Кларенс проспал до десяти. Он спустился в бакалейный магазин на Второй авеню, чтобы купить кое-что из еды, и всю дорогу думал, что скажет и сделает в полицейском участке. Кларенс не знал, там ли еще Роважински. Придя домой, он приготовил завтрак, вымыл посуду и надел серые фланелевые брюки и твидовый пиджак. День выдался теплый и солнечный.
Дежурил капитан Роджерс, и он был страшно занят. Заглянув в другой кабинет, Кларенс увидел лейтенанта Сантини.
— Привет, — бросил Сантини, с удивлением посмотрев на Кларенса.
— Доброе утро, сэр. Роважински еще здесь?
— Нижинский, Нижипский, — пробормотал шутливо Сантини. — Поляк! Тот, который проходит по делу о собаке. Да. — Сантини высморкался в платок. — Да, Кларенс. Мне уже рассказали. Его снова поймали. На этот раз Пит.
— Если можно, мне хотелось бы поговорить с ним.
— Вот как? Зачем?
Кларенс поколебался немного, потом ответил:
— Потому что он обвиняет меня в том, что я взял у него пятьсот долларов и позволил ему уйти.
— Да, слышал об этом, — с напускным равнодушием заметил Сантини, словно такие грязные истории случались чуть не каждый день. — Что ж, с Роважински сейчас беседует психиатр, тебе придется подождать.
Кларенс был рад, что Сантини разрешил ему встретиться с поляком.
— Да зайди туда, если доктор не станет возражать, — предложил лейтенант.
Кларенс направился по коридору к камере. Сквозь решетку он увидел Роважински, который устроился на койке, и человека в темном костюме, сидевшего напротив него на стуле. Роважински тоже заметил Кларенса и завопил, указывая на него пальцем:
— Там! Это он! Тот, который взял пять сотен!
Мужчина оглянулся:
— Вы патрульный...
— Духамель. Мне хотелось бы поговорить с обвиняемым, когда вы закончите.
— Входите сейчас. — Психиатр открыл дверь камеры: она не была заперта. На губах его все еще играла улыбка. — Любопытный случай. — Он с лязгом закрыл за Кларенсом дверь.
Роважински вскочил с таким видом, будто готовился защищаться.
— Считает себя самым великим, — объяснил психиатр.
— Послушайте, — обратился Кларенс к поляку, — вы ведь знаете, что не предлагали мне никаких пяти сотен и я не брал их. Лучше бы вам признаться в этом, или кому-то придется выбить из вас правду!
— Бред собачий! — ответил Роважински.
— Вы только раздуваете его самомнение. Чем больше внимания, по его мнению, он получает, тем больше ему это нравится, — снисходительно прокомментировал психиатр, словно его пациент был глухим.
— Так что, черт возьми, с ним делать? Вы знаете, что помимо... помимо всего прочего, он убил собаку, французского пуделя, любимца семьи?
— Да, я слышал об этом. Что ж... мания величия. И паранойя.
— Полагаю, его изолируют?
Роважински внимательно прислушивался к разговору, по-птичьи поворачивая голову от одного собеседника к другому.
— Будем надеяться, — как-то безнадежно ответил психиатр.
— Куда его поместят?
— Может, в Бельвью... для начала. — Психиатр складывал бумаги в портфель.
— Ничего вы от меня не добьетесь, я говорю правду! — заявил Роважински, выставив вперед небритый подбородок. Его глаза сверкали, а на щеках и на кончике носа выступили розовые пятна.
Кларенс заметил, что на Роважински были новые ботинки, новые брюки, которые он, наверное, купил на деньги мистера Рейнолдса.
— Подонок, — пробормотал Кларенс. И добавил, обращаясь к психиатру: — По крайней мере, он наверняка признается в том, что убил собаку.
— До свидания, Кеннет, — бросил доктор.
Кларенс вышел вместе с ним, сочтя, что полезней поговорить с психиатром, чем с Роважински. Охранник подошел и запер дверь камеры.
— Он, конечно, неприятный субъект, — заявил врач, — но собака — не человек. Вас больше задевает, что он обвинил вас во взяточничестве.
— Вы можете определить, когда этот человек врет, а когда говорит правду?
— Иногда. Когда его хвастовство слишком явно. Он утверждает, что без передышки переплывал туда и обратно Гудзон. — Врач рассмеялся. — Как Ллойд Брайен, по его словам. Как будто я знаю Ллойда Брайена, тоже хромого, как он говорит.
«Боже мой, он имел в виду лорда Байрона, — понял Кларенс, — и что же в этом, черт возьми, забавного?»
— Я хочу знать, можете ли вы или другой доктор написать в заключении, что этот человек лжет относительно пятисот долларов. — Кларенс понимал, что надо отпустить психиатра, который должен еще зайти к Сантини.
— Гм-м, — произнес доктор задумчиво.
— Когда мне позвонить, чтобы выяснить это? — спросил Кларенс.
— Лучше обратиться в Бельвью.
— Завтра?
— Возможно, завтра, да. — Психиатр вошел в кабинет Сантини.
Помедлив немного, Кларенс вернулся к камере Роважински.
Поляк встал и насмешливо посмотрел на него.
— Признайтесь, что солгали, Роважински. Вы не скоро выйдете отсюда.
— Это по-вашему так. Я расскажу им правду!
Кларенс отвернулся и направился к выходу. На улице он едва не столкнулся с Манзони: полицейский шел ему навстречу размашистой, энергичной походкой. Самодовольная улыбка превратилась в гримасу, когда он увидел Кларенса.
— Привет, Кларенс, — бросил он.
Кларенсу хотелось хорошенько врезать ему по зубам.
— Здравствуй, Пит. Видел тебя вчера вечером в Виллидж.
— Я там живу. На Джейн-стрит. Только что поговорил с твоей подружкой, по приказу Макгрегора, понятно.
Кларенс почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он был уверен, что Макгрегор не приказывал ничего подобного.
— Ты везде поспеваешь.
— Разговаривал с Роважински? Он выболтал твои секреты, а, Кларенс?
Они шли в разные стороны, и Манзони небрежно махнул рукой.
Кларенс направлялся к подземке. Манзони, конечно, будет распускать слухи, что он взял у поляка пятьсот долларов. Почему он его так не любит? И еще он растреплет всем в участке о Мэрилин Кумз, станет врать, что ему, Кларенсу, нужны были деньги на нее. Ложь иной раз выглядит гораздо правдоподобнее. Манзони мог выяснить, что у Мэрилин нет постоянной работы, только случайные заработки. Он разговаривал с ней в ее квартире? Если так, он наверняка заглянул в ее шкаф и заметил там кое-что из его одежды. А уж Мэрилин, конечно, возмущена до глубины души, что эта отвратительная свинья ввалилась к ней в дом, да еще задавала вопросы о ее личной жизни... Кларенс взглянул на часы. Двадцать две минуты первого. Может, он еще застанет Мэрилин до того, как она пойдет по магазинам с Эвелин. Нащупывая в кармане мелочь, Кларенс зашел в табачную лавку.
Мэрилин взяла трубку:
— Да, здесь была эта вонючая свинья, и он сильно задержал меня, так что мне надо торопиться.
— Мэрилин, извини. Я понимаю. Манзони. У него не было повода являться к тебе! Никто ему этого не приказывал, поверь, что бы он ни говорил.
— Он твердил о деньгах, которые ты взял. Вульгарный выродок!
Кларенс и не подозревал, что в Мэрилин может быть столько злости.
— Психиатры работают сейчас с Роважински. Они скоро выяснят, что я не брал никаких денег. Дорогая, я только что видел Манзони, и он сказал мне, что заходил к тебе. Вот почему...
— Что он сказал? Хотелось бы мне знать! Он разговаривал со мной как со шлюхой!
— Милая, он хам. Не позволяй ему приставать к тебе. Манзони...
Но Мэрилин повесила трубку.
Кларенс зашел в бар выпить пива. Оно иногда успокаивало нервы, создавая в желудке приятную тяжесть. Опорожнив две кружки, он отправился домой.
Сняв пиджак и ботинки, Кларенс улегся на спину на кровати. Он понял, что не отважится заявиться к Мэрилин сегодня ночью после работы, в половине пятого утра. Если она проснется и все еще будет зла, то просто выставит его за дверь.
Кларенс сознавал, что не способен, как иные мужчины, силой проложить себе дорогу, бросить девушку в кровать и... ну, по меньшей мере, удержать ее там, что при некоторых обстоятельствах, возможно, самое правильное решение. Лучше он позвонит Мэрилин сегодня вечером, часов в семь, когда она вернется из кино. Может, она немножко остынет. Кларенс прикрыл ладонью глаза. Из-за этой истории он может потерять Мэрилин. Манзони хватит на то, чтобы снова позвонить ей, просто потрепать нервы.
Кларенс подумал о Рейнолдсах, об их горе, о своей промашке. Этот поляк подонок! Парочка полицейских выбила бы из него правду, но психиатры не станут возиться. Они попытаются поставить диагноз и подлечить этого мерзавца — зачем? Чтобы он собрал больше подаяний и, возможно, снова начал требовать выкуп за другую собаку или за ребенка? Как долго его продержат в Бельвью? Скорее всего, против людей типа Роважински не предусмотрено никаких специальных мер.
Он понимал, что перед ночным дежурством надо поспать, поэтому надел пижаму и залез под одеяло, однако в конце концов взял книгу, потому что заснуть так и не удалось.
В семь часов телефон Мэрилин не отвечал. Не ответила она и около десяти, и около полуночи. Кларенс подозревал, что она нарочно не берет трубку.