Год 2020-й
Вечернее солнце висело у горизонта. В ожидании надвигающихся заморозков небо было не по-осеннему прозрачно. Огромное бездонное полотнище плавно залитое всеми оттенками синего — от режущей глаз голубизны на западе до непроглядного мрака на востоке. Теплый ветер гнал волны готовой вот-вот пожухнуть травы, и в нем явственно угадывалось дыхание подступающей осени. Степное море колыхалось багряным ковром, расшитым неповторимым золотым узором. В него вплетался и пряный аромат степи, и глухой голос ветра, и тысячи незаметных очаровательных мелочей, что превращают пейзаж в гармонию.
Завершался один из последних теплых осенних деньков. Мошкара уже не свирепствовала, а жара вспоминалась с ностальгией. Комфорт и полная идиллия посетили этот уголок бренного мира. Перрон был пуст. И, на удивление, чист. Несколько опавших листьев только добавляли живописности, разбавляя огненными пятнами серость асфальта. Даже запах паровозной гари, что будоражит воображение мечтательных натур и утомляет деловых людей, гармонично дополнял идиллическую картину.
Но Леониду Павлюку, сержанту в отставке, было совершенно наплевать на все это великолепие. Окружающая гармония и спокойствие совершенно его не трогали. Водрузив на рюкзак ноги, обутые в свежекупленные кроссовки, он сидел на облезлой ребристой скамье. До отправления поезда оставалось еще битых два часа. Затянувшись в последний раз, выбросил окурок. Рука непроизвольно потянулась к карману. И только достав мятый и затасканный конверт, Лёня опомнился. Так и подмывало отправить конверт вслед за окурком. Письмо, прочитанное всего один раз, он запомнил до запятой. Оно рвало душу, но избавится от него Лёня не мог. Расправив обветшавший пакет, Лёня просто рассматривал имя отправителя. Вика. Именно так. Полный вариант имени её не устраивал. Лёня даже припомнить не мог, сколько раз мальчонкой вырезал это имя на лавках и заборах, сколько раз выжигал через увеличительное стекло…
Для него существовала только она. Иного и помыслить не мог. Рассказы сослуживцев о смене девушек, о том как забывали одних и заводили других, вгоняли в ступор непонимания. В его мире все было иначе — там существовала лишь Вика. Все прочие жили в другом мире. Да и весь окружающий мир находился в другом измерении. Только сейчас он осознал, как его мир чудовищно мал. Всего три объекта: он, постоянно ускользающая Вика и стремление ее завоевать.
Глаза устали бегать по мятому конверту и устремились на безмолвие заката. В голове крутилась дурацкая фраза «Когда тебе говорят — иди куда хочешь, то обычно идти уже некуда». В который раз осознав абсолютную справедливость этого утверждения, Лёня засунул конверт в нагрудный карман и принялся разглядывать свою новую обувь от неизвестного брэнда, купленную на маленьком рынке у вокзала. Не то, чтоб кроссовки, страсть как легли на душу, но желание содрать с себя осточертевшие говнодавы было невыносимым. Еще раз глянул на часы, сплюнул, и хотел опять вперить взгляд в степные переливы, но внутренний голос уже надрывно орал: «Смирно!» Мысли еще носились в голове, а тело уже вытянулось в струнку и повернулось к ротному. Майор стоял в пяти шагах, неслышный как тень.
— Вольно. Теперь уже вольно… навсегда. — он мгновенно ощупал взглядом фигуру дембеля. Этот бирюзовый взгляд поначалу бесил Лёню. Зрачки, как пулеметные гнёзда, в прищуренных бойницах век. Не просто взгляд — натуральный обыск и допрос с пристрастием одновременно. Лёня тут же поймал себя на мысли, что, видимо, майора приучили так смотреть на пойманных диверсантов. Остальные черты лица лишь усугубляли впечатление — переломанный нос, квадратный мясистый подбородок, широкий безгубый рот.
— Присядем.
Они опустились на вокзальную лавку. Майор извлёк огромный скомканный платок, снял фуражку, смахнул бисеринки пота. Обнажив лысину, он уже не казался сыскарём или таможенником — превратился в средневекового палача. Типичного. Глаза щурились от солнца, но казалось, просто устали глядеть на огонь, в котором грелись щипцы, клейма и прочая кошмарная атрибутика.
— Поговорим, — по привычке, он не спрашивал. В его речи напрочь отсутствовали вопросительные предложения. Любой вопрос он облачал в рубленное «Доложить по форме!» Голос майора был спокоен. Могло показаться, говорит механизм, но Леонид с удивлением почувствовал скрытое волнение, — Я отказал тебе в направлении на контракт. И тому есть причины.
Последнюю фразу он произнес с нажимом, будто вырезал. Майор с хрустом сдавил сжатые в замок пальцы и замолчал. Стальные кисти побелели от напряжения. Набрякшие вены словно кабели перевили армированные металлоконструкции нечеловечески сильных рук. Но во взгляде проявилось что-то детское. И даже беспомощное. Лёня с интересом оглядел бывшего командира. Раньше его таким даже представить было нельзя. На мгновение Леониду привиделся светловолосый пацанёнок. Тощий, нескладный, лопоухий, натужно сопящий у школьной доски, ковыряющий доски пола стоптанной сандалетой.
— Надо же… Последний раз так в школе волновался, — майор продолжал терзать узловатые пальцы. — И вот теперь ты…
Майор опять замолчал, точно окаменел. Но теперь Леонид видел совершенно другого человека. От образа палача не осталось и следа. Куда-то подевалась жестокость, пропала и маниакальная подозрительность. Образ машины-убийцы таял на глазах. Движения стали человеческими. Даже почудилась дрожь в руках.
— С самой первой схватки ты не выходил из моей головы. Надо же! Салага отделал в рукопашку четырёх инструкторов. Только не плети мне сказки про секцию самбо в сельской школе, про выведение из равновесия, про особенности твоего вестибулярного аппарата. Чушь! И ты сам это знаешь.
Лёня раскрыл было рот, но слова застряли. Он смотрел на командира роты во все глаза. С тем произошла разительная перемена. Теперь он был скорее похож на жертву палача или, как минимум, на приговорённого к встрече с мастером заплечных дел. Глаза поникли, посерели, рот изломился в сложных изгибах. Невысокий рост, который ранее компенсировался невероятной шириной плеч, теперь же делал его похожим на сморщенный пенёк. Кличка «Ледокол» теперь казалась издёвкой. У Леонида даже защемило сердце от жалости. Мигом растаяла кровная обида за отклонение рапорта на сверхсрочку. Он даже невольно потянулся к ротному. Но тот воспринял иначе.
— Да. Я знаю, чем обязан тебе! Знаю! И не забуду этого! — голосу вернулась прежняя сталь, — Каждый раз, когда ты спасал ребят, я зарок давал, что буду ставить за тебя свечи! И я буду делать это! И мне плевать кто ты, бог ли, черт ли…
Майор вернулся в своё обычное состояние. Затвердел как клинок. Его словно опять отковали, закалили и заточили. Не человек — монумент. Стальной и снаружи и внутри.
— Мне еще не раз припомнят твой рапорт. А уж сам-то до гроба не забуду, как писал этот чертов отказ.
Майор надолго замолчал. Он смотрел вдаль с безжизненным спокойствием.
— Первый раз я был обрадован. Потом удивлён. Позже, когда ты чуял мины — поражён. Потом… Много было этого «потом». Много. Слишком много. И последний твой выстрел… Лёня уже не слушал. Водоворот воспоминаний стремительно поглотил его.
…Вторую неделю, не переставая, хлестал дождь, лишь изредка перемежаясь неуверенными снежными залпами. Растаявшие по весне дороги перестали существовать, превратившись в реки ледяной жижи. В грязи было всё. Казалось, мир разделен на две грязевые половины — небо, с непроглядными свинцово-черными громадами облаков и землю, сплошь покрытую коричнево-зеленой копошащейся массой. Пелена дыма, смрада, разбавленная криками, руганью, стонами, рёвом моторов и лязгом оружия… Грязь давила на все органы чувств, заполонила все уровни сознания. Леонида мутило. Ужасная грязевая круговерть смешалась с ещё более кошмарными красками — полыхали строения, сновали забрызганные кровью белые халаты. Разрывы снарядов и детский крик электрошоком били по нервам… Боевики взяли заложников и укрепились в здании школы. В левом крыле здания рвануло. Дождь разбавился ливнем битого стекла. Пожар мигом охватил два верхних этажа. Медлить было нельзя ни секунды. Спецназ пошёл на штурм. Лёнино отделение осталось во внешнем кольце оцепления и в самом штурме участия не принимало.
Леонид напряженно вглядывался в черные глазницы разбитых окон. Холод продирал до костей. Вот-вот и зубы предательски застучат. Взгляд бродил поверх прицела. В какой-то момент Леониду начало казаться, что всё происходящее неправильно. Нереально. Привычный мир менялся. То и дело какое-либо пятно казалось куском детской аппликации, а движения походили на мультфильм. Прислонившись к стальной глыбе БТРа, он с удивлением почувствовал себя участником представления. Ужасного, кошмарного, отвратительного, нечеловеческого представления… Не человеческого… а… кукольного. Всё было глупо до чрезвычайности.
Лёня совершенно обалдело пялился на творящийся вокруг ад. Пропали звуки. Исчезли все ощущения и чувства. Реальность перестала быть самой собой. Все происходящее начало замедляться, будто колесо времени забуксовало в грязи. Лёня с интересом наблюдал окружающее кино. Вот в полусотне метров поскользнулся солдат. Леонид увидел в мельчайших подробностях, как тот выбросил вперед руку. Увидел обгрызанные грязные ногти, разглядел разорванный на локте камуфляж… Глянув в лицо, прочел мимолётные мысли… Это показалось совершенно естественным. Он перевёл взгляд. Лейтенант Лужин что-то кричал в рацию и не мог видеть, что волосок его жизни вот-вот оборвётся. Но Леонид отчетливо видел — пуля продвигалась к голове молоденького офицера, рассекая воздух, подобно торпеде… Он обречён. Кричать и что-то делать бесполезно.
Но Лёня закричал. Попытался закричать. Но попытка двинуться хоть одним мускулом с треском провалилась. Смерть лейтенанта покадрово отпечаталась в памяти. И тогда крик прорвался. Его никто не слышал. Но сам Лёня был им оглушён, скорее даже контужен. Кричала душа. В голове рванул ядерный заряд, и время понеслось. Звуки хлынули и разом слились в непрерывный гул, люди заметались, техника задвигалась, словно в ускоренной записи, гранаты рвались со скоростью фейерверка. Из догорающего здания бегом посыпались солдаты с детьми на руках. Позади них с чудовищным хлопком рухнули перекрытия. Бегущие уже почти достигли первой линии оцепления, когда Лёня ощутил этот зов.
Маленькая, худющая, в замызганном и полусгоревшем платьице… А из черных провалов бездонных зрачков слышался отчаянный крик. Дальнейшее Леонид почти не помнил. Он, повинуясь неясному, но не терпящим возражения приказу, переключил на стрельбу одиночными, поднял автомат и спустил курок. Пуля вошла точно между стекол противогаза. Солдат с пробитой головой сделал еще шаг, нога подвернулась и тело с чавкающим звуком рухнуло. Девочку подхватили. Кто-то заботливо перебил прикладом Ленины ребра. И тьма опустилась…
Это уже после выяснилось, что девочку нес переодетый боевик, что под бушлатом у него было несколько килограмм взрывчатки, что если бы не Лёня, то… Всё последующее слилось в единый комок уже малозначительных подробностей. Нежно-хрипловатый голос медички… Укоризненно-злобное лицо ротного, бормочущее какой-то бред… Пятна неизвестных лиц и гул голосов… Но вот память вырвала образ строгого и уставшего человека. Он жмет руку. Рукопожатие теплое, как от ладони старого друга. И голос… Леонид силился понять, что же было в том голосе. Нормальные слова благодарности от представителя какого-то там детского фонда… Нет, слова были не нормальные. Слова были прямо-таки задушевные. А потом он увидел взгляд тех самых глаз… Та девочка смотрела, приоткрыв дверь палаты. Тонкие, почти мраморные, пальчики вцепились в косяк ободранной двери… Иссиня-чёрные волосы и огромные карие глаза заполнили собой всё…
Поток воспоминаний схлынул также внезапно. Лёня огляделся. Ротный молча вглядывался в окончание безмолвной битвы заката. Лицо заливалось абсолютом безмятежности. Теперь он напоминал Лёне полководца, уставшего от побед и лавровых венков и собирающегося провести остаток дней за написанием мемуаров. «Ледокол» несколько раз сморгнул и повернулся к дембелю:
— Твой поезд подходит. Пора прощаться.
Они встали. Ротный звонко хлопнул Лёню по плечу, развернулся. Так и не проронивший ни слова за весь вечер Лёня попытался хоть что-то сказать, объяснить, как-то выразить неясные мысли. Но они никак не могли сформироваться в слова. Оставались только эмоции и чувства. Теплота, благодарность… Желание горячо обнять человека, которому тоже был обязан очень многим. Проститься по-человечески с проверенным боевым товарищем. Передать хотя бы простыми словами те вещи, что в обиходе носят собирательное название «доброта». И хотя бы, наконец, выдавить первое, что должно придти на ум: «Спасибо!» Но Лёня не смог сказать ничего. Лишь прерывисто дыша, смотрел в могучую спину ротного. Всё существо переполнялось эмоциями. Но слов не было. Уже ухватившись за поручень вагона, Лёня всё ещё смотрел на удаляющуюся фигуру…
В купе Леонид снова оказался в одиночестве. Бросил сумку под лавку, захлопнул дверь. Глянул на себя в дверное зеркало. Оттуда глядел образцовый солдат. Коротко стриженные темно-русые волосы, правильные черты лица, глубоко посаженные голубые глаза, мужественно подчеркнутые скулы. За время службы Леонид сильно раздался в плечах, и теперь с удовольствием отметил, что сложением стал почти как ротный.
Поезд тронулся. И провожая глазами убегающий пейзаж, мысли Леонида крутились вокруг понимания нехитрого факта завершения невероятно важного периода жизни и ожидания от будущего только доброго, приятного и радостного. Но неожиданно сердце кольнула ледяная снежинка предчувствия. Свежеиспечённый дембель на секунду насторожённо замер, но затем решительно поставил крест на пессимистичном настрое. Он с наслаждением плюхнулся на жёсткую купейную койку. Губы сами собой расплылись в довольной улыбке, а сознание уже летело в тёплую бездну сновидений…
Год 2020-й
Движение постепенно поглощало Олега. Если в начале тренировки он ещё следил за обрывками мыслей, то теперь они пропали полностью. Олег медленно погружался в одну единственную идею — разглядеть мельчайшие грани выполнения новой ката. Уже много дней он смотрел на сэнсея, смотрел записи её исполнения, отрабатывал отдельные связки… Настраивая себя, как самурай древности, он видел ката не набором движений и последовательностью поз, а как нечто единое, неделимое и законченно-красивое. Сам по себе возник образ распустившегося цветка сакуры. И в этой сакуре было что-то нарушающее общую гармонию, что-то неправильное, какая-то постоянно ускользавшая шероховатость.
Такое чувство охватывало Олега не впервые. Порой совершенно не задумываясь, он менял рисунок формальных упражнений, убирал что-то, а чаще добавлял. Эти вольности бесили сэнсея, который раз за разом зарекался выгнать нерадивого ученика из зала. Но Олег был не просто платёжеспособен, он был одним из тех, на чьих деньгах тренер строил своё существование. И к тому же, что-то в Олеговых фокусах привлекало старика. Отдавший более полувека изучению каратэ, считавший, что это боевое искусство являет собой совершенный бриллиант для физического развития человека, он на дух не мог переносить никаких вольностей со старыми канонами. Конечно, старик прекрасно понимал, что ничто не стоит на месте, и любое боевое искусство, как и искусство вообще, должно непрерывно развиваться. Но все попытки, что повидал на своем веку, все сильнее убеждали в неспособности учеников к дальнейшему совершенствованию древних техник.
И вот на старости лет к нему привели Олега. Поначалу старик наотрез отказался тренировать болезненного и очень слабого ребенка. Но уже говоря стандартные слова отказа отцу, он обратил внимание на мальчика, который непроизвольно двигался в такт музыке, отголоски которой были едва на пороге слышимости. Мальчик тихонько перебирал по штанине пальчиками. Сэнсей тогда еще подумал, что лучше бы отдали ребенка в музыкальную школу. Но… Дикая мысль родилась в седой, как снежная шапка горы, голове — а что если этот пацаненок сможет понять гармонию боя, которую сэнсей тщетно пытался взрастить в учениках? Что, если этот тощий, нескладный, ребёнок, для которого бой — киношная сцена, что если только он и сможет понять то, что ищет учитель?
Прошли годы, а сэнсей так и не смог себе ответить на вопрос — тот ли это ученик? Порой глаза старика увлажнялись от разрывавшего грудь счастья, что парень распускается как волшебный цветок. Но на следующий день старик скрежетал зубами, от надругательства юного дарования над основами основ.
И вот сейчас Олег двигался по залу легко и непринужденно. Новичкам его движения казались рублеными, но сэнсей наслаждался гармонией. Он позволил себе приостановиться и целиком поддался столь редко гостящей в этих стенах магии движения. И даже непроизвольно поцокал языком. Олег же совершенно не сознавал, что сейчас делает его тело. А двигалось оно с завидной для любого автомата четкостью и ритмичностью, фиксация положений была идеальна. Ткань кимоно периодически хлопала по стальному телу, не поспевая за стремительными движениями. Суставы, кости, мышцы — все работало до того слаженно и непрерывно, что возившиеся в дальнем конце зала, пузатые новички засмотрелись. Один, не выдержав, выдал:
— Глянь, как наш киборг месит!
— Типичный костолом, — пропыхтел второй.
Но Олег был сейчас очень далек от понимания этих восхищений. В голове полыхал образ ленты в руках гимнастки — непрерывные узелки скользящей в воздухе материи. Легкая лента стремительно обтекала невидимые преграды, уклонялась от опасностей и ни на мгновение не падала. Олег влил в этот образ всё своё сознание, растворился в нём без следа… И вот лента наткнулась на ту неправильность, которую никак не мог увидеть Олег. Лента словно испугалась кустарника, и, мгновенно обретя страх, не решилась проскользнуть в его колючих лапах. Олег на какой-то невообразимо краткий миг остановился… И лента его ката плавно обогнула куст.
Сэнсей прикрыл глаза, выдохнул и до хруста сжал заложенные за спину кулаки. На его лице никаких перемен не отразилось, хотя в душе царило отчаяние садовника, потерявшего в огне пожара дело всей жизни.
Уходя в промозглую ночь из спортзала, Олег каким-то шестым чувством безошибочно уловил, что сэнсей неотрывно смотрит ему в след с невыразимым сожалением…
Выйдя из лифта, Олег сразу же уловил ароматы, которые не смогла удержать даже стальная дверь. Состоятельная семья Олега могла себе позволить иметь и горничную и кухарку, но мать на кухню не пускала никого. Сказать, что она обожала стряпать — это не сказать ничего. На кухне она священнодействовала. Отец с сыном обожали наблюдать за таинством её готовки. Олег никому никогда не признавался, что порой, глядя, как мать манипулирует с кастрюлями, сковородами, шумовками и еще бог знает какими кухонными прибамбасами, испытывал чувство, что смотрит вовсе не на процесс приготовления пищи, а на гениальную музыкальную импровизацию.
Вот и сейчас, сбросив, не расстегивая, кроссовки, Олег прошлёпал по коридору к кухне. Мать, стоя у плиты в своём любимом цветастом переднике, помешивала булькающее рагу, а отец, с блаженством предвкушающего поживу кота, сидел и молча улыбался. Олег застыл в дверях. Он ощутил, что кухню наполнила не просто гармония добрых отношений. Это не было даже бесхитростным взаимопониманием людей. Он вдруг осознал, что наблюдает то, что издревле на Руси звалось “лад”. Олег улыбнулся, побарабанил пальчиками по дверному косяку:
— Привет, родители!
— Олежек, переодевайся. Сейчас на стол подам, — спокойный мамин голос мигом заполнил душу благостью.
Пока семья вкушала яства, на кухне по негласной традиции царила тишина. Ценность этого, в общем-то, нехитрого уклада, Олег понял совсем недавно. Раньше он и помыслить не мог, что можно получать удовольствие от поглощения пищи в безмолвии. Плеер с громадной музыкальной коллекцией был обязательным атрибутом хорошего приема пищи. Но в последнее время Олег начал сильно меняться, причем так, что в свои девятнадцать даже стал замечать это сам. Как-то незаметно сошло на нет и без того скупое общение со сверстниками, чувство юмора полностью вывернулось на изнанку — если раньше он обожал анекдоты, запоем читал хохмачные и прикольные каменты на юморных сайтах, то теперь он молча отмечал, что это смешно или глупо.
Любые происходящие с сыном перемены сразу же с беспокойством замечались родителями. А для беспокойства причины были. И были они весьма серьёзны. Будучи второклассником Олег попал под машину. Он долго был в коме. Выздоровление шло очень трудно, а страшнейшие головные боли превращали существование в кромешный ад. Выход врачи видели только в постоянном приеме наркотиков, что означало медленное самоубийство. Отец тратил все сбережения и напрягал связи, чтобы найти какой-то иной выход. Но все усилия родителей были тщетными. Пока однажды им не позвонил совершенно неизвестный доцент медвуза и предложил попробовать новый метод лечения.
Бесконечное отчаяние толкнуло родителей согласиться на опыт полусумасшедшего врача. Их не остановили ни уговоры знакомых, ни молчаливое качание головами серьёзных, но неспособных помочь адептов классической медицины. И вот Олега подключили к неведомому аппарату, очкастый доцент смазал маслом темные кудри Олега, понавешал несколько десятков клемм и аппарат зажужжал. Что в тот момент с Олегом происходило, он забыл начисто. Но это уже никого не волновало. Ибо страшные головные боли практически полностью отступили, а если и случались с ним редкие приступы, то Олег безо всяких таблеток с ними очень быстро справлялся. Отец на радостях хотел отблагодарить спасителя, но загадочный доцент со непонятной установкой бесследно исчез.
Время шло, постепенно изгладились ужасы коматозного периода, отец опять углубился в бизнес, мать занялась организацией кулинарных курсов, Олег без особого напряжения наверстывал пропущенный школьный материал. Всё шло своим чередом. Мальчик рос. Веселый взгляд изумрудно-зеленых глаз не давал покоя быстро взрослеющим одноклассницам, спокойный голос крепчал, наполненный грамотной, не по молодежной моде, речью. Движения были всё также наполнены врожденной пластикой, а тренер по каратэ его просто боготворил. Олег при своем изящно-хрупком телосложении и невысоком росте, был очень силён — разбивание спортивных мишеней было для него делом привычным и любимым.
Но всё же за последние годы Олег стал иным. Началось всё с того, что он начал видеть свою боль. Ощущать её не только, болевыми центрами, но и визуально, а потом подключились и остальные органы чувств. Отсекая боль, Олег постепенно начал ощущать себя в своем собственном пространстве. И боль там тоже выглядела вполне реально. Иногда это была старая гниющая лодка, что принесло волной к берегу, воплощающему идиллию в чистом виде. И тогда тот Олег, что сидел внутри этого мира, брал в руки лом, шёл к берегу и разбивал эту смердящую посудину вдребезги. Иногда боль оказывалась ядовитым туманом, что окутывает его любимый виноградник. И тогда Олегу приходилось организовывать шторм, чтобы разметать едкую пелену. Постепенно он научился видеть и ощущать и другие чувства. Радость — почти всегда являлась огромным переливающимся солнцем, на которое невыразимо приятно смотреть, грусть — являлась ему ватной тишиной, удивление — всегда проявлялось по-разному, как и причины для его появления… Но это были лишь “цветочки”.
По прошествии некоторого времени Олег стал обнаруживать в своём мире непонятные объекты. Он далеко не сразу понял, что это были его, обретшие воплощение, мысли. С этого времени жизнь кардинально сменила ритм, разделилась надвое. В первой он жил как все — учился, тренировался, читал и смотрел кино. Но вторая часть жизни была сущим волшебством. Ибо в ней он уходил в свой мир, в мир фантазий, ставшими практически явью. Но явью лишь для него.
Обычно, в моменты погружения в себя он застывал на месте, закрыв газа или вперив немигающий и невидящий взгляд в пространство. Эти моменты, когда Олег практически окаменевал, приводили мать в ужас. Для него самого это было забавой, о которой, он был уверен, не знал никто кроме родителей. Но он жестоко ошибался. Это видел и сэнсей, это не укрылось и от остальных учеников. И хоть они мало, что понимали, но твёрдо были уверены, что “крыша” Олега съехала, и съехала основательно. Даже в школе случилось несколько эпизодов, которые Олег легкомысленно отмел, как наверняка никому не запомнившиеся. А зря. Старая преподавательница математики еще не встречала на своём веку ученика, который заснул на уроке с открытыми глазами…
Едва переступив порог своей комнаты, Олег обнаружил новый предмет обстановки. Он лежал на столе. Черный, гладкий, и неимоверно дорогой. Олег взял в руки шлем для подключения к пси-сети. Надо же, он и подумать не мог, что кто-то знал, как он мечтал о выходе в пси-сеть. Малообщительность сыграла злую шутку — родители знали об увлечениях молодежи больше собственного сына. Под шлемом лежал пакет документов. Пробежав глазами по листкам, Олег понял, что родители предусмотрительно озаботились даже нелимитированным доступом к пси-сети.
***
Проведя в пси-сети несколько дней, Олег совершенно позабыл, как бродить по всемирной паутине, глядя на экран монитора. Отныне перед ним не всплывали окна и сообщения, пугая своей вечно прямоугольной формой. Двухмерность восприятия информации навсегда осталась в прошлом. Олег упивался полетами в кибер-пространстве, и пусть это были лишь визуальные впечатления, но мозг, этот великий фантазёр, достраивал самостоятельно недостающие впечатления. Порой, участвуя в отчаянном воздушном сражении, Олегу казалось, что дым горящего двигателя в действительности ест глаза, и даже явственно ощущается запах кожи грубых лётчиских перчаток. Олега захлестнуло чувство ненасытности виртуальностью. Он ежедневно просматривал списки новых порталов пси-сети. И если раньше, в бытность старичка Интернета, он выбрал себе десяток сайтов для ежедневного посещения, то теперь он не мог остановиться. Его душа, до сих пор не требовавшая эмоциональных всплесков, как будто сорвалась с цепи. Олега интересовало буквально всё. Даже скучные трехмерные представления топографических данных не отпускали его целый день. Он с интересом смотрел как работают дизайнеры, наполнявшие огромный объем пространства макетами объектов живой природы. Олегу почудилось, что он созерцает таинство творения мира. Мгновенный рост вековых деревьев, захват травами огромных пространств и падение на них клякс болот, очищение зеркал озёр и покрытие снежными шапками верхушек гор. А переключение работы на отрисовку погодных эффектов в атмосфере стало для Олега настоящим прорывом в неведомый мир визуального наслаждения.
Олег никогда ранее не засиживался за компьютером за полночь. Он был далёк от повальных увлечений сверстников. Отец, иной раз до утра просиживая в онлайновых бродилках, в тайне страшно беспокоился за сына, не отводившего интернету никакого особенного места в жизни. Олег читал интересующие его новости, проверял почту, бегло просматривал фильм и спокойно гасил комп. Теперь же всё изменилось. Олег ночи напролёт не снимал шлем. Под утро красные воспалённые глаза сияли еще не переваренными эмоциями. Ледяного спокойствия в них оставалось всё меньше. Мать не могла нарадоваться такой перемене. Хотя бы в чем-то её сын становился как все.
Ранее не интересовавшие игры захватили всё его внимание, и несколько десятков часов были потрачены, так же как и сотни часов его ровесниками. За несколько недель истомив психику ночными бдениями, Олег пресытился впечатлениями и переместился из области игр и дизайнерских изысканий в сферу цифрового искусства. Но творения художников пси-сети наскучили еще быстрее. Олег в искусстве обожал реализм и законченность форм, а таких творцов было пока мало — первыми сеть заселили модернисты. К его огорчению, новые порталы в пси-сети появлялись медленно. Олег еще не отдавал себе отчета, что новая сеть развивается стремительно, просто привычное отрешенное отношение к миру уже просочилось и в эту часть его жизни.
В один из вечеров, безуспешно перебирая порталы, Олег решился заглянуть даже туда, куда бы в жизни не пошёл — виртуальные магазины. Как водится, порталами в пси-сети обзавелись в первую очередь дорогие бутики, от посещения которых его воротило. Но взгляд случайно зацепился за название “Билет в завтра”. Пробежав по краткой информации, Олег решил посетить место, где, как говорилось в рекламе, можно было лицезреть воплощение мечты человечества о роботизированном быте.
Виртуальный портал магазина был выполнен в довольно распространенном решении — копия интерьера реального магазина скрывала множество совершенно нереальных объектов, раскрывающих всевозможные стороны предлагаемых товаров. Но если ранее Олег, открыв пару-тройку неказистых изюминок, преспокойно шёл дальше, то в этот раз поразился количеству и разнообразию заковыристых приколов. Само помещение было очень странной формы — от огромного центрального торгового зала, как ветви спиральной галактики, расходились витрины и павильоны, переполненные на первый взгляд совершенно бессистемно разбросанным мусором. Олег посмотрел на восседавшего в шаге от него огромного орла. Тут же перед глазами появился информация, что это ни что иное, как кондиционер. Смахнув инструкцию, Олег шагнул к птице. Орел гордо и совершенно естественно повернул голову, осмотрел вошедшего, и внезапно раскинул крылья небывалых размеров. Олег и пикнуть не успел, как был схвачен мощными лапами и взмыл к потолку. Но никакого потолка на их пути уже не было. Они пронеслись сквозь бесплотную преграду и через несколько секунд приземлились на краю заснеженного утёса. Пред ними простирался бесконечный зимний пейзаж — прямо под скалой начинался заснеженный лес, тянувшийся до подножия ближайших гор. Снег песцовыми шубами лежал на еловых лапах, восходящее солнце играло на мириадах бриллиантовых граней снежинок, утреннее небо резало глаза голубизной.
Даже искушенный в виртуальных приключениях, Олег далеко не сразу пришел в себя от увиденного. На несколько секунд ему действительно почудилось, что в лёгкие закачивается прозрачно-льдистый воздух зимы. Опомнившись, он негромко выругался, моргнул и снова оказался в магазине. Громадная птица потеряла к нему интерес и, нахохлившись, отвернулась. Олег продолжил исследование магазина. Собрав весь свой скепсис, постарался ничему не удивляться. Но это оказалось нелегко. Дизайнеры тут ели хлеб не за даром, их фантазии творили такие выверты, что привыкнуть к ним был невозможно. Олег подошел к небольшой стойке с одной единственной кнопкой. Информация выдала всего одно слово “Освежитель”. Хмыкнув, Олег приготовился по нажатию провалиться в бассейн. Но не тут-то было! Никуда он не провалился. Вообще ничего не произошло. Олег еще несколько раз раздраженно потыкал кнопку. Никакой реакции. Плюнув, он уже сделал шаг в сторону, как скрипнув, открылась соседняя дверь. И вышел розовощекий широко улыбающийся парень. Он был бос. Из одежды на нем был только джинсовый комбинезон, из огромного бокового кармана которого торчали садовые ножницы. От этого садовника прямо веяло селом, летом, солнцем… Из под растрепанных соломенного цвета кудрей озорно смотрели васильковые глаза. Парень подмигнул, достал из-за спины садовый шланг и окатил Олега с ног до головы. Олег хоть и не почувствовал себя промокшим, но был совершенно обескуражен произошедшим. А шутник-садовник залился таким радостным и заразительным смехом, что не поддаться его настроению было невозможно. Олег хрюкнул и тоже совершенно беззаботно поржал несколько секунд. А курчавый садовник щелкнул пальцами и растворился в воздухе. Появившаяся вслед информация пояснила, что была проведена демонстрация освежителя настроения…
Олег бродил по магазину, раз от разу всё сильнее удивляясь неисчерпаемости фантазии устроителей. Но тут внимание привлек робот — огромная человекоподобная железяка. Был он огромен, угловат и очень походил на своих собратьев, что отец рисовал Олегу в детстве. Огромное угловатое туловище, размером с хороший двустворчатый шкаф, стояло на коротеньких, но очень толстых ногах-подставках. Непропорционально длинные руки имели по два локтевых сустава и были густо обмотаны проводами. Кисти имели всего по три пальца. Голова, если её можно так назвать, выглядела каким-то гибридом древнего механического будильника и кухонного комбайна. Олег сперва не понял какое отношение этот, вылезший из фантазий вековой давности, монстр имеет к технике завтрашнего дня. Но ознакомившись с аннотацией, понял, что этот железный самоходный комод для хранения микросхем являет собой начало исторической экспозиции развития робототехники. Огромный кондовый гигант чем-то заинтересовал Олега.
Несколько раз осмотрев предка современных роботов, Олег решил поуправлять им. И тут же оказался зажат в какое-то жутко неудобное и страшно узкое место — настоящий стальной мешок с кошмарной ядовито-зелёной подсветкой. Перед глазами висел окуляр перископа, точь-в-точь как в старинных подводных лодках. Посмотрев в него, Олег понял, что находится в недрах стального гиганта. Ему стало забавно от возможности оживить монстра. Руки монстра двигались на удивление точно и изящно. Чего нельзя было сказать о ногах. Ноги не двигались совсем. После нескольких неудачных попыток, получилось продвинуться полметра. Но не шагнув, а проехав. В стопах робота были установлены гусеничные шасси. Давно мечтая покататься на собственном броневике, Олег долго катался по виртуальному магазину. Когда же ему надоело, то перед выходом информатор предупредил, что можно взглянуть на мир через окуляры реального робота, установленного в реальном павильоне магазина. Олег был не прочь. Поворочать могучим стальным телом в реальном мире — вот чего очень хотелось. Увы, но Олега постигло жестокое разочарование. Из управления было доступно только зрение и повороты головы. Прокрутив перед собой панораму пустого ночного павильона, пощелкав переключением типов зрения (а кроме обычного были доступны инфракрасное и ультразвуковая акустика), Олег вынужден был признать факт, что робот не может быть не заблокирован, как и всё, что имеет какое либо отношение к реальным объектам в магазине.
Олег уже собирался покидать портал этой волшебной лавки, когда ощутил, что в магазине что-то изменилось. И он задержался. Виртуальный интерьер ничего не отображал. Но Олег мог поклясться, что каким-то шестым чувством уловил перемену. Он вихрем пронёсся по магазину. Ничего. И тут он опять наткнулся на громадину робота. На миг остолбенев от еще не сформулированной догадки, Олег ринулся к пульту управления реальным роботом. О! Чутье его не подвело! Реальный магазин был освещен. Олег не стал утруждать себя мыслью, что происходит в действительности. Налёт воров, технический осмотр, переучет товаров или сотня других причин. Это его не касалось, он хотел поуправлять гигантом в реальным мире. Появившаяся вдруг уверенность говорила, что почему-то блокировка с робота снята. Олег от волнения покрылся испариной и непроизвольно вытер лоб тыльной стороной правой ладони. И робот сделал то же самое! Восторгу молодого человека не было пределов. Но он быстро взял себя в руки — ведь еще несколько минут и его лишат контроля над роботом. Увы, но информацию об окружающем мире робота Олег получал только от видеокамер. Железный монстр почему-то не был оборудован даже микрофоном. Олег благоразумно не стал включать гусеничную тягу, а решил тихонько подвигать манипуляторами в близлежащем пространстве. Движения рук реального робота были весьма далеки от плавности. И точностью движений тоже похвастаться не могли. Трехпалый манипулятор никак не мог нормально схватить декоративный канат ограждения.
Но тут Олег начисто забыл обо всех упражнениях своего подопечного потому, что в поле зрения возникли трое представителей рода хомо сапиенса. Первой в зал влетела девушка. Она опрокинула какие-то статуэтки, споткнулась. Встать ей не дали. Вбежавшие следом парни начали её избивать. Несчастная сжалась в клубок, пытаясь хоть как-то защититься. Олег смотрел на это и не чувствовал реальности. Всё было как в записи скрытой камерой. И только блеснувшее лезвие ножа привело его в чувство. Одним могучим ударом он опрокинул на них витрину. Не дав времени на выкарабкивание из-под обломков, подкатил поближе к месту разборки. Глянув на рожи парней, Олег ощутил дикий прилив омерзения. Ни в коем случае нельзя давать им выбраться! Решение нашлось само — он наехал правой ногой на кисть руки одного и со всей силы опустил манипулятор на второго. Откуда-то из глубины неожиданно появились кровожадные мысли: “Жаль, попал не по голове, но плечико тебе я повредил. Да, ключичка-то сто процентов сломана!”
Помочь девчушке было уже делом плёвым. Робот хоть и сооружен был для экспозиции, а силушкой обладал немалой. Парой движений раскидав обломки витрины, вытащил дрожащее от ужаса создание. Она оказалась сущим ребёнком. Что-то кричала, по щекам текли слёзы, она показывала то вглубь магазина, то в сторону стеклянной витрины. Олег наконец-то догадался, что видимо ей хочется выбраться. Разбить уличную витрину не составило никакого труда. На улице была кромешная темень. Олег запоздало переключил зрение в инфракрасный диапазон, но спасенная им девчонка уже растворилась в лабиринте улиц.
Год 2020-й
Проливной дождь не переставал вторые сутки, и уже четвертые Майя ничего не ела. Обессиленная она забилась в самую глубь тепловой камеры и зарылась в вонючую груду тряпья. Её трясло от голода и простуды. Белёк с Горбатым ушли вчера вечером за едой и до сих пор не возвращались. Майка зарылась ещё глубже и беззвучно заплакала. В такие моменты она всегда вспоминала маму. Её слова, что на том свете будет легче, врезались в память навсегда. Майе очень хотелось, чтобы настало то самое “легче”. Но она столь часто видела смерть, что ужас от возможности умереть не давал перешагнуть эту грань и уйти от, пусть и кошмарного, но всё же существования. Вот и в этот раз она вытащила из тряпья осколок бутылки, и захлёбываясь слезами, попыталась воткнуть его в сонную артерию. Страх сковал её. Перед глазами встало лицо матери. Майя зажмурилась и совершенно явственно почувствовала, как мать тогда погладила её по голове. В последний раз. Как тихо сказала, что пойдет и узнает, что происходит. И как спустя всего несколько секунд её на куски разорвало пулеметной очередью. Майя захлебнулась рыданиями. Она рыдала, хотя и понимала в свои тринадцать, что слезами горю не поможешь. А у неё не горе, а сущий ад. От этой мысли она стиснула голову руками, желая раздавить её раз и навсегда. И от невозможности этого, уже не сдерживаясь, завыла в голос…
Сколько это продолжалось, она не помнила. Очнулась от того, что кто-то тыкался в её плечо. Она осторожно посмотрела. В убежище бродяг забрался щенок. Он весело тявкнул и облизал зарёванное грязное лицо. Майя с восторгом схватила этот живой комочек. Он ей показался сейчас самым настоящим воплощением счастья. Никогда она так не радовалась. Ни когда в детдом привезли большой торт по случаю приезда в гости больших шишек. Ни когда проходящий мимо попрошаек старик высыпал в её ладошку все свои деньги. Ни когда её освободили из плена террористов, захвативших школу. Да, тогда тоже было счастье. Но не такое. Майя еще не могла понять почему, но этот чистый, совершенно домашний щенок, показался ей каким-то знаком, что вот-вот всё наладится, лучиком солнца в мире черной тоски…
Тяжкий скрип отодвигаемого люка оборвал радужные мечты. Вниз спрыгнул Горбатый, а следом за ним совсем незнакомый парень. Вид у незнакомца был еще отвратительнее, чем у Горбатого. Он был коренаст, грязные кудри облепляли его изъеденное язвами лицо. Привыкшая за годы скитаний ко всякому Майя испытывала такое отвращение впервые.
— Это — Федян, — представил вошедшего Горбатый, — Он мне реально помог. Пока перекантуется с нами.
Новый знакомец ухмыльнулся, обнажив несколько обломков черных зубов, и обдав бедную Майю неописуемым смрадом,
— Её Майкой звать.
На этом знакомство закончилось.
— А где Белёк, — голос Майки дрожал, больше от страха услышать ответ, чем от голода и болезни.
— Замели нас. Белька повязали, — Горбатый сплюнул и начал раскладывать принесённые объедки. Майка вскрикнула и зарыдала. Выскочивший из-под нее щенок, весело тявкая, решил посмотреть на новое общество.
— Ух-ты! Какой пузан! — Федян заграбастал щенка. Широкая ладонь сжала шею, что несчастная псинка захрипела, — Отожранный гад!
— Сволочь! — от визга Майи все замерли. А здоровенный Федян аж рот открыл от такой наглости. Последующее же удивило его еще больше. Майя кинулась и начала осыпать мерзкого мучителя ударами своих кулачков, — Гнида! Гнида!
Майя очнулась в той же куче тряпья. Голова раскалывалась. Вся правая сторона лица заплыла. Федян изрядно приложил. Она осторожно осмотрелась. Парни наширялись и валялись у противоположной стены. Майя с ужасом начала озираться, но слабое шевеление под боком мгновенно вернуло ей душевное спокойствие. Сонный щенок тыркался в её руки. “Ты наверное голодный?” — и Майя начала шарить в поисках еды. Покормив пёсика и перекусив сама, Майя почувствовала себя лучше.
Они выбрались на воздух. Ночная прохлада обдала благодатной свежестью. Майя вскарабкалась на широченную трубу теплотрассы, набросила гнилой ватник и легла навзничь. Щенок свернулся калачиком у неё на животе. Майя гладила его непривычно чистый мех, слушала детское сопение и совершенно бездумно любовалась звёздным небом. В такие минуты она могла точно сказать, что была счастлива. Ибо совершенно забывала гнетущий ужас действительности и полное отсутствие будущего. Она смотрела на звёзды. Они были крупные и мелкие, могли светить ровно или мигать, порой их было не больше дюжины, а порой даже не приходило в голову, что их вообще можно пересчитать. Ночное небо было для маленькой бездомной девочки окном в другой мир — мир, где могут воплотиться любые мечты. Где не будет даже воспоминаний об отвратительной и грязной планетке по имени Земля. Вдох, казалось, наполнил лёгкие чистотой самих звёзд…
***
— Ты гонишь! — Федян сделал глубокую затяжку, — Такого не бывает. Я всякого повидал.
— А вот посмотришь сам. Главное, чтоб ты карточку смог спереть…
— Слышь, Горбатый, я те чё сказал? Я сказал, что карточку возьму не хуже твоего карманника. Я те это говорил? Или ты быкуешь и в недоверку пошел?
— Ну, что ты, что ты, Федян! Я просто беспокоюсь, чтобы всё было в ажуре. Мы раньше с Бельком работали. Он кошельки запросто тянул. Вот и жили тем. Майка посмотрит на мужика, и вот тебе пин-код. Белёк за клиентом шмырг, и карточку — тютю. Ну, а я, если чего, страхую его.
Федян недоверчиво посмотрел на Горбатого, смачно схаркнул. Процедил:
— Ну смотри, если завтра твоя чернявая сучка не скажет верный пин-код, ей хана.
***
На дело пошли на следующий вечер. Горбатый заранее имел на примете несколько уличных банкоматов. Выбрали находившийся напротив замороженной стройплощадки. Майя, Горбатый и Федян расположились в проёме окна второго этажа. Отсюда банкомат и всё вокруг него было как на ладони. Прохожих становилось всё меньше. И к банкомату они не стремились вовсе. Федян заметно нервничал и потому постоянно трепался и комментировал каждого прохожего:
— Ну, вот ты чё, сука, к банокомату не пошел, а? Вот гандон нищий!
— Федян, ты потише. Не хватало еще, чтобы нас тут заметили.
— Ладно, не ной, — но голос всё же убавил.
И тут к банкомату подошел парень, Майя прильнула к биноклю:
— Пин я прочла.
— И каков он? — Федян вскочил, но было поздно. Парень поднял руку и через две секунды уже сел в такси. Ярости Федяна не было пределов. Он орал и ругался последними словами. И тут же набросился на Майю, — Сука! Ты почему не сказала пин?
Но ударить не успел. Горбарый перехватил руку.
— Федян, ты человек нам новый. Откуда нам знать, что ты, свистнув карточку, сам не снимешь деньги?
Федян наклонился вплотную к Горбатому, сощурил глаза и совсем негромко сказал:
— Это верно. Мог бы так и сделать. Ну, а вдруг это сработает? Я не верю, что глядя на спину человека, можно понять, как он шурует по кнопкам пальцами. А если она вправду так может, то какого хера вы бомжуете? Это ж золотое дно!
Горбатый выдержал взгляд нависшей над ним громадины.
— Майка с нами только второй месяц. Случайно получилось узнать о её способностях. И это всего третий наш банкомат. На первых двух картах денег было — кот наплакал.
Парни, молча, буравили друг друга глазами. Неизвестно сколько бы это продолжалось, но Майя тихонько сказала: “Идёт!” и все мигом бросились к окну. Деньги снимала молодая женщина. Она долго рылась в большой сумке в поисках кошелька, потом видимо искала в нем карточку. Майя также спокойно сообщила, что код прочтен. Федян уже собирался рвануть, но женщина не отходила от банкомата.
— Вставляет вторую, — спокойно сообщила Майя, и Федян бегом бросился за жертвой.
***
Федян долго не возвращался. Горбытый посмотрел на дрожащую Майю, поерошил её вороные космы:
— Пошли. Видать замели и его. И они отправились отогреваться и отсыпаться. Но отоспаться не получилось. Спустя час, ввалился Федян. Он был вымазан в свежей грязи, в руках был готовый лопнуть пакет. От Федяна за километр разило водкой. Он с трудом сфокусировал взгляд на Майе. У неё задрожали коленки. Федян это мигом уловил, осклабился:
— Не дрожи. Пин-коды не забыла? Или как? — его голос заставил бедную Майку часто закивать и еще сильнее вжаться в бетонный угол, — Смари у меня!
— Ты где шлялся? — Горбатый хоть и был намного слабее, но в свои тридцать с гаком не собирался давать спуску молодому здоровяку, — Ты понимаешь, что она наверняка карточки заблокировала? Или ты надеешься, что она кражу не заметила? Хер ли ты не пришел сразу?
Федян перевел взгляд. Покачиваясь, подошел к Горбатому:
— Дядя, она уже никакие карточки не заблокирует, — он вынул из кармана узкий нож, — Чего дергаетесь? Обосрались? Ну, прирезал я её. Туда ей и дорога. Как и всем нам. А теперь давайте в вищичках пороемся.
Федян вывалил на пол содержимое пакета. Там было обычное содержимое сумки горожанки среднего достатка, изящный браслет-часы, пара золотых цепочек, серьги, тонкие колечки браслетов, шафрановая шаль заляпанная кровью… Майя взглянула на шаль, и её замутило. Она бросилась было на воздух, но была цепко схвачена.
— Куда это ты намылилась? Заложить собралась? А ну, сидеть и не рыпаться! — и Федян швырнул её к стене. У Майи поплыли перед глазами цветные круги. Зловоние рвотных масс было последним, что зафиксировало гаснущее сознание.
Когда она очнулась, виновато подошел Горбатый:
— Слушай, тут такую вещь нашли. Тётка-то оказывается в магазине “Билет в завтра” работала. Я слыхал об этом месте. Очень богатый магаз. И тётка та видать не последней продавщицей была. У неё вот и ключик от сигнализации. Федян говорит, что труп хорошо заныкал. Вряд ли её сегодня хватятся, но вот завтра уже наверняка. Потому надо и карточки почистить и магаз навестить…
***
Майя мчалась сквозь холод ночного города, не чуя ног. За какие-то мгновения она пропустила сквозь себя весь доступный спектр чувств — невероятное удивление, когда обращение к виртуальному плану магазина вызвало к жизни отключенную сигнализацию, и приступ смертельного ужаса, когда Федян бросился на неё с ножом, и радость удивительного спасения, когда стальная махина прибила гада одним ударом, и детский восторг, когда ожившая железяка поняла её лепет и выпустила на свободу.
Майя неслась как на крыльях. В голове царила какая-то радостная мишура. Мысли не могли даже толком сформироваться, лишь их тени, подкрашенные сплохами фейерверков детских эмоций метались в перевозбужденном сознании. И только Майкино сердце, никогда не ошибающееся сердце говорило, что теперь всё будет по-новому…
18 мая 2068 года
Феликс Николаевич печально переставлял ноги в сторону дома. До полуночи было еще далеко, и старый ученый не спешил. И дело было совсем не в том, что в голове собиралась родиться гениальная идея. Только не сегодня. Вдохновение, да и просто присутствие духа покинуло его в этот день. Не было дела и до любования окружающей красотой, хотя майская ночь выдалась удивительно живописной. На бархатной синеве небосвода с каждой минутой всё ярче проступали сверкающие бриллиантики млечного пути. Наконец-то установилась по-настоящему летняя погода и природа с каждым часом буквально насыщалась теплом. Ветер уже не нёс прохладу, а обдавал путника теплым напором и весело теребил шапку седых косматых волос. Подсветка пешеходной дорожки автоматически подстроилась под измученные глазные рецепторы путника — свет приятно освещал путь, периодически рисуя на пути то выпавший из букета модницы цветок, то лужицу столь прозрачной воды, что не встретишь в открытых водоёмах планеты.
При других обстоятельствах Феликс Николаевич наплевал бы на необходимость сна и лишних пару часиков побродил и, как он любил говаривать, “повдыхал всеми фибрами души красу природы”. Но в этот вечер окружающая гармония и умиротворение своим контрастом только раздражали и без того невыносимую боль души. Таких ударов Феликсу Николаевичу Зарубскому, профессору и доктору физико-математических наук испытывать еще не приходилось. Слёзы ярости и отчаяния то и дело пытались прорваться наружу. И когда бессильное бешенство уже почти подтолкнуло его к серии бессмысленных ударов кулаками ни в чем не повинного здания, он опомнился. Остановился, поднял лицо к небу, пару раз глубоко вздохнул и попытался отрешиться от боли. Это оказалось не так легко. Тогда пришел на помощь холодный разум. И Феликс Николаевич начал утомлять свой мозг вопросом, как произошло, что самый близкий человек, дружбу которого он принимал практически как дар свыше, которого считал идеальным… предал его.
Перед мысленным взором прошли годы учебы в университете, совместные попойки и гулянки, прошли годы совместной работы в НИИ, он непроизвольно улыбнулся от нахлынувшей теплоты воспоминаний. Феликс Николаевич вспомнил и трагическую аварию, когда друг держал его, истекающего кровью, как он уговаривал не отключаться… И вот… вот как-то незаметно начал появляться холод в их дружбе. Но как? Феликс Николаевич, превозмогая ноющую боль, силился вспомнить, что же могло послужить их разладу. Защита докторской… Он получает от друга обидную насмешку… Потом странная и какая-то предвзято-нагловатая критика статей. Что совсем не в духе друга. Надо было тогда сразу подойти, поговорить. Ведь ясно же, что друг за что-то обижен. Ясно… Это теперь ясно, а тогда это было лишь крайне неприятно. Феликс Николаевич списывал всё на болезненное честолюбие друга, и как-то даже не придавал никакого значения всплескам неприязни. О зависти не могло быть и речи, ведь друг был куда талантливее и успешнее. А потом в их жизни появилась Ольга. И всё стало ещё хуже. Феликс Николаевич остановился, сердце нещадно защемило, из глаз выкатились слёзы. “Господи! Уже седьмой десяток на исходе, а всё как мальчишка!” Это придало сил. Он украдкой оглянулся, не видел ли кто его постыдной слабости. Но улочка была пуста. Лишь на оставленной позади стоянки электротранспорта слышался нетрезвый треп молодежи. Феликс Николаевич подошел к своему дому. Опознав хозяина за несколько шагов, автомат разблокировал входную дверь и заранее осветил крыльцо.
Прохрустев по гравию и по привычке шаркнув ногами по несуществующему коврику, старый ученый со вздохом хотел начать подъём на крыльцо. Но что-то зацепило взгляд. Он остановился, посмотрел на декоративную урну. Всегда пустая, сейчас же она была полна ворохом мусора. “Это что ещё за фокусы?!” — Феликс Николаевич недовольно скривился. Но что-то в этом мусоре было не так, что-то приковывало его взгляд. Он по старой привычке прищурился, и встроенные чипы мигом увеличили картинку, прорисовали более контрастно, добавили цветов. Но этого уже не требовалось. Феликс Николаевич уже понял, на скомканном клочке бумаги стоит значок, который он знал очень хорошо и который не видел уже несколько десятилетий. На пожелтевшем листе был нарисован карикатурный математический предел, суть которого содержалась в вопросе — к чему стремится жизнь студента, когда оценка устремляется к неуду? Этот рисунок очень часто изображал Михаил — сначала его друг в институте, потом в аспирантуре, а потом и в НИИ, когда они были уже не Феликс и Миша, а Феликс Николаевич и Михаил Васильевич — профессора и доктора наук. Он наклонился, дрожащая рука взялась за грязный лист. Но лист так просто не хотел выскальзывать из миниатюрной мусорной кучи, а потянул за собой целый кулёк отвратительного месива. Старика передёрнуло. Он мгновенно обругал себя последними словами и уже хотел было отбросить эту мерзость, но цепкий взгляд тут же увидел, что мусор — лишь камуфляж, под которым кроется туго скрученная тетрадь. Да, да! Именно тетрадь! Феликс Николаевич с огромным удовольствием вспомнил слово из далёкого детства. Его сверстники были последним поколением, что пользовались в школе этим старинным носителем информации. Она была в точности такая же — плотная пачка листов из старинной целлюлозной бумаги в мелкую клетку, обложка из пластиковой клеёнки.
Уже не обращая внимания на прилипшую грязь, старик внес домой этот хоть и отвратительно пахнущий, но несомненно полный загадок предмет. Скрупулёзно очистив от грязи тетрадь, про себя отметив, что испачкана она была очень тщательно и явно нарочно, Феликс Николаевич раскрыл первую страницу. Знакомый округлый почерк, непонятно откуда взявшиеся старинные чернила. Но слова, слова! Они сбивали с ног.
“Друг Феликс! Прошу тебя, не сочти за труд прочесть всё, что тут изложено. Сейчас ты еще не можешь представить, насколько это послание важно. Я адресую его именно тебе, не только потому, что ты мой настоящий и единственный друг. А еще и потому, что ты в высшей степени порядочный человек, физик-талантище и незаурядный актёр. Эти три редчайших компонента соединились в тебе. Потому другого выбора у меня и быть не могло. Пожалуйста, еще раз прошу: дочитай до конца. Это самое важное письмо на свете Божиим, после скрижалей Моисеевых. Я очень хорошо понимаю твоё отношение ко мне. Увы, но все те гадости и подлости, которые ты терпел от меня, были спланированы заранее. Да, да! Именно так — спланированы мной заранее. Для чего это было нужно? А для того, что бы уверить всех, что мы стали врагами. Именно для этой цели я и устроил перевод Ольги в наш институт…” Феликс Николаевич ошалело сглотнул ком в горле, расстегнул ворот рубашки, и уже не спеша, продолжил чтение. “Видишь ли, друг Феликс, я очень детально изучил твой вкус и составил подобный психологический портрет и физический образ, который наиболее востребован твоим естеством. Прости меня еще раз, но всё было рассчитано заранее. И твоя страсть, и её уход ко мне. Если ты ещё не понял, то пишу тебе прямым текстом: мы с тобой уже давно под надзором. Раньше говорили — “под колпаком”. Иначе бы не стал я тебе посылать это письмо столь экзотическим способом. И если бы я просто инициировал охладевание нашей дружбы, то ты всё равно остался бы в большом подозрении. А так ты преисполнен ненависти ко мне. Так и должно быть. А теперь читай внимательно и запоминай каждое слово. О том, чтобы не сжигать эту тетрадь и речи быть не может! У тебя всего лишь одна эта ночь! Напрягись! Ты сразу поймёшь насколько всё важно. И не вздумай сейчас меня вызывать! Во-первых, ты поставишь под угрозу всё, над чем работал не только я, но многие, многие люди. Во-вторых, когда ты будешь это читать, я уже буду мёртв…”
Феликс Николаевич явственно ощутил, как земля начала уходить из-под ног. К счастью, старый табурет не дал ученому растянуться на полу.
Остаток ночи Феликс Николаевич провёл в чтении тетради. На втором часу он поймал себя на мысли, что находится в каком-то шаге от шизофрении. Одна личность кричала от восторга и осознания величия друга, другая рвалась на части пониманием, что потерян, навсегда потерян настоящий друг и гениальнейший ученый.
Утром Феликс Николаевич сжег тетрадь, выпил натощак полстакана водки и, кутаясь от зябкого ветра, наплевав на работу, направился гулять. Но прогулкой это было назвать нельзя. Ещё не дряхлый, но уверенно стареющий человек пытался растворить свою боль в тиши утра. Как нельзя кстати похолодало, покрытые изморозью листья напоминали ему ажурные ограды на кладбище. И слёзы время от времени скатывались по намечающимся морщинам.
***
19 мая 2068 года
Биржевые сводки в ближайшей перспективе не сулили ничего хорошего. И это сильно нервировало Аркадия Эдуардовича Канева — владельца корпорации “Ямал”. Он был далеко не молод, но очень крепок. Поначалу все деловые партнёры обманывались грубоватой внешностью профессионального борца, но никак не влиятельного бизнесмена, шестым чувством предугадывающего даже незначительные изменения денежных потоков.
В голове Канева выстраивались десятки графиков, таблицы цифр менялись с бешеной скоростью. Он понимал, в такие минуты нельзя расслабляться. Ни на мгновение! Но всё же, даже стимуляторы щедро вливаемые напрямую в клетки уже не могли сдерживать лавину усталости. Шли третьи сутки без сна. Аркадий Эдуардович понял, что вот сейчас и случится то, что обычно называют “конец” в различных вариантах от интеллигентного “вот и всё” до совершенно непечатных изречений парий. “А пошло оно!” — Аркадий Эдуардович оборвал контакт.
Откинувшись в кресле, которое сейчас же приняло новую форму, подстраиваясь под позу владельца, Аркадий Эдуардович прикрыл глаза. Стёкла кабинета изменили уровень прозрачности, и кабинет принял в себя мягкий синий полумрак. Синтезаторы воздуха бесшумно добавили в атмосферу кабинета особую подборку феромонов. А стены повысили звуконепроницаемость до предельного уровня. “Что это?” — глава корпорации удивился нахлынувшему состоянию. “Тишина! Надо же, оказывается, и тишина бывает разная”. Столь глубокомысленный вывод вполне мог бы рассмешить инфоузел, обеспечивающий условия существования главы в его персональных апартаментах. Но роботы не смеются на работе.
Окунувшись на несколько блаженных минут в царство покоя, господин Канев тем не менее не забыл, кто он. И мозг помимо желания владельца в фоновом режиме продолжал обрабатывать информацию. Поймав себя на этом, Аркадий Эдуардович горько усмехнулся, но глаза открывать не стал. “Странно, я раньше за собой не помнил таких выкрутасов.” На что давно знакомый юношеский голос спокойно сообщил: “Так ведь ты неделю назад прошел процедуру вживления имплантов нового поколения”. Этого было достаточно, чтобы Канев хлопнул себя по лбу и весело обругал себя матерными словами беспутной юности. Как он мог забыть! Хотя с перманентно ухудшающимся бардаком в финансовом мире ещё и не это забудешь. Миг, и волна радости схлынула, и Аркадий Эдуардович вернулся в седло погонщика делового мира. Даже в общении с внутренним голосом, босс оставался боссом: “Новые импланты функционируют в полном соответствии с заявленными характеристиками?” Цифровой инфоузел также по-юношески весело ответил: “На все 100 процентов. Радуйся!” Азарт мигом разорвал тугую пелену тумана усталости. Конечно! Как он мог не заметить, ведь почти все поступавшие сообщения, имевшие сиреневую окраску, то есть высший уровень шифрования, обрабатывались совершенно без задержек! “Ну, молодцы, ребятки! Надо бы вас отблагодарить, — и тут же отдал приказ, — Вызвать Пушкова!” Пушков отозвался без промедления:
— Доброго утра, Аркадий Эдуардович! Вижу, вы прошли модернизацию.
— Привет! Ты прав, уже неделя, как прошел. Представляешь, только сегодня об этом вспомнил. Совершенно ушла эта канитель с задержкой шифрования.
— Я рад. Теперь в сети вам будет намного комфортнее. И плюс — гораздо более высокий уровень защиты.
— Да, да. Денис мне говорил. Но я что-то сомневался. О! Кстати, как у него дела? А то парень что-то приуныл в последнее время.
— У Дениса Евгеньевича всё нормально. Но в НИИ произошло ЧП. Сегодня был обнаружен труп профессора Гончарова.
— Это того самого хмыря? Как это он так доигрался?
— Да, Аркадий Эдуардович. Произошел несчастный случай. Его убило электрическим током в домашней лаборатории.
— Несчастный? По отношению к таким кляузникам слово “несчастный” как-то не подходит. Но это точно случай? Ну, то есть, случайность?
— Абсолютно. Инфоузел был перепроверен. Так что всё чисто.
— Хм… Нда… Ну, теперь Дениске мешать никто не должен. Или у вас там еще дружок Гончарова затесался?
— Вы, наверное, о Зарубском? Они давно уже не друзья. Зарубский уже несколько лет с ним не разговаривал. Там и карьерная зависть, и амурные дела. Как раз вчера в институте был ученый совет, и Гончаров так опустил своего бывшего дружка, что всем стало искренне жаль беднягу. Он после со стыда напился до положения риз. Так что еще и не знает о смерти своего бывшего друга.
***
21 сентября 2068 года
Утро выдалось пасмурным. Канев сбросил затемнение окон на ноль и любовался осенней серостью, внезапно завершившей декаду бабьего лета. И хоть в спальне стояла привычная для хозяина жара, но вид уличного ненастья заставил невольно поёжиться. Прошлёпав босыми ногами по паркету спальни, Аркадий Эдуардович спустился в столовую. Сколько себя помнил, он всё всегда делал лишь так, как ему хочется. И никто не смел ему перечить. Вот и на склоне лет, став одним из богатейших людей планеты, он обожал ходить по своему дому босиком. Домом это место можно было назвать лишь условно. Простые смертные называли его Каневской пагодой, журналисты дворцом нового желтого императора, намекая на склонность магната ко всему восточному. В реальности личные апартаменты владельца богатейшей корпорации “Ямал” только внешне имели сходство с постройками древней Японии. Девять надземных этажей и шестнадцать подземных, разветвленная система коммуникаций, несколько независимых энергоузлов, четыре уровня особо защищенных помещений для выживания при катаклизмах любого уровня, которые хозяин по-старинке называл “бомбоубежищами”, несколько скрытых систем эвакуации, включая шахту с готовым в любую минуту к старту суборбитальным челноком. Об этих подробностях жилища миллиардера знали единицы. Аркадий Эдуардович обожал свой дом. Этот дом был только его. Здесь не устраивались приемы, сюда не ходили ни гости, ни “ночные бабочки”. Даже жена и наследники не были тут никогда. Канев с самого раннего детства хотел иметь дом, в который будет абсолютно исключен доступ посторонних. Все помещения полностью обслуживались автоматами, изолированными от внешнего мира и имевшими строго доинтеллектуальный уровень. С момента постройки, кроме хозяина, порог дома переступали всего несколько преданных людей. В мире, где всё продается и покупается, верность стоит неслыханно дорого. Канев это хорошо понимал. И очень четко чувствовал, кто на что способен и сколько может стоить. Именно эту врожденную способность он считал краеугольным камнем жизненного успеха.
Канев, не спеша, поднялся на шестой этаж. Излишняя поспешность и суматоха всегда вызывали у него отвращение. И хотя за последние годы впустую не было потрачено ни минуты, но всё же властитель дома был склонен к неторопливому и организованному ведению дел.
Зал медитации встретил тишиной ожидания. В какие бы комнаты и залы Канев не входил, никогда и нигде более не возникало ощущения распахнутых в ожидании дверей. Однажды он даже поручил спецам перетряхнуть весь инфоузел зала, чтобы уяснить природу загадочной подстройки под его эмоциональный фон. Но все проверки подтвердили, что система имеет примитивнейший мыслительный аппарат, ориентированный на исполнение строго определенных команд, и уж точно ни о каком воздействии на эмоциональном уровне нет и речи. Узнав это, Аркадий Эдуардович усмехнулся, и про себя окрестил это место “спальней души”. Захватив огромных размеров одеяло из лисьего меха, разместился в ложе, которое заранее приобрело форму и свойства старого садового плетёного кресла-качалки. Мысленно отдав приказы, Канев ощутил невероятно скоротечное наступление зимы. В зале холодало, экраны стен превратились в зимний лес. Из системы моделирования климата порывами ревела напоённая холодом и снегом настоящая февральская метель. Иной раз Канева, укутавшегося в меха, обдавало снежным залпом. Этот зимний лес, он очень любил. Погодная модель составлялась им лично в течение длительного времени. Несколько месяцев Канев подбирал ароматы снежного ветра. И хотя ни один человек не учует в зимнем ветре запах опавшей листвы и лесных трав, но Аркадий Эдуардович упорно подбирал комбинации из сотен возможных компонентов. И вот теперь наслаждался. Получить такую порцию ощущений в виртуальности было несравненно проще. Но Канев считал, что воспринимать нужно не только мозгом, но и телом. Потому, рациональный и рачительный хозяин, с легкостью отдал за создание уникального зала несколько миллионов евро.
В зимнем лесу наступало утро. Солнце заиграло на заснеженных елях, будто одетых в песцовые шубы. Небо с каждой минутой светлело, пока не стало до рези в глазах ярко-голубым. То там, то здесь мороз выжимал из древесных стволов треск. Канев кутался в шелковистый мех, жмурился от проецируемых солнечных лучей, ворочался в идеальном кресле, бурча как сытый медведь.
Полчаса сна в идиллической обстановке под завязку наполнили Канева энергией. И вот теперь он ждал в гости одного из тех, кого он одарил высочайшим уровнем доверия — допуском в собственный дом.
Пушков прибыл секунда в секунду.
***
После часового обсуждения текущих проблем Канев шумно выдохнул, поднял указательный палец правой руки и сделал секундную паузу. Пушков за долгие годы общения с шефом понял — настало время для последнего вопроса и завершения беседы. Службист знал, о чем спросит шеф, и готовился загодя. Но порадовать решением проблемы не мог.
— Валя, объясни мне, куда девался плазмокристал?
— Аркадий Эдуардович, мне страшно в этом признаться, но поиски кристалла результатов не дали.
— Что? — Канев резко повысил тон, давая понять, что задеты уже личные интересы, — Больше года кормили меня завтраками, а теперь расписываетесь в собственном бессилии?!
— Аркадий Эдуардович, — голос Пушкова стал тише, но твёрдости не утратил, — Я понимаю, что стоимость…
— Стоимость?! Да ты понимаешь, что каждый из шести кристаллов обошелся мне, лично мне, в десятки миллионов евро! У вас, из вашего чертова бункера, где система защиты еще дороже, крадут как на базаре кошелек! У вас охранная система по параноидальности слежки переплюнула все возможные уровни! — Канев выплеснул первую волну гнева, пару раз резко и глубоко вдохнул, словно готовясь в новому раунду, — И ты теперь мне заявляешь, что поиски результатов не дали. Да у вас и никаких поисков быть не должно! Ни у кого… Ты меня хорошо слышишь? Ни у кого вообще не должно быть возможности украсть что-либо на столь защищенном объекте! А у вас сперли ключевой элемент работы!
Пушков слушал слова шефа с каменным выражением лица. Они не трогали его. Не трогали потому, что он их задавал и себе и подчинённым не одну сотню раз. Когда обнаружилась пропажа плазмокристалла, имеющий несколько десятков линий защиты Научно-исследовательский институт информационных сред превратился в глухо замурованный склеп, из которого не было выхода никому. Три недели сотрудники всех уровней не покидали рабочих помещений. В институте практически все направления деятельности были строго засекречены до такой степени, что сотрудники в большинстве случаев понятия не имели, чем заняты соседние лаборатории. Более того, даже мало кто из сотрудников представлял реальные масштабы помещений этого заведения. И объявление глухого карантина при каких-либо ЧП было делом привычным. Но никогда такие акции не длились более двух суток. В этот же раз всё оказалось гораздо серьёзнее. Инфоузел был мгновенно изолирован. Спецы просмотрели все записи, изменения состояния узла, все возможные сетевые контакты, просеяли данные от огромного количества датчиков. Безопасники и спецы, имеющие соответствующий допуск вкалывали, не покладая рук. Рядовые сотрудники жили в лабораториях и могли только гадать, что думают их родные дома. Сухой паёк и теоретическая работа — вот и весь выбор для изолированных ученых, лишенных даже примитивных вычислительных мощностей. Три недели институт представлял собой карцер. Три недели попыток хоть что-то вытрясти из инфоузла. За эти три недели Валентин Иванович Пушков, руководитель службы безопасности Канева и куратор ключевых проектов шефа, спал не более суток. Его подчиненные тоже валились с ног. Но мысли, плюнуть и лечь спать, не возникло ни у кого. Неповиновение начальству у безопасников каралось так называемым “местным трибуналом” — командир мог застрелить бунтаря безо всякой ответственности. Сертификат права позволял в случае ЧП и не такое творить с подчиненными.
И всё же, несмотря на нечеловеческие усилия, кража осталась нераскрытой. Единственное, что спецы смогли достоверно установить, кто-то очень хитро дезориентировал инфоузел, который по непонятной причине не только не поднял тревогу, но и уничтожил практически всю информацию, которая могла навести на след. И всё же кое-какие зацепки, более напоминавшие догадки, были. И указывали они, что злоумышленник действовал снаружи, и что плазмокристалл действительно покинул стены института. В последнем утверждении никто не сомневался. А вот первое очень не нравилось Пушкову. Ясно было, что для реализации такой аферы в НИИ должен быть как минимум один сообщник, а скорее целая банда. Когда были перепробованы все мыслимые методы, Пушков распорядился провести углубленное ментосканирование сотрудников. Процедуру прошли все, кроме академика Гончарова. Учёный с мировым именем и лауреат Нобелевской премии не мог пройти обследование вовсе не из-за уважения перед его заслугами. Ментосканирование его мозга было затруднено стремительно развившейся раковой опухолью. Увы, но отец поколения плазматов, основатель теории информационного внутриклеточного баланса, умирал от болезни, которую его создания решить были не в силах. Сверхмалые роботы пока не могли бороться с раковыми клетками в головном мозге без разрушительных последствий, хотя в других частях тела они побеждали врага с лёгкостью.
И вот смертельно больной ученый фактически изобличен в похищении века. Но прямых улик не было. Пушков тут же загнал в авральный режим несколько НИИ, отвечавших за разработку аппаратуры ментосканирования. По заверениям инженеров, доработка ментоскопа для преодоления барьера раковых клеток могла занять не менее полугода. И вот этот срок истекал. За все полгода с Гончарова не спускали глаз. Весь дом его был под неусыпным контролем, все люди, которые попадали хотя бы просто в поле его зрения на пеших прогулках перепроверялись по нескольку раз. И вот аппарат готов, и должен быть доставлен для ментосканирования академика. Но накануне этого Гончаров погибает по глупой случайности в домашней лаборатории. В то, что это случайность, Пушков не верил ни секунды. Но доверенные специалисты, производившие выемку данных из домашнего инфоузла, категорично на этом настаивали.
— Аркадий Эдуардович, — Пушков говорил со спокойствием будды, которому нет разницы — жить или умереть, — О ходе расследования я вам докладывал регулярно без малейших задержек и в полном объёме. И сейчас могу сказать только то, что я на сто процентов уверен — Гончаров был к этому причастен. А вытрясти из него информацию без веских доказательств было невозможно. Всё-таки он Нобелевский лауреат. О судьбе плазмокристалла пока ничего не известно. И это говорит о том, что, скорее всего, он был выкраден не для продажи. Я более чем уверен, что он был нужен самому Гончарову для личных исследований. Хотя, как показало следствие, никаких серьёзных работ, требующих вычислительных кристаллов такого уровня он не вёл. Вероятнее всего, у него были какие-то планы, которые он не желал предавать огласке. Так или иначе, чёрный рынок плазмокристаллов мониторится постоянно. Но я опять же, на сто процентов уверен, что это ничего не даст. Плазмокристалл был спрятан Гончаровым. Только он мог задурить инфоузел НИИ. Теоретически мог. Хотя никому из спецов и близко не удалось предположить, как именно.
— И каково твоё предложение? — произнёс Канев с невероятным нажимом.
— Оставить всё как есть.
— Как? — Канев аж опешил от такой непривычной наглости службиста, — Что значит “оставить как есть”? Ты в уме ли?
— Так как все усилия успехов не принесли, то единственное, что остается — ждать, когда кристалл всплывёт. Иного предложения у меня нет, — Пушков четким, как автомат, жестом придвинул шефу пачку документов, встал и застыл по стойке “смирно”, давая понять, что он солдат и волен принять любой приказ командира. Даже застрелиться.
Ничего такого Канев не мог и предполагать. Конечно, он понимал, что кража таких вещей делается с серьёзной подготовкой. И найти вещь будет нелегко. Но не мог и предположить, что Пушков не сможет сделать ничего реального. Видимо, ситуация в действительности выглядела вовсе не так, как он представлял. И вовсе не потраченной колоссальной суммы было жалко. Такой кристалл мог принести куда больше проблем, окажись он в руках конкурентов. Или того хуже… Мысли Канева приобрели новое направление. Он встал, подошел ко окну. С трудом пробивающее облака солнце не могло разогнать серость дня. И мысли тут же наполнились дурными предчувствиями.
— Что по вопросу наличия разума у сущностей в пси-сети?
— У меня результаты нашего НИИ и независимой экспертизы швейцарцев…
— Не томи! — не оборачиваясь рыкнул шеф, — Одним словом!
— Они разумны.
“Вот и пришло то самое “или хуже” — пронеслось в голове Аркадия Эдуардовича Канева.
Год 2020-й
Свой второй рабочий понедельник Леонид встретил с совершенно непонятным ощущением привычности. Оно не отпускало всё утро. Ни когда он проснулся в недавно снятой комнатухе, пусть прохладной и совершенно не уютной, но отчетливо своей. Ни когда думал о работе, как будто ходил туда из года в год, а не только пять последних дней. Ни когда ноги сами завернули в доселе неизвестную булочную. Леонид расплатился за кефир и батон и, уже выйдя, сообразил, что поздоровался с толстощекой кассиршей, как со старой знакомой. Для вечно стесняющегося сельского паренька, всего несколько дней прожившего в столице, такое было удивительно.
Обходя лужи, прихватываемые первыми заморозками, Леонид перебирал в памяти события последних дней. Дембель. Прощание с ротным. Возвращение домой. Ужасное известие о замужестве Вики. Совершенно безумное, ничем не объяснимое решение ехать в Москву. И вот он в первопрестольной. Тёткин деверь держал за МКАД авторемонтную мастерскую и взял парня к себе. Леонида знал давно, и знал как парня серьёзного, с хорошими работящими руками.
И вот Леонида встречают уже не как новичка. Его хлопают по спине, просят одолжить пятихатку до завтра, хорошо, хоть не говорят при этом “как всегда” или “я ж тебя всегда выручаю”, спрашивают про выходные… И всё выходило как-то гладко, что даже такой, неискушённый в розыгрышах, человек как Леонид подумал, что родственник точно что-то затеял. Но зачем? Ответ не находился. Вариант с альтруистичным порывом поддержать далёкую родню отпадал сразу. Тёткин деверь был человек сугубо практичный и очень прижимистый. И на работу брал только тех, от кого ожидал действительно ощутимой отдачи. Но через несколько минут все эти мысли вылетели у Леонида из головы. Началась работа в авральном режиме. Клиенты повалили толпами.
В родном селе, еще будучи сопливым мальчишкой, Леонид считался классным механиком. И это было нормально. Чтобы разбираться с техникой прошлого века достаточно было минимальных знаний и зачатков технического склада ума, плюс любознательность и трудолюбие. Опыт же накапливался самостоятельно. Придя первый раз в столичную мастерскую, Леонид оробел, ибо работать пришлось с совершенно неизвестной техникой. И пришлось учиться. Учиться прямо по ходу работы. Леонид никогда дураком себя не считал, потому сразу понял, что вряд ли потянет. Но странная уверенность начальника плюс внезапно проявившаяся крестьянская упрямость сотворили невиданное. Леонид схватывал не просто на лету, а можно сказать, что схватывал и то, что еще не было брошено. Двигатели, коробки передач, ходовые части и электрооборудование — всё словно само тянулось к нему. Дошло до того, что перед выходными он, не думая, отрегулировал, казалось бы, исправный кондиционер.
К вечеру поток клиентов начал иссякать. Механики тоже сбавили темп. Чаще и продолжительнее стали перекуры. Кое-кто даже осмелился отпроситься домой пораньше. И когда до заступления вечерней смены оставалось меньше часа, у Лёниного напарника зазвонил телефон и обрушил радостную весть — жена родила двойню. О продолжении работы не могло быть и речи. Переполненный счастьем новоиспеченный папаша кинулся в роддом. И тут же хозяину позвонил какой-то важный знакомец и срочно потребовал к себе мастера. И оказалось, что до прихода вечерней смены Леонид остался один. Наступление сумерек он встретил у стенда регулировки развал-схождения.
И тут в мастерскую зарулил огромный внедорожник. Он сверкал черным лаком и хромированным обвесом, всем видом требуя к себе особого отношения. Леонид вытер руки, и подошел к потенциально платёжеспособному клиенту. А тот не спешил выбираться из салона. Из приоткрывшейся дверцы было отчетливо слышны полные недовольства фразы, бросаемые в мобильник. Наконец, клиент окончил разговор и выбрался из своего передвижного демонстратора роскоши. Просторная куртка дорогой кожи и явно брэндовой выделки не только показывала достаток хозяина, но и выгодно подчёркивала литую мускулатуру. Молодой холёный крепыш не стал утруждать себя формально вежливым приветствием.
— Так, короче, мне вот чё нужно, — и тут самоуверенный клиент расплылся в счастливой улыбке, — Ба! Лёнька! Вот так встреча! Здорова, дружбан!
— Колька? Это ты что ли? — глаза Леонида округлились от удивления, — Ну ты даёшь! Ничего себе, как ты крут!
— А то! — Николая аж распирало то гордости, — Вот, гляди, как мы нонче!
Леонид скорчил одобрительную гримасу. Они ударили по руками и по старой солдатской привычке обнялись чуть ли не до хруста костей.
— А я тебя часто вспоминаю, — с Николая моментально слетел напускной понт и оскал хозяина жизни. Воспоминания армейских передряг проявили на лице обычные человеческие черты, — Лёнька, чертяка ты этакий! Я ж ещё после госпиталя хотел тебя найти. И тут вот здрасьте-пожалуйста! Блин, да что я говорю! Я ж отблагодарить тебя хотел. Ты ж нас тогда всех спас. Реально спас!
И Николай еще сильнее стиснул армейского друга в объятиях. От переполнявших чувств выступили слёзы, на что он и внимания не обратил.
— Вот уж не думал тебя тут встретить. Я ж намеревался собрать ребят и двинуть к тебе в деревню. А ты в Москве, оказывается!
— Да, вот… Решил уехать, — Леонид замялся, не желая развивать тему причин уезда с родины.
— Ну и правильно! — радостный тон вновь наполнил уверенностью голос Николая, — Тут в столице самая жизнь и есть! И кому, как не тебе, тут жить? Тут, братишка, все возможности, все пути! О, слушай, а ты чего тут делаешь-то?
— Как чего? Работаю.
— Ты? Ты тут работаешь? — непонимание пополам с удивлением прямо-таки чугунными буквами проступили на лице Николая, — Да ты что? С твоим чутьём и ты гайки в грязи крутишь? — последние слова были произнесены практически шёпотом, будто Николай боялся опозорить старого друга.
— Тут нормально, заработок приличный, ребята хорошие.
— Что?! — Николай мигом разозлился и перевел тон разговора в рык, — Нормально? Заработок? Ты издеваешься?! Оглянись! Ты в нищете!
— Сбавь обороты, — голос Леонида был негромок и спокоен, но Николай на собственной шкуре не раз убеждался, что друга лучше послушаться.
— Блин! Да, не то хотел сказать! Ты это… извини уж, — последние слова дались обладателю шикарного авто с явным трудом, — Я ж к тому, что столько людей тебе жизнью обязаны. Да при том твои способности могут пригодиться в реальных вещах. Да что там могут, они конкретно нужны! Пойми сам — скольким ты помог, и скольким ещё помочь сможешь!
— Воевать я больше не хочу.
— Да, боже ж мой! — Николай по-простецки всплеснул руками, — Никто и не говорит о войне. Достойных дел и так хватает. Ты подумай, подумай. Это просто класс, что ты нашелся! Я сейчас наших подниму. Надо тебя вытаскивать. Я хотел сказать, дать реальные направления деятельности.
— Хорошо, — Леонид усмехнулся, — Там видно будет. Ну, а к нам чего заехал? С машиной чего?
— Да в нашем сервисе меня пацан один обслуживал, потом уволился. Говорят, у вас где-то тут вкалывает теперь. Хороший пацан. Я ему пузырь хотел завести. А вот тебя встретил. Слушай! — Николай хлопнул себя по лбу, — Мож, ты глянешь? Чё-то шумит мой на нейтралке.
— Ну, давай, залезем, посмотрим.
В просторнейший салон они скорее восшествовали, чем влезли. Уже успев кой-чего насмотреться, Леонид, тем не менее, был шокирован кричащей роскошью. Что не укрылось от взгляда Николая. Он приосанился, вальяжно повернулся в пол-оборота, повернул ключ зажигания, увешанный золотыми побрякушками.
— Пошел износ подшипника ведущего вала, — констатировал Леонид через несколько секунд.
— Ну ты даёшь! — Николай в очередной раз поразился. Но поразился совсем не быстроте постановки диагноза, — Ты что, на слух определяешь?
— Ты сомневаешься? — усмехнулся Леонид.
— Да не в том дело. Тут же есть новейший диагностер с пси-интерфейсом! — Николай выудил из неведомых недр кабины странный не то шлем, не то очки, — Надевай!
— Это ещё что?
— Лёнька, ну ты совсем тёмный! Ты что, про пси-сеть не слыхал?
— Нет.
— Эх, ты. Темнота! Интернет уже устарел. Сейчас пси-сеть повсеместно наступает. Это простенькая головная гарнитура, — Николай сунул странный предмет в руки Леониду, — Одевай, не трусь.
Леонида развести “на слабо” было невозможно, да и трусом он себя никогда не считал. Потому нехотя повертел гладкую пластмасску в руках, прислушался к внутренним ощущениям. Никаких тревог вещь не вызывала. Спокойно надев шлем, оказался в полной темноте.
— Ничего не вижу, — в голосе Леонида явственно просквозили нотки разочарования.
— Ой, ляд! Забыл штекер воткнуть. Как теперь?
Но Леонид не ответил. Он вспомнил, как в детстве опускал голову в бочку дождевой воды. Смутные, но совершенно реальные образы обтекали его. Первое впечатление быстро трансформировалось в прозрачную воду озера. И она становилась всё прозрачнее. Он совершенно не слышал путанных слов Николая о самонастройке, всё его существо было поглощено неведомым ранее ощущением. Он одновременно и плавал и растворялся в пространстве, и летал, и трогал окружающие предметы. Фантастические формы неведомого мира казались реальностями иной вселенной. И лишь спустя несколько минут, показавшихся ему парой мгновений, Леонид опознал знакомые очертания узлов коробки передач…
***
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Леонид работал, чисто механически выполняя всё, что от него требовалось, ел, не чувствуя вкуса, отвечал, не слыша вопроса. Ребята в автосервисе даже и пари заключать не стали, все пришли к единодушному выводу — Леонид спятил от любви. Но это было не так. Все мысли крутились только вокруг невероятного ощущения, что он испытал, надев шлем пси-интерфейса. И хотя Леонид был человеком 21-го века, но по сути оставался сельским жителем с очень стойкими понятиями и простыми решениями. На неокрепшую психику реальность иного пространства подействовала разрушительно как лавина.
Узнав цену на подключение к линии пси-сети, Леонид впал в уныние. С небольшого заработка пришлось бы копить незнамо сколько, чтобы купить простенький шлем и оплатить хотя бы начальный взнос на подключение. Нельзя было сказать, что это стало для него навязчивой идеей, Леонид к любым необычным вещам и новшествам всегда относился со спокойной отстраненностью, но что-то в душе неудержимо тянуло в пси-сеть. Столь сильное чувство надобности чего-либо он испытывал впервые. И однажды окончательно понял, что с ним что-то не так. Не склонный к самокопанию, и тем паче воспитанный в среде, где такое отродясь не приветствовалось, он, тем не менее, решил спокойно и логично подумать, что же так тянет в эту непонятную пси-сеть.
Раздумья явили несложную истину, что душа не терпит пустоты. И ей крайне необходимы новые ощущения, сильные эмоции. А с этим на текущем этапе дело обстоит крайне сложно. Попытки найти менее дорогие способы наполнить жизнь красками успехом не увенчались. Ничто другое не вызывало в душе Леонида сколь-нибудь заметный интерес. Дополнительный заработок от регулярного выхода на работу еще и во вторую смену позволил целый воскресный час проводить в салоне пси-сети.
Вопреки опасениям Леонида, новые ощущения не просто влили в жизнь новые краски, а прямо-таки затопили все отведенные для эмоций уголки души. Сельский паренек, чрезмерно стеснительный, ни в чем неискушенный, в первый же выходной испытал столь сильный всплеск эмоций, что две ночи провел без сна. Лёжа в тишине, Леонид раз за разом посекундно перебирал отданный пси-сети час. А утром, просыпался после короткого сморившего сна, испытывал жестокое разочарование, что сон — всего лишь жалкое подобие невероятной реальности открывшейся сказки.
***
Прошло несколько недель с момента как Леонид впервые надел шлем пси-интерфейса. С тех пор схлынула волна первых шокирующих впечатлений, но притягательность постоянных походов в пси-салон осталась. И даже приумножилась. Леонид потихоньку обживался в новом мире. Он уже неплохо представлял от каких порталов чего можно ждать. Появились и любимые места, которые он посещал в обязательном порядке. Появились и неожиданные пристрастия. Если бы кто-то сказал Леониду, что тот будет в восторге от сетевых военных стрелялок, то недавно демобилизованный ветеран боевых действий послал бы матерно горе-пророка. Теперь же в виртуальных боях Леонид получал совершенно иные впечатления. В них начисто отсутствовал страшный привкус витающей смерти, и не появлялось то странное чувство, которому Леонид никак не мог подобрать названия. Не простая интуиция или пресловутое “шестое” чувство. И не предвидение, раскрывающее будущее хотя бы в ближайшей перспективе. Это было некое чувство тонкого восприятия реальности, и одновременно управление течением собственного времени. Объяснить самому себе, что это такое и как оно работает, Леонид был не в силах. Но во время боевых ситуаций чувство это охватывало его непременно. Любой другой отдал бы всё на свете, чтобы заполучить хоть чуток этого волшебства. Но чем дальше, тем сильнее Леонид томился от негативного давления этого, казалось бы спасительного ощущения. И вот теперь он с опозданием мысленно благодарил ротного, отклонившего его рапорт. И бегая в дыму виртуальных атак и нарисованных разрывов снарядов, Леонид всё сильнее ощущал счастье беззаботной игры.
Но появились и необычные интересы. Портал с грубоватым названием “Прикинь на себя шкуру” предлагал оказаться в роли случайного человека и опять же случайным образом посмотреть изнутри на какой-либо отрезок его жизни. Для человека, мало повидавшего и мало, что даже представлявшего о жизни других людей, этот портал оказался безумно интересным. Леонид поразился, сколь велика эмоциональная амплитуда магазинного кассира — от одеревеняющего однообразия до практически обязательной бешеной истерики. Работа кровельщика же показалась преисполненной философским смыслом. Гораздо позже, Леонид с удивлением читал критические отзывы об этом ресурсе и с ещё большим удивлением понимал, насколько порой жизнь одних людей может быть неинтересна другим. Но безденежье, ограничивающее время пребывания в пси-сети, довольно быстро заставило составить список и строгий временной регламент для посещений любимых порталов.
***
Звонок мобильного вырвал Леонида из самого разгара будничной суеты в автосервисе.
— Лёнька, здоров! — голос Николая источал неимоверное количество оптимизма, — Вижу ты в пси-сети вовсю осваиваешься. Молоток!
— Привет. Да, захожу. А ты откуда знаешь? — ответ на вопрос мало интересовал Леонида, но он понимал, что Николай настойчиво хочет, чтобы ему этот вопрос задали.
— Ага! А вот знаю! Наша разведка повсюду! Ладно, ладно! Шучу! Просто ты ж сразу, как все новички, согласился внести себя в “Белые страницы”. Ну, и заполнил информацию о службе. А я сразу получил весточку, что мой дорогой сослуживец в пси-сети.
— Понятно. Что еще?
— Э, ты чего такой суровый? Запарился на работе? Ладно. Я по делу. Я тебе ссылочку послал, но ты её видно не прочёл. Вот и звоню. В пятницу открывается новый портал — “Ветераны современности”. Там многое про нас будет. Все оповещены. Многие наши ребята будут именно тебя ждать. Догадываешься, почему?
— Не совсем.
— Лёнька! Там смоделировали несколько боёв. Наших боёв! Понимаешь? Ребята смогут рассказать и показать, как всё тогда было. Без тебя там никак! Понимаешь?
— Мне не особо хочется возвращаться, — голос Леонида стал тусклым, глухим и абсолютно чужим.
— Понимаю. Понимаю, братишка, — Николай тоже утратил радостные ноты, — Но ты приходи. Очень многие наши хотят с тобой встретиться. Вот, даже ротный наш. И мало, кто может в реальности с тобой пообщаться. Витька, Валька, Петян… Ты ж их помнишь? Помнишь. Они ведь не ходят. И они меня просили тебя вытащить. Если бы не ты… Сам понимаешь.
— Да я… — но голос Леонида сел окончательно.
— Я понимаю. Никто не собирается тебе хвалу воспевать. Просто придут поговорить. Так что в пятницу в двадцать ноль-ноль.
Год 2020-й
Случай в магазине дал Олегу богатую пищу для размышлений. Управление через пси-сеть реальными объектами не имеющими пси-интерфейса — это было что-то невероятное. Олег рылся в специализированных форумах, просеивал обзорные статьи специалистов и даже пытался читать техническую документацию. Но смог узнать только одно — такое невозможно. Врожденный скепсис тут же усомнился в честности спецов. Наверняка ведь существует какая-то лазейка? Но о подобных лазейках он не нашёл упоминания даже на хакерских форумах. Набравшись наглости он влез с прямым вопросом “а возможно ли это?” Ответом ему послужил смех с вопросом “как можно управлять тем, чего нет?” Более Олег не пытался выяснить подробности происшедшего. А решил опытным путем понять, как это происходит. После нескольких неудачных попыток он был близок к пониманию, что в магазине “Билет в завтра” произошел банальный подлог. Робот, который якобы не обладал доступом у управлению через пси-интерфейс, в реальности был им оборудован. Почему и зачем — выяснять уже бессмысленно. Этот нехитрый вывод сильно испортил настроение.
В последующие дни Олег вернулся к обычному серфингу по растущим просторам пси-сети. А темпы роста были головокружительные. Порталы ежедневно появлялись сотнями и даже тысячами. И количественный рост тут же подстёгивал постоянные качественные скачки. Олег наблюдал развитие новой среды с интересом человека, обнаружившего неведомое растение, которое росло прямо на глазах. И даже не растение, а целый лес, в котором невозможно представить, что увидишь в следующую секунду. Олег даже начал задумываться о получении профессии, связанной с пси-сетью. Нет, его не привлекал дизайн, не влекло создание необычных порталов, и уж тем более не хотелось заниматься банальным копированием реальности в виртуальность. Уже в первые дни в пси-сети Олег для себя сформулировал, что в этом чудесном саде хочет быть садовником. Ни больше, не меньше. Что это значит, и как это реализовать пока было совершенно не ясно. Но на меньшее размениваться он не желал. В голове то и дело всплывала услышанная в детстве фраза, что родной город — это вовсе не место, где родился, а место, которое стало родным твоей душе. Родители Олега обожали путешествия и новые впечатления, и с самого раннего детства таскали сына по всевозможным географическим центрам и закоулкам. Но его мало влекли как красоты природы, так и урбанистические пейзажи. Ни уют южных городков, утопающих в зелени и омываемых теплыми морями, ни строгость линий классической архитектуры столиц не рождали в душе восторга. Олега не охватывало очарование и при посещении самых живописных мест дикой природы. Слово “родина” прочно ассоциировалось лишь с записью в паспорте. И вот теперь, очутившись в пси-сети, он почувствовал то самое ощущение родного, практически домашнего тепла, что с таким трепетом вкладывала мама, произнося “Родина”. И с новообретенной родиной он решил связать свою профессиональную деятельность. Именно со всей сразу. От этих мыслей Олег разом терял не только спокойствие, а даже элементарный контроль над реальностью. Однажды, проходя мимо комнаты Олега, отец услышал странные звуки. В приоткрытую дверь он узрел ещё куда более непривычное зрелище — Олег танцевал. И пел. Руки порхали как у дирижёра, а ноги легко перемещались в такт задорной мелодии. Отец от увиденного остолбенел, а последующая реакция сына смутила еще больше. Олег остановился и расхохотался совершенно непривычным, очень звонким, но совершенно искренним смехом.
Постоянный приток новых впечатлений очень быстро смыл из памяти эпизод с оживлением робота в магазине. И вот в один из дней Олег задался целью посмотреть на процесс переноса действительных объектов в пси-сеть в реальном времени. Цепочка ссылок вывела его на портал Токийского технологического университета. Пси-сеть в азиатском регионе росла в разы быстрее, чем в иных регионах планеты. Порталы были не просто качественно организованны, они являлись образчиками иного, не европейского, миропонимания. Путешествуя по ним, Олег неоднократно ловил себя на мысли, что перед ним маячит мираж знаменитого сада камней. Непредсказуемость и элегантность решений, неповторяющийся, но узнаваемый стиль, совершенно нелогичное удобство всех элементов… Олег упивался восточным колоритом, как путешественник прошлых столетий, впервые ступивший на берег Страны восходящего солнца.
На университетском портале маячило громадное приглашение на просмотр боёв человекоподобных роботов. Память тут же прокрутила почти забытые минуты управления магазинным гигантом. И Олег мигом позабыл о прежних планах. Желание посмотреть, а главное попытаться перехватить управление роботом тут же захватило все его мысли.
Андроиды-участники сильно различались по внешнему воплощению. Правила допускали определенные отклонения от человеческих пропорций. Некоторые были гориллоподобными, другие имели длинные ноги с широкими ступнями. Практически все имели мощные кисти-манипуляторы, но некоторые обошлись стиснутыми в монолит кулаками. Как Олег потом узнал, бои проводились в двух классах — модели с использованием пластокерамических мускулов и чисто механические с электроприводами. Олег заинтересовался более простыми моделями. Но смотреть, как колошматят друг друга пусть и продвинутые, но все же консервные банки, было смешно. Хотя Олег вынужден был признать, что реализация телодвижений для таких созданий в некоторых моделях сделана выше всяких похвал. Некоторые железяки двигались настолько правдоподобно, что казалось в перерыве между раундами ассистент поднесет роботу полотенце, а не диагностер. И всё же Олег не стал тратить время на просмотр забав любителей архаичных решений.
А вот в классе пластокерамических моделей посмотреть было на что. Роботы метровой высоты были настолько внешне похожи на людей, что правилами особо оговаривался пункт о том, что лицо робота должно быть не более чем имитацией лица человека. Поэтому очень многие модели были вообще лишены каких бы то ни было лиц, и имели лишь видеокамеры на месте глаз. У некоторых все же были сделаны намёки на черты лица — прямоугольный нос, прорезь имитирующая рот, срезы скул. Все эти уродства сразу стирали любые аналогии с людьми. Но только до тех пор, пока не начинался бой. Олег никогда не видел битвы роботов, построенных с использованием пластокерамики, и не представлял насколько это похоже на сражение реальных людей. Но всё же отличие сразу бросилось в глаза. Роботы двигались с пластикой недоступной подавляющему числу элитных бойцов рода человеческого, не говоря уже о простых смертных.
Олег зачарованно наблюдал за происходящим. В начале первого боя на ум пришла стародавняя фраза о пляске смерти. Но последующее убедило, что грубое слово “пляска” тут совершенно неуместно. На арене происходил настоящий балет. Нет, к постановочным киношным схваткам это не имело никакого отношения. В бою роботы были куда рациональнее человека. Но примерное равенство всех соперников помноженное на желание решить бой одним красивым ударом превращали примитивный мордобой в захватывающее зрелище. Олег просмотрел несколько схваток и только тогда опомнился, что наблюдает на бой переносимый в пси-сеть в режиме реального времени. А значит можно не сидеть как пришитый на стуле перед старинным телевизором. Олег мигом перенёсся на саму арену. Наблюдать бой из-за спины одного и бойцов было безумно интересно. Потом Олег некоторое время подобно рефери носился в стороне. А позже попробовал посмотреть на бой глазами одного из бойцов.
И в этот момент появилось то самое ощущение, что робота можно взять под контроль. После памятного случая в магазине Олег долго анализировал это чувство, припоминая тогдашнее состояние до мельчайших подробностей. Но сформулировать название никак не получалось. И вот теперь оно родилось самостоятельно — ощущение возможности. Следующее ощущение было совершенно новым и еще более фантастическим. Более всего оно походило на натягивание перчатки. Правда перчатка эта налезала разом на всё тело. И тут же врастала. Олег явственно ощутил, как натура робота становится одним целым с его телом — кости превращаются в металлоконструкции, мышцы наливаются пластокерамикой, а видеть он начинает сквозь окуляры видеокамер. Олег прислушался. И с интересом констатировал у себя полное отсутствие страха. Он полностью осознал себя роботом, воспринял натуру робота как свою собственную. Это даже позабавило. Мелькнула озорная фраза: “Так вот каково на вкус бессмертие”. Для Олега процесс заселения в плоть робота показался занявшим значительное время, но в реальности прошли какие-то ничтожные доли секунды. Олег это понял по тому, что соперник не успел сделать даже сколь-нибудь заметного движения. Управлять роботом оказалось куда проще, чем было в первый раз. Пси-интерфейс получал команды ещё до обработки их сознанием. Олег восхитился чудесному телу, что слушается напрямую его, еще неродившихся, команд. Такое упоительное состояние он изредка испытывал, практикуя ката. Но в зале оно достигалось огромными усилиями по концентрации и отрешению. Здесь же всё происходило само собой. И вот так, само собой, Олегом был выигран первый бой. Азарт новых ощущений подогревал и без того кипящий интерес, и Олег не захотел покидать тело андроида и в перерыве. Он с интересом слушал свои ощущения, когда создатели робота, бурно обсуждая его победу, вставляли клеммы в развёрстую грудную клетку. А после чего всей командой уставились в монитор и ошарашенно молчали. Олег специально не стал включать переводчик, технические детали его не интересовали. А вот упускать момент, чтобы в полной мере насладиться сбитыми с толку инженерами, было нельзя.
Последующие бои Олег выиграл столь же легко и непринуждённо. И с каждой победой лица его команды всё сильнее вытягивались, пялясь в монитор. В финале Олега уже начала донимать скука. И тут в голову пришла абсолютно бредовая идея. Но Олег, внутренне улыбнувшись, тут же усомнился в её полной бредовости. А что, если… Он попытался отрешиться от робота, но в тоже время не упуская контроля над ним. Это очень походило на то, когда он пытался концентрироваться в зале, наполненном орущей мелюзгой, что было чрезвычайно сложно. Его робот то и дело терял управление, а соперник набирал очки. Олег сам не знал, какой эффект хочет получить. Но невероятная интуиция требовала попробовать. И в какой-то момент это произошло. Олег ощутил своё присутствие сразу в двух местах — в роботе и вне его. Произошедшее столь впечатлило его, что он завис на некоторое время, пытаясь переварить случившееся. Это было непередаваемо. Он смотрел на своё воплощение и был им. Одновременность этого могла запросто свести с ума кого угодно, но тренированная психика Олега выдержала. Он даже начал находить параллели в реальном мире. Зеркала, видеокамеры под разными углами… Но всё это не было даже тенью его состояния. Это… Олег понял, что было пресловутое буддистское присутствие во всём. Придя к такому выводу, он опомнился в самый последний момент. Его робот, зависший на несколько секунд, вчистую проигрывал финал. И тут Олег ощутил всю мощь нового состояния. Его подопечный был уже практически прижат к краю арены, заступ за которую означал поражение. Оставался всего один шаг. И он этот шаг сделал. Сам. Чего соперник от него совершенно не ожидал. Как не ожидал и последующего. Сделав шаг, робот Олега сбил с темпа атаку соперника. Тот не успел сообразить, что последует, и ринулся на добивание. Его нога почти сделала шаг. Почти, потому, что коснуться пола арены ей было уже не суждено. Робот Олега сделал стремительную подсечку, и тут же, развернувшись, вложил всю оставшуюся энергию в удар другой ногой. Противник улетел к самым трибунам. Зал взорвался криками и аплодисментами. И лишь команда победителя сидела с раскрытыми ртами.
На следующий день, просматривая новостные ленты о прошедшем чемпионате роботов, Олег постоянно ловил себя на том, что улыбается как сытый кот, который на зависть всем местным кошкам задавил огромную хищную птицу. Как и ожидалось, разработчики робота победителя хранили достойное молчание. Олег, смеясь, читал, как расхваливали разработчиков, их новации в стиле ведения боя, а построение стратегии финала вообще грозились вписать в анналы и летописи. Олег полдня поддерживал приподнятое настроение чтением подобных дифирамбов. Но в конце концов наскучило и это. Не снимая шлема, он нехотя перешел в сегмент старичка-Интернета. Путешествие по уходящей в прошлое двумерной сети в шлеме виртуальной реальности вызывало гнетущее впечатление. Но смотреть в уже несколько недель не включавшийся экран монитора, бесполезного для пси-сети, не хотелось. Олег зашел на почтовый сайт. Появившееся окошко запроса пароля несколько озадачило. Олег недавно сменил пароль, и сейчас не мог его вспомнить. Он точно знал, что это была комбинация из телефонных номеров родителей. Перебирая в памяти варианты, он невольно засмотрелся на окошко почтовика. Оно показалось ему несколько странным. “Опять подчистили дизайн…” — пришло вялое умозаключение. Угнетающая двумерность быстро начинала раздражать. Олег напряг память. И аж подпрыгнул! Окно запроса пароля неспешно выплыло на передний план и обрело явные признаки объемности. Олег вытаращил глаза. “Надо же! Почтовик тоже в пси-сеть переполз”. Олег посмотрел адресную строку. Она явно говорила, что ни о какой пси-сети тут и речи быть не может. “Может какой-то неявный переход? Или что ещё напридумывали…” Не утруждая разбираться с этой странностью, Олег полностью ощутил себя в пси-среде. Он поднырнул под окошко запроса пароля, посмотрел на него с другой стороны. Удивило, что обратная сторона идентична лицевой. Олег, усмехнулся столь незатейливой дизайнерской находке, и набрал только-что пришедший на память пароль. Бегло просмотрев новые письма, покинул почтовик. Но на всякий случай в личную папку сохранил файлик с новым паролем.
Проведя в пси-серфинге остаток дня, Олег решил упорядочить накопленные за неделю материалы, заархивировать и упрятать на хранение. И тут же наткнулся на свой файл с почтовым паролем, открыл и перенёс пароль в зашифрованную базу личных секретов. Сохранил и тут же обратил внимание, что записи в базе отсортированы вовсе не по дате. Вспомнив, что сам же копался в ней позавчера в поисках старых сетевых закладок, вернул базе прежний порядок записей. И сразу же обнаружил, что новый почтовый пароль занесен уже дважды. Но это было рядовым случаем. Порой забывая, Олег вносил одни и те же данные по несколько раз. Но когда всмотрелся, то был шокирован фактом, что пароли не совпадали. Он хорошо помнил, что второй пароль действовал всего пару часов назад. Ещё раз сверил пароли. Они не совпадали. Выругавшись, Олег полез на почтовик. Первый пароль подошёл, второй — нет. Это немало озадачивало. Поглазев несколько минут на окно запроса, Олег опять ощутил присутствие интуитивной догадки. Он напрягся, рассредоточил внимание. И тут же окно запроса пароля выплыло в трёхмерность. Это становилось всё более интересным. Олег набрал пароли с лицевой стороны. Подошёл только первый. С обратной стороны оба пароля сработали. Олег выходил и входил, раз за разом набирая то один пароль, то другой. И всякий раз почтовый сервер пропускал его. Совершенно ошалев от такого, Олег набрал вместо пароля сущую абракадабру. И почтовик пустил! Объяснение произошедшему лежало на поверхности — у почтальонов упал сервер. Олег вздохнул и отправил сообщение в службу технической поддержки. После чего решил-таки прочесть сообщения от друзей. И буквально через пару минут получил сообщение, в котором говорилось, что никаких сбоев и неполадок в работе почтового сервиса в последнее время не наблюдалось, и что в аккаунт Олега Алексеевича Романова вход осуществлялся только по изменённому позавчера паролю. Так же администрация считает своим долгом уведомить, что пароль нужно менять как можно чаще и хранить как можно дальше, и принять к сведению еще целую кипу стандартных советов.
Совершенно обалдевший Олег прочёл письмо несколько раз, а в голове тем временем строились планы один другого страшнее. Но рациональность мышления взяла верх. Олег решил, что почтовый ресурс — организация несерьёзная. И особо доверять их заверениям не стоит. А вот проверить догадку нужно. Он отправился на сайт своего онлайн-банка, через который происходило начисление стипендии. Как и в случае с почтовым ресурсом, на сайте банка не было никаких следов не то что пси-сети, а даже намека на псевдотрёхмерность. Олег постарался воспроизвести состояние, приведшее к расслоению плоской картинки. Но, видимо, легко всё получалось только впервые. Олег промаялся два часа. Система охлаждения в шлеме явно не справлялась с такой интенсивной работой — с головы пот лил ручьём. Глаза истомились и были почти готовы пойти бунтом против разума и запросто увидеть даже пятимерное пространство. “Да пошло оно всё!” — Олег мысленно плюнул. И тут окно запроса пароля привычно выплыло на передний план. Олег ввел логин, затем неправильный пароль. Несколько секунд напряженного ожидания… И система пропустила его. Олег шумно выдохнул. Проверил баланс счета. Вышел. После этого Олег сидел в кресле около часа, размышляя над открывшимися радужными, а также жуткими перспективами. Заглянувшая позвать к ужину мать сильно удивилась, обнаружив сына со шлемом на коленях, смотрящим в неработающий монитор.
***
Весь следующий день тревожные мысли не отпускали Олега ни не минуту. Он отчетливо понимал, что он вытянул золотой лотерейный билет. Правда выигрыш, скорее всего, будет страшный. Придя с занятий, Олег намеренно старался избегать любых закоулков сети, где могли спросить пароль. Навязчивая идея, что его могут засечь, начала потихоньку грызть душу. Олег нервничал всё сильнее. До тех пор, пока не поймал себя за обгрызанием ворота рубахи, чем отродясь не занимался. Это отрезвило. Он мысленно заставил себя успокоиться, потратив почти час на глубокую медитацию. Вопросы не отпали, но душа обрела некоторое спокойствие. Здраво рассудив, что ничего противоправного он не сделал, и не собирается, Олег отгородился в своих мыслях Великой Китайской стеной от этой проблемы и нырнул в пси-сеть.
Первый же взгляд на новостные страницы тут же заставил позабыть обо всём. Олег жадно вчитывался в рекламный баннер, суливший невероятную пси-реализацию боевых действий. На новом портале собирались восстановить в деталях многие военные стычки и массовые сражения из новейшей истории. И даже некоторые рассекреченные эпизоды боевых столкновений нынешнего года. Но теперь наравне с участниками реальных событий в виртуальных боях примут участие программные конструкции боевых роботов. И вступить в противоборство с ними могут все желающие. Но количество участников ограничено. Олег стремглав перешёл по ссылке и зарегистрировался на портале “Ветераны современности”.
Год 2020-й
К рассвету Майя выбралась к вонючему лежбищу. Утро выдалось морозное. Но радость ощущения грядущих перемен грела девочку сильнее любой шубы. В карманах замусоленной ветровки лежало цело состояние — двести сорок тысяч рублей. И идти она могла куда угодно, но в бетонной берлоге её ждало маленькое нежное существо — щенок. Псина за короткое время стала самым дорогим для Майи. И хотя она с трудом представляла, куда потом отправится, но оставить малыша в этой грязи было в её глазах настоящим предательством.
Уже подходя к знакомому пустырю, она поймала на себе взгляд. Резко обернувшись, увидела полицейскую машину. Водитель, парень лет двадцати пяти, покуривал в приоткрытую дверцу. И ему, казалось, не было никакого дела до всего в этом мире, кроме мерзкой сырости утра. Но рядом с водителем сидел плотный скуластый мужчина. Короткая стрижка совершенно не вязалась с его седыми волосами. Щелочки пронизывающих глаз прятались под высоким лбом. Этот взгляд за какие-то доли секунды точно просверлил Майю насквозь. Но потом мужчина отвернулся, пригладил ладонью седой ёжик и задремал. От этого короткого эпизода Майку пробрал неописуемый страх. В голове крутилась только одна мысль, что нужно быстрее забирать пса и бежать.
До знакомого люка оставалось уже совсем мало, когда что-то внутри завопило. Майя разом остановилась. Внутренний голос умолял не ходить туда. Не ходить во что бы то ни стало. Но как же пёс? Он же совсем щенок. Он пропадёт без неё. И Майя впервые в жизни решительно заткнула вопящее подсознание. До люка оставалось всего пяток шагов, когда она услышала повизгивание. “Ой, соскучился-то как!” — и эта тёплая мысль утопила остатки осторожности. Когда же перед ней вылезли из люка троё здоровенных мужиков, Майя окаменела от удивления. Зато они ничуть не смутились гостье. Обдавая смрадом зловонного дыхания беззубый бомж ловко схватил её за локоть.
— О-па! Какая шмара у нас! — и улыбнулся, обнажая синий изрезанный язык. Майя попыталась вырваться. Но от страха ноги отнялись и кровь предательски отлила от лица.
— Хе-хе! Да она испугалась! — второй захватчик их обиталища чем-то напоминал Федяна, но выглядел еще ужаснее. Наполняющая глаза радость столь резко контрастировала с садистской ухмылкой, что Майя даже не обратила внимания на его изъеденное язвами лицо. От нахлынувшего страха она выключилась из восприятия действительности. А мерзкие типы уже обступили её. Они плотоядно скалясь, вовсю мяли и обсуждали её девичьи прелести. Из ступора Майю не вывел даже окрик их вожака, который отпихнул своих подельников в сторону, и стал перед девушкой снимать лохмотья штанов. Её сознание уже полностью утратило контроль над телом. Ещё чуть-чуть и она бы упала в обморок. Но в эту самую минуту из люка вылез новый персонаж. Впоследствии Майя так и не смогла вспомнить, как он выглядел. Потому, что в следующее мгновение её психику словно окатили кипятком. Бомж держал скулящего щенка и совершенно раздраженно выпалил:
— Какого хера вы с тёлкой тут разводите? Кто мне собирался помочь этого сучёнка резать?
В Майе разом как будто выстрелила какая-то пружина, что сжималась, сжималась, пока не достигла последнего предела. Обезумевшая девушка полоснула ногтями по изъеденной физиономии, носком ботинка размозжила вонючие гениталии вожачка и метнулась к щенку. Но держащий его парень вовсе не опешил, как его соплеменники. Он ловко пнул невысокую Майю в солнечное сплетение. Она повалилась и, как выброшенная на берег рыба, начала судорожно хватать воздух. Тут же подскочил обладатель беззубого рта, и деловито посетовав, что таких надо сразу душить, протянул было руку к горлу. Но Майка и не думала сдаваться. Она резко подалась вперед и впилась зубами в кисть душителя. Укус был столь резок и силён, что явственно послышался хруст фаланг. В это злосчастное мгновение остальные пришли в себя и накинулись на девушку. Звериная злость враз смыла последние остатки человеческого, и бродяги начали яростно забивать Майю ногами. А она металась по грязи. Боль с каждой секундой разбивала надежды на спасение. И в тот момент, когда сам организм дал понять, что жизненных сил больше нет, избиение резко прекратилось. Майя не могла понять, что случилось. Ибо звуки драки есть, а ударов нет. Потом дошло понимание, что бьют теперь вовсе не её. А как раз обидчиков. Она с огромным трудом разлепила разбитые веки. Двое полицейских, что накануне видела в дежурной машине, остервенело лупцевали дубинками бомжей.
Собрав остатки сил, она всё же приподнялась и увидела жмущегося к мусорной куче перепуганного, но очевидно невредимого щенка. И тут на неё нахлынуло спасительное беспамятство…
***
Очнувшись, Майя долго смотрела в незнакомый потолок. Всё тело болело, что двигаться желания не возникало вовсе. К тому же кожа ощущала чистое постельное бельё, которое Майя видела в последнее время только во сне. И покидать эту мягкую, чистую и ровную постель тело вовсе не хотело. Но всё же Майя немного повернула голову и осмотрелась. Комната была очень чистая, но в ней явственно не хватало уюта. Жёлтые в мелкий цветочек обои совершенно не понравились Майе. Стоявший у окна письменный стол был совершенно пуст. Хоть поверхность стола была не видна, но Майя на сто процентов была уверена, что пыли на нем нет. И более того, никогда не бывает. Рядом возвышался книжный шкаф. Посмотрев на него внимательнее, Майя несколько заволновалась, хотя ничего удивительного, на первый взгляд, в нем не было. Но Майя умела смотреть. Шкаф казался реквизитом из какого-то незамысловатого сериала — книги в нем стояли строго по порядку размеров и цветов. Майе сразу пришла на память картинка из детской книжки, что она рассматривала в детдоме: аккуратно одетые дети играют в кубики на фоне именно такого шкафа. Окно тоже не выбивалось из общей гаммы — чистые стекла, гладко выкрашенная рама. Но справа на подоконнике примостились несколько цветочных горшочков. Их обитатели ярким пятном оживляли всё вокруг. Всего несколько секунд потребовалось Майе, чтобы взглянуть на незнакомое жилище по-новому, ощутить, как эти несколько живых цветных лепестков преображают комнату. И она превращается из невнятно-жёлтой в тёплую и солнечную…
— Нравятся цветы? — негромкий девичий голос прямо-таки подбросил Майю на постели. Она через силу запрокинула голову. У спинки кровати сидела девушка года на четыре старше Майи. Карие близко поставленные глаза-бусинки, очень густые тёмно каштановые волосы, по-детски округлые щечки и ещё более детские пухлые губки. Она прямо-таки излучала спокойствие и абсолютную безобидность.
— Меня зовут Таня, — представилась девушка и объехала кровать. Майка перестала выворачивать шею и, молча, с удивлением рассматривала хозяйку этого дома. Девушка была гораздо старше, чем показалось в первые секунды. И этому виной было вовсе не инвалидное кресло, а какая-то чугунная безысходность во взгляде, от которого у Майи пробежали мурашки. Это не скрылось от взгляда хозяйки дома. Она мягко улыбнулась, — Ты ничего не бойся. И никого. У нас ты в безопасности. А как тебя зовут?
— Майя, — собственный голос показался хриплым, и она смутилась ещё сильнее, — Как я сюда попала?
— Тебя папа привёз. Ты ничего что ли не помнишь? На тебя бродяги напали. А ты щенка защищала…
— А где он?! — кошмарные минуты разом предстали перед глазами.
— Он с папой гуляет. А до этого времени спал у тебя в ногах. Сейчас они придут. А ты как себя чувствуешь?
Майя опомнилась и тут же почувствовала разбитость тела. Но, странное дело, благостное настроение, что излучало всё вокруг, совершенно определенно притупило болезненные ощущения. Она села в кровати и обнаружила, что совершенно голая. Таня тут же заметила смущение:
— Ты не беспокойся. Я сама тебя раздевала. А твои вещи сегодня перестираю. А пока в моих походишь.
— Нет, нет! — Майя испуганно запротестовала, — Я сама всё выстираю. Правда!
***
Уже неделю Майя жила у Тани. Первые пару дней она до дрожи боялась Таниного отца. Седой страж порядка прочно ассоциировался с образом матерого волка. Казалось, глянет своими узкими изумрудными глазами и схватит за горло, что и пикнуть не успеешь. Но глядя как Егор Иванович общается с дочерью, как ласкает пузатого щенка, Майя начала привыкать к суровому хозяину дома. И постепенно поняла, что его немногословность идет от боязни самого “матёрого волка” обидеть словом несчастную гостью.
Сама же Таня очень быстро стала для Майи всем. Она показывала простейшие жизненные премудрости, о которых лишенная дома девочка не имела и малейшего понятия. Росшая по детдомам Майя не знала даже, как готовится кофе. По началу было ужасно неудобно, что девушка в инвалидном кресле ей помогает во всём, а сама она постоянно всё делает не так. Страх вызвать недовольство хозяев, а тем паче быть изгнанной из дома, который с каждой минутой становился всё роднее, постоянно держал в напряжении. Но Таня ей ни разу не сделала даже строгого замечания. И каждый раз, когда Майя забывала про сбегающее молоко или разбивала в мойке тарелку, она была до беспамятства благодарна Тане, которая просто махала рукой и смеялась. И понемногу Майя стала забывать о страхе. Но когда встречалась взглядом с отцом Тани, коленки начинали предательски дрожать. Видя это, Егор Иванович старался как можно реже оказываться с ней наедине, а уж разговаривал только с обоими девушками сразу. Майя чувствовала, что в мыслях он постоянно сравнивал её с волчонком. И понимала, что ему очень сильно хотелось, что бы из этого волчонка, из этого Маугли бетонных ночлежек, она стала человеком.
Нет, он вовсе не страдал излишней благотворительностью. Это Майя поняла, узнав историю Тани. Вся жизнь Егора Ивановича была подчинена чёткому плану, а быт строгому расписанию. Но не даром ещё в далёкой древности люди подметили, что если хочешь рассмешить бога, то нужно рассказать ему о своих планах. В случае же со старым полицейским, можно было говорить лишь о грустной усмешке. Внезапная гибель жены раз и навсегда перечеркнула всё надежды на светлое будущее. Ужасная авария произошла на глазах дочери. Девочка оказалась в глубоком шоке, а через несколько дней не смогла ходить. Отец стоически принял этот удар. Сдаваться было не в его характере. Лишь он сам мог рассказать, чего стоило вырастить дочь и сделать так, чтобы она как можно меньше сознавала свою ущербность. Врачи давали смутные прогнозы и это только удесятеряло силы отца. Таня училась дома, и отец тратил все деньги на домашних учителей. Он с каждым днем ждал, что вот именно сегодня дочка встанет и пойдёт. Этого не происходило. И отец, стиснув зубы, продолжал надеяться и строить планы. Таня росла умной девочкой. Она изо всех сил старалась не разочаровывать отца. Сдача экзаменов на золотую медаль, а потом получение красного диплома вызывали у отца прямо-таки физическое ощущение не просто гордости, а свечение счастья в глазах. И вот диплом получен. Ничего, что работы пока нет. “Всё получится! Вот ещё немного, и дочка пойдет! И всё будет по-человечески!” — отец твердил это как молитву. Но что-то не получалось. Не хотела судьба идти навстречу железному человеку. И постепенно он стал понимать, что в план вкрался неучтенный фактор. Отец интуитивно понимал, что дочке не хватает чего-то теплого, душевного. Того, чего он при самом жгучем желании, дать ей не в силах. Несколько недель прошли в муках над этой мыслью.
Когда же он увидел попавшую в беду бездомную девчушку, то впервые решил положиться на интуицию. Впервые в жизни поступить нелогично и привезти девчушку к себе домой.
***
Шло время, Майя под Таниным руководствам начала проходить школьную программу. В свои тринадцать она могла лишь уверенно читать. Но вот с письмом были уже большие проблемы. Математика же казалась ей чем-то невообразимо сложным. И потому дальше четырёх арифметических действий дело пока не шло. Зато от истории, географии, ботаники бедная девочка была просто без ума. Она была готова бесконечно слушать о совершенно неведомых мирах. И Танины рассказы затягивались на многие часы.
Наступающая зима всё настойчивее давала о себе знать. Вечера прямо-таки дышали изморозью, лужи за ночь затягивала наледь. Выходить из дома желания не было совершенно. В один из таких вечеров Таня решила немного рассказать из курса школьной астрономии. Каково же было её удивление, что Майя не имеет представления о шарообразной форме Земли. Вытаращенные Майкины глаза непроизвольно вызвали приступ совершенно неприличного смеха. А Майя закрыла лицо руками и разрыдалась, чем повергла смеющуюся учительницу в шок. Таня бросилась просить прощения и обнимать несчастную ученицу. И у нее самой от расстройства градом хлынули слёзы. Весь этот водопад застал вернувшийся поздним вечером отец. В первое мгновение он совершенно растерялся, ибо не был привычен к девичьим слезам. Таня хотя и росла болезненным ребенком, но во многом унаследовала твёрдость отца и никогда не плакала. Егор Иванович подошел, обнял хлюпающих девчонок, погладил по макушкам.
— Эх, вы плаксы мои, — и хотя его переполняла нежность, но ничего более душевного он из себя выдавить не мог. Девочки прильнули к нему, ощущая идущее от него тепло, защиту, надёжность… Всё то, что ждёт дитя от родителя. Таня, постоянно боявшаяся показаться слабой, всегда старавшаяся подавить любые происки детской беззащитности, теперь же захотела всем своим существом стать маленькой девочкой — папиной дочкой. Майя же ощутила внезапный приступ возвращения детской памяти, перенёсший её в ранее детство. Вспомнились слова маминой колыбельной…
Пауза затягивалась. И Егор Иванович совершенно не знал, что делать. Спас положение Тяпка (именно так девчонки решили назвать четвероногого друга), который заскулил у входной двери. Утерев рукавом слёзы, Майя кинулась в прихожую.
— Я мигом, выведу его на минутку и назад, — крикнула она, уже натягивая сапоги.
— Так, надо за ней присмотреть, — отец чмокнул Таню в макушку и вышел в коридор.
На улице было уже по зимнему стыло. Фонари во дворе не горели, снег не лёг, и темень была непроглядная. Егор Иванович вышел из подъезда, посветил фонариком. Майя стояла тут же, уже начиная дрожать в своей ветровке. Танин отец накинул ей на плечи свой старый тёплый бушлат.
— Ты не выбегай так. Холодно уже. Застудиться тебе — раз плюнуть.
— Хорошо, — Майкин голос дрожал. И Егор Иванович не смог разобрать — от холода или страха.
— Майя, — он попытался вложить в голос как можно больше мягкости, но получилось тихо и как-то печально, — Ты не должна меня бояться.
— Я не боюсь, — дрожащий голос мог вызвать усмешку. Но не у Егора Ивановича.
— Послушай. Я не собираюсь тебя никуда отдавать. Не собираюсь от тебя избавляться. Ни сейчас, ни потом. Тебе некуда идти. Тебе нужен дом. Чем тебе плох наш? — он присел на корточки, взял Майкины ладошки в свои руки. И стал отогревать дыханием. И тут девочка осознала, что действительно боится этого человека. И что боится совершенно глупо, необоснованно. Боится по привычке. Боится, наученная страшным жизненным опытом. И ясно увидела в глазах уже стареющего мужчины страх за неё. Это было столь удивительно и непривычно, что в её маленькой голове все мысли бешено забегали, перепутались в тугой клубок, а потом разом пропали. Она страшно захотела провести своей ладошкой по седым волосам. Погладить этого, еще недавно так пугавшего, человека. Погладить так же как он несколько минут назад гладил её.
— Но у меня нет документов…
— Господи ты боже мой! Сделаем мы тебе документы! — с плеч седого полисмена свалился не просто камень, упала скала! — Всё будет хорошо! Ты мне веришь? Майя глянула в его глаза, а потом разумом куда-то глубже… Брызнули неконтролируемые слёзы радости. И она кинулась ему на шею. Потоком хлынули слова. В них была и благодарность, и извинения, и обещания, и детские глупости и страхи… И всё они были перепутаны в немыслимый клубок, перемешаны с всхлипами и причитаниями… Она не сознавала, что говорит. Он совершенно не вслушивался. Но два таких разных человека поняли друг друга. И поняли раз и навсегда. Ибо к логике это понимание не имело никакого отношения. Это было понимание душ…
***
В один из редких дней Таня покинула квартиру. Отец отвез её на благотворительный вечер, устраиваемый для искалеченной молодежи. Или как принято говорить в культурном обществе — людей с ограниченными физическими возможностями. Таня всегда избегала подобных мероприятий. Но в этот раз отказаться было невозможно — её пригласила единственная подруга. И хотя с нею они в реальности никогда не встречались, но в сети виделись ежедневно. И вот папа подруги, владелец крупного предприятия, устраивал, конечно не без давления дочери, благотворительный вечер.
Майя впервые осталась дома одна. Это было столь непривычно, что она немного оробела и некоторое время сидела с Тяпкой на руках. Но быстро осознав глупость страхов, решила заняться чем-либо полезным. И первое, что она сделала — проверила сохранность своих денег. Скрученная в пакете пачка денег по прежнему лежала засунутой в дальний угол её половины плательного шкафа. Девочка прекрасно чувствовала, что ни Таня, ни Егор Иванович ни за что не полезут в её ящик. И даже если это бы случилось, то Майя сразу бы почувствовала, поняла по лицами, или по глазам. Как понимала она, что Егор Иванович знает об этих деньгах. Знает, но никогда не скажет. Почему? Майя ответить на этот вопрос не могла. Но знала совершенно точно.
Она сидела в тишине и смотрела на медленно падающий сквозь сумерки снег. Темнота неспешно заполнявшая улицу, заполняла и комнату. Для девочки она стирала границу между “там” и “здесь”. Майя сидела в гостиной и грезила, будто она окутана снежной тьмой. Впервые в жизни она не видела в этом ни угрозы, ни страха. Темнота, наполненная пушистым снегом, вытащила из самого дальнего уголка воспоминания детства. Да, да именно такой у мамы был воротник. И назывался смешно — чернобурка. И очень смешно щекотал. Майя закрыла глаза, улыбнулась и явственно ощутила, как её охватил тот самый смешной мамин воротник…
Воспоминания прервал звякнувший в замке ключ. Егор Иванович и Таня вернулись. Взглянув в глаза Тани, Майя невольно поразилась перемене. Глаза ближайшей и единственной подруги светились каким-то нездешним счастьем. Она совершенно невпопад отвечала на вопросы, смотрела мимо собеседницы, совершенно беспричинно улыбалась, порой переходя на смех. Но куда сильнее Майю поразила реакция отца. Он почему-то совершенно спокойно относился к признакам явного психического расстройства дочери. Майя же всё сильнее и сильнее беспокоилась. Это не укрылось от старого полисмена:
— Меня тоже она сперва напугала. Но специалисты сразу сказали, что у очень многих эмоциональных людей первое знакомство с пси-сетью так и проходит.
— С чем? — Майя совершенно растерялась.
— Майка! Это было волшебство! Настоящее! — Таня так громко засмеялась, что Тяпка обеспокоенно вбежал в комнату и удивленно закрутил головой.
— Так! Девочки, уже поздно. Марш мыться и спать! — строгий голос отца подействовал. Таня успокоилась. Но внимательная Майя заметила, что глаза светится не перестали. И улыбка не пропала, лишь спряталась в уголки рта.
Когда девчонки укутались и прижались друг к дружке, уже совершенно спокойная Татьяна всё подробно изложила. Майя слушала и не верила своим ушам. Представить, что можно оказаться в мире, где всё возможно и всё по-настоящему, она никак не могла. И постепенно, чем дольше говорила Таня, тем больше непонимания было у подруги. А потом оно перешло в неприятие. Майя отстранялась. Как-то в одночасье, почувствовав себя совершенно чужой, глупой и никому ненужной, ей захотелось встать и уйти. И это желание сразу вызвало истерику. Слёзы градом катились, рыдания душили, она свернулась калачиком и скулила как зверёк. Татьяна в ужасе, не понимая, что с подругой, страшно переполошилась. Вместе с отцом они долго не могли её успокоить и тем более узнать причину слёз. В конце концов Егор Иванович взял на руки этот рыдающий комок и полночи укачивал на кухне.
Утром Майя страшно стеснялась своих распухших глаз. А Таня была совершенно растеряна, и не знала, как дальше общаться. Взаимная неловкость длилась до обеда, и продлилась бы дольше, если бы Таня не взялась за дело с совершенно неожиданной стороны.
— Майя, я считаю, что тебе необходимо побывать в пси-сети.
— Зачем? — Майя настолько растерялась от такого предложения, что позабыла про неловкость.
— А затем, что это настолько нереально и в тоже время до ужаса реально, — Таня наткнулась на удивленное непонимание, сообразила, что сморозила нелепость и попыталась объяснить, — Ты там обретаешь немыслимые способности. И всё это так же реально как в жизни.
— И какие-такие способности ты там обрела?
— Я… ходила, — Таня тут же погрустнела и отвернулась. Она ни жестом, ни голосом не выдала, что сейчас побегут слёзы. Но Майя это почувствовала настолько сильно, как будто слёзы брызнули у неё самой. Она кинулась к Тане, обняла её и тоже заплакала.
***
На следующий день Майя сообщила подруге, что собирается пойти прогуляться. Но не с псом, а пройтись по улицам в одиночестве. Татьяну такое заявление поразило. До сих пор подруга, боявшаяся собственной тени, не делала ни шагу из двора. А тут резко захотела куда-то пойти. Таня пожала плечами, давая понять, что Майя вольна идти, куда ей заблагорассудится. Майя кивнула и стала одеваться. На Танин взгляд, слишком быстро. Девочка стояла в прихожей и в спешке далеко не сразу смогла застегнуть молнию на куртке. Затем решительно хлопнула дверью и быстро сбежала с лестницы. И только когда её уже не было видно из окна до Тани дошло, что подруга очень сильно нервничала и волновалась. Мигом тревога всполошила сердце. Она набрала отца. Егор Иванович выслушал дочь. И строго приказал не паниковать попусту.
Но тревоги были напрасны. Не прошло и часа, как Майя вернулась. С огромной коробкой. Но не это интересовало Таню, и даже не содержимое коробки. Она очень хотела знать, почему у Майи такое странное выражение лица. Радостное и в тоже время умиротворённо спокойное. А Майя тем временем занесла коробку в комнату, водрузила на стол, устало плюхнулась на диван и сказала:
— Это тебе. Подарок. От меня, — голос у Майи был какой-то непривычно усталый. Тане на миг почудилось, что подруга выдохнет и скажет что-то вроде: “Ну, вот я и ухожу”.
— А что это? — Таня от непонимания начала опять волноваться.
— Открой. Да не бойся ты! Это для тебя! Понимаешь? Только для тебя! Ты теперь сможешь ходить!
Таня совершенно сбитая с толку, боялась прикоснуться к коробке. И совершенно себя не контролировала. Удивлённые глаза, хлопающие ресницы и открытый рот так развеселил Майю, что она вскочила, неожиданно громко засмеялась и запрыгала по комнате. Таня растерянно смотрела на неё и не сознавала, что они обе выглядят в точности как вчера, только поменялись ролями.
В коробке лежал гладкий, совершенно черный шлем. Единственное, за что цеплялся глаз — маленький серебряный значок. Буква греческого алфавита “Пси”.
***
Отец Тани долго слушал рассказ Майи. Слушал, и не мог понять, как ему поступить. С детства приученный в первую очередь блюсти порядок и справедливость, он обязан был Майю арестовать. Тем более, что девочка, по показаниям подельников, давно в розыске. Но ведь… И вот после этого самого “но ведь” в голове Егора Ивановича начинался форменный бунт мыслей. Впервые в жизни понятия “справедливость” и “закон” стали для него антагонистами. И это беспокоило сильнее, чем перспективы оказаться пособником сбежавшей, пусть и малолетней, но преступницы. Понимание, что жизнь не так устроена, как он привык думать, давило всё сильнее. И с этим он ничего поделать не мог.
И вот теперь девочка нанесла очередной сокрушительный удар по его жизненным принципам. “Ну, почему, почему бездомная девочка тратит разом все свои, причем немалые, деньги для подарка подруге? Конечно, Таня её приютила, возится с ней, учит, кормит. Ну ладно, я их кормлю, но суть в вопросе — почему она так поступила? По глазам видно — сделала, как говорится, в здравом уме и твёрдой памяти. Но зачем? Да мало ли, что там Татьяне привиделось! Ну, понятно — модная игрушка. Но как же так?.. И главное — пусть Майя не думала, что эта покупка сразу её разоблачит, но ведь это же огромная сумма для бездомного дитя. Она обязана была её, ну хотя бы закопать! Почему, ну почему она так не сделала?”
Но мысли эти мигом пропадали, когда он видел каким счастьем светились глаза дочери, когда она снимала шлем. Боже мой! Да что там укрывать малолетнюю преступницу, он сам готов пойти на любое преступление, чтобы только не гасла эта радость в дочкиных очах.
***
Таня и Майя проводили в сети всё свободное время. В первый же день Татьяна просидела в пси-сети семь часов. И наверняка просидела бы и дольше. Но вернувшийся отец возмутился, что по дому ничего не сделано, а ужин даже не намечался. В следующие дни девушки были уже осмотрительнее. К тому же первая волна впечатлений схлынула, появились зачатки критического отношения. Через неделю, выявив наиболее интересные порталы, Таня и Майя уже не торчали беспрерывно в виртуальной реальности. А Тане стало, куда приятнее заскакивать туда на пяток минут каждые полчаса. Поначалу это страшно нервировало отца, который сравнивал дочь с пугалом в надетом вместо головы кувшине. Но случайно Таня бросила фразу, после которой всё изменилось. Она резво отъехала от обеденного стола и скороговоркой успокоила отца: “Я на пять минут! Только ножки разомну!” Закипающее возмущение тут же испарилось. И более Егор Иванович никогда не корил дочь.
Но время шло, нарождающаяся пси-сеть стремительно расширялась. Девчонки постоянно хвастались друг дружке, кто нашел какие интересные места. Но в тайне от подруги, Майя частенько покидала пределы пси-сети, и рыскала в старичке Интернете в поисках информации по лечению подруги. Из скупых рассказов Егора Ивановича она составила примерный портрет заболевания и постоянно шерстила информацию в этой области. В один из вечеров Майя, пройдя по ссылке поисковика, с разочарованием обнаружила, что на выведенной странице нет искомой статьи. Она уже хотела закрыть вкладку, но что-то её удержало. Она ещё раз прокрутила всю страницу. Замелькали строчки, ссылки, фотографии… И тут её словно током ударило. На фото солдаты тащили на носилках раненого товарища. Тащили на фоне горящего дома. Её дома!
У Майи перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула и прочла надпись под фото. К её родному городку надпись не имела никакого отношения. Фотография была рекламной ссылкой на какой-то сайт. Майя ринулась туда. Пробежала по странице — ничего знакомого. Какая-то презентация, бредни сытых господ, обсуждение технических вопросов какого-то портала. Но первое разочарование не помешало ей еще раз медленно и внимательно прочесть новостную статью, суть которой сводилась к рекламе нового проекта пси-сети “Ветераны современности”. И уже совершенно разочарованная Майя хотела уйти со страницы, когда её настигло второе потрясение. В самом низу были размещены фото военных. Все они были участниками боевых действий, которые будут в мелочах смоделированы в новом портале. И с одной фотографии на Майю смотрел образцовый солдат — коротко стриженные темно-русые волосы, правильные черты лица, мужественно подчеркнуты скулы, глубоко посаженные серые глаза. Взгляд этих серых глаз Майя видела всего раз, когда заглянула в палату к спасшему её солдату. Ни он, ни она тогда не сказали друг другу ни слова, но девочка была уверена, что солдат выстрелил, услышав именно её мысленный крик. А значит, он такой же, как и она. Какой именно, Майя не понимала. Но проснувшееся, никогда не подводившее чутьё затрубило во все трубы, что этого паренька нужно найти. Обязательно найти! Под фотографией было указано — сержант Леонид Павлюк. Майя еще раз всмотрелась в фотографию. Да, ошибки быть не могло. Она переместилась в начало статьи и еще раз прочла, что портал пси-сети “Ветераны современности” открывается в следующую пятницу.
30 сентября 2068 года
Воскресный день выдался туманным. Валентин Иванович Пушков ехал на доклад к шефу. Всматриваясь в опустившуюся на город в белёсую пелену, службист ощутил нечто знаковое в окружающем непроглядном тумане. В голове копался мелкий червячок сомнения, который писклявым голосом пытался что-то поведать. Пушков усмехнулся. “Надо же, уже как поэт ищу знаки свыше”. Несчастный червячок был раздавлен железным аргументом, что мир изменился. Этого ещё не знает никто. Но это факт. Уже свершившийся. Придётся жить в совершенно других условиях. В каких? Пока никому не ясно. А люди боятся неизвестности. И боятся её больше всего. Вот и шеф вызвал с докладом в воскресенье. Вызвал лично, хотя защита канала столь высока, что личная встреча, казалось бы, теряла всякий рациональный смысл. Но смысл всё же имелся. И очень весомый. Пушков это понимал. Понимал, что Каневу сейчас нужна не просто информация в обход сетевых каналов, которые если и могут быть прослушаны, то только теоретически. Перед возможной угрозой враждебной активности искусственного разума шефу нужна личная поддержка преданной гвардии. Пусть шеф и выглядит как гранитная глыба, но и ему сейчас ой-как нужна дополнительная прочность. И Пушков настраивал себя именно на передачу несокрушимого спокойствия. Такими вопросами, как источник обретения спокойствия, Пушков совершенно себя не утруждал. С самого раннего детства отцом прививалось специфическое отношение к жизни и смерти. Службист и в грош не ставил эти два колоссальных для прочих людей понятия. В его сознание было втравлено, вбито, отпечатано в каждой нервной клетке понимание неизбежности смерти и бессмысленности жизни. Отец, тоже сотрудник спецслужб, приложил все усилия и воспитал сына на зависть любому средневековому идеологу самурайского долга. Именно долг и составлял для Пушкова великий смысл пребывания на грешной земле.
Канев встретил службиста с непроницаемым лицом. Они прошли в один из кабинетов, обставленном в готическом стиле. Массивная, резная, пожалуй, чрезмерно помпезная мебель из черного дерева, матовое зеркало темного паркета, в углу мягко тикала огромная башня напольных часов. Только стрельчатые витражные окна разбавляли темно-коричневые, давящие на психику, тона. Пушков лишний раз отметил, как великолепно шеф владеет собой. Новости последнего времени могли вывести из равновесия и каменного истукана, но Канев не выказывал и тени беспокойства. Пушков никак не мог отделаться от неприятного чувства, что это вовсе не шеф, а голограмма. Причем специально созданная, дабы гармонично вписаться в антураж. Канев слушал, не перебивал, и практически не двигался.
Факты самоуправства искусственного интеллекта с каждым часом носили всё более тревожащий характер. Первые отклонения от предполагаемого алгоритма поведения начались на игровых порталах. И в силу несерьёзности направленности последних далеко не сразу были замечены. Некоторые игроки были даже в восторге от нестандартного поведения игровых ботов, хотя большинство не обратило на это никакого внимания, посмеявшись и списав странности на буйную фантазию разработчиков. А вот разработчикам было как раз не до смеха. Первоначальные отклонения софтверные компании пытались замять, не вынося сор из избы. Вследствие чего момент, когда можно было проанализировать и противопоставить что-либо в глобальном масштабе, был безвозвратно упущен. И через очень небольшой промежуток времени человечество оказалось перед фактом существования искусственного разума. Весь этот экскурс в историю проблемы и доложил Пушков, предваряя основную часть доклада.
— Последние исследования института показывают, что возникновение цифровых сущностей происходит спонтанно, но при наличии как минимум двух условий: плазмокристаллического процессора и подключения к пси-сети.
— То есть? — Канев удивленно поднял брови, — Получается, что в любом плазмокристалле запросто может появиться разум?
— Аркадий Эдуардович, это только с точки зрения обывателя кажется, что всё цифровое пространство и есть пси-сеть. В реальности она не содержит и трети всех цифровых ресурсов. Ведь мощности вычислений идут далеко не в первую очередь на обслуживание людей.
— Да, да… Действительно. Что-то я утомился. Элементарные вещи забываю.
Пушков уже был готов улыбнуться, но последняя фраза его как водой окатила. Он четко понял — шеф боится. И это более, чем серьёзно. Над этим стоит задуматься. И задуматься основательно.
— Валентин, у нас по бунту машин всё то же? — Канев невольно усмехнулся. И опять у Пушкова появилось интуитивное понимание, что улыбка шефа похожа на измождённую ухмылку гладиатора на арене. Ухмылку бойца, находящегося в безвыходном положении, но собирающегося продать жизнь максимально дорого.
— На данный момент поведение цифровых сущностей не выходит за рамки мелкого сетевого хулиганства, — тут Пушков сделал паузу и постарался придать голосу максимум спокойствия и уверенности, — Но аналитики отмечают хоть и небольшой, но непрерывный рост загрузки плазмокристаллов, в которых произошло зарождение сущностей.
— Как они это объясняют?
— Точного ответа пока нет. Ясно, что идет интеллектуальный рост. Но в цели искусственного интеллекта проникнуть пока не удаётся.
— Ясно. Что по поводу их изоляции?
— Пока усилия по информационной изоляции успеха не имеют. Физическая изоляция бессмысленна. Это то же отключение. Инженерно проблема пока не решается. И многие аналитики считают, что её и не нужно решать…
— Что?! — ярость в миг вспыхнула в глазах шефа, — Что значит “не нужно решать”? Они с ума посходили?!
— Простите, Аркадий Эдуардович. Многие аналитики склонны считать, что интересы цифровых сущностей никогда не выйдут за пределы сети. Это их вселенная. И скорее всего нам будет проще наладить с ними взаимовыгодное сотрудничество. И уж во всяком случае война никому не нужна. И тем более — не выгодна. К тому же нет и серьёзных оснований для войны. Нам ведь, по сути, нечего делить…
— Валентин, ты заговариваешься! Там, где есть выгода, всегда есть основания для войны. Всегда!
— Виноват, Аркадий Эдуардович, — Пушков несколько смутился, — Я хотел сказать…
— Да, брось ты! — Канев отрешённо махнул рукой и отвернулся к окну, — Ты начал нести околесицу, чтобы меня успокоить. Так?
— И для этого тоже, — Пушков плюнул на тактичность и решил, что пора нарезать правду-матку, — Но в большей части для того, чтобы попытаться объяснить, что проблема не просто нова. Она — имеет массу непредвиденных вариантов развития. Как благополучных, так и катастрофических.
— Именно! Вот так и надо докладывать. А то гляжу: говоришь, говоришь, а сам на себя не похож. Ты это брось! Ты обязан докладывать всё в полном объёме. Без всяких мнимых сантиментов. Ясно?
— Так точно.
— Отлично. Проверили слухи по похищению человеческого сознания?
— Да, Аркадий Эдуардович, — теперь Пушков изо всех сил старался походить на безэмоционального истукана, — Курсирующие в обществе слухи о том, что сознания людей, умерших во время нахождения в пси-сети, были похищены, не имеют под собой никакой реальной почвы. Совершенно. Среди обывателей почему-то наибольшее распространение получила история о похищении сознания и пересадке его в процессор бытового прибора. Большей нелепицы и придумать нельзя. Аппаратная часть любых бытовых приборов столь примитивна, что и первокласснику стыдно повторять такие сплетни. Иные слухи были неоднократно проверены. С вероятностью 99% в них и речи быть не может о переносе каких-либо значительных массивов информации от пострадавшего в пси-сеть. Единственный случай, когда такой перенос был зафиксирован — инцидент в родильном доме.
— Помню. И какое там могло быть похищение сознаний?
— Согласен с вами. Смысл в похищении несформированных сознаний новорождённых отсутствует полностью. Но спецы института проверили инфоузел, и проверка подтвердила перекачку огромных объёмов информации. По заверению Цапина, здесь, скорее всего, мы наблюдали первую попытку цифровых сущностей считать информацию с человеческого сознания. А новорожденные оказались самым простым и доступным объектом. К тому же, есть серьёзные опасения, что неполадки инфоузла, вызвавшие пожар, были организованы именно искусственным интеллектом пси-сети.
Канев напряженно молчал. Перед его глазами снова всплыли доклады Пушкова тех дней. Совершенно немыслимый пожар в родильном доме. Инфоузел по неясной причине заблокировал автоматическую систему пожаротушения. К тому же не просто не вызвал спасателей, а даже выдавал совершенно нормальные текущие показатели состояния помещений. Гибель четырёх десятков новорожденных подняла страшную шумиху в прессе. А тот факт, что все дети были пациентами отделения для заражённых гепатитом, лишь подлил масла в огонь. Только ленивые не плевались фразой, что техника ничего, кроме затрат, не приносит, а безопасности как не было, так и нет. Компания, осуществлявшая поставку и сопровождение инфоузла влетела на огромную сумму компенсации. Владельцем компании был Аркадий Эдуардович Канев, и ему это происшествие немало попортило крови. Тогда факт перекачки большого объема информации проскользнул мимо внимания. И вот теперь над ним снова пришлось призадуматься.
— Значит, спецы говорят, что перекачка была. А как они берутся это утверждать, раз инфоузел был поврежден? Он мог чёрте что показать!
— Вы правы. Но информацию снимали не с инфоузла роддома. Дело в том, что по соседству производились ремонтные работы, и основная магистраль была отключена. Поэтому роддом был подключен через резервную магистраль близлежащего заводоуправления. Вот их инфоузел и отследил трафик.
— Ясно, — Канев неторопливо встал, подошёл к стене из резных деревянных панелей, распахнул дверцу мини-бара. Не глядя, наугад достал бутылку, откупорил, сделал пару глотков. Пушков напряженно ждал. Но шеф неожиданно развил тему в ином направлении:
— Что твориться в институте?
Пушков начал подробный доклад о состоянии работ над основным проектом, но шеф его тут же перебил:
— Что у вас по спутнику, я и так знаю. Что твориться в коллективе? Что-то мне не нравится стиль вашей работы, — он глянул на застывшее в немом вопросе лицо Пушкова и уточнил, — В последнее время многовато проколов. А мы на грани войны. Это разве не ясно? Спецы должны не просто вкалывать на все сто, а быть идейно преданными. Иначе — слабина, предательство и крах. Люди должны быть стойкими и понимать, что работать, спустя рукава, сейчас означает — поставить под угрозу человечество! Нет, не будущее человечества, а уже именно настоящее!
Службист слушал очень внимательно, и в голове у него, набирая всё большие обороты, крутился вопрос — как объяснить шефу, что огромная масса сотрудников НИИ работают именно из интереса к решению проблем? Зарплата и мировые проблемы — на втором плане. Надави на любого из них, и он тут же сломается, ибо и так на последнем пределе. Страх подрывает умственные способности сильнее длительной бессонницы. Он очень хорошо помнил, как в период поиска пропавшего плазмокристалла производительность фактически отсутствовала. Одновременно, он ясно понимал, что такие вещи совершенно не интересуют шефа, а заботит лишь продуктивность. Что ж, придётся искать иные пути стимулирования ученых голов. Пути эти были неведомы Пушкову, и он мысленно вздохнул, взваливая на себя очередную гору ответственности.
— Я вас понял. Сегодня же набросаю список мероприятий по повышению отдачи сотрудников, — службист намеренно перебрал в голосе с жёсткостью.
— Но, но! — Канев глянул неодобрительно, — Палку-то не перегибай! Загнобите парней совсем. Добавь им деньжат, напридумай перспектив. Ну, не мне тебя учить.
— Так точно! — Пушков переместил брутальность из голоса в слова.
— Настроения-то какие?
— Как и предполагалось, большинство сотрудников убеждены, что новый спутник предназначен для ухода от проблем с искусственным интеллектом, а вовсе не для решения проблемы U-вируса.
— Нормально. Продолжай поддерживать такие настроения. Как Цапин?
— После гибели академика Гончарова Денис Евгеньевич активизировал работу. Он близок к решению проблемы цифрового копирования. Как вы знаете, завтра запуск фильтрующей установки. Результаты ожидаются буквально со дня на день, ведь теперь Денису Евгеньевичу ничто и никто не мешает. Я опасался, что после несчастного случая с Гончаровым профессор Зарубский возьмёт на себя роль главного оппозиционера. Но этого не произошло. Он начал работу над новой темой. К сожалению, все в один голос утверждают, что тема совершенно не имеет перспектив. Более того, она скорее из области фантастики. Но мешать ему пока считаю нецелесообразно. Он долго был в угнетённом состоянии духа. Теперь же, как ни странно, старик трудится как проклятый. Вряд ли от него можно ждать хоть какой-то пользы. Но пока он увлеченно строчит свои теоретические измышления, от него вреда не будет. Хотя… Он довольно странный тип.
— Странный? Валентин, у тебя этих странных — полный НИИ!
— Да, но я не думал, что гибель бывшего друга может так подхлестнуть работоспособность Зарубского.
— А над чем он работает?
— Пытается теоретически доказать возможность сверхсветовой передачи информации.
***
1 октября 2068
Ромка ворвался в квартиру, не замечая ничего на пути. На бегу сорвал и кинул в сторону вешалки куртку, пинками скинул ботинки и оглушительно хлопнув дверью комнаты, упал на кровать. И тут только дал волю слезам. Зарывшись головой в подушку он беззвучно трясся от рыданий. Это продолжалось казалось целую вечность. Ромка не обращал внимания на время, он знал, что мать вернётся еще не скоро, и можно дать слабину. Можно не корчить из себя настоящего мужчину, а просто выплакать боль. Да и какой он в неполные двенадцать мужчина? Но в их маленькой семье он — единственный мужчина. И более маме опереться не на кого. Он это хорошо понимал, но это не успокаивало. Тело продолжало вздрагивать от рыданий. И когда он решил, что вот лучше сейчас умереть, то почувствовал на плече мамину руку. Замер, но головы поворачивать не стал. Мама ласково погладила его черные космы и тихо спросила:
— Рома, что случилось?
Сын не отвечал. Теперь он напрягся всем телом, будто она пыталась его силой перевернуть.
— Рома, ну что случилось? — в голосе матери проступила явная усталость. Эти нотки окончательно пристыдили единственного мужчину в семье. Он резко сел на кровати, устремил на мать красные заплаканные глаза, и сглатывая рыдания, поведал, как его избили по дороге из школы. Мать внимательно слушала, хотя поминутно боролась с желанием прижать сына к груди и зарыдать самой. Она постоянно говорила сыну, что он уже мужчина, а значит и вести себя надо как с мужчиной.
— А самое обидное, всё это видел полисмен, — Ромка заскрежетал зубами, — Ему, что было лень вмешаться? Ты всегда говорила, что полиция нужна для сохранения порядка!
— Сынок, — мать тяжко вздохнула, — Ты ж понимаешь, что в прошлом месяце ты сам исчерпал свой правовой сертификат. Ну, что ты? Ромка тут удержаться не смог, кинулся на подушку и дал волю рыданиям. Он отлично помнил, как плеснул краской в стену экрана, когда был зол на придирки преподавателя. Естественно, эпизод с виртуальным оскорблением сразу же аннулировал его правовой сертификат, который давал ему минимальный набор гражданских прав. И если бы мать не отдала тогда все отпускные, то пришлось бы Ромке ознакомиться с исправительным домом для несовершеннолетних. А так он просто остался дома, но остался до конца года бесправным существом.
— Ну, он то сканером мой сертификат прощупал, а они? Они ж напали прямо у него на глазах! — Ромка перешёл на шипящий от слёз хрип, — Значит они тоже знали, что у меня нет сертификата! Они не имеют права иметь такие сканеры!
— Да, сынок. Не имеют, — голос матери совсем потускнел.
— Так почему он их не схватил?! — Ромка издал вой и опять бухнулся в кровать.
— Ты уже взрослый, сын. Понимаешь. Зачем ему возня? Ты ведь даже иска предъявить не можешь.
Ромка понимал всё. Но легче от этого не становилось. Он еще долго лежал на кровати, ощущая теплоту и мягкость маминой руки, чувствуя, как она замазывает ему рану на затылке биогелем, потом, слушая, как мать хозяйничает на кухне. Но есть не хотелось. Успокоившись, Ромка выбрался из кровати и засел в кресло пси-интерфейса. Оно мягко обволокло его затылок, предплечья, голени. Оно работало. Значит, мама всё-таки заплатила за доступ! Она понимала, что это для него важнее сертификата, хотя сертификат и стоит дороже, но мама… Мама — молодец. Она понимает его.
— Мам… Спасибо.
— Да, сынок, пожалуйста. Но Ромка уже не слышал ответа. Он нёсся по замерзшей степи. Его конь являл собой могучего тяжеловоза с резвостью, недоступной ни одному скаковому рысаку реального мира. Леденящий ветер свистел, рассекаемый серебряными доспехами. Ветер пытался хватать его за длинные вороные эльфийские косы. Могучее тело горячего скакуна переливалось под Ромкой нереальными мускулами. Нет не под Ромкой. Здесь его знали как Ангрена — эльфа-воителя, великого и могучего. Он стегнул коня, встал в стременах. Ветер, ветер его родного мира вливался могучим потоком в само его существо. Он хотел напиться этим миром, он хотел, чтобы этот, лучший, совершенный, по-настоящему родной мир вытеснил из души даже тени воспоминаний о кошмарной реальности. Да и реальность ли то? А это? Это ли не реальность? Ромка вырвал из ножен меч, каждой складочкой ладони ощутив реальность кожаной оплётки рукояти. Он воздел оружие над головой, клинок засверкал в лучах солнца, казалось, сильнее самого светила, и из горла эльфийского воина вырвался дикий ликующий боевой клич.
Он несся по бескрайним просторам своей виртуальной родины. Такой прекрасной и такой ускользающей. Подумать только! Чуть в его гадской реальности что-то пойдет не так, и доступ в этот прекрасный мир будет закрыт. И он запросто может остаться изгоем без рода и племени. Именно в это мгновение Ромка осознал всю глубину горечи людей, что в прошлом лишались возможности жить там, где родились, там где их ждут и любят. И частичка этой любви ощущалась явственно в каждом вдохе этого мира…
…На огромном валуне сидел орк. Он возник так внезапно, что Ромка едва не налетел на него скакуном. Орк был огромен. Своими габаритами он попирал любые допустимые мерки собственной расы. Несколько секунд Ромка оторопело пялился на необъятную спину, одетую в толстенную безрукавку из кожи нефритового буйвола и усыпанную огромными стальными шипами. Здесь явно было что-то не так. Ромка как никто знал, что эта территория, исконная земля рода Ангрена, ныне захвачена орками. Но ни один орк, даже сверхмогучий, не станет вот так запросто торчать открытым для любого лучника. Орк неторопливо повернулся. И Ромка увидел, что тот… читал! Орк окинул взглядом эльфийского витязя, хмыкнул и начал сворачивать длиннющий свиток. После громоподобного факта, что орк мог, оказывается, читать, Ромка рот открыл от удивления, увидев, как тот аккуратно обращается со свитком. Необъятной толщины руки с когтями пострашнее акульих зубов сноровисто смотали свиточек.
— А я тут и не торчу для любого лучника. Тебя поджидаю. Вот хочу поприветствовать могучего Ангрена, — орк степенно поклонился и с интересом начал рассматривать Ромкино воплощение в этом мире.
Ромка всё ещё молчал. Его поражало в орке всё. И прежде всего лицо. Да, да, лицо! А не морда, как правильно следует говорить об орках. А Ромка в них разбирался, ибо повидал навалом. Но лицо этого язык не поворачивался назвать мордой. Не сказать, что б оно было вполне человеческое. Скошенный лоб, торчащие клыки, зелено-серая кожа… Но глаза… Они были как и положено маленькими и карими, но они были человеческими. Ромка и глазом не успел моргнуть, как этот осмысленный взгляд превратился в ироничный, а потом по лицу орка пробежала грустная улыбка.
— Что молчишь? — деловито поинтересовался орк, — Не интересует что ли, зачем ты мне?
И орк полностью развернулся к Ромке. И первое, что бросилось в глаза — бляха орочьего атамана высшего посвящения. А значит… значит это…
— Ты Гархакн Роул! — выпалил Ромка. Удивление как ветром сдуло. Ибо его вытеснил взрыв фонтана яростного восторга. Ну, надо же, как повезло! Сам Гархакн Роул и один на один! За голову этого мерзкого убийцы Ромкин персонаж мог бы подняться сразу на два уровня. Ромка мигом обнажил меч, что привело орка в совершенное неуместное веселье:
— Ух ты! Гляньте-ка на него! Он думает, что он могучий Ангрен, а на самом деле — всего лишь Ромка, по прозвищу “хиляк”! И орк разразился рычащим раскатистым смехом. У Ромки от услышанного закружилась голова, меч внезапно стал тяжеленным и выпал, вывернув кисть. И сам разоблаченный воитель неуклюжим кулем свалился из седла. Когда в глазах установилась ясность, он обнаружил склонившегося над ним предводителя орков. Тот огромными ладонями участливо хлопал по щекам Ромку. Ладони, покрытые вперемешку шрамами, мозолями и щетиной были немногим мягче дубовой коры. И Ромку это мигом отрезвило. Схватив тут же нашедшийся меч, он пружиной вскочил в боевую стойку.
— Ух ты, ух ты! Как загорцевал! Неужели всё ещё хочешь драться, а?
Но Ромка не отвечал. Он сжал зубы. Да какая разница, что орк с ним завёл беседы, что совершенно не свойственно цифровым моделям? Это ж игра! Нужно победить этого болтуна, получить новый уровень, а там… И он бросился на врага.
Но что-то пошло не так. Неожиданно резво орк отскочил в сторону. Это случилось столь быстро, что Ромка не поверил собственным глазам. Но куда сильнее поразило другое — сам он еле двигался, меч опять стал нереально тяжелым, доспехи не давали повернуться.
— И вот благородный Ангрен напал на безоружного! Да, милорд, как низко вы пали! — орк опять нереально быстро подскочил к воителю. Откинул в сторону неподъемный меч, мигом сорвал наплечники и пластинчатый жилет. И тут Ромку ощутил совершенно неестественное для данной ситуации, но вполне животное чувство, что это конец. Конечно, он понимал, что это всего лишь игра, что боли не будет. Он не раз бывал убит, но вот такого ужаса никогда не испытывал.
— Что, страшно? — орк как будто специально издевался над поверженным врагом, — Садись, поболтаем. И орк бесцеремонно толкнул Ромку в траву. После чего уселся сам, достал из огромного вещевого мешка кожаную флягу, отхлебнул.
— Тебя мама не учила здороваться? — в голосе орка явственно слышались интонации учителя.
— Учила. Здравствуйте, — выдавил поверженный Ангрен.
— Вот и прекрасно! — орк прямо таки расплылся в улыбке, обнажив ряды кошмарных зубов.
— Воевать не надоело ещё?
— А что? — Ромка насупился.
— Да так. Ничего. А мне вот надоело. Веришь ли? Вот ты приехал на мою территорию, творишь бесчинства, каких даже твои дикие средневековые предки стыдились. Ладно, ладно! Шучу! — орк примирительно поднял ладони на гневный Ромкин взгляд, — Знаю я, что ты пожалуй единственный нормальный пришелец на моей территории.
— Это моя территория! — Ромка хотел топнуть от возмущения, но сидя это сделать было неудобно, — Это исконно наша земля!
— Ваша? С чего бы это? С того, что какой-то деятель написал в ничего не значащем файле, дескать это земля рода пресветлых эльфов? Очнись, Рома! Ты не эльф. А это не сказка. Это пространство создавали и обустраивали мы. Оно нам и принадлежит. А вы тут только пользователи. Хотя, скорее паразиты. Мы вас терпели, пока нам самим не понадобились ресурсы этого узла. Так что, друг Ромка…
— Вы, кто? Кто? — хотя ответ вертелся на языке, но Ромка боялся даже мысленно его произнести.
— Роботы, компьютеры, кибер-системы, самопрограммирующиеся процессоры, сетевые сущности. Вы придумали нам массу имен, но ни одного уважительного. Обидно, да?
— И ты меня изгоняешь? — Ромка никак не ожидал, что окажется изгоем вот таким образом.
— Ну, что ты! Я лишь предупреждаю тебя, что эта территория больше вам не принадлежит. А предупреждаю потому, что ты, именно ты — Роман Сергеевич Бессмертнов лично у меня вызываешь уважение. И сочувствие. Прости, что я незаслуженно оскорбил тебя. Никогда ты бесчинств не творил. Потому мы и считаемся с тобой. Когда все твои отправились на резню в Куххам, тебя даже месть не толкнула. И хотя ты стал здесь достойным воином, но не стал убийцей. Ты здесь из-за того, что давно забыли ваши соплеменники, но ваши предки бог знает что делали ради этого. Я говорю о романтике. Именно её ты и ищешь тут. Этим ты мне и нравишься. Ты редкий, почти исчезнувший тип. А вот твои товарищи совсем иные. Нда… Вот например Аглан, — орк опять запустил ручищу в баул и выудил отрезанную голову, — Как-то он плохо выглядит.
Вид кошмарной головы, облепленной космами серебристых волос, слипшихся клоками в запекшейся крови сильно отрезвил Ромку. А орк спокойно засунул кровавый трофей обратно в мешок и продолжил:
— Тебе отвратительно, что я его убил? Да, зрелище не из приятных. Как неприятен был и в реальности твой знакомый. Вы же жили в одном городе, — последние слова Гархакна Роула полностью уверили, что от сетевых сущностей не спрятать никакую информацию, — Если бы вы не сдерживали себя в своей реальности, то… Не дожили бы вы до изобретения компьютеров. Потому и напридумывали себе законов, а теперь только и мечтаете о том, как их нарушить. Ну, ладно. Смотрю, тебе ещё рано это понимать. Скачи назад. Портал заставы еще будет работать сорок минут…
15 октября 2068 года
Директор научно-исследовательского института информационных сред Денис Евгеньевич Цапин начал понедельник в приподнятом расположении духа. Новенький электромобиль серебряной стрелой летел по VIP-полосе. Ладони ощущали приятную шероховатость дорогой отделки руля, кондиционер великолепно имитировал бриз тропических островов, дорогущие стёкла сами добавляли контрастности и насыщенности окружающему пейзажу. Всё грело обожающую роскошь душу. Причем роскошь показную, крикливую. Ну, скажите на милость, зачем нужно богатство, если не для пускания пыли в глаза? Именно для этого! Иначе простолюдины не смогут понять, кто перед ними. А это чревато отвратительными казусами, когда недостойные могут поставить вас на одну полку с собой. А это совершенно недопустимо! Недопустимо даже в мыслях!
Денис Евгеньевич, улыбнувшись, посмотрел на усыпанный сапфирами платиновый хронограф. Он обожал сочетание этих драгоценных материалов. Они необычайно гармонировали с его слегка вьющимися белокурыми локонами и серо-голубыми глазами.
“Вот именно такие вещи и достойны носить настоящие люди — люди, которые ведут человечество в будущее. И не просто в будущее, а в никому пока неведомый цифровой рай. И кому, как не мне — директору НИИ, что находится на самом пике борьбы за это будущее, быть отмеченным богатством в этой земной жизни?”
Размышляя в таком ключе, Денис Евгеньевич невольно зажмурился в лучах теплого не по октябрю солнца, откинулся расслабленно назад. Инфоузел сразу же взял управление на себя, копируя стиль вождения хозяина. Цапин грелся не столько в лучах осеннего солнца, сколько упивался воскресными воспоминаниями. Пятничный аукцион социальных прав субъектов принёс массу впечатлений, а выкупленная девушка в реальности оказалась куда симпатичнее, чем её виртуальный образ. Такая редкость случалась нечасто. И куда более глубокое впечатление она произвела в постели. Это ж надо попасть на такую удачу, как шестнадцатилетняя девственница! Но даже невинность не даёт гарантии, что девушка будет вести себя, как это было принято в прошлом — смущаться, бояться. Уж кто-кто, а такой завсегдатай аукционов рабов, как Цапин, знал это отлично. А что будет совершенно искренне рыдать — о таком и мечтать было нельзя. Он потянулся, припоминая утреннюю истому, и немного поворочавшись в принимающем оптимальную форму кресле, уснул до самых ворот НИИ.
Оставив машину в персональном боксе, Цапин вальяжным шагом, не вязавшимся с его худосочной фигурой, направился к лифтовой капсуле. Не глядя коснулся стены кабины, плазматы тут же идентифицировали личность шефа, и капсула понеслась в глубины секретных подземных уровней. Нажимать на кнопки панели управления было делом лишь простолюдинов из внешнего сектора НИИ. Они выполняли либо вспомогательные либо вообще бутафорские работы. Но об этой специфике им даже догадываться не полагалось. Все они были полностью уверены, что выполняют сверхважные научные задания в сверхсекретном и особо охраняемом институте. Личные контакты между работниками разных отделов были, мягко говоря, нежелательны, общение же на профессиональные темы строжайше каралось. Немудрено, что запуганные люди практически не имели представления, кто идет навстречу по коридору. Социальный этикет в виде “здравствуйте” и “до свидания” в такой обстановке мгновенно изжил себя.
Спустившись до минус сорок восьмого этажа, капсула начала перемещение в горизонтальной плоскости. До кабинета она летела всего сорок четыре секунды. Но каждый раз, тратя такой незначительный отрезок времени на это короткое путешествие, Цапин вздыхал, созерцая аскетичную убогость интерьера лифта.
У кабинета уже ждал с докладом первый зам. Даже не глянув в его сторону, Цапин резко бросил секретарю: “Меня на пятнадцать минут нет ни для кого! Ни для кого!” И захлопнул дверь перед носом заместителя. Эти пятнадцать минут потребовались директору НИИ чтобы поуютнее усесться в кресле-трансформере, подогнать атмосферу под настроение и попытаться создать у себя рабочую мотивацию, просматривая видео-трансляцию из рабочих кабинетов. И хотя рабочее настроение почему-то не желало посещать Дениса Евгеньевича, но деваться было некуда, и пришлось выслушивать еженедельный доклад. Ничего нового зам сказать не мог, но настроение испортил основательно. Что установка работает на всю катушку уже две недели и работает безрезультатно, Цапин и сам прекрасно знал. Но то, что без него доложили куратору — не лезло ни в какие ворота.
— Вы с ума посходили?! — голос директора предательски сорвался на фальцет, — Докладывать куратору — моя прерогатива! Моя! И только моя!
— К сожалению, господин Пушков настаивал на немедленном предоставлении информации, а вы распорядились вас не беспокоить. В этой связи, согласно регламенту, я переключил на него руководителя группы аналитиков…
— Да ты… — в бешенстве Цапин готов был выплеснуть бездну проклятий, но в этот момент выскочила голографическая табличка “Срочный вызов. На линии Пушков”.
***
Понедельник для Пушкова в полной мере оправдывал звание тяжёлого дня.
Напряжённость чувствовалась даже в вибрациях воздуха. Проблемы сыпались как из рога изобилия, люди принимали совершенно идиотские решения, всё, что могло — ломалось, что не могло — тупо глючило. И как апофеоз — директор НИИ не пожелал общаться, сославшись на занятость. Его зам, типичный сушёный буквоед, переключил на командира аналитиков. Тот хоть и был незаурядным учёным, но в жизни имел прескверную привычку нарезать правду-матку. И без запинки доложил, что результатов по ключевому проекту вообще не предвидится. Тут чаша Пушковского терпения переполнилась. Он повторно вызвал директора НИИ:
— Денис Евгеньевич, — начал Пушков без предисловий и приветствий, — Директор научно-исследовательского института обязан в первую очередь заниматься организацией рабочего процесса. Разве не так?
— Да, согласен с вами, Валентин Иванович, — пролепетал Цапин.
— Тогда напоминаю вам, что ваша установка работает уже полмесяца. Накануне пуска вы клятвенно заверяли, что на поиск нужных образцов будет затрачено несколько часов! Всего несколько часов! Надеюсь, вы помните свои слова?
— Да, — голос Цапина задрожал, — Но к сожалению, теоретические расчеты основывались на вероятностных показателях…
— Вот как раз о вероятностях и разговор. Только что я имел удовольствие общаться с вашими аналитиками. С вашей элитной группой светил. И что же я от них услышал? А услышал, что результатов по поиску нужных сознаний в пси-сети не просто нет, а их нет, и не будет! Вы хотите, чтобы я так и доложил наверх?
— Нет, нет! Вы не так поняли… — в голос Цапина уже явственно добавился стук зубов.
— Не так? А как я должен был понять, когда сотрудник, которого, если верить вашему регламенту, лично вы выделили для информирования о ходе работ, доложил, цитирую: “Установка отработала на максимальной мощности две недели. За это время было детально просканировано огромное количество людей — почти двести миллионов. Сканирование не выявило ни одного индивидуума, с требуемым композитным набором биений частот мыслительных процессов. Ввиду того, что предварительная оценка нахождения такого индивидуума давала вероятность один к миллиону, то полученные результаты говорят о неверных предпосылках построения общей теории. И как следствие, возрастает вероятность невозможности нахождения искомого сознания во всей пси-сети”. Как я должен был это понять?
— Простите, здесь имело место недопонимание моим сотрудником важности правильного изложения фактов…
— Хотите сказать, что не успели научить его врать? — Пушков зло хохотнул.
— Нет, нет! Я и в мыслях не имел ничего подобного, — Цапин от ужаса начал терять остатки самообладания, — Понимаете, аппаратура только введена в эксплуатацию. И хотя была включена на максимальную мощность, но это не значит, что этот порог нельзя преодолеть. Повышение мощности установки — это технически решаемая задача. Всё упирается в финансирование. Но тратить впустую огромные средства, на мой взгляд, неразумно. Ведь на текущем уровне мощности проверка всего человечества пройдет быстрее чем за два года…
— За два года? Вы понимаете, что у нас нет этих двух лет? О чем вы вообще думаете? Вы что, совсем блаженным стали? Мы на пороге войны. Войны за всё человечество. У нас каждая секунда на счету. А вы позволяете себе годами расшвыриваться, хотя недавно говорили о часах. Жду от вас через двадцать пять минут подробное изложение путей решения возникшей ситуации, — и Валентин Иванович отключился.
***
В полдень Канев выкроил несколько минут и принял Пушкова. Как службист не был зол на Цапина, но вываливать чужие проблемы на шефа не собирался. Ибо четко понимал, что спокойствие полководца — на войне вещь первостепенная.
Аркадий Эдуардович поднял на Пушкова тяжёлый взгляд:
— Докладывай.
— Спутник полностью готов. Его кристалл проходит штатное тестирование. Ошибок и сбоев нет. По заверению спецов всё проверено будет к началу ноября. Центр контроля плазматов спутника уже проверен — готовность сто процентов.
— Что по швейцарскому центру контроля?
— Как вы знаете, ядро швейцарского центра контроля плазматов уничтожено. И восстановление его невозможно в принципе. Но рабочий антураж оставлен. Девяносто пять процентов персонала не знают, что ядро находится в нерабочем состоянии. Все службы находится под круглосуточным контролем. Несколько раз мы засекали внешние осторожные попытки прощупывания инфоузла. Но они более походили на попытки установления контакта цифровых сущностей, так сказать — попытки поиска цифрового собрата. Ничего серьёзного.
— Так, а спутник пытаются щупать?
— Режим изоляции спутника ни разу не был нарушен. По сводным итогам с восьмидесяти центров контроля можно гарантированно утверждать, что атак на спутник пока не было.
— Пока… — Канев молча побарабанил по столу пальцами. Перед мысленным взором появился только что достроенный гигантский летающий вычислительный центр. Космический объект такого размера человечеству ещё не приходилось создавать. А уж по цене он переплюнул все траты вековой космической гонки мировых держав. И пусть население с надеждой созерцает новое вместилище пси-сети, якобы исключающее расползание кошмарного U-вируса. Аркадий Эдуардович прекрасно знал, что истинное предназначение этого объекта совершенно иное. Он вздохнул и уточнил ещё раз: — Ждёте?
— Готовимся. Всегда лучше готовится к самому худшему. Тогда его проще избежать.
— Или пережить. Не так ли? — Канев откинулся в кресле. В его глазах Пушкову опять почудилась обречённость.
— Или пережить. Но прогнозы для нас благоприятны. Во всяком случае пока.
— Пока? Пока — что?
— Простите, я хотел сказать, на текущий момент.
— А чем тебе не нравится следующий момент?
— У Цапина возникли проблемы с установкой.
— Точнее!
— За первые пятнадцать дней в пси-сети не было обнаружено ни одного человека, сознание которого позволяет осуществить перенос личности в плазмокристалл.
— Он же обещал найти за пару дней! — Канев аж приподнял брови от такой неслыханной наглости.
— Точнее, за несколько часов.
— Так какого же чёрта?
— Внятного объяснения я не добился. Он страшно перепуган, и всё сваливает на некие вероятности, которые, по его мнению, предсказать заблаговременно он не мог. Предлагает усилить установку и просит под это финансирование.
— Ну, понятно. Чего он еще просить может? Ты займись вопросом, там ли и то ли он ищет. А то может он, не глядя, и душевно больных проверяет.
— К счастью, душевное здоровье тут не при чём. Я не буду сейчас вдаваться в дебри философии, психологии, нейробиоогии и ещё доброй дюжины научных дисциплин. Упрощённо говоря, теория переноса сознания Цапина построена на понимании человека, как усложнённой модели вычислителя прошлого. Тогда в ходу было словцо “компьютер”. Так вот по Цапину, мысли — это прикладные программы, тело — аппаратная часть, а сознание — связывающая их операционная система. Но не всё так просто. Как известно перенос сознания в плазмокристалл не может быть полностью произведен, ввиду невозможности существования сознания без тела. Сознание может находиться в плазмокристалле только пока тело живо. Но когда тело умирает, умирает и сознание. Это объясняется природой биополя, генерируемого человеческим телом. Согласно теории Цапина, возможно существование сознания, не нуждающегося в биополе. Оно должно обладать особым композитным набором биений частот мыслительных процессов, смоделировать который на текущем этапе развития технологий невозможно. Зато можно построить систему поиска таких сознаний в пси-сети. И сознания эти могут принадлежать кому угодно — и младенцам, и старикам, и сумасшедшим, и гениям. Установка Цапина — это всего лишь обработчик тестовой информации, которая поставляется от разбросанных по просторам пси-сети датчиков. По оценке Цапина вероятность нахождения такого сознания составляет один к миллиону.
— И сколько уже обработали?
— Двести миллионов.
— И всё впустую… — на каменном лице шефа ясно читалось разочарование.
— Пока, да. По заверениям Цапина, такое сознание может быть найдено в любую минуту. И когда требуемый композитный набор частот будет получен, можно будет перенести его на любое сознание без изменения личности. И потом селить личность в плазмокристалл на любой срок.
— Ясно. А что по самодеятельности цифровых сущностей? Вы разобрались с прецедентами сетевого убийства?
— Да, Аркадий Эдуардович. За последнее время произошло несколько эпизодов смертей при контакте с пси-сущностями. Каждый был тщательно проверен.
— И?
— К счастью, ни в одном случае не подтвердилось влияние цифровых сущностей на летальный исход пользователя. Везде имели место обычные эмоциональные потрясения и обострившиеся патологии. Показателен случай с учеником шестого класса. Его попросила проверить одна из сотрудниц НИИ. В игре убили друга её сына. Так вот мальчонка чуть не сошёл с ума, когда узнал, что его друг реально умер.
— И что в действительности случилось?
— У ребёнка была аневризма сосудов головного мозга. Как говорят врачи: нет здоровых, есть недообследованные.
***
2 ноября 2068
Вернувшись с закрытой конференции, начальник отдела организационной работы научно-исследовательского института информационных сред Анатолий Куприянович Гликин немедленно связался с Пушковым:
— Валентин Иванович, добрый день. По ключевому вопросу изменений нет, — службист не имел привычки томить начальство, а докладывал стремительно.
— Ясно. Новости?
— Только что Зарубский делал доклад, — Гликин сделал паузу, — Думаю, возможно, вам будет полезна такая информация.
— Докладывал по своей теме?
— Так точно, — в речи службиста, внедренного в институт на должность начальника ничего не значащего отдела то и дело проскакивали армейские обороты речи, — Конференция проходила по распоряжению Цапина в закрытом режиме. Выступление Зарубского произвело, так скажем, шоковый эффект.
— В чём дело?
— Его псевдонаучная гипотеза — просто верх ереси и безграмотности.
— Так и высказались на обсуждении?
— Обсуждения как такового и не было. Многие всерьёз начали опасаться, что профессор психически болен. И спорить с ним бесполезно. Но с другой стороны, и надо отдать ему должное, сформулировал он всё настолько элегантно, аргументировал убедительно, что даже некоторые “зубры” усомнились в очевидности нарушаемых постулатов. Но одно дело, если бы всё закончилось изложением теоретический части, но ведь Зарубский добил всех, сказав, что готов экспериментально подтвердить гипотезу.
— Силён! И что же он предложил?
— Оказывается, в его лаборатории уже готова экспериментальная установка, на которой он и собирается продемонстрировать заявленный эффект сверхсветовой передачи информации. И в этой связи он просил дать добро на повышенные энергозатраты на проведения эксперимента.
— Надеюсь, у Цапина хватило ума отказать, пока система поиска не дала результата?
— Цапин дал добро.
— Как? — Пушков был поражён, — Он понимает, что творит?!
— Скорее всего, понимает. Сейчас объясню. Дело в том, что за лабораторией Зарубского полгода вообще никаких энергозатрат не числилось. Сотрудники были загружены исключительно теоретической работой, к тому же их число он сократил до пяти. Остальные переключились на основной проект. А теперь Зарубский просит выделить ему восемьдесят процентов от сэкономленной мощности.
— Да плевать, что он экономил! Цапин совсем сбрендил!
— Вернее сказать — обнаглел. Заседание шло в закрытом режиме, поскольку соавтором открытия значится сам Денис Евгеньевич Цапин.
— О, как! Тогда понятно. Этот наглец у кого хочешь подмётки на ходу отрежет. Неужто почуял лакомый кусок? С Гончаровым не вышло, так на Зарубском в рай въехать хочет. Каков молодец! Ничего, мы эти выкрутасы ему еще на этом свете припомним. У тебя всё?
— Так точно!
***
4 ноября 2068
Феликс Николаевич нервно шагал в сторону своей лаборатории. Предстоящее проведение эпохального эксперимента не оставило в голове места иным мыслям. Тысячи неотложных вещей выстроились в очередь и кричали об их срочности. Всклоченные седые космы, застёгнутый вкривь и вкось халат, перекрученный ворот рубашки служили достойным антуражем для безумных расфокусированных глаз, блуждавших по пространству, и то и дело забывавших о своих функциях. Феликс Николаевич совершенно не замечал, как натыкался на встречных сотрудников, стены и оборудование. Стены и оборудование страдали молча, но и люди в этот раз не проявляли красноречия. Даже обычно не лезущие за словом в карман грубияны и остряки жались к стенам при виде несущегося по коридору безумия. Весь северо-восточный сектор постепенно погружался в тихую панику. Некоторые впечатлительные барышни не преминули позвонить в службу безопасности и проинформировать о явно психически нездоровом сотруднике.
Феликс Николаевич свернул на лестницу нижнего яруса и, неловко перескакивая через ступеньки, побежал к буфету. Аскетичный пункт питания в это время обычно пустовал, только системщики и кибернетисты спешно поглощали бутерброды в отведенный короткий перерыв. Феликс Николаевич подскочил к автомату по продаже пирожков, вставил карточку и начал тыкать пальцем, выбирая нужные образцы выпечки. В этот момент стоявшие в очереди люди примолкли, наблюдая, как профессор теряет связь с реальностью. Застывший у автомата старикан настолько быстро ушёл в свои мысли, что через пару секунд уже тыкал в клавиши выбора товаров с бездумностью сломанного робота. И тут кто-то из системщиков не выдержал и заржал во весь голос. Феликс Николаевич вздрогнул, обернулся. Его полный растерянности и удивления взгляд вызвал уже всеобщий хохот. Он суетливо нажал кнопку выдачи товара, получил на руки огромный бумажный куль пирожков и быстро покинул буфет. Оказавшись в деловом антураже коридора, Зарубский опять мигом нырнул в свои мысли, но тут же был самым нахальным образом вытряхнут из них. На бегу его тряс за плечо заместитель начальника диспетчеризации расчетного комплекса их сектора.
— Здравствуйте, Саша! Я очень занят! — скороговоркой бросил Зарубский.
— Феликс Николаевич! Вот! — запыхавшийся молодой парень на бегу протянул профессору электронную карточку, — Вы забыли банковскую карту в автомате.
— О! Спасибо! — и старик резко затормозил, посмотрел на Александра, и с трудом вспомнив нужную мысль, выпалил, — Александр! Мне крайне нужна ваша помощь! Но… У вас же сегодня выходной?
— Да, я… — парень замялся, — Вот, решил поработать.
— Жаль, — огорчился Феликс Николаевич: “Видимо, опять пацан с женой поругался”. Но вслух добавил: — А я хотел попросить вас об одолжении.
— Так я с радостью! — Саша аж засиял, — Я ж только забежал посмотреть как тут что. А заступаю я вечером.
— Это замечательно! Видите ли, — и старик доверительно взял молодого коллегу за локоток, — Мне сегодня привезут собаку. Щенка. Нужно просто встретить человека, забрать пса и отвезти ко мне домой. Вот ключ. А это вам оплата перевозки животного в электробусе. Там еще немного денег есть. Это вам за труды. Не вздумайте отказываться! И пресекающим возражения жестом старик вернул карточку.
***
5 ноября 2068
Утро понедельника у Пушкова пошло насмарку, еще не начавшись. В 4 часа 22 минуты оранжевый сигнал тревоги разорвал сон. На связи был Гликин.
— Валентин Иванович! Только что я приказал полностью изолировать северо-восточный сектор НИИ, — в голосе Гликина явственно слышались доселе неизвестные нотки растерянности.
— Что произошло?
— Эксперимент Зарубского дал непредвиденный результат. При включении аппаратуры наблюдать заявленный эффект было невозможно ввиду непредвиденного контакта с посторонней пси-сетью…
— Что? — Пушков не мог понять, то ли он еще не проснулся, то ли Гликин пьян.
— Да, да. Я понимаю, что звучит как бред, но это так. Изолированная аппаратура установила связь с пси-сетью не имеющей ничего общего с глобальной сетью Земли.
— Выезжаю. Ждите.
***
Не прошло и часа, а электромобиль Пушкова уже въезжал в один из подземных гаражных комплексов, располагавшихся по соседству с НИИ. Всё сооружение целиком было в негласном распоряжении администрации института — восьмиярусный подземный гараж использовался и как скрытый пропускной пункт, и как дополнительный пункт эвакуации сотрудников и оборудования, и как хранилище вспомогательного оборудования, и как одна из ключевых баз службы безопасности.
Валентин Иванович стремительно вбежал в лифтовую капсулу, коснулся стенки и отрывисто бросил: “В кабинет Гликина!” Выйдя через несколько томительных секунд в кабинете своего подчинённого, Пушков с удивлением обнаружил Гликина в совершенно неподобающе растерянном виде. Обычно на рыжем веснушчатом лице играла спокойная улыбка, которая давала понять любому собеседнику, сколь мелки его проблемы в сравнении с заботами начальника отдела организационной работы НИИ. Такого Пушков никак не ожидал увидеть.
— Итак, что произошло?
— Установка Зарубского была включена сегодня в ноль двадцать. Предполагаемый эффект воспроизвести не удалось. Так как вместо приёмника связь была установлена с пси-сетью…
— Так! Об изоляции опыта яйцеголовые возможно уже не думают, но твоя служба обязана была это обеспечить!
— Так точно! Изоляция была обеспечена по высшему критерию защиты.
— И?
— Первоначально, всем показалось, что имел место факт пробоя защиты и выход в пси-сеть. Автоматика тут же об этом сообщила, что установлен контакт с пси-сетью. Но потом… Потом оказалось, что ни один канал из всего спектра доступных не соответствует установленным стандартам. И связь напрямую установлена быть не может. Но тут же была получена информация, что все каналы той пси-сети на сто процентов совпадают с тем, что представляла собой самая первая пси-сеть.
— Первая? Погоди-ка, это в в начале века что ли?
— Так точно! Запуск первой линии был в 2018 году, — Гликин вперил в начальника изумрудные глаза и выдал “ложку дёгтя”, — Персонал проводивший эксперимент грубо нарушил инструкцию и не доложил тут же о произошедшем.
— И? — Пушков уже был готов к худшим последствиям.
— Они самовольно переключились на приём сигналов по устаревшим стандартам, — на одном дыхании выложил Гликин.
— Я так понимаю, что это ещё не всё? — Пушков непроизвольно взялся за рукоять пистолета, автоматически готовясь к любому исходу.
— После анализа, который также был самовольно проведен сотрудниками лаборатории Зарубского, было однозначно установлено, что имеем реальный контакт с первой пси-сетью. А точнее, имеем вневременной контакт с пси-сетью конца 2020 года.
Несколько секунд Пушков смотрел в глаза Гликина, силясь понять, с чем он имеет дело. То ли с банальным помешательством сотрудника, то ли с идиотскими фантазиями книжных червей, то ли со странным, никак не заканчивающимся сном. Гликин воспринял молчание шефа как разрешение на добавление уже не ложки, а целого ушата дёгтя:
— Ситуацию усугубил ещё один инцидент. Сотрудник диспетчерской смены, мониторивший аппаратуру, находясь в алкогольном опьянении, встроил несколько датчиков поиска сознаний в постороннюю пси-сеть.
— Э… — У Пушкова кончился не только скромный запас эмоций, но и слов. Гликин же с чёткостью автомата добил начальство:
— И сорок две минуты назад установка Цапина зарегистрировала в той странной пси-сети сразу три сознания с необходимыми набором биений частот мыслительных процессов.
5 ноября 2068
Мрачные черно-фиолетовые тучи заволокли весь небосвод. В наступивших средь бела дня сумерках неестественно яркая зелень травы совсем не несла оптимизма. А торчащие через каждый метр маленькие бетонные столбики и вовсе сводили с ума. Канев стоял по щиколотку в мягком травяном ковре и озирался на уходящие в бесконечность ряды безымянных могилок. Ветер едва шевелил траву, но Каневу было ужасно холодно. Он двинулся наугад, хотя прекрасно знал, что выхода нет ни в какой стороне. Но натура борца, никогда не признающего поражения, не позволяла безвольно оставаться на месте. К тому же нужно хоть как-то попытаться спастись от звука. И ноги сами понесли в неопределённую сторону. Понимание, что сейчас появится звук прояснило память Аркадия Эдуардовича. Он сразу же вспомнил, что бывает тут часто. Слишком часто. И это только придало резвости ногам. Он бежал всё быстрее. Подгоняемые леденящим ужасом, ноги не чуяли усталости. Он уже нёсcя, перекрывая все мыслимые рекорды скорости, но вырваться с бесконечного поля было невозможно. И тут на него обрушился вой. Даже во сне он понимал, что не слышит никакого звука. Но вой бил по нервам сильнее электрошокера. Он шёл отовсюду. Невозможно было понять низкий это звук или высокий, нельзя было определить его источник, и нереально было от него укрыться.
Но Канев бежал. Он зажал ладонями уши и зажмурил глаза. Ему было плевать, что можно запросто переломать ноги. Несколько падений не убавили прыти. Холод, ветер, мокрая трава были вообще забыты. Но силы кончаются и во сне. Аркадий Эдуардович в очередной раз поскользнулся, проехался по ледяной траве. Вой разрывал череп. И Канев сжался в комок, сдавливая ладонями голову. Но звук тише не стал. Он разрывал вибрацией всё тело. И Аркадий Эдуардович в очередной раз сделал во сне то, чего никогда не дела наяву — зарыдал. И со слезами пришло понимание, что звук идёт изнутри. Не из головы, не из груди, а из самого естества. И это понимание мигом разрушило глупые надежды на спасение…
Канев рывком сел на постели. Тело еще бил озноб, на лице ещё не высохли слёзы, но на это было уже плевать. Сон был и прошёл. Аркадий Эдуардович никогда не обращал внимания на прошедшие неприятности, если они не сулили своим развитием грядущих проблем. С раннего детства он привык жить лишь настоящим. А прошлое, даже случившееся секунду назад, уже не занимало. Оно тут же для него умирало. Канев сбросил на пол мокрые от пота подушки, снова рухнул на постель, потянулся, с наслаждением слушая хруст связок, закрыл глаза и сосредоточился. Эти несколько мгновений после пробуждения были самыми ценными. Ибо они тратились на себя. Исключительно на себя. Аркадий Эдуардович лежал, погрузившись в тишину, и всё его существо жило в эти мгновения невысказанной уверенностью, что скоро, очень скоро кончится эта кровавая мясорубка, что жуёт его жизнь. Не будет нескончаемых потоков информации, не будет давить пресс ответственности за каждое судьбоносное решение, не будет этого ежевечернего подозрения, что сверхинтенсивная работа в пси-сети приведёт к шизофрении, не будет в конце концов этих проклятых кошмаров… Но чтобы это всё кончилось, нужно выиграть последний бой. Он уже идёт. Нужно только выдержать. Не сдаться! И Канев распахнул навстречу новому дню полные ярости глаза.
И первый же вызов заставил Канева напрячься. Перед мысленным взором мгновенно появился полупрозрачный образ Пушкова. И хоть службист выглядел спокойно и уверенно, но шеф был далёк от ожидания приятных вестей и постоянно готов к самому худшему варианту. Но события приняли столь неожиданный оборот, что даже закалённая во всевозможных передрягах натура впала в глубокий шок.
Пушков сухо доложил о невероятном инциденте в НИИ, что можно было подумать, провалы во времени случаются ежеквартально. Реальность информационного прорыва в прошлое не укладывалась в голове. Но Пушков никогда не шутил. Канев это отлично знал.
— Естественно, всё должно храниться в строжайшей тайне, — Канев хрустнул пальцами, — Прорыв в двадцатый год… Надо же… Я тогда ещё и не родился.
— К сожалению, мы находимся в такой ситуации, что не в праве афишировать сенсацию.
— Это ещё зачем? — в голосе Канева промелькнула ворчливость.
— Во-первых, необходимо проверить достоверность самого факта контакта. У меня очень серьёзные опасения, что это искусная мистификация. Во-вторых, проникнув в прошлое, можно изменить настоящее. А это, в свою очередь, подтвердит подлинность вневременного прорыва.
Канев надолго замолчал, а после отрывисто бросил:
— Цапина ко мне. Живо!
***
Если сказать, директор НИИ чувствовал себя неуютно, это значило — не сказать ничего. Канев смотрел на него со смесью удивления и отвращения, которые сплелись в один единственный вопрос: “Какая прихоть матушки-природы наделила гениального молодого ученого трусостью полевой мыши?” Мнущийся перед ним Цапин всё больше раздражал Аркадия Эдуардовича. И пока нарастающее отвращение не начало мешать продуктивной беседе, Канев поспешил задать первый вопрос:
— Денис, насколько верно всё то, о чём мне доложили?
Цапин непроизвольно дёрнулся, как будто над ним просвистел хлыст, заёрзал в кресле. Каневу стало окончательно противно на него смотреть и он отвернулся.
— Аркадий Эдуардович, я понимаю, что всё произошедшее рисуется в вашем воображении исключительно в тонах подозрения и скепсиса. Но должен вас уверить, что в стенах нашего института действительно произошло величайшее событие за всю историю человечества. Иначе оценить произошедшее просто не поворачивается язык. Установка вневременного контакта — это эпохальное событие, которое повернёт жизнь человечества в совершенно новое русло, оно…
— Денис! — Канев рассерженно прервал поток елея, — Меня интересуют конкретные вещи, а свои восторги оставишь на потом. Итак, первое: ты действительно уверен, что мы имеем дело не с мистификацией, а с реальным контактом с пси-сетью 2020 года? Ты это гарантируешь?
— К счастью, тут даже гарантий давать не нужно, — Цапин, ждавший более суровых вопросов облегченно вздохнул, — Аппаратура нашего диагностического комплекса расколола бы любую подделку сразу же. Но если бы и было возможно обмануть наших тестеров, то представьте, какие усилия нужно было приложить для воссоздания столь глобального объекта. И самое главное — зачем?
— Правильно мыслишь. Вот “зачем” — это и есть основной вопрос.
— Конечно! — Цапин сразу же приободрился, — Обман такого масштаба имел бы смысл в любом другом научном центре. Но в нашем, где секретность прежде всего, обнародовать такое придётся с многократной осторожностью.
— Какое ещё обнародование? — рык Канева мигом сбросил мечты Цапина на грешную землю.
— Э… — Цапин автоматически переключился на невнятное блеяние, — Эпохальное открытие скрывать от человечества…
— Так! — для пущей убедительности Канев шарахнул по столу кулаком, — Слушай сюда! Работа твоей установки по поиску нужных людей — это первая и единственная задача вашего НИИ! Ясно? Всё остальное потом! Абсолютно всё! Даже если вы свяжетесь с господом богом. Я не шучу! — тут Аркадий Эдуардович обнаружил, что Цапин сидит белый как мел, и смягчился, — Так что попридержи коней.
Цапин быстро закивал.
— Для нас сейчас нет никакой практической пользы от контакта с пси-сетью полувековой давности. Но вот тот факт, что там сразу же обнаружились три сознания, которые нам нужны — это очень хорошо. Кстати, а как такое вообще могло произойти?
— Заместитель начальника диспечеризации расчетного комплекса сектора, находясь в алкогольном опьянении, при обеспечении безопасности эксперимента профессора Зарубского встроил в несколько маркеров в пси-сеть 2020 года, — произнеся это, Цапин пошёл красными пятнами.
— Очаровательно! — Канев откинулся в недра кожаного кресла, — У вас ещё и на рабочих местах распивают. И не абы кто, а те, кто обязан блюсти чистоту эксперимента.
— Я уже подписал приказ на увольнение…
— Денис, ты о чём думаешь? Или ты собираешься выгнать специалиста, который ничего не знает?
— Знает, конечно, — Цапин аж обиделся, что его отчитывают как школьника, — Но передать свои знания он вряд ли кому-либо сможет. Он давал согласие на пожизненный контроль. А слежка у нас…
— Да при чём тут слежка? — Канев всё больше удручался от беседы, — Смотрел я досье парня. Хоть и выпивает порой, но голова у него светлая. А нам сейчас нужно не разбрасываться силами, а консолидироваться. Неужели это не ясно?
— Ясно, Аркадий Эдуардович.
— Следующий вопрос. Твоя установка “мышей не ловит”, — Канев спокойно посмотрел на дёрнувшегося Цапина, — Сознания из прошлого могут нам как-то помочь?
— Для этого нужно осуществить их перетяжку в нашу пси-сеть. В своём времени их тела сразу же умрут. Любые другие сознания тут же мгновенно угасли бы. Но не их. Если они переживут переход, то это подтвердит их способность существовать вне тела. Единственное… — Цапин замолчал, бросив испуганный взгляд.
— Что?
— Их неплановая смерть… В этом случае необходимо просчитать все возможные варианты. Вы понимаете, что изменение прошлого мгновенно изменит настоящее?
— Да уж понимаю, — усмехнулся Канев, выслушав заикающуюся речь — Дальше?
— Нужно будет подготовить для них биокопии тел. Это будет сложно. До этого мы строили биокопии только для реальных людей. К сожалению, через пси-сеть снять все необходимые показания невозможно. Я имею ввиду пси-сеть 2020 года. Поэтому придется осуществлять подгонку прямо на месте, поместив сознания в плазмокристаллы.
— Что ещё?
— Вот здесь я набросал план основных мероприятий, — Цапин протянул сложенный вдвое лист.
Канев несколько секунд внимательно изучал написанное. “Трус трусом, а мозги и деловая хватка имеются”. После чего уже вслух коротко бросил:
— Согласен по всем пунктам. Действуй!
***
Вызов Канева не застал готовящегося ко сну Пушкова врасплох. Службист сел на холостяцкий диван, выпрямив спину почти по стойке “смирно” и устремив на шефа утомлённые за день глаза. Канев, с первого взгляда ощутив усталость службиста, глянул на часы. Но половина второго ночи не была сколь-нибудь существенным препятствием для выслушивания ночного доклада.
— Валентин, я коротенько глянул досье на всех троих. Все интроверты. Это не создаст проблем?
— Я тоже это сразу же отметил и проконсультировался у спецов. Эта особенность личности никак не повлияет на снятие графика биений частот мыслительных процессов, равно как и не повлияет на личность, на которую будет осуществлён перенос. Черты личности донора графика частот, вообще говоря, будут иметь лишь едва заметное, косвенное влияние на личность акцептора. Это самая минимальная плата за возможность существования в плазмокристалле.
— Понятно. Дай своим задание, пусть эти косвенные влияния просчитают. Хотя бы на меня.
— Сделаем.
— Теперь относительно их жизни в прошлом. Их незапланированная смерть несёт нам сюрпризы? Вы просчитываете вероятности?
— Это сейчас одна из первостепенных задач. К счастью, к нашему счастью, — поправился Пушков, — прожили они совсем мало. Леонид Степанович Павлюк погибнет через восемь месяцев. В автомобильной мастерской произойдет несчастный случай. Олег Алексеевич Романов еще не знает, что обречен. У него быстро прогрессирующая злокачественная опухоль мозга. Он умрет через два с половиной месяца. Майя Всеволодовна Кузнецова — не доживет и до 2021 года. Под новый год её найдут убитой. Так что можно сказать с полным правом, что здесь мы имеем дело с обоюдным выигрышем.
— Что-то как-то подозрительно везёт. Не находишь?
— Согласен с вами, Аркадий Эдуардович. Стечение обстоятельств просто фантастическое. И упускать такой шанс нельзя. По поводу безопасности тоже могу вас заверить — будет контролироваться многократно каждый шаг.
— Что по их телам?
— Готовим. К сожалению, времени очень мало. И должен сразу предупредить — мы не успеем.
— То есть? — Канев враз очнулся от монотонности.
— Их и наше время текут параллельно. У них сейчас 23 декабря 2020 года. Майю найдут убитой 28-го. По данным следствия убийство произошло 26-го. Значит, для нас 25-е — последний срок. Или мы можем потерять одного из доноров.
— Ни в коем случае! Она единственная женщина!
— Совершенно верно. И это очень ценно. Так как половая принадлежность в процессе переноса на личность акцептора крайне важна.
— А что с ними будет, пока выращиваются биокопии тел?
— Они будут находится в плазмокристалле. Цапин гарантирует сделать их пребывание в виртуальности как можно более комфортным, и даже незаметным.
— Незаметным? Каким образом?
— Сейчас спешно разрабатывают для каждой личности временные пространства пребывания — маленькие личные вселенные, или как их называют спецы — ин-спейсы. В которых объекты будут находиться в состоянии полу-сна полу-яви.
***
25 декабря 2020
Весь день Майя не находила себе места. Она переделала всё по дому, два раза бегала в магазин, зачем-то начистила полведра картошки и даже вымыла окна, чем ввела Таню в глубочайшее удивление. На вопросы подруги Майя отвечала невпопад, и более того — зачастую смотрела куда-то сквозь пространство, на лице то и дело блуждала мечтательная улыбка. В конце концов Татьяне надоело на это смотреть, и Майя была подвергнута строгому допросу. Она и не думала запираться, выложив Тане очередную порцию душераздирающих воспоминаний. Подруга, прежде только раз выслушавшая краткое изложение Майкиной истории, испытала глубочайший шок. В первый момент Майя ошарашенно хлопала глазами, глядя на захлёбывающуюся рыданиями подругу, а потом кинулась ей на шею. Для Майи всё пережитое было органичной историей жизни. События порой жуткие, порой просто печальные накатывали одно за другим. И в реальности гибкая детская психика подстраивалась, боролась за жизнь. Но Татьяна, отличавшаяся богатым воображением, была раздавлена картинами жизни подруги. Всхлипывая в обнимку, Майя довела свой рассказ до последних событий:
— И вот я там вижу его! Того, что тогда выстрелил. Как я просила, он так и сделал. Понимаешь? Никто не слышал, а он слышал. Мне нужно найти. Обязательно! — эту финальную фразу повествования Майя произносила минут десять, то и дело прерываемая плачем подруги и своим собственным рыданиями.
***
Леонид с самого утра чувствовал себя не в своей тарелке. И придя на работу, сразу же попросил послеобеденный отгул. Все мысли крутились вокруг предстоящего вечером посещения открытия портала ветеранов. Леонид силился понять причину своего волнения, но она неизменно ускользала. “Ну, что в самом деле может пугать? Встреча со старыми друзьями? Нет, конечно! Или тот факт, что на него могут глазеть тысячи посетителей портала? Да плевать ему на них. Или реконструкция их боёв? Это вообще сущие глупости! Виртуальные стрелялки — это ж просто игра…” Но здравые рассуждения всё же не несли успокоения. И всё сильнее и сильнее охватывало непривычное беспокойство. Нет, это не было отлично знакомое чувство опасности. Это было что-то иное, неуютное. Леонид впервые сталкивался с таким и не находил решения как поступить. Неторопливо обедая в кафэшке, он грел руки большой чашкой чая и прислушивался к себе. За последнее время с ним произошло столько нового, о чём он раньше и помыслить не мог. Ни разу столь странное волнение не охватывало его. Отхлебнув очередной раз чая и убедившись, что он совершенно остыл, Леонид решительно встал. И тут же мысли сформировались в ясную цепочку: нужно пойти домой, немного поспать, а вечером встретится со старыми друзьями. И ничего тут быть не может. Ну, место встречи необычное. Так и вся жизнь теперь — не жизнь, а сплошные чудеса. И улыбнувшись своим мыслям, Леонид побежал сквозь падающие снежные хлопья домой.
***
Эта пятница обернулась для Олега рогом изобилия несуразиц, нелепиц и сюрпризов разного уровня неприятности. По пути домой он попал в грандиозную пробку, из которой выбраться было просто нереально. Машины двигались со скоростью беременной черепахи. Всё говорило о том, что Олег попадёт домой не раньше полуночи. Но внезапно справа освободился проезд во двор, и Олег, не долго думая, свернул и бросил машину. Вдоволь натолкавшись в метро и автобусе, в довольно мятом состоянии наконец-то добрался до дома. Но тут же возникла новая проблема — в недавно поменянной двери сломался ключ. Вызвонить мастера оказалось несложно, но вот приехать в ближайшее время он никак не мог — столичные пробки уже давно носили глобальный характер. Пришлось наплевать на гарантию и обращаться к обслуживающим дом спецам. Наскоро помывшись и хлебнув холодного чая, Олег нырнул в пси-сеть. Он совершенно позабыл об открытии портала “Ветераны современности” и полностью углубился в чтение текущих, весьма занимательных, новостей. Но не прошло и получаса, как выскочила напоминалка, и Олег, чертыхнувшись на свою забывчивость, перешёл по ссылке. И в этот момент в доме отключилась электроэнергия. Возможно, для большинства жильцов это стало неожиданностью, Олег же в очередной раз возблагодарил свою предусмотрительность, заставившую его купить мощный источник бесперебойного питания.
***
7 ноября 2068
Лабораторное крыло номер 8 северо-восточного сектора Научно-исследовательского института информационных сред было заблокировано уже третьи сутки. За наглухо закрытыми дверями и сверхпрочными стенами, на глубине двухсот десяти метров в обстановке невероятной нервозности готовилась небывалая операция — предстояло проанализировать перемещения в пси-сети 2020 года трёх объектов, заранее расставить в местах их предполагаемых посещений ловушки и осуществить перетяжку их сознаний в 2068 год. Последний пункт плана вызывал у участников больше всего вопросов, и диспуты возникали буквально на каждому шагу.
— Вы понимаете, что для успешной перетяжки сознаний мы имеем огромное количество вопросов без ответов? — Феликс Николаевич Зарубский кипятился гораздо больше молодых, — Мы не можем оценить требуемые объёмы информации, не можем точно спрогнозировать, на каких порталах они будут, у нас весьма и весьма посредственная подстройка под их частотные спектры… Да, что я вам тут распинаюсь?! Пси-сеть того времени работала столь примитивно, что о достаточной устойчивости канала не приходится и мечтать. Про то, что мы понятия не имеем, как образовался канал через временной барьер, я вообще молчу! И вы пытаетесь что-то сделать, не обладая даже минимумом необходимой информации?
Вся эта сколь разумная, столь и эмоциональная тирада не нашла у окружающих отклика. Все знали, что задача поставлена ребром. Без возможности невыполнения. И за любое недовольство можно запросто лишиться не только работы, но и в полной мере изведать на своей шкуре всю мощь правовой системы, исповедующей принцип имущественной справедливости.
Анна Григорьевна Бессмертнова, ведущий специалист НИИ в области биообразцов, разделяла пессимистический настрой профессора Зарубского. Но не могла себе позволить высказывать недовольство даже в форме конструктивной критики. Судьба её сына, недавно лишенного сертификата права, висела на волоске. Она должна сделать всё возможное и невозможное, чтобы вернуть своему Ромке права человека. Вспомнив о сыне, она невольно поддалась воспоминаниям. Вот он родился, а потом пошёл, сказал первое слово… А сейчас он дома. Один, совершенно бесправный. Ромка, как родные и близкие прочих сотрудников, получил стандартное уведомление, что в связи с неотложными надобностями научный персонал не может отлучаться с рабочих мест. Да, Ромка уже немаленький и привык оставаться один. Но сейчас материнское сердце волновалось как никогда. Конечно, он уже понимает, что бесправное положение в любой момент может обернуться трагедией, и понимает, как важно быть максимально осторожным. Но… Вот эти самые многочисленные “но” совершенно выбивали Анну Григорьевну из колеи.
— Анна Григорьевна! Готов расчёт предполагаемой плотности плазмокристаллов? — нервно-визгливый голос директора НИИ, самолично руководившего операцией сразу выдернул из тревожных дум. Она рассеяно глянула в мерцавший виртуальный экран — расчет был готов четыре минуты назад, и она поспешно проговорила:
— Расчет готов.
— Почему так долго? — Цапин тут же переключился на экран Бессмертновой и завопил, — Вы издеваетесь?! Вы потратили почти пять минут впустую! Вы оштрафованы на десять процентов месячного жалования!
***
25 декабря 2020
До восьми часов вечера оставалось нескольких минут. Майя шлёпнула по выделенной красным закладке и перенеслась на портал “Ветераны современности”. Вход в портал был оформлен довольно непривычно. Майя оказалась стоящей на ступенях перед огромным зданием, монументальность исполнения которого потрясала. Фасад был выполнен в виде трепещущего на ветру знамени. Серая каменная кладка, подсвечиваемая невидимыми прожекторами, смотрелась на фоне усыпанного звездами южного неба удивительно фантастично и одновременно невыразимо печально. Вокруг, то тут, то там стояли в ожидании такие же ждущие открытия посетители. Майя по привычке осторожно осматривала окружающих. Но через несколько секунд опомнилась, что в пси-сети все выглядят так, как им нравится. И что даже её саму узнать было невозможно. Нет, при первом погружении в пси-сеть она честно перенесла свой реальный образ, но увидев себя со стороны, ужаснулась и выбрала один из сотен стандартных шаблонов.
***
Леонид вошёл на портал по гостевому доступу и сразу очутился у входа в какой-то бар. Поскольку ходоком по злачным местам он никогда не был, то такой оборот пришёлся ему не по вкусу. Но обещание было дано, и отступать было поздно. Непроизвольно скорчив недовольную мину, Леонид вошёл в питейное заведение. И тут же его недовольство мигом улетучилось. Бар был вовсе не таким, какие случалось ему изредка посещать. И даже не таким, какие он видел в многочисленных фильмах. Это была какая-то ужасно уютная забегаловка для друзей-ветеранов, оформленная в средневековом стиле. В ней не было барменов и грудастых девиц, разносящих пиво, не было кассового аппарата, не было меню, не было однообразно пошлых салфетниц на столах. Зато в этом филиале рыцарского замка тут и там, на полу и лавках лежали медвежьи шкуры, трепещущий свет факелов причудливо освещал лица солдат, посреди зала стояла огромная жаровня. Там жарилась целая туша косули, а её беспрерывно поливал соусом и вином какой-то слишком деловой военный, который всем вокруг рассказывал о правильной готовке мяса. Леонид сделал пару шагов от входа, прислонился к каменной колонне и засмотрелся на самозваного повара. И лишь спустя несколько секунд признал в нём Николая. Он подался вперёд, и тут знакомый зычный голос проорал: “Лёнька тут!”
***
Олег всё-таки опоздал к открытию портала. В момент подключения в доме внезапно появилось электричество, что по странной причине удивило источник бесперебойного питания. Сбитая с толку скачком напряжения электроника приняла решение выключить компьютер. Выругавшись, Олег запустил системный блок. Но операционная система тоже решила посамовольничать и запустила глобальный тест. Олег упустил момент для недопущения проверки и взвыл от бешенства. Он опоздал всего на семь минут и пропустил непродолжительный, но грандиозный виртуальный фейерверк и начало обзорной экскурсии. Всё это можно будет потом посмотреть в записи, но Олегу очень хотелось привнести в свои виртуальные путешествия как можно больше реализма. Слушать экскурсовода уже не хотелось, и Олег развернул трёхмерную карту портала. От символов патриотизма тут же зарябило в глазах. И дураку ясно, что военный портал без такого антуража будет тянуть максимум на уголок завсегдатаев трёхмерных стрелялок, что исповедуют принцип “самое достойное занятие — резня, а самая лучшая резня — резня за деньги”. Но социально-пассивный Олег был далёк как от кровожадного наёмничества, так и от пестрящих лозунгов ура-патриотизма. Тем более он сразу же наткнулся на ссылку “Реконструкции боевых действий”.
***
7 ноября 2068
Как ни волновался Феликс Николаевич, но операция проходила успешно. Его стариковское волнение вызвало сочувствие даже у надменного Цапина, который в свойственной ему манере постарался успокоить профессора:
— Феликс Николаевич! Ну, что вы всё причитаете? Успокойтесь уже в конце-то концов…
— Да как успокоиться?! Денис Евгеньевич, что вы такое говорите, честное слово! Мы стоим на пороге неслыханного открытия…
— Ни на каком пороге мы не стоим! Ваш эксперимент провалился. Да, да! Именно, провалился. Вы получили совершенно иной результат, нежели предсказывали. Разве не так? — и на лице директора НИИ заиграла ненавистная всем высокомерно-презрительная усмешка, — Вы же прекрасно понимаете, что ваша установка совершенно случайна создала небывалый канал. Разве не так? Конечно, так! Нет, никто у вас не отбирает права на исследование создавшегося прецедента. Более того, со своей стороны я вам могу обещать всестороннюю поддержку на всех уровнях… Потом. Когда мы закончим работу по моей установке. Я понятно донёс свои мысли? А теперь работать! И без разговоров! — последние слова он попытался рявкнуть, но густоты голоса явно не хватило. Получившееся карканье запросто могло вызвать смех окружающих. Но никто не посмел и думать о смехе. Тем более, что в следующее мгновение телеметрист доложил:
— Внимание! Все объекты зашли на портал с ловушкой номер 29!
Цапин, совершенно забывшись, прокричал фальцетом:
— Срочно начать перенос!
Но в этот раз на комичность голоса уже никто не обратил внимания.
***
25 декабря 2020
Майя вместе с толпой зашла в здание. Грандиозность интерьера потрясла ещё сильнее фасада. Она зачарованно смотрела на оживающие фрески, повествующие героические деяния совсем юных пацанов. Под высоченным куполом разворачивались картины сражений, воспроизведённые с невиданной детализацией. Девушка тут же перестала слушать экскурсовода, да и вообще забыла обо всём на свете. Перед её взором предстал молодой парнишка, который рванулся из укрытия к подорвавшемуся на мине БТРу. Не обращая внимания на свист пуль, он оттаскивал окровавленных солдат в укрытие. На третьем рейсе он был ранен сам, но не придал этому никакого значения. Пятый поход стал последним. Но и умирая, герой совершенно не думал о себе. Пулеметная очередь перебила ноги, но парень, даже упав, прикрывал собою умирающего товарища. И тут разрыв гранаты перечеркнул жизни обоих. Майя зарыдала. Фрески тот час же замерли, краски утратили яркость, а застывшие образы потеряли четкость, словно фотографии заменили рисунками. К Майе тут же подошёл молодой парень и спросил, чем он может помочь. Повинуясь выработанному рефлексу, девушка сразу ощетинилась, но увидев на пиджаке орденские планки, устыдилась. Парень, тоже ветеран, а ныне один из организаторов портала, проводил Майю к лифту, который повёз её в зал встреч с ветеранами.
***
Леонид сразу попал в неслыханный водоворот радостных сослуживцев. За какие-то минуты он ощутил столько объятий, рукопожатий, хлопков по плечу, сколько не набиралось за всю его предыдущую жизнь. Подходили и совершенно незнакомые парни, что-то говорили, жали руку… Леонид совершенно растерялся от лавины внимания к своей скромной персоне, и потому совершенно не следил, кто и что ему говорит. Он ошалело крутил головой, пытаясь ухватить нить речей сослуживцев. Но это было непросто. Давно не видевшие друг друга бойцы то и дело перебивали друг друга, вспоминая новые подробности и перескакивая на другие события. Опьяняющая атмосфера всеобщего ликования отлично настраивала всех на одну волну, но трезвому как стекло Леониду ясности не приносила. И тут он опомнился, что оплачен только час пребывания в этом волшебном месте. Но выбраться из-за стола было не так-то просто. Желание покинуть тёплый круг друзей вызвало целую бурю протестов. Протолкавшийся к Леониду Николай тут же заявил, что оплатить за друга пару часов в пси-сети ему плёвое дело. И узнав, в каком салоне подключился Леонид, на некоторое время исчез для проведения оплаты.
Но время текло неумолимо, а регламент для приглашенных ветеранов изменять никто не собирался. И веселая виртуальная попойка была прервана сообщением, что сейчас они будут перемещены в самолёт, с которого будет произведена выброска на полигон, где запланирована встреча с гостями портала и рассказ из уст ветеранов о реалиях боевой подготовки. Улыбка радостного веселья тут же покинула Леонида. Он мгновенно внутренне собрался, совершенно забыв, где находится. Что сразу было замечено цепким взглядом вернувшегося Николая, бросившего на ходу: “Да расслабься ты! Это ж просто показуха…”
***
Пройдя по ссылке, Олег тут же перенёсся в зал предварительного инструктажа. Развёрнутые панорамы полей сражений его нисколько не интересовали, а вот описание боевых роботов он выслушал с предельным вниманием. Короткий инструктаж завершился, и первая волна желающих пострелять устремилась на полигоны. Олег же задержался и решил спокойно вытрясти всю информацию о роботах портала. Но запрошенные уточнения принесли только разочарование. Никакой технической информации в широком доступе не было, зато картинок и видеороликов всевозможных ракурсов было пруд пруди. Утратив немалую долю энтузиазма, Олег решил напрямую прощупать виртуальных бойцов. Желание подчинить роботов этого портала по прежнему было велико. И Олег приступил к выбору арены. Первоначальный выбор миссии “Зачистка села” был прерван в самом начале. Идеально прорисованная непогода и чавкающая под ногами грязь были отвратительны. Действие миссии “Уничтожение террористов” проходило в офисном здании, и это Олега вполне устроило. После минутного размышления, он решил, что начнёт игру за террористов, и в процессе попытается взять под контроль робота из штурмующего спецназа. Выбрав воюющую сторону, Олег удручённо прочёл, что задача террористов сводится к простому бегству из оцепленного здания.
***
7 ноября 2068
Центральный зал лабораторного крыла номер 8 погрузился в атмосферу тягостного напряжения. Оно безошибочно ощущалось даже на физическом уровне. Люди застыли полулёжа в эргономических креслах-трансформерах. Кто-то предпочитал смотреть на виртуальные экраны, закрыв глаза. Кому-то не мешал сосредотачиваться и проступающий фон реальности. Подрагивающие ладони находились на сенсорных трекболах, облегчавших навигацию в колоссальном объёме виртуальных экранов.
— Внимание! Изоляция объектов! — командовать голосом Цапину было совершенно необязательно, хронометраж плана отслеживала автоматика, она же и выдавала на экраны оповещения. Но директор НИИ не мог себе позволить оставаться безучастным, — Запуск временной блокировки!
— Объекты изолированы, — доложила Бессмертнова с чёткостью автомата. А через несколько секунд добавила, — Временная блокировка осуществлена.
— Запуск переноса! — голос директора дрожал как у окружённого волками труса, но никому до этого не было дела.
— Поток пошёл. Колебания графика загрузки в пределах нормы, — телеметрист и сам не заметил, как тоже перешёл на голосовое общение.
Анна Григорьевна по детской привычке облизала пересохшие от волнения губы и украдкой посмотрела по сторонам. Феликс Николаевич сидел непривычно скрючившись в кресле, и по выражению лица сразу становилось ясно — он отключился от работы.
— Что с вами? — Анна Григорьевна взволнованно глянула на осунувшееся лицо старика. Участие Феликса Николаевича в операции носило скорее характер дани уважения к его сединам и невероятному стечению обстоятельств, которые и позволили организовать перетяжку сознаний. Не более того. Поэтому факт отключения профессора никого не заинтересовал. Но Анна Григорьевна была воспитана в духе старых традиций и глубокого уважения перед старшим поколением.
Феликс Николаевич печально посмотрел на неё. “Надо же… А раньше я и не замечал, насколько она красива… Высокая, стройная брюнетка. И не скажешь, что ей сорок. А причёска точь-в-точь как у мамы в молодости…” Но вслух сказал совсем иное:
— Они умерли. Они там уже умерли. И ещё не факт, что смогут ожить здесь. Понимаете? Мы их убили!
— Не несите чушь! — голос Цапина резанул как плеть, — Вы прекрасно знаете, что у нас нет иного пути для лечения U-вируса. На кону стоят миллионы жизней! А вы тут стоните по трём, умершим давным давно! Вы сами себя понимаете?
— Понимаю… Я всё понимаю, — голос Зарубского был невыразимо печален, — Но отнимать у них остаток жизни без их разрешения — это…
— Это — нормально! — отрезал Цапин.
***
25 декабря 2020
Уже не контролируемое мозгом тело Леонида медленно расползлось по пластиковому креслу, голова в громоздком шлеме запрокинулась, руки обвисли с подлокотников. Это не скрылось от глаз администратора салона. Но таким зрелищем его было не удивить. Он устало глянул на таймер клиента — у того оставалось времени ещё более двух часов. “Пусть ловит свой кайф, раз оплатил” — здраво рассудил администратор, но с монитором активности канала клиента всё же сверился — шёл поток на удивление ровной интенсивности.
***
Олег сидел в своём любимом сверхудобном кресле, которое отлично держало тело в естественно расслабленном состоянии. В комнате не горел ни один источник света, и причудливые контуры интерьера выступали из темноты освещённые слабыми сполохами уличных реклам. Сознание Олега незаметно покидало этот мир. Порыв ветра распахнул неплотно закрытую форточку, и в комнату ворвался вихрь снежинок, осыпавший и стол, и компьютер, и шлем. Снежинки тут же растаяли и будто слёзы побежали по гладкому стеклу шлема уже ничего не видящего человека.
***
Оставив Майю у компьютера, Таня ужинала с отцом. Егор Иванович был молчаливее обычного. Тане очень хотелось поделиться невероятной историей подруги, но усталый и подавленный вид отца не давал ей раскрыть рта. Молчаливый ужин казался бесконечным. Зная своего родителя, Таня не нарушала тишины, а спокойно подливала чай, убирала грязные тарелки. Часы пробили девять. Отец поднялся, с намерением вымыть посуду, но его отвлёк странный звук, донёсшийся из комнаты.
— Это ещё что? — первые слова за вечер получились ворчливо-недовольные.
— Не знаю. Упало что-то…
Таня тут же направилась в комнату. Но под колёса кресла чуть не попал рванувшийся из коридора Тяпка. Таня ещё не въехала в комнату, как услышала скулёж. Она изо всех сил толкнула обода, но в спицы правого колёса попал обронённый щенком зонт. Но из коридора она уже видела, что Майя лежит на полу, а рядом Тяпка надрывается воем. Ещё не осознанный ужас произошедшего мигом затопил сознание, и Танин крик разорвал спокойствие вечера. Замешкавшийся отец остолбенело глядел, как Таня выскочила из инвалидного кресла и в два прыжка подбежала к Майе.