Вспомни меня. Книга 2

Глава 8. Маяк

Lykke Li – NO HOTEL

На самой вершине высокой скалы возвышается одинокий юноша в белой рубахе, подпоясанный красным широким поясом. Его взор устремлён в кажущуюся бесконечной серую даль океана, а глаза вечно ищут черты проплывающих каравелл. Он всю свою жизнь ждёт их, чтобы подмигнуть одним глазом, а они, показавшись лишь на короткие минуты, всегда проходят мимо. Печаль его неумолима, как и вечная суета кораблей.

– Господи… и это всего в дне хода от землянки!

– Даже меньше, – слышу за спиной.

– Кто ещё знает о нём?

– Никто.

Да, конечно. Никто, кроме Альфы, не забредал так далеко.

– А Хромой? – вдруг вспоминаю я.

– Мы здесь не проходили, я нашёл его на обратном пути.

У маяка есть ещё тоненький металлический поясок поверх красного, а его край ровной линией ниспадает до самой земли. Только очень внимательный и зоркий глаз разглядит примыкающую к его верхнему концу дверцу.

– Там есть что-то внутри? – не дыша, спрашиваю я.

– Конечно, – таинственно отвечают мне.

Краска на металлических поручнях облупилась, а на самих ступенях стёрлась полностью. С неровной стены крупными хлопьями облетела побелка, и там, где теперь её нет, зияют яркие кирпичные пятна.

Лестница, хоть и неудобная, скоро заканчивается и мы выбираемся на добротный деревянный помост, плотно и надёжно опоясывающий тело маяка, словно юбка. Альфа смело подходит и стучит кулаком в деревянную, тоже всю облинявшую дверь, потом шарит прямо над ней рукой и почти сразу находит то, что искал. Ключ отмыкает замок, возле которого всё ещё видны остатки когда-то красной краски. Дверь, такая уставшая от ветров и полуденного солнца, что аж больно на неё смотреть, открывается без скрипа.

Мы входим внутрь, Альфа, конечно первым, а я за ним.

В этот момент меня обуревает смесь противоположных и самых неожиданных эмоций. Во-первых, страх, что хозяин этого места нам не обрадуется, во-вторых, неуёмная радость от того, что мы набрели пусть и на заброшенное, но всё-таки жилище, а в-третьих, затаившееся предвкушение чего-то острого, пряного, и одновременно мягкого, комфортного и очень важного.

Внутри оказывается просторная комнатка. Посередине стол с двумя стульями, у стены полукруглый камин, а напротив него высокий буфет из добротного тёмного дерева. Верхние его дверцы резные со вставленным молочного цвета стеклом, и за ним отчётливо различаются вазочки, коробочки, баночки. Но это не самое интересное здесь – есть ещё лестница, ведущая наверх.

– Ты бывал здесь раньше? – наконец, решаюсь я спросить.

– Угу.

– А что наверху?

– Ещё комната. Пойди посмотри, если хочешь.

Сам он сбрасывает рюкзаки на пол и без промедления направляется к старинному, потемневшему то ли от лака, то ли от времени, буфету. Этот предмет мебели состоит из трёх очевидных частей: вверху небольшой кабинет со стеклянными витражами в виде полу солнц на дверцах, посередине ниша и столешница, украшенная от стены настоящим зеркалом, а снизу самый большой шкаф с глухими деревянными дверями, запирающимися к тому же на замок.

Альфа снова шарит рукой – на этот раз на самой верхушке серванта – и снова находит ключ.

– Ты тут как у себя дома, – замечаю ему.

Он молча открывает дверцы, и моему взору, как и его, открываются большие, металлические банки с цветными наклейками. Эти наклейки, да и золотистый металл банок выглядят так привлекательно, что у меня аж желудок сводит.

– Обалдеть… – только и выдыхаю я.

– Да, – говорит Альфа. – Семь банок. Телятина с горошком и овощами.

– Семь? – машинально не своим писклявым голосом повторяю я.

– Семь, – утвердительно кивает он головой.

Альфа поднимается и уверенно отпирает глухие деревянные ставни, закрывающие небольшое окно, а я заглядываю внутрь нижних ящиков буфета – тут есть несколько бумажных кульков с крупами, коробка с сахаром и пачка чая в пакетиках.

– О Господи… о Боже! – практически ору я. – Тут есть чай и еда! Представляешь?!

Мне достаточно одного взгляда на его лицо, чтобы понять. Он об этом знает. Знал задолго до того, как мы тут объявились. Больше того, он вёл нас сюда.

– Это здесь ты нашёл консервы и сахар для Цыпы? В землянку ведь не заходил…

– Здесь, – кивает он и отворачивается.

Да, самыми ценными продуктами он всегда подкармливал Цыпу.

– Можно мне завтра забрать эти продукты с собой? – с надеждой спрашиваю я.

– Нам придётся задержаться на некоторое время.

– Разве мы не торопимся?

– Две причины: тебе нужно набраться сил и дождь.

Он прав, к вечеру небо подозрительно затянуло тучами.

– Может, он завтра закончится? Или не начнётся вовсе.

– Что-то мне подсказывает, что дождь будет затяжным. И если это так, нам лучше переждать его здесь. За это время ты и окрепнешь.

Он прав. В дождь мы далеко не уйдём. А может, долго и не проживём – неминуемо заболеем.

– А если дождь начнётся, пока мы в пути?

– Поймаем потепление и выдвинемся. Не спрашивай, откуда я знаю, что оно будет.

– Сколько, ты говорил, нам нужно на дорогу? Две недели? Думаешь, за это время погода ни разу не переменится?

– У нас есть непромокаемые куртки, палатка тоже хорошо показала себя в деле. Если на ночь прогревать землю костром и накрывать это место большим количество еловых веток, то есть шанс, что днище не промокнет. И на пути точно есть несколько пещер. Я постараюсь быть внимательнее и находить нам сухой ночлег.

– Хорошо, – бодро киваю я, мне нравится его план, тем более, что у самой нет никакого.

Вскоре Альфа ставит меня в известность:

– Я схожу за дровами.

– Так есть же дрова вроде, – киваю я на стопку, аккуратно сложенную у стены даже не сомневаюсь кем.

Или ты снова хочешь побыть наедине с собой, а я тебе осточертела со своими вопросами и нытьём?

– На всю ночь не хватит, а будет холодно.

Действительно, с появлением туч температура упала градусов на пять.

– Там наверху есть спальня и две кровати. Отдохни. Если сможешь сама растопить камин – будет хорошо, погреешься. А я пойду, пока не стемнело. Закройся изнутри и никому не открывай. Ясно?

– Ясно, – послушно киваю я.

Слушаться и повиноваться, похоже, уже входит у меня в привычку.

– В нижнем ящике буфета в жёлтой бутылке есть немного жидкости для растопки. Хотя бы на один раз точно должно хватить, – добавляет напоследок Альфа, уже подходя к двери.

Рыться в чужих шкафах как-то неловко, но мне нужно убедиться, что нашла жидкость для розжига, пока он не ушёл. Иначе потом придётся ждать его возвращения в холоде и темноте, а хочется уже тепла поскорее. Бутылку я нахожу сразу – и впрямь на дне её плещется немного жидкости – а в нижней части буфета, рядом с крупами, находится ещё и нечто, завёрнутое в несколько слоёв прохудившегося от времени пластикового пакета.

Я вытягиваю его из шкафа и принимаюсь разворачивать, как вдруг из складок резво выскакивает паук. Он небольшой и совсем не страшный – с длинными как палки неловкими ножками, но от неожиданности я вскрикиваю и роняю пакет. Он с лязгом грохается на пол.

Альфа резко разворачивается:

– Что случилось?

– Паук… – неуверенно объясняю я.

Альфа, который умеет перемещаться в пространстве комнаты за четверть секунды, уже стоит рядом и крутит рукой в разных направлениях, с улыбкой рассматривая, как кружит по его пальцу паук.

– Он не опасный.

Выпроводив паука наружу, Альфа возвращается и поднимает с пола пакет. В нём оказывается двойная металлическая сетка в виде подков. Альфа разглядывает её с таким довольным видом, что аж и присвистывает:

– Вот это находка!

– Что это? – интересуюсь у него я.

– Ты большая молодец! Выписываю тебе грамоту за бдительность! Я-то проглядел…

– Что это? – нетерпеливо повторяю я свой вопрос.

– Ловушка! – с благоговейным восторгом сообщает он. – На крабов, скорее всего. Но главное – они тут, похоже, есть. Да, точно… здесь каменистый берег, а это то, что нужно, – продолжает рассуждать он вслух.

Что бы это ни было, я рада поднять ему настроение. Особенно после того, что произошло накануне.

Я затворяю засов, как обещала, когда Альфа уходит вместе с ловушкой и кусочками сушёной рыбы. Поднимаюсь по узенькой деревянной лесенке и наверху и нахожу ещё комнатку. Одна её стена прямая – тут видно, проходит труба от камина и прогревает и эту комнату тоже. Вдоль неё стоит большая кровать, а напротив у другой стены – маленькая. Я соображаю, что спать на большой будет значительно теплее.

Окошко тут поменьше, но зато на нём нет никаких глухих ставень и от этого комнатка кажется уютнее. Я приподнимаю раму со стеклом вверх, высовываю лицо наружу, чтобы поздороваться с океаном, но успеваю заметить фигуру Альфы – он некоторое время возится с ловушкой, закрепляя кусочек сушёной рыбы внутри неё, потом размахивается и забрасывает в воду. Океан сегодня неспокойный – последние несколько часов довольно ощутимо дует ветер. Мне зябко и очень хочется закрыть окно, но я не могу оторвать глаз от Альфы. Он закрепляет конец верёвки, к которой привязана ловушка, обернув его о небольшой камень, и направляется в сторону леса. Идёт он очень быстро – торопится набрать дров засветло, и исчезает из виду практически сразу.

Мои ноги несут меня вниз по лесенке с такой скоростью, что я сама в неё с трудом верю – откуда только силы взялись после дня пути! Пальцы проворно отворяют засов, и вот я уже на тоненьком пояске маяка – деревянном помосте. Берег отсюда обозревается так далеко, что если бы Альфе не нужно было в лес за дровами, я смогла бы любоваться им всё то время, пока его нет рядом. Его спина ещё долго боготворится моими глазами, пока, наконец, не исчезает в густой чаще.

Я сразу же прячусь от ледяного холода и влажного ветра в уютной комнатке маяка. Осмотревшись повнимательнее, замечаю рядом с буфетом узкую дверцу. Точно, эта стена тоже прямая! Из-за того, что к ней примыкает буфет, это не сразу и понятно, а за стеной спряталась маленькая ниша. Свет из крошечного окошка достаточно хорошо освещает убранство – металлическое ведро, таз и кружку. На маленькой полочке под окном лежит потрескавшийся кусок мыла и скрученная от старости мочалка – это мне не пригодится. А вот несколько голубых губок в полиэтиленовой упаковке – даже очень. Одну я возьму себе, одну Альфе. Ещё одна останется про запас, и её я упакую в рюкзак. Свой, конечно же. Альфа ведь не позволяет брать «ничего лишнего», банку с шампунем, например. Но я всё равно всунула малюсенькую, хорошо, что ему не известны все мои потайные карманы. Нашла этот микроскопический пузырь в лагерном мусоре, отмыла и перелила остатки подаренного Ленноном шампуня туда. Теперь он замаскирован страшным словом «sanitizer», и даже если и будет обнаружен досмотрщиком, сойдёт за медицинские принадлежности – эта категория строго охраняется законом.

Жидкость из жёлтой бутылки действительно помогает мгновенно разжечь огонь в камине. Становится тепло и ещё уютнее. Вода в ведре нагревается быстро, так что я успеваю не только основательно отмыться от болезни, пота и дорожной пыли, но и поймать непревзойдённый, ни с чем не сравнимый кайф чистоты и горячей воды на вечно мёрзнущем теле.

– Если мы всё-таки дойдём домой, – обещаю вслух кому-то, – я больше никогда и ни за что на свете не буду ввязываться ни в какие авантюры!

Чистая, как новая копейка, я принимаюсь осматриваться дальше. Кое-где под потолком комнаты, под лестницей, по углам, где буфет примыкает к стене, видны густые мотки паутины, а на полу полно мёртвых насекомых и пыли.

Альфа хоть и приказал ждать его и не высовываться, но не могу же я, честное слово, сидеть сложа руки! Натянув куртку и потуже завязав капюшон, выхожу на мостик маяка. Снаружи уже дует так, что мне приходится держаться за перила, пока спускаюсь вниз. Вот-вот начнётся дождь, а Альфы всё нет. Океан уже выглядит угрожающе, и я начинаю переживать из-за ловушки – как бы её не унесло.

Аккуратно спустившись к тому месту, где Альфа привязал верёвку, я хватаюсь за её конец и начинаю тянуть. Ловушка поднимается легко, и я успеваю даже подумать, что затея не удалась и ничего в неё не угодило, но как только она появляется на поверхности, мне отлично видны сизо-зелёные тела крабов. Они такие крупные и увесистые вне воды, что я аж визжу от радости и не без труда поднимаю ловушку на камни.

Вообще-то, я выходила за ветками – нужно сделать веник, чтобы подмести в комнате и собрать паутину. Ловушка возникла уже по ходу выполнения основной миссии, но теперь приходится по камням пробираться к кустам с тяжёлой штуковиной наперевес.

И, как ни странно, мне в радость всё это. Абсолютно всё. И работа, и хлопоты, и даже надвигающийся шторм, от которого я очень скоро укроюсь с самым важным для меня человеком в тёплом и уютном домике. Предвкушение этого покоя вдвоём с ним, умиротворения, наполняет меня азартом и приливом сил, достаточным, чтобы переделать все дела.

Альфа возвращается с вязанкой кедровых дров, от дурманящего запаха которых аж кружится голова. Заметив прикорнувшую у стены ловушку, он усмехается:

– Так вот кто унёс ловушку! А я было подумал, это океан.

В буфете нашлась песочного цвета скатерть и тарелки с оленями и коричневым папоротником по краю. Я не могла оторвать от них глаз всё то время, пока света из окна было достаточно, чтобы их освещать. Приготовленная банка с надписью «жаркое из телёнка» и три отваренных в подсоленной воде краба, смиренно ждут своего часа посередине стола, укрытого жёлтой тканью.

– Да тут целый пир! – с восхищением комментирует мои хлопоты Альфа.

Но его игривый настрой мгновенно сменяется чем-то другим. Через мгновение мне кажется, что он вот-вот сбросит дрова на пол и подойдёт ко мне, но Альфа, словно одёрнув себя, отворачивается и аккуратно складывает их у стены на пол.

От разочарования то ли в нём, то ли в себе мне аж больно.

– Знаешь, мне жаль, что я не такая, как другие девушки, – внезапно выпаливаю то, чего не собиралась. – Ну, в смысле, не умею быть… всё делаю невпопад и ничего не помню о том… короче, несексуальная я.

Он едва слышно хмыкает.

– Ты ела? – ласково спрашивает.

– Нет, тебя ждала.

Альфа снова окидывает стол взглядом и от выражения его лица в комнате как будто светлеет.

– Там должна быть где-то свеча… в буфете, – неуверенно припоминает он.

– Правда? – подпрыгиваю я. – Где?

– Посмотри в верхнем шкафчике… кажется, там я её видел.

Как только стол и вся комната озаряются мягким жёлтым светом, Альфа подходит ближе и берёт в руки мой блокнот. Я напрягаюсь.

– Знаешь, я могу нарисовать по памяти чьё угодно лицо. А твоё – нет. Только глаза. Интересно, почему? – спрашиваю.

Альфа не сразу отрывает взгляд от свободного изображения себя же в моём блокноте и смотрит на меня в упор.

– Говоришь, несексуальна?

Мне аж не по себе от вопроса и не совсем понятен сложный ход его мыслей.

– Ты сражаешь другим. И на совсем ином, куда более опасном уровне.

Он подходит ко мне и наклоняется. Я успеваю заметить, как закрылись его глаза, прежде чем лицо исчезло из моего вида. От того, как глубоко и как неспешно, с чувством, он вдыхает воздух где-то у меня за ухом, у меня самой закрываются глаза и маяк словно начинает вращаться вокруг своей оси.

Новое, незнакомое чувство наполняет меня, одурманивает. Мне начинает казаться, что я не могу удержаться на ногах – с такой силой меня раскачивает.

– Я так и думал, что ты найдёшь эту ванную! – усмехается внезапно охрипший голос Альфы всё там же – у меня за ухом. – Поделишься шампунем, Чистюля?

– Угу, – только и могу что промычать.

– Догадалась и мне согреть воды?

– Ну разумеется, Ваше Сиятельство! – понемногу прихожу в себя и я.

Пока он моется, новые, совершенно не свойственные мысли толкаются в моей голове, провоцируя возбуждение по всему телу. Дверь тонкая и не закрывается, а за ней он – мокрый и ничем не защищённый, не укрытый. Мне до одури, до умопомрачения хочется заглянуть в огромную щель между дверной коробкой и самой дверью, и чтобы сдержаться я придумываю себе занятие – хлеб.

В жёлтом пакете с надписью «рис» оказалась вовсе не крупа, а мука. В том же шкафу нашлось и маленькое сито. Прокалив муку на противне и просеяв её от мелких чёрных козявок, я смешала её с водой, принесённой Альфой из ручья, и налепила тонких лепёшек, диаметром с мою ладонь. В какой-нибудь другой жизни, я может быть, и не стала бы никогда есть хлеб из муки, в которой жили насекомые, но в этой жизни хлеб – это такой деликатес, который во сто крат дороже крабов, моллюсков и красной рыбы.

Запах печёного теста очень скоро наполняет комнату, и Альфа, выйдя из душа в чистых и местами прилипших к телу футболке и джинсах, аж закрывает глаза от удовольствия.

На столе уже лежит первая партия «лепёшек» и когда он берёт одну из них, я считаю своим долгом поставить его известность:

– В муке жили чёрные козявки. Я их прокалила над камином и просеяла муку, но всё-таки…

– Спасибо за предупреждение.

От хруста жёсткой корки у него во рту, кончается и моё терпение – снимаю пробу с выпечки и я. Это, наверное, самый ужасный и неправильный хлеб в мире, но господи, какой же он вкусный! И это самый первых хлеб, который я ем с тех пор, как открылись мои глаза.

Альфа со словами «завтра постираю» складывает грязную одежду на лавочку у окна и возвращается к столу, но не садится за него, а выкладывает из буфета запасы.

– Давай посмотрим, что тут есть.

Он аккуратно раскладывает припасы на столе. Самое ценное в них – оставшиеся шесть консервов – телятина с горошком. Банки такие большие, что тепло становится внутри.

– По одной тебе на каждый день, пока мы тут. Что останется несъеденным, заберём с собой.

– Почему только мне?

– Потому что.

– Так не пойдёт. Это принципиально. Мне в горло кусок не полезет. Как это, вообще, самой есть? А ты… такой большой – тебе как раз и нужно столько калорий – а будешь голодным?

Альфа вздыхает глубоко и устало.

– Никакого героизма, – наконец, признаётся. – Я точно дойду, с консервами или без. А вот ты… не уверен.

И мне сразу становится ясно: никакая тут не романтика. Раскатала губу! Вожак, всего на всего, опасается, что мне не хватил сил дойти, а бросить меня он не может.

– Хорошо, – говорю.

Потом, ещё немного подумав, предлагаю:

– Но может, лучше их оставить в дорогу? Больше калорий, больше сил?

– Нет, – качает головой Альфа. – Слишком тяжёлые, нам не нужен такой вес. А силы твои важно восстановить как можно быстрее.

– Я дойду! – твёрдо обещаю ему. – Не сомневайся.

Он отрывает, наконец, глаза от ценностей, аккуратно разложенных на жёлтой скатерти, и рассматривает моё лицо с таким выражением, от которого мне становится щекотно внутри.

– Я сделаю всё, как ты сказал, – твёрдо обещаю ему. – Теперь и мне виден и ясен смысл. Но давай, сегодня съедим по банке вместе?

Не успеваю я договорить своё предложение, как его губы растягиваются.

– Давай, ты начнёшь свою, и поглядим, сколько в тебя влезет. Наверняка же всю не съешь.

Это правда – банки огромные. Наверное, смотритель маяка – настоящий гигант.

Когда Альфа заканчивает вскрывать банку, я подставляю ему тарелку с оленями, и он, улыбнувшись, выворачивает в неё содержимое. От запаха у меня начинает кружиться голова в самом прекрасном смысле этого слова. Нет в природе ничего совершеннее телятины в оранжевом соусе, утыканных зелёными горошинами.

Потом, когда всеми правдами и неправдами мне всё-таки удаётся соблазнить расчётливого и упёртого Вожака первой ложкой, а за нею и второй, и пятнадцатой, я понимаю, что ошиблась: самое прекрасное в мире находится не в тарелке с оленями. Самое желанное почти всегда прямо передо мной, но увидеть его можно только в те моменты, когда тёмные тучи его вечно пасмурного настроения рассеиваются, и из-за них на время выглядывает его игривое лицо. Я таю в такие моменты. Забываю о еде, об опасности, о болезни и страхе, о трудностях и сложностях. Всё, что я вижу – сощуренные глаза цвета крепкого кофе, губы, скулы, чёрные пряди волос.