Второе пришествие, часть 1

1.

На этого мальчика, лет десяти-одиннадцати, поначалу никто не обратил внимания. Мало ли пацанов бегает, на каждого не насмотришься. Да и не было никого.

Паренек стоял напротив входа в церковь, и смотрел на купол. Церковь была недавно отреставрирована, даже леса еще не все убрали. Храм был довольно большим, из красного кирпича. Но видно до стен строители еще не добрались, потому что внешняя кладка во многих местах была выщербленной, кое-где даже довольно глубоко.

Наверно только что закончилась служба, так как из храма потянулся народ. Люди, выходя, несколько удивленно смотрели на худого, бедно одетого мальчика. Смотрели, потому что, выходя из дверей, натыкались на пристальный, какой-то необычный взгляд. Не сразу удавалось отвести взор, от этих смотрящих казалось в самую душу, глаз. Какая-то бабуля, из числа «постоянных клиентов» ойкнув, даже перекрестилась с испугу.

А парень все стоял, смотря на людей. Прихожане, уже отойдя, нет-нет да оглядывались на необычного паренька. И странные вещи происходили с людьми.

Кто раньше, практически сразу, а кто уже дойдя до автобусной остановки или машины, вдруг ударились в воспоминания.

Мужчина в дорогой одежде, вдруг ни с того ни с сего, вспомнил о том, что уже давно не был на могиле родителей. Он сидел в своей недешевой иномарке, только что спешивший куда-то, и, нахмурясь, перебирал, словно четки, ключи. Сам уже лет пять не был, а сын с дочерью, не были никогда. Они никогда и не видели своих деда с бабушкой…

Та самая бабка, которая перекрестилась, только что бодро семенившая в сторону дома, вдруг вспомнила, как, будучи еще комсомолкой, рьяно доказывала на собрании, что верующим комсомолец быть не может, и что Михаила нужно исключать за подобные архаичные убеждения. И исключили. Михаил уехал из поселка и как говорят, стал председателем в каком-то колхозе, в Сибири. Родители-то его, поговаривают из староверов были. Михаил не пил, не курил и никто не слышал, чтобы он ругался матом…

Молодая парочка, бедно одетые, стоя уже на остановке, вдруг переглянулись и улыбнулись друг другу. Сидящий на руках у отца малыш, тоже расплылся в счастливой улыбке, глядя на родителей…

Лица, слова. Люди побывшие в этот день на утренней службе в Покровском храме, вспоминали то, что думали давно забыли. Глаза подергивались пеленой. В душе поднималось давно забытое многими, чувство нестерпимого стыда. Они не были плохими людьми. Но почти все в жизни сделали то, что хотелось забыть. И забылось за годы. А вот теперь висящий на шее крест, будто жег кожу…

… Антонина вскинула затянутую в платок голову, когда услышала что хлопнула дверь. По ногам пролетел легкий сквозняк. Антонина чуть нахмурилась, когда увидела какого-то мальчишку, стоящего в арочном входе. Одет паренек был бедновато и Антонина чуть слышно вздохнула. Побирушка опять, наверно. Родители, небось, пьют, вот он и ходит по добрым людям. Женщина покачала головой.

– Мальчик, – сказала она. – Ты что-то хотел?

Парень вдруг глянул на нее таким взглядом, что женщину пригвоздило к стулу. Женщина сидела, ни жива, ни мертва, пока парень не спеша, подошел к иконам. Он не крестился, а просто стоял и смотрел на лики. На какой-то миг женщине показалось, что святые лики, словно подернулись прозрачной дымкой.

Из алтарной вышел отец Михаил. Он увидел парня, на его лице отразилось удивление. Он посмотрел недоумевающе на Антонину. Но женщина с оторопью глядела на пацана.

– Чего тебе, отрок? – спросил батюшка, подойдя к пареньку.

И тут мальчик сделал то, чего отец Михаил никак не ожидал. Он посмотрел на мужчину и спросил:

– Почему торгуют в доме Его?

Голос паренька, обычный голос ребенка, почему-то прозвучал в храме, будто ему вторили множество отдаленных голосов. Этот голос что-то перевернул внутри, на сердце захолодело. Рука батюшки непроизвольно дернулась, а пальца уже сложились в щепоть. А парень стоял и смотрел священнику прямо в глаза.

На лице священника вдруг проступил пот. Он был еще молод, принял этот приход недавно. Но уже успел прослыть знающим и добрым человеком. Именно с его приходом стали восстанавливать само здание церкви. Раньше-то службы в молельном доме, что стоял рядом, проводили.

Он уже общался с некоторыми индивидуумами, которые спрашивали о том же. Но только речь заходила о пожертвовании, они сразу умолкали. Но то были взрослые люди, а тут…

И странное, никогда не испытываемое ощущение поднялось в груди у мужчины. Лики с икон вдруг глянули строго и испытующе, словно тоже задавая этот вопрос.

– Храм восстанавливаю…, – еле слышно ответил священник.

– Тот ли храм ты восстанавливаешь? – снова прозвучал вопрос. – Разве говорил Он, что Его благословление, нуждается в оплате?

Парень указал подбородком в сторону. Мужчина непроизвольно проследил взглядом. В голове зашумело. С иконы на него глядел Спаситель. Давно знакомая икона, будто даже светилась. Поблекшая за время, она была сейчас необыкновенно четкой, краски были настолько яркими, словно их только что нанесли.

Рука сама, без участия смятенного разума, взлетела вверх. Пальцы буквально впились в лоб, ударили в грудь, ткнули в плечи. Но мужчина даже не почувствовал. Сердце, вместо того, чтобы зайтись в испуге, вдруг встрепенулось в странной радости.

Священник как во сне, поднялся на ступеньки, открыл двери алтаря. В воздухе запахло ладаном. Глаза мужчины расширились. От древней иконы, чудом спасенной в год, когда разрушили храм, будто исходили мощные невидимые волны. В душе мужчины, как лопнуло что-то… Он ощутил, как по щекам покатились слезы…

– Да приидет царствие твое! – громким шепотом прошептал он.

Где-то вдалеке словно зазвенел далекий перезвон колоколов. Мужчина уже явственно услышал, как одновременно залаяли собаки в поселке. Плечи священника сами собой развернулись. Он закрыл глаза, ощущая, как благодать неземная разливается по телу, что-то пробуждая в душе, призывая, очищая… Говоря!

– Свершилось! – тем же громким шепотом сказал отец Михаил. – Свершилось!

Слезы все капали на пол алтаря. Священник открыл глаза. Его невидящий взор смотрел куда-то вверх, в белый потолок. В глазах полыхнул неистовый огонь Веры. И показалось Михаилу в этот миг, что вздохни и взлетишь. В груди будто разворачивалась сжатая пружина, и отец Михаил стал Понимать…

Паренек, постояв еще некоторое время, молча развернулся и пошел к выходу.

Антонина, все это время сидевшая, забившись в угол, когда паренек вышел, осмелилась заглянуть в открытые двери алтаря. Отец Михаил, стоя на коленях напротив иконы Богородицы, что беззвучно шептал. Похоже, молился. Антонина некоторое время стояла, соображая, что же делать.

– Убери, – вдруг громко сказал батюшка.

– Что? – испуганно спросила спросила женщина.

Священник повернул к ней лицо. Из под припухших век на нее глянули горящие, словно в безумии глаза.

– Деньги! Прочь из храма Его! – грохнул тренированный в службах бас отца Михаила. – Вон!

Молодой мужчина, скорее даже еще парень, на вид ему было лет двадцать пять, шел по дороге через поле. Он был высок, плечист, одет в крепкую походную одежду: потертые джинсы и серую штурмовку. Длинные волосы его были стянуты в хвост. За плечом висел полупустой рюкзак. Лицо его было округлым и его можно было назвать добродушным, если бы не резкий, проникающий взгляд. Голубые глаза парня были прищурены, может из-за яркого весеннего, почти летнего солнца, а может просто он привык, так смотреть.

Шел уверенно, но не торопясь. Хотя и не медленно. Чувствовалась в нем привычка долго и далеко ходить. Об этом же свидетельствовали одетые на ноги сапоги, явно прошедшие не одну версту.

Парень шел, не смотря по сторонам. Его лицо иногда хмурилось, и он чуть кривился, словно о чем-то жалел. Он почти пересек поле, подойдя к опушке небольшой рощицы, как вдруг резко остановился, словно налетев на стену. На его лице пропечаталось огромное удивление. Он медленно повернулся, посмотрел вдаль.

– Чтоб меня… – пробормотал он, не опуская взора.

С минуту он стоял, словно слушая что-то в порывах ветра. Потом медленно провел пальцами по виску…

Он рванул с места так резко, что из-под ног вылетела земля. Стремительным шагом он зашагал в ту сторону, куда смотрел, так и не опустив глаз. На его лице была начертана такая целеустремленность, что его сейчас вряд ли бы остановила даже пуля. Глаза парня горели. На лице играли желваки. Волосы развевались на ветру, что дул ему сейчас в лицо…

Паша выполз на улицу, задрал майку, почесав пузо. На его вечно опухшем лице пьяницы, было нарисованы муки похмелья. Старые трико, местами рваные, местами прожженные, пузырились на коленях и имели вил половой тряпки. Чистота их тоже была соответствующая. Как впрочем, и майки.

Оглядев пустую улицу, Паша скривился. Возле дома напротив, наискосок, стояла белая «девятка». Но Макар уже денег не даст. Зажрался козел. Постояв немного, Паша двинул по направлению к дому Семена, своего давнего дружка и собутыльника…

… Навстречу ему попалась машина, иномарка. Она едва не задавила мужчину. Мужик, управлявший ею, ехал со странным задумчивым выражением лица.

Матюгнувшись вслед машине, Паша выбрался из кювета, в который пришлось соскочить и пошел дальше, все ругая этого придурка, который купил не только машину, но и права.

«А ведь когда-то и я ездил на машине» – мысль, пришедшая Паше в голову, застала его врасплох. Он настолько удивился, что даже остановился. Перед его глазами вдруг замелькали картины, когда он, молодой парень, только из училища, получил новенький ЗИЛ – 157. Он поднял руки, посмотрел на них. Руки дрожали. «Во что я превратился?» – мысль ударила словно ножом.

Он услышал сзади шаги. Повернувшись, он увидел здорового молодого парня, шедшего по улице, в которую упиралась дорога, идущая из леса. «Откуда это он идет?» – удивился Паша.

Страх кольнул его сердце, когда он увидел глаза парня. Они горели странным, каким-то бешеным огнем. Он устрашающе быстро шагал в сторону мужчины, с выражением упрямой решительности… даже не решительности, а практически одержимости на лице. «Чего это он?» – настороженно подумал Паша.

Когда парень подошел к перекрестку и свернул направо, Паша с облегчением выдохнул. Фу-ты! А он уж было подумал, по его душу!

Страх и это странное воспоминание так встряхнули, что похмелье прошло само. Паша постоял, прислушиваясь к ощущениям. Помотал головой. Что-то уже расхотелось к Семену топать. Он опять, наверно, свою вонючую самогонку картофельную гонит. От воспоминания отвратительного вкуса этого варева, Пашу аж передернуло.

Подходя к дому, он увидел, что Макар, отогнав свою «девятку» в сторону, выгнал трактор. Пахать, стало быть, собрался. Паша нахмурился, вспомнив свой, давно не копаный огород. С тех пор, как Любка ушла, не выдержав его загулов, он и не вспоминал о нем…

Паша снова помотал, прогоняя лезущие в голову мысли. Да что же с ним такое сегодня? Сначала к Семену не пошел, теперь это…

Зайдя в ограду, Паша поднял глаза. Крыша на бане просела. Дверь в конюшню, где раньше стояла корова, висела на одной петле, с тех самых пор, как Паша отдал на убой отощавшую Зорьку. Паша вдруг будто увидел себя со стороны. Взлохмаченные волосы, опухшая рожа. На ногах рваные сандалии, которые он когда-то покупал в городе. Как он радовался тогда. Настоящие югославские…

Тоска, черная боль схватила за сердце. В кого он превратился, отец двух детей, крепкий хозяин… В животное! А ведь даже они себя вылизывают…

Ноги мужчины подломились, он буквально рухнул на колени в пыль. В ушах зазвенел детский смех. Как Натка любила бегать по этому двору! А младший Павел, всегда такой серьезный. Военным стал. Перед глазами мужчины стояла улыбка Любы, смотрящей, как он усталый возвращается домой…

Сбоку будто мелькнула тень. Паша вздрогнул. Кошку Люба с собой забрала, а пес сдох прошлым летом…

В тени, под навесом, будто снова что-то шевельнулось. Повеяло ледяным холодом. В полумраке конюшни, сгустилась чернота. В неверном свете, мужчина увидел, как оттуда на него как-будто начало что-то выходить.

Он вздрогнул, когда его спина встретилась с дверью. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Он судорожно стал шарить за спиной, в поисках щеколды. Тьма в конюшне еще сгустилась, Паша даже будто увидел контур фигуры. Леденящий ужас вонзился в сердце.

– А! – из горла вместо крика вырвался сип. – А – а!

Дверь неожиданно поддалась. Мужчина спиной вперед выпал на улицу. В памяти держалась картина, как в чернильном мраке, загорелись страшные красные глаза. Он не отдавал отчета, причудилось ли это, или было на самом деле. Словно червь он стал отползать на спине от ворот своего дома.

– А! – прорезался голос и даже его самого оглушил. – А-а!

Он уперся спиной в поленницу, и зажмурился. Легче от этого не стало. Видеть он не видел, но буквально всем телом ощущал, как к нему приближается что-то. Медленно, неотвратимо… Руки судорожно цеплялись за траву, ноги скребли по земле, словно пытаясь вдавить тело в упирающиеся в спину поленья. По щекам мужчины покатились слезы…

… Странное ощущение накатило на него. Страх резко пропал. Стало тихо-тихо. Паша открыл глаза и увидел склонившегося над ним мальчика. За его спиной стоял тот самый парень, что напугал Пашу утром. Утром?

Мужчина огляделся. На дворе уже явно стоял день…

– Если ты еще будешь пить, – сказал мальчик. – Он вернется.

Мужчина ошарашено смотрел на паренька. Глаза его смотрели спокойно и словно светились, мягким, ласковым светом.

Паша помотал головой.

– Я не…, – голос его пресекся. – Нет, я больше…

– Не обещай, – сказал паренек. – Помни. Второй раз тебе помочь будет некому.

– А что? – мужчина отчаянно пытался найти слова. – Кто? Я…

– Ты веришь в Бога? – спросил за спиной мальчика высокий парень.

Паша замер. Верит ли он? Он крещен, но в церкви был только тогда, когда крестился…

– А бог верит в тебя, – мягко сказал мальчик и выпрямился. – Не разочаровывай его больше.

В душе Паши поднялась странная волна. Она поднялась из груди, защипала в висках, ударила хмелем в голову. Неожиданно даже для себя, Паша заплакал. Он удивленно ощущал, как слезы бегут по щекам. И с ними вместе будто убегала тоска. Стало так легко, словно в детстве.

– Верю! – вырвалось у него. – Я… Но кто… Я видел!

Мальчик не стал отвечать, только улыбнулся, светлой и доброй улыбкой. Он повернулся и пошел на дорогу. Мужчина посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на все еще смотревшего на него высокого.

– Если ты не идешь к свету, – сказал тот. – То к тебе идет он.

– Кто? – в растерянности спросил Паша.

– Дьявол, – ответил парень и, повернувшись, бросил. – И он тебя едва не забрал…

Сергей подъехал к дому, заглушил двигатель. Посмотрел на ворота. Идти домой не хотелось. Прошло уже три месяца. Он понимал, что жене сейчас плохо, что ему нужно быть рядом… Но ничего не мог с собой поделать.

Диагноз был как удар под дых. Бесплодие. Когда они поженились, то долго предохранялись, все зарабатывали на достойную жизнь… Построили дом, купили эту машину. Жившие раньше небогато, они искренне радовались, что все получается.

В руках у Сергея все буквально горело. Не став звать никого на помощь, только наняв трех работников, он сложил дом, баню. Буквально за лето подвел под крышу, отделал внутри. Радость, что они и их дети, будут жить в красивом большом доме, буквально окрыляла. Он не замечал усталости, приезжал с работы, и еще до темноты, а иногда и при свете ламп, занимался домом. Особо старался, отделывая комнаты для детей. Меньше чем трех он не планировал…

Но забеременеть все никак не получалось. А потом… Все рухнуло в один миг… И ему стал ненавистен этот дом. Алена превратилась из улыбчивой, доброй девушки, в замкнутую мрачную тень самой себя. Она все больше молчала, глядя на Сергея глазами, полными страдания. Мужчина сколько мог, утешал ее. Даже предлагал усыновить ребенка. Но Алена только качала головой и плакала ночами…

Она стала избегать спать на одной с ним кровати. Последний раз они занимались любовью месяц назад. И Сергею больше не хотелось повторять этот опыт. Видеть вместо сияющих глаз, закушенную, будто от боли, губу…

Сергей тяжело вздохнул и взялся за крючок открывающий дверь. Зачем все это, если некому это оставить. Ему одному хватило бы и старого родительского дома, где в углу стояла его кровать. Сергей рассердился вдруг на себя. Что ты разнылся? Тебе тяжело, а какого ей? Женщине… Которая предназначена для того, чтобы дать жизнь? Засовывай свои сопли куда-подальше и вперед! Твоя женщина, любимая жена, там на стены уже лезет, а ты тут расписался!

Мужчина тряхнул головой решительно, открыл дверь машины, вышел наружу, захлопнул с силой, дверь. Вздохнул, словно перед прыжком в воду. С силой провел ладонью по лицу.

Любовь. Вот что нужно! Это-то у нас не отнять! Да, судьба жестока! Но мы есть друг у друга, и это главное!

Перед взором Сергея промелькнули картины юности. Как бегал за Аленкой, как отбил ее у Витьки. Он тогда даже обиделся. Но потом отмяк, увидев, как они друг на друга смотрят. Потом даже свидетелем ан свадьбе был. Там кстати со своей Светкой и познакомился…

Сергей вспомнил счастливые глаза Алены, когда надевал ей на палец кольцо. Вспомнил, как злился, когда она задерживалась у мамы. Все не мог на нее наглядеться…

И тут Сергей, вернувшись из воспоминаний, увидел стоящего рядом мальчика. За его спиной стоял высокий хмурый парень. Мальчик улыбался. Да так заразительно, что губы Сергея тоже невольно тронула улыбка.

– Главное, любить, – сказал паренек. – И верить.

Он положил руку на руку Сергея, лежащую на капоте машины.

– Тебя ждет радостная весть, – сказал мальчик. – Твоя Вера и Любовь вознаграждены.

Сергей удивленно покосился на него.

– Верьте, и воздаться, – продолжал паренек. – Любите и счастье придет. Испытания лишь укрепляют истинные чувства.

Паренек убрал руку и показал взглядом на ворота. Сергей недоумевающе посмотрел на него, потом на ворота. Потом на высокого парня, который взирал на это с легкой усмешкой. Тот кивнул в ответ на взгляд Сергея.

Мужчина нерешительно снова посмотрел на мальчика. Шагнул к воротам…

… На крыльце стояла Алена. На ее заплаканном лице была написана растерянность. Изумление. Надежда!

– Сереж, – сказала она, когда Сергей вошел во двор. – Сережа, я, кажется беременная!

Сергей ошеломленно уставился на нее. Алена плакала, несмело улыбаясь. Мужчина, потрясенный новостью, посмотрел назад, в открытые ворота, на паренька, что так и стоял возле машины. Он улыбнулся ему ободряюще. Сергей вновь перевел взгляд на жену. Радость прорвалась сквозь изумление, разрывая в клочья туман тоски…

– Нифига себе, – пробормотал он, несмело улыбыяссь…

Отец Павел хмурясь, стоял возле образов. Снова сломался водопровод. Новый, только что сделанный водопровод! Церкви еще года не было, а было такое ощущение, что ей лет двести. Ломалось буквально все. Начиная от проклятых труб, кончая дверью. Ни с того ни сего, она вдруг могла закрыться, словно прикипая к косяку. А потом также свободно открыться. То свечи, деланные между прочим в одном месте и отлично горевшие в старом храме, здесь то и дело тухли, словно их специально кто-то задувал. Поневоле тут поверишь в провидение. Церковь-то эту, построили, где было удобно, а не где надо…

На улице послышалась громкая буцкающая музыка, приближающаяся к церкви. Священник поморщился. Дело было в том, что немалую часть денег в строительство, вложили люди, так скажем, имеющие проблемы с законом. И теперь они считали, что это вроде как специально для них построенный храм, где они могут в любое время замолить свои многочисленные грехи. Каждый раз новые…

В церковь буквально ввалились трое здоровых бугаев. Небрежно кинув сидящей у входа Настасье пятитысячную купюру, они сгребли все лежащие на столе свечи, и поперлись их ставить. Причем особо они не разбирали, за что ставят, и кому. Ставили везде, словно в торт втыкали, поджигая их блестящими зажигалками.

– Благослови, отец, – хрипло сказал, подошедший лоб.

На его лице было написана вся его биография. Украл, выпил, в тюрьму… Отец Павел, кивнул и пошел одеваться.

– Слышь, а куда он? – громко спросил у первого, второй подошедший громила.

– Деревня! – сказал первый. – Ему ж надо эту свою, как ее… Короче так надо!

Священник тяжело вздохнул. Да уж, прихожане… Вряд ли хоть одну молитву знают, крестятся-то не всегда правильно, зато кресты на толстых цепях, хоть на маковку ставь…

Батюшка покосился на единственную нормальную икону, что была в этой церкви и попросил прощения у Бога, за то, что приходиться исповедовать этих отморозков.

Отец Павел вздохнул и, собрав в кулак терпение, открыл дверь… И замер.

– А чего это? – спросил его тот первый, указывая на иконы.

Иконы, не настоящие, а фотокопии, вделанные в рамку, словно фотографии, как-то странно выглядели. Словно… Реальность в глазах священника дернулась, словно перед взором пролетел дым… Отец Павел подошел к ближайшей иконе. С образа на него взирал Николай Чудотворец. И как взирал… Священник сглотнул. Глаза святого казались живыми! И смотрели очень неодобрительно!

Отец Павел прислушался. Показалось? Будто колокола звенели… Но единственная церковь, в округе, где мог звенеть колокол… Один… Это было далеко!

В груди вдруг толкнулось странное ощущение. Ощущение что вот-вот что случиться. И еще…

В памяти священника внезапно проснулось воспоминание, что он испытывал, побывав в настоящей, намоленной церкви. Он встал тогда под куполом… На него глядели лики… И было такое ощущение легкости, воздушности!

Отец Павел прошел к воротам алтаря. Провел дрожащей рукой по лбу. Постоял немного, а потом обернулся. Оглядел помещение. В глазах его зажегся странный огонь.

– Во гляди! – стоявший у икон бритый наголо бугай, тыкал пальцем в икону. – С нее капает чего-то!

– И здесь тоже! – отозвался другой, стоящий у копии иконы Казанской Богоматери.

Мужчина мазнул пальцем по стеклу. Секунду рассматривал, потом понюхал, лизнул.

– Фу, блять! – выругался он. – Какое дерьмо!

Остальные его товарищи загоготали. «Словно на рынке», – мелькнула у священника мысль.

– Верую в Бога единаго, – прошептал он.

Лизнувший скривился. Покатал во рту слюну. А потом сплюнул на пол!

Еле шаявшие свечи, вдруг вспыхнули ярким огнем. Отец Павел явственно услышал мощный колокольный звон, торжественный, зовущий!

– Эй, это чего? – троица бандитов заозиралась. – Че за фигня?!

– Отче наш! – неожиданно для себя, торжественно и громко заговорил священник. – Иже еси на небеси! Да святиться имя Твое, да придет Царствие Твое!…

Его голос гремел, словно он находился не в маленькой церквушке, а огромном соборе. Глаза отца Павла засияли странным светом. Бугаи удивленно уставились на него.

– Хлеб наш насушный, данный нам днесь!… – слова у батюшки звучали не как молитва, а как Молитва. Они шли, казалось, из самой души, из сердца!

– Во, бля, разошелся, – пробормотал один из бандитов.

– … но избави нас от лукавого! – с этими словами палец священника уперся в сторону стоящих перед алтарем бугаев. Те на секунду замерли, ошарашенные таким поворотом. Стоящий впереди опомнился первым:

– Это что же, мы черти что ли? – угрожающе спросил он. – Ты че поп, совсем охренел? Забыл, кто платит вам?

– Изыди! – не унимался отец Павел. – Проклинаю вас! И отлучаю от церкви православной, как святотатствующих и сквернословящих в доме Его!

Свечи вдруг разом, как раньше вспыхнули, притухли. Сидящая у входа Настасья испуганно перекрестилась. В углах налились чернотой тени. Подул из ниоткуда ледяной ветер…

Отец Павел изломанной куклой отлетел к стене. Ударивший его бандит, потирая кулак, шагнул следом, навис над священником.

– Ты че, курва, совсем страх потерял?! – прорычал он в лицо батюшке.

– Верую! – вдруг неожиданно резко выкрикнул Павел. – Нет надо мной власти дьявольской!

Из явно сломанного носа у него текла кровь, заливая подбородок.

– Изыди! – повторил он. – Сатанинское семя!

– Да какого хрена?! – вдруг заорал стоящий сзади бугай.

Тот, который бил, оглянулся. Свечи, и так не сильно горевшие, вообще горели еле видимыми огоньками. Свет из окон стал тусклым, будто их задернули плотными шторами.

– Да это че такое?! – заорал уже второй.

Из темных углов, послышалось явственное шипение. И что-то зашевелилось там в сумраке.

– Верую в Отца Единаго, Бога всемогущего! – вновь заговорил отец Павел.

Как только он сотворил крестное знамение, бивший его резко повернулся, словно его укололи иглой. Глаза его словно заледенели, черты лица заострились, челюсть выдвинулась вперед…

От нового удара священник, сбив по пути подставку, на которой стоял чан со святой водой, улетел к двери ведущей в алтарь. Из рассеченного лба, на деревянный пол полилась кровь.

– Во имя Твое! – прохрипел священник.

Если бы его сейчас увидел отец Алексий, что руководил той, старой церковью, он бы очень удивился, что прожженный и циничный Павел, смог сделать все это. Он поэтому и был поставлен на эту церковь, что здесь был очень специфичный контингент…

– Верую в Тебя, в Сына Твоего, на кресте распятого, за грехи наши! – отец Павел вновь перекрестился дрожащей рукой. – В Дух святой, ведущий нас и оберегающий от скверны сатанинской!

Бивший его бугай, скрипнув зубами, снова направился к нему. Но, едва ступив на пол, где была разлита вода, отдернул ногу, словно обжегся.

– Падут на вас ваши грехи! – воодушевился священник. – Гореть вашим душам в геене огненной, за страдания вами причиненные!

Бугай криво усмехнулся и пошел в обход.

– Лоб, да ты че? – попытался его успокоить один пришедших с ним. – Оставь ты его!

Лоб глянул на говорившего. По лицу того разлилась смертельная бледность. Он рефлекторно выставил вперед руки.

– Да я ж, ничего, я ж… Но…, – бандит окончательно запутался в междометиях.

Лоб ухмыльнулся кривой, страшной усмешкой и продолжил путь.

– Нет, все я сваливаю, – вдруг сказал третий. – Пошли вы нахрен со своими молитвами!

Лоб, не обращая на него внимания, обошел лужу, ухмыльнулся, смотря на священника…

Дверь в церковь вдруг резко распахнулась, будто вырванная напрочь. Вспыхнули с новой силой свечи, выгоняя темноту из углов. На пороге стоял мальчик лет десяти.

– И пришел зверь! – звонкий мальчишеский голос, сопровождался громовым, низким, мощным эхом. – И был он силен! И поддались слабые! И пошла стая, чиня беды и горе!

Мальчик шагнул за порог. От него исходило что-то, отчего в груди у священника поднялась мощная, сметающая все сомнения волна.

– И были те, кто сказал нет зверю! – мальчик сделал еще шаг.

В такт каждому шагу мальчика, звенел колокольный звон. Только теперь не далекий, а наполняющий все помещение церкви. Бандиты попятились, на их лицах пропечатался страх. А тот, который бил отца Павла, вообще схватился за уши…

– И послушали их! И пошли за ними! – колокольный звон уже не умолкал, но голос мальчика не заглушался им. – И повержен был зверь! И опомнились те, кто шли за ним! И ужаснулись делам сделанными ими!

Все трое бандитов рухнули на колени, зажимая руками уши. Их рты были раззявлены в крике, который заглушался торжественным переливом колоколов.

– И сказано было! Скитаться этим душам, до тех пор, пока не обретут они снова Дух! Отданный за Силу, что дал им Зверь!

Лоб захрипел и повалился на бок. Его начала бить крупная дрожь, будто за руки и ноги дергал невидимый и безумный кукловод.

– Исторгаю! – мальчик выставил вперед ладонь. – Возвращайся к себе, демон!

Тело бугая вдруг подбросило в воздух. Он выгнулся дугой, сделав мостик, опираясь только на голову и пальцы ног.

Из его тела рывком вырвало черную тень, послышался визг, будто бензопилой пилили стальной лом.

– Уходи! – вновь крикнул мальчик. – Твое время здесь закончилось!

Бугай вдруг подпрыгнул, метра на три вверх, тело напряженное, как струна, обмякло…

С грохотом он обрушился на ступеньки. Дерево, не выдержав такого, затрещало, полетели в разные стороны щепки.

Колокольный звон начал стихать. Послышалось бормотание забившейся в угол женщины, которая продавала свечи.

– Уходите! – обернулся мальчик к остальным, что, притихнув, смотрели на действо, расширенными от ужаса глазами. – Вы отлучены от лона Церкви!

Бандиты закивали головами, словно китайские болванчики.

– Вы еще можете вернуться, – сказал паренек, уже спокойно. – Если ваше искупление, превысит ваши грехи. Вернуться, чтобы просить Его, дать вам еще один шанс.

Бандиты снова закивали. Мальчик молча указал на лежащего в обломках ступеней третьего. Мужчины, не смотря ни на мальчика, ни на священника, подхватили своего товарища, и потащили его на выход…

… Мальчик подошел к лежащему священнику. Того била крупная дрожь. При приближении паренька он попытался встать, но рука, на которую он оперся, подломилась, и мужчина вновь рухнул на пол.

Парень подошел к нему, взглянул с улыбкой. Из глаз священника катились слезы. Кровь капала из носа, разбитого лица.

– Я грешен! – сказал священник, смотря в глаза мальчика. – Я почти потерял Веру! Мои грехи жгут мне сердце!

– Он все видит, – сказал парень, встав возле священника на одно колено и положив ему руку на лоб. – Ты искупил свои грехи, встав на пути Зверя. Он дарит тебе новую жизнь. Он дарит тебе Дело. Нести Слово его.

– Я согласен! – с жаром заговорил священник.

В церковь вошел еще один человек. Высокий, плечистый парень. Он встал у выхода, замерев внушительной такой статуей.

Мальчик прикрыл глаза. Священник ощутил, как по телу вдруг полилась легкость, оно сделалось невесомым, воздушным…

Глаза мужчины широко распахнулись. Боль ушла. Даже давно терзающая ломота в пояснице! Мальчик открыл глаза…

Отец Павел замер. На него глядели глаза того, кому он посвятил, когда-то свою жизнь… Глаза глядели ласково и одобрительно. Словно у отца глядящего на сына, который оправдал все его чаяния.

– Закончилось ожидание! – сказал Он, устами мальчика. – Славьте пришедшего от меня!

Священник глядел, не в силах вымолвить ни слова. Мальчик снова прикрыл глаза. Когда он снова открыл их, то они стали вновь глазами человека. Но Сила продолжала струиться из них.

– Встань и следуй за мной, – сказал парень. – Твой Путь начинается.

– Слышал, какая-то новая секта появилась? – спросил мужчина в синей форме охранника.

Одетый в такую же форму, наливающий кипяток в кружку, молча покачал головой.

– Фокусы говорят, всякие показывают. Там типа парнишка какой-то, маленький, всех подряд лечит. А потом зубы заговаривает. Ну там возлюби ближнего и все такое.

Его напарник замер, а потом медленно поднял голову. Покачал головой.

– Не зубы заговаривает, а проповедует, – сказал он.

– Ну та же фигня, – махнул рукой его напарник.

Мужчина помолчал, смотря на напарника с таким выражением, будто думал говорить нет.

– Слушай, Коль, – сказал он, наконец. – А помнишь мою Юльку?

– Ну? – напарник повернул к нему голову.

– Куда я только уж не ездил с ней. Даже в Москву, – сказал мужчина. – Все без толку.

Напарник покачал головой, а потом, нахмурившись, склонил голову, задумавшись.

– Так ты что, хочешь ее этому целителю показать? – спросил он.

– Уже, – сказал мужчина. – Уже ходили.

– И чего? – напарник мужчины живо заинтересовался. – Помогло?

Мужчина ответил не сразу. Он отпил из кружки, посмотрел в окно.

– Знаешь, а я ведь последний день работаю, – сказал он.

– Опа, – изумился его напарник. – А что так? Другую работу нашел?

– Нашел, – ответил мужчина. – Раньше не искал. А теперь нашел. Мне ж теперь по больницам мотаться не надо.

– Так, что же? – на лице его напарника отразилось удивление. – Что, он реально лечит?

– Как видишь, – сказал мужчина.

В будке охранников на некоторое время воцарилась тишина. Напарник мужчины напряженно размышлял. А мужчина стоял, смотрел в окно.

– И куда же? В смысле что за работа? – спросил наконец, напарник.

– Пасеку свою буду держать, – сказал мужчина. – Я ж на это учился когда-то.

– Че серьезно? – по губам его напарника скользнула улыбка.

– Ага, – просто ответил мужчина. – Не все же дурью маяться в охранниках. Пора и делом заняться…

При этих словах, в сердце мужчины кольнула давно забытая, потерянная в бесконечных больничных очередях, надежда, что все будет хорошо. Он вспомнил, как бледная, слабая девочка, сама, САМА, идет по дороге. И снова улыбнулся. Все будет хорошо…

Возле дома, обычного частного дома, каких полно в пригороде любых русских городов, стоял народ. Небольшая толпа человек в тридцать. Люди вели себя спокойно, но было видно, что они чего-то ждали. Потому как, то и дело посматривали на железные ворота крытой ограды дома.

Было удивительно то, что никто из стоящих здесь, не курил. Ни мужчины, ни женщины. И не было заметно, что это кого-то волнует.

В конце улицы, переваливаясь на кочках, появился белый микроавтобус. Он подъехал к дому, остановился. Отъехала в сторону боковая дверь. В ту же секунду открылась дверь и в воротах дома.

Из микроавтобуса вылезли трое пожилых мужчин, бородатых, если не сказать дремучих. На груди у каждого висел массивный крест, но одеты они были не в рясы. Но в нечто напоминающее их. Одежды их были серые, из грубой ткани.

Им навстречу из ворот дома тоже начали выходить. Первым вышел православный священник, в простой черной рясе. Он нахмурился, когда увидел стоящих у микроавтобуса, но ничего не сказав, шагнул в сторону.

Следом за ним вышел молодой высокий парень с длинными волосами, убранными в хвост. На его лице не отразилось никаких чувств, по поводу увиденного. Он тоже шагнул в сторону от входа, но вправо.

Толпа загомонила, когда из дверей вышел мальчик, лет двенадцати. Он спокойно оглядел людей, скользнул взглядом по приехавшим… И улыбнулся.

– Пришедший, Пришедший, – побежал по толпе говор.

Мальчик пошел вперед. Толпа расступалась перед ним и его спутниками, что шли следом, образуя своеобразный коридор до самого микроавтобуса.

Мальчик подошел к старикам, спокойно поглядел им в глаза. Стоящий в центре мужчина уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но мальчик заговорил первым.

– Вы приехали проверить меня? – спокойным голосом спросил он. – Чем же я заслужил недоверие?

Старик, который хотел говорить, поджал губы, явно недовольный. По толпе пробежал удивленный и неодобрительный ропот.

– Мы хотели поговорить с тобой, – сказал стоящий справа старик. – Нам нужно понять.

– Что я тот, за кого себя выдаю? – также спокойно заговорил мальчик. – Этого вы не поймете, пока не захотите понять.

– Мы хотим понять, – сказал уже тот, кто стоял слева.

– В ваших сердцах нет этого намерения, – ответил мальчик, смотря при этом на стоящего в центре. – Вы приехали изобличить.

– Мы бы хотели поговорить с ТОБОЙ, – ответил стоящий в центре, специально выделив последнее слово.

– Вы говорите, – ответил мальчик… и улыбнулся.

Стоящий справа от него, тот длинноволосый парень, развернулся и сказал стоящим поблизости мужчинам:

– Пойдемте, поможете.

Все трое мужчин, ни слова, не говоря, пошли следом за парнем. Они вошли в ворота и через некоторое время вышли обратно, неся лавки.

Они поставили их ровно посередине между домом и микроавтобусом. Мальчик и священник, тоже молча развернулись и пошли обратно. Дойдя до лавок, они сели на ту, что стояла ближе к дому. Стоящий возле микроавтобуса переглянулись. Но тоже пошли к лавкам. Они сели на ту, что стояла ближе уже к микроавтобусу.

Их глаза встретились с глазами сидящих напротив. Сели они так же, как стояли. Центральный нахмурился.

Мальчик на этот раз молчал, предоставив слово приехавшим.

– Правда ли говорят, что ты исцеляешь больных? – спросил сидящий в центре.

– Не у меня спрашивать нужно, – ответил мальчик. – А у тех, кто приходит ко мне.

– Правда! – выкрикнул кто-то из толпы. – Все так!

– Да!

Остальные одобрительно зашумели. Старик только сейчас посмотрел на тех, кто кругом стоял возле лавок. И увидел, что стоят вокруг разные люди. И совсем молодые, даже дети и постарше. Среди лиц были и умудренные жизнью главы семейств и молодые безусые юноши. Стояли девочки, в обтягивающих джинсах и женщины в возрасте. Их лиц объединяло одно. На них было написан живейший интерес к происходящему.

Старик вновь перевел взгляд на мальчика. Его лицо было спокойно. Глаза смотрели без вызова, с легким интересом… И ласково!

Когда они ехали сюда, то предполагали, что разговаривать будут со священником или, в крайнем случае, с тем высоким парнем. А вышло по-другому.

– Почему ты называешь себя посланником Его? – спросил сидящий справа.

– Потому что это так! – резко ответил сидящий рядом с мальчиком священник.

– Кто же может подтвердить это? – произнес уже левый старик.

– Кто может подтвердить, что Бог есть? – вклинился в разговор тот высокий парень.

Он не сел на лавку, а стоял за спиной у мальчика. Приехавшие чуть не одновременно вскинули головы, посмотрев на него. Лицо парня было абсолютно спокойным.

– Это сказано в Библии? – продолжил он. – А она не людьми написана?

– Писание святое, есть мудрость веков, дошедшая до нас, – наставительно произнес один из стариков, чуть прищурив глаза. – И не нам судить о том.

– Ну почему же? – удивился высокий. – Она же людьми писана. Кому как не людям судить?

– Она писана теми, на кого снизошла благодать Божья, отрок, – ответил сидевший в центре старик, строгим голосом. – Людьми, которые прошли тяжелые испытания своей Веры. Их слова бесценны!

– Все так, – отозвался парень. – Но это значит, что мы им просто верим. Проверить-то их, мы никак не можем.

Уже все старики посмотрели на него неодобрительно.

– Эти люди прожили жизнь, полную лишений! – резко сказал правый. – Их мудрость нужно почитать!

– Но не принимать безропотно! – возразил парень. – Заменяя свои мозги чьим-то мнением! Те, кто писал Библию, жили совсем в другое время!

Старики возмущенно поглядели на сидящего перед ними священника и мальчика.

– Мы говорим о другом, – сказал сидящий посередине.

– Мы говорим о Вере, – ответил мальчик. – Алексей именно об этом и говорил. О том, что нельзя проверить Веру.

– Чтобы верить, нужно поверить, – возразил правый старик.

– Чтобы верить, нужно обратиться к своей душе! – ответил ему уже священник.

Взгляды приехавших теперь пересеклись на нем. Из них троих он был самый старший. И тот, кого старики меньше всего хотели бы здесь видеть. Это читалось и по чуть вздернутых в оскале губах и по тяжелым взглядам, которыми обменивались приехавшие и священник.

– Если мерить все по мирским меркам, то о чем мы говорим? – спросил священник. – Если нам всегда нужно явленное доказательство, то зачем нам Вера? Бог и деяния его, непостижимы для человека, поэтому он и есть Бог!

Священник перекрестился. Приехавшие поморщились, как будто увидели нечто мерзкое.

– Приехали мы, не о Вере спорить, – степенно даже несколько величественно, сказал средний. – Приехали мы поговорить с тем, кто называет себя посланником божьим. И о том говорить будем.

– Разве мы не об этом говорим? – спросил уже длинноволосый. – Вы спросили о доказательствах. Доказательствах того, что нельзя просто пощупать и сказать, что да, это гладкое. Это можно лишь почувствовать. Здесь.

Парень постукал пальцами по груди.

– И какой смысл что-то доказывать, когда ты понимаешь, что это есть и это правильно, – добавил он.

Мальчик весь этот разговор молчал. Смотрел на своих спутников, на приехавших. Иногда улыбался. Когда Алексей договорил, он прикрыл глаза.

– Все эти люди вам скажут, что это правильно, – продолжал Алексей. – Особенно те, кто приходил за исцелением. И не только тела!

Старики озадачено глянули на будто придремавшего мальчика.

– Наша жизнь проходит по заповедям, что чтили наши предки, – сказал сидящий справа старик, отведя взгляд и посмотрев на Алексея. – Мы приехали, чтобы узнать, что молва дошедшая до нас, правда. Не спорить о Вере, доказательствах ее. И видим что ересь Никона, все дальше пускает свои корни. И поэтому…

– Кто будет судить меня? – прозвучал вдруг громкий голос.

Все не сразу поняли, кто говорит. И лишь потом поняли, что это сказал мальчик. В голосе его, переливалось обертонами странное эхо. Словно вместе с мальчишеским голосом, негромко говорил мужчина. Мужчина с глубоким, хорошо поставленным звучным голосом.

– Кто из вас? – мальчик открыл глаза и посмотрел на сидящих перед ним. – Кто из вас настолько праведник?

Старики ошеломленно молчали. Из глаз мальчика, на них будто смотрел тот, кто был намного мудрее и старше… Будто даже лицо парня стало плыть и изменяться.

Стало необычно тихо. Унялся ветер, замолкли птицы. Пропали звуки города. Даже люди вокруг, словно превратились в статуи. Мальчик медленно встал.

– Внемлите голосу моему! – громко сказал мальчик в мертвой тишине.

Мир вокруг, все линии, и формы, вдруг подернулись рябью на краткий миг. В уши ударило воздушной волной. С ясного чистого неба донесся далекий раскат грома.

– Не судите, какое из верований более правильно! – заговорил мальчик. – Более старше или точнее!

Звонкий голос его многократно повторялся, словно отражаясь от невидимых стен.

– Мир никогда уже не будет прежним! Он перешел грань, за которой уже нет возврата! – за спиной мальчика перекрестился священник, что беззвучно говоря, склонив голову. – Грядет!!!

Внезапно шквал ветра, рванул листья на деревьях, взметнул одежды и волосы. Многие покачнулись, от такой внезапности. Лица сидящих напротив него стариков будто окаменели. Многие в толпе вокруг перекрестились. Губы двигались, шепча слова.

– Многие называются именем Сына Человеческого! – воздух снова дрогнул, будто слова эти ударили по нему. – Многие идут за ними! Ненависть, жесткость и равнодушие горят в сердцах, вместо Веры истинной! Все меньше делают, все больше делят! Презираем тот, кто в поте своем, зарабатывает хлеб свой!

Мальчик внезапно замолчал. Эхо его голоса еще стихало, когда он развернулся и пошел обратно к воротам. Но на полпути остановился и, повернув голову к старикам, все еще сидящим, с прямыми спинами, словно кол проглотили, сказал:

– Идите и скажите. Не Христос пришел, но Сын Человеческий. Ибо нельзя войти в одну реку дважды. Так и не можно прийти в той же плоти дважды, – мальчик помолчал. – И пусть знают, что не получиться остаться в стороне. Если ты не несешь Веру в сердце, то придет к тебе называющийся именем Сына Его, и залезет в душу через Неверу…

Железная дверь закрылась за спиной священника, что последним вошел в дом. Люди в толпе и старики, сидящие на скамейках, некоторое время не двигались. Затем народ стал потихоньку, стараясь не шуметь, расходиться.

Старики все сидели. В их глазах остекленевших, точно у мертвецов, отражались зеленые ворота и пустое место на лавке. Где сидел тот, к которому они приехали.

Ближе к вечеру, сидящий посередине пошевелился. Зашевелились и двое других. Не глядя друг на друга, они сели в ожидавший их микроавтобус…

Лавки так и продолжали стоять. Никто за ними не вышел…

.