Артур проснулся около полудня. В окно гостиной заглядывало теплое солнце, уже добравшееся до зенита. Он приготовил себе скудный завтрак и позвонил Полу на мобильный телефон.
– Привет, лежебока, – обрадовался его друг, – ты проспал целую половину суток, как я погляжу. – И сейчас же предложил вместе пообедать, но у Артура имелся другой план.
– Короче говоря, – подвел итог Пол, – ты предоставляешь мне выбор: отпустить тебя в Кармел пешком или отвезти?
– Нет, лучше я заберу «форд» из гаража твоего отчима, и мы отправимся туда вместе.
– Твоя машина не ездила невесть сколько времени. Хочешь проторчать все выходные на шоссе, дожидаясь техпомощи?
На это Артур ответил, что его любимцу доводилось простаивать гораздо дольше, к тому же он знает страсть отчима Пола к старым машинам, тот наверняка сдувал с него пылинки.
– Мой старичок «форд» шестидесятых годов находится в лучшем состоянии, чем твой доисторический кабриолет!
Пол посмотрел на часы. Оставалось несколько минут, чтобы позвонить в гараж. Придется Артуру встретиться с ним там.
В три часа дня друзья сошлись у гаражных ворот. Пол повернул ключ в замочной скважине и вошел в мастерскую. Среди ждущих ремонта полицейских автомобилей Артур как будто узнал старую «скорую помощь», спавшую под брезентовым чехлом. Он подошел к ней и приподнял брезент. Уже вид решетки радиатора пробудил в нем ностальгические чувства. Артур обошел кузов. Не сразу решился откинуть задний борт. Внутри кузова, под толстым слоем пыли, он разглядел носилки. В нем ожило столько воспоминаний, что Полу пришлось повысить голос, чтобы пробудить его от грез.
– Брось тыкву, Золушка, и иди сюда. Чтобы выкатить твой «форд», придется переставить три машины. Мы же собрались ехать в Кармел, так давай не пропустим закат!
Артур вернул на место край чехла, похлопал «скорую» по капоту.
– До свидания, Дейзи, – пробормотал он.
Четыре нажатия на педаль акселератора, всего три «чиха» – и двигатель «форда» завелся. После нескольких маневров Артура под аккомпанемент ругательств Пола машина выкатилась из гаража и устремилась в северную часть города, к автостраде номер 1, идущей вдоль берега Тихого океана.
– Ты все еще думаешь о ней? – спросил Пол.
Вместо ответа Артур открыл окно и впустил внутрь машины теплый ветер.
Пол постучал пальцем по зеркальцу заднего вида, словно проверял микрофон.
– Раз-два-три, раз-два-три, так, работает, попробую еще раз. Ты все еще о ней думаешь?
– Случается, – ответил Пол.
– Часто?
– Немножко утром, немножко днем, немножко вечером, немножко ночью.
– Ты правильно сделал, что уехал во Францию, чтобы забыть ее: судя по твоему виду, ты полностью выздоровел! По выходным она тоже не выходит у тебя из головы?
– Я не говорил, что запрещал себе жить. Тебе хотелось знать, думаю ли я о ней, я ответил, вот и все. У меня были там свидания, если это тебя успокаивает. И вообще, давай сменим тему, не хочу об этом говорить.
Машина мчалась к заливу Монтеррей, Пол любовался в окно океанскими пляжами. Несколько километров они проехали в полном молчании.
– Надеюсь, ты не намерен пытаться снова ее повстречать? – спросил Пол.
Артур ничего не ответил, и в машине снова повисла тишина.
Машина ехала то мимо пляжей, то мимо болот. Пол выключил радио, которое барахлило всякий раз, когда по сторонам дороги вырастали холмы.
– Быстрее, не то мы не успеем до заката!
– У нас еще два часа в запасе, и потом, с каких пор у тебя такие буколические пристрастия?
– Просто не люблю потемки! Девушки на пляже – вот что меня интересует!
Солнце уже заходило, его лучи проникали между книжными полками, закрывавшими угловое окно гостиной. Лорэн проспала добрую часть дня. Посмотрев на часы, она побрела в ванную. Вымыв лицо, открыла шкаф и замерла в нерешительности, поднеся руку к спортивным брюкам. У нее оставалось совсем немного времени для пробежки в парке у берега океана, а потом надо было торопиться на ночное дежурство. Однако она чувствовала необходимость освежиться.
Она натянула костюм. Придется обойтись без ужина, дурацкое у нее расписание, ничего, проглотит что-нибудь по пути. Она нажала на телефоне кнопку воспроизведения сообщений. Звонил ее бойфренд, напоминавший, что этим вечером они должны быть вдвоем на показе последнего документального фильма, который он снял. Она стерла сообщение, прежде чем голос Роберта назвал время встречи.
«Форд» съехал с шоссе номер 1 уже четверть часа назад. Вдали, на холме, показалась ограда имения. Артур резко повернул и помчался в сторону Кармела.
– У нас еще полно времени, давай сперва завезем сумки, – предложил Пол.
Но Артур не пожелал возвращаться, у него была идея получше.
– Жаль, что я не купил прищепки, – заворчал Пол. – Представляю, как мы пробираемся среди паутины! Наверняка дом изрядно запущенный.
– Иногда я спрашиваю себя, повзрослеешь ли ты когда-нибудь. Там регулярно убирались, постели застелены свежим бельем. Может быть, ты не знаешь, но во Франции есть телефон, компьютеры, Интернет, даже телевидение! Только в кафетерии Белого дома до сих пор считают, что французы живут без водопровода.
Они свернули на дорогу, взбиравшуюся на холм. Перед ними протянулась чугунная кладбищенская ограда.
Как только Артур вышел из машины, за руль уселся Пол.
– Скажи-ка, в этой волшебной избушке, которая сама себя поддерживает в порядке, пока тебя нет, плита с холодильником, часом, не договорились насчет ужина для нас?
– Нет, такого не предусмотрено.
– Тогда надо что-то купить, пока не закрылись магазины. Я скоро! – И Пол добавил радостным голосом: – Надо ведь позволить тебе немного побыть наедине с твоей матушкой.
Мини-маркет располагался километрах в двух. Артур проводил взглядом машину, дождался, когда уляжется поднятая пыль, повернулся и зашагал к воротам. Все заливал мягкий свет: казалось, душа Лили парит вокруг него, так часто случалось после ее смерти. В конце аллеи стоял побелевший на солнце надгробный камень. Артур зажмурился, в саду пахло дикой мятой. Он тихо заговорил…
Мне вспоминается один день в розовом саду. Я играл, сидя на земле, мне было лет шесть, может быть, семь. Это было на заре нашего последнего года. Ты вышла из кухни и села под верандой. Я тебя не заметил. Энтони ушел к морю, и я занялся, пока его нет, запрещенной игрой: подстригал розовые кусты его секатором, который был для меня великоват. Ты слезла с качелей и спустилась ко мне по ступенькам, чтобы не дать мне пораниться.
Услышав твои шаги, я решил, что ты сейчас закричишь, ведь я предал твое доверие ко мне, и отберешь у меня инструмент – так снимают медаль с груди того, кто ее не достоин. Но ничего подобного, ты села рядом со мной и смотрела на меня. Потом взяла мою руку в свою и направила секатор вдоль стеблей. Голосом, смягченным улыбкой, ты сказала мне, что резать надо всегда над глазками, иначе можно поранить розу, а ведь мужчина никогда не должен ранить розы, правда? А думает ли кто-нибудь о том, что ранит мужчин?
Наши взгляды встретились. Ты приподняла мне пальцем подбородок и спросила, не одиноко ли мне. Я отрицательно покачал головой – изо всех сил, чтобы только хватило отогнать ложь. Ты не могла всегда быть со мной в промежутке, отделяющем мой возраст от твоего, и мне приходилось заполнять это время по-своему. Мама, веришь ли ты в неизбежность, заставляющую нас воспроизводить поведение наших родителей?
Я помню то, что ты написала в своем последнем письме, которое ты мне оставила. Я тоже отступился, мама.
Я не представлял, что могу любить так, как любил ее. Я поверил в нее, как верят в сон. Когда сон развеялся, я исчез вместе с ним. Я думал, что мне достанет смелости и самоотречения, чтобы отмахнуться от всех тех, кто уговаривал меня больше с ней не встречаться. Выйти из комы – все равно что заново родиться. Лорэн нужна была вся ее семья. А семьей ее были мать и молодой человек, с которым она снова сошлась. Кто для нее я, если не незнакомец? Во всяком случае, не тот, кто открыл бы ей глаза и сказал, что все, кто ее окружал, согласились на ее смерть! Я был не вправе нарушать ненадежное спокойствие, в котором она так нуждалась.
Ее мать умоляла меня не говорить ей, что и она от нее отказалась. Нейрохирург убеждал меня, что это вызовет шок, от которого она, возможно, уже не оправится. Бойфренд, вернувшийся в ее жизнь, оказался последним барьером, выросшим между ею и мной.
Я знаю, что ты думаешь. И правда не только в этом, и пугает множество вещей. Мне потребовалось время, чтобы признаться самому себе: я не поверил в то, что смогу увлечь ее в свои сны, выдержать их высоту, сделать их реальностью, оказаться, в конце концов, тем человеком, которого она ждала; мне было страшно сказать себе, что она меня забыла.
Я тысячи раз собирался снова ее отыскать, но и тут меня останавливал страх, что она мне не поверит, что я не сумею снова изобрести наш с нею смех вдвоем, что она уже не будет той, которую я любил, но особенно страх опять ее потерять, на это у меня уже не хватило бы сил. Я уехал за границу, чтобы оказаться подальше от нее. Но, когда любишь, любые расстояния не в счет. Стоило незнакомой женщине на улице напомнить мне о ней – и я уже видел ее, моя рука выводила на бумаге ее имя, словно это могло перенести ее ко мне, мои глаза закрывались, чтобы увидеть ее глаза, я искал тишины, чтобы услышать ее голос. Тем временем я запарывал самый многообещающий проект в моей жизни! Я построил Культурный центр со сплошным фасадом, смахивающим на больничный!
Уезжая туда, я бежал от собственной трусости. Я отступился, мама, и если бы ты знала, как я кляну себя за это! Я живу в противоречии: надеюсь, что жизнь снова устроит нам встречу, и не знаю, посмею ли с ней заговорить. Теперь мне надо сделать шаг вперед, я знаю, ты поймешь, почему я хочу так поступить с твоим домом, и не рассердишься на меня. Но не волнуйся, мама, я не забыл, что одиночество – это сад, где ничего не растет. Даже если сегодня я живу без нее, больше я никогда не буду одинок, пока она где-то существует.
Артур погладил белый мрамор и сел на камень, еще сохранивший тепло дня. Вдоль стены, тянущейся у могилы Лили, росла виноградная лоза. Каждое лето на ней вызревало несколько гроздьев ягод, и их склевывали птицы Кармела.
Раздался шорох гравия, и, обернувшись, Артур увидел Пола, присевшего перед стелой в нескольких метрах от него. Пол тоже заговорил, как на исповеди:
– Дела обстоят неважно, госпожа Тармакова! Место вашего погребения так запущено, что даже стыдно! Я давно здесь не был, но учтите, не меня надо в этом винить. Из-за женщины, призрак которой явился этому болвану, он решил бросить своего лучшего друга. Но, как вы сами знаете, лучше поздно, чем никогда. Я принес все, что необходимо.
Пол достал из пакета с покупками щетку, пузырек жидкого мыла, бутылку воды и принялся с силой тереть камень.
– Можно узнать, чем ты занимаешься? – спросил Артур. – Ты знаешь эту госпожу Тармакову?
– Она умерла в тысяча девятьсот шестом году!
– Пол, прерви хотя бы ненадолго свои глупости! Здесь полагается благоговеть, а не паясничать!
– Вот я и благоговею – навожу чистоту.
– На могиле незнакомки?
– Это не незнакомка, старина, – возразил Пол, вставая. – Ты столько раз заставлял меня сопровождать тебя на кладбище, где покоится твоя мать, что глупо закатывать сцену ревности, если я начал симпатизировать ее соседке.
Пол еще полил на камень, которому вернул былую чистоту, и теперь с удовлетворением созерцал результат своего труда. Артур озадаченно посмотрел на него и тоже выпрямился.
– Дай мне ключи от машины!
– До свидания, госпожа Тармакова, – произнес Пол. – Не волнуйтесь, что он уходит, до Рождества мы с вами увидимся еще не менее двух раз. К тому же теперь совсем другое дело, до осени тут у вас останется чисто.
Артур взял друга за руку.
– Я должен был сказать ей кое-что важное.
Пол повел его к большим чугунным воротам кладбища.
– Прекрасно. Я купил мясо на ребрышках, мне будет важно узнать твое мнение о нем.
Над аллеей, где покоилась лицом к океану Лили, шумели ветвями старые деревья. Артур и Пол подошли к машине, ждавшей их на склоне холма. Пол посмотрел на часы. Солнце должно было вот-вот скрыться за горизонтом.
– Кто поведет – ты или я? – спросил Пол.
– Старый мамин «форд»? Ты шутишь! То, что ты сейчас ездил на нем в магазин, – исключение.
Машина спускалась с холма.
– Больно надо мне водить твой старый «форд»!
– Почему тогда ты всегда задаешь этот вопрос?
– Да пошел ты!
– Ты собираешься приготовить ребрышки в камине на вертеле?
– Нет, я их зажарю на книжных полках.
– Предлагаю после пляжа полакомиться в порту лангустами, – сказал Артур.
Горизонт уже кутался в бледно-розовый шелк, длинные розовые полосы тянулись от океана к самому небу.
Лорэн запыхалась от бега. Чтобы отдышаться и съесть сэндвич, она села на скамейку перед маленькой пристанью для яхт. Мачты парусников покачивались на несильном ветру. Появился Роберт.
– Я знал, что найду тебя здесь, – проговорил он, не вынимая руки из карманов.
– Ты ясновидящий или следишь за мной?
– Колдовство мне ни к чему, – сказал Роберт, опускаясь на скамейку рядом с ней. – Я же тебя знаю. Либо ты в больнице, либо в постели, либо бегаешь.
– Я очищаюсь!
– В том числе от меня? Ты не отвечала на мои звонки.
– Роберт, у меня нет никакого желания снова заводить этот разговор. После каникул заканчивается моя интернатура, а мне надо еще многое доделать, если я хочу, чтобы меня приняли в штат.
– Ты думаешь только о работе. После твоей аварии многое изменилось.
Лорэн выбросила недоеденный сэндвич в корзину для мусора и поднялась, чтобы перевязать шнурки кроссовок.
– Мне необходима разрядка. Ты не возражаешь, если я еще пробегусь?
– Идем, – сказал Роберт, беря ее за руку.
– Куда?
– Хоть однажды постарайся довериться мне.
И он повлек ее под руку к стоянке. Скоро машина тронулась в сторону Пасифик-Хейтс.
Два друга устроились на краю пирса. Волны маслянисто переливались, небо горело огнем.
– Конечно, я лезу в то, что меня не касается, но на случай, если ты не заметил, подскажу: солнце садится с другой стороны, – сказал Артур Полу, усевшемуся лицом к пляжу.
– Да, ты вечно суешься не в свое дело! Твое солнце и завтра утром никуда не денется, а вот о тех двух девицах этого сказать нельзя.
Артур осмотрел двух молодых женщин, сидевших на песке. Тех разбирал смех. Одной растрепало ветром волосы, другая протирала запорошенные песком глаза.
– Ты неплохо придумал с этими лангустами! – воскликнул Пол, хлопнув Артура по колену. – Я слишком нажимаю на мясо, немного рыбки мне очень полезно.
В небе над заливом Монтеррей загорались первые звезды. На пляже несколько пар наслаждались недолгим безветрием.
– Лангусты – это ракообразные, – поправил Артур друга, шагая в ногу с ним по пирсу.
– Да уж, эти лангусты – страшные задаваки. Чего они только мне не наплели про себя! В общем, девушка слева в твоем вкусе, смахивает на леди Каспер, а мне подавай ту, что справа.
– Твой ключ при тебе? – спросил Роберт, роясь в карманах. – Я забыл свой на работе.
Она вошла в квартиру первой. Ей хотелось освежиться, она оставила Роберта в гостиной. Он сел на диван и услышал шум душа.
Он осторожно приоткрыл дверь спальни, побросал на кровать всю свою одежду и на цыпочках прокрался к ванной. Зеркало сильно запотело. Он отодвинул занавеску и вошел в кабину.
– Хочешь, потру тебе спину?
Лорен не отвечала, она прижалась к кафельной стене. Прикосновение к ее животу было приятным. Роберт положил ладони ей на затылок, помассировал ей плечи. Его ласки становились настойчивее. Она уронила голову, уступая ему.
Метрдотель усадил их за столик у огромного окна. Рассказы Пола вызывали у Онеги безудержный хохот. Их с Артуром юность в пансионе, студенческие годы, первые шаги основанного ими на пару архитектурного агентства… Историй хватило до конца ужина. Артур все это время сидел молча, потерянно глядя на океан. Когда шеф-повар предложил им полюбоваться гигантскими лангустами, Пол лягнул Артура ногой под столом.
– У вас отсутствующий вид, – шепотом, чтобы не перебивать Пола, упрекнула его Матильда, соседка.
– Можете говорить громко, он все равно не услышит… Жаль, но это правда, я задумался. Я только что вернулся из долгого путешествия, к тому же эта история мне прекрасно известна, ведь я в ней участвовал!
– Ваш друг рассказывает ее каждый раз, когда вы приглашаете женщин поужинать? – весело осведомилась Матильда.
– Разве что с небольшими отклонениями, немного приукрашивая мою роль, – ответил Артур.
Матильда долго рассматривала его, потом вымолвила:
– Вы ведь по кому-то скучаете? Глаза выдают вас.
– Нет, просто эти места всегда будят во мне кое-какие воспоминания.
– Мне потребовалось полтора долгих месяца, чтобы оправиться после последнего разрыва. Говорят, на выздоровление после любовной истории нужна половина времени, которое ушло на нее саму. А потом просыпаешься однажды утром и обнаруживаешь, что вся тяжесть прошлого по какому-то волшебству исчезла. Вы не представляете, какую легкость при этом ощущаешь. Лично я сейчас свободна как ветер.
Артур перевернул руку Матильды, словно интересуясь линиями судьбы у нее на ладони.
– Вам сильно повезло, – проговорил он.
– А сколько времени длится ваше выздоровление?
– Уже несколько лет!
– Вы так долго пробыли вместе? – спросила молодая женщина потеплевшим голосом.
– Нет, всего четыре месяца.
Матильда Беркейн, уставившись в тарелку, с яростью набросилась на своего лангуста.
Роберт, лежа на кровати, потянулся за джинсами.
– Что ты ищешь? – спросила Лорэн, вытирая полотенцем волосы.
– Пачку.
– Ты собрался тут курить?
– Жевательная резинка! – Роберт гордо показал ей коробочку, извлеченную из кармана штанов.
– Прежде чем выбросить, заверни твою гадость в бумажку. Для других она отвратительна!
Она натянула брюки и синюю рубашку с аббревиатурой Мемориального госпиталя Сан-Франциско.
– Это в самом деле смешно, – проговорил Роберт, заложив руки за голову. – Каких только ужасов ты не насмотрелась у себя в больнице, а не выносишь моей жвачки.
Лорэн надела блузку и поправила перед зеркалом воротник. Когда она подумала о своей работе, об атмосфере в отделении «неотложной помощи», к ней вернулось хорошее настроение. Она взяла со столика свои ключи и вышла из спальни, но, дойдя до середины гостиной, вернулась. Глядя на Роберта, растянувшегося голышом на постели, она произнесла:
– Не изображай душку-спаниеля, тебе же просто нужна спутница для генеральной репетиции премьеры сегодня вечером. Ты думаешь только о себе, я для тебя – просто приложение.
Она закрыла дверь квартиры и спустилась на стоянку. Через несколько минут она уже катила сквозь теплый вечер, крепко держа руль своего «триумфа». На Грин-стрит зажигались один за другим уличные фонари, словно приветствуя ее появление. От этой мысли она улыбнулась.