Ягич И. В. История славянской филологии. СПб., 1910. С. 1.
Гумбольдт В. Избр. труды по языкознанию. М., 1984. С. 169.
Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. С. 570.
Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. М., 1984. С. 9.
См.: Лосев А. Ф. Языковая структура. М., 1983.
Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 109–110, 465, 475–476.
Немало ценной информации содержится также, например, в исследовании историка академика Михаила Николаевича Тихомирова (1893–1965) «Древнерусские города», в обширных трудах историка академика Бориса Александровича Рыбакова (1908–2001) «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси», в книгах археолога академика Валентина Васильевича Седова (1924–2004) «Славяне в древности» и «Славяне в раннем средневековье».
Афанасий Великий. Творения: В 4 т. М., 1994. Т. I. С. 195, 204.
Из филологов более позднего времени ценнейшие семантические наблюдения (в интересующем нас в данном случае аспекте) сделаны великим ученым, еще недавно нашим современником, А. Ф. Лосевым.
Флоренский П. А. Соч. Т. II. М., 1990. С. 267.
Никодим Святогорец. Невидимая брань. М., 1904. С. 196.
Так, именно на труды А. А. Потебни опирался поэт А. Блок в таком своем характерном для серебряного века эссе, как «Поэзия заговоров и заклинаний».
Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 659.
Потебня А. А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905. С. 59, 189; он же. Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 68.
Базовое образование, даваемое в этом вузе, в академической своей части соответствует учебному плану отделений русской филологии филологических факультетов университетов (отсутствуют педагогика и педпрактика, взамен которых ведется работа в писательских творческих семинарах).
Русин, по-видимому, до 800 тыс. человек (точную цифру трудно определить, поскольку они небольшими группами живут на территории нескольких стран — в Сербии, Хорватии, на Западной Украине, в Польше, Словакии и др.; при этом в странах проживания наблюдается административная тенденция к занижению их количества).
На севере Польши живет небольшой западнославянский народ кашубы (поморяне). Кашубов, по имеющимся данным, примерно 150 тыс.
На территории Германии живет еще меньший по численности западнославянский народ лужицкие сербы. Их примерно 60 тыс. человек.
Итогом ее было появление еще одного нового государства, небольшого, но с длинным названием — Союз Федерации Боснии и Герцеговины и Республики Сербской (столица — город Сараево).
Не следует путать Республику Сербскую, входящую в состав этого государственного образования, и Сербию.
Россия делала попытку предотвратить такое развитие событий. 12 июня 1999 г. двести российских десантников-миротворцев, дислоцировавшихся в Боснии и Герцеговине, на колесных машинах и 15 бронетранспортерах пересекли границу с Югославией и при всемерной поддержке сербов совершили на предельной скорости марш-бросок через страну в Косово.
Там они заняли приштинский аэропорт Слатину и подготовили все для возможности десантирования в Косово российского военного контингента синхронно с натовским. Впрочем, тогдашнее российское руководство в дальнейшем не рискнуло обострять отношения с опешившими натовцами, и эффективно защитить косовских сербов так и не удалось.
См. подробно: Ивашов Л. Бросок на Приштину//Наш современник. 2005. № 10.
Трудно усомниться, что особенно вредно для исторических судеб славянства отделение от России украинцев и белорусов. Впрочем, белорусы и русские тянутся друг к другу всей душой. Русскому языку в Беларуси придан статус, равный с белорусским. Несколько лет назад даже было провозглашено «единое государство» Россия — Беларусь, которое существует по сей день, но, по сути, пока чисто формально. Фактическое воссоединение обоих народов — дело будущего.
Нынешняя Беларусь — республика с динамично развивающейся экономикой, проводящая независимую политику. По данным ООН, она входит в число 50 наиболее развитых стран мира — благодаря тому, что в Беларуси сохранена от развала система сельского хозяйства, государственной и общественной собственности. В ней достигнуто значительное повышение уровня рождаемости над уровнем смертности, весьма высок уровень социальной защиты граждан со стороны государства.
В славянской культурной истории белорусы сыграли выдающуюся роль. Например, здесь раньше, чем в Москве, развилось печатное дело, начало которого связывается с именем просветителя Франциска Скорины (ок. 1490 — ок. 1541), издавшего славянскую «Псалтырь», а затем «Библию». Далее, например, этническим белорусом был развернувший основную свою творческую деятельность в Москве поэт и православный мыслитель Симеон Полоцкий (1629–1680).
Древнегреческий историк Геродот (484–425 гг. до н. э.) в своей «Истории» среди народов Северного Причерноморья упоминает неких «скифов-пахарей», а также «невров», которые якобы способны были на несколько дней в году превращаться в волков. Принадлежность тех и других к праславянам не доказана. Что до превращений невров, приходится думать, что греки просто видели людей в волчьих шубах, им самим — южанам — неведомых (возможно при выделке шкур в тех или иных обрядово-магических целях сохранялась и голова волка с оскаленной пастью, превращавшаяся в своеобразный капюшон).
Термин «Византия» возник через много времени после гибели ныне именуемого так государства. В реальности государство это называлось Восточной Римской империей. Современники именовали его жителей не «византийцами», а «ромеями» — то есть римлянами, и никак не предполагали, что века спустя родится и будет принято в ученом мире некое слово «Византия».
Слово «славяне» Иордан, всячески переполняясь пафосом ритуального презрения к врагу, переиначивает здесь по принципу «народной этимологии» — по-латыни «sclav» (синоним servus) означало «раб», «невольник».
Народная этимология — произвольное переосмысление слова по аналогии с близкими по звучанию, но не родственными ему словами, наподобие «мелкоскоп» из микроскоп, «Стекольный» вместо Стокгольм, «Наверхия» вместо Норвегия и т. п.
Черных П. Я. Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период. М., 1956. С. 35–36.
Первольф И. Славяне, их взаимные отношения и связи: В 3 т. Варшава, 1886—90. Т. 2. С. 41.
Там же. С. 33.
Черных П. Я. Очерк русской исторической лексикологии. С. 35–36.
Там же. С. 36.
Буслаев Ф. И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве. М., 2006. С. 12, 21.
Буслаев Ф. И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве. М., 2006. С. 12–13.
Этимология — происхождение слова, а также название отрасли филологической науки, изучающей происхождение слов.
См. подробно: Минералов Ю. И. Теория художественной словесности. М., 1999.
См.: Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
В словесном искусстве, славянской поэзии, такого рода окказиональные связи порождают целый ряд приемов художественной «игры словами», известных под названиями «поэтическая этимология», «паронимическая аттракция» и др. Ср., например, у Г. Р. Державина:
Бурно бурей буреванье
И бореев в сем бору.
(Борей и бор слова не родственные, созвучные случайно.) Ср. также у Державина: «Летучи тучи-казаки», «Я пою под миртой мирной» и др.
Наглядное повторение (то есть воспроизводство) в разных словах некоего общего фонемного комплекса превращает этот комплекс как бы в целостную единицу, которая обладает собственной семантикой, содержит понятный «картинный» образ (например, в случае с державинским бур-/бор — это будет означать нечто, имеющее отношение сразу к буре, к хвойному лесу и к северному ветру, «борею» русской поэтической метафорики, а также и к древнегреческому богу ветров Борею, от мифологического имени которого пошло в русской поэзии такое образное наименование северного ветра). Конкретно говоря, повтор психологически побуждает осмысливать такой фонемный комплекс, как морфему. Даже частичные вариации ее облика (как, например, перемена гласной в том же бур-/бор-) вполне соответствуют «интутивным воспоминаниям» читателя о вариациях, присущих реальным корневым морфемам в языке, и о наличии в них этимологического образа.
Для литературоведа, с другой стороны, и «истинные» и «мнимые» (поэтические, художественные) этимологии фунционально идентичны. Во внутреннем пространстве художественного стиля и сам этимологический образ и образная имитация этимологического образа (образ образа) могут равноправно выступать как широко понимаемая внутренняя форма слова. Процесс сотворения поэтической внутренней формы всегда заключает в себе акт отбора (морфем, слов, более сложных семантических целостностей) и последующего объединения их объективно мотивированной, но в чем-то непременно индивидуальной, окказиональной связью. Кроме рифм, так строятся неологизмы, каламбуры и т. д.
См. подробно об этом явлении: Минералов Ю. И. Поэтика. Стиль. Техника. М., 2002.
См.: Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М. 1990. С. 286.
См. подробнее: Минералов Ю. И. Концепция А. А. Потебни и русский поэтический стиль. — Ученые записки Тартуского государственного ун-та. Вып. 649. Тарту, 1983; он же. Теория образности А. А. Потебни и индивидуальный стиль//Филологические науки. 1987. № 2.
Потебня А. А. Теоретическая поэтика. С. 285.
Славянские народы во множестве мелочей ведут себя иначе, чем соседствующие с ними народы германо-романского цивилизационного ареала. С древних времен, к примеру, западные европейцы умываются над гладью водоема, славяне же умываются под льющейся струей воды (при отсутствии природного источника поочередно «поливают» друг другу из сосуда). В быту это проявляется в том, что западные европейцы по сей день широко пользуются для умывания тазиком, как бы искусственно создавая вожделенный «водоем», славяне же давно изобрели умывальник с соском, приподнимаемым ладонями и выпускающим необходимую порцию жидкости. (Решите сами, что гигиеничнее.) Можно добавить, что у русских, украинцев, белорусов и т. д. бани разнополые, на Западе же есть народы, где традиционно мужчины и женщины по сей день моются в бане вместе.
Знак звездочки (*), так называемый «астериск», обычно используется для обозначения праславянских форм.
Зато, например, кистень — род короткой деревянной, костяной, а позже и железной палки (либо гирьки), подвешивавшейся на ремне — не имеет отношения к кисти руки, хотя такое истолкование и напрашивается. Это оружие не славянского происхождения (по М. Фасмеру, название отталкивается от сходного по звучанию тюркского слова, означавшего «дубина, палка»).
Византийские военные должны были научиться распознавать эту опасную для них славянскую уловку. «Стратегикон» повествует:
«А если случится, что камыши бывают видимы снаружи, неопытные люди считают их за растущие в воде, лица же, знакомые (с этой уловкою) и распознающие камыш по его обрезу и положению, пронзают камышами глотки (лежащих) или вырывают камыши и тем самым заставляют (лежащих) вынырнуть из воды. Так как они уже не в состоянии дальше оставаться в воде».
Есть много примеров, что если славянский отряд оказывался в составе какой-либо сборной многонациональной армии, то на рати его ставили впереди как наиболее стойкий.
(Слово рать — «война, борьба, вражда» — происходит из праславянского *ortь.)
Напротив, во Владимиро-Суздальской Руси (Ярославская, Московская и Владимирская области) многие древнейшие названия финно-угорские.
Действительно, в этих лесистых местах первоначально жили количественно немногочисленные финно-угорские племена. Дружинники киевского князя Ярослава Мудрого и его сына князя Владимира добрались сюда лишь в эпоху расцвета Киевской Руси, то есть в начале второго тысячелетия н. э. Русские переняли целый ряд финно-угорских названий. Кстати, Москва — слово тоже финно-угорское.
Топонимы — географические названия. Гидронимы — названия морей, рек, озер и т. п.
Обобщенно именуемые обычно «западнобалтийскими» ятвяжско-голядские говоры (ныне мертвые) близки к славянским языкам. На этой близости (как и на близости к славянским языкам таких живых языков, как, например, литовский) основывается филологическая гипотеза балто-славянского единства.
А к югу это земли на Украине, в 1986 г. оказавшиеся в зоне аварии на Чернобыльской АЭС.
См., напр.: Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951; Кузнецов П. С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 2002.
См., напр.: Селищев A. M. Славянское языкознание. М., 1941; он же. Старославянский язык. Ч. 1—II. М., 1951—52; Горшков А. И. Старославянский язык. М., 2002.
Об утрате к XI в. ъ и ь свидетельствует появление в текстах памятников ошибок в их употреблении на письме: ухо переписчиков больше не слышало их в слабой позиции, а в сильной слышало иные звуки.
Хорваты — католики и пишут на латинице, сербы — православные и пользуются кириллическим алфавитом.
См., напр.: Широкова А. Г. Чешский язык. М., 1961: Гудков В. П. Сербохорватский язык. М., 1969; Ковалев Н. С. Македонский язык. Иваново, 1977; Тихомирова Т. С. Польский язык. М., 1978; Плотникова О. С. Словенский язык М., 1990.
Сходное мнение не раз высказывали другие исследователи-филологи. Так, например, Антон Семенович Будилович (1846–1908) предлагал продвигать русский язык в качестве общего литературного языка славянских народов.
См.: Будилович А. С. Общеславянский язык в ряду других общих языков древней и новой Европы. Т. I–II. Варшава, 1892.
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре//Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык, М., 1995. С. 207.
Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Труды по филологии. М., 1952. Т. 7.
Обнорский С. П. «Русская Правда» как памятник русского литературного языка//Известия Акад. наук СССР, сер. VII. Отд. обществ, наук, 1934. С. 774.
Обнорский С. П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М.; Л., 1946.
Там же. С. 6.
Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. М., 1984. С. 73.
В данной работе А. И. Горшкова делается обзор проблематики, связанной с происхождением русского литературного языка, и довольно подробно рассматриваются основные исследовательские позиции.
А разговорный чешский насыщен заимствованиями из немецкого языка — следствие многовекового пребывания народа под немецким господством.
См.: Супрун А. Е. Полабский язык. Минск, 1987.
См. исследование русинского литературного языка в ряду других так называемых «микроязыков»: Дуличенко А. Д. Славянские литературные микроязыки. Таллинн, 1981.
См.: Россия. Энциклопедический словарь. СПб., 1898, С. 564.
Лапчинський Г. Національна політика за десять років социяльної революції//Життя й революція. 1927. № 5. С. 249.
В 1958 г. была переиздана великая книга А. А. Потебни «Из записок по русской грамматике» (ч. I–II), впервые вышедшая в конце XIX в. (основана на докторской диссертации, защищеной автором в 1874 г.). Выражения автора (из прижизненного издания) «местное наречие», «малороссийское наречие» и т. п. здесь были неоднократно заменены советскими издателями на словосочетание «украинский язык», что, естественно, искажало суть лингвистической позиции Потебни и было грубым вторжением в его авторский текст.
Ломоносов М. В. Примечания на предложение о множественном окончании имен прилагательных//Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Труды по филологии. М., 1952. Т. 7. С. 83.
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской кулыуре//Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык, М., 1995. С. 188–189.
Там же. С. 189.
Подробное рассмотрение проводившейся властями СССР в 1920—1930-е годы языковой политики на Украине см., напр., в книге: Каревин А. С. Русь нерусская (Как рождалась «рідна мова»). М., 2006.
Как сообщает И. Первольф, «в 1735 г., когда русское войско шло на помощь цесарю на Рейн, то в Чехии — как выражается русский фельдмаршал Ласи — „тутошние обыватели с солдатами безнуждный имели разговор“».
Форма ѩчьмень в древности была формой винительного падежа. Аналогично обстояло со словами камы (современное камень), пламы (пламень), ремы (ремень) и т. п., получавших при изменении по падежам характерное наращение.
Наращение получали также старославянские слова типа мати (современное мать) — им. пад. мн. ч. матери, слово — им. пад. мн. ч. словеса.
Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 220.
Нидерле Л. Славянские древности. С. 275.
В начале Великой Отечественной войны фашисты своими зверствами спровоцировали в Белоруссии мощное сопротивление. Население в массовом порядке ушло в леса в партизаны, и люди неожиданно великолепно справились с древним искусством построения землянок: видимо, праисторические навыки сохранялись у славян в «генетической памяти». Фактически люди (порою с семьями, детьми) продержались в них две-три зимы, вплоть до освобождения территорий Красной Армией.
Сруб — деревянные бревенчатые стены жилого или хозяйственного сооружения, в котором бревна укладываются одно на другое, так что образуется четырехугольная «клеть», и соединяются в углах тем или иным способом («в лапу», «в обло» и т. п.).
Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 198.
См.: Лотман Ю. М. Об оппозиции честь — слава в светских текстах Киевского периода//Ученые записки Тартуского государственного университета, 1971. Вып. 284.
Каменные стены иногда сооружались и восточными славянами в местах изобилия валунов и камней, в далеком прошлом принесенных ледниками (например, новгородские и псковские земли). Позже для строительства стен стал изготавливаться из повсеместно распространенной глины обожженный кирпич.
См., напр.: Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956.
Среди наиболее известных исследователей древнерусского города — историки и археологи М. Н. Тихомиров, Б. А. Рыбаков, П. А. Раппопорт, Н. Н. Воронин и др.
Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 234–235.
См.: Потебня А. А. Слово и миф. М., 1989. С. 251–252.
Потебня А. А. Слово и миф. С. 256.
Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 316.
Там же.
Толстой Н. И. Очерки славянского язычества. М., 2003. С. 259.
Потебня А. А. Слово и миф. С. 261.
См.: Потебня А. А. Слово и миф, С. 247.
Потебня А. А. Слово и миф. С. 472–473, 610.
Там же. С. 477.
Имеет широкую известность свидетельство мусульманского автора Ахмеда Ибн-Фадлана, в 921–922 гг. н. э. совершившего путешествие в Волжскую Булгарию. Булгары были тюркским народом, но живя у них на Волге, Ибн-Фадлан наблюдал группу неких чужеземцев, именовавших себя (по его записи) русами. Они носили франкские мечи, умывались из лохани (то есть по-западноевропейски, «над гладью водоема», а не под струей льющейся воды) и, судя еще по ряду экзотических черт облика и поведения, не были славянами. Давно есть сведения, что словом «рось» некоторые древние народы обозначали варяжское, то есть северогерманское, племя (по-эстонски «rootsi» — шведский, «Rootsi» — Швеция).
Ибн-Фадлан был свидетелем и похорон знатного «руса», с которым согласилась погибнуть одна из его наложниц. После ряда ритуальных приготовлений ее задушили, одновременно поражая кинжалом, положили вместе с покойником в ладью и затем ладью сожгли.
Это также мало похоже на обычаи славян. Как точно пишет Л. Нидерле, «У славян погребения в ладьях очень редки, и если встречаются, то только на востоке… под влиянием скандинавских русое (то есть варягов. Курсив мой. — Ю. М.)» (Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 230).
Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 91.
Нидерле Л. Славянские древности. С. 213.
Подробный анализ проблематики, связанной с культом рода и рожаниц, Дается в трудах историка академика Б. А. Рыбакова. См.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981.
Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978. С. 16.
В старославянском языке простые количественные числительные имелись от одного до десяти; дальше шло съто, а также слова тьма («десять тысяч»; по А. Фасмеру, калька тюркского tuman «десять тысяч, мгла») и несвъвѣда («неизвестное количество»).
С этим фактом столкнулись в XX в. исследователи, изучавшие сохранившиеся на планете архаические культуры — например, аборигенов Австралии, гренландских эскимосов, а в СССР представителей таежных дальневосточных народов.
Примат качества над количеством по сей день сохраняется в сознании детей дошкольного возраста, которое вообще в зачаточной форме сохраняет множество праисторических навыков. Затем школа начинает активно подавлять соответствующие представления, вырабатывая в детях необходимые им в современном обществе навыки абстрактного мышления.
Например, детям в младших классах систематически предлагаются задачи наподобие «Разделите четыре яблока между тремя мальчиками». При этом предполагается, что «правильный ответ» — каждому мальчику надо дать по одной целой и одной трети яблока. Между тем в реальности яблоки не бывают одинакового размера, и дети разделили бы их по-разному в зависимости от конкретной ситуации (возможно, например, одно очень большое: тогда в реальной жизни его придется разрезать пополам и дать двоим, а третьему выдать все оставшиеся маленькие, и т. п.). Так и от древних славян реальная жизнь требовала совсем иной «математики», чем привычная нам, ориентированная на абстракции.
Потебня А. А. Слово и миф. С. 248–249.
Буслаев Ф. И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве. М., 2006. С 8, 20.
Иванов Вяч. Борозды и межи. СПб., 1916. С. 126–127.
Толстой Н. И. Очерки славянского язычества. С. 430.
Кронштадтский Иоанн. Моя жизнь во Христе. Т. I–II. СПб., 1893. Т. I. С. 133–134.
Дамаскин Петр. Творения. М., 1993. С. 134.
Приводя эти слова древнего подвижника, свят. Игнатий Брянчанинов сказал в XIX в.: «Если же ты позволил исписать и исчеркать скрижали души разнообразными понятиями и впечатлениями, не разбирая благоразумно и осторожно — кто писатель, что он пишет: то вычисти написанное писателями чуждыми, вычисти покаянием и отвержением всего богопротивного» (Брянчанинов Игнатий. Соч.: В 6 т. СПб., 1886. Т. I. С. 113.)
Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. С. 22.
Там же. С. 26.
Нидерле Л. Славянские древности. С. 454.
Толстой Н. И. Очерки славянского язычества. С. 27, 30.
Толстой Н. И. Очерки славянского язычества. С. 34–35.
Там же. С. 35.
Некоторые авторы пробовали оспаривать верховенство Перуна, так и не приведя каких-либо весомых исторических фактов в подтверждение подобных своих сомнений. Например, характер в основном чисто интеллектуального воззрения имеет точка зрения филолога и историка Е. В. Аничкова, высказанная в его книге «Язычество и древняя Русь» (1914), что первенство Перуна стало осознаваться славянами якобы весьма поздно. Не вдаваясь во встречные споры, просто снова напомним о тексте Прокопия, относящемся к VI в. и повествующем о славянском Перуне как «владыке над всем».
Потебня А. А. Слово и миф. С 379–380.
Там же. С. 381.
Мировое Дерево для славян-язычников было основой мироздания, центром всего сущего. Его крона уходила в небеса, а корни прорастали в преисподнюю. Мировое дерево могло представляться дубом, явором, сосной и др.
В современной филологии наиболее подробно «взаимоотношения» Перуна и Велеса освещены в монографии: Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
Разумеется, сам характер этих «взаимоотношений», как и их конкретные детали, реконструируются филологами гипотетически — как и многие иные факты, относящиеся к языческой (дописьменной) эпохе. При таком положении автор данного пособия обычно присоединяется к наиболее обоснованной на сегодняшней день — по его данным — точке зрения.
См.: Потебня А. А. Слово и миф. С. 492–493.
Потебня А. А. Слово и миф. С. 493.
Как автор данного пособия хочу добавить несколько слов. Моя бабушка не была крестьянкой, но дед был сельским православным священником, а она учительницей, и вместе с ним бабушка долго жила в дореволюционной деревенской среде.
Помню ее рассказ о том, как русские крестьяне берегли ужей, причем заботу о них поручали именно детям. Интересно и то, что они старались поселить ручного ужа в подполье (то есть под землей, так сказать, в «царстве» Велеса!) и непременно кормили его молоком — продуктом, с которым сам-то уж в дикой природе вряд ли вообще знаком, но продуктом, «полагающимся» «скотьему богу» (рудимент жертвоприношения). Никакого сознательного культа здесь, безусловно, не было, но зато было идущее из праисторических времен инстинктивное представление народа, что так надо. — Ю. М.
Здесь стоит вспомнить библейского змея, искусившего Еву. Черт, как и Велес, может принимать любое обличье и пользуется особым влиянием на женщин, к которым (подобно ему же) может являться «удалым пригожим добрым молодцем».
Выводы книги В. В. Иванова и В. Н. Топорова «Исследования в области славянских древностей» оспаривал в своей книге «Язычество древних славян» историк Б. А. Рыбаков, противопоставляющий Перуну не Велеса, а некоего «ящера». Ряд личных гипотез он высказывал и по поводу Велеса. Полемика ведется им как с филологами именно с Ивановым и Топоровым, вышеприведенные материалы Потебни Б. А. Рыбаков не рассматривает.
См.: Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989.
Много откровенных выдумок самого занимательного свойства печатают о славянских языческих богах современные журналисты-популяризаторы, дающие простор своей фантазии, но эти выдумки лучше всего просто игнорировать как всякую неправду.
Нидерле Л. Славянские древности. С. 459.
Селищев A. M. Избранные труды. М., 1968. С. 606–607.
Нидерле Л. Славянские древности. С. 309.
Там же.
Через несколько лет немцы изменнически захватили в плен князя Ростислава и ослепили его. В 870 г. князь умер в темнице.
Ягич И. В. История славянской филологии. С. 3.
См.: Горшков А. И. Старославянский язык. М., 2002; Истрин В. А. История письма. М., 1965.
Глаголица представляет собой глубоко продуманный в философском отношении алфавит. Например, в ней регулярно используется древний символ бесконечности круг и символ мудрости треугольник.
Впрочем, отметим, что, например, такой известный филолог, как Николай Николаевич Дурново (1876–1937), считал, что «кириллица и глаголица» «были созданы или задуманы одновременно, для разных функций».
Н. Н. Дурново так уточнял свою мысль: «Нет оснований сомневаться в том, что глаголица изобретена Кириллом. И жития, и Храбр говорят об изобретении им полной славянской азбуки, что не подходит к одной кириллице, в которой только дополнительные буквы сочинены» (Дурново Н. Н. Мысли и предположения о происхождении старославянского языка и славянских алфавитов//Дурново Н. Н. Избранные работы по истории русского языка. М., 2000. С. 590–591).
Толстой Н. И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 131–132.
Это мнение имело хождение с VII в. Как считается, оно восходит к архиепископу Исидору Севильскому, автору богословских и энциклопедических сочинении (в основе своей компилятивных), в XVI в. канонизированному католической церковью.
См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1–3. М., 1958; он же. Словарь древнерусского языка (в шести томах), М., 1989.
Церковнославянские вкрапления в летописи представляют собой в основном цитаты из церковно-канонических текстов и иные инородные вставки.
Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1947. С. 121–122.
Недалеко ушли от древлян, согласно летописи, «радомичи и вятичи и северяне», которые «один обычай имяху: живяху в лесех, якоже и всякий зверь, ядуще все нечисто».
Среди имеющихся переводов этого произведения на современный русский язык следует указать, например, на переводы В. Я. Дерягина и А. И. Юрченко.
Епифаний написал также «Житие Сергия Радонежского». Его стиль — яркий образчик распространившегося на Руси в конце XIV — середине XV вв. «плетение словес» (следствия т. н. «второго южнославянского влияния» на русский литературный язык).
Предание гласит, что помимо идолов язычники поклонялись огромной и толстой «прокудливой березе», которую преподобный срубил, хотя и с огромным трудом, и при этом от уничтожаемого дерева исходили звуки, напоминающие человеческие голоса.
Пример из относительно недавнего прошлого. В 1907 г. на берег Камчатки с утлого старого парохода «Амур» на дикий берег сошел двадцатидвухлетний юноша — будущий митрополит Нестор (Анисимов), немедленно приступивший к проповеди среди пребывавших в язычестве камчадалов и их крещению. На материке его специально готовили для этой миссии: 17 апреля 1907 г. он принял монашеский постриг, а уже 6 мая был возведен в сан иеродиакона. 9 мая 1907 г. юноша был посвящен в сан иеромонаха (монаха-священника).
Митрополит Нестор вспоминал: «Так добровольно, по Божественному велению и по влечению христианского сердца моего, взял я на себя три креста: монашество, пастырство, миссионерство, и пошел с ними по тернистому пути, начертанному Господом, неся во славу Его свет Правды и Истины пребывающим в темноте и забвении народам далекой окраины государства Российского» (Митрополит Нестор. Мои воспоминания. М., 1995. С. 28.)
Подвижник обратил в христианство тысячи язычников-камчадалов, учил их грамоте, лечил, защищал против произвола местных богатеев и чиновников. Благодаря его хлопотам в 1910–1917 гг. на Камчатке были построены церкви, школы, часовни, больницы, приюты и др.
Изучив корякский язык, о. Нестор перевел на него Божественную Литургию и некоторые тексты из Евангелия. Он также составил словарь корякского языка.
Ламанский В. Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе. СПб., 1871. С. 27–28.
Этот исследователь рисует впечатляющую панораму католической экспансии против православных славян, с которыми католический мир повел куда более яростную борьбу, чем со славянами-язычниками:
«Пользуясь слабостью Руси и победами татар, датчане и немецкие крестоносцы утверждают господство Латинской церкви на Ливонском Балтийском поморье, отымают множество подданных у Полоцка, Новгорода и Пскова (1200—38)». При этом папа объявлял «немецким крестоносцам, что их так же подвиг велик и свят, как и крестоносцев, идущих на Иерусалим. Те и другие получают одинаковое отпущение грехов» (Ламанский В. Указ. соч., с. 18, 19).
После смерти Александра Невского осмелевшие Ливонские рыцари затеяли в 1269 г. очередной поход на Русь. Однако в Новгород прибыл посланный против них Ордой татарский отряд, и крестоносцы поворотили, «зело бо бояхуся и имени татарского»… Так дипломатические усилия Александра-государственника продолжали приносить плоды, когда его уже не было на свете.
См.: Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. СПб., 2003.
Ламанский В. Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе. С. 19–20.
Там же. С. 23.
Впоследствии, в конце следующего столетия, династия пресеклась: сыновья Ивана IV (Грозного) Иван и Димитрий погибли, а кратковременно правивший сын Феодор остался бездетным. После его смерти царем был избран бывший опричник Борис Годунов, которого сменил поставленный фактически поляками и боярами-изменниками Лжедимитрий I. 17 мая 1609 г. Лжедимитрий был убит восставшими москвичами, а 19 мая в цари был выдвинут фактический глава заговора против Лжедимитрия боярин Василий Шуйский. После недолгого малоудачного правления он был насильственно низвержен частью бояр и дворян и пострижен в монахи (1610). Затем началась эпоха Смутного времени, по окончании которой на царство был избран молодой боярин Михаил Романов. Романовы как династия к Византии уже не имели отношения.
В греческом алфавите нет кириллической буквы «Б», а греческая «Β» была славянами использована для передачи не звука [б], а звука [в].
Толстой Н. И. История и структура славянских литературных языков. С. 439.
Н. Ф. Грамматин, издавший в 1823 г. «Слово о полку Игореве», предположил, что славянский алфавит «кроме простого названия букв, заключает в себе смысл». Заметная прямолинейность его реконструкции вызвала иронию А. С. Пушкина, который писал: «Буквы, составляющие славенскую азбуку, не представляют никакого смысла. Аз, буки, веди, глаголь, добро etc. суть отдельные слова, выбранные только для начального их звука. У нас Грамматин первый, кажется, вздумал составить апофегмы из нашей азбуки. Он пишет: „Первоначальное значение букв, вероятно, было следующее, аз бук (или буг!) ведю — то есть я бога ведаю (!), глаголю: добро есть; живет на земле кто и как, люди мыслит. Наш Он покой, рцу. Слово твержу…“ (и прочая, говорит Грамматин; вероятно, что в прочем не мог уже найти никакого смысла). Как это все натянуто!»
При всем том нельзя не признать, что Грамматин предложил конкретное осмысление двух третей алфавита — дошел до т (твердо).
Такого рода правила складывались уже в первые века письменности.
См., напр., в связи с древнерусскими способами обозначения словесного ударения: Колесов В. В. Надстрочные знаки «силы» в русской орфографической традиции//Восточнославянские языки. Источники для их изучения. М., 1973.
Толстой Н. И. История и структура славянских литературных языков. С 72.
Альфавит, како которая речь говорити или писати.//Калайдович К. Ф. Иоанн, Эксарх Болгарский (приложение). М., 1824. С. 198–206. Ср. аналогичные материалы у И. В. Ягича: Ягич И. В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке. СПб., 1896.
Константин Грамматик, известный православный сербский книжник конца XV — начала XVI вв., утверждал, что все ереси происходят от недостатков в письме и даже предлагал сжигать книги вместе с их авторами
И. В. Ягич отмечал: «Идеи Константина распространились также в Россию. Одно начало его правописания, точное соблюдение сокращений под титлом или покрытием, разрослось у русских грамматиков в целую систему. Слова под покрытием считались торжественнее, святее, чем сполна выписанные…» (Ягич И. В. История славянской филологии. С. 26).
Весьма острая коллизия сложилась, когда Иван Федоров (ок. 1510–1583) и его помощник Петр Мстиславец напечатали в Москве в 1564 г. «Апостол» (собрание Деяний св. апостолов и апостольских посланий). Против печатников восстали переписчики, и Ивану Федорову пришлось бежать из Москвы. Детали этого конфликта неизвестны, но сам он весьма показателен, и догматическая суть идейно-мировозренческой его основы в целом понятна.
Орфографическая реформа, изгнавшая из правописания также ѣ, твердый знак на конце слов и пр., приписывается большевикам. На самом деле комиссия по подготовке реформы правописания была создана решением царя Николая II сразу после революции 1905–1907 гг. В ее состав входили ведущие лингвисты (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов и др.). Именно они заложили научные обоснования данной реформы. Решение о проведении орфографической реформы приняло в мае-июне 1917 г. Временное правительство Керенского. Однако это решение осталось на бумаге, и все научные филологические наработки достались ленинскому Совнаркому, издавшему свой декрет об орфографической реформе 10 октября 1918 г. и решительно осуществившему по всей стране перевод на новые рельсы книгопечатания и образования.
Нельзя не добавить, что троцкисты, находившиеся у власти после Октябрьской революции и вынашивавшие экстремистские планы «мировой революции», намеревались вскоре перевести русских на «единый интернациональный алфавит на латинской основе» (реформа, основанная на идеях Фортунатова и Шахматова, их отнюдь не удовлетворила). Однако в 1930-е годы происшедшая в стране смена руководства спасла народ и общество от этого «эксперимента».
Бесписьменные народы России, для которых в 20-е годы троцкистскими «Кириллами и мефодиями» были поспешно сооружены латинские алфавиты, получили в 30-е годы разработанные компетентными филологами алфавиты на кириллической основе.
Любопытны факты реформы орфографии в православной Сербии. Здесь до начала XIX в. использовался русский гражданский алфавит. Но в 1818 г. филолог Вук Караджич предложил удалить из такого алфавита букву «ять», для мягких согласных ввел буквы љ и њ, ввел также ј (йот) и др.
Лудольф Г. В. Русская грамматика. Л., 1937. С. 113.
Там же. С. 47.
См. факсимильное переиздание с приложением исследования В. В. Нимчука (Киев. 1979).
Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. VII. М.; Л… 1952. С. 860.
Ломоносов М. В. Предисловие к «Российской грамматике»//Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 392.
Барсов А. А. Российская грамматика. М., 1981. С. 165, 238–240.
Виноградов В. В. Из истории изучения русского синтаксиса. М, 1958. С. 42.
Там же. С. 46.
Курганов Н. Г. Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полезнозабавного вешесловия. Ч. I–II. Изд. 7-е. СПб., 1802. С. 88.
Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка//Аксаков К. С. Поли. собр. соч. Т. II. Ч. 1. Сочинения филологические. М., 1875. С. 89.
Овсянико-Куликовский Д. С. Синтаксис русского языка. СПб., 1912. С. 223.
Здесь информативно и упоминание, что русский язык — «человеческий», то есть понятный (ср. говорившееся выше о широком смысле слова «немцы» — все, кто говорит непонятно, т. е. все нерусские).
Даль В. И. Напутное // Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1957. С. 9.
Даль В. И. Напутное. С. 23.
Там же.
Глаголевский П. Синтаксис языка русских пословиц. СПб., 1873. С. 5–6.
Там же.
Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. Л., 1941. С. 181–182.
Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. С. 128.
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. III. М., 1968. С. 267.
Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. С 453–454.
Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. С 96.
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. I–II. М., 1958. С. 197–198.
Там же. С. 203.
Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. С. 162.
См., напр.: Лаптева О. А. О структурных компонентах разговорной речи//Русский язык в национальной школе. 1965. № 5; Лаптева О. А. Русский разговорный синтаксис. М., 1976.
Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. С. 575.
О «всеобщей» грамматике см. подробно: Минералов Ю. И. Теория художественной словесности. М., 1999.
Виноградов В. В. Из истории изучения русского синтаксиса. С. 161–162.
Буслаев Ф. И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве. М., 2006. С. 25–26.
По справедливому наблюдению Романа Осиповича Якобсона (1896–1982), «Общие структурные особенности русского и южнославянского эпоса, уже очень давно поразившие пытливого Миклошича, явственно показывают две вещи: первое, что у славян до распада славянского единства существовала развитая эпическая техника, и второе — что эта традиция имела последующее продолжение на протяжении тысячи лет» (Якобсон P. O. Работы по поэтике. М., 1987. С. 44).
Голенищев-Кутузов И. Н. Славянские литературы. М., 1978. С. 242.
Буслаев Ф. И. Догадки и мечтания о первобытном человечестве. С. 22.
Это старинное сказание в конце XIX в. получило литературную обработку под пером великого чешского писателя Алоиса Ирасека.
См., напр.: Кравцов Н. И. Славянский фольклор. М. 1976; он же. Проблемы славянского фольклора. М. 1973;он же. Сербскохорватский эпос. М., 1985; Путилов Б. Н. Русский и южнославянский героический эпос. М. 1971; Кравцов Н. И., Лазутин С. Г. Русское устное народное творчество. М., 1983; Аникин В. П., Круглов Ю. Г. Русское народное поэтическое творчество. Л., 1987; Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.
Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 98–99.
См. также: Минералов Ю. И. Теория художественной словесности. М., 1999.
Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 6.
Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 6–7.
Там же. С. 13.
Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур. Т. 1–2. СПб., 1879–1881. С. 57.
(В данном труде В. Д. Спасовичу принадлежит очерк истории польской литературы.)
Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур. С. 57, 59,153.
Ягич И. В. История славянской филологии. С. 201.
Цит. по: Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур. С. 58.
Можно упомянуть и Зеленогорскую рукопись (1818, «обнаружена» в замке Зелена гора).
Мистификации такого рода были в ходу именно у романтиков. Известно, что еще в 1760 г. поэт Дж. Макферсон опубликовал в «переводе» на английский сочиненные им самим «древние» шотландские «песни Оссиана». Это произведение Макферсона несколько десятков лет считалось подлинным древним эпосом и оказало немалое влияние на сюжетику и образность поэзии романтизма в различных странах Европы.
Сюда же можно отнести «Песни западных славян» Проспера Мериме. Относительно их подлинности был введен в заблуждение, например, А. С. Пушкин.
Буслаев Ф. И. История русской литературы. М., 1907. С. 135.
Особенно характерна полемика иконописцев Иосифа Владимирова и Ивана Плешковича.
См.: Владимиров Иосиф. Трактат об искусстве//История эстетики. Т. 1. М., 1962; Овчинникова Е. С. Иосиф Владимиров. Трактат об искусстве//Древнерусское искусство. XVIII век. М., 1964; Салтыков А. А. Эстетические взгляды Иосифа Владимирова (по «Посланию к Симону Ушакову»)//ТДРЛ. Т. XXVIII. Л., 1974.
Буслаев Ф. И. Сочинения. Т. II. СПб., 1910, С. 389–390.
Там же. С. 390–391.
В наши дни на Украине предпринят перевод произведений Н.В Гоголя (с русского языка, на котором все они написаны). Известно, что в результате перевода в них вносятся специфические искажения авторского текста Например неоднократно патриотически упоминаемая гоголевским персонажем Тарасом Бульбой «русская земля» переведена как «украинская земля», либо как «козацкая земля».
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре. С. 185.
Наблюдение Н. С. Трубецкого, по всей вероятности, не следует абсолютизировать. По-украински (впрочем, параллельно и по-русски) писала, например, Лариса Петровна Косач (псевдоним Леся Украинка, 1871–1913), о сложных по смыслу, наполненных разнообразной символикой произведениях которой («Лесная песня», «Каменный хозяин», «Голубая роза» и др.) критики поговаривали, что многие из них способны понимать «лишь интеллигенты».
Другая часть булгар-кочевников примерно в ту же эпоху осела на Волге. В результате помимо Дунайской Болгарии впоследствии несколько столетий существовала Волжская Булгария (уничтожена Батыем в XIII в.).
Голенищев-Кутузов И. Н. Славянские литературы. М., 1978. С. 227, 229.
Часть потомков омусульманенных славян впоследствии вернулась в христианство. Слово «муслимане» ныне означает не непременно религиозную принадлежность к исламу, а именно этническую принадлежность — муслимане считаются особой славянской народностью. В реальности среди них немало практикующих мусульман, но есть христиане, а также большое количество людей, не исповедующих какой-либо конкретной веры (следствие десятилетий атеистической пропаганды времен И. Б. Тито).
Голенищев-Кутузов И. Н. Славянские литературы. С. 43.
Область Далмация, по выражению И. Н. Голенищева-Кутузова, «узкая полоска балканского побережья Адриатического моря», расположенная в основном на территории Хорватии (частично Черногории), в средневековье была захвачена венецианцами. Независимость сохранял лишь город-государство Дубровник. В Дубровнике католики-хорваты создали литературу на латинском языке, а в XVI в. местные поэты стали писать и на сербохорватском.
См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Славянские литературы. С. 53–72.
По мнению P. O. Якобсона, «можно отметить» «пересадку языковых и литературных норм» «в процессе создания новой болгарской литературы во второй половине XIX столетия под преимущественным влиянием русских литературных моделей. Тысячи русских слов вошли в болгарский литературный язык» (Якобсон P. O. Работа по поэтике. С. 61.)
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре. С. 180–181.
См.: Кишкин Л. С. Сватоплук Чех, М., 1959.
Отсюда сложная реакция словаков на так называемую «венгерскую революцию 1848 г.». И все же словацкий народ веками находился между австрийцами и венграми, как меж двух огней.
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре. С. 182.
Вишенский И. Послание ко князю Василию Острожскому и ко всем православным христианам в Малой России // Вишенский И. Сочинения. М.; Л., 1955. С. 23.
Уместно оговориться, что на явный полемический перехлест Иоанна Вишенского, касающийся грамматических «коварств», православные авторы отреагировали чисто творчески: одна за другой были написаны и изданы великолепные «Грамматика словенска» белоруса Лаврентия Зизания (1596) и «Грамматики славенския правилное синтагма» Мелетия Смотрицкого (1619).
Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре. С. 181–182.
Большим многообещающим талантом обладал погибший молодым в годы Второй мировой войны Кшиштоф Бачиньский (1921–1944).
Плахин Е. А. Ударение и информация // Русское языкознание. Вып. 2. Алма-Ата, 1970. С. 198.
Плахин Е. А. Ударение и информация. С. 200.
См.: Щерба Л. В. Фонетика французского языка. Л., 1939. С. 79. Литература об ударении огромна, но слишком одностороння. Работы о семантике разноместного ударения и об отличиях в этом плане языков с фиксированным ударением от языков типа русского непропорционально малочисленны.
Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 210.
См. подробно: Минералов Ю. И. История русской литературы XVIII века. М., 2007.
В польском языке с его ударением, фиксированным на предпоследнем слоге, рифмы, соответственно, «женские».
Справедливо, что поэзия русского барокко, испытывавшая огромное польское влияние, переняла у поляков женскую рифму и под влиянием их поэзии игнорировала рифму мужскую: «Хотя это ограничение на рифмовку правильно ощущалось как полонизм, недопустимый в русской и украинской поэзии, оно тем не менее соблюдалось. Иногда оно даже насильно сдвигало ударение на предпоследний слог — ср. рифмы Симеона (Полоцкого. — Ю. М.) ослави — яви, тѣло — зѣло» (Якобсон P. O. Работа по поэтике. С. 61.).
См.: Минералов Ю. Поэзия. Поэтика. Поэт. М., 1984.
Томашевский Б. В. Стих и язык. М.; Л., 1959. С. 70.
У вышеперечисленных поэтов примерно треть чисто предударных рифм, приблизительно по стольку же синтетических и чисто заударных.
См.: Минералов Ю. И. Современная русская рифма, ее теория и предыстория / Минералов Ю. И. Поэтика. Стиль. Техника. М., 2002.
Исаченко А. В. Из наблюдений над «новой рифмой»//Slavic poetics. The Hague-Paris, 1973. С. 220.
Жирмунский В. М. [Предисловие к книге]: Вальцель О. Проблема формы в поэзии. Пг., 1923. С. 14.
См.: Минералов Юрий. Хроники пасмурной Терры. Книга стихов. М., 2000. С. 66.
См.: Минералов Ю. И. Теория художественной словесности. М., 1999; он же. Теория словесности А. А. Потебни // Минералов Ю. И. Поэтика. Стиль. Техника. М., 2002.
Полибий (во II в. до Р. Х.), рассказывая о завоевании галлами принадлежавших этрускам земель в северной Италии, замечает, что край, прилегающий к Адриатическому морю, занимает другое племя, весьма древнее, называемое венетами; обычаями и образом жизни они немного отличаются от кельтов, но употребляют другой язык.
Гильфердинг. Древние переводы истории славян. II. 189. 227–228, 229.
Достойно внимания обстоятельство, что в Староградском гербе, вошедшем, со временем, в Состав Мекленбургского герба, встречается рука, держащая кольцо. Renizmann. Num. Wappenb. Taf. 12: № 80, 95; Taf. 27: № 136, 137, 143–146. Siebmacher. N. vollst. Wappenb. I, 34.
Считаю нелишним дать здесь место небольшой заметке о городах древних славян: «Все народонаселение области, — говорит Макушев, — сосредоточивалось в деревнях и селах; центром же административным и религиозным был город. Город, в противоположность деревне, означал огороженное и укрепленное место. Города были деревянные (срубить город) и земляные (сметать город). Не имея постоянного народонаселения, города служили для окрестных жителей надежным убежищем в случае неприятельского нашествия. Сюда сходились также для поклонения и жертвоприношения богам, равно как и для общественных дел. От того в городе не было других построек, кроме храма (в тех местах, где вообще сооружались храмы) и княжеского двора. В особых пригородах жило торговое сословие. Впоследствии же пригороды слились в одно с городом: таким образом произошли торговые города… Города у балтийских славян постоянно сохраняли свой древний характер, служа сборным местом для сельского народа. Значение их религиозное и административное. Даже там, где была развита обширная торговля, город оставался незастроенной крепостью, а около него лепились пригороды и слободы, населенные купцами и промышленниками. Города укреплялись деревянными стенами или земляным валом». Сказ, иностр. 112, 116.
На этих знаменах, по крайней мере в некоторых случаях, были написаны изображения богов. Так, по словам Титмара, на знаменах лютичей была изображена какая-то богиня (Chron. Vil, 47). В другом месте тот же автор говорит, что лютичи, идя войной, следовали за богами, им предшествовавшими (Chron. VI, 16.). Это, разумеется, следует понимать в том смысле, что впереди войска несли военные знамена или значки с изображениями на них богов.
Здесь речь идет, очевидно, о том же истукане, который Титмаром назван Сварожичем. Может быть, это последнее имя было только эпитетом Редигаста, именем которого Титмар называет, как мы видели выше, самый город Ретру. Позднейшие писатели упоминают о Редигасте, имя же Сварожича более не встречается у западных летописцев. Вообще, и в описаниях города Ретры у Титмара и Адама находим разногласия, может быть, впрочем, обусловленные некоторыми перестройками города в течение полустолетия, разделявшего обоих названных писателей.
Точно хронологически фиксировать такие явления, разумеется, невозможно.
«Киевские листки» представляют собой небольшой (в семь листов) отрывок служебника по римско-католическому (западному) обряду, но на церковнославянском языке; написан этот памятник глаголицей, притом с чрезвычайно архаичным начертанием букв; по внешним признакам памятник относится к X в. Наиболее характерной чертой языка этого памятника является замена староцерковнославянского щ (произносившегося первоначально как шт.) через ц и сочетания жд через з: напр, обльцльль (вм. обльщалъ), падазь (вм. падаждь). Это и дает право предполагать, что памятник этот написан чехом (мораванином): в чешском языке старославянским щ и жд действительно соответствуют ц, з (церковнослав. нощь — чешск, поč, церковнослав. между — чешск, mezi и т. д.), а в X в., т. е. в эпоху до падения слабых еров, чеху было даже трудно выговорить сочетание шт., жд, так что при чтении церковнославянского текста он должен был чем-то их заменить (остальные церковнославянские звуки и звукосочетания в то время для чеха трудностей не представляли). Ту же черту представляют и так называемые «Пражские листки» (отрывок богослужебного текста по восточному обряду) конца XI в. — памятник уже несомненно чешского происхождения. Эти «Пражские листки», представляющие кроме указанной черты еще много других чехизмов, показывают, что в Чехии в свое время сложилась особая редакция церковнославянского языка. К сожалению, однако, церковнославянская традиция в Чехии вскоре захирела, так что «Пражские листки» являются памятником, единственным в своем роде.
Следует заметить, что, хотя пользование кириллицей, а не глаголицей ясно указывает на непосредственное восхождение именно к древнеболгарской традиции, тем не менее некоторые древние памятники сербско-церковнославянского и русско-церковнославянского языков сохранили следы сильного влияния так называемой македонско-церковнославянской литературы, писанной глаголицей.
Под влиянием этой новой струи южнославянского влияния произошли некоторые изменения уже установившегося в России произношения, притом, изменения в сторону восстановления исконного южнославянского произношения известных звуков. Так, с этого времени стали произносить жд в таких словах, как вижду, ограждение и т. д.; раньше в этих случаях в церковном языке произносили не жд, а ж (вижу, огражение) под влиянием русского народного языка.
В галицийских униатских церквях церковнославянский язык, по-видимому, ведет свое начало прямо от западнорусской церковнославянской традиции (с видоизменением в угоду украинскому произношению), но, кажется, тоже не без влияния общерусской.
Так, ы произносится как и, а е и ѣ — как э, вместо я — всюду ья (свьят, тьяжко), кроме того, сербы заменяют сочетание ее через ев и часто смещают ударение.
Старообрядцы еще сохранили это различие, именно: произносят ѣ так же, как и никониане, а е после согласных — как э.
Кроме указанных изменений в области произношения происходят некоторые изменения и в области словаря: так, даже при чтении богослужебных текстов слово живот заменяется словом жизнь; в новых молитвах или молитвенных формулах, вводимых в богослужение в XIX и XX вв., словарный состав уже не тот, который был прежде. Что касается до грамматики, то некоторые священнослужители за последнее время стали при чтении Св. Писания заменять формы двойственного числа формами множественного.
Особое положение занимал еще язык канцелярского делопроизводства. Некогда чисто русский, он со временем все больше и больше впитывал в себя церковнославянские элементы, остававшиеся чуждыми разговорному языку (вроде понеже, поелику и т. д.). Кроме того, и сам великорусский элемент канцелярского языка выступал в более архаичном виде, чем в разговорном. Таким образом, этот канцелярский язык в XVIII в. (да и позднее) не совпадал ни с литературным, ни с разговорным.
Без предварительной подготовки (лат.).
Оригинальное положение создается тем, что искусственные новые слова изобретаются главным образом для обозначения понятий отвлеченных или предметов высшей культуры, тогда как в обозначении предметов домашнего обихода, сельского хозяйства, ремесел и проч. искусственное словоизобретательство не прививается: таким образом, слов, заимствованных из немецкого, в нижних слоях словаря чешского литературного языка оказывается гораздо больше, чем в слоях верхних.
Об этих звуковых изменениях, приведших к распаду общерусского языкового единства, см. нашу статью (на немецком языке) в: «Zeitschrift für slawische Philologie», 1924, I, особ. с. 292 и сл.
За вычетом этих полонизмов словарное различие между малорусским и южновеликорусским народным языком оказалось бы не большим, чем различие между рязанским и вологодским. Следует особенно принять во внимание, что в южновеликорусских говорах есть очень много слов, не вошедших в русский литературный язык, но существующих в малорусском (хата, дивчина и т. д.).
Древнейшие памятники нижненемецкого языка восходят к началу IX в., а древнейшие памятники верхненемецкого — к середине VIII в.
Сказанное о крупных литературных языках Европы применимо и к менее крупным. Так, например, население Голландии говорит частью на нижнефранконском наречии немецкого языка, частью на языке фризском (ближайшем родине англосаксонского), литературный же голландский язык для всей Голландии — один.
Эта приверженность к церковнославянскому языку стоит в связи с некоторыми чертами народного характера южнорусов. Южнорусские писатели издревле отличаются особым выспренним риторическим пафосом, несвойственным северорусам: этот пафос находим и у древних проповедников-южан (Илариона, Кирилла Туровского — особенно по сравнению с новгородцами Лукой Жидятой и Иаковом-Иоанном), и у южнорусского паломника Даниила (в отличие от новгородского паломника Антония), он же отличает южнорусскую летопись от суходеловой новгородской; в новой литературе представителем того же специфически украинского пафоса является Гоголь. Естественно, что церковнославянская традиция находила в этом свойстве украинского литературного вкуса и дарования благоприятную почву.
Такие же соотношения наблюдаются и в других сторонах духовной культуры, в частности в музыке и живописи. Русская портретная живопись XVIII в. не имеет ничего общего с великорусской иконописью допетровского периода, но генетически связана с украинской иконописью XVII в. и т. д. Украинизация великорусской духовной культуры началась при Алексее Михайловиче (вспомним роль киевлян в реформе Никона!) и явилась мостом к европеизации. Обстоятельство это чрезвычайно важное, ибо без этого моста украинизации европеизм вряд ли мог бы привиться на русской почве.
Мы констатируем этот факт, никого не осуждая. Было бы несправедливо приписывать вину в этом прискорбном факте уклонения украинского литературного языка от его естественного пути развития исключительно «щирым самостийникам». Виновато было также и русское правительство, проявившее в данном вопросе изрядную меру бестактности и создавшее своими немудрыми репрессивными мерами благоприятную обстановку для врагов России и русского племени.
Слово папа вовсе не является самостоятельным созданием детского языка, как это принято думать. Оно заимствовано. Старинному русскому языку оно было чуждо. В простонародный язык оно проникло только недавно из языка городских мещан, получивших его из языка более высших классов (исконно простонародны только тятя, батюшка). В языке же высших классов слово это имеется в двух формах: непосредственно заимствованной из немецкого папа (несклоняемое!) с ударением на втором слоге — форме, господствовавшей еще недавно в великорусском дворянстве; и в форме, заимствованной через польское посредство папа (склоняемое!), с ударением на первом слоге, господствовавшей в западно- и южнорусском дворянстве.
Вопрос осложняется тем, что некоторое количество калек с романо-германских литературных языков было образовано на русской почве и совершенно независимо от западнославянского влияния и что довольно большое число немецких, французских, голландских и т. д. слов проникло в русский литературный и разговорный язык и помимо польского посредства. Приходится с досадой констатировать, что история словаря русского литературного языка до сих пор чрезвычайно мало изучена.
Может быть, в русском литературном языке есть и слова, заимствованные непосредственно из чешского. Таким словом следует считать возможно слово набожный, незнакомое церковнославянскому языку, из которого русский почерпнул почти всю свою религиозную терминологию. Правда, слово это из чешского языка проникло еще и в польский: но ударение на первом слоге русского слова набожный говорит скорее в пользу прямого заимствования из чешского, без польского посредства.
Значение церковнославянского преемства явствует хотя бы из следующего частного факта. В русском народном языке причастия как таковые не существуют. Некоторые старые причастия с чисто русским окончанием −чий окаменели в виде прилагательных (ходячий, стоячий, сидячий, лежачий, горячий, висячий, колючий, могучий, жгучий), но они уже не сознаются как причастия, утратили способность конструироваться как глагольные формы (например, уже не могут принимать прямого дополнения в винительном падеже) и почти утратили живую формальную связь с соответствующими глаголами (как о том свидетельствуют, например, случаи вроде вонючий, плакучий, дремучий, сыпучий, неминучий, летучий, кипучий с «неправильным» применением суффикса). Причастия русского литературного языка (ходящий, колющий, могущий и т. д.) по своему происхождению церковнославянские, и существование их в русском литературном языке зависит от церковнославянского преемства. Следует только попробовать обойтись без причастий, чтобы убедиться хотя бы на этом частном случае, как обеднел бы русский язык без преемства церковнославянской традиции.
Это относится, конечно, только к современному французскому языку. В более древние периоды своего существования французский язык гораздо свободнее и органичнее ассимилировал слова, заимствованные из латинского литературного языка, и некоторые такие слова остались в языке и поныне, причем ошущаются уже как чисто французские (noble, siecle, homme, grave и т. д.).
Быть может, нечто приближающееся к русскому языку в этом отношении представляет современный бенгальский литературный язык, основанный на санскритском литературном преемстве. Пишущий эти строки практически недостаточно знаком с этим языком, чтобы высказывать по этому поводу какие-либо суждения.
Под развитием естественным разумеем развитие автоматическое, без влияния посторонних (политических и иных) факторов, в противоположность неестественному или искусственному (регулятивному) развитию, совершающемуся под давлением определенных политических или национальных идеологий или правительственных мероприятий.
Русская фонетика основана на игре резких противопоставлений: противопоставления ударяемых гласных безударным и противопоставления мягких согласных твердым. Из этих двух фундаментальных противопоставлений первое на письме не выражается вовсе, а второе — лишь очень неполно, а порою и прямо неточно: например, отличие между томный и темный для языкового стоит в качестве согласных (тъ: ть), а на письме выражается качеством гласных (о: е). Нет в кириллице и знаков для некоторых существующих в языковом сознании звуков, например, для j или для долгого мягкого ж, изображаемого то через зж (возжи), то через жж (жжет), то через жд (дождик), причем все эти три написания двусмысленны.
Есть еще один способ образования новых букв, именно: переворачивание старых: в русском языке таким способом была образована в XVIII в. буква э.
Но уже к абхазскому языку грузинский алфавит неприменим, хотя древняя культурная связь между Абхазией и Грузией подсказывала бы приспособление к этому языку именно грузинского алфавита.
Для некоторых мусульманских деятелей, впрочем, стимулом является еще и тот престиж, которым продолжает пользоваться все «европейское» в нашей провинциальной интеллигенции и полуинтеллигенции, знающих о европейской культуре больше понаслышке, а также ложное (навязанное общеромано-германским шовинизмом) представление об «интернациональности» и «общечеловечности» элементов романо-германской культуры.
Можно сказать, что славянство является «районом однопризнаковым», причем единственным признаком районирования является язык, между тем как каждый отдельный славянский народ входит совместно со своими неславянскими соседями в разные «многопризнаковые районы» (например, болгары — в балканскую этнографическую зону). О терминах «однопризнаковый» и «многопризнаковый» район см. работу П. Н. Савицкого в «Экономическом Вестнике», кн. III (Берлин, 1924), с. 242 и сл.
Никон (Минов Никита) (1605–1681) Патриарх Московский и всея Руси с 1652 г. При нем, по инициативе царя Алексея Михайловича была ускорена правка церковных книг, что вызвало раскол. Сам Патриарх вскоре разрешил служение как по новым, так и по старым книгам, на что царь не соглашался. Был изгнан из Москвы за мистицизм и эсхатологическую настроенность.
Повесть о Горе-Злосчастии — русская стихотворная повесть — притча XVII в. Сложилась на стыке фольклорных и книжных традиций.
Симеон Полоцкий (1629–1680) — архимандрит, крупнейший московский писатель XVII в., автор проекта Славяно-греко-латинской академии, крупный поэт, писавшим отвергнутым после «реформы Ломоносова» силлабическим стихом.
Медведев Сильвестр (1641–1691) — русский церковный деятель и писатель, основатель школы при Заиконоспасском монастыре.
Повесть о Савве Грудцыне — литературный памятник 60-х годов XVII в.; ряд исследователей видит в этом произведении опыт создания первого русского романа. В центре повествования, как и в «Повести о Горе-Злосчастии», притча о двух измерениях бытия.
Аввакум Петрович (1620 (21) — 1682) — протопоп, писатель, глава старообрядчества и идеолог раскола в православной церкви, выступавший против реформ Никона. Автор «Жития» и других сочинений. Сожжен по царскому указу.
Могилянская Академия (Коллегия) — богословская школа, открытая в 1632 г. видным деятелем украинской духовной культуры митрополитом Петром Могилой.
Феофан Прокопович (1681–1730) — один из ближайших сотрудников Петра I, идеолог Петровских реформ, ректор Киевской духовной академии, архиепископ Псковский и Новгородский, вице-президент Синода. Проповедник, стихотворец, автор богословских и политических трактатов. Автор идеи неограниченной царской власти, «отменившей» династический принцип и приведший к гибели царевича Алексея.
Стефан Яворский (1658–1722) — церковный деятель времен Петра I, возглавлял Московскую Славяно-греко-латинскую академию, писатель. Автор апологетического труда «Камень веры». Подвергся гонениям за противодействие протестантским влияниям.
Майков Василий Иванович (1728–1778) — русский поэт, автор ряда ироикомических поэм.
Котляревский Иван Петрович (1769–1838) — украинский писатель, автор сатирической поэмы «Энеида».
Кольцов Алексей Васильевич (1809–1842) — известный русский поэт, творчество которого было близко поэтике народных песен.
Шевченко Тарас Григорьевич (1814–1861) — крупнейший украинский поэт, художник, основоположник новой украинской литературы и национального литературного языка.
Костомаров Николай Иванович (1817–1875) — русский и украинский историк, писатель, этнограф, член-корреспондент Петербугской академии наук, автор многочисленных произведений исторической тематики.
Потебня Александр Афанасьевич (1835–1891) — филолог-славист, член-корреспондент Петербурской академии наук, разрабатывавший вопросы словесности, фольклора, этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики славянских языков.
Древнейшими списками летописи являются Лаврентьевская летопись монаха Лаврентия из Суздаля (XIV в.) и Ипатьевская — из монастыря св. Ипатия в Костроме.
С этой теорией связана легенда о «грамотах» Александра Великого и привилегии, предоставленной им в Александрии славянам в знак благодарности за их отличную службу. Эти подделки возникли в XIII в., и источником для них служили древние сведения об отношениях между Александром Македонским и скифами (Arrian, Anabasis, IV. 15).
Ягич В. Письма Добровского и Копитара. СПб., 1885. С. 119.
См., в частности, его книгу «Über die Abkunft der Slawen nach Lorenz Surowiecki». Ofen, 1828.
Евангелическая миссия Кирилла и Мефодия, родившихся в Солуни, могла иметь успех в Моравии только благодаря тому, что их южномакедонское наречие легко понималось.
См. статьи о белорусах и великорусах в «Revue anthropologique russe», 1900, 1905; см. там же о поляках, 1901.