К тому времени, когда ударила первая молния, Макрив завершил строительство площадки с навесом у ручья и уже сходил на охоту. А к тому времени как начался дождь, они уже вымылись и насытились. Мари снова облачилась в его рубашку, под которой ничего не было.
Он только что крепко поцеловал ее.
Когда Бауэн оторвался от ее губ, она не сразу смогла открыть глаза. Пока он пристально изучал ее реакцию, его глаза меняли цвет с янтарного на льдисто-голубой.
– Мне и вправду нравится, как ты меня целуешь, – вздохнула Мари.
– Надеюсь, что тебе понравятся не только поцелуи.
– Бауэн, ты ведь не потеряешь контроль над собой, правда? У меня давно этого не было.
– Нет, девочка, не потеряю. А как давно?
– Более четырех лет.
– А как тебе сто восемьдесят? – рассмеялся он невесело.
– Ни одной женщины? – нахмурила она лоб. – Ни одной встречи?
– Ничего. Может, я уже забыл, как это делается.
– Как езду на велосипеде?
– Давай проверим.
Наклонившись вперед, он поцеловал ее в шею и ласкал языком до тех пор, пока она не застонала. Подняв ее рубашку, раздвинул ладонями ее ноги. Хотя она затрепетала, к ее открытому лону он пока не прикасался. Не сводя с нее льдисто-голубых глаз, он издавал горлом низкое рычание.
Увидев, что он облизнул губы, она вздрогнула, догадываясь о его намерениях.
– Бауэн…
Страстно желая этого, прикусила щеку, чтобы не умолять начинать побыстрее. Устроившись между ее ног, он принялся покрывать поцелуями ее живот, пощекотал кольцо в пупке и стал опускаться ниже…
Ощутив прикосновение его языка, она зарылась пальцами в его волосы и выгнула от удовольствия спину. Застонав, он стиснул ее бедра, словно забывшись.
– Так мечтал попробовать тебя, – прорычал он, обжигая ее своим дыханием.
Она взглянула на него сквозь полуопущенные веки. На его лице со сведенными бровями и закрытыми глазами отразилось острое наслаждение.
Она боролась с нарастающим напряжением, желая продлить этот момент навеки. Но под его жадными поцелуями ее борьба была обречена на поражение.
– Давай, детка, сделай это для меня, – прохрипел он, целуя ее взасос.
Издав в ночи крик, она ощутила, как клубок сладострастия раскручивается. Чувствуя приближение оргазма, резко выпрямилась, вцепившись в его волосы и подставляя ему бедра. С рычанием он продолжал жадно ласкать ее.
– Ведьма… ты сводишь меня с ума… Когда дрожь утихла, Мари оттолкнула его.
Не желая отпускать ее, он оставил несколько нежных поцелуев на ее бедрах, хотя она чувствовала, что его руки дрожат.
– Бауэн, – прошептала она, – я хочу, чтобы ты овладел мною.
– Все, что угодно, – прохрипел он, вставая, чтобы раздеться, в то время как она не сводила с него восхищенного взгляда.
Это, в самом деле, сейчас произойдет.
Пребывая после ее оргазма в хмельном возбуждении, он каким-то образом еще себя сдерживал.
Когда она, не в силах больше терпеть, в досаде стиснула пальцами его плечи, он занял положение сверху. В одурманенном мозгу промелькнула мысль: «Она сейчас станет моей».
И почувствовал… страх.
Он, с присущей ему заносчивостью, клялся ей, что она впредь никогда не захочет покидать его постель, хотя почти два столетия соблюдал целибат.
Готовясь к решительному моменту, он вдруг вспомнил о пластыре. Нащупав его на ее руке, произнес непринужденно:
– Давай снимем это.
– Зачем? – спросила она, задыхаясь.
– Нет смысла носить его. У тебя не будет других мужчин, кроме меня. А от меня ни одна женщина не может забеременеть, кроме той, что мне предназначена. Так что если произойдет зачатие, то мы точно будем знать, что ты моя.
Мари под ним застыла и оттолкнула его руку.
– Я не хочу беременеть.
У него сердце екнуло. Нет, конечно. Ничто не изменилось. Он повернулся на бок.
– Мне всего двадцать три. Это слишком рано!
– Но ты не против… в принципе, правда? – осторожно уточнил он.
– Естественно, но не сейчас, – ответила она, и он испытал огромное облегчение. – Где-нибудь в возрасте тридцати – сорока. Вот такой у меня план. Хотя я знаю, что не похожа на женщину, способную что-либо планировать.
– И какое значение имеют эти десять лет?
– Мне многое еще предстоит наладить и отрегулировать в этой жизни. Свои силы, свое место в «Доме». А пока я не в состоянии позаботиться о себе, не то, что о других.
– Я буду о тебе заботиться. Всегда. – Он взял в ладони ее лицо. – Тебе не о чем беспокоиться.
– Постой… – Она замерла. – Вот, оказывается, в чем дело? Чтобы ты мог убедиться? – Его глаза расширились, в то время как глаза Мари наполнились слезами. – Все это обольщение. Твои ухаживания вчера, сегодня. Только для того, чтобы ты мог наверняка узнать, твоя я или не твоя пара?
– А другой причины, ты полагаешь, у меня быть не может?
Он поднес ее руку к своему пульсирующему паху, но она ее отдернула.
– Все остальное не столь важно, как это твое черное и белое. Сегодня ты сказал, что выбрал меня. Тогда к чему этот дурацкий тест? – Она села, опустив подол рубахи. – А я отвечу тебе. Потому что ты все еще допускаешь мысль, что я не пройду его. Ты пытаешься убедить меня поставить на тебя все, признать своим, но сам этого не делаешь! – Мари смахнула тыльной стороной ладони выкатившуюся на щеку слезу. – Вскоре я стану бессмертной, а значит, неуязвимой для большинства травм, и все же ты не можешь дождаться моего «обращения»? В самом деле, Макрив, смертная, рождающая на свет почти двухметрового оборотня? К тому же у оборотней почти всегда рождаются двойни и тройни, разве нет? Полагаешь, я выдержу такие роды?
– Черт, я об этом не думал.
Как Лахлан всегда говорил: «Ах, Бау, на сей раз ты опростоволосился».
– Ты никогда не размышлял на эту тему?
– Марикета, я продукт своего времени. Большую часть моей жизни мужчины и женщины хотели иметь наследников и делали все, чтобы они были. А поскольку ты не похожа на смертную ни внешне, ни поведением, каждое проявление твоей силы заставляет меня забывать, что ты все еще уязвима. Я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Потому что будет больно тебе! – воскликнула она. – Все считают тебя таким бескорыстным в своей любви к мертвой подруге. Но правда в том, что ты самый эгоистичный мужчина из всех, кого я знала. Ты тоскуешь по своей подруге, потому что не хочешь чувствовать пустоту и свою вину в ее смерти. А не из любви к ней.
– Ты далеко заходишь, Марикета, – сказал он, хотя ее замечание попало в цель, потому что где-то в глубине души он начал задаваться вопросом: на самом ли деле любил Марию?
С ведьмой он провел всего несколько дней. Перевешивало ли то, что он испытывал к ней, его чувства к Марии?
– Не думаю. Инцидент с гробницей не был случайностью. Ты действительно жестокий ублюдок. Прочь от меня!
– Марикета…
– Убирайся. – Она потянулась за зеркалом. – Или я сама уберу тебя.
– О, нет, нет, только не это. Не делай этого.
Будь он проклят, если будет сидеть и смотреть, как она шепчется с зеркалом, не разбирая ни слова.
– В чем привлекательность этой чертовщины?
Его желание лишить ее той единственной силы, которой она могла управлять, разъярила Мари почти в такой же степени, как его желание, чтобы она забеременела.
Она чувствовала, что находится на пороге чего-то великого в плане своей магии. Отражение учило ее. Каждый раз, когда колдовала, Мари обретала все больше контроля над своей силой. Еще она подозревала, что с каждым укусом яблока становится физически сильнее.
– Привлекательность? Хочу спросить отражение, в порядке ли остальные, потому что по какой-то причине испытываю недоверие ко всему, что ты говоришь.
Он скрестил на груди руки.
– Только не рядом со мной.
– Тогда тебе лучше убраться отсюда побыстрее.
– Думаешь, я не уйду? – Он вскочил на ноги. Натянул джинсы и обулся. – Мне следовало бы бросить тебя здесь, чтобы поняла, что не можешь без меня обходиться.
– Давай! Чего ждешь? Перо тебе в задницу!
– Вот и отлично!
– Отлично, – передразнила она.
Наставив на нее указательный палец, он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но не сказал.
– Не стану на это смотреть, – буркнул сквозь зубы и исчез с ее глаз.
Оставшись одна, Мари лежала, размышляя над тем, что произошло; Она ждала, что они всю ночь будут заниматься любовью, потому что он так сильно хотел ее. А не потому, что хотел сделать ей ребенка. Или попытаться сделать. Макрив должен был провести этот маленький тест, потому что по какой-то причине не мог смотреть на нее, слышать ее голос и находиться рядом и знать, что она – его.
Интересно, что стоит человеку сказать Мари: «Я выбираю тебя»?
Она подумала, что грохнется в обморок от шока, если кто-то, познакомившись с ней, скажет, опираясь лишь на ее личные достоинства, а не на что-то иное: «Спору нет, ты предназначена для меня».
И что бы Макрив сделал, если бы после нескольких попыток она бы не забеременела?
«Бросил бы меня, вот что».
Эта мысль была особенно болезненной, потому что теперь, когда она думала о своем будущем в Новом Орлеане, за пределами этого мира джунглей, она продолжала видеть в нем его.
Мари смахнула со щеки еще одну слезу. Что же было в ней такого, что делало ее столь… легко заменимой?