Второй шанс

II

Семья Ольги жила в двухэтажном деревянном бараке на восемь квартир, построенном в 1970-х годах для работников мясокомбината. Такие домики и теперь стоят на окраине Западных, образуя своеобразный микрорайончик.

Дома стояли по обе стороны длинного двора, в котором и сушили белье, и играли в домино и карты, и тут же в песочнице рядом возились ребятишки. На лавочке возле дороги любили посидеть Ольга со своей закадычной подругой Светкой, обсуждая редко проезжающие машины, болтая о своем, девчачьем. Вот и в тот день Светка сидела на лавочке, щелкая семечки в ожидании, когда выйдет Оля.

Ольга помнила обстановку их старой квартиры до мелочей – гарнитур «Березка», за которым мама гонялась бог знает сколько времени, цветной телевизор «Кварц», каналы на котором переключаются при помощи кнопок – аж восьми штук!

В тот день Ольга торопливо жевала суп. Опрятностью она не отличалась и после трапезы частенько оставляла после себя крошки, лужицы пролитого чая, липкие пятна от варенья… Так и не доев до конца свою порцию, Оля вскочила и с набитым ртом прокричала матери, что идет гулять.

Валентина Петровна, молодая, стройная, увидев, какой «порядок» оставила дочка на кухне, в досаде покачала головой.

– Ольга, не моешь посуду за собой, так хоть в мойку ставь! – недовольно пробурчала она, проходя за дочерью в прихожую и наблюдая за ее поисками своей обуви.

– Да мам, приду, поставлю. Где мои сандалии? – Ольга никак не могла найти их среди расставленных в беспорядке пар. Она вертелась вокруг себя, заглядывала почему-то в полку с головными уборами, причем, зимними.

– Там, где ты их сняла, – «помогла» поиском мама.

– Ну, маааам. Где? Меня Светка ждет уже.

Оля беспомощно встала посреди коридора и сложила руки на груди.

– Неряха-растеряха ты у меня. Вот, не они стоят? Перед глазами! Ничего не видит.

Действительно, в стороне, вполне себе на виду, стояли Ольгины слегка стоптанные сандалии.

Ольга торопливо их схватила, на ходу надела, чуть не упала, споткнувшись, – была дорога каждая минута, проведенная в обществе близкой подруги.

– Под ноги смотри! Летишь…

«Да, видимо, мама тоже помнит о том, какой была я раньше», – грустно улыбнулась Ольга и продолжила воскрешать в своем воображении картинки из прошлого.

Тот день был ясный и теплый. Тетя Тома вешала на веревки огромные белые простыни и пододеяльники. На лавочке возле сараев сидели местные бабульки. В песочнице возились малыши, за которыми приглядывали родители – либо мамы из окон первого этажа, либо папы, играющие с азартом в домино, сидя за столиком за углом дома. Рядом с подъездом девчонки с первого или второго класса прыгали в резиночки.

Они со Светкой сидели на лавочке и, как всегда, обсуждали какую-то ерунду. То представляли бабу Галю, сидевшую напротив, в шапочке Микки-мауса, то грузную тетю Тому – балериной: в пуантах, таком мини-платье белого цвета – лебедем из известного всем «Озера». То и дело двор оглашался девчачьим смехом.

И тут к ним подбежал светкин брат. В руках у него был новый фотоаппарат «Кодак», а под мышкой он зажал резиновый мяч, судя по яркой окраске, тоже новый.

– Светик, позырь за мячиком, чтоб не тырнули, – обратился он к сестре.

– О, откуда фотик? – удивилась тогда Светка и потянула руки, чтобы рассмотреть чудо техники.

Но брат не позволил ей взять чудо техники в руки.

– Пашка дал! Тут цветная пленка на 36 кадров, и еще 5 осталось! Он разрешил дощелкать! – Гордо заявил он, а потом сжалился и позволил девчонкам рассмотреть «Кодак» получше, потрогать его, заглянуть в видоискатель, только следил, чтобы они нечаянно не нажали кнопочку.

Я посмотрю, – протянула Света, беря из руки брата его мяч, – если ты нас сфотографируешь.

– Ну, всего 5 кадров, Светик, – уперся брат.

– Вот именно, целых 5 кадров, а для сестры зажал один?

Брат немного помялся, а потом согласился:

– А, ладно, давайте.

Девчонки тут же уселись поближе, обняли друг друга, Оля даже о чем-то пошутила, и обе рассмеялись. В этот момент и прозвучал щелчок – брат их сфотографировал.

«Это то самое фото… Последнее счастливое фото», – с горечью подумала Ольга.

После того, как брат Светы убежал, оставив мяч на хранение, Света придумала играть в «овощи». Поскольку других планов у девчонок не было, Оля с радостью согласилась «вспомнить детство».

Света, бросая мяч, чего только ни предлагала Оле: и кабачок, и сырой баклажан, и торты! Оля, согласно правилам игры, ловила все съедобное, пока однажды «овощ» резко не потерял своей аппетитной привлекательности. «…Тухлые!» – крикнула Света сразу после произнесения «помидоры», чем заставила Олю резко отбросить мяч. «Тухлые помидоры», задорно подпрыгивая, ускакали от девчонок аккурат на дорогу…

Ольга не могла знать, что по этой дороге уже ехала «Волга» с двумя ссорящимися мужчинами. Собственно, суть ссоры как раз заключалась в том, что, по мнению одного из мужчин, второй таковым еще называться не должен. Хотя, например, именно второй сидел за рулем данного автомобиля.

– Пап, я за рулем, хватит распускать руки! Потерпи до остановки хотя бы, – просил водитель, очень молодой человек, как написали бы в любовном романе, «щека которого еще не познала лезвия бритвы». Однако, парню было никак не меньше двадцати лет, а интенсивность отрастания щетины в этой истории не имеет никакого значения. Во всяком случае для всех, кроме пассажира-отца.

– Молоко на губах не обсохло, а он уже учит! Водит он два года! Правила ему не писаны. Горит красный, значит, стой! – краснел отец то ли от эмоций, то ли от стыда за неопытного водителя.

– Ну, ты же видел, что чистая дорога была, никто не ехал. Что время-то терять? – горячо протестовал сын.

Между тем, Ольга с негодованием отчитывала подругу, чуть не накормившую ее тухлыми помидорами!

– Так и быть, накормлю нормальным, только сгоняй за мячом, – нашлась тут же Светка.

Ольга, хохоча, отправилась за мячом.

В салоне «Волги» продолжали кипеть страсти.

– …Да чтобы я еще раз с тобой куда поехал, да тьфу! – распекал сына отец.

– Пить надо меньше, будешь сам ездить!

– Чтоооэ?

Мужчина дал отпрыску подзатыльник, заставив его на секунду выпустить руль: водитель защищался от возможных повторных оплеух. И никто из них не заметил, что на дороге лежит мяч, а к нему бежит хохочущая девчонка.

Не успел молодой водитель избежать столкновения полностью. Край капота зацепил бедро Ольги, она выронила мяч, который тут же попал под колеса машины, издав «посмертный» хлопок на всю улицу.

Дальнейшее Ольга вспоминала, как кадры замедленного кино.

Она сидит посреди дороги и держится за ушибленное бедро. Рядом разорванный мяч, как-то неудобно перед светкиным братом. Вот Света широко раскрывает глаза, закрывает рот руками.

Вскакивают со скамеек взволнованные любопытствующие бабульки, ковыляют в направлении к дороге. Детки в песочнице отвлекаются от игры, смотрят в ее сторону, кто-то беззаботно ковыряет в носу, кто-то возвращается к своим делам – стучит совочком по перевернутой формочке.

Тетя Тома бросает развешивать белье и бежит к ней, Оле, задевая ногой и переворачивая таз с парой еще не развешанных простыней. Что-то кричит на ходу Светке, и Света куда-то убегает.

Оля переводит взгляд на машину и видит испуганное лицо водителя, а мужчина рядом, кажется, дает ему злой подзатыльник и выходит из машины, направляясь к ней. «Что – и мне подзатыльник?» – подумала тогда Ольга и все-таки потеряла сознание.

Не самые приятные воспоминания… Но Ольга, словно моральный мазохист, очень часто до мелочей воспроизводила в сознании эту страницу своего трагического прошлого. Именно так она считала – трагического. Одно время Ольга пыталась думать о тех, кто прикован к инвалидному креслу, о людях, сошедших с ума… Дескать, не так все плохо у самой. Но как-то не помогало. Свой физический недостаток всегда воспринимался как особенно неправильный, неуместный, такой глупый! Дурацкий мяч, дурацкие помидоры, Света со своими выдумками! Если бы не хромота, у Ольги бы все было ИДЕАЛЬНО!

Ольга решительно перевернула страницу и уставилась на себя в гипсе. Печальный взгляд, уголки губ опущены вниз, как будто блокадный Ленинград пережила, тоже мне… Время в больнице Оля совсем не помнила. Как гипс накладывали – тоже. Хотя мама рассказывала, что Оля была в сознании, просто какой-то отстраненной. О чем она думала тогда? Боялась, что не будет ходить? Или предвидела, что будет хромать, рисовала в красках издевательства одноклассников, насмешки знакомых? Да и какая разница?

Из больницы возвращались на такси. Ольга всю дорогу как будто искала глазами мяч, который должен был выкатиться откуда-нибудь на проезжую часть. Шеей вертеть она не особо могла – там тоже что-то было повреждено при падении, и на шее красовался теперь неудобный каркас.

Мама нелепо улыбалась, плохо скрывая свое беспокойство. Обо что-то то и дело бились костыли.

Было очень неудобно выходить из машины. Пока вылезла мама и вытащила костыли, готовая подать их Оле, Оля уже заметила полный двор любопытных соседей. Бабки наверняка зашептались, запричитали, будут сейчас обсуждать…

Но деваться некуда. Превозмогая в большей степени неловкость, нежели физическую ограниченность, Ольга неумело оперлась на поданные мамой костыли. А навстречу уже неслась Светка, готовая пожалеть и обнять. «Ты поправишься, Оль», – торопливо она сказала. Пришлось заставить себя улыбнуться.

Откуда ни возьмись появился светкин брат с фотоаппаратом в руках. За долю секунды он принял позу фотографа и нажал на кнопку.

– Ты что – дурак? – Обернулась на звук щелчка Светка.

– Да что такого?.. Для истории… – виновато пробубнил он, вполне умело перематывая пленку. – Все! Можно проявлять!

От светкиного брата Ольгу отвлек рукавчик Светкиной футболки. Он был маленько задран, и Ольге во что бы то ни стало захотелось его поправить. Чтоб аккуратно. Чтоб правильно. И чтоб идеально.

Из глубины воспоминаний выдернул телефонный звонок.

Ольга, до этого расслаблено сидевшая на диване, нехотя открыла глаза и протянула руку за мобильником.

– Да, Светик.