Начиналось всё довольно буднично – пазик цвета охры с первым отрядом отправлялся от фабрики. За ним трогались такие же пузатые автобусы со знаками «Осторожно – дети» на переднем и заднем стеклах. Впереди мелькала легковушка с милицией, вроде как младое поколение в лагерь везём, всё по-взрослому. То, что отряд у него будет первый, Валерка знал заранее, предварительное распределение вожатых состоялось ещё в пятницу, в профкоме краснокирпичного фабричного здания. Когда будущая начальница лагеря стала близоруко всматриваться в лица потенциальных вожатых, прикидывая, кто тут покрепче нервами, Валерка сам вызвался на старшаков. Вожатствовал он и в прошлом году и в позапрошлом, опыт кое-какой был, так что Валерий справедливо полагал, что и сейчас как-нибудь справится. А со старшими ведь и договориться можно и... ну, не сопли же им вытирать. И вообще, лето за городом казалось ему куда привлекательнее лета среди опостылевших каменных джунглей. Тем более, что на текущий момент постоянной пассии у Валерки не было, так что жажда новых встреч и приключений двигала парнем не менее, нежели материальный стимул, который должен был свалиться на Круглова по окончанию смены исключительно в награду за полученные им же лагерные удовольствия.
Итак, автобус тронулся. Валерка вскочил последним на подножку, кивнул очкастой начальнице лагеря, которая почему-то сама принимала по напечатанным на машинке спискам каждого ребёнка и, слегка улыбнувшись, спросил:
– Мои все?
– Нет, одна завтра сама доберётся. А вот это Катя, она как раз с тобой на первом, знакомься. Свету ты уже знаешь.
Заведующая кивнула в сторону ближайшего двойного сидения, расположенного как раз за кабинкой водителя. На нём, рядом с субтильной брюнеткой, уткнувшейся в окно, располагалась слегка полноватая веснушчатая дивчина со вздёрнутым носиком и непослушным чубом вьющихся русых волос.
– Катя значит? А я Валера. Сработаемся. Список пионеров у тебя?
– Очень приятно, – улыбнулась последняя. – Да какие они пионеры? Самой младшей четырнадцать уже.
– Не вожатые? Значит – пионеры. Хоть по восемьдесят. Там как, пацанов много?
– А ты глянь, – Хихикнула Катерина, протягивая листок.
Валерка всмотрелся в фамилии, потом поднял голову и глазами прошёлся по рядам.
– Обалдеть!
– Ага, двадцать восемь девок.
– А я тут для чего, в душ их водить?
– Кто-то же должен быть штатным пугалом.
– А, ну если только. Пойду знакомиться.
Сидевшая у окна Светлана во время всего разговора так и не произнесла ни слова. Валерке, конечно, было наплевать, но подобный игнор всё же несколько раздражал. Он же ей пока ничего дурного не сделал. Или сделал? Ну, поставили её старшей вожатой, ему-то что? Он как раз и не претендовал. То есть, конечно, у старшого денежка бы капнула побольше, но ведь там разных планов и графиков как раз вот отсюда и до городу Парижу. Валерка потому на предварительном в разговоре с заведующей тему эту и замял по-быстрому. Мол, куда ему до профессионалов. Он-то в лагерь сам ехал, а не как большинство из этих будущих коллег, которым от педа надо было смену отбыть и отчёт отписать о проделанном. Вроде как – без происшествий. Впрочем, проблемы индейцев шерифа не касались. Его касались теперь только двадцать восемь девок, доставшихся вместо хотя бы одной футбольной команды. Ну, не в мяч же теперь с ними гонять, в самом деле?
Девчонки были разные. Это чувствовалось и по манере поведения и даже по внешнему виду. Два-три вопроса, вроде бы незначительные «хаха-хихи» и Валерка понимал, кто перед ним, дочь простой ткачихи, завтрашняя пэтэушница с полным уличным образованием или будущая десятиклассница, претендентка на ВУЗ, в чьих жилах одно, а может и два поколения людей с красными дипломными корочками. Некоторые из будущих воспитанниц были между собой уже знакомы, что тоже легко объяснялось. Лагерь был от предприятия, и сотрудники отправляли туда своих чад отнюдь не первый год.
– А диджеем у нас будет Алекс. Он такой душка, – вещала веснушчатая девчонка с рыжеватой чёлкой и толстенной русой косой чуть пониже плеча.
– Да, Алекс – чудо,– подхватывала её соседка и Валерка понял, что место секс-символа лагеря занято задолго до его появления в этом автобусе. Впрочем, он и не претендовал. Пусть лучше вздыхают о диджее Алексе, чем... Да мало ли что. Ему-то что до этих малолеток? Ещё до армии им с пацанами тренер по самбо в перерывах между схватками на эту тему мозги вправлял. Палыч жизнь знал, в прокуратуре работал не один год, так что пацанов учил вещам правильным. И одной из этих вещей было – не связываться с малолетками ни под каким предлогом. Потому что отвязаться порой можно только через свадьбу, а это мало для кого в текущей ситуации был зачётный вариант.
А автобус ехал, Девки, конечно, шумели, но за рамки не выходили. То ли слегка побаивались находящейся в том же автобусе заведующей, то ли просто были в массе своей не совсем уж оторвами. Валерка вернулся к своему сидению и от нечего делать принялся перебрасываться с Катериной незначащими фразами, одновременно знакомясь и демонстрируя свой багаж остроумия. Училась она, как он и предположил, в педе, опыта вожатствования у неё не было от слова «совсем», зато был довольно милый смех, наличие юмора и грудь третьего, а то и четвёртого размера, почти видимая из широкого выреза футболки. Но – любая дорога когда-никогда кончается. Колонна свернула на асфальтированный просёлок. По крыше зашуршали ветки, впереди замаячили какие-то постройки и вскоре милицейская волжанка, возглавляющая колонну, прибилась бочком к одному из строений. Пазики выстроились линейкой следом. Заведующая встрепенулась и, хмуро оглядев расшумевшихся подростков, заждавшихся свободы, зычным голосом попыталась навести тишину:
– Так! Без моей команды никто никуда не выходит. Все собираетесь возле своих вожатых с вещами возле автобусов. Потом поотрядно будем расходиться по корпусам! Всё поняли?!
Последующий шум был однозначно интепретирован, как общее согласие. Заведующая кивнула водителю, и тот открыл сразу обе автобусных двери, выпуская притомившихся за поездку девчонок.
Валерий выпрыгнул из автобуса сразу же за заведующей, которая унеслась к другим пазикам организовывать народ.
– Первый отряд! Стоим здесь, никуда не разбегаемся. У кого нетерпёж, спрашивайте памперсы у подруг. Все свои дела после расселения. Надеюсь, каждая в состоянии донести свою котомку до корпуса и такси никому заказывать не придётся?
Девки пересмеивались, но вроде бы слинять без разрешения не планировали. Впрочем, уследить разом за тремя десятками подростков – миссия почти невыполнимая. И Валерка это понял тогда, когда решился-таки их пересчитать. То есть сперва за ними пришла остроносая бабка, вечно живущая в лагере в статусе то ли уборщицы, то кладовщицы, то ли всего сразу на три ставки, за себя, золовку и племянницу.
– Какие тут первый и второй отряды? Сейчас я вам ключики выдам, Пойдёмте за мной, – позвала она Валерку и всех тусовавшихся рядом с ним, включая Катерину.
– В колонну по два с вещами за мной, – вскинул руку Круглов, прекрасно понимая, что пойти-то они пойдут, но в колонну... Года через три при благоприятном раскладе. Впрочем, сейчас этого и не требовалось. Кто придёт последним, получает то, что осталось. Всё справедливо, не так ли? Вот по входу в корпус Валерий своих девчат и пересчитал. Вышло двадцать пять. Одна приедет завтра... Итого... Не успело полчаса пройти, а уже две потеряшки. Ладно, разберутся после получения ключей.
– Первый этаж – второй отряд. Вот ключи от вожатской. Вы ведь муж и жена? – эдак ненавязчиво спросила бабка пару, которую поставили над вторым отрядом.
– Да, у нас даже фамилия одинаковая. Давайте скорее, – подкатил к ней широкоплечий паренёк небольшого роста.
– Да уж не торопи, Сама знаю. А вот эти от той комнаты. Там, значит, будет старшая пионервожатая жить и это её комната будет. А вот от ихних комнат. Вот пять ключей с бирочками. Все мне потом сдать. В каждой комнате по шесть коек. Бельё после выдам. На склад ко мне сами придёте с помощниками.
– А может не надо? Всё равно испачкают, – пошутил парень, вожатый второго.
– Ясно – испачкают и порвут. А я с вас вычту за каждый полотенец.
Разобравшись со вторым отрядом, бабка двинулась наверх, сопровождаемая Валеркой, Катей и девчонками, количество которых, скорее всего уже равнялось означенному в ведомости.
– Вы муж и жена? – Острый нос повернулся в Валеркину сторону.
– Мы муж и жена? – переадресовал он вопрос Катерине, и та хмыкнула что-то неопределённое.
– Можно сказать и так, – сам проталкивая нужную мысль в голову кастелянши, уклончиво заметил Валера.
– Тады вам одной вожатской хватит, – бабка протянула одни ключи, вторые пытаясь засунуть в один из тайных карманов своего затёртого до проплешин халата.
– Дают – бери, – шепнула Катя, видимо понимая внутренне, что часть положенного им помещения может остаться закрытой наглухо всю смену.
– Не, вы не так поняли...
– Фамилии смотрю в списке разные. Какие муж и жена? – Кастелянша принялась переводить взгляд с Валеры на Катю и обратно в список.
– Вот и я говорю – не муж и жена.
– Ладно, вот вам второй ключ. Только там не застелено. Кровать перенесёте и сами всё устроите. А это ключи от комнат для ребятишек. Ко мне тоже придёте через полчасика. Вона в тот домик зелёный. Видите?
– Договорились.
Бабка удалилась. Валерка забросил свою потёртую сумку в вожатскую, и, оставив Катюху обживать помещение, оглядел толпящихся девчат.
– Начинаем расселение. Лот номер один. Комната двадцать один. Старшая...– делая вид, что изучает фамилии, он хитро посмотрел на окруживших его девчонок, – Морозова.
Что он, лидеров в автобусе не выделил во время знакомства? Нет, кто-то мог и потом проклюнулся, но некоторые яркие личности были видны сразу.
– Давай, Света, набирай подружек, числом пять, Фамилии называем.
Светка Морозова, та самая с толстой косой, что считала Алекса душкой, поперемигивалась со своей давешней соседкой по автобусу и набрала ещё четверых.
– А ещё Батурлина с нами будет. Она завтра приедет. Она взрослая.
– Батурлина – значит Батурлина. Я отметил. Следующий лот...
Так распределились и последующие комнаты. В одной оказались девчонки постарше, в другой – четырнадцати-пятнадцати летние, в двух ещё – средний состав. Для заселения в последнюю комнату стояли те, кого не выбрал никто из неформальных лидеров. И две из них были как раз ненавязчиво испарившиеся в момент прихода отряда на территорию корпуса.
– Ну а для вас, сударыни, номер люкс. Коек шесть, а вас только четверо. Нравится?
Крупная деваха с упрямой чёлкой и хвостом чёрных волос, поджав губы, оглядела помещение:
– Ничего.
– А за вами у меня особый контроль будет, понятно?
– Это ещё почему? – задала вопрос вторая, росточком пониже, но с такой же, только русоватой причёской.
– Потому что косячницы вы.
– Кто?
-Косячницы. Кто от отряда отстал? На сегодня первое предупреждение. Три предупреждения – комната дежурит на территории вне очереди. Прошу учесть.
– Мы не знали...
– А чего сразу мы? – послышались реплики.
– Незнание законов не освобождает от ответственности. Так, кажется? Впрочем, предупреждение пока первое. Пока распаковывайте вещички. У вас есть шанс реабилитироваться. И бельё лучшее получить. Часы есть? Через пятнадцать минут идём к кастелянше. Расклад ясен?
-Ага...
Впрочем, как оказалось, расклад понят так и не был. Когда через пятнадцать минут Валерка появился на пороге двадцать шестой комнаты, там никого не оказалось.
– Второе предупреждение! – строго сказал он в открытую дверь и погрозил пальцем. Как будто подшефные спрятались от него под железными сетками кроватей. – Я сказал – вы услышали.
Конечно, услышали не они, но Валерка был твёрдо уверен, что тут и у стен есть уши, и не пройдёт и пять минут, как отсутствующие особи получат от подружаек слово в слово сказанное им.
– Катюнь, что делать? Вся двадцать шестая в отрицаловку пошла: в грош ведь не ставят, уже куда-то лыжи навострили, – вновь вернулся Валерий в свою вожатскую.
– Да, небось за углом курят. Пройдись вокруг здания. Они же дуры, не скоро до них дойдёт куда подальше смотаться.
– Точно! – Валерка хлопнул себя по лбу. Как же он сразу не докумекал! Расслабился. Это же старшаки, то бишь – старшачки, первый отряд. И у них курение – первый возрастной принцип доблести и геройства. А всё оттого, что он сам не курит, а раньше в лагерях вожатствовал на том возрасте, когда если кто вредную привычку и пытался показать, то лишь выпендриваясь и под конец смены, а не постоянно и с первого же дня.
Ладно, специально за угол он не пойдёт, а...
– Мор-р-розова! – раскатисто позвал Валерка. Не прошло и двадцати секунд, как веснушчатое лицо Светланы, показалось в дверях:
– Валер, звали да?
– Дело есть.
– А... можно в другой раз по имени? – Морозова как-то отвела глаза в сторону.
– Можно. Только Светок у вас... несколько, а Морозова ты одна. Но – я учту. И смелость тоже.
Светлана подняла голубейшие глаза:
– Так чего нужно?
– Нужно не много. Возьми пару надёжных девчонок и – со мной за бельём. Простыни, наволочки, полотенца там. Сама понимаешь, кто принёс – у того и нос в шоколаде.
– Понятненько. Танюха Туманова пойдёт и Светка Крикалёва.
– Вот и лады. Догоняйте.
Не прошло и минуты, как они выходили из корпуса: Валерка в своей тёмно-синей футболке, за ним Светка Морозова, уже переодевшаяся в алый спортивный костюм, за ней высокая круглолицая Таня Туманова со светлым каре в светлом же свитере, поверх которого был виден воротник рубашки, и Светланка Крикалёва, вёрткая, подвижная, то и дело что-то спрашивающая у подруг, отвлекающаяся каждый миг, но не отстающая ни на шаг.
– Так, погодите, заскочу на минутку, – Валерка заглянул за тот самый угол и... пока не прозвучало «Шухер», выкрикнул, выставив перед собой два пальца в виде пистолетов:
– Всем стоять, вы окружены! Выходите по одной. Руки за голову. Бычки глотать не советую.
Как Катерина ему и подсказала, за углом ошивалась вся двадцать шестая. И не только они. И с этим надо было что-то делать. Не сейчас, так в принципе. Что дети курить не должны, известно всякому. А вот как доказать это пятнадцатилетней оторве, которая только что избавилась от родительского догляда, и для которой курение – это лихость и статус и ещё чёрт знает что, а не только отправляемые на свалку деньги, время и здоровье. Деньги родительские, а двух других составляющих пока у этих мокрощёлок столько, что ешь от пуза – и ещё останется.
– Сейчас мы уже пошли получать бельё. А я кому не так давно сказал быть в комнате, а? Кто не страдает склерозом?
– Нам...
Те из девчонок, которые не принадлежали к горстке неудачниц двадцать шестой, попытались бочком отодвинуться, дабы слинять от неминуемой кары.
– Ку-да? Я пока никого не отпускал. Так вот – вам второй прокол. Остальным по первому. И всех жду после раздачи белья в вожатской. Будем думать, что с вами сделать.
– Директрисе доложишь, а та из лагеря попрёт?
– А вам бы хотелось?
– Не-ет.
– Мне тоже. Но если ДО НАШЕГО РАЗГОВОРА увижу кого с сигаретой – перетрясу личные вещи и... Впрочем, и этого хватит. Понятно?
– А это нехорошо. Мы девочки. А личные вещи – это как чужие письма...
– Грамотные, да? Курить тоже нехорошо. Так что буду считать это ответкой. Не будете курить до разговора – не полезу. И не надо мне тут быстро перепрятывать. Так что – подождём разговора, хорошо? Кстати, если есть кто в отряде ещё из дымящих – пусть присоединяется. В их же интересах.
С этими словами Валерка развернулся в сторону ждущих его девчонок из двадцать первой.
– Теперь пойдём.
– Валер, а Валер, – тронула его за рукав Морозова, почувствовавшая видно, что он хоть и грозный, но ничего, можно и законтактировать, если не слишком нагло.
– Аюшки.
– А ты с ними не очень строго, а?
– С Пуниной и компанией? Не очень. Пока они даже не наказаны. А мне лично совсем не хочется, чтобы эту дурёху завтра на том же самом месте директриса заловила с окурком. Влетит и мне, и ей, и Кате и... Кому это надо? Никому.
– А, если и другие тут курят?
– Кто хочет, тот и будет курить. Но – не на виду. А что, многие паровозят?
– Ну, все почти, кроме двадцать четвёртой, там они правильные, ну Жанка ещё. Эта не курит. Она «Момент» нюхает. Ну и...
– Всё, я понял. Всех заложила.
– Ну, и себя же тоже.
– Репей на грудь за доблесть. Я же сказал – буду над вопросом думать. Из любой ситуации есть как минимум, два выхода. Плохой и... какой?
– Хороший?
– Нет, плохой и ещё хуже. Ладно, шучу. Туки-тук, есть тут кто живой? – постучался Валерка в домик, в котором их обещали снабдить бельём.
– А может нет никого? – Он открыл дверь и вошёл вовнутрь.
– А может мне гранату кинуть?
– И нечего так шуметь. Я уже сама иду, – показалась из одной из каморок домика кастелянша. – Сколько вас в отряде? Двадцать шесть или двадцать четыре?
– Тридцать с вожатыми.
– Давай считать тогда. Вот полотенца. По десятку даю. Потом простыни – по две и наволочки. Под твою расписку. Вот в ведомости циферки и роспись.
– Конечно. Под чью же ещё.
– Ну, смотри...
Кастелянша убедилась, что цифры правильные и в нужных местах, отложила журнал и принялась отсчитывать постельное бельё, подавая с деревянных стеллажей сыроватые стопки полотенец, наволочек и простыней. Валерка пересчитывал и отдавал девчонкам. Кастелянша отбирала новую партию и всё повторялось. Наконец процесс подошёл к концу, и представители первого отряда покинули зеленоватый домик, уступив место получения белья товарищам из второго. Валерка принял от девчонок самый большой узел и, немного сгибаясь под его тяжестью, повёл свой мини-отряд назад.
– Валер, а ты ругаться не будешь? – Сбоку снова к нему пристроилась Морозова.
– Смотря за что. Если кастеляншу палкой припёрли – не буду. Второй отряд освободит. А если горящий бычок ей в бельё кинули – шкуру спущу. Потому что тётку всё же жалко. Она ж – вроде местного почтальона Печкина, как сестра его близняшная.
– Ну, мы... Светка Крикалёва всё сбила. Там вместо тридцати с вожатыми она тридцать без вожатых присчитала.
– То есть два комплекта у нас в плюсе, так?
– Типа того.
– Не спёрли, а как бы обсчитались? – Хмыкнул Валерка.
– Ну...
– Отдадите мне. НЗ – он и в Африке НЗ. Мало ли что за смену быть может...
– А что быть может?
– Моро...Светка, не провоцируй! Я что, тебя плохому учить должен?
– Ага! – Восторженные глаза Светки светились. – И не только меня.
А ведь Валерка мог. Он и сам когда-то ездил в такие лагеря, как этот. И не только, как вожатый, но и как воспитанник. Да и друзья с подругами у него в университетской общаге жили не на первом этаже. Так что для чего нужны простыни он знал не понаслышке. Да и тут не зря первый отряд на второй этаж засунули. Малые детки – малые бедки... А большие...
– Ну, не тут же, а? Вот соберу вас всех и расскажу сто четыре способа использования простыни не по назначению. А теперь помоги узел на другое плечо перевесить. До Шварцнегера мне ещё расти и расти.
Когда простыни были доставлены и выданы на руки в каждой комнате, Валерка грохнулся у себя поверх расстеленного прямо на матрасе пододеяльника.
– Катюнь, кровати будем требовать их заправлять одинаково или как получится?
Катерина задумчиво посмотрела на него, потом на четыре оставшихся комплекта и неторопливо произнесла:
– Сейчас придумаем что-нибудь попроще. Если совсем слабину дать – распустятся ведь. Вон один уже на одеяло улёгся.
-Ну. Я вожатый и я устал.
– Ага, а кто примером должен быть? Ладно, пока вы там хороводились, я чуток прибралась. Пойду покажу им, как сделать красиво и уютно. А потом тебе тоже проведу мастер класс.
– А может сама всё? А я пугалом поработаю.
– Нетушки. Ты мальчик уже взрослый. Сумеешь, если постараешься.
– Ну, тогда у меня пять минут, чтобы поспать.
– Обед не проспи. Там ждать не станут. Ко мне Светлана приходила.
– Две Светки со мной были. У нас третья есть?
– Да нет. Камальдинова. Ну, старшая наша. Мы ж с ней одногруппницы. Вроде даже подруги. Через полчаса уже разносить в столовке надо. А потом нашим и убирать. В обед, так и быть, я покомандую, а ужин весь от сервировки до котлов – твой.
– Замётано.
Катерина покинула комнату, а Валерка принялся в голове выискивать ответ на вопрос, что же всё же делать с отрядными курильщицами. Но там, где нельзя было просто запретить процесс, надо было... надо было взять руководство им на себя! И взгляд Валеры упал на ещё не застеленные комплекты белья.
С застиланием кроватей девчонки справились на удивление быстро. То ли в природе женского пола как-то само всё аккуратно получается, то ли Катин способ был настолько прост, что даже у Валеры почти без тренировок получилось всё в меру аккуратно и... В общем, даже будучи измятой, постель приобретала генеральски идеальные формы буквально за три-четыре движения руки.
– А теперь все лётчицы-залётчицы, курильщицы пассивные и активные забиваемся в вожатскую, чтобы я вам рассказал, что делать, если страсть к никотину плавит мозги.
В вожатскую набилось столько, что сидели не только на обеих койках, но и на тумбочках.
– Итак, милые леди, – Начал Валера, как только установилась относительная тишина. Дымящие за углом папуасы мне не нужны.
– Мы не папуасы...
– Неграм слова не давали. Точнее – папуаскам. Не сбивайте с мысли. Итак, если директриса засечёт дым, плохо будет и мне и вам. Это как бы ясно?
– Как бы да...
Валерка глянул, кто там пискнул. Ага, это из двадцать третьей, симпатяжка с хохляцкой фамилией, сейчас забыл только, и тонко поджатыми губами. Хохлушки в его жизни всегда оказывались смазливыми стервами и эта, судя по всему, ещё попьёт его кровушки.
-Тогда слушайте. У меня есть ключ от второй вожатской. Кому приспичило подымить – берёт его лично у меня или у Кати, закрывается изнутри, идёт там на балкон, и, сидя, повторяю, сидя, чтобы мордой лица не светить, курит. Потом сдаёт ключ обратно. Я проверяю. Если порядок там не идеальный – штрафую нарядами. Если кто что спрашивает вас – курю там я. Или Катя. Всё понятно или будут другие предложения?
Девчонки шептались между собой, но по всему выходило, что идей лучше у них нет.
– А если в туалете? – Донеслось из угла, где обосновалась Пунина с подружками.
– В мужском или в женском?
– В женском...
– То есть приходит кастелянша мыть толчок, ведёт шнобелем, и.... меня втыкают носом в ваши бычки? И я имею жалкий вид и начинаю проводить следственный эксперимент, так?
– А в мужском...
– А это неприятно лично мне, как некурящему. Впрочем, предлагаю картину маслом. Идёт, значит, Мария Пунина пыхнуть беломорину.
– А чё сразу Пунина? И – у меня «Ява», между прочим.
– Ловлю на слове. Если вижу бычок от «Явы»... – Валерка сделал многозначительную паузу, – Так вот, входит Мария в место, куда мужики по нужде ходят, а тут стою я такой хороший и яйца чешу, вывалив все свои причиндалы...
– Что я там не видела? – отвернулась Машка.
– Там? – Валерка указал на свою ширинку, – Пока ты ничего там не видела. Но если кто увидит как бы девочку выходящую из мужского сортира... В общем – учую там запах – осерчаю. А теперь Катя возьмёт легендарную двадцать шестую и пойдёт накрывать на столы. Косяки надо отрабатывать. А в какой позе это делать за вас, увы, пока решат вожатые.
Косяки двадцать шестая ушла отрабатывать почти беспрекословно. Поворчали самую малость. Потом до кого-то из них дошло, что сегодня завтрака нет, а потому им выходит отрабатывать меньше, чем другим и девчонки, отправились за Катериной в столовую. А Валерка, пользуясь их отсутствием, принялся разбирать две пустые койки в двадцать шестой. Как разобрать кровать дети узнают и в десять лет. Разобрать порой бывает легко, а вот обратный процесс... После перетаскивания всего металлолома из двадцать шестой во вторую вожатскую новых деталей, конечно не прибавилось, но старые как-то не очень жаждали вставать на свои законные места. Нужен был помощник. Чтобы подсобить, стукнуть где надо, придержать если что. И Валерка спустился за посильной подмогой к вожатому второго отряда.
– Олег, не сильно оторву? – окликнул он коллегу, гонявшего по этажу с завязанным на одном конце в узел полотенцем одного из своих оболтусов.
– Да без вопросов. Ты мне этого хмыря только поймай, я ему пару горячих впишу, и весь твой.
Хмырь был пойман незамедлительно, расстелен плашкой на кровати, подвергнут экзекуции и тут же отпущен прощённым.
– С ними только так. У, оглоеды! – Олег погрозил кулаком в сторону прохода, где хихикало ещё с десяток школяров возраста от двенадцати до четырнадцати. – Чего надо-то?
– Кровати собрать. Понимаешь, у меня обе руки левыми оказались и те из одного места растут...
Олег уважительно покивал:
– Бывает. А у меня тут где-то был молоток. Ага, вот. Двинулись.
Олег носил армянскую фамилию Хачикян, был небольшого роста, с кривыми ногами и... типично рязанским лицом с русым ёршиком волос надо лбом. На армянку больше походила его жена Нина, чернявая и шустрая. Впрочем, об особенностях родословных вожатых второго отряда Валерка ничего не знал, и Олег ему был нужен на тот момент исключительно в качестве помощника по сборке кроватей.
– Чего, раздельно жить будете? – спросил тот, когда они принялись собирать железки во что-нибудь пристойное.
– Там посмотрим. – Уклончиво ответил Валерка, – Он ещё не знал, срастётся ли у него что с Катериной, они не прожили и полдня под одной крышей, так что строить далекоидущие планы было рановато.
– А ты не дрейфь. Смелость она города берёт. Эх, не было бы Нинки тут...
– Так ты чего её с собой взял?
Оказалось, что взяли как раз Олега. Это Нинка училась в педе. А он вообще в политехе. У неё-то практика, но кто-то ведь за ней должен уследить, не так ли? В общем, приходилось получать удовольствие хотя бы в качестве начальника над оболтусами.
Валерка застелил кровати резервными комплектами, а потом Олег, сидевший ту же на корточках, предложил:
– А давай их сдвинем. Будет такой траходромчик. Авось пригодится...
– А почему бы и нет...
Когда парни выходили, закрытый номер люкс для особых персон остался поджидать первых посетителей.
Обед прошёл спокойно, а после ужина Катерина как-то между прочим предложила:
– Валер, давай и ужин я с пионерами понакрываю. А ты как-нибудь потом.
Он, конечно, покосился, но вида не понял. По идее меньше всего вожатые любят со своим отрядом дежурить по столовой. Это ж – всё поставь, за всем усмотри, потом всё прибери. И чтоб всем хватило, и чтобы порядок был хотя бы показушный. Дети народ непредсказуемый, и выпитый лишний компот – это самое малое, что может случиться во время дежурства. Да ещё, если у тебя эти залётчицы в качестве рабсилы.
Ему оставалось сходить на педсовет и чем-то развлечь гоп-компанию всю оставшуюся половину дня. Правда, на педсовете, ничего умного им не выдали в качестве руководства к действию. Надо было к завтрашнему вечеру придумать имя отряда, девиз для него и уметь его хорошо орать на линейке. Желательно было ещё и песню строевую, но...пока разрешили хотя бы так. В качестве программы на смену были заявлены и «Весёлые Старты» и «День самоуправления» и «Конкурс вожатых» и даже помощь шефам. Называли даже в качестве предложения «День Нептуна», но до ближайшей речки было, как до Китая на карачках, и с какой радости Нептун мог объявиться у них, никто ответить не смог. Поэтому было решено сделать нечто похожее на игру «Двенадцать записок» с фольклорным уклоном. Но всё это по ходу дела, как пойдёт работа. Лагерь был небольшим – всего пять отрядов. На младшем, пятом, значились две девчонки, одна – полноватая блондинка, вторая – высоченная брюнетка. Обе кудрявые. Одна – Лера, вторая – Лена. Какая кто – Валерка пока не разобрался. Четвёртым отрядом управляли парень с девушкой. Катюшка уже рассказала Валерке, что ранее они были парой, но разбежались как раз за три дня до вожатства, так что... Впрочем, кто ж их знает? Сегодня разбежались, завтра снова вместе. Милые бранятся – только тешатся. А на третьем работали два парня – широкоплечий Дима и высокий с усиками Николай, которого про себя Валерка уже окрестил «Николя», настолько французский вид был у последнего. Это и тонкие усики и тёмно-синий свитер и лёгкая волна волос. Николаю не хватало только манер. Едва стоило ему открыть рот, все понимали, что Францией тут не пахнет даже близко. Впрочем, от будущего трудовика, большего и не требовалось. После ужина планировалась дискотека...
Чем занять девок от обеда до ужина Валерка надумал ещё давно. Идея была простой, как валенок, но вполне рабочей. Занять подчинённых хоть чем-то – долг каждого руководителя. Пусть он только вожатый. Потому что иначе они займут себя сами. Да так, что мало не покажется. А лучше всего занять их тем, чем бы они занялись сами, если... В общем, Валерка организовал чемпионат отряда по игре в «подкидную дурочку». Сперва внутри палат, а потом и... Играли пара на пару. Колоды нашлись быстро. Сперва, правда, девчонки уверяли, что ни у кого карт нет, но, когда им было заявлено, что никто их отбирать не собирается, а даже наоборот, в каждой комнате оказалось не меньше двух полных колод. Так что азарту было много, но всё происходило под контролем, а ему оставалось только ходить туда-сюда и фиксировать результаты. К ужину он получил две пары, которых можно было выставлять и на лагерный уровень. Пары играли более-менее ровно, междусобойчики у них складывались то так, то эдак, тут уж решал случай. Одна пара была из сорванцовой двадцать третьей, и состояла из Жанки Шохиной, которая, судя по всему, имела ловкие ручки и той самой хохлушки, Оксанки Деревянко, которая как раз отвлекала, когда Жанкины пальчики шалили на столе. Вторая же пара была из «правильной» двадцать четвёртой, у Ритки Обуховой оказалась просто феноменальная память. Её же партнёрша просто хорошо ловила её взгляд и по малейшим проявлениям мимики понимала, как вести игру.
А на ужине... на ужине Валерка вдруг заметил, что «его» Катерина уже вовсе как-то и не «его». Возле неё вовсю увивался широкоплечий хмырь в тельнике, обретавшийся при лагере то ли в статусе подсобного рабочего, то ли в статусе посудомоя. Он строил глазки, распускал павлиньи перья. А Катерина мелко подхихикивала незамысловатым шуточкам уровня вчерашнего дембеля. Впрочем, партия ещё не была проиграна всухую, но не тут же выяснять отношения в самом деле? Да какие ещё отношения? Пару раз пообщались и уже «отношения»? Так, непонятки у раздатка. Зато двадцать шестая летала по столовке так, словно им выдали по полпачки сигарет, если всё пройдёт, как по маслу. Все такие расфуфыренные, в белых передничках, хвосты кобыльи – под платочками. Впрочем, случился-таки и тут мелкий инцидент. Кто-то из пацанов второго отряда, выбегая из столовки, прихватил хлеб со стола у мелких. Кто-то что-то сказал, и вот уже о том, что за хлебом не следят и его тащат, начала гудеть вся столовая.
– Кто за стол отвечает? – строго спросила Катя, подходя к месту происшествия.
– Соколова, – встряла Пунина, вытирая мясистые руки о крахмальный передник.
– С Сашей у вас договор был? Вот и передай Соколовой, чтоб ни о чём и не мечтала.
– Это ты о чём? – Валерка обратился к Кате.
– Пойдём, выйдем. Не здесь. – Позвала она Валерку за собой. Парень послушно вышел за девушкой на крыльцо столовой, прислонился к перилам, сложив на груди руки, и вопросительно поднял правую бровь, готовясь слушать.
– Понимаешь, – начала Катерина, – Я вот тут обмолвилась, что не знаю, как заставить их хорошо дежурить. А Саша, он же не первую смену тут. Он и сказал, что каждой зелёного горошка даст, сколько та съест... Вот... Видишь, как всё идеально теперь.
Выглядело всё и впрямь шикарно. Девки были шёлковыми, Горошка сколько каждая за раз слопает? Меньше банки. А на кухне, он сам знал, после ужина не только горошек, по полпротивня котлет остаться может, а компота или супа того же – хоть ноги мой. Конечно, кадрить девушку пищевыми надбавками не слишком благородно, но, увы, каждый добивается своего доступными ему способами. У Валерки банок с горошком не было. То, что Катя уже смотрит на того Сашку, как на чародея, Валерку не радовало, но, может, всё же поезд ещё не ушёл?
Дискотека не воодушевила. Впрочем, а чего он ждал? Всё, как всегда. Сперва измудрялись младшие отряды, кто-то не умея танцевать, просто шалил и бегал по площадке. Их залавливали вожатые и пытались изобразить совместно хоть что-то, то ли «маленьких утят», то ли «бабушка вместе с дедушкой», причём одновременно. Потом самых мелких увели, в круг вписывались сперва средние, потом те из старших, кто ходил раньше хоть в какие-то танцевальные кружки. И наконец, когда незаметно подкралась летняя поздняя темнота, пространство начало заполняться всеми остальными. Медляки Алекс даже не включал, куда они на первой-то дискотеке? Тут ещё все друг к другу присматриваются, а в первом и кавалеров-то нет. Народ только травмировать. Под конец все что-то бодро прокричали и стали расходиться по отрядам. Загнать своих и наконец-то вытянуть ноги – мечта порой недосягаемая. Да, все прекрасно знают, где корпус и во сколько бай-бай, но порой складывается впечатление, что с дискотеки ведётся стадо очень тупых животных, норовящих не попасть даже в открытые ворота.
– Валер, ключик можно, а? – попросили сбоку. Он оглянулся. Морозова, Крикалёва, Захарова.
– Держите. Как всех загоню – проверю.
– Да они ща подтянуться. Пунину только шугни. Эти дуры по кустам начнут.
Точно, две фигуры уже повернули в сторону.
– Мария, – ускорился Валера, – ключ от второй вожатской у меня взяли.
– А мы ничего, вот ягоды ищем.
– Говно не найдите в потёмках. Да и на сучок нарваться без фонарика можно. А вот насчёт курения... Вспомнили...
– А...
В кустах зашептались, потом видимо решив, что дымить лучше цивилизовано, выползли и устремились к корпусу две тени.
Валерка не торопясь двинул следом. Спешить было некуда. Он примерно представлял, сколько надо времени курильщице, чтоб исполнить ритуал, а потом чинно пойти в сортир по своим бабьим вечерним делам.
Вот к этой-то минуте он и появился.
– Закругляемся. По второй не начинаем. Я – не мамка. Передатки таскать не буду. А самосад тут не растёт.
Девки по одной рассасывались. Через минут семь Светка Морозова передала ключ.
– Пятнадцать минут на всё про всё и гашу свет.
Вышло двадцать. Может даже двадцать пять. Кому-то вздумалось мыть волосы, Деревянко носилась в такой короткой ночнушке из комнаты в комнату, что хоть в «Плейбой» помещай. Она, видите ли, маникюрный набор оставила где-то, а где – не помнит. Наконец все улеглись и лампочки волевым решением прекратили своё мерцание под потолком «номеров».
Валерка вписался в вожатскую, задвинул шпингалетину, стащил через голову свой синий свитер и, скинув кроссовки, подсел к Катерине на кровать.
– Вроде отбились. Ты как за день, умоталась?
– Да нет терпимо.
– Может и нам того... Мы тут как, как муж и жена или...
– Валер... Ты, конечно хороший парень, но...
– Всё, понял, не продолжай. Вроде как есть и другие кандидатуры. Сашка, да?
– Ну, ты ж всё понял. Не ревнуй, ладно?
– Пока нечего ревновать. Для ревности нужны отношения. Друзьями ведь мы можем остаться, не так ли?
– Да не вопрос.
– Мне теперь во вторую вожатскую идти?
– Да зачем? Ты – на своей койке, я – на своей.
– Тогда – спокойной ночи?
– Ага. Спокойной.
Они ещё, конечно, поговорили. И о девчонках, и о планах, и о том, как ловко вышло и со второй вожатской и с дежурством. А на следующее утро предстояло самое ответственное – давать отряду имя.
Имя отряда – это как у корабля. Как назовёте – туда и путь держать станет. Хотя, до имени ещё предстояло добраться. День начался не с него. А с новенькой. Не успел Валерка ещё толком проснуться и дойти до мужского туалета, чтобы совершить там утренний моцион, как:
– Здрасте, я, наверное, к вам...
– Угу, здрасте. Ты откуда?
– С автобуса. С трассы. Я на первом рейсе приехала.
Перед ним стояло юное существо с пучком светлых волос на затылке, слегка угловатое, ещё не окончательно оформившееся, но всё же довольно симпатичное. Дорожные розовые полукеды с носочками, салатная миниюбка, футболка с чем-то размазанным, чуток косметики, так, чтобы не для отпугивания вампиров, а для припугивания вот таких, как он.
– Я Анна Батурлина. Мне в первый отряд.
Уже слышанная ранее фамилия произвела на Валеру эффект выведения из ступора. Он взял в руку полотенце, до этого переброшенное через плечо, и показал на двадцать первую:
– Тебе сюда. Девчонки на тебя место уже заняли. Сейчас умоюсь и поговорим. Я постучу.
Девушка мило улыбнулась, и, войдя в дверь, аккуратно прикрыла её за собой.
Валерка помахал головой, отгоняя остатки сна и, похлопав лишний раз по карману шорт, куда сунул зубную щётку с пастой, двинулся в умывалку. Анна Батурлина, значит. Непростая фамилия. Самое интересное, что девушка как-то вписывалась в неё. Хотя имя «Анна»... Нет, она была не Анной, и не Аней, и уж, тем более не Нюркой. Анечка? Близко, но не то... Анночка. Вот! Это было стопроцентное попадание, как и «Николя» для вожатого третьего отряда.
Умывшись и приведя себя в порядок, Валерка растолкал Катерину. Скоро пионерок будить, а у неё ещё глазки не размыкались. Оставив девушку вылезать из-под байкового одеяла, Валерка натянул через голову свою тёмно-синюю футболку и вышел в коридор, к двадцать первой.
После лёгкого стука в дверь, новая девчонка выпорхнула в коридор.
– Я слушаю.
– Пока есть немного времени, спрошу просто формальности – дату рождения, место жительства, школу, класс, ФИО родителей.
– Записывайте. – Она продиктовала. Девчонке было полных семнадцать. В его отряде кроме неё было еще несколько таких переростков. Это те, кто уже перешли в старший класс. Но у Анночки всё было иначе.
– Я не в школе. Я работаю. Модисткой. А родителей нет, живу с двумя бабушками. Их данные нужны?
– Как нет родителей?
– Вот так. Нет и всё. Можно сказать – в другом городе. Да я взрослая. А бабушки старенькие. Соседки за ними присматривают, пока я в лагере. А живу...
Она назвала адрес, а Валерка записал. Как-то всё было немного не так. Девушка семнадцати лет не может одна работать и кормить двух бабок. Или может? Ну, у бабок были пенсии. Вот он был студентом, да, он подрабатывал, но это так, на карманные расходы. А тут вот так.
– Хорошо. Буди девчонок, скоро на завтрак.
Будить шестнадцатилетних так же тяжело, как и утыкивать спать. Мало того, что все они фифы-недотроги, и без стука в их хоромы входить не рекомендуется, так кисейные барышни о времени знают только то, что у них его навалом, а у вожатых – всё, что останется. Обстучав все двери и пригрозив, что через пять минут он будет вытягивать из постели всех и каждого, и ему будет абсолютно наплевать, в каком виде его чады доберутся до столовой, главное, чтоб число голов совпадало со списком, он отошёл к Катерине.
– Вторая часть Мармезонского балета за тобой. Через пять минут выводишь нормальных. А я поработаю потом вышибалой для особо тупых. А что такие будут – можно было не сомневаться. Первый день – это как лакмус. И для них, и для него. Дашь слабину – на всю смену на шею сядут. Прижмёшь к ногтю – шёлковыми будут.
«Тупыми» оказались Пунина с товарками. А ещё, как он, впрочем, и ожидал, Деревянко. Но если в двадцать шестой просто копались, размазывая по лицу слои штукатурки, то Деревянко ещё нежилась в кровати, даже не собираясь умываться. На двадцать шестую он просто рявкнул, пригрозил нарядами и замечаниями, и те с ворчанием принялись закругляться. А вот Оксанка вскинула уже накрашенные (когда красила? Ночью?) ресницы и, широко зевнув, произнесла с видом провинциальной актрисульки:
– Кушайте без меня. Я потом подойду.
– Через минуту одетая, или выведу в чём есть.
– Ага, – Деревянко перевернулась носом к стенке и продолжила театральщину.
– Не «Ага», а «Так точно».
Валерка вышел, хлопнув дверью. Показательно, специально. Двадцать шестая уже вылетала на улицу. Просчитав для верности про себя два раза по шестьдесят, Валерка вновь вошёл в двадцать третью.
– Рота, подъём...
– Я же сказала...
Одеяло было сдёрнуто.
– Да как ты смеешь!
Что он, вчера её ночнушку не видел? Теперь весь лагерь будет любоваться.
– Мы с тобой будем красивой парой. На нас все будут смотреть, но мало кто – завидовать.
Под локоток раз, подняли вверх – два. А дальше сама ножками, ножками. На улице не холодно, ничего до двери из корпуса дойдёт, по дорожке чуток пройдёт... Нет, ну посопротивляется для приличия, может даже крикнуть пару раз, но режим-то никто не отменял. Левой, левой, раз-два-три.
– Валер, всё, через шесть, нет, семь минут буду, – взмолилась девчонка, когда они уже почти спустились на первый этаж.
– Смотри, не будешь – в другой раз гусиным шагом пойдём. Мне не слабО!
Валерка выпустил Оксанку и поспешил к отряду.
– Придурок! – донеслось сверху. Кто бы говорил. Впрочем, повторить эксперимент теперь она вряд ли решится.
Отряд называли после обеда. Когда спать точно никто не хочет, а деть время, положенное для этого, куда-то надо. Обычно вожатым старших отрядов «спускают» команду, что, мол, конечно, все прекрасно понимают, что уложить ваших гавриков невозможно в принципе, потому – пусть хотя бы находятся на территории корпуса и не орут, словно их всех одновременно на шашлык пускают. Поэтому собрались в холле. Со своими стульями. Вроде как «думку думать». Девки, конечно, начали поджимать губы ещё до того, как прозвучали первые предложения. И первые предложения были предсказуемыми, заштампованными, выдавались они теми, кто в старших отрядах не ходил и просто ещё хотел те звучные романтические символы примерить и к своей персоне. Назывались и «Юность» и «Бригантина» и ещё было что-то не менее пафосное. «Фи» и «Было уже» звучало тут же, и Валерка пока даже не встревал. Он, конечно, мог их передавить морально, и Катя бы его поддержала, но ему это было не нужно совсем. Очередная скучная «Бригантина» не уплыла бы далеко.
– А, может, назовём «Девчата». У нас ведь нет ни одного мальчика, – высказалась Катя, когда поток споров начал утихать и пошли уже наезды комнат одна на другую, не потому что одно название было лучше, а другое хуже, а потому, что одно название было «наше», а другое «их».
– Ага, и песенку строевую «Старый клён стучит в окно». И платочки на шею. – Встрепенулась Светка Морозова.
– Ну да, вы не девчата, вы оторвы, – поддакнул Валерка.
– А вот и не оторвы! Хулиганки немного, но не оторвы! – вспыхнула Жанка, тряхнув своим рыжим каре.
– Точно, хулиганки. Так и назовём, – послышались голоса.
– Ой, будет нам за это название, – тихо прошептала Катя Валерке. Светка меня покусает.
– Ничего схвают и не подавятся, – хмыкнул он и, раз с названием определились, плавно перевёл беседу в русло сочинения девиза. И тут пределы фантазии девчонок зашкалили. Наконец родилось что-то в меру приличное и легко орательное, звучавшее так: «Мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки хулиганки!», при этом первый отряд с радостью проорал девиз прямо тут, с всенепременным подвизгиванием от переполнения эмоциями. Валерка поднял руку и, весь серьёзность, призвав к молчанию, произнёс:
– Итак, утверждаем, а я записал, проверяйте, правильно ли. Название отряда – «Наркоманки»
– Хулиганки!
– Точно, это написано неразборчиво, – под смешки продолжал он. – Девиз: «Мы не куры, мы не утки, мы девчонки...»
И тут же словил подушкой по голове. Впрочем, он даже не уклонился, а отбросив подушку примерно в том направлении, откуда та прилетела, продолжил:
– Теперь третье, то бишь, компот – кто у нас будет командир отряда?
– Батурлину давайте. Она взрослая, – крикнула Светка Крикалёва и все тут же с ней согласились. Или потому, что сами не хотели и готовы были хоть на кого спихнуть или ещё почему.
– Справишься? – обернулся он к Анночке.
– Постараюсь.
– Вот и хорошо. А старших по комнатам я выберу сам. С них она и спрашивать станет. Не ответите перед ней – будете отвечать передо мной. Всё всем понятно? Опять же – если что она и вас передо мной отстоит. Если я не прав. А я с неё три шкуры спущу, если что.
– На ней и так одна футболка, куда уж дальше.
Всё было так, но немного не так. Вот той же Деревянко он мог сказать, что не только футболку, но и трусы снимет, а тут даже плоскую шутку не смог пустить. Странно как-то. Обычно комнаты проталкивали каждая свою кандидатуру, а те отбрыкивались и, наконец, кто-то соглашался, или кому нужна характеристика, или просто в качестве повышения статуса. А тут вот, «постараюсь». И как она стараться будет? И девчонки все сразу Анночку приняли...Странно, в общем...
Светлана, как Катя и предполагала, в ответ на название, только повела острым носом и, поджав губы, проскрипела:
– Переделать.
– А почему? Не матерное.
– Ещё чего не хватало! Но я сказала...
– А теперь пойдёшь и им скажешь? Сможешь? В глаза каждой посмотришь?
Валерка, конечно, брал на понт. Если скажет заведующая, он, пожалуй, и сам пойдёт и будет находить «правильные» слова. Но Светлана не была заведующей. Поэтому, ей осталось смириться с предложенным и затаить обиду и злобУ. А что она проявится рано или поздно Валерка как-то не сомневался. Впрочем, пусть это всё же будет позже. В этой жизни много хорошего и кроме Светланы Камальдиновой. Зато как они орали на построении! Ни один отряд не переорал первый. Даже заведующая улыбалась. Ну а вожатые... о чём говорить. Теперь все знали, кто будет в лагере наводить шорох в эту смену.
А потом у Валерки случайно открылся новый талант... Оказалось, что он прекрасная гадалка. По сути, он просто зашёл в двадцать первую и заметив, что Татьяна Туманова раскидала перед собой колоду, присел к ней на одеяло:
– Пасьянс кладёшь?
– Да ну так... Гадаю вроде. Но самой нельзя. Всё неправда.
– Тогда смотри.
И тут «Остапа понесло». По лагерям Валерка ездил давно, в дворовых компаниях тоже не позади лавочки стоял, помять имел хорошую, а язык подвешенный в нужном месте на нужный крючок.
– Смотри, сперва под коленкой тягаем, в косяк зажимаем и дуем. Это от тебя освободить. Лучше, конечно только распакованная колода, но где ж её взять...
Около кровати уже сгрудились все, кто был в комнате.
– Теперь мешаем, не «раз-два-три» мелкой фасовкой, и не сдвигом, а двойным погружением, видишь, как. Теперь вот по кругу расклад. Кручу, верчу, погадать тебе хочу. Всю правду карты скажите, ничего не утаите. Вот это на сердце, то под сердце, это в голову, это в ноги. Понимаешь, что кладут в ноги? На что наплевать, растереть и выбросить. Вот тебе в правую руку. Это в чём ты права, это в левую, в чём не права. Что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится. Всё, всё остальное фух, забудь. Кстати, видишь, на бубновую гадаю. Правильно? Ты ведь бубновая?
– Светленькая. Значит бубновая. Вон кто тёмненькая – трефовая.
– Ой, дурочки с переулочка. Бубновая – девочка значит. С мужиками не чпокалась, замуж не выходила. Всё понятно? А то разложи что не так – чужую судьбу мерить будете. Не так жизнь пойдёт.
Татьяна залилась краской.
– Продолжим? Вот что у тебя в голове. Дом родной, дорога, подружка. Так, ничего особого. Ну не в том, что дом не особое – думаешь ведь о доме – думаешь. И о том, что сюда приехала, думаешь...
Врал Валерка самозабвенно. Он, конечно, не слишком знал каждую, но им пока этого и не надо было. Сегодня он ставил себя...
А наутро к нему потянулись... Не успел он с полотенцем на шее выйти по нужде малой и великой из вожатской, как дверь из двадцать первой приоткрылась, и хитрая мордочка Светки Морозовой с бровками домиком показалась оттуда:
– Валер, а ты мне сегодня погадаешь?
– Вот прямо тут. Брысь досыпать свои десять минут. После завтрака занимай очередь.
– Чур, я первая!
И она пришла. Да не одна. Но это было после завтрака, а на утреннюю линейку отряд выводил уже не он, а командир отряда. А он только смотрел, как Анночка, где уговорами, где приказами направляет девчонок в нужную сторону. Как всегда, проблемы возникли опять с Деревянко. Хитрая деваха просекла, что Валерка немного самоустранился, и вновь притворилась спящей, то ли ей неможется, то ли ещё что.
– Валер, что делать? – подошла, наконец, к нему Батурлина, когда все остальные были уже на улице, а та поваливалась в постели, словно принцесса.
Валерка посмотрел на часы:
– Я засекаю время, скажи, что, если к началу линейки она не будет в строю – горько пожалеет.
Валерка понимал, что, скорее всего, подойди он сейчас, Оксанка бы пару минут покобенилась, но пошла бы, показав всем, что вот ему она, так уж и быть, слегка покорится, а какой-то командирше – чести многовато. Но ему захотелось, чтобы кидать фортели вздорной хохлушке больше и в голову не пришло. Поэтому он зашёл к себе и, написав на нескольких листочках короткую фразу, спустился к отряду.
– Выходим на линейку.
– А Деревянко?
– И она сейчас будет.
Анночка скомандовала. Все пошли строиться. Подтянулась старшая вожатая. Подошла заведующая.
– Лагерь, ровняйсь. Смирно.
Замерли.
– Первый отряд!
– Хулиганки! – взвыли девчонки.
– Наш девиз!
– Мы не хиппи, мы не панки! Мы девчонки хулиганки!
Валерка пускает записки по рядам, шепча Анночке, что и когда надо делать. Та передаёт дальше. Идёт докладывать.
– Товарищ старшая вожатая, отряд «Хулиганки» на линейку построен. В строю двадцать семь человек.
– Так по списку двадцать восемь? – удивляется ничего не понимающая старшАя. Аня машет рукой.
– Спит у нас одна засранка.
По фамильи Деревянко! – ревут хулиганки. Из дверей корпуса показывается уже накрашенное лицо опоздуньи.
Секунды три молчания. И тут семилетние глупыши из младшего отряда начинают тыкать в Оксанку пальцами и орать, что вот она, эта засранка, уже проснулась...
А гадания состоялись. Если бы он девчонок не останавливал, они бы к нему являлись бы и днём, и ночью. Но он поставил лимит – не больше пяти в сутки. Потому что хватит. Фантазию нельзя нагружать так бурно. Да и пускай потомятся слегка, очереди повыстаивают. А он посмотрит, кто вперёд перепрыгнет, кто без очереди влезет. И ещё он сказал, что гадает вновь тому же человеку только через пять дней. Потому что ещё одно не выветрилось и не сбылось, а вы новое хотите? Всё смешается, мол.
Девчонки немного брюзжали и упрашивали гадать хоть раз в два дня, но Валерка был непреклонен. Они приходили по одной, несмело жались в дверях, а потом строили бровки домиком и начинали эдак издалека:
– Валер, а ты свободен, а?
Куда клонится дело, каждый раз было ясно и без прелюдий. Валерка брал колоду, серьёзным тоном просил Катерину не комментировать процесс и начинал таинство. Анночка тоже пришла на гадание. Пришла не в первый день, не во второй, даже не в третий. Пришла, присела на кровать к Валерке, улыбнулась и мягко так спросила:
– А мне погадаешь?
– А почему бы и нет? – развёл он руками, – Вроде дел особых на горизонте не маячит.
– Только мне на червонную даму, ладно?
– Как скажет госпожа. А если ещё и ручку позолотишь, всю правду скажу, ничего не утаю, что было что будет,.. – начал Валерка подделываясь под манеру привокзальных цыганок.
– Да ну тебя, ты по серьёзному давай. Ведь суть не изменится, будешь ты цыганку строить или нет, не так ли?
– Правда твоя, красавица! – ещё цыганским тоном выдал парень и тут же перешёл на обычный тон, – Червонная дама – не бубновая. Ты понимаешь, что за этим стоит?
– Понимаю. – Кивнула Анночка и посмотрела ему прямо в глаза.
Карты ложились криво. Выходило, что её в казённом доме ждёт король, что под сердцем пустые хлопоты, а всё кончится разлукой. Что бояться надо старшую подругу опять же казённую, которая достанет её через то ли выпивку, то ли боль. В общем, полный набор девичьей мути, которую через пять минут можно было забыть и сдать в утиль.
– Спасибо, – просто сказала Аня, когда Валерка перевернул, сбросив, последнюю карту, – А теперь, дай мне, пожалуйста, ключ от второй... Обдумать надо.
– Ты разве куришь? – искренне удивился Валера. Батурлина до сегодняшнего дня ни разу ни брала у него ключ, да и запаха от неё он не чувствовал.
– Да, я просто с девчонками всё. А ты ключи дашь?
– Держи, только... жаль.
Он протянул ей ключи. Их руки сошлись, остановились на мгновение и вновь разошлись. Глаза смотрели в глаза. А глаза у неё были серые и почему-то очень грустные.
– Ну, подумай.
– Ага.
Она вышла. А Валерка тоже сидел и думал. Думал, что вот есть девчонка, которая могла бы и не курить, а... Он сам не курил, пару раз ему попадались девушки, которые дружили с сигаретой, но больше двух встреч с ними у него не получалось. Ему было просто неприятно целовать человека, от которого воняет урной. Это как прикрыть глаза -...а перед тобой не девушка, а нечто в телогрейке и кирзачах с цигаркой в уголке перекошенного ртища. Фу. Да и среди его мокрощёлок большинство курильщиц было ситуативными. Втихую от мамок в лагерь купили по пачке, чтоб не казаться чистюлями, теперь по сигаретке в день как бы курили. То есть неумело поджигали, делали две-три затяжки не вовнутрь и сидели в компании, вертя тлеющую сигаретку между пальцев. Такими были и Обухова и Юлька Новикова, её подружка. Да та же Машка Пунина. Вот по кустам шоркаться – хоронясь от вожатых и строя из себя Тома Сойера – это её всё. А когда разрешено, так какой интерес? А Анночка сейчас шла курить не за компанию, а одна, на «подумать». Это был совсем иной аспект, это как пить самому с собой, чокаясь с зеркалом. И ему было её искренне жаль...
Кстати, о Пуниной. Когда Мария перестала клянчить у него ключ от второй вожатской, Валерка слегка насторожился. Если у девчонок верх каверз – покурить, то он знает, где и с кем они отрываются, а если этот вид самостоятельности закончился, значит наступил новый, не так ли? И теперь самое важное было не упустить этот момент. А помогла с этим ему снова командирша первого отряда. Случилось это день на пятый, как раз после очередного их столовского дежурства. На этот раз дежурила двадцать первая. Двадцать шестая тоже хотела к этому делу присосаться, но Светка Морозова их отшила, сказав, что они хорошо смогут и без гороха справиться. Катю двадцать первая тоже с собой не звала, но та пришла сама. В общем, получилось так, что оба вожатых крутились возле столовой, а большинство «Хулиганок» были предоставлены сами себе. Обычно, в такие редкие моменты девки или валялись на койках, если погода не очень, или тусовались группками по территории, сильно не светясь перед лицами, облачёнными властью, которые могли их куда-нибудь припахать просто чтоб делом были заняты.
Так вот, после обеда девчонки посуду перетаскали на кухню, где Санёк с Гошей Комахиным, сыном заведующей, принялись её перемывать, скинули фартуки и отправились, не шибко торопясь, в корпус. Торопиться было незачем от слова «совсем». Валерка слегка приотстал, и вдруг навстречу ему летит назад Анночка, а глаза – в пять копеек:
– Валер, иди скорей, там в двадцать шестой чужие.
Какие чужие могут быть на территории лагеря? Валерка прибавил шагу, девчонка за ним уже еле поспевала.
– Откуда известно?
– Стучались к ним. Они не открывают. Чем-то припёрли.
Ну, чудачки на букву "М", вот как чуяло его сердце.
– Погоди паниковать, может всё ещё не так страшно.
Светка Морозова тоже была тут. Хитренькая мордочка Крикалёвой виднелась из-за двери.
– Спокойно. Катя где?
– Так она ещё...
Ага, Она вроде как в столовой. Чёрт, безнадзорный отряд мог натворить чего угодно, особенно если командир – тоже на дежурстве.
– Эх, Моррро... Светка, стой на шухере. Если старшАя или заведующая замелькают на горизонте – дай знать.
– Ага...
– Не «Ага», а «так точно». Крикалёва, да не прячься, поди сюда.
– Ну?
– Баранки гну. Под окно у двадцать шестой встань. Я скоро. Аня – со мной.
Вдвоём они забежали на второй этаж, остановились перед двадцать шестой.
– Туки-тук, – как ни в чём не бывало, постучался в дверь Валерка, – Из энибоди хоум? Есть дома кто?
За дверью зашуршали.
– А чего надо?
– Поговорить треба.
– Щас, оденемся. Погоди, Валер, пять минут, а?
– Хорошо, я никуда не тороплюсь, – И Валерка тихонько принялся постукивать правой рукой в дверь, демонстрируя, что он тут и никуда уходить не собирается. Левой он подозвал к себе Анночку и, через пять секунд уже она постукивала всё так же равномерно, как и Валера, а он уже мчался вниз по лестнице.
Как Валера и предполагал, окно из двадцать шестой было уже приоткрыто, и оттуда спускалась вниз простыня. (Вот они способы использования не по назначению, которые он сдуру-таки поведал подопечным в моменты хорошего настроения). Светка Крикалёва с круглыми глазами маячила из-за ближайшего угла, обеими руками пытаясь показать, что уже что-то началось. А из окна показались ноги в кроссовках и спортивных штанах, потом спина и вот худосочный парень роста под сто девяносто спрыгнул прямо перед ним.
– Добрый день. Будем знакомиться, – подошёл Валера к нему, а из окошка показались ещё одни ноги, – Сколько вас тут?
– Двое.
– Меня Валерием зовут, а вас?
– Я – Серёга а это вон – Жека.
Между тем Жека, поняв, что его друга «повязали», попытался влезть обратно. Но, увы, туда его до этого столь гостеприимные хозяйки тоже не пустили, начав прикрывать рамы перед самым носом последнего. Жека чертыхнулся и спрыгнул на землю рядом Серёгой. Спрыгнул, оглянулся, куда бы наладить ноги, но был остановлен Валерой.
– Да ты не дрейфь, бить не будем. Пойдём, потолкуем по пацански.
– Да мы не боимся, – Серёга посмотрел на свои здоровые кулачищи, – Ну, пойдём. А куда?
– Сперва вон на лавочку.
Крашеные во все цвета радуги лавочки стояли перед корпусом одна напротив другой. На одну примостились ребята, вылезшие из окна, на другую Валера.
– А нас того... не посекут? – оглянувшись по сторонам спросил Сергей.
– А за что? Чинно пришли, с вожатым вот разговариваете. Трезвые. Не курите.
– Ну, типа посторонние.
– Считайте, что мои друзья. Но речь не обо мне. Речь о вас.
– А что мы? Мы ничего! – тонким голосом испуганно встрепенулся Жека.
– Вот и я хочу, чтоб ничего. У меня ж тут одни целки-малолетки. Вы кого кадрить вздумали? Вы ж ребята из этой, как её... ну там вон...
– Из Акуловки, – подсказал Жека.
– Точно, сами спалились. Теперь я знаю, где, если что, вас искать. Своих девок что ли нет, или не дают? На подвиги потянуло?
– Ну, типа того, – промычал Сергей.
– Ага, а если дочка с пузом приедет, теперь известно где папаш искать. Я вам вот что скажу. Вечером у нас тут дискач. Так себе дискач, но вы приходите. Да и днём, после часа. Мне докладываетесь, в комнату провожаю, дверь не запираем. Всё понятно? Типа, брат приехал с другом.
– Ловко, – хмыкнул Серёга.
– Поэтому – титьки помять в кустах, пососаться – ну так, без излишеств. Не более. Это сами там. Как пойдёт. Лясы-балясы – в свободном объёме. Но ниже пупка – чтоб ни пальцем. Я их целочками у мамаш получил, мне их и назад такими же сдавать. Всё усекли? Тогда пошли до ваших пассий. До подъёма время ещё есть. И, да, после десяти мальчики налево, девочки направо. Я ваших теней и в бинокль не вижу. Вам же и самим утром вставать.
– Да Женьку не надо. Он, типа, свободен, а мне...
– Ну, вот и ладушки.
Втроём они поднялись на второй этаж. Конечно же двадцать шестая была уже открыта, а из остальных дверей на них смотрели любопытные девичьи мордочки.
– Получайте своих кавалеров. У вас ещё полчаса, чтобы наобщаться. Ну и, девчонки, ребят на дискотеку свою пригласить не забудьте.
Он мельком отметил их лица. Там было такое... Девочки не писали от восторга кипятком и не визжали только потому, что в дверях стояли их новые знакомые, вести себя перед которыми подобным образом было просто неприлично.
– Валер... А ты почему их не прогнал, не отругал? – по пути в вожатскую подошла к нему Анночка, бывшая тут же.
– Понимаешь, Анют, – остановился он, – Вот посмотри на них. Сейчас они все заняты друг другом, все они под контролем и на разные глупости не пойдут, чтобы не испортить ситуацию, так?
– Так.
– А выгони я их? Так они подскребутся снова и эти дурёхи, Пунина с компанией, будут их от меня прятать. Запретный плод он же слаще. Им ведь чего всем хочется? Романтики и приключений на пятую точку. А дней через пять всё само собой закончится и рассосётся. Потому что общие темы иссякнут.
Это была Валеркина победа. Пунина, кстати, потом даже пришла к ним в вожатскую. Пришла вместе с Соколовой. Пожались немного. Потом прощенья стали просить. Что, мол, вот, не знали, а теперь. Валерка только рукой махнул, вменив им на завтра уборку территории вне графика. Те умчались, окрылённые. А ребята потом не один раз приходили в лагерь, а однажды, после дискотеки, в третье, кажется, их появление подошли к Валерке и так скромно предложили:
– Валер, девок пусти с нами на часок. Мы тут хотим пару садов обчистить. Ну, яблочки там, груши. Мы их назад доставим, а фрукты и тебе принесём.
– Вроде как квакинцы, да? Из «Тимура и его команды».
-Не, – поморщился Серёга. Те ж просто дураки. Яблок-то и у нас в деревне – хоть свиней корми. Тут дело туже.
– О как! Проясняй.
– Ну, – тот развёл своими похожими на грабли ручищами, – есть ведь дачник – в вагончике живёт, брёвна на себе прёт, над каждой ягодкой трясётся. Иль старуха какая. Таких и обидеть грешно. А есть... ну, буржуи.
– То бишь у вас классовый подход.
– Вроде как. Им – что слону дробина, а яблоки хоть девки стрескают.
– Ну, разве так. Только... к отбою чтоб все были. Под твою личную четыре человека даю.
– Замётано, командир. – Серёга пожал руку Валерке и исчез вместе с Жекой за поворотом. А он стал соображать, не погорячился ли он, и как он будет объяснять Катерине отсутствие двадцать шестой в полном составе.
Впрочем, вернулись все и вовремя. Яблоки были кислющие, но девки преподносили их, как плоды победы над неведомым противником. А, впрочем, это были победы над собой, более-менее приемлемые способы выйти из-под взрослой опёки.
– Так, родные мои, – сразу поставил точку под дальнейшими походами Валера, – Как сами понимаете яблоками сильно тут не раскидываться. Хвастовства чтоб не слышал. И не дай бог хоть один огрызок не в урне. Заставлю схряпать за ужином. Лады?
Девчонки кивали удовлетворённые. С их точки зрения это были совсем уж детские условия после такого значимого мероприятия, и штатное занудство вожатого вписывалось в гармоничную картину мира и отпадного отдыха, полного приключений.
Впрочем, не все моменты решались настолько же стремительно. Какое у вожатого, спрашивается, любимое время суток? Конечно же – тихий час. Потому что именно в это время можно хоть на два часа вырубиться и отдаться в объятия Морфея. Девчонки дня через три-четыре уже ведь пуганые, сильно не орут, сидят себе по комнатам, кто в картишки сражается, кто книжку почитывает, кто...
– Скип-скрип, скрип-скрип, – противно и мерзко заскрипело именно в тот момент, когда Валерку накрыло пластом розовой неги.
Он перевернулся и попытался вернуться в свой туман.
– Скрииии-и-п.
Пришлось вставать, обуваться и идти смотреть, кто из его подопечных дошёл до жизни такой, у кого в мозге ещё не утрамбовалось, что тихий час он всё же тихий, а не как придётся.
– Кто? – Это он в двадцать первую ломанулся, Злой и невыспавшийся, точнее разбуженный на самом тёплом месте. Светка Крикалёва прыгала на кровати, словно на батуте, а та издавала звуки, напоминавшие сразу и начинающего скрипача и несмазанную телегу.
– Мы ей говорили, а она... – подала голос Морозова, едва увидев Валеркино лицо.
– Светка, перестань скакать. Я спать лёг. Воздержись хоть полчаса... – Попытался он по-хорошему, и та закивала, как умная девочка:
– А я ничего. Я больше не бу...
Но через пять минут скрипы продолжились.
– Крикалёва, твою мать, – ворвался Валерка вторично, Настроение было уже коту под хвост. – Твоя моя по-русски не понимэ? Ещё раз и в глаз. Морр.. Светлана, ты у нас таки над комнатой главная или куда? Анна, скажи Светлане, чтобы она сказала этой дурёхе, чтобы она... А...
Он махнул рукой и вышел. Кажется, он уже закипел. Надо лечь и продолжить. Он остановился у косяка.
– Скрр-рип.
Валерка не знал, насколько последний звук был от Крикалёвской вредности. Скорее всего, просто кровать уже разболталась. А может Крикалёва решила переложить матрас другой стороной. На противный скрип прошёлся по голове парня, как электроток.
– Крикалёва, ещё один скрип, я тебя во вторую вожатскую отведу и там так оттрахаю – мало не покажется!
Дверь громыхнула на весь корпус. Валерка дошёл до своей койки. Хлоп. Блаженство....
– Валер, а Валер, зачем ты так? – нежный голос Анночки попытался вернуть его к действительности. Он ещё во сне, потянулся к ней, но она ускользнула и села в ногах. Валерка приоткрыл правый глаз.
– Светка теперь под одеялом дрожит. Истерика у неё.
– А я что?
– Ага, что ты ей обещал?
– Что отругаю её, и ей мало не покажется.
– Нет, ты сказал иначе....
О, великий и могучий русский язык! Что он, совсем с дуба рухнуть заниматься непотребством с малолеткой? Да ещё сильничать.
– Сдалась она мне. – Он сел.
– Вот и я толкую, а она, дурёха, ревёт. Сказал, мол, Валерка – оттрахает – значит всё.
– Морально... И что теперь?
– Извинись что ли.
– Да надо. Успокоить. Обнять, приласкать. – Валерка со вздохом поднялся с койки и протёр глаза.
– Ну, маленькая она ещё, дурочка...
– Ладно, пошли. Что бы я без тебя делал?
– А я курить бросила. Честно-честно.
Весьма своевременная информация! А Светка Крикалёва так и сидела под своим одеялом и только редкие сопливые всхлипы доносились изнутри холмика.
– Мышка норушка, домик открой.
– Нет.
– Мышка норушка, медведь извиняться пришёл. Он не будет с мышкой ничего плохого делать.
– Не верю, – буркнула Светка.
– Ну, злой был мишка, наговорил лишка. Вот теперь кается. Жутко извиняется. Выгляни в окошко, дам тебе горошка.
– Давай, – худенькая рука высунулась откуда-то изнутри.
– А носик выглянет?
– Носик напудрить нужно.
– Валерка аккуратно словил мизинец вытянутой руки своим мизинцем и символически потряс.
– Мирись, больше не дерись. На кроватях не скрипи, а то будешь гнойным пи...
– Фу, – Ручка спряталась, но голосок уже был не обиженным. – Только, чур, сегодня я по яблоки пойду.
– Вымогательница мелкая. Ладно. Ну что я с тобой теперь сделаю? – Вознёс он руки к небесам.
– Отведешь во вторую вожатскую и... – с самым серьёзным видом произнесла Таня Туманова и развела руками, мол, а я-то тут при чём?
А через два дня в лагере проводили конкурс на лучших вожатых. В лагерном клубе собрались все, кто мог, кто не мог, и кто просто мимо проходил. Начиналось, конечно, с домашних заготовок, песня, представление и всё такое прочее. Валерка выехал на сцену на трёхколёсном велике, куцем и потёртом ещё семидесятых годов сборки, на котором дети катаются пока ещё и говорить толком не научились. Выехал под звуки «Я долго буду гнать велосипед», потом смачно шмякнулся, под всеобщий восторг потёр мягкое место, отыскал заныканный в кустах букет и цветами вниз принялся с самым умным видом вручать его Кате. Та, как могла отбивалась, «Хулиганки» «болели», кричали и свистели, Валерка тыкал пальцем в Сашку, показывая, кто тут «другой», тот кивал и хлопал, Катерина уходила... уходила с букетом, а он оставался один на сцене в компании своего трёхколёсного коня. Всё было как в немом кино с Чаплиным. Впрочем, хотя аплодисментов был шквал, до победы они не дотянули. Победителями выбрали Олега и Нину. Валерке обидно не было. Второе место – тоже здорово. Тем более, что вожатые второго отряда, чего греха таить, и на самом деле были очень сплочённой и весёлой парой. По настоящему семейной парой. Третьими были Николя и Лера, которая, по сути, вытащила всю программу. Николаю оставалось только изображать невозмутимого джентльмена, кивать в нужных местах и вставлять одну из десяти заученных фраз, которые в контексте давали неподражаемый эффект.
А потом был момент расслабухи. Когда эмоции уже отошли, когда всё решено. Подшефные? Да они, полные эмоций сейчас будут без задних ног дрыхнуть. Заведующая? Да кто ж попрётся ещё проверять кого, когда пора спать, а уже поздно. Вдобавок у Марины, это у Катиной подружки, что работала на четвёртом, как раз днюха случилась. Победы им с партнёром не досталось, зато они позвали всех к себе в корпус, чтобы немного расслабиться и просто потусить в непринуждённой обстановке. Не пошли только Хачикяны и Лена с пятого. Лена укладывала малышей и хотела придти попозже, а Олег с Ниной... Наверное, они просто уже немного переросли холостяцкие тусовки. Олег обещал чуть проследить за первым в момент отсутствия Кати и Олега. Не то чтоб сильно, а так, чтоб не разбежались. Кроме вожатых, пригласили ещё Сашку и Гошу Комахина. Гошка ухлёстывал за Маринкой, Сашка – за Катериной, соответственно. Ребята притащили с кухни пищевого спирта, который тут же развели до умеренной кондиции.
– Так, по кружке на пару, – скомандовал Гоша, потрясая густым каштановым чубом, – Разбиваемся мальчик-девочка. И – на двоих. Так что не расслабляемся и не пропускаем. Валерке, так как Катерину уже оккупировали, досталась Камальдинова.
– Ой, а я совсем не пью, – пискнула она. Кто-то усмехнулся. Сашка сказал, что кружка дана на пару, а кто пьёт в паре. А кто пропускает – решают они сами. Валерка взглянул на Светлану, ему стало её жалко. «Ломать» или прогонять из компании было бы подло и неуместно. Насмехаться – не по-мужски. Он только вздохнул и дёрнул двойную дозу.
Спирт, хоть и сильно разведённый, огненной рекой прокатился по пустому пищеводу и исчез в районе кишечника. Валерка закусил, смахнул нечаянную слезу, крякнул под всеобщее одобрение и вновь вернулся к разговору. Выпили по второй. Потом Гошка с Маринкой пошептались и начали изображать бруденшафт. Катерина с Сашкой на соседней кровати решили от них не отставать. Светлана оглядела трезвым взглядом собравшуюся компанию и не слова ни говоря, вышла. Выпили третью. В голове у Валерки поехало, он подумал, что давно пора на свежий воздух и взяв со стола спелый помидор, поднялся с кровати.
– Ты куда? – окликнул его Николя.
– Продышусь.
– Давай, а то за двоих тянешь. Сам дойдёшь?
– Куда ж я денусь.
– Ну, лады. Не обблюй там всё.
– Как-нибудь.
Блевать не хотелось. Немного штормило. Валера усилием воли взял себя в руки и спустился на первый этаж, держась за недавно пролаченные перила. Помидор в руке сам собою треснул, обрызгав парня соком с зёрнами. Валера чертыхнулся про себя, стряхнул брызги и зашвырнул остатки овоща в ближайшую урну. Овощ описал дугу и врезался в стену, над урной, потом покатился по краю и упал на пол. Валера посмотрел на него. Надо было поднять и выбросить правильно, но сейчас он этого делать бы не стал. Потому что не был уверен, что всё выйдет как надо. Поэтому он вышел из корпуса и двинулся протоптанной тропкой к своему. Там можно лечь. Там можно закрыть глаза и пусть завертит. Чёрт с ним, завтра пройдёт. Может, конечно, голова болеть, но это всё вторичное. Главное – сейчас не засветиться ни перед кем. Ни перед заведующей, ни перед своими...
Но не засветиться не удалось.
– Валер, а мы в сады собрались. Сейчас пойдём. С нами Алекс, так что не страшно. – Подлетела к нему Анночка, едва Валерка, стараясь держаться как можно прямее, поднялся на второй этаж.
Алекс? Чёрт, а они всё думали, кого не хватает на вечеринке. После шоу, когда все ушли, Алекс остался демонтировать аппаратуру и, ясен пень, ни слухом, ни духом. Нет, может Олег ему потом и сказал, но это было потом и тот, как человек культурный, не стал врываться без приглашения. А он, Валерка, как бы поступил на его месте? Наверное, вошёл бы. Ёк-макарёк, что за странные вопросы, словно сам себя ловишь на отсутствии совести и заставляешь оправдываться. Так, о чём ему сказали... Алекс... Идут... В сады? А, впрочем, почему и нет?
– Да, с Алексом здорово. Алекс – душка. – Подошла Светка Морозова.
– Ну, если так. – Валера постоял, слегка покачиваясь.
– А пойдём с нами. Тебе тоже, вроде, надо проветриться, – повела носом Анночка.
– А – хорошо.
И правда, хмель выйдет быстрее на свежем воздухе. Да и, если совсем плохо станет – кустики вон они. Никто их в лесу не отменял. Это не посреди комнаты себя не сдержать, не добежав до туалета.
А девчонок Валера даже пересчитал. Тех, кто с ними пошёл. Вожатый он тут или погулять вышел? Кажется, второе. Девчонок было всего шесть. Впереди с Алексом под ручки шагали, чуть подпрыгивая и стараясь идти в ногу, Светка Крикалёва со Светкой Морозовой. Потом Таня Туманова, Наташка Разживина и Ольга Захарова. Эти не подпрыгивали, но то и дело терялись, то вперёд уйдут, то вроде как приотстанут, то разойдутся, то снова вместе. А замыкали шествие они с Анночкой. И не было совсем понятно, то ли она его придерживает за пояс, то ли он её обнимает за плечи, то ли и то и другое вместе. Двигались не торопясь. А в лесу, чуть в стороне от лагеря девчонки даже решили затянуть песню.
До садоводства было недалеко, но путь в темноте всегда длиннее пути при ясном солнце. Дорожка не петляла, Валерка шёл тут в первый раз, а потому старался запоминать, как идти обратно. Ничего особо сложного не было. А девчонки закончили одyу песню, принялись за вторую. Когда перешли к традиционной «Ой, мороз, мороз», которую не знает только ленивый, Валерка попытался вступить. У него был довольно сильный голос. В такт Валерка мог попадать не всегда, но уж «Мороз» он вытягивал при любом раскладе. Но узенькая ладошка легла ему на рот:
– Валер, не надо.
– Тогда... – он притянул её тонкую фигурку к себе и попытался губами найти её лицо. Хотя бы лицо, но девушка выскользнула, и, оставшись рядом, как-то очень легко высвободилась из пьяненьких объятий.
– Не надо сейчас. Не время и не место, да и ты...
– А что я? – Вздохнул Валера. А ведь она была права. Сто тысяч раз права. Слюнявить кого-то своим спиртоароматным хавальником... Да, за то, что она его ту выгуливает, ей уже памятник ставить надо. А он ещё насчёт курильщиц... А от него как сейчас прёт? Она-то не пила, весь букет вдесятеро. Да и состояние у него не как у агента 007, который после марафона может всю ночь с красивой подружкой прокувыркаться. Он оглянулся. Потом посмотрел вперёд.
– Пошли догонять.
Метров за двадцать до товарищества они остановились.
– Стоп, я тут подожду, – сказал он, аккуратно отстраняя её от себя.
– Я быстро, ладно?
– Куда я без тебя?
Девчонки шумели где-то впереди, и Анночка поспешила к ним. А он остался. Голоса смолкли вдали. Они ушли. И с ними не было никого из деревенских. Почему? Обычно на сады ходили с правильными Серёгой и Жекой, или с Вовчиком, рыжеватым толстячком из той же деревни. Но сегодня они шли сами. Чёрт, чёрт и ещё раз чёрт! И он с ними увязался. Валерка подождал. Потом сел. Потом ещё подождал. Ждать надоело и он, не торопясь, тронулся назад. Дорога почему-то показалась ему на этот раз куда длиннее. Может, оттого, что никто не пел. Да, у него не было такой подпоры, и он двигался по наитию. Несколько раз Валерка останавливался и оглядывался. То ему казалось, что он идёт не туда, то – что его кто-то догоняет. Наконец показался лагерь, и парень облегчённо вздохнул. Ну, увидят они, что его нет, придут ведь сюда, никуда не денутся. Почти на автопилоте, не встретив ни одной души, он просочился в свою вожатскую, стянул футболку и, как был, в спортивных штанах, залез под одеяло.
Разбудил его свет. В комнате были посторонние. Они громко о чём-то разговаривали, и Круглов сразу не мог понять, что им от него надо.
– А вот их вожатый. Спит, – голос заведующей, наконец, пересилил остатки сумбурного сна.
– А что случилось? – Валерка принял сидячее положение и поднял веки, словно Вий после векового сна.
– Вот из «Ландыша» садоводы, Поймали твоих хулиганок прямо в садах. Яблоки воровали.
– Ничего себе... – Влип. Мало того, что он сейчас, мало сказать, что не совсем трезвый, так ещё и это.
– Где они?
– У меня в кабинете. С ними Светлана. Сейчас пройдём по комнатам. Может, ещё кого узнают.
Валерка встал, натянул футболку. То, что брюки на нём – это даже хорошо. Обулся.
– Пойдёмте.
Всё, поезд приехал на конечную, пакуем вещички. Вышли в коридор. Он повёл их к двадцать четвёртой. Там ни одного яблочка точно нет. Там девчоночки правильные, а набегах не участвующие. За них он спокоен.
– Тук-тук.
Обождав положенные три секунды договорённости, Валерка выдал излишне громко, так чтоб слышали все:
– Девочки! Сейчас из садоводства пришли смотреть, нет ли у вас в палате ворованных яблок. – И открыл дверь.
Мужики вошли. Им уже не совсем удобно, но они ещё возбуждены.
– А вы смотрите, может, где под кроватью или на окне! – провоцировал Валера.
Один, с солидным брюшком и джинсах на подтяжках, попытался заглянуть под ближайшую кровать. Там, естественно ничего не оказалось.
– Под мою тоже загляните, – подала голос с соседней койки Ольга Соколова, брюнетка с хвостом жёстких волос и чёлкой прикрывающей брови, – Но там ничего нет, я огрызки кидаю только в урну.
– Да ладно уж... – Мужику было явно неудобно.
– Пойдём дальше? – Валерка глазами показал на дверь. Он уверен, что пока они были в двадцать четвёртой, остальные быстренько просекли политику партии и сумели избавиться от вчерашних фруктов. Хорошо, если успели. Он старался.
– Нет, мы посмотрим ещё, – второй мужик, кудрявый и длинный, чем-то смахивающий на Немцова, сам пошёл дальше и без стука вломился в двадцать третью. Это он зря. Если на Петросяна садовод, может, и ходил, то сольный концерт О. Деревянко, заслуженной артистки без публики, кудрявый точно не видел.
– Насилуют! А-а-а! Посторонние в палате! Валера-а-а-а!
А сама задницу отклячила, на заднице от трусиков три какие-то ниточки, одно название, голову в подушку вобрала. Иногда поднимает своё гладкое точёное лицо и, повиливая попой, как бродвейская шалава, продолжает изощряться в остроумии.
– Милицию вызывайте! А-а-а! У меня ж ещё месячные не начались, а они уже...
Кудрявый вылетел из палаты красный, как рак.
– Она что, совсем ненормальная?
– А вы нормальные? В лагере ради яблок у девчонок постели перетрясать.
– Да чёрт с этими яблоками... – ворчит полный, да вот у меня ж первый год урожай был, а они ободрали. Ни попробовать, ни чего...
– Ветки не поломали?
– Вроде нет.
– Значит, попробуете.
– Когда ещё оно будет. Да! Они не одни были!
– О, как! – Валерка даже остановился.
Толстый обернулся к заведующей:
– Вы их там поспрошайте. Их больше было. А ещё с этими два парня было. Один совсем пьяный, другой не очень.
– Наверное, местные. – Валерка посмотрел на заведующую, – Помните, к нам на дискотеку приходили. У меня ведь отряд – одни девчонки. Им хоть какое-то разнообразие. Вот их и соблазнили яблоками.
– А откуда эти ребята были? – Уже заведующая спросила Валеру.
– Да мне почём знать? Знаю, что ходили, а лично не знаком, – Валера развёл руками. Совсем пьяный – это, понятно, он. Не совсем – Алекс. Учитывая, что Алекса на вечеринке не было и его они в упор не признали, вероятность списать всё на деревенских виделась очень высокой. То, что ребят никто искать не станет – тоже понятно. Не пойдут садоводы в деревню. Это на лагерных отыграться ещё можно, а деревенские ведь зимой не яблоки, дом могут поджечь и всё спишется на несчастный случай. Да и после таких наездов ни один деревенский не продаст им ни доски, да и трактор не выделят для копки трудовых соток.
– Ладно, пойдём, – тот, что с подтяжками смахнул с залысины градины пота и... И тут из двадцать первой показалась взъерошенная Светка Крикалёва с тазиком, в котором были яблоки, некоторые – частично надкушенные, некоторые – целые.
– Это ещё что? – заведующая подалась вперёд, заслоняя Крикалёву от садоводов.
– Это... э... со вчерашнего ужина не доели, – Светка делает поднимает бровки, – Прибралась вот.
Ага, в два или около того ночи.
– Иди до мусорки, – отправляет её заведующая, а сама поворачивается к садоводам, – Вы не беспокойтесь, мы примем все возможные меры. Родителям сообщим, в школах тоже будут знать. Ну и эти...
– В школы не надо, – машет рукой длинный. Он после встречи с Оксаниной попой более лояльный, – Сами были не сахар. А родители – пускай. Ладно. Пошли.
Валера тем временем заглянул в двадцать первую. На четырёх кроватях из шести девичьи головы, Головы, да не те. На одной – контур лежащего с головой под одеялом человека. И тишина.
– Конспираторши! – прокомментировал он. Головы хихикнули, хоть в общем-то пока было не до смеха.
Валера проводил ночных гостей до ворот из лагеря и вернулся к корпусу. На лавочке его ждала заведующая.
– Пойдём со мной. Сдам тебе твоих. И чтобы!!!
– Да ясно всё.
– А завтра после завтрака придёте с Катериной ко мне. Будем думать, что делать.
– Хорошо.
Молча они дошагали до домика заведующей, вошли. Наташка Разживина сидела, сгорбившись, на левом краю коротенького бардового диванчика, уткнув носик в рукав фиолетового пуловера и, кажется, рыдала. На другом конце, откинувшись на спинку и сцепив в замок пальцы с веснушками, вперила глаза в потолок рыженькая Ольга Захарова. Лицо и руки у неё были ободраны, но она словно не чувствовала боли. В центре сидела Анночка. Она смотрела на старшую вожатую, которая что-то внушала всем девочкам сразу.
– Спасибо, Света, – повернулась к ней заведующая. – Время позднее. Мы сейчас отпустим девочек. Им по режиму спать надо. А завтра после завтрака все у меня соберёмся и проговорим по этому вопросу.
– А вот эта – даже не раскаивается! – Камальдинова ткнула в Анночку пальцем.
– Света, пусть идут спать, – мягко, но достаточно уверенно произнесла заведующая. Завтра, всё завтра. Они под присмотром вожатого.
– Пошли, – Валера кивнул на дверь. Пока суть да дело, хмель куда-то испарился. Какие-то запоздалые сполохи, тяжесть в голове ещё оставалась, но уже не приходилось контролировать каждый шаг и жест.
Девчонки поднялись.
– Спокойной ночи, – выходя, сказала Анночка.
– Спокойной, спокойной, – на автомате ответила заведующая.
Они шли по ночному лагерю, вожатый и три девочки: ещё всхлипывающая Разживина, напряжённая как пружина и готовая взорваться Захарова и внешне спокойная Анночка.
– Так, девчонки, не кукситься. Всё уже обошлось. Садоводы ушли. Деревянко им такой концерт дала... Вон потом у подруг расспросите.
Наташка хихикнула.
– А на работу? Так что с того. Ну, позвонят. Скажут, так и так, ваша дочь скушала десять яблок. Что те скажут? Угадайте.
– Посмеются. Спросят – почему так мало. – Вышла из транса Захарова.
– Валер, я ведь тебя искала. Ты ушёл, а я... – Анночка.
– В смысле?
– В прямом. Не могла тебя бросить. Думала – ты там где-то, и тебе плохо.
Плохо ему стало теперь. Гадко и совестно. Мало того, что нахрюкался, как не знай кто, так ещё и девчонку подвёл.
– А ещё – выгонят меня теперь... Позвонят на фабрику и всё. Это недолго. Я же взрослая.
И тут Валерке стало ещё хуже. Внутри было уже так плохо, словно перепил, а оно просилось наружу и не могло никак выйти.
– Ладно, спать давайте. После завтрака разговор ещё будет. Посмотрим там.
Хотя, что он может сделать? Обнадёживать не хотелось.
А утром Валерка обнаружил вторую вожатскую открытой, а там... Грубое слово «срач», по сравнению с увиденной картиной казалось детским лепетом. Разве что стены не были ничем измазаны. Он закрыл дверь на ключ, обнаружившийся в их комнате посреди стола. Да... хулиганки показали себя во всей красе.
– Кать, ты ключ кому последнему давала? – спросил он.
– Не помню, – потупилась она, – А что?
– Ничего. Устроили свинарник...
И только тут до него начало доходить, что, начиная от вечеринки и до сих пор, он Катерину, собственно и не видел. – Ты вообще в курсе, что у нас тут происходит?
Судя по её испуганному виду, ночные события обошли Катерину стороной и не коснулись даже по касательной. Валерка присел на свою койку и, насколько мог подробно, обрисовал девушке случившееся, сообщив, что после завтрака их ждут у заведующей для расстановки точек над "Ё".
– Сама-то давно явилась?
Он-то просто не слышал, когда она пришла. А пришла она за пять минут до вожатского подъёма, потому что... В общем было и так всё ясно. Любовь-морковь и... Пошлить не хотелось.
На линейке хулиганки не ёрничали, как обычно, а блеяли, словно невыспавшиеся овцы. Их заставили девиз читать второй и третий раз, но получилось ещё хуже и под общий смех их всё же отпустили. Катя пыталась их взбодрить, но Валерка только махнул ей рукой, поморщившись, – оставь, мол. Всё равно после такой ночки вызвать у них бодрость нереально. Он и не пытался. А во время завтрака Валера поймал Алекса и вывел из столовой.
– Давай потолкуем. Мне вот сейчас топать к заведующей, так что расскажи диспозицию. Как вчера, и кто, и где.
– А то сам не знаешь? – тот сперва вздыбился, уж слишком настырным показался ему, Валеркин наезд, слишком резким.
– Знаю, да не всё. Не в кондиции был. А потом не до того было.
– То-то, что ни в кондиции, – хмыкнул Алекс.
– А ты не лыбься. Что не позвали – извиняй, как я понимаю, что просто в суете не вспомнили, а что сам не дошёл до нас, так кто виноват?
– Да плевать...
– А плевать не надо. Ты за девчонками без меня чуток приглядел – за это спасибо. – Валерка развёл руками.
Алекс улыбнулся:
– Приглядишь за ними. Не пошёл бы я с ними, сами бы в поход намылились. Даже спорили, какой комнате идти. Наконец решили...
– А то что суббота, и все садоводы по участкам сидят – не допетрили? Я-то хоть никакой уже был...
– Ну, а нам в башку не пришло. Не успели выйти – ты на бровях. У меня чуть отлегло – вроде половину ответственности с себя снял. Так сколько их – а я один. За одной смотришь – другая распрыгалась, что коза. А тут эти. Из дома выскочили. Девки – в разные стороны. Они – туда-сюда. Крикалёва – та сразу за забор порснула. Я Морозову тащу – а она – за яблоками. Захарова растянулась, её длинный схватил. Она орёт от боли, а он ей, гад, руки крутит. Разживина – нет, чтоб бежать, за пакет яблок вцепилась. Толстый с одной стороны тянет – она с другой. Как в комедии. И – не поможешь ничем. Ору – «Беги, дура!», а она оборачивается: – «Сам такой». Право, дура.
– А Анночка?
– Батурлина? А её совсем не понял. Она сперва вроде собиралась, а как эти выскочили, туда бросилась, откуда пришли. Тебя искала. Не кричала, а так, круги нарезала. Там её и прихватили.
– Понятно. Ладно, спасибо. Ну и, как я понимаю, ты вроде как совсем не при делах. Так что не светись. Девчонки, вроде не сдали.
– Да, ладно. Мне-то что? Я дискотечник. Вот если колонки украдут...
– Ну, припереть любого можно. Ещё раз спасибо, – Валерка хлопнул Алекса по плечу и отправился в домик заведующей.
Там уже собрались все, кто был хоть как-то задействовал в процессе. Заведующая, старшая вожатая, даже Катерина.
– Можно?
– Только тебя и ждём, – сходу взяла быка за рога заведующая. – Рассказывайте, как ваши дети оказались в саду.
– Как-как? Корпус на ночь у нас не запирается.
– Очень плохо! – подала голос Крикалёва.
– А если пожар? Всем гореть прикажешь? – Валерка перешёл в нападение, – Мы спали, они...
Светлана открыла было рот, чтоб сказать что-то, но посмотрела на свою институтскую подругу, которая округлила глаза и вся, казалось бы, вжалась в стул и осеклась.
– Это всё дружба с местными, зря вы их приручили, – гнула свою линию заведующая.
– А мне казалось, что лучше вместе на дискотеке, чем по простыням в окно.
– Окна заколотить надо бы, – опять подала голос Камальдинова.
– И опять пожарная безопасность... Ну, поговорю я с девчонками. Слово даю – больше не повторится.
– Ещё бы повторилось. Твои хулиганки что-нибудь новенькое выкинут.
– Возраст такой. – Валерка попытался улыбнуться, – Трудное детство.
– Ладно, идите. И чтобы завтра на линейке первый отряд был лучшим. Обещаете?
– Постараемся, – закивала Катя, понимая, что, кажется, пронесло.
– Вот и помните.
Все стали выходить.
– Зоя Викторовна, – задержался Валера, – можно просьбочку.
– Слушаю.
– Может не стоит на фабрику сообщать, ну о том, что? Садоводы, вроде, утихли и...
– Вот именно, что вроде, – она устало посмотрела на Валерку, – Ты меня, Валер, уж совсем за дурочку-то не держи. А то я не понимаю, кто там с твоими девчонками был?
– Проговорились?
– Нет. Эти как партизаны молчали. Но лагерь маленький – все на виду. Да и не первый год я в заведующих. И не такого навидалась. А сообщать тоже никому не буду. Это ж и на меня пятно. А мне оно надо? Так что иди к своим подшефным и паси их так, чтоб.... Ну ты понял.
Валерка понял. Валерка всё понял, даже то, на что до этого как-то второпях и внимания не обращал. И то, что заведующая не обмолвилась ни словом о его состоянии в злополучный вечер, а ведь наверняка он благоухал спиртзаводом. И то что она даже ни словом про Катю не спросила. И то, что отвлекала садоводов от злополучной Крикалёвой с яблоками. Он понял и был глубоко тронут. Заведующая не была злом, нет. Так, штатной пугалкой, как он для девчонок. Не более. А они...
Валерка подошёл к корпусу. Всё было хорошо. Светило солнце. Чирикали какие-то птахи, Жужжал полоумный шмель, всё никак не решающийся, сесть куда-нибудь или улететь прочь от громкой детворы. И ничто никому не грозило, ни садоводы, ни звонки родителям. Ни-че-го. Даже Анночке, взрослой девушке, которая отвечала за себя сама. Даже ей. И тем более – ей. Никто никуда не позвонит и не напишет. Но девчонки...
– Аврал, свистать всех наверх, через пять минут, чтоб в холле были все, не исключая младших классов.
Валерка поднялся на второй этаж. Зашёл в холл и сел на стул. Сейчас все соберутся и он им... Собрались и правда быстро. Но мордочки были напуганные, некоторые – злые, некоторые растерянные. Все ждали. И ждали самого худшего. Пришла и Катя, встала, прислонившись к косяку, вроде как полюбоваться, что тут будет и как пойдёт дело. Как понял Валерка, она ещё ни полслова хулиганкам не сказала, предоставив ему сию почётную обязанность.
– Новость номер один – положительная, – Валерка театрально поднял указательный палец, взывая к вниманию. – Домой никого не отправят, на фабрику звонить не будут, даже заныканные яблоки не отнимут!
Девчонки зашумели, переговариваясь. Им ещё не верилось. Они ещё боялись, они ещё ждали. Ведь не могло всё кончиться вот так просто. Все облажались по самые помидоры, а им взяли и простили. Так ведь не бывает, да?
– Конечно, не всё так радужно, и нечего мне тут глазки строить. Поцелуи потом, не все сразу, – под общий смех продолжил Валера. – Первое, завтра девиз чтоб на линейке орали так, чтоб всех ворон спугнуть. Справитесь?
– А то!
Да, когда надо, орать они умеют. Правда, иногда, и когда не надо, но это другая история.
– Так вот, это раз. Во-вторых, барышни, я понимаю, вожатые чуток расслабились...
– Такой чуто-ок.
Юморят. Это уже хорошо.
– Ну, может не совсем чуток. Но расслабились. И некоторые малолетние гражданки этим не преминули воспользоваться. Так? Молчите?
Он обвёл их взглядом. Кто посмеивался, кто отводил глаза.
– Короче, пасти вас будут вдвойне и потому нам с Катей о каждом чихе лучше докладывать. Потому-то потому. Халявы много не бывает. И ещё, я у вас не спрашиваю, кто «навёл порядок» (он показал кавычки пальцами) во второй вожатской. Но к обеду она должна сиять девственной первозданностью. Повторяю – девственной! Теперь перейдём к отрядным делам. Сегодня у нас двенадцать записок. Завтра – сами знаете – «По страницам Лукоморья». Вам из своих рядов надо выбрать первое – бабу ягу, второе – русалку, можно двух. Умение плавать не обязательно, мы её на ветки посадим, будет сухопутной русалкой. Обычно, конечно таких дриадами зовут, но мисье Пушкин был такой затейник!
А потом были «Двенадцать записок» и весь лагерь бегал, ища то, что было спрятано. В впереди всех летали орущие пятнадцатилетние хулиганки, которые, кажется, недели две назад не выползли ради этой малышковской возни из своих норок. Они отвечали на хитрые вопросы, разгадывали ребусы, даже забрались через окно в домик к кастелянше, потому что та стояла в дверях и не пускала, а очередная записка была у неё под кроватью. А потом они ели торт. Тот, который нашли. И торта хватило и им и другим отрядам. И они были весёлые и щедрые. А вечером была дискотека.
Обычно на дискотеке звучали в основном быстрые мелодии. Алекс пытался вставлять медляки, но дело шло туго. Три-четыре вожатские пары, и всё. Ну и ребята из деревни. Но их тоже ведь не двадцать восемь, на всех не хватает. Впрочем, второй отряд ещё там что-то изображал, но первый чаще жался по краям. Когда появились местные, дело пошло поживее. Серёга с товарищами всё вносили свежую струю в этот вынужденный монастырь. Причём, если днём парни общались в тихий час в основном с двадцать шестой, то на дискотеке они разнообразили свой выбор. Сперва их дичились, а потом, как заметил Валера, с ними шли на медляки даже самые отъявленные отрядные ханжи.
– А теперь медленный танец. Дамы приглашают кавалеров, – вкрадчивым голосом Алекса донеслось из динамиков.
Это традиционно. На «потанцевать» к Валерке, кажется, хулиганки записывались так же, как и на гадание.
– Можно вас?
Анночка. Вот уж кто бы никогда, кажется не остался без кавалеров, но не здесь.
– Да за непременно.
Звучала музыка. Он её повёл. Легко, аккуратно, словно дорогую вазу с полки на середину стола. И все словно поняли. Что он её ведёт и, кажется, даже расступились.
– Спасибо, Валер. Я... я обязательно отплачу.
– Не стоит. Это же я тебе должен. Ты ведь меня там искала, да?
– Тебя.
– Ну вот, а я тебя подвёл.
– Но я тебя туда утащила.
– Не захотел бы – не пошёл бы.
Значит хотел. Ну и что с того? Многие сперва хотят, потом думают.
А потом вечер кончился. Они с Катей загнали девчонок в корпус, дали им время на вечернее прихорашивание и тут...
– Валер, вот ключи от второй вожатской, ты просил вернуть, когда там будет порядок.
В дверях стояла Анночка.
– Положи на стол, – Он ответил второпях, даже кажется, не взглянув в её сторону. День был тяжёлый, и вечер хотя бы принёс облегчение.
– Пойдём. Сам проверишь.
Ну, что с ними сделаешь?
– Пойдём.
В вожатской всё было так и не так. Всё словно немного сияло, даже койки, собранные им совместно с Олегом, казались заправлены словно для генералов.
Дверь за ними тихо прикрылась, и ключ повернулся в замке. Две маленькие руки обхватили парня сзади, и девичье тело прижалось к нему. Он обернулся. Девушка потянулась к его лицу губами, и он ответил на поцелуй.
– Да?
– Да. Не бойся, я взрослая.
Иногда не нужны слова. Рассвет застал её уютно устроившуюся у него под боком. Валерка не помнил, спал ли он в ту ночь. Кажется, немного вздремнул. Больше думал. Всё вроде к этому шло, но было так внезапно. А потом они разошлись по комнатам. Она – тихой мышкой юркнула в двадцать первую, он – в свою первую вожатскую.
– Я даже не спрашиваю, где и с кем ты был... – сквозь сон произнесла Катя, каким-то седьмым чувством поняв, что уже в комнате не одна.
– Завтра вторая вожатская – ваша с Саней. Только – не орать на весь корпус.
– Ты очень добр... – Катюшка провалилась дальше в свой сон.
А на линейке отряд орал своё название так, словно девчонки своими голосами хотели выбить стёкла во всех корпусах. А когда их спросили о девизе, девки выдали не двустишие, а целую басню:
– Двадцать восемь женских душ
Поведёт Валера в душ.
Мы не хиппи, мы не панки,
Мы – девчонки хулиганки.
Мы его намоем сами,
Даже то, что под трусами.
Слов не было. Весь лагерь лежал прямо на линейке. Но если заведующая только лукаво погрозила пальцем, старшая вожатая скроила такую физиономию, что Валерка понял – в тихий час на собрании вожатых о его дублёной шкуре будут туда-сюда кататься лихие локомотивы с претензиями. А потом были «Страницы Лукоморья». На роль Бабы Яги сама вызвалась Оксанка Деревянко. Валерка-то думал, она в русалки захочет... Конечно, ещё неизвестно, какая бы из неё вышла наяда, но бабка из Оксанки получилась на высшем уровне. Девчонка только ознакомилась со сценарием, посмотрела листок на просмотр, повертела и театрально выбросила в корзину.
– Без суфлёров справлюсь. Ведь что надо? Мелким загадки задавать, иногда их попугивая. Да я и крупных распугать могу.
Никто в её способностях, правда и не сомневался. Костюм из подручных материалов соорудили подходящий. Конечно, больше она походила на юную Солоху, но учитывая, что по Гоголю та тоже была немного ведьмой, никто вносить коррективы в грим не стал. А уж темперамента ей было не занимать.
Русалками выбрали трёх тихих девчонок из двадцать второй. У них по крайней мере и волосы были длинными и мозги не настолько короткими, чтобы начинать буксовать после пяти слов текста на троих. Конечно, до Оксаны им было далеко, но в целом девчонки производили вполне благоприятное впечатление.
Жизнь вошла в свою колею. На следующую ночь вторую вожатскую занимали Саша с Катей. На третью... Нет, до этого Валерка случайно подслушал перед дверью двадцать третьей, как он... Да, да, абсолютно случайно. Это не у кого-то очень длинные уши, а у кого-то слишком громкие голоса, так что без всяких претензий, если что. Так вот, девки двадцать третьей весело скандировали:
– Мы для Саши и для Кати
Расстелили две кровати.
Валерка не ворвался. Нет. Он тихо вошёл и сообщил тем, кто не в курсе, что если на некоторые дела тут и смотрят сквозь пальцы, то это не значит, что нужно вешать плакаты на каждом заборе и выходить по этому поводу с демонстрацией на Красную площадь. Поэтессой оказалась Жанка, которая таких виршей могла по ходу дела накропать хоть про вожатых, хоть про своих подруг, что и было Валерке тут же продемонстрировано.
Так вот потом, уже вечером он после отбоя просто вошёл в двадцать первую и одними глазами показал Анночке, что очень хочет, чтобы она вышла. И она кивнула и вышла. И опять было чудо. Ласковое и нежное. И опять она заснула у него под бочком. А потом... А потом дверь скрипнула. Это было уже утро, когда дверь немного скрипнула и отворилась.
Старшая вожатая на пороге, а они – в постели. Светлана тряхнула тёмными волосами, дёрнула подбородком и закрыла дверь с той стороны. Анночка ещё спала.
– Что там случилось? – сквозь утреннюю дрёму спросила она у Валеры.
– Ничего, ветер, – Успокоил он девушку, – Дверь с тобой не прикрыли.
– А, ну я пошла, ага? С тобой хорошо, но надо и честь знать.
– Надо...
Он посидел немного и двинулся следом. Пора была умываться.
– Валер, – когда он зашёл в свою, то есть первую вожатскую, обратилась к нему Катя, – Сейчас Светлана заходила.
– И поведала тебе СТРРРРАШНУЮ тайну?
– Типа того, – хихикнула Катя, – вроде как теперь думает, не знает, как быть.
Валерка потянулся.
– Пусть думает. Думать – оно не вредно. Иногда даже полезно. Знаешь, как мозги прочищает? Получше кроссвордов. И в какую сторону её думы катаются?
– Сообщать заведующей или как. Пока её остановило только то, что я её подруга, а тут на весь отряд такой позор. Всё, у меня побудка, давай глазки налево, я в пижаме дифилировать буду.
Валерка, фыркнув, отвернулся. Видели мы их и без... Нет, без – не видели, не будем себя обманывать, Проживая в одной комнате они с Катей всё же соблюдали доступный минимум стыдливости и без нижнего белья друг перед другом не рассекали. А Светлана... Да дура она. После завтрака он поговорит с Камальдиновой. Если не научит уму разуму, так хоть точки над Ё расставит, что ли.
После завтрака Светлана сама подошла к нему, дёрнула худеньким плечом в сторону выхода:
– Надо поговорить.
Надо – значит надо. Это радует, когда планы внезапно совпадают. Радует и то, что всё же старшая вожатая предпочла поговорить, не предпринимая опрометчивых шагов на голых эмоциях.
Валера кивнул Кате, чтоб сама вела девчонок в корпус, а сам последовал на выход. Камальдинова уже ждала его на крыльце столовой, сложив руки на груди и пристально смотря куда-то перед собой, словно увидела на краю леса разбойников или воинственных кентавров с арбалетами.
– Отойдём вон по дорожке, чтоб не мешаться, – указал он Светлане на тропинку, ведущую к домику кастелянши.
– Я вот что хочу сказать, – начала медленно девушка, когда они отошли шагов на двадцать, – ты никудышный педагог и воспитатель.
– Вполне допускаю, – кивнул он. На звание Макаренко Валера не претендовал и с педагогической деятельностью думал завязать, вот как только вожатствовать больше не захочется. Может, сразу после выпускного.
– И ещё, я считаю твоё поведение безнравственным и аморальным.
– Прекрасно. Это очень интересное мнение, и я его конечно же буду иметь в виду.
– Издеваешься! – взвизгнула она. – Я не пошла к заведующей только ради подруги. Если б не Катюха, все, включая облобразование, знали бы о твоих...
– Стоп. – Валерка даже поморщился. Ладно, давай сбавим обороты. Вот мне лично, лично мне и порфком и министерство образования как-то немного до лампочки. Фабрика может лишь не заплатить мне. Это, конечно неприятно, но терпимо. Тут я не от вуза...
– Сообщат в твой...
– О чём? Что парень спал с семнадцатилетней работницей фабрики? И всё по обоюдному согласию? И что? Свет, ну будь взрослой девушкой. Кого это сейчас сильно трогает? Да, не закрылись – мой косяк. Если б это всё было не в лагере, ты бы как отнеслась? Если у Кати с Сашей тоже роман, а у Марины с Гошей Комахиным – ты их тоже по инстанциям будешь таскать? Ты бы вот сама пригляделась к тому же Николя. Он же видный парень...
– Колян? Да он же тупой трудовик.
– А сделай его «Николя». Внешность у него уже есть. Шарм природный. Если учится уже на каком? На третьем курсе – не совсем идиот. А уж сделать его денди может только истинная леди. Найдёшь в себе силы?
– Подумаю. А вы...
– А нас не трогай. Я – вожатый. Она – командир отряда. Я вроде прилюдно к ней в трусики не залезаю.
– Ещё этого не хватало...
– Вот именно.
Валерка понимал, что Светлану до конца он не убедил, но и это уже было что-то. Дело не пойдёт дальше и до конца смены статус-кво можно сохранить.
Дни потекли своим чередом. С Катей они мирно договорились. Вечером Саша приходил в гости к подруге, а Валера перебирался во вторую вожатскую. Анночка тоже ускользала туда, оставляя свою койку в живописном беспорядке, словно только что выбралась из постели по своей ночной надобности. Они проводили ночь вместе, а потом все так же тихо рассасывались по положенным местам. В последнюю ночь они тоже оккупировали вторую вожатскую. Они лежали рядом и тихо разговаривали о своём. Хулиганки ещё гудели, но, судя по всему, идеи покуражиться по-крупному в эту ночь так и останутся нереализованными. Днём Катя с Валерой постарались. Они заранее спланировали дальнюю прогулку с пекаревом картошки на костре и измотали за день девчонок по полной. Картошку и соль субсидировал Саша, а уж завести девок на незнакомую полянку, а с неё хитро выбираться через болото и овраг выпало на долю вожатых. Приползли в лагерь мокрые, уставшие, до довольные до поросячьего визга. И вот хулиганки мирно отходили ко сну, вспоминая меж собой дневные злоключения, а во второй вожатской Анночка тихо шептала Валере:
– Это наша последняя ночь.
– Последняя ночь в лагере, – как-то сразу не понял он девушку.
– Нет. Вообще. У тебя своя дорога, у меня своя.
– Так кто нам мешает...
– Никто. Но я так решила. – она вздохнула. – Тебе ещё учиться, а я взрослая.
– Ну, учиться можешь и ты. Я же знаю, что ты не природная дура и смогла бы....
– Смогла б. Я и смогу, Валер, ты не думай. Но только потом. Сначала на ноги становиться надо, – она опять вздохнула,– А ты... Ты хороший, но семью ты не прокормишь. Бабок моих на горбу не потянешь. А ты не сдашься, так родня твоя меня изживать начнёт. Я стойкая, но и я могу сломаться. А мне нельзя. Мне опору нужно. И не лет через пять, а сейчас.
Валерка не стал отвечать. Точнее он ответил, но только поцелуем. Доучиться ему оставался какой-то жалкий год. Адрес Анночки он знал из анкеты, так что дискуссии можно было не разводить. Она, конечно, была девушкой взрослой, но и он знал себе истинную цену. В конце концов, ему можно было и на заочку перевестись, а в конторе, где Валерка прирабатывал вечерами, выйти на полную ставку. А ещё... А ещё, не зря говорят, что утро мудренее вечера. Молодая кровь всегда берёт своё. То, что к вечеру кажется пропастью, к утру может оказаться лишь канавкой у обочины дороги под громким названием «Жизнь».