Глава 10

Бен повернул голову и посмотрел на циферблат часов, светящихся на ночном столике:

4.43 утра.

Черт бы ее подрал! Как можно уйти, даже не оставив никакой записки? Чувство вины тлело подспудно, и он осознал его, лишь когда в голове пронеслись брошенные им последние слова:

«Уйди от меня. Оставь меня в покое».

Она поняла его буквально.

Он был так потрясен известием о ребенке, так ошеломлен, что даже не слышал, как она ушла. Когда позвонила его мать и спросила, кто будет забирать Дженни, он понял, что вечер и что Марина ушла.

Он позвонил в магазин — никто не ответил.

Никто не ответил и по телефону Джилиан. Где еще она может быть? Она не может прятаться в своем доме по соседству, потому что они отключили там свет и воду, когда она переехала к нему.

Он забрал Дженни и весь вечер играл с ней, сдерживая слезы. Он ждал, что Марина появится с минуты на минуту. Но едва уложил Дженни в кроватку, его обступили кошмарные видения… отчетливые образы, мучившие его в ту пору, когда он потерял ее, не сомневаясь, что навсегда.

Может, она лежит где-нибудь в безлюдном месте, раненная… Он напряженно слушал, как часы отсчитывают минуты, и думал о том, куда она могла уйти.

Она вернется. Он должен верить в это, иначе жизнь потеряет для него всякий смысл. Когда она погибла, каждый день был окутан для него печалью и одиночеством, оживлялся лишь светлым чудом — ребенком, которого они создали вместе.

Но Дженни не принадлежит ему в том смысле, в каком принадлежала Кэрри, как он принадлежал женщине, которую любил. С каждым годом Дженни будет все меньше и меньше зависеть от него. И однажды он отойдет и даст ей жить самостоятельно.

И он останется один.

Как и его мать, которая осталась вдовой и одна боролась за то, чтобы поднять на ноги ребенка. Слава Богу, у него хорошая профессия, и он не должен работать столько времени, сколько работала его мать… Однако в глубине души он знал, что гораздо слабее своей матери. Он не сможет до конца своих дней оставаться одиноким и посвятить жизнь своему ребенку. Ведь Бен Брэдфорд — жалкий трус!

Она должна вернуться домой. Неужели она не понимает, как она нужна мне?

До встречи с ней он всегда чувствовал себя изолированным от мира. Даже его мать, которую он очень любил, не заполняла пустоты в его сердце.

Он помнил, как школьником приходил один в темную квартиру, один делал домашние задания, потому что его мать возвращалась домой поздно вечером и наспех готовила скудный ужин. Когда он стал постарше, то сам готовил себе еду.

Он до сих пор вспоминал отчаяние, которое испытывал, открывая все шкафы на кухне и ничего не находя — ничего, что бы мог съесть на обед. И выражение лица своей матери, когда вечером она садилась в старое кресло-качалку в их гостиной и клала ноги на подушечку. В ее глазах не было радости, а было осознание того, что всего через несколько часов ей надо снова идти на работу, которую удалось получить. Ее взгляд оживал, лишь когда падал на сына.

Бывали случаи, когда он почти ненавидел отца за то, что он умер.

А повзрослев, поклялся, что его семья никогда не будет вести такое существование, еле-еле сводить концы с концами. Его жена никогда не будет вынуждена работать. (И он постарался: огромный страховой полис гарантировал это, что бы с ним ни случилось.) Его жена будет дома с детьми, расточать им свою любовь и внимание, которых так не хватало ему, когда он был ребенком. Он до сих пор помнил, как завидовал своему лучшему другу. Когда он приходил к Джоуи домой после школы, там всегда были свежие булочки, только и ждущие, чтобы их съели, пока они развлекали маму рассказами о школе. От запаха обеда текли слюнки, а Джоуи и его мать все время улыбались и смеялись. Черт возьми, она даже пела!

Мать Бена никогда не пела. Иногда она улыбалась, когда он рассказывал ей о школе. Но она была так измучена, что засыпала в своем кресле-качалке, прежде чем он заканчивал рассказ.

Однажды — ему было лет девять — она сильно простудилась и долго болела. Он до сих пор помнит, как лежал ночью с открытыми глазами, прислушиваясь к ее глубокому кашлю и думая о том, где бы найти какую-нибудь работу, чтобы получить немного денег и пригласить к ней доктора. В девять лет. Боже мой!

Его дети ни в коем случае не будут думать, что случится с ними, если их мать заболеет, или придет домой поздно, или потеряет работу. Неужели это так ужасно — хотеть дать своей семье все то, чего ты был лишен, будучи ребенком?

Он думал так вовсе не оттого, что не любил свою мать. Он сильно любил ее и любит сейчас. Она приносила одну жертву за другой ради него. А теперь ей больше не надо беспокоиться о деньгах. Об этом позаботился он.

Бен медленно сел и свесил ноги с края дубовой кровати. Марина хотела только наказать его. Они снова поговорят, когда оба успокоятся, и он заставит ее понять, какая это безумная идея — пытаться заниматься бизнесом, когда у тебя на руках двое маленьких детей и домашнее хозяйство.

Двое маленьких детей… Фраза прозвучала странно. Второй ребенок! Внезапные, неожиданные слезы навернулись на глаза. Он и не надеялся, что у него снова появится такой шанс. Он должен заставить Марину понять, насколько глупа ее идея с работой. Если она будет очень много заниматься работой, она может навредить себе или ребенку.

Приняв наконец решение, он встал, натянул спортивные брюки и свитер. Подстриг лужайку газонокосилкой, принял душ и решил, что пора еще раз позвонить Джилиан. Он готов проспорить последний доллар, что она знает, где находится Марина. Неудобно, правда, будить ее…

Четверть седьмого Бен набрал номер телефона Джилиан. Звонок прозвенел пять раз, прежде чем ее сонный голос произнес:

— Алло?

— Где Марина?

Раздался странный щелчок, и он понял, что телефон разъединился. Он ругнулся и нажал кнопку повтора — в такое время телефонная станция должна была работать без сбоев. На этот раз, едва он подал голос, связь опять прервалась.

Он попытался дозвониться в третий раз. Джил не сказала даже «алло», а только: «Не звоните сюда больше» — и бросила трубку.

Он был поражен. Оказывается, дело не в телефоне, просто Джилиан не желает разговаривать с ним. Взбешенный, он швырнул переносной телефон через комнату, давая выход эмоциям, что случалось с ним редко. Телефон ударился о стену и с глухим стуком упал на пол, расколовшись на три части.

Проклятая ведьма, вмешивается во все! Теперь он был уверен, что она знает, где находится Марина.

Он хотел вскочить в машину, помчаться к ее дому и потребовать, чтобы она сказала, где находится Марина. Он уже взял ключи — и тут понял, что не может оставить Дженни одну. Расстроенный, потерянный и взбешенный, он сел у кухонного стола и обхватил руками голову. Что еще оставалось делать?

Яростью Джилиан не проймешь. Он успокоил себя, сделав несколько глубоких вдохов и повторяя, что эта женщина ни перед чем не остановится, когда дело касается ее сестры. Если он хочет найти Марину, то должен пустить в ход обаяние. Вздохнув, он поднялся со стула и пошел готовить завтрак, пока Дженни не проснулась и не закатила истерику оттого, что Марины нет.

И он оказался прав. Забросив капризничающую малышку к матери, Бен поехал в магазин. Он приехал в «Детский городок» еще до открытия и припарковал машину на улице, надеясь, что зайдет и тут же выйдет. Несмотря на канун Рождества, ему все же надо было отработать полдня. Но он надеялся, что с Джилиан договорится без труда. Как только Бен увидел, что она сняла табличку «Закрыто», он вышел из машины.

Бен обвел взглядом магазин, но увидел только Джилиан. Он надеялся увидеть и Марину, но вспомнил, что она обычно не приходит раньше девяти.

— Джил! — Он выбрал свой самый сердечный тон. Она обернулась посмотреть на первого покупателя. А когда направилась к нему, еще издали он увидел застывшее выражение на ее лице. Когда же она подошла еще ближе, его поразило выражение ее глаз. Отвращение. Злоба. Ярость.

— Чем могу помочь? — Тон ее голоса резко контрастировал с радостным рождественским гимном, который транслировался по музыкальной системе магазина.

— Я ищу Марину. В котором часу она приходит? — Бен уже не знал, как обращаться с этой женщиной. Джилиан всегда была с ним игрива, дружелюбна и доброжелательна, не давая, однако, ни малейшего повода к действиям. Узнав о его серьезных намерениях относительно Марины, она не скрывала своего удовольствия.

— Ее нет, — вежливо ответила она, не сумев, однако, скрыть нотку злорадства. — Передать ей что-нибудь?

— Черт возьми, Джилиан! Вы же знаете, где она! — Бен понимал, что делает ошибку, выходя из себя, но ему нужна Марина! — Вы что, за идиота меня принимаете?

Наступило молчание, довольно долгое, и он стал уже надеяться, что она простит ему неудачное начало, но не тут-то было. Она улыбнулась, и в ее улыбке была скорее злоба, чем ирония.

— Я бы не нашла более подходящего слова, даже если бы искала в словаре. — Затем ее приторно-сладкая улыбка исказилась, и он был потрясен силой ее ярости. — Но, еще раз подумав, я решила, что это слишком слабо сказано. «Идиот» не включает всего, что я думаю о вас. Моя сестра не искала мужчину, когда вы вторглись в ее жизнь. Она только что потеряла единственного человека, которого любила. Потом она встретила вас, и на некоторое время вы надули нас обеих.

Джилиан шагнула к нему, и он напрягся, уверенный, что она будет нападать.

— Джилиан, вы не поняли…

— О, я все поняла!

Она положила обе ладони ему на грудь и отодвинула его к выходу. Он испытывал неудержимое желание рассказать ей правду о Кэрри — Марине. И только зная, что Марина никогда бы не простила ему этого, он удержал готовые было вырваться слова. Он мог бы оправдаться, объяснить, что Джилиан судит о том, чего не знает…

Но Джилиан не ведала о его душевном смятении.

— Она была очень взволнована тем, что у нее будет ребенок. И счастлива. Ребенок сделал бы ее жизнь полной. Она думала, что вы ее любите, что вы с радостью примете и будете любить второго ребенка, а она станет матерью для Дженни. Но нет! Вам нужна была только замена первого образца, на котором вы женились. Так знайте, вы заносчивый болван: Марина не нуждается в вас. Она любила вас, она хотела провести с вами свою жизнь, но она не кукла, которой вы можете играть, когда есть настроение. — Ее губы скривились. — Убирайтесь из моего магазина.

Отчаяние перемешалось в нем с нарастающей досадой.

— Джилиан, я люблю ее. Я хочу решить все вопросы. Мне нужна Марина и ее ребенок.

— На ваших условиях? Убирайтесь. — Ее голос был такой же неумолимый, как и выражение лица. Одной рукой она дотянулась до висевшего на стене телефона. — В вашем распоряжении пять секунд, или я вызываю полицию. Обвинение в причинении беспокойства может испортить вашу репутацию.

Он заколебался.

Она начала набирать номер.

Бормоча грубые ругательства, Бен повернулся и хлопнул дверью. Не зная, что еще предпринять, он поехал в свой офис.

Утро было ужасным. Все, о чем он мог думать, — это убийственный голос Джилиан, разрывающий в клочья его надежды. Он был не прав. Почему сейчас он так легко это понимает? Он любит Марину. Да, то, что она пережила, безвозвратно изменило ее. Она не такая, как Кэрри. А он отказывался это принять. Любой другой на его месте был бы так благодарен за то, что получил еще один шанс в жизни, что вопрос с работой стал бы для него второстепенным делом.

Бен с трудом заставлял себя отвечать на праздничные поздравления жизнерадостных сослуживцев, когда они в полдень уходили с работы. В машине он раздраженно, резким движением выключил радио. Если бы он услышал еще один рождественский гимн, то разбил бы радиоприемник вдребезги. Всю дорогу до дома он молился, чтобы, когда он приедет, машина Марины была на подъездной аллее около дома.

Но ее не было.

Он не знал, что еще предпринять. Позвонить в полицию и дать заявление о розыске? Сделать их проблему достоянием гласности? Но она вряд ли изменилась в своем категоричном нежелании допускать посторонних в свою личную жизнь. Кроме того, Джилиан с удовольствием расскажет всем, что Марина ушла от него по доброй воле.

Он вылез из машины и двинулся к дому, но в этот момент что-то на лужайке перед ее домом привлекло его внимание. Отказываясь поверить своим глазам, он медленно пересек лужайку и встал прямо напротив таблички.

«Продается».

Объявление о продаже недвижимости насмехалось над ним. Они планировали продать ее дом, но ничего еще не предпринимали в этом направлении. Он был уверен, что вчера этого объявления здесь не было. Все его надежды рухнули. Он почувствовал, как все крепче и крепче сдавливается и сжимается от боли его сердце. Она ушла навсегда.

Сгорбившись, как старик, он побрел к своему дому. Сейчас он поедет, заберет Дженни и будет разыгрывать радость оттого, что сегодня ночью придет Санта-Клаус. Он заставил себя отключиться от всего остального, сосредоточиться только на мыслях о том, как будет рада Дженни приходу Санта-Клауса. Он не имеет права не оправдать надежд своей малышки. Кроме того, это поможет ему побороть боль. А как объяснить Дженни, что Марина не вернется?

Рождественская елка весело мерцала, когда струящийся из окон солнечный цвет попадал на Маринины переливающиеся стеклянные елочные украшения. Он с трудом переносил это зрелище. Клауд вошел в комнату и стал тереться у его ног. Бен рассеянно взял кота на руки и погладил его мягкую белую шерстку.

— Где твоя хозяйка? — спросил он мягко.

Но кот не ответил.

Все еще держа его в руках, Бен вышел в прихожую, направляясь в спальню, чтобы переодеться. И вдруг увидел коробки: маленькие и большие, разной формы и разных цветов, аккуратно сложенные в углу прихожей; все они были закрыты и завязаны. Марина, должно быть, приходила и сделала все это сегодня днем, пока он был на работе.

Значит, она действительно уходит. О Боже, как я буду без нее жить?

Он бесцельно заглянул в комнату Дженни. Он нуждался в поддержке и утешении, чтобы прошла боль в сердце. Он присел на краешек кроватки и взял в руки видавшую виды тряпичную обезьянку, с которой Дженни спала с тех пор, как смогла дотягиваться до нее. Эта обезьянка была постоянно с ней с того самого дня, когда не стало Кэрри. Он конвульсивно прижал игрушку к своей груди; затем его взгляд упал на книгу, лежавшую на полу около кровати.

Он узнал ее сразу, когда наклонился, чтобы подобрать с пола. Это были стихи для детей. Книга, которую Марина подарила Дженни на день рождения и которую он с тех пор читал много раз. Дженни любила ее почти так же, как любила Марину.

Его большие руки дрожали, когда он неловко открыл обложку и прочел надпись, сделанную на чистом листе в начале книги:

«Моей самой любимой на свете маленькой девочке. С огромной любовью поздравляю с исполнением двух лет. Марина».

Дрожащим пальцем он нежно провел по строчкам, написанным ее плавным почерком.

Каждый раз, когда он читал Дженни эту книжку, она требовала, чтобы он читал то, что написала Марина. Знакомые слова сразили его, как нокаут.

«Моей самой любимой на свете…»

Чувство вины и отчаяния затопило его. Ему не хватало воздуха, он задыхался. Каким же он был самодовольным, ограниченным кретином! Неудивительно, что она покинула его. Ей надо было как следует стукнуть его по голове, когда она выходила из комнаты, — может, вышибла бы из него эгоизм. Его руки сжались в кулаки, и он отчаянно прижал их к глазам.

Он и Дженни были ей дороги больше всего на свете, были для нее всем. Как он мог сомневаться в этом? Она была предана своей семье. Ни разу она не допустила, чтобы ее работа причинила вред благополучию семьи. Он вспомнил день, когда заболел гриппом. Она не колеблясь позвонила Джилиан и не пошла на работу. В этот день, а также и еще несколько раз она брала Дженни с собой в магазин.

Она любила свою работу. Он видел, как она помогала новоявленной бабушке выбрать превосходный подарок для своего внука; видел, как она весь день сидела над книгами, решая, какие новые издания надо заказать; даже как-то в субботу сам помогал ей сделать инвентаризационную опись, когда она не успевала. Это был не просто заработок, не просто работа. Это было то, что она любила.

Она повзрослела и изменилась после несчастного случая. Стала более уверенной в себе, более самостоятельной и более способной. Работа в «Детском городке» шла ей на пользу. Она нашла свое место в жизни, свою жизненную нишу, а не только была женой Бена Брэдфорда и матерью Дженни.

Прежняя Кэрри никогда не противоречила ему. Она молча переживала свои неприятности, а он расстраивался и был недоволен, не зная, что случилось. Новая Кэрри — Марина видела его непреклонность и понимала, что он будет подавлять ее… и что неминуемые при этом размолвки будут плохо отражаться на Дженни.

Но она ошибалась в одном. Он может измениться. И он изменится. Ради нее. Потому что он не хочет прожить остаток своей жизни без нее. То, что вчера казалось ему непреодолимым, требовало только другого восприятия.

Марина права. Их жизнь может включать ее карьеру, ее работу без ущерба для любого члена их семьи. Даже с появлением второго ребенка. У их детей некогда не появится чувства, что маме не до них. Марина никогда не позволит такому случиться.

Ребенок… Вчера днем ее глаза светились радостью и возбуждением. Если бы он к ней был внимателен, то сразу бы понял, отчего это.

И ответил бы ей такой же радостью.

А у него на уме было только одно: ее работа. Он даже прогнал ее от себя! Как же ему теперь убедить Марину вернуться домой? Он должен…

— Бен!

Он оторвал руки от глаз и вскочил на ноги. Она вернулась! Его сердце подпрыгнуло и стало бешено биться о ребра. Ее шаги приближались, она миновала прихожую и остановилась на пороге комнаты Дженни.

— Бен… — Она смотрела куда угодно, только не на него. — Извини за вторжение. Я приехала, чтобы забрать свои вещи. — Ее красота была ошеломляюща, как всегда, но в голубых глазах стояла тревога.

— Куда ты уезжаешь? — Это было все, что он мог с трудом выдавить из себя. Он до смерти боялся, что она снова уйдет, прежде чем он успеет рассказать, как был не прав.

— Я подыскала квартиру, где можно будет жить с собакой и кошкой. Дом я буду искать попозже. — Она вздохнула и, кажется, взяла себя в руки. Когда она заговорила снова, ее голос стал даже мягче. — Извини меня. Извини, что я непрошено вошла в твою жизнь. — Внезапно она замолчала, ее плечи стали подниматься и опускаться. — Тебе надо побыть одному, пока ты не перестанешь горевать, а потом ты пойдешь дальше. Обещаю, что я буду соблюдать любое решение, которое ты примешь относительно Дженни. Я понимаю, что у меня нет никаких юридических прав на свидания с ней. Пожалуйста, пусть она только знает… пусть только знает, как горячо я ее люблю.

Бен попытался заговорить, но она остановила его:

— Мне надо идти. Я только хочу сказать… я сожалею, что не оправдала твоих ожиданий. Я не буду просить тебя помочь мне с этим ребенком. Я знаю, ты не хотел, чтобы так получилось. — Слезы заструились по ее щекам, и она вытерла их дрожащей рукой.

Как всегда, ее слезы вывели его из равновесия. Он оказался подле нее раньше, чем успел это осознать. Он нежно обнял ее и прижал ее голову к плечу.

— Шшш. Не плачь. Ты же знаешь, я не могу выносить твоих слез.

Она подняла голову и попыталась храбро улыбнуться сквозь слезы, освобождаясь из его объятий.

— Знаю. Извини. Я возьму вещи, которые мне необходимы, и животных. Я могу приехать на следующей неделе за…

— Нет!

— Что?

Он попытался еще раз. На этот раз он не требовал, а просил.

— Я хотел сказать, что ты не должна забирать свои вещи.

— Нет, должна. Они мне нужны.

Может быть, она нарочно неверно истолковывает его слова? Он нервно втянул в себя воздух, почувствовав дрожь в желудке. Возможно, следующие несколько минут окажутся самыми важными в его жизни.

— Марина, не уходи, — произнес он тихо. Она приподняла брови, хотела что-то сказать, но он не дал.

— Мне нужен этот ребенок. Мне нужна ты. — У него перехватило горло, он торопился, боясь, что уже слишком поздно, что он не сможет взять назад ту боль, которую причинил ей вчера, что она больше не любит его. Ему уже дали второй шанс… третьего он не заслужил.

— Что ты говоришь? — Ее голос был еле слышен, как будто она боялась поверить.

Он сделал глубокий вдох и повернулся к ней лицом.

— Я говорю, что был не прав. Я не хотел, чтобы ты работала, потому что боялся. Боялся, что работу ты будешь любить больше, чем меня. С детства я поставил своей целью иметь возможность полностью содержать свою семью. И я подумал, что я тебе не нужен.

— О, Бен… — Марина беспомощно покачала головой. — Неужели ты не знаешь, что ты всегда мне нужен? Что моя любовь к тебе не зависит от того, сколько денег ты зарабатываешь и большой ли у тебя дом? Я бы любила тебя и нищего.

Она шагнула к нему и взяла в ладони его лицо.

— Я бы оставила этого ребенка, даже если б у нас не было крыши над головой, потому что это бесценный, живой символ нашей любви. — Ее глаза засияли, и она прошептала:

— Я тебя так сильно люблю, что вернусь к тебе. Ты — частичка моего сердца.

Он хотел поднять руки, прижать ее к себе и принять ее дар безусловной любви, но чувство вины, которое терзало его последние месяцы, снова поднялось в нем.

— Я не заслуживаю второго шанса, — сказал он, опустив голову. — Когда я узнал, что у тебя больше не будет детей, это стало для меня ударом. И я повел себя как эгоист. Если бы я присматривал за Дженни в тот день, ты бы…

Она прикрыла ему рот ладонью и страстно заговорила:

— Нет, Бен, ты не должен себя за это винить! Неужели ты так считал все время, с тех пор как произошел несчастный случай?

Когда он едва заметно кивнул головой, она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— О Боже. — Затем она медленно открыла глаза. — Я не позволю тебе так думать. В этом не было твоей вины.

— Но…

— Никаких «но». — Ее голос был сильным и твердым. Он чувствовал себя так, как будто их роли поменялись и теперь он черпает у нее силы. — Может, у нас и случались ссоры, но мы были очень внимательны к Дженни. Бывают же несчастные случаи. Дети непредсказуемы. Твоей вины здесь не больше, чем моей.

Он даже не представлял себе, насколько необходимо было для него услышать эти слова. В этом нет твоей вины. Глыба льда внутри его начала медленно таять и исчезать.

— Я хотел поговорить с тобой, — сказал он. — Хотел извиниться, но не мог найти слова. Я думал, что преодолел чувство жалости к себе. Я знал, что ты тоже страдаешь.

Напряжение стало сходить с ее лица.

— Если бы я не погибла тогда, мы продолжали бы ссориться и мириться, как это делают другие пары…

Он видел, как округлились ее глаза, когда неуместность этих слов дошла до нее, и она фыркнула. Он тоже улыбнулся, испытывая легкость, какой не чувствовал уже несколько месяцев.

— Пожалуйста, возвращайся ко мне, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы получала удовольствие от «Детского городка». Я знаю, что работа никогда не заменит тебе меня. Твои обязательства перед нашей семьей всегда будут стоять на первом месте…

Он опустил голову, но она горячо ответила ему, обвив руками его шею и подняв к нему свои губы.

— Завтра же начнем поиски домработницы, — торжественно объявил он. — Нам нужен человек, который бы любил животных, большую часть своего времени посвящал нашим детям и занимался хозяйством, пока мы занимаемся , с детьми.

— Бен! — Марина закрыла его рот рукой. Хмыкнула, погладила его по впалым щекам, покрытым еле заметной щетиной. — Завтра Рождество. Боюсь, тебе придется немного подождать с поисками этого человека.

— Этой женщины, — поправил он с улыбкой. — Я хочу бабушку с розовыми щеками, которая бы вкусно пекла, пела бы колыбельные песни и качала наших детей на качелях.

— Подумать только! У тебя есть свое мнение! — с притворным сожалением сказала Марина.

— Ты хочешь сказать, что никогда этого не замечала? — в тон ей спросил он, стукнув себя по голове кулаком. И добавил:

— Вот уж у кого есть свое мнение так это у твоей сестры! Она не прочь получить мою голову на деревянном блюде. Что я должен сделать, чтобы снова вернуть ее расположение?

Маринины глаза лучились.

— Радоваться ожидаемому ребенку, этого будет достаточно. Джилиан не говорила мне о своих проблемах, но я думаю, что ты расшевелил ее горькие воспоминания.

— Расшевелил? — повторил он с сомнением. — У меня было такое ощущение, как будто я бросил спичку в бак с керосином.

— Джил всегда так бурно реагирует, — засмеялась Марина. Потом взяла его руку и положила на свой живот, улыбнувшись:

— Пройдет еще несколько недель, и ты почувствуешь, как он двигается.

— Он?

— На этот раз будет мальчик.

— Я знаю, что лучше не спорить с человеком, у которого прямая связь с небесами. — Он нежно потерся своим носом о ее нос. — Но на всякий случай давай решим, как назвать и девочку.

— Ты уверен, что хочешь тратить время на поиски имени прямо сейчас? — Она соблазнительно повела бедрами. — Я могу придумать лучший способ, чем заняться эти несколько минут, пока мы не поедем забирать Дженни.

— Я тоже. — Бен скользнул руками под свободный свитер, который на ней был. — И еще много, много минут в оставшиеся годы нашей жизни я буду доказывать, как сильно тебя люблю.

Она улыбнулась, и тогда он наклонился, чтобы прижаться к ее шее. Где-то в уголке ее сознания прозвучали слова: Когда-нибудь вы поймете… ты и Бен.

Любовь дала ей второй шанс в этой жизни. Любовь непременно соединит их вместе и после смерти.

Загрузка...