Глава 3 На посту министра иностранных дел ЧСР. Начало

Местом встречи делегации чешских политиков с представителями заграничного сопротивления во главе с Эдвардом Бенешем стал отель Бо-Риваж (Beau-Rivage) на берегу Женевского озера. Пражскую делегацию возглавлял Карел Крамарж, председатель Национального комитета, высшего политического органа на родине; тридцатичетырехлетний Бенеш тогда был уже две недели министром иностранных и внутренних дел существующего лишь на бумаге государства. Он-то и взял в свои руки инициативу на переговорах, которые продолжались с 28 по 31 октября. Бенеш по своему обыкновению был чрезвычайно оптимистичен. Он заявил, что теперь уже нет оснований опасаться чего бы то ни было со стороны Вены, Будапешта или Берлина, назвал чехословаков народом, вызывающим восхищение всего мира, любимцем Антанты, которая окажет ему быструю военную и экономическую помощь, заверил, что в вопросе границ все уже ясно и что чехословаки только должны решить, какие области они хотят включить в свое государство. Члены пражской делегации после небольшого колебания одобрили все действия и обязательства руководства заграничного сопротивления. Они согласились с республиканской формой правления нового государства, о провозглашении которого узнали, находясь в Женеве.

Итоги переговоров были зафиксированы в протоколе совместного заседания от 31 октября и состояли в следующем: 1) были признаны заслуги чехословацкого правительства в Париже и созданного им войска; 2) обсуждены условия возможного перемирия; 3) достигнута предварительная договоренность об образовании временного чехословацкого правительства в Праге во главе с Крамаржем, которое действовало бы до принятия конституции и формирования парламентского правительства, а также о занятии в нем Бенешем поста министра иностранных дел, а Штефаником – военного министра; 4) рассмотрены экономические, финансовые и юридические вопросы перехода от австро-венгерской государственности к независимому чехословацкому государству. По предложению Крамаржа было решено, что президентом республики станет Т. Г. Масарик[94].

Делегация возвратилась в Прагу воодушевленная картиной, нарисованной перед ней Бенешем, и высоко оценила деятельность заграничного сопротивления и лично Бенеша. Лидер национальных социалистов В. Клофач на заседании Национального комитета заявил, что авторитет Масарика и Бенеша среди союзников «просто невероятен». Крамарж, по воспоминаниям Ф. Соукупа, превзошел Клофача в восхищении Бенешем: «Если бы вы видели нашего доктора Бенеша, то, с каким мастерством он справляется со всеми мировыми вопросами, каким чудом достиг того», что державы Антанты «обязались приложить все силы, чтобы мы получили чехословацкое государство… в желаемых нами границах, так вы сняли бы шляпы… Наши господа заграницей сотворили просто чудо… Я не говорю уж о Масарике… Но подумайте, это тот Бенеш, который с рюкзачком за плечами прибыл в Швейцарию…»[95]. На расширенном заедании Национального комитета 14 ноября Масарик по предложению Крамаржа единогласно был избран президентом Чехословацкой республики. Однако договоренность о составе пражского правительства не была реализована из-за противодействия видных политиков на родине во главе с Антонином Швеглой, исходивших из собственных партийных расчетов и внутренней ситуации в стране. 21 декабря 1918 г. Масарик вернулся на родину.

Бенеш же 1 ноября возвратился в Париж. Здесь он чувствовал себя в своей стихии и полагал, что именно во французской столице сможет быть более всего полезен родине.

С женой Ганой Бенеш не поддерживал связи с момента своего отъезда заграницу в сентябре 1915 г. Первое письмо он написал ей только два дня спустя после окончания переговоров с пражской делегацией в Женеве, 2 ноября 1918 г. «Я часто и постоянно вспоминал о Тебе, обо всех Вас… До меня доходили слухи о том, сколько вы вытерпели, как [вам] было плохо, я чувствовал это. Когда возвращусь, ты обо всем мне расскажешь, все выложишь – сегодня ты ясно видишь, что всё это было не напрасно». А неделю спустя Бенеш писал Гане из Парижа на официальном бланке нового государства: «Можешь себе представить…, какой поразительный поворот во всем, что происходит сегодня и что еще произойдет! Я очень доволен [проделанной] работой. И я действительно рад, что, как теперь видно, все предпринятое нами приносит свои плоды и имеет огромные, поразительные результаты. Сегодня такая ситуация в отношениях между французами, англичанами, итальянцами и американцами, что в интересах нашего чешского дела я должен находиться здесь до заключения мира… Я чрезвычайно доволен и счастлив, что всё так идет и так развивается. Всё это мало кто из нас ожидал – но как только я приехал сюда и ознакомился с ситуацией, мне стало ясно, что дело получит такое окончание… это результат того, что все мы принесли страшные жертвы и страдали… По правде я не ожидал того, что все произойдет так быстро, что будет такой полный триумф, что в результате событий я лично окажусь в таком положении»[96].

Во время войны Гана провела девять месяцев в тюрьме, а после освобождения жила в деревне, в доме отчима. В своем письма от 16 ноября она писала о том, какая суматоха наступила в Праге после получения фотографий Бенеша и как она все их раздала: «Можешь ли ты, Эдичка, понять мои чувства, когда я иду по улице и всюду вижу почтовые открытки, витрины, и на улицах продают Твои изображения? Вчера я купила пять таких. Все это просто прекрасно, если бы не опасения, вкрадывающиеся в мою душу… Все полагают, что после установления правительства, и прежде всего в результате того, что в нем представлены социалисты, наступит успокоение… Д-р Рейхман был здесь неоднократно, работает над книгой о Тебе и собирает материал».

В ответном письме Бенеш называл жену «дорогой доченькой» и просил, чтобы избегала «людей, журналистов и репортеров», поскольку его коллеги начали бы завидовать его популярности и стали бы выискивать его слабости. В письме от 29 ноября Гана жаловалась, что «в Праге жить трудно – из-за продовольственного снабжения, а в Ренчове я эту зиму уже не хотела бы проводить… Не будет ли это противоречить Твоим расчетам, если я скоро приеду к тебе? В Париже можно приобрести более дешевую одежду, чем в Праге, где простой костюм стоит 1000–1200 [крон]». Хотя она писала, что имеет «костюм и одно вечернее платье», считала, что ее гардероб следует обновить, и в этом вопросе полностью полагалась на мужа: «Я слышала, Эдичка, как Ты элегантен, и в этом отношении я очень за Тебя рада». Накануне Рождества, 14 декабря 1918 г., Бенеш просил Гану, чтобы она была готова к тому, что будет «репрезентироваться: устраивать обеды и завтраки, ходить на обеды и завтраки к министрам, посланникам, президенту и т. д. и т. п. Это очень обременительно, но я должен это делать. Все дела, туалеты, приготовления и т. д. будут решаться только здесь». Гана приехала в Париж. Здесь она забеременела, но у нее случился выкидыш. Их брак оказался бездетным, хотя она долго не оставляла надежды на то, что сможет вылечиться от бесплодия, для чего часто ездила во Франтишкове Лазне. И хотя Бенеш называл свою жену подчас «доченькой», но именно Гана своего постоянно загруженного работой мужа окружала материнской заботой[97].

В конце 1918 г. и значительную часть 1919 г. Бенеш находился в Париже. Послевоенная Европа пребывала в хаосе, и он очутился в вихре международной политики, что ему полностью импонировало. Назревали важные события, касавшиеся послевоенного мирного урегулирования, и он должен был находиться в их гуще, чтобы не упустить чего-либо важного для дела, которому служил все годы войны. По прибытии в Париж Бенеш узнал, что союзники, вопреки предыдущим обещаниям, колеблются в приглашении чехословацкого делегата для участия в переговорах о перемирии с Австро-Венгрией. Используя свои прежние знакомства, Бенеш снова разыграл карту, на которую делал ставку и прежде, а именно: в Центральной Европе, находящейся под угрозой хаоса, Чехословакия является практически единственным стабилизирующим фактором. Она была и остается, согласно Бенешу, преградой против немецкой и венгерской экспансии, а также против распространения большевизма. При этом Бенеш под большевистской угрозой понимал скорее революционное движение в той или иной части Восточной Европы, чем экспансию российского большевистского режима. В этой области, дескать, большевизм могут остановить только чехи. Поэтому они должны быстро занять населенное немцами чешское пограничье и Словакию, что потребует проведения военной операции при поддержке армии Антанты. Так впоследствии Бенеш описывал свою аргументацию в книге «Мировая война и наша революция»[98].

Антанта, особенно Франция, с пониманием отнеслась к доводам Бенеша: французское военное командование рассматривало тогда Чешские земли как возможный плацдарм для наступления против Германии. 3 ноября Австро-Венгрия подписала с Союзниками перемирие; день спустя Бенеш принял участие в совещании высших политических и военных представителей Антанты и был приглашен в Версаль. Бенеш испытывал огромное волнение, когда 4 ноября 1918 г. садился в автомобиль, на капоте которого красовался чехословацкий флажок. Он был единственным представителем государств-наследников Габсбургской империи, приглашенным на начало переговоров.

Надежды, возлагаемые Бенешем на Париж, в первое послевоенное время действительно оправдались. Именно Франция первой признала право Чехословакии занять чешское пограничье еще до заключения мирных договоров, несмотря на протесты проживавшего там немецкого населения и венского правительства. Это произошло после локальных столкновений в конце 1918 г. Бенеш добился установления гораздо более выгодной, по сравнению с той, которую требовал в Будапеште представитель словаков Милан Годжа, пограничной линии Словакии с Венгрией. Проблемы вызвал спор с Польшей о Тешине. В этой распре между государствами-«победителями» чехи аргументировали историческим правом, а поляки – национальным правом. В январе 1919 г. по приказу пражских властей на спорную территорию, после войны занятую поляками, начали наступление чехословацкие войска. В то же время Бенеш, учитывая недовольство этим держав-победительниц, бомбардировал Прагу указаниями прекратить наступление, в чем, в конце концов, и преуспел. Большая часть спорной области была передана под управление Антанты, которая должна была этот спор решить: решение было принято летом 1920 г., и ЧСР благодаря Бенешу получила экономически важный угольный бассейн с железной дорогой.

Сложности возникли и в отношении Словакии. Венгрия отказалась признать выход словацких территорий из состава венгерского государства. В ноябре венгерские войска вторглись в Словакию. Чехословацкие власти действовали и дипломатическим, и военным путем. Бенеш вел переговоры в Париже, и в конце ноября венгерское правительство получило оттуда указание очистить территорию Словакии. Однако ситуация здесь оставалась напряженной. После коммунистического переворота в Будапеште весной 1919 г. венгерская Красная Армия перешла в наступление и заняла значительную часть восточной Словакии, где была создана просуществовавшая три недели Словацкая советская республика. Однако после ультиматума Антанты венгерские войска были отведены к демаркационной линии, а словацкая территория и Закарпатье заняты чехословацкими и румынскими войсками[99].

В период принципиальной перестройки Центральной Европы Бенеш решил опереться прежде всего на Францию. И не только потому, что тогда шла речь, невзирая на все ее военные и экономические потери, о сильнейшей державе на европейском континенте. Возникновение Чехословакии было обусловлено не только распадом Габсбургской монархии, но также поражением и ослаблением Германии, и Бенеш правильно полагал, что французское руководство было заинтересовано в том, чтобы удерживать Германию в таком состоянии, чтобы она уже никогда не смогла представлять угрозу для Франции. Он считал, что интересы Франции и Чехословакии в Центральной Европе в целом аналогичны. «Франция нас будет во всем и всегда поддерживать», – писал он пражскому Национальному комитету 9 ноября. «Наше положение в Центральной Европе придает нам чрезвычайное значение, во Франции это осознают…, и мы можем иметь от этого необычайно большие политические, дипломатические и экономические выгоды»[100]. Профранцузская ориентация Бенеша поддерживалась также опасениями, что англичане захотят создать в Центральной Европе как минимум экономически более крупные образования, подобные старой монархии. Американцы же, по представлениям Бенеша, являются фанатиками права народов на самоопределение, и он знал, что ради последовательного проведения этого принципа они могли бы финансировать и рождающееся государство.

Президент Масарик после возвращения в Прагу также понял значение союза ЧСР с Францией. Но Бенеш еще 9 ноября 1918 г. потребовал от пражских политиков согласия на переговоры о военном сотрудничестве с Францией. Они велись без уведомления об этом как остальных союзников, так и военного министра М. Р. Штефаника. Переговоры завершились подписанием военного договора 14 февраля 1919 г. Вслед за этим в Прагу прибыла французская военная миссия, глава которой стал – и вплоть до 1926 г. являлся – начальником Генерального штаба чехословацкой армии.

Действия Бенеша ухудшили уже и без того неважные его отношения со Штефаником. Штефаник подозревал Бенеша в том, что тот выступил с инициативой создания в пражском правительстве министерства национальной обороны. Оно должно было после подписания мирных договоров взять на себя все функции министерства Штефаника. Кроме того, между Бенешем и Штефаником возникли разногласия в вопросе внешнеполитической ориентации рождавшегося чехословацкого государства. Когда Штефаник, у которого в это время возникли проблемы со здоровьем, в апреле 1919 г. возвратился из России в Париж, он настаивал, чтобы ЧСР имела такие же тесные связи с Италией, как и с Францией. Бенеш, по словам Земана, опасался присущего Штефанику консерватизма, сопровождавшегося стремлением «любой ценой играть руководящую роль… в осуществлении наших дел». Ко всему прочему, Бенеш порицал личную жизнь Штефаника, в том числе и его связь с итальянкой по имени Джулиана Бензони. Он настаивал на том, что Штефаник не может быть членом чехословацкого правительства, поскольку он не отказался от французского гражданства. Бенеш упорно обращал внимание Масарика на то, что мирная конференция может провалиться и что даже может разгореться война «всех против всех», в которой итальянцы могут оказаться на стороне коалиции немцев, венгров, румын, болгар и т. д., «а мы должны будем идти вместе с французами, поляками и югославами». Штефаник, учитывая его обручение с Бензони, считал Бенеш, «чрезмерно связан с итальянцами», и, вероятно, желал бы видеть Чехословакию в качестве королевства с итальянским принцем на троне. Штефаник, писал Бенеш Масарику 5 апреля 1919 г., «прибыл из Сибири физически и духовно почти сломленным». Французы настроены против него и полагают, что пришел конец его общественной и политической карьере: «Общественное мнение вознесло его… очень высоко. Это произошло с головокружительной скоростью… Это искусственно созданное и искусственно поддерживаемое [мнение] не соответствовало его личности». Французские деятели «говорили мне (Бенешу. – В. М.) сегодня, что его позиция "est impossible", что его [про]итальянская политика неприемлема, концепция не выверена…»[101].

Физически ослабленный, тяжело больной Штефаник написал президенту, которого называл отцом, очень мрачное общего плана письмо, отмеченное опасениями за будущее родины. Ссора между бывшими соратниками по общему делу закончилась разрывом. 5 апреля Бенеш написал Масарику, что их последняя встреча «завершилась грубой сценой и обвинением в присутствии других людей в том, что я бесчестный человек. Я не мог этого вынести, между нами все кончено». Политикам на родине министр иностранных дел позже сообщал, что не только не желает находиться в одном правительстве со Штефаником, но не видит для него места и в дипломатии. Масарик, который пытался погасить ссору, тем не менее встал на сторону Бенеша. Угроза публичного конфликта была предотвращена роковой случайностью. Самолет, которым Штефаник возвращался на родину, 4 мая 1919 г. потерпел катастрофу под Братиславой, генерал погиб. Заслуги Штефаника как одного из основателей Чехословацкой республики высоко оцениваются в современной Словакии[102].

18 января 1919 г. в Версальском дворце начала работу Парижская мирная конференция. В ее задачи входило заключение мирных договоров, установление новых границ в Европе и создание механизмов недопущения новых военных конфликтов. Чехословакия оказалась в числе тех государств-победителей, голос которых принимался во внимание только при обсуждении непосредственно касавшихся их вопросов. Формально чехословацкую делегацию возглавлял премьер-министр Карел Крамарж. Однако в Париже он испытал горькое разочарование. Его представление о том, что он будет вести переговоры с лидерами великих держав как равный с равными и таким образом поможет России покончить с большевизмом и восстановить ее великодержавные позиции, не осуществилось. «Крамарж, – пишет Е. П. Серапионова, – привыкший к положению политика, представлявшего большое европейское государство – Австро-Венгрию, несколько (пожалуй, тут можно употребить слово «чересчур». – В. М.) переоценивал свой вес на конференции среди союзников, стремясь влиять на основные решения форума… Его претензии на роль равного среди основных победителей не могли оправдаться». Как не могли оправдаться и надежды Масарика на то, что он, будучи приглашен на конференцию, сможет «на равных» с представителями Англии, Франции, США и Италии решать обсуждавшиеся там вопросы[103]. Бенеш гораздо лучше разбирался в закулисных тонкостях европейской политики и знал, каким путем надо идти к цели и добиваться согласия лидеров великих держав, которые к тому же уже привыкли к нему. Он по опыту знал, что путь к успеху лежит в основном через повседневную будничную работу с секретарями этих заваленных делами, занятых сотнями вопросов властных лиц; именно секретари готовили для своих шефов ключевые обоснования и выводы, которые затем быстро проходили через различные комитеты конференции. Тактика Бенеша в конечном счете оказалась верной, а отношения с главой чехословацкой делегации Крамаржем, который более занимался «русским», чем чехословацким вопросом, постепенно начали обостряться.

На Парижской конференции не были представлены ни потерпевшие поражение страны, ни революционная Россия, однако вопрос о большевистском режиме оказывал влияние на все переговоры о мире. Суть разногласий между Бенешем и Крамаржем состояла в том, что первый искал ключ к решению чехословацких проблем на Западе, а второй – по-прежнему в России, которую следовало предварительно очистить от большевиков. Средство для этого он видел в чехословацком легионе, который тогда находился на территории Сибири и мог помочь Антанте покончить с большевистским режимом.

Спустя более чем год после октябрьского переворота 1917 г. легионеры все еще являлись единственной боеспособной силой западных союзников на советской территории. Это и объясняло приказ Масарика легионерам от 14 ноября 1918 г.: «Вы не можете возвратиться на родину так быстро, как вам хотелось бы. Тем не менее этой жертвой вы усилите позиции нашего народа на мирной конференции»[104]. В начале 1919 г. легион получил приказ нести охранную службу на транссибирской магистрали. Легионеров, обессиленных тяжелыми боями и пребыванием в суровых условиях Сибири, более всего раздражало напрасное ожидание обещанной со стороны Антанты помощи. Они стремились как можно быстрее вернуться домой, их моральное состояние и боеспособность быстро сходили на нет.

В Париже Крамарж настаивал на военной интервенции против большевиков с участием легионов, в то время как Штефаник, первоначально согласный с ним, не скрывал сомнений относительно успеха такого плана. Убедившись в почти бедственном состоянии чехословацких частей в Сибири, Штефаник на сей раз сошелся с Бенешем во мнении: «Или серьезная интервенция» против большевиков с участием войск Антанты, «или наших – на родину»[105]. Между тем уже началась эвакуация легионеров из Владивостока на кораблях, армия адмирала Колчака и другие антибольшевистские силы в Сибири прекратили существование, и 7 февраля 1920 г. было заключено перемирие между чехословацкими легионами и Красной Армией.

Осознав, что вынашиваемые им планы ликвидации большевистского режима нереальны, Крамарж предложил другой вариант: концентрировать на чешской территории русских пленных и организовать из них армию под контролем чехословацкого правительства, использовав ее впоследствии для борьбы против большевистской России. Бенеш, не высказавшись пока в поддержку этого плана, все же сообщал в Прагу, что Франция хотела бы посодействовать его реализации, и что его одобряют и видные российские политики-эмигранты. По словам Бенеша, Крамарж полагал, что добровольческая чехословацкая армия вместе со сформированной из военнопленных русской армией могла бы выступить «в поход на Москву»[106]

Загрузка...