Высшая школа имени Пятницы, 13. Чувство ежа

Глава 2, в которой рассматриваются аспекты дипломатической и подрывной деятельности

За входящим в класс новичком наблюдали все, и ашки, и бешки. Что ж, первый шаг к объединению нации – дружим против новенького. Теперь вопрос, как он себя поведет?

Сказать по чести, симпатии Дона были всецело на стороне павлина. Хорошая птица, правильная. Хвост опять-таки красивый. Не камуфло. Лишь бы сориентировался в обстановке.

Повел он себя правильно, Дон даже не ожидал, что настолько. Для начала сразу уловил и настроение группы, и предмет их интереса. Глянул на доску, подошел ближе, несколько секунд рассматривал. Дон все это время сидел на Маришиной первой парте, играя карандашом. А Леон у него карандаш попросил. Вежливо и спокойно. С улыбкой спросил, можно ли дополнить рисунок на свой вкус?

Само собой, Дон кивнул. Гогот справа сзади он проигнорировал, как и комментарии похабно-тупого свойства.

А Леон в несколько штрихов подредактировал павлина и нарисовал вторую птицу. Довольно схематично, но явно небездарно. Получились Сирин и Алконост – ночь и солнце, убедительный и красивый контраст. Алконост с его собственным лицом Дона особенно порадовал. Похоже вышло.

– Неплохо рисуешь. Учился в художке или самородок?

– Самовыродок, – ухмыльнулся новичок. Приложил руку к груди и раскланялся.

Большая часть класса заржала вполне себе одобрительно, один Поц отпустил что-то похабное насчет новой подстилки дона Хачика. Впрочем, и это тоже Дон пропустил мимо ушей. Собака лает, караван идет.

– Мистер Совершенство, – в тон Леону хмыкнул Дон. – Случаем, не мейд ин Чина?

– Мейд ин Раша. Гарантия два года, – голосом киборга сказал Леон. – В случае механических повреждений обратитесь в сервисную службу.

И заржал. Дон тоже. Обнял новичка за плечи и повел к своей парте, на уже законное место.

Второй парой была анатомия. Хороший урок, полезный. Правда, все, что сейчас толкала Натали – владелица байка с пятачком, – Дон выучил еще лет пару назад. Он же художник, а не маляр!

Сосед тоже был если не художник, так пофигист – не выказывал особого интереса ни к анатомии в целом, ни к анатомии Натали в частности.

Вот и отлично. Раз Дон берет павлина в ядро безобразия, надо хоть узнать, чем тот дышит. Стоило бы, конечно, посоветоваться хотя бы с Арманом дю Плесси, но Дон привык доверять себе. Иначе грош ему цена как дону. Типа – профнепригодность.

– Ты откуда, Морена? – спросил для затравки.

– Из Москвы, – откликнулся тот шепотом.

– А почему фамилие испанское?

– По отцу. Он вообще-то француз, но испанского происхождения.

– И по-французски говоришь?

– Конечно.

– Люблю французский. Жаль, у нас он только факультативно, хрен все успеешь… – Было крайне интересно, как Леон попал в спецшколу, куда с улицы не берут, но это потом, успеется. Сначала самое важное. – А что кроме французского и пристойного рисования у тебя в активе?

Леон пожал плечами.

– Гитара.

Неправильный ответ, подумал Дон. Декоративная чихуахуа в семье тоже нужна, но не сегодня. Попробуем еще раз.

– Драться умеешь? – недвусмысленно кивнул на поцанят.

– Умею. – Новичок хищно усмехнулся, став похожим на настоящего Хуана Морену[17]. – Совсем другое дело же! – Когда?

– Сегодня, после занятий, на стадионе. Олимпиада у нас. – Прищурился, глянул Леону в глаза. – Без выпендра. Поцанята дерутся всерьез и нечестно, так что если тебе дороги руки, бей сразу наповал или стой в стороне. Выбирать сейчас.

– После занятий, на стадионе, – кивнул новичок.

Дон под столом пожал ему руку и вернулся все же к анатомии. И так Натали уже раз на них покосилась. На второй можно и прыщами покрыться, были уже прецеденты.

Кира и Ромку он обрадовал на перемене. У нас, сказал, пополнение. Берем павлина на Олимпиаду, выстоит – честь ему и хвала.

– Почему не Марата? – спросил Ромка, почесывая прилизанные гелем русые кудри.

Выглядел он в костюме, надо сказать, презабавно. С его-то сложением кузнеца и благородным рязанским профилем! Зато – ногти чистые и отполированные, выбрит под шелк, туфли сияют, рубашка и после сдвоенного урока – как снег. Очки даже темные надел. Мафия как она есть!

– Потому что место букмекера не на арене, – пожал плечами мудрый герцог Ришелье.

В отличие от Ромки – и от того самого Ришелье – Кир был мелким, жилистым и невзрачным. На нем и пиджак сидел как гимнастерка, и лаковые туфли походили на сапоги. Зато Сенсей обещал ему через год место ассистента, как лучшему ученику, а в Плешку[18] он уже набрал высший балл, даром что окончил только девять классов. Мог бы получить бумажку за одиннадцатый, благо всю школьную программу они уже прошли, и уже учиться в вузе, но не стал. Сказал, Плешка не убежит, а вот такой литературы, как дает Филька, там точно нет. Такая литература не всем филологам достается. И остался в альма-матер бамбук курить и тренировать на Поце навыки дипломатии.

До конца занятий обошлось почти без инцидентов. Почти – потому что перед физрой Ариец ущипнул за задницу Лизку, схлопотал по физии, обозвал ее сучкой, схлопотал по физии еще раз, замахнулся…

Его руку перехватил Ромка, а Дон скомандовал:

– Брэк! Лиза, душа моя, не убивай этого придурка, он еще маленький. Сам не понимает, что творит.

Лизка буркнула что-то насчет галантного Тангейзера и вообще Вертера[19], которого топить – только водоемы отравлять; вильнула роскошной задницей и ушла к Маринке шушукаться о парнях.

Ариец честно не понял, о чем это она, но искренне восхитился. Он и ущипнул-то ее наверняка от восторга, только вот беда, Лизка уже давно выросла, а Ариец так во втором классе и застрял, бедолага.

Как следует посочувствовать Арийцу не дал физрук, он же Твердохлебов Михаил Маркович. Ровно со звонком на пятый урок – к парам, курсам и прочим атрибутам училища Дон пока не привык – нарисовался посреди стадиона, гаркнул хриплым басом:

– Становись! Смир-рна!

Выстроились. Альфа слева, Бета – справа. Не смешивая рядов. Бешки позадирали носы и глядели на семью Альфа свысока. Как будто рост и ширина плеч – самое важное в этой жизни.

Как же. Размечтались об забор. Кто из этих дылд стоеросовых сумеет уложить на травку товарища Твердохлебова? Правильно, никто. И плевать, что сей лысый кряжистый пень на полголовы ниже Поца.

Пень оглядел оба класса, не вынимая изо рта своей неизменной зубочистки, хмыкнул в усы и скомандовал пробежку. Кружок, для разминки.

Интересно, явится ли Твердохлебов на Олимпийские игры после уроков? И что будет делать с демаркационной линией прямо сейчас?

Демаркационную линию товарищ Твердохлебов проигнорировал. Раздал всему классу дрыны и обрадовал, что этот учебный год они начинают с освоения древней славянской гимнастики. И что к концу октября они все должны владеть этим дрыном лучше, чем собственными руками.

– Шаолинь, елы, – буркнул павлин-мавлин, разглядывая двухметровую осиновую дуру.

Во взгляде его так явственно читалось все, что он думает об этом дурдоме, что Дон едва не заржал в голос. О, сколько вам открытий чудных!..

Однако упражнения павлин делал на совесть и вообще выглядел достойно даже на фоне бешек, которые выпендривались со страшной силой – удаль молодецкая так и перла. Так перла, что аж дрыны трещали, а у Коляна – треснул.

Разумеется, Твердохлебов отобрал у него треснувший дрын, высказал все, что думает о безмозглых идиотах, и толкнул речь о духовной ценности осины, необходимости слияния с ней в бою и особенностях осинового мышления. В смысле, думай, как осина, будь осиной, и враг твой повергнется в труху и перегной…

Павлин французский слушал и офигевал.

Ну, пока сил хватало офигевать. Физрук со своими дрынами загонял всех до полного одеревенения, а кое-кто из девчонок так и вовсе сел на травку и так и сидел. Дышал. Даже в Поце поубавилось воинственности. Однако отменять Олимпиаду было никак нельзя. Дашь слабину сейчас – потом черта с два вообще получится поставить поцанву на место.

Поц тоже идти на мировую не собирался. И зрители жаждали зрелищ: и ашки, и бешки к концу перемены вроде как невзначай пригуляли в парк за стадионом. Территория у школы была гектаров в пять, ровно как в день открытия при Петре Первом. Ни одному чиновнику не удалось подвинуть изящный кованый забор хоть на метр. И сама школа не изменилась: бело-голубой трехэтажный особняк с колоннами и часами на фронтоне. В советское время к трем этажам добавилось четыре подземных, но снаружи-то незаметно.

И полянка за стадионом из окон школы не видна, спасибо древним дубам.

Подумав о дубах, Дон нашел взглядом Арийца и хмыкнул.

Дубинушка стоеросовая во все глаза глядел на Лизку, а Лизка – на него. Правда, выражение было разное. Лизка явно прикидывала, как красиво будет смотреться белобрысый скальп на двери ее вигвама, а Ариец все больше пялился на ее нижние девяносто, выпячивал грудь, играл бицепсами, трицепсами и прочими достоинствами, коими природа попыталась компенсировать отсутствие мозга.

Остальные поцанята собрались в кружок вокруг атамана и что-то жарко обсуждали, сжимая кулаки и зыркая на бомонд и променад: класс Альфа вел себя как подобает интеллигенции и за своего дона волновался сдержанно, без эксцессов. В отличие от бешек, которые по большей части просто маялись, не зная, куда приткнуться и за каким лешим они приперлись. Не за Поца же болеть, в самом-то деле! Его родной класс чуть не поголовно ненавидит, а он и не понимает. Думает, раз молчат и пресмыкаются, значит – уважают и любят. Как же. Щас.

На полянку за стадионом Дон с семьей вышел ровно со звонком на седьмой урок. Как подобает, чинно и с улыбками. Поц с поцанятами тоже вышел. Поглядел на ритуальный Донов поклон, чуть у виска не покрутил. Ухмыльнулся. Похрустел суставами.

– Ну чо, чувак, по-нашему, на кулачки? – залихватски заломил берет и победительно оглядел класс, потом перевел взгляд на Леона, стоящего за левым плечом Дона, и расплылся в масляной улыбочке. – Девочку только убери, я девочек не бью.

– Предпочитаешь, чтобы девочки били тебя? – тоном профессора-сексопатолога осведомился Дон. – Учтем.

– Это девиация такая, называется мазохизм, – поставил диагноз Леон.

– И вас тоже вылечим, – поддержал Ришелье, не давая Поцу вклиниться.

Вклиниться Поц особо и не пытался – не его это, мозгой шевелить, – только пыхтел, багровел и играл желваками. Ужасно мужественно, хоть Брюсу Уиллису уроки давай.

Девчонки-ашки тихо хихикали, бешки растерянно молчали – пока еще боялись Поца, хоть его авторитет и стремительно падал за плинтус.

– Колюще-режущие сдаем в гардероб, господа, – велел Дон, вынимая из внутреннего кармана пистолет-зажигалку и роняя в подставленные Маратом ладони. – Прочие посторонние предметы аналогично. Никто ж не хочет неприятностей?

Поц и поцанята буркнули что-то согласное, явно с облегчением – их перестали бить морально, а физически они уж как-нибудь этих гребаных очкариков заломают. Повынимали из карманов и из-за голенищ берцев целый арсенал, свалили в руки Коляну, видно, никому из «своих» оружие не доверяли.

Вот под это согласное бурчание Дон и убрал с арены лишнего бойца. Этак небрежно снимая пиджак, кивнул Коляну: постой в сторонке, все равно руки заняты. А Поца спросил:

– Мы с тобой, так справедливо. Кто выходит против Романа?

Вызвался Димон. Ростом он Ромке почти не уступал, такой же медведь – и хитрый, как медведь.

И тут же, не дожидаясь вопроса, вышел Витек и поклонился Ришелье. Неожиданно, подумал Дон. Этот хоть из фильмов что-то почерпнул о вежливости, и то хлеб. Но вылез не в тему.

А вот павлину достался Ариец. Дон еле сдержался, чтобы не отправить павлина немедленно домой – это ж самоубийство, выходить против Арийца. Тварь-то безмозглая, зато чугуний между ушами крепкий. Ядреный чугуний. Такого только ломом можно, даже твердохлебовский дрын обломается. Дон надеялся, что в паре с Арийцем окажется Ришелье, этот даром что на вид мозгляк, у него не чугуний, а чистая оружейная сталь.

Подумал даже, не поменять ли пары волевым решением, обоснуй-то всегда найдется, но обернулся к павлину, увидел, как у него глаза загорелись, и промолчал. Судьбу надо уважать.

Павлин тем временем снял свою щегольскую рубашечку за триста баксов, скинул в руки Марату. Криво ухмыльнулся Арийцу, отсалютовал – двумя пальцами, как немецкому асу, – и вернулся на место, за левое плечо Дона.

Тем, что было под рубашкой, Дон почти залюбовался. Да что там почти! Вот закончится Олимпиада, надо будет посадить павлина на жердочку и нарисовать. Такая натура! И тату на бицепсе интересное, лазурно-золотой дракон. Хорош, хорош, павлин французский.

Сам тоже разделся до пояса, не дело это, рубашками разбрасываться. Это у Поца тельник – чем грязней и вонючей, тем аутентичней. А Дону есть что показать и без пиджака от Хьюго.

Где-то на галерке девочки оценили стриптиз, одобрительно зашушукались. Но вот сейчас Дону уже было не до публики. Реприза окончена, пора на арену. За себя он не особо волновался, Поц – не тот противник, перед дракой с которым надо писать завещание. Недооценивать нельзя, но и бояться не след. А вот за Ромку и павлина – боялся. Он же дон, он за них отвечает. Перед самим собой и перед всем классом. Ну и перед богом: коза ностра – народ благочестивый.

– Первый раунд, – отлично поставленным голосом рыночного торгаша объявил Марат. – В левом углу ринга Кирилл, в правом – Виктор.

Парни вышли на середину полянки. Секунды две смотрели друг на друга, потом синхронно друг другу поклонились. Ровно в этот момент до Дона дошло, что Ришелье уже победил. Потому что Витек нашел себе отличную возможность красиво выйти из банды Поца – не в семью, а в одиночки, но под патронажем Армана дю Плесси. Молодец, Витек, так держать!

Марат ударил в спертый кем-то из буфета алюминиевый тазик, что должно было обозначать гонг, и шоу началось.

Красивое шоу.

Ришелье решил развлечь публику, а Витек его поддержал. Отличный вышел балет, просто загляденье. Хоть сейчас обоих в Голливуд! А заодно никто так и не понял, настолько у бойцов разный уровень, что Ришелье мог сломать Витьку шею на первой же секунде, а не танцевать целых три минуты.

Второй гонг раздался, когда Ришелье аккуратно уложил Витька носом в траву, перед тем показав всем, что победа далась ему ну просто страх как тяжело. Девочки поверили. Мальчики, что странно, тоже. А главное, поверил Поц и даже вдохновился – вона, итить, какие у него богатыри! Не то что Альфа, у которых вместо кроссов – танцы, а вместо штанги – фехтование.

– Второй раунд! – снова гонг, снова Марат.

И улыбочка Поца, нехорошая такая. Зеркалом – улыбочка Димона. И Ромка как-то от этой улыбочки растерялся, пропустил первый удар. Дубинушка, не церемонься ты с ним, хотелось заорать Дону. Клади, ну!

Не положил сразу, а потом было поздно. Димон же медведь, а медведю правила не писаны. Нос береги, нос!..

Не уберег, свернул ему нос медведь. Повезло, что только нос и только свернул, этот бы и насмерть, если б свидетелей не было. Благородный ты мой синьор Ромка, кто ж дерется с быдлом честно?!

Хотя если говорить о честности… Показалось, или в самом деле в Димона ровно перед ударом прилетело шишкой? А под кленом мелькнул знакомый кряжистый силуэт. И получается, если б не шишка, Димон бы ударил сильнее и сломал Ромке нос.

Так был ли Твердохлебов?

Дон огляделся, но физрука не увидел. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило.

Когда Ришелье с Сашкой утащили Ромку с поляны прикладывать холодное и отпаивать минералкой, к Дону подошел французский павлин. Бледный, собранный. Тихо сказал, глядя на радостно машущего рукой Лизке Арийца:

– Если что, оттащи меня. Проблемы самоконтроля.

– Ок. Удачи, Леон.

Павлин кивнул, вышел на середину поляны, остановился напротив Арийца – тот скалил свои сорок восемь белоснежных зубов и всем видом обещал Лизке притащить добычу к ее порогу. На павлина он и не смотрел, и так был уверен – против арийского лома нет приема.

Глядя на них рядом, Дон почти с ним соглашался. Павлин против Арийца – это выглядело как моська против слона. Арийца бы в НБА взяли, если б он не путал мяч с арбузом, а в павлине было всего-то метр семьдесят. Не вырос еще, акселерация мимо прошла.

Когда Ариец наконец изволил глянуть на соперника, девчонки испуганно ахнули. Потому что белоснежная улыбка превратилась в оскал, небесно-голубые глаза замерзли, а тельник вдруг стал дико похож на черную форму СС. Зато того, что было дальше, никто не ожидал. Даже Дон, хоть до последнего и надеялся, что не ошибся и не подставил новенького под фугас.

Первый таранный выпад Арийца прошел мимо. Павлин просто уклонился – как змея, незаметно глазу. А на втором, таком же прямолинейном и броненосном, шагнул вперед, хитро извернулся, как намасленный, и вдруг оказался верхом на лежащем Арийце: начищенный ботинок почти наступает белобрысому на яйца, тонкие музыкальные пальцы держат руку – за большой палец, на излом, так, что только Ариец шевельнется, и сустав треснет, а связки порвутся.

И – замер так, не обращая внимания на слезы в глазах белобрысого и хриплые просьбы отпустить.

– Раунд! – с опозданием в секунду заорал Марат. Чуть позже, чем к бойцам бросились предводители.

Дон успел чуть раньше Поца, зыркнул на него бешено, предупреждая: вякнешь – убью на месте. И закрыл собой Леона.

– Отпусти его, – велел тихо и очень спокойно, заглянув в прозрачные глаза.

Там была Валгалла. Снежная, безумная, вечный пир и вечный бой.

На приказ Леон не отреагировал, только там, в Валгалле, ярче засверкали кубки и клинки и громче заиграл вагнеровский оркестр, а Дон порадовался, что не стал его трогать, – черт знает, как берсерк отреагирует.

– Леон. Отпусти. Он безопасен, – повторил Дон.

– А? – Валькирии сложили крылья, Вагнер затих, а Леон его наконец увидел и разжал пальцы.

Ариец выдохнул и со стоном уронил полувывихнутую руку на землю – на что Леон снова напрягся, а Поц рванулся к ним. По счастью, Димон с Витьком его крепко держали.

– Все уже, ты победил, драка окончена. – Дон положил Леону руку на плечо, осторожно погладил. – Слезай с него, Харальд Мохнатый[20]. Киллер.

Леон улыбнулся, теперь уже осмысленно. Скатился с побежденного врага, принял протянутую Маратом рубашку. А Дон поднял его руку, как на ринге, и крикнул:

– Киллер!

Офигелый класс нестройно поддержал. Поц скривился и сказал, как плюнул:

– Неплохая разминка. Пора поиграть всерьез, моя сладкая девочка. – И подмигнул Дону.

– Я помню, что ты любишь, – солнечно улыбнулся Дон. – Поверь, не разочаруешься.

Гонг.

Шум крови в ушах: сердце гонит адреналин. Обзор сужается до одного только Поца. Все прочее пока не имеет значения.

Медвежья, подлая Поцова ухмылка. Шаг вперед.

Две секунды боя – больше нельзя, медведь заломает.

Этих двух секунд Дон не осознавал, тело все сделало само. Как Сенсей учил: видеть цель, не думать о препятствиях, слушаться инстинктов. Победить.

Дон и не думал. Ни о чем. Даже видел и осознавал как-то обрывками.

Вот – Поц, у него вывихнуто плечо, ссадина во всю щеку, хриплое согласие, твой класс, пидор гребаный.

Вот – он сам, с победной улыбкой оглядывает класс: приветствуйте вашего «короля-солнце»!

Адреналин из ушей, руки не попадают в рукава рубашки.

И снова Поц, баюкает руку, которую уже вправил ему Ришелье… когда только успел?

Гул крови стихает, тело перестает быть невесомым, а реальность – дискретной.

Поц матерится сквозь зубы. Не успокоился. Злится и мечтает о реванше.

Зря не сломал быдлу руку его же, быдла, безопасности ради.

Не будет спокойного года. Ничего еще не закончилось. Но это – потом, завтра. А сейчас…

– Что встали? – Дон обнимает за плечи Ришелье, мудрый кардинал не будет спрашивать, почему у его короля руки дрожат. – В классе пополнение, жара, мороженое растает! Кто со мной?

Все с «королем-солнцем», победителем чудовища, кроме самого Поца, братцев-сантехников и Арийца. Даже Витек, умница, подгреб к Ришелье, глядит в глаза и что-то такое умное спрашивает про приемы. Голливуд, елки. И павлин, то есть теперь – Киллер, отстал, идет к Димону…

Хруст, вопль, тихий ледяной голос Киллера. Что-то о нечестной игре.

Да что с вами делать, благородные сеньоры, мать же вашу! На секунду расслабиться нельзя!

Оторвавшись от надежного плеча Армана дю Плесси, Дон в три шага оказался рядом с Киллером, отпихнул от него Поца – в больное плечо, ясен пень, вежливо он не понимает, и уже приготовился ломать-таки ему руку…

Но Поц, против ожидания, на него не бросился, а уставился куда-то в сторону с неописуемо-растерянным выражением морды. Эта растерянность была такой неуместной и искренней, что Дон тоже обернулся – и встретился взглядом с товарищем Твердохлебовым.

Вот же леший! Не примерещился!

Физрук глядел безо всякого выражения, как медведь, и привычно ковырялся в зубах щепочкой. Увидев, что внимание подопечных на нем, тихо бросил:

– Шпильман, Селиванов. – И сделал скупой жест в сторону школы, а Киллера окинул долгим внимательным взглядом.

Под этим взглядом даже Дону стало неуютно и остро захотелось спрятаться. Но вместо того он прямо посмотрел физруку в глаза, мол, я знаю, что сделал, и если надо – отвечу. Я, а не мои ребята.

Физрук выплюнул щепку и, развернувшись на пятках, неспешно пошел в сторону школы, уверенный, что его поцаны следуют за ним.

А Дон обнял Киллера за плечи и повел прочь. Позади сквозь зубы матерились Поц и Димон, не понимая своего счастья: все живы, никто не загремел ни в больницу, ни в тюрягу. Подумаешь, вывихнутое плечо, сломанный палец и разборки с Твердохлебовым! Фиалки!