Вторая попытка весны - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора convertfileonline.com (Начало книги) #1



[МАРИНА ЛЕВАНДОВИЧ]







[ВТОРАЯ ПОПЫТКА ВЕСНЫ]



2015

ГЛУХОВ

Стихи.Ру: http://www.stihi.ru/avtor/nashtameir

1. В электричке

вопреки этой сонной и ненавистной весне,

крашусь в красный, глаза подвожу, удлиняю ресницы.

уезжаю куда-то, а черт его знает, куда?

целый город уже позади. мне не естся, не спится,

я считаю все встречные мною столбы, провода.

рядом бомж. он свернулся калачиком. пахнет мочой.

в электричках как в средневековье: красавцы и бесы,

и несчастные, между чистилищем, адом и Ра.

их бог солнца изгнал всех пропащих, им негде

согреться,

и осталось холодные звезды теперь подбирать.

интересно, что снится ему на скамье этой скользкой,

раз он так улыбается, будто дитя в колыбели?

и тугие морщины расправились - кожа как шелк.

может ужин горячий, хрустящая свежесть постели,

может вовсе нет снов, и от этого так хорошо.

я бы ангелом стала всем немощным и неимущим,

разрешая им право на то, чтоб войти в этот город

и найти себе дом, макароны бросать в кипяток.

я б их сны охраняла от вежливости контролеров,

и под головы их подстелила пуховый платок.

2. Коля Руденко

дни непутево тянутся,

то ли часы устали?

по городу ходят пьяницы.

стойкие дядьки, из стали.

им нипочем морозы,

им нипочем дожди.

выплаканы все слезы,

все уже позади.

а однажды на скользких ступеньках

по улице Вознесенской,

найдут замерзшего Колю Руденка -

выцветшего младенца.

спящего в колыбели,

упавшего в теплые сны.

ему просто очень сильно хотелось

не видеть грязной весны.

менты прочесали Колин ночлег,

перекурили, устали.

а в марте по Коле выпадет снег,

и никогда не растает.

3. Терещенская

в поездах как в гробу, только ты еще свеж. полужив.

вероятность что выживешь может равняться нулю.

закрываешь глаза, а на утро уже

чужие дома, этажи,

и на серых вокзалах бомжи без лица. во хмелю.

где рассвет - там и бог самым ранним из урн подает.

кто бутылку от бога сцарапал, кто черствый батон.

и куда-то же едут все эти безумные люди, толкают

вперед

свои ватные ноги заносят в вонючий вагон.

я курю на Терещенской, грея окурки в пальто,

изнутри мне не нравится этот холодный вокзал.

и мне кажется, "зал ожидания" - это место, в котором

никто

никого не дождался, а только навеки сбежал.

4. Я разозлюсь

я разозлюсь - и ты мне не приснишься.

не лягу спать. снотворных в доме нет.

беги одна, ночная колесница,

мне сны твои приносят много бед.

не снись мне, мальчик, тощий, чернобровый,

оставь меня в покое, черт возьми.

пускай ко мне приходят лучше воры

и делят сны меж жадными людьми.

но только пусть не трогают кошмары.

такие не желаю и врагу.

я выпишу их утром на бумагу,

рассею на ветру и убегу.

5. Городская тоска

ты сидишь на ступеньках в подъезде, как сыч, как

бродяга.

и зрачки разбегаются в такт ошалевшему кашлю.

нет, не стерпит уже ничего ни ружье, ни бумага,

ты еще не старик, а себе уже кажешься старше.

что-то хочешь сказать - а слова обнищали, иссохли.

и здороваться больно, как будто бы с лестницы падать.

вот бы встать и пройтись, утереть свои детские сопли, еще лучше - на поезд: хлеб-соль тебе, тонкая скатерть.

и не в радость уже этот город глухих фейерверков,

отчий дом и тарелка домашнего постного супа.

ведь когда здесь надолго осел - раздражает и церковь, у которой давно изучил этот в трещинах купол.

но всегда, возвращаясь из пасти звериной столицы,

пожирающей всех чужестранцев, хромых и убогих,

ты замрешь на вокзале, встречая знакомые лица,

и себе вопреки, всем просящим поклонишься в ноги.

6. Вишни

ну и что, что такая погода,

пережить не впервой, сумею.

а пока бунтует природа -

расцветают мои аллеи.

в блокнотах моих, тетрадях,

в плейере мп-3.

только оставьте меня, бога ради,

в самой у себя внутри.

острые башни стремятся

в пуховые небеса.

я куплю леденцов мятных

и на "три" закрою глаза.

и вот уже сад вишневый,

персональный мой, ароматный.

добавлю окрас медовый

к словам из душистой мяты.

и пусть там хоть гром будет слышен

из вершин этих острых башен.

наелась я спелых вишен,

и мир мне больше не страшен.

7. Игрушечный голубок

вымою голову желтым шампунем -

яичным солнечным месивом.

куплю себе домик на крошечном берегу.

я была когда-то веселая и куролесила,

а теперь я с постели выбраться не могу.

нет, в постели этой не мишки и не любовники,

и не женщины, редко бывающие в ней.

я устала. теперь здесь окна и подоконники.

я вернулась домой, чтоб держаться своих корней.

только корни пропитаны влагой, гниют, болезные.

только корни мои запутанные в клубок.

подоконники мертвые, окна мои железные,

и сидит на окне игрушечный голубок.

8. Атлас

здравствуй, папа, прости, что так поздно письмо

отправила.

ты мне снишься, и вот я решила тебя порадовать.

я на карте нашла, где обитель морского дьявола,

только не с кем туда уехать, на дне поплавать.

у меня целый атлас твоих океанов исследованных,

целый ящик твоих фотографий, увы, не проявленных.

и остался один океан не прочесан - последний,

его карта лежит с обожженными всюду краями.

а в средине как будто ножом кто нарочно выдолбил,

замолчали часы, стрелки выпали, не вернулись.

я смотрю фотопленки, скользкие, словно рыба,

та которой Ихтиандр торговал на улице.

я считаю количество дырочек на фотопленках -

лица тех, кто вот так от меня безпардонно спрятался.

видишь, папа, я по сути еще ребенок,

а мне не с кем уже уходить в океаны по атласу.

9. Город найден

когда утро смывает с асфальта ночной макияж,

обостряя углы локотков, очертанье плечей,

начинается день из находок вчерашних пропаж,

выявляя, что город во всем этом хламе - ничей.

сотни маленьких пуговиц девушкам принадлежат,

сотни желтых окурков заждались охрипших мужчин.

только городу некому верить и некого ждать,

и на это у каждого много найдется причин.

город плачет дождем, чаще выждет, чтоб стало темно.

но во мраке в одном из окошек горит бирюза:

просыпается девочка рыжая, смотрит в окно,

обнимает свой город за плечи, целует в глаза.

карты мира раскрыты, все глобусы - зелень да синь,

все не то. и сквозняк вырывается в узкий проем.

город хочет на руки, не зная, кого попросить.

кроме девочки рыжей и некого. каждый в своем.

кроме девочки рыжей, которой не все ли равно:

по ночам ли будить, по утрам ли впиваться в кровать.

ей понятен план города, вот ведь - открыто окно:

разве сложно его зафиксировать и срисовать?

у нее из акриловых красок цветочный покров,

разноцветной гуаши на полке серебряный чан.

рыжий ангел парит, выгибая красивую бровь.

город найден, и больше не плачет теперь по ночам.

10. Рыжие девочки

море, море. зови меня в сети. я рыбка. но плохо плаваю.

окунусь - не вынырну. как бы так, чтоб без почестей и без

жертв?

мне мать говорит, что раки питаются падалью.

а может быть это просто гуманный жест?

небо, небо. полотна гуашью измазаны и закончены.

а мне не хватает леса еще. и дивана.

рыжая девочка, я позвоню тебе. может приедешь в гости?

у меня есть мольберт, ножи и открытая рана.

море украшено небом. небо навеки украшено птицами.

а мне бы украсить портретами осени тумбочку и кровать.

как же мне нравятся эти рыжие девочки с бледными лицами.

жаль, что я не умею их рисовать.

11. Кэмел

я за утренний "Кэмел" выцарапаю глаза.

и за кофе кого-нибудь точно уж пришибу.

мне такой нужен кавалер, чтобы весь вокзал,

на него глазел со словами "о, я ебу".

и тогда б я боролась хоть как-нибудь,

хоть за что.

за внимание стать первее каких-то див.

я когда-то горела уже с мужиком-мечтой,

а он просто, как оказалось, со мной "ходил".

говорят, что совсем безнадежным дают прозАк.

в голове поселяются тощие соловьи.

ну а я избегаю контакта "глаза в глаза",

только все равно помню, какого цвета твои.

ничего не заставит меня изменить отчет

этих дней из отточенной повести прошлых лет.

говорят, что совсем безнадежным дают еще,

но в обмен на самоуверенный пистолет.

12. Рукава

как хочется стать бессовестной, толстокожей.

выталкивать из объятий любую боль.

а я остаюсь все такой же смешной, хорошей,

хотя научилась кукольно хмурить бровь.

и слезы уже по команде сдержать сумею,

и так закричать, что планете заложит слух.

но все же по-детски мне нравится лужи мерить,

и мысленно столик в "бродском" забить на двух.

как хочется научиться азам актерства,

чтоб не выходить из роли железных дам.

и чтобы никто не заметил во мне притворства,

и смех озорной пусть не катится по рядам.

и только в пустой квартире холодным утром,

закутавшись в парафиновые боа,

я выплачусь, и признаюсь в любви кому-то,

растягивая безразмерные рукава.

13. Ушедшие весной

весна уже открыла неба краны.

нога ступает в мелкую росу.

кот принимает солнечные ванны,

я крашу волос в рыжую лису.

мне хочется в глуши красивый домик,

и огород из бусинок-крупиц.

и вырастет весна в моей ладони,

и возвратятся в город стаи птиц,

оставив мне детенышей в сарае,

к зиме, на воспитание, прокорм.

весна не любит, если умирают,

грозит в сердцах прутом и кулаком.

я выкормлю птенцов, пущу по полю.

один вернется - сядет на плечо.

весна со смертью в справедливой доле:

ушедшие, рождаются еще.

14. Шепотом

вместо тысячи слов - опереточное молчание.

потерять тебя - значит все рассказать по-честному.

я иду немая и черная от отчаянья,

и предательски тени прыгают мне на плечи.

я хочу сказать: "представь, мы скоро разъедемся, и больше я никогда тебя не увижу".

но вместо этого молча иду по лестнице,

и слышно, как птицы насмерть влетают в крышу.

я хочу с размахом падать в твои объятия,

и царапаться о замки, обалдев от страсти.

но вместо этого я говорю:

"вторник, начало девятого".

ты сверяешь часы, выкручивая запястье.

я прошла бы с тобой все страны и все Америки,

не открытые ни Колумбом, ни нашим штопором.

но мы гордо несли молчание, словно пленники,

не рискуя расставить точки хотя бы шепотом.

15. Петли

скрипка, давайте поженимся, давайте изнасилуем флейту, люби меня, милый мальчик, до состояния плоского. я раньше

была красивая, наивно любила Есенина, а теперь я кричу с

плакатов женщиной Маяковского. (c) levandovich 2011

обнимает меня Венера двумя руками.

я давно покидаю свою провинцию мысленно.

и все жду маяковских любовников твердокаменных,

на которых можно будет испытывать выстрелы.

просыпаясь, с большим трудом в эту хмарь весеннюю,

убеждаюсь, что самый честный любовник - ветер.

но все жду светловолосых своих есениных,

на которых можно будет испытывать петли.

16. Былинный герой

он былинный герой. и души в нем нет. весна наступила на

ухо.

но я падаю у его проститутских ног.

я ему отдаюсь по любви, а он называет меня шлюхой,

и каждый день голодает по мне, скуля у двери,

как щенок.

будь ты проклят со всем этим ЭГО, в котором пасутся святые

мощи.

разуверившись в снах, мне реальность моя не нужна.

и я знаю, что вылет в трубу на метле, конечно, намного

проще,

чем признать, что я пред тобою обнажена.

не стучи в мою дверь, не скули - рискуешь давно отхватить

по роже,

уходи к чертовой матери и к богородице.

раз я шлюха, значит - святая, и значит, мне тоже молиться

можно,

хоть в обычном режиме совести - не приходится.

уходи, не скули. не окутывай своей лживой похабной

нежностью.

пусть кружит надо мной воронье, а над тобою - мудрые совы.

я давно заметила - все святые ищут себе грешницу.

все они на одно лицо, как будто сам бог их с меня

срисовывал.

17. Почтамт

провинция, холодные больницы.

бездушные сухие доктора.

хороший выход - взять и застрелиться,

чтоб койку у других не отбирать.

чтоб главным настроение не портить,

чтоб дать поспать красивой медсестре.

уж лучше самому себя прихлопнуть,

надежнее лечения. быстрей.

но сквозь решетку видно кустик пышный:

подснежники? весна? не может быть.

а там, глядишь, в саду поспеют вишни,

по осени проклюнутся грибы.

и хорошо. опять сверкают пятки

старухи с развороченной косой.

и снится запах "Балтики девятки",

и хлеб с сырокопченой колбасой.

и белый свет уже совсем не страшен

ни всем изголодавшим, ни живым,

и врач придет - сухой смотритель башни

ведомый псом своим сторожевым.

- вам, дедушка, чего?

- да мне б бумагу.

- а ужин? что ж не выпили компот?

- да ладно. я сейчас чуть-чуть прилягу,

и напишу. бумаги б... это вот.

небрежно два листа в большую клетку,

и карандаш доточен до краев.

слова растут как молодые ветки,

строка уже к соседу достает.

седой старик в письме поставит точку,

конверт залижет, спрячет под матрац.

плевали на него и сын, и дочка,

да и письмо никто не передаст.

а через пару дней о нем забудет,

как будто сам отнес его в почтамт.

и новое напишет тем же людям,

как реквием несбывшимся мечтам.

18. Усталость

тащусь домой, как бабка перед смертью.

в ногах ни сил, ни правды - слабый ток.

пускай меня возьмут под руки ветки,

запишет в юнги лодочка-листок.

пускай мой дом меня же перехватит

на перекрестке первом, за углом.

пускай настигнут грозные раскаты,

и рыба вся проснется подо льдом.

и унесет меня в моря из ситца,

русалки платье выкупит за грош.

я выдохлась, как мертвая лисица.

испрыгалась, как стравленная вошь.

19. Приезжай ко мне умирать

приезжай ко мне умирать:

вот мой город, а вот - кровать.

вот мой домик, сирени куст.

вот Кандинский, Григорьев, Пруст.

вот мой садик - вишневый пунш,

с ароматом клубники, груш.

вот мой верный и старый пес,

поцелуй его прямо в нос.

он ослеп, потому он добр,

потому нам не страшен вор,

потому у него сейчас

десять ангелов на плечах.

приезжай ко мне умирать.

будем молча малину рвать.

и бросать ее через пень

всем умЕршим в Пасхальный день.

20. Игра

я всем привираю, когда говорю, что буду дома к шести.

я на самом деле уже прихожу к трѐм.

мне нужно свободное время, чтобы слова в паутину плести, и чтоб тишиной насладиться с собой вдвоем.

а потом смотрю на часы, вздыхаю, и понимаю: пора.

пора возвращаться в социум, черт возьми.

и что остается делать: на паузу ставится эта игра.

окунаюсь в реальность, иду выживать с людьми.

21. Мы счастливы теперь

в больнице справки пишет врач.

улыбки - медсестра.

поплачь мой друг теперь, поплачь

у нашего костра.

подкинем листьев и ветвей,

и прутиков ольхи.

я про изгиб твоих бровей

опять пишу стихи.

вернусь домой, накину шаль,

забью окно и дверь.

и чтоб никто мне не мешал,

я расстелю постель.

а в ней усну глубоким сном,

и будет снится лес,

укрытый снежным серебром,

заколками небес.

красивый добрый мальчик-сын

с фонариком в руках

нам принесет дары весны

в воздушных облаках.

и мы уйдем туда, где свет

сочится через ель.

и я скажу тебе: "привет.

мы счастливы теперь".

22. В парке

Дни друг на друга похожие.

Люди все бессимптомные.

Я стала бояться прохожих,

То ли у них не все дома,

то ли не все у меня.

Все какие-то сонные, потные,

во всем обвиняют меня.

А я куплю себе булку с маком,

и горячее мокачино.

Посижу, покурю в городском парке,

влюблюсь в какого-нибудь мужчину.

23. Побудь со мной

Побудь со мной, мой выдуманный друг.

Ну что же ты как все – спешишь куда-то?

Неужто чай плохой, коньяк безвкусен?

И кекс еще не слишком пропечен?

В браслете счастья не хватило бусин.

Мне кажется, я слишком обречен.

Побудь со мной, мой выдуманный враг.

Учи меня быть сильным и красивым.

Уверенным, отчаянным и честным.

Туда, где боль – не мешкай, отведи.

Хоть чертом будь, прохожим или пешкой:

Но только никуда не уходи.

Побудь со мной мой выдуманный мир.

Не вытесняй меня из вод угрюмых.

Ведь я же не утопленник, я тело,

Но, правда, дрожь могильная на мне.

Замерзла. Полуголая сидела.

Ждала живых в придуманном окне.

24. У воды

У спокойной ледяной воды

Мир хранит отчаянья свободу.

Я сама себе куплю цветы

И сама же их пущу на воду.

Не сплету красивого венка,

А отправлю холостым букетом.

Пусть цветы плывут за облака,

И дождем падут цветочным летом.

Все запляшет, красками звеня,

Запоют пластмассовые птицы.

Успокоит музыка меня,

Чтобы мне хотелось повториться.

По утру холодная роса

Выпадет кружочками на травы.

Ветер, гладь меня по волосам.

Сей песок, строй маленькие храмы.

25. Друг

Раньше было не страшно. Был просто тыл.

Речка, озера, лес, небеса и луг.

Раньше меня никто-никто не любил.

Зато у меня был друг.

Речка замерзла. Лес закружила вьюга.

Пришла зима – попросила горячих щей.

Я полюбила друга – не стало друга.

И ничего не стало в-о-о-бще.

26. Над пропастью

У меня от времени пароль.

Золотые буковки-следы.

Я несчастна, но зато король

Счастлив как в преддверие беды.

Собираю мысленно свой код

Из подсказок – золотистых букв.

Дай тебя поглажу, милый кот,

Ведь пока еще хватает рук.

Не жалей меня, и не мурчи.

Не хочу ни жалости, ни лжи.

У меня от времени ключи.

И мечта - над пропастью во ржи.

27. С.

домой прийти. к тебе прижаться, лечь с тобой в кровать.

и приготовить самый вкусный ужин.

как хорошо, что ты теперь мне очень нужен.

мне наконец-то страшно умирать.

28. Не к кому

довольно грезить горами и реками,

терять ключи от запасных минут.

исчезнуть то легко, а вот вернуться не к кому.

а если есть - то там уже не ждут.

не их вина, что мы такие скользкие.

такие беспардонные в душе.

холодные сердца - как рыбы плоские.

как сорняки на высохшей меже.

не вечно же терпение у любящих,

у сумасшедших, верных и в больных.

исчезнуть так легко, вот только в будущем

нам места не найдется возле них.

29. Кот заплаканный

по квартире ходит кот заплаканный.

поиграйте кто-нибудь с котом.

вот когда был маленьким - все лапали,

а теперь ругаются: "Потом!".

а когда сжимает одиночество

ночь в своем пропащем кулачке.

хоть кого-то тискать, гладить хочется,

пальцы мять на мягоньком бочке.

кот покорно опускает голову,

терпит незатейливую гладь.

но любовь таки уступит голоду.

кот идет свой "Вискас" поедать.

совесть и свое чревоугодие

пропорционально разделив,

кот покорно опускает голову,

от большой, но холостой любви.

30. Пастила

Никак не получается уйти

и так ушли все те, кто обещал остаться.

кто забывал любимых под кроватью.

и снова опустел любви притон.

такой вот недалекий фельетон:

сегодня, значит, буду целоваться,

а завтра будет завтра.

а потом?

потом рубаха вылиняет. стрелки

на брюках затупятся. помрачнеют.

все номера из головы изъяты.

у близких обнаружились дела.

и я уже забыла, кем была.

а кажется - была совсем когда-то,

как по 12,20 пастила.

пока свежа и мягкая - куплю.

потом уже полакомлюсь на пробу.

потом куплю, так, про запас. чтоб гости...

потом привычно выберу халву.

а я пойду цветов себе нарву.

такие, знаешь, веники и грозди.

и зареву.

31. Запасной парашют

у каждого свой запасной парашют, и на каждом

господь проверяет похмелье.

у жизни в запасе есть чудо-свеча, но и в ней

расползается воск.

однажды все грустные люди умрут, и не с кого будет

писать стихи про веселье.

а также ходить за вином будет не с кем в киоск.

32. Поэту, который машет руками

ты будешь стоять на сцене, а я у плиты.

ты издашь пару сотен сборников ... все херня.

им не важно, кто из нас лучше - я или ты.

они будут тебя читать, а любить меня.

ты будешь махать руками, кричать про слог.

я буду варить борщи и писать на сайт.

ты скажешь мне - ты не сможешь, ведь я не смог.

а что мне не мочь, пока я могу писать?

ты устанешь от рифмы, а я устаю от лжи.

ты поедешь в тур - а я дома и так напьюсь.

у тебя все стихи про море и этажи.

у меня про то, как я за тебя боюсь.

ты полюбишь людей, а я улыбнусь в ответ.

ты захочешь прослыть героем и мир менять.

они книги твои читают (моих же нет),

но и в них они все мечтают найти меня.

да. ты будешь мучить строку. твой издатель - жлоб.

я сама себе и издатель и весельчак.

я сама грущу, и пулю пустила б в лоб,

но тебя бы не стала в новости посвящать.

ты напишешь о том, как падают фонари.

и о том, что лестница к облаку занята.

ты маши руками, дергайся, говори,

а я буду просто жить и кормить кота.

ты для них напишешь тысячи толстых книг.

я оставлю тексты. вряд ли тебе понять.

ты поэт-звезда. я - девочка-черновик.

но они упорно будут любить меня.

33. Расскажи мне, Анна

расскажи мне, Анна, насколько путь твой из камня и глины?

насколько волос твой длинный и смерти страшны в долине?

и насколько приятен в постели муж, работающий с

формалином?

обо всем расскажи мне, Анна. мне интересно.

и сколько недолюбви ты добавляешь в тесто,

когда своим маленьким демонам лепишь куличики?

Анна, девочка милая, ну же, давай, покажи свое личико.

и вместе станцуем канкан на могиле у наших с тобой городов.

в которых остались косые виски и раскосые вИски

в котором осталось тепло от мохнатых котов.

когда ты идешь на обед - в медицину уходят бомжи и

туристы.

лишь бы смотреть, как изящно падает пепел с твоих рукавов.

34. По городу

я бы хотела ходить по городу в длинном вечернем платье

с бокалом шампанского и с сигаретой "Кэмел".

и пусть меня одни называют Катей -

другие - Леной.

я бы хотела дурную фамилию, вечно ее стесняться

менять на всякие мягкие и цветочные.

и врать всем, что мне пока еще восемнадцать.

и точка.

35. НЕВСТОЛБИК

Мы разбирали с тобой стихи по слогам. Считали, сколько на

жи приходится ши. А теперь коричневой струйкой течет по

ногам рождение чьей-то новой, родной души. Хорошо, что

можно придумывать в головах, и беременность, и рождение, и Мадрид. в самом светлом поле низко растет трава. В синем

небе месяц с ангелом говорит. Выбираю имя сыну. А может

дочь. Хорошо, что есть бесполая колыбель. И когда к моим

надеждам стучится ночь - я вяжу носки, не слушая стука в

дверь.

Дряблая рубашонка. Мелочи на грехи. Мальчик убил

мышонка. Начал писать стихи. Выучился на совесть.

Вымучился на крест. Скоро безвольный поезд. Надо спешить, чтоб сесть. Сядет, поедет криво, хмурой дорогой вглубь.

Озеро с мертвой рыбой, вкатан в асфальте рубль. Пляшет

гора на склоне, где бы там взяться ей. Холодно в нашем доме

аж до самих бровей. Выгорит дело чести - станем крушить

дома. Может согреем челюсти. Вот, что творит зима. Все это

время поезд едет по кольцам рек. Едет в нем честь и совесть -

маленький человек. То ли в дурдом молиться, то ли сдаваться

в храм. Звезды склевали птицы. Стекла стоят без рам. В

зеркале нерушимо тенью глядит лицо. Едут вокзалы мимо

маленьких мертвецов.

ужин так весел, что кажется, будто справляю поминки. сама

по себе. и себя поминаю борщом. рис не рассыпчат, в

компоте из груш не хватает кислинки. ноги укутаны папиным

старым плащом. город проклятый все отнял, забил мои окна и

вытолкал рифму. связаны варежки. реже смотрю в календарь.

и на гитаре играть не умею, нервно стучу по грифу. какой-

никакой, но радостный инвентарь.

беги вперед, не прыгай выше всех, но все таки держи такую

планку, чтоб можно было остальные сто ни плакать, ни

работать, ни любить. идя в поход - бери с собою нить. а соль

возьмет другой отряд. и в банке конечно же свой хлеб

похоронить.

лети как птица, трогай небеса, теряйся в звездах, но не падай

низко. не любят - притворяйся феминисткой. а если сильно

любят - отвергай. детей своими фотками пугай. когда ты

молода была, свободна. и с перьями в башке как попугай.

найдешь себя - и смысл придет на чай. окажется, что он уже

не нужен. и все, кто обещал "отцом и мужем" погибли в

первой мартовской войне. а я сижу... кто б вспомнил обо мне?

леплю из глины маленькую грушу - по видимому, радуюсь

весне.

этот город мне совсем не интересен, нанесли его ошибочно на

карту. в этом городе мне некому петь песен, значит, можно и

не радоваться марту. в этом городе меня не замечают, да и я

не выхожу из дома. для гостей ни вафельки, ни чаю. я с

людьми частично не знакома. у меня на небо аллергия. у него

в меня сквозное жало. виновата горе-ностальгия. слишком

долго я сюда бежала. а теперь не знаю, как сорваться, откупиться от гостей стихами. у меня весны на 220, да в

розетку мокрыми руками.

если не выжить в провинции, значит не выжить вообще.

умирающий город молчит у меня на плече. я хочу пожелать

ему самых хороших снов. а на кухне за стенкой кто-то

крошит чеснок. и ножом по доске как будто палач стучит. а

столица пронзает кий в пластилина щит. я наверное здесь до

одури, до весны. потому что мне символически снятся сны.

длинным волосом заметает следы зима. даже птицы здесь

поголовно сошли с ума. только я три последних дня наотрез

без снов. потому что за стенкой громко крошат чеснок.

если спросят меня о море - я скажу, что бываю часто. обо мне

даже чайки спорят. я пишу - затекает паста. сколько ручек в

Крыму купила, сколько выручки их киоскам. даже больше, чем в пабах пива. я гуляю в нарядах броских. исчезают во мне

сомненья, растекается кровь оргазмом. сколько выстрелов -

столько мнений. столько самых воздушных спазмов.

возвращаться в асфальта айсберг - не намерена, но работа. я

оставила окна настежь. и забыла обнять кого-то. я всегда

возвращаюсь раньше. даже если не ждут. не надо - я,

наверное, многих старше, потому что старит помада. а ко мне

не спешат, и хер с ним. ничего, я - шальная тетка. но зато

самый первый персик дворник выметет мне метелкой.

положу его в саквояжик, и поеду к чертям из Крыма.

загоревшие корки ляжек только дуры везут к любимым. у

меня для тебя корона. упадет на асфальт - не треснет. я сварю

тебе макароны. и оставлю к десерту персик.

снежные шарики вкусно в кокосовой стружке. голые струны

приятно умелой рукой. мне же достаточно просто распутать

наушники, чтобы домой беспроблемно прийти никакой.

переступая порог и взбираясь по лестнице, я умудряюсь

ногами задеть облака. пьяный сосед удивляется - что за

кудесница сеет в подъезде рассаду из табака. плеер включает

режим отшлифованной ракушки. здравствуй, морская

болезнь и манящее дно. в пьяной походке меня уличит даже

бабушка, только сегодня мне как-то совсем все равно. я

запираю замок в своей маленькой комнате. несуществующий

мальчик мне пишет в сети: "как добралась?". эх, когда-нибудь

вы меня вспомните. главное, чтоб на автобус успеть к десяти.

не бойся умирать. тащи свой плед. укроемся, как в детстве, в

халабуде. а мама приготовит нам обед. спасибо за компот.

омлет не будем. не будем также рыбу, кашу, щи, пирожные -

тайник давно нарушен. а ты не бойся. плед сюда тащи. отец

уснул, он к смерти равнодушен. тебя я очень крепко обниму, мне жаль, что ты так мало был мне братом. успели бы еще

сыграть в войну. теперь мне быть по жизни виноватым. и

вроде 30 лет, семья, авто, родители за вазы не ругают. а у тебя

красивее пальто и зажигалка очень дорогая. ты скажешь мне

серьезно: "Доноси

пальто и те мои "шузы" на ноги. возьми мое авто. бери, не

ссы. и скидку на услуги в "носороге". а мне все вспоминается

как мы топили корабли в облезлой ванне. играли в

надзирателей тюрьмы, побились, ты наябедничал маме.

потом стояли по своим углам. и корчили, смеясь, друг другу

рожи. нам всыпали с тобой напополам. но больше, как всегда, схватил Сережа. а после ели яблочный пирог, и запивали

молоком горячим. какой там к черту "мятный носорог", давай-ка лучше сходим порыбачим. но ты устало выглянешь

в окно, и скажешь: "все, братишка, процедуры. и, кстати, там

на диске "Д" - кино. а жизнь - прекрасна. только бабы дуры".

и вытолкаешь слабого меня из комнаты, где смерть в затылок

дышит. и скажешь: "не хочу обременять". она уже копытом

бьет по крыше. сейчас бы мне копье и автомат, и я бы показал

чертовке-смерти: не трогай, дура, он - мой старший брат. и я

до гроба за него в ответе.

какой безнадежный город, какие сны. во мне просыпается

старость, висок в снегу. зачем-то мне приказали не ждать

весны, а я по-другому выспаться не могу. мне кажется, будто

в солнце моя печать, луна открывает двери своим ключом.

зачем-то природа выдумала молчать, когда говорить сложнее, но не о чем. какие-то люди просят меня любви, а я

совершенно вымучена, легка. мой маленький принц,

пожалуйста, не реви. барашка спасем, нальем ему молока. в

горячих ладонях тает конфетный чай, меня угощают дыней и

каркаде. скажи мне, что будешь сильно по мне скучать, а я -

по твоим привычным "привет, ты где?". мне холодно, просто

холодно, вот и все. никак не согреюсь в мире из батарей. мне

иней уже давно серебрит висок, но ты не сдавайся. ты

прилетай скорей. однажды меня полюбят, возьмут портрет, прочтут пару рифм и на ночь зажгут свечу. зачем меня греть, когда меня больше нет? ведь я же сейчас - живая - тепла хочу.

мне страшно, что я - нелюбима никем, уйду, оставив газеты

букв и посуды шкаф. зато нелюбимых точно не ждут в аду.

они засыпают у господа на руках.