Вторжение с Ганимеда

7

Войдя с яркого солнечного света в полутемный холл, Джоан Хайаси поняла, что почти ничего не видит.

Охранник сказал:

— Сюда, мисс Хайаси, — и распахнул какую-то дверь. В комнате, где она оказалась, было, пожалуй, даже еще темнее, чем в холле, но она все же сумела разглядеть бородатого, довольно тучного человека и начинающего лысеть человека, который подошел к ней, протягивая руку.

— Мисс Хайаси, меня зовут Балкани, — тут же по-деловому начал он. — Доктор Рудольф Балкани. Специалист по глубокому психоанализу. — Они обменялись рукопожатием, и Балкани пригласил ее садиться. Она оказалась в кресле психоаналитика с откидной спинкой, но ложиться не стала, а присела и подозрительно уставилась на смутные очертания фигуры психиатра.

— К какой религии вы принадлежите, мисс Хайаси? — спросил он, неторопливо набивая трубку.

— Ниг-партовскую, — с вызовом отозвалась она. — Не будь я ниг-партом, я бы здесь не оказалась.

— Но вы же во всех анкетах, которые заполняли до сих пор, указывали, что исповедуете буддизм. Значит, с буддизмом покончено?

— Во времена Будды на Земле еще не было никаких ганийцев, — ответила Джоан. — В наше же время человек или ниг-парт, или вообще никто.

— Вообще-то я придерживаюсь иных взглядов, мисс Хайаси. — Он помолчал, раскуривая трубку. — Я вообще не считаю ниг-партизм религией. С моей точки зрения, это, скорее, душевное заболевание, этакая разновидность психического мазохизма.

— И, насколько я понимаю, вы намерены излечить меня от него, да?

— Если вы готовы сотрудничать.

— Мне очень жаль, — сказала Джоан, — но сотрудничество, это именно то, чего вы от меня не дождетесь.

Балкани удивленно поднял брови.

— Почему вы так враждебно настроены, мисс Хайаси. Вам совершенно нечего бояться, ведь, кроме всего прочего, я врач. — Он выпустил тонкую струйку ароматного дыма. — Может быть, вы испытываете чувство вины, мисс Хайаси?

— Нет, — ответила она. — Пожалуй, нет. А вы?

— Да, — кивнул он. — За то, что живу. Все мы, обитатели этой планеты — мужчины, женщины и дети — по идее, должны бы умереть. Нам следовало бы отдать наши жизни, все до единой, но не сдаваться ганийцам. А вы разве так не считаете, мисс Хайаси?

Она не ожидала услышать нечего подобного от психиатра-чиза. На мгновение ей показалось, что этот человек может оказаться другом, тем, кому она может доверять.

— Мы оказались недостойными, мисс Хайаси, — продолжал Балкани. — И, естественно, заслуживали наказания. Мы заслужили это наказание, оно нам необходимо. Более того, мы просто не могли бы жить без него. Верно ведь, мисс Хайаси? Именно поэтому мы и приходим к столь бесполезному делу, как ниг-партизм, и это удовлетворяет таящуюся в наших душах глубокую и фундаментальную потребность в наказании. Но, кроме того, мы испытываем еще более глубокую нужду кое в чем ином. В уходе в небытие. Понимаете, мисс Хайаси, все мои пациенты, правда, каждый по-своему, хотят лишь одного — перестать быть. Всем хочется потерять себя.

А теперь подумайте, мисс Хайаси, как осуществить такое? Вариант лишь один, и это — смерть. Причем, это бесконечно удаляющаяся от человека цель. И именно поэтому она вызывает привыкание. Тот, кто ищет небытия, пытается найти его в наркотиках, в алкоголе, в безумии, в игре, одним словом, в исполнении своей мечты о небытии… Вот только мечта эта никогда не исполняется. Большинству доступно ощутить лишь призрачный привкус небытия — ровно настолько, чтобы возбудить аппетит к большему. Участие в заведомо обреченном на неудачу деле вроде движения ниг-партов, оно представляет собой еще одну, возможно, чуть более тонкую форму всеобщего стремления к небытию.

К концу своего монолога доктор Балкани тяжело дышал, на лбу выступил пот, а лицо неестественно покраснело.

— Если вы и впрямь верите в свои слова, — сказала Джоан, — то могли бы не говорить так громко и не возбуждаться так сильно. — Тем не менее, ему удалось заронить в ее душу страх. А то, что он добавил, напугало ее еще сильнее.

— Кстати, не хотите ли узнать, что собой представляет моя новая терапия, с помощью которой я намереваюсь излечить всех этих несчастных, которые стремятся лишь к небытию? — продолжал Балкани. — Совершенно новое лечение, на совершенствование которого я убил многие годы, и которое, наконец, готов испытать?

— Нет, — ответила она. Фанатичный блеск в глазах доктора наполнил ее душу тревогой.

— Я собираюсь дать им, — уже негромко продолжал он, — именно то, чего они ищут, и то, чего заслуживают. Я намерен подарить им небытие. — С этими словами, он нажал кнопку на столе. В комнате появилось два робота на колесном ходу. В манипуляторах один из них держал смирительную рубашку. Она вскрикнула и начала отбиваться. Но роботы были слишком сильны, слишком массивны, поэтому даже самые отчаянные ее попытки не привели к успеху.

Балкани наблюдал за ее бесполезной борьбой, тяжело дыша, а его руки, когда он набивал трубку, слегка дрожали.

Большинство замков в тюремном отделении психоделических исследований имело секрет, хотя администрация позаботилась, чтобы в дверь помещения, где содержался Перси Х, был вставлен обычный, отпирающийся ключом. К концу первой недели своего пребывания в заключении Перси уже успел прочитать в мыслях своих тюремщиков и запомнить все комбинации замков соседних камер. Некоторое время ему мешало одно: все охранники думали по-норвежски, но потом он догадался, что можно попросту наблюдать их глазами за тем, какие комбинации они набирают.

Но даже для телепата побег был связан со множеством проблем. Хотя эти проблемы, решил он, в принципе, разрешимы. Наверное, придется попытаться вытащить отсюда и Джоан Хайаси… Перси считал, что хотя бы теоретически существует способ добиться любой цели.

Однажды, когда он дремал на койке, в его мозгу раздался голос.

— Вы — Перси Х? — спросил он.

— Да.

Перси насторожился, подозревая ловушку, хотя его интуиция, на которую он чаще всего мог положиться, подсказывала, что говорящий, скорее, друг, а не враг.

— А вы кто? — в свою очередь задал он вопрос.

— Человек, который хочет вытащить вас отсюда. Но если это не удастся, то лучше вам не знать моего имени. Вдруг они найдут способ выудить его из вас?

Мимо камеры прошел часовой. Перси сосредоточился на его мыслях, пытаясь выяснить, обладает тот телепатическими способностями или нет. Оказалось — нет.

— Вы знаете точно, где именно находитесь? — продолжал голос в его мозгу. — Вы в Норвегии, на острове Ульвойя, в нескольких милях от Осло. Мы же находимся в самом Осло, совсем недалеко от вас. Пытаясь нащупать ваше сознание, я получил довольно неприятную информацию. Планируется использовать против вас Джоан Хайаси.

— И каким же образом? — напряженно спросил он.

— Над ней собираются провести психиатрический эксперимент. Во всяком случае, так это называется.

— А вы… — растерянно спросил Перси, — …в состоянии как-то ему помешать?

Ответ Пола Риверза был мягким, и, в то же время, неизбежно жестоким.

— Мы еще не готовы действовать. Так что на данный момент бессильны.

Как раз в этот момент в небольшом гадальном салоне Пола прозвенел звонок. Он сорвал с головы мыслеусилитель и негромко сказал сидящему за приборами Эду Ньюкому:

— Срочно свяжитесь с Центром в Нью-Йорке по защищенному от подслушивания видофону и попросите их поспешить с отправкой аппаратуры, которую я заказывал перед отъездом из Штатов. Если они не вышлют ее немедленно, то могут проститься с заказом. Будет слишком поздно.

Эд выскользнул в соседнюю комнату, а Пол, прежде чем открыть дверь, еще раз удостоверился, что индийская музыка в салоне грохочет достаточно громко, чтобы заглушить звуки, производимые партнером. Затем он отправился в прихожую и приготовился приветствовать посетителя так называемого предприятия, служащего прикрытием на то время, что они работают здесь, пытаясь вызволить вожака ниг-партов и Джоан Хайаси.

Меккис еще раз просмотрел лежащие перед ним выцветшие и покрытые пятнами военные документы. Ничего хорошего он не вычитал.

— Обнаруженное Гасом Свенесгардом оружие, — наконец сообщил он своему сущику-провидцу, — описано в самых общих словах, но, похоже, каким-то образом может воздействовать на мозг. Возможно, именно с ним каким-то образом связаны те странные рапорты от частей, занятых в операции против ниг-партов, в которых сообщается, что партизаны, несмотря на потерю предводителя, продолжают сопротивление.

— Невидимки, — пробормотал пров. — Люди, превращающиеся в животных. Неожиданно возникающие и исчезающие странные чудовища, которых не показывает радар. Все это часть одного и того же — наступающей темноты. О, сэр, у вас почти не остается времени. Девушка Ниоткуда проявит себя на этой планете в ближайшие дни. И она станет первой предвестницей конца.

— А ты уже можешь сказать, кто она? — резко спросил Меккис, на мгновение утративший контроль над собой. — Или где она?

— Нет, этого я сказать не могу, но когда-то она жила на этой территории. Сейчас я ее близости не ощущаю.

— Должно быть, она скрылась в горах, — буркнул Меккис и вновь вернулся к лежащим перед ним документам. Как мог Гас Свенесгард, спросил он себя, быть настолько глуп, чтобы позволить столь опасным устройствам попасть в руки ниг-партов? Возможно, это даже не просто глупость, а глупость, за которой скрывается долгая практика и упорная тренировка.

И в то же время этот человек сыграл важнейшую роль в пленении Перси Х.

— Я должен встретиться с Гасом Свенесгардом, — наконец вслух сказал Меккис. Он уже давно надеялся получить какие-нибудь сведения о Перси Х из психоделических исследований. Чем они там занимаются у себя в Норвегии? Если терранец по имени Балкани не сможет представить ему дееспособного и тихого Перси Х, причем, очень скоро, то операция против ниг-партов может затянуться на долгие годы. Или вообще внезапно обернуться против ганийских оккупационных сил. Это оружие…

А все этот Балкани. Похоже, именно он и разработал принципы, на которых основано действие приборов, воздействующих на сознание. И он же разработал методику развития телепатических способностей у некоторых особо одаренных терранцев, что позволило им стать вровень с опытными ганимедянами.

И это ему, как правило, отсылали чересчур упрямых землян с целью превращения их в полезных чизов.

— Да, и Балкани, — вслух произнес Меккис. — С ним я тоже должен встретиться.

С этими словами он языком надавил кнопку интеркома и отдал приказ разыскать в близлежащих библиотеках труды знаменитого психиатра. Сдавалось, что он обнаружит в них немало интересного.

— Вы хотели видеть Гаса Свенесгарда? — спросил оракул, прерывая его размышления. — Он уже на пути сюда и вскоре будет у вас.

И действительно, десять минут спустя Гас уже сидел в приемной, ожидая аудиенции. Услышав приказ войти, он как будто не удивился. Лихо отдав честь, Гас предстал перед Меккисом, являя собой картину довольного собой верного служаки.

— Могли бы и не отдавать честь, мистер Свенесгард, — вместо приветствия ядовито заметил Меккис. — Военная оккупация этой территории уже завершилась.

— Так точно, сэр, — энергично подтвердил Гас. — Я прибыл к вам для того… — тут он нервно кашлянул, — у меня имеется кое-какая информация, мистер администратор, сэр.

Быстрое сканирование мозга этого человека дало довольно интересные результаты: Меккис обнаружил, что Гас весьма проницательный и очень хитрый тип, то есть обладает качествами, о которых, глядя на него, трудно заподозрить. Если с Перси Х ничего не получится, то, возможно, получится с этим.

— Понимаете, среди ниг-партов у меня есть осведомители, — сказал Гас, проведя по носу тыльной стороной ладони. — И они сообщают мне, что в горах творится множество забавных вещей. А эти штуки, которые они забрали из пещеры, я вам доложу, действительно кое-что!

— Что значит «кое-что»? — обеспокоено спросил Меккис.

— Видите ли, мистер администратор, сэр, они довольно забавно влияют на человеческие мозги. Заставляют людей видеть то, чего нет, и не видеть того, что на происходит на самом деле. Ну, вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. И они развлекаются с приборами, как хотят. Например, один из этих черных дьяволов невидимкой прокрался ко мне в комнату и прямо у меня под носом намалевал на стене черный крест. Ну, думаю, хлебнул я лишку, сэр, но на следующее утро крест по-прежнему тут как тут. Значит, решил я, крест-то настоящий.

— А что означает черный крест?

— А то, что они грозят прикончить меня, если я не стану поступать так, как они скажут. Вот что он означает! — Гас был явно расстроен.

— Я предоставлю вам защиту, — бросил Меккис.

— Я всегда считал, что лучшая защита — нападение. Почему бы вам ни обеспечить меня какими-никакими тактическими силами. — Гнусавый сельский выговор исчез как по волшебству. Теперь посетитель говорил четко и ясно. — Несколько ионокрафтов-бомбардировщиков, автономные дротики, и я сам отправлюсь в гору за этими шельмецами.

— У нас в горах и так действует несколько подразделений. Что вы можете сделать такого, что не могут они?

— Я могу победить, — негромко отозвался Гас. — В то время как вашим ребятам, не в обиду будь сказано, придется плутать по этим горам до морковкина заговенья. Я знаю эти горы, у меня есть свои шпионы. Мне известно, как рассуждают ниги. Я могу найти место, где они прячут новое оружие, эти самые мозготрахи.

Меккис машинально заглянул в мысли человека… и даже вздрогнул от того, что там обнаружил. Самый явный обман: да, Гас действительно желал найти оружие, это верно. Только собирался оставить его себе.

Меккис несколько мгновений размышлял. Конечно же, на Гаса можно навесить жучок или подсунуть ему какое-либо мгновенно убивающее устройство с дистанционным управлением. Даже пускай его намерения нечистоплотные, возможно, он все же сумеет отыскать оружие и одолеть нигов. Сделать то, чего не сумели оккупационные силы ганийцев. А в тот момент, когда Гас уже решит, что сумел всех обвести вокруг пальца, устройство-убийца, спрятанное на теле, уничтожит его, оставив оружие и победу Меккису.

— Ладно, — сказал он Гасу. — В ваше распоряжение поступит отряд из двадцати пяти полностью экипированных сущиков. Только постарайтесь использовать их разумно.

Когда Гас, удивленный собственным успехом, повернулся, собравшись уходить, Меккис окликнул его:

— И вот еще что. Если наткнетесь на кого-либо по имени Девушка из Ниоткуда, уничтожьте его или ее во что бы то ни стало.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Гас и отдал честь.

— В чем дело? — с тревогой в голосе спросил Эд Ньюком.

Пол Риверз, лежащий на кушетке в гостиной гадального салона с мыслеусилителем на голове, резко напрягся.

— Боже мой! — воскликнул он. Пол был настолько сосредоточен на мыслях Перси Х, что и голос его походил на голос предводителя нигов. — Она кричит!

— Что они с ней делают? — спросил Эд.

Последовало долгое молчание. День клонился к вечеру. То и дело слышались гудки проносящихся мимо ионокрафтов. Колокола соседней церкви прозвонили пять, легкий ветерок чуть колыхнул занавески на окнах.

— Она в смирительной рубашке, — наконец сказал Пол, причем снова голосом Перси Х. — Она лежит на столе, катящемся по длинному темному коридору. — Он ненадолго смолк, потом снова заговорил, на сей раз испуганным голосом Джоан Хайаси: — Черт возьми, Балкани, но это же просто абсурдно! Отпустите меня!

Эд подался вперед, нервно облизывая губы.

— Так что же происходит?

— Она в комнате со стенами, обитыми чем-то мягким, — ответил Пол, опять голосом Перси Х. Через некоторое время он заговорил снова. Только теперь голосом Рудольфа Балкани. — Роботы, первый и второй… извлекают ее из смирительной рубашки. — Затем снова голосом Джоан: — Перестаньте. Нет! Не выйдет! — И опять Балкани: — Перестаньте сопротивляться, мисс Хайаси, эти роботы по крайней мере вдесятеро сильнее вас, поверьте. Сами понимаете, куда лучше — сотрудничать с ними. Я вовсе не собираюсь причинять вам вреда. Ведь, кроме всего прочего, я врач, мисс Хайаси. И, уж поверьте, вы не первая обнаженная женщина, которую мне приходилось видеть. А теперь, будьте добры, наденьте вот это… Нет, ни за что! — Голоса то затихали, то становились громче, заглушали друг друга, как будто говорящие пытались одержать друг над другом верх.

Эд Ньюком внезапно испытал глубокое отвращение к происходящему. Ему едва верилось в то, что он видит и слышит. Личность Пола Риверза исчезла окончательно.

Доктор Рудольф Балкани протянул Джоан Хайаси то, что на первый взгляд показалось ей просторным скафандром из черного пластика. Она одела его, и один из роботов застегнул молнию на спине. Теперь лишь ее голова оставалась непокрытой. Внутренняя подкладка скафандра была такой нежной, что Джоан почти не чувствовала его.

— Мисс Хайаси, вы наверняка знакомы, — сказал Балкани, — с приемами некоторых религиозных отшельников. Конкретно, я имею в виду методы ухода от действительности. Благодаря современной науке мы располагаем модернизированной версией пещеры отшельника. Это называется камерой сенсорной изоляции. — Он нажал кнопку, панель на полу скользнула в сторону, и Джоан увидела бассейн с темной неподвижной водой. Балкани взял в руки закрытый шлем.

— Самым эффективным способом сенсорной изоляции является бассейн, в котором человек плавает в воде, подогретой до температуры крови, в полной темноте и тишине. Когда вы наденете этот шлем и погрузитесь в бассейн, то не будете ничего слышать, видеть, осязать или обонять и, благодаря препарату, который мы вам ввели, перестанете ощущать даже собственное тело. Ни боли, ни движений, ни изменения физического состояния. Ничего. Надевайте шлем, мисс Хайаси.

Она сопротивлялась, но роботы все равно одолели ее.

По-видимому, наконец успокоившись, Джоан сказала Балкани:

— А вы сами хоть раз побывали в этом бассейне?

— Пока нет, — ответил Балкани. По его приказу два робота опустили ее в воду, аккуратно расправив воздушный шланг, подключенный к шлему. Балкани, наблюдая за происходящим, раскурил трубку и задумчиво сделал несколько затяжек. — Добро пожаловать в небытие, мисс Хайаси, — негромко сказал он.

В дверь постучали. Рудольф Балкани оторвался от блокнота, нахмурился и приказал одному из роботов открыть дверь. В кабинет вошел его начальник, майор Рингдаль, и подозрительно уставился на врача.

— Она все еще в бассейне? — спросил майор.

Балкани молча указал на темную воду. Майор разглядел верхушку шлема Джоан Хайаси, торчащую над водой, а потом и ее неподвижное тело в скафандре, окруженное пузырьками выдыхаемого воздуха.

— Только говорите потише! — прошептал Балкани.

— Сколько времени она там плавает?

Балкани взглянул на часы.

— Около пяти с половиной часов.

— Но она подозрительно неподвижна. Может, она просто спит, а, доктор?

— Нет, — Балкани снял с головы наушники, отсоединил один и протянул его майору Рингдалю.

— Похоже, она разговаривает во сне, — немного послушав, заметил Рингдаль. — Хотя разобрать ничего невозможно.

— Она не спит, — повторил Балкани и указал на вращающийся цилиндр самописца. Крошечные перья вычерчивали на бумаге неровные волнистые линии. — Данные свидетельствуют, что сейчас ее мозг пребывает в состоянии крайней активности, практически — на уровне сатори.

— Какого еще сатори?

— Это состояние, в котором исчезает барьер между сознанием и подсознанием, и мозг начинает функционировать как единое целое, а не как совокупность вторичных функциональных систем.

— Она страдает? — спросил Рингдаль.

— А почему вы спрашиваете? — Вопрос явно удивил ученого.

— Я считаю, что Перси Х все время сканирует ее мысли. И, если он поймет, что она страдает, это, возможно, заставит его по-другому оценить нашу точку зрения.

— Мне казалось, что вы хотите исцеления, — фыркнул Балкани. — Вообще-то я врач, а не палач.

— Отвечайте на вопрос! — рявкнул Рингдаль. — Так страдает она или нет?

— Возможно, она и испытала несколько неприятных моментов. В каком-то смысле, ей пришлось пережить утрату связи с окружающим миром… А потом и с собственным телом. Это нечто, весьма напоминающее смерть. Однако теперь, осмелюсь предположить, она по-настоящему счастлива. Причем, возможно, впервые в жизни.

Пространства не существовало.

Не существовало и времени.

Потому что не существовало и самой Джоан Хайаси. Не осталось даже самой крошечной точки, где пересекались бы пространство и время. И, тем не менее, мозг ее неустанно работал. Не пропадала и память. Совершенные компьютеры работали над проблемами, которые стояли перед ними и раньше, хотя многие из этих проблем были сформулированы так, что, скорее всего, не имели решения. Эмоции приходили и уходили, хотя первоначальные переходы от тревоги до едва ли не экстаза практически исчезли. То и дело возникали призрачные полуличности, которые тут же пропадали. Сыгранные ей в жизни роли висели в прозрачной пустоте сознания, подобно костюмам в опустевшем театре. На сцену мира опустилась ночь, и теперь горели лишь несколько фонарей, едва освещая декорации из реек и холста, еще недавно сходившие за действительность.

Балкани был прав или, по крайней мере, отчасти прав. Оказывается, счастье все же существует, причем — величайшее счастье, которое только может испытать человек.

Вот только, к сожалению, не оставалось никого, кто мог бы это счастье испытать.