Второй шанс

— Эй! Какого черта?

— Я...

Говорить трудно — в горле жжет так, будто я только что выкурил целую пачку.

— Ты же не будешь изображать из себя неженку-спортсмена? «Ах, не курите на меня!» Да ты и не спортсмен уже!

Хочется что-то возразить, но в том, что она сказала, так много злобы, что я теряюсь. Я провинился и пришел просить прощения и нахожусь не в том положении, чтобы спорить. Вив молча разглядывает меня. Со вчерашнего дня я так и не собрался переодеться и побриться.

— Выглядишь погано, Кам. Что с тобой сегодня?

— Можем мы куда-нибудь поехать... чтобы поговорить? — с трудом выдавливаю я.

— О чем? — спрашивает Вив, стискивая руль. — Почему не поговорить здесь?

Выглянув из окна, вижу перекресток, ставший для нас роковым. Вряд ли вид этого места придаст мне сил начать непростой разговор.

— Давай поедем куда-нибудь, где меньше народа. Я хочу побыть с тобой вдвоем.

Вив, сдвинув брови, включает коробку передач.

— Ладно. Я знаю только одно место, где можно, как ты говоришь, побыть вдвоем.

Покрутившись в лабиринте улиц позади школы, автомобиль начинает подниматься в гору.

Пристегнувшись ремнем безопасности, сижу, стараясь скрыть от Вив, как судорожно я цепляюсь за ручку. Свободной рукой я нажимаю кнопки на панели магнитолы в поисках какой-нибудь хорошей радиостанции. Машина ползет вверх, а гора в окрестностях Файетвилля только одна, так что я прекрасно понимаю, куда мы едем.

— К водокачке?

— Да, как в старые добрые времена, — отвечает Вив, поджав губы.

Чем выше мы забираемся, тем меньше вокруг домов и больше деревьев с остатками листвы на ветвях. Гора не такая уж высокая, но, очевидно, охотников жить рядом с огромным водяным баком, разукрашенным граффити, находится немного. К тому же это единственное и самое популярное в округе место, куда приезжают люди, чтобы заняться любовью в автомобиле.

Мы приезжали сюда каждый раз после ус­пешной футбольной игры, а когда я учился в десятом, побед было немало.

Когда мы въезжаем на площадку у водокачки, там стоит только одна машина, да и ту, похоже, просто бросили. Вив подъезжает к краю площадки, откуда отлично видны огни города, оставшегося внизу. Никогда раньше мне не приходилось любоваться с этого места пейзажем, а он, оказывается, очень красив.

— Я уже успел забыть, каково это — приезжать сюда с тобой.

— Да, я тоже, — говорит Вив, дергая вверх ручку парковочного тормоза. Она тянется за сигаретой, но потом, видимо, передумав, поворачивает ключ в замке зажигания и выключает двигатель.

Я протягиваю ей пачку.

— Прошу тебя, кури, если хочешь. Я жалею о том, что сделал там, внизу.

— Сейчас я уже не хочу, — отвечает Вив, барабаня пальцами по рулевому колесу. Понятно, что ей не терпится скорее узнать, о чем я хотел поговорить. Я смотрю на звездное небо над городом.

— Как ты думаешь, они там вместе? — спрашиваю я.

Вив перестает стучать по рулю пальцами и смотрит на меня.

— Кто?

— Наши... другие сущности? Они оба мертвы, а мы здесь, живые и вместе. Вот я и думаю, что с ними?

Вив, запрокинув голову, смотрит туда же, куда и я.

— Нет, — говорит она.

— Ты так думаешь? Думаешь, они не вместе — или их просто больше не существует?

— Я об этом не думаю.

— Ясно.

— Кам, ты — это он, только лучше, — говорит она, взяв меня за руку. — Неужели я недостаточно хороша, чтобы быть ею?

Я размышляю над ее словами, следя за ее реакцией, Улыбка сходит с ее лица.

— Ты во многом на нее похожа, но...

— Но?

Я пытаюсь подобрать подходящие слова, Чтобы объяснить ей, в чем разница, но ничего не могу придумать.

— Нет, ничего. Ты и есть моя Вив, — говорю и, взяв ее за руку, чтобы она снова начала улыбаться. Или этого мало и нужно как-то еще ее утешить? — Я хотел тебе кое­что рассказать... Ты была права насчет Нины.

Вив пристально смотрит на меня, и я, не выдержав, опускаю глаза.

— Я видел ее вчера вечером.

— Но ты же... — изумленно вздыхает Вив.

— Прости меня за это, но я хотел сам во всем разобраться!

Вырвав у меня руку, Вив прижимает ее к груди. Я в панике тянусь к ней, но Вив отодвигается к дверце, насколько это позволяет сиденьем и засовывает сжатые кулаки в карманы куртки. Я с тревогой смотрю в ее расстроенное лицо.

— Это было ужасно, ты была права! — торопливо говорю я. — Она сумасшедшая, у нее действительно какая-то мания. Мы сидели и разговаривали... и вдруг она меня поцеловала.

Взгляд Вив становится острее кинжала.

— Ты ее поцеловал?

— Нет! Это она меня поцеловала!

— Да как ты мог?

— Я ничего не делал!

Стекла, запотевшие от нашего разгоряченного дыхания, становятся матовыми, и я чувствую себя запертым в железной коробке.

— Я хотел помочь нам обоим!

Я слышу звук пощечины и спустя долю секунды чувствую боль. Вив пытается выскочить из машины, но я хватаю ее за плечи.

— Вив, послушай меня!

Мне по-прежнему непонятно, что нужно сказать, чтобы как-то исправить ситуацию. Притянув Вив к себе, пытаюсь поцеловать, но она не отвечает мне. Я глажу ее по голове, прижимаюсь губами к ее губам, пока могу дышать. Когда я в конце концов отстраняюсь, она смотрит на меня как на покойника.

— Ты должна меня понять, — говорю я срывающимся от отчаяния голосом.

— Нет, это ты должен, — говорит Вив, глядя на меня глазами, похожими на два черных бездонных колодца. — Он ушел от меня к ней. Я пыталась объяснить тебе это вчера вечером.

Я перестаю дышать. Если бы боль в щеке не напоминала мне о пощечине, можно было бы подумать, что Вив ударила меня в солнечное сплетение.

— Что? — Вив закрывает глаза, как от боли. — Но это же смешно. Я бы никогда...

— А он ушел.

Я упираюсь локтями в колени и зажимаю руками голову. Попытки представить себе вариант развития событий, при котором я, оставив Вив, ухожу к Нине, заводят меня в тупик. Кровь приливает к голове. Нет, этого не может быть. Мы с ним, очевидно, жили по-разному, но при этом он — это я, а я — это он. Решившись на такое, он предал нас обоих.

— Это Нина его увела, — говорит Вив, как бы отвечая моим мыслям. — Она что-то с ним сделала, и он стал относиться ко мне враждебно. А потом он умер, — добавляет она, глядя на меня горящими глазами. — Я думала, что все кончено, и тоже хотела умереть... а потом ты вернулся ко мне.

Я снова тянусь к ней, и на этот раз она уже не отстраняется.

— Я не он.

Мы целуемся, пока хватает воздуха в легких. Когда воздух заканчивается, я прерываюсь, чтобы вздохнуть, и провожу губами по ее шее, чувствуя, как под кожей бьется пульс. Холодные пальцы Вив сплелись с моими в тесный клубок. Свободной рукой она стягивает с меня куртку, а я помогаю ей снять футболку. Вив, склонившись, расстегивает пряжку на ремне, и в ответ на ее касания в глубине тела что-то начинает вибрировать. Сорвав с себя свитер, прижимаюсь к ней, чтобы ощутить жар ее тела, но рефлекторно сжимаюсь, ударившись об руль поврежденным коленом. Боль такая, что приходится кусать себя за щеку, чтобы превозмочь. Постепенно штыри и скрепки, удерживающие части костей, встают на свои места, и боль стихает. К тому времени, когда я прихожу к себя, Вив уже сидит прямо, откинувшись на спинку кресла, и с любопытством смотрит на меня из-под полуприкрытых тяжелых век, накручивая, по обыкновению, на палец прядь волос.

— Кам, — говорит она, обольстительно улыбаясь, — я вот думала... а вы с ней когда-нибудь?..

Я краснею так, что, пожалуй, впервые в жизни по-настоящему благодарен природе за то, что на свете существует ночь. Стеснение заставляет меня отвернуться и оторвать взгляд от ее нежного полуобнаженного тела. Раньше каждый из нас жил своей жизнью, так почему же мне в голову так и не пришло спросить ее о том же?

— Нет...— отвечаю я, закашлявшись и с трудом справляясь со срывающимся голосом. — Но мы как раз ехали ко мне, чтобы сделать это. В тот вечер, когда случилась авария.

— О, прости...

Возникает томительная пауза, которая длится, кажется, целую вечность.

— А вы? — наконец решаюсь спросить я.

— Нет, не успели, — говорит Вив едва слышно, голосом, полным скрытой грусти.

Не выдержав, я вздыхаю, но не от сожаления, а от радости. Вив ежится как будто от холода и потирает руки.

— Ты замерзла, да?

Пошарив вокруг, нахожу свой свитер и накидываю на ее обнаженные плечи. Вив заворачивается в него и, подтянув рукава к самому носу, вдыхает мой запах. Затем, наклонившись и оперевшись локтем о консоль между сиденьями, смотрит на меня, капризно оттопырив нижнюю губку.

— Как же мне надоело прятаться, — говорит она, — забиваться в машину, мерзнуть на детской площадке. К тому же это быстро надоедает.

Пожав плечами, я тянусь, чтобы погладить ее.

— Мы не можем рисковать. Нас кто-нибудь снова заметит.

Вив смотрит на меня, загадочно и коварно улыбаясь.

— А что, если я предложу тебе провести ночь в доме с большой удобной кроватью, у камина с настоящим огнем? И при этом мы будем в безопасности? Никто нас там не застанет, я гарантирую.

Опустив спинку сиденья, я сажусь так, чтобы быть как можно ближе к Вив.

— Когда и где мы можем это сделать?

— Родители в пятницу уезжают. Их не будет всю ночь. Это незапланированная поездка — умер кто-то из коллег по бизнесу. Я хотела тебе сказать об этом сразу, как только сама узнала, — говорит Вив, улыбаясь. Она приподнимается, и свитер падает на колени. Ее кожа испускает легкое сияние, отражая тусклый свет фонаря, висящего на верхней части водонапорной башни. Я привык к тому, что у нее длинные волосы, спадающие на плечи мягким каскадом и закрывающие верхнюю часть тела, но теперь кудри Вив едва достигают подбородкам и ничто не мешает мне любоваться ее полуобнаженным телом. Между мной и ее нежной округлой грудью остается лишь яркий лиловый бюстгальтер со смелым вырезом, скрывающим очень немногое.

— Проведи со мной ночь, — просит Вив, склоняясь ко мне.

Я снова ежусь, но на этот раз не от холода.

— А почему бы не сделать это прямо сейчас?

Вив проводит рукой по моей обнаженной груди, и каждое нервное окончание, спрятанное под кожей, отзывается на нежное прикосновение ее пальцев.

— Я хочу, чтобы в первый раз все было красиво... а не как у тех, кто приехал наскоро пообжиматься на заднем сиденье.

Выдохнув, я кусаю губу, стараясь отвлечь себя болевыми ощущениями и не зацикливаться на том, насколько она красива и как тяжело мне справиться с собой. С той ночи, когда это должно было случиться, прошла, кажется, целая вечность. Глядя Вив в глаза, я вспоминаю, сколько раз это чуть было не случилось. Вероятно, Вив прочла мои мысли по лицу, потому что даже в полутьме видно, как она покраснела. В салоне автомобиля становится нестерпимо жарко. Я беру Вив за руку — и может быть, именно это нам сейчас нужно больше всего. Рукопожатие — как печать, скрепляющая наш союз и позволяющая отбросить все сомнения.

Половина четверга проходит как в тумане — вокруг кипит людской водоворот, уроки начинаются и кончаются, в раздевалке хлопают дверцы шкафчиков. Утро, за которое я кое как написал тест по тригонометрии и с трудом выдержал очередной раунд игры в «вышибалы», наконец заканчивается.

Если к пятому уроку я успею написать эссе по «Итану Фрому», домашних заданий на неделю не будет, но сосредоточиться трудно, так как голова занята тем, что запланировано на вечер пятницы.

Выбравшись на большой перемене в столовую и купив еды, я, как обычно, занимаю место у двери и достаю блокнот с карандашом. В эссе я должен ответить на поставленный вопрос: к какому важному выводу приходит главный герой повести «Итан Фром». Успеваю написать пол страницы, когда мое внимание привлекает скользящий по полу в мою сторону продолговатый серебристый предмет. Когда он, ударившись об мою ногу, останавливается, выясняется, что передо мной чей-то сотовый телефон. Подняв его, оглядываюсь в поисках владельца, и вижу, что ко мне, вытянув вперед руку, направляется не кто иной, как Логан.

— Что-то потерял, Вест? — спрашиваю я, поднимая руку с телефоном.

— Давай сюда, Пайк.

Он зол, и у меня тут же возникает желание позлить его еще. Размахнувшись, я бросаю ему телефон: Логан рефлекторно пригибается, но, справившись с удивлением, поднимает руку, чтобы поймать летящий предмет. Ему это почти удается, но телефон, на миг задержавшись в руке, проскальзывает между пальцев. Я успеваю поймать его, прежде чем он падает на пол.

— Не взял, — говорю я, поднимаясь на ноги. Лицом Логан становится похож на красного Овна — эмблему нашей футбольной команды. Я подаю ему телефон. Люди останавливаются, чтобы посмотреть, как Логан надерет мне задницу. Я размышляю над тем, испугался бы он, если бы случайно увидел «привидение» Вив, и стал бы распространять слухи о том, что встретил ее. Мысль меня забавляет, и я уже не хочу бить Логана по лицу.

— Жаль, что вы без меня в этом сезоне не выиграете, — замечаю я, хлопая его по плечу. Логан, сжав кулаки и раздувая ноздри, смотрит на меня, как разъяренный бык... но в этот момент появляется Тэш и берет его за руку. Логан смотрит на нее, потом на меня, но уже заметно спокойнее. Положив телефон в карман, он уходит, расталкивая любопытных плечом и таща Тэш за собой.

Сквозь редеющую толпу ко мне пробирается Майк.

— Что тут, черт возьми, случилось? — спрашивает он.

— Да ничего, — отвечаю я, с трудом садясь на пол после двадцати отжиманий, сделанных утром на уроке физкультуры: может, в футбол мне больше и не играть, но выглядеть достойно рядом с Вив я еще могу.

Майк, бросив на меня хмурый взгляд, разворачивается, чтобы уйти. Я беру в руки блокнот, но, передумав, бросаю его на пол и поднимаюсь, чтобы догнать Майка.

— Эй! — кричу я ему вслед.

Майк, жуя, по обыкновению, энергетический батончик, оборачивается.

— Если моя мама позвонит вам в пятницу вечером... скажите ей, что я у вас.

Майк перестает жевать.

— Ты хочешь, чтобы я тебя прикрыл?

— Да.

— А почему я должен это делать?

До меня доходит, что Майк, похоже, обижен. Да и как ему не обижаться? Последнее время я веду себя с ним как последний ублюдок.

— Слушай, извини меня, — бормочу я. — Просто это для меня важно. Я бы не стал просить просто так.

Лицо Майка смягчается.

— Что за девушка? — спрашивает он.

— Девушка? Да нет никакой... — начинаю я, но, взяв себя в руки, обрываю фразу на полуслове. — Так да или нет?

— Кам, я думаю, ты у меня в долгу. Я не буду делать это просто так.

Он, не мигая, выдерживает мой испепеляющий взгляд. Я в задумчивости хмурю брови. Сейчас не время торговаться. После пятницы все будет хорошо, да что там — замечательно. Но вечер пятницы, который мы проведем в доме Вив, не должен быть ничем омрачен. Ничто не должно нам помешать.

Придя к этому выводу, я приказываю себе успокоиться. Не стоит уделять внимание деталям, когда все поставлено на карту. Если что-то пойдет не так... мы лишимся не только этой ночи. Стоит, наверное, попросить его об одолжении, тем более что он стоит и ждет.

— Ты прав, — говорю я, удивив самого себя. — Я твой должник.

Майк смотрит на меня недоверчиво, видимо, считая, что я его обманываю, но в конечном счете выражение моего лица, очевидно, убеждает его в обратном.

— Ладно, — говорит он, — заметано. Я тебя прикрою.

Когда я возвращаюсь из школы, у дома стоит мамина машина. Раньше, увидев ее в это время, я решил бы, что это недобрый знак, но в последнее время, задумав стать мне хорошей матерью, она уделяет работе меньше времени. Кроме того, мама старается поддерживать жилище в приличном состоянии.

Войдя в дом и услышав шум льющейся воды в ее душевой, я направляюсь в кухню в поисках еды. Взявшись за ручку холодильника, я слышу звонок нового цифрового телефона, висящего рядом на стене. Сняв трубку и прижав ее к уху плечом, открываю дверцу холодильника.

— Алло?

— Кам?

Я замираю на месте, держа в руке бутылку фруктового коктейля.

— Не вешай трубку... мы можем поговорить? — неуверенно спрашивает отец. Я стою не дыша. — Слушай, я пытался дозвониться до тебя...

— Как дела?

Теперь наступила очередь отца затаить дыхание. Почему я его об этом спросил? Зачем вообще решил заговорить? Заношу палец над кнопкой отмены вызова, но нажать не решаюсь.

— Я выкупил катер, Кам.

Что он сделал?

От удивления я закрываю рот рукой, не зная, как реагировать.

— Мама сказала, тебе нелегко приходится последнее время. Вот я и подумал... может... — говорит отец, вздыхая, — может, ты захочешь съездить на озеро?

Я стою и молчу, как дурак, держа трубку в руке. Но думаю, слыша мое прерывистое дыхание, отец понимает, что я еще здесь.

— Не нужно принимать решение прямо сейчас. Погода все равно неподходящая.

Я открываю рот, чтобы ответить, но решаю подумать еще. Конечно, представив себе, как мы с отцом сидим в катере, покачивающемся на сонных волнах, я испытываю радость. Кажется, В комнате даже запахло рыбой. Я хочу крикнуть: «Да! Да, конечно!» — но в то же время ищу причину отказаться.

— А Шерил тоже поедет с нами?

— Нет, — говорит отец, — только мы с тобой.

Я сажусь на стул. Раньше ненавидеть его было так просто. Но с тех пор, как случилась авария... Он звонил каждый день эти два месяца и вот дозвонился.

— Ты выкупил наш катер?

— Да, — отвечает отец, кашлянув. — Потерял, конечно, деньги на этом, но, думаю, дело того стоило.

Смотрю на лежащую передо мной на столе газету, не понимая ни слова из того, что там написано.

— Я скучаю по тем временам, когда мы с тобой вместе плавали, дружище...

— Понятно, — говорю я, чувствуя тяжесть в груди от его слов. — Ладно, мне пора идти.

— Ты подумай, ладно? — просит отец. — Я буду ждать.

Окончив разговор, продолжаю сидеть на месте, не двигаясь. Даже поверить в то, что я с ним вот так, запросто, говорил, трудно. Открыв глаза, вижу в дверях маму. Ее мокрые волосы обернуты полотенцем.

— Отец звонил? — спрашивает она.

— Ты знала, что он позвонит?

— Я подумала, будет неплохо, если вы наконец поговорите.

— Зачем? — в недоумении спрашиваю я. — Ты же его ненавидишь, наверное, еще больше, чем я?

— Он уже не ведет себя так мерзко, как раньше, — отвечает мама, теребя край рукава халата.

— Мам! Он же ушел от тебя к этой...

— Не нужно мне об этом напоминать!

— Качаю головой, понимая, что нужно взять себя в руки и эмоции сейчас ни к чему.

— Так ты что, хочешь меня ему отдать, что ли? — спрашиваю я.

— В каком смысле?

Я указываю рукой на гору грязных тарелок, которыми опять заполнена раковина.

— Ну, тебе последнее время нелегко живется, и если отдать меня ему...

— Я даже и мысли такой не допускаю.

— Тогда зачем вообще с ним общаться? — спрашиваю я, глядя на покосившийся тюрбан из полотенца на маминой голове.

— Он твой отец, Кам.

— И что, ему теперь орден за это вручить?

Мама, вздыхая, вынимает из кармана пачку сигарет.

— Мы с ним развелись, — говорит она, склонив голову, — и у меня действительно больше нет повода общаться с ним. Но в твоих жилах течет его кровь, и другого отца у тебя нет.

Фыркнув от негодования, вставляю телефон в держатель на стене.

Мама хлопает по карманам в поисках зажигалки. Достав из ящика коробок спичек, подаю ей и снова берусь за ручку холодильника, но дверцу не открываю, поняв, что есть уже не хочется. Вспомнив Оуэна, пытаюсь представить себе, каково ему и что лучше — иметь плохого отца или не иметь его вовсе.

Отпустив ручку, смотрю на стену, где висит фотография Вив — та, где она изображена на фоне заката. Мама вставила ее в рамку и повесила — а теперь вот я, глядя на нее, испытываю грусть, как раньше. Словно она и вправду умерла... и мне ее больше никогда не увидеть.

— А что ты вообще делаешь дома? — спрашиваю я. — Сейчас только четыре часа.

— На завтра было назначено судебное заседание, — объясняет мама, — но его перенесли на следующую неделю. Вот я и подумала — поработаю дома, похожу в пижаме и проведу выходные с сыном.

— Ясно... А я собираюсь к Майку.

— О, — говорит мама, удивленно моргая, — но ты уже несколько месяцев...

— Ты помнишь, что мы с тобой договорились жить иначе? Я пойду к нему в гости в пятницу вечером.

Говоря это, я заставляю себя не отводить глаза: когда лжешь юристу, этого делать нельзя.

— К Майку Лиу? Я его сто лет уже не видела. Почему бы вам не прийти сюда? Здорово будет, как в старые добрые времена!

— Нет, мам. У нас мужские дела. Тебе не понравится, если мы придем сюда. — Ясно, что это дешевый трюк и нужно объяснить маме, что за «мужские дела» мы будем делать. — Мы там в одну компьютерную игру собрались поиграть! Вышла новая версия «Зомби против пришельцев», а у меня такой приставки нет. У Майка есть, поэтому... придется пойти к нему.

Мама смотрит на меня, недоверчиво приподняв бровь. Мне становится не по себе.

— Ладно, но ты не будешь возражать, если я позвоню его маме и спрошу у нее, как ее зовут, кстати?

Мама тянется за трубкой, а я от страха не могу произнести ни слова. Ладони становятся влажными. Не потому, что миссис Лиу через минуту провалит мое прикрытие — это и так уже ясно. Страшнее представить себе, что будет, когда Вив узнает, что я не могу прийти. Что она сделает?

Мама разыскивает номер, а я не делаю попы­ток помочь ей. Нужный телефон находится в голосовой справочной телефонной станции — благо семья с фамилией Лиу в городе всего одна, и мама начинает набирать цифры.

— Миссис Лиу? О, нет? Николь! У тебя такой взрослый голос, совсем как у мамы. Я ошиблась... а она дома?

Сейчас мама мне устроит.

— О, понимаю. Нет-нет, все в порядке. Это Лоретта Пайк, мама Камдена. Попроси, пожалуйста, маму перезвонить мне, когда она сможет...

Мама делает паузу и смотрит на меня.

— Хорошо, я скажу ему, — продолжает мама, смеясь. — Хорошо, ладно, до свидания.

Сердцб, которое едва билось несколько секунд назад, снова включается в полную силу.

— Маленькая сестренка Майка сказала, что считает тебя симпатичным, — говорит мама, подмигивая.

— Да уж. Замечательно, — отвечаю я, глядя на телефон и стараясь вычислить, когда закончится тренировка, чтобы можно было предупредить Майка. Отодвигаю стул и встаю, чтобы пойти к себе.

— Ладно, мне пора делать уроки. У меня там куча всего. Проверишь меня как-нибудь в другой раз.

Мама, кивая, раскрывает объятия, приглашая меня подойти.

— Ладно, иди сюда, — говорит она. — Я тебя уважаю за то, как ты держишься. Ничего не имею против того, чтобы ты ходил к друзьям и развлекался.

Я чувствую угрызения совести. Лгать было легче, когда мама не старалась так усердно принимать участие в моей жизни. Я обнимаю ее, вдыхая исходящий от волос аромат шампуня с легкой примесью табачного дыма и маминых любимых духов. Как я ни старался, так и не смог привыкнуть к тому, что приходится нагибаться, когда я хочу обнять маму. Даже сейчас я стараюсь не сжимать руки слишком сильно, чтобы не раздавить ее. Когда я ее отпускаю, она щиплет меня за щеку, чего я не помню со времен, когда мне было шесть лет.

— О! — восклицаю я, потирая лицо.

— Твоя очередь мыть посуду.

— Давай я войду и спрячусь — они меня даже не услышат, — прошу я.

Вив, перегнувшись через подоконник, заставляет меня замолчать, страстно целуя в губы. Она долго и игриво ласкает мою нижнюю губу, а потом, приложив руку к моему лбу, мягко, но неумолимо отстраняет от окна.

— Я же сказала... сегодня к ужину придет наш адвокат. Он опаздывает, — говорит Вив, закатывая глаза, но в то же время посматривая через плечо на закрытую дверь. — Я должна быть послушной дочерью.

Я смотрю на нее, недоверчиво приподняв бровь.

— С каких это пор ты стала послушной?

Она начинает смеяться, но потом, вспомнив об опасности, прикрывает рот рукой и знаками приказывает мне молчать.

— Дом будет в нашем полном распоряжении завтра вечером. Мистер Уинтерс зайдет в субботу утром проверить, все ли у меня в порядке, но ты в этот момент спрячешься. А родители вернутся только во второй половине дня.

— Адвокат придет проверить, все ли у тебя в порядке? Что это они так усиленно заботятся о твоей безопасности?

— Они не спускают с меня глаз с тех пор... как ты умер, — говорит Вив, глядя в землю. — Хотя все это не так страшно. Он мне практически как родственник.

Вздыхая от расстройства, я слезаю с подоконника.

Вив, нагнувшись, снова целует меня, выглядя в розовой пижаме необыкновенно привлекательно с той точки, где стою я. Не сдержавшись, я прижимаюсь губами к ее шее, тихонько постанывая от наслаждения.

— Пойду приму холодный душ.

Вив, соблазнительно улыбаясь, закрывает окно.

— Я постараюсь вознаградить тебя за терпение. Обещаю.

Иду по темной пустой улице в одиночестве, стараясь справиться с охватившим меня возбуждением. Тело жаждет Вив, но то, что я испытываю, не грязная похоть, а ожидание чего-то волшебного и прекрасного. Никогда еще время, оставшееся до вечера следующего дня, не тянулось так мучительно долго.

Зато теперь мне точно известно, что все будет замечательно.

Вернувшись на угол, к столбу и нащупав вход в портал, я любуюсь исходящим от руки зеленым свечением. Разряды электричества, покалывающего кожу, кажутся мне чуть ли не благодатью. Сквозь облако зеленого света видна часть школы — моей школы. Здание, которое вижу я, как бы накладывается на реальность, существующую по эту сторону портала.

В который раз уже беззвучно благодарю сам не знаю кого за то, что на свете есть это призрачное окно со всеми странными параллелями, которые возникают в результате его существования.

Подумав об этом, я протискиваюсь сквозь портал, чтобы пойти домой. Где­то на половине пути чувствую, что застрял. Потоки электричества, текущие сквозь тело, мешают сориентироваться. Чтобы понять, где я, шарю рукой, нащупывая стены тоннеля. Они гораздо ближе, чем казалось раньше, — до такой степени, что у меня начинается клаустрофобия.

Повернувшись боком, я нахожу место, где можно просунуть руку наружу, и, присев на корточки, кое-как выбираюсь из туннеля. Выкарабкавшись, я, пошатываясь, отхожу в сторону и, встав на колени, начинаю кашлять. Очевидно, задерживаться внутри надолго вредно для здоровья.

— Что, еле пролез на этот раз?

Быстро поднявшись на ноги, я стараюсь разглядеть во тьме того, кто это сказал. Удается мне это не сразу, так как глаза еще не привыкли к темноте. В конце концов я различаю сидящую на камне в метре от меня Нину, одетую в куртку с капюшоном. Похоже, она ждет меня и пришла сюда уже давно.

— Держись от меня подальше, — предупреж­даю я, направляясь в сторону дома.

— Он уменьшается, Кам. Мне кажется, вскоре он совсем закроется…

Почувствовав приступ паники, я останавливаюсь, но, поняв, чего добивается Нина, отворачиваюсь.

— Ничего не получится, — бросаю я ей, — ты просто в отчаянии и готова уцепиться за любую соломинку.

Нина, поднявшись на ноги, подходит ближе.

— Может, так оно и есть, — говорит она мрачно.

Испугавшись ее хмурого взгляда, невольно делаю шаг назад. Нина встречает мои маневры зловещим смехом.

— Сначала я подумала, что просто забыла, как нужно проходить через эту штуку, но сегодня я попробовала снова и поняла, что туннель сузился.

— Врешь ты все, — возражаю я неуверенно.

Нина совсем близко и смотрит на меня снизу вверх. Низко надвинутый капюшон куртки спадает назад. Ожидая увидеть распухшее от слез лицо и маниакальный взгляд, я с удивлением обнаруживаю, что выглядит она безупречно — кожа хоть и бледная, но безукоризненно гладкая, а волосы аккуратно расчесаны и красиво уложены.

— Не веришь мне? — спрашивает она. — Ты же чаще меня ходишь туда-сюда... хотя, конечно, у тебя голова вечно занята не тем — еще бы ты заметил.

Гляжу на столб с сомнением. Действительно, оказываясь здесь, я вечно спешу. Кажется, с того момента, когда я впервые прошел через портал, чтобы найти Нину, прошло уже несколько лет. Но ощущение от первого прохода я помню ясно — несмотря на страх, достаточно было шагнуть внутрь и выйти с другой стороны, как через дверь. Почесав голову, пытаюсь вспомнить последние несколько проходов. Приходилось нагибаться и пролезать боком, иначе бы я застрял. Поняв это, прикрываю рот рукой, чтобы скрыть объявший меня ужас.

— Если эта штука закроется, — говорит Нина, указывая рукой в сторону столба, — ты не сможешь ходить на ту сторону к ней.

У меня окончательно портится настроение. Конечно, Нина говорит это лишь затем, чтобы разлучить меня с Вив — это ясно.

— Ты ненормальная, — произношу я, наклоняясь, чтобы она меня услышала.

Нина стискивает зубы и сжимает кулаки.

— Я наблюдала за тем, как ты вылезал оттуда пять минут назад — сам прекрасно понимаешь, что я права!

Развернувшись, я вновь направляюсь в сторону дома, но слова, брошенные Ниной вслед, заставляют меня замереть на месте.

— Машина была синяя... Тот водитель, что сбил тебя и скрылся с места преступления, был на синей машине... такой же, как у Вив.

Проходит немало времени, прежде чем смысл ее слов доходит до меня. Ясно представив себе Вив за рулем той машины, чувствую, как в теле сжимается каждая мышца. Так бывает, когда ждешь удара.

Видение настолько реалистично, что я не могу даже моргнуть, не то что закрыть глаза. Вижу струйку пара, в которую превратился вздох, вырвавшийся из моих легких. Поклубившись, она растворяется в холодном ночном воздухе. Я так напряжен, что приходится сделать над собой усилие, чтобы вдохнуть снова.

— Откуда ты это знаешь? — спрашиваю я.

— Потому что я сама видела, как это случилось. Я шла сюда, чтобы встретиться с тобой. — Одинокая слеза, выкатившись из глаза, стекает по гладкой щеке девушки. — К сожалению, я не успела.

По спине пробегает холодная волна, как от прикосновения привидения. Я пристально смотрю на Нину, стараясь проникнуть взглядом в ее мысли, но прочитать что-либо по ее лицу, как обычно, невозможно. Я жду хоть какого-то признака дрожи, который бы выдал ее, по которому я бы понял, что она лжет, но ожидание напрасно. Отвернувшись, смотрю на угол школы, пытаясь понять, может ли она быть в отчаянии настолько, чтобы придумать всю эту историю.

— Это ложь.

— Я не видела ее лица, только машину — но накануне она узнала о том, что ты ушел ко мне. Кам, она все знала...

— Заткнись!

Нина стоит, плотно сжав губы и не отрывая взгляда от меня. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть ее лица и не смотреть ей в глаза.

— В понедельник будет судебное заседание... Я расскажу им то, что видела.

— Заседание? А что на нем будут разбирать? — спрашиваю я, резко поворачиваясь к ней.

— Они хотят понять, был ли это несчастный случай или нет, — отвечает Нина, тяжело вздыхая.

У меня дрожат руки. Я засовываю их в карманы, но это не помогает.

— Вив рассказала бы мне, если бы все было так серьезно.

— Ты думаешь? — спрашивает Нина, покачивая головой.

Отвернувшись, я смотрю в конец улицы, где мостовая теряется во тьме. Даже если Вив действительно сбила меня, это могло; произойти только случайно.

— Послушай, я не хотела тебе все это рассказывать, но если ты останешься, я боюсь, все может повториться.

Я сжимаю кулаки, чтобы не закричать на нее.

— Этого не будет, Нина, потому что я никогда не уйду от Вив к тебе! Заруби это себе на носу. Мы. Никогда. Не. Будем. Вместе.

— Я уже потеряла тебя однажды, — отвечает Нина срывающимся голосом. — И понимаю, что снова потеряю тебя. Но если я буду знать, что ты здесь, в безопасности, а она осталась на той стороне, со мной...

— Даже не пытайся нас разлучить.

— Черт возьми, Кам, — почти кричит Нина, топая ногой, — ты хотя бы что-то из того, что я сказала, услышал?

— Что ты обвиняешь Вив в убийстве? Ты к этому клонишь?

Приблизившись вплотную, Нина, выставив вперед руку, тычет пальцем мне в грудь.

— Ты сам пришел ко мне, чтобы сказать, что иногда тебе кажется, что ты не знаешь, как поведет себя Вив.

— Да, незадолго до того, как ты бросилась мне на шею.

— Иногда я забываю о том, какой ты ублюдок, по ошибке приняв тебя за него, — отвечает Нина, запрокинув голову назад. Я ударяю ногой по растущим справа от меня кустам. Поврежденное колено тут же начинает болеть, и я распаляюсь еще больше.

— Если портал закрывается, — говорю я, указывая рукой на столб на углу, — можешь быть уверена, я останусь на той стороне, с Вив, и как можно дальше от тебя.

Сказав это, я разворачиваюсь и направляюсь к дому.

— Нет! — кричит Нина, которая, судя по звуку шагов, бросилась вдогонку за мной. — Послушай, я не знаю, какой была твоя Вив. Может быть, она не была одержимой и не пыталась оградить тебя от посторонних, а может, меня просто не было рядом, и она держала себя в руках...

— Прекрати!

— Просто ты путаешь одну Вив с другой!

— Не смей о ней говорить! — кричу я, чувствуя, что на улице, во тьме, мой крик напоминает жалкий истерический писк. Я снова оглядываюсь на столб, туда, где раньше висела памятная доска.

— Мне жаль, — говорит Нина, увидев, куда я смотрю. Крепко обхватив себя руками, она вздыхает, глядя вниз, на мостовую. — Я не смогла спасти ему жизнь. Вот я и подумала, что смогу хотя бы спасти твою. Но мне никогда не везло. Второго шанса сделать что-то у меня ни разу не было.

Чувствую, что она смотрит на меня, но поворачиваться к ней не хочу.

— Я его правда любила, — тихонько говорит Нина, — и не важно, что ты думаешь.

Развернувшись, она идет к столбу. Я наблюдаю за тем, как она, нащупав вход в портал, вытягивает вперед руку, и та становится прозрачной. Повернувшись боком, Нина протискивается в сузившийся проход и исчезает в облаке зеленого света, так ни разу более не оглянувшись.

На углу темно и тихо. Так было всегда, и я понимаю, что вскоре так будет снова. Подойдя к тому месту, где исчезла Нина, я улавливаю легкий запах ее персикового шампуня. Вытянув вперед руку, наблюдаю за тем, как мои пальцы, став прозрачными, излучают зеленый свет. Пощупав край портала, который раньше был похож на дверь в вечность, окончательно убеждаюсь в том, что он превратился в небольшое окно, которое вскоре закроется.

«Машина была синяя...» — эти слова, сказанные Ниной, звучат в голове как эхо.

Сон, который я часто вижу, изменился. Я стою на перекрестке один. Как всегда, вокруг тихо, и я не могу сдвинуться с места. В какой-то момент внимание привлекает фигура человека, мечущегося в отдалении. Кто это? Нина? Она бежит ко мне, размахивая руками, но сколько бы ни бежала, находится все на том же расстоянии. Я пытаюсь позвать ее, но говорить не могу. Повернувшись в другую сторону, вижу надвигающееся на меня массивное синее тело, слепящее меня лучами белого света.

Проснувшись, долго ворочаюсь, глядя в темное небо через открытое окно. Удивившись тому, что не закрыл его, встаю и сдвигаю раму вниз. Лоб покрыт испариной, и я вытираю его краем футболки. Я весь мокрый. Переодев трусы, снова заворачиваюсь в одеяло, но ни расслабиться, ни уснуть не могу. Так бывает всегда, когда меня посещает этот сон.

Никогда не спрашивал Вив или Нину об обстоятельствах его гибели — они казались очевидными. Человек, сбивший его, испугался и скрылся с места преступления — я решил, что его так и не нашли.

А теперь даже боюсь думать об этом, особенно вспомнив, как Вив призналась, что жалеет о каких-то неизвестных мне грехах... Кроме того, иногда мне кажется, что она хочет убежать из своего мира, а ее ревность, возможно, тоже вызвана страхом. Но кто станет винить ее за это? Он погиб, и это был ужасный несчастный случай.

Как может Нина утверждать, что это было не так?

Вечером в наступившей темноте я, подойдя к столбу, прячусь в тени кустов, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за мной. В такой важный момент нельзя полагаться на авось. На сегодня был назначен футбольный матч, но он, слава богу, уже закончился.

С севера пришла волна арктического воздуха и принесла с собой настоящий мороз. Такое впечатление, что даже внутри легких воздух не согревается и там при дыхании образуются кристаллы льда. Сердце бешено колотится, пока я шарю в воздухе рукой в поисках прохода. Увидев, как рука начинает испускать знакомое зеленое свечение, я радостно выдыхаю. Неужели я иду туда в последний раз? Вернусь ли я домой вообще, и будет ли со мной Вив? Нет, лучше об этом не думать.

Ощупывая правой рукой края прохода, стараюсь оценить его размеры. Похоже, со вчерашнего дня он еще уменьшился, но точно сказать невозможно. Странно, что я сам этого не замечал, пока Нина мне не сказала. Прежде чем протиснуться внутрь, я оглядываюсь еще раз, но ее нигде не видно. И правильно: если она не хочет неприятностей, лучше ей не появляться здесь, в частности, когда мы будем возвращаться назад. Я решил, что поговорю с Вив и узнаю, что ей известно об аварии, а потом мы вместе вернемся на мою сторону и останемся здесь.

Просунув сначала одну ногу, я, присев на корточки и задержав дыхание, с некоторым трудом пролезаю на другую сторону, впервые порадовавшись тому, что моя мускулатура существенно уменьшилась по сравнению с тем, что было два года назад. Постояв немного и подождав, пока прекратится воздействие электрического тока, которое, кстати, на этот раз оказывается на удивление непродолжительным, оглядываюсь в поисках посторонних. От холода зуб на зуб не попадает. Такое впечатление, что на этой стороне мороз еще сильнее. Здесь так же мрачно, темно и одиноко, как и в том мире, из которого пришел я — и который вскоре станет нашим с Вив единственным домом. Вскоре мы будем жить на одной стороне, не деля миры на мой и ее. Мы будем вместе, и так будет всегда.

Где же я буду ее прятать?

На соседней улице кто-то заводит автомобиль, и звук двигателя заставляет меня очнуться.

Сжавшись и приготовившись бежать, прислушиваюсь, но непохоже, чтобы автомобиль ехал в мою сторону. «Машина была синей...» — снова вспоминаю я с содроганием. Эти три слова преследуют меня с того момента, когда Нина рассказала, как стала свидетельницей его смерти. Неизвестно еще, что он на самом деле делал на углу посреди ночи. Вив признает, что я — то есть он — оставил ее и ушел к Нине, а Нина утверждает, что на углу он дожидался ее...

Не может быть, чтобы за рулем той машины была Вив. Это был какой-нибудь пьяный водитель. Чаще всего именно они, сбив кого-то, скрываются с места преступления.

Ветер продувает куртку, заставляя меня ёжиться от холода.

«Тот водитель, что сбил тебя и скрылся с места преступления, был на синей машине...»

Необходимо поговорить с Вив. Немедленно.

К тому времени, когда передо мной возникает желтый свет, льющийся из окна спальни Вив, я уже едва могу сжать в кулак замерзшие пальцы, чтобы постучать в стекло. Воздух настолько морозный, что я кашляю, когда он попадает в легкие, но рама приподнимается в ответ на стук, и Вив выглядывает на улицу.

— Ух ты! Холодно! — говорит она, обхватив себя руками.

Увидев ее, я тут же обо всем забываю. Хотя на улице холодно, Вив одета в красные шорты и обтягивающий топик того же цвета, не скрывающий практически ничего. Я дышу на руки, но, похоже, все бесполезно: кровообращение остановилось навсегда.

— Привет... — беспечно говорю я, обращаясь к ее декольте.

— Иди к двери, — говорит Вив, смеясь. — Я тебя там встречу.

Она отходит от окна, а я, не видя ее, я возвращаюсь к мыслям, посетившим меня на углу у школы.

Иду вдоль стены дома к входной двери. Вив, придерживает ее, чтобы впустить меня, и я поспешно захожу внутрь. Она берет мои замерзшие руки в свои и ведет в гостиную, к яркому огню, горящему в камине.

Пока Вив растирает мои замерзшие пальцы и дышит на них, я смотрю на нее. Как Нина могла подумать, что Вив способна на убийство?

— Ну как, уже лучше? — спрашивает она, снимая с меня куртку. — А где же твои вещи?

Я еще недостаточно отогрелся, чтобы начать думать быстро, и не успеваю ответить Вив.

— Ты не принес с собой зубную щетку и пижаму? — продолжает она. — Будешь спать голым?

— Я не думал, что понадобится так много... всего, — говорю я, думая о том, что, если начать разговор издалека, она, возможно не испугается. Сажусь на диван и приглашаю ее присесть на колени. От Вив пахнет великолепно.

Длинные гладкие ноги будоражат рассудок. Я с трудом отрываюсь от созерцания и, поморгав, чтобы сфокусировать взгляд, смотрю на нее. Боже, как же трудно думать!

— Ты вроде бы говорила, что утром придет адвокат, чтобы проверить, что здесь и как?

— Все под контролем, — отвечает Вив, проводя пальцем вдоль воротника футболки, от чего в том месте, где палец касается обнаженной кожи, возникает ощущение, похожее на боль от ожога. Я чувствую, как разбегаются мысли. — О, кстати, я стащила упаковку пива из папиных запасов в гараже...

Вив вскакивает и убегает из гостиной прежде, чем я успеваю ее остановить. Я сижу, потирая лоб рукой. Нужно было сразу переходить к делу, как только я вошел. Через несколько се­кунд Вив снова появляется в гостиной с двумя открытыми банками пива в руках.

— Может быть, пойдем... в мою комнату?

Я смотрю в коридор за ее спиной, где находится дверь в ее спальню, представляя себе нежное постельное белье розового цвета и фотографии на стенах. Приходится напомнить себе, что там висят не те фотографии, к которым привык я, — на них другие лица, и события запечатлены не те, в которых участвовал я. Снимок, сделанный во время школьного бала, висит прямо над кроватью.

— Мне и здесь неплохо, — поспешно говорю я. — Может быть, позже?

— А... отлично, — говорит Вив, садясь рядом со мной и передавая мне банку с пивом.

— За второй шанс, — говорит она.

— За второй шанс, — эхом отзываюсь я, быстро глотая горькое некрепкое пиво. — Вив, я...

— Тсс...

Ее пальцы ползут вверх по моему бедру к поясу, и Вив начинает целовать меня в шею, поднимаясь выше, к губам. Я закрываю глаза и отключаюсь, наслаждаясь привкусом вишневой помады на губах.

Нужно бы попросить ее остановиться — так и сделаю, — но через секунду. Сколько месяцев я мечтал об этом? Откинувшись на спинку дивана, я глажу ее сначала по волосам, затем по плечам, наслаждаясь прикосновением к шелковистой гладкой коже. Ее запах окутывает меня, как облако, утешая и заставляя забыть обо всем. Он такой знакомый и теплый. Думаю, до этого момента я не понимал по-настоящему, что это такое — жить без нее.

Вив меняет позу, и угол подлокотника врезается мне в бок. Я стараюсь не обращать на это внимания. Вив поднимает голову, улыбается и тянется к пряжке на ремне джинсов. Глубоко вздохнув, стараюсь ни о чем не думать. Похоже, это всё-таки случится. Что ж, поговорим, потом.

Вив ложится мне на колени, поместив большую часть веса на больную правую ногу.

— Ой! — не выдержав боли, вскрикиваю я и рефлекторно дергаю ногой, сбрасывая Вив на пол с такой силой, что она чуть не прикусывает язык. Поднявшись с пола, она отползает к дальнему концу дивана, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

Не смея взглянуть ей в лицо, я, сожалея о своей несдержанности, смотрю на край ее шортиков и вздыхаю.

— Да что с тобой? — спрашивает Вив.

— Этот свет... — говорю я, — окно на ту сторону... в общем, эта штука, не знаю, как ты ее называешь... она уменьшается.

— Какая штука? — спрашивает Вив, хмурясь.

— На углу... Вив, мы больше не сможем ходить туда-сюда.

Вив выпрямляет спину: очевидно, смысл моих невнятных объяснений дошел до нее.

— О чем ты говоришь? Конечно, сможем.

— Еле пролез сегодня, — говорю я, качая головой. Глаза Вив расширяются от ужаса.

— Но почему?

— Я не знаю!

Она спрыгивает с дивана, уронив подушку.

— Тогда надо скорее идти!

В животе появляется неприятное чувство, будто кто-то завязал мои кишки узлом. Она права — мы должны идти немедленно, но...

— Мы пойдем, Вив, но…

— Почему ты мне сразу не сказал? — Вив бросается в прихожую, останавливается и, повернувшись, бежит назад ко мне. — Нельзя, чтобы оно закрылось прежде, чем мы пройдем! — говорит она, произнося слова скороговоркой. — Мне нельзя здесь оставаться. Нужно идти!

— Я не знал... — говорю я, стараясь собрать обрывки мыслей, рассеянные в царящем в голове тумане. — Вив, мы не можем пойти сейчас.

Отбросив прилипшую к уголку губ прядь волос, Вив смотрит на меня с удивлением и отвращением, словно у меня голова повернута назад. Она стоит на месте, тяжело дыша и время от времени оглядываясь на входную дверь.

— Почему?

Облизав пересохшие губы, я, не отрываясь, смотрю на нее. Край топика задрался, приоткрыв часть животика прямо над поясом шорт. Нет, я так не могу. Тело готово сдаться вопреки всем доводам разума.

— Ты уже не сможешь вернуться сюда, это же ясно, — говорю я торопливо, — а родители и друзья подумают, что...

— Ты шутишь? — спрашивает Вив, перебивая меня.

— Нет.

Вив поднимает глаза к потолку и проводит рукой по коротким, аккуратно уложенным кудрям. Затем закрывает глаза и, судя по лицу, старается успокоиться и дышать ровнее. Выпрямившись, она возвращается и садится рядом со мной на диван.

— Кам, Сколько еще раз я должна это сказать? — говорит она, взяв меня за руку. — Мне все равно.

Узел в животе от ее прикосновения затягивается туже. Вив говорит спокойно, но в ее глазах я вижу непреклонную решимость.

— Я знаю, просто подумал...

— Я что, не нужна тебе? — спрашивает она тихо.

От этих слов по рукам бегут мурашки,

— Что ты! Конечно нужна!

— Тогда зачем ты это говоришь? — спрашивает она, нежно водя пальцем по моей ладони, продолжая цепко удерживать ее второй рукой. Заглянув в ее глаза, я вижу в них непреклонный стальной блеск. — Ты что, хочешь вернуться туда без меня?

— Нет, что ты, — говорю я, пожимая ее руку и стараясь оставаться спокойным, хотя голос выдает мое паническое настроение. — Я просто не хочу, чтобы ты потом жалела.

— Жалела? — переспрашивает Вив, продолжая сжимать мою руку все сильнее и сильнее. — А ты о чём-то жалеешь?

«Машина была синяя...»

Эти слова всплывают в памяти в самый неподходящий момент. Заставляю себя опустить глаза, чтобы Вив не прочла по ним мысли. Положив ее руку на колени, смотрю на длинные тонкие пальцы с аккуратно подстриженными и опиленными ногтями. Эти руки не могут убивать.

Потом я представляю себе, как она сидит, вцепившись в руль побелевшими пальцами.

— Вив, — осторожно начинаю я, — мне известно, что случилось той ночью.

Я сказал это вслух, и слова как будто зависли в воздухе между нами. Ход за Вив — она должна либо опровергнуть сказанное мной, либо подтвердить.

— Не понимаю, о чем ты. — Отстранившись, она вскакивает с дивана и отходит в другой конец комнаты. Взяв сигарету из отцовской пачки, лежащей на столе, она не закуривает, а вертит ее в руке. — Это Нина тебе что-то сказала? Она лжет, она сумасшедшая...

— Мне... просто нужно разобраться, — заикаясь, говорю я. — Прошу тебя...

Вив награждает меня долгим тяжелым взглядом и, взяв со стола коробок, закуривает, дважды чиркнув спичкой. Затянувшись и встряхнув кудрями, она, подбоченившись, разглядывает свою руку.

Стряхнув с нее соринку, которую видит только она, Вив медленно, крадучись, подходит к дивану, садится рядом и закрывает глаза.

— Он не хотел понять, — говорит она, открывая глаза и проводя рукой сначала по моей шее, затем по груди. — Мне так нравится тебя касаться...

Сердце бешено стучит, грозя проломить ребра, но тело остается холодным. Хочется накричать на нее, заставить сказать что-то еще в оправдание. Не может быть, чтобы все было так, как она говорит... нет, это не так.

— Значит, — говорю я, с трудом справляясь с голосом, — ты это сделала...

— Он сам не знал, чего хотел, — отвечает Вив хрипло. — А она пыталась увести его у меня.

Узел в животе затягивается так сильно, что, кажется, кишки вот-вот порвутся. Даже не знаю уже, о ком она говорит — о нем или обо мне, но, похоже, это уже неважно. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

Раздавив сигарету в пепельнице, она подбирается ближе и обхватывает меня руками за талию. Тело, ставшее деревянным, не реагирует на прикосновение ее рук. Она проводит пальцами по моей руке, по шее, гладит волосы, как будто удивляясь тому, что я рядом. Повернув голову, я смотрю в лицо, которое так хорошо знаю, и вижу глубокие карие глаза, полные губы и брови, выгнутые красивой дугой. Я могу распознать любое чувство, пробегающее по нему — будь то страх, сомнение или нежность. Но сейчас, глядя в ее глаза, я понимаю, что сидящий рядом со мной человек мне незнаком. Меня начинает тошнить; каждый вдох дается с трудом. Радость, которую я ощутил, увидев ее впервые после гибели, давшая мне надежду на будущее, исчезла без следа. Сжимая кулаки, чувствую, как боль от усилия передается в каждую одеревенелую мышцу, поднимаясь выше, распространяясь вширь и отдавая ломотой в костях.

— Кам?

— Она бы никогда не поступила так со мной... — шепчу я.

— Если любила тебя так же сильно, как я, сделала бы то же самое, — говорит Вив с ледяным спокойствием. — Чтобы никому тебя не отдавать.

Я не могу ни пошевелиться, ни ответить.

Вив резко отстраняется.

— Но это не важно! Не сейчас! Мы пойдем на твою сторону и начнем все сначала. Таити, Кам! Мы забудем обо всем, как будто ничего не было! — кричит она срывающимся голосом. — Ты же уже бросил футбол, а я так этого хотела. Никто не будет нам мешать. Только ты и я, и никого больше...

Я закрываю глаза.

— Потому что раз у меня есть ты, а у тебя — я, нам больше никто не нужен?

— Да!

Открываю глаза и часто моргаю, чтобы восстановить зрение. Все эти места, которые мы мечтали посетить, наши мечты — вся наша жизнь ушла, так и не начавшись. Поднявшись с дивана, я направляюсь к выходу.

— Постой... куда ты? — спрашивает Вив, бросаясь за мной. — Кам!

Я открываю дверь, и ворвавшийся в дом ледяной вихрь бьет прямо в лицо. Я ничего не чувствую, но по тому, как Вив, вскрикнув, пытается закрыть дверь, можно понять, что ветер холодный.

— Кам, холодно! — восклицает Вив, обхватывая себя руками в бесплодной попытке прикрыть свое чувственное и такое опасное для меня тело. — Закрой дверь и помоги мне собраться!

Видя, что она не понимает, качаю головой. Отодвинув ее в сторону, я выхожу на улицу.

Неожиданно понимаю, что ничего не чувствую. И дело тут не в том, что услышанное потрясло меня: я отчаянно боюсь. Выхожу на крыльцо, и Вив выскакивает вслед за мной, вися на моей руке.

— Куда ты идешь? Кам, пойдем в дом! Пожалуйста... — рыдая, просит она. — Кам, прошу тебя, пожалуйста... это был несчастный случай, я пыталась затормозить...

И Вив бежит по улице босиком. Она пытается удержать меня, упираясь пятками в землю, но я стремлюсь вперед и тащу ее за собой. Она плачет, а я хочу только одного — чтобы она отпустила меня. Я много раз представлял себе, как иду с ней под руку, но эта сцена никогда не вы­глядела так, как сейчас. Кое-где в окнах горит свет, выхватывая из пустоты фрагменты мостовой с кружащимися над ней снежинками.

— Прости меня, — рыдает Вив.

Я тоже чувствую, как подкатывают слезы, но, вырвав руку, отбрасываю Вив в сторону. Она падает.

Лежа на земле, она похожа на тряпичную куклу. Смотрю на нее и чувствую, что видеть ее не могу.

Я разворачиваюсь и бросаюсь прочь что есть сил.

Мне казалось, что я бегу к школе. Вроде бы вокруг те же дома, и улица мне знакома, но, очевидно, я перенапряг зрение, так как при попытке приглядеться картинка расплывается. Стараясь не обращать на это внимания, продолжаю двигаться вперед. В воздухе кружатся мелкие снежинки. Куртку я оставил в доме Вив и конечно же возвращаться за ней ни за что не стану. Спрятав руки в рукава, прислушиваюсь к грустному ритму, который выбивают подошвы моих башмаков.

Нина была права.

Эта мысль пробивается сквозь шум ветра и стук подошв по мостовой единственной ясной пронзительной нотой. Но с этим уже ничего не поделаешь. Нужно возвращаться домой — не могу же я остаться в мире, где все считают меня мертвым.

Выйдя на знакомый угол, понимаю, что попал не туда, куда шел. Всматриваюсь в надпись на указателе, пытаясь понять, куда я попал и далеко ли еще идти, но разобрать удается только одно слово: Дженеси.

В глаз попадает случайная снежинка. Выругавшись, я зажмуриваюсь и пытаюсь растопить ее горячими слезами. Поморгав, понимаю, что путь, на который я вступил, впервые за всю ночь ясен и понятен.

В окне спальни Нины на втором этаже мерцает голубой свет телевизора, и он кажется мне теплее и ярче любого огня. Понятия не имею, сколько времени, но кто-то там, наверху, не спит.

Нажав кнопку, слышу внутри дома громкий мелодичный звонок, и приглушенный звук телевизора, доносящийся сверху, практически в ту же секунду стихает. Голубой свет в окне продолжает мерцать. Заставить себя не опускать глаза у меня не хватает духу, и я, потупившись, стою у двери, пока за ней не раздается скрежет засова, который открывает чья-то рука. Ручка поворачивается, и я, затаив дыхание, жду появления того, кто стоит за дверью.

Увидев меня, Нина замирает на месте, не говоря ни слова, и, не отрываясь, смотрит на меня. Так было в первую нашу встречу, когда мы увидели друг друга сквозь призму зеленого света. Только на этот раз она уже не считает меня ожившим мертвецом.

Мне приходит в голову, что Нина, повстречавшись со мной там, на углу, должно быть, испугалась не меньше, чем я.

— Ты права, — говорю я. — Это была Вив.

Нина прикладывает руку к губам. Я стою на крыльце, в изнеможении привалившись к дверному косяку, без куртки. Трудно даже представить, какое у меня сейчас лицо.

— Кам, какой ужас! — восклицает она, делая шаг вперед и протягивая ко мне руки. Но я отстраняюсь, и Нина, опомнившись, возвращается на место. — Что случилось?

Стараясь сдержать эмоции, я крепко сжимаю челюсти и киваю ей, показывая, что все хорошо и волноваться не стоит. Заставить себя смотреть ей в глаза я не могу. Нина распахивает дверь.

— Заходи скорее, — говорит она, — на улице снег.

Я вхожу и закрываю дверь.

— Тебе нужно согреться. Сейчас я принесу одеяло и поставлю чайник.

Прислонившись спиной к закрытой двери, я молча качаю головой.

— Нет, мне нужно идти.

— Да, — соглашается Нина, склоняя голову, — нужно.

Наши взгляды наконец встречаются, и я внутренне сжимаюсь, готовясь увидеть в ее глазах осуждение и презрение, но, к удивлению, ничего этого во взгляде Нины нет. Ни упрека, ни укора, ни желания сказать «вот видишь, а я что тебе говорила». Я не вижу в ее глазах ни малейшего желания унизить меня или заставить просить прощения за то, что она была права, а я нет. Ничего такого, что наверняка читалось бы во взгляде Вив. Ничего, кроме искреннего сочувствия ко мне в ее светло карих глазах.

— Я решил, что должен по крайней мере извиниться.

— Не стоит... — говорит она. — Ты мне ничего не должен.

Не зная, что еще сказать или спросить, поднимаю руку вверх, указывая на потолок.

— Оуэн спит?

Нина, обернувшись, смотрит на лестницу и берет меня за руку. Стараясь не шуметь, мы поднимаемся на второй этаж. Оказавшись в коридоре и вспоминая первое утро, проведенное в этом доме, чувствую, как по коже бегут мурашки. Приложив палец к губам, Нина заглядывает в приоткрытую дверь. Я тоже осторожно просовываю голову в комнату Оуэна и вижу, что он лежит на кровати поверх одеяла и спит. На полу стоит полупустая миска с попкорном.

— Мы смотрели «Вспоминая Титанов», — шепчет Нина.

— Извини, — говорю я тихонько, — я не хотел вам мешать.

Покачав головой, Нина медленно направляется в свою комнату.

— Фильм давно закончился, просто я не хотела будить Оуэна и оставила его там, где он уснул.

— Хороший фильм, — говорю я, чувствуя, как дергается уголок губ, — а из Оуэна через несколько лет выйдет отличный квотербэк.

Нина мягко улыбается в полутьме коридора.

— Думаешь, он сможет играть?

— Если его поддержать, то да, — говорю я, встретившись с ней взглядом и снова опуская глаза.

Нина крепче сжимает мою ладонь, и я осознаю, что все это время держал ее за руку. Хочу что-то сказать, но в этот момент Нина включает свет в своей спальне.

Проходит несколько секунд, прежде чем глаза привыкают к яркому свету, и даже когда зрение возвращается, я не сразу понимаю, что изменилось. Со всех стен на меня смотрят вурдалаки и чудовища. У шкафа висит изображение Твари из Черной Лагуны. Над столом — афиша к «Психо» Альфреда Хичкока, а над кроватью — постер к «Маске Сатаны». Все афиши из стопки, которую я видел в шкафу, красуются на стенах, а с ними и несколько новых, к фильмам, которых я не знаю.

— Мне всегда нравилась «Запретная планета», — говорю я, любуясь картинкой, висящей у двери.

— Я знаю, — отвечает Нина, складывая руки на груди и смеясь.

Развернувшись, оглядываю спальню. Кровать, как всегда, безукоризненно заправлена, нигде не пылинки. Но теперь комната сверкает всеми цветами радуги. Она словно ожила, вернее, ее оживили, если это определение уместно по отношению к фильмам ужасов, чудовища, глядящие со всех стен.

— Почему ты решила их развесить?

— Не знаю. До того, как я снова встретила тебя, мне было очень плохо. Это состояние началось, когда умерли родители, и возобновилось, когда погиб ты. Мне казалось, что жизнь — это тяжелая болезнь, которую нужно превозмогать. А потом я пересмотрела несколько фильмов из тех, на которые мы с тобой ходили, и поняла, что нужно относиться к ней с большим оптимизмом, — отвечает Нина, с улыбкой глядя на висящие чуть ли не вплотную друг к другу красочные афиши. — К тому же их не любит тетя Кэр.

Я изучаю комнату, стараясь запомнить ее такой, какой она стала теперь. На полке стопка дисков с фильмами, расставленными в алфавитном порядке — и к каждому из них есть афиша.

— Жаль, нельзя посмотреть хотя бы один из них с тобой, — говорю я, глядя на фотографию, прикрепленную к зеркалу. На ней мы с Ниной, на озере.

— Я снова буду тосковать по тебе, — говорит Нина, увидев, куда я смотрю.

Я незаметно изучаю ее, чтобы образ глубже врезался в память: гладкие волосы цвета потемневшей меди, бледное лицо, карие глаза, полные нежности и грусти. Протягиваю руку, чтобы погладить ее по щеке, и вижу, как лицо меняется и на нем появляется выражение кротости и умиротворения. Мы обнимаемся, и я чувствую себя совсем не так, как совсем недавно чувствовал себя в объятиях Вив.

Близость Нины утешает меня, внушая спокойствие. Кладу голову ей на плечо, вдыхая свежий запах волос. Она гладит меня по спине, и мы стоим молча, прижавшись друг к другу.

— Кам, я... — решается нарушить молчание Нина. Она поднимает голову, и я, чуть отстранившись, смотрю на нее. Мы почти касаемся друг друга губами. Я смотрю ей в глаза, не решаясь поцеловать, и хотя между нами буквально несколько сантиметров, кажется, будто мы смотрим друг на друга из разных вселенных. Я нарушаю границу первым и спустя мгновение касаюсь ее горячих губ, источающих чудесный аромат, похожий на запах чая с едва заметной примесью меда.

Нина прерывает поцелуй первой.

— По крайней мере, — говорит она, — на этот раз мне представилась возможность попрощаться.

Я понимаю, что остаться не могу. Кивнув Нине на прощание, разворачиваюсь и иду к двери.

— Давай я тебя провожу, — просит она.

— А как же Оуэн? — спрашиваю я, обрадовано кивая в ответ на ее предложение.

Нина на цыпочках пересекает коридор и заходит в комнату брата. Укрыв его одеялом, она подходит к телевизору, по которому показывают что-то вроде «Магазина на диване», и включает звук почти на минимальном пределе слышимости.

— Жаль, что он спит, — говорит Нина, — ему бы наверняка захотелось попрощаться.

— Может, оно и к лучшему, — отвечаю я, касаясь ее плеча, — а то подумал бы, что я ему снюсь.

Когда мы спускаемся с лестницы, я, подойдя к двери, выглядываю наружу.

— Там все еще снег идет.

— А ты не замерзнешь? — спрашивает Нина.

Почувствовав, как холод проникает под футболку, я закрываю дверь.

— Я оставил свою куртку не там, где нужно.

— Подожди-ка.

Нина поднимается по лестнице и ненадолго исчезает в глубине дома. Вскоре она возвращается с большой красной толстовкой с капюшоном в руках. Она украшена логотипом нашей команды, а на спине красуется большая белая надпись «Пайк». Под надписью цифра пять — мой номер.

— Больше у меня ничего, что подошло бы тебе, нет, — говорит Нина. — Забери ее.

— Не помню, чтобы у меня была такая, — замечаю я, надевая толстовку через голову. — Ты точно готова с ней расстаться?

От толстовки исходит ее запах. Нина смущенно кивает и принужденно улыбается.

— Она тебе больше подходит по размеру.

Погода на улице хуже некуда, но мы все равно не торопимся.

Я все время думаю о том, что нужно что-то сказать, но все, что приходит в голову, кажется слишком тривиальным. Какой смысл при таких обстоятельствах говорить о школе, о будущем или о чём-то еще в этом роде? Что еще можно сказать, кроме слов прощания?

Когда мы подходим к школе, снег идет уже не так густо. С неба лишь изредка падают одинокие грустные снежинки. Повернув налево, мы оказываемся на знакомом углу. Свет уличного фонаря образует на припорошенной снегом мостовой четко очерченный круг. Я резко останавливаюсь, и Нина замирает рядом. Руки, лежащие в карманах толстовки, вспотели, болит нога. Да и не только нога, все остальное тоже. Даже глотать трудно.

— Я ничего не могу понять.

— О чем ты? — спрашивает Нина шепотом.

— Как все это могло произойти?

Нина медленно качает головой.

— Не знаю, может, в движении Вселенной случился какой-то сбой. Ты тосковал по ней, она — по тебе, — говорит она и, сделав паузу, продолжает: — И я по тебе тосковала.

— Но должно же быть этому какое-то разум­ное объяснение? Иначе какой в этом смысл?

Я смотрю вперед, вспоминая все, что случилось за последние дни. Пройти сейчас через портал — значит оставить все позади, хорошее и плохое, все исчезнет без следа. Нина берет меня под руку, а я, вынув ладонь из рукава, пожимаю ее теплую ладонь.

— Может, он не закроется, — говорю я.

Нина, сжимая руку, смотрит мне в глаза, но ничего не отвечает.

На угол мы выходим вместе.

Ночь холодна. Тишину нарушает только звук наших шагов. Я смотрю на ноги, стараясь не думать о том, как близка цель нашей прогулки. Неожиданно черные ботинки Нины замирают на месте, а пальцы крепче сжимают мою руку.

— Что случилось? — спрашиваю я, поднимая глаза.

Она не отвечает. Отпустив меня, Нина медленно приближается к столбу. По тому, как она поводит головой из стороны в сторону, ясно, что она что-то ищет или прислушивается.

— Что, Нина? — спрашиваю я снова, уже поняв, что именно она услышала.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда из-за угла на бешеной скорости появляются два ярких круглых огня автомобильных фар. Машина скользит в заносе по припорошенной снегом мостовой и, снова встав на курс, летит прямиком на Нину. Когда автомобиль оказывается в круге света, я вижу, что он тёмно-синий.

Пулей преодолев расстояние, отделяющее меня от Нины, я делаю попытку столкнуть ее с траектории полета тяжелого тела, но она выставляет вперед руки, пытаясь оттолкнуть меня. Фары приближаются с неумолимой скоростью. Мотор ревет так, что я не слышу не только Нину, но и свои собственные мысли. Драгоценные моменты потеряны, и остается только загородить девушку своим телом и упереться в землю ногами в ожидании удара.

Раздается душераздирающий скрип шин, и сердце останавливается. Наступает мертвая тишина.

Ноги обдувает поток горячего воздуха. Хромированная решетка машины Вив находится в нескольких сантиметрах от моих колен, а свет фар режет меня пополам. Открыв глаза, я, сощурившись, смотрю на гладкий капот машины, радуясь тому, что сердце по-прежнему стучит в груди. Из окна водительской двери высовывается женская головка с короткими волосами.

— Уйди с дороги, Кам.

— Нет, — говорю я, чувствуя, как на щеке тает одинокая снежинка.

Вив ударяет кулаком по рулю.

— Немедленно садись в машину.

— Нет, — отвечаю я, прислушиваясь к учащенному дыханию Нины за спиной.

Раздается скрежет открываемой двери. Кузов наклоняется, и свет фар движется по моим коленям вверх-вниз. В ярко освещенном пространстве перед решеткой радиатора появляется стройная женская фигура. Вив переоделась — теперь на ней джинсы и свитер. В глазах, отражая свет фар, сверкают слезы.

— Пожалуйста... пойдем со мной, — просит она срывающимся голосом. — Нужно пройти на ту сторону, пока еще есть время.

По щеке стекает слеза, и я чувствую, что долго не выдержу: часть души все еще отдана ей, даже после того, что случилось.

— Вив, я ухожу без тебя.

Она останавливается и, прищурившись, смотрит сначала на меня, потом на Нину, медленно прикрывая рукой губы.

— С ней?

— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Один.

— Я с тобой.

Смотрю на столб, стоящий на углу. Вив, обернувшись, смотрит туда же.

— Но ты же вернулся ко мне, — говорит она сквозь слезы.

— Нет, не вернулся, Вив, — отвечаю я, поворачиваясь к ней. — Я — не он.

Она хватает меня за руку.

— Мне все равно, я просто хочу пойти с тобой. Пожалуйста... У меня здесь ничего не осталось...

Я вырываю руку. Она продолжает хвататься за меня, но постепенно мне удается ее пересилить. Смотрю на ее мягкие кудрявые волосы — снег уже успел припорошить их. Глаза Вив похожи на два темных глубоких колодца. Она, покачиваясь, стоит на краю тротуара, и кажется, легкий ветерок может опрокинуть ее. Я вспоминаю всю цепочку событий, в результате которых мы все встретились здесь, на углу, стараясь представить все возможные варианты окончания этой ночи. Я очень хорошо знаю Вив и понимаю, что она жалеет о содеянном — до определенной степени, конечно. Не сомне­ваюсь, она убила его именно по той причине, которую назвала — потому что слишком сильно любила.

— Отпусти.

В течение нескольких секунд Вив продолжает смотреть на меня с недоверием, но в конце концов лихорадочный огонек в ее глазах гаснет и рука, цепляющаяся за мой рукав, опускается. Она разворачивается на месте и, не оглядываясь, уходит в машину. Двигатель оживает с ревом, от которого у меня снова на миг останавливается сердце. Фары разгораются с новой силой, и я ничего не вижу, кроме ослепи­тельного света, и стою в полной прострации, ориентируясь лишь на слух, который подсказывает, что автомобиль слегка отъехал назад. В подтверждение этого поток горячего воздуха, только что обдувавший колени, слабеет. Замерзшая рука Нины касается моей, и я наконец перевожу дух, прислушиваясь к скрежету двигателя, работающего на холостых оборотах.

Цикличное постукивание механизмов вдруг прерывается, сменяясь ревом, вызванным резким нажатием на педаль газа, и автомобиль пятится назад, на мостовую. Я, не выдержав, вскрикиваю от радости.

Свет фар, скользнув по ногам, меняет направление, и я вижу едва различимое в темноте лицо Вив, сидящей за рулем. Ощутив облегчение, я начинаю дышать спокойнее, но в этот момент замечаю, что синий автомобиль движется не вперед или назад по улице, а по диагонали — к противоположному тротуару. Машина медленно пятится и останавливается у края мостовой, осветив бордюр красным огнем стоп-сигналов. В свете фонаря видно, как из глушителя вьется струйка дыма, как бывает, когда держишь между пальцев за­жженную сигарету.

— Что она делает? — спрашивает Нина. Я не успеваю ответить, потому что в этот момент рев мотора раздается снова, и автомобиль, буксуя, срывается с места. Он несется прямо на нас, и фары, работающие в режиме дальнего света, окончательно ослепляют меня и лишают возможности ориентироваться. Я даже не понимаю уже, откуда надвигается на нас опасность. Нина судорожно цепляется за мою руку и кричит.

Но автомобиль с ревом проносится мимо — близко, но все же не зацепив нас. Зрение восстанавливается лишь через несколько секунд. Я вижу заднюю часть машины, которую мотает из стороны в сторону. Вив, вероятно, промахнулась и теперь собирается повторить попытку.

Но едет она слишком быстро, и машина, очевидно, не слушается. Она несется прямо в столб.

Как в том страшном сне, начинаю кричать и сам себя не слышу. Стою и не могу оторвать взгляд от стремительно удаляющегося автомобиля. Сейчас будет столкновение, звон стекла, пожар. Но этого не происходит. Я слышу только легкий треск и вижу вспышку зеленого света.

Автомобиль задевает столб, лишается зеркала заднего вида и ломает растущие за столбом кусты. Пронесясь боком по лужайке, он вылетает на школьную автостоянку и, описав по асфальту плавную дугу, снова выезжает на улицу.

Я инстинктивно делаю шаг назад и тут же вспоминаю о том, что позади Нина, которая цепляется за меня. Я обнимаю ее и прижимаю к груди. Она, прикрыв рот рукой, смотрит на дорогу. Я прижимаю ее к себе еще крепче, следя за тем, как небольшая синяя машина, выехав со стоянки, поворачивает в другую сторону.

К земле примерзла обертка от шоколадного батончика. На столбе, покрытом слоем замерзшей грязи, свежая отметина в том месте, где об него ударилось боковое зеркало машины Вив. Кусты выглядят так, будто по ним прошло стадо бизонов. Подойдя к столбу, начинаю шарить в воздухе и довольно долго ничего не могу найти. Однако в конце концов где-то в полуметре от земли мои пальцы начинают испускать зеленое свечение. Я с облегчением перевожу дух. Нина делает вид, будто ее интересует то, что находится вокруг. Она с серьезным видом изучает камни, траву и то, что можно увидеть на горизонте, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на меня. На ней та же теплая куртка с капюшоном, в которую она была одета, когда мы виделись с ней в этом же месте в прошлый раз и она пыталась предупредить меня насчет Вив. В памяти ни с того ни с сего всплывает фотография, на которой мы изображены вместе с ней. Та, на которой мы — то есть они, Нина и Кам, — стоят с этой дурацкой рыбой в руках теплым летним днем и смеются. С трудом верится в то, что та девушка на фотографии и Нина, стоящая передо мной в теплой куртке с капюшоном, — одно и то же лицо. При всем желании не могу заставить себя представить беззаботную улыбку на ее бледном осунувшемся лице.

— А что, если я останусь здесь? — спрашиваю я.

— Что? — удивляется Нина и подходит ближе, качая головой. — Нет, ты должен идти.

Мне никак не удается убедить себя в том же, хотя я знаю, что она права. Расставание с ней кажется мне горькой несправедливостью — ведь я только недавно начал по-настоящему ее понимать... и она так много сделала для того, чтобы я начал разбираться в своих желаниях. Заметив высвободившуюся из-за уха прядь волос, я осторожно заправляю ее назад.

— Может быть, ты пойдешь со мной?

Нина снова качает головой, грустно улыбаясь.

— Кто же позаботится о том, чтобы Оуэн стал квотербэком?

Вздыхая, поднимаю голову и гляжу в небо, с удивлением обнаруживая несколько звезд, подмигивающих сквозь плотную завесу облаков.

— Как думаешь, звезды здесь и там одинаковые? — спрашиваю я.

Нина, задрав голову, смотрит в небо вместе со мной.

— Думаю, они одинаковые… — отвечает она, — и вместе с тем другие. Как мы.

Я продолжаю смотреть на звезды, пока тучи не скрывают их. Опустив глаза, замечаю, что Нина смотрит на меня. Обычно по ее лицу трудно что-либо прочесть, так как в умении скрывать чувства ей нет равных, но сейчас я прекрасно понимаю, о чем она думает.

— Мне очень жаль, — говорю я.

— О чем ты? — удивленно спрашивает Нина.

— Мне жаль, что ты его потеряла, — говорю я тихо. — Я знаю, как это больно.

Нина пожимает мою руку, глядя мне в глаза с легкой тенью улыбки на лице.

— Он был частью моей жизни, жаль, что недолго. Но это было счастливое время.

—Мне кое-что непонятно... — говорю я, подходя чуть ближе. — Можно я тебя кое о чем спрошу?

Нина смотрит на меня, подняв брови, и пожимает плечами.

— Что означает эта надпись? В альбоме. «Ты спасла мне жизнь».

Нина, поджав губы, смотрит вниз.

— Не знаю, — отвечает она после паузы.

— Но у тебя же должны быть какие-то предположения, почему он написал эту фразу?

— К сожалению, не знаю, — говорит она, вздыхая и пожимая плечами. — Он написал это в тот вечер, накануне смерти. Я не видела ее, а потом было уже поздно. Мне так и не удалось его об этом спросить.

Я беру ее за руку, чувствуя потребность извиниться, что сказал ей в свое время грубость по поводу того, что написано в книге.

— Прости, я не знал.

— Когда у меня хорошее настроение, — говорит Нина, поднимая голову, — я думаю, что эта надпись имеет отношение к Вив. Он только-только с ней расстался и, возможно, понимал, каких неприятностей от нее можно было ожидать. А когда у меня на душе тяжело, я думаю, что это был знак мне. А я не разгадала его вовремя.

По ее щеке катится слеза, и я, обняв Нину, осторожно прижимаю ее голову к груди. Мне хочется оказаться на его месте, понять, что он хотел сказать, но в голову приходит только одно объяснение.

— Я не знаю, что имел в виду он, но мою жизнь ты спасла точно.

Мы стоим, обнявшись, вероятно, слишком долго, но когда Нина отстраняется, я с радостью замечаю на ее лице подобие бледной улыбки. Когда она смотрит на меня, кажется, я вижу в ее глазах легкую тень настроения, оставившего свой след на снимке, сделанном на озере. В них на миг мелькает солнце, радость и все хорошее, что было там и продолжает жить в ее памяти.

— Спасибо, — говорит она, целуя меня в щеку.

Мы одновременно поворачиваемся к столбу.

Но я еще не готов. Не могу я просто так уйти. Слишком рано.

— Ты еще не передумала ехать в Англию? В тот маленький городок, где родилась твоя мама? — спрашиваю я, желая хотя бы знать, что она будет делать, раз уж мне никогда больше ее не увидеть.

— Конечно — говорит Нина, — я не только поеду туда, но и буду там когда-нибудь жить.

Она кладет мне на плечо теплую ладонь, и я понимаю — пора.

— Скажи Оуэну, я буду за него болеть, — говорю я.

— Хорошо, — шепчет Нина.

Присев на корточки, пытаюсь измерить высоту и ширину отверстия, сквозь которое мне предстоит пролезть. Будет нелегко, это понятно сразу. Сев на землю, я сначала просовываю в портал одну ногу. Нужно сделать это сейчас, иначе мне уже не вернуться. Даже через ботинок ощущаю электрический разряд, отзывающийся на коже покалыванием. Поворачиваюсь на бок и просовываю в отверстие вторую ногу. По пояс мне удается пролезть сравнительно легко, но верхняя часть тела не проходит.

— Кофта задралась, — замечает Нина, садясь на колени рядом со мной. Ощупав тело рукой в том месте, где оно застряло, убеждаюсь, что она права.

— Она все равно мне велика, — говорю я, снимая толстовку через голову и продолжая протискиваться, но Нина останавливает меня.

— Возьми ее с собой, — просит она.

— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Пусть будет у тебя. Кроме того, она не моя.

Пожав ей руку на прощание, я протискиваюсь внутрь с головой. Меня окружает знакомый зеленый свет. Нина ложится на землю, чтобы видеть меня.

— Ты уверен, что там есть выход? — спрашивает она встревоженно.

Я вытягиваю ногу, чтобы нащупать выход. В проходе слишком тесно, и ног не видно, но судя по тому, что покалывание в вытянутой вперед ступне ощущается меньше, чем в других частях тела, выход все-таки есть. Кроме того, под ногой у меня трава.

— Всюду хорошо, а дома лучше, — говорю я, протискиваясь дальше и постепенно вылезая наружу.

Когда в портале остается только голова, я смотрю на Нину. Ее лицо едва различимо сквозь светящийся зеленый фильтр. Так же выглядела она в тот вечер, когда мы встретились в первый раз.

Нина прикрывает рот рукой.

— Прощай, Кам, — говорит она, протягивая мне руку.

Мы оба лежим на земле. Я беру ее за руку и пожимаю, понимая, что это все.

— Прощай.

Тоннель сжимается вокруг моей головы. Стены давят так, что трудно дышать. Портал закрывается, а я еще внутри. Нужно срочно выбираться. Отпустив руку Нины, я выползаю из туннеля, извиваясь всем телом и потея, несмотря на холод, идущий от покрытой инеем травы. Лежа в кустах, я приподнимаю голову и вижу сквозь крохотное отверстие, похожее на форточку с матовым зеленым стеклом, Нину, машущую мне на прощание. Я машу ей в ответ. Вытащив руку из портала, я не успеваю даже вздохнуть, прежде чем он закрывается окончательно, и Нина исчезает.

Я нахожусь в забытьи, на границе сна и яви. В этой зыбкой реальности все просто замечательно до тех пор, пока в нее не проникают мои мысли. Я пытаюсь загнать их в подсознание и погрузиться в настоящий сон — без сновидений, глубокий, как обморок. Но ничего не выходит, и приходится открыть глаза.

В лицо мне бьет солнечный свет, и я щурюсь как человек, долго находившийся в подземелье. Сколько времени и какое сегодня число, мне неизвестно, так как я намеренно стараюсь не вести счет дням с того момента, когда закрылся портал. Судя по бьющим в окно лучам солнца, на улице день. Взглянув на телефон, я с удовлетворением понимаю, что сегодня воскресенье, а значит, вставать рано смысла нет. Натягиваю на голову покрывало, чтобы ничего не видеть.

Дверь в комнату открывается настежь, и на пороге появляется мама.

— На завтра назначен сеанс у миссис Саммерс, — заявляет она. — Нужно положить этому конец.

— Что? — спрашиваю я, привставая на кровати. — Мам...

Вид у мамы возбужденный. Она скрещивает руки на груди.

— Слушай, я не знаю, что произошло на этой неделе — все было так хорошо. Мне показалось, что ты наконец справился с мыслями о том, что случилось с Вив...

Если бы она только знала, думаю я, отворачиваясь к стене.

— Миссис Саммерс ждет тебя в четыре, Кам, — говорит мама и делает паузу. — Если хочешь поспорить — позвони отцу.

Доктор Саммерс сидит напротив меня, сложив руки на колене.

— Похоже, в школе дела у тебя пошли в гору. С отцом отношения тоже налаживаются. Я подумала, может, стоит поговорить о Вив?

Поерзав в кресле, смотрю на часы, но с начала сеанса прошло всего пятнадцать минут, а я, к сожалению, исчерпал запас безопасных тем. По правде говоря, я и сам мечтал поговорить с ней о том, как снова потерял Вив, но как это сделать, не показавшись безумцем, так и не придумал.

Упершись локтями в колени, я потираю виски, надеясь, что это поможет упорядочить мысли.

Вероятно, в физическом смысле слова Вив мне больше не нужна, но, очевидно, в отмщение она продолжает проникать в мои мысли. Такое впечатление, что во мне осталась какая-то ее часть, которая не желает из меня выходить. Или это часть моей души, отданная ей?

— Не то чтобы я не хотел о ней говорить... — начинаю я, лишь бы что-нибудь сказать.

Доктор Саммерс никак не комментирует мои слова, давая понять взглядом, что ожидает продолжения. Я мучительно стараюсь подобрать слова.

— Просто я не уверен, что наши с ней отношения всегда были такими, какими я их считал...

— Почему ты стал сомневаться в этом сейчас?

Я отворачиваюсь к окну. Этот вопрос и меня самого интересует, но не могу же я спросить, как один и тот же человек, живущий в двух мирах, может быть таким разным и — как я недавно понял — таким одинаковым. И в том, и в другом мире Вив была человеком с нестабильной психикой, но чрезвычайно преданным. Кроме того, она во что бы то ни стало желала получать то, что ей нужно.

Посоветовать мне бросить футбол после травмы было для нее естественным поступком. Для нее это была возможность стать для меня всем миром. Что мне непонятно, так это то, как там, в другом мире, я смог ей отказать. Кроме того, меня пугает, что Вив, погибшая здесь, и Вив, живущая там, в моем сознании, похоже, слились воедино, став одним человеком. Но мне уже никогда не узнать, как отреагировала бы моя Вив, если бы я поступил иначе.

— Я любил ее... и знаю, что она любила меня, — говорю я, не глядя в глаза миссис Саммерс. — Просто я много думал о том, как все было и как могло быть. Хотя это глупо, потому что я ничего не могу изменить.

— Да, будущее нельзя предугадать, — говорит миссис Саммерс, согласно кивая, — но не следует забывать и о том, что поступки, которые мы совершаем, влияют на него.

— Так как же мне тогда понять, правильно я поступаю или нет? — спрашиваю я, глядя на нее.

— Порой правильно и неправильно — это не те категории, которыми следует руководствоваться, — говорит она тихо. — Иногда нужно следовать зову сердца.

В какой-то момент я решил, что самый лучший способ избавиться от неусыпной заботы матери — найти работу. По этой причине я и выхожу из торгового центра с пачкой визитных карточек в одной руке и несколькими стандартными бланками резюме в другой. Очевидно, все, кому нужна временная рабочая сила на День благодарения, уже нашли подходящих кандидатов, но в жизни может случиться все что угодно, и работодатели всегда охотно берут резюме у подростков на случай, если в декабре выяснится, что есть острая необходимость в дополнительных работниках.

Из-за угла магазина «Macy’s» выезжает красная ржавая «тойота» Майка. Машу ему, и он, заметив меня, мигает фарами. Когда машина подъезжает ближе, я слышу доносящуюся из колонок музыку какой-то жуткой группы, играющей в стиле инди­рок, которую Майк слушает на предельной громкости.

— Ты что, сабвуфер поставил? — спрашиваю я, стараясь перекричать оглушительную какофонию звуков.

— Да, ты угадал, — удовлетворенно замечает Майк, убавляя громкость.

Забравшись внутрь, я убеждаюсь, что грудная клетка вибрирует, хоть уровень громкости и стал значительно ниже.

— Что, папа неожиданно расщедрился?

— Я пообещал ему выиграть конкурс рисунков и занял второе место, — говорит Майк, подавая мне украшенный красной лентой лист бумаги.

Я узнаю рисунок. Майк трудился над ним несколько недель, а я даже не удосужился спросить зачем. Да уж, награду за внимательное отношение к друзьям мне не присудят, это точно.

— Поздравляю, дружище.

Посмотрев вперед сквозь лобовое стекло, Майк включает поворотник.

— Отвезти тебя домой? — спрашивает он.

— Слушай, а ты есть не хочешь? — неуверенно предлагаю я, рассматривая рисунок. — Может, перекусим где-нибудь?

— Ну, у меня дела вообще-то, — отвечает Майк, газуя на месте в ожидании зеленого сигнала светофора.

— Ладно, извини, я знаю, что вел себя как конченый ублюдок, — говорю я. — Но, может, ты не откажешься посидеть со мной где-нибудь? В том месте с курами, например?

Майк, продолжая следить за ситуацией на перекрестке, удивленно поднимает бровь. Я ерзаю на сиденье, вспоминая наш предыдущий поход в куриное заведение. Тогда ему пришлось буквально вытолкать меня оттуда. Но потом я вспоминаю Нину в зеленом переднике.

— Слушай, помнишь, я попросил тебя помочь с прикрытием и сказал, что я у тебя в долгу?

— Ага, — говорит Майк и трогается с места на зеленый свет. На перекрестке мы сворачиваем на улицу, ведущую к куриной забегаловке.

Я смотрю в звездное небо.

— Давай я в качестве уплаты долга покормлю тебя ужином?

Сегодня в «Ужине у Дины» не так много народа, как в прошлый раз. Майк просит найти для нас столик, а я стою, стараясь справиться с собой, но тщетно — состояние лихорадочного возбуждения в душе сменяется самой настоя­щей паникой. Молодой человек в костюме петуха отводит нас, как мне кажется, к тому же самому столику, где мы сидели в прошлый раз.

— Будешь смеяться, но я реально хотел еще раз поесть этой самой картошки фри с кусочками сыра и горячей подливкой по-деревенски, — говорит Майк.

— Да, звучит неплохо, — соглашаюсь я, резко останавливаясь, — я тоже ее возьму. А пока... пойду помою руки. Я быстро.

Пересекая зал, бросаю взгляд на выход. Не знаю, зачем я сюда пришел. Нужно уйти, наверное. Даже если она продолжает здесь работать, смена может быть не...

Поток мыслей неожиданно прерывается, и я замираю на месте как вкопанный.

За стойкой бара стоит она. Нина принимает заказ по телефону, а я смотрю на нее. Она, улыбаясь, что-то пишет в блокноте. Глядя на ее губы, я поражаюсь тому, какая у нее беззаботная улыбка.

— Хорошо, мам. Я записала, не нужно... что? Скажи Оуэну: раз он терпел целую тренировку, потерпит еще двадцать минут! — говорит она, смеясь. — Ладно, мне пора. Увидимся здесь.

Девушка вешает трубку, улыбаясь и качая головой.

— Нина? — зову ее я и тут же пугаюсь, понимая, что она меня не знает и удивится тому, что я назвал ее по имени. Потом мне приходит в голову еще более отчаянная мысль: что, если она помнит, как странно я вел себя в прошлый раз?

— Привет, — говорит она, явно стараясь вспомнить, где могла меня видеть.

— Простите, мы незнакомы. Я прочел ваше имя на бэйджике.

— А, понятно, — говорит Нина, касаясь приколотого к фартуку пластикового прямоугольника и рассеянно улыбаясь. — Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Я теряюсь. На продолжение разговора я даже не рассчитывал, не говоря уже о самой встрече. Зачем же я подошел?

— Я хотел попросить бланк резюме! — говорю я, внезапно ощутив прилив вдохновения. — В смысле, если они, конечно, у вас есть. Я ищу работу.

— Да-да, конечно! — отвечает она, засовывая руку под стойку и вынимая точно такой же бланк, который мне уже выдали, пожалуй, в двадцати других местах. Очевидно, все бизнесмены, нанимающие на временную работу школьников, пользуются одной и той же формой. Положив бланк на стойку передо мной, Нина протягивает мне ручку.

— Заполните прямо сейчас. По-моему, нам нужны мойщики посуды.

Снова не понимаю, что делать дальше. Она говорит непривычно беззаботным тоном, но со знакомой мне ноткой тепла и дружелюбия в голосе. Я постепенно расслабляюсь. Пишу в бланке все те же успевшие уже надоесть мне подробности биографии, которые описывал в других местах, сам не зная, что будет дальше. Вполне возможно, я ей вовсе не понравился, но, может, мы хотя бы станем друзьями.

— Ну вот, готово.

Передавая ей бланк, я нечаянно касаюсь ее руки, неожиданно ощутив в пальцах знакомое покалывание, как от воздействия электрического тока. Эффект не такой сильный, как при проходе через тоннель, но ощущения схожие. Нина роняет ручку, и я нагибаюсь, чтобы поднять ее.

Выпрямившись, я замечаю в ее глазах любопытство. Неужели тоже почувствовала?

—Да, спасибо, — говорю я. — Камден Пайк...

Бросив взгляд в резюме, Нина подает мне руку. Я таращусь на нее, от волнения забыв, что означает этот общепринятый жест, но потом в голове срабатывает какой-то переключатель, и я пожимаю предложенную руку — снова и в первый раз.

— Приятно познакомиться, — говорит она. — Меня зовут Нина Ларсон.