Высшее милосердие

Однажды участковый милиционер Виктор ему посочувствовал и решил сказать правду:

- Боюсь, Валера, что ты ее не найдешь. Если уж по горячим следам ничего не вышло... Она ведь могла уехать в какой-нибудь город, а городов у нас, сам знаешь. Не наищешься. Уехала, а там прилепилась к церкви какой-нибудь или секте. Или у бомжей зацепилась и застряла. Ведь совсем не обязательно, чтобы она попала в больницу, или еще куда...

Такая мысль в голову Валере не приходила.

- Витя, а что же мне теперь делать?

- А что ты можешь сделать? Не объезжать же все города и веси. Жди. Может, придет в себя и объявится. А может быть, уже и нет. Такие вот невеселые дела. Но я тебе обещаю, что буду руку держать на пульсе. Если вдруг что-нибудь, какая-нибудь информация проскользнет, дам знать.

Сначала Валера взял отпуск за свой счет, потом попросил еще, и ему дали, а потом его попросту уволили, и, придя за расчетом, он постарался ни с кем особенно не общаться. Взял причитающуюся ему небольшую сумму и ушел, даже не забрав кое-какие свои вещи. Теперь он в основном сидел дома. Изредка звонили старики, да иногда заглядывал Виктор, с которым они по непонятной для Валеры причине немножко подружились. Причина же была довольно простой: Виктор не исключал вероятности того, что Валера сам упрятал мамашку куда-нибудь подальше, может быть даже, убил. В конце концов, квартира, плюс еще одна, записанная на ту же мамашку... Кто его знает... Времена-то какие пошли: и не за такое убивают родственников родственники. Чего только не насмотришься на службе. Выслушивая Валерины сетования, он кивал головой, поддакивал, давал советы и невзначай кидал то один вопросик, так, между прочим, то другой. Однако ничего криминального не вылезало.

Однажды он позвонил Валере и сообщил, что в одну больницу доставили «потеряшку», вроде бы по описаниям похожую на мать. Валера мигом собрался и поехал по адресу. Его провели в какой-то медсестринский закуток, и там, на топчане сидела мама, в чужой довольно приличной одежде, почему-то помолодевшая, как будто скитания пошли ей на пользу, и улыбающаяся. И было не понятно, узнала она Валеру или нет. Во всяком случае, когда с формальностями было покончено, она охотно пошла вместе с ним.

Как теперь быть с матерью, Валера не знал. Она ела, когда он ставил перед ней тарелку с едой. Умывалась, когда, он водил ее в ванную. В туалет ее тоже надо было время от времени водить и объяснять, зачем ее туда привели. Первую неделю он укладывал ее спать, утром поднимал, кормил, обихаживал, бегал по магазинам, готовил, стирал, убирал. Ее надо было срочно показать врачам, понятное дело, не районным, но на это нужны были немалые деньги. Сколько-то дали старики, чтобы он смог хоть какое-то время продержаться, а дальше надо было искать надомную работу, или же работу высокооплачиваемую, чтобы хватало на сиделку.

Чтобы перебиться, он, несмотря на то, что оплата была мизерной – 500-600 рублей за книгу, взял в одной редакции пару для перевода. Прокорпев над ними месяц, Валера отвез работу в надежде, что получит хоть что-нибудь, но там ему сказали, что деньги будут не раньше, чем месяца через два.

Как-то раз, после тяжелого дня, он, уложив мать, усталый и опустошенный, лежал на диване и думал о том, как все уродливо сложилось. Вместо того чтобы работать, развлекаться, встречаться с девушками, куда-то ездить отдыхать, он в лучшие свои годы оказался заложником этой ужасной ситуации. В активе у него была только квартирка, подаренная маме дядей Яшей. Да и то, «в активе» - сильно сказано. Для того чтобы ею распорядиться, сдать или продать, надо было сделать в ней капитальный ремонт. На это нужны деньги, а их не было. Продать, как есть, нельзя: ни один нотариус не станет оформлять сделку, пока мама находится в таком состоянии. Чтобы вывести ее из этого состояния, опять-таки нужны немалые деньги. Можно, конечно, оформить опекунство над ней, или как это там называется, но для этого надо хлопотать и хлопотать, и еще неизвестно, на какое время затянутся все эти хлопоты. Брат не звонил, не приходил, и, соответственно, даже не знал, нашлась мама или нет. Ему было все равно.

Чтобы добыть хоть немного денег, Валера начал «бомбить». Сделал пару ходок – и домой, проверить маму. Еще пара ходок – и опять домой. Вот так, короткими перебежками, урывал понемногу на жизнь .

Однажды, отчаявшись, Валера позвонил в Одессу друзьям дяди Яши, тем самым, которые когда-то останавливались у них на квартире, и рассказал о маме, о том, что она так и не смогла справиться с горем, когда погиб дядя Яша, и теперь больная, беспомощная и невменяемая находится у него на руках. Они посокрушались и пообещали что-нибудь придумать. Буквально на следующий день у Валеры уже был телефон некой Златы, которая могла бы ему помочь.

Он позвонил этой Злате, сказал, кто дал ему ее телефон, и они договорились встретиться.

Злата молча выслушала печальную историю и сказала:

- Понимаете, Валера, такие вещи просто так не делаются. Чтобы устроить вашу маму в хороший пансионат, нужны деньги, а у вас их нет. Деньги нужны не мне. Я и так сделаю все, что смогу, просто в память о Якове Соломоновиче. Но хороший уход и условия сами по себе стоят немало. Мы с вами можем сделать вот что: прежде всего вам надо оформить над ней опекунство, и я с этим вам тоже помогу. Вы перепишите мамину квартиру на пансионат, и, я думаю, они смогут либо сдавать ее, либо еще как-то распорядиться, чтобы был доход... Одним словом, вам нужно будет сделать вот что...

Сначала Валера навещал маму в пансионате каждую неделю, потом раз в две недели, потом раз в месяц. Но уж раз в месяц обязательно, хотя можно было вообще к ней не приходить: мама его все равно не узнавала. Обычно она сидела на скамеечке в парке, если была хорошая погода, или в кресле у себя в комнате, если погода была плохой, смотрела куда-то вдаль и улыбалась. Лицо у нее было ясное, спокойное и даже счастливое, и он понимал, что она сейчас где-то далеко, с Яшей, может быть, в Одессе. Даже, скорее всего именно там. И им больше никто не нужен. И в этом было какое-то высшее милосердие.