Сьюзен беспокойно ходила по комнате. При малейшем шуме, хоть отдаленно напоминавшем шорох шин по подъездной дорожке, она подбегала к окну и настороженно приподнимала занавеску. Затем, словно опомнившись, вскидывала голову и, тряхнув волосами, словно норовистая лошадка, отходила в глубь комнаты.
Наконец, устав метаться, Сьюзен опустилась на кушетку и сжала голову руками. Надо взять себя в руки и постараться разобраться в ситуации. Со вчерашнего дня, когда дядя Джамал объявил ей о своем намерении выдать ее замуж, Сьюзен не находила покоя, ломая голову над причинами, побудившими дядю принять такое решение. В принципе, выдавать ее замуж было для него невыгодно: ведь пока Сьюзен находилась под его опекой, он единовластно контролировал ее состояние, а оно, насколько известно девушке, немалое. С замужеством племянницы все деньги, акции и имущество переходили в распоряжение ее самой и ее супруга. Что-то тут не складывалось. Не говоря уж о том, что кандидатура жениха вызывала у нее тревогу. Иранец американского происхождения, чьи родители осели в Америке задолго до революции, родился в Штатах. По словам тети Лале, Бижан Асади был уже в зрелых годах — ему было тридцать восемь — и при своем богатстве и предприимчивости слыл завидным женихом. С чего ему понадобилось жениться именно на ней?
Сьюзен тяжело вздохнула. Похоже, биться над этой загадкой бесполезно. Придется подождать, пока он явится, может, тогда ей удастся хоть в чем-то разобраться. А заодно и втолковать, что замуж она не выйдет — ни за него, ни за кого-либо другого. Дядя Джамал всегда был очень предан брату, хотя и не одобрял его брака с американкой, и после гибели Алирезы в автомобильной катастрофе постарался создать для племянницы самые лучшие, по его понятиям, условия. И хотя для Сьюзен обстановка мусульманской семьи была непривычна — ее отец и мать вели светский образ жизни, — после всего, чего она натерпелась, покой и уединение оказались как раз тем, что ей было нужно. Ей казалось, что дядю нынешняя ситуация устраивала так же, как и ее саму, и она была спокойна — до вчерашнего дня, когда на нее, как гром среди ясного неба, свалилась ошеломляющая новость.
В дверь тихонько постучали, и на пороге возникла тетя Лале. Сьюзен вздрогнула. Вот оно! По-видимому, она так глубоко задумалась, что не услышала, как подъехала машина.
— Господин Асади приехал, Сусан-джан, — мягко произнесла тетушка. — Идем в гостиную. — И, подойдя к племяннице, ласково взяла ее за руку.
Сьюзен невольно улыбнулась тетке. Ей нравилось, как та произносила ее имя — на персидский манер с ударением на последнем слоге. Родители специально назвали единственную дочь таким именем, которое было бы созвучно английскому. Поскольку всю жизнь, не считая последних двух лет, девушка прожила в Европе, то все, включая родителей, привыкли звать ее Сьюзен или Сюзанной.
На мгновение Сьюзен прижалась к тетке. После гибели родителей Лале стала для нее единственной поддержкой и опорой. Тетка тоже радовалась обществу Сьюзен, ведь ее сыновья уже выросли, разлетелись по свету, и она их почти не видела. К тому же Лале всегда втайне мечтала иметь дочь. А для Сьюзен жена ее дяди стала настоящим спасением, ибо, помимо всего прочего, эта кроткая и ласковая женщина одним своим присутствием была способна усмирить Джамала даже в минуты самого сильного гнева. При всем своем крутом нраве и домостроевских замашках, Джамал искренне любил и берег свою хрупкую жену, а ее редкостное спокойствие и доброта всегда действовали на него умиротворяюще. Впрочем, не только на него; тетя Лале, казалось, обнимала всех окружающих своей удивительной аурой.
— Почему обязательно в гостиную, аммэ? Можно, я поговорю с ним в саду? — взмолилась Сьюзен.
— Твой дядя будет недоволен, — как всегда кротко возразила тетка.
— А он хоть когда-нибудь бывает доволен тем, что я делаю? — с горечью отозвалась Сьюзен.
Джамал Нариман никогда не скрывал своего неодобрения того, что его брат с женой-американкой воспитали дочь в традициях, далеких от мусульманских. Его откровенно раздражало, что Сьюзен, даже попав в его дом, отказывалась убирать под косынку свои роскошные медово-золотистые волосы и продолжала носить джинсы.
— Ну хорошо, милая, — со вздохом согласилась тетка. — Только прошу тебя, постарайся быть полюбезнее с господином Асади. Говорят, он очень достойный молодой человек.
В устах тети Лале, которой едва исполнилось сорок, слова «молодой человек» в применении к мужчине, который был почти ее ровесником, прозвучали так забавно, что Сьюзен невольно рассмеялась. И тут же почувствовала, что у нее прибавилось сил и мужества. Вскочив на ноги, она крепко обняла тетку.
— Аммэ, ты у меня просто чудо. Ну как я могу с тобой расстаться? Ладно, не волнуйся, я буду вести себя прилично, — поспешно прибавила она, заметив набежавшую на лицо Лале тень. — Идем!
И, гордо вскинув голову, Сьюзен направилась к двери. Сейчас она задаст жару этому незнакомцу, который покушается на ее душевное равновесие!
Лале, следуя за племянницей, сокрушенно покачала головой. По ее глубокому убеждению, Джамалу не следовало спешить со свадьбой. Сьюзен ведь пережила два нервных срыва. Причину первого Лале не знала, а второй последовал сразу за гибелью ее родителей. Сьюзен долгое время провела в частной клинике в Швейцарии, откуда дядя и тетка забрали ее полтора года назад. К чему такая спешка? — недоумевала про себя Лале. Она ломала над этим голову со вчерашнего дня, когда муж огорошил их новостью. Спрашивать Джамала было бесполезно, он бы только разозлился и все равно ничего не сказал. Что ж, делать нечего. Лале слишком хорошо знала мужа, чтобы пытаться переубедить его. Сейчас ее больше всего тревожило, что Сьюзен, решительно настроенная против брака, может отказать жениху, а это неминуемо вызовет взрыв, ибо Джамал, до сих пор лишь тихо кипевший, наблюдая за поведением племянницы, в случае ее отказа просто взбесится. А как это отразится на Сьюзен, предсказать было нетрудно.
Снова вздохнув, Лале спустилась в холл. Сьюзен уже вышла в сад и направилась к небольшой беседке, расположенной в уединенном уголке. Лале коротко распорядилась проводить гостя в беседку и поспешила присоединиться к племяннице.
Какая все-таки редкостная красавица, думал Бен, глядя на стоявшую перед ним девушку. Точнее, женщину, хотя она и выглядела моложе своих двадцати четырех лет. Тоненькая, как тростинка, с горделивой осанкой и головкой, изящно сидевшей на точеной шее. А эти медово-золотистые волосы! Сьюзен была совсем не похожа на отца, она целиком пошла в мать-американку, унаследовав от нее короткий прямой носик, высокие скулы, молочно-белую кожу и огромные глаза нежнейшего голубого, как у безмятежного летнего неба, цвета. Впрочем, сейчас эти глаза смотрели одновременно воинственно и затравленно.
— Если я правильно понял, вы предпочли бы остаться запертой в доме вашего дяди, только бы не выходить за меня замуж? — ровным тоном спросил Бен, стараясь скрыть удивление. Неужели она действительно готова похоронить себя до конца дней в этом доме, где царили мусульманские устои?
— По-моему, я достаточно ясно выразилась, — ледяным тоном отозвалась Сьюзен. — Вы напрасно потратили время, приехав сюда.
Бен искоса бросил взгляд на тетку девушки, сидящую поодаль и всем своим видом выражающую беспокойство, а затем нарочно повернулся к ней спиной, чтобы Лале не могла слышать его слов. В принципе, свидание невесты и жениха до свадьбы было нарушением древней традиции, однако даже Джамал Нариман не рискнул устраивать судьбу племянницы, не дав ей увидеть жениха до брачной церемонии. Впрочем, на этом свидании настоял сам Бен. В конце концов, по воспитанию он был американцем, хоть и вырос в мусульманской семье.
— Я хотел бы получить кое-какие объяснения, — обманчиво мягким тоном заметил Бен.
Его голос звучал подозрительно тихо, и уже одно это должно было насторожить девушку. Бен вообще редко повышал голос — при его внушительной внешности и росте ему этого не требовалось. Тонкие брови Сьюзен в ответ слегка приподнялись.
— Может, найдутся женщины, которым подобное упорство покажется лестным, — заявила она. — Но я не из их числа.
— Стало быть, просто «нет», и все?
Сьюзен презрительно расхохоталась, и этот смех прозвучал резким контрастом по сравнению с тревогой, читавшейся в ее глазах.
— Я понимаю, вы американец, но не можете же вы быть законченным идиотом.
Такое откровенное оскорбление могло отпугнуть любого мужчину, менее уверенного в себе, но Бижан Асади не был любым мужчиной, так же, как и Сьюзен Нариман не была любой женщиной. Она нужна Бену, и он твердо решил, что без нее отсюда не уедет.
— Странно, что вы так отзываетесь об американцах. Вы же сами наполовину американка, — заметил он. — Впрочем, это и к лучшему: вам будет легче адаптироваться, когда мы приедем в Калифорнию.
Глаза Сьюзен потемнели, приобретя почти серый оттенок.
— Я никуда не собираюсь ехать. И ни за что не соглашусь на брак с незнакомым человеком, который устроили, даже не спросив моего согласия.
Однако Бен отмел ее возражения.
— Я вовсе не такой варвар, каким вы меня считаете. Можно даже сказать, что я вполне цивилизованный человек. Не знаю, подойдете ли вы моим родителям в качестве невестки, но со временем они привыкнут.
— Ваша мать наверняка вас обожает, — фыркнула Сьюзен, но от Бена не укрылось, как вспыхнули ее щеки при намеке на то, что для настоящего мусульманина она — товар второго сорта.
— Не то слово, — отозвался он, скрывая улыбку. — Впрочем, все иранские матери обожают своих сыновей.
— А дочерей — нет? — насмешливо спросила Сьюзен.
— Дочерей любят не меньше. — Бен усмехнулся. — Во всяком случае, я своих дочерей буду холить и лелеять. Я единственный сын, Сьюзен, — заметив, как на мгновение смягчилось выражение лица девушки, мягко пояснил он, стремясь закрепить успех. — Мне уже тридцать восемь, и я дал слово отцу, что к сорока годам у него будет внук. И я его непременно рожу.
— Вы хотите сказать, что его рожу я?
— Прошу прощения, я неточно выразился. — Бен закусил губу, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
Руки Сьюзен сами собой сжались в кулаки. Ей отчаянно захотелось стереть с лица этого типа самоуверенное выражение. В жизни еще не встречала такого непробиваемого мужика! Она судорожно сглотнула и невольно в отчаянии обернулась к тетке, но та отвела глаза. Бедная тетя, она ничем не может ей помочь! На глаза Сьюзен навернулись слезы. Черт бы побрал дядю Джамала! Папа и мама ни за что бы такого не допустили. Ее родители нежно любили свое единственное дитя и многое прощали своенравной дочери.
Выросшая в Европе, Сьюзен училась в Сорбонне и всерьез намеревалась стать фотографом. Все в один голос твердили, что у нее настоящий талант. Она свободно говорила по-французски, а английский и фарси были ее родными языками. Казалось, счастливое будущее распростерло над ней светлые крылья, но внезапно, всего за один день, весь ее мир рухнул. С величайшим трудом Сьюзен выкарабкалась из пропасти, но едва успела немного прийти в себя, как на нее обрушился новый удар. Оказавшись после лечебницы в доме дяди, она теперь мечтала лишь о том, чтобы ее оставили в покое. И вот, пожалуйста, ей навязывают в спутники жизни… неизвестно кого!
— Бывают женихи и похуже, Сьюзен, — ворвался в ее мысли голос Бена.
— Муж остается мужем, а муж мне не нужен, — отрезала она.
— Но ведь большинство женщин мечтают о том, чтобы выйти замуж. Это нормальное явление.
— Значит, я не такая, как другие женщины.
Бен рассмеялся — почти зло.
— Это вы так говорите, но я уже узнал на своем опыте, что по сути все женщины одинаковы. У вас у всех есть тайная цель…
— Можно подумать, у вас ее нет!
— Есть, но не тайная. Я хочу жениться и иметь детей. — Он окинул Сьюзен взглядом, словно она была племенной кобылой. — Вы молоды. Из вас получится отличная мать.
Сьюзен вздрогнула.
— Я не желаю быть матерью.
Бен лишь пожал плечами.
— Мы можем пожениться сегодня же, прямо сейчас. Ваш дядя, боюсь, не сможет присутствовать на церемонии.
— Какая жалость.
— Не надо иронизировать, Сьюзен. Все уже решено. Сделка совершилась, брачный контракт заключен, ваше приданое я уже получил.
Ах, вот как! Стало быть, это сделка. Что он женится на ней ради приданого, было и так понятно. Ее подмывало спросить, что подвигло дядю согласиться на эту сделку, но по лицу Бена Асади было видно, что ответа она не дождется, — он явно из того же теста, что и Джамал Нариман. Сьюзен выпрямилась, сверкая глазами.
— Что бы вы с моим дядей обо мне ни думали, я не безмозглая кукла и вовсе не покорная, бесхребетная рабыня. Поскольку у вас, очевидно, проблемы со слухом, то повторю еще раз: я не выйду за вас замуж. Ни за что и никогда. Уж лучше состарюсь и поседею в доме моего дяди, чем возьму вашу фамилию, господин Асади.
Бен отвернулся, скрывая улыбку. Джамал говорил, что со Сьюзен будет трудно сладить, однако забыл сказать, что его племянница умна и отважна. Тупое упрямство и сила духа — совсем разные вещи. Тупое упрямство всегда противно, а сила духа и крутой нрав — такое уже интересно. Это как объезжать норовистую лошадь, самозабвенно охотиться или отчаянно резаться в теннис. Женщина, обладающая силой духа, всегда желанна для мужчины.
— А знаете, вы мне очень даже нравитесь, — заметил Бен.
— Боюсь, что не могу ответить вам взаимностью.
Бен снова едва не расхохотался. Он с восхищением смотрел на Сьюзен, стоящую перед ним с гордо поднятой головой и вызывающе сверкающую глазами.
— Кстати, мои друзья в Штатах зовут меня Беном, — сказал он. — Надеюсь, что, каковы бы ни были сейчас ваши чувства, со временем вы научитесь меня терпеть. Это сделает наш брак по расчету более… приемлемым.
— Зря надеетесь. Я скорее соглашусь, чтобы мне в рот сунули удила и оседлали, как лошадь.
— Весьма соблазнительная идея.
Сьюзен залилась краской до самой шеи. Она даже не подозревала, насколько сейчас хороша. Бен ощутил прилив желания, стремление владеть этой женщиной безраздельно.
Между тем Сьюзен в смятении отошла в дальний конец беседки и присела на мраморную скамью, скрестив руки на груди. Грудь ее бурно вздымалась. Бен неторопливо последовал за ней. Ему не хотелось слишком сильно давить на нее — пока. Осторожно коснувшись внутреннего кармана пиджака, он нащупал сложенную вырезку из утренней газеты. Сьюзен, естественно, не понравится то, что там напечатано, и Бен был готов первым признать, что ведет нечестную игру. Однако сдаваться он не собирался.
Когда-то Бижан Асади дал слово родителям, что вернет утраченное семьей состояние, и с тех пор любой его шаг был подчинен этой цели. Благосостояние его семьи неуклонно росло и теперь достигло значительных размеров. Даже более чем значительных.
Почувствовав его приближение, Сьюзен подняла глаза.
— Неужели у вас совсем нет совести? — дрожащим от негодования голосом спросила она. — Как вы можете жениться на женщине против ее воли?
— Ну почему же против воли? У вас есть выбор.
— Вы мне просто омерзительны!
— В таком случае можете позвать вашу тетю и сообщить, что сделка отменяется.
Сьюзен обернулась через плечо на сидевшую в отдалении тетку.
— Я вижу, вам нравится играть в эту игру, — сказала она, поджимая губы.
— Сегодня день моей свадьбы, так почему бы мне не веселиться?
Сьюзен отвела глаза.
— Нет, я не выйду за вас замуж. Тетя с дядей очень хорошо ко мне относятся. Я здесь уже полтора года и уже стала считать этот дом своим.
Она кривила душой. Как бы ни относился к ней дядя, хотя бы в память о ее отце, он не потерпит, чтобы женщина срывала планы мужчин. Сьюзен понимала, что на самом деле выбора у нее нет. Раз уж Джамал решил выдать ее замуж, то он не отступит — как и этот мужчина, стоящий сейчас перед ней.
Бен не верил ни единому ее слову. Может, сейчас дом дяди и кажется ей идеальным убежищем, но так будет не всегда. Ибо несмотря на ангельскую внешность, в глазах Сьюзен то и дело мелькают бунтарские искорки, выдающие ее сильную натуру. Рано или поздно она неизбежно попытается вырваться на волю, пойдет ради этого на конфликт с Джамалом, и что тогда?
Бен внезапно ощутил прилив острой жалости, к которой примешивалось восхищение. Даже загнанная в угол, Сьюзен продолжала сражаться, хотя наверняка понимала, что проиграет. Впрочем, это ни на миг не поколебало его намерений. Бен никогда не бросал начатую игру, хотя и играл не в карты. Его полем была коммерция, и в своем бизнесе он достиг ошеломляющего успеха. Удача сопутствовала ему везде и всегда, в какие бы отчаянные махинации он ни ввязывался.
— Вашим домом, Сьюзен, будет мой дом. Я выбрал вас. Вы часть моего плана, а от своих планов я никогда не отступаю. Никогда не сдаюсь и никогда не останавливаюсь на полпути.
— Вот и применили бы свои замечательные качества в другом месте.
— Другого места не будет. И выбора у вас нет, вы сами это понимаете. Ваше будущее — это наш брак, — мягко произнес Бен.
Налетел легкий ветерок и сдул прядку волос на лоб Сьюзен. Она не сделала попытки отвести волосы от лица, и медово-золотистый локон колыхался легко, как перышко. Бен молча любовался игрой солнечного света на лице и плечах девушки. Солнце отбрасывало золотые блики на ее кудри, а в глазах мелькали аквамариновые искорки.
— Я знаю, кто вы такой, господин Асади. И мне все известно про ваши успехи, — заявила Сьюзен, иронически выгнув бровь. — Хотите, расскажу?
— С удовольствием. Я люблю слушать истории про себя.
— Вы чистокровный иранец, родились в окрестностях Лос-Анджелеса. Семья у вас была не то чтобы очень состоятельная. Учились в муниципальной школе, а потом вам удалось поступить в один из престижнейших американских университетов.
— Йельский, — уточнил Бен.
— Вполне приличный университет, — согласилась Сьюзен. — Вот только почему не в Гарвард?
— Гарвард для старых американских семей.
— Ах, да, конечно. Ваш отец уехал из Ирана еще до революции. Он был богат, но в Америке полностью разорился и покрыл свое имя позором.
— Вот уж нет. Его фирма обанкротилась, вот и все.
— Ваш отец был коммерсантом.
— Да, — ровным тоном подтвердил Бен, стараясь сохранить бесстрастный вид. Он был всей душой предан родителям и искренне ими восхищался. Их стойкость, непоколебимая верность традициям в чужой стране, высокий моральный дух всегда поддерживали его в минуты тяжких испытаний. А испытаний на его долю выпало предостаточно…
Не желая, чтобы Сьюзен и дальше продолжала развивать эту тему, Бен поспешно перевел разговор на нее саму:
— Зато ваши отец и дядя свои миллионы получили в наследство. У вас всегда все было. Вы и понятия не имеете, что значит быть по-настоящему бедной.
— Ну теперь-то вас уж никак бедным не назовешь, господин Асади. Денег у вас куры не клюют. И вам не составит труда подыскать невесту, которая, скажем так, с большей готовностью приняла бы ваше предложение.
— Зато я нигде не найду второго Джамала Наримана.
— Стало быть, по сути, вы женитесь на моем дяде.
Острый язычок, ничего не скажешь, усмехнулся про себя Бен, снова восхитившись контрастом между ее ангельской внешностью и строптивым нравом. Внезапно ему стало интересно, какова она в постели. Наверное, пылкая, как демоница. Глядя, как колышется на ее лбу золотистый локон, Бен внезапно ощутил острое желание проследить путь пушистой прядки языком, провести им вдоль ее щеки и ниже — к впадинке за ушком… Похоже, брак с этой женщиной обещает стать весьма интересным. Приручать ее — это будет сплошное удовольствие.
Сьюзен откинулась на спинку скамьи, так что сквозь свободную кофточку обрисовалась ее округлая грудь, и опустила ресницы, скрывая выражение глаз.
— Вы хорошо знаете моего дядю?
— Достаточно, чтобы понимать, что он собой представляет.
Сьюзен позволила легкой улыбке тронуть губы, и Бен заметил, что на ее щеке появилась ямочка. И это он тоже попробует на вкус — после свадьбы.
— И как же вам удалось заставить его заключить с вами сделку? — внезапно вскинув голову, с вызовом спросила Сьюзен.
Этот голос, эти глаза!.. Бен желал ее. Резко наклонившись, он подхватил прядку волос на ее затылке. Глаза Сьюзен расширились, когда его пальцы вплелись в ее волосы, и тут Бен прильнул губами к ее рту. Сьюзен резко вобрала в легкие воздух, и Бен легко провел языком по ее губам. От него не ускользнуло, как она ахнула и какими мягкими внезапно стали ее губы. Кровь в нем так и взыграла, но в это время раздалось легкое покашливание. Ее тетка! Нет, надо сдержаться. Не годится, чтобы его с позором выставили отсюда за недостойное поведение. Бен медленно отпустил Сьюзен.
— Вы такая чудесная на вкус.
Сьюзен, побелевшая как мел, провела тыльной стороной ладони по губам, словно стирая отпечаток его губ.
— Только попробуйте еще раз выкинуть такой номер, и я позову тетю!
Бен поставил ногу на скамью, почти касаясь ее бедра.
— Ну и что вы ей скажете? Что ваш муж поцеловал вас?
— Мы не женаты! И даже не обручены.
— За этим дело не станет. — Бен окинул красноречивым взглядом открытый ворот ее кофточки и грудь, приподнимавшую ткань, и Сьюзен впервые пожалела, что не оделась скромнее. — Вы любите заключать пари?
— Я никогда не играю, — пожала плечами Сьюзен.
— Это достойно восхищения. А я вот люблю пари, и мне нравится то, как сейчас выпали карты. Видите ли, Сьюзен, я знаю о вас больше, чем вы думаете.
Увидев недоверчивое выражение ее лица, Бен усмехнулся.
— Вы два года учились в Сорбонне. Жили в Латинском квартале и вели довольно богемный образ жизни. Хотя ваши родители никогда не отказывали вам в деньгах, вы перепробовали кучу всяких работ. Однажды даже проработали целое лето домработницей, а потом — нянькой у одного дизайнера.
— Это вполне честный труд, — возмутилась Сьюзен, чувствуя, как к ее лицу приливает краска.
— Да я ничего и не говорю. Просто очень уж резкий контраст по сравнению с тем, к чему вы привыкли.
— Ну и что с того?
Улыбка сошла с лица Бена, и он ближе наклонился к Сьюзен.
— Это говорит о том, что вы отчаянно пытались убежать от того образа жизни, который вам навязывали с детства.
— Вы сами не знаете, что несете! Папа с мамой в жизни мне ничего не навязывали! И они одобряли то, что я пыталась жить самостоятельно!
— Ваша мать — возможно, а вот насчет отца я сомневаюсь. Каким бы европеизированным он ни был, думаю, его вряд ли радовало, что его дочь связалась с богемой. Уверен: он желал, чтобы вы вышли замуж за человека из вашего окружения, сидели дома и рожали детей.
На лицо Сьюзен набежала тень. При воспоминании о единственной за всю жизнь ссоре с отцом у нее болезненно сжалось сердце. Этот человек — настоящий дьявол. Откуда ему все это известно?
— Наверняка я, конечно, этого не знаю, — словно угадав ее мысли, произнес Бен, — зато достаточно хорошо изучил своих соотечественников — взять хотя бы моих родителей. Так вот, — продолжал он, — какое-то время вы были вполне довольны своей жизнью. Вы много путешествовали, фотографировали, у вас был свой круг друзей. А потом вы заболели, и родители были вынуждены поместить вас в санаторий в Берне. Вы едва успели закончить курс лечения, когда произошла трагедия: ваши отец и мать погибли в автомобильной аварии. У вас был нервный срыв, и лечение пришлось продолжить. Из санатория вас забрал уже дядя, и с тех пор вы принадлежите ему со всеми потрохами.
— Ничего подобного! — с жаром воскликнула Сьюзен. — Он может распоряжаться моими деньгами, навязывать мне свой образ жизни, но душой я ему никогда не принадлежала!
Бен снова остро ощутил, насколько они родственные души. Ведь и ему в полной мере был присущ этот мятежный жар. Он снова заговорил, уже мягче, стараясь воззвать к ее разуму:
— Подумайте, Сьюзен. Здесь вы совершенно бесправны. Ваш дядя — глава дома, где он царит безраздельно. Он имеет полное право выбрать вам мужа или запереть вас здесь до конца дней. Он имеет право беспрепятственно отравлять вам жизнь.
— До сих пор он вовсе не отравлял мне жизнь, — возразила Сьюзен. — Напротив, они с тетей исключительно добры ко мне. И я здесь вовсе не пленница.
— Тогда почему вы не уедете отсюда?
Сьюзен открыла было рот, но тут же прикусила губу. Он прав: она не могла уехать. Да и доброта дяди имела свои, четко очерченные пределы. До тех пор, пока она его слушалась, он был терпелив. В противном же случае…
— Вот если вы выйдете за меня замуж, то сразу сможете уехать. Прямо сегодня. И получите долгожданную свободу.
Несколько секунд Сьюзен пристально смотрела на Бена, взвешивая то, что он сказал.
— В мусульманских семьях женщины никогда не бывают по-настоящему свободными, — наконец заявила она.
— В том смысле, в каком вы это понимаете, может, и нет, — согласился Бен. — Но я дам вам возможность путешествовать, заниматься любимым делом, выбирать друзей по своему вкусу. — Он пожал плечами. — Вы сможете снова начать фотографировать.
— Я больше не фотографирую!
— Ну и зря. Я слышал, вы очень талантливы.
Сьюзен внезапно расхохоталась. Она чувствовала, что ее уже просто трясет от напряжения, и обхватила себя руками, стараясь успокоиться.
— Должно быть, вам очень нужно мое состояние!
Бену стало не по себе. Его разрывали противоречивые чувства. Он словно увидел себя со стороны: холодный, расчетливый, самоуверенный делец. И эта женщина — прелестная, нежная, умница — отлично знала, что для него она имеет значение только с деловой точки зрения. Ее ценность заключалась в имени и приданом. На мгновение Бен стал сам себе противен, однако тут же отмел непрошеные сомнения. Он все равно получит ее!
Поднявшись со скамьи, Сьюзен отошла на несколько шагов. Подойдя к клумбе, она склонилась над цветущими розами.
— Коммерция, — прошептала она, — как же я ее ненавижу! — И поднесла к лицу розовый бутон.
— А я, наоборот, люблю, — заявил Бен, любуясь ею и думая, что эта сцена достойна кисти художника. Он восхищался каждым изгибом ее тела, шелковистыми локонами цвета дикого меда, игрой солнечных лучей на ее молочно-белой коже.
Эта женщина ему нужна. Любой ценой!
Сьюзен внезапно отбросила бутон в сторону. Ей вспомнился Париж, прожитые там годы. Как она была счастлива сначала! Учеба ей нравилась безмерно, а жизнь в Латинском квартале просто завораживала. Родители отнеслись к ее затее без особого восторга, однако когда у дочери выявились художественные способности, они решили не мешать ее становлению. Отец вмешался в ее жизнь уже значительно позже, и, к сожалению, не без оснований.
Сьюзен никогда прежде не жила на Востоке и вряд ли приехала бы сюда на постоянное жительство, если бы не ее личная трагедия и не гибель родителей. В ее голове словно эхом отозвался печальный похоронный колокольный звон, и она невольно зажмурилась. Это напоминание о похоронах было так мучительно, что закололо сердце.
Тряхнув головой, она оглянулась. Тетя Лале уже поднялась со скамьи, на которой сидела в отдалении, и знаком показывала, что свидание пора заканчивать. И тут Сьюзен с неожиданной силой ощутила, насколько замкнут и безысходен ее нынешний мир. Несмотря на уют и комфорт, несмотря на усилия тети сделать ее жизнь светлой и радостной, здесь все давило на Сьюзен. Бен, может, был не слишком деликатен, но в одном он прав: она не создана для жизни в четырех стенах. Сьюзен вдруг с ужасающей ясностью поняла: не может она отказаться от возможности обрести свободу.
Поняв, что она колеблется, Бен протянул ей руку.
— Вам вовсе не обязательно возвращаться в дом. Вы можете уйти со мной. — И, словно уловив ее безмолвный отклик, он вкрадчиво продолжил: — Поехав со мной, вы сможете начать жизнь с чистого листа. И это будет совсем другая жизнь, обещаю вам, — новая и волнующая.
Он просто играл с ней, как кошка с мышью, и решимость Сьюзен слабела, хотя при мысли о сделке, которую заключил Бен с ее дядей, у нее внутри все переворачивалось. Однако она понимала: уйти отсюда она сможет, лишь связав себя с этим чужим мужчиной.
— А вы не боитесь? — сама не зная, зачем, предприняла последнюю отчаянную попытку Сьюзен.
— Чего мне бояться?
— Наверное, дядя говорил вам о моем… здоровье, — выдавила Сьюзен. Слова жгли ей язык, а на глаза невольно навернулись слезы.
— Он упомянул, что вы были нездоровы, но заверил, что теперь вы окончательно вылечились. Выглядите вы, во всяком случае, прекрасно. Разве что чересчур худенькая.
— Внешность бывает обманчива, — насмешливо улыбнулась Сьюзен.
— Первое коммерческое предприятие, за которое я взялся, не сулило никаких перспектив. Все твердили, что я занимаюсь бессмысленным делом, однако я приложил усилия, и оно до сих пор дает мне прибыль.
Сьюзен вдруг представила себе, как он за нее «возьмется». Эта мысль одновременно пугала и завораживала. Прошло уже много лет с тех пор, как она была близка с мужчиной, и этот смуглый красавец был совсем не похож на любовников, которые были у нее в юности. Злясь на себя за дурацкие мысли и краску, выступившую, судя по ощущению, на скулах, она вздернула подбородок.
— Из меня вам миллионов не выкачать.
— Вы мне их уже принесли.
Задетая этим откровенным заявлением, Сьюзен гордо выпрямилась.
— Ну так вам придется их вернуть. Я уже сказала, что не выйду замуж.
— Снова, хотите вы сказать. Вы не выйдете замуж снова.
Сьюзен так и приросла к месту. Стало быть, он все знает!
— Вы уже были замужем, и вам тогда не было еще и двадцати. Он был англичанином, на шесть лет вас старше. Кажется, вы познакомились в Париже. Он ведь был художником, да?
Сьюзен медленно повернула голову, охваченная ужасом. Что еще ему было известно? Что еще ему рассказали?
— Я не желаю обсуждать с вами ни свой брак, ни своего бывшего мужа, — дрогнувшим голосом произнесла она и отвернулась. Сьюзен не любила вспоминать о своей трагической ошибке.
— Ваш дядя сказал, ему были нужны лишь ваши деньги.
— А вам разве нет?
В глазах Бена сверкнули искорки, и Сьюзен снова отчетливо осознала, что он не из тех мужчин, кем можно манипулировать. Бен обошел ее, встал к ней так близко, что ей пришлось закинуть голову, чтобы увидеть выражение его глаз. Для иранца Бен был необычайно высок, выше почти всех мужчин, которых она знала. Широкий разворот мощных плеч, крепкая грудь и мускулистые руки: бугры мышц отчетливо прорисовывались сквозь ткань пиджака.
Нервы Сьюзен были уже на пределе. Она стала лихорадочно соображать: что еще можно сказать, чтобы получить хоть какое-то преимущество.
— На Востоке мужчины не слишком любят быть мужьями номер два, — наконец нашлась она.
— Мы уже установили, что я не совсем восточный человек. Некие каноны меня не слишком волнуют. Я делаю только то, что хочу, и добиваюсь, чтобы все было по-моему.