Вся эта красивая ложь (ЛП)

— Что ж, удачи с этим.

— Эй, я был в стороне все это время! Эти ублюдки не захотят увидеть меня, когда я, наконец, покажусь.

— Ты абсолютно прав. Они еще не сталкивались с таким характером.

— Или такими возможностями. Мы не должны забывать, кто мы есть, Риз.

— Ты единственный, кто пытался.

— Я не пытаюсь забыть. Я залег на дно и стараюсь не привлекать внимания.

— Не потеряйся в той игре, в которую ты играешь.

— Это не игра. Я тот, кто я есть.

— Не полностью. Ты настоящий где-то посередине. И этот парень, в конечном итоге, выберется наружу. Помни об этом, позволяя этим… отношениям стать такими важными для тебя.

— Я ничего не забыл, Риз. И то, кто я есть, никак не влияет на мои отношения.

— Как скажешь, — в его голосе слышалось сомнение.

Это меня раздражало. На самом деле, весь этот разговор раздражал меня. Я не должен объяснять свое поведение брату. Я не должен объяснять это кому-либо.

— Держи меня в курсе, — сказал я жестко. — Мне нужно идти.

— Сладкая маленькая школьница с отличной задницей зовет?

— Не будь козлом, Риз. Она не школьница, и она не еще одна отличная задница.

— Так ты не спишь с ней? Ты не спишь с врагом?

— Она не враг.

— Она сестра врага. Это почти одно и то же.

— Мы по-прежнему не уверены, что это ее брат.

— Нет, это ты не уверен. Но ты был чертовски уверен, когда сказал, что нашел его, разве нет?

— Все совершают ошибки.

— Особенно ты, да, Хейми?

— Какого…

Щелчок телефона прервал мою гневную тираду.

Глава 37. Слоун

Пока я накладывала тушь на ресницы, в моей голове толпился, примерно, миллион вопросов. А вместе с ними и целый миллион логических решений. А еще миллион оправданий, которые я успела придумать для Хейми. Все это кое-как удерживало от поспешных решений.

На протяжении последних пятнадцати минут я то и дело говорила себе, что услышала лишь небольшую часть разговора. Хейми мог говорить о ком угодно и о чем угодно. Все не могло быть настолько плохо, как звучало.

Но это звучало, чертовски плохо.

Мой желудок перевернулся и сжался. Я по-прежнему была убеждена, что каждый имеет право на свои секреты. Я должна задать несколько вопросов. Я должна узнать — несмотря на тени сомнения — что именно я услышала. Я должна узнать, причастен ли Хейми к нападению на моего брата, на мой дом, на мою семью.

Я чувствую, как страх сковывает меня. Часть меня отказывалась верить. Но другая часть, более подозрительная, складывала воедино все странные вещи, все несоответствия, так что мне казалось…

Я не могла жить дальше в сомнениях и неуверенности. Это убило бы меня. Нет, Хейми должен ответить на несколько вопросов или я буду вынуждена предпринять меры.

Я закрыла глаза, боясь, даже, представить какие именно «меры» будут предприняты.

*****

Я пыталась играть так натурально, как только возможно. Я понятия не имела, насколько я хорошая актриса, а выражение лица Хейми ничего не показывало.

— Еще раз спасибо, что разрешил остаться с тобой, — начала я, стараясь казаться как можно более беспечной.

Хейми посмотрел на меня и усмехнулся:

— О, поверь мне, мне это было только в радость.

Я почувствовала, что краснею. Казалось, что моему телу было абсолютно наплевать, замешан ли Хейми в чем-нибудь или нет.

Я нервно рассмеялась.

— У тебя очень красивый дом. Должно быть, менеджеры слишком много зарабатывают.

Хейми лишь пожал плечами.

Это меня никуда не привело, так что я решила сделать еще один ход.

— Живет ли тут кто-нибудь из твоих близких?

— Никто из них не живет поблизости. Они разбросаны по всему свету.

— Правда? Например?

Хейми посмотрел на меня. Я не могла понять, подозревает он меня или это просто мое воображение.

— Повсюду.

— Ты родом отсюда?

— Нет.

— Где ты вырос?

— В Чикаго.

— Ого, как интересно. Расскажи мне об этом. Расскажи мне о своей семье.

Сейчас он выглядел не на шутку обеспокоенным.

— Что происходит, Слоун?

— Это просто вопросы, Хейми. Просто невинные вопросы о твоей семье. О твоей жизни. Почему я не могу узнать тебя лучше?

Хейми напрягся. Было заметно, что он взывал ко всему своему обаянию и шарму, чтобы ответить, как можно более беззаботно.

— Мне кажется, ты знаешь меня очень хорошо.

Я повернулась в своем сиденье, чувствуя, что облажалась.

— Почему ты такой скрытный? Это всего лишь простые и невинные вопросы.

— Неужели? — Он кинул на меня быстрый взгляд.

— Конечно, — ответила я и отвела взгляд. Мне казалось, что он сможет увидеть ложь в моих глазах. — Почему нет?

— Кого ты пытаешься обмануть, Слоун?

— Не понимаю, о чем ты.

— О, ты прекрасно понимаешь. Ты ужасная лгунья.

Конечно же, он прав и это оставляет мне только один вариант — быть прямолинейной.

— Я слышала, что ты говорил по телефону, Хейми.

Мертвая тишина заполнила все пространство в машине. Наконец-то, после того, как прошла целая вечность, Хейми что-то пробурчал себе под нос. Мое сердце замерло. Казалось, что он не хотел, чтобы я услышала тот разговор. А если он не хотел, значит, он пытается что-то скрыть. От меня.

Мой пульс участился, я поняла что, Хейми может быть мне врагом. Акула вонзила свои смертельные клыки в мою грудь и разорвала ее.

— Пожалуйста, скажи мне, что я не так все поняла, Хейми. Пожалуйста, — прошептала я, чувствуя, как поперек горла встал ком из эмоций.

— Слоун, ты должна понять, что я никогда не делал ничего, что могло бы навредить тебе.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я наклонилась вперед, положив грудь на бедра и уткнувшись лицом в колени. Дальняя часть меня, которая могла думать, превозмогая боль, которую я чувствовала сейчас, говорила, что все кончено. Кончено самым худшим из возможных способов.

— Что ты сделал, Хейми? — сказала я, зажмурив глаза и отвернувшись. — Что ты сделал?

Я едва слышала звук гравия под колесами машины, когда Хейми свернул с главной дороги. Я едва ли поняла, что мы стали ехать медленнее. Я почти не ощущала вкус слез, которые текли по моим щекам и губам.

— У меня есть три брата. Самый младший — Харрисон. Мы зовем его Риз. Перед ним я. Галифаксу двадцать пять. Мы зовем его Лейф. И Холландер. Олли. Ему было бы двадцать четыре, если бы он был жив, — Хейми остановился. Его голос ломался под тяжестью невообразимой боли. — Но он умер. Два года назад.

Я хотела сопереживать ему. И, в некоторой степени, я действительно переживала. Но сейчас я чувствовала себя слишком опустошенной, словно я в оцепенении качусь куда-то вниз. Так что я просто, не прерывая, слушала его рассказ.

— Моя фамилия — Спенсер. Хемсворт Спенсер. Мой отец — Хенслоу Спенсер.

Мгновенно, что-то щелкает в моей голове.

— Хенслоу Спенсер? Как нефтяной магнат Хенслоу Спенсер?

Смех Хейми не был радостным или довольным. И это было мучительно.

— Да, это он.

Я сначала была ошеломлена. Хейми был сыном Хенслоу Спенсера? Как он мог это скрывать?

Но этот вопрос растаял в моей второй мысли. С мучительной болью мое сердце разрывается про моего брата. И мою семью. Чтобы не случилось здесь, чтобы не произошло, моя семья с синими воротничками¹⁸ не будет против этого. Правосудие работает в одном направление с такими людьми, как Хенслоу Спенсер. Их.

Но я ничего не сказала. В данный момент, я даже не знала, что и сказать.

Хейми продолжил:

— Я прожил первые двадцать пять лет, и было несколько месяцев в моей жизни, когда я был эгоистичным, испорченным, богатеньким ребенком, который не знал ничего более важного, чем сесть в самолет и облететь весь мир, и потратить деньги семьи. Женщины, наркотики, алкоголь, азартные игры, гонки и все, что ты можешь придумать, имели даже самый маленький шанс, чтобы я мог себя лучше чувствовать — или чувствовать себя вообще — и я делал это. Как бы я ни хотел, всякий раз, когда я чего-то хотел, мне никто не смог сказать «нет». Мне никто не сказал «остановись». Мне никто не рассказал, что мне делать со своей жизнью или никто не называл меня жалким ничтожеством. Мир был моей устрицей. Как и у моего брата. Олли научился этому, наблюдая за мной. Риз — ведомый. Всегда был таким. Олли научился бы управлять миром, если был бы рядом с Ризом. И Лейф, он чертов наркоман. Олли бы умер по-другому..., если был бы с Лейфом. Но он не был. Он был ближе ко мне. Может быть потому, что мы были очень похожи. Я не знаю. Но он учился быть лучше. Или самым худшим. Но его убили.

Поскольку я потеряла свою надежду, я не могла помочь Хейми, не могла попасть в его прошлое, в его боль. Я сидела, вытирая лицо и откидываясь на переднем сиденье, наблюдала за ним краем глаза. Он замер за рулем, а его пальцы так сильно сжимали руль, что даже побелели костяшки пальцев. Как будто он пытался задушить его, будто он виноват в том, что видел.

— Меня не было в стране, и Олли решил раздобыть немного кокса. Он был в Атланте и один из его друзей знал парня, который знал другого парня, который знал еще одного парня. Он сказал, что сможет достать им дерьмо, которое полиция конфисковала из Боливии. Олли не задавал вопросов. Он знал две вещи: он был Спенсер, и деньги решали все. Он узнал это и от меня. Но ничто не могло спасти его от кокса. Это убило его за считанные секунды.

Мозаика в моей голове, наполненная различными не связанными, дико раскрашенными кусочками, началась складываться, медленно складываться, приобретая форму целостной картины, которая, может быть, еще более разрушительной, чем отдельные кусочки.

Слова выходили с невероятным шепотом.

— И ты думаешь, что мой брат имел к этому какое-то отношение?

Впервые, с тех пор, как я подняла голову, Хейми повернулся ко мне. Я представила, что его лицо является отражением того, что я чувствовала в душе — страдание. Полнейшее, настоящее страдание.

— Боже, Слоун, я не знал, что еще думать! Все кусочки сложились. После, более года поисков, расследования и подкупа людей, единственная информация, которую мы нашли о поставщике, заключалась в том, что он имеет отношение к полицейским и, что он был известен под двумя именами: Локк и Тамблин. Сначала, да, я думал, что нашел этого парня. Но теперь... зная тебя... Я просто... Я просто не знаю, как это может быть он. Я имею в виду, наблюдая за тем, как он защищает тебя, насколько сильно заботится о тебе. Как этот парень мог сделать что-то такое, что поставило бы тебя в такую опасность? И почему? Зачем ему рисковать?

— Он бы не стал! — решительно сказала я. — Стивен никогда бы не сделал что-то подобное!

Я чувствовала себя отчаянной, пытаясь его переубедить, заставить его понять, что он не прав. Я должна заставить его поверить, что Стивен не тот, кого он ищет. Я должна заставить его отменить все действия до того, как моего брата убьют.

— Я понял, что могу ошибаться. Вот почему я разговаривал с братом, я хотел узнать побольше. Как можно больше, пока все это не вышло из-под контроля.

— Хейми ты должен остановить все это. О, Боже! Я не могу потерять своего брата. Ты должен все исправить, Хейми. Я знаю Стивена. Он никогда не смог бы сделать что-то подобное. Никогда.

Я чувствовала, что истерия переполняет меня, затуманивает мысли. Мое дыхание участилось, голова стала слишком светлой. Я задрожала, когда пальцы Хейми обхватили мои плечи.

— Слоун, я пытаюсь. Я делаю все возможное, чтобы...

— Что? — заорала я, вырвав свои плечи из его рук. — Как бы сделать тайный звонок своему брату и ничего не сделать для меня? Ты об этом? — Хейми снова пытался дотронуться до меня. Я держалась подальше от него, прижимаясь к двери машины. — Не трогай меня! Я не могу поверить в то, что позволила тебе прикоснуться ко мне! Ты все это знал, ты знал, что делаешь со мной, с моей семьей и я позволила тебе... позволила тебе... — я даже не смогла закончить предложение. — Ты сказал, что расскажешь мне правду, но все, что у меня есть эта твоя красивая ложь, подонок!

Повернувшись к заднему сиденью, я схватила свою сумочку и выбежала из машины, стараясь убежать от Хейми, как можно дальше. Ослепленная слезами, слезами боли, стыда и предательства, я направилась в сторону города. Где-то издалека я слышала голос Хейми. Он становился все ближе и ближе, поэтому я шла все быстрее и быстрее, пока, наконец, не побежала. Бежала сквозь гравий и пыль, бежала беспомощная и безнадежная.

— Слоун, остановись! Пожалуйста, позволь мне закончить! — Я снова почувствовала руки Хейми, на этот раз, заставляя меня остановиться. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Клянусь Богом, я этого не хотел.

Я повернулась к нему, в моих глазах горел огонь.

— Ты собираешься тут стоять и рассказывать мне, что ты понятия не имел о том, что подвергаешь его жизнь опасности? С этим обвинением? Если бы только один грязный полицейский упомянул об этом нужному человеку, ты бы даже не подумал, что это могло бы закончиться тем, что он пострадает?

— Слоун, я не знал... Я имею в виду, что я знал, что есть шанс, но я никогда не думал, что кто-то придет за ним. Это было так давно. В самом начале. Когда я только узнал тебя.

Это последнее слово уносилось вместе с ветром, и я поняла, почему Хейми даже сейчас, рядом со мной. Все это время он использовал меня, чтобы следить за моим братом, получать информацию, чтобы подкрасться к нему, как можно ближе, не вызывая подозрений. Он использовал меня, чтобы подвергнуть мою семью опасности. И я согласилась с этим.

Как будто моя жизнь вернулась в прошлое, я представила руки Хейми на своем теле, его губы на моей коже. Я представила, как он смеялся со мной, заботился обо мне, притворялся со мной. Я представила, как он делился со мной маленькими кусочками своей боли, всеми теми драгоценными секундами, которые я думала, приближают к моему открытию.

Я дорожила ими.

Я дорожила им.

Я дорожила ложью.

Татуировка на бедре жгла меня — предательство, которое постоянно будет на моем теле, на моей коже. Бабочки моей свободы, теперь, являлись разбитыми телами растоптанного доверия и сокрушенной надежды. Они летели слишком близко к солнцу, и теперь они сгорали. Они умирали единственной смертью, которая, может быть, у любой бабочки, которая приходит слишком рано.

— Как ты мог? — закричала я. Мои слова растворились в крике, глубоком стоне души, оторванной от меня, так же, как и мое сердце вырывалось из груди.

Это была ложь.

— О, Боже, Слоун, пожалуйста. Мне очень жаль. Я клянусь тебе... я обещаю тебе, что я... я никогда...

— Остановись! Хватит болтать! Я не хочу больше слышать ни одного твоего слова. Твои обещания, твоя правда... это все чушь. Я не верю ни одному твоему слову. Я просто хочу, чтобы ты оставил меня и мою семью в покое. — Я уже во второй раз от него избавлялась. — Уходи, Хейми. Просто уходи.

Меня взбесило, что мой голос дрогнул на последней фразе, моя боль в сердце разрывалась. Но с прямой спиной и поднятой головой, я ушла от Хейми, оставив его позади.

Я шла до тех пор, пока не услышала, что он больше не идет за мной. Только тогда я оглянулась назад. Я ожидала увидеть, как он исчезает из моей жизни, когда я его просила об этом.

Трус! Подонок!

Но когда я оглянулась назад, то я увидела Хейми, стоящего там, где я его оставила — в гравии, под солнцем, рядом с дорогой. Даже на расстоянии наши глаза встретились. Он полон вины, сожаления и печали. Я затолкала все свои эмоции вниз желудка, у меня остался только один гнев. И ненависть. И предательство.

Я держала его взгляд, пока доставала телефон из кармана. Затем, медленно, решительно, я развернулась и набрала номер брата. Брата, которого я знала, которому доверяла и верила. Брата, который никогда не сделает мне ничего плохого. Я понимала, что он все еще спит, но мне нужно было, чтобы он ответил. Мне нужно, чтобы он доказал, что я права. Перед Хейми. Хотя, он понятия не имел, кому я звонила.

Когда он ответил, я выдохнула и снова начала идти вперед.

— Стивен, мне нужно уехать. Ты можешь приехать за мной?

— Где твоя машина?

— Возле тату-салона.

Он вздохнул, но не спорил. Потому, что он любил меня. И такие люди, которые любят друг друга — они помогут, никогда не обидят.

— Да, скажи мне только, где ты.

Я рассказала ему о своем местоположении, и название бензоколонки, которую я знала, в пару милях впереди.

— Дай мне двадцать минут, — сказал он.

— Я буду ждать, — ответила я, сдерживая каждую эмоцию в моем голосе.

С еще одним глубоким вздохом, он повесил трубку. И я продолжила идти вперед, но когда оглянулась назад, то я больше не увидела Хейми.

Глава 38. Хейми

Я стоял на том же самом месте, наблюдая за тем, как Слоун уходит. Спустя десять минут, я все еще стоял здесь. Ожидая.

Я не хотел давить на нее сейчас, когда ей так необходимо, как можно больше свободы. Черт, я не обвиняю ее за эту реакцию. Если бы я узнал, что у кого-то, с кем я спал, членам семьи угрожали, во мне появилось бы одиннадцать всевозможных видов угроз.

Так же и в ней. Это справедливо.

И я чувствовал себя дерьмом. Настолько, что я положил глаз на ее брата, когда ее дом взлетел. Но есть одна вещь, которая меня беспокоит больше всего, я не ожидал, насколько больно мне будет видеть ненависть в ее глазах. Видеть, что она была обманутой, когда узнала, что я сделал. Я бы все отдал, чтобы вернуть все назад, и избавиться от этого взгляда.

Два года, самое важное, что надо было найти, это грязного копа, который продал моему брату наркотики, из-за которых он умер. Но за последнее время, впервые после смерти Олли, я переключился на кого-то другого. На кого-то еще.

Слоун.

Когда все изменилось? Когда она начала так сильно беспокоиться? Когда я потерял свое преимущество, свое внимание?

Ни один из ответов на эти вопросы не имели значения. Это было поражение. Она меня ненавидела, и у нее были на это причины.

Вопрос заключался в следующем: Смогу ли я жить с этим? Смогу ли я жить с ее ненавистью? Смогу ли я жить без нее?

Когда я отвернулся от того места, где видел в последний раз Слоун, прежде, чем она скрылась, я достал телефон и набрал номер Риза. Я услышал голосовую почту.

— Риз, перезвони мне, когда получишь это сообщение. Мне нужно, чтобы ты заставил своего друга задуматься обо мне.

Если брат Слоун не виновен, это будет моей основной целью, чтобы доказать это. А пока, единственное, что я могу сделать, это вернуться к прежней жизни, к которой обещал не возвращаться. Без какой-либо причины.

Но это было до Слоун.

Со стальной решимостью, я набрал номер, который, наверное, никогда не забуду. Когда я услышал знакомый голос, я почувствовал отвращение.

— Себастьян, это Хейми. Мне нужна помощь.

Глава 39. Слоун

Мне трудно было посмотреть в глаза Стивену, когда я садилась на пассажирское сиденье.

— Что, черт возьми, случилось? Как ты здесь оказалась?

У меня защипали глаза. С душевной болью, с позором, с унижением.

— Стивен, — начала я, повернув свою голову к окну, и пусть слезы капают, пока мы едем к салону «Черное пятно» за моей машиной. — Ты что-нибудь знаешь о мерзком кокаине, который был конфискован пару лет назад?

— Что это за вопрос? Я не знаю никого, кто бы занимался наркотиками, кроме отца Дункана. Зачем мне быть в курсе этого дерьма?

Мне стало легче, когда он быстро ответил на мой вопрос. Он выглядел защищенным и не вел себя подозрительно. В своей голове, я проклинала Хейми, что он позволил мне усомниться в нем, даже на миллисекунду.

— Есть ли способ узнать, могут тебя арестовать или что-то в этом роде? Как бы то ни было, твое имя могло быть связано с чем-то вроде этого? Или с отцом Дункана?

— Нет, я не думаю. В чем дело, Слоун? Ты ответишь мне, почему я забрал тебя на заправке совсем одну, и теперь ты задаешь мне странные вопросы?

— Где-то там, кто-то думает, что ты связан с продажей какого-то вредного кокса какому-то богатенькому парню. В итоге, он умер, и его не арестовали. Теперь его семья думает, что ты как-то связан с этим. Я думаю, что ты, поэтому получаешь угрозы.

— Я не знаю, откуда ты взяла эту информацию, Слоун, но угрозы, которые я получаю, очевидно, являются ошибочными. Они от кого-то кто... кто...

Он замолчал, как будто у него погасла лампочка.

— Что, Стивен? Что это?

— Однажды, позвонили мне с незнакомого номера. И все, что сказали, было «Мы хотим свои деньги». Я понятия не имел, кто это был или какие деньги, по их мнению, я им должен. Вот почему сначала я не воспринимал все это очень серьезно. Это было до тех пор, пока они не начали угрожать жизни, и это дерьмо стало реальным.

— Стивен, с кем они могли тебя спутать? Как это могло произойти? У тебя есть сомнительные друзья? Собеседники? Кто-нибудь, кто мог вовлечь тебя в это без твоего согласия?

— Не то, чтобы я знал. Но, черт возьми, Слоун, я коп. Детектив, не меньше. Я общался с мразью, в какой-то степени, чтобы просто получить информацию.

Я пробегаюсь по деталям в своей голове, пытаясь вспомнить что-нибудь, что может помочь. И я вспомнила странный вопрос Хейми, который он задал мне несколько недель назад.

— А ты когда-то жил с Дунканом на улице Тамблин? У тебя были какие-либо стычки с людьми, которые могли заниматься чем-то подобным? У тебя были враги, которые могли бы притвориться, и быть похожим на полицейского?

Стивен покачал головой.

— Нет. Большую часть времени, мы старались не высовываться. Черт, у нас даже не было каких-либо друзей.

— А Дункан? У него были сомнительные друзья?

Стивен снова покачал головой.

— Не. Он тоже не высовывался. Сначала, я думал, что у него появилась девушка. Иногда я слышал, как он уезжал ночью на машине. И он был, чертовски счастливым, все это время.

Я почувствовала складку на своем лбу. Моя первая мысль была в том, что Дункан в этом замешан. Не знаю почему, но в моем животе сразу что-то зашевелилось, когда Стивен сказал это. Проблема в том, что Дункан — напарник Стивена. Это какая-то странная шутка с полицейским. Ты не сомневаешься в своем напарнике. Ты его не подозреваешь. Ты ему доверяешь. Ты отдаешь ему свою верность. Свою непоколебимую верность. Это человек, которому ты доверяешь свою жизнь каждый день. Эта слепая вера, очень сильная связь между напарниками, и я знаю, что Стивен не обрадуется, если я начну подозревать Дункана.

— Но, может быть, что-нибудь проясниться. Мы просто должны смотреть в оба глаза и держать ухо востро, — сказала я, но я чуть позже поговорю об этом с отцом.

Стивен улыбнулся.

— О, правда? И с помощью, каких связей, скажи на милость, о которых ты думаешь, станут нашими глазами или ушами, которые помогут в преступном мире?

Я сразу подумала о Хейми. Я надеялась, что больше не буду с ним разговаривать, но Стивен мало что знает или знал, что я общалась с теми людьми, у которых есть свои тайные связи с разными людьми, но не все они безопасные.

Я задумалась о реакции Стивена на Хейми, и переосмыслила свою первую мысль. Может Стивен знал. Может, мне стоило бы доверять брату все это время.

Может, у меня нет уже никакого смысла идти и расправлять свои крылья. Может, мне лучше жить в клетке.

*****

Мой телефон зажужжал. Я больше не включала звонок. Это угнетает, когда он не звонит и также раздражает, когда он звонит.

Я посмотрела на яркий экран. Я увидела имя Хейми и его номер телефона. Снова. Он звонил, по крайней мере, по шесть раз каждый день, с того дня, когда я вышла из его машины. И каждый день я игнорировала его. Первые несколько дней, он оставлял голосовые сообщения. Короткие сообщения вроде таких: «Мне жаль, Слоун» и «Пожалуйста, прости меня, Слоун». Ничего, что имело бы значение. Это просто слова. Пустые слова.

В этот раз он ничего не сказал. Он просто дожидался сигнала голосовой почты и отключился, а я услышала тишину.

Я убрала телефон, чтобы не видеть его, но слышать. Я посмотрела на часы на тумбочке, они показывали уже одиннадцать часов. И я все еще в постели.

Я сегодня не пошла в школу. Я не могла. Прошла уже целая неделя, а толком не спала. Я не могла думать. Я не могла смотреть на этот весь мир. Поэтому я здесь. Жду. Чего, я не знаю.

Я дрейфовала в этом пространстве между сном и бодрствованием еще час до звонка. Сонно, я открыла глаза и снова посмотрела на часы. Я перевернулась и прижалась к подушке.

И зазвонил дверной звонок.

С рычанием, я отбросила одеяло в сторону и потопала вниз по лестнице, чтобы открыть дверь. Я задумалась на несколько секунд, что мой отец убил бы меня, если он увидел бы, что я забыла посмотреть в дверной глазок. В отличие от него и моих братьев, я едва привыкла к опасности для своей жизни и подозрительности в каждом человеке, которого я видела.

Но за дверью нечего бояться. Это была женщина. Она была одета в синюю рубашку поло с цветами от WANDA вышитыми на левой груди.

— У меня доставка для Слоун Локк, — сказала она голосом грубой курильщицы.

— Я возьму их, — сказала я, разглядывая огромные вазы с лилиями. Я уже чувствовала их запах.

Женщина отдала их мне и протянула мне блокнот.

— Они прекрасны, — сказала она, пока я клала их на изгиб руки и писала свое имя на листе бумаги.

— Спасибо, — сказала я ей, разворачиваясь, чтобы закрыть дверь.

— Удачного дня, — бросила она через плечо, и развернулась, чтобы идти дальше вниз по тротуару.

— Будет хреново, — бормотала я, закрывая дверь. — Как вчера.

Я поставила вазу с цветами на некогда-не-использованный обеденный стол и вынула открытку, чтобы посмотреть от кого цветы. «Надеюсь, что ты найдешь способ, чтобы простить меня. Х».

Я оставила открытку рядом с вазой и вернулась в свою спальню, желая, чтобы этот день уже закончился.

Следующие три дня были точно такими же. Каждый день я спала, и каждый день звонил дверной звонок. Это была всегда одна и та же дама с красивой вазой, наполненной взрывом цвета и аромата.

Каждый день она говорила мне, что цветы прекрасны, и каждый день я писала свое имя, и благодарила ее. И каждый день, после этого, я оставляла их на обеденном столе, вместе с остальными цветами. И все открытки.

Сегодня пятница. Почему-то сегодня отец был дома, а не на работе. Я знала это, когда он постучался в семь тридцать в мою дверь.

— Я сплю, — пробормотала я из-под подушки. Я ничего не слышала несколько секунд, пока не поняла, что он развернулся и ушел.

Я проснулась несколькими часами позже, моя первая мысль, которая пришла, что уже почти вторая половина дня и в дверной звонок не звонили. Где-то глубоко в груди, мое сердце, возможно, разрывалось. Сегодня запоминающийся день, когда Хейми сдался. Вчера был день, когда он заботился обо мне, как жаль, что он действительно был. Но только не сегодня. Сегодня конец. Сегодня запоминающийся день, когда он сдался.

Я все еще плакала в подушку, когда услышала дверной звонок. Мое сердце поднялось значительно быстрее, чем я этого ожидала, пока слушала приглушенные голоса отца и женщины. Я подождала несколько минут, прежде чем спуститься вниз. Мой отец стоял перед обеденным столом, уставленными вазами великолепными цветами различных оттенков. Я заметила новую вазу, прямо перед ним. Он держал, по крайней мере, два десятка чистых белых роз, а в центре была одна кроваво-красная роза. Я не знала, что это означает. Это могло означать, что угодно. Но почему-то этот единственный бутон говорил о многом более отчетливо, чем-либо еще. Как будто Хейми знал, что его просьбы и цветы, были белым шумом на фоне моей боли и разочарования. Но это он кричал мне сквозь пелену, говорил мне что-то, во что я не верила.

— Что это, Слоун? Ты пытаешься открыть цветочный магазин? — спросил отец, когда я подошла к нему, чтобы взять открытку, из маленького трезубца, который держал ее на месте.

— Ты только заметил это? — спросила я с удивлением, посмотрев на него, пока я разрывала маленький конвертик.

— Я никогда сюда не заходил, — защищался он.

— Вау, каким же ты оказался детективом, — пробормотала я, дразня его.

В первый раз за несколько дней, мне захотелось с кем-то поговорить, и тем более передразнить.

— Смотри, умница, — сказал он, выхватывая открытку из моих пальцев. Я бросилась к нему, но он поднял ее высоко над головой. Слишком высоко для меня.

— Хорошо, извини. Я просто играла, папа. А теперь отдай мне открытку.

— Нет. Я хочу знать, что происходит. Ты как чертов вампир, весь день спишь. Ты не ешь, ты ни с кем не разговариваешь, и ты получаешь цветы.

— Совсем нет, пап. Нет ничего, с чем бы, я не справилась, — я до сих пор сопротивлялась, будучи маленькой защищенной девочкой, хотя иногда хотелось, чтобы отец взял меня на руки и сказал, что все будет хорошо.

— Я не глупый, Слоун. Я знаю, что между вами было нечто большее, чем просто дружба. И я знаю, что такое предательство, и его почти невозможно преодолеть. Но ты попробуй поставить себя на его место. Подумай, на что ты пойдешь, чтобы защитить одного из своих братьев. И не дай Бог, если что-то случится с одним из них. Ты ведешь себя так, как будто ты не Локк, как будто ты не понимаешь, почему мы к тебе так относимся, но если кто-то причинит вред одному из нас, тебе придется выдержать все это, — я ничего не сказала, когда слушала его. Он достаточно хорошо знал всю ситуацию, знал, что Хейми ищет грязного копа. Кроме того, я дала очень мало деталей, кроме тех, которые указывали на Стивена. — Хорошо, — сказал он, когда я ничего не ответила. — Я знаю, я всегда был строг с тобой, но я надеюсь, что ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. Я все еще твой отец, и я люблю тебя больше всего на свете.

— Я знаю, папа. И я люблю тебя, тоже, — уверяла я его. — И я в порядке. Правда.

— Сло-о-ун, — предупредил он.

— Па-а-па.

— Ты все еще беспокоишься о Стивене? — спросил он, заставляя меня вздохнуть.

— Может быть, немного.

— Ты сделала то, что должна была сделать, то, что ты считала лучшим, чтобы вернуться ко мне. Однажды, он увидит это. Особенно, когда я расскажу ему то, что узнал сегодня.

Мои уши оживились.

— Что? Что ты узнал сегодня?

Пока я ждала, что он мне скажет, я заметила глубокие морщины на его лбу, и фальшивую улыбку. Чтобы это не было, это было плохой новостью.

— Было несколько килограмм кокаина, конфискованное во время убийства в ходе расследования. Это был комбинированный вид наркотики/убийство. Это было примерно в то время, когда я только начал искать наркотики. Оказалось, пару килограмм не хватало. Они были около задней стенки полки, где никто не заметил бы, если специально не посмотрел бы. Я просмотрел журнал, чтобы посмотреть, кто приходил и уходил в течение шести месяцев, после того, как доказательства были зарегистрированы в системе. — Он сделал паузу, расставляя пальцы одной руки на лбу. — Оказалось, что Стивен использовал карту, чтобы пройти. Полдюжины раз.

Я задохнулась.

— Что? — Мое сердце так сильно застучало, что казалось, оно взорвется.

— Не стоит волноваться сейчас. Мы говорим о твоем брате. Я проверил журнал и заметил, что был вход и выход. Кто-то подписывался именем Стивена, проверяя досье на улики по делу, которое он вел годом ранее. Дело в том, что это не было похоже на подпись Стивена. Я держал это в тайне, до сих пор, и я постараюсь сохранить это в тайне какое-то время. Я сделал копию журнала, и я собираюсь отнести его к одному из экспертов-графологов города, который используется для судебных дел. Когда я возьму это для внутреннего дела, я хочу, чтобы запись уже показала, что подчерк поддельный. А потом я буду заниматься этим дерьмом, пока не найду ублюдка, который подставил моего сына.

Я увидела злость, исходящую из него, как пар.

— Кто мог бы сделать это с ним, отец? И почему?

— Ну, у меня есть кое-какие подозрения. — Он осмысленно посмотрел на меня и спустя несколько секунд, я поняла, почему ему страшно рассказывать Стивену то, что поначалу казалось такой хорошей новостью.

Время — когда Стивен жил с Дунканом на улице Тамблин. Совпадение — Дункан уезжал поздно вечером, и Стивен думал, что у него были свидания. Факты — кто-то получил карту Стивена и пользовался ею достаточно долго, чтобы проверять улики в шкафчиках. И это должен был быть полицейский.

Все указывает на одного человека. Лучшего друга моего брата. Его самого надежного друга. Его напарника.

— Ох, черт, — задышала я. — Дункан. — Я подняла глаза на отца и увидела в них печаль. Уверена, что он тоже чувствовал себя обманутым. Он любил Дункана, как сына. Он много лет работал с отцом Дункана. Отец Дункана работал с наркотиками.

Наконец, он кивнул мне.

— Но у меня должны быть доказательства. И мне понадобится помощь твоего брата. И ты знаешь, что ему это не понравится.

— Нет, ему это не понравится, но он это сделает. Потому что это правильно. Это путь Локков, — сказала я, улыбаясь своему отцу со словами, которые мне говорили всю мою жизнь.

— Да, это путь Локков. Мы защищаем своих. Любой ценой.

Почему-то — в миллионный раз — я подумала о Хейми.

Глава 40. Хейми

Слоун по-прежнему не отвечала на мои звонки. Я не знал, как можно еще связаться с ней, как ее убедить поговорить со мной. Выслушать меня. Еще один раз.

Есть вещи, о которых я должен рассказать ей, вещи, которые я понял только сейчас. Вещи, о которых я не смогу рассказать по голосовой почте или в открытке, или с помощью цветов.

Важные вещи.

Правдивые вещи.

Как я и обещал ей.

Еще раз я набрал ее номер. Опять гудки, и гудки, и гудки. Наконец, я услышал ее знакомый голос на хорошо знакомом сообщении. Мой живот скрутило, просто услышав это сообщение, опасаясь, что я больше никогда не сделаю что-то правильное, что она никогда не простит меня. И у меня никогда не будет возможности рассказать ей то, что должен рассказать.

— Слоун, это я. Я кое-что должен рассказать тебе. Это важно. Пожалуйста, просто дай мне несколько минут. Пожалуйста.

Со вздохом, я отключился.

Снова.

Теперь мне нужно просто подождать.

Снова.

Глава 41. Слоун

Я подумала, что если выйду с Сарой куда-нибудь на одну ночь, это сможет заставить меня чувствовать себя намного лучше. Мало того, что я не чувствовала себя лучше, теперь я чувствовала себя тошно, направляясь домой. Я не удивилась, если честно. Я очень плохо ела и мало спала, из-за произошедшего с Хейми. Вероятно, я просто была истощена.

Когда я возвращалась домой, отец сидел за обеденным столом и просматривал карточки, которые все еще лежали там. Большинство цветов были уже мертвы и выброшены. Но я не могла, по некоторым причинам, заставить себя выкинуть карточки. Только не сейчас.

— Что делаешь? — спросил отец, останавливаясь позади стула, на котором он сидел.

Прежде чем ответить, отец аккуратно сложил цветочные карточки вместе и передал их мне.

— Ты прочитала их все?

— Да.

Он медленно кивнул головой в знак согласия, складывая мои пальцы вокруг маленьких прямоугольников.

— Без изменений?

Я действительно не знала, что ответить на это. Я была намного меньше расстроена, чем раньше, но я не знала, почему, однако. Либо я на пути, чтоб простить Хейми, либо время просто заживляет мои раны. Я пожала плечами.

— Он был здесь сегодня ночью. Искал тебя. — Мой отец посмотрел на меня, внимательно следя за моей реакцией. Больше он ничего не сказал, что подтолкнуло меня к ответу.

— Чего он хотел?

— Поговорить с тобой.

Пффф.

— Он сказал зачем?

— Нет, но я думаю, что тебе следует, по крайней мере, хотя бы выслушать его.

— Тебе легко так сказать, отец. Ты не знаешь всей истории.

— Это не так-то просто мне сказать тебе. Я ненавижу саму мысль, что кто-то причинит тебе боль. По любым причинам. В любом споре я приму твою сторону. Какая-то часть хочет скрутить этому парню шею, за то, что заставил пройти тебя через ад за эти несколько недель. Мне даже сложно подумать о том, что моя маленькая девочка выросла и, возможно, влюбилась, Слоун. Для меня тяжело отдать свою девочку нахальному сопляку и надеяться, что он позаботиться о ней. Однако я знаю, что, в конечном счете, я должен сделать это. Что-то говорит мне, что он значит что-то для тебя. Больше того, что я ему доверил. Я знал, что что-то происходило, но я не думал, и, даже, не знал насколько важным — это было для тебя, насколько важным он был для тебя.

Отец откинулся на спинку стула и встал лицом ко мне.

— Жизнь коротка, Слоун. Когда я хочу забыть насколько, ты напоминаешь мне. Вот уже несколько лет, на протяжении каждого дня, ты напоминаешь мне. Однако знаешь что? Ты была права. Жизнь коротка и ты должна прожить ее, как можно лучше так долго, как только сможешь. Если я мог бы вернуться обратно и добавить несколько лет, дней или даже часов с твоей матерью, я бы сделал это. В сердце. Я никогда не хотел бы, сделать что-нибудь, чтоб обмануть тебя в такие времена, Слоун. В такие моменты, как сейчас. Ты так думаешь об этом долго, Слоун. — Сказал он, дотрагиваясь до моей руки, что сжимала карточки. — Если есть способ простить его, если ты думаешь, что он достоин этого, тогда поговори с ним. Дай ему этот шанс. Не живи с сожалением всю оставшуюся жизнь. Когда ты живешь с сожалением позади, короткая жизнь может показаться вечностью в аду.

Отец прошел мимо, похлопал меня по руке. Прежде чем покинуть комнату, он оглянулся.

— Ты в порядке? Твое лицо красное.

Я прикоснулась к своей щеке. Она была теплой, и я до сих пор не чувствовала себя в порядке, но я должна была улыбнуться своему отцу, ради утешения.

— Я в порядке, папа.

Он улыбнулся и ушел. Я услышала, как он начал свистеть, когда вошел на кухню, и я заулыбалась еще больше. Он все время свистел, когда мама была жива. Теперь это редкость. Учитывая все проблемы, с которыми наша семья столкнулась в последнее время, это еще более особенно. Я знаю, что мысли о маме — хорошие, счастливые мысли — пробудили эти песни. Просто помнила, что такая любовь может обойти все вокруг. Это может превратить жизнь в дерьмо на какое-то время, но, в конце концов, все это стоит того. Мне просто нужно решить, стоит ли это с Хейми.

*****

На следующий день громкий стук разбудил меня ото сна. Трудно бороться с пробуждением, отделить реальность от мира мечты, в которой я была так счастлива. Реальность — однако гораздо более настойчивее, особенно, когда речь идет о моем брате.

— Слоун, ответь. — Стивен стучал в мою закрытую спальню.

— Чтобы это не было, это может подождать, Стивен. Я сплю.

— Еще даже нет восьми часов. Почему ты еще в постели?

Это отличный вопрос, на который у меня нет ответа. Я подумала о том, что воскресный день звучит хорошо. Я думала о том, что почти пять часов — это нечто большее, чем сон. Но я просто измучена!

— Я встаю. Дай мне минуту.

Я вздохнула, как смогла, и пошла к двери, поворачивая замок и отступая назад, чтобы мой брат смог войти.

— Ты знала об этом?

Он не теряет времени, бросаясь на меня, когда зашел.

— О чем я должна была знать?

— О том, что этот мудак Хейми проводит расследование обо мне? О том, что он нацелился на нашу семью.

— Не с самого начала. Почему ты думаешь, что я больше не вижусь с ним?

Я опустилась на край кровати и наблюдала, как Стивен ходил туда-сюда. Я уверена, что он в ярости, но за этим я увидела, что ему больно, и он предан. Не Хейми, но он сделает из него эффективного козла отпущения.

— Мне не нравился этот мудак. Я говорил это.

— Стивен, нравиться тебе он или нет, но он сделал то, что должен был сделать для своей семьи. Он, возможно, даже, спас твою жизнь.

— Как он, черт подери, может сделать что-нибудь хорошее для меня?

— Это о Дункане, не так ли?

Стивен ничего не сказал, но я увидела, как напрягается его челюсть.

— Дункан — это не тот, кто использовал…

— Да, это он, Стивен. Дункан ошибся во многом. Я знаю, что он был твоим лучшим другом и твоим напарником, и я знаю, что ты чувствуешь себя преданным, но ты не можешь оправдывать его. Он украл твой пропуск безопасности, пока ты спал, Стивен! Это довольно дерьмовая вещь для достойного друга. Знаешь, сколько неприятностей он мог нам доставить?

— По крайней мере, он не обстреливал наш дом, — сказал он, сплевывая.

— Да, это был он. Это были его незаконные действия, которые даже заставляли людей думать, что все это началось с тебя. Как ты думаешь, почему он использовал твой пропуск? Это ошибка только Дункана. Единственное, что сделал Хейми, это наткнулся на него.

Стивен остановился и посмотрел на меня.

— Он использовал тебя для расследования.

Его слова жалили. Потому что это правда. И я все еще боролась с этим.

— Я знаю это, Стивен, но поставь себя на его место. Если бы меня убили таким же образом, руками грязного полицейского не меньше, чего только ты б не сделал, чтобы привести преступника к ответственности? Чего только б ты не сделал, чтобы люди платили за свои поступки?

Я встала с кровати, подходя к брату. Он стоял как огромный, жесткий Халк в дверях.

— Стивен, ты бы сделал то же самое. Может быть, еще хуже. Нет никаких ограничений для того, что мы будем делать для людей, которых любим.

— Я никогда не смогу простить его. Ты ведь понимаешь это, верно?

— Хейми не тот, кто нуждается в твоем прощении, Стивен. Единственное, в чем он виноват, — это в том, что он научил меня татуировке. Возможно, у него был скрытый мотив, но он не сделал ничего плохого. Он дал небольшую информацию доверенному официальному лицу. Тем не менее, он извинился за это в любом случае. Он не заслуживает твоего гнева. Помести свое возмущение туда, где ему место. Дункан предал тебя наихудшим образом и из-за этого умер невинный человек. Давай не будем забывать, кто настоящий злодей здесь.

— Ты собираешься стоять там и защищать его? После всего, что он сделал?

— Он не сделал ничего, чего бы мы не сделали, Стивен, — мягко напомнила ему. Когда я посмотрела на него, то увидела гнев, который мой брат чувствовал воюя с правдой моих слов. Он хотел злиться на Хейми, но он знал, что это не оправдано. Все это можно и нужно проложить у ног Дункана. Хейми никогда бы не поставил нашу семью под угрозу, если бы он знал, действительно знал, что все пошло бы не так. Он не тот человек.

Стивен вздрогнул. Он повернулся, чтобы уйти, остановился, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Если он не сделал ничего плохого, и он не заслуживает моего гнева, тогда почему ты не видишься с ним больше?

Я увидела, как губы Стивена ухмыляются, когда он закрывал дверь. Он думал, что он высказался, но все, что он сделал, напоминало мне, насколько я ошибалась. Защита Хейми заставила меня понять, что было там все время.

Да, Хейми забыл рассказать мне, что происходит. Да, он получил меня под ложным предлогом, но я глубоко в душе знаю, что то, что произошло между нами, было реальным. Однако это началось, и это стало реальностью. И я могла видеть на его лице, как сильно он ненавидел то, что он сделал со мной, что он сделал с моей семьей.

Но то, что я сказала Стивену, было правдой. Хейми ничего не сделал, чтобы члены моей семьи не сделали бы. Он не заслуживает моего гнева или моей ненависти. Ему нужно мое понимание. И мое прощение. Две вещи, которые я еще не дала ему.

«Еще нет» — подумала я про себя. Но еще не вечер.

Глава 42. Хейми

Я сделал глоток текилы и оперся головой о край горячей ванны, концентрируясь на падающей струе по моим больным мышцам. В последнее время, я был сильно очень напряжен. Занимаясь делом со своим старым продавцом кокса, Себастьяном, я хотел узнать, кто-нибудь жаловался ли на брата Слоун и потратил достаточное количество денег, чтобы остановить все это, и я почувствовал, что снова переживаю заново свои адские дни, которые привели к смерти Олли. Так что сегодня я не пошел на работу, остался в своем доме, чтобы насладиться дерьмом в гидромассажной ванне.

Когда мой телефон зазвонил, я не хотел отвечать на него, но быстро рассеял эту мысль. Я ждал очень важную информацию, поэтому не хотел пропустить ни один звонок.

— Да, — ответил я.

— Мистер Спенсер, это Уинстон, охранник у ворот. К вам посетитель, сэр. Мисс Локк. Мне открыть ворота?

Мой желудок сжался.

— Да, впусти ее.

Я просидел в теплой воде несколько секунд, удивляясь тому, почему она пришла ко мне, когда она даже не отвечала на мои звонки. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что мне плевать. Я просто рад, что она пришла, что я увижу ее и снова поговорю с ней. Даже, если это в последний раз.

Это означает, что у меня есть одна попытка. Одна. Последняя. Попытка.

Я заставил себя вылезти из ванны, обернул полотенце вокруг талии и наполнил свой стакан жидкостью. И снова сделал маленький глоток.

Я услышал ноющий двигатель Слоун, перед тем, как он показался впереди. Я направился к двери, чтобы открыть ее и подождать.

Когда Слоун повернула за угол, она увидела меня. Ее глаза опустились на мою грудь и дальше вниз к моему полотенцу. Я не реагировал на свой член. Но блин, это тяжело!

Я стиснул зубы и отступил назад, давая немного места пройти ей мимо меня, что она и сделала, наконец. Когда она прошла мимо меня, то я почувствовал свежий запах ее шампуня, который она всегда использует, и этот уникальный аромат, который создан специально для Слоун.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я, когда закрыл дверь позади нее.

Слоун ждала, пока я не буду стоять перед ней, смотреть в ее глаза, прежде чем она ответит.

— Ты говорил, что тебе нужно пять минут. Ну, я даю тебе их. Сейчас все закончится. Так или иначе.

Эта фраза заставила меня напрячься, но я не смог сказать, что был полностью ошеломлен.

Я понимал, почему она хочет навсегда вычеркнуть меня. То, что я сделал с ней — было очень неприятно. Невероятно, даже. Думаю, я просто надеялся, что она сможет. Простить меня. Это она и сделала. Почему-то она изменила свое мнение на то, что было у нас. Я знаю, что я сделал. Я дал бы ей тысячу шансов, если бы это означало, что она останется и никогда не бросит меня.

— В таком случае, — сказал я, снова делая глоток и подходя к краю барной стойки, чтобы налить себе еще. Когда я развернулся, Слоун стояла рядом со мной, а ее глаза были устремлены на меня, ее выражение лица настораживало. — Я хотел сказать тебе, что я нашел людей, которые угрожали твоему брату. Они больше не причинят тебе или твоей семье неприятностей.

Она не была удивленной. Она просто кивнула.

— Спасибо.

Я ждал, когда она скажет что-нибудь еще, но она ничего не сказала, поэтому я продолжил:

— У меня также есть друг, адвокат моего брата, который следит за всем и проверяет, кто может быть причастен к наркотикам. И я выясню, кто это, и помогу тебе с твоим братом. Я обещаю.

— Не надо давать обещаний, если ты не сможешь их сдержать, — тихо сказала она, напоминая мне о разговоре, который у нас был вечность назад.

— Нет. Я обещаю, что я сдержу, либо умру, пытаясь сдержать обещание.

Она ничего не сказала, просто посмотрела на меня. Наконец, после долгой паузы она спросила:

— Это то, что ты хотел мне сказать?

Я глубоко вздохнул. Сейчас или никогда.

— Частично.

Слоун посмотрела на часы.

— Хорошо, тебе лучше перейти к другой части этого разговора.

Я потратил несколько секунд, рассматривая ее. На ней была черная футболка с глубоким V-образным вырезом, короткая серебристая юбка и серебристые сандалии. Ее ногти на ногах были покрашены в ярко-красный цвет, и в такой же цвет покрашены пальцы на руках, которые я заметил, когда она нервно разглаживала юбку на бедрах. Я понял, когда увидел ее жест, что ей так же трудно как и мне, может быть еще тяжелее. Пришло время сойти с ума.

Я сделал шаг навстречу к ней. Я не знал, захочет ли она принять мою близость, но я не хотел ждать, чтобы узнать. Я приблизился. Начнем сначала.

— В самый первый раз, когда я увидел тебя, было что-то в твоих глазах, что я почувствовал, будто я связан. Я проверил это всякими другими вещами, например, физическим влечением, дружеским общением, назови это как хочешь. А потом, когда я увидел, какой ты была невинной... какая была у тебя сексуальная привлекательность... о, Боже! Я не знал, черт возьми, что способен сопротивляться. Я знал, что мне нужно держаться подальше от тебя, вот почему, я сказал тебе, что не научу тебя рисовать татуировки. Но потом я увидел тебя с твоим братом. Я знал, что у меня, наверное, никогда больше не представиться другая возможность — узнать как можно больше о том, кого я подозреваю. Так что я решился на это. Я сказал себе, что я буду держаться подальше от тебя, кроме уроков рисования татуировок. А между тем, я разузнал бы о твоей семье. И я получил, что я хотел, я думал, что это то, что мне нужно. Как только я услышал, как ты утверждала, что твой брат имеет отношение к Тамблин, я забеспокоился. Я думал, что все, о чем я мог думать последние два года, это об убийце своего брата. Но это было до того, как я встретил тебя. Даже когда, я верил, что нашел нужного парня, я чувствовал себя дерьмом за передачу этой информации. Я знал, что это причинит тебе боль, но я все равно сделал это. И с каждым днем я чувствовал себя все хуже и хуже. Боль, причиненная тебе, этого не стоила. Это не вернуло моего брата. Это просто поранило мое сердце. И теперь я знаю, почему я знал, почему мне так больно было причинить тебе боль. Даже когда, я уже был влюблен в тебя. Я сопротивлялся тебе столько, сколько мог, говоря себе, что это было просто сексуально, и что когда, я обману тебя, ты уйдешь из моей жизни. Но это было не так. Все, что я делал, было только хуже.

Слоун не сказала ни слова, но, по крайней мере, она слушала. И чем больше я говорил о том, как все было, о том, как она заставляет меня чувствовать, тем больше я начинал чувствовать ее. Поэтому я сделал шаг еще ближе к ней, достаточно близко, чтобы прикоснуться к ней.

— Это захватывающе, иметь то, чего больше никто не трогал. Это заставило меня хотеть большего. Я не просто хотел тебя. Я хотел овладеть тобой. Я хотел сделать тебя своей, чтобы ты никогда не была с кем-то другим. Я хотел тебя, Слоун, — признался я, дотрагиваясь до ее щеки подушечкой указательного пальца. — Всегда. Но этого было недостаточно. Этого недостаточно, чтобы воспользоваться тобой один или два раза, или на некоторое время. Я хотел, чтобы ты была моей. Навсегда. Потому что, я люблю тебя больше, чем я этого хочу. И я не хочу тебя отпускать. Никогда.

Посмотрев в ее глаза, я увидел шанс. Я увидел момент, когда она перестала быть осторожной, и я увидел, что она ко мне все еще что-то чувствует, кроме ненависти.

— Пожалуйста, скажи мне, что можешь простить меня, Слоун. Пожалуйста. Скажи, что еще не поздно. — Когда я увидел, как ее губы выпускают судорожный вздох, я потерял контроль над собой. — Попроси меня поцеловать тебя, детка. Пожалуйста. Пожалуйста, Боже, попроси меня поцеловать тебя. Ты нужна мне, Слоун. Я хочу чувствовать тебя.

Я прижал ее. Я знал, но я ничего не смог поделать. Я хотел прикоснуться к ней, поцеловать ее, взять ее в свои руки так сильно, чтобы я смог практически почувствовать ее. Кроме текилы, я помнил, какая она на вкус, на кончике моего языка. После текилы, я страстно желал этого. Как будто до этого я никогда так больше ничего не желал. Даже во время мести. Или справедливости.

Я поднял руки к ее лицу, умоляя ее:

— Пожалуйста, Слоун. Пожалуйста.

Она так долго смотрела в мои глаза, что мне на самом деле стало больно за нее. В груди, в животе, в паховой области. В своей голове. Я хотел, чтобы она захотела меня всего. И я хотел ее всю. Всю ее. Тело, сердце и душу.

А затем она пробормотала слова, которые перевернули весь мой мир.

— Поцелуй меня.

Так я и сделал. Я поцеловал ее мягкие губы, сладкие, как любовь, которую я чувствую к ней. Я переместил свой язык по складочкам между ними, втягивая ее нижнюю губу в рот и нежно посасывая ее. Почувствовал ее стон, ее мятное теплое дыхание на своей щеке.

Когда мой язык вошел в ее рот, там встретил меня ее язык, лизнул меня, дразня, вспоминая о ней. Я дотронулся до нее, положил свою ладонь на нижнюю часть ее спины и прижал ее тело к своему. Я почувствовал, как ее пальцы переплетались с моими волосами и крепко держась, подняла меня на следующий уровень моего подавленного желания.

Я крепко удерживал свою страсть. Сейчас не время терять ее. Она должна почувствовать то, что я пытался ей сказать, она должна почувствовать, как много она значит для меня. Она должна знать, что дело не только в сексе, а еще и в любви.

Слоун отстранилась, поражая меня, когда она смотрела мне в лицо. В ее глазах стояли слезы, а в голосе была дрожь.

— Займись со мной любовью, Хейми, — тихо потребовала она. — Займись со мной любовью и пообещай, что все будет хорошо.

— Я думал, что ты не нуждаешься в обещаниях.

— Я никогда не хотела верить в большее, нежели сейчас. Поэтому скажи мне. Скажи мне всю эту красивую ложь. Скажи мне, что все будет хорошо.

Одна слеза скатилась с ее ресниц, и я поцеловал ее легким касанием губ.

— Все будет хорошо, Слоун. Я обещаю тебе. Я обещаю тебе, что я сделаю все возможное, чтобы это было так. Я все сделаю для тебя. Все что угодно, чтобы сделать тебя счастливой. Только скажи, что ты останешься. Скажи, что ты останешься со мной, и мне не придется чувствовать себя несчастным без тебя.

В ее глазах еще появились слезы.

— Я останусь до тех пор, пока позволит жизнь.

И этого достаточно для меня.

Когда она прижалась своими губами к моим губам, то я отпустил все, что сдерживало меня. Все оговорки, весь гнев, весь страх, и я погрузился в Слоун.

Глава 43. Слоун

Мои руки на Хейми были настойчивыми. Требовательными. Мои губы для Хейми были отчаянными. Умоляющими. Мое сердце для Хейми было уверенным. Рвущимся. Я люблю его. И он любит меня. Нет более чем сегодняшнего прекрасного дня. После всей боли была радость. Радость неописуемая. И я не жалею. Это того стоило. Стоило того, чтобы услышать, как он говорит, что любит меня.

Кожа Хейми никогда не была такой гладкой под моими пальцами. Его рот никогда не был так сладок. Это все равно, что заново обрести его, снова влюбиться в него. Только на этот раз он поймал меня в свою сеть. Он и есть моя сеть, потому что он тоже меня любит. И это заставляет его рисковать. Рисковать для чего угодно.

Мои руки спустились вниз, к его обернутому вокруг бедер полотенцу. Я ослабила его, позволив ему упасть, и поднесла свою руку к его бедру, пока мои пальцы не сомкнулись вокруг его твердого члена. Он застонал мне в рот, и я вдохнула это. Я вдохнула его.

— Слоун, — прошептал он, его руки были крепкими и требовательными, но в тоже время мягкими при прикосновении к моему телу. С большой осторожностью он снял с меня футболку, затем юбку и трусики, и, изгибаясь, стащил с меня сандалии с моих ног. Когда он выпрямился, он немного отступил назад и глазами изучал мое голое тело.

— Ты такая красивая. И ты вся моя. Всегда. Вся моя.

Он осыпал меня поцелуями. Везде, от шеи до пупка, я почувствовала, как будто они, как крылья бабочек скользят по мне. Так легко, так сладко, так далеко.

— Твоя кожа такая горячая, — вздохнул он снова на меня. — Ты вся горишь.

Я услышала его голос, как будто он в нескольких милях от меня, разговаривает со мной на конце рая, куда я пробираюсь через теплую воду, чтобы добраться до него. Я даже слышу настойчивость в его голосе. Я не понимала, но я слышу его.

— Слоун, посмотри на меня, — я пыталась, но мои веки не подчинялись мне. И потом я почувствовала, как мир погрузился, и я падаю. Но, как я и ожидала, руки Хейми поймали меня. Он будет оберегать меня в безопасном месте. До тех пор, пока я не покину этот мир, он будет оберегать меня в безопасном месте.

Глава 44. Хейми

— Слоун! — закричал я, мой голос становился все громче и громче. Она просто обмякла в моих руках. Ее щеки стали красными и появились капельки пота на лбу. Ее кожа была горячая на ощупь. Она билась в лихорадке. — Слоун, ответь мне!

Я осторожно опустил ее на пол, и она застонала. Она нахмурила брови, давая мне понять, что ей больно. Или что-то не так. Очень, очень плохо.

Я схватился за свой телефон, набирая 911. Это все, что я знал. Я не знал, что случилось. В одну минуту она была со мной, а в следующую уже нет.

Я сообщил им о чрезвычайном положении и оставил свой адрес, и затем позвонил охраннику, чтобы он знал, что к нам приедут. Я взял Слоун на руки и отнес ее к дивану, затем подбежал к одежде, схватил ее и надел на нее, как можно быстрее и нежнее. Даже после манипулирования с ее руками и ногами, пытаясь, одеть на нее одежду, она не шевельнулась. Она просто поворачивала голову из стороны в сторону, ее лоб был все еще сморщенным, как будто она тяжело дышала, короткими и неглубокими вдохами.

Я быстро поднялся по лестнице наверх, схватил первые попавшиеся джинсы и рубашку, и быстро спустился вниз, и начал одеваться рядом со Слоун, чтобы следить за ней. Когда я услышал дизельный двигатель машины, то быстро побежал надевать ботинки возле двери. Я открыл дверь и ждал, стоя посередине, чтобы следить за Слоун, пока они войдут вовнутрь. Врачи спешили, неся на плечах носилки и сумку, поставленную на них (носилки имеется в виду). Оба были примерно сорокалетними, я бы сказал. Оба выглядели серьезными и квалифицированными, что заставило меня чувствовать себя намного лучше.

— Сэр, вы можете сказать мне, что случилось?

— Она просто упала у меня на руках и теперь не реагирует. Кожа ее горячая, как будто у нее лихорадка. Кроме этого, я не знаю, что случилось.

Я почувствовал страх, который грыз меня изнутри. Я не мог потерять ее. Не сейчас. Не так. Не тогда, когда я так многое еще хотел сказать, так много хотел показать ей и доказать ей.

Мое сердце застучало в груди, когда они приступили к работе над ней и не получили никакого результата.

— Как ее зовут, сэр?

— Слоун.

— Слоун! — произнес он громко. — Слоун, ты можешь открыть глаза и посмотреть на меня?

Ничего. Ни трепета век, ни поворота головы, ни движения губ. Просто ничего.

Один из врачей прислонил свой стетоскоп к ее груди, в то время как другой врач взял ее за руку и прижал свой ноготок к ее кутикуле. Она даже не дернулась. Они что-то бормотали друг другу. Один допрашивал меня, пока они клали ее на носилки.

— Она употребляла алкоголь?

— Нет, сэр.

— Она принимает какие-либо лекарства?

— Только противозачаточные таблетки, которые я знаю.

— У нее есть на что-нибудь аллергия?

Я пожал плечами и покачал головой, чувствуя себя таким беспомощным.

— Не то, чтобы я знал, но...

Он кивнул, делая какие-то пометки на бумаге, приколотой к его планшету.

— Сэр, мы отвезем ее в больницу. Она потеряла сознание, но ее состояние сейчас стабильное. Вы можете поехать с нами, если хотите. Она упала?

— Да, вообще-то.

— Вы член семьи? Или вы можете связаться с кем-то, кто смог бы встретиться с нами в больнице?

— Я не... нет, я не из семьи, но я могу позвонить с ее телефона ее отцу по дороге.

— Звучит неплохо. Если вы сделаете это, то мы тогда сразу доставим ее в отделение.

Пока оба врача поднимали носилки со Слоун, они раздвинули ножки у носилок, чтобы потом смогли проехать через дверь или вниз по лестнице. Поскольку Слоун не взяла с собой сумочку, я побежал к ее машине, схватил ее сумочку с заднего сиденья и побежал обратно к скорой, чтобы сесть рядом с ней.

Я увидел ее телефон, как только открыл сумочку. Он был в маленьком кармашке сбоку, очевидно предназначенный для хранения телефона. Я достал его и пролистал ее контакты, пока не нашел номер ее отца. Я нажал на его номер и слушал гудки, пока врачи очищали руку, чтобы ввести внутривенный укол.

Когда большая игла проткнула ее кожу, то я посмотрел на ее лицо, пытаясь, понять почувствовала ли она этот укол. Она не двигалась. Мой желудок стал тонуть, как будто я проглотил горсть камней.

— Локк, — услышал я ответ на другом конце телефона, отвлекающий меня от неподвижной Слоун.

— Мистер Локк, это Хейми Спенсер. Слоун пришла ко мне сегодня вечером. Она упала. Я сейчас вместе с ней едем на скорой помощи в отделение. Вы сможете встретиться с нами там?

Последовала пауза, во время которой я был уверен, что отец Слоун обрабатывает полученную информацию от меня. Я не люблю ходить вокруг да около. Я не такой человек и он тоже.

— Что с ней? — спросил он. Его голос был настолько тихим, что мне пришлось напрячься, чтобы его услышать. Страх был очевидным, что заставило меня еще больше затревожиться.

— Я не знаю. Она покраснела и вспотела, ее кожа была горячей, как будто у нее лихорадка. До этого она чувствовала себя превосходно. Но теперь она не реагирует. Я не знаю... я просто...

Слова ускользали от меня, когда я рассказывал ему о том, что сам мало знал. Это самое ужасное чувство в мире — быть беспомощным. И это страшно. Что может быть плохого в том, что она упала? И не отвечает? Это больше, чем просто обморок. Это очевидно.

— О, Боже, пожалуйста, нет, — услышал я, его шепот в телефоне.

Ледяные пальцы ужаса окутали мое сердце.

— Что? Что происходит? Почему вы так сказали?

Я услышал напряжение в голосе мистера Локка. Оно отчетливо и ясно передалось через телефон.

— Я объясню, когда приеду.

И затем он повесил трубку.

Оставшийся путь до больницы, мое сознание состязалось с вариантами развития событий. Там, они что-то сделали, чего я не смог понять. Медсестры вышли оценить ситуацию, задав мне только один вопрос.

— Сэр, вы член ее семьи?

Я хотел солгать, но не сделал этого.

— Нет.

— Вы связались с кем-то из ее семьи?

— Да.

— Простите, но вам придется подождать здесь, пока кто-то из ее семьи не придет. Затем, вы сможете подойти к регистрации. И затем, когда администратор даст нам знак, мы придем за вами.

Мне это не понравилось, но я понимал, что это правила больницы с врачебной тайной. Не сказав откровенную ложь, у меня не было поддержки, и я ничего не мог с этим поделать. Мне просто нужно было подождать, когда сюда приедет мистер Локк. Может к тому времени Слоун уже проснется. Я молился, чтобы она это сделала.

Через окна, выходившие на стоянку, я наблюдал за фарами каждой машины, которая приезжала, надеясь, что это подъехал отец Слоун. Когда он, наконец, подъехал, я подошел к двери, чтобы подождать его.

Как только он прошел мимо меня, я пошел за ним.

— Им нужно, чтобы вы ответили на некоторые вопросы в регистрации, прежде чем они позволят нам вернуться.

— Черт подери! — сказал он гневно, шагая к стойке регистрации. — Мою дочь привезли на машине скорой помощи несколько минут назад. Мне нужно увидеть ее. Прямо сейчас.

Он не оставил им другого выбора.

— Сэр, — начала молодая блондинка, — если вы будете...

— Бумаги могут подождать. Сначала я хочу увидеть свою дочь.

Девушка смотрела на него в течение несколько секунд, очевидно, оценивая, действительно ли он будет отстаивать свою точку зрения и сколько усилий потребуется для этого. Она быстро поняла, что не стоит спорить и быстро сдалась.

— Присаживайтесь, а я позову медсестру.

Мистер Локк кивнул и развернулся, чтобы найти местечко поближе к двери, которая вела в палату. Где была Слоун. Он наклонился вперед, поставил локти на коленки и положил голову на руки.

Я шагал перед ним, чувствуя себя еще боле и более расстроенным. Он не только не удивился этому, но еще, казалось, как будто боялся этого дня.

— Мистер Локк, я хочу, чтобы вы были честным со мной. Что, черт возьми, происходит со Слоун?

Несколько секунд он не двигался. Не отвечал. Наконец, он пробежал своими пальцами по темно-коричневым волосам, и выпрямился в кресле, а его лицо, казалось, выглядело на десять лет старше.

— Слоун рассказывала тебе когда-нибудь о своей матери?

— Я знаю, что она умерла от лейкоза, верно?

— Да. Она впервые заболела этим, когда еще была ребенком. У нее была ремиссия и была здорова годами. А потом, однажды... БАМ! Она заболела. Сначала мы думали, что это грипп. Она заболела и чувствовала себя не очень хорошо в течение нескольких дней. Но потом, однажды вечером после ужина, она просто рухнула в моих объятиях. Она горела от лихорадки. Я отвез ее в больницу и ей сделали все возможные анализы. Оказалось, что это у нее рецидив лейкоза. И когда это произойдет снова, прогноз будет очень печальным. Она боролась с ним, как солдат, но не смогла победить его, когда это повторилось. Она умерла через два года спустя, — закончил он, его голос был несчастным.

— Слоун рассказала мне о своей матери, и мне жаль, что такое случилось с вашей семьей. При всем уважении, но какое отношение это имеет к Слоун?

Мистер Локк посмотрел вверх и встретился с моими глазами. Они были измученными и расстроенными.

— Потому что со Слоун уже было такое, когда она была маленькой девочкой.

Он больше ничего не сказал, просто смотрел на меня, в то время как его слова проникли в мою голову и обрабатывались.

— Вы хотите сказать, что у Слоун лейкоз?

— Да, это то, что я тебе сказал. Ей поставили диагноз, когда ей было пять. Она начала вести себя, как маленькая девочка и чувствовать себя лучше, когда ее мать умерла. С тех пор она была в порядке. Упрямая, как черт, решила жить своей жизнью, пока она у нее есть. На всякий случай... Каждый день она жила «на всякий случай». И поэтому мы так сильно старались защитить ее.

Мои глаза, моя грудь, моя душа обожглись этим знанием, которое рассказал отец Слоун. Мой мозг отвергал это, пытаясь найти другие объяснения. Но их не было.

Я едва смог произнести слова сквозь свои онемевшие губы.

— То есть вы хотите сказать, что если у Слоун рецидив лейкоза, то она сможет прожить всего несколько лет?

Глаза мистера Локка наполнились слезами, а мое сердце рассыпалось на кусочки.

— Это то, что я сказал тебе, — продолжил он, его голос преломился, когда он снова опустил голову на руки.

Я увидел, как его плечи затряслись, как и все его общения, и надежда, и счастье на будущее, которые внезапно рухнули. Я разрывался между криком и ударом кулака в одну из бетонных стен снова и снова. Или просто уйти отсюда, чтобы спрятаться в темном месте и рыдать.

Как такое могло произойти? Она так молода, и впереди еще столько всего. Как она может быть больной? С ней все в порядке. Все это время она была в порядке. Такой живой, полной жизни…

Когда мистер Локк поднялся и снова подошел к стойке регистрации, то я стоял на прежнем месте, утопая в раскаяние. Все это время, я мог наслаждаться Слоун, радоваться вместе с ней, смеяться вместе с ней, держать и трогать ее, рассказать ей правду о том, что в моем сердце. Но вместо этого я разрушал все то, что было у нас с помощью лжи и обмана. В глубине души я надеялся, что если она простит меня, у меня будет еще один шанс. У меня было бы больше времени, времени, которое компенсирует то, что я сделал, время, чтобы сделать ее счастливой и увидеть ее улыбку. Не заставляя ее плакать.

Но это была злая шутка. Не было времени. Не было будущего. Не для Слоун. И, теперь, не для меня. Она — это все, чего бы я хотел. Прекрасная. Совершенная. Незаменимая.

Отчаяние захлестнуло меня. Мои мысли, мои чувства, мои мышцы. Когда я увидел, что дверь открывается, я развернулся и побежал. Я не спрашивал разрешения. Я не слышал, что голоса кричали мне остановиться. Я просто бежал.

Я проходил мимо дверей. Я останавливался, чтобы посмотреть в каждую дверь, высматривая Слоун. Сквозь туннель душевной боли, я слышал голоса сзади себя, но я игнорировал их, продолжая искать. Я не мог остановиться, пока не найду ее. Я не хотел успокаиваться, пока не увижу ее.

А потом, я сделал это. Я увидел ее лицо, повернутое в сторону окна комнаты, в которой она находилась. Ее глаза были закрыты, ее выражение лица было спокойным, и прямо сейчас, в этот момент, я знал, что не смогу жить без нее. Я даже не смог представить себе, что я буду делать, если она умрет. Сегодня. Завтра вечером. Через год. Через десять лет. Я не смог представить мир без нее. Свою жизнь без нее.

Не обращая внимания ни на кого в этой комнате, я подошел к кровати, я взял ее руку в свою и опустился на колени рядом с ней.

Я прижал ее пальцы к своим глазам. Потом к своим губам. На вкус они были солеными. И мокрыми. До этого момента я даже не понял, что я плакал.

Я посмотрел на лицо, которое преследовало мои мечты и мысли в течение нескольких месяцев, и я почувствовал тяжелый груз печали. Я уже почувствовал, как будто она ускользает у меня прямо перед глазами.

— О, боже, пожалуйста! — тихо умолял я. — Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо. Пожалуйста, позволь ей жить. Не забирай ее у меня. Пожалуйста, не забирай ее у меня.

Единственное, что я слышал, так это свой собственный голос. Он охватывал меня, как будто тьма охватывала меня словно какое-то ничтожество.

*****

Я, по крайней мере, несколько раз в час, смотрел на экран монитора, который уверял меня, что Слоун еще жива где-то там. Я смотрел на успокаивающие импульсы, когда они танцевали по экрану. Я слушал успокаивающий шелест воздуха, наполняющий ее легкие. Я чувствовал своей душой, что она еще не оставила меня. В любом случае, не полностью.

Сзади меня раздался голос. Он был грубоватым и раздраженным.

— Она уже открывала глаза?

Это Стивен. Он был зол и не понимал, что я вообще здесь делал. Как ее отец и ее братья, они приходили, беспомощно над ней кружились и через несколько минут они уходили, чтобы расслабиться где-нибудь в другом месте.

Он прошагал по комнате, направляясь в кресло, которое стояло по другую сторону от кровати. Слоун пока сейчас была в отделении интенсивной терапии, где врачи смогут понаблюдать за ее состоянием, пока они не смогут сказать, что с ней происходит. Или пока она не придет в сознание.

Помимо ее отца, Стивен навещал ее чаще всего. Было очевидно, что он любит ее так же сильно, как и она его. После нескольких минут молчания, он наконец-то заговорил.

— Ты уже был дома?

— Нет.

Он не посмотрел на меня.

— Ты планируешь сидеть тут круглосуточно?

— Да.

Я увидел, что его губы были тоненькими. Я уверен, что это не тот ответ, на который он надеялся.

— Это меня и бесит, но я уверен, что ты это и так знаешь, — заворчал он.

— Да. К счастью, мне насрать. Я здесь только из-за Слоун.

Это привлекло его внимание. Он посмотрел на меня с другого конца кровати. Я знал, что он побыстрее хотел ударить своей ногой мне по лицу, как только заговорит со мной. Думаю, что нам обоим не помешает немного разрядить обстановку. Но это не принесет Слоун никакой пользы. И она меня очень волнует. Она действительно это все, о чем я хочу заботиться.

— Это сделало бы ее счастливой, — пробормотал он, его зубы, очевидно, были стиснуты.

— Надеюсь, что это так. Я просто очень хочу, чтобы она проснулась. И я хочу быть здесь, когда она проснется. Я хочу, чтобы она знала, что я никогда не оставлю ее. Но только в том случае, если она попросит меня уйти.

— А что будет, если я попрошу тебя уйти? — спросил Стивен. Его выражение лица совсем не изменилось, но что-то подсказывало мне, что он на самом деле хотел подразнить меня.

— Я бы сказал тебе, куда бы ты смог пойти.

Один из уголков его рта приподнялся, сочетая в себе насмешку-ухмылку-улыбку.

— После того, как все это закончится, я все равно, вероятнее всего, надеру тебе задницу.

Я пожал плечами.

— Ты можешь попробовать. После того, как Слоун проснется.

Он кивнул.

— Довольно справедливо. — Мы снова впадаем в странное, несколько дружественное молчание. — Доктор уже приходил?

— Да. Сказал, что они все еще ждут результатов анализов. Все еще дают ей жидкость. Очевидно, она была очень сильно обезвожена. Плюс лихорадка…

— Отец сказал, что она мало ела и пила, в течение последних несколько дней.

Он послал мне скверный взгляд.

— Слушай, чувак. Я знаю, что ты обвиняешь меня. И знаешь что? Это нормально, потому что я тоже виню себя. Я ранил ее. Я причинил ей боль. И я бы все отдал — я имею в виду, что в этом мире — чтобы вернуть все назад и сделать все совершенно по-другому. И когда она проснется, — сказал я, акцентируя внимание на мою речь и мое сердце, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить свою вину.

— Я надеюсь, что ты сделаешь это. И я очень надеюсь, что она так просто не сдаться тебе.

Я не ответил. Возможно, что Слоун не помнит, что простила меня, возможно, что она не помнит, как потеряла сознание. И если она этого не сделает, то мне придется с этим самому разобраться. Но в данный момент, я просто хотел, чтобы она проснулась. Даже, если она проснется безумной, она будет визжать и кричать, бить и пинаться. Она сможет взять палку. Я бы принял все это. С радостью. Если она просто проснется.

*****

Сегодня та же самая медсестра, что и прошлой ночью, и она снова разрешила мне остаться. Когда она разговаривает со мной, то она похлопывает меня по руке и кивает, как будто она пытается заставить меня чувствовать себя намного лучше. В ее глазах всегда читается взгляд, который говорит о том, что она видит отчаянного человека. И она всегда права.

Отец Слоун тоже хотел остаться, но у него были кое-какие дела на работе — важные вещи о деле его сына и парней, которые застрелились дома. Я бы никогда не рассказал ему, что раньше мне звонил Себастьян со свидетелем, который знал того, кто занимался наркотиками. Я бы никогда не рассказал ему, что я сказал это имя Ризу, а тот в свою очередь по своим связям сообщил в генеральную прокуратору. Я был так счастлив, что он уезжает, а я остаюсь. Я знал, что если он захочет решить данную проблему, если он захочет остаться, то я ничего не смогу с этим сделать. Кроме того, как уйти. И я лучше умру, чем оставлю Слоун. Даже на пару часов.

Я, как и обычно, смотрел на монитор. Я смотрел на волны и разноцветные числа, на которые я обычно всегда смотрел, и они, как обычно успокаивали меня. Я заметил, что нога Слоун сдвинулась и вылезла из-под одеяла. Я подошел к концу кровати и нежно взял ее за ногу, двигая к центру кровати. Я старался не падать в панику, от того насколько прохладной была ее кожа, пока я накрывал ее ногу одеялом. Думаю, что я должен быть счастлив, что она больше не горит.

Я просто сидел, когда увидел, как ее нога дергается. Затем она начала лягаться. Упорно. Достаточно упорно. Я протянул руку, чтобы прикоснуться к ее руке, и как только моя кожа коснулась ее кожи, она начала изворачиваться.

Слоун разбрасывала руки и ноги, покачивая головой туда-сюда на подушке.

— Слоун! — позвал я, пытаясь ее успокоить.

Моя первая мысль заключалась в том, что у нее начался припадок. Я просто повернулся к двери, чтобы позвать медсестру, когда я увидел суету. Приглушенные сигналы тревоги стихали, люди проходили мимо, а медсестра Слоун поднялась со своего стула и побежала ко мне. Она подошла прямо к кровати Слоун и начала ее оценивать.

Мое сердце билось в моей голове, как барабан. Я почувствовал чудовищное ощущение того, что весь мир рухнет прямо под моими ногами. Медсестры так быстро не двигаются без причины. То, что случилось со Слоун, не может быть хорошим обстоятельством.

— Сэр, мне придется попросить вас выйти отсюда, — сказала она строгим голосом. — Сейчас же!

Я как будто во сне, а может и в кошмаре, я вышел из комнаты Слоун. Мое сердце мучительно билось в моей груди, когда я смотрел, как сцена передо мной разворачивалась, как в замедленной съемке. Медсестра откинула одеяло со Слоун. Я слышал голоса и звуки, которые доносились до меня сквозь тысячу миль. Еще два человека вошли в ее комнату, один из них закрывал окно шторой, чтобы я больше ничего не смог увидеть.

— Сэр, пожалуйста, пройдите в зал ожидания. Мы свяжемся с вами, как только узнаем, что происходит, — проговорил мужской голос.

Как робот, я пробирался к выходу. Я нажал на кнопку, и автоматические двери открылись. Я перешагнул через них и развернулся, чтобы наблюдать, как они снова закрываются, отделяя меня от Слоун. От того, что может быть это ее последний вздох.

Я стоял, глядя на белые деревянные двери, молясь, чтобы Бог со всей своей милостью не забрал у меня Слоун. Что он даст мне еще несколько минут провести с ней, еще один шанс сказать ей, что я люблю ее. Когда ее глаза откроются, и она услышит, как я и хотел.

Я все еще стоял возле них спустя несколько минут, онемевший и в шоке, когда врачи прошли мимо, а медсестра Слоун подошла ко мне. Она улыбалась, а я был в замешательстве.

— Слоун в порядке. У нее были тревожные ритмы на кардиомониторе, но я обнаружила, что пара зажимов были незакрепленными. Ты поправлял ей одеяло или что-то в этом роде?

Я был так рад, что мне потребовалась минутка, чтобы ответить ей.

— Я, эм, да. Ее нога была раскрыта, поэтому мне пришлось передвинуть ее ногу, и прикрыть ее.

Медсестра нахмурилась.

— И это все?

— Да. Но она также задрожала.

— Что значит «задрожала»?

— Я подумал, что у нее приступ. Она начала лягаться ногами и махать руками.

У медсестры сморщился лоб.

— Хм, хорошо. Я об этом дам знать доктору. Обязательно нажмите кнопку вызова, если что-то подобное произойдет.

Как будто я знал, черт подери, что происходит. Но я не сказал этого. Я буду хорошим, пока она позволяет мне остаться со Слоун.

— Да, мэм.

Она кивнула, улыбнулась и повернулась к двери. Я последовал за ней и направился к Слоун. Я поставил стул поближе к кровати Слоун и взял ее руку в свою. Я наблюдал за тем, как ее грудь приподнималась с каждым ее вздохом. Я слушал успокаивающий этот звук, и я закрыл глаза, позволяя моей голове упасть на наши объединенные руки.

— Пожалуйста, проснись, Слоун. Пожалуйста, будь в порядке, — шептал я, больше для себя, чем для нее.

Я почувствовал, как ее пальцы задергались в моих. Они дергались довольно часто. А затем они крепко сжались. И они никогда такого не делали.

Я поднял голову и посмотрел на лицо Слоун. Я искал признаки того, что она просыпается, что она может услышать меня или, что она может почувствовать, что я прикоснулся к ней.

— Слоун? Ты меня слышишь? — спросил я мягко.

Ее пальцы снова сжали мои, и я почувствовал, как мой желудок перевернулся.

— Слоун?

Я увидел, как ее ресницы затрепетали, и я задержал дыхание. Через несколько секунд, когда я подумал, что это, возможно, было мое воображение, ее глаза снова затрепетали, открывая небольшую щелочку.

Слоун открывала и закрывала свои глаза несколько раз, прежде чем она открыла их достаточно широко, чтобы сосредоточиться на мне. Я не думаю, что когда-либо видел более красивые глаза или более красивый взгляд, чем у Слоун, смотрящую на меня.

— Хейми? — захрипела она.

— Я здесь, детка.

Я стоял достаточно долго рядом с ней, прежде чем нажать на красную кнопку вызова. Если медсестра подумала, что я собираюсь бросить Слоун, чтобы заполучить ее, то она потеряла свой чертов разум.

— Я мечтала о тебе. Я тонула и, чем темнее становилось вокруг меня, тем сильнее я боролась, чтобы добраться до тебя. Я так боялась, что больше никогда тебя не увижу.

— Ты лягалась своими руками и ногами. Я думал, что у тебя приступ, но, возможно, это была всего лишь твоя мечта.

О, Боже! Я так счастлив!

Растерянность затуманила ее глаза.

— Где я?

— Ты в больнице.

Я наблюдал, как ее охватывал страх понимания.

— Я заболела?

Я знал, что она уже знала ответ на этот вопрос до того, как спросила.

— Они еще не уверены. Ты была без сознания какое-то время.

— Как долго?

— Около двадцати девяти часов. Ты потеряла сознание в моем доме. Ты помнишь это?

Она даже не сомневалась.

— Да.

Какое же это облегчение.

— Хорошо. Помнишь, я говорил тебе, что я люблю тебя? — если я и хотел рассказать ей что-нибудь, пока она просыпается, то я хотел, чтобы она услышала, как я сказал эти слова.

Слоун улыбнулась своей идеальной, ангельской улыбкой.

— Пока я жива, я никогда этого не забуду.

Мое сердце взорвалось. Я снова опустил голову к нашим сцепленным рукам. Я не хотел, чтобы она видела, как мне страшно, я не хотел, чтобы она вспомнила меня вот таким. Я хотел, чтобы она помнила только самое хорошее. Мне нравилось то, что я люблю ее больше, чем воздух, которым я дышу. Я не хотел, чтобы она увидела, что я могу пропасть без нее, или, что я не знаю, что, черт возьми, я буду делать со своей жизнью, если она умрет.

Я боролся с острой болью в глазах. Я прочистил горло, прежде чем поднять голову.

— Тогда, я надеюсь, что это на долгую память.

Ее улыбка стала грустной.

— Я тоже надеюсь.

Она не знала того, что знал я и не хотел обсуждать это прямо сейчас. Я не хотел запятнать эти моменты такими вещами. Я только хотел, чтобы она чувствовала себя счастливой, безопасной и любимой.

Медсестра вошла к нам в комнату. Она посмотрела сначала на меня, а потом на Слоун, а затем усмехнулась.

— Ну, здравствуй!

Слоун ответила ей небольшой улыбкой.

— Привет.

— Я предупрежу доктора об этом. — Ее выражение лица говорило, что она более чем счастлива сделать это. — Может тебе нужно что-нибудь, спящая девочка? Что-нибудь выпить?

Слоун причмокнула губами.

— Да, что-нибудь выпить. Мой рот совсем сухой.

— Холодная вода подойдет. Я позвоню твоему отцу. — С довольной улыбкой медсестра снова оставила нас одних.

— Я удивлена, что отец ушел.

— Он не хотел, но ему пришлось уйти. Это как-то вязано с твоим братом.

Она не выглядела беспокойной тем, что его здесь нет. Я знал, что это не так, когда она подняла руку, чтобы дотянуться до моего лица.

— Все хорошо. Я очень рада, что ты здесь.

— Я никуда не отходил от тебя, Слоун. Пока ты нуждаешься во мне, я всегда буду рядом с тобой.

Несмотря на то, что она улыбалась, когда врач вошел, я знал, что она думала о том же самом, что и я: сколько у нас осталось времени? Сколько времени осталось для нас?

*****

Я никогда не видел, чтобы так много людей заходило и выходило в комнаты. Конечно, до этого я никогда не проводил слишком много времени в больнице.

Как только выходит один человек, заходит следующий. Ему делают анализы, подключают к оборудованию.

Я посмотрел на доктора, который сидел в отдельной кабинке, листая бумаги. Я должен отдать ему должное. Он выглядел напряженным, приняв во внимание все результаты и пытаясь собрать их воедино.

Я посмотрел на Слоун. Я увидел, что от этой суматохи она страдала. Я имею в виду, что она проснулась и, вероятнее всего, не чувствовала себя на все сто процентов. Но, как волевой человек, каким она и являлась, она всегда улыбалась. Это просто заставило меня полюбить и восхищаться ею гораздо больше.

Я посмотрел, как ее веки становятся все тяжелее и тяжелее. Я не удивился, когда она снова заснула, сразу после того, как медсестра ушла в миллионный раз. Когда пришел отец Слоун, я был готов к тому, что они попросят меня выйти. Я готов был бы спорить и высказать ему все причины, по которым я не должен выходить. Но ее отец избавил меня от этих проблем.

— Он может остаться. Мы не будем вам мешать, — заверил он медсестру.

Она колебалась. Она посмотрела на меня, и я задержал на ней взгляд.

— Пожалуйста.

— Хорошо, но когда придет доктор, он может не разрешить вам обоим остаться. Вы решите сами, кто из вас выйдет из комнаты.

После этих слов, она ушла. Когда мы остались одни, отец Слоун сидел тихо на другом конце кровати, наблюдая за своей дочерью. Я знал, что сейчас он чувствует страх и боль. Я знал все это слишком хорошо.

Я не знаю, как долго мы так просидели, но мы оба молчаливо смотрели, как Слоун спит, когда, наконец, пришел доктор. Он говорил, понизив голос.

— Джентельмены, для вас уже прошло двадцать четыре часа, и я сожалею об этом. Учитывая состояние Слоун, мы должны были быть более внимательными, прежде чем назначить какое-либо лечение.

Я почувствовал, как холодный клубок тревоги поднялся из моего желудка и прилип к горлу. Я дотянулся до руки Слоун, нежно взяв ее руку в свои, когда я слушал. Ее кожа казалась атласной, по сравнению с моей. Это сходство заставило мое сердце забиться сильнее, думая о том, что оно имеет сходство с облицовкой гроба.

Клубок становился все больше.

— Мы получили большое количество результатов, которые так ждали. Только один из них оказался положительным.

Я опустился в кресло, поднося руку Слоун ко лбу. Я почувствовал, что ее рука переворачивается, и она проводит пальцами по моей щеке, поднимаясь, пока наши глаза не встретились. Она проснулась. И ее лицо сияло любовью, страхом и храбростью.

Я закрыл свои глаза. Я не смог посмотреть на нее, зная, что доктор может сейчас сказать, что это начало конца.

— У нее грипп.

Мои глаза расширились. Слоун широкими глазами смотрела на меня. В тоже время мы оба смотрели на доктора.

— Что? — спросила они тихо, как будто боялась, что ее неправильно услышат.

— У вас грипп. Мы сделали мазок из носа, который дал положительный результат.

— Все это из-за гриппа?

— Ну, у вас была очень высокая температура, и вы были сильно обезвожены. Настолько, что у вас был значительный электролитный дисбаланс¹⁹. Это вызвало целый ряд других проблем, но ничего, такого, чтобы невозможно было исправить.

— Значит она не... — сказал отец Слоун неуверенным голосом.

— С ней все будет хорошо, мистер Локк.

Я увидел облегчение, которое я почувствовал, когда оно переполнило его. Он скользнул на другой стул, поближе к Слоун.

— Слава Богу, — вздохнул он.

— Неудивительно, что я чувствовала себя дерьмом последние несколько дней, — сказала Слоун.

— Вы могли бы об этом рассказать, юная леди, — проворчал мистер Локк, когда протянул руку, чтобы погладить по волосам Слоун. — Ты напугала меня до смерти.

Лоб Слоун сморщился.

— Ты думал... это из-за мамы...?

Мистер Локк кивнул, а его глаза все еще сияли.

— Я не знаю, что я буду делать, если когда-нибудь потеряю тебя, Слоун.

Она протянула руку, обхватывая его пальцами.

— Ты не можешь так жить, отец. Никто из нас не может. Если это случится, значит, так тому и быть. Самое главное — это жить так, как этого хотим мы. Никто не обещает нам завтрашний день. Единственное, что мы можем контролировать, так это жить сегодня без сожаления.

— Я знаю, дорогая, но это так трудно для родителей. Надеюсь, что однажды ты поймешь это.

— Надеюсь, что так и будет, отец. Но...

— Никаких но, — сказал он с улыбкой. — У нас есть только сегодня. И сегодня у тебя грипп. Грипп, с которым мы можем справиться. От гриппа можно вылечиться. Грипп — это... ну, грипп, — заявил он с улыбкой. — Итак, какой план? — спросил он у доктора.

— Все, что мы можем сделать, так это вылечить симптомы. Если она будет себя лучше чувствовать всю оставшуюся ночь, я подумаю о том, чтобы отпустить ее домой завтра. Она должна хорошо о себе позаботиться. Отдыхать побольше и побольше пить. Тайленол от лихорадки. Можно куриный бульон, если ты почувствуешь, что голодная. Может, мы поговорим об этом утром. Как вам идея?

Ее улыбка и поведение успокаивали. Они ощущались, как прохладный ветерок в жаркий день. Они облегчили боль в моей душе, оставляя во мне только решимость не потерять ни единой секунды рядом со Слоун. Я никогда больше не хочу чувствовать себя так, как последние двадцать четыре часа. Никогда.

Слоун права. Никто нам не обещает завтрашний день, а это значит, что мне нужно начать делать все самое важное сейчас. Прямо сейчас.

— Мы позаботимся о том, чтобы она получила все то, что ей нужно, доктор, — сказал я, глядя на мистера Локка, прежде чем посмотреть на Слоун.

Он кивнул.

— Тогда я позволю вам проработать детали, но я вернусь утром, чтобы более подробно все обсудить.

Он улыбнулся Слоун, похлопал ее по ноге и вышел из комнаты.

— Переедешь ко мне домой, — спросил я, не волнуясь о том, что ее отец все еще был здесь. — Позволь мне позаботиться о тебе. Я хотел бы позаботиться о тебе. — Я увидел нерешительность в ее глазах. — Пожалуйста.

— А как же работа? Ты же не можешь взять меня с собой.

— Черт возьми, я не могу! Я владелец этого места. Я могу делать все, что захочу.

Слоун выглядела отчаянной всего лишь на секунду, прежде чем она вздохнула и закатила глаза.

— Ты забыл упомянуть эту маленькую деталь. Я думала, что ты просто менеджер.

— Ничего кроме правды, верно?

На ее лице медленно появлялась улыбка.

— Верно.

— Тогда переезжай ко мне. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. И, наверное, намного больше.

Ее улыбка стала мягкой и она зевнула.

— Покажешь большого мальчика, — сказала она сонно.

— Ты получишь его, маленькая девочка, — шепнул я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее щеки и нос, подборок и закрытые веки. — Но сегодня вечером тебе надо отдохнуть. Мы будем здесь, когда ты проснешься.

Я не сказал ей, что я теперь буду планировать нашу жизнь так, чтобы наполнить ее дни счастьем и восхищением, и каждой удивительной вещью, которую захочет ее удивительная душа.

Если она скажет «да».

Глава 45. Слоун

Я проснулась от запаха жареного бекона. Мой аппетит вернулся, и, как я заметила прошлой ночью, бекон казался неплохой идеей. Хейми хотел купить и приготовить его прямо тогда, но я была уставшей, поэтому сказала ему не беспокоиться об этом. Очевидно, он не забыл.

Последние четыре дня он был прекрасно совершенен.

Хотя мой отец не был слишком рад, что я возвратилась домой к Хейми, но он и не слишком-то сопротивлялся, что меня удивило. Это заставило меня задуматься, какой разговор у них был, пока меня не было.

Во рту собрались слюнки, когда в спальню ворвался очередной взрыв восхитительного аромата. Я перевернулась в постели, скрестив руки на помятых простынях, где Хейми спал, и прижалась лицом к его подушке. Я могла просыпаться каждое утро вот так, на вечность, и быть самой счастливой девушкой на планете.

Я почувствовала, как стягивают с меня простыню, и улыбнулась в подушку. Я не двигала мышцами, пока не ощутила губы Хейми у основания позвоночника. Наконец, я повернула голову, открывая один глаз, и посмотрела на него.

— Доброе утро, — пробормотала я.

Он тепло улыбнулся мне, а его глаза задержались на моих глазах, на несколько секунд. Затем я увидела, как они спускаются туда, где я чувствовала его пальцы, путешествующие по моему бедру.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне, что означает эта татуировка?

Я слегка легла на бок, обнажая большую часть моих бедер и ребер для Хейми.

— Отец рассказывал тебе, что я болела, когда была маленькой, не так ли?

Даже до того, как Хейми кивнул, я знала, каким будет его ответ.

— Я догадывалась.

— Откуда?

— Ты относишься ко мне как к хрустальной вазе, как мой отец и мои братья. Мне слишком хорошо это знакомо, чтобы не заметить это.

— Я не смогу извиниться за то, что хочу позаботиться о тебе, Слоун. Или за желание убедиться, что ты со мной на долгое время, и что я ценю как сокровище каждую минуту с тобой.

Мой живот сжался от его слов. В последнее время он уже несколько раз говорил о будущем. Но я не хотела, чтобы он проводил его со мной, чтобы оно было окрашено неопределенностью, которая предстоит в будущем для меня.

— Я не хочу, чтобы ты это делал. Я просто говорю, что я знакома с этим. Это все.

— Как и твой отец, и твои братья, я делаю это, потому что я люблю тебя.

Я улыбнулась. Улыбка распространилась по моему лицу, как свечение, распространяющееся в моем сердце.

— Я тоже тебя люблю. Вот, почему я не против.

Он наклонился вперед и коснулся моих губ своими губами.

— Я рад, — сказал он. Я почувствовала нарастающие желания, но, пока я не хотела действовать. Сначала я должна была помочь Хейми отключить режим «няньки» из его системы. Я не хотела, чтоб он нянчился со мной. Я хотела, чтоб он любил меня и прикасался ко мне, и относился ко мне, как к кому-то, с кем он хочет жить, а не к кому-то, кто нуждается в постоянном внимании и заботе. — Итак, что насчет бабочек...

— C тех пор, как я заболела, моя семья, во всех смыслах, держала меня взаперти, защищая от целого мира, как будто я была в большой раковине устрицы, — начала объяснения я, опуская руку, чтоб проследить раковину, которую Хейми набивал чернилами на мою кожу все те недели. — Но когда мне исполнилось двадцать один год, я нарисовала линию на песке. Я собиралась жить. Несмотря на то, что моя семья настаивала, что мне нужно идти по жизни, как будто я смогу сломаться в любое время, я собиралась жить. Как бабочка, выйдя из кокона, я собиралась расправить свои крылья и жить, как в те времена, когда я еще летала высоко, купаясь в красивых красках. — В тишине, Хейми коснулся каждой бабочки, прокладывая себе путь по моим ребрам. — Бабочки живут только две недели, но в эти две недели они трепещут вокруг, распространяя свои невероятные крылья и принося великолепную краску окружающему миру. Это то, что я всегда хотела сделать. Как и моя мама, я хочу принести счастье и красоту миру, пока я здесь. Я хочу улыбаться и смеяться, и быть значимой людям, которых я люблю. Я хочу, чтобы они несли эти добрые мысли обо мне в своем сердце, после того, как я уйду. Как бы долго я ни жила, будь-то две недели или два года, или два десятилетия, я действительно хочу жить.

Хейми, ничего не сказал, просто медленно кивнул, пробегаясь кончиками пальцев по моей коже.

— Понимаю. Смерть влияет на всех по-разному. Независимо от того, видели ли они ее или боятся, или даже когда они просто игнорируют ее — все реагируют. Вот почему я получил это, — сказал он, дергая рубашку на одной стороне, чтобы я смогла увидеть его татуировку, которую он позволил мне набить. — Это инициалы моего брата и дата его смерти. У меня была небольшая веревочка из проводов, покрытая краской и каждый год я обновлял ее, после того, как пройдет его дата, но убийцу я так и не нашел. Для меня смерть остановила мою жизнь. Я не жил вообще, пока не встретил тебя. Ты принесла мне цвет, красоту и жизнь, когда я даже не знал, что потерял их. Я потерялся в этих буквах. Но, даже, несмотря на это, Олли всегда разговаривал со мной. Он тот, который обычно говорил: «Жить, без сожалений». Даже мертвым он нашел способ помочь мне справиться с его потерей. Преодолеть вину, боль и сожаление. Вот почему я хотел, чтобы ты набила эти буквы. Еще в ту первую ночь в отеле, я думал, что некоторая часть меня знала, что я должен был идти дальше, или у меня будет еще больше сожаления. Сожаление, что позволил тебе уйти. Сожаление, что я позволю чему-то, чего я никогда не смогу остановить, отнять у меня единственное будущее, которое я теперь хочу больше всего на свете.

Я почувствовала, как сжимаются мои мышцы, реагируя на то, что он иногда говорит, не выходя и не говоря.

— Мне нравится эта философия! Вот почему я никогда не даю обещаний. Мы люди. Слабые и недальновидные. Мы не имеем права давать обещания, которых мы не сможем сдержать. Пока я не встретила тебя, я действительно этого не хотела. Никаких обещаний, никаких сожалений. Нет лжи, нет разбитых сердец. Но теперь я вижу, что обещания могут значить, какая у них жизнь, плетение в словах. Некоторые обещания — это надежда. Как мои бабочки были надеждами.

Хейми залез в постель и вытянулся рядом со мной, притягивая мое обнаженное тело к себе и прижимаясь лбом к моему лбу.

— Ты моя надежда. Ты обещание моего будущего. Без тебя у меня есть только сожаление. Ничего хорошего. Или красочного. Или красивого. Просто смерть и печаль. Ты привела меня к жизни, Слоун, и я никогда не хочу быть отдельно от тебя.

Его губы мягко и осторожно коснулись моих губ. Несмотря на мою решимость подождать, я повернула голову к нему для поцелуя. Сначала Хейми колебался, но когда я запустила пальцы в его волосы, я почувствовала, как в нем поднимается огонь. Я чувствовала это по мере того, как его язык прошелся по моему языку. Я чувствовала это, когда его пальцы касались моего бедро. Я хотела показать ему, что я не хрупкая. Я хотела, чтобы он любил меня так, как будто я сделана из стали.

Я опустилась вниз, дергая за подол его рубашки, пока не почувствовала его теплую кожу на моей обнаженной груди. Я застонала ему в рот, когда он повернул меня на спину и его бедра скользнули между моих ног, как будто они были созданы специально для этого места.

Я раскрыла колени и зажала их по обе стороны от его талии, не желая отпускать его сейчас, когда у меня был его огонь. Он толкнулся бедрами в мои, стимулируя трения именно там, где мне это в первую очередь было необходимо.

Я отпустила его губы, чтобы прошептать, «Хейми, займись со мной любовью». Затем я снова прижалась губами к нему, тогда, как моя свободная рука пробивалась под пояс джинсов, чтобы сжать его накаченную задницу.

— Слоун, ты болеешь, — сказал он, задыхаясь, а его ладони все еще блуждали по бокам, дразня мою грудь.

— Нет, Хейми. Я больше не болею. Мне лучше. Я сильная. И я здоровая. И я хочу, чтобы ты сделал мне все, что обещал сделать.

Он прорычал, снова погрузившись в мои уста с новым рвением. Я не могла не задаться вопросом, какой именно разговор он вспоминает. У нас их было так много.

Но потом он остановился. Я почти плакала, когда он вырвался из моих рук и ног. Я пыталась скрыть разочарование с лица. Хейми отодвинулся к краю кровати и стоял там, глядя на меня сверху вниз. Он замер так на несколько секунд, прежде чем добрался до пуговицы на его джинсах. Сначала он расстегнул их, затем рубашку, потом залез обратно в кровать и начал целовать мое тело по цепочке от верха ноги до бедра, а его горячее дыхание еще больше возбуждало меня.

— Не сегодня. Я буду делать развратные вещи с тобой ежедневно, после сегодняшнего дня. Но не сегодня. Сегодня я буду заниматься с тобой любовью. Я хочу, чтобы ты чувствовала это каждый раз, когда я заполню твое идеальное тело, которое я люблю. Вчера. Сегодня. Итак, много завтра, как мы можем только иметь, я люблю тебя, Слоун. Я всегда тебя любил. Позволь мне показать тебе мое тело, которое было в моем сердце все это время.

Хейми снова поцеловал меня, тогда как его руки продолжали путешествие по моей груди, дразня соски, спускаясь до живота и дальше. Только с пальцами он смог довести меня прямо к краю, но, прежде чем упасть за эту грань, он двинулся ко мне, направляя его толстую головку к моему входу.

Его глаза дырявили отверстия в моих, и Хейми провел губами взад-вперед по моему рту, его дыхание щекотало, когда он говорил:

— Я люблю тебя, Слоун Локк.

— И я люблю тебя, Хейми Спенсер, — ответила я.

Пристально смотря мне в глаза, Хейми вошел в меня одним плавным движением. Я задохнулась, и он застонал; ощущение его тела во мне было не менее изысканным. Он наполнил меня полностью, подходил мне так прекрасно, что я знала, что это значит. Это настоящее. Это судьба.

И как он говорил, соединившись телами и смотря друг другу в глаза, я точно почувствовала, что было в его сердце.

Это, то же самое, что было и у меня.

Вечность. Вечность вместе. Вечность в любви.

Эпилог. Слоун

18 месяцев спустя

— Я не понимаю, почему ты нервничаешь. Лично я думаю, что ты совершенно сошла с ума.

— Сара, я не сошла с ума. Я вообще не сумасшедшая. Я просто не знаю, как он отреагирует.

— Да, да. Он тебя любит, глупая задница.

— Я знаю, что он любит меня, но...

— Но что?

— Мы всегда говорили о будущем как о чем-то, что будет после суда. Ну, суд закончился. С тех пор прошло четыре месяца, как Дункана осудили за ненамеренное убийство брата Хейми. Четыре месяца с тех пор, как моего брата оправдали от всех подозрений, когда Дункана поймали с поличным. И еще дольше, пока они доказывали, что Дункан использовал пропуск безопасности Стивена, который он украл ночью. Теперь мы можем двигаться дальше. Точно так же, как Хейми сказал, мы бы это сделали. Только он не очень много об этом говорил. По крайней мере, несерьезно. Не то, что мы делали окончательные планы. А теперь это.

Это!

— Говоря обо всем этом шпионском дерьме, разве они до сих пор не поняли способ связать Дункана со смертью его информатора? Тот парень, который занимался наркотиками, у которого только что случилась очень неприятная и смертельная автомобильная авария, после смерти брата Хейми, и Дункан слишком испугался продолжить?

— Неа. Он мог в итоге уйти с этим. Он думал, что он связал все свободные концы. Он просто не брал в расчет Хейми. Однако одна вещь, в которой ты можешь быть уверенна — мой брат не успокоится, пока Дункан не заплатит за все свои преступления. Стивен был опустошен. Отец Дункана был потрясен. Я имею в виду, что Дункан использовал его, чтобы получить подробные сведения о кокаине. В противном случае он никогда бы не узнал, сколько там было.

— Ну, даже, если суд не выносит приговор ему, то какая-то большая тюрьма по имени Бубба сделает все правильно. Он возьмет его прямо из задницы Дункана. Трудный путь.

— Э, Сара!

Она хихикнула на мою реакцию, и я улыбнулась, качая головой. Я прижала ногу к тормозу, останавливаясь на знаке стоп, прежде чем повернуть на улицу, где сейчас мы с Хейми живем. Несколько месяцев назад мы купили красивый дом недалеко от Атланты, и сегодня он заканчивал красить кабинет. Несмотря на то, что мне не нравится находиться вдали от него, даже, на короткое время, я полна беспокойства о том, чтобы вернуться домой.

После этой поездки в больницу, когда у меня был грипп, мы с Хейми не провели ни одну ночь врознь. Я закончила колледж три месяца назад, и мы оба работаем на полную ставку в «Черном пятне». Мы уже долгое время вместе. И это никогда не надоест. Я никогда не устану от него. Думаю, я просто хотела его больше. Я любила его больше.

Мы говорили о будущем совсем немного. Мне сейчас двадцать три, а Хейми — тридцать. Мы говорили о том, что будет дальше, но не сделали никаких намеченных планов. Мы даже говорили о том, чтобы иметь детей, о которых мы решили подумать только после свадьбы. Конечно, я хотела немедленно начать. Или шесть месяцев назад.

Теперь это не будет проблемой.

Мой желудок нервно сжался.

— Хорошо, — начала я, обращаясь к Саре. — Я почти дома. Наверное, мне лучше пойти. Пожелай мне удачи.

— Тебе не понадобится удача, Слоун. У тебя есть любовь одного из редких существ Бога — хорошего человека. Тебе больше не понадобится удача.

Я почувствовала себя немного лучше, услышав это. Но это не устранило полностью мое беспокойство.

— Я позвоню тебе завтра.

— Хорошо. Если все остальное не сработает, просто сними одежду.

— Это хороший, здравый совет. Почему я не подумала об этом?

— Доверься мне. Это сработает, — заявила она. — В любом случае, позвони мне завтра, цыпленок.

— До завтра, — я согласилась, целуя в ответ трубку, прежде чем отключиться.

Я припарковалась в гараже и нажала кнопку, чтоб закрыть дверь, а потом поднялась по короткой ступеньке, ведущей в дом.

Сначала я проверила кабинет. Я почувствовала немного острой боли, когда я посмотрела в бледные стены, цвет, который выбрала я так, чтобы потом, когда будем ждать ребенка, нам не приходилось перекрашивать и беспокоиться о сильном запахе краски, пока я беременна.

Теперь, это тоже не проблема.

Хейми нигде не было, поэтому я направилась искать его. Я сняла туфли и бросила их в шкаф, когда проходила мимо, двигаясь к ванной, где горел свет. Хейми стоял у стойки, напротив раковины, что-то держа в руке.

Когда я остановилась в дверях, то он поднял глаза и улыбнулся.

— Эй, красавица. Как все прошло?

— Просто хорошо. Нет кариеса, хотя ты перекладываешь меня в кровать, когда я засыпаю на диване, и не будишь, чтобы почистила зубы.

Он усмехнулся.

— Но ты так сладко спишь. У меня не хватает духа, чтобы разбудить тебя.

Я шагнула дальше в комнату, тыкая пальцем в его грудь.

— Ну, тебе лучше начать, мистер. Я не хочу, чтобы мои зубы гнили.

— Я думал, ты сказала, что все в порядке.

— В порядке. Я просто говорю, что не хочу, чтобы это стало проблемой.

— Тогда я тебя разбужу. Но предупреждаю, если я разбужу тебя, и ты посмотришь на меня этими сонными, сексуальными глазами, то ты точно не скоро уснешь.

— Хорошо, — ответила я с усмешкой. Наконец, я посмотрела на его руку. Мой желудок сжался, когда увидела, что он держит. — Почему ты взял мои противозачаточные таблетки?

Хейми посмотрел вниз на маленький розовый футляр, переворачивая его снова и снова в руках.

— Я просто думал о суде и о том, как все может двигаться дальше, когда все уже кончено. Убийца моего брата получил по заслугам. Предателя твоего брата раскрыли. Ничто нас не удерживает. Ничто не мешает мне сделать ребенка этому прекрасному телу и наблюдать, как он будет расти.

Я почувствовала, как горло сжалось от эмоций. Слезы собрались в моих глазах, и я ничего не могла сделать, чтобы остановить их.

— Правда?

— Правда, — уверяет он. — Что бы ты сказала, если бы я выбросил их? Прямо в эту минуту. Просто бросил их в мусор и потащил тебя в спальню, чтоб сделать его?

— Я бы сказала, что мне все равно нужно их выбросить.

Его лоб сморщился.

— Что? Почему?

— Ты помнишь в прошлом месяце, когда ты настоял, чтобы я пошла к врачу из-за воспаления носа?

— Да, но я сделал это только потому, что ты никогда бы не пошла, если бы я не стал надоедать тебе. И ты болела бы гораздо дольше.

— Ну, помнишь, он прописал мне антибиотики? Я не подумала, что мы должны были использовать другие методы контрацепции в течение оставшейся части месяца. Я не знаю, почему, но я просто не подумала.

— Что ты имеешь в виду? Зачем нам это нужно было?

— Антибиотики могут влиять на противозачаточные таблетки. Ты должен использовать резервный метод в течение месяца, когда ты принимаешь антибиотики.

— Так о чем ты хочешь сказать?

— Я говорю, что даже не подумала об этом. И мы не использовали другие формы контрацепции. И…

Слова остались на моем языке. Внезапно, это становится очень реальным. Это очень важный момент для нас. Кривая в дороге. Поворотный момент. Я через минуту узнала, на самом деле Хейми будет так же непоколебимым, как он говорил. Я узнала, действительно ли он этого хочет.

— Ты хочешь сказать, что ты беременна? — вздохнул он.

Я почувствовала, как мой подбородок задрожал, когда я кивнула.

Хейми закрыл глаза, и, выдыхая, прижался лбом к моему лбу.

— О, Боже. Боже мой, я не могу в это поверить.

Мой желудок превратился в клубок из волнения и страха. Я не знала, что делать с его реакцией. Но я боялась, что ему не понравились новости.

Но, затем Хейми упал на колени передо мной. Медленно он поднял мою рубашку и прижал губы к моему неподвижному животу. Он не двигался в течение долгого времени. Все, что я чувствовала, это теплый воздух из его носа, когда он щекотал мою кожу.

Наконец, он сдвинулся назад, чтобы сказать. Его губы двигались по моему животу, его голос был таким низким, что мне приходилось напрячь слух, чтобы услышать его.

— Привет, малыш Спенсер, — шепнул он. — Я твой отец. Я не могу дождаться, когда ты придешь сюда, чтобы посмотреть, как ты выглядишь и, как ты будешь чувствовать себя в моих руках. Но до тех пор, знай, что я тебя уже люблю. И я всегда буду. До последнего вздоха, я буду любить тебя. Так же, как я буду любить твою маму.

Я даже не старалась остановить слезы, которые текли по моему лицу, и капали с моего носа, падая на голову Хейми. Это как будто ребенок, которого мы создали всего пять недель назад, крестится, крестится слезами радости. Мы с Хейми уже столько плакали в нашей жизни, слезами грусти и боли, страха и гнева. Но теперь нет места ничему из этого, так же, как нет места для сожаления. Теперь есть только красота сегодняшнего дня и надежда завтрашнего дня, и любовь, которую мы делим пополам.

И, если я умру раньше времени, как моя мать, то я буду жить каждую секунду, каждого дня своей жизни, со всей храбростью и энтузиазмом, и любовью, на которую я способна. И я буду жить с Хейми. И с нашим ребенком. Больше ничего не буду просить в жизни.

Ни. Одну. Вещь.

Заключение

Я несколько раз в жизни, я оказывалась в таком состоянии любви и благодарности, что сказать СПАСИБО, как банально это не покажется, этого просто не достаточно. То положение, в котором я сейчас нахожусь, приходит и к вам, мои читатели. Вы — единственная причина, по которой моя мечта стать писателем сбылась. Я знала, что будет приятно и замечательно, когда есть работа, которую я так люблю, но я понятия не имела, что перевесит и затмит невероятное удовольствие, которое я получаю узнавая, что вам нравится моя работа, что она каким-то образом коснулась вашей жизни, или, что ваша жизнь кажется немного лучше просто потому, что вы прочитали это. Так это из глубины своей души, из самого сердца я говорю, что я просто не смогу ОТБЛАГОДАРИТЬ вас достойно. Я добавила заметку на все свои рассказы со ссылкой на блог, потому что я действительно надеюсь, что вы найдите минутку, чтобы прочитать. Это истинное и искреннее выражение моей скромной признательности. Я люблю каждого из вас, и вы никогда не узнаете, как значат для меня ваши оптимистичные посты, комментарии и электронные письма.

http://mleightonbooks.blogspot.com/2011/06/when-thanks-is-not-enough.html

Я также хотела бы воспользоваться моментом, чтобы поблагодарить каждого из вас, кто нашел время, чтобы оставить короткий, честный отзыв к этой книге или любой другой отзыв к другой книге. Отзывы являются более важными для авторов, чем вы могли бы себе представить, и я бесконечно благодарна всем вам, кто поделился своими мыслями. Этот, казалось бы, небольшой механизм, который может уступить только слова-из-уст, тем самым вы можете сильно повлиять на автора и его книгу. Так что спасибо вам. Огромное.

Еще раз.

Навсегда.

Notes

[

←1

]

Семантика (от др.-греч. σημαντικός — обозначающий) — раздел лингвистики, изучающий смысловое значение единиц языка. В качестве инструмента изучения применяют семантический анализ.

[

←2

]

Hemi (произносится хеми; происходит от HEMIspherical — «полусферический») — двигатель внутреннего сгорания с полусферическими камерами сгорания. Первоначально был разработан фирмой Chrysler для применения на боевом истребителе P-47 Thunderbolt

[

←3

]

шесть и шесть фунтов - 198 см.

[

←4

]

Брауни - шоколадное пирожное

[

←5

]

Taйби-Айленд (англ. Tybee Island) — прибрежный курортный город в округе Чатем американского штата Джорджия, в 25 км на юго-восток от Саванны. Расположен на небольшом острове Тайби (Tybee), самой восточной точке штата.

[

←6

]

Этот миф стал особо популярен после одного из эпизодов сериала «Друзья». Одну из героинь фильма ужалила медуза, и ее друг вызвался пописать ей на ожог, дабы снять боль… и это помогло! К сожалению, в жизни не все так просто. На самом деле химический состав яда медуз разнообразен: одни медузы жалят кислотой, другие – щелочью (вот почему уксус не всегда помогает). Состав же мочи, в свою очередь, хоть и индивидуален у каждого человека, не способен нейтрализовать ни кислоту, ни щелочь. Содержание солей и электролитов в моче (а именно они помогают при укусах медуз) может оказаться настолько мало, что моча подействует на ожог также как и пресная вода, значительно усилив боль

[

←7

]

«Live, no regrets» ‒ перевод с английского языка «Жить, без сожалений».

[

←8

]

Здесь имеется в виду первая буква слова Live (L) и третья буква слова regrets (G).