— Машку помнишь? Хромая погоняло? — Новиков покопался в своем шкафчике и выудил футболку. Володя кивнул, снимая форменные штаны:
— У которой шалман на Вокзальной был?
— Приколи, сегодня стоит на обочине. Напротив «Железки». Рожу свою страшную закрасила слоем штукатурки, живот оголила…
— Даром что у нее пузо висит, без слез на взглянешь, — хмыкнул Корболин.
— … Мини-юбка, все дела. Подъехали, спрашиваем, чего тебе? Не, говорит, ничего, — продолжал Новиков. — Ну, я ее сумку взял, для досмотра. Догадайся, что внутри.
— Пузырь? — предположил Маржанов.
— Если бы. Презервативы. Штук десять.
— Она что, в проститутки решила податься? — удивился Володя.
— А я тебе о чем! Реально вышла на работу, дура!
— Чтоб ее дождем намочило, — отметил Корболин, косясь на окно, по которому били ветки дерева. За окном был полный мрак. — И ведь намочит.
— У нее же дети, — вспомнил Володя. — Вот гнида… В отдел не доставили?
— А с чем? За бродяжничество? Или для установления личности? Она трезвая даже. Так бы хоть повод был.
— Мы участковому передали уже, — добавил Корболин. — Пусть по ушам ей проедется.
В раздевалку заглянул Крук.
— Сушко и Гузаревич не здесь?
— Пока нет, — словно для проверки Маржанов посмотрел по сторонам. — А что, они еще не вернулись?
Крук нахмурился и исчез. ППСники переглянулись.
— Ладно, всем до завтра, — сказал Володя, захлопывая шкафчик. Корболин и Новиков, неспеша заталкивая свои вещи в сумки, кивнули. Володя и Маржанов вышли в коридор и нос к носу столкнулись со Ждановым.
— О, вот он! — обрадовался Маржанов. — Про дом узнал?
— Само собой. На, держи.
Жданов протянул ему бумажку. Маржанов указал на напарника:
— Это ему. Вован, до завтра.
— Ага, пока. — Володя кивнул напарнику на прощанье и взял у Жданова листок. Это был обрывок блокнотной страницы, на котором он различил нацарапанные плохим почерком 11 цифр. — Это что?
— Телефон, что еще, — нетерпеливо ответил Жданов. — А ты чего ждал? Страховой полис?
— А хозяева точно готовы его сдать?
— Да он у них сто лет пустует. Не каждый хочет жить около ментуры, а?
— Я хочу.
— Ну вот позвони и обрадуй их. Ладно, мне некогда. Заявва поступила. Прикинь, молодежь совсем без крыши. Сейчас около «Прометея» тачку угнали. Как специально, сволочи, на моем участке. И в такую погоду!
— Спасибо, — улыбнулся Володя, кивая на листок. Жданов мотнул головой и убежал к выходу. Володя направился было за ним, но в этот момент увидел спускающуюся с лестницы Веру.
— Привет. Поздравляю с изъятием.
— Я тут при чем? Меня просто как дежурного следователя привлекли. Дело вообще скорее всего комитет вести будет.
— Ну… все равно.
— Спасибо. А ты чего так поздно?
— Так у нас же с сегодняшнего дня особый режим ввели.
— Ааа, слышала что-то такое. А ты в курсе, на сегодня штормовое предупреждение объя…
Мимо, едва не сбив Володю, пронесся Крук. На нем лица не было. Он скрылся в дежурке. Когда хлопнула дверь, до них из дежурки донеслись встревоженные крики.
— Что там случилось? — замерла Вера.
Что-то точно случилось. Володя почти бегом двинулся к дежурке. За стеклянной перегородкой, усиленной мощной решеткой из прутьев арматуры, дежурный Акулов возбужденно говорил, почти кричал, по телефону:
— … ЧП, расстреляли наряд ППС. Пустырь на Чухрова! Я не знаю, сообщение о стрельбе в этом районе, наряд не выходит на связь! Я по ГЛОНАСС вижу, там они!
Володя похолодел, слыша это. Чухрова. Участок Сушко и Гузаревича.
Из дежурки выбежал Крук, на ходу натягивая бронежилет.
— Товарищ капитан, можно с вами?
— Иди домой! — рявкнул Крук. Он рванул к выходу, но тут же обернулся и пролаял в дежурку: — Кто из оперов на месте?
Гончар просунул лицо в стеклянное окно перегородки, вырезанное между прутьями решетки. На лице не было ни кровинки.
— Буров, но он занят по наркотикам, — выпалил он, голос звучал непривычно тонко. — Гензер едет туда, на ходу обзванивает остальных, вроде Муртазин сейчас подтягивается!
— Все наряды в тот сектор! — убегая, приказал Крук. — Прочесать все! Акулов, доложи в область, СЕЙЧАС!
Крук скрылся в двери, порывом ветра с улицы ее захлопнуло так, что задрожали стены. В тот же миг за окнами блеснула ослепительная молния. Стоящая рядом с Володей испуганная и кажущаяся маленькой и беззащитной Вера что-то сказала, но ее голос заглушил раскат грома.
— Что?
— Господи, — тихо повторила она.
Вспышка молнии выхватила из темноты экипаж ППС с распахнутой дверцей, стоящий около кустарника. Голос Крука прорезал тоскливый и панический вой полицейской сирены:
— Вон они! Туда!
Начал моросить дождь. Матерясь, водитель дежурной «Газели» включил дворники. Фургон, подпрыгивая на каждой кочке — дорога на пустыре отсутствовала, это было поле, все поросшее травой и в рытвинах, отделяющее окраину Елецка от стихийной свалки. Пронзая темноту светом фар, «Газель» подъехала к экипажу. С пистолетом в руках Крук выпрыгнул из машины и бросился к экипажу.
— «Скорую»! — крикнул он назад.
Первым Крук увидел Гузаревича. Тот лежал на животе около машины, вывалившись с переднего пассажирского сиденья. Крук схватил его за плечо и, дернув вверх, переернул на бок.
Этот взгляд врезался в память Круку навсегда. Переполненные ужасом и болью, выкаченные глаза Гузаревича вращались. Он хватал воздух ртом, из которого хлестала кровь. Гузаревич захрипел и попытался вцепиться в Крука, но слабеющие пальцы умирающего лишь сучили по кителю капитана.
— «Скорую», б… дь! — взвыл Крук. — Гузаревич, все хорошо, мы здесь! Мы тебя спасем, слышишь? Твою мать… «СКОРУЮ», где «скорая»?!
На бронежилете Гузаревича виднелись три дырки, из которых выглядывали поблескивающие в свете фар деформированные пули. Четвертый выстрел угодил в район подмышки, незащищенной жилетом. Пуля прошла насквозь, продырявив как минимум легкое.
— … Пусть еще быстрее, нам плевать, здесь сотрудник! — кричал водитель в ручную рацию, выпрыгивая из фургона и бросаясь к машине ППС. — Ранение, огнестрел!
Ярко вспыхнула молния. В свете ослепительной вспышки Крук увидел Сушко. Тот лежал в водительском кресле, упав грудью на руль. Пуля снесла ему половину черепа. Крук сжал зубы и зажмурился, лишь сдавленно бубня истекающему кровью и конвульсирующему Гузаревичу:
— Дима, они уже едут. Терпи, парень, терпи. Ты мужик. Слышишь? Это сирены. Это «скорая». Они близко…
— Пиши быстрее! — рявкнул Буров. — Я не могу с тобой всю ночь возиться!
— Я стараюсь, — подавленно пробормотал Семен. Его рука дрожала, но он послушно писал, не прерываясь ни на секунду. Это была уже вторая страница его чистосердечного признания.
В дверь заглянул Володя.
— Можно тебя?
— Твою мать, — нервно прошипел Буров. Схватив со стола сигареты и зажигалку, он пригрозил Семену:
— Пиши и не лапай тут ничего, увижу — руку сломаю!
Выйдя в коридор, Буров закурил. Его колотило. Дико — настолько, насколько это было возможно, но озноба в руках — хотелось выпить. Вторая ночь без сна. Плюс только что он узнал о расстреле ППСников. Плюс на его шее висели Семен и Михалыч, которых нужно было доводить до конца во что бы то ни стало. Ну и плюс еще эта долбанная погода.
Словно в подтверждение, где-то вдалеке заурчал, постепенно приближаясь и становясь все громче и громче, раскат грома с небес.
— Чего? — буркнул Буров. — Ты по поводу Пляскина?
— Плевать мне сейчас на твоего Пляскина. Хочешь, отпускай, как всегда, — выпалил Володя. — Ты в курсе про наших? Сушко и Гузаревич?
Буров сдавленно вздохнул.
— Выеду сразу, как освобожусь. Здесь тоже надо довести до конца, приказ сверху… Володь, тебе делать нехер?
— Это они, я уверен. Те самые. Хозяева наркоты.
— Что? Почему?
— А я, твою мать, знаю? — не выдержал Володя. — Но если сделали, значит, есть смысл. И это фигово. Позвони Гензеру. Людей из области нужно вызывать сейчас. Не завтра, а прямо сейчас.
— Володь…
— У нас в городе банда отморозков, которые несколько дней назад нас с Гулнаром чуть не замочили, а теперь расстреляли наряд! — перебил его Володя. Он был возбужден и напуган. — Ты понимаешь?!
И в этот момент коридор отдела погрузился во мрак. Словно по команде, потухли все четыре лампочки. В полнейшей темноте тихо тлел лишь слабый огонек сигареты Бурова.
— Твою мать…
Буров вернулся в кабинет. На фоне окна было видно, как вертит головой растерянный Семен.
— Так это… как мне писать-то?
Не отвечая, Буров подошел к окну. Оно выходило во внутренний двор ОВД. В кромешной тьме Буров с трудом различил очертания забора и высоких металлических ворот. Дальше было просто черное пространство. Нигде ни единого огонька.
— Это еще что за нах…?
Муртазин выбежал из дома сразу после звонка Гензера. Прыгнул в машину и рванул на южную окраину Елецка по центральной улице. Мигалок у оперов не имелось, но Муртузин в таких случаях включал аварийку и жал сигнал при появлении других авто — и машина, вспыхивая, как бешеная новогодняя елка, локомотивом несся вперед.
— С дороги, плетется он! Ушел вправо, быстро!
Машина Мартузина на скорости под сотню километров в час приближалась к перекрестку Советской и Орской, когда вдруг перекресток и обе улицы погрузился во тьму. Горели только светофоры — на обоих моргал постоянный желтый — в тихом Елецке ни один светофор не работал круглосуточно.
— Черт…
Муртазин свернул на Орскую. Вокруг была полная темнота — не горел ни один фонарь и ни одно окно. Он снизил скорость и покатил на третьей передаче, матерясь себе под нос. Муртазин щурился, вглядываясь в темень перед ним, чтобы не прозевать нужный поворот. Приходилось ориентироваться по домам, внешний вид которых Муртазин за годы жизни в Елецке выучил наизусть.
А потом он увидел свет.
Это было вибрирующее, дрожащее розовое зарево над крышами домов слева от него.
Пожар?
В двух улицах отсюда располагался городской суд.
А что если…? Муртазин даже вздрогнул. Если была атака на патруль — может, следующий удар они собираются нанести по зданию суда? Мысль была такой дикой, что Муртазин сглотнул и невольно нащупал рукоятку пистолета под мышкой.
Бред.
А если нет?
Муртазин свернул налево. Достав телефон, позвонил в дежурку.
Гудка не было. Не было ничего. Полная тишина. Муртазин удивленно посмотрел на дисплей. Индикатор сети показывал отличный прием — четыре пункта из четырех.
Вдруг свет фар выхватил прямо перед ним огромного пса, перебегающего через дорогу.
— Ах ты…!
Муртазин дал по тормозам и в ярости посигналил. Пес, сам испугавшись насмерть, отчаянно залаял и скрылся в темноте.
Муртазин добавил газу. Но теперь, набрав другой номер дежурки, не сводил глаз с дороги.
Полная тишина. Ни коротких гудков, ни длинных гудков, ни щелчка, — ни единого звука.
— Вымерли они там, что ли…?
Зарево все увеличилось, вот над крышами домов Муртазин различил отдельные языки пламени.
Горел не суд. Слава богу.
Подъехав, Муртазин обнаружил, что полыхает электроподстанция — каменное строение четыре на четыре метра. Дверь была распахнута, и изнутри вырывались яркие желто-красные столбы огня. Скворча, треща и щелкая, горела крыша.
Муртазин набрал пожарку. Соединение прошло сразу.
— Пожар на Фрунзе, тут подстанция горит! Горит конкретно, вся в огне!
А в его голове наперегонки друг с другом неслись только три мысли, одна тревожнее другой. Что могло вызвать такой мощный пожар? Как там Сушко и Гузаревич? И почему, черт побери, он не может дозвониться до ОВД?
Володя был сам не свой. Интуиция клокотала птицей в груди — что-то не так. Спускаясь вниз почти наощупь, он посмотрел на часы на телефоне. Уже десятый час. Но за окном была глубокая ночь, хоть глаз коли.
Когда он подходил к дежурке, хлопнула дверь — в отдел с улицы зашел, ежась, Гончар.
— Дождь начался. Буров, ты чего здесь? Вали домой, пока ливень не попер. Придется не ехать, а плыть. Ты видел, какие тучи?
Акулов в дежурке щёлкал рычагом пульта, держа трубку у уха.
— Нормально. Телефонная связь полетела. Твою мать, а. Щелкает и все. Ни гудка, ничего.
— Может, молния долбанула куда-нибудь?
— Так что: и свет, и городская АТС полетела?
Володя подошел к окну и выглянул наружу, щурясь и пытаясь разглядеть хоть что-то. Полная темнота. Чувство чего-то надвигающегося не покидало его — наоборот, усиливалось с каждой минутой.
Вдруг где-то через дорогу мелькнул лучик. Володя прищурился, всматриваясь. Свет короткой вспышкой блеснул еще раз. На этот раз зрение Володю не подвело. Это был свет в доме напротив. Том самом доме, который пустовал уже минимум полгода.
Нервы сжались в комок. Что-то здесь совсем не так. Стараясь держать себя в руках, Володя прошел в дежурку. Акулов взялся за рацию.
— Прием, это Чашкан. Прием, на связи Чашкан.
Из динамиков доносился лишь противный пронзительный хрип. Акулов удивленно посмотрел на Гончара и Володю.
— Шляпа какая-то. Телефоны полетели, рация тоже не фурычит.
— В доме напротив кто-то есть, — сказал Володя. Он старался говорить спокойно, но голос звучал так, словно Володя был на грани нервного срыва. Он знал, что это не так, и разозлился сам на себя. Кашлянув, добавил: — Там никого не может быть. Там никто не живет.
Но его не слушали. Гончар тоже взял трубку городского телефона, потыкал кнопки, слушая тишину, повесил.
— Мы что, без связи совсем?
— Только спецсвязь с УВД.
— Может, доложить им?
Акулов почесал репу и взялся за трубку. Уходя, Володя слышал его голос:
— У нас помехи со связью, товарищ майор. Гроза разыгралась не на шутку. С места пока новостей нет, до нас дозвониться не могут. Секунду… Гончар, сотовый работает?
Володя тут же достал мобильник, нажал кнопку. Дисплей вспыхнул. Володя лишь сжал зубы, увидев, что вместо индикатора устойчивости сигнала в верхнем левом углу дисплея горит надпись «Нет сети».
Он вышел во двор. Накрапывал дождик, во дворе на асфальте появлялись лужицы. Капли оставляли после себя пузыри.
Под козырьком курили Вера и постовой Леха. В одной руке у Веры была сигарета, в другой сотовый телефон, которым она водила перед собой, словно совершая одной ей известные магические пассы. Вера вздрогнула при появлении Володи.
— Уфф, ты меня напугал.
— Не знал, что ты куришь. — Володя и сам удивился, насколько это его задело. А еще он почувствовал укол ревности — ведь Вера стояла здесь наедине с Лехой… Дурак, мысленно выругал Володя сам себя. Вера натянуто и даже как-то виновато улыбнулась.
— Я так, иногда. Когда нервничаю. Грозы я боюсь…
— Вован, у тебя сотовый работает? — вмешался Леха. — Связь полетела. Странно, да? Вон же вышка.
Леха кивнул на ретрансляционную вышку, которая виднелась над крышами соседних строений. Антенна стояла в квартале от ОВД. Вера воспользовалась тем, что на нее никто не смотрит, и торопливо выбросила сигарету в урну.
— Света нет, связи нет. Вода хоть есть в туалете, проверял кто-нибудь?
Леха засмеялся. Володя ревниво покосился на него.
— Спецсвязь осталась. Ее выделенная линия электропередачи поддерживает, — буркнул он, кивнув на мирно урчащий около двери распределительный щиток.
В этот самый момент Акулов и Гончар в дежурке заметили свет фар, скользнувший по окну около центральной двери.
— Наконец-то, приехал кто-то, — буркнул Акулов, приосаниваясь на случай, если это руководство. Акулов шагнул к двери и вышел из дежурки в фойе. Машина остановилась где-то напротив отдела, светя фарами на крыльцо. По отблеску света, замершему на окне, проползли тени — к дверям шли люди.
Вошедших было трое. Бритоголовый амбал в кепке, взлохмаченный и небритый кавказец и лидер — атлетического телосложения тип лет 30 с короткой бородкой, словно прилепившейся к подбородку.
— Вы по какому вопросу? — почти растерянно спросил Гончар. Он ожидал ППСников или кого-то из руководства, но уж никак не устрашающего вида незнакомцев.
— Капитан Парфенов, — главный коротко взмахнул красным удостоверением. — Кто из руководства на месте?
— Вы… простите, из области?
— Отдел оргпреступности, мы с Дубицкого, — кивнул тот. — Кто из оперов на месте?
— Только дежурный. У нас тут ЧП приключилось, весь личный состав…
Гончар замер на полуслове, глядя на лидера пришельцев. В его голове вспыхнула картина: фоторобот разыскиваемого за стрельбу у «Досуга». Володя Буров помог составить фоторобот обоих. И лидер группы «оперов» из УВД области был как две капли воды похож на композиционный портрет, висевший на стене дежурки. Гончар обернулся, чувствуя, как его душа уходит в пятки. Акулов непонимающе смотрел на них, пытаясь расслышать, о чем речь. Гончар отчаянно пытался перехватить его взгляд.
— Старлей, в чем проблема? — буркнул Рама, теряя терпение.
Гончар натянуто улыбнулся.
— Простите, товарищ капитан. Можно еще раз ваше удостоверение?
Рама жестко улыбнулся и кивнул. Его рука потянулась под полу куртки. Удостоверение он убирал в нагрудный карман.
— К стене! — срывающимся голосом гаркнул Гончар, выхватывая пистолет. — Все трое, к стене…!
Даже вскинуть оружие он не успел. Ваха все это время прятал помповое ружье за ногой. Короткое движение, оглушительный выстрел — и Гончар с развороченной грудью отлетел назад, разнося плечом стеклянную перегородку между фойе и дежуркой.
Володя вздрогнул. Вера вскрикнула и прикрыла рот ладонью, округлив испуганные глаза.
— Что это?
— Гром? — бледнея, пробормотал Леха.
— Какой, твою мать, гром? — выдохнул Володя, не узнавая собственный голос. Его голову словно обдало ледяным душем. — Ствол доставай!!
Вдруг где-то снаружи, совсем рядом, взревел двигатель. Леха растерянно обернулся на ворота — и в тот же миг они с грохотом и треском срываемого с петель металла распахнулись, впуская во двор несущуюся на полной скорости «Шевроле-ниву» с массивным кенгурятником.
— НАЗАД! — заорал Володя. Вера сжалась в комок, пронзительно скуля. Володя распахнул дверь и буквально швырнул девушку внутрь. Леха вскинул автомат и дал очередь по колесам «Шевроле-нивы». Внедорожник с отчаянным скрипом развернулся, и в то же мгновение из окна открылся огонь. ТРА-ТА-ТА! — пропела автоматная очередь. Пули прошили бедра Лехи, и он, ревя во весь голос от дичайшей боли и продолжая давить на спусковой крючок, рухнул на асфальт.
При первом выстреле Акулов в ужасе заорал, машинально прикрывая голову, и метнулся к двери.
— Дежурка! — рявкнул Рама. Но Акулов оказался проворнее: он сам не понял, как, но ему удалось захлопнуть железную дверь дежурки изнутри. Тут же тяжелое тело снаружи налетело на нее — дверь лишь гулко отозвалась.
— Э, мусор, открой! — Круглый врезал по двери ногой. — Слышь?!
Он заглянул в дежурку сквозь прутья решетки. Акулов бросился к двери в обезьянник.
— Вали его! — заорал Рама. Ваха и Круглый вскинули оружие и открыли огонь. Акулов каким-то чудом успел вкатиться в зияющую чернотой дверь изолятора. Разбил лоб о ступеньку и кубарем полетел вниз, после чего распластался на сыром полу полуподвального ИВС. Крохотное зарешеченное окно под потолком. Узкий коридорчик и четыре металлические двери камер — слева и справа. Кричали в каждой — это была мешанина звуков, словно крики грешников из ада.
— Суки! — проскулил Акулов, выхватывая табельный пистолет. Рука тряслась так, что он еле смог снять оружие с предохранителя.
— Суки! — громче проорал он. Он вполз на ступеньки, на секунду Акулов высунул руку наружу и стрельнул наугад. В ответ раздалась оглушительная пальба из дробовика и пистолетов. Пули со звоном впечатывались в дверь ИВС, некоторые рикошетили. Акулов скатился назад, закрываясь руками и своим воплем перекрикивая гвалт задержанных:
— СУКИ-И-И!!
Володя захлопнул дверь во двор, быстро задвинул засов.
— Назад!
Он схватил за плечо скулящую Веру и потянул ее за собой. Сзади раздалась стрельба. С глухим треском пули врезались в дверь, разгрызая металл. Вера отчаянно заголосила и прыгнула на пол, визжа, что есть мочи:
— АААА!!!
… — Туда, прочесать все! — командовал в фойе отдела Рама. Ваха и Круглый бросились по коридору вглубь ОВД, на бегу включая подствольные фонарики на дробовиках.
Володя схватил Веру и дернул к лестнице. Она визжала, упираясь. Володя отчаянно взвыл и резко вздернул ее. Он рявкнул прямо в голосящее лицо:
— Уходим, дура!
Кажется, помогло. Володя поволок скулящую Веру по лестнице. Во дворе грохотали выстрелы. Володя расслышал топот тяжелых ботинок — сзади, где-то совсем рядом.
— Беги наверх! Быстро, пошла!
Он подтолкнул Веру. Та со всех ног пустилась по ступенькам наверх. Оборачиваясь, на бегу Володя налетел на закрепленный на стене щиток с огнетушителем. Огнетушитель! Локтем он высадил стекло и вырвал баллон, чувствуя, как острые осколки пронзают предплечье.
Ваха выскочил на лестницу и, увидев силуэт наверху, вскинул дробовик.
— Сюда!
Мощная струя пены ударила ему в лицо. Дернувшись, Ваха ударился затылком о стену. Дробовик выстрелил, сотрясая стены. Ваха вытирал глаза и изрыгал проклятия. На лестницу выскочил Круглый и на бегу пальнул наверх. Володя успел отпрыгнуть — стая дробин срезала сразу несколько кусков штукатурки со старой стены в метре от него. Паля из дробовика перед собой, Круглый пустился по лестнице.
Первым же выстрелом ему разнесло затылок. Пока Круглый падал на ступеньки, в его шею вонзились еще две пули. Володя, в ужасе копошась на полу, дернул голову на звук выстрелов.
На лестничном пролете у дверей второго этажа стоял Буров.
— Отец!
Не слушая его, Буров бросился вниз. Он перепрыгнул через Володю и, развернувшись на площадке между пролетами, взял на прицел дверь первого этажа. Вахи не было, лишь где-то в коридоре гремели выстрелы и проклятия.
— Дробовик! — рявкнул Буров и бросился вниз.
Володя был в панике. Его только что чуть не убили! В голове звенело, он слышал лишь собственное дыхание.
— Помогите! — заверещал сверху незнакомый мужской голос. — Помогите!
Володя услышал топот ног Бурова, затем выстрел. В ответ откуда-то со стороны дежурки раздалась автоматная очередь.
Отец!
Володя сжал зубы так, что челюсти заскрипели. Дробовик! Он вскочил. В метре от площадки между пролетами лежал труп Круглого. На месте его бритого затылка сейчас чернело пятно. Володя прыгнул к нему и вырвал из лап мертвеца дробовик. Он никогда не стрелял из такого оружия. Передернул подствольный затвор. Стреляную гильзу выбросило в сторону. Отводя затвор назад, Володя ощутил досылаемый патрон.
Есть!
Володя побежал вниз. Вахи не было, лишь лужа белой пены. Володя поскользнулся и едва не упал. Он успел ухватиться рукой за перила. Вскинув дробовик, выбежал в коридор в сторону дежурки. На угла фойе, напротив трупа Гончара, Буров менял обойму.
— Отец! — крикнул Володя, бросаясь к нему.
— В приемник! — рявкнул в ответ Буров. — Прикрой!
Приемник был прямо напротив оружейки, в метре от сидящего Бурова. Окно приемника выходило на крыльцо. Володя, вкладывая вес тела в удар, обрушил подошву ботинка на дверь в районе замка. Дверь заныла, но устояла. Буров выглянул из-за угла и открыл огонь по распахнутому входу в отдел.
— Быстрее!
Володя собрал все силы и в прыжке налег плечом на дверь. Та не распахнулась, а просто ввалилась внутрь, слетая с петель. Володя успел откатиться в сторону, амортизируя удар, и прыгнул к окну.
На улице хлестал дождь. Он видел короткие вспышки перед отделом. Гниды. Володя прикладом высадил стекло и наугад пальнул в сторону одного из стрелков. В ту же секунду сразу чья-то пуля щелкнула по решетке и пронеслась в паре сантиметров от лица Володи, обжигая его. Он шарахнулся в сторону. Передернул затвор. Но это был последний патрон.
— Черт! Черт! Черт!
Но Бурову было достаточно этого. Опер успел подбежать к двери в ОВД и захлопнуть ее. Задвинул засов. И оттолкнул себя в сторону. По двери снаружи застучали пули. Но дверь могла выдержать стрельбу из любого автоматического оружия. Буров, по крайней мере, хотел в это верить.
— Б… дь, — еле слышно выдохнул Буров, тяжело дыша и буквально захлебываясь собственным дыханием. — Б… дь…!
— Звони в ГИБДД, пусть на ноги всех поднимают! — орал Гензер. — Перекрыть все выезды из…!
Его слова заглушил мощнейший раскат грома, от которого Гензер невольно пригнулся. Черные тучи висели так низко, что, казалось, того гляди обрушатся вниз всеми своими чугунными килотоннами и раздавят Елецк всмятку.
— Все выезды из города! — повторил Гензер.
Водитель дежурной «Газели» кивнул, морщась от бьющего в лица ветра, и побежал к фургону, поскальзываясь в чавкающей и расползающейся под ногами грязи. Гензер обернулся на «скорую». Что-то крича, Крук помогал фельдшеру тащить носилки к фургону неотложки. Нога Гузаревича свисала с носилок.
— Твою мать, — прошептал Гензер, стараясь взять себя в руки. Крук что-то закричал ему. Гензер побежал к «скорой». — Что?!
— Я в больницу! Звони! Если что звони! — голос Крука срывался. — Я в больницу!
Гензер махнул рукой — давай! Крук прыгнул в фургон, вспыхивающий проблесковыми маячками. Взвыла сирена, но очередной мощный раскат грома поглотил этот звук. Разбрызгивая грязь, «скорая» рванула к тянущимся в полусотне метров от места расстрела патруля жилым домам. Окна домишек тлели в этой мгле крохотными угольками.
Три экипажа ППС были здесь — вся ночная смена. Кто-то пытался докричаться до отдела по рации, другие бежали к жилым домам, третьи орали что-то друг другу, шаря лучами фонарей по грязи перед расстрелянной машиной Сушко и Газуревича. Гензер шагнул к одному из ППСников. Блеснувшая молния прорезала небо от края до края и на секунду ослепила Гензера.
— Вы, прочесывать всю территорию! — закричал он, силясь переорать гул дождя и шум ветра. — Все по инструкциям, каждый свой сектор! Проверяйте всех подозрительных!
— Их в отдел?!
— Нельзя терять время! Сколько набьется столько набьется! Координируйтесь с гайцами! Проверяйте кабаки, но только по маршруту!
— А здесь?!
— Я сам! Нельзя терять время, сказал же!
ППСник кивнул и побежал к своей машине. Обернувшись, Гензер увидел свет фар. Он все приближался. Новая вспышка молнии озарила автомобиль — майор узнал машину Муртазина.
— Федор Николаевич, полгорода без света! — прокричал опер, закрываясь рукой от ветра. — На Фрунзе… — раскат грома поглотил его слова, — … горит!
— Что?!
— Подстанция горит! На Фрунзе! Часть города без света!
— Отдел тоже! — быстро сообразил Гензер. — Твою же мать, как вовремя, б… дь!
— Я не могу до них дозвониться, ни до сотовых, ни до 02!
— Из-за грозы! Радиосвязь тоже сдохла, патрули не могут с отделом связаться! Муртазин, дуй на базу, звони в область!
— Что?
— Звони в область! — завопил Гензер. — Нужна срочная помощь! Опера и спецназ! СОБР, ОМОН, плевать, но как можно скорее! Ждать утра нельзя, они уже двоих завалили! Мы сами не справимся!
Муртазин закивал и, пригибаясь и закрываясь от ветра, побежал назад к машине. Гензер взглянул на небо, и капли дождя острыми иглами вонзились в его глаза, заставив во весь голос выматериться. Гензер подбежал к своей машине и прыгнул за руль.
— Падла!
Протерев глаза, он в свете молнии увидел расстрелянную машину и угадывающийся внутри труп Сушко. Гензер яростно ударил кулаком по панели так, что приборы жалобно моргнули. Майор достал сотовый. Набрал Бурова. Тишина. Снова выматерившись, Гензер набрал другой номер.
— Пост? Майор Гензер, угрозыск. Свяжитесь с вашими на въезде в Город. Наши мокрушники после расстрела могли попытаться туда прорваться. До Города меньше 100 километров, так что они могут уже подъезжать. Пусть ваши проверяют весь транспорт.
Выстрелы преступников во внутреннем дворе ОВД колотили по задней двери и окнам, их подельники с улицы вели огонь по окнам. Буров почти ползком добрался до угла и приник спиной к стене. Напротив него в луже собственной крови лежал мертвый Гончар. В его руке застыл табельный ствол.
Из приемника, тяжело дыша, выполз Володя.
— Они не просто палят, ведут прицельный огонь, — выдохнул он. — Я на секунду высунулся и чудом спасся.
— Бери ствол.
Буров кивнул на Гончара. Стараясь на смотреть в перекошенное мертвое лицо помдежа, Володя вытащил из его еще теплой ладони табельный пистолет. Проверил обойму и тут же вернул ее обратно.
— Где Вера?
— Наверху. Кто это, б… дь?!
— А ты не понял? — выкрикнул Володя. — Они за своей наркотой пришли! Я за Верой!
— Стой!
— Я за Верой! — повторил Володя и рванул вглубь отдела. Чертыхаясь, Буров подполз к дежурке. Дернул дверь. Заперто.
— Эй! — Буров затарабанил в дверь. — Есть кто? Свои! Акулов, живой?!
— Буров?
Голос Акулова. Живой.
— Открывай!
Грохотали выстрелы. Шальная пуля влетела в окно и разнесла светильник на потолке в фойе ОВД. Акулов на корячках выполз из ИВС, бросился к двери. При виде распластанного на полу Гончара он зажмурился и сжал зубы. Акулов был на грани истерики. Буров толкнул его в плечо, заползая в дежурку:
— Не раскисай! Ключи от оружейки есть?
— Что?
— Ключи, б… дь, от оружейки у тебя есть?!
— Д… да, да, конечно!
— Открывай!
Акулов бросился к столу. Вдруг пуля щелкнула прямо около лица Бурова. Он метнулся назад в коридор и спрятался за углом.
— Акулов, окно!
Трясущейся рукой Акулов вскинул пистолет и открыл огонь по окну сквозь фойе. Буров вторил ему из-за угла.
— Прикрой! Стреляй дальше! Прикрой меня!
Буров очень надеялся, что Акулов его слышит. Сдирая ладони об торчащие из старого линолеума гвозди, Буров ползком рванул к столу для заявителей. Заполз под него и, уперевшись спиной в столешницу снизу, рванул что есть сил. Стол был тяжелым, обитый металлом. С глухим рокотом стол поддался. Хрипя от натуги, Буров попятился назад, к окну, таща на своем хребте тяжеленный стол. Прострекотала автоматная очередь, разнося остатки стеклянной перегородки между дежуркой и фойе.
— Эххх!
Буров вложил все силы, чтобы резко выпрямиться. Стол встал на дыбы и обрушился столешницей на окно, полностью закрывая его. Буров тут же пригнулся. С глухим стуком несколько пуль врезались в стол, но тот выдержал — выходных отверстий не было.
— Молодца! — вскричал Буров и бросился к скамье, предназначенной также для посетителей. Она оказалась лишь чуть более легкой, чем стол. Постанывая и хрипя, Буров подтащил скамью к столу, Поднял ее и придавил к столу.
— Спецсвязь не работает! — трясущийся Акулов выбежал из дежурки. — Даже спецсвязь! Почему?! У нас выделенный канал, кабель под землей!
— Не знаю я, б… дь! Ты ключи нашел?!
Акулов бросился к оружейной комнате. А Буров занялся второй скамьей. По столешнице через зарешеченное окно били пули, но она держала удар. Каждая из скамеек была изготовлена навека — толщиной в сантиметров 15, не меньше. Буров поставил вторую скамью плашмя.
— Буров!
Акулов распахнул дверцу оружейки. Чертыхаясь, вытащил из кармана фонарик. Буров бросился к нему. Сорвал со стойки первый попавшийся автомат.
— Жилет, жилет одень!
— Каски есть?
— Где-то были, для ГНР положено! Сейчас!
Акулов лихорадочно искал каски, водя фонарем перед собой. Полки с пистолетами, ящики с патронами. Буров почти наощупь схватил несколько рожков для автомата и принялся рассовывать их по карманам.
— Кто еще в отделе?
— Что?
— Кто, б… дь, в отделе?! — Буров схватил бронежилет и заскрипел липучками. — Не тупи, Акулов!
— Да никого! Все на вызов уехали, на расстрел патруля! Все начальство, все ППСы из ночной смены! Мы с Гончаром… — Акулов запнулся. — Я, ты… Следачка, Вера! Леха на втором посту!
— Сомневаюсь, — процедил Буров. — Двор тоже ихний.
Акулов побелел.
— Щиток.
— Что?
— Щиток запасного генератора во дворе. На случай ЧП. Спецсвязь с областью от него питается…
Володя взлетел по лестнице, освещая дорогу подствольным фонарем пустого дробовика. Луч света выхватил труп лысого бандита с простреленным черепом. Снаружи застрекотал автомат, разнося окно под потолком — луч света заметили снаружи. Володя принялся обыскивать труп. Наткнулся на опоясывающий пояс преступника патронташ.
— Помогите! — верещал голос наверху. — Не стреляйте! Не убивайте меня! Помогите!
Володя забросил патронташ через плечо и метнулся наверх. Коридор второго этажа встретил его полной мглой.
— Вера?
Скрипнула дверь. Он дернулся, и луч фонарика уткнулся в лицо щурящейся Веры. В руке она держала топор.
— Это я! Откуда топор?
— Вещдок, — ее голос трепетал, как пойманный зверек. — Вова, кто они?!
— Кто еще на этаже?
— Я не знаю! Кто они?!
— Кто кричал? — Володя двинулся по коридору. — Кто здесь?
— Помогите! Я тут! В кабинете!
Голос шел из крыла угрозыска. Кабинет отца! Володя вспомнил про мужика, который что-то писал за столом бати, когда Володя поднимался туда последний раз. И бросился туда. Вскинул дробовик. Мужик закричал, закрываясь. Он сидел в углу, рука наручниками прикована к трубе.
Немедленно с улицы, увидев свет, загрохотал автомат. Стекло со звоном разлетелось в разные стороны. Мужик забился в истерике:
— Не надо! Не стреляйте!
— Заткнись! — Володя прыгнул к нему. — Ключи от браслетов есть? Ключи?!
— Нет, откуда! Я… я не при чем!
— Успокойся! Руку натяни!
— Что?
Очередная очередь протрещала с улицы, пули вгрызлись в потолок. На голову Володи посыпалась известка. Пригнувшись, он бешено заорал:
— Натяни свою драную руку!
Мужик повиновался, дернув руку на себя. Володя схватил пистолет Гончара, приставил к цепочке между браслетами наручников.
— Не бойся.
И выстрелил. Со звоном одно из колец стукнулось об пол. Мужик тут же прижал к себе руку, как самое драгоценное, что у него было. Володя дернул его за шиворот к двери:
— Пошли! Пригнись! Двигай!
Они выбежали в коридор. Володя осветил фонарем дробовика проход, у лестницы стояла Вера.
— Вера, пригнись!
Она немедленно выполнила условие, и вовремя — реагируя на отблеск фонаря, снаружи снова заработал автомат. Вера взвизгнула. Подтащив к ней поскуливающего мужика, Володя вручил ей дробовик.
— Бери! БЕРИ! И бегите вниз! Около дежурки отец! Пригнитесь и вниз! Поняла? — быстрый кивок. — Давай! Мужик, ты с ней!
Вера побежала к лестнице. Семен, закрыв голову, бросился за ней. Застрекотал автомат, срезая штукатурку с потолка над лестницей, но Вера и Семен благополучно скрылись из виду. Сквозь звуки стрельбы Володя услышал топот ног.
Он прыгнул к кабинету Веры — тот выходил во двор. Открыто! Володя тенью скользнул к окну с выбитыми стеклами и осторожно выглянул наружу.
Во дворе, освещая заднюю дверь фарами, стояла «Шевроле-нива». Один автоматчик за водительской дверцей, второй выглядывал слева. Володя услышал крик кого-то из них:
— Подцепить и отжать, Рама! Вы прикроете!..
Володя вскочил и открыл огонь по автомобилю. Оба спрятались, кто-то за орал. Володя всадил всю обойму и прыгнул на пол. Вовремя — тут же снаружи зашелся автомат, поливая окно свинцом. Пули щелкали об решетку, разносили в щепки деревянную раму. Но сквозь этот рев пуль Володя расслышал вопль:
— По нам палят, сверху!
Ползком Володя шмыгнул в коридор.
— Твою же мать!
Тяжело дыша, он бросился к двери напротив. Закрыто. Соседняя — закрыто. Рыча, Володя двинул ногой по замку. Дверь заскрипела. Двинул еще раз. Замок «с мясом» вырвало из двери вместе с ручкой, и она со стуком распахнулась. Володя сразу же бросился на колени.
По окну не стреляли. Короткие очереди тарабанили со двора. С улицы доносились какие-то приглушенные окном крики. Володя подполз к окну. На подоконнике в трех горшках расли кактусы. Чей кабинет, Володя не был уверен — кажется, дознавателей. Володя очень осторожно, прячась за горшками, выглянул наружу.
По стеклу барабанил дождь, а за окном была кромешная тьма. Володя щурился, вглядывался — но не видел ничего.
— Надевай!
Буров бросил бронежилет Семену. Тот дрожал. Поймав жилет, он тут же принялся испуганно качать головой. Бурову хотелось разбить ему лицо. Подхватив труп Гончара, опер поволок его к приемнику и рявкнул:
— Хочешь, чтобы тебя подстрелили?! Нет? Тогда надевай, дебил!
Трясущимися руками Семен принялся натягивать бронежилет. Буров задом толкнул дверь и почти ползком втащил внутрь тело коллеги. Словно чувствуя, что он здесь, по окну затарабанил автомат. Буров кубарем вылетел назад в коридор, переводя дыхание.
Из дежурки вышла Вера: в бронежилете и каске, с автоматом в руках — и круглыми от страха глазами.
— Что они могут сделать? Им нужно зайти? Зачем?!
— Наркота. В хранилище.
Буров кивнул на соседнюю дверь. Такая же массивная и железная, как дверь оружейки, но без окошка. Хранилище вещественных доказательств было небольшой, два на четыре метра, комнатой — но сейчас она оценивалась в сотни миллионов рублей.
Буров вздохнул.
— Так. Народ. Всем страшно, да? Мне тоже страшно. Но мы в ловушке. Так что давайте думать, что делать.
— Я здесь вообще не при чем! — залепетал Семен. Буров не выдержал и двинул ему в зубы. Вера взвизгнула.
— Не при чем?! — взревел Буров. — Они пришли за твоей, сука, наркотой! Или закройся, или я тебя навсегда закрою! И я не шучу!
Семен сжался в комок, закрывая ладонями окровавленный рот. Прорычав в бессилии, Буров шагнул в оружейку и нахлобучил на голову каску.
Акулов старался взять себя в руки.
— Так. У нас на каждом этаже 20 окон по периметру. Десять с фасадной стороны, десять сзади. Плюс задняя дверь…
— Закрыто, — вставила Вера.
— … Все равно. Если Леу убили, значит… — Акулов не выдержал. — … Нас только четверо! Что мы можем?!
— Угомонись! — рыкнул Буров. — Кто в обезьяннике?
— Что?
— Сколько человек у тебя в обезьяннике?
После пережитого у Акулова эта информация словно вылетела из головы. Он забормотал что-то, сжав пальцами переносицу.
— Э… Погоди…
— Ну?!
— Так-так-так. Этот, — Акулов кивнул на Семена. — Еще двое, которых вместе с ним доставили…
— Михалыч и Игорь, — пролепетал Семен.
— … Пляскин. Авакян. И алкаш один, его ближе к вечеру на Советской подобрали…
Бутылка звонко разлетелась об окно фойе, и вокруг стола, который закрывал обзор, вспыхнуло зарево. Языки пламени заплясали вокруг, взвинчиваясь до потолка.
По небу ослепительной змеей проползла молния. Володя ждал именно этого. Яркая вспышка осветила пространство перед ОВД. Володя ахнул. Два здоровенных джипа стояли посреди улицы, боком к зданию отдела. Трое стрелков в камуфляже держали ОВД на прицеле. К машинам со стороны бежал еще кто-то и что-то кричал.
Вдруг раздался звон, и где-то справа и внизу, за линией обзора, что-то вспыхнуло. А от дверей ОВД отбегал человек. Когда он оглянулся назад, пламя, раскиданное бутылкой с зажигательной смесью, осветило его лицо.
Это был он. Тот, кто стрелял в Володю в «Досуге».
Горшок перед лицом Володи разлетелся вдребезги, разбрасывая по кабинету осколки керамики и куски земли. Володя закричал, плюхнувшись на пол. Земля попала в глаза. Он откатился назад, безжалостно растирая глаза. Пальцы буквально выковыривали землю из-под век. Глаза залили слезы.
— Суки!
Вторая пуля с треском проделала дыру в раме, раскидывая осколки. Третья срезала металлическую стружку с решетки.
Володя вжался в угол, продолжая отчаянно тереть глаза и часто моргать. Зрение возвращалось. Почти наощупь он пополз к двери. Больно ударился об угол стола. Зашипев, Володя все-таки добрался до коридора. С облегчением перевел дух и осел на стену.
— Что?!
— Что непонятного? Освобождаем задержанных!
— Буров…!
— Быстро! Тащи всех сюда! Быстро, сказал!
Акулов бросился в погруженную в темноту дежурку. Загремели вещи в шкафу. Акулов ориентировался там с закрытыми глазами. Найдя на полке мощный широкий фонарь с ручкой, Акулов двинулся к изолятору.
Там продолжали орать. Рев пяти глоток сливался в одну бессвязную какофонию.
— Тихо! Всем молчать!
Акулов спустился в каменный полуподвал, освещая фонарем дорогу. Задержанные в камерах продолжали бесноваться. Акулов зазвенел ключами и распахнул первую дверцу. Если бы не пистолет, который Акулов предусмотрительно вскинул вверх, Марсель бросился бы на него.
— Стоять!
— Что там?! Что за х… ня?! Что там?!
— В коридор! Быстро в коридор! Ну!
Марсель рванул наверх. Акулов распахнул вторую камеру. На шконке, выкатив глаза, в позе зародыша трясся Пляскин.
— Не надо! Я ничего не делал!
— Заткнись и наверх! Двигай давай!
— Я не делал ничего! Отвали!
— Хочешь жить? — завопил Акулов. Поведение Пляскина включило у дежурного второго дыхание. — Тогда наверх! Шевелись, давай-давай!
Пляскин метнулся из камеры. Проскальзывая в дверь, он сжался, ожидая удара — но Акулов уже звенел ключами у соседней камеры.
В коридоре задержанных встречал Буров с фонарем и пистолетом. Каска, бронежилет, на плече автомат. Пляскина колотило. Михалыч, Игорь, Семен — все трое были напуганы до смерти. И не переставая галдели: «Что это?! Б… дь! Почему стрельба? Что за х… ня?!». Марсель молча хмурился, а его глаза быстро бегали, оценивая обстановку. Буров кивнул сам себе — добрый знак.
Вернулся Акулов.
— Алкаш в отключке. Я его под шконку затолкал на всякий случай, чтобы как-нибудь не зацепило…
— Короче, — Буров буравил глазами задержанных. — На здание напали. Они отрубили нам свет и всю связь. Здесь только мы.
Автоматная очередь щелкнула по входной двери. Со двора ему тут же вторили одиночные выстрелы. Буров сжал зубы, вспомнив, что наверху Володя.
— Это они? — выдавил Марсель. — За наркотой?
— Угадал. Они здесь из-за вас четверых. Ты и вы, железно-б… дь-дорожники хреновы. — Буров одарил Игоря, Семена и Михалыча свирепым взглядом. — Я за вас подыхать не собираюсь. Хотите жить? — Нестройными голосами они подтвердили, что хотят. Лишь Семен не выдержал и взвизгнул:
— Мы должны быть в безопасности здесь!
Буров снова врезал ему в лицо. Хрюкая, Семен осел на стене.
— Последнее предупреждение! В следующий раз завалю! — Буров лютым взглядом обратился к остальным. — Они пришли за вашей наркотой! Денег захотелось? Это все и-за вас, муд… чье! Нас тут мало. Почти никого. Не поможете — сдохнем все. Так что берите стволы и защищайтесь. Пользоваться умеете?
Кто-то закивал. Марсель буркнул:
— Приходилось.
Не реагировал только Пляскин. Он трясся и нервно чесался. Только сейчас Бурова осенило — наркотики. Пляскин сидел на игле. Стиснув зубы, опер процедил:
— Ты, двигай назад. Залезь под шконку и лежи. Ничем другим я тебе помочь не могу.
— Дядь Гер, — жалобно проскрежетал Пляскин. — Может, отпустите меня…?
— Нас окружили, долб… б, — Марсель оттолкнул его и шагнул к оружейке. — Где оружие?
Перед ним вырос Акулов. Марсель, нахмурившись, обернулся на Бурова. И по его глазам Буров понял все. Сейчас Марсель думал о матери. Для него это не способ защитить себя — для Марселя это способ хоть как-то отомстить за мать.
— Только не дури, — предупредил Буров. — Бери автомат и несколько магазинов. Акулов, пропусти его. Остальные тоже, что ждем?
А во дворе снова загрохотал автомат. Буров сжал челюсти. Идти на подмогу — значило оставлять первый этаж. На Акулова полностью полагаться сейчас было нельзя.
— Акулов, хватай два автомата и броник дуй наверх, там Володя, — буркнул Буров.
— Но… а дежурка?
— Нет больше никакой дежурки! — взревел Буров, теряя терпение. — И отдела нет! И нас сейчас не будет, б… дь! Взял два автомата, патроны и наверх!
Акулов метнулся в дежурку. Буров повернулся к затаившейся у стены Вере, похожей в каске и бронике на дочь полка.
— Вера, на тебе огнетушители! Собери все, какие есть.
Володя был без оружия. Один в темном коридоре, который сотрясали выстрелы с обеих сторон здания. Разряженный в «Шевроле-ниву» пистолет был бесполезен. Он, пригибаясь, побежал к лестнице. Уже выскальзывая на нее, услышал из разнесенного вклочья окна рев двигателя. По потолку скользнул свет фар. Они уезжают со двора?! Володя почти на корточках, опасаясь рикошета от окна, побежал вниз. Где-то рядом что-то хрустнуло.
— Ах ты б… дь!
— Акулов?
Снизу из темноты к Володе выскользнул Акулов. Даже в этой кромешной тьме было видно, что его лицо перекошено. Но он пришел не с пустыми руками.
— Держи! — Акулов всучил Володе броник и автомат.
— Вскрыли оружейку? Молодцы!!
— Вот рожки! Что там? Кто-то приехал?
— Нет, они разворачиваются, — буркнул Володя, нацепляя бронежилет. И вдруг его руки на миг замерли. Что кричал тот голос перед тем, как Володя открыл огонь? «Подцепить и отжать, Рама! Вы прикроете!».
— Подцепить и отжать, — прошептал Володя, озаренный страшной догадкой. — Они так сказали. Подцепить и отжать! Антон, они разворачиваются!
— Что?
— Они разворачивают тачку, чтобы подцепить крюком решетку! Они вынесут ее и п… ц, окно открыто и они внутри! Пошли!
Володя рванул наверх. Акулов еле поспевал.
— Куда?!
— В кабинет Веры! Слева, вторая дверь, там открыто! Я направо! Нельзя дать им, тогда они заходят и нам конец!
Володя рванул по темному коридору, спотыкаясь, но не сбавляя шаг. Куда?! Он ломился во все двери. Вдруг в голове вспыхнуло: Крук! Шеф умчался на вызов сразу, как узнал о расстреле патруля! Володя побежал к его кабинету. Дверь скрипнула и поддалась. Есть! Володя, щелкая предохранителем, прильнул к простенку у окна и из-за угла выглянул во двор.
«Шевроле-нива» стояла задом. Вспыхнула молния, и Володя увидел стену дождя. Небо наконец прорвало, вода падала настоящим водопадом, заливая все. Но сквозь потоки воды он увидел натянутый трос, он тянулся от «Шевроле-нивы» куда-то вниз — к одному из окон первого этажа. Темный силуэт одного из налетчиков побежал к машине, махая рукой. Характерный жест — давай!
«Шевроле-нива» дернулась, и стальной трос, закрепленный на решетке окна, жалобно застонал.
— Акулов, давай! — что есть сил заорал Володя, высаживая прикладом окно.
С улицы в лицо Володе хлынул холодный ветер. Он вскинул автомат и, ткнув ствол между прутьями решетки, открыл огонь по крыше внедорожника. Целился точно в участок, где находилось место водителя. Стрекот автомата врезал по барабанным перепонкам.
Из другого окна палил Акулов, расстреливая задний бампер «Шевроле-нивы» с закрепленным тросом.
Внедорожник дернулся назад и замер, фары погасли. Он заглох! Володя заметил силуэт второго налетчика — он рванул к капоту и спрятался за «Шевроле-нивой», но тут же высунулся и открыл огонь по окнам ОВД.
Володя нырнул под защиту стены, быстро меняя опустевший рожок. Где-то рядом стрекотал автомат — Акулов продолжил поливать огнем задний бампер. Кабинет Крука не был на линии огня — из-за ливня налетчик не мог разглядеть, куда стрелять. Дернув затвором, Володя чуть пригнулся и открыл прицельный огонь очередями по капоту «Шевроле-нивы».
Налетчик спрятался. Володя жал на спусковой крючок, ощущая плечом каждую пулю. Он целился в крышку капота, надеясь на чудо — вдруг заденет один из агрегатов, и машину разорвет.
Натянутый трос лопнул и со свистом завертелся на асфальте, раскручиваясь на металлические нити. У Акулова получилось! Внедорожник откатился на десяток сантиметров, но Володя успел заметить плечо или голову налетчика. Тра-та-та! Ублюдок исчез.
Володя прекратил огонь, держа капот на прицеле. Только высунись! — молил он, тяжело дыша и не сводя глаз с внедорожника.
В этот момент шквал пуль застрекотал с фасадной стороны.
— Давай!
Сам Буров, громогласно дав команду, просунул автомат в окно приемника и нажал на спусковой крючок. Автомат задрожал, заливая улицу свинцом.
Три окна актового зала в левой части ОВД. У первого Михалыч, у третьего Игорь. Два окна МОБовцев в крыле справа — у первого окна Марсель, у второго Семен. И Буров в приемнике. Шесть стволов из шести окон ОВД загрохотали, как один, поливая улицу огнем.
Буров видел, как очередями разнесло стекла обоих автомобилей. Стрелки противника попрятались, пораженные атакой.
Игорь успел сделать лишь одну короткую очередь из окна актового зала — и его голову срезало пулей. Труп железнодорожника плюхнулся на пол, снося стулья для личного состава.
— Аааа! — заорал Михалыч. Вспыхнула молния, и он завопил еще больше, увидев забрызганную кровью и темной слизью — это было мозговое вещество! — стену около Игоря. — АААА!
Меткая пуля едва не выбила автомат из рук Бурова, разнося цевье. Буров тут же шарахнулся назад. Матерясь, на полусогнутых он бросился в коридор. Из актового зала совсем рядом дико голосили:
— Аааа!
— Оружейка?! — заорал Буров, после вспышек молнии потерявшись в этой темноте. — Автомат!
Вспыхнул фонарь. Вера в каске вынырнула из оружейки, вручая ему автомат:
— Заряжено!
Буров бросился к актовому залу, пригибаясь к полу перед тем, как ворваться. Вспыхнула молния. Орущий Михалыч вскочил и рванул к Бурову, даже не замечая его — он видел только дверь.
— На пол!!
— Аааа! — выл Михалыч. Что-то щелкнуло об решетку, и Михалыч на бегу кувыркнулся вперед и рухнул ногами на Бурова. Матерясь, Буров оттолкнул его.
— Ты, сука, че делаешь?!
Вспыхнула яркая молния, и увиденное заставило Бурова вскрикнуть и шарахнуться назад. Из кровавой черно-бурой дыры в горле Михалыча фонтаном била кровь, окропляя лицо Бурова, а из горла вырывался тошнотворный свист.
— Б… дь!! — невольно заорал Буров, на миг поддавшись панике, и попятился назад. Он буквально швырнул себя в коридор, где первым делом принялся лихорадочно вытирать лицо. Уши слышали какое-то блеянье — Буров с ужасом понял, что эти звуки издавал он сам.
— Б… дь! — Буров в ярости долбанул кулаком по полу. И тут же во всю глотку закричал: — Все назад! ВСЕ НАЗАД!!
— Высунись, падла! — шептал Володя, держа внедорожник на прицеле. — Выгляни! Давай! На секунду!
Но налетчик поступил иначе. Что-то, в адской темноте и сквозь стену воды похожее на птицу, взмыло из-за внедорожника. Володя непроизвольно дернулся. Предмет приземлился около двери. И с шипением стал исторгать из себя клубы дыма, которые немедленно принялись расползаться вдоль стены и тянуться вверх.
Дымовая шашка.
Увидев дым, Володя зарычал от бессилия и открыл огонь по внедорожнику.
Тень выскользнула из-за «Шевроле-нивы» и бросилась к воротам. Володя вскрикнул, перевел прицел — но в этот момент патроны кончились. Отчаянно чертыхаясь, Володя принялся менять рожок, а сам заорал что есть мочи:
— Акулов, снимай его! Снимай!!
Акулов старался. Но через секунду петляющего налетчика, который со всех ног бежал к воротам, скрыла стена дыма. Акулов пальнул несколько раз наугад и закашлялся.
Володя сменил рожок — но было поздно. Со своей позиции он видел, как ублюдок исчез за воротами, снесенными ударом кенгурятника. Проклиная себя, на чем свет стоит, Володя бросился в коридор.
— Антон, это я! — на всякий случай крикнул он перед тем, как забежать в кабинет Веры.
— Я снял его? Володь, я его снял?
— Не видел! — соврал Володя. — Антоныч, мы это сделали! Один готов, второй смылся! Это шашка, сейчас дым пройдет. Держи ворота! Перезарядись и держи ворота! Как кто покажется — стреляй сразу!
— Понял.
— Ты как?
— Я все понял!
Володя хлопнул его по плечу и рванул вниз. В голове мелькнула мысль, что сейчас они могут попробовать забрать тело Лехи со двора — но Володя тут же предательски отогнал ее прочь.
Когда он перемахнул через труп бандита на лестнице и выбежал в коридор первого этажа, то увидел свет.
В простенке между фойе и приемником с одной стороны и оружейкой и дежуркой с другой на корточках сидели люди. На полу стоял мощный фонарь, сильный луч света бил в потолок и отбрасывал на лица причудливые тени. Вера, Буров, Марсель и Семен. У стены короткой батареей стояли четыре огнетушителя.
Заслышав топот Володи, Буров вскинул автомат.
— Мы с Акуловым сняли одного! — выкрикнул Володя. — Двор чист! Второй смылся за угол! Двор чист!
— А что за двором, мы знаем? — проворчал Буров. Что за воротами — никто не знал. Володя сник. Буров закурил, и Володя заметил, как трясутся его руки. По предплечьям отца ползли струйки крови.
— Где остальные?
— Уже нигде…
— Они не просто бьют в лоб из Калашей, — сказал Марсель. — Работает снайпер.
— По мне пальнули, когда я только выглянул из окна! — вспомнил Володя. Марсель кивнул:
— У него прицел с тепловизором или ночным виденьем, не знаю. Но в окна лучше не высовываться. Он снял двоих за нех… й-нах… й.
С улицы доносились крики, заглушаемые ревом ливня. Проскворчала автоматная очередь. Володя прислушался — звук шел не со двора, с улицы.
Буров покосился на Марселя:
— Тепловизор, снайпер… Что за дела, Марсель?
— В армии служил, — буркнул тот.
— Чего сидим? — не выдержал Володя. — Они могут начать выносить решетки с фасада! У них две тачки, а это дело минуты! Вскроют окна — и нам кранты!
— Хоть ты не кипеши! — цыкнул Буров. — Мы им дали залп из шести окон. Они там, думаю, прих… ли немножко. Думали, у нас нет никого тут, а мы по ним из шести стволов. Так что с полминуты у нас есть… — Буров зло и отчаянно прорычал. — Б… дь, слов нет! Нападение на ментуру! Это теракт. Каждому автоматом пожизняк. Каким отморозком быть надо? — он вздохнул, выпуская дым. — Значит, снайпер? Где он сидит?
Марсель покачал головой — не знаю. А Володю вдруг осенило.
— Дом напротив! Перед нападением там кто-то был, уже когда свет отрубили! Я видел, там фонариком шарили!
— Марсель, что скажешь?
Перед тем, как ответить Бурову, Марсель почесал затылок.
— Окна первого этажа как на ладони все. Второй этаж выше и под тупым градусом, там не так хорошо просматривается все… Зато ам обзор лучше. Если держать оборону, то оттуда.
— Уже двоих убили, — проскулил Семен. — Я не пойду туда!
— Да ну и хер с тобой! — процедил Буров. Он тщательно затушил окурок об пол. — Так. Предлагаю. Никаких четких позиций. Володя, Марсель и я. Открываем все кабинеты, ключи есть. И меняем позиции. Пальнули — сменили. Так сможем их хоть как-то удержать.
— Нет, — возразил Марсель. — Окон мало. На каждого по два-три окна, да? Просчитать, куда любой из нас двинет, две секунды. Как минимум одного он снимет. Лично я жить хочу.
— Нехрен было в наркоту влезать! — зло огрызнулся Буров, вставая и проверяя рожок автомата. — Время!
— Стой, бать, — вмешался Володя. — У нас же чердак есть. Там окно. На улицу как раз выходит. Если этот, — Володя кивнул на Марселя, — говорит, что чем выше, тем лучше — значит, подойдет и чердак, да?
— У вас в оружейке винтовка есть?
Это был вопрос Марселя. Буров прищурился, глядя на уголовника.
— Ты кем служил?
— В каптерке отсиживался, — хмыкнул Марсель. — Нужна винтовка. У вас есть?
— У нас сельская ментура, если ты не заметил! Какие тебе винтовки, откуда?
— Стойте! — вскричала Вера, впервые подав голос. — В комнате вещдоков есть карабин, с прицелом!
— Что?
— Месяц назад участковые задержали браконьера! Я дело как раз веду, лично в вещдоки карабин сдавала!
— С прицелом? — Буров покосился на Марселя. — Сойдет?
Тот пожал плечами.
— А есть выбор?
Это была «Сайга» калибра 7,62. Сунув коробку с патронами в карман, Марсель закинул винтовку на плечо и посмотрел на чернеющий квадратным пятном на потолке люк на чердак.
— Пошел.
Он взялся за поручни вертикальной лестницы и покарабкался наверх.
Буров и Володя с автоматами в руках выбежали в коридор второго этажа. Вера бегала с фонариком, открывая каждую дверь по периметру.
— Володь, не целься и не светись! — крикнул Буров, бросаясь налево. — Пальнул — смылся! Наша задача держать их подальше и отвлекать на себя!
— Понял!
Володя побежал к кабинету Гензера. Даже в темноте он увидел глаза Веры, обращенные к нему.
— Осторожнее!
Володя до ужаса хотел бросить все и обнять девушку, прижать к себе так сильно, как мог. Но он лишь бросил короткое «угу» и, склонившись, юркнул в кабинет начальника угрозыска.
От одного из проглядывающихся сквозь толщу воды, которая низвергалась с неба, автомобилей к зданию ОВД бежала тень. Человек с оружием. Буров выбил стволом автомата стекло и сразу же пустил короткую очередь. Тень бросилась назад, и тут же снаружи загрохотали автоматы. Буров метнулся к двери.
В тот же миг Володя разнес прикладом стекло и дал короткую очередь по одному из внедорожников. Перекрикивая рев воды, кто-то закричал. Володя пригнулся и, выбежав в коридор, юркнул в соседний кабинет.
Вера забежала к Акулову. Дежурный с автоматом в руках стоял у стены, не сводя глаз с ворот.
— У вас все хорошо?
Акулов вздрогнул, но тут же отвернулся.
— Пусть пришлют мне кого-нибудь. Вдвоем не так… страшно. Если начнут атаковать, я один вряд ли… Кого-нибудь из задержанных.
— Нет никого, Антон Максимович. Кто мог, тот уже…
Она не договорила — итак все было понятно. Акулов чертыхнулся.
На этаже прогрохотала очередь. Из другого крыла здания ей тут же вторила другая.
Марсель полз наощупь. На пыльном и сыром чердаке было темно, как в могиле. Короткие автоматные очереди скворчали прямо под ним, но в ушах звенел лишь шум дождя — потоки воды обрушивались на крышу, буквально сотрясая покрытые старым шифером своды над головой Марселя. Сверкнула молния, и короткая вспышка осветила на долю секунды чердак ОВД: деревянные стропы и подпорки, десятки коробок, гора старых стульев и прочей мебели. Но главное — Марсель увидел вспыхнувший десятком горизонтальных полосок, похожих на ослепительный перевернутый на бок штрих-код, квадрат слухового окна — он был в паре метров.
Раскат грома сотряс крышу. Марсель, сильно и быстро зажмуриваясь, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте, подполз к окну и прислонился к грубой деревянной балке. Пахло птичьим пометом и сыростью. Марсель нащупал деревянный защитный экран, закрывавший слуховое окно. Поддел пальцами. Защитный экран с грохотом свалился к его ногам, поднимая сноп пыли. Матерясь, Марсель закашлялся и тут же испуганно замер.
Внизу грохотали короткие очереди — где-то слева, где-то справа, где-то под ним. Буров и Володя делали все, как договаривались. Марсель слышал крики и короткую стрельбу на улице — нападавшие были обескуражены.
Глубокий вдох — глубокий выдох. Марсель поднял карабин, уткнул деревянный приклад в плечо и приник глазом к прицелу, словно примеряя карабин, пробуя его на вкус. И, выпрямляя ноги, начал подниматься вдоль балки.
Буров змеей шмыгнул в кабинет штабиста, откуда уже стрелял минуту назад. Подполз к простенку слева от окна — в прошлый раз он дал короткую очередь с позиции справа. Короткий взгляд на улицу.
Сердце ёкнуло. Показалось или нет? Буров напрягся и осторожно снова выглянул в окно.
Свет фар дрожал на перекрестке между ОВД, стройкой и противоположной стороной, отражаясь от грязи. К отделу кто-то ехал! Кто? Налетчики или… наши?!
Пуля разнесла оконную раму в сантиметре от лица Бурова. Он отдернул голову, но щепки острыми занозами впились в лицо. Буров яростно зашипел, вскинул руки и, дав наугад очередь, бросился к двери.
Володя был в дальнем кабинете — здесь заседал кадровик. Из рамы торчали уродливо изогнутые куски стекла, дрожавшие на ветру, по ним колотил дождь. Володя просунул ствол автомата между прутьями решетки и дал веером длинную очередь по улице перед отделом. Краем глаза он заметил вспышку — из-за угла показался автомобиль, прорезая потоки воды острыми лучами фар.
Володя спрятался. Снайпер на него не реагировал — в это же самое время в крыле слева стрекотал автомат отца. Володя пробежал под окном на другую сторону и осторожно выглянул, надвигая на глаза каску.
Молния сетью сверкающих трещин всколыхнула небо, и Володя увидел автомобиль. Машина Муртазина!
— Нет, — прошептал он.
— УХОДИ!!! — что есть сил заорал Буров в окно. Щелкнула пуля, и его отбросило назад. С криком Буров отполз, срывая каску с головы. Пуля снайпера оставила глубокий скол — но дырки не было. Словно не веря, Буров ощупал голову. Голова звенела, как после нокдауна. Тут же в голове взорвалась мысль: Муртазин! Буров нацепил каску и из-за угла дал очередь по земле — прямо перед подползающей к ОВД машиной напарника.
Муртазин щурился, пытаясь понять, что происходит. Метрах в 20 перед ним виднелись две машины. Какие-то люди. Передние колеса юркнули в размытый ливнем участок. Выныривая, фары на миг осветили крайнего из них. Камуфляж, кепка, перекошенное незнакомое лицо. Он что-то орал, размахивая… Автомат?!
Что-то дроздом простучало по капоту.
— Б… дь! — заорал Муртазин, резко выкручивая руль. Автоматная очередь разнесла стекло сзади, и в салон хлынул рев ливня и скворчанье пуль. — Аааа!
Машину развернуло, но из-за размытой мокрой жижи под колесами автомобиль Муртазина закрутило.
— УХОДИ!!! — истошно орал Буров, паля на улицу.
Муртазин лёг на руль и вдавил ногу в акселератор. Разбрызгивая грязь, колеса завертелись, и машина рванула назад.
Марсель держал домик на прицеле. Где-то внизу с новой силой заработали автоматы, кричали голоса, но ему было плевать. Марсель весь обратился в правый глаз и указательный палец, лежащий на спусковом крючке карабина.
Снова ослепительно вспыхнула молния, и он вдруг увидел все, как днем. Небольшой домишко с тремя окнами. Одно из окон распахнуто, из него торчит внушительный ствол с пламегасителем. На подоконнике расположился тип в камуфляже. Перекрестье прицела смотрело в подоконник в жалком миллиметре от его головы.
— Опа, — шепнул Марсель. Зажмурился и открыл глаза, восстанавливая зрение после вспышки. Чуть скорректировал прицел, сдвинув ствол на долю сантиметра. В перекрестье прицела зияло лишь темное пятно — но это пятно жило и копошилось — Марсель скорее чувствовал, чем видел это.
Он выдохнул и трижды нажал на спуск.
Первая пуля вонзилась в левый глаз Губана. Она отбросила его назад, и вторая пробила насквозь его голову, вонзившись в щеку и вылетев в районе уха. Третья пуля разнесла мощный и массивный прицел винтовки, которую уже мертвое тело Губана, падая, увлекало за собой.
— Аааа! — голосил Муртазин, чувствуя охватывающий его ужас. Автоматная очередь разнесла заднее стекло, пуля с щелчком пробила зеркало заднего вида прямо перед Муртазиным. — ААА!! — Машина ползла, барахтаясь в грязи, к спасительному перекрестку. Три-четыре метра! — Давай! Давай!!
Ваха бросился на удирающей машиной, паля на ходу. Пули в щепки разнесли заднюю фару. Он слышал стрельбу за спиной — остальные тоже работали по тачке. Ваха присел на колено, быстро прицелился — и пустил длинную очередь.
Сразу несколько пуль разворошили подголовник за затылком Муртазина и роем вонзились в его мозг. На выходе этот смертельный свинцовый рой забрызгал тем, что было лицом оперативника, лобовое стекло.
— Снял его! — крикнул довольно Ваха и метнулся назад в укрытие, скользя по грязи.
Буров видел, как машина Муртазина резко дернулась, пошла в сторону — и на полном ходу врезалась в дерево. Труп Муртазина, разбрызгивая из разнесенной головы темные брызги, пробил лобовое стекло и осел на крышке капота.
— НЕЕЕЕТТ!!! — взревел Буров. — СУКИ!!
Он долбил, не прячась — бешенство и ярость залило разум настолько, что сейчас Бурову было плевать на все. Голося, он во весь рост стоял в окне и палил в ублюдка, убившего Муртазина на его глазах. Фонтанчики грязи взвивались около ног удирающего стрелка. Он петлял, несясь к машине.
— УБЬЮ! — ревел Буров.
Стрелок упал, что-то крича. Буров заорал — но в тот же миг что-то защелкало по решетке, и Бурова отбросило назад. Остальные стрелки пришли на помощь, прикрывая отступление ублюдка. Буров упал на стену, ударившись затылком, спасла только каска. Машинально схватился за лицо — все цело. Спас жилет.
— Суки, б… дь, убью! — кричал Буров, трясясь от бессильной ярости. — Суки, сдохните, б… дь, сдохните!!
Он почувствовал, что плачет.
Где-то рядом тарахтел автомат — Володя. Буров сжал зубы. Не раскисай. Сейчас нельзя. Скуля сквозь до боли сжатые челюсти, Буров сменил магазин и, пригнувшись, побежал менять позицию.
Стрекотали стволы, перекрикивая гул ливня. Несколько пуль с треском пробили дверь приемника и вгрызлись в стену метров выше ее головы. Вера вздрогнула и пригнулась еще ниже, но продолжила набирать автоматные рожки в каску, светя себе фонариком.
Семен на углу сжимал в руках автомат. Рядом с ним стоял найденный в дежурке мощный фонарь, который бил в потолок — Семен боялся темноты.
— Здесь есть бомбоубежище какое-нибудь?
— Нет.
— Почему? Должно же быть! Раньше везде делали!
— Я не знаю! — не выдержав, зло крикнула Вера. — Я только три месяца здесь! Не спрашивайте у меня ничего!
Семен простонал.
— Я не хотел.
— Что?
— Я не хотел брать те наркотики. Это Михалыч все. Это он настоял. А теперь он… — Семен тоскливо посмотрел в темноту коридора, сотрясаемого звуками выстрелов. Где-то там лежал труп его бригадира. — Я сам в жизни никогда… Ни с каким криминалом… Я простой рабочий на железной дороги.
Вера обернулась на Семена. Она не собиралась сочувствовать. Вера и сама была как в бреду от ужаса. Лишь что-то внутри не давало ей забиться в угол и визжать, пока не сорвешь горло.
— Следите за звуками, — бросила она. — Нельзя, чтобы они пробились к окнам и… сами знаете.
Вера, пригибаясь и придерживая каску на голове, побежала к лестнице. Огонек фонарика в ее руке радостным зайчиком прыгал по покрытому осыпавшейся штукатуркой, словно пеплом, полу, пока не исчез.
Девушка взмахнула по лестнице, обежав труп. Мелькнула мысль — а ведь это мертвый человек… Она и не подозревала, что все в человеке может так молниеносно — не прошло и двух часов! — измениться.
В коридоре у стены сидел Буров и курил, опираясь на автомат. Рядом Марсель спешно вставлял патроны в рожок.
— Я магазины принесла!
— Много там еще?
— Штук 15. Уходят мгновенно.
— Б… дь, — буркнул Буров. — 450 патронов. Не разгуляешься… Зато снайпера сняли.
— Получилось? — обрадовалась Вера. Буров кивнул.
— Его винтовка тоже больше не рабочая, — добавил Марсель. — Девочка, дай автомат. У меня нема.
Вера послушно передала ему оружие. Мимо пробежал Володя — Вера тихо ахнула от радости, увидев его на ногах — и юркнул в одну из дверей. Через секунду застрекотал автомат.
— Шеф, долго это не может продолжаться, — сказал Марсель. — Время идет, они будут нервничать. И пойдут на штурм.
— Будем отбивать, — отозвался Буров. — Выбора у нас нет. Надо просто продержаться.
— Сколько?
— Полчаса. Час. Два. Не знаю. — Буров посмотрел на часы, фосфоресцирующие в темноте. 11.09. Он был поражен. Осада началась меньше полутора часов назад. А кажется, минимум ночь… — Все патрули сейчас, я так понимаю, прочесывают южную часть города. Скоро должны закругляться, долго такие вещи не делаются. И начнут стягиваться в отдел. На углу расстрелянная машина с трупом на капоте… Они сразу поймут, что здесь творится. А у них броники и стволы.
Видя, что Марсель встал и побежал к одному из кабинетов, Буров бросил:
— Марсель, стой! На ту сторону. Там Акулов. Держите вместе двор, вдруг они там решат прорываться через ворота. Мы здесь как-нибудь с Володей.
Марсель кивнул и юркнул в один из темных с окнами во двор. Расстрелянная машина, обрывок троса, огромные дребезжащие под потоками сверху лужи — и никого.
— Мы провели операцию. Извлекли три пули. Пострадало левое легкое…
— Жить будет? — перебил Крук.
Врач поколебался, прежде чем ответить.
— Состояние крайне тяжелое. Сейчас я не могу делать прогнозы. Скажем, пятьдесят на пятьдесят. Если дотянет до утра — его шансы сильно возрастут.
— Ясно, — протяжно вздохнул Крук. — Спасибо.
— Вам… воды, может, принести?
Гензер покачал головой. Кивнув, врач ушел. Крук опустился на протертую старую кушетку у облупившейся стены — хирургическое отделение было самым старым корпусом в ЦРБ.
— Что с Сашко?
— Увезли в морг, — пробормотал Гензер. — Что еще может быть… Сказали, вскрытие будут делать утром… Тебе твои звонили?
— Да, Коновалов. Они по Челюскинцев машину преследовали. Уже по колесам хотели стрелять. А оказалось, там сын Коломоеца со своими б… дями катался…
Коломоец был начальником отдела ГИБДД Елецка.
— Черт. Скорее бы уж он докатался до какого-нибудь столба, урод малолетний… И что?
— Догадайся, что. Тут же его батя подскочил. Парень, мол, пошалил, с кем не бывает. Бойцы мне трубку передали. Так этот м… к намекнул, — мол, если решите пацана доставлять, я свои патрули с улицы отзываю.
Гензер зло оскалился.
— Гнида. Ничего, мы ему это вспомним. Когда из области начальство приедет. Первый на увольнение пойдет, сукин сын. Больше ничего?
— Пока нет. Я в отдел пытался дозвониться… Глухо. Сотовый дежурного, Гончара, все рабочие — ноль.
— Пожар на подстанции, весь север города обесточен. Может, ретранслятор тоже?
— Так я со своими созванивался. Что, только в отделе сотовые отрубились?
Гензер вспомнил про Муртазина.
— Погоди, я в отдел Колю послал. Уже там должен быть.
Гензер набрал номер Муртазина. В динамике сотового Гензера что-то пару раз щелкнуло. Чертыхнувшись, он проверил сеть и набрал номер снова.
В этот раз сигнал прошел.
— О, гудок!
Телефон тихо вибрировал в кармане Муртазина. Тело опера лежало на крышке капота расстрелянной машине. Потоки воды немедленно смывали кровь, которая уже не хлестала, а медленно сочилась из его вскрытого черепа, и на землю с капота стекала розовая жижа.
— Трубку не берет.
— Может, нет сигнала?
— Да есть сигнал, есть, гудки-то идут! Он тупо трубку не берет.
Гензер слушал гудки полминуты. Затем звонок просто затух, без голоса оператора «Абонент не отвечает», без щелчков и других звуков.
Гензер мотнул головой. Он начинал нервничать. Сейчас, когда первый шок после расстреля патруля прошел, до Гензера вдруг дошло: такого не было никогда.
— Я Муртазину сказал, перезвонить, как разберется, — напряженным голосом возразил Гензер. — Нет сигнала — отъедь от отдела и перезвони! Гудок прошел, пусть и не с первого раза, но он тупо трубку не берет. В отделе тоже. Ни стационарные, ни мобилы. Ты на выделенку звонил?
— Гудка не было.
Гензер напрягся еще больше. Впервые за четверть века в органах майор нервничал не за отдельных сотрудников, а за святая святых — ОВД Елецка.
— И там трубку не берут?! Это же выделенка! Там трос под землей проходит, энергоснабжение пульта идет от независимого источника. У нас генератор собственный, е… твою мать!
Гензер убрал телефон в карман. Пальцы почему-то плохо слушались. Нервы… Гензер напряженно посмотрел на Крука:
— Жень, что-то не так. Я могу понять любой сбой по отдельности, но не все же одновременно!
Крук вздохнул. Мысли об отделе сейчас совершенно не шли ему в голову.
— До Жданова пробовал дозвониться? Он от участковых дежурит сегодня.
Гензер кивнул и набрал участкового. На этот раз майору повезло — через три гудка в динамике зазвучал настороженный голос Жданова:
— Товарищ майор?
— Ты где?
— А я это… на заявку ездил, по угону… — принялся оправдываться участковый. — Потом домой заскочил, а раз из отдела больше не дергали, то я и…
— Ноги в руки и дуй в отдел. Там ни один телефон не отвечает, даже выделенка.
— Так это, товарищ майор, гроза. Без света сидим, у меня дома тоже ни…
— Проверь что там и сразу же мне позвони. Сразу же. Минут через 20 чтобы позвонил.
— Но товарищ майор…
— Ты в пяти минутах хотьбы от ОВД живешь! — почти рявкнул Гензер. — Идешь, проверяешь и звонишь! Если из отдела недозвон, то отъедь, пока сигнал не появится, Но мне нужно подтверждение, что все в порядке. И я время засекаю! Понял?
Участковые уголовному розыску не подчинялись, но Гензер был кандидатом номер один на кресло начальника ОВД, которое освобождалось через полгода, когда нынешний подпол собирался в отставку. И в отделе об этом знал каждый. Поэтому перечить майору из угро было себе дороже.
— Так точно, — отрапортовал Жданов без энтузиазма. И, отключившись, всласть выматерился, говоря замолчавшей трубке все, что о ней думает. После чего побрел одеваться.
— Бать, ты где?
— Приемная.
Застучали шаги. Володя прокрался в приемную. Буров сидел у окна, курил, обхватив сигарету ладонью, чтобы скрыть огонек, и изредка поглядывал на улицу.
— Куда они делись?
— Двое стоят за тачками, но не делают ничего, — устало отозвался Буров. — Просто контролируют. Остальные смылись куда-то.
— Может, сзади готовятся зайти?
— Там Акулов и Марсель. — помедлив, Буров хмуро добавил: — Замышляют что-то, б… ди драные.
— У них в доме глушилки, — сказал Володя.
— Что?
— Глушилки связи. Врубаешь — и они забивают нужные частоты. Поэтому у нас пропала радиосвязь, и мобилы молчат. Но у них есть связь. Я слышал во дворе.
— То есть, наши частоты они заглушили, но себе, суки, одну оставили? — Володя кивнул. — А у глушилок какой радиус действия? А диапазон?
Володя пожал плечами.
— Те, которые в обычных магазинах продаются, они для офисов. Метров на 50 работают. От жучков. А у них, я так понимаю, помощнее… — Володя чертыхнулся. — Как такое вообще может быть? На нас так просто напасть? На хрена нам спецсвязь, если ее так просто обрубить?
— Ее так просто обрубить у нас, — буркнул Буров, акцентируя последнее слово. — У нас просто старый провод, вкопанный в землю. Но а аппараты в дежурке питаются от резервного щитка во дворе. Который эти б… ди вырубили. А должна быть полноценная оптоволоконная и защищенная подземная линия, без внешних щитков и коммутаторов. Штабист на совещалове каком-то еще года два назад этот вопрос поднимал. Но высокое начальство решило, что современные сети нужно прокладывать уже к новому зданию. А в старом типа и так сойдет. Вот тебе и сошло, б… дь…
Володя помолчал.
— У них специнструмент, чтобы глушить любые частоты, даже полицейские, в радиусе на сотню метров. Винтовка с прицелом ночного видения. Дымовушки. Черт, кто они такие? Спецназ?
— Они — те, кто завозят в страну наркоты на полмиллиарда рублей за раз…
Вдруг Буров напрягся, бросив взгляд в окно, и подтянул автомат.
— Движуха! Давай на позицию!
Володя выскользнул из приемной и по уже привычной темноте засыпанного кусками штукатурки коридора быстро побежал в одну из дальних дверей. Сейчас Володя уже не ориентировался, и все помещения ОВД, которые еще жалких два часа назад были рабочими местами личного состава, сейчас стали расстрелянными, искореженными, с выбитыми стеклами, огневыми рубежами.
Забегая в одну из комнат, он услышал громкий крик с улицы — громогласный, он пробивался сквозь рев ливня:
— Эй, вы, внутри! Не надоело?
Володя услышал топот. Звук скользнул в коридоре и, удаляясь, потопал по лестнице.
Отец бежал вниз.
— Не дурите! Жить хотите?
— А ты? — крикнул Буров.
На всякий случай он спрятался в простенке между забаррикадированным окном и дверью. Но выстрелов не было. Только шум дождя и голос снаружи.
— Я не за жизнь с тобой базарить пришел! Отдайте нам наше, и мы уйдем!
— Чего отдать?
— Ты знаешь, что! Сумки!
— Какие сумки?
— Чувырло, б… дь, играть решил? — взревел голос. Но после паузы он крикнул: — Сумки с героином!
Семен, до боли в пальцах сжимая автомат. Вера застыла между дежуркой и оружейкой. Они ловили каждое слово.
— Нападение на ментуру это теракт! — проорал Буров. — Вас найдут! И просто уничтожат! А потом скажут по телеку! Вот что тебя ждет!
— Закрой хлебало! Мы не шутим! Или ты не понял еще? Мент, у тебя нет выхода! Вы без света, без связи, и вы окружены!
— Глушилки в доме напротив поставил?!
— Хватит! — гаркнул голос. — Выбор у тебя маленький, мент! Или вы сами отдаете, или мы их забираем!
— Ты уже давно пытаешься! Сколько твоих г… нов полегло? Трое?
Буров после каждой своей фразы ждал выстрелов. Но их не было. Когда оба молчали — можно было на долю секунды забыть о происходящем вокруг и слушать дождь.
— Понты не колоти! — после паузы зычно крикнул главарь. — У вас нет людей! Вы в клетке! Поэтому я и делаю предложение! Подумай! Два раза предлагать не буду!
Бурову нужно было тянуть время. Он лихорадочно гадал, что сказать.
— У меня есть люди!
— Мусор, хорош гнать! Мы за вами наблюдали! У вас может и есть стволы, но людей нет! Ты из обезьянника народ подтянул? Молоток! Но тебе это не поможет!
— Пока помогало!
— Ты за героин подыхать будешь?
— Это твой снайпер сдох за героин! — горло Бурова уже горело от крика, он закашлялся. — Мы защищаемся!
Парламентер из главаря был некудышный. Он яростно взревел:
— Б… дина, мы же вас всех перебьем! Я лично тебе башку снесу! Отдай сумки и все! И мы…
Голос главаря заглушил мощный гром. Буров услышал, как задребезжала столешница, закрывающая окно. Когда гром стих, главарь повторил:
— Отдай сумки, и все, и мы уходим! Ты герой! И ты живой! Если нет, мы начнем атаку! Тебе это не понравится, отвечаю!
Буров скосил глаза на Веру. Свет фонаря на полу падал на ее лицо. В глазах горела робкая надежда. А вдруг это шанс на спасение? Глупая девчонка, мрачно подумал Буров.
— Допустим! — крикнул Буров.
— И что?
— Допустим, мы согласны! Как? Как я передам тебе сумки?
— Как угодно!
— Не е… мне мозги! Я открываю дверь и твоя кодла начинает палить! Я еще жить хочу!
Судя по голосу, главарь воодушевился и обрадовался.
— Вот теперь пошел базар! Можешь скинуть со второго этажа! Из любого окна!
— И вы меня завалите? Х… тебе!
— Я, б… дь, совсем долб… б, в сумку с наркотой палить?! — взорвался главарь. — Ты скидываешь сумки! Мы их подбираем и сваливаем! И все! Отвечаю! Нам нужны только они!
Буров снова посмотрел на Веру. Она, склонившись к полу, приблизилась к нему.
— Может, на самом деле, Георгий Иваныч?
— Ты им веришь? Они почти час палят, но ведь пока не зашли.
— А если начнут жечь? — ее голос дрогнул. — Вы сами окно еле потушили! А если у них гранаты?
— Эй, мент! — требовательно проорал голос.
Буров поколебался.
— Нам нужно время!
— Никакого времени! Решай сейчас!
Вера не сводила глаз с Бурова. В ее взгляде было только одно — желание жить. Буров стиснул зубы.
— Ладно!
— Что?
— Мы согласны!
— Вы серьезно? — ахнула Вера.
— Мы ждем, мент!
— Не стреляй пока! Скажи своим! — предупредил Буров. — Если будешь палить, хер тебе, а не сделка!
— Не вопрос!
Буров пригнулся и пересек фойе. Семен с распухшим от ударов Бурова лицом с надеждой взирал на опера. Буров хотел врезать ему прикладом. Хотя в душе он понимал, что мужик миллион раз пожалел о находке этих проклятых сумок.
— Георгий Иваныч, вы серьезно?! Мы сделаем это?
Буров, не отвечая, взял фонарь и шагнул в комнату вещдоков. Пыльное помещение встретило его стеллажами, заваленными ящиками с вещественными доказательствами. Здесь было все, как на блошином рынке или барахолке: от дырявых сапог и меховых шапок, упакованных в пакеты как средство защиты от моли, до оружия. Сумки с героином лежали на полу, под вторым стеллажом.
Буров выдвинул крайнюю, самую легкую. Внутри находились 5 килограммов, которые ему лично в руки совсем недавно вручил бомж. Вот уж точно: «Это было недавно — это было давно». Буров открыл сумку и, поколебавшись, высыпал 10 плотных пакетов с афганской маркировкой — по 0,5 кг героина в каждом — на пол. Задвинул их ногой назад под стеллаж.
Вера, судя по потухшему взгляду, все поняла.
— Мы не отдадим наркотики, да…?
Буров ответил не сразу. Нет, ему не нужно было сформулировать мысль — ему требовалось, чтобы он сам услышал себя и поверил в собственные слова. Поверил, что делает правильно. Буров заставил себя вспомнить Муртазина. В глазах послушно всплыл тот ужасный образ: почти обезглавленное тело опера на крышке капоте машины и куски того, что было его напарником, которые вываливались из его черепа на металл…
— Если отдадим, это будет преступление. Но учитывая, что тут творится, на это уже плевать — это не главное. Вера, если мы отдадим, это стадо убийц на огромной скорости выдвинется из города. После расстрела ППСников все выезды перекрыты ментами. Как думаешь, сколько ментов умрет еще? Перед тем, как они выберутся на трассу?
— Но ведь… они увидят, что… мы обманули.
— Для этого они должны взять сумки. А там, глядишь, немного сравняем счет.
Семен молча простонал. Вера, закусив губу, поколебалась и кивнула.
— Хорошо. Что делать?
Буров вдруг почувствовал нежность к этой девчонке. Захотелось обнять ее.
— Тащи из комнаты старшины то, что сможешь. Любой хлам. Все ненужное у него внизу.
Вера бросилась выполнять поручение. Буров проследил — у двери она пригнулась так, что практически легла на пол, и мышью шмыгнула в дверь.
— Семен, слышишь меня? — Семен не ответил. Буров взглянул на его потухшее, искаженное страхом смерти лицом. Черт… — Семен, скоро все закончится. Сейчас в отдел начнет возвращаться народ. И они нас спасут. Мы просто выиграем немножко времени. Я обещаю. Слышишь меня?
Буров не был уверен, что Семен поверил. Но железнодорожник смог проскрипеть:
— Да.
— Молодчик. Дуй на второй. Только пригнись как следует, мало ли. По коридору направо, вторая дверь слева. Там висит табличка «приемная». В углу огнетушитель. Хватаешь его в зубы и тащишь сюда. Все понял?
Семен слабо кивнул и побрел в темноту.
Вера выползла в коридор, волоча за собой два объемных пакета. Буров посветил фонарем: старая обувь, которую прощелыга-старшина никогда не выбрасывал — надеялся впарить личному составу вместо новых.
— Это сойдет?
— Еще как. Помоги.
Вдвоем они затолкали один пакет в сумку. С улицы, перекрикивая дождь, рявкнул голос главаря:
— Эй, мент, уснул?! Твою мать!
Буров чертыхнулся.
— Вер, займись второй одной сумкой! Наркоту бросай прямо на пол!
Буров подбежал к двери, сразу юркнув в укрытие стены.
— Сейчас! — крикнул он. — Там б… дь сто килограммов! Думаешь, это так просто?!
— Ты один что ли остался? — злился главарь. — Пусть остальные жопы поднимут и подсуетятся!
— Остальные за вами палят! Уж извини, но не верим мы тебе! Сейчас, одна сумка уже готова! Оттащим вторую — и скинем!
— Мне нужны сразу все!
— Я сказал, мы согласны! НО сначала только две! — твердо проорал Буров. — Или так, или никак!
Вера закончила с сумкой и позвала Бурова. Кивнув, опер забросил на плечо автомат, подхватил обе спортивные сумки со старой обувью и по сотрясаемой ливнем и громом темноте побежал к лестнице.
— Не высовываться! — напомнил Рама. Кто-то бросил в эфир «Понял», но кто — Рама не расслышал из-за грохочущего ливня.
Ярко сверкнула молния. За время, проведенное перед зданием ОВД, Рама уже привык к дождю. Одежда промокла насквозь. Камуфляжная кепка тоже — весь смысл был лишь в козырьке, который лишь защищал глаза от норовившей залить их воды.
У Рамы оставалось шесть человек, включая его самого. Штекер, Ваха и Бобер прятались за первой машиной — один за передними, второй за задними колесами. Промокшие, грязные, уставшие до чертиков, они держали на мушке окна погруженной в темноту ментуры. За второй машиной находились сам Рама и Дичь. Слон продолжал держать угол ОВД у задних ворот — на случай, если менты решат прорываться. Для этого у него было оружие — только у Слона имелся подствольный гранатомет — и радиосвязь, чтобы остальные могли прийти на помощь. Круглый не вернулся после первого и пока единственного проникновения в ментуру. Француз навеки остался за рулем «Шевроле-нивы» во дворе ОВД. Губан с простреленной головой лежал на полу в доме за их спиной.
— Держим окна, не расслабляемся! — напомнил Рама.
Он надеялся, что трое членов его команды были первыми и последними потерями. Если менты не отдадут груз, разговора больше не будет.
Рама был уверен, что люли внутри не дураки — хоть и мусора — и добровольно на смерть не пойдут.
— Движуха! — крикнул Дичь, вскидывая автомат и припадая чуть ниже, чтобы закрыться от возможного огня.
На крышу из слухового окна вывалилась сумка. Она медленно сползла по наклонному своду крыши из слоя шифера и, кувыркаясь, полетела вниз. Сумка, разбрызгивая грязь и воду, приземлилась в лужу в паре метров от крыльца.
— Промокнет все! — заголосил испуганно Дичь.
— Не ссы, упаковки герметичные! — отозвался Рама, держа на мушке слуховое окно крыши. В окне снова возникло какое-то движение, но какое — Рама не мог разобрать. На помощь пришла молния, ярко осветив улицу: Рама успел различить голову и руки, выталкивающие из окна сумку.
— Завалить бы его! — прокричал Дичь.
Рама дернул головой, веля ему заткнуться, а сам не сводил глаз со слухового окна. Вторая сумка скатилась по наклонному скату и рухнула на землю, приземлившись рядом с первой.
Рама внимательно наблюдал за ОВД, который сейчас — на фоне мощной грозы — выглядел заброшенным и всеми покинутым зданием, словно выплывшим из фильма про привидения. Дичь покосился на Раму, ожидая приказов.
— Бобер, давай! — скомандовал Рама в микрофон рации, закрепленный на ухе.
Бобер вздрогнул, покосился на остальных, словно вопрошая «почему я?».
— Все держим окна, прикрываем! — велел Рама. — Бобер, б… дь, пошел!
Бобер с автоматом навскидку, пригнувшись, нерешительно двинулся к сумкам. Вышел из-за машины, обернулся на своих. Все четверо держали окна на мушке. Бобер сглотнул, сжал зубы и короткими шагами двинулся вперед.
— Че телишься, пошел! — рявкнул Рама в микрофон рации.
Бобер приблизился к фасаду, с накатывающимся страхом глядя на зияющие темнотой выбитые решетчатые окна. Дотронулся до мокрой скользкой ручки спортивной сумки. Сердце екнуло — но ничего не произошло. Сумка была тяжелой.
— Взял!
Бобер поволок ее назад, воодушевляясь с каждой секундой.
Рама невольно вперил взгляд в Бобра. Он приближался, пятясь назад и держа перед собой автомат правой рукой.
Володя выглядывал из-за угла, плотно прижимаясь к холодной сырой стене. Ствол автомата лежал на подоконнике между прутьями решетки. Володя крепко сжимал левой цевье автомата.
Пора. Володя резко пригнулся, ловя тень пятящегося налетчика в прицел, и надавил на спусковой крючок.
Сквозь рев ливня раздался еле слышный стрекот — и пронзенный очередью Бобер рухнул на землю. Пули прошили ему бедра. Дико голося и конвульсируя, он барахтался в грязи.
— Суки! — взвыл Дичь, открывая огонь.
Заревели все четыре автомата, поливая окна ОВД ураганным огнем. Но никто не знал, куда стрелять — стрелка они прозевали, следя за Бобром — каждый на секунду поверил, что наркотики уже у них — и потерял бдительность. Рама, Дичь, Ваха и Штекер палили наугад по всем окнам, каждый орал — в правом ухе Рамы стоял рев из мешанины голосов. Но этот шум перекрикивали вопли смертельно раненого Бобра.
— Еще один есть, — прошептал Володя, резко упав вниз и вжавшись спиной в простенок под окном.
— Суки драные! — ревел Рама, меняя опустевший рожок автомата. — Дичь, сумку! Все прикрываем! Прикрываем!!
Снова заголосили автоматы. Дичь резво метнулся к сумке, вырвал ее из рук бьющегося в агонии Бобра. Бросившись назад, он поскользнулся и растянулся в мокрой грязи. Его тут же охватила паника. Воя, Дичь ползком бросился за спасительный автомобиль, волоча за собой сумку.
— Есть! — не веря, возопил он. — Готово! Есть!
Рама кинулся к Дичи. Рывком распахнул сумку.
— Получилось?! — радовался Дичь.
Рама до хруста зубов сжал челюсти, увидев, что находилось внутри. От ярости у него в глазах на секунду потемнело. Вспыхнула молния. Под канонаду грома с небес Рама снова поменял рожок автомата. И, когда раскаты стихли, прорычал в микрофон рации:
— Это порожняк! Внимание всем: мы начинаем! Спалим их к е… ням собачьим! Начинаем! Слон, как понял?! Начали! — он вскинул на Дичь такой лютый взгляд, что тот невольно отшатнулся. — Пошел!
Бобер продолжал истошно кричать, корчась в грязи, но сейчас он не интересовал никого.
Буров сбежал вниз. Вера в дверях оружейки заряжала пустые автоматные магазины, один патрон за другим. На полу перед ней шеренгой тянулись наполненные рожки. Семен тяжело дышал, сидя на углу около фонаря и батареи огнетушителей, готовых к применению.
Буров вытянул из кармана початую бутылку водки и протянул Семену. Тот изумленно уставился на опера.
— Если нужно хряпнуть для храбрости, ничего не имею против. Сейчас будет заваруха. Так что пей.
Семен кивнул. Схватив бутылку трясущимися руками, он жадно припал к горлышку. Услышав булькающие звуки, Буров отвернулся. Вера протянула ему рожки.
— Одиннадцать. Последний заполнен только наполовину. Это все, что есть. Остальные патроны только для Макаровых.
— Сойдет, — кивнул Буров. Быстро рассовав девять рожков по кармашкам бронежилета, Буров вернул оставшиеся два девушке. — Эти оставь себе.
— Думаете…?
— Ничего я не думаю. Но оставь. На всякий случай.
Семен крякнул, отрываясь от бутылки. Поморщился, снова крякнул. И протянул недопитую бутылку Бурову.
— Вы будете?
Буров многое бы отдал за то, чтобы выпить. Но цену этого он также понимал очень хорошо.
— Не сегодня.
Он хотел сказать что-то ободряющее и железнодорожнику, и Вере. Но в этот момент снаружи загремели автоматы. Пули кромсали оба этажа ОВД. Несколько пуль с треском прошили и без того дырявую дверь приемника. Пригнувшись, Буров по привычной темноте бросился к лестнице.
Когда он взлетел по лестнице, то сразу понял, что началось. Из ближайшего кабинета вывалился Володя с автоматом в руках, его лицо озарялось беснующемся внутри пламенем.
Буров вздрогнул, когда увидел перекошенное лицо Володи и его дикий взгляд.
— Бутылки! — прокричал сын. Он рванул в соседнюю дверь, с ходу начиная палить по окну.
— Береги патроны! — заорал Буров, бросаясь в одну из дверей. Прыгнув к окну, наугад выпустил короткую очередь. Одна из пуль пронзила тень раненого, которая ковырялась, выла и сучила руками в грязи между двумя машинами налетчиков.
Бобер затих навсегда.
Шквал пуль ответил Бурову. Отскакивая от окна, он успел разглядеть человека, который бежал с двумя факелами в руках к ОВД, пока остальные прикрывали его огнем.
Бутылки с зажигательной смесью.
Буров услышал звон стекла. Он рванул в коридор, плечом распахнул соседнюю дверь. В тот же самый момент вторая бутылка разлетелась об решетку окна в двух метрах от Бурова, и весь квадратный проем вспыхнул ярким красным пламенем. Буров шарахнулся. Запрыгнул на стол и с него дал короткую очередь вниз, наугад — целиться было невозможно — перед собой Буров видел лишь шипящее, извивающееся и разрастающееся пламя. Горящие шмотки пламени запрыгали на пол.
В коридоре Бурова встретил Марсель.
— Помочь?!
— Держи задние окна! — закричал Буров — Мы сами! Держи двор!
Буров рванул к собственному кабинету. Ворвавшись, увидел, что окно ярко полыхает. Веселыми чертятами красное пламя скакало по полу. Буров бросился к шкафу, распахнул его и схватил укладку с противогазом. Где-то рядом тарахтел автомат. Звон стекла, шипенье пламени и топот ног — Володя менял позицию.
Это конец, похолодел Буров. Но лишь перекинул лямку укладки с противогазом через плечо и рванул назад в коридор.
— Твою мать! — заорал Акулов, оглядываясь. Через распахнутую дверь он увидел кабинет напротив — окно полыхало ярким пламенем, которое разрасталось на глазах. — Они нас спалят к е… ням!
Марсель в соседнем кабинете слышал его. Слышал топот ног — это был или Володя, или Буров, он не знал. Но не отвечал, напряженно вглядываясь в темноту. Марсель не мог поверить, что нападавшие так просто будут жечь фасад и наплюют на заднюю сторону ОВД. «Хотят, чтобы мы все свалили из горящего здания во двор — и завалить нас на выходе?» — гадал он. Возможно. Марсель сжал рукоятку автомата и еще пристальнее и напряжённее продолжил вглядываться в темноту. Впереди, по диагонали через двор, черной пастью зияли распахнутые ворота ОВД.
Марсель ждал.
— Падлы! — бесновался Акулов за стеной.
Володя ворвался в кабинет, по которому работал один из налетчиков — пули щелкали по решеткам, вгрызались в стену и потолок. Володя бухнулся на пол около письменного столе, надвинув каску на лицо.
Сколько окон ОВД уже полыхают? Как быстро огонь охватит кабинеты? Как быстро пламя выйдет в коридор?
В сейфах находились десятки оперативно-розыскных и уголовных дел. Володя понятия не имел, спасутся ли они — все сейфы в ОВД были старые, дышали на ладан, в некоторых сейфах в щель между дверцей и корпусом можно было просунуть палец…
Бах! — об решетку в метре от Володи разлетелась бутылка с зажигательной смесью. Пламя зашипело, встретившись с дождем снаружи, и перекинулось внутрь. Володя, вскинув голову, увидел, как огонь заплясал над окном, лобызая потолок. Автоматы продолжали колотить и изрыгать пули, но теперь они работали по другим окнам.
В углу во внушительном горшке росла какая-то дрянь, похожая на лопух. Володя схватил ее за толстый, в руку толщиной, стебель и, вложив всю силу, швырнул на окно. Горшок разлетелся об решетку, засыпая подоконник и пол землей. Часть огня сбилась, присыпанная землей, но пламя не погасло — уже вовсю полыхал старый деревянный подоконник.
— Ааа! — взревел Володя, пуская очередь в объятое пламенем окно.
Акулов дернулся, услышав крик, обернулся. Через распахнутую дверь бывшего кабинета, ставшего теперь лишь его огневой позицией, Акулов видел тусклое зарево. По коже пробежала дрожь. Что угодно, только не сгореть, подумал он. Что угодно, только не сгореть!!!
Марсель невольно вздрогнул, когда ему показалось, что на углу кто-то есть. Щурясь, он замер, отчаянно всматриваясь сквозь потоки ливня в темноту. Снова вспыхнула молния. Как начерченный белом на черной доске, в 20 метрах от Марселя возник освещенный сиянием силуэт человека с автоматом. Марсель нажал на спусковой крючок.
Понеслась!
Короткая очередь протарахтела. Силуэт дернулся, но тут же вернулся снова черным пятном. Прогромыхал мощный раскат грома, и сквозь этот грохот Марсель вдруг различил странный новый звук — одновременно трескучий и ухающий, словно что-то тяжелое со свистом провалилось в трубу.
Марсель ответил очередью, чувствуя, как холодеет. Что это?!
Акулов тоже услышал звук, с трудом заставил себя обернуться от двери и впериться в окно.
Но увидеть он ничего не успел.
Граната из подствольного гранатомета Слона врезалась в перекрестье металлических прутьев оконной решетки. Разрываясь с мощным грохотом, граната разнесла половину решетки и часть кирпичной кладки около окна. Ударной волной Акулова швырнуло через весь кабинет, разрывая его лицо и грудь. Десятки осколков гранаты, металла и камня пронзили тело Акулова. Мертвое растерзанное тело дежурного мешком плюхнулось на пол.
— Гранаты! — взревел Марсель, сдавив спусковой крючок. Автомат в его руках бился в судорогах, накрывая смертоносным огнем ворота, а в ушах стоял лишь грохот взрыва. — У них гранатомет!!
Жданов на секунду остановился, прислушиваясь. Ему показалось, что он слышал какой-то странный звук. Жданов прислушивался, но больше не было ничего — только рев воды. Наверное, гром, мысленно буркнул Жданов и двинулся дальше.
Жданов брел по пустынным темным улицам в дождевике, освещал себе дорогу фонариком и чувствовал себя самым несчастным человеком на планете. Дежурные смены в тепле, даже ППСники с крышей над головой, и только его, Жданова, проклятый Гейзер — так между собой МОБовцы именовали майора — послал выполнять свои тупые прихоти. Если он станет начальником ОВД, намучаемся, вздохнул Жданов.
Подходя к аптеке, Жданов услышал далекие звуки, похожие на треск горящих дров или… или на выстрелы. Мысль с выстрелами он отогнал сразу. Щурясь от потока бьющей в лицо воды, Жданов свернул за угол.
Первое, что он увидел — странное зарево, дрожащее с фасадной стороны ОВД. Костер перед отделом? Под дождем? Или что-то горит? Что за…?
Жданов сделал еще пару шагов, тщетно пытаясь сообразить, что происходит, когда вдруг вспыхнула молния. Жданов окаменел, увидев через дорогу у распахнутых, покореженных ворот человека в камуфляже. Человек возился с автоматом, что-то запихивая в область ствола — что, Жданов не разглядел — и что-то кричал.
Нет, подумал Жданов. НЕТ!
Он понял все. Жданов развернулся и побежал.
— Повторяю, одного снял! — кричал Слон, перезаряжая подствольник.
А потом он увидел силуэт человека на углу аптеки — тот бежал за спасительный угол. Земля была покрыта водой и грязью. Снова вспыхнула молния — Слон разглядел, что это человек в длинном дождевике, который махал руками и старался не поскользнуться и не упасть в грязь.
Слон прицелился и послал ему в спину короткую очередь.
Человек упал.
Жданову прострелило позвоночник. Упав лицом в грязь, он сразу понял это. В спину словно вставили раскаленную кочергу, отделившую низ его тела от верха. Жданов чувствовал мокрую мерзкую грязь лицом, ладонями и даже грудью — но ниже не было ничего. Словно кроме головы, рук и груди у него ничего не осталось. Позвоночнику кирдык. Пули копошились где-то внутри него, из разорванных внутренних органов хлестала кровь, заливая изнутри брюшину. Жданова поразило, какой спокойной для него была эта мысль. «Не жилец».
Но и руки не слушались. Он зарылся в складках дождевика, негнущимися пальцами нащупал в кармане сотовый. Доставая телефон, уронил его в грязь. Только не это! Пальцы скрутило судорогой — странно, при этом особой боли во всем теле Жданов не чувствовал. Он констатировал как факт, что не чувствовал своего тела, кроме верхней четверти, и что в его позвоночник. Жданов попытался закричать, но из груди вырвался лишь слабый хрип, который не расслышал он сам.
Жданов поднял облепленный мокрой грязью сотовый и непослушным, словно отмороженным на лютом холоде, пальцем снял блокировку. Экран вспыхнул последним ярким пятном света в его жизни. Жданов ткнул кнопку повторного набора. Сквозь пятно грязи на мокром дисплее он увидел длинный 11—значный номер и имя абонента — «Гензер».
Слон, пригнувшись, подбежал к углу, высунулся — но автоматная очередь загнала его назад в укрытие. Пули щелкали об кирпичную кладку, сбивая куски с угла здания, в 10–15 сантиметрах от лица Слона. Паскуды мусорские, подумал Слон, отворачиваясь.
И вдруг в кромешной тьме улицы он различил огонек.
— Живучая, паскуда!
Прицелившись, Слон дал две короткие очереди в темнеющий на углу аптеки силуэт.
Первый залп ушел в молоко. Второй кучно вошел в основание черепа Жданова. Участковый умер еще до того, как его лицо плюхнулось в грязь.
Но телефон сделал свое дело. Рука мертвого Жданова продолжала сжимать трубку, которая дозвонилась до майора.
— Гензер, слушаю.
Из динамика на него хлынул гул дождя, чавканье и всплески. Гензер поморщился, прикрыл второе ухо ладонью и громче повторил:
— Жданов, алло! Говори!
Ничего, кроме рева стихии.
Слон не стал рисковать и выглядывать из-за угла. Он высунул автомат, держа его на вытянутых руках, и послал наугад гранату из подствольника. Судя по мощному грохоту, она врезалась в стену. А в ответ затарахтел автомат. Слон едва успел отдернуть оружие. Пули щелкали о мокрый асфальт прямо перед Слоном.
— Твою же мать! — бесился Слон, делая шаг назад.
Гензер вздрогнул.
— Жданов? Ты меня слышишь?
Трубка молчала. Лишь хлюпанье воды и грязи — и далекие, слышимые, словно помехи в эфире, трескающие звуки.
Гензер стоял, как оглушенный, посреди пустого вестибюля приемного отделения хирургии ЦРБ. Он убрал телефон, чувствуя, как в груди что-то тревожно холодеет и сжимается.
На лестнице загромыхали шаги. Быстро спустился Крук.
— Федь, что-то есть! — бросил он. — На выезде из города у переезда ДПСы тормознули машину, она в угоне! Проверим?
— Нет, — голос Гензера от волнения был скрипучим и почти хрипящим. — Едем в отдел.
— Что?
— В отдел! — приходя в себя, громко повторил Гензер. — Позвонил Жданов! Его кажется… Там выстрелы, Жень! Быстро в отдел, поехали!
Он первым выскочил из здания хирургического отделения. Его машина стояла около неотложки с красным крестом. Продираясь сквозь стену воды, Гензер добрался до машины, прыгнул за руль и завел ее. Из-за шума ливня Гензер даже не услышал звука работающего двигателя.
Все в голове Гензера встало на свои места. Вечернее изъятие огромной, самой крупной в истории Елецка, партии наркотиков. Расстрел патруля на самом удаленном от ОВД участке городка. Отключение света. И странное молчание дежурной части.
Когда Крук опустился рядом, Гензер дал по газам. Машина сорвалась с места.
— Звони всем, до кого дозвонишься! У нас беда!
— Что делать?!
— Туши!
Буров дернул рычаг огнетушителя. Мощная струя пены ударила в забаррикадированное окно около центрального входа в ОВД, которое полыхало: пламя за мгновение охватило все нехитрые, деревянные баррикады.
— Семен, хватай один огнетушитель и тащи наверх! — кричал Буров, запоздало поняв, что совсем недавно Семен принес его со второго этажа. — Там тоже все в огне!
Задевая огнетушителем углы, Семен согнулся в три погибели и засеменил к лестнице. Огонь бушевал за каждой второй дверью. Весь первый этаж ОВД был охвачен треском горящего дерева. За железной дверью разбилась очередная бутылка, и даже через замочную скважину Буров увидел вспышку света.
Вера вбежала в актовый зал. Половина помещения была охвачена огнем: полыхали все три окна, огонь плясал на шторах, на деревянной облицовке стен, скакал по стульям и трибуне. Вера с криком нажала рычаг. Струя пены врезалась в стену огня, но пламя с хищным шипением лишь взвилось до потолка, словно ощетиниваясь.
Вера поскользнулась на чем-то и рухнула вниз, больно ударившись затылком об пол. Попытавшись подняться, нащупала ладонями кровь. В метре от нее, ярко освещенный заревом пламени, лежал труп Михалыча.
— Ааааа! — в ужасе завизжала Вера во весь голос, отшатываясь.
Прострекотала автоматная очередь. Пули саранчой вгрызлись в деревянную облицовку стены — на том самом уровне, где до падения находилась голова Веры.
Повизгивая от ужаса, она поползла к спасительной двери. Несмотря на шок, в голове проклокотала мысль: огнетушитель! Вера повернулась, вновь едва не плюхнувшись на тошнотворной темной крови, трясущимися пальцами ухватила короткий шланг огнетушителя и буквально выкатилась из кабинета.
— Мамочки! — кричала она, лихорадочно вытирая окровавленные руки о грязную форменную юбку. — Там все в огне! Господи!
— Не лезь туда! — заорал Буров. Залитый пеной почерневший стол тихо тлел, распростряняя дымок и мерзкий запах. — Там ничего ценного!
— Что?
— В актовом зале ничего ценного! — срывая голос, кричал Буров. Он подбежал к Вере, помогая ей встать, и это спасло его: с диким оглушительным грохотом граната, влетев в окно фойе, разорвала столешницу. Куски баррикады Бурова разлетелись в разные стороны. Через секунду о решетку со звоном разлетелась бутылка с зажигательной смесью, и хищные яркие струи огня запрыгали по полу.
— Твою мать! — заголосил Буров, давя на клапан огнетушителя. — Вера!
— Давай! — перекрикивая гром, провозгласил Рама.
Весь фасад ОВД был залит огнем. Полыхало каждое второе окно на обоих этажах. Пламя так и норовило вырваться наружу, но его, сбивая в дым, гасил ливень. Огню оставалось лишь одно — пожирать внутренности старого ветхого здания.
— Давай! — повторил Рама и, махнув Вахе рукой, дал очередь по одному из пока еще не горящих окон.
Ваха прыгнул в машину, повернул ключи. Взревел двигатель. Развернув машину задом к зданию ОВД, Ваха почти наощупь — в зеркалах заднего вида было лишь дезориентирующее пламя — пополз назад.
— Хорош! — Штекер кулаком двинул по багажнику джипа. Ваха притормозил. Штекер прицепил один крюк троса к бамперу. Крепко сжимая второй крюк, Штекер пополз к одному из полыхающих окон. Пересекающие друг друга прутья решетки полыхали, похожие на присланный из ада кубик Рубика. Штекер швырнул крюк на окно и резко дернул на себя. Крюк зацепился за решетку. Штекер прыгнул к машине и снова двинул кулаком по багажнику:
— Пошел!
Ваха дал по газам. Джип, ревя двигателем, устремился вперед. Трос натянулся — и с грохотом и звоном полыхающая решетка вылетела из оконного проема.
— Другое! — кричал Рама, прикрывая огнем работу Вахи и Штекера.
Из одного из окон второго этажа огрызнулся автомат. Рама пальнул в ответ, видя искры, которые пули выбивали об металл решеток.
— Дичь, третье окно! Третье слева! — кричал Рама. — Второй этаж!
Дичь выхватил бутылку из сумки. Это была пивная бутылка с натянутой на нее тряпичной рабочей перчаткой. Средний палец застыл в виде соски, остальные пальцы были крепко-накрепко связаны между собой. Спрятавшись за укрытие в виде заднего колеса джипа Kia sportage, Дичь мокрыми пальцами наощупь отвинтил крышку. Встряхнул бутылку. Горючая смесь, состоящая из бензина, керосина и машинного масла, в мгновение ока промочила торчащий палец перчатки — это был запал. Чиркнул бензиновой зажигалкой. Запал-палец вспыхнул. Потоки дождя норовили загасить его, но горючее так просто не сдавалось.
— Прикрой! — заревел Дичь и бросился к ОВД. Рама открыл огонь по второму этажу переводя автомат с одного окна на другой. Дичь с размаху запустил бутылку. Она разлетелась об решетку нужного окна, и тут же с мощным шипением огонь охватил весь оконный проем.
Тем временем Штекер уже накинул крюк на другое окно первого этажа.
— Давай!
Джип взревел и, ринувшись вперед, наехал на руку валявшегося в грязи Бобра. Он был мертв и сейчас никого не интересовал. Гораздо важнее было то, что только что Ваха вырвал с мясом уже вторую оконную решетку.
Володя не поверил своим глазам — до этого помещения огонь еще не добрался. Что здесь находилось? Два стола, плакаты-агитки. Кажется, отдел УР по розыску пропавших. Володя прыгнул к окну. Паля вниз, он увидел джип. Сквозь звуки стрельбы и рев ливня Володя расслышал грохот решетки — она проскакала за джипом пару метров и затихла в грязи.
— Суки! — ахнул он, холодея. — Суки!!!
Володя вскинул автомат и открыл огонь по джипу, целясь в крышу точно над водителем. С оглушительным звоном о решетку перед ним разлетелась бутылка. Полыхающие огнем осколки стекла разлетелись в разные стороны, вонзаясь в лицо Володи.
— Аааа! — истошно заорал он, прыгая на пол.
Он лихорадочно принялся сбивать лицо, до боли колотя себя по щекам. По пальцам сочилась кровь, но Володя ощущал лишь жар. Тяжело дыша, он отполз в сторону и в ужасе открыл глаза. Его лицо было цело. Володя издал стон облегчения.
В панике он бросил автомат. Володя прыгнул за ним. В этот момент клубок огня сорвался с решетки и в мгновение ока охватил его руку. Кожу обдало диким жаром.
Володя животно взвыл и принялся колотить себя по руке. Кажется, он упал на пол. Рукав полыхал все сильнее, — Володя чувствовал, как на его глаза обугливается и горит его кожа.
— АААА!!! — голосил Володя и мощным рывком оторвал полыхающий рукав. Кожа дымилась, но не горела. — Б… дь, твою мать, б… дь! — скулил Володя, слыша собственный голос, как во сне. На секунду зажмурился.
А потом закашлялся. Открыв глаза, Володя увидел, что все вокруг в дыму и огне. Голова кружилась. Володя уткнулся носом в рукав левой руки, но дым уже попал в легкие, и он снова закашлялся. Володе казалось, что сейчас с кашлем он выплюнет свои легкие — его выворачивало.
Рама сжал зубы, увидев, как джип под управлением Вахи наехал на труп Бобра — переднее колесо прокатило по его груди и раздавило голову. Рама отвернулся, чтобы не видеть этого. Мысленно он исторгал матные проклятия.
Но дело было важнее. А Бобер уже был мертв.
— Готово! — прокричал голос Штекера в наушнике рации. — Четыре окна!
— Противогазы? — рявкнул Рама.
Дичь кивнул и распахнул заднюю дверцу джипа, выволакивая объемный рюкзак…
…Володя упал. Глаза слезились. Мозг пронзила полная ужаса мысль: дышать! Ему не хватало воздуха. Володя не мог дышать! Хрипя, заливаясь слезами и не видя перед собой ничего, кроме пламенных скачущих чертей, Володя пополз наугад.
Потом он упал.
Уже теряя сознание, Володя слышал, что продолжает кашлять — оглушительно, до тошноты, словно изрыгая внутренние органы.
Пляскин прошел через все круги ада. Умирая от ломки, он трясся в углу провонявшей мочой и потом камеры ментовского обезьянника. Звуки стрельбы, грохот и животные крики были настолько невыносимы, что один раз он даже отключился.
Пляскин пришел в себя от того, что чесал вены — он делал это с таким остервенением, что даже в темноте разглядел темные полосы — он содрал кожу до крови. Штаны были мокрые. Мысль, что он обмочился, его уже давно не пугало — такое при ломке бывало не в первый раз.
Пляскин стиснул зубы. Чесалось все. А еще его бил озноб, но это было не из-за сырости, потому что его попеременно бросало то в жар, то в холод.
Пляскин был уверен, что он умирает. И что он умрет прямо здесь и сейчас.
— Нет, — лепетал он. — Не надо. Нет…
В воспаленном сознании всплывали такие чудовищные образы, что от страха Пляскин чесался еще сильнее. Суставы выворачивало, словно кто-то с огромной силищей выкручивал ему руки и ноги в локтях, лодыжках, запястьях и коленях. Пляскина вырвало. А потом, когда он упал на пол со скамьи и больно ударился челюстью о бетон, Пляскин понял — нужно что-то делать!
Ползком на четвереньках он выбрался в дежурку. По помещению плясали жуткие тени, а в ушах стоял гул и треск. Пляскин перевел стеклянные глаза на зарешеченную перегородку и ахнул — точнее, застонал — от ужаса, увидев столбы пламени в фойе ментуры.
Пляскин пополз к двери, чувствуя, что раздирает кожу об разбросанные по полу осколки — того, что еще недавно было стеклом перегородки между коридором и дежурной частью. Попытался открыть дверь, но не рассчитал и просто вывалился в коридор.
В трех-четырех метрах от него Буров и Вера боролись с огнем. Пламя охватывало уже половину фойе. Обломки нехитрых баррикад, разрушенных взрывом, полыхали там и здесь. Когда Буров и Вера тушили пламя на одной стене, огонь уже расходился на второй, приближаясь своими языками к дежурке.
— Вера, там! — узнал Пляскин дикий голос Бурова. — Веером! Разбрызгивай веером!
Пляскин, подстегиваемый инстинктом самосохранения, пополз по коридору. Больно ударился головой о дверь распахнутой камеры для вещдоков. Перевел глаза внутрь — и обомлел.
Всеми фибрами своей дешевой душенки Пляскин почувствовал, что перед ним именно героин. Пакет с тугим порошком, плотно обмотанный скотчем. Голос Пляскина в благоговении затрепетал в его глотке. Схватив сверток, он прижал его к груди и пополз вперед. Откуда-то появились силы. Смыться и уколоться! Смыться и уколоться! Пляскин поднялся на ноги и нетвердой шаркающей походкой пополз, куда глаза глядят.
Семен, жалобно скуля, пытался тушить огонь на втором этаже. Распахнутый перед ним кабинет был охвачен огнем. Семен пустил струю пены в центр яркого огнедышащего варева, которое грозно заскворчало в ответ.
Из двери в двух-трех метрах от него выбилось пламя. Завихряясь и разгораясь на сквозняке, оно мигом охватило пол, стены и перекинулось на потолок.
Семен закричал. Перевел шланг огнетушителя на пол. Тугая струя пены ударила вперед, пробивая дорожку сквозь огонь. Но пластиковая обивка на стенах уже плавилась и отделялась, извиваясь черными змеями и хороня под собой результат трудов Семена.
Железнодорожник попятился назад и упал. Огнетушитель ударил его в грудь и куда-то откатился. Семен пополз назад, чувствуя, как надвигающийся огонь обжигает его кожу.
Он оказался у распахнутой двери. Глянув внутрь, Семен невольно закричал. На полу полыхающего кабинета извивался, царапая пол скрюченными пальцами, молодой ППСник.
Довольно! Охваченный ужасом, Семен закричал в полную глотку. Огонь, словно огрызаясь, вспыхнул совсем рядом.
Семен бросился вниз по лестнице.
Пляскин выполз в какую-то дверь и увидел перед собой лестницу наверх. По темному потолку над ступеньками плясали отблески огня — в этом было что-то первобытное — и настолько жуткое, что Пляскина снова вырвало. А может, виной всему была убивающая его ломка. Сплевывая рвоту, Пляскин прополз вперед — и вдруг потерял равновесие. Он скатился по ступенькам и ударился ногами в железную дверь.
Мутный разум взорвался в голове: задняя дверь! В прошлом году, когда перед ментурой вырыли траншею — кажется, там прорвало какую-то трубу — Пляскина доставляли в ОВД через двор. И заводили в дверь под лестницей!
Надежда обожгла его внутренности. Выход! Пляскин поднялся, прижимая к себе заветный пакет с белым порошком. В темноте нащупал засов. Лишь повиснув на нем всем весом, Пляскин сумел отодвинуть его. Дверь распахнулась, и в лицо ему ударили свежий ветер и дождь.
Свобода!
Спотыкаясь, Пляскин побежал к распахнутым воротам.
Семен на повороте упал и растянулся на ступеньках около трупа бандита. Его затрясло еще больше. Почти обезумев, Семен оттолкнул себя от трупа — и покатился по ступенькам вниз.
Когда он рухнул на пол первого этажа, то почувствовал, что сейчас отключится. И в этот момент дуновение свежего ветра привело железнодорожника в чувство. Он встал на ноги, не понимая, что происходит. И прямо перед собой увидел распахнутую дверь ОВД. За ней находился внутренний дворик.
Со всех ног, подвывая от радости, Семен бросился туда.
Выбежав в темноту, Семен замер в нерешительности. Услышал шлепанье чьих-то ног по лужам.
На помощь пришла молния. Прорезав небо наискосок, вспышка осветила бегущего к воротам Плаксина. И одинокую машину, стоявшую совсем рядом — буквально в трех-четырех метрах от двери.
Пляскин уже подбегал к воротам, когда та же самая мощная молния нарисовала на углу ОВД здоровенного амбала с автоматом. Пляскин похолодел и истошно заголосил, продолжая бежать:
— Не стреляй, братва! Я свой, я не с мусорами! Братва, не —!
Слово «стреляй» захлебнулось в автоматной очереди. Прицельная, она вонзилась в грудь Пляскина и отбросило его, истекающего кровью и хрипящего, на мокрый асфальт. При падении Пляскин ударился затылком об асфальт, услышал напоследок противный хруст собственного ломающегося черепа — и умер — продолжая прижимать к груди самое ценное, что когда-либо было в его жизни.
Полиэтиленовый пакет с 0,5 кг чистейшего афганского героина.
Услышав стрельбу, Семен бросился к машине и забился в тень. Водительская дверца была приоткрыта. Повинуясь инстинкту, он потянул дверцу на себя.
Из «Шевроле-нивы» на Семена вывалился расстрелянный труп мордоворота. Семен стиснул зубы, чтобы не заорать от ужаса, потому что где-то совсем рядом прогремела автоматная очередь.
— Кто открыл?! — орал Марсель в сторону коридора, выпуская через решетчатое окно короткие предупредительные очереди по воротам ОВД. — Кто б… дь открыл дверь?! Народ?! Да вашу мать, где все?!
Вместо ответа он слышал лишь треск пламени. Марсель выматерился. Из-за угла что-то коротко вспыхнуло. Марсель успел шарахнуться в сторону, и пули щелкнули по решетке, улетев вникуда. Марсель дал последнюю очередь — и его магазин опустел.
— Твою же сука мать!
Марсель вырвал рожок, лихорадочно меняя заряд. Выглянул в окно. Тень громилы неслась к дверям. Марсель закричал, поторапливая сам себя. Магазин вошел в корпус автомата, характерно щелкнуло. Марсель вскинул автомат, чтобы открыть огонь — и понял, что его обыграли.
Тень громилы резко вильнула в другую сторону и исчезла из поля зрения.
Слон решил идти в обход и ушел из-под огня, который вели со второго этажа. Он подбежал к ближайшей точке под окнами первого этажа, пригнулся и побежал к распахнутой двери, теперь уже защищенный толстой каменной стеной.
— Сзади открыто! — прокричал он в микрофон рации. — Повторяю, сзади открыто! Я захожу!
Чертыхаясь во весь голос, Марсель выскочил в коридор. Одного взгляда вперед было ясно, что этому зданию конец. И им всем — тоже. Огонь заполнял собой весь дальний угол коридора, пламя бушевало за каждой дверью с фасадной стороны. Едкий дым тянулся по потолку, обволакивая стены и постепенно спускаясь ниже. За распахнутой двери кабинета на полу лежал Володя, раскинув руки. Его ногти впились в линолеум. Марсель взвыл, устремляясь к лестнице.
В фойе ОВД Буров и Вера продолжали бороться с огнем, подступающим к ним со всех сторон. Пламя завоевало половину первого этажа — огнедышащая стена огня полыхала сразу за лестницей на второй этаж. Но и на их половине огонь бушевал в каждом кабинете. Буров и Вера боролись за одно — за короткий участок коридора от лестницы к дежурке.
— Что теперь? — в панике кричала девушка. — Что нам делать?!
— Где все?! — орал Буров, на широко расставленных ногах поливая выбивающиеся из комнаты старшины-снабженца хищные языки пламени. — Где Володя?! Семен? Б… дь, Володя, где Володя?! Тащи их сюда! Всех!
— Но что мы будем делать? — визжала Вера, махая руками. Все мужество, которое она держала в себе, сейчас улетучилось перед лицом всепожирающего огня. — Нам некуда бежать!
— Обезьянник! — прорычал Буров. — Это старая постройка! Только камень! Двери из железа! Мы идем туда! Но тащи, твою мать, остальных сюда! Пока не сгорели заживо! Вера, беги, твою мать, беги!!
Шланг огнетушителя изрыгнул последнюю струйку пены. Матерясь, Буров швырнул баллон в сторону и схватил с пола последний огнетушитель.
Последний. Других нет.
Они обречены.
Если только…
— Быстрее! — орал Буров вслед убегающей Вере.
Марсель несся по лестнице, думая лишь о громиле. Перепрыгнул через труп Круглого. Во время прыжка через последние ступеньки развернулся и дал очередь по двери еще до того, как приземлился.
Слон успел дернуться и исчезнуть за дверью.
— Сюда! — выл Марсель. — Вашу мать, дверь!
Семен до крови закусил губу, чтобы не кричать. Перед ним у распахнутой дверцы «Шевроле-нивы» лежал все еще истекающий кровью труп, а Семен вдруг понял, насколько он беззащитен. Стреляли в нескольких метрах от него! Он даже подумать не мог о том, чтобы выглянуть.
— Повторяю, здесь открыто! — прорычал где-то совсем рядом зычный голос, и тут же сквозь шум дождя Семен услышал стрельбу и машинально пригнулся.
А потом его осенило…
…Вера подбежала к лестнице и налетела на спину Марселя. Она вскрикнула в ужасе, увидев распахнутую дверь.
— Прикрой меня! — крикнул Марсель.
— Где все?! — голосила Вера. — Где Володя?!
— Никого больше нет! — взревел Марсель. — Никого! Только мы, твою мать! Прикрывай меня!!
Вера сжала зубы, чувствуя, как из ее глаз брызнули следы. Володя… Она всхлипнула, кивнула Марселю и подняла оружие.
Плюхнувшись на корточки и автомат, Марсель короткими шажочками двинулся к распахнутой двери.
Семен заполз в машину. Сиденье было мокрым от крови. С огромным трудом поборов приступ тошноты, он нащупал замок зажигания. Сердце сжалось: ключ был в замке! Семен, почти прижавшись к рулю, посмотрел на ворота. Они были так близко!
И он решился. Семен повернул ключ в замке зажигания. Панель приборов послушно вспыхнула. Трясущимися руками Семен схватил руль. Дернул рычаг переключения передач, отжал сцепление и надавил на акселератор — и внедорожник послушно сорвался с места.
Слон выкатил глаза, увидев, как машина Француза срывается с места и пытается развернуться. Что это?! Поддавшись панике, он вскинул автомат и открыл огонь, поливая автомобиль свинцом.
Пули прошили салон насквозь. Пронзенный острой дикой болью, Семен вытянулся как струна. Его нога вдавила педаль газа в пол, и «Шевроле-нива», ревя, как огнедышащий дракон, устремилась назад.
Слон закричал, видя, что джип мертвеца несется прямо на него. Он голосил во всю глотку и продолжал стрелять, пока не высадил в автомобиль весь магазин. Но это не помогло: на полной скорости внедорожник врезался в него, впечатав в каменную стену около распахнутой двери.
Марсель отпрыгнул назад, когда от мощного удара задрожали стены. Пальнул короткой очередью. Машина заглохла и медленно покатилась вперед. Дико таращаясь на дверь и не веря в случившееся, Марсель побежал к двери.
— Не надо! — завизжала Вера. — Не надо!!
Слон хрипел, лежа в луже в метре от распахнутого черного входа в ОВД. Мощным ударом задним бампером внедорожника ему перебило и раздробило кости и внутренние органы. Из его рта толчками билась кровь. Безжалостный ливень хлестал в лицо, заливая глаза.
Марсель, пригнувшись, выглянул из двери.
Одного взгляда было достаточно для того, чтобы понять — с ублюдком покончено. Марсель бросил взгляд на машину. Заглохшая «Шевроле-нива», испещренная пулевыми отверстиями в сито, продолжала медленно откатываться от здания ОВД. Двор был покрыт толстым слоем воды, и внедорожник с расстрелянным Семеном за рулем казался «Летучим Голландцем», двигающимся по волнам.
У ворот никого не было. Но Марсель слышал, как ублюдок что-то кричал! Марсель прыгнул к нему, хрипящему, мокрому, умирающему, исторгающему кровь, и увидел микрофон рации — тот тонкой алюминиевой полоской тянулся от уха к окровавленным губам умирающего бандита.
Марсель склонился над Слоном, быстрыми движениями срывая микрофон с его лица. Провод вдоль одежды тянулся к одному из карманов камуфляжа. Лихорадочно глядя на ворота, откуда в любой момент могли показаться головорезы, Марсель принялся шарить по карманам, ища рацию.
В последнюю секунду перед смертью в глазах Слона прояснилось. Он почувствовал, где он. Почувствовал, что его тело ниже груди представляет собой искореженное кровавое месиво. Увидел перед собой лицо незнакомца, который шарил по его карманам и тяжело дышал.
Слон сжал рукоятку автомата. Приложил все силы, чтобы приподнять его.
— Куда?! — рявкнул Марсель, пытаясь вырвать автомат.
Но было поздно.
Подствольный гранатомет оглушительно выстрелил, выталкивая вперед смертоносный заряд.
Грохот сотряс воздух — взрывная волна, словно рука повара, взбила пламя в коридорах ОВД, и то завилось и закружило по стенам в буйной сжигающей все истерике.
Буров дернулся, оглядываясь назад.
Володя…!!
Вера истошно завопила, плюхнувшись на колени. В ушах стоял лишь звук взрыва.
Все это было выше ее сил. Она с диким пронзительным криком бросилась к двери. Выбежала в темноту и, крича от ужаса и паники, помчалась вникуда.
Буров бросил огнетушитель на пол, подхватил автомат и со всех ног рванул к лестнице, чувствуя, как страшное чувство овладевает им без остатка.
Вера не заметила, как выбежала на улицу. Крича во весь голос, она бежала, куда глаза глядят. Вспышка молнии ярко осветила пустынную улицу. Вера не узнала здание аптеки, она вообще не понимала, где находится. В голове главным животным инстинктом звенела только одна мысль: БЕЖАТЬ!
Из-за угла выскочил Штекер и Ваха. Ваха что-то закричал, но его зычный крик заглушил раскат грома. На бегу Ваха вскинул автомат и послал короткую очередь вперед. Штекер сквозь стену воды увидел далекий тонкий силуэт, удиравший в непроглядную темноту. Но сейчас было не до него.
— Во двор! — проорал Штекер и на полном ходу свернул в ворота.
Буров в один миг оказался у лестницы. Темно-серым пятном впереди зияла распахнутая дверь. Он бросился к ней, споткнулся обо что-то и упал. Шок крупной дрожью пронесся по его позвоночнику, когда, вставая, Буров уткнулся ладонью во что-то мягкое.
Это была оторванная рука.
Отчаянно стиснув зубы, чтобы не закричать, Буров подбежал к двери.
Очередная яркая вспышка молнии озарило пространство, ослепляя опера. То, что он увидел перед собой, повергло его в первобытный ужас. Труп громилы в камуфляже валялся в глубокой луже воды. Его живот, таз и ноги были смяты настолько, что полностью утопали в бушующей светящейся жиже. А в двух метрах от трупа лежала нижняя половина туловища, словно оторванная огромным динозавром — в ней Буров узнал Марселя.
В ворота вбежали Ваха и Штекер. Ваха открыл огонь первый. Пули врезались в стену в полуметре от Бурова.
Отчаянно крича, Буров дернулся назад, захлопнул дверь и дернул засов, запечатывая путь наружу.
— Б… ДЬ!!!! — протяжно взревел он, хватаясь за голову. Оторванные руки, отстрелянные головы, кровь, внутренности и всепожирающий огонь. Волна паники подхватила опера и понесла в тартарары. Буров сжал свою голову так, что череп затрещал. Его мозг разрывало изнутри. Он был готов сойти с ума. Всего этого не могло быть! Только не здесь! Только не с ним! Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда!
Он ревел, не видя перед собой ничего. Кажется, Буров упал на колени и уткнул лоб в жесткие деревянные перила лестницы на второй этаж. Буров истошно кричал, исторгая из себя дикие звуки. Он сходил с ума. Он сошел с ума. Весь мир сошел с ума. Мира больше нет. Ничего нет! Конец! Конец всему…
Автоматная очередь вернула его назад. Пули врезались в металлическую дверь, отскакивая от поверхности с таким звоном, что у Бурова зазвенело в ушах. Буров вскочил и отпрыгнул назад. В метре от лестницы, неумолимо приближаясь огнедышащей стеной, бушевало пламя.
Буров лихорадочно завертел головой, пытаясь сообразить, что делать. Как давно была открыта эта дверь? Где Семен? Где Вера? ГДЕ ВОЛОДЯ?!
Буров бросил взгляд наверх. На потолке плясали красные тени — второй этаж был объят пламенем.
Буров, подбадривая себя криком, рванул наверх.
Когда он бежал по верхнему пролету, за его спиной со звоном разлетелась бутылка с зажигательной смесью: налетчики со двора швырнули ее в окно на лестнице. Затылком Буров ощутил, как яркий жар вспыхивает, разбрызгивая самого себя во все стороны.
Его сын был там. Буров чувствовал это. Володя оставался на втором этаже, чтобы сдерживать атаку упырей.
Теперь Буров знал, что умрет. Умерли почти все, кто имел несчастье приблизиться к этому проклятому зданию в эту ночь. Старый алкоголик-опер не исключение.
Но его сын обязан был жить.
— Володя! — прокричал он, выбегая на объятый пламенем этаж. — Сын!
Вера бежала, не чувствуя почвы под ногами, не видя ничего вокруг, слыша лишь проклятый гул проклятого ливня и собственный крик.
Впереди показался свет. Дергаясь и трепеща, два ярких пучка света приближались на большой скорости. Вера замерла как вкопанная. Что это? Ответ был ужасен — это машина. Это они! «Нет! Не подходите!» Они догнали ее! Как?! Вера трясущимися руками подхватила автомат и побежала в сторону, чтобы укрыться от несущейся прямо на нее машины.
Свет фар, трепеща, все приближался. Выхватил кусок улицы, где находилась Вера. Она не узнавала ничего вокруг, но в нескольких шагах от себя увидела тело в дождевике. Вера закричала.
Фары ослепили ее. Послышался визг тормозов. Вера вскинула автомат и открыла огонь, крича что есть сил:
— Не подходи! Убью! Назад!
Из машины выпрыгнули люди. Они что-то орали. Вера продолжала палить, не видя, куда, и кричать, пока сквозь собственный рев не услышала знакомое «Вера!». Вера вздрогнула, продолжая скулить. Продираясь сквозь стену низвергающейся сверху воды, к ней бежали двое. Одного Вера не узнала, но при виде второго у нее сжалось сердце. Полицейская форма!
— Вера! — кричали Гензер и Крук. — Опусти оружие! Вера! Это мы! Ты что творишь?! Вера!
Вера, бледная, с перекошенным и полуобезумевшим лицом, смотрела на них, не в силах поверить.
— Вера, что такое?! Вера, свои! Узнаешь? Вера!
Вера их узнала и, кажется, поняла, что для нее все позади. Потому что бросила автомат и, рыдая, бросилась к Гензеру. Она рыдала у него на груди, сотрясаясь и крича что-то бессвязное сквозь потоки слез.
— Что случилось, Вера? Вера?
Она продолжала рыдать, всхлипывать, дрожать и подвывать. Гензер схватил ее за плечи и чуть встряхнул, крикнув в лицо:
— Вера! Где все?! Что там происходит?!
Сотрясаясь от рыданий, Вера выдавила:
— Их всех убили!
— Володя! — перекрикивая оглушающий треск огня, который пожирал все на своем пути, орал Буров. — Володя!
Он ногой распахнул первую дверь. Весь кабинет был охвачен огнем. Как только дверь распахнулась, адским чудовищем столб огня рванул в коридор. Буров отшатнулся, прикрывая лицо рукавом, прыгнул ко второй двери и пинком вынес дверь.
— Володя! Володя! Ты где?!
Облицовки на стенах не было, и в комнате полыхали стол и шкаф у стены. Огонь тонким слоям яркого газона полз по полу, подкрадываясь к двери. Буров метнулся к третьей двери, плечом распахнул ее и приготовился крикнуть, но из его рта вырвался лишь возглас ужаса.
В метре от двери лежал Володя. Вся стена с выходящим на улицу окном сияла ярким жарким пламенем. Похожие на маленьких человечков снопы огня прыгали по полу, затухая на полпути к Володе, но им на смену приходили все более и более быстрые и ретивые. С грохотом обвалился, догорая, стол у стены. Комната была заполнена едким черным дымом.
— Володя! — голосил Буров. Он бросился к распростертому на полу сыну. На голой правой руке Володи пунцово бурлили ожоги. Володя, видимо, пытался карабкаться к двери — его изогнутые пальцы до крови впились в линолеум на полу.
— Володя!
Буров подхватил сына подмышки и выволок в коридор. Пламя бушевало с обеих сторон. Буров склонился над сыном. Открытый черный от сажи и дыма рот, закрытые глаза. Многочисленные царапины покрывали его щеки и лоб, из разрезов сочилась кровь.
— Володя?!
Буров похлопал его по щекам. Ноль. Лихорадочно принялся шарить на шее сына, пытаясь нащупать пульс. И, не выдержав, вскрикнул от радости. Пульс!
— Живой! — дрожащим голосом закричал Буров. — Живой, б… дь, живой!
Это придало Бурову сил. Только что он с трудом выволок в коридор здоровяка-Володю. Сейчас же Буров легко подхватил его под руками, прижал к себе и попятился к лестнице, волоча сына. Буров плакал, спускаясь по ступенькам. Пятки Володи в тяжелых форменных ботинках стучали на каждой ступеньке. «Живой!», — клокотала в голове Бурова единственная мысль, которая была для него сейчас важной. «Живой!»
Средняя площадка между двумя лестничными пролетами полыхала. Буров стиснул зубы и, убыстряя шаг, протащил Володю через огонь. Штаны на ногах сына загорелись. Буров закричал, подгоняя самого себя, и быстро спустил сына на первый этаж.
— Потерпи, Володя! Сейчас! Потерпи!
Буров стащил Володю с лестницы, которая разгоралась все больше — огонь со змеиным шипением перебросился на перила и заскакал по ним вверх и вниз. Опер поволок Володю по коридору к дежурке. Брошенное им фойе полыхало полностью. Огонь был уже на пороге дежурки.
— Ах ты б… дь! — не выдержал и ахнул Штекер, когда луч подствольного фонаря уперся в чьи-то оторванные ноги. Он невольно выматерился, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. Штекер отвернулся, лишь сильнее стиснув автомат.
Ваха был гораздо более хладнокровным. Вырвав автомат из мертвых рук Слона, Ваха прощупывал карманы его разгрузки.
— Есть! Нашел!
Ваха выудил из кармашка гранату и быстро зарядил подствольник. В наушнике Штекер услышал хриплый от радиопомех рык Рамы:
— Мы заходим!
Ваха отскочил назад, навел автомат на дверь и жахнул с полуприседа. Гранатомет со свистящим уханьем выплюнул заряд и врезался в дверь. Оглушительный рев взрыва, скрежет металла и стук падающих кирпичей. Когда облако пыли развеялось, Штекер увидел наполовину разорванную дверь, которая лишь каким-то чудом держалась в проеме.
— Мы тоже! — провозгласил Ваха, отшвырнул автомат с подствольником и вскинул свой. Щелкнув, вспыхнул закрепленный на цевье фонарик. И Ваха, прорезая грязную и душную темноту, шагнул внутрь.
Буров волок по полу тяжеленое бесчувственное тело сына, шипя от натуги и ярости. Огонь вырывался из дверей, скакал по потолку, обгладывал и лобызал стены. Лицо опера обдало жаром от полыхающей стены, и он на миг задохнулся.
В одной из комнат распахнулась дверь, и в коридор метнулся луч света. Озаряемый бушующим в коридоре племенем, в коридор шагнул громила в камуфляже и с автоматом в руках. Луч света на миг ослепил Бурова. Пригнувшись, Буров вскинул автомат и наугад дал длинную очередь.
Пули пробили стеклянное забрало противогаза, и Дичь, запрокинув голову, рухнул в пламя.
Здание сотряслось от мощнейшего грохота — рухнули перекрытия крыши.
— Ааа! — взвыл Буров, вкладывая все силы в то, чтобы дотащить Володю до заветной двери в полуразрушенную дежурку. Два-три метра! Соберись!
С лестницы выбежал лохматый бородатый хмырь с автоматом и сразу открыл огонь. Несколько пуль прошили Володю — Буров почувствовал толчок его содрогнувшегося тела. Взревев, опер открыл ответный огонь.
Ваха бросился назад, но одна из пуль Бурова все же достала его — Буров увидел, как хмырь плюхнулся на пол и с криками втащил в укрытие прострелянную ногу.
Спиной Буров распахнул дверь дежурки.
— На месте! Мы на месте! Мы на месте! — как мантру, кричал Буров сыну. В фойе раздался грохот, частично обрушился потолок. Дощатые перекрытия и каменный дождь рухнули вниз. Огонь, как бешеный зверь, шарахнулся в разные стороны, и дикая огненная пляска перебросилась на решетку дежурки.
Это конец.
Воя, Буров локтем двинул по толстой металлической двери обезьянника. ИВС распахнулся, обдав его сырой прохладой. Буров почти швырнул сына в темноту полуподвала. Сам опер лихорадочно метнулся к двери в коридор, по которой уже скакали языки пламени. Распахнув ее, увидел на маленьком пятне пола, еще на охваченного огнем, огнетушитель и схватил его.
Загрохотал автомат: Рама в противогазе выбежал из двери вскрытого ими снаружи кабинета, паля в сторону дежурки. Буров успел схватить огнетушитель и исчезнуть.
Ваха кричал, бросив автомат и схватившись за прострелянную ногу. Когда Штекер пробегал мимо, Ваха впился пальцами в его голень.
— Вытащи меня! Штекер, б… дь, вытащи меня!
— Оставь его! — приглушенно — через противогаз — рявкнул Рама, пробираясь мимо лестницы. Он держал дежурку на прицеле, яркий и пронзительный луч фонаря шарил по коридору, везде встречая лишь пламя. Штекер отдернул ногу и поспешил за Рамой, на ходу натягивая противогаз на лицо.
Поскуливая, Ваха пополз к двери. Нога горела и дергалась, словно жила собственной жизнью. Над головой Вахи что-то загрохотало. Вскинув голову, он с ужасом увидел лестницу на второй этаж, полностью объятую пламенем.
— Сука! — заорал он, отталкивая себя от пола.
Струя огня сорвалась с перил и перепрыгнула на лицо Вахи, пожирая кожу. Ваха завился угрем, вцепившись ногтями в полыхающие щеки.
— ААААА!!!
Рама пробирался сквозь коридор, с фасадной стороны обволакиваемый жарким пламенем. Огонь беснующимися языками вырывался из каждой двери и из каждой щели. С грохотом перед Рамой рухнула горящая дверь. Рама успел отскочить, сорвал со спины огнетушитель и дал короткую струю по двери. Огонь запенился, плюясь клубами белого дыма. Рама двинулся дальше и вдруг замер.
«Хранилище» — гласила лаконичная вывеска на двери.
— Нашли! — воскликнул он. — Штекер, сюда!
Буров слышал чей-то возглас, но не разобрал ни слова. Он захлопнул за собой дверь изолятора, провернул ключ в замке толстой металлической двери — и погрузился в темноту.
— Володя!
Буров выхватил сотовый, дрожащим пальцем ткнул функцию «фонарик». Лучик света выхватил распростертого на полу Володю.
— Володя, б… дь! — сжал зубы Буров. Подхватив сына под руки, он с трудом втащил его в одну из распахнутых камер. Бросив на пол автомат, положил на шконку телефон. Лучик ударил в грязную засаленную стену камеры, отражаясь и рассеиваясь. Камера ИВС наполнилась тусклым светом. Буров упал на колени перед Володей, прощупывая его тело.
Из прострелянного бедра Володи сочилась кровь. Другая рана, влажным сверкающим кровавым пятном отражающаяся в свете телефона, виднелась на плече. На голом предплечье правой руки посреди ожогов пылала красная полоса — пуля прошла по касательной, разорвав кожу.
Володя захрипел и дернул головой.
— Сын! Володя! Твою мать! Володя!
…Рама распахнул хранилище и ворвался внутрь.
— Штекер!
Товар Рама нашел сразу — луч подствольного фонаря ударил в гору свертков с героином, которая карликовым курганом возвышалась на полу. Рядом вереницей стояли пять одинаковых спортивных сумок.
— Нашли! Штекер, нашли! — проорал Рама. Обернувшись на Штекера, Рама увидел его широкие и наполненные паникой глаза сквозь стеклянное забрало противогаза. Рама вытянул одну из сумок и швырнул Штекеру. — Держи! На плечо! Держи, сказал, твою, б… дь, мать!
Штекер забросил 10—килограммовую сумку на плечо. Рама вытянул вторую и по полу толкнул ее Штекеру…
…Гензер и Крук с оружием наперевес ворвались во двор ОВД. Гензер сжимал в руках Калашников, принадлежавший Вере. Крук был с табельным пистолетом, зато в служебном бронежилете.
— Ох… ть! — невольно ахнул Крук, когда яркая молния осветила двор.
За расстрелянными окнами ОВД полыхал мощный пожар — огонь уже перекинулся на заднюю сторону здания, пожирая все на своем пути. Одно из окон было разнесено взрывом, зияя круглой дырой. В центре двора, передним бампером почти упираясь в высокий каменный забор, стояла изрешеченная очередями «Шевроле-нива». В паре метров от полицейских в луже воды лицом вниз лежало расстрелянное тело какого-то парня — пули прошли навылет, и его спина представляла из себя кровавое месиво, в которое сотнями струй бил дождь, вымывая кровь из развороченной спины. У распахнутых дверей, раскинув руки, лежал здоровяк — его тело ниже груди было расплющено, словно на него упала скала. А между ним и внедорожником лежали части чьего-то разорванного тела.
— Ах ты б… дь! — простонал Гензер и, крепче сжав автомат, метнулся к распахнутым дверям ОВД.
За дверью, перекрикивая треск полыхающего вокруг огня, извивался человек в камуфляже. Гензер навел на него автомат, но огненное зарево осветило человека на полу, и Гензер понял сразу — это без пяти минут труп. Его черное обгоревшее лицо обугливалось, длинные волосы были охвачены огнем. Ваха извивался на полу, словно змея, и хрипел — огонь обжег его дыхательные пути, и кричать он не мог. Гензер сделал лишь шаг вперед, в этот полыхающий ад, когда услышал, как что-то с чудовищной силой затрещало прямо над ним. Гензер присел, лихорадочно гадая, что это было. Крук среагировал быстрее.
— НАЗАД!
Крук дернул Гензера за воротник, и они выскочили во двор. Через секунду лестница на второй этаж с ревом обрушилась вниз, погребая под полыхающими брусками и досками тело Вахи.
Рама шел с трудом: на каждом его плече висело по объемной сумке. Но груз, который он нес, а также царящее вокруг пламя подстегивали его. Рама автоматом распахнул дверь в кабинет с вырванной решеткой. Перед тем, как войти, они с Дичью залили помещение огнетушителем, и сейчас Раму встретили черные обугленные стены. И заветное окно в двух метрах перед ним.
— Идем! — подбадривая самого себя, крикнул Рама Штекеру.
Он сбросил сумки вниз, в грязь, и перемахнул через подоконник. Штекер также швырнул сумки в грязь. Подхватывая одну, Рама бросился к машине, на ходу срывая противогаз и воплем перекрикивая дождь:
— В багажник! Сумки в багажник! Пошел, пошел!
Рама распахнул дверцу и втащил сумку на заднее сиденье, после чего прыгнул за руль. Провернул ключ в замке зажигания. Двигатель заурчал.
— Быстрее! — возбужденно и дико орал Рама.
…Володя закашлялся и дернулся. Ахнув, Буров бросился к нему. Володя слабо открыл глаза, и в ту же секунду его перекосило от боли.
— Ааа…
— Молчи, Володя, молчи! — причитал Буров. Он не знал, что делать, не знал даже, куда пристроить руки. Но он был безумно, но слез рад тому, что его сын очнулся. — Живой, твою мать, живой! Слава Богу!
— Где…?
— В обезьяннике!
— Что?
Володя закашлялся, и так сильно, что его едва не вырвало. Тут же боль в раненом плече пронзила его насквозь, и Володя стиснул зубы и застонал. Буров, чтобы сделать хоть что-то, крепко стиснул его здоровую руку.
— Потерпи. Больно, знаю. Терпи, сын.
— Где все?
— Да нет, б… дь, никого.
— Что? — превозмогая боль, Володя ошарашенным взглядом посмотрел на отца. Даже в полумраке камеры, освещаемой лишь фонариком мобильника, было видно, как шок мелькнул в его взгляде. — Что? А… Вера?
Буров не ответил, лишь сильнее сжимая его руку.
Гензер и Крук выбежали со двора и рванули вдоль торцевой стороны полыхающего — треск горящих конструкций внутри был слышен даже на улице, где грохотал ливень — к фасаду ОВД.
За углом мелькнул свет, который все приближался, отражаясь в тысячах обрушивающихся на землю струй воды. Свет фар. Ревя двигателем, на перекресток вылетел черный внедорожник. Гензер и Крук машинально отпрянули назад. Джип занесло на мокрой дороге. Автомобиль завизжал тормозами, развернулся наполовину и ослепил полицейских бьющими прямо в лица фарами.
Но Гензер успел понять, что происходит.
— Это Kia sportage! — заорал он. — Это они, б… дь, это они!
Рама хищно оскалился и сжал зубы, различив сквозь стену воды силуэты двух мокрых насквозь людей. Один был в полицейской форме. Рама зарычал и, крепче стиснув руль, вжал ногу в педаль газа.
Джип рванул вперед.
Гензер вскинул автомат. Щурясь от потоков воды и бьющего в глаза ослепительного света галогена, Гензер присел, упер приклад автомата в плечо, выдохнул и нажал на спусковой крючок.
Джип Рамы разогнался за долю секунды, несясь вперед, как ветер. Но уйти от пуль было нельзя. Автоматная очередь разнесла лобовое стекло, по диагонали прошивая грудь Рамы — от сердца до правой ключицы. Раму отбросило на кресло, после чего швырнуло назад, на руль. Штекер заорал, вцепившись в ручку на двери. Он попытался схватить руль, но Раму повело в сторону, и он упал головой на колени Штекера, полностью блокируя доступ к рулевому колесу.
Джип пронесся мимо Гензера и Крука. Гензер поворачивался и продолжал палить в автомобиль, пока не вышли все 30 патронов — на это ушло несколько секунд. Гензер закричал от ярости, потому что джип локомотивом промчался мимо.
Но затем его повело вправо. На полном ходу автомобиль стал поворачивать, но инерция мокрой дороги продолжала тащить разогнавшийся внедорожник вперед. Скользя по покрытому толщей воды асфальту, джип накренился, после чего с грохотом перевернулся на крышу.
Kia sportage подбросило и снова перевернуло. кувыркался и громадным черным комом продолжал нестись вперед. С грохотом отвалился бампер, волочась и кувыркаясь вместе с автомобилем, как огромная клешня монстра. Металлическую махину вертело по асфальту, пока наконец через пару десятков метров смятый в лепешку от многочисленных ударов об асфальт автомобиль не замер колесами вперед. Лишь колеса искореженной машины продолжали вращаться.
И наступила тишина.
Где-то снаружи раздался грохот — в здании снова что-то обрушилось. Буров с тревогой посмотрел на потолок, с которого струйками посыпалась плесень и старая побелка.
— Б… дь…
Володя прикрыл глаза. Ему было трудно дышать. Хотелось вдохнуть полной грудью, но при каждом вдохе его тело пронзала жуткая боль.
— Нам конец? — пробормотал Володя.
— Нет. Мы в обезьяннике. Он полностью отгрохан из кирпича. Потолок бетонный. Дверь в руку толщиной, выдержит что угодно. Володь, мы здесь как в маленьком бомбоубежище.
— Вот только бомбы не хватало, — хмыкнул Володя, и его снова перекосило от боли. Хватая воздух ртом, он вдохнул и замер. В висках стучало, а плечо горело — Володя физически чувствовал, как смертельный жар от плеча расползается по его организму.
— Где ублюдки?
Буров на секунду закрыл глаза. Признавать, что они проиграли, было чертовски больно. Еще более больно было осознавать, что все эти люди умерли просто так. А скоро умрут и они… Буров заставил отогнать от себя эту мысль.
— Им нужно было хранилище вещдоков. Когда я затаскивал тебя сюда, ублюдки были в коридоре. В противогазах. Все предусмотрели, падлы е… ные.
— Не все, — проговорил Володя. Кашлянув, он тихо добавил: — Мы подстрелили половину этих выродков. Не меньше. Их найдут. И им конец…
— Да, только… — начал было Буров, но остановился. Говорить «только людей это не вернет» он не стал.
За мощной дверью ИВС раздался грохот, что-то упало. Узкая полоска между дверью и каменным полом озарилась светом. Пожар полыхал уже в дежурной части — в жалких двух метрах от них.
— Связи так и нет?
Буров взял телефон. Зарядка садилась — фонарь сжирал очень много энергии. В верхнем правом углу дисплея горел значок «Нет сети».
— Нету, — подавленно ответил Буров.
Часы на дисплее показывали время: «00.02». Буров невольно горько хмыкнул. Еще два с половиной часа назад ничего этого не было, а ОВД жил своей тихой и размеренной жизнью. Два с половиной часа… Самые длинные два с половиной часа в его жизни.
В случае со всеми его коллегами, которым довелось дежурить внутри в эту ночь — еще и последние два с половиной часа в их жизни.
Они одни. Два человека, один из которых истекал кровью, а второй был обессилен до потери сознания. Два человека в каменном укрытии посреди адского пламени, которое пожирало то, что еще несколько часов назад было отделом внутренних дел МВД по городу Елецку и Елецкому району.
Буров поколебался. Нажал на значок «Сообщения». Палец был словно чугунный и чужой. Буров набрал короткое сообщение. «Мы в ИВС». В графе «Кому» Буров щелкнул букву «Г», и телефонная книжка мобильника послушно подставила фамилию Гензер. Буров нажал «Отправить», мрачно вздохнул и положил телефон назад на шконку. Володя, лежа на холодном бетоне, покосился на отца.
— Ты что сделал?
— СМС-ку скинул.
Володя поморщился.
— Нафига? — Буров промолчал. Но Володя и сам догадался. — Чтобы знали, где искать трупы?
— Не трупы! — неожиданно для себя твердо рявкнул Буров. — Сейчас только полночь, б… дь, только полночь! Вся эта херня началась два с половиной часа назад! И никто кроме Муртазина не приезжал, потому что нет связи и потому что наши прочесывают южную часть города! Скоро они приедут. Полчаса, может час. Может, чуть больше… Мы протянем.
Словно споря с Буровым и опровергая его надежду, в щель под дверью пополз дым. За дверью скворчал огонь, пожирая мебель, пол, облицовку стен. Что-то взорвалось, и металлический предмет резко ударил в дверь ИВС. Буров вздрогнул.
— Не будь дураком, бать, — криво усмехнулся Володя. — Мы в эпицентре пожара. Окно под потолком и щели вокруг двери. Этого достаточно. Через полчаса здесь будет столько дыма, что мы откинем копыта от угарного газа.
Буров молча достал из укладки, висевшей на плече, старый служебный противогаз на случай ЧС. И положил его перед Володей.
— Не откинем.
Володя скосил глаза. Благодаря тусклому свечению фонарика на телефоне он различил очертания противогаза.
— Он один.
— Больше не нужно.
— Героя решил из себя строить?
Буров почувствовал, как к его горлу подкатывает комок. Хотелось плакать. От злобы на самого себя и на весь окружающий мир Буров простонал. Но затем твердо заявил:
— Нет. Выбор простой. Я конченный и спившийся старый козел. Ты сам постоянно мне это повторяешь. Да я и сам это знаю… А ты молодой пацан. У тебя вся жизнь впереди. Да дело, б… дь, даже не в этом. Нах… й высокие слова какие-то, но… Володь, ты мой сын. Если выбирать между нами… Отец должен подыхать, зная, что оставляет кого-то после себя. Иначе ничего не имеет смысла.
— Ничего итак не имеет смысла, — тихо буркнул Володя и закашлялся. Боль в плече от содрогания тела была такой чудовищной, что он отключился.
К ОВД с двух сторон — по Советской и Крюковской — неслись автомобили, прорезая шум дождя пронзительным воем сирен. Гензер махал руками и что-то кричал, но его слов не было слышно даже Круку. По затопленным ливнем улицам к ОВД неслись экипажи ППС, пожарные и «скорая», а также несколько машин без опознавательных знаков — вызванный Гензером и Круком личный состав спешил к месту ЧП.
— Туда! — срывая голос, орал Гензер, когда перед ним затормозил пожарный расчет. — Тушите! Вперед! Вызывайте остальных, где остальные?! ОВД сгорит!
Крука знобило — он промок насквозь. Вода хлюпала в обуви, под прилипшей к телу одеждой, струилась по ногам. Он подошел к обочине. На чудом виднеющемся из воды бордюре сидела потерянная Вера. Она смотрела вникуда. Волосы облепили ее лицо, и среди мокрых почерневших от воды локонов виднелись потерянные и огромные глаза. Крук сглотнул, внутренне содрогаясь. Он боялся даже представить, что эта девчонка испытала за последние два с лишним часа. Крук осторожно опустился на корточки рядом с Верой.
— Вся дежурная смена… Они… хоть кто-нибудь выжил?
Вера медленно, как в бреду, пожала плечами.
— Последним я видела Бурова. Он около дежурки огонь тушил. Оставался последний огнетушитель. А вокруг… вокруг все было в огне.
— А дежурные?
— Акулов был на позиции на втором этаже, — Вера говорила механически, как робот, полностью погруженная внутрь себя. — Больше я его не видела. Гончара убили сразу. Его труп в комнате для приема заявителей. Хотя сейчас он сгорел уже. То, что осталось от трупа, найдете там… А в актовом зале двое задержанных. Мертвые. На лестнице один из налетчиков. Почти без головы… А перед отделом Муртазин. Вы его быстро найдете…
— Господи, — сдавленно пробормотал Крук. — Верочка… Черт… Мы не знали. Прости. Мы не могли дозвониться до отдела. Думали, гроза… Прости.
Вера потерянно кивнула.
— У них глушилки.
— Что?
— Глушилки. Так сказал Буров. Это из-за них не работали рации и…
Дальнейшие ее слова заглушил вой второго пожарного расчета, который промчался мимо и скрылся за углом полыхающего здания ОВД. Из-за угла доносились крики множества глоток. По дороге промчался экипаж ППС. Люди все прибывали.
— Это из-за них не работали рации и вообще вся связь? — переспросил Крук, додумав остальные ее слова. — С чего ты взяла? Вера?
— Так сказал Буров. Когда торговался с ними… Глушилки стоят в доме напротив. Тот, где никто не живет.
Крук напряженно посмотрел на Веру. Освещаемая фарами машин, которые все прибывали и прибывали, Крук поднялся. Осмотрелся. По улице к зданию ОВД бежал человек в дождевике и с охотничьим ружьем в руках. Крук различил его перекошенное тревогой лицо — это был Маржанов. Наспех одевшись и захватив отцовское оружие, он бежал по первому зову коллег.
— Маржанов! — рявкнул Крук, перекрикивая рев дождя. — За мной!
По лужам, по колено в воде, насквозь мокрый Крук рванул к полыхающему аду, который еще вечером назывался ОВД.
Картина, развернувшаяся сразу за поворотом, была такой дикой, что оба — и Крук, и Маржанов — невольно остолбенели. Все вокруг поражало своей нереальностью, словно кадры из постапокалиптического фильма. Здание с черными обугленными пятнами на стенах полыхало изнутри, пожирая само себя. Огонь бушевал в каждом окне — из них вырывались хищные языки пламени — и тут же дождь гасил их, оставляя лишь копоть на стенах. Но внутри была настоящая огненная вакханалия. Крыши у ОВД уже не было — она обрушилась. Огонь внутри здания был такой мощи и силы, что столпы пламени временами пробивались и вздымались над крышей — несмотря на кубометры нисторгающегося сверху дождя. В грязи перед горящим зданием там и тут валялись вырванные из окон решетки. На углу ОВД стояла расстрелянная машина Муртазина, около которой бегал Гензер, держась за голову и что-то бессвязно крича. Он не знал, что делать. На капоте машины лежал обезглавленный труп опера. Черный джип, один из автомобилей налетчиков, весь в пулевых отверстиях, стоял в стороне. Около него, наполовину в грязи и воде, лежал растерзанный пулями труп одного из налетчиков.
Каждую секунду остатки шифера и перекрытий с грохотом падали вдоль полыхающего фасада в грязь, заставляя пожарных отбегать назад.
Маржанов пробормотал что-то по-казахски. Крук стиснул зубы, чтобы не дать себе заразиться безумием, и что есть мочи рявкнул Маржанову:
— Гулнар, за мной! Туда!
Они рванули по затопленной грязной улице мимо полыхающего ОВД к темнеющему в стороне частному дому. Крук и Маржанов бежали мимо пожарных, которые раскатывали рукава и пытались пробиться к зданию, но куски падающей с крыши кровли так и норовили придавить огнеборцев. Они сновали между ППСников, которые в панике метались около машин. Кто-то из патрульных с криками пытался помочь пожарным, кто-то что-то орал в хрипящую неработающую рацию, кто-то просто голосил во всю глотку. В шоке был каждый из сотрудников на этом залитом ливнем пятачке.
— Фонарь есть?! — крикнул Крук. Маржанов что-то ответил, но гром заглушил его голос. А может быть, не гром, а грохот продолжающихся рушиться в здании ОВД старых и ветхих перекрытий. Но в этот момент Крук вспомнил, что у него у самого на ремне висит служебный фонарь. Сорвав его, Крук ударил ногой калитку, и та со стуком распахнулась, открывая дорогу в заполненный густой влажной тьмой двор.
Луч фонаря вырвал распахнутую дверь дома. Крук вскинул пистолет, врываясь внутрь.
— Прикрывай!
Маржанов с ружьем бросился следом. Старый узкий коридор. Пустынная кухня со старой печью. Крук едва не налетел на холодильник.
— ЛЕЖАТЬ! — зычно проорал капитан, когда свет фонарика скользнул по знакомой камуфляжной расцветке. Вскинув пистолет, готовый стрелять, Крук ворвался в комнату. И понял, что слышать ему было некому. Камуфляжные пятна покрывали одежду человека, который лежал на полу около распахнутого окна. К окну был пододвинут старый раскрытый стол-тумбочка — на его столешнице лежала снайперская винтовка с мощным оптическим прицелом — таких Крук не видел никогда. Губан, это был он, лежал на боку, раскинув ноги, а вокруг его головы огромным черным нимбом растекалось уже запекающееся пятно крови.
— Снайпер, — выдохнул Крук.
— Товарищ капитан!
Крук резко обернулся. Маржанов тыкал стволом ружья куда-то в угол. Крук повернул голову. Круг света его служебного полицейского фонаря выхватил странную аппаратуру, установленную на столике в углу. Два прибора были одинаковые: прямоугольный металлический корпус, несколько кнопок, торчащие сверху покрытые резиновой защитой антенны. Крук насчитал по четыре антенны на каждой. Они были наклонены под 45 градусов на одном устройстве и торчали строго вверх на другом. От устройств тянулись проводки к громоздкому металлическому ящику, размером с аккумулятор от трактора, покрытом тумблерами и датчиками.
— Что это, твою мать, такое?
— Похоже на глушилки для сотовых, — сказал Маржанов. — У меня друг себе в кафе похожую покупал… Ну, в «Досуг»… Только эти какие-то… огромные.
— А это что за хрень?
— Товарищ капитан, я откуда знаю? Я технарь что ли? Может, усилитель какой-то…!
— Знаешь, как отключить?
— Сейчас попробую…
Маржанов передал Круку ружье и склонился к устройствам, трогая проводки и пытаясь прочесть надписи над кнопками и переключателями.
— Так… Не понятно ни хрена… Товарищ капитан, надо розетку поискать…
Круг решительно сжал челюсти.
— Твою мать! Маржанов, а ну-ка отойди нахрен!
Маржанов отпрянул в сторону. Крук вскинул охотничье ружье подчиненного и зарядом картечи разнес одну из глушилок. Вторым выстрелом прикончил вторую. Детали разкуроченных устройств со стуком посыпались на пол.
Крук достал телефон и щелчком кнопки включил его.
Индикатор устойчивости сигнала в виде крохотного четырехступенчатого излучателя показывал 4 пункта из 4. Идеальный стопроцентный сигнал.
— Володя!
Сын сильно закашлялся и содрогнулся от боли. Чуть приоткрыл глаза, и Буров увидел лишь его белки. Буров испугался.
— Володя, твою мать! Володя!
Он поднял сына на шконку. Опуская его на жесткую скамью, задел пальцем огнестрельное ранение на плече Володи, и тот застонал.
Очередной грохот в дежурке заставил Бурова содрогнуться. Там что-то обрушилось — грохот был такой, что задрожала многокилограммовая железная дверь, ограждавшая их убежище от полыхающей дежурной части.
Буров выбежал из камеры. Из-за двери тянулся черный едкий дым, который постепенно заполнял коридорчик изолятора и тонкими клубами тянулся к зарешеченному окну под потолком. Когда Буров подошел к двери ИВС, от нее пахнуло таким жаром, что он невольно отпрянул. Дверь была раскалена — значит, сразу за ней адским пламенем полыхало абсолютно все.
Буров беспомощно посмотрел на окно. Узкое, под потолком — даже если бы Буров мог дотянуться до него, оно было слишком крохотным, чтобы взрослый человек мог туда пролезть. Строители обезьянника предусмотрели и это на случай любого возможного сценария побега.
Из соседней камеры раздался какой-то шум, словно урчало животное. Буров вспомнил слова Акулова, когда он перечислял всех задержанных, кому не посчастливилось оказаться в ИВС этой ночью. «И алкаш один, его ближе к вечеру на Советской подобрали» — сказал тогда Акулов. Буров потянул на себя дверь камеры.
На шконке похрапывала тень. В темноте Буров различил, что это мужик в майке-алкоголичке. Буров даже вспомнил, что видел его недавно в дежурке. Этого алкаша и его жену лишали родительских прав — бухая и пьянствуя, они плевать хотели на свою маленькую дочь, которая росла в этом аду. Кажется, его фамилия была Ярошенко.
Подавленный, Буров вернулся в камеру. Опустился на шконку рядом с сыном, и ему в нос ударил едкий и горячий запах дыма. Володя тихо кашлял, не приходя в сознание. Буров схватил противогаз и натянул его на сына. Тот зашевелился, судорожно вдохнул кислород, закашлялся и принялся брыкать руками, чтобы сорвать противогаз.
— Не снимай! — Буров закашлялся, едкий ядовитый дым шел прямо в легкие. — Не снимай, говорят!
Володя сорвал с себя противогаз, кашляя так, что, казалось, его сейчас вырвет. Сипло вдохнул, кашлянул.
— Я отрубился? — прохрипел он. Снова закашлял. Мутным взглядом покосился на свое плечо. — Перевязал меня?
Буров потратил на то, чтобы кое-как перетянуть раны на ноге и плече Володи, всю свою рубашку. Буров промолчал.
— Дым… — тихо проговорил Володя. Его язык заплетался. — Я же говорил. Отец, надевай противогаз. Я не жилец, ты же видишь…
— Чтоб я больше этого не слышал! — процедил Буров твердо. Дым ел глаза, на которых против его воли выступали слезы. Хотелось тереть их. Буров зажмурился. — Не жилец он… Еще какой жилец. Надевай.
Володя снова отключился. Сквозь пелену застилавших глаза слез Буров разглядел это и натянул на его лицо противогаз. Тускло горел фонарик на мобильнике — зарядка аккумулятора была не вечной. По темной струящейся пелене, ползущей между ним и светом телефона, Буров понял, что весь ИВС окутан дымом.
Они в газовой камере.
Буров, повинуясь саднящему чувству, пересел в изголовье Володи, положил его голову себе на колени и закрыл глаза. Они щипали, резали и слезились все сильнее.
Буров вспомнил про Ярошенко в соседней камере.
«Бухая и пьянствуя, они плевать хотели на свою маленькую дочь»…
— Прости меня, — сдавленно прошептал Буров. — Володь… Я дико любил твою мать. Ты себе даже не представляешь, как. Когда она умерла… я не мог себя простить. Работа… Я все время проводил здесь. В этой драной ментуре… Наташа…
Буров почувствовал, что ему хочется плакать. В любой другой ситуации он бы сдержался. Но сейчас держать марку было не перед кем — и совершенно незачем. Он закашлялся, чувствуя, как горят от дыма его легкие.
Теперь уже все равно.
— Я не мог себе простить, что никогда не был с ней рядом. А потом ее не стало. Сын, я не видел смысла жить дальше. И я забухал. Я ведь такой несчастный. У меня жена умерла. Горе, б… дь.
Буров криво усмехнулся. А потом, неожиданно для себя, всхлипнул, прижимая к себе голову истекающего кровью Володи. Грудь Бурова разрывалась на части — и от проникающих через дыхательные пути ядовитых продуктов горения, и от эмоций, переполнявших Бурова изнутри.
— Прости меня. Я думал только о себе. Я… я был дурак. У меня ведь был ты. Все это время перед моим носом был ты. Мой сын. Пацан, который тоже потерял самого близкого человека… я не мог себе простить, что никогда не был с ней рядом. Я думал о себе, о Наташе… Я жрал водяру, жрал пиво — и жалел себя. А тебе был нужен отец. Володя, прости меня, старого козла… Если можешь…
В глазах Бурова темнело, и он полностью закрыл глаза. Где-то за дверью продолжал бесноваться огонь, с треском и хрустом разрушая дежурную часть. Буров закашлялся и почувствовал вкус сажи на языке. Воздуха не хватало катастрофически.
— Прости, — всхлипывая, прошептал он.
А потом ядовитый дым сделал свое дело. Буров потерял сознание.
Опер уже не слышал, как завибрировал его сотовый телефон, и на дисплее вспыхнуло служебное уведомление: «Сообщение доставлено».