Второй долг

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Пэппер Винтерс

Погрязшие в долгах - 3

Второй Долг

Название: «Второй Долг»

Автор: Пэппер Винтерс

Серия: «Погрязшие в долгах» #3

Переводчик: betty_page(по 10 главу), Mistress, Matreshka (с 11 главы), Светлана (с 14 главы)

Редактор: Matreshka

Вычитка: Mistress

Обложка и оформление: Mistress

Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

«Я пыталась играть в игру. Я пыталась овладеть искусством обмана так же идеально, как Хоук. Но когда я думала, что выигрывала, все повернулась иначе. Джетро не тот, кем казался — он двуличен. Однако, я отказываюсь позволять ему дальше уничтожать меня».

Нила Уивер из наивной швеи превратилась в настоящего бойца. Любая банальная уловка есть в ее арсенале, а секс... секс ее самое важное оружие. Она заплатила Первый Долг. Она, вероятно, заплатит больше. Но она ни за что не позволит Хоук выиграть.

Джетро Хоук нашел не только достойного противника в Ниле Уивер, но и женщину, которая может разрушить его. Существует тонкая грань между ненавистью и любовью, и грань еще тоньше между страхом и уважением. Судьба дома лежит на плечах Джетро, но независимо от того сколько льда в его сердце, пламя Нилы слишком яркое, чтобы его потушить.

Содержание:

Пролог

1 глава

2 глава

3 глава

4 глава

5 глава

6 глава

7 глава

8 глава

9 глава

10 глава

11 глава

12 глава

13 глава

14 глава

15 глава

16 глава

17 глава

18 глава

19 глава

20 глава

21 глава

22 глава

23 глава

Я пленил ее, но в конечном счете, она пленила меня.

Я пытался разрушить ее, но каким-то образом, именно она разрушила меня.

Это было началом конца.

Это было не концом моих чувств к ней, а концом моей жизни, крушением моего мира.

Что-то должно было измениться.

Что-то нужно было отнять...

…

Кто-то должен был умереть.

Мой разум был заполнен мыслями о предательстве, планами мести и паутиной интриг.

Жизнь с семейством Хоук была утомительной. Каждый день был наполнен новым испытанием в попытке отличить правду от лжи. И неважно, насколько усердно старалась преуспеть в этом, я никогда бы не смогла отличить реальность от вымысла.

Он одержал победу.

И с новым победителем появился и проигравший. Один упивался величием, а другой был подавлен. Победа досталась ему ценой моих страданий.

С того злополучного происшествия, как Кестрел поведал мне правду, раскрыв чудовищную тайну, прошло уже два дня. И на протяжении этих двух бесконечных дней, я не могла думать ни о чем другом.

Я хотела презирать и ненавидеть Джетро всей душой за то, что он задурил голову и обманул меня, как последнюю идиотку.

Но каждый раз, когда мой гнев грозился выйти из-под контроля, охватывая меня неудержимым желанием противостоять ему, я вспоминала одну важную вещь.

Очень важную, буквально основополагающую деталь произошедшего.

Он начал общаться со мной до того, как ему приказали меня забрать.

Он общался со мной, как будто это был отчаянный крик о помощи, а не интрига, которая была придумана с целью, обмануть меня.

Но если это был очередной его трюк, тогда, да поможет ему Господь, потому что я найду способ и кастрирую его.

Но почему-то мне казалось, что это не так.

В душе зародилось ужасное чувство, что только так он мог впустить меня в свою жизнь, приоткрыть мне завесу тайны его мыслей. На этом пути правды, Джетро ощущал себя достаточно комфортно для того, чтобы продолжать вести свою игру, потому что написанные слова не имеют такого веса, как сказанные.

Что снова привело меня к жизненно важному выводу:

Джетро хотел быть честен со мной.

Он хотел прекратить воссоздавать искусную ложь и открыть все то, что так глубоко спрятано в его душе.

У него было отчаянное желание поговорить с кем-то. Возможно, впервые в жизни, он был не доволен, как перст судьбы предопределял его жизнь и...

«Черт возьми, прекрати придумывать ему оправдания».

На протяжении всего дня я была полностью поглощена мыслями, почему он это сделал, как у него получилось это провернуть, и перечитывала все те сообщения, что он посылал мне на протяжении всего времени.

Это могло быть сделано просто для того, чтобы поддерживать со мной общение, чтобы войти со мной в контакт, и в конце концов, превратить меня в более покорную пленницу, особенно если бы я была уверена, что он на моей стороне.

Я так хотела верить, что он вел игру против своего отца. Но, несмотря на то, как бы я не желала этого, это не могло быть правдой.

В моей голове зазвенел тонкий голосок: «Тогда как ты объяснишь то, что узнала?»

Я откинулась на подушки. Это было правдой. Просто часть меня знала это точно. Называйте это как хотите: абсолютным абсурдом или женской интуицией. Я верила, что он писал мне потому, что я была первой посторонней, кого он допустил в свой мир — не входившей в семейство Хоук.

Эти мысли действовали мне на нервы.

Когда мы были наедине, когда не ругались и не спорили, между нами воцарялось спокойствие. Некая связь.

Закрыв глаза, я мысленно вернулась к вынужденному обещанию, которое мне дал Кестрел. То, как потемнели его глаза от осознания тайной причины, когда я упала в его объятия от настигшего меня приступа вертиго два дня назад.

— Нила?

Сокрушительная головная боль нахлынула буквально из ниоткуда. Большее, что я могла сделать, так это пытаться оставаться в сознании и не позволить моему разуму вновь прочувствовать каждое из тех сообщений, что послал мне Джетро, чтобы выведать все тайные планы, особенно теперь, когда я знала, что это был он.

— Я-я в порядке. Можешь отпустить меня. — Я вырвалась из объятий Кеса, моя кожа покалывала от его прикосновений. Я нуждалась в небольшом личном пространстве. Честно говоря, мне было необходимо все пространство вселенной, чтобы хоть немного отойти от мерзкой лжи и уничтожающего предательства.

— Ты что не знала? Ты не догадалась? — Кес скрестил свои руки, не сводя с меня золотистых глаз.

Я стрельнула в него сердитым взглядом.

— А как я могла догадаться? Я все это время думала, что сообщения были от тебя!

Он вздрогнул всем телом.

— Да, таков был наш план. Убедить тебя, что это был я, это бы дало Джету возможность продолжать свои небольшие игры разума. — Приближаясь ко мне, он добавил: — Я не знал содержание ни одного из сообщений, что он писал тебе, или что ты писала ему — из этого следует, что я был не посвящен в подробности, которые мне не следовало знать.

Гнев проник в мою кровь.

— Если вы были вдвоем замешаны в этом, то почему я должна верить, что он не показал тебе сообщения? Почему ты так добр ко мне? Что это все значит?

Кес отошел от меня, прислонившись к молодому деревцу.

— Я добр с тобой, потому что такой по натуре. Да, я происхожу из семьи с извращенными моральными принципами, и да, я поддерживаю эти нормы морали, но главная причина, почему я делаю это, потому что люблю своего брата. Если ты рассержена на это, пожалуйста, перенаправь свою злость на него. А не на меня.

— О, я так и сделаю. Я зла. Даже больше чем зла. — Я сжала руки в кулаки, в то время как мое сознание заполнилось кровожадными мыслями о расплате и жажде мести. Я заставлю его заплатить.

— Я бы на твоем месте сначала немного успокоился перед тем, как спускать всех собак на Джета. Лучше всего сохранить это втайне. Кат не знает об этом. Я единственный кто знал, что Джет общался с тобой, перед тем как ему сказали ехать и забирать тебя в Милане.

Я застыла.

— Зачем он затеял все это почти за пять недель до того, как нужно было ехать забирать меня?

Кес озадачено покачал головой.

— День, когда я, наконец, пойму своего брата и все его действия, будет днем, когда я рискну всем своим наследством на фондовой бирже. Я не могу понять его. Единственное, что я могу сделать, так это быть здесь для того, чтобы поддерживать его. И все, что я понял, что он очень изменился с того самого момента, как начал писать тебе. Что-то определенно изменилось, я могу это чувствовать и видеть, потому что мы близко общаемся. Поэтому, я понял это раньше, чем остальные.

Мое сознание закрутилось с усиленной скоростью в попытке понять, что же изменилось в Джетро. Он выглядел как идеальный Хоук, когда пришел забирать меня. Холодный, как арктический лед и смертельный, как карающий клинок меча.

Теперь же, когда мне стал известен его секрет, у меня в руках была власть. И я не собиралась отдавать ее обратно. Джетро играл со мной на протяжении долгого времени. У него успешно получалось извращаться над моим сознанием. Пришло время платить по счетам.

— Не говори ему, что я знаю.

Глаза Кеса широко распахнулись.

— Прости?

— О, ты прекрасно понял, о чем я. Не говори Джетро про то, что случилось сегодня. Позволь ему думать, что я ничего не знаю. — Мое сердце забурлило от смеси гнева и несчастья. Я была такой глупой, что позволила себе думать, что могла достучаться до него. Секс между нами обнажил нашу скрытую суть. Между нами существовало что-то больше чем просто семейная вражда и ненависть, когда он скользнул в меня свои членом, его действия разрушили нас в пыль.

Я позволила ему проникнуть в меня. Разными способами. Пришел мой черед сделать то же самое.

— Ты прекрасно знаешь, Нила, я не могу этого сделать. Несмотря на то, как тебя радушно принимают у нас, несмотря на то, как мне нравится общаться с тобой, я не могу предать Джета. Только не после всего, что он уже пережил.

Я ухватилась за крошечную ниточку истины о моем мучителе.

— Что такого он пережил, Кес? Скажи мне, и я прямо сейчас добровольно пойду в «Хоуксбридж Холл», и признаюсь ему сама.

Кес неловко вздрогнул, отказываясь смотреть мне в глаза.

— Я оговорился. Забудь.

Я скрестила руки на груди, и прошипела:

— Отлично. Поскольку ты мастер в хранении чужих секретов, сохрани и мой, не рассказывай.

Кес сердито насупился.

— Хранить тайны о моем родном человеке, моей плоти и крови, не то же самое, что помогать Уивер.

Мое сердце забилось быстрее. Если бы Джетро не преподал мне урок и не научил, как постоять за себя, я бы, скорее всего, испугалась проявлять такую настойчивость, находясь с мужчиной наедине в лесу. Теперь же я со всей неистовостью стремилась сделать все по-своему.

— Дай мне всего две недели. Две недели перед тем, как скажешь ему, что мне все известно. Пожалуйста, сделай это, и я буду вечно благодарна тебе.

Он мгновенно склонил плечи.

— Как ты можешь быть благодарна мне вечно, если понятие «вечность» не существует?

В первую очередь для меня, основываясь на том, что моя продолжительность жизни, явно должна была быть короче его.

— Просто… пожалуйста, Кестрел. Всего одно одолжение.

Пришлось постараться, чтобы заставить его сдаться. Его преданность брату была непоколебима.

Наконец, он пробормотал:

— Ладно. Но ты не избежишь его гнева, когда он узнает обо всем.

Однако я была не намерена страдать от гнева Джетро. У меня были все права обманывать его после того, как он обманул меня. Сейчас ничего не угрожало моему разоблачению. Я полностью верила, что Кестрел не скажет ничего. Я точно не знала почему, но на каком-то уровне очень доверяла Кестрелу, хотя бы настолько, чтобы использовать его в своих планах. На данный момент моим планом являлось полностью сбить с толку Джета.

Теперь настал его черед раскрыть всю правду, даже если у него не было на это никакого разрешения. Попытка выдавать Кайта за Кестрела сделала его мягче за последние две недели. Я использую его промах для того, чтобы еще больше расколоть трещину в его фасаде, чтобы обнажить оголенные эмоции. Как тогда, когда он вел охоту за мной, мне помог минет, чтобы раскрыть его потаенные мысли и чувства.

Я не могла думать ни о чем другом. Не могла сосредоточиться ни на рисовании, ни на шитье, ни на чтении.

Абсолютно ни на чем.

Мое сознание кружилось словно антарктический шторм, когда я думала о Джетро. Кайте. Джетро. Кайте.

Я не могла остановиться.

Поднимаясь с кровати после еще одной бессонной ночи, я раздвинула портьеры и недовольно посмотрела на отвратительную погоду.

Бледный рассвет не прикладывал ни единого усилия, чтобы наполнить меня разрушающим гневом или, в крайнем случае, чувством удовлетворения. Небо было затянуто серыми тучами. Туман обволакивал все пространство, словно призраки, что выскользнули на охоту с утра пораньше, запуская свои отвратительные щупальца в низкорастущие кустарники, которые росли по всей территории особняка. Было не слышно звонкой трели птиц, не наблюдалось лучей теплого солнца.

Лето действительно покинуло нас. Обжигающая прохлада утреннего воздуха так и нашептывала: «Нила, возвращайся в постель, где безопасно и тепло», но у моего разума были другие планы на день.

Напряжение не покидало меня в течение двух прошедших дней. Я, не моргая, гипнотизировала взглядом телефон, переполненная решимостью написать ему и подвести к тому, чтобы он раскрыл мне свои секреты, но вместо этого я лишь продолжала сверлить взглядом пустое сообщение.

Теперь, когда я знала всю правду, моя решительность немного поутихла. Знание было мощной силой, а он к этому времени и так имел надо мной большую власть. Меня терзал вопрос, как я могла докопаться до его потаенных секретов, сохраняя втайне свои?

Ответ на вопрос был достаточно прост — я не смогла бы этого сделать. И это сводило меня с ума, заставляя нервничать. Если бы я предприняла попытку обнажить его истинные мысли, то это бы неминуемо подтолкнуло меня открыть ему себя настоящую. И, несмотря на тот эмоциональный всплеск, который я пережила, будучи в руках ненормальной семейки Хоук, у меня не было намерения предоставлять им свою уязвимость снова. К этому времени я уже потеряла большую часть себя, — а сколько я готова была оставить позади, прежде чем полностью превращусь в чужого человека для самой себя?

— А-а-а, — я вцепилась в волосы пальцами, слегка потягивая их. Мне нужна была небольшая передышка от одолевающих меня мыслей, и я знала, что нужно для этого делать.

Природа не могла унять мой зуд от желания действовать тем, что решила внести сумятицу, сменив летние месяцы на прохладу зимних.

Мне был необходим глоток свежего воздуха и немедленно.

Стремительно двигаясь по комнате в новых покоях Уивер, где Джетро заставил меня умолять о его прикосновениях, где я кончила, когда его член был глубоко во мне, я нашла свои эластичные шорты и спортивный бюстгальтер цвета фуксии. Натянула на себя одежду, быстро обула кроссовки, собрала волосы в пучок и поспешила убраться из комнаты.

Я не занималась разминкой с того утра, в день показа коллекции в Милане. Я продолжала бежать, пока не упала в обморок на беговой дорожке, в надежде уничтожить беспокойство, чтобы суметь скрыть свои глупые нервы и приступы вертиго перед журналистами.

И если честно, этот план работал. Естественно, пока не появился Джетро.

В тот момент, когда я посмотрела на него, со мной было покончено. Он ошеломил меня своим идеально сидящим костюмом, галстуком, бриллиантовой булавкой. Меня покорила его изысканно уложенная стрижка, его скульптурное телосложение и идеально очерченные губы. Даже несмотря на то, что его душа была черной, словно непроглядная тьма, его тело пленило мой разум.

Он поманил меня, и как свойственно глупенькой Уивер, я слепо последовала за ним.

Теперь настала его очередь исполнять мои прихоти и следовать моим правилам.

Направляясь вниз по коридору легким бегом, мой стремительно мчащийся разум и одолевающий меня гнев немного ослабили свою хватку, я начала получать удовлетворение от снижения уровня напряжения, к которому стремилась всю свою сознательную жизнь.

Мне нужно было избавиться от Джетро, который полностью завладел моими мыслями.

Это было чертовки нечестно. Я предполагала, что соблазню его и заставлю испытывать чувства ко мне, а не наоборот. Я не хотела попасться в свои же сети.

Похоть была опасна в той же степени, что и любовь. Только она могла быть намного сильнее, потому что в ее руках была власть воплотить в жизнь самые плохие идеи, особенно когда на финише тебя ожидал приз в виде сексуального удовлетворения.

В тот момент, когда Джетро сдался и поцеловал меня, я предала больше чем просто себя. Я предала всю свою семью и всех, умерших в страшной агонии мук, женщин Уивер.

У меня были к нему чувства.

Опасная нежность к моему будущему убийце.

Этому требуется положить конец.

Мне нужно было во что бы то ни стало найти способ соблазнить его... заставить его полюбить меня, в то же время я должна сохранить свое сердце отстраненным и запертым в ледяной клетке.

Я тихо рассмеялась. Я уже начала говорить, как он.

Только ведь лед не был неуязвимым. Он имел способность таять и уступать свое место пламени страсти.

Я сполна убедилась в этом за последний месяц.

Дом дышал вокруг меня, отбивая легкие удары сердца, как это могли делать только старинные особняки. Души ушедших в иной мир древних предков жили в стенах дома, образы духов танцевали на драпированных тканях, призраки, давно позабытых любимых людей, проникали через густой ворс гобеленов.

Высокие старинные часы показывали шесть тридцать утра, когда я пробегала мимо.

Будучи посвященной в деловые моменты работы Кеса и братства «Блэк Даймонд», я прекрасно знала, что мужчины в этом доме не вставали в такие ранние часы. Они работали допоздна, занимаясь отгрузкой и перевозкой драгоценных камней, которые стоили неподъемных денег, они были даже дороже любого платья, что я могла сшить. Тьма была их союзницей, скрывая под покровом ночи их махинации, а день был заклятым врагом.

По крайней мере, я могла пойти на пробежку и быть уверенной, что меня никто не посмеет остановить.

Я не хотела, чтобы они неправильно поняли мои намерения, не хотела, чтобы они подумали, что я хочу сбежать снова. Я сморгнула, когда мне в голову ударило осознание.

Даже если бы я смогла найти крайнюю границу их владений, я бы не смогла сбежать сегодня.

Мое сердце забилось сильнее в сетях, которыми я окружала себя, в которых продолжала дальше вести свое существование.

Свобода была чем-то эфемерным, чего я хотела больше всего на свете. Но даже если я бы смогла ускользнуть от семейства Хоук, я бы вновь заключила себя в ловушку вертиго и самобичевания. А я желала большего. Я заслуживала намного большего.

Даже если я обнаружу границу, то не смогу убежать, не смогу выпорхнуть подобно птице. Просто не смогу.

Мое пленение больше не сосредотачивалась только на мне. Теперь оно напрямую затрагивало мое будущее. Оно касалось Джетро.

«Признай это...»

Теперь оно также касалось возможности вести обычную жизнь.

Испепеляющая страсть, напряжение, сверкающая ярость, которые существовали между мной и моими врагами, и тонкая паутина интриг, что я плела под самым их носом, были намного важнее моей прежней работы — создания нарядов для людей.

Теперь это касалось меня. Я должна была сама постоять за себя, ради будущего, которого хотела, а не для того, что для меня уже спланировали.

Это также касалось многих неправильных вещей.

Я рывком открыла французские двери в конце коридора и была поглощена туманным рассветом. Свежий воздух радушно поприветствовал меня, предоставляя мне необходимую отсрочку от моих удушающих разрозненных мыслей.

Я не должна забывать о своем разрушительном плане.

Неважно, как Джетро заставил меня влюбиться в него — приоткрывая мне проблески того человека, что скрывался за его ледяной броней — я не должна забывать и отклоняться от главной цели.

Свободы.

Я должна это сделать не только ради себя, но и ради моего наследия. Я должна преодолеть это все ради моих будущих детей, ради моих внуков, которые ни за что не должны проходить через это. Я должна была замкнуть цепочку женщин Уивер, которых похищали против их воли.

Пришло время для нового долга — того, что дарует нам жизнь, а не смерть.

Вдыхая глубоко свежий воздух, я растворилась в том, что должна была сделать. Для того чтобы победить, я должна была охранять свою душу. Должна была играть в игры разума с Джетро, уповая на то, что мне посчастливится выиграть первой.

Холодный ветер потревожил деревья, создавая звук терзаемого муками плача. Я вздрогнула, до отчаяния желая, чтобы у меня с собой в эту минуту была куртка.

«Ты же вспотеешь через десять минут», — твердила я себе. Но по какой-то причине я проигнорировала внутренний голос.

Стискивая зубы от холода, я наклонилась и потянула свои квадрицепсы. [прим. пер. Квадрицепс — это четырехглавые мышцы бедер. Они занимают передние и боковые части бедер (от колена и выше). Квадрицепс принимает главное участие в разгибании голени в коленном суставе и сгибании бедра]. Я напрягла и медленно расслабила мышцы, что было просто блаженством после стресса, который я испытала за последние пару дней.

Мое тело буквально пульсировало осознанием, что эти упражнения были легкой разминкой перед пробежкой.

И я побегу.

И буду бежать.

На этот раз для удовольствия, а не для того, чтобы выжить.

Подпрыгивая на месте, я размяла свои плечи, смотря на огромный газон, который простирался передо мной. Если я побегу направо, то пробегу вокруг конюшен. Если же побегу налево, то срежу свой путь через розарий и фруктовый сад.

«Беги прямо».

Я должна бежать по извилистой тропинке, что исчезала за пределами видимости, которая была скрыта густым туманом.

Я сменила прыжки на бег на месте.

— Ну и куда ты собираешься? — из густого тумана донесся ледяной голос.

Я замерла на месте, настороженно оборачиваясь и озираясь.

Никого.

— Я полагал, что ты умнее и прекрасно осознала, что бегство не является наилучшим вариантом в данном случае, мисс Уивер.

Его ледяной баритон послал смешанное чувство обжигающего и испепеляющего желания, что прошлось волной вниз по моей спине. В одно мгновение Джетро вышел из дымки, превращаясь в живого человека, чья фигура материализовалась из густого тумана словно ужасный призрак. Он прислонился к одной из колонн, на которую опиралось строение портика, скрещивая руки на груди.

Мое сердце сжалось, изнемогая от неспособности разобраться в изощренных хитросплетениях фальши между нами. Моя кожа умоляла о его прикосновении. Мои губы покалывало от желания ощутить его сладкий поцелуй. Каждая частичка моего тела отчаянно желала того, что мог ей даровать Джетро.

Жар. Страсть. Возбуждение, которое я чувствовала буквально каждой клеточкой тела.

Но все это было не реально воплотить в жизнь.

А я больше не желала покупаться на его ложь.

Повторяя язык его тела, я скрестила руки на груди.

— Я прекрасно поняла, что бегство не является подходящим вариантом. Я просто совершаю утреннюю пробежку. Пробежка — это единственный способ сбежать от того беспорядка, что ты натворил.

Его челюсть жестко сжалась.

— Беспорядка, что я натворил?

— Именно, — я сделала поспешный шаг назад, когда он придвинулся ко мне. — Ты смешал все карты, с меня довольно твоих игр, независимо от того, что ты затеваешь. — Я впитала в себя всю существующую храбрость и попыталась использовать по максимуму честность. Мне казалось, это уловка сработала на нем, а именно это мне и нужно, он должен понять, насколько я серьезно настроена. Настолько мне причинило боль его предательство.

Он — Кайт.

Мудак.

Оскаливаясь, я проговорила:

— Кажется, что у меня была слабость, когда дело касалось тебя, но я решила изменить свое мнение. Я больше не...

Он издал низкий рык.

— Слабость? Ты что называешь то, что произошло между нами гребаной «слабостью»?

Мое дыхание в одно мгновение стало прерывистым, будто я уже пробежала две мили.

— Самой худшей слабостью.

Он улыбнулся, но фальшивая улыбка не коснулась его глаз, наоборот его золотистые глаза заблестели яростью.

— Ты была первой, кто начал все это, Нила.

Я задохнулась от того, насколько красиво сорвалось мое имя с его губ. Звук моего имени отдался эхом в моем рту, устремляясь прямиком к моей киске.

Проклятье.

Джетро вновь одержал победу, его тело содрогалось от едва сдерживаемой похоти.

— Ты единственная, кто создал данную проблему. — Он поднял руку, его пальцы нежно прошлись по моим собранным волосам, ласково опускаясь на затылок. — Я даже не могу слышать фамилию Уивер без того, чтобы не почувствовать гребаный стояк. Я не могу сосредоточиться ни на какой мысли, потому что во мне начинает закипать долбаное желание.

В одно мгновение он прикоснулся своим носом к моему, его губы находились в непосредственной близости от моих, лишая меня всех моих призрачных планов и бросая в водоворот разврата.

— Тебе никогда не стоило произносить тех слов, мисс Уивер. Я же предупреждал тебя. Теперь мы оба облажались.

Мой разум был пуст, каждый синапс мозга сосредоточился на его пальцах в моих волосах и его соблазнительных, манящих губах, что были всего в миллиметрах от моего рта.

— Какие два слова?

Он рассмеялся. Его смех был самоуничижительным и почти наполнен мрачной глубиной.

— Поцелуй меня.

Я задрожала всем телом в его руках.

— Ты напоминаешь мне, с чего начался весь беспорядок, или же просишь меня поцеловать тебя?

«Попроси меня. Я так этого желаю. Господи, как же я этого желаю».

Я бы целовала его, пока не обнажила его от всей арктической брони и полностью не уничтожила его, я бы неспешно ласкала его языком, пока не почувствовала привкус правды, я бы кусала его, пока не поглотила каждый кусочек его души.

Я бы сделала все так, что у него не осталось бы места, чтобы прятаться от меня.

Он стоял, будто обернутый в кокон туманной тишины. Затянувшееся ожидание поцелуя превратило мои ноги в желе. Если бы он прижал свой рот к моему, то я бы не стала даже думать о своей утренней пробежке. Я бы забралась на него и опустилась на его твердый член.

Будь проклято гребаное лицемерие.

Будь прокляты сообщения Кайта и его жестокий обман.

Я лишь хотела примитивной, жесткой связи с этим мужчиной, который заставил мою душу плакать от неправильных чувств.

Кончик языка Джетро появился между его губ, практически гипнотизируя меня. И затем... он просто отпустил меня.

— Нет, я не прошу целовать меня. Я никогда не буду даже просить тебя о таком.

Я вздрогнула, как если бы он дал мне пощечину.

— Почему нет?

— Потому что я тот, кто владеет тобой. Все, что я захочу, будет дано мне, мне не нужно просить.

Будь все проклято.

Я должна была его ненавидеть. Я должна была наказать его за ложь. Тогда почему каждое его слово соблазняет меня, даже несмотря на то, что его моральные принципы были шовинистскими и бессердечными.

Принуждая свое тело подчиниться, я спрятала мою слабость к нему так далеко, насколько это вообще было возможно. Мой взгляд скользнул по его одежде. Он был одет в коричневые джодпуры, черные сапоги для верховой езды и твидовый жакет. Внушительная эрекция у него между ног выглядела опасной и твердой.

— Ты катался верхом.

Легкий утренний ветерок принес его аромат, ударяя непосредственно по моим рецепторам. Я вдохнула, впитывая в свои легкие аромат сена, запах лошади, и все остальные смеси пряных ноток, которые присущи только Джетро.

Он кивнул, скрещивая руки на груди.

— Ты бегаешь. Я езжу верхом. Если разобраться, то у нас есть много общего.

Что-то совершенно отличное от принудительной выплаты долгов и нахождения непреодолимой тяги друг к другу, он это имеет в виду?

— О, и что же это, позволь полюбопытствовать?

Джетро сделал шаг ко мне навстречу, врываясь в мое личное пространство, словно принося с собой темную тень в предрассветную дымку.

— Нам обоим требуется некоторое время, чтобы убежать, скрыться от тех вещей, что преследуют нас. — Он напрягся всем телом, его глаза вспыхнули всеми несказанными вещами. Легкая щетина покрывала его мужественную челюсть, его губы слегка приоткрылись, в то время как глаза стали цвета чистейшей самородной серы. [прим. пер. медово-желтый цвет].

Стремительно, он накрыл своей ладонью мою щеку.

О боже.

Электрические разряды искрились под его кончиками пальцев.

Всегда ли мне суждено страдать от его восхитительных прикосновений?

Моя кожа загорелась под его прикосновением; ее словно прошили миллионы искорок света, пожирали обжигающие языки пламени, испепелял жар преисподней, каждый миллиметр кожи буквально пылал под его прикосновением. На долю секунды, я засомневалась, но затем прильнула сильнее к его ладони.

Он втянул в себя прерывистый вдох, сильнее прижимая ладонь к моей щеке.

Чистая химия и желание поглощать друг друга увеличивались с каждым следующим ударом сердца.

Один удар.

Второй.

Третий.

Мы стояли на ступенях «Хоуксбридж Холла», ожидая действий со стороны друг друга. В тот момент, когда бы это произошло, я бы с большим удовольствием позволила ему увести меня в заросли кустарника неподалеку и трахнуть меня.

Между нами закружилось непреодолимое влечение и напряжение.

У меня было множество вопросов и сомнений, множество причин бояться и ненавидеть его. Но когда он прикасался ко мне... всё разлеталось в пыль.

Я ничего не могла вспомнить, мне было все безразлично.

Мы придвинулись еще ближе, делая это вопреки нашему желанию, чтобы преодолеть болезненное расстояние, что разделяло от нас.

Я не могла дышать.

«Поцелуй меня. Пожалуйста, поцелуй меня».

Момент затянулся настолько, что все вокруг нас не загудело от переполняющих возможностей.

Затем все разлетелось на куски.

Оглушительно громко.

Болезненно.

Разбиваясь осколками и падая к нашим ногам.

— Ты чертовски опасна, — едва слышно пробормотал Джетро, отстраняясь от меня и отступая назад. Проводя рукой по своим серебристым волосам, он приказал мне: — Жди здесь. Никуда не уходи. — Он поднял руки и стал расстегивать пуговицы на твидовом жакете, ловко действуя пальцами.

Я сморгнула, пытаясь спрятаться от сильного желания и понять реальную причину, почему я стояла и слушала его едва одетая посреди морозного утра.

— Я не собираюсь убегать. Я вернусь минут через сорок.

Он покачал головой, снимая с себя твидовый жакет и оставаясь только в черной водолазке с длинным рукавом.

У меня во рту все пересохло, когда я взглянула на него. Даже когда он был полностью одет, я могла рассмотреть и почувствовать каждый рельеф его пресса, каждый толчок силы и энергии, который насыщал его тело, когда он втягивал в себя воздух и легко выдыхал его. Он был целиком и полностью соткан из моих фантазий, и я ненавидела его за то, что он был таким идеальным.

Мое лоно начало пульсировать, посылая влажный трепет обжигающего желания к чувствительному местечку между ног.

Я не видела его всего два дня, но тосковала по нему, словно не видела его всю свою жизнь.

Если он и подозревал, что мне известно, что он Кайт, то держался очень достойно и не подавал виду. После того, как Кес поведал мне правду, я ожидала, что Джетро ворвется ко мне в комнату и раскроет мне свою тайну.

Но он не пришел.

Он не смотрел на меня как-то по-новому, ничего не изменилось в его взгляде; он не дал мне ни единой подсказки, что его ложь начала распутываться. Но насколько бы он не огорчал меня и не запутывал, я не могла не выразить своего восхищения в его умении скрывать и утаивать факты.

Я хотела быть как он. Хотела защищать свои тайны настолько чертовски хорошо, и чтобы я не сделала — любое действие расценивалось бы как неожиданный сюрприз.

Я хотела повелевать им.

— Я пойду с тобой. Не уходи. — Он исчез в доме, оставляя меня наедине с собой и полностью окутанной прохладой морозного утра от его ухода.

Совершая бег на месте, я обдумывала вариант о том, чтобы игнорировать его приказ и бежать дальше.

«Просто иди и все».

Что могло произойти хуже того, что уже есть? Он бы пошел охотиться за мной во второй раз. Мой живот скрутило от одной мысли об этом. Мне безумно нравилась эта идея. Но больше всего мне нравилось то, что могло случиться после того, как он найдет меня.

Я желала ощутить безграничную власть, как в тот момент, когда я делала ему минет. Трепет и влечение ко мне, которое блестело в его взгляде.

Я хотела увидеть это вновь.

Пошло нахрен гребаное ожидание, словно я какая-то послушная пленница.

Я заставлю его охотиться на меня.

И затем сделаю так, чтобы он кончил.

Я побежала.

Конечно же, она убежала.

Ни на что другое я и не рассчитывал.

Это отличалось от того, что было в последний раз, когда я ожидал, что она съежится от страха у моих ног, когда я преподал ей урок, показывая у кого в руках настоящая власть. Пробравшись в ее разум посредством сообщений и, скользнув в ее тело, одержимый сумасшедшей страстью, я стал понимать ее — и намного больше, чем она полагала.

И к несчастью для нее, она потеряла способность удивлять меня.

Утратила она ее потому, что я пробрался в разум и побывал в ее теле. Я обменял свою душу на ее — и неважно, настолько рьяно она пыталась отрицать это. Неважно, насколько сильно я отрицал это. Мы были связаны.

Повязаны.

Переплетены.

Каким-то непостижимым образом она пробралась в мое покрытое броней сердце. Она ослабила меня, но эта слабость работала в двух направлениях.

Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Я слышал ее страхи, пробовал ее слезы, и каким-то образом, я прекрасно знал, как она отреагирует.

Я не позволял никому иметь надо мной такую власть, кроме Жасмин. Даже с Кесом нас не связывали такие тесные взаимоотношения.

У этой странной связи было имя.

Я называл ее своей болезнью.

И мне становилось только хуже, когда я находился в непосредственной близости к Ниле.

Я желал ее до безумия. Я бы сломал нас обоих этим неудержимым желанием, пока бы подошло время выплаты новых долгов.

Я не думаю, что она поверила мне, когда я сказал, что мы по-настоящему облажались. И не только из-за моего отца и того, что он бы сделал с нами, если бы узнал. Загвоздка была во мне самом.

Из-за моего состояния.

В тот момент, когда я оставил ее на крыльце, я уже знал, что она убежит. Понимание отдавалось в моих костях, делая это сложившимся фактом, нежели предположением.

За тот промежуток времени, что у меня заняло добежать до комнаты и сменить костюм для верховой езды на черный спортивный костюм, она убежала.

Сжимая яростно кулаки в прохладе утреннего воздуха, что окружал меня, я улыбнулся. Подлинной улыбкой. Прошло бесконечное количество времени с тех пор, как я мог расслабиться настолько, чтобы обнажить истинные эмоции.

Так же как сочувствию и состраданию был закрыт доступ в перечень моих качеств, в то же время это ощущалось как нечто непорочное и высекало яркую искру в моем лишенном жизни сердце. Я не желал испытывать подлинных чувств по отношению к чему-то или же кому-то, потому что эту слабость с легкостью могли развернуть против меня.

Наилучшим вариантом для меня было ненавидеть всех и вся. Чтобы иметь возможность скрывать свои истинные желания даже от самого себя.

Ощущение предчувствия другой охоты заставило мою кровь загустеть и разлиться по венам приятным жаром.

Ее крошечные отпечатки ног оставили за собой следы, которые были словно манящие крошки. Трава, покрытая влагой от утренней росы, была примята в том месте, где она наступала на нее.

Я иду Нила.

Точно как и прежде, я преследовал свою добычу. Но разница между этой охотой и той, что была ранее, была в том, что на сей раз она желала, чтобы я ее преследовал. Я прекрасно осознавал, что она жаждет, чтобы ее отыскали. И я прекрасно знал, что она наслаждалась игрой в кошки-мышки так же, как и я.

Широкими шагами я направлялся вперед, когда оставил далеко позади «Хоуксбридж Холла».

Хотя я бы предпочел взобраться на спину Вингса, мчась вперед неудержимо и на дальнее расстояние. Я не был бегуном. Это было недостаточно быстро для меня. Я скучал по ощущению ни с чем несравнимой мощи, когда чувствуешь между своих ног большое животное, повинующееся командам скакать вперед и умчать меня от всего, кем я был.

Каждый следующий шаг заставлял меня вздрагивать от того, что я совершил с собой в прошлый сеанс «исправления». Боль поднималась вверх по ногам. Я так полагаю, что мне необходимо было бы быть благодарным за муки — они помогали мне во многих отношениях. А я нуждался во всей помощи, которую только мог получить вследствие того, что Нила внесла разрушающее состояние хаоса в мой мир.

«Ты же прекрасно знаешь, что это больше не работает, тогда почему ты продолжаешь делать это?» — не унимаясь, нашептывал мне внутренний голос.

Это была правда.

Боль больше не поддерживала прежний комфорт и оборонительную крепость, как было до этого. Жасмин была права. Пришло время искать новые способы, или, если я обладал достаточной смелостью, то я мог позволить всему тому, что утаивал от всех, наконец проявиться.

Я фыркнул от мысли, какие бы были последствия для меня. Не говоря уже о сложностях с отцом.

Нет, я был абсолютно не готов. Не сейчас. К тому же, у меня имелись более важные дела.

Такие, как охота.

Перепрыгивая через насыпи камней и мчась со всех ног по тропинке, я опустил голову и следовал по пятам за малышкой Уивер.

Жалких шесть минут спустя, я все же напал на ее след.

Ее беговой шаг и темп были впечатляющими, и мне волей-неволей пришлось оценить ее коварные способы сбить меня со следа, то срезая путь и продолжая свой бег по подъездной дорожке, то спускаясь в лес с другой стороны и продолжая свой путь там.

Но я был опытным охотником.

Следы, что были оставлены позади нее, вели меня прямиком к моей добыче.

Ее волосы слегка приподнимались, шелковистые прядки выпадали из туго стянутого пучка. Ее идеальной формы ноги вели вверх к самой упругой заднице, которую я когда-либо видел.

Мой рот наполнился слюной.

Я хотел укусить ее задницу. Вонзить в нее зубы. Я желал лизать ее. Жестко трахать ее.

— Это ситуация кажется слишком знакомой, — пробормотал я, увеличивая скорость и подбегая к ней.

Она подскочила от неожиданности, хватаясь за сердце.

— Черт, я не услышала, как ты подкрался ко мне.

— Подкрался? Ничего такого я не делал.

Она закатила глаза, возвращаясь к прежнему темпу, который был просто сущим наказанием. Я подстроился под ее темп. Обоюдная тишина воцарилась вокруг нас, когда мое внимание сосредоточилось на внутренних ощущениях боли в моих ногах.

Мне и правда не следовало выбирать эту часть тела, особенно если пробежки вместе с ней станут постоянным занятием. Мне нужно было найти новое место на теле, которое бы я смог использовать для «исправления» себя. Ступни на моих ногах использовались на протяжении многих лет, когда мне был необходим дополнительный спасительный буфер. Никто не мог видеть шрамов, никто не мог знать о них, но боль всегда была моей постоянной спутницей при каждом шаге.

Идеальное место для того, чтобы обнажить некоторые потаенные секреты.

— Ты бегаешь? — спросила Нила. У нее было тяжелое дыхание, несмотря на то, что ее уровень физической подготовки был явно на порядок выше моего.

Я покачал головой.

— Нет. Я предпочитаю, чтобы лошадь выполняла за меня всю тяжелую работу, или же я не против побоксировать грушу.

— Ты часто делаешь это?

— Что, катаюсь верхом?

— Нет, нападаешь на беззащитную боксерскую грушу. — Ее темные глаза впились в мои, погружаясь глубоко в мои запутанные эмоции, прежде чем я успел поднять свои защитные стены и предотвратить ее попытку увидеть еще немного больше, чем следовало.

— Не больше, чем обычно, — проговорил я, вырываясь вперед

Издавая небольшое ворчание, она нагнала меня, не давая мне возможности ускользнуть.

— Я знаю, что у тебя есть проблемы личного характера. Но я оставлю свои предположения при себе, по крайней мере, на данный момент. — Пробежав некоторое время в полной тишине, она наконец задала вопрос: — Во сколько ты сегодня проснулся?

Я нахмурился, стискивая зубы в попытке противостоять пульсирующей боли в моих ногах.

— Что?

— Сейчас рассвет, но ты уже прокатился верхом. Ты жаворонок?

Я фыркнул. Можно и так сказать.

— У меня не очень хорошо обстоят дела со сном. Вингс уже привык ко мне.

— Вингс?

— Мой мерин. — Я бросил в ее сторону взгляд. — Та лошадь, на которой я преследовал тебя. Помнишь?

На ее лицо набежала тень. Не было сомнения, что в ее сознании сверкнула мысль о прошлой охоте, а, следовательно, и о минете, что имел место быть после того, как я ее нашел.

Сексуальное напряжение еще сильнее вспыхнуло между нами, покалывая мою кожу, заставляя мой член увеличиться от желания.

Мой голос стал грубым, когда я добавил:

— С того момента, как его привезли, Вингс привык, что я пробираюсь в конюшню и седлаю его для того, чтобы прокатиться посреди ночи. Сегодня ему удалось немного вздремнуть. Я не стал его седлать вплоть до четырех утра.

Нила ответила мне простым кивком, впитывая мое признание, словно я поведал ей главную причину, почему я такой испорченный.

— У тебя не было никаких дел, связанных с перевозкой, которые бы требовали твоего внимания?

Я сощурил глаза.

— Как ты… — Я быстро одернулся себя. Кестрел. Естественно он. Недели, которые они провели вместе, означали только одно, что она скорее всего имела хорошее представление о том виде богатства, контрабандой которого мы промышляли, и об общем количестве поставок, с того момента, как она прибыла в «Хоуксбридж Холл».

— Почему ты не можешь уснуть? — поинтересовалась напрямую она. Мы бежали рядом друг с другом, оставляя царивший сумрак леса и факты грязной торговли бриллиантами для гравийной дорожки.

Я поднял взгляд. Мое сердце отчаянно протестовало.

Черт, мы были на неверном пути.

Я не желал, чтобы она видела, что скрывалось впереди. Не сейчас. Я был уверен, что у моего отца был в планах какой-то извращенный замысел, чтобы показать ей то, что скрывалось там, когда она бы утратила его благосклонное отношение, но я не желал ломать ее сейчас. Не так скоро.

Я избегал данного места большую часть своей жизни. Оно вызывало лишь непостижимый ужас. Так, бл*дь, какого хрена мы направляемся прямиком к тому месту? Казалось, как будто силы извне зазывали ее на это место, которые были за гранью моего понимания.

Чувство холода устремилось вниз по моей спине только от одной мысли об этом. Я замедлил свой шаг.

Нила оглянулась, подстраиваясь под мой темп.

— Так ты собираешься мне отвечать?

Почему я не могу спать?

— Нет.

У меня не было никакого стремления отвечать на данный вопрос. На него не было простого ответа, а к настоящему моменту она и так знала слишком много обо мне. Пытаясь ее отвлечь, я спросил в ответ:

— А почему тебе необходимо каждый раз совершать пробежки?

Она провела ладонью по лбу, стирая бисеринки блестящего пота.

— Чтобы помочь себе возвратиться в свое привычное состояние. Дома это было единственным возможным временем, когда я могла успокоить свои мысли. Сроки, требования — это все отнимало у меня то, что я обретала только, когда находилась один на один со своим колотящимся сердцем, это единственное действие, что помогало мне и составляло компанию.

Проклятье.

Ее ответ был чертовски идеальным.

Я тяжело сглотнул, поскольку не только пламя испепеляющей похоти обрушилось на меня.

Она понимала. Она имело дело с тем же гнетом обстоятельств, с тем же неподъемным грузом ожиданий. Только ее недостатки были видимы для всех, в то время как я пытался изо всех сил укрыть свои от посторонних глаз.

«Признай же, наконец, это. В тот момент, когда ты увидел ее на подиуме в Милане, ты уже знал это».

Я стиснул кулаки, пытаясь препятствовать зарождению таких выводов.

Но это было бесполезно. Мой разум уступил под сокрушающим натиском осознания с приветственным трепетом и еле скрываемым чувством облегчения.

«Она такая же, как ты. Ты мог бы открыться ей».

Бл*дь, ни за что не расскажу ей.

Я не желал чувствовать ничего по отношению к ней, но я чувствовал. И этих чувств было достаточно, чтобы попытаться остановить ее увидеть то, что неминуемо ожидало ее впереди. Может, я не желал ее присутствия в моем разуме, но в той же равной степени я не желал, чтобы она разбилась на кусочки.

Я застыл на месте.

— Нила. Стой!

Сжимая колени, она подпрыгнула на месте и повернулась ко мне лицом. Ее грудь часто вздымалась, захватывая необходимый организму воздух.

— Что? Почему это?

Мои глаза невольно метнулись в просвет между деревьями, что располагался впереди. Проклятый солнечный свет неумолимо прорезал туман, освещая единственное место, которое я отчаянно не желал, чтобы она видела.

Нила проследила за моим взглядом. Ее плечи слегка поникли, вызывая чувство раздражения во мне.

— Что там такое, Джетро?

— Ничего такого.

— Если там ничего такого, почему ты против, чтобы я взглянула?

Моя ярость подпитывалась ее нервозностью, вызывая ощущение тошноты в моем желудке.

— Потому что пришло время возвращаться. Ты и так потратила достаточно времени, совершая что-то настолько бесполезное, как бег. — Я щелкнул пальцами. — Пойдем. Прямо сейчас тут нечего смотреть.

Ее взгляд заполнился чувством противостояния. Она вновь устремила взгляд на холм, жуя губу.

Я двинулся вперед, готовый атаковать и утащить ее обратно в Хоуксбридж.

— Мисс Уивер… — Я приблизился немного ближе.

Сомнение проскользнуло на ее лице.

Я попытался схватить ее. Но было слишком поздно.

Отступая от меня, она проговорила:

— Я хочу посмотреть, что ты скрываешь, — на этих словах она решительно двинулась по дорожке.

Бл*дь!

Ее волосы выскользнули из пучка, когда она побежала быстрее по дорожке усыпанной гравием, по направлению к пустоши, которой бы я так хотел, чтобы и не существовало.

Проклятье, а она быстра.

Я рванул за ней отчаянно желая, чтобы сейчас рядом со мной был Болли и гончие, чтобы они кинулись за ней и преградили ей путь до того момента, пока она не достигнет вершины.

Мои ноги обжигала боль, и носки стали скользкими, промокшими насквозь из-за того, что открылись старые раны. Мои легкие вызывали жалость в попытке насытить тело достаточным количеством кислорода, когда я преодолевал последнее расстояние и затормозил, останавливаясь на месте.

Ее состояние сменилось за долю секунды, она полностью онемела, смотря ошеломленным взглядом на то, что простиралось перед ее взором.

Черт возьми, почему она настолько полна решимости обнажить то, что я так старательно желаю скрыть? Правда никогда еще не помогала — она только все усложняла.

Она вскинула руки в ужасе, проскользнув пальцами в свои густые волосы, и крепко сжала их.

— О боже...

Я втянул воздух, презирая ощущение, будто я нарушил святость этого места. Мое присутствие тут было нежеланным. Никто из моей семьи не был тут желанным гостем, и если бы я был суеверным, то определенно бы признал, что тут была некая потусторонняя сила, которая завывала от ненависти и безмерного чувства боли.

— Нет, — прошептала она. Ее сильные ноги, которые принесли ее в этот ад, внезапно подогнулись. Ее пальцы погрузились в землю, с отчаянием сжимая траву и грязь. — Это не может быть реально. Этого не может быть!

Она склонилась в неверии, становясь на колени у могилы своей матери.

Ее терзания присоединились к урагану отвращения, которое, по-видимому, никогда не покидало это место. Мурашки в один момент покрыли мою кожу рук, когда порыв сильного ветра трепал ее волосы, приводя в беспорядок.

— Мисс Уивер… — я двинулся вперед, желая всей душой поднять ее от земли и закинуть себе на плечо. Я не мог больше находиться здесь ни секунды.

Черт побери, этого не должно было случиться.

Ее глаза встретились с моими, но они не утопали в слезах — в них сверкала жестокая ненависть.

— Это правда? Все это время мой отец уверял меня, что она сбежала. Все это время он пичкал нас историями, что она покинула свою семью в поисках лучшей жизни. Мой брат понимал, что это означало, что она умерла, но ни разу Текс не отвел нас на ее могилу. После того, что сказал твой отец… о том, что он совершил, я все еще таила детскую наивную надежду, что она жива. Но это... — Ее голос прошил мое тело насквозь. — Это правда? Все это время моя мать была похоронена, холодная и одинокая в земле, принадлежащей мужчинам, которые убили ее?

Я сглотнул, пытаясь быстро окунуться в безопасность, что таил в себе мой внутренний холод. Я не мог больше находиться там и выслушивать весь этот ужас, что срывался с ее губ. Я не мог позволить, чтобы ее горе отравило мою душу. Я, бл*дь, отказывался слушать это.

— Это не я.

Как будто это могло бы облегчить ее страдания.

Нила покачала головой, смотря на меня немигающими глазами, будто я был отвратительным уродливым существом.

— Что не ты? Не делал этого? Ты думаешь, мне есть до этого дело, твои ли руки забрали ее жизнь? Это была твоя семья, Джетро. Твое семейство, ты такой же монстр, как и они!

Раны на моих стопах больше не защищали меня. Я был так близок, чтобы потерять чертов контроль.

Мое тело зудело от нужды укрыться. Спрятаться от снежной лавины, что обрушивалась внутри меня.

— Пойдем.

— Я никуда не пойду с тобой! — Нила развернулась лицом к месту, где была захоронена ее мать.

Я поднял глаза, чтобы прочесть надпись на простом мраморном надгробии, возвышающимся над ее дрожащим телом.

Здесь покоится плата за долги, которые сейчас считаются выплаченными.

Покойся с миром Эмма Уивер в Аду, в котором, возможно, придется столкнуться с иными долгами.

Нила взглянула на меня через плечо, ее глаза распахнулись насколько широко, что они стали напоминать черную бездну.

— Джетро…

Боль и ненависть, которыми был пропитан ее голос, причиняли мне муки сильнее, чем порезы на ногах. Я сделал шаг назад, увеличивая спасительное расстояние между нами.

— Я не могу дать тебе того, что ты жаждешь.

Она обреченно покачала головой.

— Ты не можешь или все же не хочешь?

Я прекрасно понимал, что она хотела ответов. Гребаного объяснения. Веских фактов, почему ее семья была похоронена на земле Хоук, и каким образом нам удалось обойти закон, чтобы провернуть все то, что никто бы не смог.

Но что я мог сказать? Я был повязан. Вынужден хранить гнетущее молчание. Скован, не только из-за родства с Хоук, но мое болезненное состояние заставляло меня отвергать мою собственную семью.

Правда ранит. Проклятье, так больно ранит.

Ее испуг. Ее печаль. Пульсирующая боль в моих ногах.

Мне нужно убираться.

Именно поэтому я предпочитал оставаться холодным и отстраненным. Поэтому я делал, то, что делал.

Именно поэтому я никогда не позволял никому приближаться к себе и превозносил свои обязанности сына выше желаний своего сердца.

Моя болезнь подразумевала под собой, что я просто не мог допустить, чтобы такие вещи происходили.

Я просто не мог справиться с ними.

— Я сказал тебе, что не хотел, чтобы ты видела это место, но ты, бл*дь, бросила мне вызов! — приступ опаляющего гнева дал мне место, где я мог укрыться. — Я отказываюсь потворствовать твоему чувству жалости к себе. — Гнев заполнил мои вены, предоставляя мне спасительное убежище.

Я отпрянул, удерживая себя на расстоянии от ее неудержимого чувства ярости, что воцарилось на ее лице.

— Подойди отсюда. Мы уходим. — Я вновь щелкнул пальцами. — Сейчас!

Нила застыла без движения. Ее глаза метнулись к полукругу смерти, что окружал нас. Неудачная подкова могил с надгробными камнями.

Ее грудь судорожно приподнялась, когда из нее вырвался мучительный всхлип. Указывая рукой в сторону остальных могил, она покачала головой. Одним лишь жестом, она обрушила на меня груз вопросов, для которых понадобилась бы целая жизнь.

«Как вы могли?

Как вы остались безнаказанными?

Почему никто не остановил вас?»

У меня не было ответов на эти вопросы.

Мой взгляд опустился на могилы.

Шесть могил в общей сложности.

Все надгробия были украшены гравировкой бриллианта, но наибольшей насмешкой над покойными было: ястреб, который возвышался в верхней части надгробного камня, по когтям которого стекали капли крови, орошая шрифт надгробной речи.

— Это... не может быть реальным, это не может происходить со мной наяву. Никто не может быть настолько дьявольски жестокими.

«Ты ошибаешься. Хоук могут».

Я сжал переносицу.

— Тихо! — оглядываясь назад, я потребовал: — Быстро прощайся. Мы уходим, и я очень сомневаюсь, что тебе разрешат прийти сюда еще раз.

Ее рот искривился в злой ошеломленной усмешке.

— Ты… У меня даже нет слов, чтобы выразить все то, что я думаю о тебе. Насколько меня от тебя тошнит.

— Хорошо. Мне не нужны твои слова. Я желаю убраться отсюда и прямо сейчас.

Бросаясь вперед, я схватил ее со всей силы за локоть и потянул в сторону от проклятого кладбища.

— Нет! — закричала она в припадке неистового гнева, вырывая руку из моей хватки и отказываясь подчиняться. Мощная волна неподдельного мучения ударила по мне наотмашь. Все, что она чувствовала, вырвалось из нее словно мощное цунами. Я замер на месте, не в силах двинуться, когда эти чувства накрыли меня с головой.

Кроме того, как вырубить ее и принести ее бесчувственную обратно в «Холл», у меня не было больше никакого гребаного шанса увести ее отсюда. Я не смог бы совладать с ней кричащей и отбрыкивающейся.

Я сломался.

Она кричала, одновременно с тем ее разбитое сердце разваливалось на куски, и только раз во мне проснулось желание поддаться милосердию, которым так наслаждаются другие.

Но я не мог.

Я не мог находиться здесь, пока она горевала и оплакивала.

Это было невозможно.

Не для того мужчины, как я.

Вздыхая, я проговорил:

— Отлично. Оставайся. Отдай дань уважения и помолись за умерших, но ты будешь делать это в одиночестве.

Ты сделаешь это сама, наедине с собой и своим горем, так я не потеряю остатки своей души.

Это было не подходящим местом для Хоук, но в каком-то роде, это стало «домом» для Уивер. Она могла найти тут все, по чему тосковала, общаясь с предками.

— Я... Я оставлю тебя одну.

Нила сжала руки в кулаки.

— Исчезни, мистер Хоук. Беги, как ты всегда это делаешь. Скатертью дорога. Проваливай. Пошел к черту, отвали от меня и не смей возвращаться!

Я замер на долю секунды. Мне следовало бы сделать что-нибудь по поводу ее эмоционального всплеска, преподать ей урок, показать, в конце концов, что я не потерплю, чтобы она повышала на меня голос, но я был опустошен.

Делая еще один шаг прочь от нее, я проговорил разбитым голосом:

— Встретимся в «Холле».

Она не ответила мне.

С жесткой тяжестью на сердце и пульсирующей головной болью, я начал отступать назад все быстрее и быстрее. Ее руки обхватили ее стройное тело, а волосы развевались на сильном ветру. Она выглядела, как ведьма, которая накладывала заклятье на мой дом. Затем она рухнула на колени у основания надгробия своей матери, склоняя голову к грязной земле. Я оставил ее наедине с призраками прошлого, приклонившую колени на могиле своих предков.

Вздрагивая, я резко развернулся в последний раз и больше не оборачивался, когда спешно убегал оттуда.

Я получила то, чего так желала.

Мое желание стать такой же холодной и такой же беспощадной, как Джетро, исполнилось, когда я лежала, свернувшись калачиком, на могиле матери. Моя покрытая потом кожа превратилась в лед с возрожденным чувством омерзения к Хоук. Я боролась с яростью настолько сильно, что меня не покидало чувство уверенности в том, что земля под моими ногами может разверзнуться и поглотить меня.

«Как он мог?

Как они могли?

Как могли монстры жить среди нас, не скрывая себя и своих намерений?»

Мои зубы болели от того, насколько сильно я их стискивала; мои глаза щипало от непролитых слез.

Я дышала жаждой мести. Я насыщала свое тело мыслями о возмездии. Все, что я могла видеть, была чистая ненависть.

Я чувствовала себя неуязвимой, как будто могла управлять движением тектонических плит и была наделена властью повелевать разрушительными землетрясениями, чтобы эти бедствия могли поглотить это прогнившее место навсегда.

Как могло существовать во мне чувство доброты, когда все, чего я желала, было четыре могилы — по каждой для мужчин семейства Хоук? Как я могла верить в добро и зло, когда все, чего я хотела с неистовой страстью, чтобы их жестокие сердца валялись кровоточащими у моих ног?

Утро плавно перешло в день.

День сменился сумраком.

Сумерки плавно уступили дорогу полуночи.

Я продолжала бодрствовать, перемещаясь между шестью могилами. С моих бледных губ срывался шепот, когда я читала вслух ужасные надгробные надписи.

Прощай, Мэри Уивер.

Ныне ты можешь вечно пребывать в одиночестве и пожинать плоды разрушения, что ты посеяла.

Мое сердце раскололось надвое при мысли о том, что моя бабушка и моя прабабушка влачили такое существование.

Здесь покоится душа Бэсс Уивер.

Ее единственная выплата оплатила все долги.

Надгробный камень, который выглядел древнее всех, имел незамысловатую надпись, но которая содержала в себе самое худшее, какое только могло быть, осквернение умершей души.

Здесь покоится труп Грешной Уивер, которая положила начало всему.

Жена предателя, мать шлюхи.

Я не смогла бы понять. Я не смогла бы простить. Я даже не могла постичь, как я могла вновь смотреть на Хоук без желания умертвить их голыми руками. Моя ярость питала мое тело лучше, чем какой-либо из продуктов питания.

Я неистово желала, чтобы я могла обладать магическими силами и с помощью одной лишь дозы яда уничтожить всех их разом.

Каждое бормотание, которое срывалось с моих губ, каждое заклинание и обещание, работали как колдовское проклятие.

Мой шепот окружил меня, обернулся вокруг меня словно защитное покрытие, превращая мою добросердечную наивность в плотную куколку, под покровом которой быстро развивался монстр, настолько же ужасный и смертоносный, как и они.

Я безжалостно бросила себя в темноту. Я обменяла всю свою доброту, что у меня оставалась, на силу, которая могла бы уничтожить их.

Меня больше не волновали такие насущные мелочи, как еда или вода, или же крыша над головой.

Мне больше не нужна была любовь или связь.

До боли в душе я хотела возмездия.

Я жаждала справедливости.

Никто не пришел забрать меня. Если им вообще было дело до моего исчезновения, но ни один из Хоук не пришел, чтобы уволочь меня обратно в мою тюрьму.

Отчасти, я все же желала, чтобы они пришли. Поскольку тогда их попытки отлучить меня от умершей семьи были бы моей оправданной борьбой. Я бы кричала и ругалась, дралась не на жизнь, а на смерть, я бы обязательно пустила их кровь.

Но никто из них так и не появился.

Поэтому я сглотнула свое горькое чувство недовольства и побрела обратно в чистилище по своей собственной воле. Я больше не могла оказывать сопротивление. Я не могла даже разразиться криком.

Я должна была добровольно вручить себя в лапы дьявола.

Когда вошла в свою половину, я дрожала настолько сильно, что, казалось, мои зубы могли раскрошиться от того, насколько яростно они стучали от пронизывающего холода и неподдельного ужаса.

Я не узнала женщину, которая существовала внутри меня. Что-то безвозвратно изменилось и любые намеки на маленькую девочку, что таилась внутри моей души — близняшку, что верила в чудеса, — умерли на том куске земли.

Я была разрушена, но, несмотря на это, мои глаза оставались сухими. Ни одна слезинка не была пролита. Не было больше рыданий.

Я онемела. Больше не в силах показывать эмоции или же найти облегчение от ужасающей тяжести доказательства смерти моих предков.

Бриллиантовый воротник вокруг моей шеи был мне отвратителен и, казалось, его тяжесть возрастала с каждым следующим вздохом, затягивая меня глубже в сумрак ада.

Изо всех сил стремясь стянуть с себя пропитанный насквозь потом спортивный костюм, мне еле удалось заставить себя сходить в душ. Мало-помалу мне удалось изменить температуру крови от ледяной до теплой, благодаря чему образы умерших, что скрывались внутри, постепенно таяли и растворялись.

Я находилась под горячими струями воды на протяжении долгого времени, сжавшись на полу, обхватывая руками колени.

Столько всего произошло, что сломило прошлую Нилу.

Но это было лишь еще одним препятствием — еще одной помехой, чтобы прояснить мое стремление к победе. В мою сущность вселились духи моих умерших предков. Теперь они жили внутри меня, желая того же самого, что и я.

Часы, которые располагались над аквариумом в моей пошивочной комнате, оповестили меня, что настал час ведьмовства, когда я забралась изможденная в кровать.

Три часа утра.

Время, как предполагалось, когда вампиры и демоны перемещались по проходам дома и запугивали беззащитных спящих людей.

Я всегда была достаточно суеверной и держала закрытыми дверцы своего гардероба, чтобы оградить себя от посягательств страшного монстра глухой ночью. Вон всегда посмеивался надо мной, втолковывая мне, что монстров и чудовищ не существует.

Но теперь я знала горькую правду.

Они существовали, но они не проникали в этот мир, когда наставал час ведьмовства, через открытые проходы, которые предоставляли им прямую дорогу из потустороннего мира в наш.

И имя им было не оборотни и не вампиры.

Их называли Хоук.

Я жила вместе с ними.

На следующее утро, я проснулась от звука пришедшего сообщения.

Единственное сообщение от эпицентра моего разрушения.

Кайт007: Я чувствую все, что чувствуешь ты. Будь то поцелуй или пинок, или смертельный удар. Я бы очень хотел, чтобы не мог ощущать это, но ты моя, следовательно, ты мое несчастье. Поэтому я буду чувствовать все, что чувствуешь ты, я буду жить тем, чем живешь ты. Ты не поймешь, что я имею в виду. Не сейчас. Но это моя самая лучшая жертва. Единственная из существующих, какую я могу предложить тебе.

Я ожидала, что мое сердце затронут его слова.

Я задержала дыхание от вспыхнувшей искорки вожделения.

Только что Джетро открыл мне правду. В его таинственном, почти поэтическом сообщении, он, наконец, отбросил в сторону загадочный занавес, который скрывал кто такой Кайт, признавая полностью то, что могло быть известно только ему. Не было ни единого шанса, что это сообщение могло быть от Кеса. Я сомневалась, что средний Хоук обладал такой внутренней глубиной, чтобы написать подобную витиеватую загадку.

Если бы такое сообщение пришло вчера, то мое влечение вмиг переросло бы в любовь. Я бы не смогла остановить свое сердце от того, чтобы открыться и позволила бы своему лютому врагу обосноваться глубоко в моей душе.

Но не сегодня.

Не тогда, когда передо мной предстала омерзительная истина.

Решительным движением рук и еще более решительным сердцем, я отправила единственное сообщение своему брату.

Иголочка с ниточкой: Я каждый день живу в кошмаре, Ви. Я... Я больше так не могу. Я так скучаю по тебе.

После того, как я отправила сообщение Ви, я удалила сообщение Кайта и отключила свой телефон.

С приходом нового утра, я чувствовал себя старше, чем когда-либо.

Каждая часть меня испытывала нестерпимую боль.

Я оставил Нилу на кладбище — у меня просто не было другого выбора.

Но когда она не вернулась после захода солнца, я пошел за ней.

Она сидела одиноко под золотистым полумесяцем луны, обхватив руками грудную клетку, как будто хотела не допустить, чтобы ее жилистое стройное тело потеряло скудное тепло, что исходило от нее. Ее бледная кожа светилась в темноте ночи, превращая ее в тень, делая ее частично похожей на приведение, частично на женщину.

Я ожидал ее в темноте, скрываемый ветвями деревьев. Ожидал, что она либо провалится в глубокий сон, либо просто-напросто потеряет сознание. Я хотел окутать ее теплом и забрать обратно в ее покои, где она могла бы найти некоторое подобие жизни... со мной.

Я хотел оставить поцелуй на ее ледяных губах и провести кончиками пальцев по ее холодным рукам. Я хотел быть для нее необходимым теплом и забыть все представления о том, что я являюсь ледником.

Но мощные волны презрения и отвращения исходили от ее изящного тела, проникая между ветвями деревьев, и оборачивались вокруг моих лодыжек, словно кандалы. Несмотря на то, как бы я ни хотел подойти к ней, я не мог.

Именно по этой причине мне необходимо было как можно скорее увидеть Жасмин.

Именно для этого я смирился со своей жизнью.

Поэтому я продолжал ждать.

Я принес себя в жертву, ощущая ее неподдельную боль.

Я разделил с ней холод.

Я надеялся, что она ощущала мое присутствие, и это предоставило ей немного комфорта.

И когда она, наконец, направилась в Хоуксбридж, я пошел за ней. Следуя, словно незримая тень, за каждым ее шагом, убежденный в том, что она не заметит меня.

Только до того момента, пока она не выбралась из своей ванны на заплетающихся ногах в облаке пара, одетая в полотенце, только тогда я оставил комнату безопасности и камеры, которые вели непрерывную съемку, и возвратился в свои покои.

В тот момент, когда я лежал, буравя взглядом потолок, размышляя, насколько моя жизнь стала ужасной с того момента, как я впервые написал ей пару месяцев назад, я почувствовал новое волнение в своем разбитом сердце.

То, которое дало новую вспышку пламени надежды, что, возможно, каким-либо образом существует вероятность спасения из этого кошмара.

В первый раз в своей жизни, мне захотелось поговорить с кем-нибудь. Признаться во всем. И не только моей сестре.

Я до боли хотел снять с души этот груз и выложить всё своему заклятому врагу. Женщине, которую отчаянно желал, но мог так никогда и не заполучить.

Если бы я сделал шаг с края обрыва и прыгнул в неизвестность, у меня не было ни малейшего сомнения, что закончилось бы все моей неминуемой смертью, в тот момент, когда мое тело коснулось бы земли. А я потратил слишком много времени, чтобы исцелить себя, но больше я был не властен над своими стремлениями.

Я буду сожалеть об этом.

Черт, я уже сожалею об этом.

Но это не могло остановить меня.

С колотящимся сердцем я написал ей, приоткрывая первый кусочек правды.

Я встал на путь, который приведет к моему крушению.

Кат поднял взгляд от газеты, его глаза опасно сузились.

— Где ты пропадал вчера?

Подвергал пыткам Нилу. Пытал себя.

— Нигде. Ничего важного или стоящего внимания. — Я направился к обеденному столу, не отводя взгляда от Дэниеля. Он был единственным человеком, заинтересованным в завтраке. Все остальные, должно быть, уже поели и разбрелись.

Дэниель коварно ухмыльнулся, неспешно намазывая масло на свежий круассан, и не отводя от меня взгляда, он засунул его в рот.

Идея завтрака с двумя наименее симпатичными мне людьми в одно мгновение превратила мой голод в отвращение. Хватаясь ладонью за спинку стула, я не предпринял движения, чтобы выдвинуть его из-за стола.

— А где Кес?

Кат скривил губы и сдержанно отложил газету.

— Откуда мне знать?

Я понимающе поднял свою голову. Отлично. Если он хочет поиграть в крепкого орешка, я тоже могу присоединиться. Стискивая с силой спинку стула, я ответил лишь кивком на его слова и направился обратно к выходу из столовой. Мне необходимо было кое-что обсудить с Кесом, и я определенно был не в настроение иметь дело с отцом и его манипуляциями в играх разума.

Потянувшись к двери, мои пальцы с силой обхватили дверную ручку, но прежде чем я смог скрыться, Кат проговорил:

— Мы еще не закончили. Проходи. Садись. Ешь.

Я развернулся, приходя к заключению, что мне ничего не стоит найти внутреннюю холодность, чтобы обезопасить себя от его нападок. Мое тело практически вибрировало от скопления острых ледяных сосулек, только ожидая момента, чтобы использовать режущие заостренные «иглы» в качестве оружия.

— Мы закончили. У меня есть дела, которые требуют моего участия.

Дэниель захихикал.

— Это ты так думаешь.

— Заткнись, — бросил злобно я. — Ешь свою чертову еду и занимайся своими гребаными делами.

Кат удивленно приподнял бровь, отодвигая стул, чтобы подняться. Двигаясь по направлению к фуршетному столу, где Нила брала подносы, чтобы обслуживать братьев «Блэк Даймонд», он воспользовался щипцами, чтобы положить себе на тарелку малиновое пирожное из слоеного теста и немного свежего винограда.

— Я не считаю, что ты справляешь с ответственностью, что на тебя возложена, Джетро.

Я сглотнул, сжимая руки в кулаки.

— Я справляюсь просто отлично.

— Тогда почему ты почти каждый день наносишь визиты Жасмин?

— Оу, кто-то был пойман с поличным, когда пробирался к ней в покои, — мерзко рассмеялся Дэниель.

Я метнул в его сторону убийственный взгляд, перед тем как полностью сосредоточить свою ярость на отце.

— Жасмин — наша плоть и кровь. Насколько я помню, мне позволительно навещать членов семьи. Или это тоже теперь противоречит правилам?

Если он отнимет у меня Жас, то я слечу с катушек.

Кат недовольно цыкнул, поворачивая ко мне свое раздраженное лицо.

— Твоя ярость и язвительные замечания на протяжении нескольких недель становятся только хуже с каждым последующим днем. — Склоняя голову к плечу, он добавил: — И вообще, все становится настолько запущенным, что все количество дерьма, которое выплескивается из тебя, не сможет убедить меня, что ты отлично справляешься. Ты постепенно утрачиваешь контроль над ситуацией, Джет. И все благодаря маленькой шлюшке Уивер.

Мое сердце загрохотало. Слова проникли в мое сознание и с силой обрушили удар на мою голову.

«Она не какая-то гребаная шлюха.

Не смей даже говорить так про нее.

Держись от нее подальше».

Но я проглотил каждое слово и принудил себя держаться мужественно.

Когда я не вымолвил ни единого слова в ответ, Кат просверлил меня едким сердитым взглядом и вернулся на свое место к столу. Присаживаясь за стол, он снисходительно указал мне рукой на стул.

— Присоединяйся.

— Нет. Независимо от того, что ты хочешь мне сказать, просто сделай это, и оставим все. Потому что мне необходимо отлучиться.

Навестить кое-кого.

— Мне не нравится эта твоя сторона характера, Джет. Мне казалось, что мы разрешили с тобой все недопонимания еще год назад. Не заставляй меня пожалеть об обещанном тебе.

В моем сердце словно щелкнула невидимая кнопка, меняя гнев на чувство бескрайнего беспокойства. Я ненавидел всем существом, что в его распоряжении была сила влиять на меня.

— Я сделал абсолютно все, о чем ты меня просил.

Кат закинул виноградинку в рот.

— О, вот именно в этом ты и не прав. Я знаю гораздо больше, чем ты предполагаешь, а все дело в том, что ты не последовал предписанным правилам.

Проклятье.

Пот бисеринками покрыл мой лоб только от одной, мысли, что он видел, как я потерял голову, в тот момент, когда вбивался в женщину, с которой как предполагалось, должен был обращаться как с грязью.

— Назови хоть одну вещь.

Глаза моего отца вспыхнули опасным огнем.

Проклятье, я не должен был говорить этого.

Кат откусил кусочек от своего пирожного, не сводя с меня взгляда.

— Ты влип, — проговорил Дэн.

Я вздернул голову, не сводя глаз с психопата младшего брата. Мне казалось, это не реально ненавидеть кого-то больше, чем я ненавидел его. Я даже не желал находиться в непосредственной близости от него. Он плохо влиял на меня. Не был достаточно вменяем.

Гневно выдавливая между стиснутых зубов, я сказал:

— Следи за своим языком, Базерд.

Дэниель рыкнул:

— Не смей использовать это прозвище, Кайт.

— Заткнись, — прошипел я, бросая напряженный взгляд позади себя, вдруг бы Нила решила спуститься на завтрак. Я предоставил ей правду в своем последнем сообщении, но хотел, чтобы она пришла ко мне и все спросила. Я желал смотреть в ее глаза, когда она будет метаться между чувством всеобъемлющего гнева по причине того, что ее обманули, и осознанием того, что в каком-то роде она всегда знала это.

— Прекратите. Оба, — приказал нам Кат, указывая в нашу сторону ложкой. — Прекрати вести себя как придурок, Дэн, и, Джет, он прав. У тебя большие неприятности.

Меня затрясло от сдерживаемой злости. Давление от сложившегося спора и чрезмерного скопления тестостерона в комнате, казалось, стекало каплями по гребаным стенам.

— Какие именно?

Мой отец расслабился на стуле, полагая, что весь контроль сосредоточился в его руках.

Как не хотелось признавать, но именно так и было. Несмотря насколько сильно я ненавидел это.

— Подумай, что ты не сделал после того, как был выплачен Первый Долг?

Мой разум наполнился множеством вещей. Там было столько много указаний, которых я совершенно не придерживался. Я изо всех сил пытался понять, о каком именно он говорил. Было ли ему известно, что я не понизил температуру ее тела перед тем, как отхлестать? Знал ли он, что я трахнул ее, и она в свою очередь трахнула меня?

Сохраняя непроницаемое и отстраненно выражение лица — как меня учили — я рыкнул:

— Я промыл ее раны, как и принято по обычаю, и оставил ее выздоравливать.

Кат издал вымученный вздох. Сила его разочарования и раздражения обрушились на меня мощной волной.

— Но ты, тем не менее, не сделал ей метку, не так ли?

Мое сердце сжалось.

— Дерьмо.

Он кивнул.

— На самом деле дерьмо.

Как я мог забыть об этой части?

Мое тело наполнилось тяготящим чувством негодования.

— Я исправлю это.

— Чертовки верно, именно это ты и сделаешь. — Кат в один миг утратил все терпение, обнажая клокочущий гнев, что таился под гладкой поверхностью. — Я не знаю, какую игру ты ведешь, Джетро, но мне, бл*дь, это совершенно не по душе. Покончи с этим. Сегодня. Точнее, прямо сейчас. — Хватая салфетку, он аккуратно вытер свои пальцы. — Иди и приведи ее, затем встретимся в комнате наверху.

Моя душа сжалась, насыщаясь его тьмой, его мглой. Каждое мгновение, что я проводил в его присутствии, я вновь становился тем человеком, каким он желал, чтобы я был. Я постепенно заражался всем безумием, что таилось во всем семейном древе.

— Я сделаю это. И не нуждаюсь в толпе наблюдателей.

Они могли доверять мне.

Всю свою жизнь я существовал с этими мужчинами бок о бок, и всю свою жизнь я подпитывался их ядом. Я был одним из них. Момент слабости, которому я поддался вчера, не имел никакого гребаного значения. Я был тем, кем был.

Я — Хоук.

До появления Нилы, моя семья была единственным обществом, которое меня окружало, и я перенял все их моральные принципы.

И до момента, который имел место два месяца назад, я искренне полагал, что Кат любил меня, заботился обо мне, и именно поэтому он дал мне определенный свод правил, которым я должен беспрекословно следовать.

Очередное сходство, которое имело место между мной и Нилой: мы слепо следовали за нашими родителями, наивно полагая, что у них найдутся все ответы на наши вопросы.

Неважно кого из меня планировал взрастить, Кат потерпел оглушительное фиаско. Может, я и желал подчиниться. Возможно, я желал постичь счастье в рамках, что он мне установил, но я никогда не жил соответственно его ожиданиям.

Кат вырвал меня из моих мыслей.

— Ты прав, ты обязательно сделаешь это. И тебя будут окружать свидетели, чтобы удостовериться, что все происходит по правилам. — Его взгляд впился в мой. — Или же ты можешь передать Нилу в руки Кеса и провести следующий месяц, работая над своим поведением?

От этой мысли я еще сильнее стиснул зубы.

— Нет. Я в полном порядке.

Мое ледяное сердце пронзил острый шип обладания и жгучего желания, в очередной раз, показывая мне, насколько тонок и хрупок лед, по которому я ходил. Я больше не был сильным и цельным. Поверхность была разрушена, ожидая только момента, когда я наступлю в расставленную ловушку, и меня утянет на дно.

На протяжении многих лет я подозревал, что должен быть другой способ, чтобы «исправлять» себя. Но каждый раз, когда я желал предпринять попытку вернуться к своему настоящему характеру, Кат замечал и останавливал меня.

Я знал, что это сделало со мной. Я знал, как выживать при помощи такого «лечения», но с того момента, как прибыла Нила, мне стало этого недостаточно.

Ничего больше не было достаточно.

— Ты не в порядке, Джетро, не дури меня, но я готов предоставить тебе кредит доверия. Еще один шанс, сынок. Не огорчай меня. — Проходя мимо меня, он обрушил приказ: — Пойди и приведи свою Уивер. Пришло время исправить твой беспорядок.

Нила подняла взгляд, когда я вошел в ее покои.

Ее глаза насыщенного цвета оникса пронзили мое сердце. Я остановился как вкопанный, когда она прожгла меня презрительным взглядом. Слова витали между нами, но ни одно не было произнесено вслух.

«Я не желаю тебя здесь. Ты мне омерзителен».

«Я хочу, чтобы ты повиновалась мне. Ты чертовски пугаешь меня».

Я понимал причину ее гнева. Но это не значило, что я должен был принять его. Это не я был тем ублюдком, кто убил и похоронил всю ее семью.

С огромным усилием, я все же нащупал лед, который служил мне убежищем, и, не мешкая, вошел в комнату.

Нила отвела взгляд, пресекая мне доступ в свои мысли. Она сидела у огромного продолговатого стола, окруженная материалом и яркими булавками.

Она шьет.

Я даже не знал, почему это вселяло в меня чувство комфорта, но это было именно так. Она вернулась к своему ремеслу, потому что оно было неотъемлемой ее частью. Она нашла способ оставаться преданной своей семье, в то время как я все дальше и дальше отдалялся от своей. Когда я растаял и потерял себя как личность, она превратилась в дерзкую сильную личность.

«Ты помогаешь ей делать это».

Именно из-за меня она смогла повзрослеть. Из-за того, кем я был, и в какой ситуации мы оказались. Я не должен был испытывать такое ненормальное чувство счастья, но испытывал его. Это не было заслугой ее отца или же ее брата-близнеца, что она повзрослела и смогла рассмотреть свой скрытый потенциал.

Это сделал ее заклятый враг.

Мужчина, который попробовал ее на вкус и трахнул ее.

Мужчина, чье сердце начинало грохотать, наполняясь чувством тревожного оживления каждый раз, когда она появлялась поблизости.

Я не мог разобраться со сложным беспорядком, что царил глубоко в моей душе. В один момент я неистово ненавидел ее за то, что она вырвала меня из моего привычного мира, где я существовал, а в следующий, я хотел накинуться на ее губы и поглотить их в поцелуе за то, что она показала мне альтернативный вариант жизни.

Мой лед не мог тягаться с ней.

Но что было еще хуже, я и не желал этого.

— Что ты здесь делаешь? — подозрение, вожделение и гнев ударили по мне сильной волной, что таились в ее взгляде, превращая меня в каменное изваяние.

До того момента, пока она не приехала к нам, я был словно моток веревки — плотно скрученной, на концах которой не попадалось свободных нитей, что мы могли бы видеть. Но Нила со своими иголками и ножницами, каким-то непостижимым образом отыскала невидимую для всех нить и вытянула ее. Каждый рывок распутывал плотный клубок того, кем я являюсь, а я в свою очередь вел борьбу с этими необратимыми изменениями или просто не желал сдаваться и позволить этому случиться.

Я не мог припомнить, когда в последнее время вещи обстояли настолько плохо. Но в этом был виноват лишь я. Я не должен был позволять себе настолько далеко удаляться от своей защитной зоны. А теперь кто знает, смогу ли я найти дорогу обратно?

Когда я не пошевелился и не двинулся с места, Нила отложила ткань бирюзового материала на стол и сощурил глаза.

— Или уходи или же начинай говорить, потому что в настоящий момент, я не могу находиться в твоем обществе.

Она не могла находиться в моем обществе? А как насчет того, что я не мог вынести ее общества?

Тишина предоставила мне необходимое временное облегчение. Я выпрямился, напрягая мышцы против настигающих меня в ловушку, вчерашних воспоминаний.

Мой взгляд опустился на ее руки. На ее указательном пальце был приклеен розовый пластырь — не было ни единого сомнения, что она уколола себя иглой, пока работала.

Иголочка.

Что бы она сделала, если бы я внезапно назвал ее Иголочкой? Что если я просто признаю, что я Кайт? Возненавидела бы она меня за обман или была бы благодарна, что я больше не притворяюсь?

Почему она не ругается с Кестрелом? И как долго она еще будет избегать моего вчерашнего сообщения?

Меня ужасно раздражало, что я просто не мог ослабить свою бдительность, чтобы узнать, есть ли у нее какие-либо чувства по отношению к Кайту, которого я выдал за своего брата. Он одержал гребаную победу, даже несмотря на то, что обнажил свою душу в надежде достигнуть невозможного.

Ее глаза заблестели.

— Черт возьми, скажи что-нибудь или проваливай!

Ее голос вернул меня в настоящее.

— Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.

— Зачем?

— Зачем?! Ты принадлежишь мне, вот зачем. Мне не нужна какая-то особая причина, чтобы ты пошла со мной.

Костяшки на ее руках побелели от того, с какой остервенелостью она сжала лоскут материала.

— Ты можешь продолжать обманывать себя, мистер Хоук, но окажи мне одолжение — исчезни, чтобы мне больше незачем было смотреть на тебя. — И затем она развернулась ко мне спиной.

Ярость узлами скрутила мой желудок. Как она смела поворачиваться ко мне спиной?! Я щелкнул пальцами, сердито выплевывая:

— Я не стану просить дважды. Подойди сюда.

— В первый раз ты не просил. И не щелкай своими пальцами. Я не собака и не стану исполнять твою команду «к ноге». — Она была одета в длинную свободную юбку кремового цвета и черную водолазку. Ее осанка была идеально прямой, она выглядела надменно и настолько же холодно, как и все величественные правители.

Мой рот наполнился слюной от желания поцеловать ее.

Мой член дернулся от болезненного желания трахнуть ее.

Мое сердце тяжело застучало от желания.

Спор назревал между нами, набирая большую силу до того момента, пока занавеска, таившая все, не была сорвана и отброшена в сторону в приступе ярости.

— Ты чертовски права, ты не собака. Собаку намного легче обучить чему-то.

— Поверь мне, если бы я была собакой, то мои клыки бы уже давно впились в твою заносчивую задницу, и ты умолял бы меня о пощаде. И к слову, я бы определенно не была хорошо выдрессированной.

Мои руки сжались в кулаки. Глупое легкомысленно замечание, но оно только больше подталкивало нас к неминуемой стычке.

Зная только то, что она имела достаточное мужество противостоять мне, делало меня чертовски возбужденным. Я желал до безумия нагнуть ее над столом и оттрахать, жестко и грубо.

Были ли все Уивер подобны ей? Сильные внутренней волей и вздорные, или же она уникальна в своем роде — противник, что встречается только лишь раз в твоей жизни?

— Повернись. Посмотри на меня.

Если она подчинится, я сделаю все, чтобы проникнуть в ее тело пульсирующим от неистового желания членом и заставлю моего отца ждать.

— Нет. У меня нет ни малейшего желания смотреть на Хоук. — Ее голос был резким и язвительным. Какую бы она не имела искру жизни в себе до этого — она ее утратила, словно потеряла свою душу на той же пустоши, где была похоронена ее семья.

Ее отстраненность и очевидная незаинтересованность в нашем бесполезном споре привела к тому, что мои мышцы напряглись.

Мое желание ничего для нее не значило? Разве мое сообщение не помогло ей увидеть меня настоящего? Безусловно, правда гарантировала мне дополнительный шанс на прощение.

Я сделал шаг вперед. Я хотел разразиться ругательствами за то, что она заставила меня чувствовать себя таким образом. Настолько слабым.

— Прошлой ночью... — Я замялся, прокручивая в уме слова, что грозили сорваться с языка: «Я предоставил тебе больше правды в одном сообщении, чем когда-либо предоставлял кому-то». Кого я пытался обмануть? Ей было абсолютно наплевать. Ее не должно было это волновать.

«Веди себя как мужик, идиот, и забудь о связи, что ты полагал, существует между вами».

Нила резко развернулась; на ее щеках пытал огненный гнев.

— Прошлая ночь! Ты еще смеешь говорить мне о прошлой ночи? Когда я провела весь вечер, оплакивая членов семьи, которые подчинялись таким, как ты?

Слабость, которая царила внутри меня, как по волшебству превратилась в гнев. Я устремился вперед, нависая над ней.

— Я тебе говорил, чтобы ты не ходила туда, мисс Уивер. Что бы ты не чувствовала в данный момент, это только твоя вина, но никак не моя. — Двигаясь быстро, я схватил ее безжалостной хваткой за локоть и дернул к себе со скамейки, на которой она сидела. — Довольно. С меня хватит этих воспоминаний, частью которых я не являюсь. — Встряхивая ее, я потащил ее от бесконечного количества материала по направлению к выходу.

Мои пальцы покалывали от моего прикосновения к ней. Мои легкие с жадностью втягивали ни на что не похожий запах хлопка, мела и Нилы. Если бы я не был чертовски зол, то ее запах бы очаровал меня. Это представляло собой крошечный оазис удовольствия в отличие от всего остального, с чем мне приходилось взаимодействовать.

— Пошел к черту от меня, придурок! — она начала извиваться в моей хватке.

— Нет, я не отпущу, пока ты не научишься, как правильно себя вести.

— А как насчет того, чтобы научить тебя как себя вести, ты-бессердечный-свихнувшийся-мудак!

Я замер.

— Аккуратнее, мисс Уивер.

Она ткнула меня в грудь пальцем, маниакальный смех сорвался с ее восхитительных губ.

— Боже, ты… Я не знаю, кто ты на самом деле. Мне кажется твое глупое правило, запрещающее называть тебя сумасшедшим или ненормальным, исходит из того, что это не только оскорбительное замечание в твой адрес, но и просто потому, что это правда. Ты сумасшедший, Джетро Хоук. И ты можешь меня ударить за такие слова, но пришло время, чтобы кто-то сказал тебе очевидное. — Ее голос сменился тихим бормотанием: — Ты придурок. Абсолютно чокнутый.

Я никогда еще не воспринимал огневую ярость слов настолько болезненно.

Схватив ее за бриллиантовый воротник, я оттеснил ее назад, пока ее спина не прижалась к стене. Опустив голову, чтобы мой рот на мгновение задержался у ее, я прошептал:

— А ты Уивер, которая позволила чокнутому Хоук побывать между своих ног. Ты та, кого нужно проклинать, но никак не меня. У меня есть оправдание за то, кем я являюсь. А у тебя? У тебя нет оправдания тому, что ты всегда становишься влажной рядом со мной, — как ты там меня назвала, — сумасшедшим Хоук.

Ее губы искривились в злой усмешке. Я напрягся, ожидая ее огненного гнева.

Наши глаза встретились, излучая ярость.

Затем что-то произошло.

Что-то щелкнуло.

Гнев сменился желанием.

Желание стало сумасшествием.

Я не мог устоять перед безумной силой влечения.

— Пошло все на хрен.

Я поцеловал ее

Она вскрикнула, когда мои губы приникли к ее. Без какого-либо сопротивления, я вжался всем своим телом в извивающееся тело Нилы, неумолимо прижимая ее к стене. Моя нога протиснулась между ее сжатых ног, раздвигая их широко в стороны, прижимаясь бедром к ее клитору.

Ее рот на мгновение оставался безучастным к моему агрессивному натиску, пока ее бедра невольно толкались у моей ноги. Мой живот сжался, и все, что я пытался спрятать, утаить ранее, вырвалось наружу неконтролируемым потоком.

Жар.

Влажность.

Твердость.

Боль настолько жестко отдавалась у меня в груди, что слезы практически выступали на моих глазах.

Затем боль.

Я отпрянул назад, когда острые зубы Нилы вонзились в мою нижнюю губу. Я прошелся языком по нежной израненной плоти. Она прокусила кожу.

Кровь.

Металлический привкус.

Жизнь.

Ее грудь приподнималась и опадала; ее глаза источали дикость и посылали предупреждения, которые сбивали с толку и противоречили друг другу. Она чувствовала все то же, что и я. Но она испытывала ненависть по отношению ко мне за это.

Слишком плохо. Мне было необходимо больше.

Я схватил ее, впечатался в ее тело и завладел ее ртом. Предлагая ей свою кровь, принуждая ее наслаждаться моей раной и приглашая ее разделить мою глубокую боль.

Она неистово извивалась и боролась, но под всепоглощающей яростью скрывалось все тоже обезображенное желание, которое превращало нас из врагов в нечто большее.

— Прекрати...— простонала она мне в рот, перед тем, когда мой язык закружился в всепоглощающем танце страсти, скрадывая ее гневные ругательства. В ее руках, чувствуя только жар и страсть, я мог притвориться, что жизнь была намного проще. Не было ни долгов, ни ссор, ни гребаных семей, ни ненависти, что испепеляла нас, сводя с ума от вожделения.

«Только мы.

Только это».

Наконец, Нила прекратила противостоять и поцеловала меня в ответ. Она дрожала всем телом в моих руках, ее руки одновременно отталкивали и притягивали меня ближе. Ее губы приоткрылись, чтобы вскрикнуть или умолять, но я заставил ее замолчать, сплетаясь сильнее с ее языком и углубляя поцелуй, который нес разрушение и жизнь одновременно.

Она боролась со мной.

Она поощряла меня.

Она чертовки ввела меня в замешательство.

Мой разум взревел, и инстинкт взял верх над здравым смыслом. Я вновь толкнулся, потираясь, изнывающим от желания ласк, членом, в поисках разрядки от уничтожающей жадности поглотить ее.

Ее спина выгнулась, когда я все сильнее и сильнее пригвождал ее телом к стене. Я хотел скользнуть в нее. Я хотел обладать каждой ее мыслью.

Боль взорвалась в моих яйцах

— Бл*дь! — мой желудок ухнул вниз, и мои внутренности скрутило, как если бы я испытывал желание вырвать. Отстранившись, я схватился за изнывающий от боли член, в попытке немного ослабить жгучую боль.

Она ударила меня коленом.

Сквозь оглушительную боль, я еле заметил, что Нила пресекла все дозволенные границы. Ее дыхание было рваным, щеки раскраснелись, и ее глаза мерцали странной смесью вожделения и ненависти.

— Не смей прикасаться ко мне, Джетро Хоук. Может, ты и был между моих ног. Может, ты и был в моем теле, но я никогда не позволю тебе пробраться в мою душу. Не сейчас.

Я издал шипение сквозь стиснутые зубы, покачиваясь на волнах жгучих мук. Я не мог стоять прямо.

Нила склонилась и прошептала мне на ухо.

— Может, у меня нет острых клыков, но у меня есть острое колено. — С бесконечной нежностью она откинула волосы с моего лба. Ее прикосновение было нежным, любящим, но под этим всем скрывалось уродливая правда.

Что-то было утрачено в ней.

Что-то, что привлекало меня в ней и внушало веру.

И снова моя проклятая семья уничтожила любую надежду найти спасение от разрушения с единственной женщиной, которая могла быть достаточно сильной, чтобы помочь мне.

Нила проговорила:

— Я не целую мужчин, которых нахожу омерзительными. Что бы ни произошло между нами ранее, все кончено.

Стискивая зубы, я вскрикнул:

— Молчать!

Она замерла.

Моя вспышка гнева прогремела сквозь нашу непрекращающуюся ругань, внося немного ясности.

— Не смей лгать мне. Ты позволишь мне войти в тебя. И ко всему прочему, ты позволишь мне обладать тобой. — Хватая ее запястье, я подтянул ее ближе к себе. — Ты сделаешь это, потому что у нас нет другого выбора. Ты уже находишься во мне. Ты что не понимаешь этого? Ты во мне. И будет достаточно честно, если я окажусь в тебе.

Тишина.

Тяжело дыша, я прорычал:

— Тебе прекрасно известно, насколько опасную игру мы ведем. Я не собираюсь принимать ответных мер на то, что ты сделала, но не смей провоцировать еще больше. И не смей говорить мне больше, что все кончено. — Прижимаясь носом к ее, я прошипел: — Потому что ничего не кончено.

Ее глаза вспыхнули.

— Поверь мне, все кончено. У меня нет совершенно никакого желания прикасаться к тебе, когда бы то ни было.

Мой гнев вспыхнул с новой силой от мысли, что она смеет отвергать меня еще больше из-за этого — чем бы это ни было. Я испробовал ее, я отказывался верить, что у нас все кончено.

Накрывая ладонью ее щеку, я пробормотал:

— Что имело место этим утром уже прошло, я покажу тебе, насколько ты ошибаешься. Я покажу тебе, насколько глубоко я пробрался тебе под кожу. Насколько мы вдвоем извращены. — Я прижался губами к ее скуле. — Ты хочешь одержать победу? А если я тебе скажу, что лучше будет проиграть? Что нам двоим лучше подчиниться и прекратить бороться за первенство.

Она заносчиво рассмеялась.

— Прекратить бороться? Это все, что нам остается. Разве ты не видишь этого? Если я не буду бороться с тобой — что же тогда мне остается делать? Мне что, смириться со всем этим, считая это нормальным?

— Да.

Она фыркнула, гнев отпечатался в ее чертах лица.

— Неадекватный, к тому же еще и сумасшедший, — толкнув меня, она буквально приказала. — Расскажи мне, зачем ты здесь, прежде чем я вновь ударю тебя по яйцам.

Боже, я хотел отхлестать ее.

Я хотел довести ее до точки, когда она сдастся, чтобы я мог трахнуть ее вновь. Моя кровь была словно лава, мой член был твердый как камень.

Пытаясь взять себя под контроль, я выплюнул:

— Я забыл закончить Первый Долг. Мой отец только что напомнил это.

Она вздрогнула.

— Разве я недостаточно заплатила его, монстр? Двадцать один удар плетью, в комплекте со шрамами, которые останутся на всю жизнь. Или он узнал, что ты не облил меня ледяной водой, прежде чем выпороть?

Недовольство волнами исходило от нее.

Как я мог управиться с ней вот такой? Такой воинственной?

— Независимо от того, что ты там обо мне думаешь. Я делаю все возможное, чтобы защитить тебя. Я сказал тебе, что у меня будут проблемы за непослушание. И у меня совсем нет желания объяснять правду.

Вопреки самой себе, часть ее гнева испарилась, оставляя в ее взгляде смирившуюся терпимость.

— Если не это... то что?

Я крепче сжал пальцы вокруг ее запястий. Я вздрогнул, когда что-то острое кольнуло в мой большой палец. Подняв повыше ее руки, я заметил, как блеснул металл сквозь ее черную водолазку.

— Это иголки в твоих рукавах?

Она попыталась отдернуть руки. Неудачно.

— Едва ли это безопасно, не думаешь?

Она смотрела на острые иголки, пока я вытаскивал их и складывал на столик.

Ее губы изогнулись.

— Профессиональная привычка. Удобно оставлять их здесь, когда я по колено в материале. — Ее черные глаза встретились с моими. — Осторожнее прикасайся ко мне, Джетро. Никогда не знаешь, вдруг иголка сможет заколоть тебя до смерти.

Я замер. Все, что она говорила, сочилось намеками и метафорами.

Холодок пробежался по моему позвоночнику.

— Ты начинаешь злить меня, мисс Уивер. Если б я не понимал все прекрасно, я бы принял это за угрозу.

— Может, тебе стоит.

— Может, тебе стоит сказать все прямо и покончить с этим.

— Ох, прости. Я думала, что уже сказала. Я ненавижу тебе. Ну как, достаточно прямо?

О. Господи. Эта женщина.

— Ты не ненавидишь меня.

Она фыркнула.

— Поверь мне, ненавижу.

— Ты даже не знаешь меня.

— Я знаю более чем достаточно, и мне не нравится то, что я знаю.

Мое сердце дрогнуло.

— Ты такая же, как они. Судишь, до конца не понимая меня. — В тот момент как слова вырвались, я запаниковал. Что за хрень?

Я сжал пальцы, желая обернуть их вокруг ее шеи и выдавить мои тайны из ее ушей. Она выбесила меня. Она не заслуживает понимать.

Я двинулся вперед, сокращая расстояние между нами, неспособный игнорировать боль от порезов на своих подошвах.

— Прекрати наказывать меня за вчерашнее.

Она холодно рассмеялась.

— Вчерашнее? Ты думаешь, моя ненависть к тебе появилась вчера?

Я нахмурился.

— Конечно. До того как ты увидела, что было на пустоши, я нравился тебе. Ты поцеловала меня. Ты обвила свои ноги вокруг меня, пока я трахал...

— И ты купился на это, ага? — ее улыбка была такой едкой. — Я заставила тебя поцеловать меня. Я заставила тебя трахнуть меня, чтобы доказать правоту.

Огонь в моей крови внезапно потух, оставлял мое сердце чернеть и обугливаться, стремясь к вползающему холоду в темноту. Мой голос стал бесчувственно пустым.

— О чем ты?

«Ты использовала меня.

Как и они.

Ты лгала мне.

Как и они».

— Я заставила тебя поцеловать меня, чтобы доказать, что у тебя есть душа. У тебя она есть. Теперь я вижу это. Но она мне не нравится, — она втянула воздух и надменно задрала подбородок. — Я переспала с тобой, потому что была слабой, и потому что верила, что ты другой. Но ничем не отличаешься. Ты поиграешь со мной, причинишь боль и в конце концов убьешь. А потом ты похоронишь меня рядом с гниющими трупами моей семьи.

Ее кровь быстро перекачивалась под моим прикосновением. Из ниоткуда появилась моя головная боль. Я находился здесь всего десять минут, а казалось, будто вечность. Вечность, в которой все мои фантазии испарились и им на смену пришли кошмары.

— Чего ты хочешь от меня? Извинения? Гребан...

— Дело все в том, что я вообще ничего не хочу от тебя. Все, чего я хочу — это не иметь никаких дел с тобой или твоими родственниками вновь. Я планирую остаться в своих покоях, пока не придет время платить долг. Мне плевать, сколько времени это займет, или что ты со мной сделаешь, но я покончила с твоими глупыми играми.

Все мои мышцы напряглись.

Глупые игры?

Она думала, что мои сообщения были глупой игрой? Она думала, что все, через что я прошел, было глупой игрой?

Лед превратился в дождь со снегом, который падал на мою душу.

— Что ты сказала?

В ее глазах блестела равнодушное убеждение.

— Я ошибалась, думая, что у меня есть хоть какая-то власть над судьбой. После того как я увидела могилы, я сняла розовые очки.

— Поэтому ты решила запереться в комнате и ждать смерти?

Она кивнула.

— Свобода перемещения по этому месту, получение подарков и наслаждение компаний этих людей дает неправильное представление о ситуации. Я больше не буду соглашаться на это. Я пленница и отказываюсь забывать это.

Я хотел влепить ей пощечину. Я хотел кинуть ее на кровать и трахнуть ее. Кто бы ни была эта женщина передо мной, она точно не та Нила, которая разрушала меня.

Она думала, что не могла изменить мою семью? Возможно, она была права. Но она точно, черт подери, изменила меня.

— Все, что ты сказала, — чушь.

Она пожала плечами.

— Верь во что хочешь.

Я всмотрелся в ее глаза, пытаясь копнуть, как можно глубже, чтобы увидеть правду. Что-то в этой резкой перемене казалось фальшью.

Она смотрела прямо на меня, ничего не тая.

У нас заканчивалось время. Вытащить из нее правду придется попозже.

— Хватит драмы. Мы уходим, — пробормотал я. — Пришло время.

Она фыркнула.

— Делай то, что нужно. Уверена, в Аду припасено специальное место для всех Хоук.

— Проклятье, Нила!

Она вздрогнула.

У меня не было сил на еще одну ссору с ней, особенно учитывая то, что мне надо было сконцентрироваться и пройти через все, что должно произойти.

— Веди себя как положено. Хоть один разок в своей гребаной жизни доверься без полного понимания всего.

Дернув ее за руку, я потащил ее к выходу.

Каким-то волшебным образом, она освободилась из моего захвата и сама пошла к двери.

Я сжал челюсть, когда она бросила мне отстраненный взгляд и исчезла в коридоре.

Гребаная женщина.

Догнав ее, я взял ее за руку.

Мое сердце пропустило удар от такого простого прикосновения. До этого времени я всегда хватал ее за локоть или предплечье — кристально ясно показывая наши роли. Итак, что же я делаю, беря ее за руку, будто мы равные?

Ее пальцы дернулись, а затем она переплела их с моими.

Мой член затвердел, и я резко остановился. Я хотел ее.

Ее ногти были длинными, и кончиками она внезапно провела по тыльной стороне моей руки.

Я втянул воздух между зубами. Болезненное покалывание вернуло меня в воспоминание о том, как она царапала мою спину, пока я входил в нее.

Ее пальцы побелели, когда она усилила захват. Я даже не вздрогнул, когда два ее ногтя прорвали мою кожу, выпуская кровь. Это был прекрасный пример ее срыва. Она не понимала меня. Не понимала, что давала лучший из возможных подарков. С болью приходит облегчение, а с облегчением приходит холод.

Мое сердце замедлило ритм. Мой нрав усмирился. Любое воспоминание о пламени исчезло.

— Спасибо за то, что напомнила мою роль в своей жизни, мисс Уивер. То, что сейчас произошло, не повторится.

«Я не буду настолько слабым, чтобы вновь поцеловать тебя.

Я не буду настолько глупым, чтобы поверить, что ты видишь меня настоящего».

Она дернула подбородком.

— Хорошо.

Я вернулся к покорному перворожденному сыночку.

— Будь любезна, убери свои когти.

Скромная улыбка заиграла на ее губах.

— Мои когти? — она невинно заморгала. — Не понимаю о чем ты.

Опустив голову, я пробормотал.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Свои когти, которые стискивают мое сердце.

Распутав наш пальцы, я схватил ее за локоть. Боль, там, где ее ногти ранили меня, помогла сосредоточиться. Я был ослеплен ею. Загипнотизирован обещанием большего — связи, о которой я не смел и мечтать.

Все это было ложью.

И меня уже тошнит из-за того, что меня постоянно используют.

Шагая по коридору и таща за собой добычу, я произнес:

— Достаточно, мисс Уивер. Достаточно игр. Мы покончили с этим.

Верхняя комната.

Комната спрятанная на втором этаже, в тупике. Серванты, расставленные в коридорах, выставляли напоказ древние работы вязания крючком и спицами. Братьям «Блэк Даймонд» и посетителям было запрещено здесь появляться.

Это было женское крыло — здесь жили моя бабушка и сестра, а еще здесь находился кабинет отца и личные покои. Его спальня находилась выше на другом этаже, в одной из башен. Неприступная и заполненная оружием, готовая к войне, которая никак не начиналась.

Нила не разговаривала, пока я вел ее по огромной каменной лестнице вверх к восточному крылу. Она следовала послушно, но сильно отставала, мне практически приходилось тащить ее.

— Куда ты ведешь меня? — ее взгляд путешествовал по второму этажу, когда мы ступили на него.

— Ты скоро все узнаешь, — стиснув зубы, я потащил ее за собой.

— Это сделали Уивер? — спросила она, когда дернула меня и остановилась, чтобы рассмотреть вышитое полотно, на котором был изображен «Хоуксбридж Холл», купающийся в солнечном свете, пока на переднем газоне гарцевали лошади.

— Нет.

Ее взгляд встретился с моим.

— Тогда кто?

— Тот, о ком тебе не обязательно знать. — Мы двинулись дальше к огромным двойным дверям в конце коридора.

— Ты здесь спишь? Я имею в виду, наверху?

Я повернул голову, чтобы взглянуть на нее.

— Ты спрашиваешь, здесь ли мои покои? — притянув ее поближе, я страстно прошептал в ее ушко: — А зачем тебе? Хочешь прошмыгнуть ко мне и трахнуть меня? Или, возможно, убить меня, что вероятнее у тебя на уме?

Она затряслась от гнева.

— Как будто я скажу тебе.

Моя ладонь так и чесалась ударить снова. Я никогда не был жестоким человеком, предпочитая запугивать холодностью, чем кулаками, но черт подери, она с трудом позволяла помнить, кем я был, и что от меня ожидали.

Я потерял себя.

Я, мать вашу, сбился с пути.

— Прекрати задавать вопросы. — Положив ладонь на дверь, я надавил, чтобы открыть ее.

Ее глаза расширились, пока она рассматривала огромное пространство. Комната было мужской и по украшению, и по использованию, и откровенно говоря, довольно серой. Тяжелы дубовые панели, с вырезанными на них ястребами и перьями, покрывали потолок. Стены были золотистыми, наполняя пространство темно-коричневым, а ковер был кроваво-красным.

Неуклюжие черные диваны стояли группками, какие-то у огромного камина, а другие у окна. Посреди стоял слишком огромный журнальный столик с толстым стеклом, под которым покоились кости старой собаки моего отца, Вратбона.

Тихие аплодисменты заполнили комнату. Дэниель ухмыльнулся, его взгляд вперился в Нилу.

— Вы все-таки не потерялись. Жаль, я было вызвался пойти на поиски.

Я выпрямился. Черт, не только мой отец хотел присутствовать при этом, так он позвал еще Кеса и Дэниеля. Мысль о том, что Дэниель увидит меня с Нилой, одновременно злила и пугала меня.

Он всегда подмечал мои перемены и использовал мои изъяны, чтобы ранить меня.

Нила осторожно придвинулась ко мне, не отводя взгляда от моего младшего братца.

Итак, она ненавидит меня, но по-прежнему надеется на мою защиту.

Я хотел отодвинуться и оставить ее саму по себе. Она заслужила это. Но независимо от того, что произошло, она по-прежнему была моей и с правом обладания приходит и ответственность. Ее благополучие было моей заботой.

— Как вовремя вы прибыли, — Кат прислонился к одной из тесненных стен, его поза расслабленная. В его руке был бокал с коньяком. Еще даже не полдень, а он уже заполняет желудок крепким алкоголем. Мой отец не был пьяницей. Он никогда бы не отдал контроль достаточно, чтобы напиться. Он просто делала то, что хотел, когда хотел.

Кат взглянул на Нилу.

— Рад видеть тебя, дорогуша. Наслышан, ты перебралась в покои Уивер. Ну, как тебе новая комната?

Ее рука дернулась под моим захватом, ее пальцы сжались в кулак.

Нила фыркнула.

— Я оценила рабочее место и оборудование, с помощью которого можно многое сделать, но если ты думаешь, что я обрету хоть капельку счастья в твоем доме, ты ошибаешься.

Кат рассмеялся.

— Я бы посоветовал тебе перестать лгать самой себе. Я видел, как ты улыбалась. Я был свидетелем того, как ты была довольна последние пару недель.

Нила прорычала.

— Ага, это было ошибкой. И до того, как я кое-что вчера увидела.

Кат оттолкнулся от стены, заглотнув остаток коньяка.

— И что же ты увидела вчера? — его взгляд скользнул к моему, в нем читалось раздражение.

— Ничего, что касалось бы тебя, — выплюнула Нила.

Я искоса взглянул на нее. Она могла бы рассказать ему о могилах. Она могла бы рассказать все, что поклялась мне не говорить. Если бы она хотела, чтобы меня наказали, мой отец с радостью сделал бы это.

Мое сердце бешено колотилось, ожидая, когда она расскажет о моих слабостях. Тайна о том, что это значило для нас обоих, когда я скользнул в нее и почувствовал, как она кончает, сокращаясь вокруг меня.

Она тоже чувствовала это.

Я знал это.

Я вдохнул, держась за эту увядающую связь между нами, не готовый подчиниться нашей ссоре и поверить, что что бы это ни было — исчезло.

— Джетро, ты позволишь своей зазнобе так неуважительно разговаривать с тем, кто старше ее?

Дерьмо.

Я наморщил лоб на этот вызов, команду.

Если бы я был тем сыном, каким меня учил быть Кат, я бы поставил Нилу на колени и преподал ей урок. Я бы причинил ей боль, отчитал ее и бросил ее разбитое сердце к его ногам.

Но если я сделаю это, она может рассказать мой секрет. Тот факт, что я трахнул ее. И это разрушит меня.

Кат заворчал.

— Джет...

Впустив в себя холод, я переместил свою хватку с ее локтя к загривку. Мои пальцы впились в нежную цепочку мышц, крепко удерживая ее.

— Будьте вежливы, мисс Уивер. Попридержите свою дерзость и будьте благодарны за все, что моя семья дает вам.

Она вздрогнула, но не попыталась разорвать мой захват. Вперившись взглядом в Ката, она сказала:

— Простите меня, мистер Хоук. Я имела в виду, спасибо огромное за такой радушный прием в Аду. Я так счастлива жить поблизости с самим Дьяволом.

— Зачем ты... — Кат схватил в кулак длинные, черные волосы Нилы, вытаскивая ее из моего захвата. — Ты заплатишь за...

— Джентльмены, уверен есть более интересные вещи, которые надо сделать, вместо того чтобы издеваться над бедненькой Шлюхой Уивер? — Кестрел подошел ближе, его способность прятать эмоции и настоящие чувства была даром. Он бросил взгляд в мою сторону, предупреждая меня не двигаться и принять его негласную помощь.

И как кучу раз в прошлом, я послушался. Я вынудил свое сердце забиться в обычном ритме и поглотить спокойствие, которое он источал.

Нила повисла в хватке Ката. Она удерживала себя на носочках, но ее лицо исказила очевидная боль. Несмотря на свои мучения, она не отвела взгляда от моего отца и не закричала.

Кестрел подошел ближе к ним.

— Отец, сегодня будет отгрузка и один из братьев сказал, что наш конкурент МК хочет заманить нас в западню. Побереги свой гнев для тех, кто заслужил этого. А не трать на гостью, которая пробудет тут еще долгое время.

Мое сердце забилось быстрее. Мои руки сжались в кулаки.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как мой отец так по-собственнически держит мою женщину.

Минуты тянулись. Иногда рассуждения Кестрела срабатывали. Иногда нет. И если нет, то это только раздраконит Ката — заставит его желать почувствовать себя у руля и доказать, что он управляет своими сыновьями.

Все в комнате задержали дыхание, воздух стал застойным и ядовитым.

Затем Кат отпустил Нилу, вытерев руки, будто он прикоснулся к чему-то противному.

— В следующий раз, когда обращаешься ко мне, дорогуша, убедись, что делаешь это с уважением, иначе я не буду таким снисходительным.

— Это касается и меня, Нила, — сказал Дэниель. — Не забывай, мы владеем твоей жизнью, лучше обращайся с нами как с Богами, если хочешь подольше пожить.

Рванув вперед, я схватил Нилу за волосы и потянул уверенно, но не жестко, напоминая ей, что пока она подчиняется мне, она будет в безопасности от остальных Хоук.

«Разве ты не видишь, что я плохой, но не самый худший?»

— Я запомню, — фыркнула Нила, двигаясь назад, пока ее плечо не коснулось моего бицепса. Это крошечное прикосновение послало огонь в мою кровь.