9. Руна Дагаз

После Мидсумар 1148 год
Вторая половина месяца Iunius ю.к.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что на Мидсумар поднадзорный А.Л. извлек из тайника интересующий Вас артефакт. Изображение А. прилагаю.

Светояр


Ночь после Мидсумар самая короткая в году. Вот вроде бы только-только мы уехали с губернаторского бала, а уже и полночь миновала, и на востоке горизонт посветлел.

Отчаянно хотелось спать. В глаза словно кто-то песка насыпал. Ксения смеялась, и обзывала меня вампиром с красными глазами. И не было никакой возможности прикорнуть хотя бы на полчасика. Хотя бы на заднем сидении старого лимузина. Да, подмышка тролля, я и на кучу старых листьев под деревом был согласен.

Наемные убийцы, которых удалось захватить живыми после покушения, после инъекции сыворотки правды, готовы были выдать все, о чем их спрашивали дознаватели жандармов. Но, конечно же, не могли выдать то, чего не ведали. Нанимал их человек, представившийся доверенным лицом члена Совета мастеров Берхольма, Золотова. Обещали шестьсот тысяч гривен на троих. Половину выдали авансом. Имперские специалисты проверили счета, куда средства действительно были зачислены. Источником поступлений оказалась маленькая, с момента своего основания не знавшая таких гигантских оборотов, фирмочка. Удобное прикрытие для тех, кто тщательно охранял свое инкогнито. Несомненно, пройдет какое-то время, и опытные следователи смогут проследить весь путь грязных денег, но тогда, в ночь после Мидсумара, и того, что удалось узнать было достаточно, чтоб мы могли действовать, не оглядываясь на имперских правоохранителей.

Мы в своем праве. Покушение на высшего имперского аристократа — коронное преступление. Попытка убийства действующего повелителя удела — прямой путь на плаху. И у меня, у князя Алтайского, было преимущественное право на воздаяние. И никто, никакой закон или обычай, не смели вставать у меня на пути.

К полуночи городской дом Золотовых был полностью окружен «Перуничами». Не будь с нами в качестве наблюдателей за соблюдением законности офицеров жандармерии, сразу бы и штурм начался. Но пришлось тратить время на переговоры. Предлагать членам семьи злодея помилование в обмен на выдачу мне человека, ответственного за организацию покушения. Торговаться я не собирался, хотя мне и предлагали голову «доверенного лица» и миллиард гривен в качестве виры. Зачем? Золотовские деньги и так вскоре станут моими, а поважать врагов эфемерностью наказания я не намеревался.

«Если бы этот чудак не нанял убийц сам, их пришлось бы организовать нам», — проговорился Гуселетов. Суды судами, а показательная расправа над привыкшим считать себя неподсудным городским советником — это знак. И проверка. В первую очередь — не сложно было догадаться — для меня. Старики устроили очередной урок: сможет ли, не дрогнет ли рука, хватит ли воли и решимости?

Урок выходил так себе. К тому моменту, как горизонт на востоке посветлел, я готов был убивать. Устал. Был раздражен, и зол. Бесили эти хороводы с переговорами, жандармами, всюду сующими свои носы, и брюзжанием старых прохиндеев. Хотелось уже размазать тварей по стенам их же дома, принять душ и лечь поспать.

Штурм начался как-то хаотично. На самом деле, никто уже никогда и не скажет, что заставило одного из вооруженных охранников последнего оплота Золотовых выстрелить в сторону блокирующих здание наемников. Никто не пострадал, но этот выстрел, словно сорвав тормоза, послужил сигналом к атаке.

— Вперед! — выкрикнул я, передергивая затвор штурмовой винтовки.

Признаться, у Ксении это же действие получилось куда как более гармоничным. Но оно и понятно. Девушка была знакома с излюбленным оружием наемников с самого детства, а я в руки взял-то его впервые в жизни неделю назад.

В комбинезоне с подвернутыми штанинами и рукавами, Баженова выглядела презабавнейше. Только никто не смеялся. Потому что она не только умело стреляла куда-то вперед, но еще и умудрялась держать при этом щит перед нашим отрядом.

Весь выходивший на улицу фасад здания вспыхнул мигающими огоньками ответного огня. Пули звонко хлопали в полусферу щита, чертили узоры на асфальте подъездных дорожек, чвякали о сырую землю газонов. Но, слава Богам, пока не трогали нас — дюжину безликих в шлемах моих дружинников, меня самого и Ксению.

— Двери! — воскликнула девушка. — Нужно их сломать.

— С радостью, — прорычал я.

О, ломать я умел! Единственное, что умел делать с абсолютной эффективностью. Здесь не требовалось запредельной концентрации, или каких-то особенных умений. Только Сила, и мощь, которых у меня хоть отбавляй. Нужные руны сами собой сложились в нужное плетение, энергия хлынула туда, куда ей и полагалось попасть, и конструкт рванул вперед, даже не дождавшись повелительного жеста. Здоровенный, призрачный кулак так долбанул по зданию в районе дверей, что обрушились не только двери — даже стены осыпались вниз, словно бы сложенные из детских кубиков.

— Силен! — звонко крикнула Баженова, расстреливая какие-то мечущиеся в рваном свете фигуры у подножия парадной лестницы.

Какие-то люди, обгоняя нас, рванули внутрь здания. Кто-то командным голосом раздавал команды. Зазвучали взрывы забрасываемых в помещения гранат.

— Цел? — хлопнул по плечу невесть откуда вынырнувший старый воевода. — Что встал? Вперед. Их там еще полно!

Снова бегу вперед. Снова передо мной щит Ксении, а с боков несколько безымянных бойцов. Все стреляют. Я тоже палю в ответ на любое движение впереди. Пахло сгоревшим порохом и кровью. На ступенях лестницы скользко от крови, но трупов не видно.

— Сверху! — предупреждает один из дружинников, и мы все оборачиваемся к новым врагам. Снова бью всей мощью, на какую только способен. Рушится крыша, толстенные балки лавиной сносят засевших на верхней площадке стрелков. Мы смеемся и рвемся наверх, стреляя во все, что похоже на людей.

— Граната! — кричит Ксения, и щитом отбрасывает совсем не выглядевший опасным шарик обратно в тот дверной проем, откуда он вылетел. Грохает. Звуков вокруг становится меньше. Будто бы мир вокруг вдруг попадает под воду, и мы все теперь рыбы. Винтовка щелкает, и отказывается делать очередной выстрел. Благо, я не один, и по врагу есть кому палить.

Бежим по длинному коридору, заглядывая в каждую дверь. На удивление, этаж почти пуст. Почти ни кого не встречаем до самого конца.

— Дай сюда, — решительно командует дочь наемников, снимая гранату из разгрузки ближайшего дружинника. И тут же рвет кольцо, и закидывает кругляш в комнату за последними дверьми на этаже.

Меняю магазин, передергиваю затвор. Ксения обновляет щит, а один из моих бойцов рывком распахивает двери. Врываемся. И видим только несколько трупов, и копошащегося у стены Золотова. Не задумываясь и на миг, создаю призрачный кулак и размазываю врага о стену. Та не выдерживает, и вылетает наружу, засыпая нас всех пылью и какой-то трухой.

Победа.

Все еще кто-то куда-то бежал. Иногда слышались одиночные выстрелы, а с почти обвалившейся крыши сыпались куски кровли. Старый воевода зычно отдавал команды разошедшимся по зданию отрядам. Но это уже ничего не значило. Мы уже победили.

— Ты как? — спросил я девушку, устраиваясь рядом на полу у стены. В бывшем кабинете Золотова было полно мебели, имелись и кресла и мягкие диваны. Но мы с Ксенией выбрали все-таки грязный, засыпанный обвалившейся штукатуркой, пол.

— Пф, — фыркнула Баженова. — Мне-то чего сделается?

— Мало ли, — развел я руками. И замолчал. Устал, и подходящих слов не находилось.

Поймал себя на мысли, что даже вот так — на грязном полу — сидеть очень хорошо. И никому от меня ничего не нужно. Нет нужды кому-то что-то объяснять, кого-то уговаривать, кем-то командовать. Просто сидеть рядом с боевой подругой, и молчать.

— Ты хоть видел, в кого мы стреляли? — хихикнула дочь наемников. И тут же прижала чумазую ладошку ко рту. — Ой. А если там были дети?

— Перестань, — вяло отмахнулся я. — Какие дети?! Когда вокруг дома собирается толпа вооруженных мужчин, нормальные люди прячут женщин и детей в подвал.

— Нормальные люди не нанимают убийц, — без большого, в прочем, энтузиазма, заспорила Ксения. — Леший его знает, чего у него в голове было. Теперь уже не спросишь.

— Ага, — согласился я. — Не спросишь. Что-то я погорячился…

— Погорячился он, — снова фыркнула она. — Да ты просто монстр какой-то. Весь дом им разломал. Чего этой своей… родовой способностью не пользовался? Можно же было из просто повязать всех…

— Не знаю, — дернул я плечом. — Устал, наверное. Только и думал, что по-быстрому сломать тут все и закончить на этом.

— Молодец, — протянула Ксения. — Ты добился своего. Гора трупов…

— Ай, — махнул я на нее рукой. — То так это все невинные овечки были. Один душегубов на нас натравил, другие ни с того, ни с сего стрелять начали.

— Да, не-не, — затараторила девушка. — Это я от нервов. Сижу вот, и глаза боюсь закрыть. Вдруг снова эту твою кляксу кровавую увижу… Жуть.

— Ты мне жизнь спасла, — вдруг вспомнил я. — Спасибо.

— Пф, — кивнула она. — Обращайся, если чего.

— Непременно, — хмыкнул я. — Пошли что ли? Попробуем в машине подремать. Здесь еще долго будут все обыскивать. Разбираться. Жандармы по-набегут.

— Пошли.

Баженова, используя мое плечо в качестве опоры, встала, и, слегка пошатываясь, пошагала в сторону парадной лестницы. Ну и я, повесив обе винтовки на шею, следом.

— …Перекрыть вокзалы и основные выезды из города. Поставить посты у каждого из домой, принадлежащих мастерам, — втолковывал Гуселетов гранд-легату ИСБ Халлстейну Ауду в разгромленном холле огромного дома.

— Вам не кажется, ваша светлость, что этонесколько чрезмерная мера, — кривился главный жандарм Алтая. — Выдвинутые им обвинения, конечно, достаточно серьезны. Но это не повод полагать, что Советники непременно кинуться бежать.

— Мы не боимся того, что они сбегут, генерал, — рычал старый эконом. — Мы опасаемся новых покушений на князя. Один раз член Совета Мастеров уже имел такую глупость. Вы, своим бездействием, подтолкнете остальных к радикальному решению проблемы. И…

— И что? — рявкнул в ответ жандарм. — Вы их тоже всех убьете?

— Непременно, — засмеялся древний прохиндей. — Обязательно. Всенепременно. И кончится это тем, что вам некого будет судить.

— Домашний арест требует решения суда, — пошел на попятную генерал. — А для ввода патрулей на вокзалы и организацию блокпостов на дорогах санкция самого императора.

— Но представление-то должны подавать следственные органы. Не я, не князь, а вы, ваше высокопревосходительство!

Я не стал вмешиваться. Гуселетов продолжал кошмарить городской совет, и моего участия там не требовалось. Как не нужна была моя помощь и воеводе, что-то втолковывающему десятку моей дружины.

Помог Ксении забраться на мягкий удобный диван в лимузине, и отошел к багажнику сложить пока не требовавшееся оружие. А когда вернулся, девушка уже спала. Восток полыхал встающим солнцем, окрестные дома казались черными, обгорелыми развалинами — день в городе, который уже никогда не будет прежним, только начинался.


Проснулся около трех пополудни в собственной спальне, на втором этаже усадьбы. С явным вкусом извести на языке, и с клочьями воспоминаний о сне, в котором я довожу, так и не соизволившую проснуться, Ксению до ее покоев, а потом, позабыв хотя бы умыться, иду к себе и падаю в постель.

Злобное зеркало показало существование вероятности, что сон был не совсем сном. Во всяком случае, богатые разводы сажи и остатков штукатурки с лица хоть и утратили насыщенность, но полностью никуда не делись.

Хорош я был, нечего сказать. Чуть больше суток без отдыха, и я стал вырубаться прямо на ходу. Бросил подчиненных — спавших не больше моего — доделывать начатое, а сам сбежал в усадьбу. И даже не подумал поинтересоваться итогами: кто-то ведь мог быть ранен, или даже убит в том сумбурном бою!

Поплелся в санузел. Чистить зубы, мыться и продолжать самого себя изводить злобными мыслями. Надел свежую одежду и, с видом приговоренного на казнь, отправился в столовую. Мысли мыслями, а кушать хотелось жутко.

Вышату Ромашевича встретил уже на лестнице вниз. Даже предположить не мог, что буду так рад его видеть. Даже настроение немного улучшилось. Уж кто-кто, а этот здоровяк точно не стал бы мне выговаривать за позорное бегство из разгромленного дома Золотовых.

— О! Ваше сиятельство! — гаркнул бугай во всю мощь своих безразмерных легких. — Вы уже встали?! Сейчас распоряжусь на счет обеда…

— Тише ты, — простонал я. — Баженову разбудишь.

— Да, она уже с час как на ногах, — засмеялся Вышата. — Ей его милость, воевода Гарди поручил перечень истраченных боеприпасов и утерянного оборудования составлять.

— Вот как? — вяло отреагировал я. — Что еще нового?

— Каретниковы все-таки решили уехать, — гордо выдал Ромашевич.

— Ну да. Я сам их выгнал.

— Да, ваше сиятельство. Только они по-первой бузить собирались. А ноне, как про Золотовых стало всем известно, решились съезжать.

— Ясно, — усаживаясь за стол, выговорил я. — Что еще нового? Что в телевизоре говорят про наш штурм?

— Так они тепереча…

— Теперь, — машинально поправил я.

— Ну, да. Теперь. Они теперь опасаются гадости-то про ваше сиятельство говорить. Нашелся вроде как свидетель, который утверждает, будто вы, ваше сиятельство, сами, с горсткой дружинников, и дом Золотовым разломали, и всех в доме порешили…

— У нас как? — глядя на черную струю кофе, льющуюся в мою чашку, спросил я. — Потери большие?

Ромашевич пошелестел бумагами, и выдал:

— Дружина. Двое погибших, шестнадцать ранены. Из них, двое тяжело. Уже в больнице. Состояние стабильно тяжелое, но доктора дают положительный прогноз. «Перуничи». Двое ранены. Насколько тяжело, командование наемников не уточняет. От них поступил запрос о дальнейшем увеличении численности, ваше сиятельство.

— Что это значит?

— Командиры «Перуничей», ваше сиятельство, утверждают, что при имеющихся сейчас в их распоряжении пяти тысячах бойцов, контроль над интересующей нас территорией города сохранить невозможно. Даже наемникам требуется отдыхать, ваше сиятельство.

— Никто и не думал, что они роботы, — кривовато усмехнулся я. — Предполагалось, что в течении трех или четырех дней полиция нашей части Берхольма будет сформирована, и нужда в целой армии наемников отпадет. Что изменилось теперь?

— Полицейские чины, переведенные из полицейских подразделений других поселений княжества, прибывают, ваше сиятельство. Но организация полноценной службы далека даже до приемлемого уровня…

— Вышата?! — удивился я. — Ты чей-то рапорт читаешь?

— Ну, да, — смутился здоровяк.

— Я и смотрю, что ты как-то… — хотел сказать «умно», но передумал обижать слугу. — Иначе как-то начал выражаться. Ладно. Продолжай.

— Господин Ногаев, назначенный вашим сиятельством префектом Берхольмской полиции, докладывает, что даже после полного комплектования, ему понадобиться, как минимум одна — две недели на ознакомление личного состава с оперативной обстановкой.

— Логично, — согласился я. — Такого гадюшника, как в Берхольме, больше нигде нет.

— Так же господин Ногаев, уже получивший предварительные данные о состоянии организованной преступности, просит вашего, ваше сиятельство, разрешения на использование дружины и наемников для проведения арестов. Его превосходительство, господин префект, предполагает, что городских авторитетов и их банды следует брать всех одновременно. А на операцию такого масштаба у него не достаточно специалистов.

— Ладно, — промокнув губы салфеткой, решил я. — Нужды господина Ногаева мы выяснили. Давай вернемся к наемникам. Что они предлагают?

— Командование «Перуничей», ваше сиятельство, информирует нас, что сразу несколько небольших наемных отрядов изъявили желание поучаствовать в полицейской акции. Под управлением вашего сиятельства и с координацией действий с «Перуничами», конечно. Сообщается, что общая численность наемного контингента может достичь шести с половиной или семи тысяч профессиональных бойцов. Это позволит и совершать ротацию на существующих блокпостах, и, при необходимости, проводить силовые акции.

— Угу, — фыркнул я. — Заработал сам, дай заработать и приятелю…

— Его милость, воевода Хьярвард Гарди оставил пометку на рапорте, что лишние бойцы нам сейчас лишними не будут.

— Его милости и пара дополнительных дивизий, нисколько не помешают, — согласился я. — Его светлость, господин Гуселетов оставил какую-либо информацию о дополнительных поступлениях в казну?

— Только предварительные прогнозы, ваше сиятельство, — отыскав нужный лист в стопке, доложил Вышеслав. — Но он так же оставил пометку на рапорте «Перуничей».

— Цитируй, — вздохнул я.

— «Деньги есть». Писано его рукой, ваше сиятельство.

— Вот как? — старики опять что-то мутили. Но, слава Богам, хотя бы окончательное решение оставили за мной. Надоело быть маленьким ребенком, которого седые прохиндеи бесконечно поучают. — Свяжись с руководством наемников, и передай, что я санкционирую увеличение численности за счет найма дополнительных отрядов. Пусть составят краткую справку по каждому подразделению. Сильные стороны, слабости… Нас в первую очередь интересуют специалисты по силовым захватам и штурмам. Копии справки отправишь господину префекту. Пусть выберет нужных.

— Записал, ваше сиятельство, — отчитался здоровяк, закончив карябать буквы карандашом в блокноте.

— Молодец, — похвалил я старательного бывшего одноклассника. — Теперь огласи предварительные прогнозы по поступлениям в казну.

— Его светлость, господин Эулейв Гуселетов составил справку, согласно которой, при полном расчете ваших, ваше сиятельство, вассалов, казна увеличится на четыреста одиннадцать миллионов гривен.

— Мало, — поморщился я. — Есть ли расчет по поступлениям от городских мастеров?

— Нет, ваше сиятельство, — тяжело вздохнул Ромашевич, и уткнулся в свои бумаги. — По искам, поданным адвокатским домом Капонов в имперский суд, мы испрашиваем более миллиарда гривен в качестве штрафов и в возмещение ущерба по нарушенным арендным договорам. Кроме того, требуется оценка экологического вреда, нанесенного предприятиями советников. Исправление вреда так же ляжет на нарушителей. Точных цифр ни его светлость, ни господин Капон не называют.

— Ясно, — сказал я. В принципе, Вышата не сказал ничего нового. Все, что касалось исков и выплат членов Совета Мастеров, обговаривалось нами не один раз. Единственное, что изменилось — это мастеров стало на одного меньше.

— Золотовские трофеи уже успели оценить? — у старого Гуселетова не так много подчиненных, чтоб за те несколько часов, что я спал, успеть полностью оприходовать богатое «наследство» поверженного врага. Но хоть что-то же они могли сделать?! Хотя бы добыть справку о состоянии счетов в банках. Оставлять хоть что-то мнимым или явным наследникам провинившегося рода мы не собирались.

— Оценка еще ведется, ваше сиятельство, — поклонился Вышата. — Запросы в банки разосланы, но ответов мы еще не получили. Известно лишь, что кредитные учреждения ныне проверяют законность наших требований.

— Ну-ну, — хмыкнул я. — Проверяльщики… Что там от Золотовых-то осталось?

— Вот… — Ромашевич снова взялся перекладывать бумаги. — Вот рапорт его милости, воеводы Хьярварда Гарди. Согласно этому документу, в ходе штурма особняка Золотовых, были уничтожены сорок восемь охранников. Двое в тяжелом состоянии доставлены в городскую больницу. Кроме того, убиты Золотов и все члены его семьи…

— Все? — неверяще выдохнул я. — Включая женщин и детей?

— Все, ваше сиятельство, — бодро отрапортовал Вышеслав. — Господин воевода докладывает, что, в связи с ожесточенным сопротивлением, штурм велся по принципу: «сначала входит граната, потом люди». По окончании сражения, выживших членов семьи советника не обнаружено.

— Нормально мы повоевали, — хрипло выговорил я, припоминая суматоху боя. Бег, пот, заливающий глаза, вонь сгоревшего пороха и стрельбу на любое движение впереди. И снова бег… — Среди дружинников… гм… Много, кто решил уйти?

— Ни одного, ваше сиятельство, — какой-то чересчур бодрый голос Ромашевича начал раздражать. — Его милость, господин воевода отмечает достаточно высокую эффективность даже столь слабо обученной дружины. Говорит, мол, люди восхищены вашей личной Силой, ваше сиятельство. И преисполнены оптимизмом.

— Вырезали всю семью, от мала до велика, и еще преисполнены, — задумчиво выговорил я, борясь с так и норовившим выйти бутербродом. Тем же путем, как зашел. — Боги! Что мы наделали?!

— Устранили угрозу, — прорычал, врываясь в малую столовую, воевода. — Только так и надо делать. Теперь там некому мстить.

— Ай, — отмахнулся я. — Да никто бы и не посмел…

— Теперь и не посмеет, Антонушко. Не после того, как ты двумя ударами им весь дом разломал. Слышал уже про Каретниковых? Тролльи дети бунтовать думали, а теперь вещички собирают и из княжества бежать собираются.

— Ну, да…

— Да, Антонушко! Да! Чем потом бегать по всему княжеству, то тут, то там злодеев отлавливая, лучше уж вот так. Одним ударом и врага уничтожили, и Силу твою показали. Ну и дружину кровью с тобой связали. А о сопутствующих потерях не думай. Нет в том твоей вины. О том пусть теперь Золотов в Йотунхейме хвастается — как за твоей шкурой охотников посылал, да сам стриженным ушел. И баб своих туда же спровадил.

— Взявший в руки меч, должен быть готов умереть, — возвышенным тоном воскликнул Ромашевич.

— Молодец, Вышата, — хлопнул здоровяка по плечу воевода. — Верно все понимаешь. А ты, князь, настоящим русом себя показал. Четь тебе и хвала. Все правильно сделал.

— Сейчас по телевизорам раздуют, — скривился я. — Кровавым убийцей обзовут.

— А нас, истинных русов, кровью не напугать, — засмеялся старый воин. — Каждый из нас готов убивать. И ты, Антон, такой же. Помни об этом.

Гарди был прав. Ни в одной культуре мира месть, убийства и поединки не превозносились так высоко, как в руской. Саги наполнены кровью по самые края. Предки с таким упоением резали друг друга и ближайших соседей, что странно как эти земли не обезлюдели вовсе. С другой стороны, каждый нормальный герой саг старался щадить женщин и детей. Бывали, конечно, и исключения, но в основном — мужчины сражались, бабы сидели по домам. А не «сначала граната, потом бойцы». Гранате, вообще все равно кого убивать. А вот мне — нет.

— Да я помню. Но если бы догадался родовым даром там всех придавить, лишних смертей бы не было.

— Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, — ткнул в меня узловатым пальцем воевода. — А так даже лучше получилось. Сдали жандармам тела, и закрыли тему. Никаких мстителей или вдруг возникших ниоткуда наследников… И собирай вещи, боец. Завтра едешь с дружиной на тренировочную базу. Будете взаимодействие отрабатывать.

С громким треском рухнули последние мои иллюзии, будто бы я сам из себя что-то представляю. Старики и не подумали прекратить мною помыкать, хоть и с большим пафосом водрузили на голову княжескую корону.

Удивительно, но обидно не было. За полгода, проведенных в Лицее, не успел привыкнуть быть самому себе хозяином. А в усадьбе на Драконьем озере именно так все и было — важные вещи решали старики, отводя мне чисто представительские функции. Живое знамя, если хотите. Последний в роду. Да еще и несовершеннолетний. Пусть титул действующего князя и подразумевал полную эмансипацию, но ведь древних воспитателей за месяц не переделаешь.

Да и, нужно быть честным перед самим собой, пусть меня и готовили к княжескому престолу с самого сопливого детства, каких-то сил великих править без подсказки опытных советников, я за собой не чувствовал. Просто, нельзя объять необъятное. Знать все, разбираться во всех вопросах, чувствовать людей так, чтоб легко отличать хороших людей от плохих. Продумывать все на десять ходов вперед. Не может это все делать один человек. Простой человек. Не гений. Я.

Умом понимал, что придется. Что старики не вечны, и наступит момент, когда все они, один за другим, уйдут из Мидгарда. Что нужно уже сейчас среди ровесников искать нужных людей. Привлекать их к себе. Привязывать. Сплетать судьбы.

Нужно время. Несколько лет форы, которые позволили бы выбрать и испытать кандидатов. Обучить их под руководством стариков. Подготовить к работе. И самому подготовиться. Принять, обжиться с мыслью, что от меня теперь зависят миллионы простых граждан. Их жизнь, смерть и благополучие. От одного меня. И каждая моя ошибка, просчет или даже простая недоработка выльется в чью-то гибель. Вот что мне стоило воспользоваться даром нашего рода, и придавить полем без энергии защитников дома Золотовых?! Ни-че-го! А не верный выбор привел к смерти всю семью мятежного советника. И теперь их кровь на мне. Ну, и на главе рода Золотовых, который имел глупость поссориться с представителем высшей аристократии, и не озаботился безопасностью членов собственной семьи.

— Слышал уже? — выкрикнула с каким-то надломом в голосе Ксения, врываясь в столовую. — Знаешь? Эти твои солдатики чего натворили?!

— Чему твои «Перуничи» научили, то и натворили, — отмел я обвинения от дружины. — Чем ожесточенней сопротивление, тем сильнее удар.

— Ты говорил, они спрячут семьи в подвал, — продолжила обвинение девушка, словно не слыша моих аргументов.

— Я говорил, что все нормальные люди так делают.

Нет, я и не думал как-то оправдывать совершенное. Но и переваливать вину на дружинников, месяц назад впервые взявших в руки оружие, тоже не собирался. Моя вина, моя ошибка, и мне, когда придет время, за нее отвечать перед Богами.

— А теперь выходит, что наемники виноваты! Ну, конечно. Во всем всегда виноваты наемники…

— Что ты говоришь? — удивился я. — С чего ты взяла, что я в чем-то обвиняю «Перуничей»?

— А кто тогда? Не хочешь же ты сказать…

— Я и говорю. Я во всем виноват.

— Что?

— Я. Во всем. Виноват, — максимально членораздельно выдал я. — Эти смерти на мне одном.

— Но… Почему?

— Потому что я туда привел всех этих людей. Тебя, стариков, наемников, парней — месяц как из приюта, и сразу в это вот все. Все туда пришли моей волей. Значит на мне и ответственность. Не объяснил, чего хочу. Не уточнил. Мы и сами с тобой рвались вперед, как сумасшедшие. Стреляли во все, что двигалось. Но у нас хотя бы был твой щит. А у остальных что? Только азарт и страх.

— И ты так спокойно это все говоришь? Словно бы тебя это почти не касается.

— А что ты от меня хотела? Слез? Истерики? — разозлился я. — Что сделано, то сделано. Ты сама говоришь: фарш невозможно прокрутить назад. Никто кроме Богов не может оживить мертвых. Нам остается только признать ошибку и сделать выводы, чтоб впредь такого себе не позволять.

— Но и не так же… — прошипела в ответ девушка. — Как механизм какой-то. Как робот. Словно в тебе вообще нет сердца.

— Вот сейчас было обидно, — рыкнул я. — Ты вообще кто такая, что считаешь, будто имеешь право на меня кричать?!

— Я кто такая? — полыхнула щеками Ксения. — Я кто такая? Я твой единственный друг. А ты — чурбан железный! Вот ты кто!

Баженова, снова, в который уже раз оставив за собой последнее слово, взмахнула юбкой и скрылась. Оставив меня в компании с недоумением и легкой злостью.

— Кхе-кхе, — обозначил свое присутствие воевода. — Огонь девка. Теперь тебе придется извиняться.

— За что? — силой воли удержав лицо, чтоб не вскрикнуть от неожиданности, спросил я. — Я вроде ничего ей обидного не говорил.

— А, это не важно, — скалясь во все тридцать три зуба, заявил старик. — Они такие все… Сейчас добежит до своих покоев. По дороге выдумает гору всего, что ты думал, но не сказал. А потом еще и поверит сама себе, что ты это говорил. И будет обижаться уже всерьез. И не перестанет, пока не извинишься.

— И это она еще называет меня инопланетянином, — покачал я головой. — Они точно такие все, или встречаются еще… ну с человеческой логикой в голове?

— Встречаются, — пуще прежнего засмеялся седой воин. — Только ты их как девушек воспринимать не будешь. Потому как это не нормально. Нормальные — они такие вот, как наша Ксюша.

— Обалдеть.

— Ай, да брось, Антоша. На самом деле тебе еще с ней повезло. Иные бы еще до вашего разговора, невесть что сами себе выдумали, и обиделись. А ты ходи и думай — за что. Гы-гы-гы…

— Гы-гы, — передразнил я воеводу. — Что ты там говорил о тренировках с дружиной? Точно завтра выезжаем, или можно уже сегодня отправиться?

— А-ха-ха-хах, — аж прослезился древний воспитатель. — Отступление, тоже важный в жизни маневр. Можно и сегодня… А парней уже завтра завезем…

Раньше меня воспитатели так не баловали. Так что я удивился, но вида не показал. Не дай Боги, воевода передумал бы, и пришлось бы оставаться в одном доме с невесть за сто на меня обидевшейся Баженовой. В своем собственном доме…

Учебная база — это конечно громко сказано. Обычный полевой лагерь со сделанной подручными средствами полосой препятствий. Из плюсов: на у меня же арендованном наемниками участке земли имелась небольшая речка, в которой можно было купаться, и кусок девственно нетронутого леса. Из минусов: сопка с узеньким пешеходным маршрутом на самый верх, местными инструкторами называемый «димедрол». В смысле — снотворное на ночь, которое «прописывали» желающим поболтать в палатке после отбоя.

Еще на учебной базе имелось стрельбище — расчищенная от кустарника площадка с полверсты длинной и вдвое уже шириной. В качестве пулеприемника приспособили крутой склон той самой, «димедрольной» сопки. Оружие, все то время, что не использовалось курсантами, хранилось в передвижной, на базе грузовика, оружейке. Так что и тут у проверяющих, коли они бы туда вдруг явились, никаким претензий быть не могло. Сержанты из числа матерых «перуничей» с сожалением в голосе рассказывали, что хороший солдат с оружием не расстается. Но идею, что сто с лишним вчерашних школьников станет таскаться по окрестностям со штурмовыми винтовками наперевес, зарубил уже воевода.

— Нужно же уметь отличать мух от котлет, — ярился старый воин. — Одно дело, когда бойцы на операцию выезжают. Там без оружия никак нельзя. И другое, когда они по глупости и малолетству, стволами играться начнут. Тут уж следи не следи, а кого-нибудь точно убьют. Эти штуки для того и выдуманы. Докажут делами, что люди серьезные, и им можно доверять — другое дело будет…

Ко мне мои же дружинники отнеслись подчеркнуто уважительно. Постоянно и ежесекундно за нами там никто, конечно же, не следил — это вообще в принципе нереально, уследить за более чем сотней молодых парней. Но и в то время, когда сержантов и близко не наблюдалось, меня не пытались как-то поддеть или проверить на прочность.

Особенно те ребята, в одном отряде с которыми, мы штурмовали дом Золотовых. Нет, сиятельством через слово никто не утомлял, держались просто, и звали по имени или «княже». Но уважение чувствовалось.

Особенно после того, как мы с инструктором по рукопашному бою вдоволь поваляли друг друга по песочку. Тот, вообще-то был заведомо уведомлен, что учили меня с пяти лет и лучшие из лучших. Только поверить все не мог. А мне и в радость. Руками или даже с любым не стреляющим оружием в руках у меня много лучше получалось, чем с тем же огнестрелом или контролем Силы. Да чего уж: с мечом в руках я был неудержим и смертоносен. А стрелял в лучшем случае на хорошо.

А! Забавно было увидеть выражение лиц сержантов, когда я первым же вечером, после ужина, отправился к реке.

— Далеко шагаешь, курсант? — эти внаглую не хамили, но и держались куда более независимо, чем дружинники.

— Иду дракона кормить, господин сержант, — браво отчитался я.

— Угу, — скривился тот. — Это теперь так называется? Отхожее место расположено в другой стороне, курсант. В нашем лагере драконов положено «кормить» там.

— К счастью, господин сержант, дракон живет в реке. И он голоден.

— Ну пойдем, посмотрим на твоего дракона, — хохотнул, так мне и не поверивший наемник. По дороге он еще и друзей своих позвал. Мне было плевать. Я — князь Летов, и у меня есть питомец. Дракон. Никакой тайны я из этого больше не делал.

Были конечно небольшие сомнения, что молодой морской змей сумеет быстро найти дорогу в эту, совсем не крупную, речушку. В семейных летописях утверждалось, что из моря Северного, вслед за конунгом Ингемаром, в Сибирь, пришло аж два дракона. Каким образом эти волшебные звери перемещались между реками — история умалчивала. В летописи описывались места, где чуть ли не по сотне верст приходилось лодьи перетаскивать, чтоб в нужный водоем попасть. И каждый раз драконы встречали уставших людей.

Вот и я на нечто подобное надеялся. Тоже думал, что раз мы с Хёгги связаны узами Силы, то и мой питомец найдет способ переместиться. Ингемару свою пару даже звать нужды не было. Они словно сами вперед людей знали, где именно будет точка встречи. Так что и я, в качестве научного эксперимента, звать, как делал это обычно — опуская накачанные Силой руки в воду — не стал.

Впрочем, и не понадобилось. Змей уже нетерпеливо ждал в ближайшем омуте, взбивая своими маневрами воду в серо-зеленую пену. Увидел меня на берегу, остановил мельтешение бесконечно длинного тела и поднял голову. Сажени на полторы над водой. Этакий столб с шипами в разные стороны, увенчанный страшенной зубастой головой.

Видел, что дракон рад меня видеть, но к самому берегу подтягиваться не торопился. Косил огромным фиолетовым глазом на обалдевших сержантов.

— Иди сюда, мой хороший, — позвал я, вытягивая накачанную Силой руку. — Проголодался, маленький…

— Нихрена себе, малышок, — вякнул кто-то из наемников.

— Он еще совсем юн, — доброжелательно пояснил я. — Еще растет. Ему нужно хорошо питаться.

— Как мы теперь тут купаться-то станем? — озаботился другой «перунич». — Мы же ему на один укус.

— Мы наемниками не питаемся, — прикоснулся я к теплой шелковистой шкуре на морде змея. — Мы любим магию кушать. Нам ее много надо…

— Не боишься, парень, что эта тварь тебя досуха высосет?

— Даже если он сумеет поглотить море энергии сразу, у меня останется еще целый океан. Для друга не жалко.

Мальчишки из ближайшей деревеньки повадились пробираться в учебный лагерь. Гильзы клянчили, или еще чего-нибудь из военного имущества. Могли и прибрать чего, если плохо лежало. И остановить это нашествие было практически невозможно. Сухопутный периметр еще худо-бедно охранялся, а вот берег реки, заросший кустарником, уже практически не контролировался. Пацаны переплывали ручей, и пробирались одним им известными тропками прямо в расположение. Потом в воде поселился дракон. Это я знал, что морское волшебное животное людьми не питается, а юным разведчикам и диверсантам хватило и грозного вида.

Через несколько дней, когда и инструктора и дружинники вдоволь наснимали зверя на телефоны, ажиотаж спал. Так что я продолжал по вечерам подкармливать дракона в гордом одиночестве.

Кстати говоря, шум зверя совершенно не пугал. Ни выстрелы, ни вопли атакующих временные укрепления дружинников, ни топот тяжелых мобильных пехотных доспехов, пару штук которых привез Воислав Ромашевич на испытания и выискивание недоработок.

Ну что сказать, МПД внушали уважение. Высокие, почти в полторы сажени, тяжеленные бандуры, покрытые угловатыми броневыми листами стальные големы. В правом манипуляторе был установлен крупнокалиберный пулемет, а в левом — гранатомет. Прицеливание осуществляется с помощью электронной системы слежения. Метчик цели выводится на визор в шлем оператора. Соответственно, куда «наездник» головой повернет, туда и стволы следуют.

Вообще, машина вышла на любителя. Не особенно быстрая — бегать в МПД можно, но не долго, аккумулятор слишком быстро теряет заряд. С маневренностью тоже не слава Богам. Этакий танк на двух ногах, в сто пудов весом. Причем, верхняя, подвижная, часть туловища оказалась тяжелее нижней — той, где ноги и привода для движения. От этого, при поворотам при быстрой ходьбе, из-за инерции, всю машину ощутимо заносило. Не так чтобы сильно, но вполне ощутимо.

А вот устойчивость у Ромашевича вышло сделать феноменальную. В броню стреляли из всех видов легкого пехотного оружия, и даже из базуки. Толкали машинами, сбрасывали с обрыва, топили в реке. Но, пока у голема было две целых ноги, уронить его было не реально.

Повеселились. И я сам, и дружина в полном составе, и сержанты — все попробовали управлять этим танком. Мне вот не зашло, у наемников получалось получше, но все равно не так хорошо, как у некоторых из моих бойцов. У шестерых. Именно они и продолжили испытательную программу, тщательно расписанную воеводой Гарди.

В итоге, изобретатель с парой помощников, прямо в лагере, оба прототипа разобрали, и составили дефектовку деталей и механизмов. Прежде чем принимать новую машину на вооружение в мою дружину, нужно было понять, насколько техника надежна, и как часто ей будет требоваться техническое обслуживание. Еще я внес свою пару ногат, попросил изобретателя придать новой технике надлежащий вид. А не как сейчас — кривые сварные швы, вместо стопоров поворотной части скелета, прихвачены два куска стального уголка, а броня и вовсе прикручена к раме болтами. Еще бы на клёпки посадили, как сто лет назад. А краска! Вместо привычного серо-зеленого, эти устройства были выкрашены серой грунтовкой. В военном лагере смотрелось это просто дико.

— Хорошая вещь всегда красива, — внушал я Воиславу. — Моим людям это устройство будет жизнь спасать, и весь вид доспеха должен внушать мысль о воплощенной мощи и технологическом превосходстве. Не можете сами придать МПД надлежащий вид, наймите художника.

— Да есть уже один, — замялся изобретатель. — Парнишка из мотоциклистов, ваше сиятельство. Рисует он здорово, конечно. Но я пока не хотел тратить средства на…

— Пришлите фотографии, — приказал я. — Посмотрю. Если что-то выберу, вы измените внешний вид изделия в соответствии.

— Ну, — потянулся Ромашевич пятерней к затылку. — Я с этими новыми телефонами не особенно дружу… Вышату попрошу. Он сделает, ваше сиятельство.

Целую декаду мы развлекались с испытаниями МПД. На это время тренировки были по упрощенной форме. Сержанты особо не зверствовали, понимая, что все внимание курсантов приковано к серым големам, и военная наука в возбужденных новинкой мозгах не задержится. Но стоило фургону Воислава Ромашевича скрыться за поворотом, «перуничи» взялись за нас всерьез.

И начали они с реорганизации.

Давным-давно, в эпоху славных морских походов нордманов, экипаж корабля состоял из воинов-гребцов, которые, скажем так: были слегка не равны при разделе трофеев. Начать хотя бы с того, что половина всегда отходила хозяину корабля. Драккар — это весьма дорогостоящая сложная конструкция, требующая скрупулезного ухода. Материалы для ремонта, да и просто для поддержания корабля в рабочем состоянии, стоили не мало, и на это, еще до начала плавания, экипаж договаривался выделять часть добычи.

Понятное дело, что хозяин судна был еще и капитаном. И в том случае, если он исполнял чисто представительские функции, и в мореплавании не разбирался, появлялась необходимость в наличии на драккаре скирмана — рулевого. Главного во время морской части похода. А если капитан и воином был посредственным, назначался форинг — военный командир отряда. И скирман и форинг получали по десятой части добытого.

Главную, самую боеспособную часть экипажа составляли хольды — опытные и хорошо вооруженные и экипированные воины. В бою, в строю их место было в первом ряду. Они первыми встречали врага, и от их выучки зачастую зависел исход схватки. Все хольды корабля претендовали еще на две десятых часть трофеев. Оставшиеся десять процентов делились на дренгов — молодых, еще никак себя не проявивших бойцов.

Но кроме принципа распределения относительно честно заполученных доходов, в экипаже существовало деление еще и на фелаги. Это древнее слово в переводе с древне датского, означает братство. На самом деле, предки подразумевали под этим термином скорее нечто, напоминающее семью. Во-первых, в фелаги обычно объединялись родственники или соседи. Отправиться на другой берег огромного холодного моря — достаточно смелая мысль. Сделать это в компании с людьми, которых знаешь с рождения гораздо проще, чем пытаться влиться в уже существующий коллектив.

Во-вторых, фелаги организовывались вокруг опытных путешественников. Один, или несколько матерых викингов, собирали соседскую молодежь, и вели за собой убивать каких-нибудь галлов или бриттов. Тренировали, помогали советом, учили всему, что сами знали. Заботились и опекали. В бою присматривали за своими. Численность объединения никто не регулировал. Весь экипаж мог быть «братьями» и родней. Очень часто, после первого раздела добычи, внутри фелаги все снова ссыпалось в кучу, и перераспределялось. Мало ли. Вдруг кому нужно было сестру замуж выдавать, а приданого родители не собрали. «Братство» сбрасывалось, девицу пропивали… гм… выдавали, и шли искать новой Удачи. Материальные ценности были больше мерилом мастерства и удачи, чем средством к существованию.

Со временем, у русов в славянских землях, фелаги преобразовались в некое подобие самого маленького в войске подразделения. Примерно с седьмого или восьмого века по имперскому календарю принято считать, что фелаги — это полудюжина воинов. Идеальное количество и для боевых действий, и в бытовом смысле. Шесть человек легко умещается у костра, например. И одного, удобного к перевозке, котла как раз хватает накормить такую группу воинов. Какие-то принципы «братства» еще присутствовали, но без участия хольдов.

С появлением огнестрельного оружия, и развитием специализированных воинских подразделений, существование фелаги позволяло сделать хирд более универсальным. Вроде того: две фелаги застрельщиков, шесть — стрелков линии, две — конные разведчики… И так далее, и тому подобное.

Нечто в этом роде актуально и сейчас для небольших дружин. В императорской армии фелаги — тупо самое маленькое подразделение. Во взводе четыре фелаги. И четыре сержанта — командира отделений. Никакого дополнительного смысла такое деление не несет.

В княжеском хирде, где требуется универсальность для решения широчайшего круга задач, разделение на «братства» имеет уже более утилитарную цель. Потому что нельзя знать и уметь все. У одного что-то получается лучше, что-то хуже. Один — прирожденный стрелок, другой с детства за рулем, третий и вовсе не видит жизни за пределами компьютерного монитора. А мне, княжеству, нужны все они. И первый, и второй, и третий…

Одна фелаги — будущих операторов МПД — уже с воинской профессией определилась. Как раз шесть человек, показавших в управлении этим бронированным экзоскелетом наилучшие результаты. Их, как и вообще всех, конечно же, будут учить и грамотному перемещению в бою, и стрельбе, и чтению тактической карты. Но основной упор все-таки будет делаться на поддержке подразделения тяжелым оружием мобильного доспеха. Пусть до Ромашевича в армиях мира такого «зверя», как МПД, раньше и вовсе не было, но это не означает, что не существовало принципов огневой поддержки.

Лучшие стрелки были выделены в фелаги снайперов. Тоже нужная профессия. Не поспоришь. И, судя по довольным мордам парней, они и сами не против. «Отличный стрелок — это диагноз», — заявил как-то старый воевода. Не возьмусь спорить. У меня с этим делом выходит не ахти, как хорошо.

Два отделения выделили на разведчиков. И три — водителей всевозможных транспортных средств. В число первых попали самые жилистые и выносливые, во вторые — любители повозиться с железками. Одно отделение из трех специально выделили, как исключительно техническое. Разглядев среди «водил» знакомое по мотоклубу лицо, ничуть не удивился. Видно Норны плетут его судьбу металлическими нитями.

Сразу всех предупредили, что распределение первичное, и только на время тренировок. Что буде у кого проявится какой-нибудь талант, перейти будет не сложно. И сразу десять отделений зачислили в штурмовую пехоту. Понятное дело, что эти шесть десятков человек не станут бездельничать, если штурмовать будет некого. Мне нужно и усадьбу «Рябчинские пруды» охранять, и в обеспечении безопасности перемещений первых лиц княжества участвовать.

Отдельно пока выделили потентиков. Их, если меня не брать в расчет, пять человек набралось. Уровни не слишком большие, но простейший щит любой из них в состоянии был сделать и поддерживать. Этих будет учить лично воевода. Правда, в приватном разговоре, Гарди честно признал, что толк выйдет только из одного. Да и то, если не будет лениться.

— У мальчика тактический дар, — в полголоса поведал старик. — Такое бывает. Вообще, видение поля боя, и умение оказываться именно в том месте, где ты нужен больше всего, приходит с опытом ко всем. А этот, видно, таким уродился. Не будет изображать из себя дохлого тролля, далеко сможет пойти.

— Не рановато ты себе замену начал готовить? — разгадал я суть этой «рекламной акции».

— В самый раз, княже. Пока науки в башку наберет, пока силу почувствует. Победит несколько раз и проиграет. Проигрывать тоже нужно уметь…

— Ясно, — расслабился я. — Лет через двадцать может выйти неплохой форинг.

— Дай-то Боги, — согласился седой воин. — С лидерами в этой толпе пока тяжело. Видно, самые лучшие ушли к императору.

Одна фелаги стала у нас связистами и специалистами информационной сферы. Новое, кстати, слово в военной науке — электронная борьба и ведение информационных войн. Лишить противника связи, в идеале — лишить оперативного командования. Выплеснуть в Сеть кучу разнонаправленной информации, запутывая, дезориентируя врага. Передать свое видение правды, заставить неприятельских солдат сомневаться, лишить воли к победе. Пользы от шестерки информационных богатырей может оказаться как бы ни больше, чем от шести отделений штурмовиков.

В три оставшиеся группы собрали середнячков. Не тех, что ни рыба не мясо, а таких, у которых всё получается по крайней мере на хорошо. И стрелять могут, и двигаются осмысленно, и, в случае крайней нужды, могут сесть за руль авто. Эти восемнадцать человек добровольно согласились стать моим ближним защитным кругом. И дали дополнительную клятву при необходимости закрыть князя собственным телом. Рунные цепи, связанные с зачарованным амулетом, способны уберечь от многого. Но не от всего. Далеко не от всего. Я, конечно, и сам по себе кое-чего стою, как боец. Но вот глаз на затылке не имею, и чувствовать пространство вокруг, как это легко делают истинные воины — ektemanns — пока не умею.

Интересное совпадение: почти все из этих восемнадцати, имели школьные оценки выше средних. То есть и с мозгами у этих парей все в порядке. Это особенно важно, потому как именно они теперь будут постоянно где-то рядом. Первые собеседники, спутники — куда бы я ни решил отправиться, и лица моего княжества.

Загрузка...