Вышедшие из мрака

СЕРГЕЙ РОКОТОВ

Вышедшие из мрака

Повесть

Пролог.

Март 1990 г., Восточная Сибирь.

...Впервые за трое суток они подкрепились хлебом и салом, выпили по глотку спирта, запив растопленным снегом, и на душе сразу стало спокойнее и теплее... Грелись у костра, курили... Только теперь они начинали верить в то, что побег удался. Вокруг была глухая многокилометровая тайга...

- Гляжу я все на вас двоих и удивляюсь, - произнес, зевая, Шалый. Братья, вы, что ли? До чего же похожи, однако... И ростом, и сложением, а уж вывески у вас - один человек, да и только...

- Есть многое на свете, друг Горацио..., - лукаво усмехнулся его спутник Василий Дмитриевич Жебрак, человек лет сорока, высокий, голубоглазый, крепкого сложения, с пробивающейся проседью на коротко стриженых висках.

- Не понял..., - открыл рот Шалый.

- Да и не старайся, братан, Зеленый у нас мужик умный, до того ученый, базарить с ним стремно, - произнес третий, тот самый, который был так похож на Жебрака. Этим третьим был человек по кличке Сурок. Погоняло это было дано ему за умение спать крепчайшим сном в любой ситуации. Фамилия его была Данилов. Он был осужден три года назад за двойное убийство. Убийство зверское, на первый взгляд, совершенно бессмысленное. Получил за него Данилов по сто второй статье Уголовного Кодекса пятнадцать лет, хотя, в принципе, был готов и к более высокой мере. Так что он совершенно справедливо считал себя родившимся заново, судья уж больно хороший попался, бывает же такая везуха... Даже сокамерники поражались, как это Данилов не схлопотал маслину в затылок. Другие и за меньшее вышку получали... Однако, не удостоился вот...

Адвокат тогда настаивал на временном помутнении рассудка у Данилова. И впрямь, насколько же бессмысленным было забраться в нищенскую квартиру тридцатипятилетней вдовы и зарезать и её и двенадцатилетнего сына... Для чего? Чтобы забрать из убогого жилища двадцать один рубль тридцать копеек? Больше оттуда и тащить-то было нечего...

"А что, тоже деньги...", - глупо лыбился Данилов, предваряя неизбежные расспросы сокамерников. - "Да нет, шучу я, братаны, меня, это самое... один навел, сказал, там у неё кое-что припрятано... А она базарит одно - нет, мол, ничего, и все тут... Обозлила меня, нервный я, братаны, до ужаса... Вот и не выдержал, пришил ее... Хотел порыться в её хате, но пацан так заорал, я чуть не оглох, в натуре, пришлось и его..., - продолжал виновато улыбаться он. - И через десять минут менты нагрянули, вот я и остался с её кошельком в руке ... Фраернулся, в натуре, что там базарить?" Мучиться же угрызениями совести за две невинно загубленные души было для Сурка чем-то совершенно запредельным, эта проблема перед ним не стояла ни в малейшей степени...

Внешне же Сурок вовсе не был похож на убийцу и изувера. Открытое лицо с правильными чертами, светлые волосы, голубые глаза. Он был ровен и вежлив с сокамерниками, очень откровенен, говорил, что скрывать ему нечего...

Когда его взяли, ему было под сорок. К тому времени за плечами было две ходки, обе за квартирные кражи. На воле у него осталась жена Алла. Он очень любил свою жену и говорил о ней только в превосходной степени, жалел только о том, что Бог не дал им детей. Говорил и на следствии, и в разговорах с сокамерниками.

"Пацана хотели", - мечтательно глядя в потолок, в очередной раз говорил Сурок, лежа на нарах. - "Васькой хотели назвать в честь моего покойного бати... А у Алки выкидыш за выкидышем... Не, в натуре, вернусь, лечить её будем, получится у нас еще... Обязательно пацана надо, ну, на крайняк, дочку, тоже сойдет, лучше, чем ничего..."

"Куда тебе?" - недоверчиво хмыкал лежащий рядом вор Шалый. - "Когда ты выйдешь, тебе же за пятьдесят будет, на что ты способен после жизни такой?"

"Ну, это ты зря", - хмурился Сурок. - "Это ты, братан, неправ, я мужик здоровый, сгожусь еще... А Алка меня на семь лет младше... Все у нас будет, и дети, и счастье..."

Сокамерники морщились, зная о том, сколько ножевых ударов нанес несчастной вдове и её сыну-подростку этот мечтатель, но не возражали, не принято было. Все же, Сурок не фраер, он вор с третьей ходкой, да и на дело-то пошел ради наживы, честно же говорит - ошибся...

Сурок, тем не менее, кривил душой, когда говорил, что скрывать ему нечего. Он скрывал одно очень важное обстоятельство - то, что на квартиру вдовы его навел не кто иной, как его жена Алла, с которой он, впрочем, никогда не был расписан. Она откуда-то узнала, что умер отец этой самой вдовы, удачливый кооператор и оставил ей более, чем приличное наследство. Кстати, это оказалось чистой правдой, только наследства вдова ещё не успела получить к тому времени, когда её посетил Сурок. Она, в отличие от вездесущей и всеведущей Аллы даже не знала о том, что умерший отец, с которым её мать была давно в разводе, ей что-то оставил. Впрочем, так никогда и не узнала...

Сурок не хотел упоминать о своей любимой жене в связи с этим делом. Он даже внутренне не упрекал её в том, что она так жестоко подставила его. Посадили, так посадили - он же убивал - не она. Так что же её имя трепать?...

Короче говоря, к Сурку на зоне относились неплохо. Но больше, чем с другими Сурок сблизился с Василием Жебраком, по кличке Зеленый, осужденным по восемьдесят восьмой статье за нарушение правил о валютных операциях в особо крупных размерах. Жебрак получил двенадцать лет, из которых к моменту появления в зоне Сурка отсидел три. Сошлись они прежде всего из-за своего поразительного внешнего сходства.

Когда в камеру с вещами вошел, озираясь по сторонам, Сурок, зэки так и ахнули: "Эге, Зеленый!" - воскликнул Шалый, обращаясь к своему соседу по нарам. - "Никак, это твой родной братан. Хлопцы, гляньте, как похож..."

И впрямь, сходство Жебрака по кличке Зеленый с вновь прибывшим было поразительным. Только выглядел Сурок посвежее, три года за решеткой - не три дня...

- Данилов Слава, - представился новичок, приветливо улыбаясь. Статья сто вторая.

Частенько они вдвоем уединялись и о чем-то долго беседовали. Хотя, кроме этого поразительного сходства между этими людьми было мало что общего. Василий Жебрак был человеком образованным, начитанным, он всему бараку сочинял разные жалобы, прошения, втолковывал, как вести себя в разных сложных ситуациях, Славка же Данилов имел три класса образования, раннее сиротство, две ходки. Кроме воровской никакой профессии не имел, хотя по мелочи умел все. На воле работал то дворником, то грузчиком, женившись на Алле, поселился в Москве в её квартире. Сама Алла работала продавщицей в гастрономе, и, в принципе, сама могла спокойно прокормить любимого мужа. Но полученная информация о наследстве несчастной вдовы сбила её с толку. Да и Данилов взялся за дело с охотой - его такая захребетная жизнь не устраивала, он сам хотел что-то дать своей половине, ощутить себя мужчиной и кормильцем.

... Вот и получил за свой энтузиазм сто вторую статью и пятнадцать лет строгого режима...

... Через три года сходство между Даниловым и Жебраком стало уменьшаться. Жебрак даже окреп на лесоповале, а вот Данилов стал ощутимо чахнуть прямо на глазах у сокамерников.

"Тоска, братан, такая тоска, не могу, в натуре, не могу...", - в короткие минуты перекура жаловался он Жебраку. - "И холод здесь, дубор, братан, такой дубор... Я же сам с Западной Украины, видел бы ты, какая у нас природа... Кабы родители не померли, разве бы я поперся в Москву счастья искать? На фига козе баян? А это же настоящий ад, как я эту зиму пережил, сам не пойму? И предыдущие... За пятьдесят градусов, ветер... Гиблое место, сущий ад... И как это ты тут седьмой год чалишься? Я обе свои ходки в Узбекистане отбывал, лучше тамошняя жара, чем этот дубор, ветер, зима вечная, снег... Не могу, перекинусь я здесь, просто сдохну... Гиблое место... Давай, сбежим, а, Зеленый, придумай что-нибудь, спаси мою душу... Ты же у нас ума палата..."

Жебрак молчал, мрачно глядел на собеседника. "Загадочная русская душа...", - думал он. - "Один черт знает, что от него ожидать - то ли расцелует, то ли ножом всего истыкает, как эту вдову и её сына, если что не по нему..."

... И тем не менее, идею о побеге Сурок в его душу заронил. И больше он ни о чем не думал. Жебраку оставалось сидеть около шести лет, а силы тоже были на исходе, хоть он и старался держаться... На воле оставались жена и сын. Когда Жебрака брали, тому было четыре годика... Василий стал уже позабывать лицо сына...

Жебрак категорически запретил жене навещать его в зоне. "Выживу свидимся там, в Питере, а сюда не надо", - писал он ей. - "Не надо тебе на все это смотреть, и меня видеть таким... Я держусь, и ты держись.."

Василий Дмитриевич Жебрак закончил филологический факультет Ленинградского университета, носящего славное имя товарища Жданова. После окончания работал лаборантом в своем же родном заведении, затем поступил в аспирантуру... Свой путь к страшной восемьдесят восьмой статье начал совершенно неожиданно, и, прежде всего, неожиданно для самого себя, выходца из интеллигентной петербургской семьи. Ему захотелось иметь некоторые дефицитные книги, например, Мандельштама и Цветаеву, а продавались они только за валюту. И он купил у одного парня небольшую сумму долларов. Советским гражданам даже вход в валютные магазины был строго заказан. Знакомый араб купил ему в книжной валютке желанные книги, у Василия осталось ещё около пятнадцати долларов. А тут один знакомый как раз ехал в командировку в Англию. Меняли в то время, как известно, крайне ограниченную сумму, достать валюту было очень трудно, и Жебрак продал ему пятнадцать долларов, получив при этом определенный навар. Это понравилось аспиранту со стодвадцатирублевой стипендией... Он достал ещё валюту, затем опять продал...

Скупка, продажа валюты стала основным делом Василия Жебрака. Наладились связи, прибыль превзошла все ожидания...

В восьмидесятом году Василий женился на студентке его же факультета двадцатилетней Марине Корн. К тому времени его благосостояние резко улучшилось. Он отремонтировал свою квартиру на набережной адмирала Макарова, где проживал с матерью, приобрел темно-синий "Жигуленок" третьей модели, одевался по последней моде...

"Хорошо ты стал жить, Вася. Откуда деньги, поделись секретом?" спрашивали сослуживцы. - "А никакого секрета нет. Наследство получил, из-за границы", - спокойно отвечал Жебрак. - "Дядя помер в Калифорнии, меня Инюрколлегия отыскала, не читали, разве в "Известиях"? Разыскиваем родственников умершего в Калифорнии Валериана Жебрака... Вот мы и разыскались... Он ещё из старой эмиграции, сын адмирала... Классовый, так сказать, враг... Умер бездетным, отказываться, что ли?"

"Везет же...", - говорили сослуживцы...

"Да ну", - отмахивался Жебрак. - "Не так уж там и много... Так... На ремонт и на тачку вот хватило..."

"А Маринку приодеть?..."

"Это дело святое...", - счастливо улыбался Жебрак. - "И на свадьбу хватит, и на свадебное путешествие. Так что, в мае ждем всех к нам. Квартира большая, погуляем от души..."

Свадьба, однако, не состоялась. Жебрак расписался с Мариной, и они уехали в свадебное путешествие в Крым. Василий сослался на нехватку денег и на свадьбу и на свадебное путешествие, пришлось выбрать второе. Причина же была ещё проще - он не желал, чтобы сослуживцы встречались с его матерью, она была из старой питерской интеллигенции и врать по поводу несуществующего дяди в Калифорнии не сумела бы... Ей же повышение благосостояния Жебрак объяснял опубликованной на Западе книгой, написанной, мягко говоря, не в духе социалистического реализма. Мать была в душе диссидентка, это было ей понятно, спекуляция же валютой находилась вне её понимания... Кстати, наивной Марине он говорил то же самое. И она, и мать слепо верили в россказни Василия... Из родни истинное происхождение никак не иссякающих денег знал только младший брат Марины, студент мединститута Илюха Корн, начитанный эстет-полиглот, и в то же время веселый балагур, душа компании, старающийся, как и Василий взять от жизни все, что возможно... В конце концов Жебрак поддался его уговорам и привлек и его к своей валютной деятельности, хотя очень не хотел подвергать риску своего обаятельного шурина...

... Сытая привольная жизнь длилась около четырех лет. Родился сын Антошка, была куплена и обставлена дача в Зеленогорске на берегу Финского залива, каждый год менялись машины, все было - и хорошая пища и импортная одежда, и отдых на курортах Крыма, Кавказа, Прибалтики... Но расплата пришла тоже мгновенно... И как всегда бывает, тогда, когда её никто не ждет...

Постепенно круг знакомых Жебрака расширялся, появлялись новые поставщики валюты, новые покупатели... Один из этих покупателей и был задержан, потянулась ниточка... Все получилось до удивления просто и естественно - как веревочке ни виться...

Погожим майским утром в дверь их квартиры позвонили... Было около семи утра...

- Жебрак Василий Дмитриевич здесь проживает? - спросил человек в штатском у открывшей дверь заспанной матери.

- Да... А что? - напряглась мать, чувствуя недоброе.

- Позвольте пройти, у нас есть постановление прокурора на арест и обыск Василия Дмитриевича...

... Этой ночью Жебрак спал крепко и спокойно. Накануне они с женой, с Ильей и его очередной подружкой допоздна сидели в ресторане гостиницы "Прибалтийской". Пили французское шампанское, ели икру и ананасы - все как в лучших домах...

Его долго не могли добудиться. Наконец, Василий продрал глаза и увидел перед собой серые мрачные лица людей в штатском. Появились и понятые, внутренне злорадствующие соседка сверху и сосед из квартиры напротив...

... Василию надели наручники и отвезли его в Кресты. А дома перевернули все вверх дном... Об этом потом ему писала в тюрьму жена... Плакал Антошка, ломала себе руки мать...

Очные ставки, допросы, переполненная камера, вонь, духота... Василий твердо решил держаться, ни в коем случае, не ронять своего достоинства... И впрямь, сил у него оказалось, немало... Он не заложил никого, хотя меры к нему принимались самые разнообразные, всю вину брал только на себя... К ответственности привлеклись только те, кого заложили другие. Про Илюху Корна знал только он один...

Суд состоялся только в конце года... Мать знала, по какой статье обвиняется Василий, знала, какая мера наказания предусмотрена по ней... У неё ещё до суда случился инсульт, она потеряла дар речи...

Однако, времена были уже не столь жесткие, как при Хрущеве, который ввел изуверскую меру наказания по восемьдесят восьмой статье... Когда судья вынес приговор, Марина облегченно вздохнула... "Всего-то" двенадцать лет строгого режима с конфискацией имущества... И все же будет жить, значит, будет и надежда. Василий подмигнул ей из-за решетки, постарался сделать смешную гримасу. Стоявший рядом с Мариной Илья до боли сжал сестре руку повыше локтя.

Конфискованы были дача, машина, драгоценности Марины, дубленки, костюмы, импортный телевизор, ковры, дорогая посуда... Суровые личности с деловым видом выносили все это из квартиры... Мать была в больнице, четырехлетний Антошка испуганно прижимался к матери. Марина с лютой ненавистью глядела на исполнителей, те отвечали ей таким же полным ненависти взглядом... На мягком кресле в дальнем углу комнаты сидел присутствовавший при конфискации не совсем трезвый Илья Корн с всклокоченными рыжими кудрями и нервно сжатыми кулаками.

- Обручальное колечко не желаете до кучи прихватить? - процедила сквозь зубы Марина. - А вот ещё импортная игрушка, Микки-маус...

- Не дам!!! - закричал Антошка, бросаясь к своему мягкому другу и вырывая его из рук матери.

- Отдай, сынок, пусть подавятся... - Она стала выхватывать Микки-мауса из рук сына. Выхватила и швырнула в лицо одному из исполнителей. Антошка зашелся в рыданиях, его взял на руки Илья, но малыш не хотел сидеть с ним - от дяди ощутимо несло свежевыпитым армянским коньяком... Он вырвался, схватил любимую игрушку и убежал с ней в другую комнату, продолжая громко плакать.

- Поаккуратней, мадам..., - сжал кулаки судебный исполнитель. - А то нарветесь на большие неприятности...

- Ах, вот как, вам всего этого мало?! - стала наступать на него Марина. - Неприятностями он грозит, можно подумать, что может быть ещё хуже... Во всем мире торгуют и покупают валюту, а человек за это получил двенадцать лет строгого режима!!! Нате!!! - сняла она с пальца обручальное кольцо и швырнула его на пол под ноги исполнителям. - Забирайте все!!! Мать до инсульта довели, будьте вы прокляты, простые советские!!!

- Ах вот как ты..., - налилось кровью широкое лицо исполнителя.

При этих словах со своего мягкого кресла вскочил находящийся в состоянии подпития и затаенного бешенства Илья, который в последнее время весьма преуспел в занятиях карате и подавал в этом виде спорта большие надежды. Только вмешательство второго исполнителя, более мягкого и деликатного, спасло Илью от неминуемой беды.

- Да ладно тебе, пошли, женщина не в себе, надо понимать, - вмешался тот, другой, вставая между ними троими...

Затем забрали машину, кофейного цвета "шестерку", которая доставила семье столько приятных впечатлений... Марина молчала, мрачно глядела, как в машину сел некто и уехал на ней, предварительно сунув ей какую-то бумагу, которую она, не глядя подписала.

При конфискации дачи она просто отказалась присутствовать, сославшись на болезнь сына. Получила через некоторое время акт и забыла туда дорогу.

А Василию предстоял долгий этап на Колыму... Арестантский вагон, обритая голова, барак, нары, телогрейка... Зазеркалье, другой, параллельный мир, в котором не было решительно ничего общего с тем, в котором он прожил тридцать пять лет...

Василий сам от себя не ожидал, что он сможет все это выдержать. Однако, оказался крепок и телом и душой. Зэки его уважали, статья была серьезная, все помнили расстрельные приговоры по ней...

Так и прошло шесть лет... И вот - постоянные разговоры Сурка о побеге... В душе Жебрака происходил переворот... Он вспомнил о сыне Антошке, которому уже было десять лет... Он, наверное, уже и не узнает его... А дальше? Что будет дальше? Марина страдает, мучается в одиночестве и в безденежье... Сын растет без отца... Больная, потерявшая дар речи мать... А ведь сидеть ещё шесть лет, и амнистии он не подлежит... В стране происходили перемены, но ещё не настолько серьезные, чтобы пересматривать подобные статьи... Начинался девяностый год...

Бежать... ? Но куда? Даже если побег удастся, он же не сможет поехать в Ленинград к семье... Денег нет, никаких сбережений, все конфисковано... А скорее всего, ничего не получится, и будет лишь прибавка к сроку за побег или попытку к побегу... Нет, глупость, бессмыслица, абсурд... Нечего об этом и думать! Надо терпеть, осталась ещё половина... Он выдержит, обязательно выдержит...

Но Данилов все уговаривал и уговаривал... Все разговоры были только об этом... И все же вряд ли Жебрак решился бы на такой шаг, если бы не новые обстоятельства...

... В феврале был назначен новый начальник лагеря, некто Иван Иванович Лысяга, человек свирепый и жестокий, могучего сложения, шевелюрой полностью соответствующий своей фамилии... И вскоре он вызвал к себе Жебрака...

- Заключенный Жебрак, статья восемьдесят восьмая, - представился Василий, входя в кабинет начальника...

- Вот ты какой... - сурово глядел на него Лысяга. - Валютчик... Отвертелся от вышки, падло... Ну ничего, мы тебе здесь свою вышку организуем...

Жебрак глядел прямо, не мигая, стоя, как положено перед начальством, вытянув руки по швам.

- Гордый..., - осклабился золотыми зубами Лысяга. - Интеллигент вшивый... Ну что, договариваться будем, или как?

- О чем?

- О чем, говоришь? Да о том самом... - Лысяга многозначительно потер двумя пальцами правой руки. - Господь учил делиться, слышал?

- Было бы чем, поделился бы..., - спокойно произнес Жебрак.

- Есть у тебя, есть..., - продолжая улыбаться одним огромным ртом, злобно смотрел на него Лысяга. - Знаю... Поделись, Жебрак, и я тебе обеспечу нормальную жизнь. Писарчуком сделаю, или при столовой устрою... Напиши жене, быстро дойдет, я организую... Мне много не надо...

- У меня ничего нет, все конфисковали по решению суда - и дачу, и машину, и драгоценности...

- Свистишь, падло, все свистишь..., - продолжал зловеще лыбиться Лысяга. - Чтобы такой гусь, как ты, и ничего бы себе не оставил? В жизни не поверю таким байкам... Слышал я, какими бабками такие как ты ворочают...

- Верьте, не верьте, а у меня ничего нет... Жена работает учительницей в школе, получает сто пятьдесят рублей. И мать инвалид... Сыну десять. Сами представляете, как они живут...

- Я тебе такую судьбу организую... Петухом станешь, падло позорное..., - прошипел не желающий верить ни одному его слову Лысяга. Тут ребятишки крутые скоро к нам поступят, я их знаю, они все по-моему сделают, тебе не жить, понял ты, шакал? - наклонил свою круглую голову к нему начальник и дыхнул ему в лицо запахом водочно-чесночного перегара.

- Понял, гражданин начальник, - продолжая глядеть прямо в побагровевшее лицо Лысяги, ответил Жебрак. - Но денег у меня нет...

- Пять суток карцера за грубость начальству!!! - неожиданно гаркнул Лысяга. Он нажал кнопку звонка. В кабинет влетел дежурный. - Эй, взять его, в карцер! Он тут оборзел совсем при прежнем руководстве, но ничего, мы из него эту интеллигентскую дурь выколотим!!! Распустили тут всякую нечисть золоченую...

Перед тем, как втолкнуть Жебрака в крохотное, холодное и сырое помещение карцера, мускулистые вертухаи жестоко избили его, при этом весело смеясь ему в лицо... И с жуткой болью во всем теле оставили в темной клетушке наедине со своими мыслями... Василий почувствовал, что его охватывает отчаяние, чувство, прежде не знакомое ему, прирожденному оптимисту. Но это было ещё не все... Его ждал новый удар, причем оттуда, откуда он его никак не ожидал.

... Когда он обессилевший, осунувшийся, вышел из карцера, ему отдали только что пришедшее письмо от жены.

"Вася, дорогой, я должна сообщить тебе важную новость. Я больше так не могу, мы просто гибнем. А недавно один человек предложил мне выйти за него замуж. Он кооператор, у него все есть, он очень любит меня и готов усыновить Антошку. Васенька, я очень люблю тебя, но так жить больше не в состоянии. Моих денег катастрофически ни на что не хватает, наш сын ходит в обносках, над ним смеются все одноклассники, ему десять лет, но у него нет ничего, что есть у других - ни магнитофона, ни плейера, мы со страшным напрягом, с помощью Ильи купили ему прошлым летом велосипед, и когда его у него через два месяца украли, он так горько рыдал, зная, что другого у него уже не будет... Большая часть моей зарплаты уходит на лекарства твоей маме... Илюша нас не забывает, он тоже пытается помочь, как может, но ты же знаешь, у врачей такая же маленькая зарплата, как и у нас, учителей. К тому же он недавно женился, они ждут ребенка, и помогать нам он теперь просто не в состоянии, им с женой самим едва хватает на хлеб. А жизнь все дорожает и дорожает... А у Бориса, того человека, который предлагает мне выйти за него, квартира на Литейном, дача, много денег... Пусть Антошка вырастет без комплексов, нам порой элементарно не хватает на еду, питаемся одной картошкой и хлебом... Прости меня, ради Бога, но тебе сидеть ещё шесть лет... Мы не выдержим... Я хожу в школу в дырявых сапогах, мне стыдно перед учениками... Я больше так не могу... Маму твою мы не бросим, Борис обеспечит её лекарствами и уходом... Еще раз прости. Марина."

Жебрак стоял, опустив руки... Письмо упало на снег... Это все... Это конец... Больше у него никого нет, кроме матери-инвалида... И Марину грех обвинять... Она по-своему права... И Антошке так будет действительно лучше...

Но сидеть здесь? Зная об этом?...

- Ну что? - раздался около его уха громкий шепот Данилова.

- Я подумаю, - тихо произнес Василий.

Он был готов, он больше не хотел сидеть...

Данилов и Жебрак стали обсуждать план побега... И все, что приходило к ним в голову, на поверку оказывалось совершенно нереальным... Подкоп? Абсурд... Бежать с работ? Невозможно...

Но как порой бывает у людей, страстно желающих чего-нибудь, выход нашелся сам собой. И пришел он в лице вора Шалого...

- Винта дать решили, братаны? - как-то после ужина подошел он к ним сзади, подошел совершенно бесшумно, словно кошка.

- Ты что, вольтанулся? - вздрогнул Сурок.

- Никак нет, братаны, в норме я. Просто, слухом идеальным с детства обладаю, - ощерился Шалый, худой жилистый, лет тридцати пяти, осужденный за разбой на восемь лет. - Другие на слышат, а я слышу... И базар ваш слышал до последнего словечка... А вот ещё что я слышал, Зеленый... Наш хозяин большой шухер тебе готовит, как бы тебе не подзалететь... Тут скоро отморозков привезут, я маляву получил от одного кирюхи, к тебе он что-то имеет, наш хозяин... С него станется... Не верит он тому, что нет у тебя ничего, думает, что ты много скрыл, и от конфискации, и даже от своей жены, даже после того, как он её маляву к тебе прочитал... А наша почта верная, тут не ошибаются, жди беды, парень... Лысяга тварь ещё та, он раньше замом служил в другой зоне, километрах в пятистах отсюда, его братки знают, как облупленного, он и не такие провокации устраивал, на том живет... Денежный чувак, стервятник он... Высушит он тебя, братан...

- И чего ты хочешь? - спросил Жебрак.

- Третьим стать, - спокойно ответил Шалый. - Обрыдло мне тут, а чалиться ещё пятерик, почти столько же, как и тебе... Понту нет, братаны, широко зевнул и потянулся он. - И здоровья нет, сами знаете, загнусь я здесь... Хочу ещё волю потоптать малость, хоть пожить, хоть сдохнуть на воле... И вот ещё что - я здешние места знаю, на поселении тут был после зоны в конце семидесятых... Так что..., - смачно сплюнул он сквозь стиснутые зубы, - без меня вам ни отсюда, ни из тайги не выбраться...

- Ну и что ты надумал? - заинтересовался Жебрак.

- Есть идея...

Идея была проста, как все гениальное. К воротам зоны по утрам подъезжал мусоровоз. Один старый вор, друг Шалого, которому оставалось сидеть совсем недолго, должен был отвлечь внимание вертухаев, устроив большую потасовку, а они в это время залезли бы в мусорные баки, и их бы вывезли за пределы зоны... Рискованно, разумеется, но какой же побег без риска?

- Значит, ещё один будет знать? - хмыкнул Данилов. - А то и не один...

- А что, у тебя есть другой планчик? - презрительно усмехнулся Шалый. - Предлагай, послушаем...

Сурок только пожал плечами. Планчика, действительно не было...

...Побег наметили на восьмое марта, зная, что многие вертухаи в этот день будут квасить прямо на рабочих местах и немного притупят свою бдительность...

... Братва не подвела Шалого. Старый вор по кличке Кныш разыграл сцену как по нотам. Когда к столовой подъехал мусоровоз, чтобы забрать объедки, он затеял драку с рядом стоящим, придравшись к какой-то мелочи. Завязалась грандиозная потасовка, при этом сам затеявший заваруху Кныш растворился в колышущейся толпе, вертухаи бросились на дерущихся, а по сигналу Шалого трое беглецов бросились к машине. Нырнули в мусорные баки, и стали зарываться в вонючие объедки, словно в золотой песок... Когда машина тронулась, они были уже в середине контейнеров... Их вывезли за пределы зоны на грандиозную, источающую зловоние на километры, свалку, находящуюся на опушке могучего бесконечного леса. Не исключалось, в крайнем случае, и убийство водителя и его подручного, но, к счастью, этого делать не пришлось. Водитель и подручный имели заначку, и пока они распивали её в кабине, троица благополучно выбралась из вонючих контейнеров и нырнула в глухую тайгу...

... "Как оказалось просто...", - поражался Жебрак такому жуткому везению. Словно угадывая его мысли, Шалый произнес, улыбалась:

- Что, братан, просто? Не просто было бы, если бы не я... Тут много, кто помогал, а вот вам двоим помогать бы никто не стал, кому вы сдались?... Так что, берегите меня... Я вам ещё сгожусь...

Эти его слова скорее относились к Сурку, нежели к Жебраку. Шалый понимал, с кем имеет дело, кто поневоле оказался его спутниками. Впереди был долгий путь по зимней тайге, с крутыми подъемами и спусками, без запасов продовольствия, без теплой одежды... Он знал, чем порой кончаются такие побеги для самого слабого из группы... А самым слабым физически был именно он... Многолетнее пристрастие к наркотикам истощило его организм, у него к тридцати шести годам был уже целый букет болезней...

Но Бог словно взялся помогать этой троице. Обнаружить их не удалось. А Шалый действительно знал местность. И вскоре они вышли к небольшому поселку на берегу реки, где Шалый умудрился разжиться некоторыми запасами продуктов и дубленым длинным тулупом, мастерски обчистив одну избу, из которой ненадолго ушли хозяева.

... - Берегите меня, братаны..., - мечтательно произнес Шалый, сидя у костра на опушке леса и кутаясь в тулуп, который они носили по очереди. Куда возвращаться собираетесь? Домой нельзя, денег у вас нет, знакомых нет...

Да, все было чистой правдой... Ни Данилову, ни Жебраку идти было совершенно некуда. Но задумываться над этой проблемой они стали только теперь, когда первый этап побега был уже позади. Теперь им предстояло раствориться в бескрайних просторах одной шестой части Земли. Но где растворяться? Как растворяться?...

- Вот что, братаны-близнецы, - продолжал Шалый. - Все вопросы решают деньги, запомните это, а если что-то не могут решить деньги, то это решат большие деньги...

- А у тебя, что, есть они, деньги-то? - пробурчал Сурок.

- А, может быть, и есть..., - загадочно произнес Шалый. - Только я вам сейчас ничего не скажу... Вы должны меня беречь, и вывезти из этих краев туда, - он махнул своей тощей рукой в западном направлении. - А вот там, я с вами, глядишь, и поделюсь... На всех хватит! - загадочно произнес он, поднимая вверх свой узловатый палец.

...Морозной мартовской ночью беглецы ночевали на опушке леса, зарывшись в ватники. Рядом горел костер... Жебрак забылся тревожным сном, ему снился родной Ленинград, золоченый шпиль Адмиралтейства, Медный всадник, широкая Нева с её гранитными набережными... И Марина в длинном черном вечернем платье, идущая к нему.

"Вася, Вася...", - шептала она. - "Васенька... Ты вернулся... Погляди на Антошку, как он вырос, какой он стал большой и красивый, как он похож на тебя... Что ты молчишь? Что?" А он, Жебрак, открывал рот и отчего-то не мог произнести ни слова... "Ты какой-то странный... Чужой, чужой, чужой...", шептала каким-то страшным шепотом Марина. И глаза её стали какими-то страшными, большими, зелеными... "Чужой, зеленый, чужой..."

Только тут Жебрак понял, что он не спит... И шепот этот раздается откуда-то справа.

- Чужой он, этот Зеленый, понимаешь, чужой, - яростно шептал Сурку Шалый. - Заложит он нас при первом удобном случае, он фраер, валютный фраер... Не надо было его с собой брать... Только вот вы с ним давно скорешились, ты его на побег блатовал... Вот и пришлось, чтобы не заложил... А теперь...

- И ты хочешь... Чтобы я?... Почему я-то должен, в натуре? недоумевал Сурок.

- Я свое дело сделал, Сурок... Я тебя вывез оттуда. А теперь твое дело... На тебе два трупа, за третий Бог тебе больше в аду не присудит... Замочи его, спокойнее будет... А мы с тобой выйдем... Я дороги знаю, я в здешних краях на поселении был... Только силенок мало, больной я... Нога болит, печенка ноет... Стремно мне, а то бы я один винта дал, и без вас... А этого надо мочить, гадом буду... И жрачки прибавится, - с какой-то дьявольской хитрецой подмигнул он Сурку. - Мясца-то жареного, небось, хочется? А то, хлеб и тот кончается, где я тебе возьму, каждый раз такой везухи не будет, чтобы и хозяев в доме не было, и собак во дворе? Околеем, Сурок, на воле с голодухи околеем, на троих ведь делить все надо... Стремно...

- А что? - призадумался Сурок. - Можно..., - спокойно произнес он, выдержав минутную паузу. - Замочить это можно... И пожрать горяченького тоже не помешало бы, - скверно усмехнулся он.

У Жебрака со страшной силой застучало сердце. Он затаился, боясь не то, что шевелиться, но даже дышать. Вот она - расплата за побег. Так просто ничего не бывает... Но неужели теперь, когда они вырвались из этого кромешного ада за колючей проволокой, теперь, когда перед ними бескрайние российские просторы, когда он полон сил и надежд, он должен погибнуть? Погибнуть в глухом лесу, от руки этого подонка? А потом стать для них жареным мясом... Он физически представил себе грядущую омерзительную трапезу двух беглых зэков и почувствовал такой жуткий прилив тошноты, что чуть не вскочил и преждевременно не выдал себя. До боли закусил губу и сжал кулаки...

- А когда? - шепнул Шалому Сурок.

- Когда? Да прямо сейчас. Не верю я этому валютчику, чужой он, не наших кровей... Мочи его. А мы с тобой в одно место поедем... Там клад зарыт, понял? Ювелирный магазин два блатыря грабанули, понял? - решил он добавить в рассказ о своем богатстве конкретности, чтобы придать Сурку больше сил. - И драгоценности в нужном месте заховали. Один застрелился, когда его брали. А второй со мной сидел в предварилке. Подох он там, а я ему помогал. И он мне перед смертью все рассказал, зачем ему бабки на том свете, сам посуди? Его мусора расколоть не смогли, сколько ни били, он все на напарника свалил, мол, спрятал, не знаю где... И вообще под придурка косил. Но тринадцать лет свои получил... Все мне рассказал, я точно знаю, где драгоценности лежат... А помощник мне нужен, и именно такой, как ты, понял? А третий нам лишний, от него кроме вреда ничего не будет, чужой он, не наших кровей, фраер, белая кость... Он только на шашлык сгодится. Так что... Пришла твоя пора... Давай...

Жебрак понял, что в эти секунды решается вопрос его дальнейшего существования на Земле. Он может прожить ещё так лет примерно тридцать-сорок, встретиться с женой, увидеть сына... Вся жизнь ещё может в корне измениться... Но возможен будет и иной исход. И скорее всего, будет иной. Сейчас похожий на него лицом Сурок шарахнет его тяжелой палкой по голове, размозжит его голову, а затем они разрежут его тело на части и пожарят на костре, а затем с удовольствием сожрут... Жрать-то ведь, действительно, больше нечего, с вечера разделили на троих последние горбушку хлеба и кусок сала, улов Шалого был весьма скуден, а аппетит у всех троих волчий... И никто никогда не узнает, как закончил свои дни он, Василий Дмитриевич Жебрак, человек с университетским образованием, муж, сын, отец, он, так любящий жизнь, так умевший ей наслаждаться... Его просто сожрут как барана два этих подонка, в которых нет ничего человеческого, сожрут, чтобы подкрепить свои силы, чтобы избавиться от чужого... Как все просто, и как ужасно... Нет, надо побороться за свою жизнь, погодите, братки... Может быть, и суждено ему закончить свои дни сегодня, в этой глухой тайге, но он попытается утащить с собой хотя бы ещё одного...

Василий тихо повернулся и стал шарить пальцами по снегу, ища хоть какого-нибудь орудия защиты. Но было поздно... Под рукой ничего не было... А на него с огромной палкой в руке шел Сурок. Глаза его были вытаращены, губы плотно сжаты... Жебраку стало жутко от этого выражения бессмысленной слепой ненависти к человеку, которого он сблатовал на побег, с которым он три дня назад этот побег совершил, с которым три часа назад делился последней горбушкой хлеба...

Лица Шалого не было видно, только тощий силуэт в кромешной тьме...

Жебрак замер, его словно парализовало от ужаса. Сердце колотилось словно маятник, в мозгу словно кинолента прокручивалась вся его сорокалетняя жизнь... Вот и все, Вася, вот и все...

- Ты что, Сурок, ты что? Обалдел с голодухи? - деревянным голосом выдавил он из себя, делая над собой внутреннее усилие и пытаясь хоть как-то выиграть время. Ведь от этих секунд зависела его жизнь...

- А ничего, ничего, - приговаривал Сурок, уверенно шагая с палкой на него. - Все будет путем, братан...

...И Жебраку казалось, что во тьме глаза Сурка горят зеленым огнем как у кошки...

Сурок замахнулся палкой и нанес сокрушительный удар...

1.

Март 2001 г.

Москва.

Было около семи вечера. Уставший за день Игорь Николаевич Дьяконов уже собирался ехать домой, как вдруг раздался телефонный звонок.

- Алло, - усталым баском произнес Игорь.

- Это частное сыскное агентство "Пинкертон"? - произнес на том конце провода взволнованный мужской голос.

- Да.

- Игорь Николаевич Дьяконов?

- Он самый.

- Я много слышал о вас... Много лестных отзывов...

- Спасибо на добром слове...

- У меня есть очень важное сообщение. Я не рискнул позвонить в милицию... Я очень боюсь...

- Чего боитесь?

- Одного человека... Дело в том, что в нашем дачном поселке проживает один человек... Совсем рядом с нами. Это страшный человек... Я узнал его... Это убийца... Я слышал, он бежал из лагеря, ещё давно..., - тяжело дыша, сбивчиво говорил мужчина.

- Подождите, давайте по порядку... Как ваша фамилия?

- Это потом, об этом потом... У меня мало времени. Я скажу только главное - его фамилия Данилов. Вячеслав Данилов. Он находится в поселке Саблино по Казанской дороге. Это ведомственный дачный поселок. Тут живут ученые, артисты... И у нас здесь тоже дача... Я уже видел его некоторое время назад и узнал, только сомневался в своей догадке, я плохо вижу, а теперь уверен на сто процентов, это он, Данилов... Только он живет не под своей фамилией...

- А под какой? - Игорю стал интересен рассказ неизвестного.

- Он живет под фамилией...

И в это время в трубке послышался какой-то грохот, а затем истошный крик:

- Помогите! Помогите! Он хочет убить меня!!!

А затем снова страшный грохот... И частые гудки...

- Вот те на! - только и сумел произнести Игорь. - Хорошенькие дела...

...Такого расклада событий в его практике ещё не было... Игорь Дьяконов, в прошлом следователь Управления Внутренних Дел, капитан, года полтора работал в частном сыскном агентстве "Пинкертон". На его счету было уже немало расследованных дел. Около года назад он спас от неминуемой смерти молодую жену крупного бизнесмена в провинциальном городе Огаркове, за что получил от него приличную сумму денег. На них он купил себе японскую машину "Хиндай" и начал строить дачу. Затем с деньгами опять стало туговато, и бойко начавшееся строительство дачи прекратилось...

Игорю нравилась его работа. Он любил риск, любил расследовать сложные дела, любил помочь слабому и затравленному и воздать должное самоуверенным людям, возомнившим себя хозяевами новой жизни и готовым идти ради наживы на любое преступление...

- Саблино, говорит, - хмыкнул он, закуривая. - Ну что ж, Саблино, так Саблино... Поедем, поглядим, что там творится... Полагаю, что хорошего мало...

Но прежде, чем ехать, он позвонил в Уголовный Розыск, где у него оставалось немало друзей, снабжавших его нужной информацией.

- Алло, Лень, привет, Игорь беспокоит... Как дела? Да так... Просьбочку имею, слушай, не в службу, а в дружбу, наведи справки о неком Данилове Вячеславе. Есть сведения, что он сидел за убийство и бежал из лагеря... Я поеду домой, а ты мне туда позвони. Либо на сотовый телефон. Договорились? Ладно, пока, заранее признателен, с меня причитается...

Игорь вышел на морозный воздух, глубоко вздохнул и сел в машину...

...Уже через полтора часа он получил интересовавшие его сведения...

- ...В марте девяностого года из лагеря строгого режима, находящегося в Восточной Сибири в районе Колымы бежало трое заключенных. Это вор Сарапин по кличке Шалый, валютчик Жебрак по кличке Зеленый и интересующий тебя Данилов Вячеслав Васильевич по кличке Сурок, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, уроженец города Дрогобыча, осужденный летом 1987 года по сто второй статье за двойное убийство и приговоренный к пятнадцати годам строгого режима. Бежали в мусорном контейнере, воспользовавшись крупной потасовкой в зоне а скорее всего, организовав эту самую потасовку. Поиски беглецов никаких следов не дали. Все трое бесследно исчезли. Год спустя, летом девяносто первого года, труп Шалого был обнаружен по дороге со станции Удельная по Казанской железной дороге. Шалый был зарезан ножом. О Жебраке и Данилове никаких сведений больше не было... Вот такие дела, дружище Игоряха... А что тебе дался этот Данилов?

- Да так... Звонок был какой-то странный. Неизвестный говорил о каком-то человеке, проживающем в поселке Саблино, кстати, опять же, по Казанской дороге. А потом раздались крик, грохот, и связь пропала. Такое ощущение, между прочим, что во время разговора со мной этот человек был убит... Не помешало бы наведаться в это самое Саблино, неохота только на ночь глядя туда переться...

- Да, занятно... Кстати, я посмотрел в архиве дело этого самого Данилова, и обнаружил некоторые любопытные сведения. Экспертиза не раз проверяла его на предмет вменяемости. Ведь он убил одну бедную вдову и её двенадцатилетнего сына, украв у неё около двадцати рублей. А что он с ними сотворил... Нанес каждой жертве не менее пятнадцати ножевых ранений... Тем не менее, был отличным семьянином, очень любил свою жену Аллу, хотел детей, особенно сына, которого хотел назвать Васей, только не получалось у них ничего... Он постоянно говорил об этом следователю...

- Ну и что экспертиза?

- Ну что, признали вменяемым, раз дали пятнадцать лет строгача. Прокурор хотел вышки, но... судья больно жалостливый попался, сирота, мол, детдомовец, обремененный нищетой... Не понимаю я, Игорь, таких судей, там стопроцентная вышка была, полностью им заслуженная... Но вот... Получил пятнадцать, из которых отсидел он вместе с предварительным заключением чуть больше трех... И сгинул...

- Короче, этот Данилов нечто типа маньяка?

- То ли маньяк, то ли просто грязная скотина, черт его разберет... Мало, что ли, мы с тобой таких видели? В лагере сидел тихо-мирно, вел себя примерно... Все обалдели там, когда они сбежали. От Шалого-то этого можно было ожидать вполне, старый вор, пять ходок, большую часть жизни за решеткой провел. Да он явно все это и организовал, ни Данилов, ни Жебрак без него ничего бы не сумели... А Шалому его друзья помогли, грандиозную потасовку устроили, представляешь, что такое потасовка в зоне строгого режима? Так вот, пока озверелых зэков разнимали и водой разливали, эта троица под шумок в мусорные баки и забилась...

- Спасибо, Лень...

- Удачи тебе, Игоряха...

... На следующий день рано утром, ещё затемно, Игорь завел машину и направился в Саблино...

... Место было красивое, тихое, сосновый бор, холмы, поля... "Да, летом тут, наверное, здорово, даже лучше, чем у нас...", - подумал Игорь, лавируя на заледенелой дороге.

Вдруг неожиданно из-за поворота выскочил облезлый "Запорожец", и только молниеносная реакция Игоря спасла его от удара в правый бок. Он резко вывернул влево, чуть не полетел в кювет, но резким поворотом руля в правую сторону выровнял машину. "Запорожец" же, избежав удара, повернул налево и помчался в противоположную сторону. Разозлившийся Игорь развернулся и помчался за обидчиком. Догнать драндулет не представило большой сложности, хотя сам "Запорожец" не выражал ни малейшего желания останавливаться, сколько ни сигналил ему Игорь и фарами, и звуком. Пришлось обогнать его на узкой дороге и встать перед ним. Тому ничего не оставалось, как притормозить буквально в сантиметре от заднего бампера дьяконовского "Хиндая".

Игорь выскочил из машины и бросился к "Запорожцу". Открыл дверцу и за грудки вытащил наружу грузного человека лет пятидесяти в кожаной потертой куртке и вязаной темно-синей шапочке.

- Что творишь, сволочь?! - крикнул ему Игорь.

- Я? Извини..., - бубнил человек в куртке. - Прозевал, спешу, понимаешь... Срочные дела... Извини...

Игорь заметил, что от человека в куртке ощутимо пахнет спиртным. "С похмелья, зараза...", - подумал Игорь. - "Шарахнул бы машину, что с такого возьмешь? А на какие шиши стал бы я её ремонтировать, интересно бы узнать?"

- Извини, браток, ради Бога, - басил человек в куртке. - Ну, сам понимаешь, срочные дела. Моя вина, признаюсь...

- Еще бы сказал, что моя, - несколько поостыл Игорь от его мягкого извиняющегося тона. - А куда это ты так спешишь? - спросил он, поскольку ему вдруг припомнилось, по какому именно делу он едет в это самое Саблино.

- Ну уж вот это мое дело, - проворчал человек в куртке.

- Как знать, как знать..., - загадочным тоном произнес Игорь. Ладно, скажи мне вот что, как мне проехать в поселок Саблино?

- Саблино? - вдруг побледнел и вздрогнул человек в куртке. - А зачем вам в Саблино?

- А вот это мое дело, - в тон собеседнику произнес Игорь. Очень ему не понравилось то, что человек в куртке побледнел, словно испугался чего-то, узнав, что Игорь едет в Саблино. - И попрошу вас об одном одолжении.

- Каком таком? - нахмурился человек в кожаной куртке.

- А вот каком - проводите меня до Саблино.

- Зачем? Я могу объяснить дорогу, тут легко найти...

- Извольте сесть в мою машину, - довольно грозным тоном сказал Игорь. - Не заставляйте меня применить к вам силу...

- Полагаете, со мной так легко справиться? - вдруг усмехнулся собеседник.

- Да нет, не полагаю, вижу, мужик вы могучий, но уверен, что я справлюсь, - холодным тоном ответил Игорь.

- Ишь ты, какой крутой, - лицо человека в куртке внезапно налилось кровью. Он сжал могучие кулаки и встал в боксерскую стойку. - Думаешь, если на иномарке разъезжаешь, тебе все позволено, а я, если на "Запорожце", так просто погулять вышел? Езжай-ка, друг любезный, по своим делам и не цепляйся к людям. Я тебе не подчиненный, пошел ты, знаешь куда?

Но и Игорь уже завелся, тем более, что поведение этого человека в связи с известными, а точнее, с неизвестными пока событиями, казалось ему странным. Он подозревал, что этот человек имеет какое-то к ним отношение.

- Я пойду, пойду, - тихо произнес Игорь, слегка отступая назад. Только после того, как ты проводишь меня до Саблино.

- А вот тебе! - вдруг крикнул незнакомец и сделал резкий выпад кулаком правой руки в сторону лица Игоря. Выпад был настолько резким, что Игорь едва не пропустил могучий удар. Кулак просвистел в сантиметре от левой щеки Игоря.

Ребром левой руки Игорь нанес незнакомцу удар под горло. Удар был выверенный, проработанный долгими тренировками, и незнакомец сразу же вырубился и стал оседать на заледенелую дорогу, хватаясь обеими ручищами за горло.

- Уй, уй, уй, - стонал он. - Уй, подлюка, что творишь...

- Сам нарвался, - внушал ему Игорь. - Так что, поедем или дальше базарить будем?

- Хорошо, поедем, поедем, сам потом пожалеешь, - хрипел незнакомец.

Игорь поднял его и поставил перед собой.

- А ну-ка, мил человек, покажи-ка свои документы, - тихо произнес он. - С тобой, видать, ухо востро надо держать, больно уж ты горяч.

- Ты что, мент, чтобы я тебе документы показывал? - злобно шипел незнакомец.

- А, может быть, и так...

- Покажи тогда свои...

- Перебьешься. А ну...

Незнакомец вытащил из внутреннего кармана куртки права и сунул их в нос Игорю.

- На, подавись, крутой... Я гражданин России, и никаких противозаконных действий не совершал. А вот кто ты такой, знать не знаю...

- Так, - читал Игорь. - Веревкин Степан Степанович. Очень было приятно познакомиться. На, держи...

Веревкин взял права и сунул их обратно в карман куртки.

- Взаимно, - буркнул он. - Только тебя тут не хватало для полного счастья, - произнес он какую-то странную фразу, тяжело дыша.

- Поехали?

- На твоей?

- Ну не на твоей же, - хмыкнул Игорь.

- А свою я тут в лесу оставлю? А если украдут, кто мне потом компенсирует? Ты, что ли, крутой?

- Кому нужна твоя развалюха? Волки и то не позарятся...

- Это кому как... У меня другой не имеется... Впрочем, подчиняюсь силе. Ты просто бандит с большой дороги, и я подчиняюсь. А волков тут хватает, вижу, ещё один прибавился, - счел нужным дополнить он.

Игорь посадил его на переднее сидение, сел за руль и тронул машину с места...

Веревкин откинулся на сидении и закрыл глаза. Иногда правой рукой почесывал ушибленное горло.

- Куда ехать? - спросил Игорь.

- Направо, потом налево, - пробурчал Веревкин, не открывая глаз.

Игорь повернул направо. Дорога стала совсем узкой и совсем заледенелой.

- Эге, крутой, смотри! - вдруг крикнул Веревкин. - Налево смотри!

Игорь инстинктивно повернул голову налево, и тут же Веревкин схватился за руль и резко дернул его в правую сторону. Машина полетела в кювет, ткнувшись носом в снежный сугроб. Игорь ударился головой о лобовое стекло и потерял сознание...

- Ишь, крутой какой, - спокойно проворчал совершенно невредимый Веревкин и вылез из машины. - Видали мы таких крутых...

Вылез из сугроба и быстро зашагал назад к своему "Запорожцу"...

2.

... - Молодой человек, очнитесь, - услышал он голос около правого уха. - Молодой человек...

- А? Что? - встрепенулся Игорь, открывая глаза.

- Слава Богу, вроде бы, вы в порядке, - приятным баритоном произнес мужчина, стоя по колено в снегу. - А я, понимаете, вышел на утреннюю пробежку и гляжу - хорошая машина в кювете, за рулем человек сидит без сознания... Я так испугался за вас...

Мужчина был в красно-синем спортивном костюме и вязаной шапочке. Очки в золоченой оправе, седые, аккуратно подстриженные усы. На вид ему было лет пятьдесят, возможно, чуть больше. Лицо румяное, сытое, свидетельствующее о здоровом образе жизни, хорошем питании и легком ровном характере.

Игорь открыл дверцу машины, мужчина в спортивном костюме подал ему руку и помог выбраться из машины сначала в сугроб, а потом и на дорогу.

- А где он? - невпопад спросил Игорь, нервно озираясь по сторонам.

- Кто он? - не понял человек в спортивном костюме.

- Да так, - неопределенно махнул рукой Игорь. - Инцидент один...

- Вечно у нас происходят какие-то инциденты..., - заметил мужчина, не вдаваясь в подробности самого инцидента. - Собственно говоря, вся жизнь состоит из больших и малых инцидентов... Вот на Западе люди просто живут и все, а у нас вечно ищут себе приключений, устраивают себе различные неприятности... Нет, наших людей ничему не научишь... Как вы себя чувствуете?

- Спасибо, нормально, - сказал Игорь, почесывая ушибленный лоб. На лбу он обнаружил приличную ссадину...

Человек в спортивном костюме, приветливо улыбаясь, стоял напротив него и делал вид, что не замечает плачевного вида своего собеседника.

- В гости к кому-нибудь ехали? - вежливо осведомился он.

- Да... Есть тут..., - с какой-то досадой в голосе ответил Игорь. Такое его брало зло за свою несуразность. Приехал по важному делу и впрягся в какую-то нелепую свару, идиот...

- Бывает, - в тон его мыслей произнес собеседник. - Дороги скользкие...

- Да, - проворчал Игорь. - И дороги тоже скользкие...

- Так. Короче, нам надо вытащить отсюда вашу машину. Между прочим, она совершенно не пострадала, как я вижу. Сейчас я побегу домой и приеду на машине. Трос у вас есть?

- Есть.

- Значит, вытащим, - широко улыбнулся белыми зубами мужчина в спортивном костюме. - Это нам запросто... Вам придется подождать минут двадцать, не больше. Кстати, позвольте представиться. Моя фамилия Литовченко. Зовут Виктор Артемьевич. Я предприниматель, приехал погостить на дачу к другу доктору наук Петру Васильевичу Самарцеву, отдохнуть, так сказать, от суеты сует на свежем лесном воздухе... Итак, я побежал... Скоро буду... Да, извините, если у вас есть аптечка, вам надо бы обработать ссадину на лбу. Чтобы не попала инфекция.

И мужчина быстро побежал в обратном направлении, больше не задав Дьяконову никаких вопросов.

Игорь достал из машины аптечку, поглядел в зеркало, обнаружив на лбу огромную продольную ссадину. Чтобы не пачкать лоб йодом, обработал рану спиртом, закурил и стал нервно прохаживаться по дороге...

"Чудно как-то день начался", - с раздражением подумал он. Он хотел было позвонить в МУР и навести справки о Степане Степановиче Веревкине, но решил пока этого не делать, тем более, что было ещё рано... Еще даже не рассвело как следует...

Вскоре на дороге появился темно-синий БМВ. Машина аккуратно притормозила перед нервно курящим Игорем.

- Итак, давайте ваш трос, будем тащить, - ослепительно улыбался Виктор Артемьевич Литовченко. Кстати, я взял на себя инициативу и позволил себе пригласить вас на чашку кофе в чужой дом... Как вы, не против? Вижу, что вы промерзли и немного нервничаете.

- Есть малость, - попытался улыбнуться Игорь. - Кофе выпью с удовольствием.

- Тем более, что нигде я не пил такого чудесного вкуснейшего кофе, как в доме Петеньки Самарцева. Вы знаете, это настоящий фанат кофе. Он перемалывает разные сорта кофе, смешивает их и получается нечто невообразимо вкусное. После его кофе, уверяю вас, любой другой покажется вам просто пойлом... Петя в курсе происшедшего с вами и приглашает вас... Если, разумеется, вы не очень спешите...

- Я вообще-то заблудился, - начал приходить в себя Игорь. Ему пришло в голову, что не бывает худа без добра. Сейчас он попадет, так сказать, в недра этого поселка и может узнать нечто очень важное. Хотя, попав в неприятную историю с нелепым Веревкиным, он задал себе вполне естественный вопрос: "А на фига мне вообще все это нужно? Зачем я буду заниматься неизвестно чем неизвестно для кого?" Но элементарное здоровое любопытство брало верх над практическими вопросами, и ему не терпелось узнать, что же таилось под странным вчерашним звонком?

- Да, да, - не уточняя ничего, подхватил Литовченко. - На наших дорогах можно заблудиться. Столько всяких деревень, поселков, поворотов, закоулков, просто кошмар. Однажды, например, я поехал на дачу к приятелю. И, представляете, не смог найти и вернулся не солоно хлебавши. Это было ещё до эпохи мобильных телефонов. А впоследствии я узнал, что находился буквально в километре от нужного места. Вот как бывает... Извините, не знаю вашего имени-отчества...

- Иг..., - начал было Дьяконов, но вдруг какой-то внутренний голос остановил его. Он ведь не знал, под чьей фамилией скрывается беглый убийца Данилов, которому в настоящее время должно быть чуть более пятидесяти лет. - Игонин Борис Ильич, - выпалил он, припомнив фамилию какого-то подследственного, которого раскручивал лет десять назад.

- Вы, кажется, заикаетесь, извините меня, - улыбнулся Литовченко. - Я это говорю не к тому, чтобы вас обидеть, а к тому, что я в детстве заикался так сильно, что со мной было просто невозможно разговаривать. Но однажды я страшно испугался мчавшейся на меня овчарки, закричал и с тех пор перестал заикаться...

- А как же овчарка? - решил уточнить Игорь.

- Все обошлось! Все обошлось, как вы видите сами, дорогой Борис Ильич, - расхохотался Литовченко, - хотя я и испытал в тот момент несколько ужасных мгновений. Но... Все к лучшему в этом лучшем из миров! Итак, лезьте в ваш "Хиндай", так... давайте сюда трос, будем тащить. Не волнуйтесь, я все сделаю, как надо, у меня тридцатилетний водительский стаж... Начинал с горбатого "Запорожца", потом несколько "Жигулей" разных моделей, теперь вот... немного раскрутился, могу себе позволить ездить на хорошей иномарке...

... Через три минуты "Хиндай" Игоря стоял на дороге.

- А? - самодовольно рассмеялся Литовченко. - Ловко мы его? Как будто все так и было... Ну так что, Борис Ильич, примете предложение добрых радушных хозяев уютной дачи в поселке Саблино или поедете по своим делам? Вы, наверное, на дачу ехали?

- Мне вообще-то в Дорохово, - выпалил первое попавшееся название Игорь. - Я, очевидно, заблудился..., - повторил он.

- Дорохово, по-моему, это совсем не здесь, а по Минскому шоссе, заметил Литовченко. - Впрочем, вполне может быть и другое Дорохово, возможно, и в здешних краях. Есть ведь два Абрамцева, несколько Крюковых, Архангельских, почему бы и не быть нескольким Дороховым? Но, честно говоря, я не знаю, что здесь поблизости есть какое-нибудь Дорохово. Так что помочь могу только одним - познакомить с интересными радушными людьми и предложить выпить чашечку ароматнейшего кофе.

- Поехали, - улыбнулся Игорь. - Я тоже большой поклонник кофе, да и промерз изрядно... Пока никакой весной в Подмосковье не пахнет...

- Нет, с вами не согласен, весной очень даже пахнет... Вы знаете, по утрам я стою около дома Петеньки и вдыхаю в себя весенний свежий ветер. И пробуждаются воспоминания, столько воспоминаний... Зимой такого не бывает. Но то, что ещё холодно по-зимнему, тут я с вами полностью согласен, Борис Ильич...

Игорь заметил, что при разговоре о пробуждающихся весной воспоминаниях румяное лицо Литовченко как-то вытянулось, глаза затуманились и в них появилось нечто серьезное и даже трагическое, но эта промелькнувшая тень мгновенно исчезла, как будто её и вовсе не было.

Они сели по своим машинам и поехали.

Литовченко остановил свой БМВ около красивого брусового двухэтажного дома за высоким, выкрашенным в натуральный цвет, забором.

- Вот мы и приехали, - произнес Литовченко, выходя из машины. - Прошу вас, Борис Ильич. Злых собак нет, добрых, правда, тоже нет... Это плохо, я очень люблю животных, тем более, когда они живут в естественных условиях...

Они вошли в калитку и пошли к дому по расчищенной от снега широкой дорожке. На резном крылечке стоял высокий мужчина в алой дутой куртке и курил трубку.

- Не могу! - закричал Литовченко, дотрагиваясь до плеча Игоря. - Не могу видеть, как этот человек курит натощак свою трубку! Он совершенно не бережет свое здоровье, как будто ему тридцать лет! Не по тридцать нам, Петр Васильевич, не по тридцать, и даже не по сорок. Нам уже за пятьдесят, дорогой мой друг... И это надо постоянно иметь в виду, тем более, что твоему Ваське всего-то десять, тебе поднимать сына, а ты не бережешь себя... Поздно ты, Петр, обзавелся потомством, честно говоря... У вас есть дети, Борис Ильич? - осведомился он у Игоря.

- Есть. Сын. Тоже, кстати, десяти лет, - ответил на сей раз чистую правду Игорь.

- Да, но вы-то молоды, вам ведь и сорока, наверняка, нет.

- Да, тридцать восемь... Будет...

- А ему пятьдесят шесть! - воскликнул Литовченко. - И такая небрежность по отношению к своему здоровью! Хорошо, что ты Петя, в кои-то веки поедешь в санаторий, но я же знаю тебя, ты отдыхать-то толком не умеешь!

В отличие от непрерывно болтающего Литовченко, хозяин дома, казалось, не испытывал ни малейшей радости по поводу появления незваного утреннего гостя. Он продолжал молча курить трубку, сурово глядя на пришедших из-под густых бровей.

- Самарцев, - представился он, протягивая Игорю свою крупную ладонь. - Петр Васильевич...

- Игонин Борис Ильич, - чуть было не забыл своей новой фамилии Игорь, но вовремя вспомнил и выпалил её, как скороговорку...

- Прошу, - Самарцев жестом предложил гостю войти в дом.

В доме действительно пахло чем-то очень вкусным. Игорь даже сделал невольное движение ноздрями.

- Кофе..., - шепнул ему Литовченко. - Кофе и свежеиспеченные булочки, Борис Ильич...

Навстречу Игорю вышла хозяйка дома, крупная женщина лет сорока пяти, одетая в толстый белый свитер и длинную черную юбку.

- Милости просим, - довольно низким голосом произнесла она, надевая на лицо деланную улыбку.

Они прошли в гостиную - большую комнату метров в двадцать пять. Видимо, когда-то хозяева дачи жили зажиточно - камин, старинная люстра на потолке, пушистый розовый палас под ногами... Однако, все это носило следы некоторой обветшалости - такие вещи Игорь привык подмечать, на потолке следы протечки, обои в некоторых местах отклеились, мягкая мебель изрядно потертая... Посередине комнаты стоял большой круглый стол...

На столе стояла большая хлебница, на которой лежали аппетитные свежеиспеченные булочки. Также стояло несколько фарфоровых кофейных чашечек. Сливочник, масленка - все от дорогого сервиза, только у сливочника отбита ручка, масленка треснута... Вскоре хозяин дома принес на подносе большой кофейник.

- Сейчас попробуете..., - шепнул Игорю Литовченко.

Но только Игорь успел сделать глоток действительно потрясающего на вкус кофе, как в дверь раздался отчаянный стук...

- Что там ещё стряслось? - мрачно пробасил Самарцев, вставая из-за стола.

Открылась дверь, и в комнату не вошел, а буквально влетел высокий парень лет двадцати двух, с растрепанными черными волосами в распахнутой синей куртке. Лицо его было бледно, он тяжело дышал.

- Петр Васильевич, - пробормотал он. - Петр Васильевич, Алла Андреевна... Мне нужен ваш мобильный телефон, срочно надо позвонить... У нас... У нас...

- Что случилось, Олег? - испуганно спросила хозяйка дома.

- Мы только что приехали на дачу... Там..., - сделал он судорожное глотательное движение. - Папа... Он...

- Что он? - нахмурился и побледнел Самарцев.

- Он мертвый... Он лежит на полу мертвый... В луже крови..., выдавил из себя Олег. - И телефон не работает...

- Ужас какой, - пробормотала Алла Андреевна.

Игорь окинул взглядом присутствующих. Заметил, что и Самарцев и его жена были сильно взволнованы. Только на румяном лице Литовченко не выражалось абсолютно никаких эмоций.

- Страшное время, - прошептал Литовченко на ухо Игорю. - В какое страшное время мы живем, Борис Ильич...

Самарцев подал Олегу мобильный телефон и он дрожащими пальцами набрал номер милиции.

- Приезжайте в Саблино, - задыхаясь, проговорил он. - Улица Чайковского, дом четыре. Дача Гордеевых. Убит хозяин, Геннадий Иванович... Говорит его сын... Мы с мамой только что приехали... Он... В луже крови на полу... Срочно... - Прекратил связь и выдохнул: - Такие дела, Петр Васильевич...

- Боже мой, - бормотала Алла Андреевна, почему-то при этом бросая взгляды на Литовченко. - Геннадий Иванович, тихий, безобидный человек, у кого могла подняться на него рука? Какой ужас...

"Это он звонил мне вчера вечером", - сразу понял Игорь. Он пожалел о том, что из-за усталости не отправился сюда сразу же...

- Присядь, Олежек, отдышись, - предложила Алла Андреевна.

- Не могу, там мама, с ней плохо... Вы же знаете, как она любила отца...

- Тогда пойдемте туда, я должна помочь Галине Семеновне..., сказала, вставая, Алла Андреевна.

Игорь не знал, как ему вести себя в такой ситуации. Ему так хотелось остаться инкогнито. Но он обязательно должен был побывать на месте преступления.

- Пойдемте все, - предложил Литовченко.

Один Самарцев не выражал ни малейшего желания идти в дом, где произошло преступление. Игорь бросал на него мимолетные взгляды и видел, как он был взволнован. И не так, как остальные, естественно ошеломленные известием об убийстве соседа, на его широком лице читалась некая тайная мысль...

Однако, и он тяжелой поступью пошел вслед за всеми, постоянно куря свою трубку...

Игорь шел впереди рядом с Литовченко и понимал, что где-то поблизости находится тот самый убийца Данилов, о котором говорил по телефону Гордеев и который, скорее всего и убил его в момент разговора. Только кто же это?...

Дом художника Гордеева находился совсем неподалеку от дома Самарцева.

- Аллочка, Аллочка! - с крыльца дома бросилась к Самарцевой невысокая женщина в алом свитере и джинсах. - Аллочка, у нас горе, такое страшное горе...

- Галочка, дорогая, держись, - зарыдала Самарцева, обнимая Гордееву. - Держись, дорогая, мы все с тобой, мы не оставим тебя в беде...

- Спасибо... Спасибо... Какой кошмар, Аллочка, какой кошмар...

- А не Веревкин ли это, часом, сделал? - вдруг нахмурилась Алла Андреевна, с каким-то непонятным раздражением глядя то на мужа, то на Литовченко.

- Почему это? - пробасил Самарцев, пожимая широкими плечами.

- Да я слышала, не складывались как-то у них отношения, правда же, Олег?

- Да это соседство не из приятных, - сдавленным, срывающимся голосом процедил Олег. - Но неужели..., - он перевел дыхание. - ...Веревкин мог пойти на такое?...

- А что конкретно они не поделили? - спросила Самарцева.

- Отец постоянно возмущался этими вечными пьянками у Веревкина, отвечал, тяжело дыша, Олег. - Особенно летом. Выставляют стол на улицу, горланят песни, матюгаются, включают музыку на полную катушку... Просто невозможно выйти в сад. Раньше отец любил сидеть в беседке, думал, делал наброски, писал этюды... Но когда год назад Веревкин получил в наследство от своего дяди эту дачу, все переменилось. Появились люди, которых раньше в поселке не бывало. Веселые мужики маргинального типа, шлюхи всевозможные, какие-то сомнительные горластые личности... - Он снова перевел дыхание, видно было, что ему очень трудно говорить. - Отец сделал Веревкину замечание, чтобы они вели себя потише хотя бы вне пределов дома, на что тот нахамил ему, ответив, что на своем участке он имеет право проводить время, как ему хочется, и после этого нарочно стал делать музыку ещё громче, матюгаться он и его гости стали ещё грязнее и порой говорить такие вещи, что уши хотелось заткнуть... А позавчера отец позвонил с дачи домой и заявил, что готов убить этого Веревкина. Тот пьяный подошел к нему и сказал какую-то очередную мерзость. И отец ударил его кулаком в лицо, так, по крайней мере, он мне сообщил. А тот отвечать не стал и заявил, что скоро тот об этом пожалеет... И вот...

- Надо покараулить у дома Веревкина, - предложил Самарцев. - Чтобы не бежал до приезда милиции.

- Бесполезно, - решил вмешаться Игорь. - Именно из-за него, из-за Веревкина моя машина и попала в кювет.

- Что вы говорите? - заинтересовался Литовченко. - А ну-ка, ну-ка...

И Игорь рассказал про инцидент на дороге.

- Да... Похоже дело довольно ясное, - покачал головой Самарцев. - Вот сволочь-то... Мразь... Сбежать решил... Ну ничего, далеко он на своем "Запорожце" не уедет...

- Смотрите, уже едут, вот это оперативность, - заметил в конце улицы милицейский УАЗик Литовченко.

Через пару минут Игорь Дьяконов ещё раз убедился в правильности истины, что мир тесен. Впрочем, не было ничего удивительного в том, что оперуполномоченный Порошин был ему знаком.

Игорь стоял несколько в стороне от остальной группы рядом с Литовченко и первым заметил вылезавшую из УАЗИка тучную приземистую фигуру оперуполномоченного Порошина. Раньше Лева Порошин работал в Москве в районном Управлении внутренних дел, и им пришлось вместе с совсем тогда молодым лейтенантом Дьяконовым брать на квартире в Орехово-Борисово запершегося там озверевшего убийцу Стерлядкина. На Стерлядкине было три трупа, терять ему было совершенно нечего, он захватил заложницу - молодую женщину, живущую этажом ниже, где у неё оставалась пятилетняя дочь. Он требовал по телефону автомобиль и приличную сумму денег. Квартира находилась на шестом этаже, балкона в ней не было, и прорваться туда, чтобы не пострадала заложница, не представлялось ни малейшей возможности. Решено было согласиться на требования Стерлядкина.

... Когда Стерлядкин направлялся с туго набитым карманом к приготовленной для него "Волге", он вел под дулом пистолета совершенно парализованную страхом женщину... Он отпустил её только сев в машину. А затем Дьяконов и Порошин преследовали бандита и сумели-таки остановить "Волгу" и задержать его. Но бандит и тогда не собирался сдаваться и открыл огонь. Игорь тогда получил ранение в правую руку, а Порошин выстрелом в лоб ликвидировал Стерлядкина. Потом Игорь слышал, что у Порошина были какие-то неприятности по службе, то ли из-за пристрастия к алкоголю, то ли из-за неуживчивого независимого характера, и он перевелся куда-то в провинцию. И вот он... собственной персоной выходит из УАЗика... Да, сейчас он узнает его, и все инкогнито Дьяконова сведется на нет. А, возможно, что убийца Гордеева где-то рядом... Эх, как бы подать Леве знак...

Игорь вспомнил, как тогда, одиннадцать лет назад, когда из квартиры с заложницей вышел Стерлядкин, они подавали друг другу знаки, дотрагиваясь до разных пуговиц пиджака, у них была идея взять Стерлядкина ещё до того, как он сядет в машину, и они выработали систему немых знаков... Вспомнит ли Лева их теперь, по прошествии стольких лет?

- Ну, что тут? - тяжело дыша, спросил, подходя к ним, Порошин. Давненько на нашей территории такого не было...

Игорь резко повернулся к нему лицом, и стал нервно теребить пальцами правой руки молнию на куртке. Порошин мгновенно понял его знак и сделал вид, что не узнал его. Но поначалу какое-то мимолетное движение все же произошло, и Игорю показалось, что Самарцев заметил его. Лицо Петра Васильевича как-то слегка передернулось...

- Пошли в дом, - сказал Порошин. - Только без посторонних...

С ним был человек в форме, видимо, местный участковый и ещё один, с фотоаппаратом, очевидно, эксперт.

- Нет, - вдруг добавил Порошин. - Вы и вы, - указал он на Литовченко и Игоря, - будете понятыми. Прошу...

Молодец Порошин, сразу понял, что Игорь здесь неспроста...

...Они вошли в дом... Геннадий Иванович Гордеев лежал в небольшой комнате на спине около маленького столика, на котором стоял телефон. Под сердцем на белой рубашке чернело кровавое пятно...

- Приступайте, Родион Петрович, - обратился Порошин к эксперту. - А я буду писать протокол, пока из прокуратуры не приехали...

На диване отчаянно рыдала Галина Семеновна, Алла Андреевна, как могла, утешала ее... Около стены, сжав кулаки и стиснув зубы, стоял смертельно бледный Олег Гордеев...

"Да, убийца ударил его ножом в тот момент, когда он звонил мне", думал Игорь. - "Гордеев повернулся на шум и получил удар под сердце... "Помогите", кричал в трубку Гордеев, - "Он хочет меня убить..."..."

- Да, - в унисон его мыслям тихо говорил эксперту Порошин. - Убийца вошел, Гордеев, возможно, разговаривавший по телефону, повернулся, и тот ударил его ножом под сердце...

Эксперт сфотографировал труп, снял отпечатки пальцев и следов на полу...

- Перерезан телефонный кабель, - тихим голосом констатировал он.

В качестве понятых Игорь Дьяконов и Литовченко подписали протокол.

- Товарищ оперуполномоченный, - сказал Игорь, понимая, что терять времени нельзя. - Я обязан рассказать вам о том, что произошло со мной на дороге примерно час назад... Вполне возможно, что это имеет прямое отношение к этому преступлению...

- Слушаю вас...

Он рассказал о случае на дороге, а после рассказа Игоря, сын Гордеева Олег рассказал о неприязненных взаимоотношениях отца и Веревкина...

- Быстро к нему домой, - скомандовал Порошин, на ходу сообщая по мобильному телефону в Уголовный розыск номер машины Веревкина и его приметы...

- Эге, Родион Петрович, - прохрипел Порошин. - Гляди-ка, следы-то прямо от дома Гордеева ведут к дому Веревкина... И туда и обратно... Воистину, снег - наш помощник...

Дверь дома была не заперта. Они вошли внутрь. В доме были явные следы вчерашнего пиршества... Масса пустых бутылок, остатки еды на столе, валяющиеся повсюду разбросанные вещи...

- Да, похоже, этот Веревкин напился и пошел выяснять отношения с соседом, - сказал Порошин.

"Слишком уж все просто", - подумал Дьяконов. - "Бывает, но редко..."

- Кое-что хочу вам сказать, товарищ оперуполномоченный, - сказал он Порошину. - Можно вас на пару минут...

Постоянно находящийся где-то рядом с Дьяконовым Литовченко на сей раз отвлекся беседой с Самарцевым, и Игорь успел незаметно шепнуть Порошину:

- Лева, я тут по делу... Есть сведения, что в поселке находится беглый убийца Данилов. Именно по этому поводу мне, видимо, и звонил убитый Гордеев, который опознал его. И во время звонка он и был убит... Хочу сохранить инкогнито, внедриться в здешний бомонд, так сказать, изнутри... Нормальная идейка?

- Я учел ваши соображения, гражданин Игонин, - громко, чтобы все слышали, ответил Порошин. - А рана у вас на лбу достаточно глубокая..., заметил он, хрипло откашлявшись. - Неаккуратно ездите...

Он вышел в соседнюю комнату.

- Эй, - послышался оттуда его голос. - А ну-ка, идите сюда!

Игорь вошел, и увидел на кровати в углу комнаты спящую, совершенно обнаженную девицу лет двадцати пяти. Одеяло было сброшено на пол, и девица лежала в распластанном виде во всей своей красе, тихонько посапывая.

- Подъем, мадам, - сказал Порошин. - Уже утро... Подъем, подъем, повысил голос он.

Девица дернулась, открыла глаза и, увидев перед собой чужие лица, лениво потянулась рукой к одеялу. Подняла его и накрыла свои прелести.

- Вы кто? - спросила она изрядно пропитым голосом. - А где Степа?

- Это мы вас хотим спросить, мадам, где Степа? Мы из милиции. Будьте так любезны, оденьтесь, а то как-то неловко разговаривать о деле в столь интимной обстановке, слишком уж вы прекрасны и удивительны, - вежливо говорил Порошин.

Девица медленно встала и, нимало не стесняясь присутствующих, стала натягивать трусы. Порошин и Дьяконов решили сами выйти из комнаты.

- Итак? - спросил её Порошин, когда она вышла, облаченная в какую-то длинную мужскую рубаху и мужские же тапки.

- Ой, муторно, - встряхнула белокурыми волосами девица и потянулась рукой к бутылке пива, стоящей на столе.

- Потом будете похмеляться..., - отодвинул бутылку Порошин. - А пока тот же вопрос, где Степа?

- Так я-то откуда знаю? Ночью балдели, тут ещё ребята были Сашка и Зинка, потом они ушли, а мы... тоже пошли спать... Вот и все...

- Веревкин куда-нибудь отлучался? - спросил Порошин.

- Да никуда он не отлучался, - стала напрягать память девица. - С вечера вообще из дома не выходил...

- А вечером выходил?

- А я этого не знаю, - зевнула девица. - Я-то сама приехала часам к девяти... Он уже в дупель был, я же вам объясняю, дрых, как сурок... Проснулся только часов в двенадцать. Оклемался... Ну, мы тогда и начали. А Сашка и Зинка ещё до меня квасили, они примерно часа в два ушли... Мы ещё посидели и пошли спать... Вот и все...

- А какое настроение было у Веревкина? - спросил Порошин. - Не заметили вы в его поведении чего-нибудь странного?

- Да, вроде бы, нет... Проснулся, глаза продрал и сразу же начал снова квасить... Ну... разве что, только ночью... Вдруг проснулся, схватил меня за руку, и как заорет... Орал так громко, словно испугался чего-то. Я ему: - "Ты что, обалдел?". А он - "Спи, мол..." Встал, пошел, ещё выпил, и снова лег ко мне... И все. Больше не просыпался... А когда он встал и ушел, я понятия не имею... А что, случилось что-нибудь?

- Да уж случилось, мадам, - буркнул Порошин. - Возможно, скоро все это вам придется повторить следователю, так что, будьте любезны, ничего не путайте...

- А мне и путать нечего! - вдруг обозлилась девица. - Как было, так и говорю. А если он что-то натворил, с него и спрос...

- А вы его хорошо знаете? Он мог что-нибудь натворить?

- Знаю я его недавно, но, думаю, что натворить что-нибудь запросто мог, мужик он заводной, один раз прямо на дороге сцепился с одним парнем... Так его волтузил, аж мне страшно стало... Гаишник подбежал и еле его оттащил... Но тот был сам виноват, подрезал Степину машину сильно, так что обошлось... Жуть - горячий, как порох... Уважает очень себя, не дай Бог ему что-то не так сказать...

- А про своего соседа Гордеева он вам ничего не говорил?

- Только о нем и говорил в последнее время. "Интеллигентская вшивота", - говорил. - "Мазила", - говорил. - "Жидовская", - говорил, "морда", - весьма охотно рассказывала о своем дружке девица. - Хотя я того Гордеева видела, русский он, белобрысый, курносый. - "Давить их всех надо", - говорил. - "Не добили", - говорил, - "при Сталине". Ой, не могу, дайте похмелиться, голова сейчас расколется...

- Теперь можно, - усмехнулся Порошин и протянул ей со стола бутылку пива. Девица стала жадно глотать прямо из горла.

- А вчера он тоже говорил про Гордеева? - уточнил Порошин.

- Не, вот вчера ни слова не говорил, - ответила девица, поставила на стол пустую бутылку и зевнула: - Хорошо сразу как стало... А что он натворил, Степан-то?

- Дело в том, мадам, что только что Гордеева нашли убитым в своем доме, - сообщил Порошин.

Девица открыла рот и долго не могла закрыть его.

- Значит... Быть не может... Это выходит, я его... Я..., - Она была в растерянности, прекрасно понимая, что дала против своего дружка крайне нежелательные для того показания.

- Не переживайте за него, а лучше приведите себя в надлежащий вид. А то ходите черт знает в чем... Мы-то ладно, а скоро из прокуратуры приедут, с ними поаккуратней надо, там люди серьезные, а то, не дай Бог, ещё заподозрят вас в соучастии..., - усмехнулся Порошин.

- Меня?!!! Да я... Плевать я хотела на этого старого козла! Если он убивал, ему и отвечать...

- А кто такие Сашка и Зинка?

- Откуда я знаю? Тусуются тут вечно, а документов у них я не спрашивала, мне-то они ни к чему. У них свой кайф, у нас свой...

Как раз в это время в дом вошли работники областной прокуратуры, во главе со следователем Яшиным, плюгавым человечком в сером пальто и такого же цвета шляпе. Девице пришлось повторить следователю Яшину все, что она только что поведала Порошину...

Закончив все формальности, милиционеры и работники прокуратуры уехали, увезя с собой труп несчастного Гордеева... Насмерть напуганная подружка Веревкина также была задержана и увезена в райцентр до выяснения обстоятельств дела.

- Ну что, - подошел к Игорю Литовченко. - Ничего себе, приехали мы с вами отдохнуть, Борис Ильич... И все же, несмотря на что, пойдемте к Петру Васильевичу. Надо подкрепиться после таких страшных впечатлений...

- Пойдемте, - согласился Игорь. - Если, разумеется, хозяева не передумали...

- Да что вы? Они такие радушные... Однако, как же жалко бедную вдову Гордеева, просто сердце кровью обливается, когда я на неё гляжу... Она просто убита горем.

- Да, великая криминальная революция победно шествует по нашей многострадальной земле, - в тон ему добавил Игорь... Дело, связанное с таинственным Даниловым, странным звонком Гордеева и скрывшимся на "Запорожце" Веревкиным все больше и больше увлекало его...

2.

... - Так что же, все-таки, это за человек Веревкин? - спросил Виктор Артемьевич Литовченко, делая большой глоток ароматного кофе. - Неужели он способен из-за каких-то пустяковых ссор убить человека?

- Черт его знает, - проворчал Петр Васильевич Самарцев, затягиваясь трубкой. - Некоторых людей вообще понять невозможно, что у них там на уме... Мы, слава Богу, живем на некотором расстоянии от дома этого Веревкина, и его оргии как-то проходили мимо нас. Но Геннадий Иванович частенько упоминал о них в последнее время... Гордеев был человек довольно замкнутый, и если бы наши жены не общались, вряд ли бы мы с ним сошлись... Да и взглядов мы совершенно разных, порой даже антагонистических, - мрачно добавил он, глядя куда-то в сторону. - Они с женой время от времени захаживали к нам, Галина Семеновна жаловалась нам на соседа, нехотя говорил о нем и Геннадий Иванович... А что? Вполне возможно, по пьяному-то делу, дурацкое дело, как говорят, нехитрое... А вы, позвольте спросить, кем работаете, Борис Ильич? - неожиданно спросил он Дьяконова, глядя ему в глаза поверх сдвинутых на нос больших роговых очков.

- Я-то? - переспросил Игорь. - Да так, по образованию юрист, работал преподавателем на юрфаке Новосибирского университета, потом переехал в Москву, немного занимаюсь бизнесом...

- Понятно, - равнодушным голосом произнес Самарцев.

А вот в голубых глазах Литовченко при этих словах мелькнула какая-то хитрая искорка недоверия, так, по крайней мере, показалось Игорю.

- Раньше в нашем Саблино обитала только творческая интеллигенция, сказал Самарцев. - А теперь поселок стал расширяться, стали появляться самые разнообразные экземпляры, наподобие этого пресловутого Веревкина. А что поделаешь? Таковы новые условия жизни, мы беднеем, они богатеют... Впрочем, я понятия не имею, чем этот Веревкин вообще занимается, ездит на "Запорожце", а вот пьет и веселится много... Бесконечные шашлыки, компании, блатные песни... Тоже ведь, не задаром все это. У меня, например, на такие попойки денег нет, даже если бы я и захотел проводить досуг подобным образом.

- Экой ты пессимист, Петя, - рассмеялся Литовченко. - Как говорится, если ты такой умный, почему же ты такой бедный?

- Я не бедный, - раздраженным голосом ответил Самарцев. - Я живу нормально в отличие от многих моих коллег. Слава Богу, многое осталось от проклятых всеми застойных времен, когда профессор жил не хуже уличного торгаша, только вот ремонт в даче уже не в состоянии сделать, как видите, обвел он руками свое жилище. - А вот начинать с нуля порядочному человеку в настоящее время очень и очень проблематично...

- Сейчас одни воры и бандиты хорошо живут, - поддержала мужа Алла Андреевна.

Игорь попил кофе, покурил со своими новыми знакомыми и откланялся.

- Да, Борис Ильич, - сказал на прощание Литовченко. - При довольно экзотических обстоятельствах пришлось нам с вами познакомиться... Вот вам моя визитная карточка, если что, звоните...

- Спасибо, - ответил Игорь. - У меня визитки нет, но номер телефона я свой оставлю...

Игорь вышел из дома Самарцевых. Погода в это время, как это частенько бывает в начале марта, резко переменилась, и хлопьями повалил сильный снег...

Он отъехал на некоторое расстояние от дачи Самарцева, встав именно на том месте, где Веревкин отправил его в кювет и внимательно прочитал визитку Литовченко.

"Литовченко Виктор Андреевич. Малое предприятие "Меркурий". Санкт-Петербург, улица Шпалерная, дом... телефон..."

А затем набрал номер МУРа.

- Ну, покоя от тебя нет, Игоряха, - проворчал Леня. - Каждый день тебе что-то от нас надо...

- Надо, надо, дело серьезное. Про убийство художника Гордеева слышал?

- Да есть сведения...

- Так вот, я убежден, что Гордеев это именно тот человек, который звонил мне вчера вечером.

- Так, что от меня требуется на сей раз?

- Проверь, не проходил ли по каким делам этот самый Гордеев Геннадий Иванович?

- И проверять особенно нечего, память у меня хорошая, странно, что ты ничего о нем не знаешь. Гордеев был осужден в начале восемьдесят пятого года за антисоветскую деятельность. Буквально перед самым началом так называемой перестройки. Неужели ты о нем ничего не слышал? Отсидел около трех лет, потом освобожден досрочно... Уехал в Штаты, где-то в середине девяностых вернулся...

- Вот оно что? И все-таки, я от тебя не отстану, Леня. Ради Бога, узнай, не сидел ли он когда-нибудь вместе с этим самым Даниловым?

- Сделаем, неугомонный ты человек, - вздохнул Леня. - И зачем тебе это надо? Что тебе это даст, в толк не возьму. Ты частный детектив, тебе за денежные дела браться надо, а тут, извини, одни химеры...

- А так, - усмехнулся Игорь. - Интересно стало...

- Так сделаем для тебя, Шерлок Холмс ты наш...

- Спасибо. И тогда ещё одно, мне нужны любые сведения о неком Веревкине Степане Степановиче.

- Об этом ничего не слышал. Но узнаю, раз надо...

- Кстати, видел только что нашего старого друга Левку Порошина. Он теперь оперуполномоченный в здешних краях.

- Да, хороший парень Левка. Умный, смелый до кошмара... Только горяч очень. И до рюмки больно охоч...

- Да, выглядит плохо, растолстел до кошмара. Но ума не убавилось, вспомнил Игорь, как с полувзгляда его понял Порошин.

- Все, пока, дел много, узнаю - позвоню, - свернул разговор Леня.

...А Игорь выкурил ещё одну сигарету, позвонил домой, чтобы там не беспокоились и направился в районный центр...

Он быстро нашел Отделение милиции и спросил, где ему найти оперуполномоченного Льва Порошина.

- Да вот он сам идет, - показал дежурный, увидев в конце коридора грузную фигуру Левы, движущуюся вразвалочку по направлению к ним.

- Затеял что-то наш Игоряха, затеял, вижу, - улыбался Порошин, протягивая руки, чтобы обнять старого приятеля. - Прибыл инкогнито, чтобы расследовать наши тайны, полагая, что все тут лаптем щи хлебают и что кроме него тут никто ничего раскрыть не в состоянии... Здорово, дружище!

- Рад видеть тебя, Лева! Как работается на новом месте?

- Ничего себе новое место! Я тут уже шестой год... И работается славно, очень славно. Живу на свежем воздухе, хоть и в маленьком, но своем доме, в свободное время занимаюсь огородом, хожу на рыбалку, на уток иногда охочусь... Правда, не так уж его в последнее время много, свободного времени-то, - вздохнул он. - И охотиться чаще приходиться на двуногих зверей... Разгул преступности... Хотя в нашем районе процент ниже, чем в соседнем, - счел нужным уточнить он. - Пошли ко мне в кабинет, Игоряха, там побеседуем. Хоть он очень мал, как стенной шкаф, зато очень уютен...

Они вошли в крохотный кабинет, сели на стулья и закурили.

Затем Игорь ещё раз подробно рассказал Порошину обо всем, происшедшем с ним за последние сутки...

- Надо срочно раздобыть фотографию Данилова, - сказал Порошин. Может быть, этого одного будет достаточно, чтобы разоблачить преступника...

Резко открылась дверь и вошел дежурный.

- Лев Константинович, срочный вызов...

- Что опять?

- Неподалеку в лесу прохожий обнаружил труп мужчины лет пятидесяти... Выстрел из пистолета Макарова в висок. Пистолет валяется рядом. Похоже на самоубийство.

- Вот оно как, - произнес Порошин, подмигивая Игорю.

- Кажется, я догадываюсь, чей это труп, - прошептал Игорь.

- Ты, как я слышал, стал частным детективом, - ленивым голосом произнес Порошин, при этом широко зевая. - И благодаря этому твое логическое мышление стало явно прогрессировать. Раньше работа следователя тебя как-то не увлекала... Больше ты любил другое - погони, стрельбу...

- Да я и сейчас это люблю... Впрочем, хватит о нас, наговоримся еще. Давай, Лева, лучше расследуем вместе это загадочное дело по полной программе... Давай, мы же с тобой Стерлядкина брали. Помнишь?

- Да, - вздохнул Порошин. - Не выдержал я тогда... Нервишки не выдержали. Надо было его живым брать, а как он в тебя пальнул, так я ему от злобы башку и размозжил... Впрочем, возможно, и правильно сделал. А то бы получил пятнашку, потом бы, еще, чего доброго и сбежал, дурацкое дело нехитрое...

- Да, кстати, как пресловутый Данилов...

- Все, Игоряха, я поехал на дело.

- Я с тобой, можно?

- Вообще-то нельзя, но тебе можно... Поехали...

...Догадка Игоря оказалась верной... Еще по дороге они заметили "Запорожец" Веревкина, стоящий на обочине... А труп его лежал метрах в двадцати от дороги на небольшой полянке, скрытой от обзора густыми елями... Около него дежурил участковый милиционер. Снег тем временем валил все сильнее и сильнее...

- Он самый, - узнал своего утреннего собеседника Игорь, несмотря на то, что левая половина головы была совершенно обезображена пистолетным выстрелом.

- Это Веревкин, - отрапортовал участковый. - Много мы с ним, честно говоря, намучились... То и дело жалобы на него. Попойки, драки... Один раз пятнадцать суток отсидел... Неукротимая была личность, несмотря на солидный возраст... В прошлом шофер-дальнобойщик, получил от дяди наследство и работу свою бросил, сидел тут на даче, пил и жить никому не давал...

- А судимостей у него не было? - спросил Игорь.

- Нет... Насчет судимостей я ничего не знаю... Были бы - знал бы..., - ответил участковый.

- Приступайте, Родион Петрович, - сказал Порошин эксперту, внимательно разглядывая поднятый пистолет. - Вот они, какие дела, ещё утро не закончилось, а уже два трупа...

Сфотографировав труп Веревкина, эксперт предложил Порошину обыскать его одежду.

- Эге, тут какая-то записка, - произнес Порошин. - А ну-ка, ну-ка... Так, ничего себе: "Я так жить не могу. Степан." Так-то вот, Игоряха... Убил Гордеева и застрелился от угрызений совести...

- Трудно сказать по его утреннему поведению, что это был очень уж совестливый человек, - шепнул Игорь на ухо Порошину.

- Всякое бывает... , - проворчал Порошин. - Разберемся, впрочем...

- Разбираться надо, - сказал Игорь. - Только довольно быстро. Как бы новых жертв не было...

На это Порошин ничего не ответил, только неопределенно хмыкнул и как-то загадочно поглядел на Игоря.

- Сейчас снова из прокуратуры приедут, - ленивым голосом, зевая, произнес Порошин. - Я слышал, дело об убийстве Гордеева поручено вести следователю Яшину.

- Ну и как он? - спросил Игорь. - Что за человек?

- Так..., - пожал плечами Порошин. - Ни рыба, ни мясо... Привык идти по пути наименьшего сопротивления... Ну что там нашли интересного, Родион Петрович? - крикнул он эксперту, склонившемуся над следами.

- Если это самоубийство, то я китайский император, - проворчал сухощавый, в круглых очках эксперт. - Рядом следы, к сожалению, сильно занесенные снегом, но полагаю, что кроме Веревкина тут было ещё двое, похоже по следам, что мужчина и женщина, либо мужчина небольшого роста с малым размером ноги... Эх, снег проклятущий, угораздило же его повалить с такой силой, как будто специально, чтобы помочь убийце? Однако, вот под этой еловой веткой следы читаются довольно отчетливо... Итак, стреляли явно с расстояния не меньше полуметра. Убийство это, Лева, причем, очень плохо завуалированное. Спешили, видно, очень убийцы, даже поленились хоть как-то замести следы... Жалко только, что такой сильный снег повалил, все следы на дороге замел. Только следы протекторов машины могли бы помочь найти убийцу.

- Я был уверен, - снова смачно зевнул Порошин. - Не стал бы такой человек, как Веревкин кончать с собой, даже если по пьяни зарезал Гордеева. А ты что призадумался, дружище Игоряха? Уставился куда-то в одну точку и думаешь, думаешь... Поделись...

- Потом поделюсь, - очнулся от своего забытья Дьяконов. - А пока... Пока вот что... Что-то мне надоели ваши трупы, поеду я отсюда. Дел у меня по горло... Пока, Лева, скоро увидимся.

- Ты пиво ещё пьешь? - невпопад спросил Порошин. - Не бросил наше любимое занятие?

- Если есть на что, почему бы и нет? Здоровье пока позволяет.

- Надо как-нибудь сесть по старой памяти за дюжиной темного крепкого. Как ты, не против? С креветочками, а?

- Можно, вот дело расследуем и ага...

- Скоро?

- Думаю, что скоро, - твердо ответил Игорь.

- Вот оно как..., - с сомнением покачал своей крупной головой Порошин. - А, может быть, поделишься своими подозрениями и возьмешь меня с собой по старой памяти на прогулку?

- Нет, Лева, у тебя и тут много дел. Пусть каждый занимается своим. А свои подозрения я должен ещё как следует проверить...

- Ну пока тогда!

- Пока, Лева!

Игорь сел в свою машину и снова направился в Саблино. Ему обязательно надо было проверить внезапно возникшие соображения...

3.

... - Боже мой, снова вы, Борис Ильич, - улыбнулся одними губами Литовченко, при этом глаза его оставались серьезными и чем-то очень озабоченными. - Что-то за это утро вы зачастили в наши края... Но почему пешком?

- Вот это и привело меня к вам, - тяжело вздохнул Дьяконов. - Видимо, попадание в кювет не прошло безболезненно. Мой "Хиндай" стоит в двух километрах отсюда. И никто не хочет мне помочь. Остановилось несколько машин, но все спешат, либо просто не хотят возиться с забуксовавшим горе-водителем...

- Да... Нет ещё у нас настоящей водительской солидарности, - покачал головой Литовченко. - Вернее, уже нет. Раньше все друг другу помогали, теперь же каждый сам за себя... Но я не из таких, я готов бросить все дела и ринуться на помощь человеку. Впрочем, у меня и дел-то никаких нет, я хотел покатался сегодня на лыжах, тут такие замечательные места. Я даже было вышел, несмотря на это страшное событие, свидетелями которого мы с вами стали, прошелся немного, но тут начался сильный снегопад, и я вернулся... А вообще, я именно для этого и приехал в гости к Петру Васильевичу. Люблю ходить на лыжах. Идешь один, идешь, и столько прекрасных мыслей приходит в голову на этой лыжне. Голова как бы просветляется, оттуда вылетает все наносное, ненужное, и на душе становится светло, словно в детстве... Бывало у вас так, Борис Ильич?

- Я редко теперь выбираюсь на лыжню, да и вообще в лес, Виктор Артемьевич, - ответил Игорь.

- А раньше занимались спортом? - поинтересовался Литовченко.

- Баскетболом немного, ну, в футбол гонял..., - солгал имевший черный пояс по карате Игорь. - А так, чтобы серьезно - нет. Ленив очень был, и этим делом тоже злоупотреблял. - Игорь пощелкал себя пальцем по горлу.

- Серьезно? - рассмеялся Литовченко. - А по вашему цветущему виду этого не скажешь.

- Так бросил же, жена заставила, она у меня очень строгая...

- Ладно, я предлагаю вот что - давайте выпьем по стаканчику чая, а потом поедем к вашей машине.

- А того кофейку нельзя? - спросил Игорь. - В жизни не пил такого вкусного кофе?

- Нет! - как-то нервно захохотал Литовченко. - Кофейку нельзя. Нет, поймите меня правильно, в принципе-то можно, только я не владею рецептом приготовления такого кофе, каким владеет Петя Самарцев.

- А он не сделает одолжение?

- А его нет. Понимаете, его нет. Я удивился, только уехала милиция, как он вдруг стал быстро куда-то собираться и исчез. Я его спрашиваю - куда ты, Петенька, ведь суббота, выходной день, а он такой стал мрачный, засуетился, дела, мол, и все. Я говорю - давай, я подвезу на машине. Нет, говорит, не надо. А сам все мрачнеет и мрачнеет. Вот как на него подействовало это злодейское убийство соседа, Борис Ильич. И, между прочим, это свидетельствует о его тонкой ранимой душе. То ли дело я - только что видел труп человека, и уже отправился кататься на лыжах - не признак ли это черствости, я бы даже сказал, какой-то деградации? Правда, я не был знаком с Гордеевым. Я вообще тут никого не знаю, я всего второй, нет, вру - третий раз в этих краях. Я же питерский, Борис Ильич, а как попадаю в Москву, сразу окунаюсь во всевозможные дела, и некогда мне навещать ни старых, ни новых друзей.

- Извините, - довольно невежливо прервал его речь Игорь, очень уж не понравилось ему внезапное исчезновение Самарцева. - А Петр Васильевич поехал в Москву?

- Наверное.

- Значит, на электричке?

- А на чем же еще? Его старенькая "Волга" стоит в гараже, она давно не на ходу. Тут до электрички пятнадцать минут пешком... Так что, Борис Ильич, могу предложить только чаю. Вот чай, в отличие от кофе я умею заваривать профессионально...

- Так мы с вами в доме одни?

- Да, Аллочка пошла навестить несчастную вдову Гордееву. А Васенька, сын Петра Васильевича практически все время живет у бабушки, матери Петра Васильевича. Так что мы совершенно одни... Так что, будем чаевничать или нет?

- Давайте, - махнул рукой Игорь, пока не выбрав верное решение. Несмотря на симпатию к Литовченко, он не хотел пока раскрываться перед ним, как и говорить о смерти Веревкина, хотя возникшие подозрения к Самарцеву стали перерастать почти в уверенность. С одной стороны, надо было действовать оперативно, с другой же - пороть горячку и раскрываться перед мало знакомым человеком тоже было неразумно. И как же он жалел, что прежде, чем ехать в Саблино, не взглянул на фотографию Данилова. Как бы это облегчило его задачу, а, возможно, и спасло жизни людям...

Литовченко заварил чай, поставил на стол испеченные булочки.

- Прошу, - взмахнул рукой он.

Игорь сделал глоток чаю.

- Скажите, - спросил он. - А вы давно знакомы с Петром Васильевичем?

И снова в глазах Литовченко промелькнула хитрая искорка. Только на одно мгновение и тут же погасла, как и в прошлый раз. "Да, он, видимо, понимает, что я тут неспроста", - подумал Игорь. - "А и трудно было бы не понять, тем более, после моего вторичного визита. Ну и ладно, раскрываться не стану, но вопросы задавать буду."

- Нет, не очень, Борис Ильич, - спокойно ответил Литовченко. - Но это ни о чем не говорит. Он приехал на научную конференцию в Петербург, и нас свели наши общие знакомые. Но мы сразу почувствовали друг к другу такую взаимную симпатию, как будто были знакомы с детства. А порой бывает наоборот - человека знаешь с детства, а он совершенно чужой. Эх, если бы вы знали, какой это прекрасный человек, а какая у него эрудиция... Вы можете процитировать ему любую стихотворную строчку, и он тут же выпалит вам имя автора и год написания стихов. Я пытался на чем-либо его поймать, так как тоже достаточно сведущ в поэзии, знаете - совершенно бесполезно. Нет, чудесный человек Петр Васильевич, - вдруг с каким-то вызовом, посерьезнев, проговорил Литовченко. - Какой он прекрасный муж, какой заботливый отец. Васенька родился у них, когда Пете было уже под пятьдесят, а Аллочке под сорок. Они мне рассказывали, как они хотели ребенка, и Господь сжалился над ними. Замечательный мальчишка этот Васенька, просто удивительный, жалко, что его сейчас здесь нет, вы бы сами убедились...

- А женаты они давно?

- Давно женаты, давно, Борис Ильич, только в их жизни была долгая разлука, - тяжело вздохнул Литовченко. - Вот сейчас многие вспоминают с теплом застойные времена, только не те, кто пострадал от них, от этих времен...

- А что, Петр Васильевич пострадал? - приподнялся на кресле Дьяконов.

- А как же? Он испил ту чашу до дна. Психушки, застенки, страшные статьи, все было в его многострадальной жизни... Ведь отсидел в последний раз три года, потом где-то скрывался, прятался... И только лет десять назад снова появился здесь, в Москве. И Аллочка его ждала, как жены ждали людей с войны. Теперь с него сняты все обвинения, он заслуженный член общества. Но память-то осталась, страшные воспоминания не вытравишь, дорогой Борис Ильич...

- Вот оно как..., - задумался Игорь. - А вы точно знаете, что он сидел именно за это?

- Точно я знать не могу, разумеется, так как не был раньше знаком с этой прекрасной семьей. Но то, что сидел, это совершенно точно, такого не придумаешь. Многие теперь козыряют своим диссидентством и борьбой с коммунистическим игом, это теперь модно, но Петенька ничем не козыряет. Просто я и так вижу, что он прошел через многие круги ада, о котором теперь многие так тоскуют.

При этих словах румянец на какое-то мгновение сошел с лица Литовченко, глаза его стали злыми, а кулаки крепко сжались. Видно, и он настрадался от прежнего режима...

- Вы знаете..., - понизил вдруг голос Литовченко. - Я вам вот что ещё скажу... Теперь это можно, потому что той статьи, по которой сидел Петенька уже в Уголовном Кодексе нет. Я порой имею подозрения, что он бежал из лагеря...

- Что вы говорите? - привстал с места Дьяконов.

- Да... Как-то раз мы с ним выпили коньяку, и он немного разговорился. И стал рассказывать как будто бы содержание то ли фильма, то ли книги... Лагерь в Сибири, жуткий начальник, рядом убийцы, грабители, такие ужасы рассказывал. А потом побег - отчаянный побег... Долгие километры в сибирской тайге... И я понял одно, - совсем понизил голос Литовченко. - Это не было ни фильмом, ни книгой. Это произошло с ним самим... Вот какого человека вы только что видели, Борис Ильич. Я просто благоговею перед ним. Но раскрывается он очень редко...

- Понятно, - стал нервничать Игорь, понимая, что нужно действовать оперативно и более терять времени нельзя. - Однако, мне пора...

- Хорошо, хорошо, Борис Ильич, - засуетился и Литовченко. - Поехали, поехали, и я, и мой металлический верный друг готовы посодействовать вам в вашей трудной ситуации.

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла растрепанная и взволнованная Алла Андреевна Самарцева. Лицо её было покрыто красными пятнами, руки тряслись. Она с раздражением поглядела на незваного гостя. Игорь обратил внимание, что левый висок и подбородок у неё были очень сильно напудрены, словно она хотела скрыть что-то. Это не понравилось Игорю.

- Виктор, я вызываю "Скорую". Галочка совсем плоха, - произнесла она, падая в кресло. - Телефон-то в их доме не работает... Господи, Борис Ильич, вы снова здесь! - вызывающим голосом произнесла она.

- Да вот, - развел руками Игорь. - Снова неприятности с машиной...

- Да? - рассеянно переспросила Самарцева, взяла мобильный телефон и набрала номер "Скорой помощи" - Алло! Скорая? С вами говорят из поселка Саблино. С женщиной плохо, она потеряла сознание... Улица Чайковского, дом четыре, дом художника Гордеева. Может быть, вы слышали? Геннадий Иванович Гордеев сегодня ночью был убит в своем доме. Приезжайте поскорее, ради Бога... Спасибо, только поторопитесь... - Она отключила связь и тяжело вздохнула: - Господи, какое ужасное утро... Только бы с бедной Галочкой ничего не произошло, я так её люблю...

- А вы давно знакомы с семьей Гордеева? - спросил Игорь.

Самарцева бросила на излишне пытливого гостя неодобрительный взгляд, но все же ответила:

- Лет семь. С тех пор, как Геннадий Иванович тут поселился.

- Аллочка, я поеду помогу Борису Ильичу. У него проблемы с машиной, сказал Литовченко.

- Самое время, - еле слышно проворчала Самарцева, бросая ещё один мрачный взгляд на незваного навязчивого гостя. - Скоро будешь?

- Да разумеется. Разберемся, что там с машиной и разбежимся, продолжал улыбаться Литовченко.

- А где Петя? - спросила каким-то деревянным голосом Самарцева. При этом красных пятен на её лице прибавилось, а губы нервно дрогнули.

- Ты знаешь, он куда-то смотался. Собрался и ушел. Такой мрачный, озабоченный чем-то. На мои вопросы ничего толком не ответил. Я совершенно теряюсь в догадках, вчера он ни слова не говорил о том, что ему куда-то надо...

- И мне ничего не говорил. Странный он какой-то... Может быть, поехал к своей маме навестить Васю... - Эту фразу она просто отчеканила, с ненавистью глядя в лицо Игорю. - Хоть бы меня предупредил, тут два шага шагнуть... Ладно, вы решайте свои проблемы, а я пойду обратно к Галочке, надо встретить "Скорую", этот Олег такой бестолковый молодой человек, просто удивляюсь, до чего же инфантильны некоторые современные юноши...

- Ладно тебе ворчать, - мягко возразил Литовченко. - Он как-никак только что потерял отца...

- И все же двадцатилетний парень обязан быть мужчиной в любой ситуации. А он валяется на постели чуть ли не без сознания вместо того, чтобы помочь матери. Если бы не мы, что бы он вообще стал делать, ума не приложу... Ладно, я пошла...

- И мы поедем, Борис Ильич, - сказал Литовченко. - А то, не дай Бог, кто-нибудь покусится на вашу машину. Ворчлива до чего Алла Андреевна, между нами говоря, - добавил он, когда статная фигура Самарцевой показалась в окне и прошествовала к калитке. - Очень властная женщина, трудно с ней Пете, должен заметить, хочет, чтобы все было именно так, как она скажет.

- А сами-то вы женаты, Виктор Артемьевич? - поинтересовался Игорь.

- Нет, - расхохотался Литовченко. - Я не женат, я был женат дважды, но дважды же и разведен. И знаете что скажу вам по большому секрету - мне так гораздо лучше, спокойнее, Борис Ильич. С женщинами вообще очень сложно, все время у них какие-то проблемы, претензии к нашему брату... Нет, вот теперь я по-настоящему прекрасно себя чувствую. Мне идет пятьдесят третий год, я абсолютно здоров, свободен, у меня есть некоторые средства, позволяющие вести достойный образ жизни...

- Значит, вы женоненавистник?

- Нет! - опять рассмеялся Литовченко. - Вовсе нет... Я очень люблю женщин, но только не в качестве жен. До свадьбы женщина бывает ангелом, потом становится дьяволом, убеждался и на своем и на чужих примерах... Итак, в путь?

Они оделись, вышли из дома, Литовченко запер дверь на ключ, прямо при Игоре положил ключ под коврик и завел свой БМВ.

Вскоре они доехали до стоящего в двух километрах от Саблино "Хиндая" Дьяконова, в котором Игорь предусмотрительно отключил специальной кнопкой зажигание, чтобы создать иллюзию какой-то поломки.

- Ну-ка, ну-ка, что у вас там? Поглядим, открывайте капот, - суетился Литовченко. - Так..., - попытался он завести машину. - Не заводится... Явно что-то с зажиганием, это я вам точно говорю...

Он полез в капот и стал смотреть зажигание, а Игорь, сидящий за рулем, через некоторое время незаметно для Литовченко нажал нужную кнопку, и машина тут же завелась. Терять времени он больше не мог. Нужно было срочно искать уехавшего Самарцева. Он был уверен в своей догадке, и больше не мог придуриваться перед Литовченко.

- Ну вот, - широко улыбнулся Литовченко, делая вид, что ни о чем не догадался. - С моей легкой руки ваша машина завелась, и вы можете ехать, куда угодно...

- Что я и сделаю немедленно, - улыбнулся в ответ и Игорь, прекрасно отдавая себе отчет в том, что Литовченко догадался, что двукратное появление псевдо-Игонина в поселке Саблино далеко не случайно и имеет прямое отношение к произошедшим там преступлениям.

- Счастливого вам пути, Борис Ильич, - ещё шире улыбнулся Виктор Артемьевич. - Можете располагать мной, если что, я весь в вашем распоряжении...

"Может быть, сказать ему, кто я?" - подумал было Дьяконов. - "Он бы действительно мог помочь, человек он очень неглупый, мобильный, все примечающий..." И все же Игорь решил этого не делать, повременить немного...

Прямо из машины по мобильному телефону он узнал московский адрес Петра Васильевича Самарцева, а также адрес его матери. Затем он позвонил Порошину, но того не было на месте. Он позвонил по телефону в служебную машину Порошина, но в телефоне что-то трещало, шумело, щелкало, и Игорь отчаялся дозвониться до старого приятеля.

Он решил ехать в Москву и побеседовать с матерью Самарцева.

... Однако, он накликал-таки беду на свою прекрасную и доселе работающую без проблем, машину. На Рязанском шоссе автомобиль заглох. И на сей раз на самом деле и основательно...

- Тьфу ты, мать твою, - проворчал Игорь, с раздражением закуривая. Воистину, не буди лихо, покуда тихо...

Он безуспешно повозился с машиной минут с двадцать, а потом, отчаявшись, вызвал по мобильному телефону техпомощь. А затем его застал звонок Левы Порошина.

- Ты куда пропал? - своим клокочущим голосом спросил Порошин. - С телефоном у тебя что случилось?

- Да с телефоном нормально, машина вот заглохла...

- Ты где?

- Рязанское шоссе, двадцать восьмой километр. Техпомощь жду...

- Понятненько... А я вот раздобыл фотографию пресловутого Данилова...

- Ну?!!! И кто же это?!!!

- А черт его знает, кто... Мне, например, это лицо незнакомо.

- Ну на кого похож, хоть приблизительно? Напряги память...

- Да хоть на меня, только морда не такая толстая... Стриженая голова, в фас и профиль, глаза большие, взгляд злобный, впрочем, у кого на таких фотках взгляд не злобный? Там все друг на друга похожи... А вообще, у меня память на лица, сам знаешь... Профнепригодность, Игоряха, за то и погорел в свое время... Стерлядкина, например, вовремя не узнал, а потом чем все это обернулось?... Сам знаешь, чуть своим другом Игорьком Дьяконовым не поплатился...

- Ладно, Лева, не прибедняйся, ты зато другими качествами брал... Эх, мне бы взглянуть на эту фотографию, мигом бы понял, кто это такой. Хотя я и так догадываюсь... Сейчас техпомощь приедет, на сервис машину отвезем, а потом беру такси и к тебе. Либо на Петровку...

- Ты давай вот что, не темни, скажи, кого подозреваешь? Впрочем, мне кажется, я и сам догадываюсь...

- Ну?

- Да ладно, пока не буду. Нечего предвзятое мнение создавать... Поглядим вместе на облик этого самого Данилова, тогда и прикинем... Одно могу тебе сказать, по-моему, ты роешь не в том направлении...

- Вот оно как?

- Впрочем, не мое дело. Не дело провинциальному оперу, вечному старшему лейтенанту давать советы бывшему капитану, следователю УВД, а ныне российскому Шерлоку Холмсу. Возможно, что ты окажешься и прав. А вот следователь прокуратуры Яшин снова выехал в Саблино, будет там проводить свое расследование.

- Пускай проводит, главное - результат... Эге, вот вижу, техпомощь едет...

- Перезвони мне, я в своем кабинете...

- Хорошо...

...Машину Дьяконова эвакуировали в автосервис.

- Странное у вас что-то с машиной, - покачал головой автослесарь. Вы что, сами испортили себе зажигание? Или недавно за рулем? Кто к вам туда лазил?

"Кто лазил?", - вдруг оторопел от слов слесаря Дьяконов, вспоминая румяное вечно улыбающееся лицо Литовченко, а вслух произнес:

- Ладно, я лазил, сдуру все напортил. Вы сделайте все, как надо, я оплачу...

- Странно, что вы вообще сумели завести свою машину, да ещё проехать на ней хоть какое-то расстояние... Тут многое придется менять, сами посмотрите, все тут обуглилось, оплавилось, как будто нарочно неправильно поставили... А у нас к вашей машине навряд ли найдутся необходимые запчасти... Попробую, конечно, но времени займет немало... Надо же, так все испортить, - продолжал поражаться он.

- Вы делайте, делайте, - досадливо произнес Игорь. - Только я поеду. Я очень вас прошу... Я куплю... Там...

"Они же были заодно", - кусал губы Игорь. - "Самарцев и этот любезнейший Литовченко... Как же он мне лапшу на уши сумел навешать своей обаятельной улыбкой... И водитель он, видно, действительно, очень опытный. Тут не соврал нисколечко, так четко испортил зажигание, да ещё умудрился, чтобы я уехал, но не доехал... Профессионал... Да, наверняка, один из них двоих и есть Данилов, а, соответственно, и убийца Гордеева... Только кто, Самарцев или Литовченко?..."

Слесарь дал Игорю список того, что нужно купить, и он опрометью бросился бежать к трассе. По пути набрал номер Порошина.

- Лева! - крикнул он. - Быстро в Саблино! И немедленно задержи там этого гостя Самарцевых Литовченко. Под любым предлогом.

- Как это я могу задержать человека ни за что, ни про что? Ты что, законов не знаешь?

- Я прошу тебя, прошу, это он испортил мне зажигание в машине, значит, они с Самарцевым заодно..., - уже не скрывал своих подозрений он.

- Ох и достал же ты меня, нудяга! Ладно, попробую, только ради нашей дружбы. Задержу Литовченко по подозрению в умышленной порче зажигания... Чтобы снова не получилось так, как со Стерлядкиным... Да, кстати, выяснено совершенно точно, Веревкин никогда судим не был, больше пятнадцати суток в заключении не проводил...

- Тем более, надо спешить... Давай, давай, Лева, не теряй времени! кричал в трубку Игорь, голосуя другой, свободной рукой. Около него остановился красный "Жигуленок".

- В Саблино довезешь? - спросил Игорь.

- А где это?

- Там, - показал Игорь в сторону от Москвы. - Километров двадцать с небольшим отсюда. Заплачу, сколько скажешь...

- Скажу двести, - мрачно произнес толстомордый водитель.

- Губа у тебя, вижу, не дура, но дам... Только очень прошу побыстрее... Важное дело.

- Садись.

Доехали довольно быстро. Они уже подъезжали к дому Самарцева, когда впереди он увидел УАЗик Порошина. Игорь заплатил водителю "Жигулей" двести рублей и буквально на ходу выскочил из машины.

- Лева! - крикнул он.

- Ну, быстро же ты передвигаешься по зимнему Подмосковью, Игоряха, поразился его оперативности Порошин.

- Да нет, - досадливо произнес Игорь. - Это ты передвигаешься слишком медленно. А где же твой следователь Яшин?

- Откуда я знаю? Где-то тут в поселке. Найдем... Ладно, пошли...

- Фотографию покажи... Глядишь, сразу все и прояснится...

Порошин протянул ему фотографию Данилова в фас и в профиль. Игорь внимательно вгляделся в нее. Наголо обритая голова, злобно и затравленно глядящие глаза. Нет, это определенно не Веревкин... Да, пожалуй, и не Самарцев...

- Ну? - спросил Порошин. - Похож на кого-нибудь?

- Черт его знает..., - задумался Игорь. - А какого года эта фотография?

- Восемьдесят седьмого.

- Да... Четырнадцать лет... - Игорь стал закрывать на фотографии то нижнюю, то верхнюю часть лица изображенного на ней... - Могу сказать одно это не Веревкин. И на Самарцева совсем не похож... А вот, учитывая давность фотографии, вполне может сойти за Литовченко... У того глаза скрыты за очками, губы за усами, лоб за густыми седыми кудрями... Да, - уверенно произнес он. - Вполне вероятно, что Данилов это Литовченко...

Они постучали в дверь дома Самарцева. Никто не открывал.

- А где его машина? - спросил Порошин. - В гараже, что ли?

- Да нет, в гараже стоит машина хозяина. Литовченко держал машину на улице перед домом...

Игорь дернул ручку двери, дом оказался запертым...

- Ну что будем делать? - спросил Порошин.

- А черт его знает, взломать бы надо...

- А может, прикажешь сразу поджечь? - съязвил Порошин.

- Иди ты к чертовой матери! - обозлился Игорь. - Ладно, надо идти к Гордеевым, Самарцева, наверное, там...

Они пошли к Гордеевым. В комнате на диване лежал Олег Гордеев, а около него суетилась Алла Андреевна Самарцева.

- Алла Андреевна, извините, а где ваш гость? - спросил Игорь.

- Да, любезнейший..., - злобно улыбнулась она, не отвечая на заданный вопрос. - Зачастили, однако, вы к нам. Половины дня не прошло, а вашу физиономию я вижу уже в третий раз. Опять машина сломалась? А без Виктора Артемьевича её никак не починить... Извините, я не могу соответствовать, в чем не разбираюсь, так это в автомобилях...