу Хэндса прийти на помощь и снять его, и тот, пытаясь это сделать, посадил шлюп на отмель рядом со вторым, и так потеряны были оба. Когда сие случилось, Тич взошел на вспомогательный шлюп с сорока матросами и оставил там «Месть»; затем взял семнадцать других и высадил их на песчаном островке, приблизительно в лиге от материка, где не было ни птицы, ни зверя, ни растения, дабы прокормиться, и где они погибли бы, если бы через два дня майор Боннет не снял их.

Тич, а с ним около двух десятков его людей, явился к губернатору Северной Каролины и сдался по указу Его Величества, и все они получили о том свидетельства от его превосходительства; но оказалось, что принятие ими той милости проистекало не из исправления их нравов, а лишь того ради, чтобы дождаться благоприятной возможности и начать ту же игру с начала; что он вскоре после того и проделал, с большею безопасностью для себя и с гораздо лучшими шансами на успех, ибо к тому моменту добился весьма хорошего взаимопонимания с Чарлзом Иденом, эсквайром, вышеупомянутым губернатором.

Первою услугой, каковую сей добрый губернатор оказал Черной Бороде, было утверждение его в правах на судно, которое он захватил, пиратствуя на большом корабле под названием «Месть королевы Анны»; с тою целью в Бастауне созван был суд Вице-Адмиралтейства; и хотя Тич никогда в жизни не имел никакой лицензии[64], и шлюп принадлежал английским купцам и захвачен был в мирное время, все же оный шлюп объявлен был призом, взятым у испанцев означенным Тичем. Сие судебное разбирательство показало, что губернаторы всего лишь люди.

Прежде, чем поплыть навстречу приключениям, он женился на юном создании лет шестнадцати от роду, а обряд бракосочетания проводил губернатор. Как здесь принято, чтобы сочетал браком священник, так там принято, чтобы сие делал мировой судья; и так Тич, как мне сообщили, получил четырнадцатую жену, при том, что из всех его жен около дюжины, видимо, были еще живы. Поведение его в этом отношении было просто невероятным, ибо, пока его шлюп стоял в бухте Окрекок, он сходил на берег на плантации, где жила его жена, и, проведя с нею всю ночь, после имел обыкновение приглашать пятерых или шестерых своих неотесанных сотоварищей на берег и заставлял ее отдаваться им всем, одному за другим, у себя на глазах.

В июне 1718 года он вышел в очередной поход и взял курс на Бермуды; он встретил на своем пути два или три английских судна, но ограбил их только на провизию и иные припасы, необходимые ему для текущих нужд; но возле вышеупомянутого острова он столкнулся с двумя французскими кораблями, один из которых гружен был сахаром и какао, а другой – порожний, направлявшимися на Мартинику; корабль, на коем не было груза, он отпустил, посадив на него всех матросов с груженого корабля, другой же корабль вместе с грузом привел домой в Северную Каролину, где губернатор с пиратами поделили награбленное.

Когда Тич прибыл туда со своим призом, он и еще четверо из его команды пошли к его превосходительству и заявили под присягою, что нашли французский корабль в море, и на борту его не оказалось ни души; и затем созван был суд, и на корабль наложили арест. Губернатор в качестве своей доли получил шестьдесят хогсхедов[65] сахару, а некий мистер Найт, бывший его секретарем, и сборщик налогов провинции – двадцать, остальное же поделено было между пиратами.

Дело, однако, тем не закончилось: оставался корабль, и в реку[66] мог войти кто-нибудь, кому тот корабль мог быть известен, и таким образом раскрыть мошенничество; но Тич придумал средство сие предотвратить, ибо под тем предлогом, что корабль дал течь и может затонуть и тем самым закрыть вход в бухту, или затон, где он стоял, он, Тич, обзавелся приказом губернатора вывести корабль в реку и поджечь, что и было соответственно проделано, и корабль сгорел до поверхности воды, а днище его затонуло, и вместе с ним опасения, что оный корабль когда-нибудь всплывет на судебном разбирательстве, дабы свидетельствовать против них.

Капитан Тич, или Черная Борода, провел на реке три или четыре месяца, иногда становясь на якорь в затонах, другой раз плавая от одной бухты к другой, продавая награбленное встреченным шлюпам, и часто оделял их подарками за взятые у них припасы и продовольствие; таковое бывало, когда ему случалось быть в настроении давать подарки; в иные же времена он вел себя дерзко и брал все, что хотел, не говоря «с вашего позволения», хорошо зная, что они не осмелятся прислать ему счет. Он часто развлекался с плантаторами, сходя на берег, где кутил день и ночь. Плантаторы хорошо его принимали, но из приязни или из страха, сказать не могу; иногда он обходился с ними достаточно учтиво и преподносил в подарок ром и сахар, в возмещение того, что у них взял; но что касается вольностей, кои (как говорят) он и его спутники частенько позволяли себе в отношении жен и дочерей сих плантаторов, я не могу взять на себя смелость сказать, платил ли он им ad valorem[67] или нет. Порою он вел себя с ними как лорд и господин и облагал некоторых из них налогом; и более того, он дошел до того, что уже задирал губернатора, и как я мог выяснить, не потому, что у них была хотя бы малая причина для ссоры, но, казалось, он делал сие лишь для того, чтобы показать, что осмеливается сие делать.

Шкиперы шлюпов, ведущих торговлю вверх и вниз по реке и столь часто подвергавшихся нападениям Черной Бороды, стали держать совет с торговцами и самыми надежными из плантаторов, дабы решиться что-то предпринять; они ясно видели, что тщетно обращались бы с какими бы то ни было просьбами к губернатору Северной Каролины, коему, по справедливости, и подобало исправить положение; и если им не поможет кто-нибудь другой, Черная Борода будет здесь безнаказанно владычествовать, потому со всею возможною секретностью они послали депутацию в Виргинию, дабы изложить дело губернатору той колонии и ходатайствовать пред ним о направлении со стоящих там военных кораблей вооруженных сил, дабы пленить или уничтожить того пирата.

Сей губернатор посовещался с капитанами двух военных кораблей, viz. «Жемчужины» и «Лайма», кои уже около десяти месяцев стояли на реке Св. Джемса. Согласились на том, что губернатор наймет пару небольших шлюпов, а военные корабли дадут для них людей; так и было сделано, и командование ими было поручено мистеру Роберту Мейнарду, первому лейтенанту «Жемчужины», опытному офицеру и джентльмену большой храбрости и решительности, как мы убедимся по его доблестному поведению в сей экспедиции. На те шлюпы перевели доброе число людей и в достатке снабдили их боеприпасами и ручным оружием, однако пушки не установили.

Незадолго до их отбытия губернатор созвал Ассамблею, на коей решено было напечатать официальное объявление, обещавшее установленную награду любому лицу или лицам, кои в течение года после того возьмут в плен или уничтожат кого-либо из пиратов. Мы располагаем подлинным текстом того объявления, каковой гласит:

17 ноября 1718 года лейтенант отплыл из Кикветана, что на реке Джемс-ривер в Виргинии, и вечером 21-го пришел к устью бухты Окрекок, где увидел искомого пирата. Экспедиция сия проводилась со всею мыслимой секретностью, и офицер соблюдал все необходимые предосторожности, останавливая все лодки и суда, кои попадались ему на реке, дабы те не поднимались по ней, тем самым не давая Черной Бороде возможности получить какие-либо сведения, и в то же время самому получать от всех сообщения о месте, где скрывался пират; но несмотря на сию предосторожность, Черная Борода уведомлен был о плане его превосходительством губернатором провинции; и его секретарь, мистер Найт, направил ему особое письмо, в коем ставил его в известность, что послал к нему четырех его людей, всех, кого смог встретить в городе и в округе, и потому заклинал его быть начеку. Сии люди принадлежали Черной Бороде и посланы были из Бастауна в залив Окрекок, где стоял шлюп, что составляет около двадцати лиг.

Черная Борода получил уже несколько сообщений, кои оказались неверны, и потому мало поверил этому, и не убедился в его достоверности, пока не увидел шлюпы, и лишь тогда приготовил судно к защите. У него на борту было всего только 25 человек, хотя всем судам, с коими говорил, он заявлял, будто у него 40. Когда же он подготовился к сражению, то сошел на берег и провел ночь, пьянствуя со шкипером торгового шлюпа, каковой, как считали, имел с Тичем больше дел, чем следовало бы.

Лейтенант Мейнард бросил якорь, ибо место было мелкое и пролив сложный, и тою ночью туда, где стоял Тич, войти было нельзя; но утром он снялся с якоря и послал шлюпку на разведку вперед шлюпов; и подойдя к пирату на пушечный выстрел, принял залп на себя; после чего Мейнард поднял королевский флаг и ринулся прямо на него, как только позволяли паруса и весла. Черная Борода обрезал якорь и попытался спастись бегством, продолжая беспрестанно палить из пушек по противнику; мистер Мейнард, за неимением таковых, вел непрерывный огонь из ручного оружия, тогда как часть его людей трудилась на веслах. Через малое время шлюп Тича наскочил на мель, а поскольку шлюп мистера Мейнарда имел осадку больше, чем у пирата, то не мог подойти вплотную; потому лейтенант встал на якорь в половине пушечного выстрела от противника и, дабы облегчить свое судно и иметь возможность пойти на абордаж, приказал выбросить за борт весь балласт и выбить днища у всех бочек с водою, и затем поднял якорь и двинулся к нему; после какового действия Черная Борода окликнул его в своей неучтивой манере:

– Черт тебя побери, кто ты такой? И откуда ты такой взялся?

Лейтенант ответствовал:

– Ты видишь по нашему флагу, что мы не пираты.

Черная Борода просил его явиться на шлюпке к себе на борт, дабы он мог взглянуть, кто он такой, но мистер Мейнард отвечал так:

– У меня нет лишних шлюпок, но я перейду к тебе на борт, как только смогу, с борта своего шлюпа.

Услыхав сие, Черная Борода взял стакан спиртного и выпил за него с таковыми словами:

– Проклятье на мою душу, если я пощажу тебя или приму от тебя пощаду.

В ответ на что мистер Мейнард сказал ему, что не ждет от него никакой пощады, и сам ему никакой пощады не дарует.

К тому времени шлюп Черной Бороды сошел с мели, а поскольку шлюпы мистера Мейнарда гребли к нему, пока он еще не успел подвсплыть ни на фут, каждый человек на них подвергался опасности, и когда они подошли вплотную (а до сего момента обе стороны получили весьма мало разрушений или даже вовсе никаких), пират дал бортовой залп, зарядив пушки всякого рода мелкою дробью. ѕ сие был роковой удар! На шлюпе, на коем находился лейтенант, было убито и ранено двадцать человек, на другом же шлюпе – 9: с этим ничего нельзя было поделать, ибо ветра не было, и они принуждены были идти на веслах, иначе пират ушел бы от него, чему, по-видимому, лейтенант полон был решимости помешать.

После того несчастливого удара шлюп Черной Бороды наткнулся бортом на берег; второй шлюп мистера Мейнарда, называвшийся «Бродяга», отстал, будучи к тому времени выведен из строя; и лейтенант, обнаружив, что его шлюп далеко впереди и скоро будет борт к борту с Тичем, приказал, дабы все его люди спустились в трюм, ибо опасался еще одного бортового залпа, который означал бы их уничтожение и конец экспедиции. Мистер Мейнард был единственным, кто оставался на палубе, не считая человека у руля, коему он указал лечь на палубу, а матросам в трюме приказано было держать пистоли и сабли наготове для рукопашного боя и по его команде подниматься наверх; для каковой цели к люку приставлены были, ради пущей расторопности, две лестницы. Когда шлюп лейтенанта взял пирата на абордаж, люди капитана Тича метнули ему на палубу несколько гранат новомодного вида[70], viz. оплетенных бутылок с порохом и дробью, пулями и кусочками свинца или железа, с быстро горящим фитилем в горлышке, и если оный фитиль поджечь, не трогая бока бутылки, огонь быстро сбегает в бутылку к пороху, и, поскольку бутылку тут же бросают на палубу, сей снаряд обычно приносит большие разрушения, а кроме того, приводит всю команду в замешательство; но по доброй воле Провидения здесь они не произвели такого действия; люди укрыты были в трюме, и Черная Борода, видя, что на борту мало или совсем нет людей, сказал своим людям, что с ними всеми покончено, кроме 3 или 4; и потому, – сказал он, – давайте перепрыгнем к ним на борт и покрошим их на кусочки.

После чего, укрываясь за дымом одной из только что упомянутых бутылок, Черная Борода с 14 матросами взошел на нос шлюпа Мейнарда, и тот его не замечал, пока воздух не очистился; однако сразу после того он дал своим людям сигнал, и те в одно мгновение поднялись и атаковали пиратов со всею храбростью, с какою поступают в таких случаях. Черная Борода и лейтенант разрядили друг в друга по пистолю, отчего пират получил рану, и затем бились на саблях, пока сабля лейтенанта, к несчастью, не сломалась, так что он принужден был отступать, дабы взвести курок, но в тот миг, когда Черная Борода ударял его абордажною саблею, один из людей Мейнарда нанес ему страшную рану в шею и горло, потому лейтенант отделался лишь небольшим порезом на пальцах.

Теперь они сошлись вплотную и бились не на жизнь, а на смерть – лейтенант с двенадцатью матросами против Черной Бороды с четырнадцатью, – пока море вокруг судна не окрасилось кровью; Черная Борода был ранен в туловище из пистоля лейтенанта Мейнарда, и все же не отступал и сражался с великою яростью, пока не получил 20 и еще пять ран, и 5 из них огнестрельные. Наконец, уже выстреливши из нескольких пистолей и взводя еще один, он упал замертво; к тому времени умерло еще 8 из 14, а все остальные, многажды раненные, попрыгали за борт и запросили пощады, каковая была им дарована, хотя это продлило их жизни всего на несколько дней. Подоспел шлюп «Бродяга» и с такою же храбростью атаковал людей, кои оставались на шлюпе Черной Бороды, пока и те не взмолились о пощаде.

Таков был конец этого отважного негодяя, который мог бы прослыть в мире героем, если бы занялся добрым делом; его уничтожение, каковое имело такие последствия для плантаторов, осуществилось единственно благодаря командованию лейтенанта Мейнарда и храбрости его и его людей, кои могли бы разбить его с гораздо меньшими потерями, будь у них судно с тяжелыми пушками; но они принуждены были использовать малые суда, ибо в бухты и углы, где тот скрывался, не могли пройти суда большей осадки; и нелегко было сему джентльмену добираться до него, по меньшей мере сотню раз посадив свое судно на мель за то время, пока он поднимался по реке, не говоря уже о других препятствиях, достаточных, чтобы без позора повернуть назад, для любого джентльмена, менее решительного и храброго, нежели этот лейтенант. Бортовой залп, который причинил так много бед, прежде чем пираты взяты были на абордаж, по всей вероятности, спас от уничтожения все остальное; ибо перед тем боем у Тича почти не было надежды на спасение, и потому он поставил в крюйт-камеру отчаянного парня, негра, коего он воспитал, с зажженным фитилем в руке, распорядившись взорвать корабль, когда он отдаст ему такое приказание, что должно было произойти, как только лейтенант и его люди взойдут на палубу, и таким образом уничтожить своих победителей. И когда негр обнаружил, как обстоит дело у Черной Бороды, то два пленника, которые находились тогда в трюме шлюпа, с трудом смогли отговорить его от сего безрассудного действия.

Что кажется несколько странным, так это то, что некоторые из тех людей, что так храбро вели себя в сражении против Черной Бороды, впоследствии сами пошли пиратствовать, и 1 из них схвачен был вместе с Робертсом[71]; но мне неизвестно, чтобы кто-либо из них понес наказание, за исключением упомянутого, коего повесили; но сие есть отступление от темы.

Лейтенант приказал, чтобы голову Черной Бороды отделили от тела и подвесили на конце бушприта, и поплыл в Бастаун, дабы оказать помощь своим раненым.

Должно заметить, что, обыскивая пиратский шлюп, они обнаружили несколько писем и документов, кои раскрывали переписку губернатора Идена, секретаря и сборщика налогов, а также некоторых торговцев из Нью-Йорка с Черной Бородою. Похоже, он достаточно внимателен был к своим друзьям и уничтожил бы сии бумаги перед боем – дабы не дать им попасть в те руки, в коих таковое открытие не принесло бы пользы интересам или репутации сих славных джентльменов, – если бы не его твердое решение взорвать все сразу, когда обнаружится, что возможности спастись нет.

Прибыв в Бастаун, лейтенант позволил себе конфисковать со склада губернатора те самые 60 хогсхедов сахару, и у честнейшего мистера Найта двадцать; каковые, видимо, были их долею в добыче, взятой на французском корабле; мистер Найт недолго пережил сие постыдное разоблачение, ибо в ожидании, что его могут призвать к ответу за таковые милые пустячки, от страха занемог и через несколько дней умер.

После того, как раненые достаточно оправились, лейтенант отплыл назад в Виргинию, к военным кораблям на Джемс-ривер, с головою Черной Бороды, все еще висящей на конце бушприта, и 15 пленными, из коих тринадцать было повешено. На суде оказалось, что один из них, viz. Сэмюэл Одел, взят был с торгового шлюпа лишь в ночь перед сражением. Бедняге немного не повезло с первым причащением к новому ремеслу: после боя на нем обнаружилось не менее 70 ран, и несмотря на таковые он выжил и от всех них излечился. Вторым человеком, который избежал виселицы, был некий Израэль Хэндс, штурман на шлюпе Черной Бороды, на коем прежде был капитаном, пока «Месть королевы Анны» не погибла в бухте Топсель.

Случилось так, что вышеозначенный Хэндс не участвовал в сражении, но был схвачен после оного в Бастауне, поскольку за некоторое время до того Черная Борода искалечил его одною из своих дикарских шуточек, и произошло сие следующим образом. ѕ Однажды ночью, пьянствуя в своей каюте с Хэндсом, лоцманом и еще одним матросом, Черная Борода безо всякого повода потихоньку вытащил пару малых пистолей и взвел под столом курки, матрос же, заметив сие, отказался от застолья и вышел на палубу, оставив Хэндса, лоцмана и капитана. Когда пистоли были готовы, Черная Борода задул свечу и, скрестивши руки, выпалил в своих собутыльников; у Хэндса, штурмана, оказалось прострелено колено, и он на всю жизнь остался хромым; второй пистоль дал осечку. ѕ Когда же у Тича спросили, что сие означает, он ответил лишь, осыпая их проклятьями, что если бы он время от времени не убивал одного из них, они бы позабыли, кто он такой.

Когда Хэндса схватили, его судили и признали виновным, но когда его уже собирались казнить, в Виргинию прибыл корабль с указом, продлевающим срок амнистии Его Величества тем пиратам, кои сдадутся до истечения указанного там времени. Несмотря на уже вынесенный приговор, Хэндс просил о помиловании, каковое было ему даровано, и ныне живет в Лондоне, попрошайничая на кусок хлеба.

Теперь, когда мы немного рассказали о жизни и деяниях Тича, неплохо будет поведать и о его бороде, поскольку она немало способствовала его славе, столь ужасной в тех краях[72].

Плутарх и иные авторитетные историки отмечали, что кое-кто из великих римлян брал себе фамилии по неким необычным чертам своей внешности; таковым, к примеру, был Цицерон, чье имя происходит от отметины, или бороздки на носу[73]; так и наш герой, капитан Тич, принял прозвище Черная Борода согласно тому большому количеству волос, кои, как у страшного метеора, покрывали все его лицо и долго пугали Америку больше, чем любая виденная там комета[74].

Борода сия была черного цвета, и он отрастил ее до невероятной длины; что касается ширины, то она доходила ему до глаз; он обычно заплетал ее в косички, перевивая их лентами, на манер наших ветвистых париков[75], и накручивал сии косички себе на уши. Во время боя он цеплял через плечо на манер бандальеры[76] ружейный ремень, с коего свисали три пары пистолей в кобурах, и засовывал под края шляпы зажженные спички[77], и когда они с двух сторон освещали его лицо, глаза его казались воистину свирепыми и дикими, и все это, взятое вместе, придавало ему такой вид, что воображение людское не могло бы породить адской фурии, чей облик был бы более пугающим.

Если обличьем он походил на фурию, то причуды его и страсти были под стать тому облику; расскажем еще о двух или трех из его выходок, кои мы опустили в основной части его истории и из коих будет видно, до каких пределов порока способна снизойти человеческая натура, если не сдерживать ее страстей.

В сообществе пиратов на того, кто решается на самые большие злодейства, смотрят с некоторой завистью, как на человека необыкновенной доблести, и по таковой причине заслуживающего права быть в оном сообществе влиятельною фигурою, и если только у него есть храбрость, он, без сомнения, должен сделаться великим человеком. Герой наших писаний в полной мере обладал сими достоинствами, и некоторые из злодейских его проделок были столь экстравагантны, будто он старался заставить своих людей поверить, что он есть Дьявол во плоти; так, будучи однажды в море и слегка раскрасневшись от выпитого, он объявил: ѕ

– А ну-ка, – сказал он, – давайте сотворим себе ад и посмотрим, сколь долго сможем мы его выносить!

Соответственно с тем он и еще двое или трое спустились в трюм и, задраив все люки, доверху наполнили несколько горшков серою и другими горючими веществами и подожгли, и так продолжалось, пока они почти не задохнулись, и тогда некоторые из тех людей подняли крик, требуя воздуха; в конце концов он открыл люки, немало довольный тем, что продержался дольше всех.

В ночь перед тем, как его убили, он уселся и пил до утра с некоторыми из своих людей и шкипером торгового судна, уже имея сведения о 2 шлюпах, идущих напасть на него, как о том уже говорилось; один из его людей спросил его, на случай, если с ним что-нибудь случится в сражении с шлюпами, знает ли его жена, где он закопал свои деньги[78]? Он отвечал, что ни одно живое существо, кроме него самого и дьявола, не знает, где они, и тот из них двоих, кто проживет дольше, возьмет все.

Те из его команды, кто был захвачен живьем, рассказывали историю, которая может показаться несколько невероятною; однако, мы полагаем, будет несправедливо опустить ее, ибо она получена из их собственных уст. Будто однажды в плавании они обнаружили, что на борту, помимо команды, есть еще один человек; его в течение нескольких дней видели среди прочих, иногда внизу, а иногда на палубе, и все же ни один человек на корабле не мог сказать, кто это был такой и откуда он взялся; и будто он исчез незадолго до того, как их большой корабль потерпел крушение, и кажется, они истово верили, что то был дьявол.

Можно бы подумать, что таковые вещи могут заставить их изменить свою жизнь, но, собравшись в таком множестве, негодяи лишь подстрекали и воодушевляли друг друга в своем злодействе, чему немало способствовал продолжительный курс пития; и в найденном журнале Черной Бороды было несколько записей следующего рода, внесенных его собственной рукою. ѕ Ну и денек, весь ром вышел. ѕ наш экипаж слегка протрезвел. ѕ Люди чертовски обеспокоены! ѕ Канальи что-то замышляют; ѕ все толкуют о том, чтобы разделиться. ѕ Значит, мне следует поскорей искать приз; ѕ Удачный день, захватил одного с большим количеством выпивки на борту, так что подогрелись всей командой, чертовски подогрелись, после чего дела снова пошли хорошо.

Так сии негодяи прожигали свои жизни с весьма сомнительным удовольствием или удовлетворением, владея тем, что силою взяли у других, и пребывая в уверенности, что в конце концов за это придется заплатить позорною смертью.

Вот имена пиратов, убитых в сражении.

Эдвард Тич, капитан.

Филип Мортон, канонир.

Гэррет Гиббенс, боцман.

Оуэн Робертс, плотник.

Томас Миллер, старшина-рулевой.

Джон Хаск,

Джозеф Кертис,

Джозеф Брукс (1),

Нат. Джексон.

Все остальные, исключая последних двух, были ранены и впоследствии повешены в Виргинии.

Джон Карнз,

Джозеф Брукс (2),

Джемс Блейк,

Джон Гиллз,

Томас Гейтс,

Джемс Уайт,

Ричард Стайлз,

Кесарь,

Джозеф Филипс,

Джемс Роббинс,

Джон Мартин,

Эдвард Солтер,

Стивен Дэниел,

Ричард Гринсэйл,

Израэль Хэндс, помилован.

Сэмюэл Одел, оправдан.

В пиратских шлюпах и в палатке на берегу подле того места, где стояли шлюпы, найдено было 25 хогсхедов сахара, 11 бочек и 145 мешков какао, бочонок индиго и кипа хлопка; что, вместе с тем, что изъято было у губернатора и секретаря, и тем, что выручено от продажи шлюпа, составило 2 500 фунтов стерлингов, помимо наград, выплаченных губернатором Виргинии в соответствии с объявлением; все сие разделено было между командами двух кораблей, «Лайма» и «Жемчужины», кои стояли на Джемс-ривер; храбрецы, что были их предводителями, взяли себе всего лишь обычную долю[79], наряду с простыми матросами, каковые деньги были выплачены им всем в течение трех месяцев.