ВЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ХОТЕЛИ БЫ ЗНАТЬ ВСЕ ОБ ЭКОНОМИКЕ?

Глава 5. КАК СОЗДАЕТСЯ ТЕХНОЛОГИЯ

Основные принципы фундаментальных научных (и технологических) прорывов остаются сегодня теми же, какими они были более 2300 лет назад, когда их разработал Платон. Многократные обращения к предмету гипотезы пронизывают все его диалоги. Без гипотезы не могло быть открыто ничего истинного и фундаментального в отношениях человека с мирозданием. Именно она была методом Николая Кузанского [1], Леонардо да Винчи [2], Кеплера, Лейбница, Гаусса, Римана и других. Во время нашего интенсивного изучения внутренней истории развития современной науки, сотни исследователей, работающих в различных архивах по всему миру и с первоисточниками в течение более десяти лет, не обнаружили ни одного случая, когда значимое научное открытие было сделано при помощи метода, отличного от гипотезы [3].

Принцип умственной деятельности, управляющий фундаментальными научными открытиями, Платон называл гипотезой высшей гипотезы. Этот принцип занимал центральное место во всех его трудах. Кто не знает и не применяет данный принцип, не сможет понять внутреннюю сущность идей платоновских работ. Рассмотрим этот принцип, как бы переводя его на современный язык. Кроме того, покажем связь между менталитетом, созданным в соответствии с этим принципом, и пониманием стоимости в общественных процессах (экономике).

Понятие Гипотезы Высшей Гипотезы определяет три уровня создания гипотезы. Первый мы определяем как Простую Гипотезу, второй как Высшую Гипотезу и третий как Гипотезу Высшей Гипотезы. Попробуем объяснить это, сравнивая формы гипотез с типом мышления, основанного на логико-дедуктивной сети взаимопереплетенных теорем, каждая из которых базируется на основополагающем наборе аксиом и постулатов.

В случае Простой Гипотезы концепция некоего существующего знания или мнения применяется к некоторому избранному явлению, выступающему в качестве предмета простого (экспериментального) наблюдения. Внутри опытной гипотезы (или сформированного замысла эксперимента) ничего не должно противоречить установленным аксиомам и постулатам, лежащим в основании используемой концепции. Логико-дедуктивная согласованность опытных результатов с уже существующей концепцией в целом является критерием истинности.

В случае Высшей Гипотезы опровергаются основные понятия некой уже существующей концепции. Объектом простого (экспериментального) наблюдения в этом случае является одно или несколько из аксиоматических утверждений уже существующей концепции. Эксперимент планируется таким образом, чтобы после получения ожидаемых его результатов можно было бы доказать ошибочность аксиоматических постулатов существующей концепции для всего круга явлений. Такое доказательство означало бы, что каждая теорема этой концепции, вытекающая из данного постулата, должна быть отброшена, а здание новой концепции должно быть построено на основе вновь доказанного принципа. Такова природа фундаментальных научных открытий. Все открытия совершаются с применением именно этого способа умственной деятельности, определяемого Высшей Гипотезой.

Исторический путь человеческого прогресса, рассмотренный с точки зрения внутренней истории развития науки, показывает, что последовательность фундаментальных открытий, обеспечивших прогресс человечества, представляет собой упорядоченную цепь явлений и событий. Каждое открытие пересматривает содержание всего научного знания; успешная разработка этого знания для практических целей приводит к парадоксам, вызывающим новое фундаментальное открытие, а пересмотренное естественнонаучное знание опровергает предшествующее. Таким образом, ценность науки не может заключаться в пределах какой-либо из настоящих или бывших научных концепций. Ценность науки состоит в принципах фундаментального открытия. Эти принципы не содержатся во взаимопротиворечивых характеристиках последовательных поколений научных мнений. Ценность науки состоит в принципах научного открытия, способных создать целую серию последовательных и успешных научных революций.

Веская, обоснованная Высшая Гипотеза не появляется из ничего, как случается со слепой интуицией. Высшая Гипотеза создается методом, формулирующим подобные открытия. Обычные (экспериментальные) наблюдения, проверяющие предполагаемые критерии, предписанные для формулировки обоснованной Высшей Гипотезы, являются эмпирическим исследованием набора принципов, соответствующих Гипотезе Высшей Гипотезы.

Хотя принципы научного открытия, найденные таким эмпирическим путем, справедливы в самом широком смысле, они никогда не являются законченными. Они остаются неким видом гипотезы в том смысле, что они не являются совершенными. По мере того, как наука развивается, переживая последовательные революции, несовершенство этих принципов устраняется, но никогда они не превращаются в абсолютно законченные. Это именно те принципы, которые заключены в концепции синтетико-геометрического метода строгого мышления. Изопериметрический принцип является примером открытия несовершенной Гипотезы Высшей Гипотезы. Труды Гаусса, Римана, Дирихле и др. по синтетической геометрии непрерывного множества (комплексной области) являются примером процесса совершенствования Гипотезы Высшей Гипотезы. Квалификационная диссертация Римана 1854 г. «О гипотезах, лежащих в основании геометрии» является гипотезой, управляющей образованием Высших Гипотез в синтетической геометрии, и поэтому представляет собой четкую разработку вопросов усовершенствования Гипотезы Высшей Гипотезы. Фактически каждое из основных открытий автора этой книги в области экономической науки было сделано большей частью с использованием программы, изложенной в этой диссертации, с осознанием ее значения в том плане, который здесь оговорен, и с помощью предварительного погружения в канторовскую концепцию трансфинитного упорядочивания. Ни одно целенаправленное фундаментальное открытие не может быть сделано без сознательной самодисциплины собственной умственной деятельности в соответствии с ощущением принципа, соответствующего Гипотезе Высшей Гипотезы. Кое-кто, несмотря на недостаточное знание и понимание этого вопроса, вполне может совершить очень важное открытие, касающееся фундаментальных основ науки. Такие люди могут очень много знать о том, как было совершено это открытие. Но в силу состояния своего ума они никогда не смогут узнать, почему они сделали это открытие.

Ты хотел бы изменить одну из основополагающих аксиом некой общепринятой научной доктрины? Тебя раздражает вполне различимый налет фальши и дилетантизма, ощущаемый в данном аксиоматическом предположении? Как же тогда ты будешь совершать революцию в науке? Будешь ли бить наугад, случайно по самым подозрительным предположениям? Или же положишься на «чувства» и «интуицию»? Ну что ж, желаю удачи. Тебе должно очень повезти, чтобы, продвигаясь на ощупь, ты смог бы найти нужное направление. Или же ты подвергнешь это преступно-оскорбительное предположение глубокому «эпистемологическому анализу». Попытайся выяснить, какое состояние ума вынудило создателя ввести такую аксиому. Что в этом состоянии противоречит законному порядку мироздания? Какое ложное допущение лежало в основе формулировки подобной аксиомы? Это спрятанное, но совершенно необходимое тебе допущение и есть ахиллесова пята твоей жертвы! Ударь его туда, а если атака окажется неудачной, снова попробуй нанести ему удар в это же место! Ты должен исходить из понимания основополагающих принципов, поддерживающих создание успешной Высшей Гипотезы. Это и есть твоя путеводная звезда к открытию.

Все это приводит нас к следующему, связанному с предыдущим этапу размышлений и анализа. Вполне респектабельные и интеллигентные во всех других отношениях люди нередко сильно привязаны к сверхестественной, почти религиозной вере в существование объектов, реальность которых никогда не была доказана экспериментально, например, широко разрекламированных кварков. Значительные усилия математиков и других ученых ежегодно тратятся на этот ироничный и несуществующий кварк. Он даже стал объектом Нобелевской премии [4]. В чем причина возникновения этой навязчивой идеи создания новой одежки для украшения мельчайшего создания, существование которого, выражаясь наиболее тактично, еще никому до сих пор не удалось доказать?

Почитав статьи и работы приверженцев «кварковской» секты можно поразиться, обнаружив, что некоторые из них вполне разумные ребята, а другие действительно одаренные, и даже выдающиеся люди. Их теология кварков с математической точки зрения звучит достаточно разумно, или, иначе говоря, очень, очень логично. Кварк это плод творения исключительно формальной логики, так же, как и преступник в серии таинственных рассказов о Шерлоке Холмсе. Кварк и его широко разработанные математические свойства являются зеркальным отражением оценочных дат предполагаемого вселенского «большого взрыва». Ни кварк, ни "большой взрыв" не являются продуктами экспериментальной физики. Они появились на свет всецело как побочный результат аксиом, включенных в русло избранного математического аппарата. Кварки и «большой взрыв» существуют исключительно как постулаты силлогистической конструкции. Это произвольно введенные, постулированные предположения, целью которых является заполнение некоторых зияющих дыр в рассматриваемой математической системе. Если бы, к примеру, мы использовали математику, выведенную полностью из синтетической геометрии, то воображаемые кварки и «большой взрыв» оказались бы вещами, которые просто никогда не смогли бы случиться.

Догма «большого взрыва» очень стара. В современной форме ее впервые разработал Аристотель. Первое, доступное нам, опровержение аристотельского «большого взрыва» было сделано Филоном Александрийским, который доказал, что аргумент Аристотеля требует тезиса «Бог мертв» тезиса того же сорта, что и воскрешенные позже идеи нацистского предтечи Фридриха Ницше. Ни одно из мнимых свидетельств, используемых в последнее время некоторыми астрофизиками, не содержит ни одного элемента доказательств, которые не были бы представлены как некомпетентные еще 2000 лет назад. Всегда, когда в физике используется математика, основанная на принципах Аристотеля, ее последователи рано или поздно заявляют о новых математических доказательствах существования «большого взрыва». Кварки это постулированные, вымышленные создания с той же родословной, что и «большой взрыв».

Причина, по которой кварковое суеверие продержалось так долго, состоит в том, что защитники существования этого «жучка» утверждали, что они не встречались ни с какими аргументами против существования кварков, кроме аргументов, касающихся той математики, которая использовалась для его изобретения. Естественно, что до тех пор, пока поле дискуссии ограничено такой математикой, члены «секты кварков» будут все более укрепляться в своей вере. Если же допустить рассмотрение решающих доказательств, то это потребует применения такого математического языка, к которому «истинные верующие» питают отвращения. Результат получается такой же, как если бы вся их математика была построена на вере в то, что кварк существует, а затем эта же математика использовалась бы для того, чтобы доказать, что кварк существует на самом деле.

К сожалению, часто люди, которые знают очень много о высшей математике, не знают ничего об аксиомах (гипотезах), от которых зависит вся ее конструкция. Следует также отметить, что у них нет достаточного понимания того, что иногда называют «принципом наследования» во взаимосвязанной сети теорем, когда каждая теорема, добавленная к существующей сети, пропитывается аксиоматически предположениями, использованными в начале построения сети. После того, как было безоговорочно «проглочено» ужасное декартовское искажение физической картины мира в виде маленького жесткого шарика, блуждающего в пустом эвклидовом пространстве, и после того, как были приняты аксиоматические арифметические предположения таких людей, как Кронекер и Дедекинд, остается только свято верить в «большой взрыв» и кварки, независимо от того, есть или нет какая-либо информация или ссылки на астрономические наблюдения или иной физический эксперимент.

Мы сослались на этот клинический случай с кварками, чтобы показать особую важность для науки вопроса, к которому мы сейчас обратимся.

Великий филолог санскрита Панини [5] доказывал, что все слова произошли от глаголов. В противоположность этому, тезисы Аристотеля, включенные в латинскую грамматику и ее производные, утверждают, что существительные, как имена объектов, на которые можно указать, являются первичными. Номинализм Аристотеля неотъемлемая характеристика принципа силлогизма: причинное действие исключается из аристотелевской системы, где оно подменено принципом промежуточного элемента. Тот же результат проявляется и в декартовской системе. Предполагается, что взаимодействие, а не какой-либо причинный принцип физического пространства в целом, определяет свойства (т.е. атрибуты) вещей (существительных). Для понимания как Высшей Гипотезы, так и Гипотезы Высшей Гипотезы необходимо расширить существенную разницу между опытным фактом, определенным с точки зрения переходных глаголов, и отличным от этого определением факта, которое предлагают номиналисты. Простите нас, но мы должны здесь коснуться элементов теологии, поскольку именно в теологии человечество традиционно обращалось к этим научным вопросам.

Любой эмпирический факт, описанный с позиций понятия переходного глагола, определяет каждое преобразование, происходящее в течение определенного времени в ограниченном месте пространства, как единственное в своем роде, не поддающееся упрощениям. Аксиоматические «точки» не существуют, существуют лишь «точки» как сингулярности, определяемые двойным складыванием круга. Таким образом, физическое (в противоположность статическому, отдельному, мгновенному существованию) имеет значение преобразования. Преобразование происходит лишь в определенном промежутке времени и в ограниченной области пространства. Таким образом, ни материя, ни пространство, ни время не может быть субстанцией, существующей независимо от двух других. Материя, пространство и время сами по себе это лишь не имеющие смысла конструкции заблудшего ума. Существует только физическое пространство-время.

Эмпирические факты, определенные через переходные глаголы, уподобляются другим фактам посредством либо совместного использования одного и того же переходного глагола, либо через заметную связь этого переходного глагола с другими переходными глаголами. Таким образом, для Платона эмпирические факты, точно соответствующие определенному варианту применения переходного глагола, образуют разновидность (species). Это и есть коренной принцип той характеристики метода Платона, на который обычно и вешают ярлычок «платоновские идеи».

В самом общем виде превращение это разновидность действия, подразумевающего возникновение чего-либо. Это общее свойство справедливо для всех превращений. Все это требует использования переходного глагола, т.е. глагола, выражающего всеобщность как воплощение в реальность (возникновение чего-либо) для соответствующего отображения бытия всего мироздания как процесса преобразований в физическом пространстве-времени. В силу того, что речь идет о Вселенной, глагол должен быть возвратным: «То, что осуществляет свое собственное непрерывное преобразование». Именно эта мысль, а не слова из канонизированного перевода Библии Кинга Джеймса и является, вероятно, первоначальным смыслом Иеговы/Яхве. Эта форма возвратного глагола используется достаточно четко в существующих языках, особенно в тех правильных языковых формах, чья философская ориентация совпадает со взглядом Панини по вопросу глаголов.

Очевидно, что нам, как и Платону, нужно существование универсального первопричинного (unhypothesized) принципа, на который и направлено совершенствование Гипотезы Высшей Гипотезы. Признание самоочевидности кругового действия в видимом пространстве с помощью изопериметрического принципа и исправленное (более совершенное) открытие синтетической геометрии непрерывного Множества, основанной на самоочевидном существовании самоподобного коническо-спирального действия, являются приближениями к возвратному глаголу формы «То, что осуществляет свое собственное непрерывное преобразование». Последнее дает имя первопричинному универсальному принципу, а методы синтетической геометрии определяют соответствующую (хотя и способную к совершенствованию) Гипотезу Высшей Гипотезы.

В отличие от номиналистов, для нас причинность существует и заключена в эмпирических фактах научной работы, в преобразовании физического пространства-времени. Эти преобразования-разновидности представляют наши опытные данные. Это физическое пространство-время для нас субстанциальность, т.е. то, что онтологически реально. Для нас «вещь» номиналистов всего лишь «топологическая сингулярность» преобразования, сингулярность физического пространства-времени. Для них наука это цепочка воображаемых самоочевидных «предметов» (как бусы на нитке) на сетке номиналистских доказательств дедуктивных теорем или же дробление маленьких вещей на еще более мелкие (как с воображаемыми кварками). Для нас наука занимается прежде всего созданием сингулярностей. Для нас наиболее восхитительная работа это создание новых разновидностей сингулярности в физическом пространстве-времени, как это иллюстрируется трудом Римана (1859 г.) по распространению акустических ударных волн.

Прототипом создания сингулярности является тот факт, что при некой конечной итерации эллиптического сечения интервалов самоподобного коническо-спирального действия прерывание этого последовательного ряда эллипсов определяет конечную величину смещения, конечный объем и конечную длину. Физически, в случае приблизительно цилиндрической формы самоподобного коническо-спирального действия в физическом пространстве-времени, это является эквивалентом, к примеру, кратчайшей длине волны, при которой возможно распространение когерентного электромагнитного излучения. По причинам математической физики, особенно в свете дифференциальных характеристик электродинамического движения, подобная сингулярность, как уже упомянутая кратчайшая волна, должна быть комплиментарным выражением к конечной скорости света. Если это справедливо, то означает, что наша Вселенная должна быть топологически ограничена, что независимо подтверждается другими доказательствами [6]. Это означает, что любое негэнтропийное действие работает в паре с ограниченным количеством вселенских условий и таким образом определяет конечные, повторяющиеся эллиптические подразделы негэнтропийного действия. К исследованию этих направлений мы пришли с позиции переходных глаголов. Вселенная создала саму себя как непрерывный процесс негэнтропийного самопреобразования. Таким образом, элементарной формой вселенского действия должна быть работа Вселенной на саму себя, приводящая к тому эффекту, что именно эта выработанная «комплексность» вселенской саморазработки на сегодняшний день должна быть единственно важным ограничивающим условием, касающимся каждого нового негэнтропийного действия.

Уделяя внимание фундаментальным вопросам, наука должна отойти от узкого фокусирования на отдельных фактах научной работы, но все же без утери этой специфики из виду. Термины «фундаментальный» и «всеобщий» имеют совпадающее значение. Во всеобщности мы ищем разновидности преобразований, общие для совершенно разных областей опыта, которые являются доказуемыми характеристиками всех и каждого. Такие обнаруженные виды преобразований соответственно являются фундаментальными фактами науки.

Живя на Земле, мы знакомы только с двумя четко заданными разделами особого опыта, которые в фундаментальном видовом определении соответствуют негэнтропийной Вселенной, чье существование было утверждено доказательствами астрономических законов Кеплера. Это живые процессы вообще и негэнтропийное поведение общества (экономики) в целом. В биологии мы не достигли большого прогресса, в основном по причине верхоглядства и неверного курса, в овладении принципами процессов жизни как живых процессов. Большего прогресса в этом направлении мы достигли в области физической экономики (экономической науки). Таким образом, каждый раз, после того как мы доказали принцип негэнтропийных преобразований в сфере экономической науки, мы должны сразу же обратиться к астрономии, лишь мельком взглянув на биологию. Мы должны найти во всеобщности астрономии те разновидности преобразований, которые мы обнаружили при изучении экономической науки. Затем нам следует вернуться в лаборатории и найти те пути исследования, которые по природе своей наиболее часто смыкаются с некоторыми из важных аспектов негэнтропийных процессов. То, что мы разыщем, никогда не будет слишком сложным, по крайней мере в смысле, отличном от номиналистского построения усложненных теорий. То, что мы ищем, всегда окажется элементарным после того, как мы откроем его. И не надо всегда гадать о правильных ответах на эти вопросы. Было бы лучше быть немножко «диким», при условии, что строгие принципы научного открытия, содержащие подобную «дикость», всегда являются его движущей совестью. Нанесите удар на всех интересующих вас направлениях одновременно, потрясите каждое дерево, чтобы узнать, что оно плодоносит; культивируйте «дикий», всеядный аппетит к удивительным открытиям, поскольку мироздание возбуждает аппетит по мере того, как образование и опыт все более вооружают вас. На этом пути, подчиняясь строгой совести, обращенной к возможным или уже доказанным гипотезам, ищите те разновидности преобразований, которые наиболее всеобщи и, следовательно, более фундаментальны.

Номиналистов же будем называть «начетчиками». На основе одних только аристотелевских игр в бисер не может быть совершено ни одно новое и значимое открытие (по крайней мере ни одно глубокое открытие). Хотя время от времени отдельные личности, натренированные и аттестованные к подобному перебору четок, совершают какое-то важное, значительное открытие. Бывает, что подобные открытия появляются весьма часто. Когда же честного, размышляющего «начетчика» попросят объяснить подобное открытие, он отметит, что на самом деле открытие было совершено без помощи признанных методов «начетничества», оно вошло в этот «бисерный» мир грубого материализма как будто извне, из источника, которого нет и существование которого не допускается внутри области его научной школы. Возможно, он назовет этот внешний источник интуицией. Он мог бы рассказать, что было бы мудро уравновесить чью-либо жизнь хотя бы нерегулярными интеллектуальными каникулами от перебора четок, чтобы можно было получать настоящее удовольствие в виде «диких» экскурсий освобожденного разума. Большинство из распространенных интерпретаций «интуиции» как источника научного открытия лучше было бы вообще не рассматривать. До сих пор ни в одном из них нет никакой строгости изложения. В подобного рода рассуждениях мы сталкиваемся с бессознательной ассимиляцией принципа Высшей Гипотезы, частично вымаранного из сознания необходимостью получения оценки выше, чем «удовлетворительно», во время муштры и оболванивания при проведении инструктажа, например, в силлогической математической физике. Та часть сознания студента, которая восстает против этого процесса обезличивания, ощущает некий «стыд», а свою «фантастическую жизнь» он должен прятать от власть имущих и своих товарищей, если он не собирается стать объектом насмешек в среде своей профессии. Именно эту часть интеллекта первооткрывателя можно рассматривать как «интуицию», что хотя и неверно, но понятно.

«Интуиция» в той мере, в которой мы признаем существование такого названия, является детским иррациональным импульсом, реликтом того, что Адам Смит описал, как «первобытные и непосредственные инстинкты». Природа подобного неразвитого, первобытного чувства, заключенного в нас, отвергает функции создания Высших Гипотез, вселенского мышления и методов синтетической геометрии. То, что некоторые ученые называют чувством «интуиции», на самом деле является неосознанным аспектом их психической жизни, связанным с высоким уровнем образования. Этот процесс проходит незаметно, но вполне эффективно, в течение всей жизни, по мере того, как у студента развивается чувство геометрического построения концепций различных видов. Если студент собирается делать карьеру в физике, помощь преподавателей, настаивающих на том, чтобы он работал самостоятельно, пошагово доказывая каждую усвоенную идею, возможно способствовала бы возникновению этого чувства. Таким образом, студент накапливает опыт «переоткрытия» того, что уже было открыто до него. И если бы он прошел курс синтетической геометрии Якоба Штайнера и приобрел привычку думать подобным образом, он мог бы усвоить, хотя и незаметно для себя, тот вид эрудиции, которую именуют интуицией и которая позволяет более строго подходить к решению любого вопроса В той или иной степени принцип научного открытия знаком большинству цивилизованных людей. Проще говоря, это напоминает память «на кончике языка». Когда кто-то открывает для себя что-то новое, несмотря на те трюки, которые выкидывает иногда наша память, он внезапно слышит такие мысли, которые не возникали у него никогда ранее. Эти мысли вроде бы где-то «там», но человек остро чувствует, что они верны, точно так же, как он догадывается, что он правильно вспомнил какое-то имя или извлек что-нибудь еще из недр своей памяти. Это чувство «правильности» открытия не означает то, что последнее истинно и справедливо, а лишь то, что это именно открытие.

Обычно скрытая мощь открытия не осознается личностью. По нашему опыту, это похоже на что-то невидимое за запертой дверью в комнату нашего разума. Под дверью комнаты невидимому созданию мы просовываем записку и ожидаем в надежде, что получим ответ. Мы слышим, как что-то шевелится за дверью, мы в ожидании, кажется, что-то уже появилось на кончике нашего языка. Мы надеемся, что вот-вот уже получим послание от того, кто за дверью, каким бы он ни был.

Иногда мы его обучаем. Наши сознательные мысли информируют его, мы ведем с ним странные, безмолвные беседы. Если нам повезет, мы обнаружим, что это существо, чем бы оно ни было, имеет врожденный талант к синтетической геометрии. Сознательно или ненамеренно, но мы можем обучать его, поддразнивая его геометрическими задачками или же облекая ту информацию, которую ему передаем, в геометрические формы и образы. А тем временем кажется, что он всегда стоит начеку у дверей, подслушивая все, о чем мы думаем. И если мы относимся к нему дружелюбно и даем ему весь материал, необходимый для его обучения, то в окружающем нас мире мы проявим относительно высокий уровень созидательного интеллекта.

Если мы должным образом освоили Гипотезу Высшей Гипотезы, дверь будет открыта, и то существо, которое мы себе противопоставляли, окажется нами самими.

Этот образ использован с практической целью дать читателю, насколько это возможно, живое ощущение практического подхода к воспитанию созидательной силы ума. В дополнение к сильному желанию привить всем нашим детям те способы обучения, которые подразумеваются в данной книге, мы должны приложить усилия для образования всех и каждого в нашем обществе, для обучения существа за запертой дверью настолько хорошо, насколько это возможно.

Чтобы покончить с этим вопросом, нам придется рассмотреть еще один.

Мы все, вероятно, замечали, насколько степень нашей концентрации ограничена по масштабу и продолжительности. Некоторые темы и способы мышления неприятны нам, разум отказывается сконцентрироваться на них. А бывает, что даже интересующие нас темы быстро нам надоедают. Если мы более тщательно поразмышляем над этим феноменом, то признаем, что наши эмоции сильно связаны с тем, несколько широко простирается наше внимание. Мы могли бы получить доказательства того, что характерной чертой этих эмоциональных процессов, всех оттенков наших эмоций является чувство личной неповторимости. Когда, например, предмет занимает нас весельем или страхом, то оттенки этого предмета становятся более яркими. Однако слепая ярость может заслонить все остальные стороны предмета и т.д. и т.п. Что касается длительности диапазона концентрации внимания, то она схожа с его стилем, хотя и немного отличается. Частично это то же самое; чувства, к которым привела нас концентрация на первоначальной теме, вызывают реакцию того же типа, что и сама начальная тема. Однако существует еще кое-что, представляющее особую важность в плане процесса научного открытия. В дополнение к реакции на вызванные чувства на этапе концентрации мы реагируем также и на характерные черты процесса упорядочивания этих чувств. На эти характеристики мы реагируем также эмоционально. И снова эти эмоции покоятся на нашем чувстве личной социальной неповторимости.

К примеру, идея стать кем-то вроде научного работника привлекает нас не только к определённым темам, но и к удовольствиям от концентрации мысли, что ассоциируется со способностью к научной работе. Для человека, который не приемлет подобное социальное назначение, или молодой женщины, убежденной, что мышление, граничащее с научным, «не женское дело и делает ее менее привлекательной», подобное мышление, тренирующее концентрацию собственного внимания, становится почти неприемлемым, и разум начинает отвергать любые попытки, и концентрация мысли падает.

Образование населения при высоком уровне технологического прогресса требует широкого распространения такого чувства социальной принадлежности, которое соответствует умственно созидательной активности с несколько расширенным концентрационным диапазоном. Это необходимо для решения проблем усвоения и применения новых открытий, а также их распространения. Этого можно достичь, уделяя большое общественное внимание лицам, которые преуспевают в подобных попытках, а не тем, кто их избегает. Это должно быть не просто вопросом культурных привязанностей в стиле «а как я выгляжу со стороны». Это не должно побуждать человека к тому, чтобы он пытался привести собственное мнение о себе в соответствие с чьим-то другим мнением. Целью должно стать воспитание внутреннего ощущения того, что личность, вносящая такой вклад в развитие общества, должна расцениваться как полезная не только по ее творческим способностям, но и по ее намерениям к дальнейшему развитию и выгодному использованию этих сил. Нужен не зеркальный образ предполагаемого мнения об одном человеке в умах многих (авторитетов, товарищей), а внутреннее моральное ощущение индивидуальности.

Этот вопрос станет еще более понятным при рассмотрении основных этапов, на которых в течение последних двух десятилетий была разрушена господствующая в то время культура США. Начиная с середины 60-х годов наиболее явно наблюдался сдвиг культурной парадигмы в официальной морали «общественного мнения» (что подтверждается большинством газет и развлекательных программ) от ценностей рациональности, технологического прогресса и ориентации на будущее к контркультуре поколения «Сейчас» и «Мне». В общем, речь идет об упадке культуры и распространении гедонистического иррационализма и радикального экзистенциализма. Мы не будем вступать в затяжную дискуссию об этом культурном сдвиге, а лишь остановимся на некоторых основных вопросах, и этого будет достаточно для понимания сложившейся ситуации.

Центральным звеном манипулирования общественным мнением и моралью была внутренняя взаимозависимость «революции сексуального освобождения», для представления которой с начала 50-х порнографическое нарколобби использовало журнал «Playboy», и принижения общественного статуса занятых в производстве до уровня «низшего класса». Название «Плейбой» («Повеса») наиболее точно отражало смысл контркультуры в целом. Ее принципом был и остается гедонистический иррационализм, вырождение, ведущее к неразвитому состоянию интеллекта и морали, ускоряемое вторжением противоестественных и надуманных способов поведения в сферу сексуальных и других подобных оргий. Это совпало с массовым бегством из городской индустриальной жизни и переселением в пригороды в 50-х годах семей, занятых преимущественно в производственном секторе.

Примером смены шкалы ценностей служит восклицание «Я вице-президент компании, а мой дантист зарабатывает в расчете на час работы больше, чем я!». Молодые администраторы, оффисные мальчики с университетскими степенями спрашивали, где же можно получить бланк для вступления в общество Джона Берча или что-то в этом роде, так как им прожужжали все уши о том, что члены профсоюза зарабатывают больше, чем такие важные персоны в нацио нальной экономике, как они сами. Общий вывод достаточно ясен. Эта, неуверенная в себе, масса «белых воротничков» стала широкой социальной базой революции «Плейбоя». В экономической науке такому сдвигу в составе рабочей силы, связанному с переоценкой культурных ценностей, нет никакого оправдания. С этим был связан и тот факт, что «квалификация» разросшегося класса «белых воротничков» едва ли так же необходима для экономики, как квалификация промышленных рабочих. Многие представители нового класса «белых воротничков» мечтали выбраться на вершины самого первого, низшего сословия богачей, но большинство из них обнаружило, что это восхождение больше похоже на прогулку по натянутому канату с бесконечным, затаившимся страхом падения. Их положение, как они его представляли и как оно было на самом деле, оставалось ненадежным. Все это сопровождалось философией обмана как «главного секрета достижения успеха в жизни». Их образом жизни стало повседневное мошенничество в том или ином виде, включая пользование плодами "сексуальной революции". Но самым важным было не то, что происходило, а общественное отношение к происходящему.

Произошли сдвиги в отношениях к действительности: если раньше о человеке судили по вопросу «что ты строишь?», то теперь спрашивают «какое развлечение ты можешь себе позволить?». А «развлечения» становились похожи на стремительное погружение в омуты запрещенных ранее удовольствий. Дети пригородов и почти мистическая атмосфера, созданная ими, заполонили всю страну к концу 60-х годов, а родители приспособились к этим потрясениям и вскоре потеряли всякую надежду что-либо изменить. В 1969 г. Г.Киссинджер символически и фактически занял пост советника президента по национальной безопасности. В это время движение «зеленых» и программы по сокращению уровня населения, введенные президентом Джонсоном в опытном порядке, заработали в полную силу, охватывая молодое поколение, деморализованное образом общества, вовлеченного в бесконечную и бессмысленную войну во Вьетнаме. Образ США, как страны, имеющей общую цель существования, распался. Набирала ускорение и силу предложенная Фридрихом Ницше переоценка ценностей, и результатом культа уютного пригорода и «революции контркультуры «Плейбоя» (то есть инфантилизма и гедонистического иррационализма) стало общее превращение молодежи и либералов в якобиноподобную толпу, ни от чего не получающую такого удовольствия как от приведения экономики в упадок шаг за шагом и все во имя либо неомальтузианских, антитехнологических целей, либо для наслаждения победой иррационалистской «чувственности» той или иной «воинствующей группы» над признанной концепцией технологического прогресса.

Сдвиг культурной парадигмы, навязанный большинству населения США, имел в истории схожие прецеденты якобинскую диктатуру во Франции и огромный подъем движения "Молодая Европа", руководимого Джузеппе Мадзини в течение середины XIX века.

Созидательный потенциал человеческого разума перестал быть источником ценности и был заменен «мнением общества» о человеке. Те основные черты концентрационного размаха сознания, которые связаны со способностью к усвоению новых научных открытий, оказались незадействованными в результате иррационалистского выбора общественной индивидуальности. Без полного изменения этих тенденций в общественном мнении в направлении морального, рационального осознания человеческой индивидуальности в рамках технологического прогресса США будут вскоре обречены на угасание в результате морального упадка в стране.

Если предположить, что столь желанный сдвиг культурной парадигмы уже произошел, то решение вопросов занятости населения должно быть сосредоточено на трех критических моментах:

Повышение доли производственных работников до 50 % от общего количества рабочей силы.

Сосредоточение большей части этого прироста в сфере производства средств производства.

Повышение занятости в научно-исследовательском секторе до уровня 5% от всей рабочей силы.

Этим мерам должны способствовать соответствующие изменения политики в области налогов, кредитов и заработной платы. Это потребует коренных изменений в сложившихся методах образования с учетом требований программы классического образования Гумбольдта, включая обязательное изучение синтетической геометрии на первых стадиях обучения ребенка (начиная с игр с геометрическим конструктором). Наряду с обеспечением экономико-практи-ческих потребностей в такого рода переменах, следует сознательно поощрять изменения культурной парадигмы, поскольку именно она влияет на ощущение личной неповторимости человека в обществе.

В этих условиях нам потребуется создание своего рода «центров кристаллизации», т.е. таких учебных лабораторий, которые обеспечат серьезное обучение одаренных молодых ученых в области математической физики с позиций синтетической геометрии. Одновременно должно быть уделено внимание истории науки с упором на первоисточники. В этом контексте должен быть осознан принцип Гипотезы Высшей Гипотезы. Этот подход, смоделированный по хорошо себя зарекомендовавшей программе «обучающихся бригад» Монже из Парижской Политехнической школы, должен быть направлен на переключение этих «бригад» исследователей и учителей на лабораторные, университетские и промышленные программы по всей стране. Эти центры должны не только лелеять творческий научный потенциал своих членов и выпускников. Должна воспитываться целеустремленность к освоению рубежей тех фундаментальных исследований, которыми наша наука полностью овладеет лишь в следующем поколении.

Кроме того, распространение научного знания и применение экономической науки в том понимании, которое непосредственно связывает создание стоимости с проведением фундаментальных научных исследований, формирует базу для согласованных действий между управлением производством и научным поиском, которые составляют сущность любой национальной программы по использованию науки как двигателя экономики.