Выражение монашеского опыта

Десятигласная духодвижимая труба

отшельника и наихудшего из монахов

Иосифа, содержащая различные лекарственные

травы, целительные для души и полезные

каждого желающего спастись, в особенности

безмолвников, собранные на Святой Горе

Афонской, в скиту иже во святых отца нашего

Василия, архиепископа Кесарии Каппадокийской

ПРЕДИСЛОВИЕ

Брате о Господе и друг мой читатель!

Поскольку вижу я, что ты жаждешь, словно олень, и не просто стремишься к источникам небесных вод божественной благодати, но и с горячею любовью взыскуешь их, то и сам я, подвигнутый Божественным Духом, по слову Господню, поставляю на светильник света то, что переполняет мое сердце, [191] опасаясь также, чтобы мне не быть осужденным вместе с тем лукавым и неблагодарным рабом, который скрыл талант дара Божия. Если же мне и не хватает учености, то все же я, вооружившись божественным дерзновением, принимаюсь за этот труд и, позабыв меру своей неспособности и невежества, полагаясь на молитвы отцов наших, с помощью Божией и при содействии ваших молитв начинаю открывать тебе исключительное и отчасти простое монашеское и подвижническое житие и то, каким образом удостаивается желаемого стремящийся получить Небесное Царство и стать причастником вечных благ по благодати и человеколюбию Божию.

Ты же, возлюбленный, не отягощайся изучением моих слов, но читай их почаще, покуда они не запечатлеются в глубине души твоей, и тогда она, зачавши, принесет обильные и благие плоды, а ты воздашь великую благодарность за полученную пользу мне, написавшему. И не взирай на мои речи как на простые и бесполезные, поскольку это подвижнические слова отцов, просвещенных божественной благодатью, от которых я научился и от плода которых по мере своей вкусил, и поскольку я, будучи неученым, положил много трудов, чтобы это написать. А ныне готовыми полагаю их пред очами твоими, словно трапезу с разнообразными кушаньями или же как рай сладости, исполненный разных плодоносных деревьев.

Итак, если хочешь получить пользу, не медли, но, срывая плоды, непрестанно вкушай их и, помазуя свои раны, словно целебным бальзамом, исцеляй свою душу, чтобы достичь жизни вечной и избежать прелестей извечного врага, который неотступно владеет нами, лишая нас спасения. Да будет так, Господи, да избавимся от лукавого и от Тебя, Сладчайшего Бога нашего, да просветимся Истиной, [192] с Которой Твоя слава и великая милость. Аминь.

Начало, с Богом, первой главы. Первый глас трубы по образу имени Единого Божества, возвещающий нам СТРОЙ ТЕЛЕСНОГО БЛАГОЧИНИЯ

И вот, с Богом, начну прежде всего рассказывать тебе, как должно идти по сему узкому пути, хотя и тернистому, но быстро приводящему идущего им к миру и бесстрастию, достигнув которых ты, о добрый путник, возрадуешься и возвеселишься, ибо ценою малой скорби пожнешь столь многие и столь прекрасные и добрые колосья. Вкратце же скажем так: обуздаем и свяжем непослушное тело, чтобы оно подчинялось духу, и, начиная с полудня, распределим двадцать четыре часа суток, пределом же положим час седьмой, ибо его благословил Бог.

Когда ты съешь пищу, полагающуюся тебе по уставу (о котором мы скажем ниже), поспи довольное время. Проснувшись же, сотвори вечерню по четкам, а когда закончишь, выпей чашечку кофе в помощь бдению и начинай повечерие, в безмолвии, в темноте, про себя. Прочти и акафист Пресвятой Богородице. Когда и это закончишь, встань, если можешь, прямо и, скрестив руки, ни к чему не прислоняясь, прочти следующую молитву в уме (света же не зажигай, поскольку свет рассеивает ум):

«Господи Сладчайший Иисусе Христе, Отче Боже, Господи милости и всякой твари Содетелю! Призри на смирение мое и прости мне все грехи мои, во все время моей жизни, которые я совершил до сего дня и часа. И пошли Пресвятого Твоего Духа, чтобы Он просветил, направил, очистил, покрыл, сохранил меня и удостоил больше не грешить, но с чистым помышлением служить и поклоняться Тебе, и славословить, благодарить и любить всей душой и всем сердцем Тебя, Сладчайшего моего Спасителя и Благодетеля Бога, достойного всяческой любви и поклонения. Ей, Сладчайшая Любовь, Иисусе, пища и наслаждение моего смирения, сподоби меня просвещения божественного и духовного знания, чтобы, созерцая сладчайшую благодать Твою, с ее помощью перенести мне тяжесть этого моего ночного бдения и в чистоте воздать Тебе мои молитвы и благодарения, молитвами сладчайшей Твоей Матери и всех святых. Аминь».

Итак, стоя, вытянувшись прямо, насколько позволяют силы, своими словами, умом и внутренним гласом возопий о том, что говорит душа твоя и что ведомо тебе самому. Цель этого прошения — подвигнуть щедрого Бога и Его божественное милосердие к любви и состраданию. Если же ослабнешь, устав от стояния, присядь и не допускай, чтобы ум твой оставался в праздности, но направляй его, если движущая сила позволит тебе действовать, к памятованию о небесных божественных предметах, то есть о смерти, адских мучениях и Страшном Суде, и плачь о своих грехах, насколько Господь даст тебе силу плакать. И, обратившись в иную сторону, направь свое мысленное созерцание к раю, думая и размышляя о том, что представляется тебе, и удивись, о дивный, наслаждению праведных и тем божественным дарам, которые Господь и им даровал, и нам уготовал на веки вечные. Обратившись же к благодарению, благодари Бога, благодетеля и подателя всякого блага. Потом, слегка отойдя от усталости, снова встань и так переходи от одного из этих созерцаний к другому, пока не пройдет ночь и не исполнишь всего должного в усердной молитве и молении. А когда закончишь утреню, часы и каноны по четкам, тогда сядь, отдохни и поспи немного, до рассвета.

Затем, когда встанешь, выпей чашку горячего чая с кусочком хлеба или сухарями да принимайся за работу, непрестанно мысленно или вслух читая молитву, как заповедали нам богомудрые отцы: «Ты, тело мое, работай, чтобы питаться, а ты, душа моя, трезвись, чтобы наследовать жизнь вечную».

Если же день праздничный, читай в молчании жития святых, вызывающие сокрушение. Приготовь себе пищу в умеренном количестве и вспоминай слова святых отцов о том, что чрево человеческое подобно чреву свиньи, которое чем больше поглощает, тем сильнее разверзается, так что не насыщается никогда. А если затянешь пояс потуже и принудишь чрево к воздержанию, оно, наоборот, сжавшись, уменьшится. Хоть оно и поболит, и пострадает из‑за прежней привычки несколько дней, но когда сожмется, то успокоится и усвоит новую привычку.

Кто предается воздержанию, тому довольно 50–70 драми хлеба и небольшой тарелки какого‑нибудь блюда. Впрочем, смотря по состоянию тела, может понадобиться и меньше и более. Мы, как и отцы, всячески превозносим воздержание. Ты же установи себе меру с рассуждением и, если плоть из‑за излишества крови будет утеснять тебя, утесняй ее воздержанием. Когда же, обессилев, она умолкнет, тогда грей ее и давай ей отдых. И так вкушая от всех даров Божиих, не осуждай других, но смиряй себя и благодари Подателя всяческих, Который питает всех нас, хотя мы и недостойны.

Да будет тебе известно, о возлюбивший безмолвие и пустыню читатель, что, исполняя этот устав, ты должен затворить двери, так чтобы после полудня никого не принимать для беседы: ни монаха, ни мирянина. Сам не выходи, и другие пусть не приходят к тебе. А кто захочет прийти, пусть подождет до следующего дня. Если послушаешь меня, то знай, что, помимо Бога, важнее всякой иной заботы, даже и любви к ближнему, собственное твое спасение. Ибо какую пользу ты сможешь принести ближнему, если сам помрачишься тем, что сказал другой? Но если пребываешь ты в мире, осияваемый божественным светом, тогда из того, что имеешь, передашь другому и исполнишь заповедь любви Христовой.

Посему прошу, не теряй попусту это драгоценное вечернее время, которое, если хорошо проведешь его, в мире и со страхом Божиим, принесет тебе много плодов, столь прекрасных и дивных, что и сам ты, пораженный, подивишься пользе, происходящей от беспопечительности и от благочиния телесного. И на Пасху, Рождество и масленицу соблюдай тот же чин, питаясь один раз в день, чтобы желудок твой не почувствовал неравномерности, от которой происходят разные изменения телесные, возмущается мирное благочинное состояние членов, а также помрачается душевное зрение, что может принести большой ущерб твоему житию.

Итак, возлюбленный мой, соблюдай во всем меру и совершай путь с рассуждением, тогда сам увидишь великую пользу, которая произойдет для тебя из всего того, о чем сказано. Тогда и меня поблагодаришь немало. А течение времени, если мы с помощью благодати будем трудиться, еще более умудрит трудолюбивого путника, подвизающегося в добродетели ради спасения души своей и любви Христовой. Аминь.

Второй глас трубы, носящий образ двух природ Спасителя нашего, равно как и двусоставности человеческого естества, возвещающий нам О МЫСЛЕННОМ ДЕЛАНИИ

Итак, любознательный брат мой, теперь, когда мы вкратце поведали о телесном благочинии и, связав и обуздав плоть, показали, каким образом можно заставить ее повиноваться духу, надлежит нам привести в порядок мысль и помышление и окрылить мысль, чтобы она возвысилась от земного к небесному через естественное созерцание сущего!

Богодухновенные отцы учат, что природа обучает познанию и через естественное созерцание. Когда же очистятся чувства, то удостаиваемся мы и созерцания духовного. Итак, когда мысль, как было сказано, водворяется в этом созерцании сущего и просвещается частым явлением умопостигаемой и мысленной божественной росы, подобной посылавшейся евреям божественной манне, то, питаясь тем, что созерцает, она научается бороться со своими врагами — бесами!

Слушай внимательно и часто размышляй о словах моих, чтобы просветилась душа твоя, а ты узнал бы способ, посредством которого должен приблизиться к Богу. И когда умными очами через умную молитву соединишься с Ним, Он научит тебя не говорить лишнее и неполезное, равно как и не просить о чем‑то прежде времени. Как дитя, лепечущее на лоне Отца своего, с чистою душою говори то, что содержится в глубине сердца твоего и кажется тебе полезным. Тогда, несомненно, Отец твой услышит прошение твое, если то, о чем ты просишь, действительно будет тебе полезно.

Итак, повинуйся словам моим и внимай умом твоим, как нам с сыновней простотой начать спасительную молитву, обращенную к Желающему спасения нашего и угодную Ему:

«Скажи мне, любоблаже и человеколюбче Иисусе мой сладчайший и Христе мой возлюбленный, кто молился обо мне? Кто умолил Тебя, чтобы Ты привел меня из небытия в этот мир, чтобы я появился на свет у родителей, добрых и верных христиан, когда столько других детей рождается у турок, франков, [193] масонов, евреев, идолопоклонников и прочих, не верующих в Тебя? Ведь они словно бы не вполне родились и обречены на вечную муку. Сколь сильно должен я возлюбить Тебя и благодарить Тебя за столь великую милость и благодеяние, которые Ты мне оказал! Даже если кровь пролью, и этим не смогу достойно возблагодарить Тебя! И опять‑таки, Сладчайший Спаситель мой, кто молил Тебя обо мне, чтобы Ты терпел меня, согрешающего с детского возраста уже столько лет, и не тяготился мною, когда видел, что я обижаю других, ворую, гневаюсь, объедаюсь, что я лихоимец, завистник и исполнен всякого зла, Тебя же, Бога моего, оскорбляю делами своими. Ты, Господи, не послал смерть, чтобы постигла она меня в грехах моих, потому что, если бы я умер, был бы осужден на вечное мучение. Но Ты великодушно терпел меня! Как велика благость Твоя, Господи! И кто упросил Тебя, чтобы Ты привел меня к покаянию и исповеданию, облек в этот великий ангельский образ, причислил меня, хотя и недостойного, к монашескому чину? Как неизреченно величие Твое, Господи! Сколь страшно Твое величайшее домостроительство! Сколь богат Твой дар, Владыко! Сколь неиссякаемы Твои сокровища и неисповедимы Твои таинства! Кто не вострепещет, удивляясь Твоей благости! Кто не изумится, видя богатую Твою милость! Трепещу, Владыко, рассказывая о Твоем великом даре! Владыка и Господь мой распинается, чтобы спасти распявшего Его! Я, постоянно согрешая, тем самым распинаю Создателя моего, и Сотворивший меня меня освобождает! О Сладчайшая Любовь, Иисусе! Скольким я обязан Тебе! Не потому, Христе мой, должен я любить Тебя, что Ты обещал дать мне жизнь вечную. Не потому, что Ты обещаешь мне благодать Свою. Не ради обещанного нам вкушения райских благ. Но я обязан любить Тебя, ибо Ты достоин всяческой любви! Я должен служить Тебе, ибо Ты освободил меня от рабства грехов и страстей. О великое чудо, скрытое ото всех, кто не познал Тебя, Господи!»

Какой купленный раб требует платы, работая на господина своего? И как он может требовать освобождения, если уже должен господину за то, что тот его выкупил? Вот Царь твой и Господь всех распялся за тебя и искупил тебя от рабского служения бесам, дав тебе заповеди как противоядие от страстей, чтобы, исполняя их, ты избавился от побеждающих тебя страстей.

Он говорит тебе: «Не любодействуй! Усердно трудись, сражаясь с воюющими против тебя страстями, чтобы сохранить целомудрие, поскольку если ты не принудишь себя к целомудрию и потерпишь поражение, то неизбежно станешь блудником! Не кради, чтобы быть верным. Если же не принудишь себя оставаться верным, неизбежно станешь вором. Не будь сребролюбцем, чтобы быть милосердным. Не чревоугодничай, чтобы быть воздержанным. Имей в себе любовь, чтобы не стать завистливым…» И так далее — обо всех добродетелях и божественных заповедях Господних, которые даны нам как противоядие! Чтобы приобрести их и сохранить, нужно сражаться и одержать победу над противными им пороками, которые из‑за долгого навыка обрели силу второй природы. Диавол же укрепляет их, привычка питает, а наше бренное человеческое естество склоняется к ним. Вот они, три коварные и великие силы, воюющие против души и божественного закона! Итак, слушай внимательно. Господь, сначала освободив нас через божественное крещение, дал нам Свои божественные заповеди как противоядие от страстей, чтобы мы вновь не попали в рабство греху! Итак, теперь мы трудимся для Бога не ради того, чтобы получить от Него награду, и не ради жизни вечной мы трудимся, но как купленные рабы трудимся, чтобы не быть рабами бесов!

Мы обязаны трудиться, ибо Он выкупил нас. И поэтому нам должно с крайним послушанием и великим смирением служить Ему, соблюдая все святые заповеди Его! И если окажемся мы верными рабами, тогда Он как ДАР [194] даст нам Свою божественную БЛАГОДАТЬ, освободит нас от страстей и дарует нам Свое Небесное Царствие, говоря: «Добре, рабе благий и верный! О мале был еси верен, над многими тя поставлю». [195] Видишь, брат, что Он не говорит нам: «Прииди, Я воздам тебе по трудам твоим, так как ты трудился ради Меня», но по Своей великой благости дает Он нам милость благоутробия Своего и безграничной любви к нам, равно как и сладчайшую благодать Свою, уничтожая досаждающие нам страсти и сподобляя нас Царствия Своего!

Итак, когда приступаешь к исполнению долга своего, молитвы, приступи с великим смирением и сокрушенным сердцем, прося милости Божией, но не потому, что Он должен дать тебе благодать, а потому, что ты пребываешь в узах и просишь Его милостиво освободить тебя, говоря так:

«Владыко, Сладчайший Господи наш Иисусе Христе, ниспошли мне святую благодать Твою и освободи меня от уз греховных! Просвети тьму души моей, чтобы уразумел я безграничную милость Твою, возлюбил и достойно возблагодарил Тебя, сладчайшего моего Спасителя и Бога, достойного всяческой любви и благодарения. Ей, благий мой Благодетель, многомилостивый Господи, не отними от нас богатую милость Твою, но смилуйся над Твоим творением. Знаю, Господи, тяжесть прегрешений моих, но ведаю и несказанную милость Твою. Вижу тьму бесчувственной души моей, но с доброй надеждой верю и ожидаю божественного просвещения Твоего и избавления от лукавых грехов и гибельных страстей моих молитвами Сладчайшей Твоей Матери, Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, и всех святых. Аминь».

Не переставай молиться так до последнего твоего издыхания, Бог же силен исполнить прошение твое. Ему слава, честь и поклонение вовеки.

Третий глас трубы, носящий образ Святой Троицы и возвещающий нам, КАК БОРОТЬСЯ С ПОМЫСЛАМИ САМОМНЕНИЯ

В предыдущей нашей главе представили мы мысленную беседу с Богом, а также и то, о чем подобает размышлять. Теперь же, возмужав духовно и к тому же получив от Господа более мощное оружие, мы, неплохо подвизавшиеся в борьбе с врагом, когда он нападал на тело наше, и получившие в разнообразных бранях немалый опыт, тотчас вооружим и ум против мысленных его противников. Тогда, если враг нападет посредством мечтаний, ум немедленно отразит его чары и, как высоко парящий орел, воспарит посредством божественных помышлений, а не будет пресмыкаться, как прежде, питаясь прахом, подобно змее. Итак, обучившись еще и этому, поведем войну с матерью всех зол, самомнением, этим смертоносным вирусом, который, как некая чахотка, губит плод монашествующего!

Поскольку так соблаговолила премудрая Божественная сила, чтобы мы, ступенька за ступенькой, поднимались по мысленной лестнице богопознания, то, если мы к тому же одолеем и сокрушим самомнение, тогда Сладчайший Податель венцов увенчает нас просвещением и снизойдет на нас божественная благодать Его. Итак, продолжая нашу речь, возвысимся мыслию, чтобы взойти к высшему; ты же, возлюбленный читатель, со вниманием слушай это божественное поучение, чтобы оно принесло тебе пользу. А сказать здесь надобно вот что. Если щедрый Господь, приклонившись к нашим младенческим мольбам, посетит Своею утешающею благодатию находящегося во мраке невежества, если немного рассеет тьму страстей, помрачающих нас, являя нам Свое безграничное желание нашего спасения, не подумай, что ты уже в безопасности, так что больше и в осторожности не нуждаешься! Но знай, что, будучи бедным, ты желал богатства. Теперь же, когда ты обогатился, тебе нужно сильно бояться, чтобы не быть окраденным. Ведь если податель благ, ум, вдруг заснет, а мысль, помрачившись, отдаст свое оружие злейшему унынию, то нападет на тебя неожиданное несчастье и неожиданно явившиеся разбойники похитят сокровище, ты же останешься вновь ни с чем.

Теперь послушай, в чем смысл сравнения с разбойниками. Когда ты молишься и беседуешь с Богом, радуясь сладости молитвы, так что душа твоя переполнена веселием, вдруг самомнение, пришедшее, словно некий разбойник, обращается к твоему уму, говоря втайне, как некогда змий Еве:. «Ты уже получил благодать, уже достиг меры святых. Дальше будет радость и мир. Ни к чему больше страх, печаль и стенания!» Ты же этой хитрой ведьме самомнения отвечай как рассудительный словами возражения и уничтожай мудрым словом злобу ее, помышляя о том, что говорит сам апостол Павел: «Что же имаши, егоже неси приял? Аще же и приял еси, что ХВАЛИШИСЯ яко не приемь?». [196] О том же говорит нам и один из отцов: «Если ты сделал что‑то без движения тела своего, это будет твоим, ибо наше тело есть творение Божие! То же самое и относительно ума. Если ты что‑то помыслил без движения ума, то это твое собственное! Ибо и ум наш — создание Божие!»

Уймись же, лукавый диавол, враг рода нашего. Ибо если бы даже сподобилось мое низкое устроение взойти до третияго небесе, как взошел святой апостол Павел, то вовсе не по моим заслугам! Вот что восклицает этот наш божественный и первоверховный учитель: восхищен бысть в рай и слыша неизреченны глаголы. [197]

Итак, ты разумеешь смысл слов апостола. Подумай и о смысле происшедшего с ним. Ибо то, что помимо нашей воли совершается, не имеет ничего общего и с собственными силами нашими. Но когда посетила апостола божественная благодать, ум же и тело изменились, то и сам он не ведал, каким образом действует Восхитивший его, ибо Он все совершает вышеестественно! Так божественный муж своей божественной проповедью спасал мир, научая нас не думать высоко о своей силе.

Так, во многих местах подчеркивает он: «Не по своей воле творю я это, но силою ДЕЙСТВУЮЩЕГО во мне ХРИСТА!»[198] Видишь истинность и рассудительность в его словах, друг мой читатель? Знай же и то, что в том, что ты делаешь якобы своей силой, нет ничего доброго, что не было бы от Бога, и ничего лукавого, что не было бы от диавола. Поэтому разумно отвечай злейшей гордости, низлагая неведение своего ума, и говори так: «Если бы мог я взойти на небеса, узреть ангелов и говорить со Сладчайшим Спасителем моим, Христом, тогда было бы моим совершенное мною. Ныне же — никоим образом!»

Поразмысли и вот о чем: если бы захотел Царь, восседающий на престоле, взять брение, грязь из болота, и приблизить к Себе, посадить рядом с Собой, кто может запретить Ему это? Но из‑за того, что Царь сделал угодное в очах Своих, может ли это брение, сидящее, как сказано, подле Царя, величаться тем, что сидит рядом с Владыкою? Или же ему должно скорее удивляться такому снисхождению и щедрой Благости Владыки, Который не отбросил эту грязь, не погнушался ею, но соблаговолил приблизить ее к Себе?

Поистине достойно удивления сказанное, и смысл его подвигает меня к великому созерцанию. Ведь брение удостаивается такой чести и принимает таковые дары, что ему, слепому мыслию, Владыка дарует зрение; его, расслабленное, валяющееся в страстях, Он укрепляет скрепами добродетелей и дает ему исправление; его, косноязычное и немое, неспособное молиться троично, в едином расположении души — УМОМ, СЕРДЦЕМ И СЛОВОМ, — Спаситель исцеляет просвещением и духовным знанием!

Итак, если такими преимуществами одарил нас Христос и ХОТЕНИЕ и ДЕЙСТВИЕ [199] принадлежат Спасителю нашему, как же мы, неблагодарные, можем гордиться? Ибо как Он пожелал, так и сделал, возвысив нас! Если же пожелает, вновь низринет в свойственную нам по природе грязь, из которой и извлек нас. Итак, восхождение есть дар божественной воли, и стояние опять‑таки — проявление той же божественной силы, как и изменение и ввержение в прежнее состояние есть испытание, посылаемое тем же божественным разумом ради нашего исправления. Поэтому мы по необходимости должны благодарить Бога за все происходящее и не печалиться из‑за случившегося изменения, но говорить так: «О Любоблаже и Человеколюбче, Спасителю мой, я достоин всякого мучения, поскольку, будучи сыном преисподней, не сетую, что совершил дела ее, и продолжаю совершать то же. Ты же Сам, Христе мой и Боже, по Своему хотению благоизволил, чтобы я восшел на небеса, и опять Сам по Своей воле ввергаешь меня в ад. Да будет же на мне воля Твоя святая!»

Только в том случае надлежит нам скорбеть, если Бог оставит нас по грехам нашим, и мы закоснеем во грехе и прогневим Его. И печалиться должно не из‑за падения, но потому, что мы опечалили Бога в ответ на любовь, которую Сладчайший Христос даровал нам. Мы же, вместо благодарности, вновь напоили Его желчью неблагодарности. И вновь, напитав губку уксусом, принесли ее Распятому!

Однако Он вновь прощает нас, если только мы, простирая крылья надежды, начертаем обновление покаяния, а не будем сидеть во тьме отчаяния. Ибо Он может и вновь спасти прибегающих к нему в покаянии. И опять Спаситель простирает к нам руки, опять Христос жаждет нас и с болью душевной ищет заблудшего. Вновь подставляет Свои божественные рамена и взывает: «Дерзай! Ты не умрешь, ибо услышал глас петуха и, выйдя из своего падения, горько заплакал. [200] Вот ты опечалился ради Меня, и Я больше не гневаюсь на тебя!»

И если, как мы сказали, ты, ни в чем не провинившись, испытал изменение, дерзай и радуйся, ибо стал искусным, благодаря приобретенному опыту. С горячей надеждой простирайся вперед, подвизаясь как имеющий знание и веру, так как ты станешь наследником вечных благ, о чем тебе и самому известно. Понуждай же себя к большему смирению!

И опять‑таки когда этот бес, всезлобное самомнение, говорит тебе, что ты выше других монахов, отвечай ему так: «Уймись, лживый и хитрый диавол, потому что, если бы захотел Господь излить благодать Свою на всех людей, все мы были бы одинаковы. Что же значит грех моего брата?» Пусть даже нет у него благодати, а если есть, то немного. Но разве не слышал ты глас Господа, говорящего, что Он украсил словесное естество божественными дарами, дав одному пять талантов, а другому два? Называлось это раздаянием талантов, имелось же в виду щедрое награждение дарами духовными! Но и третьего, нерадивого ко всему божественному и святому, Он не лишил дарований, чтобы тот не обвинял Его в несправедливости. Однако то, что дал, забрал назад, так как тот оказался недостойным. Ибо не войдет Бог в неразумное сердце, если же и войдет, то вскоре выйдет. А двое других, которые, как мы сказали, к дарам приложили трудолюбие, сподобились блаженства, оказавшись достойными доверия, и сделались хранителями божественных тайн. Ибо оба услышали: «Вниди в радость господа твоего», [201] — и не получили никакого порицания за неравенство принесенного ими, так как Он и разделил не поровну. Но, зная возможности каждого, Он довольствуется даже и удвоением данного. [202]

Итак, если ты, о возлюбивший безмолвие, получил большой дар от Бога, то ожидай, что с тебя много и спросится, сообразно божественному дарованию. И остерегайся осуждать того, кто немощнее тебя, иначе окажется, что ты по невежеству своему борешься с Господом. Ибо тот, кто получил больше, не должен уничижать неимущего, а получившему меньше не следует скорбеть и тосковать из‑за того, что он не равен с другим. Но тот, у кого больше благодати, ОБЯЗАН поддерживать ближнего своего, словом и примером своим исцеляя все его слабости, телесные и душевные, с рассуждением наставляя того в законе духовном, вплоть до того часа, когда и он удвоит талант, или, вернее, снизойдет луч просвещения и отверзет очи души его, и он, зная свою недостаточность, без рассуждения подчинится наставнику.

Таковы, брат, награды за мысленное делание, и таков плод его. Укроти же возбужденную юностью плоть, смири ее помышления. Соответственно истончи ум свой бдением, мысль занимая предметами божественными, чтобы снизошла на тебя сила Утешителя и научила нас искать Горнего и думать о Горнем, как подобает небесным чадам Всевышнего!

«Буди, Господи, буди! В этом мире помилуй, а в том соделай нас нетленными, чтобы мы служили Тебе во веки нескончаемых веков. Аминь».

Четвертый глас трубы, носящий образ четырех стихий, из коих составлен человек, и возвещающий нам ПРОСВЕЩЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ БЛАГОДАТЬЮ

Поскольку речь наша, возлюбленный, вновь идет своим чередом, побуждая нас говорить и увлекая к лучшему, то и я, поставив, как Иаков, столп [203] и помазав слезами, вместо елея, новую главу речи своей, начинаю беседу о видении Бога.

Итак, теперь мы, насколько могли, привели в порядок тело и мысль и к тому же с Божией помощью мужественно побороли самомнение, подобно воину, который, обучившись деланию и созерцанию, затем выйдет на брань, как божественный Давид против Голиафа, и, вернувшись с победою, в награду, как дочь царскую, получает луч благодати Царя Христа. Подобное совершили и мы. Поскольку же ход речи нас к тому призвал и делание наше нас к этому наставило, надобно побеседовать и о снисхождении просвещения божественной благодати, а также и о том, как отличить ее от прелести. Мы знаем, что вкусивший вина и испытавший сладость его, если дадут ему уксус, тотчас же распознает его и отвращается. То же разумей и о божественной благодати: кто познал и вкусил ее плода, так что благодатию просвещены ум и мысль его, явственно различит приходящего как тать и плод прелести приносящего.

Ты же, внимая словам моим, искусно распознавай прелесть; если же поверишь в ее истинность, то по заслугам погрузишься во мрак, ибо ум, остановившись вниманием на прелести, тотчас же рассеивается. Как питатель сердца, он передает ему показанное прелестью, и оно сразу приходит в смущение. Тогда человек надувается, словно мех, воздухом темным и нечистым, так что даже волосы его встают дыбом, и весь он становится смятенным и неспокойным.

Божественная же благодать, постигаемая, по моему опыту, духовным чувством и засвидетельствованная знающими ее, есть отблеск божественного сияния, который познается при созерцании ясным умом и является как тонкая мысль, благоуханное и сладчайшее дуновение, молитва, свободная от мечтаний, избавление от помыслов или жизнь чистейшая. Благодать бывает совершенно мирной, а также смиренной, безмолвной, очистительной, просвещающей, радостотворной и лишенной всякого мечтания. Нет места никакому сомнению в благословенный миг пришествия благодати в том, что это поистине божественная благодать, ибо она не вызывает у принимающего ее никакого страха или недоверия.

Ты же, слушатель, отвлеки ум свой от видимого и вещественного и с ревностью внимай словам моим, чтобы душа твоя насладилась постижением смысла написанного. Итак, начнем и, коснувшись основания, шаг за шагом взойдем к вершине твердыни божественной, чтобы постичь смысл и образ нисхождения божественного Жениха в низкое жилище наше. Все призванные Богом монахи (я не говорю о приходящих к монашеству под влиянием жизненных обстоятельств) призваны божественным лучом, который и зовется божественной благодатью. Житие же монахов вот каково.

Когда благодать, как было сказано, сама осветит человека, тот уходит и оставляет мир, приходя в общежительный монастырь, и живет с другими отцами и братиями, оказывая всем послушание, умиряя желания души своей. Когда совесть его успокоится, он стремится, насколько возможно, соблюдать заповеди Божии, подражая делам наставника своего и исполняя предписанные отцами обязанности, и с благой надеждой ожидает милости человеколюбца Бога. Таков общий путь, которым идет множество добродетельных отцов.

Существует и другой путь, в наши дни труднопроходимый и тернистый из‑за недостатка путников, хотя в древние времена все богоносные отцы шли этой дорогой. Потому и я, малейший, с душой, горящей божественной ревностью, ради пользы моих братий предпринял этот малый труд, повинуясь Божию повелению, говорящему: иже аще разорит едину заповедий сих малых и научит тако желающего послушать его, тот мний наречется в Царствии Небеснем; а иже сотворит и научит, сей велий наречется. [204] Эту заповедь любви и я премного возлюбил и, не удовольствовавшись творениями боговдохновенных отцов, вознамерился записать собственные косноязычные речи, ибо, если окажется это полезным хотя бы одному брату, будет мне от Господа награда за труд. Если же недостоин я принести пользу другому, то и в таком случае не лишусь своей мзды, но, обдумывая и прилежно изучая то, о чем пишу, разбужу хотя бы собственную убогую душу от великого бесчувствия.

Должно тебе постичь, что путь сей, о коем сказано, есть не выдумка человеческого разума, но вдохновение Самого Владыки нашего, Который наставляет каждого, как Сам пожелает, к исполнению Своей святой воли. Итак, если человеколюбец Господь пошлет луч божественной благодати Своей и она войдет в душу согрешающего перед Ним, тотчас восстает тот человек и ищет духовника для исповеди.

Он прикасается к Писанию и с нетерпением объявляет о дурных делах, какие содеял. Он ищет убежища в пустынях и пещерах, где можно найти хоть некоторое уединение и начать борьбу со страстями, чтобы загладить свои прежние грехи суровым житием, терпя голод, жажду, холод, зной и неся иные подвиги, о которых говорят примеры святых.

Сладчайший же Господь умножает в нем горячность, и она, словно пылающая печь, окружает сердце человека, побуждая его к горячей божественной любви, к безграничной ревности в исполнении божественных заповедей, равно как и к великой ненависти по отношению ко грехам и страстям. Тогда начинает он с великим усердием раздавать нуждающимся все, что имеет, много ли это или мало, поскольку возлюбил нестяжание и с жаждущими Иисуса полагает часть свою. Поскольку же он посильно соблюдает божественные заповеди Христовы и перед ним раскидывается оная сеть божественного призвания, то, словно рыба, пойманная на крючок благодати, где приманкой служит ЛЮБОВЬ РАСПЯТОГО, не в силах более выносить плеск волн моря Христова в сердце своем, бежит он в ослепительном свете божественной любви, как олень, стремящийся к источнику, откуда бьют эти воды благодати.

И оставляет он родителей, братьев, друзей и прочих близких, к ОДНОМУ только стремясь, ЕГО лишь ища, всеми силами желая следовать за ИИСУСОМ. И, как охотник, идущий по пустынным местам, ищет он такого места, где мог бы встретить желанного проводника и наставника души, под чьим руководством возможно достичь цели, подвигнувшей его на эти поиски, и узнать способ духовного восхождения.

Но, к несчастью, поскольку нелегко в наши дни найти такого духовного наставника и очень немногие идут по сему пути, начинает монах плакать и рыдать, ибо не находит того, что было, как он читал, в древние времена и чего он горячо желал. Что же делать человеку, если горячность души толкает его к возлюбленному им безмолвию? Поэтому он расспрашивает, и ищет, и просит Бога, чтобы Тот нашел для него деятельного наставника и врача души, который, как избранник Божий, спас бы его от множества грехов и подчинил МАТЕРИ — ПОСЛУШАНИЮ!

Итак, с молитвой и благословением своего наставника начинает он свои духовные подвиги. Как говорят жития преподобных отцов, многие из тех, кто в их дни имел эту горячность, пройдя испытание и облачившись в ангельский образ, удалялись в уединение безмолвия ради, неся с собою молитвы и благословение старца как оружие, для врага необоримое. Эти время от времени приходили за духовным наставлением, чтобы утолить голод души своей. Другие же, живя вместе со старцем, получали разрешение в определенное время предаваться безмолвию и возделывать всяческие добродетели: плакать и рыдать, поститься и бодрствовать, непрестанно молиться и читать вызывающие сокрушение жития святых, класть поклоны сообразно силам своим и, вообще, печься о чистоте и бороться со страстями. Но так или иначе все они пребывали в безмолвии.

Впрочем, прошу тебя, возлюбленный, приложи еще немного внимания, с рассуждением слушая сказанное нами, и, слыша слово «безмолвие», не думай, что каждому легко пребывать в нем, не подвергаясь никакой душепагубной опасности. Ибо и в древности и теперь многие не потому отлучились от старцев, что горели божественной любовью к благоугождению воле Божией, желая подвигов и скорбей Христа ради, но потому, что полюбили покой для служения страстям, не вынеся послушания в Господе, которое требует ради Него терпеть обличения и оскорбления. Таким образом, предпочтя свою собственную волю, они по невежеству своему отвергают бывшего послушным даже до креста и смерти Иисуса, Господа нашего. Такие, становясь рабами страстей — ГНЕВА и ВОЖДЕЛЕНИЯ, — подчиняются им, как своим владыкам, и с готовностью творят угодное им. Поскольку же привычка укрепляется и становится законом, они совершенно сбиваются с пути, впадая в прелесть.

Тот же, кто истинно пребывает в безмолвии по указанию воли Божией, постоянно оплакивает грехи свои, искренне болея о душе своей. И, раскаиваясь в дурном прошлом, он заботится о всякой благой добродетели, всей душой доверяется словам наставника и отдает подвигам тело свое как жертву, приносимую любви Иисусовой, с готовностью умереть за Него, если бы это было возможно. Он старается сосредоточить в сердце ум свой, как учат отцы–исихасты, и при вдохе и выдохе творить в уме молитву: «ГОСПОДИ ИИСУСЕ ХРИСТЕ, СЫНЕ БОЖИЙ, ПОМИЛУЙ МЯ!»

Тогда, подобно тому как дыхание дает жизнь плоти, ум, сопряженный с молитвою, воскрешает умерщвленную душу свою, и человек, делая это, словно усердный работник, прилежно взыскующий милости, понемногу начинает ощущать умом просвещение божественного утешения.

И это первая ступень для монаха, который как новоначальный, ищущий явления Божия, обрел путь, ведущий к нему, и идет путем блаженным, и есть удостоверение, что он идет путем истинным. Вначале был, как мы сказали, луч призвания Божия, который один помогал очищению нашему. Но тогда человек еще не мог различить чувством ума оное ни для кого не видимое божественное действие, ощущаемое лишь иногда телесным образом, сообщающее легкость и приносящее духовные помышления, плач и слезы, память и сокрушение о содеянных грехах, а также стремление к подвигам и естественное и богоугодное созерцание творения, которое весьма сильно услаждает нашу душу, но еще не является тем умным видением ощущаемого светлейшего света, который это треблаженное действие являет нам, приходя как бы в тонком дуновении.

Оно, омывая ум, как божественная купель, очищает его и производит совершенное изменение всего тела, умягчая, так сказать, сердце, значительно усиливает свойственные уму по природе достоинства и вызывает горячую ревность, слезы и несказанную любовь ко Господу.

Когда же оно прекратится, насколько пожелает богодвижимая сила, этот светлейший свет вновь скрывается, и ты остаешься один, как бы помазанный благоуханным елеем. Как мать, благодать носит на руках и воспитывает этого мысленного священника, как младенца, и, когда матерь наша, благодать, приходит, он играет и радуется. Когда же она вновь удаляется, он плачет и кричит, ибо не знает премудрости Святого Бога и того, каким образом, «окрадывая» нас, Он приобретает для нас спасение.

Тот же, кто не искушен в этом, всякий раз, как благодать отойдет от него, считает, что она навсегда удалилась, и потому понуждает себя к посту, бдению, молитвам и молениям, разыскивая способ удержать ее, поскольку думает, что божественное утешение можно привлечь делами своими. А враги наши, бесы, разными способами досаждают монаху, чтобы тот еще усерднее, со слезами просил божественной помощи. И это происходит по действию божественного Промысла для его обучения.

Когда же мать снова возвратится и даст ему сосец безграничной радости и любви, он еще настойчивее ищет какой‑нибудь способ, чтобы навсегда соединиться и более никогда не разлучаться с этой небесной радостью. И, как плачущий младенец, восклицает: «Увы мне! Увы! О Сладчайшая Любовь, как же Ты меня оставила и удалилась от меня, так что меня едва не задушили свирепые бесы? Увы! Увы мне, несчастному! Что могу я сделать, чтобы удержать Тебя и непрестанно наслаждаться Тобою? Ей, Спасителю мой, пощади меня и не оставь впредь, но пребывай со мной в этой жизни. Когда же покину я сей мир, с Тобою да пройду через мытарства! Увы мне в день тот!»

Хотя он и говорит это и еще многое, однако Бог ничуть не внемлет его молитве, и после того, как божественное утешение усладит подвижника медом, к нему опять приходит горечь полыни. Но поскольку сосуд из‑за частого смазывания становится более чистым и для принятия божественного осияния более пригодным, то оно начинает и приходить чаще и задерживаться дольше, так что становится привычным, в то время как он, младенец премудростью и разумом, становится более дерзновенным, считая, что оно дано ему как воздаяние за его делание.

Такое состояние продолжается три или четыре года (иногда больше, иногда меньше), постоянно обучая и умудряя человека. При этом страсти его успокаиваются, и бесы убегают прочь, неспособные более вредить ему из‑за неотступного ограждения, охраняющего его.

Однако естество наше имеет обыкновение вскоре приносить нам насыщение при великом обилии какого‑либо утешения, поскольку мы носим тело плотское и тяжелое и из‑за этого и насыщаемся быстро, и оставаться в одном и том же состоянии для нас совершенно невозможно, если только мы еще не достигли БЕССТРАСТИЯ, о котором скажем после.

Если же мы находимся в каком‑то одном состоянии и не возрастаем постоянно, то, поскольку мы носим тленное тело, едва насытившись высокого, сразу обращаемся вспять и приходим в нерадение, как говорит о пище истинное слово. [205]

Ибо, насытившись какой‑то пищи, человек желает другой и, насытившись ее, сразу устремляется к еще лучшей. Даже если он насытится МАННОЙ, исполненной всяческой сладости (ибо она превосходит всякое желание, почему и названа пищей ангелов), то и тогда вскоре, не имея лучшего предмета желаний, обращается назад и, восхотев лука и чеснока, уничижает посланную от Бога пищу. [206]

Но поскольку подвижник еще неискусен и не обладает подобающим знанием, которое нужно, чтобы различить промысл человеколюбивого Бога, ибо на этой ступени еще слабы его мысленные очи и он равняет свет с тьмою, добродетели же смешаны в нем со страстями, то и мыслит он недолжным образом, начиная принимать помыслы высокоумия, которые недавно отверг, и снова погружается в них. Но и здесь действует домостроительство Создателя, служащее к обучению труждающегося. Мы же в песнях по достоинству почтим Спасителя, Который многими способами заботится о пользе души нашей, приводя нас к жизни бесконечной и пребывающей во веки вечные. Аминь!

Пятый глас трубы, носящий образ пяти чувств и пяти мудрых дев, которые встретили нашего Жениха, возвещающий нам ОТНЯТИЕ БЛАГОДАТИ

И снова, возлюбленный читатель, речь побуждает нас побеседовать, снова слушателя ищет изложение, кроткой мыслью постигается явление, и в этом польза для нас обоих, ибо, если кто поймет сие писание, в этом будет и за труд воздаяние.

Ибо тот, кто желает состязаться в беге, и препятствия встречает, и спотыкается о камни, и разбивает себе ноги. Точно так же и всезлобный враг угрожает спасению нашему, ниспровергая в мгновение ока все труды наши, стоит только прислушаться к его словам. Мы немного порадовались, обучаясь, и немного повеселились, слушая о божественных предметах и мысленно укрепляясь; в третьей главе пришла радостная победа, в четвертой же удостоились мы посещения просвещения. Теперь же раздается известие страшное, скорбное и погибельное, подобное горькому иссопу, возвещающее нечто противное прежнему, и сейчас мы будем говорить о вещах печальных. Рука цепенеет, прикасаясь к тому, о чем мы скажем. Ум не решается помыслить об этом. Уста, губы и язык медлят произнести то, о чем пойдет речь.

Что же для меня столь печально и приводит в великое смущение труждающегося? Я готов сказать тебе, а ты, слушая меня, напряги ум, подари мне свое внимание и уразумей мою мысль. Ибо сия ступень, о которой я буду говорить, установлена домостроительством Божиим для отнятия благодати! Так устроил Господь для показания виновности человека, чтобы тот непрестанно питался укорением и сделался причастником смирения. Итак, стоит удалиться благодати, как тотчас становится явной виновность, так что вместо сияния, света и несказанной радости немедленно приходят страдания и рождают смирение. Началом же сокрушительного падения является уже упомянутая и побежденная мать всех зол — немилосердное САМОМНЕНИЕ, которое начинает, как некогда и перед праматерью нашею Евою, рассеивать свой бесовский яд, пытаясь вызвать сочувствие к себе, ведущее в бездну преисподнюю.

Оно говорит, как духовник, и лобызает, как Иуда. Беседует с великой кротостью и рассуждает о спасении. Слух наш тщательно проверяет и безумие бесовское влагает, желает нашего падения и сейчас же предлагает исцеление. Волю нашу привлечь желает, прочих бесов на подмогу призывает, чтобы все они возле нас пребывали и на путь прелести нас увлекали.

«Итак, — говорит оно монаху, — видишь бездельников, которые теперь утверждают, что Господь не дает благодати? Они поскольку сами не хотят подвизаться, то и другим препятствуют, ссылаются на опасность прелести и кричат, что ты впадешь в нее, как и все. Так отступись же от их наставлений и внимай моим словам. Что же? Разве Бог, как и прежде, не дает крепости и не увеличивает нашу силу?»

Так лжец, то есть жалкий бес, подобно гадалкам, которые крестятся и упоминают Бога, сами же занимаются колдовством, ссылается на божественное Писание, чтобы забросить свой крючок, выставляет себя богословом, и спасение наше, как волк, похищает, и в своих целях совсем иному нас обучает, лишь бы заставить нас не заботиться о своем спасении.

А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть древнее зло, радуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кругом порицать начинает и отцов в надменности своей осуждает. Или же, точнее, враг обрушивается на душу его. Меч же, что дал ему Христос для защиты, он против себя обращает и душу свою закалает из‑за своего невежества и начинает говорить так: «Человек может, если захочет и если приложит силу, стать вместилищем благодати». И вот, яростно сражаясь с противоречащими ему, он понемногу начинает впадать в прелесть и становится игрушкой бесов, думая и полагая, что все его противники будут наказаны за свое небрежение и невежество. Он совершенно не повинуется их словам, но, оттолкнув всех, затворяется в полном одиночестве и творит то, что подсказывает его сообщник — бес. В таком случае предоставим этого человека милосердию Божию, ибо знаем, что бес многих повесил и задушил, внушая им, что они, якобы, станут мучениками. Другие же впали в небрежение и безразличие, совершенно забросив свои обязанности. А самое главное, они полагают, что это и есть истина и путь Божий.

Такие беды наводит диавол на несчастного человека, и даже если тот захочет подняться и начнет искать исцеления, он старается ослепить его описанным способом. А человеколюбивый Господь, опечаленный, ждет, не осознает ли человек падение свое и не взыщет ли врачевания.

Итак, брат мой, многие прельстились из‑за этого темного изменения. Средство же, служащее для исцеления такого человека, заключено в уразумении причины падения своего и в поиске духовника, способного стать врачом, который бы подходящими лекарствами вылечил и спас его. Мы же, достигнув главного момента своей речи, вновь обратимся к предыдущему и скажем вот что: если бы подвижник, о котором шла речь, не покинул пути своего, то не думал бы в невежестве своем, что собственными силами стяжал благодать, и не доказывал бы, что все способны получить ее, если понудят себя. Но со страхом и природной рассудительностью он бы, поразмыслив, сказал: «Кто я такой, чтобы осуждать других, думая, будто все они коснеют в невежестве, я же, несчастный, только один и получил просвещение?» И, возражая словам змия, сказал бы ему: «Оставь, лукавый враг, свое диавольское превозношение!» И так, сопротивляясь волнам губителя, он с нетерпением ожидал бы часа, когда сможет увидеть избавление, которое бы скоро пришло, если бы только испытание было выдержано как должно.

Божественное же утешение понемногу отступает ради пользы нашей, а его место тем временем занимает тьма. Тогда, попущением Божиим, впадает человек все в новые искушения, чтобы научиться прекрасному смирению. Не имея же сил вынести внезапности появления и необычности вражьих помыслов, о которых мы говорили раньше, и боясь, как бы не впасть в прелесть, он плачет, с болью и страхом разыскивая опытного врача, который исцелил бы его. Но как ни благи и добродетельны все отцы, каждый из которых делает по поводу его свое заключение, тот нисколько не исцеляется, ибо не настал еще час, когда явит ему Бог и врача, и лекарства. Ибо ему нужно слово, укрепленное величайшей силой дела, так как он не принимает просто и как случится извещение, что ему нужно смириться и отвергнуть превозношение. И поэтому он не находит то, чего ищет, поскольку не имеет терпения для того, чтобы дождаться, когда Господь захочет подать ему это, а также потому, что нуждается в испытании, чтобы открылось, что доброе он способен совершить собственными силами, и чтобы было сокрушено надмение, принимающее силу особенно тогда, когда увидит, что человек совершает что‑то втайне, чего нет у других. Поэтому ему попускаются искушения, чтобы он познал немощь человеческого естества.

Когда совершенно удалится благодать, тело слабеет и изнемогает, не в силах, как прежде, выполнять свои обязанности, и тогда овладевают человеком небрежение и сопутствующее ему уныние, то есть тяжесть телесная, сон неумеренный, расслабленность членов, помрачение ума, безутешная печаль, помыслы неверия, страх прелести. И тогда он, неспособный более терпеть безмолвие, выбегает на дорогу в поисках помощи. И один говорит ему: «Ешь сыр, молоко, яйца, масло, чтобы укрепиться!» Другой говорит: «Ты впадешь в прелесть!» Третий же: «Ты прельстился, как и многие!» А он, не зная, что делать, поскольку потерял терпение, ревность же и горячность веры его остыли, становится как бы безумным, ибо слушает слова многих людей, каждый из которых основывается на своем собственном разуме, по любви давая ему советы ради его пользы.

Итак, он начинает есть, сколько может, чтобы, как мы сказали, окрепнуть. Но, к несчастью, когда благодать ушла, а тело обессилело, ему трудно поправиться, поскольку организм не имеет сил для пищеварения; и, когда ты сильно отяготишь желудок, тело впадает в болезнь, поскольку сердце, не успевая передавать чистую кровь всем своим артериям, передает ее нечистою, в результате чего тело еще более помрачается и отягощается, вместо того чтобы получить пользу.

И вот человек, прежде пребывавший в трезвении, превращается в садовода и земледельца, добывая хлеб свой в поте заботы своей. И в результате становится предателем, поскольку лишается терпения и поддается малодушию. Для врагов же своих он в друга превращается, против своей души вооружается, самолюбия сыном называется, от прямого же пути удаляется. Так что прежней сети он избежал, а в эту попал.

Ты же, добрый путник, шествующий этим божественным путем, поставь и здесь столп своего внимания, возливая на него елей размышления, и многомилостивого Бога упроси, чтобы избежать тебе этой ступени, где расставлена вторая сеть, в которую и в древности, и в наши дни попались многие, совершенно отвергли ангельский образ и вернулись в мир. Если же такой человек и останется на своем месте, то все‑таки станет рабом всяческих страстей, так что, обратившись во врага других монахов, будет страстно нападать на подвижников. Такой, как только услышит, что кто‑то постится, пребывает в бдении или молится, тотчас возмущается и с уверенностью и гневом возражает: «Это все прелесть, и Бог в наши дни подобного не желает, поскольку так поступал и такой‑то, которого едва не пришлось заковать в цепи!»

Так думая и говоря, сей подвижник не только вовсе отвергает монашеские обязанности, но к тому же становится камнем преткновения и для других «употребляющих усилие», [207] стремясь всех вовлечь в свое отпадение, чтобы не одному быть обличенным перед Богом. Такой человек, брат мой, сошел с прямого пути. Врачевание же и лекарство заключается для него в том, чтобы смирить свое сердце, вернуться опять туда, откуда ушел, и ждать милости Господней. Тогда, если придет к нему помощь Божия, пусть поблагодарит Бога милосердного; если же нет, пусть отправляется в подчинение другому, чтобы смирить надменное мудрование, следуя путем отцов наших.

Мы же снова возвратимся к тому, что не успели сказать, и, связав разорвавшуюся нить повествования, скажем вот что. Если наш подвижник не пал, но мужественно выдержал это поприще, ожидая избавления от врага–искусителя, и испробовал все, о чем говорили отцы, но увидел, что не исцеляется, поскольку не подходят ему все эти снадобья, то, несомненно, можно найти нечто иное, чем обладает кто‑нибудь из имеющих опыт богообщения. Нужно лишь усердно, со многими слезами и смирением, искать этого у Бога и людей.

Христос же, Господь наш, не дает ему до поры Своей благодати, но оставляет его бороться с искусителем. Впрочем, надлежит тебе знать, любезный читатель, что диавол сам, как и в случае с Иовом, просит дозволения на брань против подвижников. [208] Поскольку же он опытный воин, который воюет уже тысячи лет и многих вплоть до наших дней низринул в погибель, приобретя великий опыт и силу для борьбы с нами, то и удаляется не скоро, и победу уступает не без труда, но проникает до самых костей, покоряя себе несчастного человека. [209]

Святой же Бог наш, будучи праведным и милосердным, сострадает и милосердствует о заблудшем Своем создании, но все же не прекращает самовластно эту брань, чтобы не показать Себя несправедливым по отношению к требующему брани змию, врагу нашему, чтобы тот не обвинял Его в том, что Он самовластно дает победу, хотя и это Он делал часто, спасая блудников и разбойников, однако же святые отцы не считают такой порядок общим для всех.

Ибо общий порядок, принятый нами от всех святых, состоит в добровольном подвиге даже до крови, согласно речению святого: «ДАЙ КРОВЬ И ПРИИМИ ДУХ!»

Но, смиряясь, подвижник посредством многообразной брани научается правильно мыслить о себе, что он получил превозношение в наследство от родителей, с ним был зачат и рожден в крови и слизи, как и с прочими иными страстями. Потому и, преуспевая, он встречает еще более тяжкие и великие брани. Здесь требуется еще больший подвиг, и здесь, как мы сказали, проверяется, словно золото в горниле, чистота произволения подвижника, поскольку предается он в руки малодушия, уныния, гнева, богохульства и всех зол вражьих, так что каждое мгновение вкушает удавление душевное и пьет воду мучения.

При этом лукавейшие бесы непрестанно, днем и ночью, действуют через различные его страсти; Иисус же, Господь наш, стоя вдалеке, нисколько не укрепляет подвижника Своего, но довольствуется тем, что смотрит на него, как на ведущего бой на стадионе. И тот будет истинным подвижником, кто среди всех этих бед не ослабеет и не оставит своего места, но, обороняясь, будет стоять, соединяя сокрушенные в битве части ладьи своей, плача и стеная о полученных ранах, и постарается залечить увечья, с нетерпением ожидая более избавления от искушений, нежели окончательной погибели.

Истинно мое свидетельство, возлюбленный брат; но лишь тот, кто испытал горечь этой желчи, знает, о чем наша речь, поскольку не многие испытываются подобным образом, но один из тысяч, или, вернее, те, о ком благоволит Благий Кормчий. Итак, такой человек, если даже надежды его невелики, говорит: «Лучше я умру, подвизаясь, чем допущу поношение пути Божия. Ведь я имею столько свидетельств, что его прошли все святые!» А более всех других отцов ободряет нас авва Исаак, похвала безмолвия и утешение подвижников. Обладая таким утешением, подвижник немного исцеляется от уныния, проявляет терпение, питает свое тело скудной и простой пищей, чтобы вынести и вытерпеть скорби подвигов, совершаемых посредством тела. Остальные же силы свои он целиком посвящает сосредоточению своего ума, чтобы из‑за нашедшего на него бесовского смущения и из‑за его собственных страстей не хулилось пресвятое имя Господне.

Таким образом, — любезный, великий подвиг продолжается в течение немалого времени, которое, однако, соответствует терпению каждого и божественной воле, пока вполне не очистит человека от различных страстей и не приведет его к совершенному познанию, так что он сможет хорошенько понять, что приходит от Бога, а что зависит от его собственных сил. И, получив должные и подобающие ему раны, он начинает правильно думать и так говорит себе: «О ничтожный и окаянный, куда делись слова твои, что можешь, если захочешь, подвизаться и стяжать благодать? Разве не ты говорил, что все остальные не понуждают себя и потому не преуспевают? Горе тебе, окаянный, ибо аще не Господь созиждет дом души твоея, всуе трудишься!» [210]

Об этом и еще о многом он рассуждает и понемногу вразумляться начинает. Проклятые же бесы, когда видят, что человек начинает мыслить правильно и о полезном, еще сильнее натягивают луки свои, предчувствуя из наших действий, что скоро потеряют власть над нами. Когда же человек погружен в глубину душевной боли, то некий тончайший голос призывает его быть внимательным и не двигаться с места своего, чтобы не пасть и не стереть навсегда память о себе из книги блаженной будущей жизни. Столь живо ощущает он своих супостатов, что многие, возможно, и не поверят этому. Ибо во время молитвы, когда тело подвижника бодрствует, он, как живое движение, чувствует бешеное волнение страстей своих. Но и по ночам часто слышит он голоса и смех бесов, которые издеваются и смеются над несчастным противником. Если же угодно тебе послушать и об этом, то знай, что видит он во сне, как целые полчища бесов являются ему в естественном своем виде и нападают на него разными способами. Поистине такова злоба врагов наших и такова награда, доставляемая ими тем, кто послушался их внушений, такими дарами наделяют они внимающих им. Однако сие испытание приносит нам и пользу и попускается по воле Господней, чтобы, как сказано, мы стали причастниками смирения, разумными и постоянно пребывающими со Христом. Итак, узнал ты, любезный, об отнятии благодати, увидел и властительство диавола, и мужество подвижника. Посему и немногие из вступивших на это поприще благополучно проходят его. Ибо все монахи, призванные Богом, пришли к монашеству под действием первого луча благодати, многие же насладились и светом второго ее луча. Когда же пришло сие испытание и удалилась благодать, а опытного учителя рядом не было, то они, не удостоившись больше просвещения благодати, не понимая причины этого дела, начали думать, что вернуть благодать нельзя. Такие люди, отчаявшись в отношении ДАРА, живут в глубокой скорби, ибо сила человеческая обычно истощается, когда нет деятельного наставника. Итак, слава Творцу нашему, могущему нас от бесов избавить, а затем на правый путь наставить, чтобы мы, недостойные, Его боголепно прославляли и со святыми отцами во веки веков пребывали, предстательством Владычицы нашей Богородицы. Аминь.

Шестой глас трубы, носящий образ совершившегося в течение шести дней творения и шестидневного труда, служащего для пропитания человека, возвещающий нам ВОЗВРАЩЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ БЛАГОДАТИ

Каждой вещи назначено свое время, дорогой мой и любящий безмолвие брат. Минует треволнение, и приходит вслед за ним желанная тишина, где ум, плывущий, подобно дельфину, вкушает тихий мир благодати и призывает струны чувств пробудиться и приносить пение Создателю, славословие Избавителю и благодарение Просветителю, то есть Единой в Трех Лицах и Нераздельной Пресвятой Троице, которая наказующи наказала нас, любящи, смерти же не предаде нас. [211] Ибо поистине терпя потерпех Господа, и Он не презрел моего моления, но внят ми, и услыша смиренную молитву мою; и возведе мя, яко Благ, от рова страстей. [212]

Войди же и ты в радость [213] мою, возлюбленный читатель, и исполнишься, подобно мне, неизреченной радости о вновь обретенной благодати. Ибо когда ты, надеясь обрести Жемчуг, не будешь желать ничего другого и думать ни о чем другом и уже приблизишься к отчаянию относительно своей надежды, — внезапно, ожиданиям вопреки, вот оно, сияние Жемчуга, просвещающее глубины души твоей и изгоняющее скорби искушений. Каково же начало его обретения, готов я сказать тебе; ты же, выслушав, тщательно затвори излагаемую мысль в сокровищнице разума и, когда по божественной благодати достигнешь того, о чем я говорю, помолись и за меня, заблудшего и сие потерявшего.

Ибо когда добрый Ювелир как должно испытает золото и найдет его годным для Своей работы, после того, как оно пройдет огонь искушений и избавится от всякой суровости и ржавчины, тогда возглашает добрый Кормчий: «Довольно испытаний. Достаточный опыт получил терпящий скорби любви Моей ради, довольно ему опасностей и борьбы с бурями. Предоставим ему малый покой, коль скоро и противник ничего не требует более, но отступил, побежденный, поскольку тот наказал его своим умением, обличив вражье безумие. Исцелим уязвленного и совершенно поверженного во тьму».

Тогда довольно человеку одного-единственного взгляда Господа, чтобы вздохнуть свободнее после скорбей. Довольно единого луча благодати, чтобы забыть о них. Так обращается наш Спаситель к душе терпеливого, и тот, слыша сладкий голос Говорящего и спасением Наделяющего, исполняется упования. Будь же внимателен, познай премудрость Художника и то, как Он управляет нашею немощью. Ибо Он не дает благодати, как прежде, чтобы не сказал человек, что получил воздаяние за свое терпение, и не посылает ангелов Своих, ибо не вынесет этого лукавое и тщеславное естество наше. Но как мудрый Кормчий, Который устрояет все к пользе нашей, Который возводит на небеса и низводит в ад, умерщвляет и животворит, [214] не хотящий смерти грешника, но ожидающий до тех пор, пока не сделает так, что тот обратится и будет жить, [215] Он попускает ему скорби очищения и исправления ради. Когда же придет час удалить их, вновь искусно и мудро избавляет его от них, ибо, будучи Всесильным, может обновлять расположение души человека и пробуждать все его духовное устроение к желанию слышать слово Божие.

Равным образом посылает Он и иного человека, искусного речью и единодушного нам, который известен промыслительной и спасительной премудрости Его. И словно в двуструнных гуслях встречаются их голоса, Бог же радуется этому, со сладостью слыша возвещение собственных Своих глаголов, как это было и в случае с оным божественным Валаамом, принявшим божественный глагол и непрестанно благословлявшим Израиль. [216]

Так угодно Благому Кормчему и Его богоугодному домостроительству. Ибо для Него нет ничего невозможного, но Он может все. Если отверз Он уста ослицы, то тем более может умудрить и кого‑либо из малых ради великой пользы, чтобы спасти его ближнего! Ибо Он источил воду из челюсти ослицы руками оного исполина Самсона [217] и иссушил море через Моисея, Своего служителя. [218] И нет никаких препятствий для всевластной и непобедимой силы Всевышнего.

Итак, эта встреча, ниспосланная Богом, и речь, обращенная к страждущему, звучат для него как божественный гром. Какова благость Твоя, Господи! Сколько раз слышал я те же слова и еще чаще изучал их, читая божественное Твое Писание. Отчего же теперь они обладают такой силой и причастны таковому наслаждению? Ясно, что ни по какой иной причине, но только потому, что разверзлись источники бездны и открылись давно скрывшиеся божественные дарования, и это даже язык оленя может заставить произносить вещи полезные и спасительные для человека! И вот Господь свыше вещает, и речи, словно молнии, в сердце проникают, божественным светом сопровождаются, бесы же при этом в бегство устремляются. Приходит благодать, и сердце, как неопалимая купина, опаляется огнем. Возвещаемое же кажется человеку вышеестественным, и текут из очей сладчайшие слезы, и воссылаются из глубины души слова благодарения, являющие искреннюю любовь к Богу.

Итак, еще немного поупражняемся в речи и с рассуждением разберем, что случается с оным путником, чтобы ты понял, что когда тело обладает крепостью сил, то теплота околосердечной крови, если, конечно, помогает благодать, вызывает горячую ревность. И тогда человек творит все, что только захочет и сможет, поскольку и тело этому содействует. Он устремляется вперед, подобно льву, не считаясь с опасностями и смертью. Посему такой человек и вражеское злорадное благоже [219] слышит с радостью и не может отвергнуть вражеский вызов. Однако он думает, что трудится благодаря собственной ревности, а также телесному и душевному мужеству, и потому не может все приписать всевластной силе Всевышнего и далек от истинного смирения, о чем ясно свидетельствует его упование на собственные телесные подвиги.

Когда же тело обессилело, да еще и благодать его оставила, таким образом наказав человека ударом небесного бича, то, поскольку телесное мужество ему не содействует, благодать же вслед за наказанием возвращается, он уже приписывает Богу все свои добрые дела, о справедливости чего на деле свидетельствует и очевидная истина. Когда же становится человек причастником смирения, то, к примеру, даже если бы все языки мира собрались для восхваления его, он нисколько не принимает этого, и нет в нем гордости ни на волос. Он удаляется от этих похвал, как от богохульства, ибо всем своим душевным и телесным составом знает, что от Бога к нам и от нас к Богу приходит, и переходит, и бывает всяческое божественное действие и движение! Бог дает от Своих Своим, и Ему всегда приносится «ТВОЯ ОТ ТВОИХ». И такой человек истинно поклоняется Богу и становится выше всякого ложного самоуничижения и смиреннословия, почему и причащается богатства любви и воссылает чистые благодарственные хвалы.

Но я возвращаюсь к своему предмету. Когда возвестит Вышний Бог Свои глаголы и даст ему добрые наставления, разлучается он со своим наставником. Идя же обратно, этот прежде младенец, ставший ныне, благодаря своему испытанию, человеком опытным, из‑за преизбытка радости призывает всю природу и все находящееся в ней, говоря гласом души: «Приидите, все Богом сотворенные создания, и со мною разделите невыразимую радость, ибо еще немного — и вселилась бы во ад жалкая моя душа, если бы Создавший меня не захотел мне помочь! Приидите же, и всякое дыхание со мною да хвалит Господа! Равно же и не имеющие чувств создания да славословят со мною Творца в шуме листьев своих и звучном гласе дыхания своего! И вы, божественные и бесчисленные ангелы небесные, радующиеся великою радостью моему спасительному обращению, укрепите силу мою, и вместе да возблагодарим Господа за обретение погибшей драхмы души моей!»

Итак, возвратившись в каливу и приложив к делу наставления, он уже совершенно исцеляется от всего, что прежде им обладало, и, сверх того, в нем расцветает мир помыслов, и умножается, благодаря созерцанию, сила веры, высшая всякого недоумения и детского сомнения! Ибо он, умными очами созерцая происшедшее, видит истину, и потому созерцание орошает его веру. Когда же она, то есть вера, зачинает во чреве, то рождает дочь — непостыдную надежду. А эта божественная двоица, обретя мысленные крылья, соединяется с любовью, троично воспринимая обетования и возвещая нам: «Примите их как дар и божественную милость Господа нашего!»

Если же человек и обращает свой ум к молитве, то уже не может сказать: «Дай мне то‑то и то‑то», поскольку Господь подает ему более, нежели он сам мог бы просить. Но молитва его об одном: да будет святая воля Господня. А по временам он соединяется с Богом в час молитвы, и тогда прерывается молитва, человек же становится пленником любви Христовой и видит Того, Кого любит, и постоянно удивляется сладкому дуновению оного мысленного ветра, веющего свыше от росоносного облака и нисходящего к нам как тончайший глас, мысленно свидетельствующий о пришествии Владычнего явления. Тогда он бывает поглощен силою благодати, Сладчайший Иисус царствует в его сердце. Когда же закончится созерцание, человек остается словно бы не имеющим тяжкого и неудободвижимого тела, и восклицает в изумлении, и в удивлении взывает: «О бездна богатства, премудрости и разума Божия!!! Сколь неисследимы чудеса Твои, Господи! Кто может определить неизмеримое богатство благости Твоей? [220] Или какой язык в силах изъяснить непостижимые Твои таинства? Господи, Господи, если не удержишь вод сладкой благодати Твоей, то растает человек, словно воск!» Говоря так, он взирает на себя как на худшего всякой скверны, находящейся на земле, желая, если бы это было возможно, всех вместить в сердце свое, чтобы увидели они сию благодать, хотя бы сам он ее лишился. Но поскольку и в наши дни, как учит нас опыт, очень трудно принести пользу другому человеку, по причине множества немощей и отсутствия смирения и послушания, то признано более надежным безмолвствовать вместе с немногими единомышленниками, молясь за всех. Бог же может многими способами наставить и спасти каждого.

Итак, вот каково возвращение божественной благодати, следующее за испытанием! Теперь известно тебе, почему все это приключилось с путником и почему, как мы сказали, Богом установлено ради пользы нашей, чтобы благодать уходила и приходило испытание. И еще ты узнал, что существует великая нужда и необходимость в опытном наставнике, который на собственном опыте изучил бы путь, знал, где расставлены сети злого губителя, и обладал бы великой способностью рассуждения, чтобы, когда отойдет благодать, явилась рука наставника и вела путника, став вторым утешением, пока не минует буря треволнения.

Такова поистине и главная цель учения отцов, которые учат нас пребывать в подлинно блаженном и христоподражательном послушании, получившем благословение от Самого Начальника спасения нашего, [221] Который стал для нас первенцем, быв послушен даже до смерти, смерти же крестныя. [222] Итак, посредством послушания, наказуемые и наставляемые, очистимся от различных мысленных страстей и угождения собственной воле. Но, двойственно вскармливаемые благодатью и возблагодатью [223] наставника нашего, возмужаем духовно и достигнем состояния мужa совершенна. [224] И тогда, приправленные Божественным Духом, будем достойными доверия, чтобы принять божественные сокровища Спасителя нашего и небесное богатство божественного сыноположения по благодати, как подлинные сыновья и истинные наследники, участвующие в божественных обетованиях людям.

Но поскольку не стало таких учителей, которые обладали бы деланием и опытом, то из‑за этого происходят случаи прельщения и падения и вообще всяческие опасные препятствия, которых путник может избежать лишь с великим трудом, с помощью настойчивости и пролития крови, получив многие смертельные раны. Поэтому многие из‑за невежества считают суетным путь отцов и из‑за недостатка рассуждения именуют его путем прелести, ибо он приносит многие падения, как мы сказали, из‑за недостатка поддержки. А всех тех, кто идет по нему, любящие давать имена называют прельщенными!

Ты же, возлюбленный брат мой, относясь к таким вещам с рассуждением, ни в коем случае не принимай этого. Ибо велико неведение и неразумие говорящих это; и если они пожелают слушать и узнают истину из сказанного нами, то, когда их вновь будут спрашивать об этом, им следует ответить на вопрос так: «Я, брат мой, будучи немощным душою, не сумел узреть сей отеческой истины. Ты же, обладающий такою ревностью и божественной помощью, постарайся сыскать себе учителя, способного наставить тебя на этот превосходный путь. Если же и не найдешь, верно соблюдай путь отцов века сего. Тогда будешь иметь многих спутников и не будешь бояться прелести!»

Таковы, полагаю, подлинная истина и смирение, как считают и святые отцы, умудренные в божественных предметах. И тот, кто говорит так, укрывается от великих и многочисленных искушений. А утверждаться в своем произвольно составленном мнении, ограничивая свой ум оковами своеволия, то есть не позволяя ему свободно исследовать все предметы, согласовывая всю совокупность речей и деяний святых отцов, и таким образом приходить к некоему заключению — дело, полагаю, тщетное и приносит величайший вред. Ибо это — отрасль добровольной слепоты, свидетельство душевной немощи или же, скорее, сокровищница неразумия.

Ибо тот, кто хочет совершать путь в безопасности и обрести духовное делание, должен всегда держать свой ум свободным и способным вместить все, что человек принял или, возможно, примет. И во всем, о чем он думает, во всем, что делает или уже сделал, он должен оставлять место сомнению, чтобы никогда не лишать себя полноты своей свободы. Если же вдруг произойдет какое‑либо изменение, вызванное состоянием души или тела, ему следует немедленно отвергнуть то, что после проверки на опыте им самим или другим, более совершенным, подвижником оказалось ложным, чтобы не быть с позором и склоненной головой уведенным в плен в золотых цепях убежденности в своем мнении.

Если, возлюбленный, хорошенько изучишь все, что я говорю, и измеришь мысленным циркулем, то получишь немалую пользу. И тогда не забывай в молитвах и меня, нерадивого, и так мы оба исполним заповедь Господню, заботясь о ближнем, ныне — во славу Создателя нашего, и присно — сущего с Иисусом Христом, Господом нашим, и во веки веков — с Содетелем нашим, да будем неразлучны с Единым в Троице Богом нашим, Единым Творцом нашим. Аминь.

Седьмой глас трубы, изображающий число семи таинств и множество иных предметов, а также устанавливающий день покоя по повелению Господа, возвещающий нам ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ПРЕЛЕСТИ

И вновь любовь к брату моему рождает во мне слово и заставляет говорить, я же, служитель слова, приношу снеди и возбуждаю желание их вкусить у друзей и братьев моих, читателей, прилагая все свое усердие ради их наибольшей пользы. Слово же, направляясь к лучшему, напомнило нам уже сказанное и сразу перешло к главе седьмой. А о чем в ней пойдет речь, это мы с радостью вам сообщаем: дочь диавола, по имени ПРЕЛЕСТЬ, на позор выставляем и как явное беснование, смешанное с человеческим мудрованием, тотчас изобличаем.

Причина, которая меня к тому подвигла, — это стремление к пользе ближнего, чтобы тот, зная причины прелести, прямым путем, если захочет, устремился к истине. И пусть он припомнит нашу пятую главу, ветви которой принудили меня в свое время уклониться от темы. Итак, прибавлю к этой главе и иные побеги, которые я обошел вниманием, а также покажу корень, и мать, и дочерей прелести.

ПРЕЛЕСТЬ, возлюбленный, является по природе своей удалением от прямого пути и от истины, отрицающим, так сказать, истину и всею силою человеческой души приветствующим ложь, помышляющим о мире сем и представляющим его собой, производящим свои последствия посредством воли, хотения, ума, помышления, похоти, мечтания, души и тела. И ты видишь все это создание, то есть человека, захваченным под действием прелести лукавою властью, которая движет и распоряжается им, словно принадлежащей ей машиной, как ей угодно, так что несчастный человек уже не в силах ослушаться ее хотя бы на волосок.

Свойства же прелести, любезный, неисчислимы; мы же назовем те, о которых надлежит знать безмолвствующим. Начинается их движение под действием верховной и господствующей власти прельстителя — началозлобного врага нашего и последующего за ней склонения воли погибшего. Ибо есть и у бесов, так сказать, своя субординация, мрачная и принадлежащая погибельной бездне, так что едва они заметят уклонение желательной силы ума, как тотчас же их главарь шлет соответствующего духа, который, находясь рядом, непрестанно подготовляет почву для прелести. Занимается он этим с величайшим терпением и, не жалея многих лет, до предела жизни человеческой, различными способами воспитывает в уме сию склонность, покуда не увидит плодов своей науки и, добившись подчинения, не взнуздает его, чтобы увлечь туда, куда пожелает ведущий его диавол.

Тогда пленник — ум человеческий — понуждает и иные душевные силы к такому же повиновению, а вместе с ним сбивается с пути и бесчувственное тело, как мешок, в который заключена душа. Но пока отклонение еще только начинается и появился только росток этой, так сказать, холеры, может человек, если захочет и если послушается чужого наставления, и избежать смерти души своей, и прогнать ее. Когда же уже наступило отравление мысленной крови, становится сие, по большей части, трудным, даже и (заметь это, читатель!) невозможным, если только не подействуют молитвы великих святых и не совершит Бог посредством случая и великого несчастья перемену в уме его, чтобы обратить в ничто постоянное воздействие диавола. Надлежит знать, что и в прелести есть свои меры и степени.

Так, например, если о бесстрастии, совершенстве и божественных дарованиях можно сказать, что чем менее человек приобщается к ним, тем скорее испытывает охлаждение, встречая противные изменения, то так же обстоит дело и с силою прелести. Чем слабее укоренилось в человеке его предубеждение, тем легче он избавляется от нее. Теперь же начнем предлежащее нам слово и возьмемся за одну из ветвей этой холеры.

В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред. И вот, не рассчитывая ни полезных, ни вредных последствий, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, воспитывая в себе гнев и похоть, начинают служить супостату.

Лукавейшие же бесы, пользуясь случаем, водворяются в них и искусно используют первоначальную цель монашествующего. Какова же тогда польза от его трудов? Ибо одни начинают считать годы, проведенные в безмолвии, другие же губят себя, лишившись добродетелей. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним. Такие, полагая, что все состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни масла, ни приготовленного на огне, порабощенные собственной волей. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.

Итак, этот вот их односторонний пост мы осуждаем как неправильный и называем крайне безрассудным. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же присасывается, как раковина, и совершенно подчиняет себе его ум, заставляя считать, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина. И так продолжается, покуда привычка не станет второй натурой, так что можно будет совершенно прельстить человека и в один прекрасный день овладеть им.

Итак, полезно такому человеку, как и другим, о которых говорилось выше, если они хотят спастись, оставить такое однообразное подвижничество и последовать наставлениям духовного отца, с советом и разумом выравнивая и возводя здание о четырех углах.

Также и еще некто, очарованный одним лишь бдением своим, все приписал ему и считает годы, проведенные в бдении, а других осуждает, будто бы блуждающих во тьме. Пусть и такой человек последует пути других, о котором было сказано. Иной же доверился однообразной молитве своей и, словно бы это было его изобретением, обучает других тем способам, с помощью которых удерживает свой неудержимый ум. Но и он пусть присоединится к другим и прислушается к полезным речам.

Еще один опять‑таки заботится о слезах и принимает их за спасительную для человека находку, уча других, как должно плакать, и возвещая горе тем, кто не плачет. И он, воображая, что в этом состоит все совершенство, превозносится в своем надмении, мысленно осуждает всех и зачастую от избытка сердечного выражает это устами. И, обращаясь к такому с любовью, мы говорим: пусть знает, что слезы надлежит соединять с блаженным смирением, и не воображает, что легко научиться плакать, не имея благодати. Но и любая другая добродетель, если она совершается сама по себе и принимается за главную силу монашеского жительства, заслуживает порицания и всяческого осуждения опытных людей. Или же скорее мы назовем ее приманкой врага, из‑за которой человек постепенно «попадается на крючок» и сбивается с пути.

Если же кто разумно и рассудительно упражняется в одинаковой степени во всех добродетелях, то такого я и хвалю, и пылаю от великой к нему любви, ибо не собираюсь противиться цели того, кто успешно подвизается, и не сомневаюсь в том, что добродетели, правильно возделываемые, являются единственным необходимым средством, без которого невозможно взойти к совершенству. Итак, непременно следует, даже до крови, заботиться о всех добродетелях одновременно, с равной силой и вниманием, чтобы духовное здание росло, уподобляясь цепи, где звенья связаны друг с другом. А теперь, любезный, послушай меня и запомни вот что.

Много существует дочерей покаяния, но самые из них почтенные, дерзновенно приближающиеся к Богу и необходимые для ВСЯКОГО безмолвника, — это, во–первых, БЕЗМОЛВИЕ, связанное и соединенное со СМИРЕНИЕМ и сожительствующее с ТЕРПЕНИЕМ. Тотчас же за ними идет равный им по достоинству ПОСТ, их родной брат, а также прекрасная сестра их, БДЕНИЕ, за которою следует другая сестра — МОЛИТВА. Соединившись вместе, они СЛЕЗЫ порождают, Бога к состраданию привлекают и согласно единое прошение воссылают, да пошлет Он им БЛАГОДАТЬ Свою.

Итак, если лишишься ты одной из них, другие останутся бесполезными, будучи недостаточными для возрастания души твоей. Ибо БЕЗМОЛВИЕ — это благоприятная почва, на которой возводится все здание из мысленных столпов и духовных камней. Однако никто не в силах выдержать тяжесть безмолвия, с разумом и рассуждением встречая скорби, если не пошлет Сладчайший Иисус в качестве дара и милости БЛАГОДАТЬ безмолвия, вскармливающего нас, как мать, умной пищей и подражающего ангелам. Кто примет ее, тот должен узнать БЛАГАГО ПОДАТЕЛЯ и Его Единого непрерывно благодарить, обращая к Нему непрестанную молитву свою, чтобы Он содействовал благому его произволению и продолжил возведение божественного Своего здания, даруя нам вместо камней основание — СМИРЕНИЕ и помогающее во всем прекраснейшее ТЕРПЕНИЕ!

Также и о посте скажем, что если он совершается с рассуждением, то, несомненно, является подходящим материалом, который цементирует все сооружение, унимая бесчинные стремления и совершенно укрощая пылающие страсти. Однако невозможно выдержать его, с разумом вкусив его плодов, если СПАСИТЕЛЬ не пошлет нам свыше БЛАГОДАТЬ поста.

Если же хочешь услышать о БДЕНИИ, то мы скажем, что это поистине наковальня, на которой заостряются мысленные гвозди — помышления, а ум сильно очищается и рождает тонкие помыслы, в то время как мы, выкованные и спрессованные напряженной молитвой, умягчаем подобное железу и неукротимое сердце наше. Оно же, жестоковыйное, испытывая стеснение и боль, прибегает к МОЛИТВЕ, сестре безмолвия. Та вскоре вызывает СОКРУШЕНИЕ, от которого и получает утешение сердце. Но если не придет БЛАГОДАТЬ бдения, то оно не сможет зачать плод, которым порадовало бы своего родителя.

Но и молящийся также должен жить с разумом и рассуждением, воздавая чистую жертву чистому ПОДАТЕЛЮ БЛАГ. И апостол свидетельствует, говоря: НИКТОЖЕ МОЖЕТ РЕЩИ ГОСПОДА ИИСУСА, ТОЧИЮ ДУХОМ СВЯТЫМ. [225] Итак, не подлежит сомнению, что человек, который не причащается Святого Духа, не может молиться чисто!

Следовательно, ошибаются говорящие, будто удерживают ум без помощи благодати свыше. И я, проверивший это на опыте, говорю с уверенностью, что МОЛИТВА является единственным умилостивлением и небесной птицей, которая на крыльях своих может в мгновение ока доставить уму вести от Бога и Спасителя нашего, чтобы примирить обе стороны и соединить БОГА НЕВЕЩЕСТВЕННОГО с ЧЕЛОВЕКОМ, скажем, ничтожным и ВЕЩЕСТВЕННЫМ.

Однако невозможно совершиться сему удивительному соединению так, чтобы остановился неудержимый и всегда движущийся ум, если не осенит человека просвещение божественного познания либо не придет высокий помысл или иное подобное БОЖЕСТВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ. Итак, должно знать, что не сам человек удерживает свой ум, но Создатель Вселенной, держащий в Своей руке дуновение ветров.

Так же обстоит дело и с имеющим СЛЕЗЫ, ибо они поистине главное оружие против бесов, они очистительная купель для грехов наших, если только источаются в смирении и разуме. Однако же их не производят сила и искусство человека, сам он спешит обнаружить лишь произволение к плачу, приход же слез — дело Возводящего облаки от последних земли. [226] Такой человек пусть на опыте узнает, что не тогда он плачет, когда захочет сам, но, когда хочет Бог, и таким же образом пусть благодарит дающего и обогащающего нас Всесвятого Господа.

Таковы же и иные добродетели, которые мы здесь не называем. Мы одновременно с усердием трудимся ради обретения всех их, обнаруживая пред Господом доброе и благое произволение, где необходимо и должно приложить силу нашу; получение же желаемого зависит от благаго промысла Бога, их Подателя. Так, к примеру, хороший земледелец вскапывает, очищает, удобряет землю и хоронит семя в недрах ее, а после этого ожидает милости от Господа. Ибо если Тот не пошлет во благовремении потребные дожди и, так сказать, благосклонные ветры, то нет несчастному земледельцу никакой пользы от его труда, поскольку совершенно погибают посевы. И тогда вместо жатвы пожинает он терния, так что плоды всех его стараний идут в пищу ослам и иным бессловесным животным.

Так и мы. Если не пошлет Господь свыше очистительные воды божественной Своей благодати, останемся бесплодными и совершенно нагими, труды же наши послужат пищею бесам и прекрасно возделанные добродетели обратятся в пороки!

Кроме указанных нами раньше заблуждений, есть и другие, кое в чем от них отличные. Впрочем, они приводят с собой своих матерей и являются родственниками первых, поскольку хотя впадающие в них и возделывают все добродетели в равной мере и без изъятия, однако лишены света рассуждения, полагаясь и надеясь, как и другие заблуждающиеся, на свои собственные дела. Когда они молятся Господу о чем‑либо, то не просят этого с крайним смирением, но дерзко требуют, словно Бог перед ними в долгу за дела их. Не получая же ответа на свою молитву, такие сильно смущаются из‑за неисполнения своих желаний, и уязвляет их тяжкая печаль. Когда же враг наш, диавол, увидит, что такой человек погружается в сие душепагубное неведение, тотчас же нападает на него, подступая с развращающими помыслами.

«Видишь, — говорит он, — что ты, даже до смерти, служишь Ему, а Он вовсе не слышит тебя? Так зачем же ты трудишься и укрощаешь тело, когда Он нисколько не отличает тебя от тех, кто живет в небрежении?»

И так он постоянно мучает человека и гнетет его душу, чтобы заставить его богохульствовать, а затем войти в него, подчинить своей власти и впоследствии наложить на него свои цепи. Если же не удастся это, тогда враг принимает вид светлого ангела и говорит человеку, будто послан, чтобы находиться рядом с ним, поскольку тот во всем угодил Богу. Ибо он в силах создавать и такие, и еще большие наваждения: с легкостью поставляет Престолы, изображает Христа, представляет вид огненной колесницы и приглашает взойти на нее, подобно пророку. [227] Ему достаточно, чтобы Господь попустил ему из‑за нашей неразумной гордости смело действовать против нас, и он, будучи нашим врагом, может причинить нам тьму бедствий.

Поэтому он многих из афонских монахов прельстил, низринул в пропасть, а других задушил и многими способами злобно умертвил и совершенно погубил тех, кого Сладчайший Иисус божественной кровью искупил и из мира призвал. А ныне Он в печали с креста Своего к нам взывает, чтобы мы подражали Ему и смирялись, да будем помилованы и да не погибнем.

Сверх всего того, о чем сказали мы выше, существует и иная прелесть ума, по большей части различимая с трудом, которая угрожает преуспевшим и посредством умного делания беседующим с Божеством! Но поскольку сегодня до нее дело не доходит из‑за недостатка мысленного делания, то я и счел излишним ее рассматривать.

Ты же, Благий Господи наш, покрый нас от сего в жизни сей, Ты нас наставь, Ты нас просвети, и от всех сих зол избавь, и возьми отсюда душу нашу, и в селениях святых Твоих учини по благоугодным молитвам Твоей Всецарицы Матери и всех святых. Аминь.

Восьмой глас трубы, носящий образ будущего общего воскресения, возвещающий нам РАЗЛИЧНЫЕ ПРЕДМЕТЫ, РАЗДЕЛЕННЫЕ НА ВОСЕМЬ ЧАСТЕЙ

Миновало седьмое благословенное число, наделив нас, по велению Божию, телесным покоем. Восьмое же по порядку заняло свое место, и от Господа приняло божественные глаголы, и получило от Него благословение, и названо отцами образом, так сказать, будущего общего воскресения!

А все, чем оно нас наделяет, мы вам с искренней любовью доложим, на общее обозрение предложим и, словно духовное ополчение, в восьми станах и полках расположим. И, вострубив в духодвижимую трубу, с помощью благих мыслей и духовных помышлений заставим стены иерихонские страстной части души сами собою разрушиться, [228] а врагов наших, бесов, будем всячески попирать ногами.

И сперва покажем брань двойственного ополчения врага нашего, а затем изъясним три состояния, через которые наше низкое естество восходит и нисходит, и, наконец, — три последующие благодатные дарования, которые человек может получить, если преуспеет в делах божественных.

Но и ты сам, мой любезный, постарайся напрячь свой слух, а уж я искренне доверяю твоей любви весь преизбыток сердца своего. И не пренебрегай ни божественными глаголами, ни брением, их изрекающим, потому что и то и другое суть создания Господа нашего.

Итак, во–первых, покажем две рати врага нашего, который яростно борется с нами десными и шуиими, а затем изложим все остальное по порядку. Ты же, внимая тому, что говорится, уразумевай смысл написанного. Ибо как только увидит лукавый враг великое произволение человека, самоотверженно устремляющееся вперед, тут же коварно примешивается к подвижничеству и втайне злоумышляет против подвижника Господня, побуждая его помыслы, склонность и желание ко всякому чрезмерному деланию, пока не доведет его до крайности. Когда же убедится, что подвижник уже достиг скользкого места, тут же и оставляет его, и тот падает. Ибо тело, облекающее, словно чехол, силы души и духа, помогает ему во всех божественных подвигах, будучи единственным споспешником богоугодных дел. Но вот человек, сохраняющий неповрежденным, благодаря этому средству, двойственный состав собственного естества, сам обессилил его излишним постом и всяческим подвижничеством и бросил, словно бесполезный хлам. Оно же, пока еще не обладающее крыльями бесстрастия и высоким состоянием духодвижимого созерцания, чтобы взлететь, пресмыкается по земле, как змея. А змий, извечный враг наш, употребив все свое диавольское умение и достигнув цели, мучает несчастного человека; и если тот не позаботится немедля о своем исцелении, то погрузится в конце концов на дно.

Когда же он внимательно управляет телом, налагая узду и на рвение, и на ревность, то есть с рассуждением совершает свой путь, то и враг наш, соответственно этому, ставит себе другую цель — усилить в подвижнике самолюбие. И вот монах мало–помалу, совершенно того не чувствуя, становится рабом чрева своего и опять попадает в диавольскую сеть. Поэтому обе эти крайности наносят нам ущерб.

А вот и пространнейшее разъяснение предмета речи, чтобы тебе лучше уразуметь смысл сказанного. Из самолюбия рождается многоядение, которое порождает чревоугодие, а от него происходит избыток крови. От чрезмерного же потребления воды, чтобы не сказать — вина, рождается влажное сердце, из которого исходят лукавые помыслы. То и другое приводит к плотской брани, то есть к возбуждению плоти и вожделению совокупления. Остальное же мы опускаем, ибо это легко представить.

Ибо имеющий мать пороков с отцом–лукавым быстро зачинает многих детей, которые губят душу. И, с другой стороны, если кто излишним постом и прочим подвижничеством ослабит и изнурит тело, тогда приходит ненормальное смятение, то есть развращенные помыслы, сомнение в вере и общее возбуждение всей нервной системы. Поскольку же причастен к нервам и детородный орган, то и он, при содействии диавола, возбуждается одинаково с другими органами, так что возникает движение и без избытка крови. Поэтому десными ли или шуиими искушаемый падает человек, вред бывает одинаковый, и одновременно погружается в пучину наша душа.

Следовательно, надобно путнику остерегаться обеих крайностей, держаться же среднего пути и двигаться со вниманием. Нам же пора оставить эту речь и сказать о трех состояниях, ибо в соответствии с ними восходит и нисходит бренное наше и земное устроение: ЕСТЕСТВЕННОМ — ВЫШЕЕСТЕСТВЕННОМ — ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННОМ.

Естественным нашим состоянием с тех пор, как стали мы преступниками заповеди Божией и рая лишились, является естественный и писаный закон, Богом данный. И тому, кто желает удостоиться спасения, надлежит ходить в рамках божественного закона, неопустительно исполняя все заповеди Господни. И, если кто все вышесказанное исполнит и божественный закон сохранит, такой пребывает в естественном состоянии, каким оно стало после изгнания праотца нашего Адама из рая.

В противоестественном состоянии находится тот, кто совершает путь вне божественного закона, кто без разума и рассуждения грешит, подобно скотам неразумным. И о таком восклицает пророк: «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им». [229] Такой человек пребывает в противоестественном состоянии и по причине дел своих становится ненавистным Богу!

Вышеестественное же состояние — это высшее всех добродетелей святое БЕССТРАСТИЕ, в которое был облечен праотец Адам, пока не нарушил заповеди.

Ты же, возлюбленный, когда слышишь слово «БЕССТРАСТИЕ», почитай имеющего его на земле ангелом во плоти и небесным человеком, всегда облеченным во все благие добродетели. И насколько кто‑либо причастен к бесстрастию, настолько же и приближается он благодаря этому к блаженному и небесному наслаждению. Таковы три состояния, в соответствии с которыми человек, если преуспеет, поднимается от противоестественного к естественному и завершает восхождение на ступени вышеестественного. Если и обретается он в скотоподобном состоянии, пусть узнает, что пасет свиней и пытается насытиться рожками плотского своего вожделения, как оный блудный сын. [230]

Тричисленное же осенение божественной БЛАГОДАТИ Господа нашего, которую принимает понуждающий себя, если достигнет такого преуспеяния, чтобы принять ее как человек доброго произволения, таково: БЛАГОДАТЬ ОЧИСТИТЕЛЬНАЯ — ПРОСВЕЩАЮЩАЯ — СОВЕРШЕННАЯ.

Очистительная благодать — это та, которая поддерживает и укрепляет нас, способствуя чистоте, о чем было яснее сказано выше, в четвертой главе.

Просвещающая же благодать, еще больший дар Божий, дается человеку, находящемуся в естественном состоянии, когда Господь, о чем мы опять‑таки сказали выше, многими способами испытает его и найдет достойным приятия божественного дарования. Благодать эта именуется и просвещением духовного разума и божественным просвещением. Многими и другими наименованиями пользовались восприявшие ее отцы, чтобы сделать божественные дарования легко для нас постижимыми.

Когда же ты, любезный читатель, услышишь о «свете», не вообрази что‑нибудь вроде молнии или вещественного света! Не вообрази этого, брат мой, чтобы нечаянно не впасть в прелесть, ибо речь идет о просвещении и чистоте ума, при которой может человек умными очами видеть истину, которая прежде, в чине очистительной благодати, от него ускользала, поскольку не была ясно видимой.

Когда же минует одно состояние и придет другое, подвергается удостоившийся его совершенному изменению, так что забывает о низшем состоянии из‑за преизбытка божественного осияния и бывает поражен восприятием более высокого дара.

БОЖЕСТВЕННЫЙ же СВЕТ, как было сказано, брат мой, является умным, и нельзя его видеть телесными очами. Лишь в темноте бывают видны зрительная сила ума и действие осияния, при дневном же свете и зрении очей наших они совершенно не различимы. Ибо первое даже и разрушается вторым, так что при дневном свете ощущает человек лишь радость и сладость осенения благодати. Равным образом этот свет невеществен, безвиден, бесцветен, ясен и мирен, отчего ум ясно различает вещи и имеет легкие и тонкие помышления, воспаряя над всеми помыслами о земном и вдыхая некий иной, мысленный, воздух. И, видя издали тамошнюю радость, человек возгорается сильным желанием и неудержимо устремляется вперед, пока не достигнет блаженного БЕССТРАСТИЯ и не будет всецело поглощен любовью возлюбленного Иисуса, Господа нашего.

Однако же поскольку тело с течением времени подвержено непрестанным переменам, то и благодать не пребывает с нами постоянно, но часто промыслительно удаляется или же не является. Потому нам ни в коем случае не следует быть уверенными в непоколебимости нашего духовного состояния. Послушай же подробное изъяснение сей речи.

Наше состояние пред лицом божественного просвещения есть густая тьма. Если же приближаются к нам и бесы, которые по природе являются тьмой преисподней, тут мы и вовсе не можем различить, что делаем. Когда же приходит божественное просвещение, словно воссиявшее на небе солнце, тотчас рассеивается тьма, и тогда видим мы с чрезвычайной ясностью даже самые ничтожные вещи, скрывавшиеся от нас до озарения божественным светом. Итак, вслед за всем этим, когда человеческое естество будет хорошо обучено и испытано таким образом и когда становятся дарования как бы собственными достоинствами человека, приходит и СОВЕРШЕННАЯ благодать, которая дает ему еще большее совершенство в делах божественных и называется благодатью ВЫШЕЕСТЕСТВЕННОЙ, или БЕССТРАСТИЕМ.

Можно сравнить ОЧИСТИТЕЛЬНУЮ благодать с мерцанием утренней звезды и иных звезд, ПРОСВЕЩАЮЩУЮ — с сиянием полной луны, а СОВЕРШЕННУЮ — с полуденным солнцем. Вышеестественной же она именуется, ибо совершает свой путь выше естества. И в двух низших по сравнению с ней состояниях пытается их причастник посредством хранения ума сохранить добродетели и отогнать враждебные пороки страстей наших. Но когда осенит человека сие божественное состояние, несущее ему совершенство, тотчас же упраздняется всякое движение помыслов и собственных наших мыслей. При этом добродетели, как неизменные природные свойства, пребывают с человеком, пороки же, не смея противоречить, обращаются в бегство и исчезают вовсе! А сверх того, человек видит истинную природу всякого движения и всего, что можно созерцать телесными очами; однако нисколько не гордится, не завидует и не порицает при виде доброго, при виде же злого не смущается, не злословит и не борется. Но неизменными остаются его зрение, вкус, слух, осязание и обоняние, ибо он поистине причастник бесстрастия, каким обладал Адам до справедливого изгнания своего из рая.

Итак, судя по этим трем состояниям, которые мы показали, можешь ты познать те богатства, которыми наградил тебя Благий и Всещедрый Господь. Если же и находишься ты в состоянии скотском, то плачь и взывай к своему Создателю, да прострет божественную Свою руку и изведет тебя из рва страстей, чтобы тебе не увязнуть и не погибнуть вовеки.

Буди, Господи! Дай одним чистоту и рассуждение, другим подай Твоего божественного познания просвещение, иным же даруй совершенство и бесстрастие, да в бесстрастии прославим Тебя во веки нескончаемых веков. Аминь!

Девятый глас трубы, носящий образ девяти чинов ангельских и возвещающий нам О СОВЕРШЕННОЙ ЛЮБВИ

Итак, вот и миновало по божественной благодати восьмое число, девятое же по порядку заняло свое место, нося образ девяти чинов, коими прославляется Бог всяческих. Их духоносной лирой вдохновляясь, я для братии моих читателей совершенство любви воспою, мысленное торжество сотворю и призову вышние силы с их сладким пением, со всеми святыми и Матерью Господа нашего, чтобы они даровали мне помощь, с которою бы я превознес Бога, всегда славимого и всеми вечно воспеваемого вовеки!

Придите же и вы, братия мои, к мысленному торжеству Любви, [231] ибо сегодня примет она всех и будет скорой предстательницей всем ее возлюбившим, только бы вняли они ее призыву! Как же начать мне похвалу моей Любви? Никоим образом не осилить мне сей труд, но ты сама научи меня, что говорить, о истинная и сладкая Любовь. Ибо, возлюбленные мои братия, как же мне собственными своими силами написать и поведать о столь великом даровании, превосходящем меру силы человеческой? Какой смертный язык расскажет о таковой небесной пище и наслаждении святых ангелов, пророков и мучеников, подвижников и преподобных со всем множеством праведных, пребывающих на небесах?

Поистине, братия мои! Если бы даны мне были все языки человеческие, бывшие от Адама и до сего дня, то и тогда не мог бы я вести подобающую речь о БЛАЖЕННОЙ ЛЮБВИ, когда бы Сам Сладчайший Иисус, Сама Истина и Любовь, не даровал мне силу слова, премудрость и разум, чтобы устами человеческими Сладчайший Иисус и говорил, и был прославляем. Ибо не что иное есть Любовь, как Сам возлюбленный Спаситель и всещедрый Отец с Божественным Духом.

О Сладчайший Иисусе! Принимая все другие божественные дарования, которые принято называть добродетелями, человек испытывает особое, вызываемое восприятием каждого из них чувство и ощущает действие божественной благодати, являющее величие чрезвычайной красоты и силы. Ощущает он и различие дарований между собой, ибо хоть они и происходят из одного источника, но различаются степенью причастия божественного озарения.

Но все остальные добродетели с почтением склоняются перед блаженною Любовью; она же, как их госпожа, благолепно облекшись в них, как в сияние света, мысленно окрыленная, премирно возносится к присноживому Источнику, Сладчайшему Господу, где и находит упокоение. Но и оттуда она вновь шлет лучи света своего для возлюбивших ее, всех исполняя просвещения и беспредельной радости и делая ревностными и горящими духом!

Ведь она — огнь благоуханный, ибо сама происходит от огня, и отсвет божественной красоты, и все может даровать любящим ее, как госпожа и царица всех добродетелей! Итак, благодарение говорящему «Бог любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем». [232]

Однако же сегодня многие добродетельные отцы, благое и прекрасное житие проходящие, словом и делом Богу нашему благоугождающие и ближнему искренне помогающие, полагают, да и другие так о них думают, что они достигли Любви, коль скоро являют они некое сострадание и милость к брату и ближнему своему. Но так они поступают по заповеди Господней: «Да любите друг друга»; [233] а тот, кто хранит ее, хотя великой похвалы достоин, но не такой, как если бы это было действием божественной Любви! Ибо это поистине путь к источнику, но еще не самый источник!

Так и ступень, находящаяся перед дворцом, не есть тем самым и дверь во дворец! Это — одеяние Царя, но не Сам Царь! Это — заповедь Господа и Бога нашего, но не БОГ! Итак, кто будет говорить о блаженной Любви, должен прежде чувством вкусить плода ее, а затем, если позволит Сладчайший Иисус, Источник Любви, давать и другим вкушать от плодов, которые принял. Тогда, несомненно, принесет он ближнему пользу, а не вред, ибо опасно для души нашей говорить недостоверно, судить о том, чего мы не знаем, и полагать, что видели то, чего не видели.

Итак, твердо запомни, возлюбленный читатель, что иное есть заповедь Любви, исполняемая благими делами взаимного братолюбия, и иное — действие божественной Любви.

Первое могут исполнить все, если хотят, второе же — никоим образом, ибо это не от наших дел совершается и не приходит по нашему хотению, когда и как пожелаем. И, следовательно, бесполезны наши хотения и дела, и нам остается только показывать доброе произволение и обращаться с усердной молитвой к Самому Господу, ибо только от Его решения зависит дарование нам просимого или отъятие полученного от Него прежде.

Если же мы ходим в простоте сердца, если сохраняем подвижнически заповеди, если молимся усердно, с плачем и слезами, неотступно и терпеливо, и, как Моисей, хорошо охраняем овец Иофора, [234] то есть мысли, помышления и духовные движения ума нашего, и среди дневной жары и ночного холода непрестанных изменений и брани с искушениями с поспешностью и смирением сокрушаем греховные помыслы, то после этого, приняв отчасти иные дарования Божии, удостоимся и БОГОВИДЕНИЯ и увидим в наших сердцах Купину, горящую божественным огнем Любви и неопаляемую. [235]

И, приблизившись к ней посредством умной молитвы, услышим, как говорит посредством таинства духовного познания божественный глас: «Иззуй сапоги ног твоих». А это значит: оставь всякое свое желание и заботу века сего и подчинись Духу Святому и божественной воле Его, ибо место на немже ты стоиши, земля свята есть. [236] И, освободившись от всего, такой человек становится предстателем за народ и наносит язвы мысленному фараону, то есть приобретает рассуждение и распоряжение божественными дарованиями и победу над бесами. А затем он получает божественные законы, но не на каменных скрижалях, какие получил Моисей и которые можно было разбить или повредить, [237] но в виде божественных начертаний Святого Духа, действующих в наших сердцах, причем не десять только заповедей, но столько, сколько способны вместить ум, разум и естество!

Тогда дерзновенно входит он за завесу и при появлении божественного облака в огненном столпе ЛЮБВИ сам весь обращается в огнь. Когда же не может выдержать более, то восклицает божественное действие Любви, обращаясь к своему Источнику посредством уст человеческих: «КТО МОЖЕТ МЕНЯ ОТЛУЧИТЬ ОТ СЛАДЧАЙШЕЙ ЛЮБВИ ТВОЕЙ, ИИСУСЕ?» [238]

Когда же сильнее повеет мысленное дуновение, человек уже не знает, находится ли он в теле, или кроме тела: Бог весть, [239] внутри или вне каливы — Бог весть, знает лишь, что весь обратился в огнь, и с огнем и любовью источает слезы, и восклицает, изумленный и пораженный: «Останови, Сладчайшая Любовь, воды благодати Твоей, ибо составы членов моих изнемогли!»

И при этих словах слышится веяние Духа с Его чудесным и невыразимым благоуханием, прекращается действие чувств и не остается места никакому телесному движению. Человек же, всецело плененный, погружается в молчание и изумляется, видя безграничное богатство славы Великого Бога, пока не удалится оный божественный мрак.

Десятый глас трубы, носящий образ десяти заповедей Господа нашего, возвещающий нам СЫНОПОЛОЖЕНИЕ ПО БЛАГОДАТИ И ТРЕТЬЕ РАЗДЕЛЕНИЕ БОЖЕСТВЕННЫХ ДАРОВАНИЙ

Поскольку завершили мы число девяти ангельских чинов, то, получив силу от Бога нашего, перейдем и к десятому, чтобы, миновав десятичисленный образ заповедей, удостоиться благословения Божия. Итак, придите, возлюбленные мои отцы и весь собор монашествующих, чтобы нам, отринув проклятое житейское попечение, с усердием взойти к своему распятию и, укротив, насколько возможно, препятствующие нам страсти, соделаться подражателями Спасителя!

Возлюбленные мои! То, что выглядит утеснением, — не боль, но соединение с истинной радостью и наслаждением, или, лучше сказать, посещение нас Богом. Ибо Он поистине придает нам силы, а также за нас сражается с врагами, победы же приписывает нам. Сам воюет, Сам побеждает и Сам же является военным трофеем!

О великое чудо, основание многих созерцаний! Внимайте словам моим, честные отцы, распявшиеся страстям ради любви Христовой, да взойдем на мысленный Фавор, чтобы достичь преображения через доброе изменение и чтобы и впредь Сладчайший Иисус являл умным очам нашим славу Свою, мы же таинственно вкусили бы истинной радости. Ибо Он — поистине Радость, Он же и Дарование! Лишь Он — Дарующий, и лишь Он — Дар! Сам Он — и Источник, и бьющая из него Вода живая.

О таинство, поистине сокровенное и для непосвященных неведомое! Он все дарует нам, и это мы воздаем Ему. И он принимает сие и возвращает нам как долг. Видишь, брат, свидетельство любви Владыки нашего? Уразумел ли круговращение божественного движения? [240] Видишь таинственную премудрость Бога нашего? Сам Он привел ангелов к бытию, Сам даровал им свет, и движение, и пение непрестанное, Сам создал мир и словом утвердил все, что в нем. Сверх того, создал и человека, изобразив в нем Свой образ и подобие, и всех изобильно и щедро наделил Своими благами, разнообразно почтил и прославил. Равным образом тричисленное создание [241] воздает Ему получаемое, щедрый же Отец наш сие благосклонно принимает, от Своих получая воздаяние.

Видишь ли из этого, любезный, удивительное и тричисленное круговращение, производимое всем управляющим с величайшей премудростию Создателем нашим? Услышал ли слово, дающее величайшую пищу для созерцания разумеющим его? Принял ли знание божественных движений и того, как поднимается земное наше устроение туда, где вечно приносятся «Твоя от Твоих»?

Итак, послушай еще о действии вышних движений и об источнике разделения небесных вод и, оставив землю, дивись небесному, и, приблизившись к Создателю посредством превосходного созерцания, мы обретем покой, потому что только для этого одного мы и созданы и увидели свое бытие. Взгляни же, как Благий Отец благосклонно разделяет трем сотворенным Им чадам изобилие богатства Своего, и в то же время все это богатство остается с Ним, и Он не испытывает никакого лишения, будучи, так сказать, источником и корнем бесконечной щедрости.

Ты же, будучи Его наследником, подражай божественной щедрости Отца нашего. Ибо все творение, единожды приняв богатство, непрестанно, вплоть до пришествия Господа, будет возвращать его Давшему. Вот посмотрим прежде всего на землю, которая плодородием своим являет послушание Создателю, разнообразием же видов и ароматов цветов своих воссылает Ему славословие вечное. А сверх того, и все, что находится на ней, обладающее дыханием и жизненным движением, одно своим послушанием человеку, другое своим стройным гласом вечно славословит и благодарит Господа, воздавая «Твоя от Твоих», говорю, до скончания века. Если же угодно тебе посмотреть и на море, то и здесь, несомненно, будет велико твое удивление, ибо и море воздает подобное тому, что воздает земля, и оно знает Создателя своего как источник даров и движением волн своих приносит Ему послушание, соблюдая предел, который Он заповедал: «Я положил тебе предел и не прейдешь, но о песок сокрушатся волны твоя». [242] Игрою же своих рыб, которые, словно на сцене, радуют своего Создателя, оно воссылает Ему славословие.

Обратись затем и к тверди небесной, что над нами, покрывающей все, словно некоей кровлей, и посмотри на великое светило, которое принятым светом воздает то же благодарение и вечное славословие, а непрестанным движением приносит Ему свое послушание. Так и меньшее светило, называемое луною, воздает то же самое. Ибо своими постоянными изменениями указывая на течение времени и изливая свет, оно вечно благодарит и славит Бога, непрестанным же движением являет свое подчинение. Сверх того, и множество звезд, и облака, и дуновения ветров, и все другие стихии подобным образом воздают Создателю то же самое!

Впрочем, оставив бесчувственное создание, обратимся к горним силам и к человеку и подробно побеседуем с ними как с благородными и высшими созданиями божественной силы. Ибо ангелы духовны и невещественны, а вещественный человек создан по образу и по подобию Божию, и поэтому ангелам и человеку даруется тройственное богатство, и они тройственно воздают его Ему.

Божественные ангелы, как мы сказали, вначале приняли свет, движение и славословие непрестанное, и, воздавая это Ему, приносят «Твоя от Твоих» и веселят своего Создателя. Человек же, который один только почтен божественным образом и подобием, никоим образом не воздает Богу полученное от Него богатство, но присваивает себе чужое, как будто собственное, и соединяется с врагами Божиими, злыми бесами, сам становясь врагом и супостатом Создателя.

Христиане и монашествующие, познавшие Господа в божественном крещении и хранящие Его заповеди из‑за страха, скажем так, наказания, — те, словно наемники и рабы, трудятся, Господь же как мздовоздаятель дарует им рай и спасение. Однако же и они не вернули ничего из полученного богатства, потому что все, что делают, приписывают своей силе. Не приняли они и совершенства от Небесного Отца своего, и вовсе не познали полученного ими богатства, и сынами Его не нареклись из‑за недостатка духовного состояния! И не гневайся на меня, брат мой и возлюбленный читатель, ибо я тебе говорю истинную правду. Но, если хочешь, понуждай себя достичь меры, о которой мы скажем, и тогда ты весьма возлюбишь меня и нелицемерно почтишь. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему с плачем, конечно, отверзется! [243]

Только тот может назвать Отцом Бога нашего, кто по благодати познал Его как ОТЦА, и ТОТ ЗОВЕТСЯ СЫНОМ, КТО ВКУСИЛ ОТЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ.

И тот воздает «Твоя от Твоих», кто увидел, что сам он наг, познав и собственную немощь и, равным образом, познав своего Благодетеля, Который облек его в дорогую одежду и назвал отныне сыном Своим по благодати. Такой, следовательно, и наслаждается богатством Отца своего, и в чистоте воздает «Твоя от Твоих».

И это, возлюбленный брат мой, как было сказано, первое подаяние и действие божественного дарования. Итак, восприяв оное, начнем речь и о втором даре, а для этого, приготовив умные крылья, вновь вознесемся к ангелам, приблизившись к ним как к старшим братьям, чтобы они удостоили нас знания о втором даянии и божественном действии сладчайшего и щедрого Отца нашего, которым Он наделяет их через божественное Откровение, когда Его божественная благость и беспредельное милосердие пожелают явить им божественные и святые Его таинства ради укрепления и утешения любящих Его.

И эти, так сказать, первые начальники божественных сил получают дар от Господа, и, украшенные дарованием, веселятся, и, безгранично пораженные, дивятся богатому даянию Спасителя нашего, воздавая вечное благодарение. Дарованный им таинственный свет, сообразно желанию и воле Святого Подателя, переходит от одного ангельского чина к другому, вызывая удивление всех небесных сил, и они, принимая его, передают человеку, способному его вместить. Он же, просветившись божественным осиянием, тотчас поднимается ввысь и вместе с ними возвращает полученное Источнику, Началу и Первопричине дарований! Начальник же Света, приняв принесенный Ему посильный дар как свидетельство истинного познания и смирения, богато вознаграждает приходящего.

И эти надмирные движения, это восприятие божественных озарений от вышнего чиноначалия продолжаются непрерывно, пока не достигнет человек духовного совершенства. Третье же подаяние божественных дарований совершается соответственно духовному состоянию принимающего их.

Ибо здесь человек, насколько это для него возможно, получает оное божественное озарение прямо от Господа; достигнув этого, удостаиваемся совершенства дарований и совершенного сыноположения, становясь БОГАМИ ПО БЛАГОДАТИ, братиями Христа, Спасителя нашего, и чадами благословенной Матери нашей Богородицы!

По причине же двойного причащения божества и соединения с ним, которое мы получаем, то есть по причине дара и благодати Святого Духа и божественного причащения святых тела и крови Господа нашего, мы становимся истинными наследниками вышнего и небесного наследия! О великое поистине таинство, неведомое тем, кто печется о вещественном! Поистине испытывает удивление ум человеческий, погружаясь в размышление об этом!

Ибо все это божественное движение в отношении небесных и земных, ощущающих и бесчувственных созданий, с тех пор как они были сотворены и познали свое бытие, основано на этом дивном созерцании, и совершается вечно, и постоянно приносит «Твоя от Твоих» своему Создателю. Господь же, Чье богатство превыше всяческой меры, благодарно принимает благодарение и вновь щедро вознаграждает теми же дарами!

Только человек, достигший этого знания, ясно видит, чего лишился Адам из‑за своего тяжкого преступления и чего до сих пор лишен весь род человеческий, удалившийся от сего созерцания. Приступим и мы, братия монашествующие, отбросившие житейские попечения, возвеселимся об этом божественном поучении, ибо если монах не удостоился сего чувства, то совершенно не понимает цели, ради которой пришел сюда, покинув мир и все, что в нем.

Ибо это поистине начало для монашествующего, это та ступень, где он, оставив страсти, встретился с Богом и, познанный Им, прилепился к любви Его, доселе неведомой ему, чтобы повторить слова Иова: «Слухом убо уха слышах Тя первее, ныне же око мое виде Тя; поэтому я укорил себя и истаял и мню себя землей и пеплом». [244]

Теперь же, брат мой читатель, если хочешь, непрестанно изучай и это, и иное, что я написал прежде, прилагая все силы к чтению, ибо начало чистого жития и нисхождения даров Божиих заключается для человека в познании собственной немощи. И опять‑таки надобно человеку пройти через многие и великие искушения, превосходящие силу его, чтобы достичь сего познания; когда же сделается он его причастником, то одержит верх и над ними, и надо всем иным.

Вопрос: Так для чего же произошли все сии блага?

Ответ: Все это произошло, дорогой мой, чтобы можно было ясно увидеть, что человек, по свидетельству божественной благодати, есть поистине ничто!

Вопрос: А что же такое это «ничто»?

Ответ: Ничто — это то, что было до того, как Бог сотворил небо, землю и всякое иное создание или вообще что‑нибудь! Когда же Он все сие сотворил и дал этому имена, землею назвал ту смесь, из ничего возникшую, из коей мы сделаны. И, взяв из нее брение, Создатель всех составил человека, сосуд бесполезный, лишенный души и разума. «Вот, — сказал Он, — каков твой состав; так не гордись же своими добрыми делами. Земля еси, и в землю отыдеши. [245] Пусть же не смущается брение напрасно. Не собирай вещество бесполезное, бренное; не пекись о тщетном, но познай Того, Кто создал тебя изначально!» Вдыхая же душу в лицо бренному созданию, Жизнодавец передал ему дух жизни и облек его разумной душой, назвав человеком и даровав ему образ и подобие Свое. Видишь, неблагодарный человек, первые дары, коими Создатель почтил и одарил тебя? Так не присваивай же себе чужое, словно собственное; не злоупотребляй славою Творца своего, но воздай должное Тому, от Кого получил, ибо, если заберет Он Свое, вновь станешь бесполезным брением и землей. Взгляни и на необычайную славу дарований, чтобы не соединиться с врагами Одарившего тебя. Не радуйся о суетном, не позволь увлечь себя ко греху.

Ибо то, что Он назвал «образом Божиим», есть божественная сущность души нашей, разумная, прекрасная, умная и святая! Итак, взгляни, смиренный, на сию небесную славу, в которую ты облекся на земле, подобно Богу! Взыскуй вышнего, помышляй о вышнем, желай вышнего, коль скоро ты — причастник Вышней Сущности. Не заботься о бренном сосуде, но непрестанно размышляй о содержимом его. Подобие же Господне — это те божественные дары, о которых сказано выше. Их старайся приобрести, а не виноградники, дома, золото или сады. Ведь если божественных даров не имеешь, то знай, что и подобием Господа нашего не владеешь! Если же душу свою оскверняешь, то и образ Божий в себе помрачаешь, на адский мрак себя обрекаешь!

Вопрос: Так какова же полнота всех благ и совершенство во всем, чтобы на этом закончить нашу речь?

Ответ: Всех благ полнота и совершенство во всем — это Единый наш Бог и Создатель, Творец всего, Податель благ, Наставник милосердный, милостивый и щедрый, Который только по Своей любви привел к бытию все из ничего, и без Него ничтоже бысть. [246] Лишь Ему одному подобает нам принести всяческое благодарение, славу, любовь, честь и поклонение, тройственно поклоняясь Нерожденному Отцу с Возлюбленным Сыном Его Рожденным, Иисусом Христом, Сладчайшим Спасителем нашим, и Духом Его, Пресвятым, и Благим, и Животворящим, от Отца исходящим, ныне, и присно, и в бесконечные веки нескончаемых веков. Аминь!

Стихотворение старца Иосифа об Афоне