Второй шанс

Рука сама потянулась к табельному оружию. Пистолет привычно оттянул руку, пальцы удобно устроились на своих местах, а потом…

Грянул выстрел.

***

Вильям Арист считал себя уникумом. Гением. Несравненный и неповторимым. Менталистика не была семейным даром. Его род был не настолько древний, как те же Чернецкие или Ольховицкие или вот Бержицкие, например, но насчитывали в своем древе около десятка поколений. Не много. Да и особыми свершениями предки не могли похвастаться.

Правда, сам Вильям был уверен, что уж он-то… он, сможет сотворить нечто такое, что совершенно точно войдет в анналы истории и возвысит если не весь род, то его лично – уж точно.

Не получалось.

Слабый маг. Искра едва-едва разгорелась, что стало предметов неудовлетворения самого Вильяма и разочарования родных. Ему прочили блестящее будущее, а тут вот как-то так. Да и особых способностей Вильям Арист в детстве не проявлял. Семейное наследие так и вовсе не подчинялось.

– Никчемыш, – шипел дед, мечтавший точно так же, как и сам Вильям, прославиться.

– Бесполезное отродье, – был куда как более груб отец.

– Тебя предупреждали, – дед обычно кривился, с презрением глядя на невестку, – женился бы на приличной девице, глядишь та и смогла бы родить кого толкового. А так… и сама пустышка и отродье ее тоже никчемушное.

Мать ничего не говорила, но смотрела с тоской, время от времени, когда думала, что ее никто не видит, утирала слезы. Ее положение в этой семье было незавидным. Но единственного сына она любила беззаветно. И жила ради него и для него. И сын это чувствовал, отвечая ей той же беззаветной любовью.

Мать умерла, когда Вильяму было тринадцать. Отец, после очередной ссоры отправил супругу в поместье (впрочем, поместьем полуразрушенную хату в трех днях пути от столицы, было назвать сложно). Оттуда она не вернулась.

Подхватила воспаление легких по дороге и сгорела за несколько дней. Впрочем, Вильям потом выяснил, что болезнью там и не пахло – папаша постарался избавиться от неугодной супруги. И женился он тоже быстро. И трех месяцев не прошло, как привел в дом новую жену. Из хорошего рода, древнего и сильного. Правда, новоявленная леди Арист особой силой похвастаться не могла, как и любовью к ближним. А пасынка так и вовсе по какой-то причине возненавидела. Впрочем, Вильям отвечал ей взаимностью.

Так и жили. Мачеха рожала отцу наследников. Правда, вот уж незадача – все три сына не обладали даже каплей магии. Даже малюсенькой искорки им не досталось. И за то мачеха еще больше возненавидела пасынка у которого пусть слабая, но искра все же была. А быть может, знала, какая судьба постигла ее предшественницу и боялась.

А отец… младшие сыновья, не имеющие дара, были родителю почему-то ближе. А вот Вильям… впрочем, родительской любви Аристу-младшему не требовалось, куда больше он рассчитывал на изрядную долю в наследстве деда, который на заре своей жизни вдруг понял, что внуков с сильным даром ему уже не дождаться. Понять понял и даже попытался приложить длань к процессу воспитания единственного мага, но не вышло. Внук воспитываться не пожелал и сбежал в университет.

С менталистикой Вильям связывать свою жизнь не собирался, но вмешался случай, в лице дряхлого профессора. Тот по какой-то причине рассмотрел в юном студенте потенциал и… Особо возражать Арист не стал, Зачем? Особых талантов у него не было, наследство, конечно, предполагалось, но, что там того наследства – деньги имеют свойство быстро заканчиваться. Выгодно жениться? Можно, но… вспоминалась вдруг что мать, что мачеха… и как-то не хотелось.

А вот возможность изучить что-то новое, ранее неизведанное им лично – заинтриговала. И Вильям стал учиться. Профессор как-то в разговоре поделился размерами своих гонораров – так и вовсе новая стезя понравилась куда больше.

После окончания университета, Вильям Арист заявил о себе, как о мозгоправе. Стал быстро набирать популярность, заимел не только официальную практику и постоянных клиентов, но и, что куда важнее, возможность проводить собственные исследования. Не всегда, кстати, законные, но приносившие не мало, чем официальная практика.

Потом умер его учитель. Завещание огласили. Ученик получил в наследство небольшую сумму и… ключ от банковской ячейки, в которой наставник хранил свои наработки, древние рукописи… то, что по достоинству мог оценить лишь тот, кто так же, как и старик-профессор знал этому цену.

Там-то Вильям и обнаружил дневник. И понял, что именно хотел, о чем подспудно желал всю свою жизнь, не признаваясь в этом не только самым близким, но и себе самому. Сила. Возможность. Власть. Как менталист, он был способен на многое. Как известный мозгоправ имел определенную власть, поскольку услугами его пользовались люди богатые, влиятельные и к власти имеющее непосредственное отношение. Но этого было мало. Хотелось большего.

Но если изначально эти вот желания были не до конца оформленными, то после знакомства с той женщиной… Впрочем, она не спрашивала у Вильяма, чего он желает. Она просто пришла. И сделала предложение, от которого Вильям отказаться не смог. Казалось, что еще немного и у него получится. Он добьется признания, а там… страшно и в то же время волнительно было даже подумать о результатах исследований. Вильям уде представлял себя в лучах славы.

Увы, сам Вильям слишком поздно понял, что им всего лишь пользуются. И Дарья… как она умудрилась вспомнить? Он ведь испытывал на ней свои самые смелые разработки. И сначала все получалось. Не так легко и просто, как виделось поначалу, но получалось.

Правда, чем больше проходило времени, тем сложнее удавалось контролировать память Чернецкой. Она сопротивлялась. И эти сны… вспышки воспоминаний, которых просто не должно было быть. Сообщница злилась. А Вильям… Вильям вдруг понял, что если его эксперименты выплывут наружу, то ему не всеобщее признание и мировая известность, а смертная казнь грозит. И ведь только ему. Сообщница, та, что пришла и подала идею, окажется совершенно ни при чем. Да ее и вовсе не существует. А вот он, Вильям Арист, лишится не только теплого местечка, неплохого заработка и имени, которое сделал сам, но и головы.

И решил действовать на опережение.

Дарья должна была исчезнуть. Навсегда. В противном случае… Все будет плохо.

Александра Чернецкого, док ненавидел всей своей душой. Сильный маг, наследник древнейшего рода, богатый и родовитый, влиятельный, умный, хитрый… У Чернецкого было все, о чем мечтал Вильям Арист, но не мог получить.

И вот этот чешуйчатый паразит в очередной раз встал у него на пути. Только на этот раз Вильям не поддастся, не отступит. Теперь он – сильнейший. Даже если придется уничтожить половину квартала, весь квартал, половину города – не важно. Он больше не собирается уступать тому, кто и так всегда был впереди.

Но и не мог предположить, что случится далее.

Неизвестного мальчишку, что появился, словно призрак, из неоткуда и от души приложил Черецкого по затылку, Арист не знал. Да и благодарить не спешил, поскольку сила, что была направлена на сопротивление, вдруг осталась висеть в пространстве. У нее больше не было вектора.

Она просто зависла и…

Вильям растерялся. Не так он представлял себе момент своего триумфа. Совсем не так.

А потом грянул выстрел.

***

Опоздал!

Он снова опоздал. Менталист, стоящий напротив был силен. И умел, наверное… Но все же, Александр прекрасно понимал, что с ним ему не тягаться. В собственной победе он был уверен. А потом будет разбираться с Дарьей.

Что за женщина! Почему она никогда не слушается. Делает все по-своему. Рискует не только собственной жизнью, но и его разумом. Ведь Почему она не может вести себя как приличная леди благородного происхождения? Слушаться мужа, сидеть дома и… наволочки какие-нибудь вышивать, к примеру. Правда, тут же сам себе отвечал, что тогда это была бы не та Дарья, которую он любил.

Ментальное воздействие доктора (а ведь не просто так этот хлыщ ему не понравился еще вчера) стало интенсивнее, воздух вокруг сгустился и Александр едва не выругался. Что творит этот придурок? Вот что? Неужто сам не понимает, что малейшее колебание – и все. Взрыв, который может стереть с лица земли половину жилого квартала.

Вот же отморозок! Пострадают же не только они, но и Дарья.

Теперь приходилось сдерживать себя, не торопиться. Отдача будет. Лишь бы ненадолго оглушило…

Боль в затылке стала неожиданностью. И темнота, что пришла следом – тоже.

Сколько он провалялся в беспамятстве? Неизвестно, но стоило только начать выныривать из тьмы, что уютно окутывала его, как раздался выстрел.

А затем их всех накрыло отдачей.

В следующий раз, сознание возвращалось не в пример медленнее. Холодная липкая темнота цепко держала его, не позволяя окончательно прийти в себя. Голова болела, в ушах стоял отчетливый гул, во рту поселился мерзкий привкус.

Зрение вернулось первым. Александр просто открыл глаза и увидел над собой потолок. И кусочек массивной люстры с хрустальными подвесками. Они раскачивались. И люстра, и эти подвески, и тонкие ниточки паутины.

«Надо приказать, чтобы вычистили все!» – мелькнула несвоевременная мысль. И вообще, Александр почему-то задумался о том, что дом находится в ужасном состоянии. И когда это случилось? Почему так произошло? Только ли в том дело, что хозяйки не было?

Мысли свернули на Исабель. Если верить Одару, она его приворожила. И как бы не была абсурдна эта мысль (Чернецкие практически не подвержены внешнему воздействию из-за собственной силы), несостыковки, странные ситуации и… вообще, само появление «невесты» было странным.

Она ведь просто появилась в его жизни. Как? Когда? Александр не помнил. И вообще, последние годы, и все, что было связано с той, которую он уже практически видел своей женой, было словно в тумане.

С этим нужно разобраться.

–О! Джейн, кажется, он пришел в себя!

Александр поморщился и попытался чуть приподняться, чтобы оглядеться. Получилось не с первого раза, но хорошо уже то, что никто не бросился на помощь.

Он лежал на диване в своей гостиной. В ногах сидела Дарья. Одно из кресел занимал знакомый следователь из управления. Как же его зовут? Майкл? Михаил? А, нет, Мартин. Точно, Мартин Раковец. Талантливый сыскарь, неплохой маг, на хорошем счету у начальства.

Еще одного мужчину Александр не знал.

Ну а вид четвертого из присутствующих, привел Чернецкого в бешенство. Он даже о головокружении забыл. Рванулся вперед, сжимая кулаки, представляя, как расправляется с этой… отрыжкой человечества.

– Убью, Одар!

– Вот! – Марк подскочил и шустро забежал за спинку кресла, в котором сидел Раковец. – Я же говорил, что нечего мне здесь делать. Он неадекватный!

– Ты…

– Я не виноват. А ты, Чернецкий, сволочь! Из-за тебя все. И руку мне сломал и…

– Хватит! – Раковец ударил ладонью по подлокотнику кресла. – Прекрати балаган.

– Что произошло? – Александр взял себя в руки. С Одаром он потом разберется. И этот поганец за все ему ответит. И за удар по затылку – в первую очередь. – Менталист…

В гостиной воцарилась тишина. Такая… душная, давящая, от которой разом заныли все зубы.

– Только не говорите, что ему удалось сбежать, – протянул Александр, уже прикидывая в уме, где и как ловить мерзавца.

– Не ушел, – произнес Раковец, виновато опуская глаза. – Он… мертв.

– Отдача…

– Ударила только по тебе, – в разговор вмешалась Дарья. Выглядела она не очень, бледная, растрепанная, с расцарапанной щекой. – Док, он, был слишком сконцентрирован, а когда… просто не успел сориентироваться и распылить силу. Ну и… так получилось.

– Так что благодари богов, что у тебя крепкая черепушка, Чернецкий, – не смог сдержаться Марк. – Была бы чуть послабее, у нас было бы два трупа.

***

Ночь уверенно перевалила за середину, когда мы, наконец-то, распрощались с гостями.

Как хорошая хозяйка, я проводила их до двери, пожелала удачного пути и вернулась в холл. Замерла у высокого окна, чтобы с улицы меня невозможно было рассмотреть.

Мартин с Олем о чем-то переговаривались у машины. Оба стояли лицом к дому, так что в свете уличных фонарей мне было прекрасно видно выражение их лиц. Они все поняли. Слишком хорошо я их знала, слишком много времени мы провели бок о бок и… не только я могла предугадать действия своих напарников. Они – тоже. И сейчас…

Это было сложное, но в то же время, единственно верное решение.

Ни Мартин, ни Ольгерд не имели никакого отношения к тому, что предстояло дальше сделать мне. У них была своя задача – оформить все правильно.

Доктор Вильям Арист был убит во время покушения. Менталист сошел с ума, перестал контролировать собственную магию и подверг опасности ни в чем не повинных мирных жителей. Наша команда выехала на место преступления и сделала все возможное для того, чтобы предотвратить катастрофу. Завтра я должна буду явиться в управление, и оформить все документы, как вызванный на место преступления эксперт.

Но это будет завтра. А сегодня…

– Они уже уехали?

Пока я прощалась с парнями и договаривалась о показаниях, Александр успел принять душ и переодеться. Он торопливо пересек холл и остановился чуть позади меня.

– Почти, – едва слышно отозвалась я, снова оборачиваясь к окну. К парням присоединился Марк. Он что-то говорил, активно размахивая здоровой рукой, затем забрался на заднее сидение автомобиля.

Марк подтвердил, наличие на мне магического воздействия. Док меня контролировал и… кто знает, что там еще он делал, когда копался в моих мозгах.

– Ты доверяешь его суждению? – наверное, в десятый раз спросила я, все еще недоумевая, что и после окончания учебы, Александр продолжал общаться с Одаром. Прошлая наша с ним совместная встреча закончилась сломанным носом Марка. Увы, Александр Чернецкий всегда был нетерпим к тем, кто пытался посягнуть на то, что он уже начал считать своим. А Марк… Одно время Маргарита упорно прочила его мне в мужья, считая что это недоразумение вполне подходит для того, чтобы стать отцом «правильного» наследника Ульгреймов. Александр был не согласен и… ему удалось убедить Одаров оставить эту идею.

– Он хорош в своем деле, – отозвался Алекс. – Пусть силы в нем немного и родовой дар Марк не унаследовал, он многого добился в последние годы. Жаль, что свои способности предпочитает растрачивать на отморозков.

– Возможно стоит обратиться к кому-нибудь еще, – я пожала плечами, не торопясь разворачиваться и смотреть на… мужа. И пусть Мартин с Ольгердом уже давно уехали, продолжала смотреть на пустынную улицу.

Было… страшно. И обидно. Столько лет. Моя память, вся моя жизнь… все пошло прахом. И пусть теперь я помню о том, кто я, кем были мои родители, где, как и с кем, я провела детство… ощущение было такое, словно у меня это все украли. Мне в очередной раз надо начинать все с самого начала.

– Возможно, – эхом отозвался Алекс. Он тоже чувствовал странное опустошение и растерянность. Последние годы не только для меня прошли как в тумане. Он тоже пострадал.

– Пообещай мне, – начал было Алекс, а когда я все же нашла в себе силы обернуться и посмотреть на него, продолжил: – Пообещай, что на этот раз никуда не выйдешь, даже если там, за воротами будет стоять твоя лучшая подруга, или друг или… не знаю, очередной лечащий врач, которому срочно понадобится с тобой чем-нибудь поделиться.

– Мне надо будет утром отправиться в управление…

– Я вернусь, и мы поедем туда вместе. Завершим это дело. А еще надо будет изъять все бумаги этого твоего… Ариста. Уверен, он делал записи, такие как он всегда их делают, и… Ты ведь понимаешь, насколько это серьезно? Он контролировал твое сознание и память, внушал… кто знает, что он там тебе внушал все эти годы. И воздействие на меня… Сдается мне, что он приложил к этому руку. Так что это все попадает под гриф секретно. Такая информация не для широкого освещения и даже ваше управление… как бы ни был хорош Раковец, ему лучше не касаться всего этого.

Тут я была согласна с Александром. Мартину лучше держаться в стороне от этого дела. И Олю, вероятно, тоже. И мне бы не помешало просто забыть обо всем, но вот это уже вред ли.

– Есть ведь что-то еще, Даш? Я уверен, что ты не все карты раскрыла.

– Это не имеет никакого отношения к управлению, – резко произнесла я и тут же осеклась…

Это была неправда. И я понимала это. Знала, как знала и то, что Мартин все понял. Он понял, что мне известна разгадка, но я не желаю озвучивать ему… Как понял и Ольгерд… Мне даже кажется, что Оль догадался еще раньше, после разговора с Ольховицкой.

Древние рода несколько отошли в тень, на первый взгляд они уступили позиции, но… на деле все это не так. Есть тайны, которые должны оставаться между своими. Внутри. Их нельзя разглашать и выносить на суд общественности.

– Я… расскажу… но… это сложно. Очень больно и…

– Мы поговорим утром, – Алекс обнял меня за плечи. Ничего интимного, это был во всех отношениях жест поддержки, но мне вдруг захотелось прижаться к нему и попросить не уходить, не оставлять меня сегодня одну.

– Ты уверен в том, что хочешь пойти к ней в одиночестве? – я решительно подавила собственные неуместные в данной ситуации чувства.

– Это мое дело. Я должен разобраться в том, что произошло. Откуда она вообще появилась в моей жизни и… чего добивалась, одурманивая меня.

Я лишь сглотнула ставшую вдруг кислой слюну и неуверенно кивнула. Мне очень не хотелось его отпускать, но… кто бы сказал, было ли у меня сейчас право его удерживать.

– Утром рассчитаешь прислугу, – вдруг произнес Алекс, и когда я удивленно взглянула на него, пояснил. – Практически всех слуг в этом доме нанимала Исабель. Я не знаю, кому могу доверять, вообще не знаю этих людей, поэтому рассчитаешь всех и наймешь новых. Если получится отыскать прежних людей – хорошо, нет – значит, обратишься в агентство. Хватит плыть по течению, нам необходимо снова устраивать собственную жизнь. Так, как мы сами того хотим, а не как диктует кто-то со стороны. И, Даш, не покидай дом, пока я не вернусь, договорились?

Я лишь кивнула в ответ, понимая, что, скорее всего, нарушу это обещание. У меня тоже были скелеты в шкафу, которые уже давно требовали, чтобы их упокоили по всем правилам.

***

– Ты им веришь? – тяжелую, донельзя напряженную тишину салона нарушил вопрос Ольгерда.

Мартин передернул плечами и непроизвольно покосился в зеркало, отражавшее пригревшегося на заднем сидении Марка Одара (вот тоже еще проблемка на его голову). Странный маг забился в самый угол сидения, удобно уложил перевязанную руку и делал вид, что спит. Или же он и в самом деле задремал?

А, не важно!

В любом случае ситуация была та еще. И Арист… вот что б ему на том свете перевернуться. Что теперь делать?

Ольгерд, казалось, прочитал его мысли:

– Или же мы сейчас объявим всем, что в результате следственных мероприятий, преступник был обнаружен и убит во время задержания?

– Это поможет? – усмехнулся Мартин. Честно признаться, ему тоже очень хотелось представить дело таким образом, что это именно Арист свихнулся и принялся выпивать из несчастных жертв не только магию, но и жизненные силы. И да, при должном подходе, все вполне могло получиться, и Мартин не сомневался, что и связь преступника с жертвами можно будет установить и даже не слишком притягивать улики за уши.

Вот только…

– Это не он.

– С чего ты взял?

– Потому что знаю, – отрезал Раковец. – Даже если и притянуть все улики, найти или… создать доказательства, покопаться в записях Ариста, найти его дневники или… исследования или что он там стряпал, то все равно… Это не он, Оль. А еще ты прекрасно знаешь, что нам этого сделать не позволят. Я уверен, что в управлении уже хозяйничают люди Чернецкого.

– Он исследователь. Может быть, делал все эти гадости… ну, не знаю, ради науки или, чем там обычно оправдывают себя всякие сумасшедшие? – Ольгерд не сдавался, выдавая версию за версией, и Мартин в чем-то понимал друга и напарника.

Всем было бы легче, если бы все оказалось именно так на самом деле. Один из величайших ученых, менталист, «мозгоправ», исследователь, просто рехнулся и принялся крошить направо и налево всех подряд. Да, это было бы проще. И легче и… вызвало бы куда меньше вопросов. У всех.

Да вот только…

– А куда он девал силу? – Одар не спал. Более того, он определенно не просто притворялся, но еще и подслушивал.

– Да какая разница! – не выдержал Ольгерд. – Куда девал… Куда-нибудь… на исследования свои переводил. Может, хотел создать… не знаю, какой-нибудь эликсир вечной жизни или молодости или…

– Это все уже давно создано, – хмыкнул Одар и потянулся, неловко дернул поврежденной рукой и скривился от боли, – Чернецкий сволочь, – не смог не упомянуть своего извечного врага.

– В смысле? – Ольгер в изумлении перегнулся через спинку сидения. – Эликсир вечной жизни создали? Кто? Когда? Почему я ничего об этом не знаю?

Марк пожал плечами, не прекращая баюкать поврежденную руку.

– Ульгреймы лет этак… триста назад доказали, что вечной жизни не существует. Или… вы думаете, они солгали, чтобы не делиться рецептом? На самом деле, – баюкать руку Одар перестал и устроился на сидении поудобнее, – Ульгреймы те еще… твари. Связываться с ними себе дороже. Не зря в древности, их называли темными магами и обходили десятой дорогой. Жаль, конечно, что никого из них не осталось. Думаю, если покопаться, то в хрониках этого рода можно было найти много чего интересного. Даже очень интересного.

– То есть как, не осталось? – от удивления, Мартин даже остановил машину и, как и Ольгерд, перегнулся через спинку сидения, чтобы посмотреть на Одара. – А Джейн… то есть, Дарья?

– А она дара не унаследовала. Этакое разочарование.

– Чем ты говорил, занимаешься? – словно невзначай произнес Мартин, с легкой полуулыбкой глядя на собеседника.

Марк лишь резко выдохнул.

– Вот как знал, что с вам подобными лучше дела не иметь, – понуро произнес он. – Ладно, так и быть, помните мою доброту. – Он недолго помолчать, но затем все-таки начал рассказывать дальше. – Бержицкие… они королевские палачи. Всегда ими были. Не самое почетное, надо признать, занятие, но… как говорится, дар требовал. Их боялись, ненавидели, но никто не мог отрицать того, что они слишком высоко поднялись. Стояли не то что подле трона – на одном уровне с ним. Вряд ли кто-то подтвердит мои слова, но не могу не обратить ваше внимание, что Бержицких уничтожили полностью во время восстания двадцать лет назад. Только их. Причем, использовали самое смертоносное заклинание, которое только существует. Кстати, это заклинание, кажется, когда-то очень давно создали Ульгреймы. Проклятый род же, говорю. Сколько они всякой мерзости изобрели… Но вот, что интересно, Ульгреймов ведь тоже не осталось. То есть тех, кто мог бы родовым даром распоряжаться. Даша – не в счет. У нее, во-первых, дара нет, во-вторых, она тогда еще ребенком была. Так что, Бержицкого уничтожали конкретно, чтобы он ничего не мог противопоставить. Палач же…

Мартин лишь глухо выругался.

– Стефан Бержицкий воспользовался своей силой и отобрал дар у дочери. Это мы уже и сами поняли.

– А что, – усмехнулся Одар, – в этом что-то есть. И понятно тогда, отчего Маргарита так из кожи вон лезла, чтобы подобрать Дашке «правильного» жениха. Хотела возродить наследие Ульгреймов.

Произнеся последнюю фразу, Марк вдруг осекся. Сел ровнее.

– И? – Мартин четко уловил изменение в настроении Одара. Интуиция подсказывала, что этот невзрачный, неказистый, и в то же время, определенно весьма опасный тип, что-то понял. Что-то такое, что может быть важно. Это же… в ваших кругах, нормально, разве нет?

– Д-да… – как-то неуверенно произнес Марк. – Н-нормально, да, но… Нет… я пока не готов. Надо все проверить.

– Да что проверить-то? – не выдержал Ольгерд.

– Все, – все так же заторможено кивнул Марк. – Все проверить… и подумать, да…

Он должен был все проверить. Догадка, настолько несвоевременная и странная, просто взорвала мозг. Такого не могло быть, но… оно было. И Марк должен был увериться, что это не его фантазии, потому что…

– Едем в управление, – Мартин если и не смирился с тем, что Одар не торопится поделиться своими догадками, то виду не показывал. Наоборот, решил вдруг, что будет неплохо привлечь этого чудика к расшифровке записей дока Ариста. Тот все-таки был менталистом, и Одар вроде как тоже… ну пусть и не традиционным, но все ж таки имел некое понятие о том, как влиять на сознание окружающих.

– Мне бы домой… – попытался было Марк, но…

– Нет, – решительно качнул головой Мартин. – Займешься записками Ариста. Думаю, что ты быстрее во всем разберешься, чем я или Ольгерд. А другого менталиста нам еще долго ждать придется.

– И с чего бы мне соглашаться? – взвился Марк. – Я не имею никакого отношения к вашему управлению и не обязан…

– Чем ты там, говоришь, занимаешься? Незаконная деятельность? Амулеты, влияющие на сознание? Уклонение от налогов? Есть что-то еще, чего я не назвал?

Марку оставалось лишь выругаться. Этот маг определенно брал уроки у Чернецкого. Вот точно, действуют одинаково, даже и сомнений не вызывает, что работают в одной структуре.

***

Исабель он поймал практически на пороге. Бледная, с запавшими глазами, искусанными губами, она собиралась бежать. Не надо было быть следователем, чтобы это понять.

– Ты… – выдохнула девушка и буквально отшатнулась вглубь своей квартиры. – Зачем ты здесь?

Александр вошел внутрь. Осторожно прикрыл за собой дверь. Он пристально рассматривал ту, что еще недавно казалась ему едва ли не самой прекрасной в мире женщиной. Звук ее голоса завораживал, один лишь взгляд на красивое лицо, вызывал буквально эйфорию…

Это было вчера.

А сегодня… Странно, прошло не так много времени, но теперь она не вызывала в нем и сотой части тех чувств. Любви не было, как не было и наваждения. Ничего это не было.

– Что ты сделала? – он много чего хотел спросить, но почему-то спросил именно это.

– Что? – Исабель дернулась, испуганно огляделась по сторонам, а когда поняла, что бежать некуда просто застыла на месте, обхватив себя руками за плечи. – Я… я не понимаю…я…

– Ты все понимаешь, – качнул головой Александр. До этого мгновения, он желал наказать ее, уничтожить, заставить заплатить, но сейчас… почему-то не получалось поверить, что эта испуганная девчонка на самом деле так уж виновата. – И у тебя есть всего один шанс искупить свою вину. Просто ответь. Я не буду мстить. Не стану даже придавать это все огласке. Но я должен знать. Что именно ты сделала со мной и моей женой?

– Я? – Исабель округлила глаза. Страх – вот что было в ее взгляде. Даже не так – это был ужас. – Это не я… не я… Я… ничего не делала. Ничего. Правда, поверь мне. Я никогда. Она… она сказала, что это будет по-настоящему. Что на самом деле, это она во всем виновата. Это твоя жена тебя околдовала и… а на самом деле… Я ничего не делала, не делала… я не делала… – она говорила, как полоумная. Тряслась всем телом, кусала губы до крови. Я просто… просто поверила. Я хотела быть счастливой, хотела, чтобы меня любили и… Почему кому-то все, а я должна была прозябать в нищете? Почему? У моей семьи нет больших денег! Я не унаследовала и крупицы дара, так почему мне не могло повезти…

Она кричала. Плакала… снова начинала что-то говорить. Быстро, захлебываясь словами, глотая окончания… а затем снова выла и плакала… и снова говорила…

– Я не хотела… не хотела, но мама…. И отец… были нужны деньги, а она… она обещала и… я просто… просто… я не виновата. Не виновата!

– Кто она? – пожалуй, сейчас это был самый важный вопрос. И он прозвучал точно гром посреди ясного дня.

Исабель вдруг вздрогнула и буквально рухнула на колени. Она обхватила голову руками и начала раскачиваться в разные стороны.

– Кто она, Исабель? – Александр, пытаясь преодолеть брезгливость, которую вдруг стала вызывать эта девушка, приблизился к ней и присел рядом на корточки. Очень осторожно, боясь напугать еще больше, прикоснулся к плечу. – Кто она?

– Она… она… она… – девушка затрясла головой. – Я не могу… не могу… тогда она найдет меня и… это будет хуже смерти.

– Не бойся, – Чернецкий говорил тихо, тщательно подбирая слова, – я смогу тебя защитить. Но ты должна мне все рассказать, хорошо? Кто она? Кто та женщина? Ну же, Исабель.

Девушка затихла. Она перестала раскачиваться, больше не плакала навзрыд. Теперь, кажется, она прислушивалась к словам Александра. Или же, что больше походило на правду, к тембру его голоса. Она почти успокоилась. Даже смогла поднять голову и посмотреть на Чернецкого.

– Она… – только голос ее звучал тихо. Очень-очень тихо, настолько тихо, что Александру пришлось наклониться почти к самым ее губам. – Она…А…ри… – все тело Исабель вдруг скрутила судорога. Глаза закатились, а из горда хлынула волна темной крови.

– Кто она, Исабель?! – Чернецкий схватил девушку за плечи и встряхнул, пытаясь хоть на мгновение привести ее в чувство. Проклятие сработало – она не выживет, но еще может чем-то помочь. – Кто она?

– Прок… тый род… – Это было последнее, что она смогла сказать. В следующее мгновение, Чернецкий опустил на пол уже мертвое тело той, что еще недавно являлась для него всем миром.

Выругавшись, Александр отряхнул руки, словно бы проклятие могло зацепиться за них, и отошел в сторону. Огляделся.

Исабель мертва. И проклятие все еще делало свое черное дело. Жизнь и энергия уходила из тела Исабель. Еще немного и от некогда привлекательной молодой женщины останется только бесцветная оболочка.

Что ж, жаль. Безмерно жаль, что больше она ничем не сможет помочь.

Равнодушно осмотрев останки Исабель, Чернецкий прошел в комнату. Здесь царил полный хаос. Тесная неуютная квартирка, вызывало некое отторжение. протертый ковер, старая мебель, выцветшие обои – все говорило о том, что хозяйка была не так уж богата, если не сказать – бедна, что церковная мышь.

На мгновение Александр задумался – род Исабель был достаточно древним, некогда влиятельным, но, да, вот уже лет сто-сто пятьдесят, как он медленно, но неотвратимо приходил в упадок. Семейное состояние или то, что от него осталось, должно было перейти младшему брату Исабель. А она сама? Дара у нее не было. Это ли стало причиной того, что она ввязалась в авантюру с приворотным?

Стать женой Александра Чернецкого – это практически тоже самое, что выиграть в лотерею.

Но Дарья… Имела ли Исабель отношение к той аварии?

Около получаса, Александр методично обыскивал тесную квартирку. Перебирал немногочисленные бумаги, не гнушался просматривать письма (в большинстве своем от подруг и очень дальних родственников), сунул нос в ванную комнату, поморщившись от обилия баночек и флакончиков с косметикой. Пересмотрел платья в шкафу и перетряхнул шкатулку с драгоценностями (здесь, что удивительно, единственными украшениями были те, что он сам дарил).

Не густо, надо признать. Совсем не густо. И ни единого намека на то, кто стоял за этой аферой, пожалуй, кроме невзрачного флакончика на туалетном столике.

Запах оказался знакомым, навязчивым, каким-то душным. От него слегка закружилась голова, и стало першить в горле. Опустив флакон в карман, Чернецкий в очередной раз огляделся, раздумывая, не упустил ли он что-то еще? По всему выходило, что нет.

Сама Исабель вряд ли могла провернуть нечто подобное. У нее не хватило бы ни сил, ни знаний, ни, что уж там, наглости. А значит где-то там есть тот, кто и задумал все это. Тот, кто испортил машину Дарьи стремясь избавиться от нее, тот, что помог Исабель приворожить Чернецкого, тот, кто был куда более всех остальных заинтересован во всем этом.

– Проклятый род, – пробормотал Александр, рассматривая лежащую на полу девушку. – Пока на ум приходит только одно имя, но… как же все это…

Покачав головой, он вышел в прихожую и достал телефон.

Несколько коротких гудков и в ответ на приветствие, Чернецкий коротко сообщил:

– Мне нужен Роу, срочно.

– Эм… мы несколько заняты сейчас, проводим обыск в кабинете менталиста и…

– У меня здесь мертвое тело. Проклятие. Какое-то… нехорошее проклятие, я с ходу не могу определить, – не стал слушать возражения собеседника Александр. – Роу вроде как специалист в этой области. И я слышу, что там на заднем плане стенает Одар, его тоже прихватите, пригодится. И еще нужна видящая, может она, что сможет почувствовать.

– Из свободных только Джейн…эмм… Дарья, но…

Чернецкий зло выдохнул. Менее всего он желал, чтобы Даша была впутана во все это, но с другой стороны, она ведь тоже заинтересованная сторона и…

– Ладно, – все же сдался он. – Я позвоню, но заедете за ней сами и… головой отвечаешь. Чтобы ни на минуту из поля зрения не выпускал. Все ясно? Тогда пиши адрес. Я жду здесь.

***

Когда дело касается твоей семьи, многое можно спустить на тормозах. Вовремя посмотреть в другую сторону, «забыть» о чем-то важном, просто не обратить внимания.

Я жила так большую часть своей жизни. Не обращала внимания. Не задумывалась. Не… много было вот этих вот «не», которых я не замечала или не желала замечать.

Но время, когда я могла беспрепятственно прятать голову в песок закончилось. Пришла пора не только «заметить», но и что-то сделать, прекратить все это. У меня больше не осталось права «не замечать», не задумываться, не реагировать.

Но решиться все же было тяжело.

Оставшись одна, я еще какое-то время просто смотрела в окно. Ночь. Пустынная улица. Одинокий фонарь.

Нужно было решать и решаться, но я медлила. Страшно ли мне было? Да.

Обидно? Тоже – да.

И больно, и горько, и…

Хотелось, чтобы вот сейчас что-то произошло, и я поняла, насколько ошиблась. Поняла, что воспоминания, вернувшиеся ко мне, на самом деле просто отголоски плохого сна.

Я не хотела верить, что единственный родной человек пытался меня убить. И не желала знать, что именно этот человек был виновен в страшных преступлениях.

Зачем? Для чего было вытягивать из тех несчастных девушек жизнь, магию? Какой-то ритуал? Проклятие? Вероятнее всего. Все ж таки, Ульгреймы всегда были специалистами в этой области.

Черт, как же все это сложно. И больно. И невыносимо, на самом деле.

Я покрутила в руке телефон. Зажмурилась, сильно-сильно, а когда все же решилась и распахнула глаза, не успела – аппарат ожил.

– Да, Мартин, – ответила я слишком быстро. – Что? Но… Хорошо, конечно, я буду вас ждать.

Сбросила вызов и усмехнулась собственным мыслям. Трудный разговор. Опасное разоблачение снова откладывается. Хорошо это? Кто знает.

***

Дом. Старый. Изрядно потрепанный, что непогодой, что временем. В нем выросло не одно поколение Ульгреймов. И пусть род моей матери никогда не мог похвастаться многочисленностью, все же… Эти стены помнили каждого представителя.

И меня тоже.

И сейчас, я смотрела на увитый плющом особняк, на потрескавшуюся от времени и непогоды штукатурку, полуразрушенные балконы – на них выходить было страшно еще тогда, когда я была ребенком, а теперь так уж точно. На закрытые ставнями окна первого этажа, на темные провалы окон второго…

Я смотрела на дом своих предков и не могла найти в себе сил и решимости сделать следующий шаг.

И нет, самым сложным было вовсе не решиться прийти сюда и встретиться лицом к лицу… Вовсе нет. Самым сложным было уговорить Александра. Он признавал, что со всем этим пора заканчивать, что стоит положить конец, что тайнам прошлого, что смертям, которые прочно вошли в настоящее, но отпускать меня не хотел.

– Я сам пойду туда, – непримиримо сжимал губы мой дракон. – Рисковать тобой я не намерен.

– Это не риск. Для меня. И ты это прекрасно понимаешь, – я повторяла эти слова, наверное, раз сто за последние несколько дней. Да, именно столько времени понадобилось на то, чтобы наконец связать все ниточки воедино.

Мы все поняли. Ну, или, по крайней мере, думали, что разгадали коварный план. Ужасающий план. И да, сомнений больше не оставалось.

Это все должно закончиться. Здесь. Сейчас. И именно я должна положить этому конец.

– Ты не пойдешь! – Александр был непоколебим. Он не желал подвергать меня опасности.

– А кто пойдет? – наверное, единственным, кроме меня, кто мог ему возражать в полной мере, был Марк Одар. Вот кстати, его присутствие меня изрядно удивило, но… что уж, Мартин решил, что наше управление не справится без подобного специалиста и, несмотря на то, что «специалист» сам не желал иметь ничего общего с правоохранительными службами, отвертеться не вышло. Ни у кого.

– Я.

– И чего ты этим добьешься? – фыркнул Одар. – Она столько лет водила всех за нос.

– Никто не пытался связать… – начал было Лекс, но я перебила:

– Зато сейчас мы все связали. И увязали и… улик все равно нет. Нет ни единого повода привлечь ее к ответственности.

– Это не важно…

– Нет, важно. Важно, Лекс. Именно это и важно. Мы можем ее уничтожить, ну или, по крайней мере, попытаться. Можем сравнять с землей дом, но… всегда останутся те, кто все знал. И пусть сейчас, они предпочтут не высовываться, кто из нас может с уверенностью сказать, что в будущем это не будет использовано против нас. Та же Ирэна Ольховицкая ведь все знала! Знала давно, не удивлюсь, если с самого начала. И не сказала ни слова. Ни тогда, ни сейчас.

– Боялась? – Мартин, пожалуй, единственный кто чувствовал себя не в своей тарелке. Он не был аристократом, не имел никакого отношения к древним родам и их тайнам. Да и не хотел иметь, если уж на то пошло. Но он был следователем, представителем закона и, да, мы все прекрасно понимали, что как бы ни повернулась ситуация, именно Мартин пострадает больше всех.

И я не могла так с ним поступить. Не хотела втягивать его в сокрытие преступления. А то, что мы собирались делать, было именно что преступлением.

Улик не было. Доказательств – так же.

Более того, мы сейчас оговаривали детали операции против несуществующего противника. Ибо, ни в одной службе, ни в одном реестре, Маргариты Ульгрейм не присутствовало.

Человека с таким именем не существовало.

И, как это ни странно, первым на этот факт обратил внимание именно Марк. Просто, когда в квартире Исабель был обнаружен блокнот с записями покойной, там несколько раз мелькнуло имя Маргариты. И никто вроде как не придал этому особого значения, кроме Одара.

Именно он, пролистав блокнот, в котором, к слову, было занято всего несколько страниц, удивленно вопросил:

– А откуда она вообще знала ее?

И вот странно, стоило Марку только произнести вслух эти несколько слов, как все тут же озадачились тем же вопросом. Что могло быть общего у Исабель и Маргариты Ульгрейм?

– Они одного круга, – пожал плечами Оль, – вполне возможно, что встречались на каком-нибудь приеме или… не знаю, что там посещают дамы из древних родов?

– Это все понятно, но… Маргарита Ульгрейм? Только меня удивляет это имя?

– Марк говори прямо! – не выдержала я. Эта квартира… она была сложной и странной и эмоции здесь витали все больше негативные. Как видящая, я отчетливо ощущала отчаяние, страх, ненависть, глухое раздражение и снова отчаяние. Последнее было самым ярким отголоском и мне становилось не по себе, слишком уж сильно это отчаяние цеплялось за мою ауру. Становилось жаль несчастную женщину. На самом деле, жаль, а этого допускать было никак нельзя, видящая не имеет права слишком уж близко к себе принимать чужие эмоции, иначе есть риск совершенно раствориться в отголосках чужой жизни. – Нет никакого желания пытаться разгадать твои ребусы.

– Да какие ребусы? – практически взвыл Одар. – Ульгрейм! Эта женщина пользовалась именем древнего рода и никто! Повторяю – никто! Даже не удосужился задуматься о том, по какому праву!

– Маргарита была… – Александр, пожалуй, единственный кто держал собственные эмоции под контролем. Он практически ничего не сказал с тех самых пор, как мы приехали на место преступления, отошел в сторону и просто наблюдал. Молча. Иногда, оборачиваясь, я ловила на себе его пристальный взгляд. Казалось, что я снова нахожусь перед экзаменационной комиссией и от каждого моего движения, от каждого действия, зависит моя дальнейшая судьба, вернее, диплом. Странное такое ощущение, на самом деле.

Да и продолжить свою мысль Александр не смог. Запнулся. Замер, уставившись взглядом куда-то поверх моей головы.

И да, я тоже не смогла… продолжить эту фразу.

Маргариту я всегда воспринимала своей тетей. Вернее, не так. Я знала, что Маргарита моя тетя. И по ее оговоркам, по оброненным фразам, почему-то делала вывод, что она являлась сестрой моей мамы, но…

– Она не может быть сестрой мамы, – прошептала я, все еще не понимая, что именно сейчас сказала.

– Ну наконец-то! – Марк едва не подпрыгнул от возбуждения. – Хоть до кого-то дошло! С чего вы… мы все взяли, что Маргарита Ульгрейм, сестра Хелен Ульгрейм-Бержицкой?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Александр. – Очень хороший. Думаю, это все из того же самого раздела, что и приворотное зелье для меня.

И мы начали искать. Перелопатили базу, архивные материалы… много чего. Три дня только тем и занимались, что пытались найти хоть какое-нибудь упоминание о Маргарите Ульгрейм. Не нашли. Если она когда-либо и существовала, в официальных источниках о ней никакого упоминания не было.

Тогда принялись за неофициальные. Архивы и хроники, до которых удалось дотянуться. Александр пропадал в совете и канцелярии, пытаясь хоть там добиться разрешения на просмотр старинных архивов. Оль отправился на поклон к своему дядьке, который ныне являлся главой рода Роу, и все же сумел выторговать у него допуск к семейных записям. Понятия не имею, что он пообещал за это.

И вот там…

– Маргарита Ульгрейм жила более трехсот лет назад. Старшая дочь, наследница что родового дара, что главенства своего рода. Пропала.

– То есть? – Марк поднял голову от вороха записок. – Как пропала?

Мы втроем сидели в небольшой библиотеке дома Роу в столице. Второй день листали пыльные фолианты и пытались хоть что-нибыдь разобрать в записях, сделанных двести лет назад от руки, пером и чернилами… Последнее было сложно.

– Не знаю, – мотнул головой Оль. – Она… про нее просто перестали упоминать. У них там что-то случилось, мой предок, составлявший эти хроники, точно не знал, что именно там произошло. Мутная история. То ли проклятие, то ли… может, ритуал какой пошел не так, но погибли все. В живых остался лишь старший сын. Он и стал главой рода. Все. Больше ничего ни о какой Маргарите нет.

Следующее заседание «клуба заговорщиков» случилось уже на следующий день, в нашем рабочем кабинете. Мы сидели и вздрагивали от ора капитана, котрый песочил старшего следователя, не гнушаясь делать это в коридоре, на виду и слуху всех… Мерзость.

– Чем вы занимались столько времени?! Чем, я вас спрашиваю. У нас три… нет, уже четыре трупа! Черыте, Раковец! А у вас нет ни подозреваемого, ни даже причина смерти не установлена!!! – капитан орал так, что мы вздрагивали каждый раз. – У вас есть двое… нет, у вас есть сутки, Раковец! И если через сутки, вы не представите мне подозреваемого, желательно с доказательствами его вины, можете искать себе работу! Все, выметайтесь из моего кабинета и работайте!!! – и ведь не возразишь, что данный «воспитательный момент» проходил вовсе не в кабинете высочайшего начальства и по хорошему, это ему, капитану, то есть, следовало бы… «выметаться», но…

Мартин держался стойко и на все наши сочувственные слова и вздохи, лишь отмахивался.

Обыск в квартире Исабель ничего не дал. В кабинете дока Ариста обнаружили его рабочие дневники, записи наблюдений, кучу всего интересного, но… увы, был бы док жив, материала вполне хватило бы на несколько смертных казней, но сейчас, все это было.. все это не особо могло нам помочь. К тому же, Александр ясно дал понять, что рабочие записки уже изъяты его спецами, а то, что досталось нам – это так, личные записи и только и ничего особенного мы там все равно не найдем.

Вот мы и собрались в кабинете. Каждый за своим столом, Одар – на подоконнике, обложившись тетрадями нашего менталиста, Александр присоединился в последний момент.

– Ирэна Ольховицкая отказалась сотрудничать, – сухо произнес Алекс, как только убедился, что никто не подслушивает. – Она определенно что-то знает, но заставить ее говорить без веских оснований у нас все равно не выйдет.

– Думаю, что у Маргариты или кто она там на самом деле, – бросил Ольгерд. – было на нее что-то. И не только на нее. Не удивлюсь, если выясниться, что большая часть представителей древних родов в одной связке.

– Плохо, что вы дали ей понять о подозрениях в адрес этой… Маргариты, – отозвался из своего насеста Марк. Он увлеченно листал записи Ариста, изредка фыркал, хмыкал, что-то записывал в свой блокнот, но по редким репликам можно было делать выводы, что и нас он тоже слушал. Внимательно.

– Ладно, – Мартин устало потер лицо руками. Он тоже не спал всю ночь, помимо наших изысканий, у него была еще и служба, – давайте подытожим, что нам известно.

– Не так уж и много, на самом деле, – Ольгерд все еще злился, а потому никак не мог усидеть на месте. Он то и дело подскакивал, начинал бегать по тесному кабинету, натыкаясь на мебель или кого-то из нас, ругался, возвращался к своему стулу, но вскоре снова подскакивал и все начиналось с самого начала. – Есть некая мадам, называющая себя Маргаритой Ульгрейм. И есть мы, те, кто знает, что она не та за кого себя выдает. Осталось не так и много – узнать, кто она такая. И почему прицепилась к роду Ульгрейм.

И все посмотрели на меня. Вот все. Даже Марк отвлекся от записей и вперил в меня мутноватый взгляд.

– Я не знаю, – призналась честно, – она… она всегда говорила так.. я считала ее сестрой моей мамы, но, сейчас понимаю, что она никогда сама себя так не называла.

– Подожди, – Марк отложил пухлую тетрадку, – то есть, ты несколько лет жила не пойми с кем и даже не заинтересовалась? Не задавала вопросов? Не… как так?

Я невесело усмехнулась. За прошедшие несколько часов, я не один раз пыталась вспомнить и… почти ничего не получалось.

– До недавнего времени, я не помнила ничего из того вечера, – мой голос звучал глухо, но в кабинете повисла тишина. – Вспышки, мамин крик и… потом уже только то, что я с Маргаритой. Она… беспокоилась, потому что я несколько дней не приходила в себя, а потом, когда все-таки очнулась, еще пару месяцев не разговаривала и мало на что реагировала. Помню, часами могла сидеть у окна, смотреть на улицу и плакать. Слезы сами катились из глаз. Мне было пять, я пережила самое большое потрясение в своей жизни. Маргарита пыталась добиться от меня рассказа о том, что произошло, но… я не помнила. Ничего из того, что случилось после смерти мамы. – Я немного помолчала, а затем добавила, – тогда не помнила… но…

– Очередное потрясение вернуло тебе утраченное, – отозвался Марк и все, словно по команде, повернулись к нему. – Что? Этот ваш… менталист, многое тут понаписал. Вот, – Одар спрыгнул с подоконника и уронил передо мной на стол пухлую тетрадь дока Ариста, раскрытую где-то посередине. – Вот, можешь приобщиться, только, не принимай слишком близко к сердцу, он был тем еще…

Марк не договорил и как-то… стушевался, сжался весь и, шоркая подошвами, вернулся к своему подоконнику.

– А эта ваша… нам надо понять, кто она такая и почему прицепилась к Ульгреймам. Нет, с одной стороны, это понятно. Род древний и малочисленный. К тому же, его почти пытались вырезать полностью, а тут незадача – Дашка выжила. Так что да, представиться родственницей, чтобы получить опеку над ребенком… – Марк осекся.

– Как она получила опеку?! – почти одновременно выдохнули Оль с Мартином.

– Она должна была оформить кучу бумаг и…

– Надо дать запрос в архив и… – горя энтузиазмом, Оль подскочил и уже собрался куда-то бежать и что-то делать, но спокойный голос Алекса остановил его:

– Бесполезно. Если она владеет неким даром, позволяющим… пусть это будет отвод глаз, то мы ничего не найдем. К тому же, мы уже выяснили, что она имеет влияние на представителей ведовской аристократии. Даша права, Маргарита никогда сама себя не называла Ульгрейм, но все и, даже я, считали ее представительницей этого рода. И если, в случае с пятилетним ребенком, пережившим шок и потерявшем всю семью, подобное вполне могло сработать, то я… Она ведь не только меня обманула – всех! А значит, эта личность обладает некими знаниями, которые ныне недоступны для других.

Мужчины озадачено притихли, но я уже не слышала, о чем они разговаривали – читала записи дока и… Мне нужно было это прочитать, да, Марк оказался прав, но как же больно. Как невыносимо больно осознавать, что тот, кому доверяла, кого считала не просто другом – чем-то вроде родственной души, на самом деле просто использовал тебя.

Эксперимент.

Я была для Вильяма Ариста просто экспериментом.

И если в самом начале, он писал о том, что согласился «посмотреть» на уникальный случай по просьбе… как же там, а вот:

{«Иногда я ненавижу себя за то, что поддался, что не смог найти иного способа и позволил этой женщине обрести власть над собой. Она… она совершенно безнравственна, антиморальна и…. я не могу подобрать слов, чтобы описать ее в должной мере. Это отвратительно. Жутко. Мерзко. Все то, что она заставляет меня делать – ужасно, но, вместе с тем, я не могу не отметить, что многие из ее задумок поистине гениальны.

В тот раз она позвонила среди ночи. Была зла (а я уже научился распознавать ее настроение по голосу. Когда злится, она говорит слишком вежливо, используя странные речевые конструкции и обороты речи, что были в ходу лет этак сто, а может и больше, назад)}.

Эта фраза заставила мое сердце сжаться от горечи. Маргарита всегда так делала. Она была безупречна. Все время, что я знала ее , она была безупречна, спокойна, выдержана. Ни разу на моей памяти, она не повысила голос, не позволила себе выругаться или выказать собственное недовольство, никак иначе, кроме как словами. Но, если она злилась, то начинала говорить очень странно, употреблять вычурные, не всегда уместные обороты. Вот и Арист это отметил.

{Девица. Пустышка, как и большинство нынешних наследников. Древние рода и их история неукоснительно уходит в прошлое. Среди потомков некогда великих колдунов, сейчас одни идиоты и пустышки. Вот и эта… М. так долго пыталась воскресить в ней наследие. Добиться хоть чего-то, но… ничего не вышло. И теперь она просит меня помочь Чем? Чем я могубыть полезен в данной ситуации. Увы, дар невозможно раскрыть ни под гипнозо, ни под ментальным воздействием. Если его нет – значит, нет, а она не понимает. Впрочем, мне казалось, что в последнее время, она все же успокоилась и перестала пытаться. Даже позволила этой девчонке выйти замуж за Чернецкого. Странный выбор, как по мне. Со стороны Чернецкого, само собой, их род не утратил ни дар, ни знания. И мне до зуда хочется заглянуть в их родовые хроники.

Впрочем, все это мало относится к делу. Мне всего-то и нужно было, что взглянуть на девчонку, которую так долго «опекала» М. и сделать так, чтобы она уже ничего не могла вспомнить.}

Я судорожно перелистывала страницы, пробегая взглядом по ровным, написанным от руки строчкам. Это были не обычные медицинские записи. О, нет, сейчас я читала нечто вроде личного дневника. Его мысли, волнения, его… амбиции и переживания – все было на этих страницах.

{Уникальный случай. Я потрясен. Просто потрясен! Дар. Он был. Он определенно был, но… все же Бержицкие были уникальными мастерами. Жаль, очень жаль, что от них осталась только эта бледная моль, с выжженными каналами. Хотелось бы хоть раз увидеть, как они то делают. Как забирают дар, вытягивают магию по капле или все сразу? Требуется ли при этом вмешательство в ауру? О, Боги! Мне так жаль, что уникальные и, что уж тут, опасные знания, утрачены навсегда.

А эта девка ничего не стоит. Зря М. потратила на нее столько времени. Она пуста. Полностью. И мне совершенно не хочется с ней возиться, но она… она требует сделать все возможное и попытаться. и как я не пытаюсь ее убедить, что это бесполезно, меня просто не слышат. Что ж, придется отдавать долг.}

Дальше было много рассуждений на самые разные темы. Арист описывал все, что делал со мной. Он на самом деле заставил меня забыть. Он! Заставил! Меня! Все! Забыть!

Вот так просто. Всю мою жизнь. Все, что было мне дорого. И все эти годы, когда я думала, что он помогает, что он – на моей стороне, оказывалось, он просто подпитывал заклинания, чтобы я ненароком не вспомнила. Сначала, выполняя требование Маргариты (а кто это еще мог быть, кроме нее), затем – увлекся.

Ему захотелось посмотреть, что будет дальше. Что можно внушить мне, как… повернуть мое сознание.

Несколько страниц были посвящены размышлениям, стоит ли нушать мне любовь к нему самому.

{Это было бы интересным экспериментом. На самом деле. Она сейчас чиста, точно лист бумаги и можно было бы развлечься. М. злится, она все же настаивает на том, чтобы я пробудил кровь, но… честно признаться, пока все, что удалось вытащить из девчонки – это весьма посредственные способности к работе с эмоциональным полем. Пристроил ее в управление, пусть будет при деле, да и на виду заодно. Уж слишком много в последнее время с ней проблем. Еще и эти сны. Я же полностью стер ее память и практически создал новую личность! Как она может видеть эти сны?!!}

И дальше все в таком же духе. Мне было, пожалуй, противно читать все это. Я считала дока другом. Да, было время, когда что-то внутри словно подталкивало к тому, чтобы перевести наши отношения в иное русло. Я… не знаю, просто думала об этом, представляла, как это будет, но… почему-то не решалась. И хорошо, что все же не решилась. Иначе сейчас было бы намного больнее. И противнее.

– Ладно, – я решительно захлопнула дневник Ариста и поднялась со стула. – Хватит рассуждать. Теперь мы точно знаем, что за покушением на меня стоит Маргарита. Мы знаем, что она… не та, за кого себя выдает. Она связана с доком Аристом, – я потрясла дневником, – Также, знаем, что и с Исабель она связана. У нас есть догадки, что девушек убивала тоже Маргарита….

На последней фразе мой голос слегка дрогнул, но, похоже никто не обратил на это внимания. И к лучшему. Ни Мартину, ни Олю не стоит знать всего. Они… не должны быть замешены в том, что я собираюсь сделать.

А я собираюсь.

***

Она изменилась. Что стало тому причиной, понять было не так уж сложно. Последние годы наложили свой отпечаток. И он тоже уже не тот, каким был раньше. И все же…

– Тебе лучше рассказать, что ты задумала, – Чернецкий прошел вслед за женой в ее личную гостиную. Ту самую, которую она с таким энтузиазмом оформляла несколько лет назад. Сама выбирала обои, мебель, долго спорила с дизайнером относительно штор… Он помнил.

Так странно. Сейчас он помнил все, что было в прошлом, но стоило только попытаться воскресить в памяти события двух-трехмесячной давности, как становилось не по себе. Все же, та дрянь, которой его травила Исабель еще долго будет давать о себе знать.

– О чем ты, – Дарья небрежно пожала плечами – жест из прошлого. Неосознанный, она определенно и сама не понимала, как много он говорит тому, кто хорошо ее изучил.

Да. Она изменилась, но все же осталась прежней.

– Ты меня прекрасно поняла, – Чернецкий усмехнулся и уселся в кресло. Это кресло негласно считалось его. Еще тогда, когда они только поженились, и Даша с таким энтузиазмом взялась за оформление собственных покоев, он настоял на том, чтобы оно осталось здесь. Они спорили. Долго, со вкусом. Его молодая жена взахлеб пыталась убедить, что это кресло совершенно не подходит по стилю, и выглядит громоздким, старомодным и вообще… Вот это вот «вообще». Она часто использовало это слово, когда аргументов не хватало, а настоять на своем хотелось.

В тот раз у нее не получилось. Не получится и сейчас. Чернецкий был намерен выяснить все. И он выяснит.

А если она опять будет темнить, то просто запрет в доме и не позволит даже кончика носа высунуть за дверь.

– Я тебя не понимаю, – она опустилась на диван, разгладила складки на брюках…

И этот жест был знаком. До боли. Она всегда так делала, когда волновалась и пыталась скрыть от окружающих свое волнение. Занимала руки чем-либо, складки вот на одежде разглаживала, правда, раньше, в той, иной жизни, Дарья частенько носила платья. Такие… воздушные, легкие, они придавали ей некий флер романтичности, загадочности. А теперь вот брюки, из плотного материала совершенно непонятного цвета. Удобные, этого не отнять, но…

Она тоже изменилась. И пусть жесты, повадки, привычки, остались прежними, она изменилась.

– Давай начистоту, – Чернецкому не хотелось разводить долгие разговоры. На самом деле ему хотелось… Что? Схватить ее, утащить в спальню и заставить выбраться из этой вот скорлупы, которой она обросла за то время, что его не было рядом? – Ты что-то задумала. И если обмануть этих твоих… – он все же сдержался и не высказался вслух. Хотя хотелось. Очень хотелось.

Странно так, раньше он был уверен в себе. В Дарье. Точно знал, что кроме него она ни на кого не смотрит и ни о ком не думает. А теперь? Что это? Ревность?

Или же нечто иное. Эти двое… Раковец и Роу… они были рядом с Дарьей несколько лет. Знали ее. Помогали, защищали. Они были с ней, когда его не было рядом и от того становилось мерзко. Он чувствовал себя предателем.

– Это мое дело, – Даша выпрямилась. И руки на коленях сложила. Подбородок задрала. Серьезная такая. – И я…

– Ты же понимаешь, что я не позволю тебе влезть куда-то в одиночку, – он не спрашивал. Не было смысла. Просто расставлял приоритеты. – И да, мне все же интересно узнать о том, что ты не соизволила нужным рассказать.

– Это не для всеобщего знания. И… парням не стоит знать всего. Это опасно и потом… Мартин, он… представитель закона и случись что, именно он пострадает больше всех. Для меня это неприемлемо.

Эти слова царапнули. Неприятно стало, да. Она заботится о другом мужчине. Думает о нем. Что-то древнее, давно спящее, зашевелилось внутри. И мысли появились странные. Почему-то представилось вдруг, как он руками отрывает голову Раковцу… Мда… та еще картинка, если честно. И если сам Чернецкий лишь плечами передернул, то то самое, древнее и злое, заурчало довольно.

Пришлось справляться. Усилием воли запихивать так не ко времени пробудившееся наследие предков. Чернецких ведь не зря называли драконами. Хотя, если так подумать, какие с них драконы? Второй ипостаси нет. И слава всем богам, на самом деле!

Александр вдруг ярко представил себе, как оборачивается огромной огнедышащей зверюгой, размером с дом или даже больше. Зрелище, надо признать, было бы так себе. Его даже передернуло от перспектив. Нет уж, очень хорошо, что всего вот этого он не может. Да и никто не мог. Ни один из предков не оборачивался. Его отец даже как-то высказал предположение, что драконами их назвали из-за странной особенности в отношении пары. Да, вот это правда. Если Чернецкий встретил свою женщину, он ее уже никогда не отпустит, сделает все, чтобы удержать рядом с собой. И жить без нее он не сможет. Отец вот не смог. И дед тоже. И сам Алекс скорее всего тоже не сможет. По крайней мере, еще недавно он об этом думал, а теперь… оказалось, что все же, есть способы одурманить и его.

И сейчас Александру очень хотелось узнать, как. А главное – уничтожить даже само упоминание о том, что на Чернецких можно влиять.

– Давай сначала, – сдерживаясь и контролируя каждое слово произнес Александр, – я точно знаю, что у тебя есть доказательства причастности твоей тетки…

– Она мне не тетка!

– Это сейчас не так важно…

– Наоборот, – Дарья упрямо поджала губы. Вот тоже, жест, который лично ему был знаком до боли. Она всегда так делала, когда упрямилась. – Это важно! Важно узнать, кто она такая, поскольку те знания, которыми она владеет… Это очень и очень важно! И док… Он ведь как-то сумел подправить мне память, в мозгах копался. И не только в моих!

– С этим можно разобраться… традиционными методами.

– Можно, – Дарья кивнула. – И ты просто так это оставишь? – она едва заметно усмехнулась, даже мысли не допуская о том, что Чернецкий спустит подобное надругательство над самим собой. Да, она тоже его прекрасно изучила и будь сейчас на месте Дарьи другая женщина, он бы взъярился. А так… То самое, что он пытался затолкать поглубже, вдруг довольно мурлыкнуло.

– Да, не оставлю, – вынужден был признать Чернецкий.

– И я не оставлю, – очень тихо произнесла Дарья. – Все, что мы знаем об этой женщине – это то, что она есть. Кто она, откуда, как смогла подчинить себя других… Ведь они же от нее зависят, Лекс! Ольховицкая —точно. А это значит, что у Маргариты возможности практически безграничны. Она попросту прикажет кому-нибудь сделать за нее всю грязную работу и они пойдут делать, потому что… боятся? Или… не знаю, – Даша всплеснула руками. – Она убила маму. Я вспомнила. Еще несколько дней назад, но тогда подумала, что это просто кошмар, что я вижу то, что хочу или же наоборот… Но теперь я уверена, в ту ночь именно Маргарита открыла двери в наш дом для повстанцев. Она их впустила. И она убила маму. И к смерти моего отца она тоже была причастна. И эти несчастные девушки которых она выпила. Ей была нужна их сила. А для чего? Мы не знаем. Что она может сама по себе? Мы не знаем. Что мы вообще о ней знаем? Ни-че-го!

Она произнесла последнее слова по слогам, будто бы так оно имело больше веса.

– В тот день, когда я сорвалась с обрыва… Она мне позвонила. И что-то сказала. Я не могу вспомнить, некоторые моменты все еще в тумане, но я сорвалась с места, хотя не собиралась выезжать в тот день, а когда приехала к ней… Я видела. Видела ее и ту девушку…

Я вспомнила…

{ Было темно. И я медленно шла по коридору. Теперь я точно знала, что это коридор в подвале нашего столичного особняка. Я уже один раз спускалась туда, хотя мне это и запрещалось, но… запретное ведь всегда привлекательно, особенно, если тебе тринадцать и ты практически ничего еще не видела в жизни.

И в тот раз я тоже шла по этому коридору. Маргарита позвонила. Как ни старалась, я так и не смогла воскресить в памяти тот наш разговор. Почему я сорвалась с места, прыгнула в машину и понеслась к ней? Что такого она сказала…

Нет. Не она. Точно.

Воспоминания все еще были расплывчаты и туманны, но кое-что все-таки…

Это я позвонила ей в тот день. Позвонила, с надеждой, что единственная моя родственница и мужчина, что стал смыслом всей моей жизни, найдут общий язык. Я готовила прием. Первый свой прием в роли леди Чернецкой. Хотелось сделать все по высшему разряду, чтобы этот праздник запомнили. И я позвонила Маргарите. Хотела попросить ее о помощи.

Она… она всегда была аристократична, идеальна, именная такая, кокой и должна быть настоящая леди, представительница древнего рода. Я хотела попросить у нее совета, как-то попытаться объяснить, что ее непринятие Алекса болью отзывается в моем сердце.

Она была дорога мне.

Маргарита ответила. И голос ее звучал… странно. Очень странно. Казалось, что она дико устала или заболела. И это было странно, поскольку раньше ничего подобного за ней не наблюдалось.

Я встревожилась, предложила приехать, но она очень резко меня оборвала, а потом… потом…}

– Я услышала крик… – прошептала вслух, – даже не крик, а скорее… стон или… не знаю, какой-то звук… совершенно неуместный. Стала спрашивать у нее, но…

– Она отшутилась, – Алекс стоял рядом, обнимал меня за плечи, поддерживал. Удивительно, прошло три года, я забыла о нем, он… можно сказать, забыл о своих чувствах ко мне, но вот сейчас мы рядом и… как будто ничего не было. Ни этих трех лет, ни его «невесты», ни моей амнезии или как там все это называется…

– Не то чтобы… Я спросила, что это такое, а Маргарита, она… она ответила что-то грубое… знаешь, что-то в духе того, что это не мое дело или как-то так… А потом этот стон повторился и она просто положила трубку, обрывая связь.

Я звонила еще. Набирала и набирала номер, но она больше не отвечала и тогда я просто сорвалась с места. Не знаю, почему не позвонила Алексу, ведь он был в столице или… не знаю, не помню… собственное поведение в тот момент казалось мне разумным – я волновалась за тетю, которая вела себя странно и хотела убедиться, что с ней все в порядке. Но сейчас…

– Мне почему-то кажется, что на меня как-то воздействовали.

– Уверена?

– Нет, конечно, нет. Никого не было рядом и… не знаю, разве что она смогла через телефон… но, это же… Я не знаю, но сейчас у меня появилось такое ощущение, что я не совсем адекватно себя вела. Сорвалась с места, никому ничего не сказала… не знаю, может быть все это на самом деле просто паранойя… после всего, что выяснилось.

Я вздохнула. И буквально рухнула обратно на диван.

– Что было дальше? – Алекс присел рядом, сжал своей ладонью мою ладошку, словно делясь теплом и передавая мне частичку собственной уверенности. Он и раньше всегда так делал, когда хотел поддержать. И этот жест, такой простой по сути своей, но вместе с тем, невероятно важный для меня, заставил сердце сжаться.

– Дальше…

{Я шла. Медленно, осторожно переставляя ноги, стараясь не споткнуться в темноте, ничего не задеть, не уронить. В тишине я слышала собственное дыхание, где-то, на краю слышимости, капала вода, что-то едва различимо гудело.

Я шла, осторожно, выверяя каждый шаг, чтобы не приведи боги, не споткнуться и не растянуться на холодных каменных плитах пола.

Шаг. И еще один. И еще. Пальцы вытянутой руки коснулись шершавой холодной стены. Шаг. И узкий темный коридор свернул вправо. Впереди забрезжил свет. Тусклая полоска света манила к себе.

Еще несколько легких осторожных шагов и вот уже можно рассмотреть дверь. Массивную, даже с виду, тяжелую, оббитую металлическими пластинами, с увесистым навесным замком (кто в здравом уме сейчас таким пользуется?). Дверь была прикрыта не плотно, и в эту щель просачивался тусклый желтый свет.

Я сделала последний шаг и осторожно потянула створку на себя. На удивление, она не скрипнула, подалась плавно. Я шагнула вперед, осторожно заглядывая внутрь помещения…

Ужас… леденящий душу, вымораживающий до костей, лишающий, что воли, что способности двигаться… И крик застревает в горле…

Линии ритуального рисунка горят кровавым огнем. Они покрывают, что пол, что стены, совершенно пустой комнаты… помещения… подвала… да, больше всего это напоминало подвал: серые каменные стены, низкий потолок, который, крест-накрест пересекают потемневшие от времени деревянные балки.

А в центре, там, где переплетение линий настолько густо, что под ними не видно даже серого каменного пола, бьется в последней агонии девушка… Темные волосы разметались по полу, лицо, бледно настолько, что кажется серо-синим, голова откинута назад, а все тело перекручено от спазмов. Она выгибается под немыслимыми углами, рот распахнут в беззвучном крике, окровавленные пальцы царапают каменный пол.

Дыхание перехватывает и только это сдерживает крик боли и отчаяния, который рождается в груди, но застревает в горле, не имея выхода наружу…

Несчастная жертва выгибается дугой, голова ее мотается из стороны в сторону, и как-то так получается, что она застывает на миг лицом в мою сторону.

И теперь уже кричу я.

Почему-то на мгновение, мне показалось, что это я. Я бъюсь в последней агонии, кричу…

И я кричала. Так громко кричала, что сорвала голос.

А потом, обзор заслонила фигура…

Она стояла спиной к единственному источнику света и потому казалось темной, страшной… зловещей настолько, что, кажется, на несколько секунд я отключилась от страха.

В себя меня привела пощечина.

– И что ты здесь забыла? – Маргарита была зла. Зла настолько, что казалось, вся ее фигура транслирует эту злость в окружающее пространство. Хотя, скорее всего это были эманации смерти или отголоски проведенного ею только что ритуала… Не знаю, но тогда она пугала меня.

Я отшатнулась, больно стукнувшись локтем о каменную стену. А она… женщина, которую я привыкла считать своей тетей, лишь усмехнулась. И в этой ее усмешке я увидела свой приговор.

– Что ж, – на удивление сильная рука, больно сжала мое предплечье, – не так я хотела, чтобы это произошло, совсем не так, но… ты сама пришла. И увидела то, что видеть тебе не стоило. А значит…

Она резко дернула меня на себя, я споткнулась и едва не упала. Ноги не слушались, все тело сковал ужас. Мне было так страшно, как не было даже в детстве, в ту ночь, когда повстанцы убивали всю мою семью.

– Ты должна была пробудить дар, – Маргарита говорила, не обращая никакого внимания на мое состояние. – Он нужен мне. Ты себе не представляешь, как мне нужен твой проклятый дар! – последнюю фразу она прокричала мне прямо в лицо.

А я вдруг отметила странное… Она выглядела не так. Как-то иначе, что ли. Словно из-под привычного и знакомого мне до каждой черточки облика просматривал кто-то иной… неприятный, страшный…чужой?}

– Подожди! Другой облик? – Александр прервал мой рассказ.

– Д-да, – удивленно подтвердила его предположение. – как будто бы это все еще она, но… и не она одновременно. Морщины… помню, что у нее были морщины. И пигментные пятна… у Маргариты никогда не было пигментных пятен. Помню как-то я решила позагорать на заднем дворе и меня обсыпало веснушками, ну… не совсем чтобы обсыпало, но они проявились. Такие, знаешь, маленькие пятнышки… смешно… Мне было смешно, а вот ей – нет! Тогда Маргарита заставила меня пройти курс процедур, чтобы от них избавиться. И еще все время ворчала, что я не умею следить за собой и внешности своей не уделяю достаточного внимания. А потом… эти вот ее пигментные пятна. Я еще тогда почему-то подумала, что это на нее совершенно не похоже. Маргарита ни за что не стала бы терпеть изъяны на собственной коже…

– Она… Ты говоришь, что это было вроде как она, но… старше, так?

– Ну да, – я неуверенно кивнула, поскольку про это вот только сейчас вспомнила. Раньше

– Заложенная жертва… – прошептал Алекс, глядя куда-то поверх моего плеча. – Поехали! Надо кое-что проверить. Мы еще не искали в архивах Чернецких. Не уверен, конечно, что найдем там что-либо стоящее, но… мой род тоже древний и записи они вели.

Взвизгнули шины, заревел мотор, автомобиль сорвался с места. На миг мне показалось, что Алекс просто протаранит ворота, но, к счастью, охрана свое дело знала неплохо – куда лучше, чем слуги в доме, и ворота распахнулись перед самым носом.

Я резко выдохнула и все же пристегнулась.

– Ты бы… не так быстро, – все же не удержалась от комментария, поскольку смотреть по сторонам было откровенно страшно. Дома, что высились вдоль дроги, фонари, какие-то витрины – все сливалось в разноцветную ленту. Алекс гнал на пределе.

– А когда-то ты любила быструю езду, – не удержался благоверный от подколки.

– И к чему меня это привело?

Александр ничего не ответил, но скорость немного снизил. Теперь, я, по крайней мере, не рисковала расстаться с содержимым желудка.

– Ты помнишь, как все случилось? Авария…

– Не очень. Все как-то смутно, на самом деле. Я помню, как толкнула Маргариту и выскочила из дома. Села в машину и сорвалась с места. Помню, что когда летела по дороге к замку, от слез практически ничего не видела – словно пелена перед глазами, а потом… Машина вдруг стала тяжелой. На серпантине… я пыталась снизить скорость, но она меня не слушалась и не поворачивалась. Не знаю, когда и как Маргарите удалось испортить ее, но…

– Прости.

Так просто и в то же время, в этом коротком слове слышалась вся его боль. И моя тоже.

– Я должен был… не знаю, искать лучше или… Но все стало как-то… Не могу даже слов подобрать. Я практически ничего не помню из событий тех дней. Не помню, когда и как в замке появилась Маргарита. А потом… Исабель… Хоть убей, не могу вспомнить, когда увидел ее в первый раз. И поему вдруг решил, что без нее не смогу больше жить. Потом… это Маргарита внушила мне, что ты воспользовалась знаниями своего рода и на самом деле… Мне жаль, мне так жаль, что был идиотом.

– Не стоит, – что еще я могла сказать? Что мне тоже жаль? Жаль нашей неслучившейся жизни? Жаль, что годы, когда мы могли быть счастливы вместе, провели порознь?

Да, мне тоже жаль, но вместе с тем, почему-то сейчас я не хотела бы отказаться от последних трех лет моей жизни. Было сложно. И страшно. Одиноко, но… глупо не признаться, но за эти три года, что я была не собой, а Джейн, мне удалось достичь куда большего. Я овладела даром, о котором раньше даже не подозревала. Я получила профессию, которая на самом деле позволяла мне чувствовать себя важной и нужной. Я… нашла друзей. Настоящих друзей, за которых, между прочим, конкретно вот сейчас переживаю очень.

Оль слишком порывист и неспособен трезво оценивать риски. К тому же он аристократ и привык, что у него есть определенные преимущества. И как бы он в этой своей порывистости не вовлек Мартина в неприятности.

Увы, Раковец, единственный из нас, кто может серьезно пострадать в случае неудачной операции.

– Не переживай, – усмехнулся вдруг Лекс. – Если что-нибудь случится, то без работы он не останется. Мне нужны толковые люди, а этот ваш Раковец куда как толковее, чем половина моих сотрудников. Хотя… я переманю его к себе в любом случае. И Одара тоже. Такой талант нельзя упускать.

– Как ты… – хотела было спросить, как он понял, что я переживаю за Мартина, как взгляд упал на зажатый в руке телефон. Думая о том, что Оль может втравить Раковца в неприятности, я неосознанно искала имя последнего в списке.

– Марк очень… изменился за то время, что мы с ним не виделись.

– Он уникален, по сути своей. Не имея силы и не получив дара, сумел развить интуицию и… что греха таить, он действительно хороший практик. Уникальный, пожалуй, поскольку те ритуалы, которые он практикует на самом деле даже не то чтобы запретны… Считается, что они невозможны. Считалось. Раньше. Пока я не увидел, что на самом деле может Одар. Нет, определенно, в свободное плавание я его больше не отпущу.

– Мартин успел уже его завербовать, – несмело возразила я, поскольку точно не была уверена, на каких именно условиях произошла «вербовка», на что получила только самоуверенных хмык.

В этом весь Александр Чернецкий. Для него не существует преград и непреодолимых препятствий. Даже недавнее покушение на «разум и чувства» лишь заставили его слегка растеряться. Но вот, прошло всего несколько дней и он снова самоуверенный и твердолобый.

Мда… Вряд ли его можно исправить…

Последняя мысль заставила меня задуматься над тем, чего вообще хочу я. Для себя.

Хочу остаться в управлении. Попытаться развить свой дар видящей еще немного, раз уж это единственные мои способности. Хочу… приносить пользу людям. Хочу… быть женой Александра Чернецкого?

Покосилась на того, который вроде как все еще муж и ответила сама себе.

Да! Хочу. Несмотря на последние годы и все испытания, Алекс… много для меня значит. То, что я чувствую к нему сейчас, это уже не так юношеская влюбленность и не помутнение и… Это чувства, которые уже родились, но пока еще не успели укорениться. Мне будет тяжело от них избавиться, выкорчевать из сердца. Да и вряд ли я смогу это сделать.

Впрочем, сейчас было не совсем тот момент, когда стоило задумываться о будущем и вообще, о чувствах. Нужно было разобраться с насущными проблемами. Вернее, с Маргаритой и ее ролью в моей жизни.

Родовое гнездо Чернецких встретило нас тишиной, но не темнотой. Службы охраны вовремя засекла на подступах к замку машину хозяина и просигналила слугам.

Нас встречали.

На меня… смотрели. Удивленно, настороженно, кто-то с опаской, но большинство было тех, кто искренне радовался моему возвращению из мертвых. И это подкупало. Как-то так сложилось, что после свадьбы, мы с Алексом чаще жили именно здесь, в столичном особняке в основном останавливался сам Александр, когда служба заставляла его ночевать в городе. Я же там была гостьей, а здесь… здесь был мой дом!

– Идем, – Чернецкий не дал мне возможности, как следует поздороваться с обитателями замка. – Та книга в библиотеке. Наверное, теперь я понимаю, почему и Маргарита и Исабель так рвались в замок – хотели добраться до старых хроник. И хорошо, что ни одна из них так сюда и не попала.

Библиотека родового гнезда Чернецких поражала. Это было огромное помещение, занимавшее всю северную башню. Несколько уровней, шкафы, что тянулись вдоль стен, уставлены книгами. Если мне не изменяет память, для того, чтобы поддерживать здесь порядок, трудилось аж пять библиотекарей, не считая младших служителей.

В общем, место это было огромное, величественное и… пугающее. Мне, по крайней мере, всегда здесь становилось как-то не по себе. Глядя на это вот собрание вековой мудрости и знаний, начинала чувствовать себя ничтожной букашкой.

Александру, впрочем, это чувство было совершенно не известно. Отмахнувшись от библиотекаря, который поспешил нам навстречу.

– Не мешать. И никого не пускать, – бросил он на ходу и, не обращая внимания на ошарашенный вид немолодого уже человека, потащил меня куда-то вверх по винтовой лестнице.

Я молча повиновалась.

Наконец, мы оказались на самом верхнем уровне. Признаться, подъем дался мне достаточно тяжело, а ведь последние годы я даже немного тренировалась. По крайней мере, необходимы нормативы сдавала всегда регулярно и с первого раза.

А тут на тебе – запыхалась, да и в боку как-то подозрительно закололо. Александр остановился на небольшой площадке вверху лестницы перед… самым странным, что мне доводилось видеть. Массивная металлическая дверь, скорее всего бронированная, со встроенным кодовым замком, вверху которого слабо мерцала красная лампочка.

– Ох… – дыхание сбивалось, и потому выразить в полной мере все мое изумление не получилось.

– Ага! – довольно кивнул Алекс. – Сенсор настроен на мои отпечатки и сетчатку радужки. Ни одним заклинанием его не открыть.

– Меньше всего ожидала увидеть в твоем доме нечто подобное, – честно призналась я.

– Ты здесь раньше не была? – благоверный обернулся, взглянув на меня с удивлением.

– Неа… как-то… лестница смущала, – я покосилась за спину на ступеньки, что убегали куда-то вниз. Подумала о том, как какую высоту пришлось забраться, и поежилась от неприятного ощущения.

– Зато никто, кроме меня не сможет проникнуть в хранилище. Потом, настрою замок и на твои параметры, – Александр вернулся к двери. Что-то там нажал, прошел сканирование и… тяжелая бронированная дверь медленно отъехала в сторону.

Я вздохнула. Признаться, окажись здесь что-нибудь магическое. Облепленное печатями, настроенными на родовой дар или кровь представителя рода, я удивилась бы куда меньше. Все же, Чернецкие – древний магический род. Очень древний. И очень магический.

Однако, в последнее время, все реже и реже можно было встретить что-то подобное. Магия медленно уходила из нашего мира. В каждом поколении маги рождались все слабее, да и большинство знаний оказалось утеряно. И сейчас, мало было тех, кто был способен наложить запирающие печати. А уж тех, кто смог бы снять древние печати – так и подавно было не отыскать.

Так что да, электроника – наше все. Но… Но я все же не ожидала увидеть в замке Чернецкого вот такое вот… достижение современных охранных технологий.

Книг здесь было… много. Целое собрание древних книг. Огромные, они были почти в половину моего роста, тяжелые, в потертых кожаных переплетах (я могла бы поспорить, что кожа на эти переплеты в свое время срезалась со спин врагов).

И нам с Чернецким пришлось разгребать все это вручную. Архивариусов он не позвал.

– Где-то здесь, – Алекс аккуратно переворачивал страницы, пытаясь отыскать то, что натолкнуло его на определенную мысль. – Записи тех времен должны быть в этих… – он кивнул в сторону стопки старых книг.

Отыскалось нужное в третьем по счету устрашающем фолианте.

– Вот оно! – воскликнул последний представитель славного драконьего рода, который сейчас больше напоминал мальчишку-студента.

Александр установил фолиант на специальной подставке и подвинулся, давая возможность и мне тоже увидеть то, что там такое было написано.

Ну… разве что увидеть. Писалась эта книга от руки. Почерк был…. Ужасным, отвратительным, нечитаемым. Мелкие буковки плотно сцеплялись друг с другом в обрамлении «изящных» завитушек или как там называется вот такое вот извращение.

Мне хватило нескольких минут, чтобы понять, что я вряд ли смогу прочитать хоть пару фраз.

– И ты реально понимаешь, что тут написано? – спросила у Александра.

– Ну… по большей части. Все ж так эти хроники писались лет двести назад, некоторые слова не поддаются расшифровке, но в целом…

– Тогда рассказывай, что там.

Я присела на неудобное кресло, приготовившись слушать. Подобные истории я всегда любила. И в детстве, вместо того, чтобы слушать, о чем вещает Маргарита, предпочитала листать старые хроники, выискивая в них упоминания о легендах. Сказки вот еще тоже любила. Очень. Представляла себе разное… это словно смотришь фильм, только сюжет разворачивается не на экране, а в голове. Наверное, именно из-за этой вот любви, я и выбрала свою специальность. Ту, первую. История магии. Мне нравилось.

Впрочем, быть видящей мне нравилось не меньше. Да и пользы от этого было куда больше.

– Знаешь, в юности, я восхищался магами древности. Мне казалось, что нет ничего увлекательнее, чем владеть своей силой в полной мере. Все эти ритуалы, заклинания, магические искусства, которые уже давно стали лишь историей – все это меня увлекало до неимоверности. Я представлял себе, как смогу развить свой дар до неимоверных высот. Что лишь собственным желанием смогу изменять мир, творить настоящее волшебство, что…

Я молчала. Когда-то… в детстве, я тоже мечтала. Мечтала о том, что дар, о котором так грезила Маргарита, все-таки проснется, и я стану величайшей колдуньей. Что смогу… много чего смогу. Проклятия вот… Ульгеймы славились своими умениями накладывать проклятия, порою неснимаемые. Из-за этого нас и не любили, боялись. И мне было немного… не по себе, если приходилось изучать вот что-то… такое, особенное, исконно родовое.

Сейчас же ощущаю лишь радость от того, что все этого не случилось. Большая сила – большая ответственность. Кто знает, кем бы я была и где бы я была, пробудись во мне родовой дар Ульгреймов. Проклятая сила. Проклятый род. Так все называли нас.

Алекс же дочитал страницу до конца и развернулся спиной к фолианту.

– Это очень древний ритуал, – он не смотрел на меня, его взгляд застыл, а выражение на лице было нечитаемым. – Мой предок, тот, что писал все это, и сам никогда не сталкивался с этим, лишь читал, что-то слышал… Ульгреймов не просто так называли проклятыми. Сила далась вам не просто. Но эта сила была… огромной, на самом деле огромной, однако, за все приходится платить. Впрочем, могу сказать лишь то, что ни один из древних родов не получил свое родовое наследие просто так. За каждым из нас стоит… кровь, боль… иной раз вещи настолько ужасные, что и думать об этом не хочется, кажется, будто мараешься в грязи по самые уши.

Я знала. Все это я уже знала. Знала, что иной раз родам приходилось творить такое, о чем даже думать не стоит. Что сила – это то, за что платили не только кровью и жизнью – душой и посмертием. И грязь, мерзость порой такая, что… Алекс прав, даже мысли об этом всем заставляли думать, что окунаешься в помои.

Возможно, это была лишь легенда, возможно, нет. Но лет триста назад, первый из тех, в ком текла кровь Ульгреймов, захотел возвыситься над остальными. Он был силен. Очень силен и дар его тоже сверкал ярко, но… хотелось большего. Очень хотелось быть не просто сильным, но уникальным. Он заключил сделку. С кем? О том история умалчивает, но предположить… Впрочем, предположения – это не то, на чем стоит основывать какие-либо выводы.

И предполагать я тоже не буду.

Но сила, любая сила, особенно, если возникла она не естественным путем, требует платы. И мой предок расплатился.

Аристон Ульгрейм, первый в истории славного и древнего рода, положил на алтарь старшего из двоих своих сыновей. И получил дар, равного которому не знала история. Одно лишь его слово могло уничтожить врага, выкосить род до основания. И он возвысился. Аристон Ульгрейм стал магом сильнейшим в истории того времени. Да и последующих времен тоже, пожалуй. Он был богат, влиятелен, силен настолько, что даже иные владетели не желали связываться с ним.

– И знаешь что? – спросил вдруг Алекс, оторвавшись от чтения.

– Нет, – я покачала в ответ головой.

– Он прожил почти двести лет.

– Однако, – я скептически хмыкнула. – Ничего себе, дедуля. Он ходить-то вообще мог или…

– Нет, – Алекс посмотрел на меня странно как-то. – Он не просто ходить, он был полон сил и… «хорошо выглядел». Мой предок, который писал эти строки, удивлялся тому, что в его возрасте, Аристону были… как тут, а вот «не чужды плотские наслаждения»!

Я молча переваривало услышанное. Странно. Про таких долгожителей я вообще не слышала. Да, магия – это конечно хорошо, но… жить сто – двести лет? Такого не бывает.

– И еще кое-что, – продолжил Алекс. – За это время сменилось несколько поколений. Давай-ка посмотрим, не терялся ли кто из Ульгреймов?

И мы снова полезли с тарые и пыльные фолианты. Искали, искали и нашли…

– Вот! Смотри! Здесь пишется, что внук того самого Аристона пропал без вести когда ему было шестнадцать. Он просто исчез и… его не искали, наверное. Или же, просто не сделали об этом запись. Хотя, парнишка был очень силен.

– И у меня, – протянул Лекс, – есть такой. Старший сын внука Аристона. Тоже унаследовавший родовой дар. Его прочили на мечто главы рода, после смерти отца. Упал в пропасть. Вытаскивать не стали.

– То есть, этот Аристон… он…

– Выпивал своих потомков, – Алекс перевернул несколько страниц, бегло проглядывая текст, – тут ничего такого не написано, но, скорее всего, Ульгреймы научились продлевать… жизнь?

– Мерзко как. Это же… фу! – меня передернуло.

– И тем не менее, когда умер сам Аристон тут не написано. Может, где-нибудь в других источниках.

– Или молодость, – задумчиво произнесла я. – Знаешь, не могу сказать точно, но… раньше я как-то не задумывалась над этим, а вот сейчас. Это лишь догадка, но… Маргарита, если она правда Ульгрейм, то она не старела. Совсем. Я помню ее пятнадцать лет, а она все такая же, словно бы время над нею не властно совершенно. Раньше я не задумывалась, а теперь вот… И те девушки, которых мы обнаружили. Она выпивала не только их магию, но и жизнь. И для чего? Маг не может использовать жизненную энергию другого мага. Она просто рассеивается, оставляет, конечно, некоторые эманации, но по большей части, совершенно незначительные. Отголоски, которые и могут уловить видящие. А у тех девушек… она выпивала их жизнь. И что если…

– Ульгреймы нашли способ продлевать жизнь? – Алекс понял меня без слов. – А знаешь… если предположить… на самом деле, я только и могу, что предполагать, потому что точно не знает никто. Но если вот, в качестве предположения, Ульгреймы знали какой-то ритуал, способный передать от одного мага к другому не только силу, но и…

– Продлить таким образом отпущенный срок. Ты говорил, что тот мой предок, Аристон, что он положил на алтарь своего старшего сына и получил силу, равную которой не было ни у кого. Затем тоже провернул с внуком и.. правнуком, так? А что мы знаем по теории наследования? Сила передается по крови. От отца – к сыну. Иной раз усиливается из-за влияния крови матери. И если предположить, что…

– Что старший сын был куда сильнее своего отца, то…

– Аристон получил не только его дар, усилив тем самым свой, но и продлил срок собственной жизни.

– Но он все равно умер, – Алекс покачал головой и указал на книгу, – здесь сказано, что уже праправнук положил на алтарь свою дочь…

– И, если мне не изменяет память, дочку эту звали Маргарита, – протянула я.

– И это значит, – Чернецкий скрестил руки на груди и вперил взгляд во что-то, спрятанное за моей спиной, – что наша Маргарита вполне даже Ульгрейм.

– Она продлевала свой срок. И молодость тоже.

– А поскольку Ульгреймов становилось все меньше и меньше и дар вырождался…

– Они питалась другими. То есть, проводила ритуал над представителями других древних родов.

– Но сила тогда ее не увеличивалась! – выкрикнула я, подскочив на месте. – Вот почему ей так нужен был дар именно Ульгреймов! Она могла продлить свой срок. Омолодиться, но силы не получала. Она – пустышка и отчаянно хотела вернуть собственный дар!

Мы помолчали какое-то время, обдумывая догадки, а затем, что удивительно, синхронно кивнули.

Да. Все очень даже может быть именно так.

Я обхватила себя руками за плечи, поежилась. Стало вдруг как-то зябко и… страшно, да. Мне было страшно от мыслей, что не давали покоя.

Проклятие. Проклятия. Ульгреймы – мастера проклятий. И ведь правда. Наш род словно проклятый. От некогда великого и могучего рода осталась лишь я. Ну и Маргарита еще, хотя с ней все совсем не просто.

И может ли быть так, что кто-то из тех, кого убивали на алтаре ради силы и молодости, проклял не только своих палачей, но и всех, в ком течет эта вот самая кровь?

И сама себе ответила. Может. И скорее всего именно так и есть.

Мы прокляты. А это значит, что и я, и… мои дети. И это проклятие надо снять. Я должна его снять.

Решение. И решимость.

И понимание того, что Чернецкий меня не отпустит. Просто запрет. Да хоть бы и вот в этом хранилище знаний и сам полезет разбираться, что с Маргаритой, кем бы она ни была, что с проклятием, что со всеми тайнами моего кругом проклятого рода.

А это…

Нет. Этого вот я как раз и допустить не могла. Нужно было принимать решение. И я его приняла.

– Дар исчез, – тихо произнес Чернецкий. – Почти полностью. Это может быть…

– Проклятие, – выдохнула я. – Она поколение за поколением убивала на алтаре сильнейших. И где гарантия, что кто-то из них… а предсмертное проклятие мастера проклятий… – я не договорила, да это было и не нужно.

Мы и так все понимали.

– Только я могу положить этому всему конец. Маргарита не сможет никак на меня повлиять.

– Ты тоже не сможешь ничего с ней сделать.

– А вот здесь ты ошибаешься, – я старалась говорить твердо и уверенно, хотя на самом деле и не чувствовала ничего подобного. Было страшно. – Она не может получить от меня того, что ей нужно. И причинить вред мне тоже не может. Маргарите нужен дар Ульгреймов. Не знаю для чего, но он ей нужен. И нам нужно узнать, зачем. И снять проклятие.

– Ты не пойдешь, – все было, как я и думала. – Лучше я соберу людей, и мы разнесем дом по кирпичику, но…

– И ничего не добьетесь.

– Тогда стоит привлечь совет родов и…

– И что? Вынести сор из избы? Позволить полоскать имя Ульгреймов? Нас и так-то не сказать, чтобы любят, а после того, как все вот это вот, – я обвела рукой разложенные вокруг древние фолианты, – выйдет на всеобщее обозрение. Нет, я не могу этого позволить. Я последняя из рода и обязана заботиться о нем.

Мы снова замолчали. Не знаю, о чем думал Алекс, а я вспоминала детство. И Маргариту. Ее требовательность, жесткость. То, с каким упорством она заставляла меня тренироваться. Раз за разом. И полнейшее отсутствие с ее стороны какого-либо участия. Она всегда была мной недовольна. Я недостаточно старалась, недостаточно много занималась… я была недостаточно хороша. Не удивительно теперь, почему. По сравнению с… сколько ей может быть, пятьсот лет, тысяча, никто не может быть достаточно умел.

– Она не может влиять на меня! – выдохнула я вслух, озаренная внезапной догадкой. – И причинить мне вред – тоже не может!

– Что ты хочешь этим сказать?

– То и хочу! – я принялась прохаживаться по помещению, потирая ладони. Почему-то в последние годы, это стало привычкой. Не знаю, в чем проблема, но у меня часто мерзли руки, пальцы так и вовсе были холодными почти всегда. А ведь раньше подобного я не замечала. В чем дело? Не знаю, но… я отвлеклась. – Она могла бы меня убить… давно уже могла, но…

– Ей нужен был дар.

– Да, но у меня его не было. У мам вот был, но очень слабый. Но…

Я замолчала, ошарашенная очередной догадкой. Развернулась к Алексу.

– Маму она убила не так.

– То есть?

– То есть… это был не ритуал. Она просто ее убила. Чтобы меня получить, понимаешь? Ей нужна была я. Но у меня оже дар не проснулся и тогда…

– Ей был нужен твой ребенок.

– «Правильный» ребенок. Ребенок, у которого бы проснулось наследие Ульгреймов!

– Да! – выдохнула я.

Он тоже все понял, но, как это всегда было свойственно Александру Чернецкому, уже прикинул варианты и способы и… как удержать меня подальше от Маргариты.

– Она не причинит мне вреда. Очевидного вреда. А я могу узнать у нее обо всем. И о проклятии тоже. Если оно есть.

– Я не собираюсь это проверять, – качнул головой Алекс. – Не собираюсь – и точка!

Он уже все решил. Я это понимала. Как понимала и то, что мне нужно пойти к Маргарите. Встретиться с ней лицом к лицу. Задать вопросы… Мне это было нужно!

– Уведомим совет родов. И пусть решают. Я поставлю в известность его величество и…

– И они знают, – я резко развернулась и теперь смотрела прямо на мужа. – Она управляет ими всеми. Ну или половиной… не важно Они знают и боятся. Или не боятся, но рассчитывают, что Маргарита поможет им тоже. Вечная жизнь! Алекс, да за эти знания многие готовы будут уничтожить полмира! Если уж мой предок родного сына не пожалел!

– И все равно, для тебя это опасно и…

– И должна идти я. Потому что больше никто не справится.

Наш спор продолжался долго.

Он не хотел меня отпускать. Придумывал все новые и новые варианты, но… увы, Александр так же как и я понимал, что иного выбора нет. Амулеты, артефакты, какие-то заклинания… Да, я все это принимала, внимательно выслушивала, какая из штучек на что способна. Даже позволила Марку провести какой-то странный ритуал… Ну вот честно, это даже ритуалом было назвать сложно, но и Марк и Алекс были серьезны, и я тоже сделала вид, что понимаю всю важность творимого безобразия.

– Я войду следом, – а вот отговорить благоверного от глупостей, мне не удалось. Александр твердо вознамерился страховать меня все время. И да, ему было совершенно наплевать на мое мнение по этому поводу.

– Или мы пойдем вместе, – решительно произнес он, – или не пойдет никто. Я вызываю группу и начинаю операцию по уничтожения опасного мага.

Пришлось согласиться. Только особой группы нам тут и не хватало. Если Маргарита живет так долго, как мы предполагаем, то что для нее десяток-два пусть сильных, но обычных магов. Возможно, полный круг Совета родов и мог бы что-то сделать, все ж таки, там совершенно иные способности и знания, но увы… ни один из ныне живущих глав не поддержал наши стремления. Как я и говорила, они все предпочли не вмешиваться.

И да, я их прекрасно понимала. И в какой-то степени была даже рада тому, что никого из этих напыщенных индюков не будет.

Да, я не любила всех этих представителей древних родов. Вот не любила и все. Наверное, единственным исключением был Ольгерд, но и он тоже не сказать, чтобы являлся типичным представителем своего мира.

Вот так и получилось, что я стояла на тротуаре, рядом с домом своих предков и рассматривала, что потрескавшуюся от времени штукатурку, что заколоченные на первом этаже окна…

Дом. Старый. Изрядно потрепанный, что непогодой, что временем. В нем выросло не одно поколение Ульгреймов. Эти стены помнили каждого представителя.

И меня тоже. Они помнили и меня. Несмотря ни на что. Я – часть этого рода. Последний его представитель. И я должна положить всему этому конец.

Я не говорила этого вслух. Старалась даже намека избегать, но я думала и Александр, я уверена, тоже думал об этом.

Проклятие. Я проклята. И мои дети – тоже. Они еще не родились, но уже обречены.

А я этого не хочу. Не желаю, чтобы злость и ненависть тех, кто уже давно в могиле, касалась моих потомков. И лишь Маргарита, кем бы она ни была может знать… Она должна знать.

И я собираюсь заставить ее все мне рассказать. Как? Понятия не имею. Но я это сделаю.

Несмотря на осознании правильности своих действий, я все еще стояла на тротуаре перед крыльцом и медлила.

Смотрела на дом, в котором прошла большая часть моей жизни. Была ли я счастлива? Да. Да, я была здесь счастлива несмотря ни на что.

И этот дом. Он… был частью меня. А я – частью его. Это чувство не давало мне покоя. Маргарита слишком хорошо подошла к вопросу моего воспитания и обучения. И пусть, родовой дар у меня так и не проснулся, я не владела проклятиями и не могла насылать их по одному лишь своему желанию, знания у меня были. И я знала, что родовые особняки, вроде бы, на первый взгляд, лишь стены и крыша, живут своей жизнью.

Магия рода. Сила рода.

Это не просто слова.

В этом доме рождались и умирали поколения моих предков. Они любили, страдали, были счастливы и ненавидели – внутри этих стен. Я видящая. Слабый, вроде бы бесполезный и ни разу не привлекательный дар, который проснулся во мне, когда я забыла о своем наследии, но именно эта сила сейчас говорила мне о том, что этот дом – мой дом! – жив. И он является частью моего рода. А мне вдруг вспомнилось… Маргарита ведь меня учила. И хорошо учила, пыталась ведь это. И не ее вина, что мне вся эта наука была не слишком интересна. Я вот больше сказки любила. И старинные легенды и… хроники читала, да. Тайком от Маргариты, все, что могла отыскать. И начиталась там…

Раньше. Давно. Дома строили на совесть, то есть, это считалось так. Только вот древние рода, те, которые и силу имели и дары, дома свои защищали всеми возможными способами. И магией, тогда-то она была. Ну и дары тоже ведь не просто так, а кое-что значили. Так вот, дома они защищали. Только если я что из всех этих записок и поняла, так то, что единственное, что нельзя переступить, это кровь. А потому предки наши и дома свои на крови строили. И защиту возводили… тоже на крови.

Мерзко? Да. Но действенно.

Обычно брали родственника, обязательно чтобы кровного, чаще всего, на это дело шли бастарды признанные или не признанные. Читала даже, что какой-то из тех, древних и могучих, специально девицу какую-то в соседних с господскими покоях поселил, а когда она от бремени разрешилась, то ребеночка, еще даже не обмытого, в стену строящегося замка и замуровал. Сам. Своей рукой. И волей своей привязал его к камням. Не уверена, конечно, что сейчас кто-то может это повторить, но… надеюсь, что все же не осталось подобных умельцев, потому что… да мерзко все это.

Но сейчас не о том. Если вдруг случалось роду… переехать. Или вот еще один дом построить. А было время, когда модно стало не только родовые гнезда иметь, но и особняки по всему королевству. Они брали кусочек от того, первого дома, с хранителем. И он и становился краеугольным.

И вот этот дом…

А что если и он тоже. Все же, он единственный, что осталось от имущества Ульгреймов и логично было бы предположить, что в нем тоже есть кусочек души кого-то из моих предков. А значит…

Я улыбнулась, окинув особняк совершенно иным взглядом. И уверена, он тоже смотрел на меня. Глазами сотен предков. И что дальше? Поверит ли он мне? Встанет ли на мою сторону? Или же он, так как и прочие, давно уже перешел на сторону той, что должна была умереть? Как понять? Как услышать тот немой посыл? Как? Как? Как?

Дверь распахнулась внезапно.

Маргарита. Высокая. Стройная. Невероятно красивая, в идеальном светло-бежевом брючном костюме, с полным макияжем, от которого лицо ее казалось идеальным, с длинными, блестящими темными локонами… Она распахнула дверь и тоже замерла на пороге, рассматривая меня.

Ни единой эмоции.

– Ну, входи, раз уж пришла, – и голос… совершенно такой, каким я его запомнила.

Она шире распахнула дверь, а затем отступила, давая мне возможность пройти внутрь.

И шаг был сделан. Я знала, что за моей спиной Алекс. Он где-то совсем близко, поскольку до последнего не желал отпускать меня. Знала я и о том, что он не один. Его люди (а у советника по безопасности, пусть и недавно назначенного, широкие полномочия), среди которых есть специалисты самого разного профиля. Знала я и о том, что где-то там, за моей спиной Оль, он, как специалист по проклятиям тоже не остался в стороне. И Марк Одар тоже там. Точно знаю, что Алекс заставил его почти сутки проводить какие-то ритуалы… Уникальный специалист. Второго такого нет и никогда не будет, поскольку Марк сделал себя сам.

Только Мартина не привлекли к этой операции. Его даже в известность не поставили. Он – самый уязвимый из всех нас. С Чернецким ничего не сделают, если наша операция провалится. Оль… он наследник древней династии магов, даже если ему запретят служить в управлении и лишат звания – для него это не будет катастрофой. Марк… этому вообще терять нечего кроме жизни, а до этого, я уверена, не дойдет. Марк Одар не герой, на передовую, если все пойдет плохо, он точно не полезет и сможет о себе позаботиться. В самом худшем случае, просто заляжет на дно, переедет в другой город и начнет все с самого начала. С его талантами – устроится везде.

А вот Мартин… не аристократ. Не имеет за спиной ни знатных родственников, ни родословной, ни даже дара, который мог бы иметь ценность. Если все пойдет плохо, то Мартин рискует потерять не только должность, но и голову. А у него семья. И я не могу позволить его дочкам остаться без отца. Нет. Это было мое требование – не ставить Раковца в известность и все меня поддержали. И пусть еще один сильным маг в нашей команде мог бы пригодиться, я не могла себе позволить поступить так подло с тем, кто на протяжении нескольких лет заботился обо мне, кто не позволил мне скатиться в отчаяние, кто… был рядом и всегда помогал.

Я сделала глубокий вдох, на миг лишь прикрыла глаза, решаясь и… вошла в дом.

Он не изменился. По крайней мере, прихожая и холл… широкая лестница, что вела на второй этаж, массивная кованная люстра… Она всегда меня привлекала, в детстве, я могла замереть в углу холла и несколько часов рассматривать, как сверкают на солнце хрустальные подвески. Они создавали непередаваемый узор… и каждый раз совершенно разный. Точно знаю, поскольку пыталась запоминать. Мозаичные плиты пола… помню, в детстве я старалась ступать осторожно, чтобы ни в коем случае не наступить на линию (почему-то мне казалось, что это – к беде). А Маргарита, когда заметила и расспросила, что это я такое вытворяю, назвала меня маленькой суеверной дурой.

{– Это всего лишь мозаика. И линии пересечения рисунка. Ты ведешь себя, как невежественная крестьянка. Прекращай все эти глупости и не позорь меня и свой род!}

Не позорь меня и свой род!

Сколько раз я слышала в детстве эти слова? Да без счета!

И я выросла с мыслью, что действительно позорю… Маргариту, род, древних и славных предков. Имя, что когда-то приводило в трепет куда более сильных магов. Мне понадобилось много лет, чтобы избавиться от этого иррационального чувства вины.

Я Ульгрейм. Но это не значит, что я в ответе за тех, кого давно уже нет на этом свете. Я никому ничего не должна.

Ни Маргарите. Ни уж тем более тем, кто в погоне за властью, силой, могуществом предал свою кровь, своих детей и… своих потомков.

– Ты знаешь, зачем я здесь. – Мой голос прозвучал под сводами этого дома слишком громко. И, странное дело, мне вдруг показалось, что где-то в глубине что-то встрепенулось. И люстра, что многие годы привлекала меня, вдруг засияла особенно ярко… хоть сегодня и было пасмурно, а плотно заколоченные окна первого этажа не пропускали достаточно света, чтобы он отражался в хрустальных подвесках.

– Конечно, – Маргарита была невозмутима. – Вспомнила. Этого следовало ожидать. Всегда знала, что если хочешь, чтобы все шло по плану – делай все сама.

– Ну да, – я усмехнулась в ответ, – твое жизненное кредо. Я помню.

– Удивительно, – она скривила идеально очерченные губы в некоем подобии улыбки, но глаза по-прежнему ничего не выражали. И как я раньше этого не замечала? Почему никогда не обращала внимания на то, что Маргарита не выражает эмоций. Никогда. Никаких. И даже если улыбалась или злилась – ее взгляд оставался равнодушным, будто… ей было все равно. – Не думала, что ты запомнила хоть что-то из моих уроков.

– Запомнила, – я улыбнулась. – И знаешь, давно хотела спросить, да все как-то… подходящего момента не было. Каково это? Скажи, каково жить, не чувствуя ничего? Как это, жить столько лет, проливать реки крови и… не испытывать ничего?

Все же эмоции подвели меня. В какой-то момент, дар видящей пробудился, и я буквально захлебнулась отчаянием. И болью. Страхом, ненавистью, яростью… Но отчетливее всего во всем этом многообразии, я ощущала… усталость. И одиночество.

Ослепленная нахлынувшими отголосками чужих эмоций, я не сразу поняла, откуда раздается странный звук, настолько неуместный, совершенно неопределенный…

Но когда перевела взгляд на Маргариту, поняла… Она смеялась. А ведь я даже вспомнить не могу, смеялась ли она раньше… хоть когда-нибудь…

– Жить? – отсмеявшись, Маргарита демонстративно утерла воображаемые слезинки кончиками пальцев. – Думаешь, я жила? На самом деле, так считаешь? Что ты понимаешь, девчонка? Что ты знаешь обо мне и… моей жизни?

Она смотрела на меня, все еще улыбаясь, но глаза… глаза выдавали усталость. И обреченность.

– Так расскажи! Ну же! Ты столько лет была рядом, учила меня…Для чего? И почему никогда не рассказывала… о себе или вот о предках, о ритуале, о… жертвах, которые должны быть принесены! Чего ты хотела от меня на самом деле? Принести меня в жертву? Выпить мой дар, которого, впрочем, нет? Ребенка, которого можно было бы положить на алтарь?

Маргарита усмехнулась. Отвела взгляд, рассматривая старинную люстру, все еще отбрасывающую вокруг себя отблески света.

– Даже этот дом считает тебя куда больше Ульгрейм, чем я, – устало произнесла она. И мне послышалось в ее голосе обреченность. Странно так, я шла сюда, ожидая увидеть монстра, который на протяжении долгих лет уничтожал все вокруг себя, а увидела… нечто совсем иное.

– Ты убила маму, – мне не хотелось сочувствовать ей. Я не могла себе этого позволить и цеплялась за ненависть, которую сама же подогревала.

– Да, – просто согласилась Маргарита.

– И тех несчастных девушек, из которых выпивала и силу и жизнь. И… кого еще?

– Ничего личного, – Маргарита снова была собой. Уверенной, невозмутимой… такой, какой я знала ее большую часть жизни. – Или я или они. Все просто. На самом деле, все просто.

– Думаешь? Ты куда вернее уничтожила свой же род, чем что бы то ни было. В тебе не осталось ничего человеческого!

– Ты права, – кивнула она. – Ничего человеческого. Я не человек. Уже давно не человек. Разве об этом тебе неизвестно? – она снова усмехнулась. Зло, жестко. И в глазах зажегся нехороший такой огонек. – Ты ведь пришла сюда, уверенная, что знаешь правду. Всю правду? Эти… – она все же осталась собой и не выругалась, но я видела, чувствовала, ей хотелось. – А знаешь, что они сделали со мной?

– Я никого не оправдываю. Но, уж прости, меня больше волнует моя жизнь и жизнь моих детей. Я не желаю повторять ошибки предков и…

Она снова засмеялась. Громко, правда, веселья в этом смехе не было совершенно. И мне на мгновение показалось, что за правильными чертами Маргариты, проступил иной облик… страшный облик…

Я отшатнулась, сжимая кулаки и понимая, что была слишком самонадеянна, рассчитывая победить вот это, древнее зло. Уже давно не человек. Тварь. Монстр.

– Я, – голос тоже изменился. Он стал хриплым, будто потусторонним… – Я. Прекрасно знаю, что такое предательство близких, – тварь, стоящая напротив меня, качнула головой. – Хочешь узнать, что произошло на самом деле? Я тебе покажу.

Я не успела увернуться. Длинные тонкие пальцы коснулись висков. Голову прострелило болью, а в следующее мгновение…

Я падала в бездну. Дыхание перехватывало, в ушах свистел ветер… А затем… Ледяная вода обжигала кожу. Она была везде. Давила на грудь, заливала глаза, щупальцами невиданного чудовища опутывала все тело. Легкие горели огнем. Кричать не получалось. Сердце колотилось, как безумное. Было страшно. Я билась, точно птица, попавшая в силки, но никак не могла выпутаться. Выплыть. Разорвать эти невидимые, но прочные путы. Воздуха отчаянно не хватало, ноги налились свинцом, пожар в груди все нарастал, несмотря на окружающую ледяную воду.

Я тонула. Тело онемело. В ушах нарастал гул. Перед глазами повисла темная пелена, и даже шум в ушах становился все тише… Лишь только жар в груди нарастал. Я проваливалась в забытье. Почти уже потеряла сознание, а невидимое пламя набирало силы, оно становилось все сильнее. Горела уже не только грудь, но и кожа. И даже вода не была способна погасить этот пожар.

А потом…

В какой-то миг, уже почти отключившись, я вдруг увидела…

Это было красиво. Пасторальная картина, иначе и не назовешь. Покрытые сочной зеленью холмы, невесомые перья облаков в синем небе… и замок. Огромный, выстроенный на вершине самого высокого холма, он, казалось, подпирал небо остроконечными шпилями, венчающими куполообразные крыши башен.

Эта картина была настолько умиротворяющей, что я растерялась. Маргарита хотела показать мне… что? Вот эту вот сельскую красоту? Замок, который больше всего напоминал картинку из детской книжки со сказками? Зачем?

И словно в ответ на мои мысли, рядом раздался тихий смех.

– Это только начало… – прошелестело рядом, будто дуновение ветра. Я оглянулась, но ожидаемо никого не увидела. Лишь легкое прикосновение к вискам. Впрочем, это ощущение не пропадало. Странно так, я даже не представляла себе, что можно вот так, одним лишь прикосновением взять и… передать образы? Перенеси в прошлое? В воспоминания? – Смотри дальше. Ты все поймешь… быть может…

И снова тихий смех, от которого по коже пробежала дрожь. Вот уж чего никогда не желала – так это оказаться во власти сумасшедшей.

– Смотри! – она больше не смеялась, теперь в ее голосе мне послышалась злость. И раздражение. Так странно, раньше Маргарита никогда не позволяла себя ничего подобного. Почти никогда. Впрочем, я почему-то стала сомневаться, что это Маргарита.

– Смотри! – уже с нажимом повторила она, и картинка изменилась. Теперь я стояла в огромном зале. Каменные плиты пола складывались в причудливый узор, который показался мне знакомым. Потолок терялся где-то высоко-высоко, огромные стрельчатые окна были узки и расположены так близко друг от друга, что производилось впечатление, будто стены и вовсе не было. В вычурных кованых канделябрах слабо горели факелы… Стоп! Факелы? Как же давно все это было?

– Очень давно. Так давно, что об этом времени не осталось практически никаких упоминаний. Впрочем, люди замечательно умеют додумывать то, чего не знали и никогда не видели. Скоро ты все поймешь. Это дом, в котором я родилась, – и снова этот шепот. Едва уловимый, на грани слышимости… – Я была счастлива здесь. Очень счастлива. Я любила. И мне казалось, что я была любима.