Встать, суд идет!

ЗА ВЫСОКИМ ЗАБОРОМ

Поздно ночью, когда семья Бочаровых крепко спала, а в ставни стучал дождь, раздался лай собаки. Зинаида подумала, что вернулся из командировки муж, и, встав, пошла к двери. У входа стояла женщина в легком платье, продрогшая и насквозь промокшая.

— Пустите, пожалуйста… Плохо мне… Начинаются роды…

— Заходите скорее, — пригласила хозяйка.

…Прошел год.

Однажды к Бочаровой пришла молодая женщина и, смущенно улыбаясь, спросила:

— Не узнаете?

— Нет. А кто вы?

— Помните, ночью, в дождь, вы меня пустили? Дочку я у вас родила…

— Неужели это ты? — изумилась Зина. — Мне казалось, пожилая женщина была, а ты вон какая верба! — и она невольно залюбовалась, окинув взглядом стройную, миловидную женщину. — Да что мы стоим-то? Пойдем в дом. Чаем угощу.

Долго сидели они за столом, разговаривая, как подруги, не видевшие друг друга много лет.

— Двух детей я похоронила. В ту ночь, когда пришла к вам, выгнали меня свекровь и муж, — смахнув слезы, тихо рассказывала Варя. — Вот так и живу. Три снохи до меня не выдержали… Ушли. А я все боюсь дочь без отца оставить. Упрекают меня без конца: то не так выстирала, не так обед сварила, то не так прошла, взглянула не так.

— Почему же ты молчишь?

— Попробуй скажи им. Кроме оскорблений ничего не услышишь. Квартирантов и тех держат в страхе. Поздно не приди, рано не встань. Дом ведь почти в центре, а люди на окраину переезжают, только бы не терпеть унижений. Прокопий ей не прекословит. Что мать сказала — все. Сколько раз я ему говорила: «Уйдем, Проша, на квартиру. Сам видишь — нет больше сил терпеть». Ответ у него всегда один: «Вас много, а мать одна. Не нравится — уходи. Держать не будем. Только алиментов не жди, не получишь». С получки всегда пьют. Вдвоем пьют, гостей не зовут. Тут лучше сразу убегай. Если успею, схвачу дочку, и в чем была — из дома. То у соседей переночую, то на чердаке. Бегством только от побоев и спасаюсь.

Не зная, верить ли услышанному, Зина недоумевала: «Неужели есть еще в наше время такие люди?»

— Да как ты живешь с ними? Здоровьем не обижена, сама работать можешь, а терпишь. Ради чего? Зачем?

С тех пор они встречались часто. Вместе с Бочаровыми ездила Варя за ягодами. Собрав по ведру малины, усталые и довольные, останавливались у ручья. Холодная и прозрачная вода снимала усталость.

Ночевали в деревне на сеновале. По вечерам варили варенье и долго, пока не гасли последние угольки костра, разговаривали. Встречались и в городе. Иногда, идя на рынок или в магазин, Варя забегала к Бочаровым, но ни разу не приглашала Зину к себе.

И вдруг Варя внезапно исчезла. Зина заволновалась, не случилось ли чего? И очень пожалела, что не знала адреса и фамилии подруги. Сходила бы к ней или старшую дочку послала. Что же делать? Город большой. Много здесь живет женщин с таким именем. Как разыщешь?

Решила пойти в городской роддом. Оказалось, что в тот месяц, когда Варя родила дочь, двадцать одна женщина с тем же именем стала мамой.

Восемнадцать адресов выписала Зина. Три адреса и писать не стала — мальчики там родились, а у Вари — дочь.

Каждый день Зинаида с младшей дочкой на руках отправлялась на поиски подруги. Одних Варвар она встречала дома, к другим приходилось заходить на работу, но все напрасно. Той, которая была нужна, не было.

И вот, наконец, еще один дом. Закрытые ставни, высокий забор. На калитке дощечка с надписью: «Злая собака». Сколько ни стучала Зина в ворота и ставни, никто не отзывался. Решила прийти вечером. Только перешла дорогу, неожиданно услышала скрип калитки, из которой в низко повязанном белом платке вышла старуха.

— Бабуся, — обратилась к ней Зина, — где Варя? Мне письмо ей нужно передать.

— Давай сюда. Я передам…

— Мне ее лично нужно.

Старуха, колюче взглянув из-под бровей, буркнула:

— Не живет она здесь. Со шпаной уехала. А мне нянчиться с ее выродком приходится, — и прошла мимо, ни одним взглядом не удостоив больше Зину.

«Врет старая. Не могла ей Варя дочку свою оставить», — подумала Зинаида и пошла к соседям. Может, они что-нибудь знают о подруге?

То, что она услышала, насторожило ее и заставило обратиться в прокуратуру.

Нашли Варю мертвой через несколько месяцев. Ее останки извлекли из озера, заросшего камышом. На чердаке дома, где проживал убийца, обнаружили бархатное платье, подаренное Варе ее матерью к свадьбе. Только в суде узнала Зина, что за день до смерти подруги стоял в доме Приданниковых настоящий содом. Свекровь буйствовала, выгоняя Варю из дома. «Не уйдешь сама, убью, если этот дурень не решится», — кричала она, швыряя в сноху чем попало.

Муж замахнулся утюгом, но отошел, увидев, что жена не прячется, не плачет, как обычно, а с презрением смотрит на него. Смотрит и молчит. Такого взгляда не видел он раньше. Она всегда была смиренной, робкой. Съежился Прокопий, как-то сразу став меньше.

А Варя пошла к плачущей дочке, взяла ее на колени, приласкала, успокоила. Задумавшись, долго сидела, не слыша колючих и бранных слов свекрови. Переполнилась чаша. Хватит. Ничего хорошего не видела она в этом доме.

Осторожно положила дочку на кровать, прикрыв пуховым платком. Тихо вышла из дома. Все! Больше терпеть не будет. Дочь сама воспитает. Неправда, не пропадет! В ясли устроит. На работе всегда пойдут ей навстречу. Комнату дадут со временем…

Внезапно ее мысли прервал запыхавшийся от быстрого бега Прокопий.

— Куда ты, Варька? В суд жаловаться пошла, а? Посадить, значит, хочешь? Смотри, Варвара!

Посмотрела она в его бегающие глаза и твердо ответила:

— Нет, сначала к врачу схожу. Пусть он синяки посчитает, да сколько ребер ты мне сломал, посмотрит, а в суд завтра успею. С меня довольно. Рассчитаться с тобой надо.

Трусливо оглядываясь по сторонам, муж стал уговаривать:

— Брось, Варвара! Давай лучше уедем в другой город. Жить будем, как люди. Дочь у нас. Чего людей-то смешить?

Беспокойно пролежала она до утра, не зная, верить или нет этому обещанию. А утром, вымыв пол и приготовив завтрак, Варя надела бархатное платье, собралась к отъезду. Вышла на улицу, за ворота, ожидая Прокопия.

Соседка, увидев Варвару, пошутила:

— Не на бал ли, Варечка, снарядилась с утра пораньше?

— Не говори! Мы с Прошей решили уехать. Ой, Настенька, неужели я из этого ада выберусь? Даже не верится.

— Зря ты ему веришь! Тех двух твоих детей, которые умерли, заморила старая ведьма, умышленно простудила. Каши сварить и то не хотела. Холодной водой поила, а молоком торговала. Все ей, кулачке, богатства мало. Ты в роддоме лежала последний раз, я твоему-то возьми, дура, да пожалуйся, так, мол, и так, а он на меня же накинулся: что, говорит, ты в чужое семейное дело суешься? Зря я промолчала тогда. Надо было в прокуратуру сходить.

— Что ты, Настя, — вступилась за мужа Варя, — девочки-то от воспаления легких умерли!

— Холодной водой поить, как не будет воспаления? Звери они, а не люди. Уходи ты от них совсем!

Из калитки выглянула свекровь, и Варя быстро отошла от Насти. Больше никто Вари в городе не видел. На станцию она и Прокопий опоздали, а ближайший поезд отправлялся через пять часов.

— Пойдем, Варвара, пешком. До Чебаркуля всего пятнадцать километров. Дорога лесом. По пути два озера. Выкупаемся, отдохнем, — предложил муж.

И она пошла, взяв его за руку. С самой свадьбы не ходили они так.

— Жалко, дочку не взяли. Хорошо-то как! Я бы ее сама всю дорогу несла. Озеро бы она посмотрела, ни разу ведь не видела, — сказала Варя.

Прокопий молчал.

У озера присели. Варя разложила хлеб, колбасу, сыр. Он достал из кармана поллитровую бутылку водки, привычным движением выбил пробку и начал жадно пить через горлышко, временами останавливаясь, чтобы перевести дыхание.

— Ну, чего глаза пялишь? — вдруг неожиданно и резко сказал Прокопий. — В суд надумала пойти? Жить с тобой не буду. Мне мать похлеще тебя бабенку высватала… Думаешь, алименты получишь? Фигу!.. — и он с яростью набросился на Варвару.

Разбив висок бутылкой и ударив в лицо сапогом, Прокопий еще долго глумился над безжизненным телом. А потом, сняв с мертвой бархатное платье, поволок труп в камыши, зайдя по пояс в озеро с вязким дном…

Когда суд закончился, в зале воцарилось тягостное молчание. Одни думали о погубленной молодой жизни, другие — о предстоящем приговоре, а те, кто знал Варю, — о том, что в гибели ее есть и доля их вины.

Разве они, соседи, не знали, что происходит за высоким забором Приданниковых? Разве не видели они следов побоев на лице Вари? Не к ним ли с ребенком на руках, ночью, в одной сорочке, прибегала она, спасаясь от озверевшего мужа и его матери?

Да, не оборвалась бы жизнь молодой женщины, если бы все те, кто знал, что происходит за закрытыми ставнями, за высоким забором, за калиткой с надписью «Злая собака», подняли в защиту ее свой решительный, общественный голос.