— Говорить можешь? — Голос Дениса звучал из столь далекого далека, словно находился он как минимум на спутниковой орбите по другую сторону Земли. Впрочем, на слух Гордеев никогда не жаловался.
— Скорее, слушать, — как можно громче ответил он и, плотнее прижав к уху трубку мобильного, покосился на хозяйку хаты, убиравшую со стола посуду после обильного то ли позднего обеда, то ли раннего ужина.
Но Оксана Ивановна и тут проявила сверхъестественную чуткость. Всполошенно хлопнув себя по широким бедрам, она пробормотала что-то и, схватив ведро, стоявшее под лавкой, торопливо вышла из хаты, громко хлопнув дверью.
— Теперь могу, — сообщил Гордеев.
— Чего ты так орешь? — удивился Грязнов-младший. — Говори, Юра, потише… Что у вас там?
— У нас тут эскорт, как я и предполагал… Все остальное — по плану, клиентка на месте, письмо я ей передал через надежного человечка… Подробности, если ты не против, при встрече.
— Юра, — вздохнули по ту сторону связи, — ты себя в качестве ясновидящего никогда не пробовал?..
— Так… Что еще у вас там случилось?!
— Письмо, которое ты заготовил в качестве приманки для Дианы… Я имею в виду, чтобы вынуть у девчонки документы…
— И что?
— То самое… — Денис немного помешкал. — Словом, наш клиент пропал на самом деле… Вчера вечером после работы отправился домой, но так и не дошел… У меня сегодня была эта самая Лина — она и подняла тревогу.
— Здорово… — пробормотал Гордеев. — Сопелов?
— Сопелов уже третьи сутки не выходит из особняка своего шефа.
— Может, вы его элементарно упустили? — усомнился Гордеев, вызвав тем самым немедленную обиду Дениса.
— И думать не моги! Особняк Ильичева под круглосуточным наблюдением… Юра, когда вы ожидаете развязки?
— Если нам все-таки не помешают, если девушка и впрямь дорожит своим отцом, как мы надеемся, то сегодня ночью собираемся отбыть…
— А как насчет почетного эскорта?..
— Эскорт, увы, при нас… Я вот подумал, не отзвонить ли в этой связи Сан Борисычу… Вдруг у него есть связи, с помощью которых этих персонажей отзовут?.. Хотя времени уже нет. Если сумеем, уедем сегодня ночью…
— Удачи тебе, адвокат!
— С Новым годом! — буркнул Юрий Петрович и, мрачно глянув на умолкнувший телефон, сунул его за пазуху.
За окнами хаты сгущался нежный сизоватый сумрак — наступал последний вечер старого года.
Гордеев прислушался к легкому храпу, доносившемуся из второй половины дома, скрытой в данный момент от его глаз печью, и, посмотрев на часы, решил, что даст Демидычу поспать еще часок.
…Несколькими минутами раньше Милана, решительно отодвинув от своей гостьи примерно на треть опорожненную бутылку перцовки, вручила ей наконец белый, плотно запечатанный конверт, переданный девушке Гордеевым, — в точном соответствии с инструкцией адвоката. Предварительно глянув на ходики, которые, несмотря на то что успели пережить своих создателей, шли исправно, минута в минуту. И теперь девушка внимательно наблюдала за тем, как Диана по мере чтения письма бледнеет на глазах, как впервые за эти дни в ее глазах, которые она всего на мгновение подняла на Милану, мелькнуло нечто человеческое.
Лист бумаги, исписанный четким, аккуратным почерком, выскользнул из рук девушки и плавно опустился на пол. Диана с еле слышным стоном закрыла лицо ладонями:
— Почему… Ну, почему папа, почему не мать?!
— Господи, что ты говоришь! — Милана, знавшая о содержании письма от Гордеева, искренне ахнула.
— Что я говорю? — Диана отняла руки от лица и посмотрела в глаза девушки неожиданно злым и холодным взглядом. — Ну да, разве ты это поймешь? У тебя-то мать нормальная, не то что у меня! Да ты знаешь, что я чуть ли не с десяти лет мечтала, чтоб она сдохла?!
По лицу Гродневой неожиданно потекли слезы, хотя взгляд не изменился, а ее необыкновенно красивые темно-синие глаза лишь слегка прищурились. Она вдруг заговорила торопливо, почти захлебываясь:
— А ты знаешь, почему я в отличие почти от всех наших шлюшек не спилась и на иглу не подсела?.. Да-да, и твоя Элечка тоже выпить не дура, да и покурить папироску никогда не откажется, а от папироски до иглы — как нечего делать! А я — нет, хотя могла миллион раз… Потому что мать у меня — алкоголичка! Ясно?.. У вас с Элькой хоть отец гадом был и алкоголиком, а у меня — мать!.. Вот ты можешь представить, чтобы твоя мамаша на тебя плевала, чтобы ей бутылка дороже тебя была?.. Это она сейчас нажирается по-тихому, запрется у себя — и жрет, жрет, жрет, пока не удрыхнется… А раньше? Она, сука, меня один раз так по голове спьяну шваркнула, что я… я…
Диана наконец не выдержала и зарыдала в голос. Сквозь горькие всхлипывания прорывались только отдельные слова, почти бессмысленные. Милану пронзила острая жалость к этой девчонке, соплячке, с которой враз слетела ее маска «крутого перца», многоопытной и холодной как лед, циничной шлюхи. А под этим камуфляжем внезапно обнаружилась обыкновенная, глубоко одинокая и абсолютно беззащитная девятнадцатилетняя девчонка, в сущности, пусть гадкий, испорченный, но ребенок, вляпавшийся в кошмарную историю… Милана моментально очутилась рядом с Дианой, обняла ее за плечи и, крепко прижав к себе, расплакалась сама: и от жалости к этой дурочке, бормотавшей сквозь всхлипывания «папулечка, бедненький, прости меня!», и от сознания, что Эли, ее старшей сестры, которая когда-то, давным-давно, в детстве, во времена, таившиеся в глубине памяти, шила одежки сестренкиным куклам, помогала решать задачки по недававшейся ей математике, подбадривала по ночам, когда Милана, боявшаяся темноты, не могла заснуть, а потом… потом исчезла из ее жизни, превратившись с годами в некий смутный образ, в материнские вздохи и тихие слезы, в чувство никогда не проходящей окончательно тревоги, нет больше на свете…
Она первой взяла себя в руки и, вытерев слезы, подняла с пола письмо, переданное Диане Гордеевым. Пробежала его глазами: сумерки еще позволяли это сделать. Уловила лишь главное: адвокат сообщал девушке, что бандиты похитили ее отца и сумели выяснить, где именно находится она сама. Остальное, проинструктированная этим симпатичным адвокатом, должна была передать Диане она, Милана.
Милана не знала, в какой степени безопасность отца девушки зависит от Юрия и оперативника, проводившего ее до дома. Но в том, что единственный выход для девчонки — сделать все так, как предложил адвокат, — не сомневалась ни секунду. Тем более что бандиты действительно были уже здесь, в ее родном городке, за тысячи километров от неведомой Москвы, в которой ее, Милану, ожидало ужасное, может быть, самое ужасное в жизни испытание…
Она не думала о том, что и сама подвергается опасности, решив отправиться в столицу России. Думала она о том, о чем привыкла помнить все последние годы: о своем долге. Не только перед погибшей сестрой, но и перед мамой с ее тоскливой надеждой увидеть когда-нибудь свою старшую дочь, с ее ставшим за эти годы больным сердцем.
Милана не знала, когда и как получилось, что она начала чувствовать себя едва ли не старшей в их не слишком-то счастливой семье.
Наверное, вскоре после отъезда Эльвиры, поскольку именно она вынуждена была теперь вместо сестры преграждать путь пьяному дебоширу, своему отцу, всякий раз, как только он приходил к ним и пытался избить мать. Дочерей он не трогал никогда, а маму обвинял в том, что, родив их, она испортила ему жизнь. И год от года все яростнее кидался на нее с кулаками. В их маленьком городке маму давно уже считали его женой, хотя родители Миланы так никогда и не оформили свои отношения. А какой женщине захочется связать свою жизнь с женатым? Нет, у них в Коломые это было не принято! Тем более не пошла бы на это и красавица Екатерина, в которую их с Элей отец был влюблен всю жизнь… Бедная мама!
Милана вдруг поняла, что думает о матери в точности так же, как Диана о своем отце, и, покачав головой, решительно отстранила от себя девушку.
— Хватит рыдать, Диана. — Она постаралась произнести это как можно тверже. — Только от тебя зависит, успеем ли мы спасти твоего папу…
— М-мы?.. — Диана подняла на нее несчастное, зареванное лицо. — Как это — мы? И вообще, откуда у тебя это письмо?!
— Не визжи так громко, — нахмурилась Милана. — Эти бандиты, от которых ты сбежала, приехали в Коломыю… А с адвокатом, который передал тебе письмо, я встретилась у тети Оксаны, случайно… Слава Богу, что встретилась! Меня узнал таксист, который тебя ко мне привез, а их он отвез к тете Оксане… Наверное, на квартиру определил… Они и не скрывают, что приехали за тобой!
— Почему «они»?..
— С этим Юрием там еще один человек, ну что-то типа охраны… Наверное, он даже вооружен…
— Господи… — пролепетала Диана опухшими от слез губами. — Ты наивная дурочка просто… С чего ты взяла, что этот якобы адвокат не Жорка Сопелов со своим отморозком Димоном?! С чего?!
— Я видела их документы!
— Документы… Говорю ж, наивная ты провинция… Ты хоть про принтер лазерный слышала?
— Не только слышала, но и видела, и не хуже тебя про подделки знаю! — рассердилась Милана. — Могу пригласить в свою комнату, у меня там компьютер отличный и принтер тоже есть, правда, не лазерный… Я на нем деньги зарабатываю! Работодатель в Ивано-Франковске, а я здесь. Дело не в этом: я с ними общалась, понимаешь?.. Юрий действительно адвокат, а Николай — оперативник! А наивная дурочка из нас двоих вовсе не я… Ну подумай сама: если бы они были бандитами, Николай… Словом, он провожал меня сюда от тети Оксаны… В общем, нас с тобой уже бы давно… Если б и не убили, то что-то вроде этого!
— Тебя — сюда?! — Диана широко открыла глаза, уставившись на свою собеседницу, которая сейчас и впрямь выглядела на все свои двадцать с хвостиком.
Девушка каким-то неведомым чувством ощущала ее старшинство, и, наверное, поэтому Милана вдруг напомнила ей Эльвиру. Что-что, а убеждать Сорокина умеет, так же как и заставлять делать то, что нужно ей, не считаясь с мнением других…
— Меня сюда, — устало кивнула Милана. — Поэтому единственное, что мы можем сделать для твоего отца, — отправиться сегодня же ночным московским вместе с ними. Так, чтобы бандиты нас не засекли… Кстати, этих гадов я краем глаза тоже видела. Вернее, не их, а машину…
— К-какую машину?..
— На которой они преследовали Юрия до тети Оксаниной хаты.
— И после этого ты предлагаешь вместе с ними уезжать?! Да эти суки нас всех по дороге вместе с твоим адвокатом перестреляют!.. Плохо ты их знаешь!..
— Если думаешь, что я стремлюсь с ними познакомиться поближе, выкинь эту мысль из головы, — натянуто улыбнулась Милана. — Это — во-первых. Во-вторых, адвокат вовсе не мой: его твой отец нанял.
— Папа?!
— Да, чтобы он тебя нашел… Как видишь, он тебя действительно нашел. И терять еще раз не собирается. Вот послушай, что именно мы с тобой сделаем…
— А ты тут при чем?
— Диана, я еду с вами, потому что… я… Я должна похоронить Элю, ее убили…
Гроднева ахнула и прижала ладони к щекам:
— Значит, Элька догадалась, что я могла сюда поехать, и они из нее это вытряхнули… Господи, следующая очередь моя…
Милана болезненно поморщилась от безжалостного предположения Дианы: мысль о том, что сестру перед смертью пытали, была ей невыносима.
— Прости… — Диана с запозданием сообразила, что невольно причинила Милане боль. — Но ведь и мой папа у них… Боже, если они начнут его пытать, он не выдержит! — Она снова всхлипнула.
— От тебя зависит, отпустят его или нет, понимаешь ты наконец?!
— Я согласна, — пролепетала Диана, — согласна… Что мы должны сделать?..
— Ничего особенного, — вздохнула Милана. — В половине двенадцатого должны ждать машину у парка… Словом, ты все равно не знаешь, где это. А пока — собрать вещи в дорогу…
— Будто не знаешь, что лично мне собирать нечего, — вздохнула Диана. — Можно, я еще выпью?..
— Нельзя! — Милана решительно убрала со стола бутылку с остатками перцовки. — Через два с половиной часа нужно выходить. Идти долго, потому что на всякий случай пойдем задами… Я пока сумку соберу и маме записку напишу, чтобы не волновалась. Ты, если хочешь, полежи отдохни. Не известно, какая нам ночь достанется!
— Все известно, — буркнула Диана, — новогодняя… «Здравствуй, ж…, Новый год!..» Вот какая…
— Прекрати, — поморщилась Милана. — Все-таки надо надеяться на лучшее…
…Спустя три часа возле густого парка, больше напоминавшего лес, на окраине городка, рядом с едва белевшей в темноте статуей Кирова, имя которого этот парк когда-то носил, притормозила машина с погашенными фарами. Из густой тьмы, царившей у входа, к ней скользнули две тени, и спустя минуту машина тронулась дальше — в сторону железнодорожного вокзала — самым длинным, кружным путем.
В салоне ее некоторое время царило напряженное молчание. Нарушил его робкий шепот с заднего сиденья:
— Что с папой?..
Юрий Петрович Гордеев, сидевший впереди, рядом с Орестом, повернул голову и глянул на смутно белевшее в полутьме лицо Дианы:
— О папе вам, Диана Кирилловна, не мешало бы раньше подумать… Кирилла Александровича ищут. Будем надеяться, успешно…
Девушка прерывисто то ли вздохнула, то ли всхлипнула и больше до самого вокзала не проронила ни слова.
К зданию машина подъезжать не стала. Вместо этого Орест повернул руль вправо и, подъехав к огромным металлическим воротам, заглушил движок.
— Подождите меня в машине, — негромко произнес он — Я быстро.
Вернулся водитель примерно через минуту, и почти сразу же створки ворот медленно поехали в сторону.
— Молодец, — похвалил Ореста адвокат. — Что, прямо на платформу въезжаем?..
— А то! — ухмыльнулся тот. — Мне, панове, своя жизнь тоже дорога! На хрена мне с вашими бандюками вязаться?.. А так я чист, как новорожденный младенчик: пристроил вас к своей любимой тетке, а больше и в глаза не видел… Мало ли кого куда подвозить приходится!
Демидыч на заднем сиденье фыркнул, но никак слова Ореста не прокомментировал.
— Ну а если узнают, что ты кому-то билеты на этот поезд покупал — что тогда? — поинтересовался Гордеев.
— Не узнают! — уверенно возразил Орест. — С какой это стати меня Маричка запродаст, если я ей сверху такие гроши дал?.. Ну, паны и панночки, вам пора. Вагон ваш, как и просили, последний, однако пока что первый, в Черновцах перецепят… Бувайтэ здоровеньки!
— Держи свои гроши, — почти по-украински сказал Юрий Петрович и протянул Оресту конверт с деньгами.
В противоположной от них стороне платформы теперь отчетливо виден был с каждой минутой приближавшийся яркий свет прожектора: поезд подходил к станции Коломыя, с тем чтобы, простояв возле ее перрона считанные минуты, отправиться дальше — в сторону Киева и Москвы. Большого количества пассажиров не ожидалось. Собственно говоря, пассажиров не ожидалось вообще: как-никак, без пяти минут Новый год! Поэтому помощник машиниста удивился, обнаружив, что в первый вагон садятся аж целых четверо отъезжающих. От Ивано-Франковска поезд отошел практически пустым, если не считать десятка командировочных, рассредоточившихся по всем вагонам.
— Что за люди! — осуждающе пробормотал помощник машиниста, привычно вскакивая на подножку медленно дрогнувшего тепловоза. — И охота им таскаться по поездам в такую ночь — нет бы дома, с семьей сидели…
Сам он так бы и поступил, если бы не внезапно заболевший сменщик, и теперь с тоской думал о том, что жена с сыновьями уже сидят в данный момент за столом, готовясь открыть шампанское, и что наверняка этот мерзавец Стефан, положивший глаз на его супругу, завалится к ним по-соседски… Помощник машиниста почувствовал внезапный прилив ненависти ко всем пассажирам на свете. И когда, дернувшись пару раз всеми вагонами, поезд начал медленно отплывать от перрона и именно в этот момент из здания вокзала, как ошпаренные коты, вылетели три каких-то опоздавших типа, почувствовал то, что в советские времена называлось «глубокое удовлетворение».
— Так вам и надо, сукины вы дети! — крякнул помощник машиниста, наблюдая бесполезные метания опоздавших по перрону. — Хрен вам кто откроет, зря пляшете! Нетути там никого!..
Помощник машиниста был прав: почти вся бригада проводников находилась в данный момент в вагоне своего бригадира, собираясь встретить Новый, 2005 год залпом из пяти бутылок шампанерии одновременно. И, не обращая более внимания на оставшихся с носом типов, он с тяжким вздохом заскочил в тепловоз, дабы вернуться к исполнению профессиональных обязанностей.
— Быстро на пол! — рявкнул в этот же момент Юрий Петрович Гордеев, резко дернув вниз стоявшую с ним в коридоре у окна Диану и сам резко приседая рядом с ней, одновременно захлопывая дверь в купе, где находились Милана с Демидычем.
— Что… — начала было девушка, но Гордеев бесцеремонно зажал ей рот рукой и отпустил лишь после того, как поезд набрал приличную скорость…
Дверь купе чуть-чуть отъехала в сторону.
— Все о'кей, Юра, — по инерции, должно быть, не проговорил, а прошептал Демидыч. — Они не сели… Но не удивлюсь, если встретят нас в Черновцах, к примеру… Поезд еле ползет, на машине вполне могут обогнать… Вот черт, все-таки засекли… Или этот хапуга Орест прокололся…
Гордеев открыл дверь купе пошире и подтолкнул внутрь Диану.
— Вот что, — перехватил он на удивление спокойный взгляд Миланы, — вы не в курсе, есть какая-нибудь более-менее приличная станция до Черновцов?..
Милана отрицательно покачала головой:
— До Черновцов поезд идет без остановок… Но они ведь не знают, в каком мы вагоне?
— Будем надеяться, — вздохнул Гордеев, — хотя… Лучше бы нам, девушки, переместиться в хвост данного состава… Подымайтесь и — вперед… То есть назад!
Просить себя дважды никто не заставил, благо проводник, хмуро проводивший их в купе, как сквозь землю провалился. Останавливать этих некстати свалившихся пассажиров было некому.
Юрий Петрович с Демидовым не ошиблись. На перроне Черновицкого вокзала их действительно ждали. Изумленный помощник машиниста потерял дар речи, увидев, как, оттолкнув проводника первого от тепловоза пассажирского вагона, трое давешних коломыйчан ворвались в поезд.
«Бандюки… Террористы…» — мелькнуло у него в голове, и на подгибающихся от страха ногах, почти на четвереньках, он вполз в тепловоз, неожиданно севшим голосом окликая машиниста… Это был самый героический поступок за всю его жизнь, так и не ставший по-настоящему героическим: когда прибывший местный ОМОН обшарил задержанный с отправлением ивано-франковский состав от головы до хвоста, никаких бандюков в нем не оказалось. Собственно говоря, в нем вообще не оказалось даже тех пассажиров, которые сели в Коломые, а командировочные, все, как один, оказавшиеся киевлянами, мирно распивали в своих купе шампанское под празднично гремевшее на весь поезд радио: «Новый, 2005 год наступил на всей территории бывшего Советского Союза».
Но об этом меньше всего думали, так же как и их преследователи, пропавшие коломыйские пассажиры.
Вскоре после полуночи все четверо стояли в тамбуре последнего вагона ивано-франковского состава, только что замершего у перрона Черновцов: не такого пустого, как в Коломые, но и вовсе не оживленного.
— Демидыч, давай, — коротко распорядился Гордеев, и Николай быстро распахнул дверь тамбура, противоположную вокзалу. — Девушки, давайте вниз, по одной… Диана, вначале вы! — И подумал, что все-таки обе они держатся молодцом, особенно Милана, выглядевшая немного старше от того, что уложила свою роскошную косу в тугой узел на затылке, и еще красивее.
Спрыгнувший первым Демидыч помог спуститься вниз девушкам, Гордеев повис на поручне, вцепившись в него правой рукой, плотно прикрыл отпертую Демидовым дверь и лишь после этого спрыгнул вниз сам. Сделал он это вовремя: дверь со стороны перрона в этот момент поддалась чьим-то усилиям, и адвокат услышал мужской голос — кто-то, взбираясь в вагон, отчаянно чертыхался. Что ж, «коллеги» работали профессионально, состав проверяли с двух сторон одновременно…
Демидыч тем временем прижал обеих девушек к колесам только что покинутого ими вагона, прижался сам и помог сделать это Гордееву: визитер, вскрывший дверь столь же ловко, как и он сам, вполне мог не забыть выглянуть из окна на эту сторону…
— Оружие убери… — шепнул Гордеев. — Не станут же они поднимать стрельбу на здешней территории…
— Тс-с-с… — прошипел в ответ Демидыч.
Прямо перед беглецами на втором от перрона пути стоял абсолютно темный состав. Выждав пару минут, Коля скользнул к ближайшей от них двери — если верить черной тени, перемешавшейся по светлым квадратам, падавшим на землю между путями из окон их поезда, «коллега» продолжал проверять его уже в третьем от них вагоне: время поджимало не только их, но и преследователей.
— Давайте сюда, очень тихо, по одному…
На то, чтобы затолкать девушек в неизвестного назначения состав и последовать за ними, компании беглецов потребовалось не больше трех минут.
— Молодцы, девчонки… — проговорил Гордеев, опускаясь на мягкий ковер в коридоре вагона рядом с девушками, проделавшими это раньше его. — С вами обеими я бы запросто пошел в разведку.
— Уже. — Милана улыбнулась, судя по интонации.
— Уже? — не понял адвокат.
— Ага… Разве мы не ведем себя, как партизаны в разведке?
— Она еще шутит! — с отчаянием фыркнула Диана. — Господи, а вдруг они нас и тут сцапают?!
— Будешь сидеть тихо — не сцапают, — сурово произнес Демидыч. — Правда, хотелось бы знать, куда именно мы влезли. Главное, как двигать дальше…
И, словно отвечая на его вопрос, темный состав вдруг резко дернулся, потом замер — и, снова дернувшись, тронулся с места. В неясном перемежающемся свете, достигавшем сюда с перрона, беглецы недоуменно переглянулись.
— По-моему, двигаемся мы в тупик, — уныло предположила Диана.
— Нет, — внезапно возразила ей Милана, — мне кажется, нам здорово повезло…
— То есть? — Гордеев заинтересованно посмотрел на девушку.
— Понимаете, к ивано-франковскому составу в Черновцах всегда подцепляют несколько вагонов… Вы не обратили внимания, сколько вагонов здесь?
— Я обратил, — встрял Демидыч. — По-моему, четыре… Или три… Я даже хотел протащить всех к следующему пути, да боялся, что этот козел нас застукает из окна… Вагоны-то насквозь просматриваются. Вот и решил, что лучше в тупик попасть, чем перестрелку организовывать.
— Ладно, поживем — увидим, — пробормотал Юрий Петрович. — Коля, отопри-ка нам купе, не век же в коридоре на полу сидеть…
— Ничего не скажешь, хорош Новый год, — вздохнул Демидыч, извлекая на свет свою универсальную отмычку. — К тому же, говорят, как новогоднюю ночь проведешь — так и весь год проживешь…
— Оптимист ты наш, — усмехнулся Гордеев, помогая девушкам подняться с пола. — Зато погляди, этот вагон намного комфортнее нашего: даже если нас загонят в тупик, хоть выспимся более-менее прилично… Правда, спать нам с тобой, Николай, придется по очереди.
— С чего вы взяли, что мы с Миланой уснем? — возмутилась Диана. — Это вы, мужики, толстокожие… Вот вы и спите…
— Наверное, не стоит разговаривать громко, — предположила Милана и положила руку на Дианино колено.
— Не стоит, — поддержал ее Юрий Петрович.
И в этот момент вагон снова дернулся. За окнами с двух сторон медленно поплыли окна чужих поездов…