Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой. Книга 2

Глава 1

Вероника

- Господи! Мир! Я больше не буду рожать! Заведи себе для этого вторую жену или наложницу!

Мой истеричный крик разносится по почти пустому помещению, в котором стоит только узкая кровать и кресло, на котором мне предстоит родить дочь, если я до него доползу. Эхо под высоким потолком вторит моему голосу, повторяя последние слова. Конечно, с наложницей и второй женой я погорячилась, так как не подпущу к моему мужчине другую женщину, но разрывающая боль настолько вымотала, что сейчас я готова грозить чем угодно, лишь бы не орать матом в обществе моего ребёнка, вот-вот готовящегося появиться на свет.

- Может, всё-таки эпидуралку или ещё какую-нибудь анестезию? - умоляюще просит Мир, с надеждой смотря на дверь, куда несколько минут назад ушла врач, пообещав скоро вернуться. Нервничает, бедненький. В расширенных глазах читается чёткий вопрос: а скоро - это когда?

- Ну какая анестезия, Мир? Елена Дмитриевна сказала, что я в родах. Поздно делать анестезию, а эпидуралку я боюсь, вдруг ноги откажут, - ною между схватками, заставляя мужа нервничать ещё больше.

То ли я всё забыла за три года, то ли Глеб выскочил быстрее и менее болезненно, но с Кирой приходится помучиться. Сколько я уже здесь? Часов шесть? А до этого кусала подушку всю ночь, не желая беспокоить Дамира, вернувшегося из срочной командировки. Утром, когда терпеть было невмоготу, тихонько потеребила его и заставила поволноваться. Как он бегал… Как кричал… Не на меня, конечно. Досталось всем. Охране за то, что мешаются на дороге, водителю за то, что машину не успел за три минуты прогреть, повару за то, что пахнет корицей, от которой меня вывернуло, не успела я выйти из спальни, Хавчику за то, что прибежал к крыльцу за порцией яблок, как привык прибегать каждый день, стоило только выйти из дома.

- Малыш, ну кому они откажут? Мне не посмеют. Для меня они по команде раз-два раздвигаются, - вызывает словами улыбку Мир и сам криво растягивает рот в подобии оскала.

Он хочет сказать что-то ещё, но меня выгибает от очередной вспышки и почти выворачивает наизнанку. Похоже, Кира встала на финишную прямую и берёт разгон.

- Мииир! Зови врача! Меня сейчас разорвёт!

Мир пулей вылетает за дверь, оглушает криком больничные стены, и родильный зал наполняется медперсоналом. Елена Дмитриевна заглядывает под рубаху, цокает языком и отдаёт команду переместиться на кресло. Дамир подхватывает меня на руки, шатаясь идёт по направлению к креслу, а в глазах паника и страх.

- Папаша, в обморок не упадёте? Может, в коридорчике посидите? – смелеет Елена, немного позабыв, кто такой Дамир Захратов.

Мир бережно опускает меня на кресло, помогает расположить ноги на подставках, не позволяя кому-либо коснуться, и молча одаривает смелую женщину тяжёлым взглядом. Та виновато опускает глаза, просчитывая, чем выльется её неаккуратность, но сразу подбирается, стоит мне закричать.

- Дамир Авазович, со всем моим уважением… - сглатывает слюну. – Не могли бы Вы постоять за креслом, подержать жену за руку, помочь ей подышать правильно и дать мне принять роды.

Мир снова пытается проделать тот же фокус с демоническим взглядом, но я беру откуда-то силы и лягаю его ногой в грудь, обрывая властные замашки Бога. Он заметно сдувается и послушно встаёт у меня в голове, всовывая свою ладонь в мою. Ох. Зря он это сделал. Мощный наплыв боли, команда «тужься», крик, больше похожий на рык раненого зверя, под ногтями проминается и лопается кожа, захлёбывающийся вдох, новая команда врача, тёплая влажность на пальцах, скорее всего, от крови или у Мира так сильно вспотели ладони, и тоненький визг, оглашающий весь этаж – смотрите, я родилась.

- С ней всё нормально? Почему она в крови и перемазанная белой гадостью?

Голос Дамира подозрительно дрожит, как и губы, а в глазах нездоровый блеск, грозящий перерасти в слёзный поток. Он сдавливает мои плечи, обеспокоенно следит за действиями женщины, перехватившей его дочь у Елены и отнёсшей её к металлическому столу.

- С девочкой всё замечательно. Это защитная смазка. Не волнуйтесь, Дамир Авазович. У Вас очень хорошенькая здоровая дочь.

Елена Дмитриевна старается улыбнуться, но работа со мной ещё не закончена, поэтому она отвлекается от Мира и занимается мной.

- Потерпите ещё немного, Вероника. Осталось зашить и можно отдыхать, - ласково хлопает по коленке Елена и со шприцом наклоняется ко мне.

- Вы её получше зашейте, - вставляет свои нравоучения Мир. – Вон какая махина только что вылезла, так что штопайте качественно.

Я не знаю, плакать мне или смеяться. Поведение Дамира слишком сильно отличается от привычного всем мужчины, удерживающего в руках уже много лет этот город. Он держит себя в рамках приличия, старается не кричать, не подавлять окружающих, даже слушается и выполняет всё, что ему говорят. Бывает, Мир забывается, включает бычку, но сразу приходит в себя, осматривается, вспоминает, зачем мы сюда пришли.

- Ну что Вы так беспокоитесь, Дамир Авазович. Если Вас что-нибудь будет не устраивать, мы всегда можем провести лабиопластику, - отрывается от моей промежности Елена.

- Это что ещё такое? – впивается чернотой в неё Мир, просчитывая автоматом в голове, сколько нам нужно лабиопластик и как оно скажется на нашей интимной жизни.

- Коррекция половых губ и влагалища, - с лёгкостью просвещает врач, словно рассказывает о витаминах. – Можно провести операцию сразу, как только Вероника закончит грудное вскармливание. Кстати, мастопексию тоже можно сделать в нашей клинике.

- Сомневаюсь, что нам понадобятся различные коррекции, - прихожу на помощь своему мужу, одуревшему от такой интимной информации. – Дамир предпочитает натуральную красоту.

- Я предпочитаю твою красоту, - склоняется Мир и шепчет мне в волосы. – Другая меня не интересует.

Мне кладут на грудь малышку, и моё внимание всё принадлежит ей. Из своего положения мне видна только макушка, но это самая прекрасная, самая красивая макушка в мире. Мир замирает, кажется, перестаёт дышать и нервно водит рукой по воздуху, не зная, куда её приткнуть.

Глава 2

Дамир

Меня распирает от противоречивых чувств.

Гордость – это же я! Я сделал такую красивую крошку, вызывающую щенячью преданность с первого взгляда. Я! Я, со всем своим уродливым нутром породил самое светлое и чистое, что только может быть в этой грязной жизни.

Мужское удовлетворение (просьба не путать с сексуальным) – моя женщина сдалась под давлением, простила всю херню, что я натворил, и подарила мне дочь. Подарила мне самое важное, что может быть у мужчины, самое дорогое, самое ценное. Сын – это исполнение амбиций, дочь – намного больше, намного сложнее.

Нежность – раньше она принадлежала только Нике, а сейчас разрастается со страшной скоростью, обволакивая жену и Киру, скользя вокруг них, сплетаясь в баюкающий кокон. Кожа зудит от потребности окутать собой своих девочек, без устали гладить, делиться теплом, урчать, демонстрируя преданность и мягкость.

Страх – он очень силён, выворачивает суставы от ощущения беспомощности. Боюсь, что у любимой начнутся осложнения. Сколько всего я прочёл в мировой паутине, сколько просмотрел разных роликов, где в подробностях рассказывают как хорошее, так и не очень. Боюсь повредить что-нибудь малышке, сжать слишком сильно, не удержать в кривых руках. Боюсь, что не справлюсь, не стану хорошим отцом, не смогу оградить от болезненных уроков жизни.

Ревность – самая настоящая, самая многогранная, самая гнусная. Не могу определиться, кого к кому ревную. Нику к дочери, боясь, что она перестанет уделять мне время, растворится в малышке и отдалится от меня, или Киру к жене, переживая, что малышка будет любить меня меньше, не станет нуждаться в моей помощи, предпочтёт маму отцу. Гадко. Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Они, как два центра моей вселенной, и полярность их ещё неизвестна.

С Глебом всё было проще. Из-за моего внутреннего говна я пропустил его появление на свет, просрал первые нежные годы ребёнка, не делил грудь жены с мелким обжорой, не испытывал ревность от недостатка внимания. В то время мной двигала ненависть и злость. В то время я не знал, что у меня есть сын. В то время всё моё существование было одним вязким дерьмом.

Глеба я узнал маленьким мужичком, тащищем тяжёлое ружьё для защиты матери. На тот момент он был уже одним целым с Никой и щедро впустил меня в это целое, позволил замкнуть круг и врастись в него. Из-за потерянного времени именно я вынуждал Нику ревновать, отдавая всё время общению с Глебом, перетягивая его внимание на себя. Прости, родная, но я все эти месяцы с жадностью жрал часы и дни, подаренные мне сыном, эгоистично захлёбываясь от его детской любви. Всё было легко и понятно – Ника, Глеб и я.

Теперь у нас появилась Кира, скрутившая мои чувства в огромный ком. Это сколько же нервов? Вдруг на неё посмотрит какой-нибудь ушлёпок, не стоящий её мизинца? Вдруг чей-нибудь зажравшийся сынок посмеет подкатить к ней яйца? Вдруг она влюбится в какого-нибудь отморозка, промышляющего грабежами и наркотой? Столько «вдруг» на одну мою маленькую девочку.

- Мир, мне нужна твоя помощь, - вырывает из тягостных раздумий жена. Она стоит в больничной рубахе, заляпанной кровавыми пятнами, держится за спинку кровати и пытается не согнуться пополам. – Проводи меня в душ. Голова кружится.

- Может, не надо, малыш? Отдохни, душ подождёт, - подскакиваю к ней и переношу её вес на себя. Вот мудак. Жена родила два часа назад, ей требуется поддержка и забота, а я зарываюсь в своей несостоятельности.

- Не могу, Мир, - трясёт отрицательно головой. – Я вся потная и грязная. Киру скоро кормить, а от меня несёт чёрт-те чем.

- Глупости не говори, - не сдерживаюсь от улыбки и утыкаюсь лицом в волосы. – Ты пахнешь божественно. Ничего вкуснее не нюхал.

- Дурачок, - отвечает мне улыбкой. – Всё же я хочу помыться.

- Хорошо, - подхватываю её на руки. – Только, если позволишь сделать мне всё самому.

Она не возражает, согласно кивает и жмётся ко мне. Райское наслаждение держать любимую, дышать ею, быть её центром. Заношу в ванную комнату, настраиваю приятную температуру воды и ставлю Нику под поток тугих струй. Губку не беру, предпочитая скользить по телу ладонями. Осторожно вожу рукой, взбивая пену и тщательно намыливая каждый миллиметр кожи, стирая кровь, смазку, йод и другие остатки послеродового кошмара.

Смываю грязь, посмевшую налипнуть на моё сокровище, укутываю Нику в полотенце и возвращаю в палату, где уже подаёт тоненький голосок кроха. Я раб своих девочек, готовый носить их на руках всю жизнь. Достаю новую ночную сорочку, помогаю жене одеться и торможу, не зная, что делать дальше.

- Кире надо помыть попу, поменять памперс, - ошарашивает меня любимая, вызывая нервный тик. Носить на руках – это пожалуйста, а мытьё попы и замена подгузника – уже из области фантастики. Как? Как мне перебороть страх и проделать все те фокусы, которые ждёт от меня Вероника.

- Может, позвать кого-нибудь на помощь? – с надеждой смотрю на дверь, а затем перевожу взгляд на жену. – Здесь же есть детские медсёстры, способные помыть попу?

- Мир, милый, всё не так сложно, как ты себе насочинял, - мурлычет Ника, с нежностью смотря на меня. От её карамельного взгляда вырастают крылья, повышается самооценка, расцветает вера в себя. Я смогу! Справлюсь! Всё сделаю в лучшем виде!

Уверенно подхожу к люльке, запускаю ручищи внутрь и смыкаю их под крошечным тельцем ничего не подозревающего ребёнка. Пальцы не трясутся, это просто мелкий тремор от волнения. С непробиваемым лицом достаю дочь, вспомнив вовремя про поддержку головки, переношу её на пеленальный столик и шумно выдыхаю. Ощущение, как будто пробежал полосу препятствий, хотя проделал самое лёгкое.

- Смелее, Мир. Снимай штанишки и памперс, - подбадривает Ника, вытягивая шею и следя, как коршун.

Стягиваю штанишки размером меньше моих перчаток, расстёгиваю подгузник и задерживаю дыхание. Боже! У неё тоненькие ножки, совсем хрупкие, нежные, а пальчики без лупы не разглядишь. Кира недовольно дёргает ими, а мне кажется, что, дотронувшись, я вырву их с корнем.

Глава 3

Вероника

Дома нас встречают сын, прыгающий от любопытства, Хавчик, вынюхивающий наличие яблок, и семья Неверовых в полном составе. Мирка игнорирует скрипящий кулёк и сразу цепляется за брюки Дамира, пытаясь взобраться ему на руки, а Полька отпихивает Макса и тянет руки к Кире, складывая губы уточкой и издавая непонятные звуки.

- Иди к тёте Поле, моя крошка. Какая она маленькая, какая красивенькая, вся в мамочку.

Глеб растерянно топчется на месте, не зная, на кого выплеснуть свои эмоции - на маму, которую не видел четыре дня, или на Полю, захватившую обещанную сестрёнку. Целую его в щёчку и подталкиваю в сторону загребущей тётки, которая как раз села на диван и выпутывает из одеялка Киру. Та ворчит, куксится, морщит носик и сладко причмокивает, надеясь получить внеочередную порцию молока.

Мне бы, как прилежной хозяйке, организовать стол, уделить время гостям, но сил совсем не осталось, и единственное моё желание - спрятаться в своей комнате и закрыться от суеты. Кира очень пунктуальна и требует грудь каждые два часа, что слишком выматывает из-за отсутствия полноценного сна.

- Иди ложись, малыш, отдохни, - склоняется Мир и шепчет мне на ухо. – Я обо всём позабочусь.

Смотрю на Глеба, нависшего над Кирой и свернувшего губки в куриную гузку, на его несмелые попытки погладить крошку по голове, и умиляюсь той братской нежности, которая может быть только внутри семьи. Он обещает её защищать, картавя твёрдую «р», перечисляет игрушки, которые нельзя «ни в коем случае» трогать, и смешно разводит в стороны руки, объясняя запрет тем, что их ему подарил папа.

Мир улыбается, оставляет невесомый поцелуй на волосах и поворачивает меня к лестнице, отвесив лёгкий шлепок по попе для ускорения. Мне ничего не остаётся, как с радостью бежать наверх и немного уделить время отдыху.

В спальне дышится прохладой из открытого окна, пахнет чистотой и свежестью постельного белья, а кровать навязчиво манит прилечь и закрыть глаза. Не борюсь с искушением, сбрасываю одежду, накидываю мягкий халат и ложусь, зарываясь в тёплое одеяло. Не замечаю, как проваливаюсь в сон, но выплываю из него от странных копошений в области груди.

- Извини, не хотел будить. Думал, получится самому подвесить Киру к сиське, не беспокоя тебя.

Виноватое лицо, беспокойство в голосе, сама по себе комичная ситуация – придают бодрости и вызывают глупый смешок. Подумать только, взрослый мужик, а решения иногда принимает на уровне мартышек, живущих животными инстинктами.

- Ну, чего ты смеёшься? Я как лучше хотел, - деланно обижается, но руки от халата не убирает, продолжая раздвигать борта и, как будто случайно, задевать грудь, настырно продвигаясь дальше. Он уже отстегнул чашечку и завис на оголённой части тела, жадно сглатывая слюну.

- Спасибо, дальше я справлюсь сама, - помогаю отвиснуть, отодвигая руку и придвигая дочку, которая сразу нервно тыкается носом, ища, что втянуть в рот.

- Да, - торопливо соглашается. – Пойду приму душ.

Миру тяжело с его темпераментом держаться на расстоянии, но он крепится, плескается в ледяной воде по несколько раз в день и чётко выполняет рекомендации врача. Не удивлюсь, если у него в телефоне календарь, в котором он отмечает дни воздержания и приближения кнопки «старт». Переключаю внимание на крошку, кряхтящую от натуги. Она старается, пыжится, жадно всасывает сосок и громко глотает, периодически захлёбываясь, но не отступая от цели. По характеру она явно пошла в отца. Такая же требовательная, настырная и жадная. Насытившись, Кира засыпает, продолжая некоторое время двигать губками, а затем звонко отсасывается, пугаясь и вздрагивая.

В ванной перестаёт шуметь вода, слышатся тихие ругательства Мира, щёлкает ручка, и в проёме появляется соблазнительное искушение. По смуглой коже стекают бриллиантовые капли, искрясь в блеске точечных светильников, огибают рельефные пластины мышц, собираются в тонкие ручейки и впитываются в махровое полотенце, низко сидящее на бёдрах. Ледяной душ не сильно помог, так как при взгляде на меня у мужа увлажняется взгляд, а в области паха «раскрывается палатка».

- Сдохну без тебя, малыш, - сдавленно произносит он, скидывая полотенце и демонстрируя налившуюся кровью плоть. – Руки все стёр, но никакого удовольствия.

- Переложи Киру, и я смогу тебе помочь, - облизываю губы, намекая на тесное сотрудничество.

Мир в два шага пересекает комнату, аккуратно перекладывает дочь в люльку и в предвкушении возвращается ко мне. На лице детская радость от приближающегося праздника, руки сжимаются в кулаки, сдерживая порыв сорваться, член совсем не по-детски поддёргивается, словно сканирует пространство в поиске удовольствия.

Сползаю на край кровати, обхватываю мощный агрегат, провожу пальчиками по бархатистой коже, дотрагиваюсь кончиком языка до блестящей головки. Мир сдавленно стонет, цепляется в волосы, подаётся бёдрами вперёд и испуганно отстраняется.

- Прости, еле сдерживаюсь, - выдавливает хрипло, отдёргивая руку и пряча её за спиной.

- Не сдерживайся, - поднимаю на него глаза. – Я справлюсь.

Он облегчённо выдыхает, зарывается в волосы, наматывает их на кулак, регулируя наклон головы и жадно толкается внутрь, упираясь в глотку и рыча.

- Расслабь горло и дыши носом, - приказывает, оттягивая пленённые волосы назад и заставляя выпрямить шею.

Мир предпочитает жёсткий секс, и я к этому привыкла, но с длительным перерывом забылось, каково это – заглатывать по самый корень. Несколько толчков даются с трудом, но как только закрываю глаза, расслабляюсь и отдаю себя во власть мужа, процесс идёт легче. Дискомфорт присутствует, но осознание того, что делаю это для любимого, перекрывает все неприятные ощущения, позволяя принимать его глубоко и резко. Надолго Мира не хватает, и он с рычанием и матами кончает, удерживая меня одной рукой жёстко на месте, а другой нежно поглаживая скулу.

- Моя малышка. Моя любимая малышка, - задыхается, падает на колени и целует в губы, благодаря и рвано выдыхая признания в любви.

Глава 4

Дамир

- Я не буду присутствовать на этом приёме, Элеонора. Ни на этом, ни на остальных. Ника только месяц назад родила. Мы не готовы вести публичный образ жизни.

Внутри бурлит от гнева. Как они смеют дёргать меня в такое неподходящее время? Ладно эти зажранные сволочи, но Элеонора должна понимать. Она же женщина. С бультерьерской хваткой, но женщина. Элю пришлось взять помощницей на официальную деятельность, когда Никин живот достиг семимесячного возраста. Я стал забивать на бизнес, боялся отлипнуть от жены, положил болт на дела, и в этот момент Бог, но скорее дьявол, послал мне её. Этакая женщина-вамп, знающая себе цену и обладающая мужским складом ума.

С появлением этой стервы мой рейтинг пошёл в гору. Раньше меня боялись, уважали-боялись, трепетали-боялись, а теперь стремятся заключить договоры, не переживая, что отожму компанию, пристают с благотворительностью, пользуясь моим «мягким» характером, присылают приглашения на всякую херню, надеясь подмазаться.

- Это очень важный банкет, Дамир. На нём будет вся верхушка власти, - давит Элеонора, добавляя твёрдость в голос. - Если твоя жена ещё не в форме, могу составить тебе пару на приёме.

- Совсем охренела? Берега попутала? - взрываюсь, сдерживая себя от желания вызвать Гарыча и вывезти оборзевшую бабу за пределы области.

- Я р-ради дела, Дамир Авазович, - испуганно лепечет. – Просто для имиджа… Там не принято появляться без женщины…

- Я поговорю с Никой.

Сбрасываю вызов и поднимаюсь в спальню. Кира лежит голенькая посреди кровати, дрыгает ножками и пускает пузыри, а Ника придирчиво выбирает наряд для маленькой принцессы.

- Элеонора настаивает на нашем присутствии в субботу на приёме, организованном губернатором, - подхожу сзади и прижимаюсь грудью к спине. – Если ты против, малыш, мы не пойдём.

- С каких это пор ты доверяешь мне принятие деловых решений? – озадаченно спрашивает жена.

- С тех самых, как принял неправильное за нас обоих, - зарываюсь носом в волосы и вдыхаю свежесть тропических фруктов.

Наверное, веду себя, как подкаблучник, что выглядит аморально в моей среде, но в последнее время считаю, что надо иметь много мужества и силы, чтобы позволить себе прогибаться под любимую женщину. Она - мой центр вселенной, и моё призвание крутится вокруг неё.

- Если влезу хоть в одно платье, то мы можем пойти, - проворачивается в моих руках и обвивает шею. – С детьми посидит Поля. Она давно предлагает сходить развеяться.

Платья, в которое свободно бы влезла Ника, не нашлось. Как бы хорошо она не выглядела, но недавняя беременность немного сказалась на объёмах. Меня всё устраивало: и увеличившаяся грудь, и крутой изгиб бёдер, и даже мягенький животик, заманчиво собирающийся в складочку во время сидения. Устраивало настолько, что член уже привык находиться в вечном подъёмном настроении, а Никуся расстроилась, но не сдалась. Поход в магазин придал уверенности, а шкафы заскрипели от натуги.

- Синее или красное? – вертится перед зеркалом, меняя четвёртое платье. – Нет. Лучше, наверное, чёрное. Чёрное стройнит.

- Нам выезжать через полчаса, а ты никак не определишься, - сдвигаю брови и строго смотрю на неё. – Надевай красное. Повторим твой дебют.

Хмыкает, снимает синюю тряпку, испытывает моё терпение, дефилируя в кружевном белье. И ведь знает, как действует на меня, но продолжает дразнить, поглядывая из-под ресниц на мою реакцию. Поворачиваюсь к ней боком, чтобы получше разглядела результат своего хулиганства, и усердно застёгиваю запонки, пыхтя, как недовольный ёж.

На приём приезжаем с опозданием и сразу попадаем в центр тусовки. Вспышки камер, вопросы репортёров, рукопожатия, предложения о сотрудничестве. Вероника не отходит, старается держаться расслабленно, но нервничает, впиваясь ногтями в руку. Обнимаю её за талию, придвигаю ближе и невесомо касаюсь губами виска.

- Дамир Авазович, давно не видели тебя в наших рядах, - возбуждённо суетится Кротов, губернатор области. – Вероника Дмитриевна, прелестно выглядите.

Ника заученно улыбается, притираясь сильнее ко мне, Кротов пожирает её глазами, словно кружит вокруг свежего мяса, а я сжимаю кулаки.

- Рад видеть тебя, Миша, - наклоняюсь к нему и с шипением говорю: – Ещё раз посмотришь так на мою жену, буду рад не видеть.

Кротов меняется в лице, вспыхивает, но тут же берёт себя в руки и улыбается, переводя ситуацию в шутку. Улыбаюсь в ответ, подыгрывая на камеры, и протягиваю руку, получая взамен потное пожатие. Мишку иногда заносит, но он всегда вовремя вспоминает, благодаря кому занимает своё место.

- У меня к тебе выгодное предложение, - подбирается губернатор, и на месте вежливого прохвоста появляется делец. Жёсткий, жадный, расчётливый.

- Перешли всё Элеоноре, я рассмотрю и сообщу о встрече, - небрежно отмахиваюсь, ставя точку в обсуждении. Я пришёл сюда торговать рожей, а не вязнуть в деловых вопросах.

- Она как раз здесь, с твоим партнёром, - в глазах появляется похотливый огонёк. – Красивая женщина. И где ты их берёшь?

Он переводит взгляд в сторону и потирает ладони. Прослеживаю направление и натыкаюсь на помощницу, щебечущую в окружении мужчин. На ней открытое красное платье, подчёркивающее черноту волос и глаз, глубокий разрез, открывающий нескромно бедро, высокие шпильки, демонстрирующие длинные ноги. Она излучает животный секс, приманивающий всех половозрелых самцов. Уверен, выбор цвета неслучайный. Ни для кого не секрет, что я помешан на красном, но Элеонора явно перегибает палку.

Она замечает мой взгляд, ведёт плечом, что-то говорит окружающим мужчинам и идёт в нашу сторону. Походка королевы, благосклонно одаривающей мимолётным вниманием своих слуг.

- Дамир, Вероника, не ожидала увидеть вас в полном составе, - урчит, как кошка. – Как Глеб? Маленькая Кира? Когда позовёте на смотрины?

- Дети в порядке, спасибо, - блистает вежливостью жена. – Кирочка готова будет к гостям через год, так что милости просим.

Глава 5

Он

Я ненавидел его всю жизнь, все долгие годы, что был знаком с ним. Дамир Авазович Захратов, везучий ублюдок, магнит для денег и женщин, сука, которая должна сдохнуть. Откуда такая ненависть? Сам не могу себе объяснить. Это как с устрицами. Вроде они полезные, многие их любят, кто-то постоянно ест, а я терпеть не могу эту склизкую гадость. С Дамиром та же хрень. Я просто его ненавижу.

Столько времени мне приходилось душить это чувство, прятать, прикрывать радушием и привязанностью. Вместе бухать, трахать блядей, восхищаться его успехами, обсуждать совместные дела и выворачиваться наизнанку от ненависти. Сжимать кулаки, сдерживаться, чтобы не придушить, не пустить пулю в лоб, а вместо этого улыбаться, обнимать, хлопать одобрительно по спине.

Меня бесило всё. Его жестокость в расправе над врагами, его жёсткость в управлении подчинёнными, его пренебрежение в общении с бабами, его нежность по отношению к Веронике.

О-о-о. С Вероникой была отдельная история. Влюблённая дура, согласная на всё ради этой мрази, слабое место Мира, способное доставить смертельную боль или уничтожить. Вызволяя ту потасканную блядь, я знал, что меня удовлетворит любой расклад. Сдохнет Ника – Мир долго не проживёт, проведя в горе последние дни своей жизни, скопытится Дамир – моя режущая чернота покинет душу, дав свободно вздохнуть полной грудью.

Рисковал, но риск – благородное дело. Снотворное охране борделя, отвлекающий манёвр для проникновения потаскушки в дом, приличные денежные расходы, оправдывающие размер, если бы… Если бы грязная сучка не перепутала у Дамира правую сторону с левой, если бы, стреляя в невесту, опустила дуло сантиметров на шесть...

Теперь он радуется жизни, нянчится с женой, балует мелкое отродье, похожее на него, как две склизкие устрицы между собой, и сдувает пылинки с горластого кулька. Все дела по боку, что теневые, требующие жёсткого кулака и круглосуточного контроля, что законные, сброшенные на Элеонору. А Элеонора – баба ладная. Грудь, задница, ноги от ушей. Я бы её отодрал в шикарную жопу, впиваясь руками в мясистую грудь, предварительно заткнув грязный рот и отходив плетью для укрощения.

Жалко, не видел, как Дамир сёк свою Никусю. Говорят, красочная картина была. Правда, тех, кто говорил, практически не осталось, а кто остался – быстро потерял память. А Вероника, вся такая фифа с голубой кровью, оказалась дурой такой же, как любая торговка с рынка. Простить такое унижение, вернуться, родить ребёнка, ходить улыбаться, обниматься, лизаться по углам. Счастливые влюблённые, примерная семья.

Хотя на влюблённости можно хорошо сыграть, да и Элеонора с лёгкостью может заткнуть глупенькую богатенькую девочку, соблазнив красавчика Дамира. А если не выгорит, то всегда можно подтасовать карты, опереться на старые грехи и подпортить идиллию в семье.

На крайний случай, есть старый друг, давший клятву о долге жизнью, который совсем зажирел от спокойного, сытого существования. Окружил себя наложницами и рабынями, наладил поставки оружия и наркоты, собрал маленькую армию, способную зачистить десяток селений за несколько часов, и сидит жрёт виноград с финиками.

С его помощью достать Дамира не составит труда. Сначала пристроить в бордель любовь всей его жизни и высылать фотки, чтобы помучался перед смертью, порыл мордой землю, затем заняться детьми, выставив на закрытые торги с анонимными участниками, ну а после - посмотреть в глаза, прежде чем провернуть нож в сердце. Главное – подгадать момент, убрать временно Захратова, желательно подальше, проредить охрану и действовать. Пара часов на вывоз из города, сутки на бегство из страны, требование выкупа, чтобы потянуть время и концы в воду.

- Илхом, дорогой, дело есть, важное, - набираю старому другу. – Встретиться надо, брат, поговорить.

- Когда в гости ждать? – торопливо спрашивает он, а на заднем фоне звучит музыка, слышится перезвон браслетов и шелест одежды.

- Через две недели командировка намечается, остановлюсь у тебя.

- Добро. Мне как раз новых девочек доставят. Будет, чем тебя развлечь.

Прощаемся, и я довольный растягиваюсь на диване. У Илхома всегда отменный товар. Девок его парни собирают со всей России и с территорий бывших республик, выискивая подходящие экземпляры на конкурсах красоты. Победительниц, естественно, не трогают, а вот тех, у кого не хватило денег на победу, заманивают различными способами. Кому обещают контракт с известным рекламным агентством, кому сулят брак с эмиратским принцем, а кого накачивают наркотой и просто вывозят.

Ломать таких – чистый кайф. Поначалу они сопротивляются, выпускают когти, следом бьются в истерике, отказываются от еды, но после нескольких кругов по членам бойцов сдаются, становясь шёлковыми и послушными. Мне нравится усмирять, запугивать, воспитывать болью. Илхом позволяет делать с ними всё, что душе угодно, главное не попортить шкурку и сильно не растянуть.

Не обещаю, что с Вероникой буду нежен, скорее наоборот. Она выползет из-под меня еле живой и в таком виде попозирует для своего мужа. Мир будет в бешенстве, потеряет контроль, станет уязвимым, а я, как всегда, сыграю преданную дружбу.

Глава 6

Вероника

- Элеонора, действительно, очень красивая, - не могу сдержать в себе. Вроде муж не даёт повода, но перед глазами всплывает далёкое воспоминание. Виктория, бросающая пакет на пол машины и её слова, пропитанные ядом: «Зря ты встала на моей дороге, маленькая дрянь. Беги, сучка. Беги быстро и не оборачивайся. Надеюсь, ублюдка ты потеряешь…».

- Да? Не заметил, - перетаскивает к себе на колени Мир. – Для меня существует только одна женщина. Самая красивая, самая сексуальная, самая желанная. А Элеонору я с лёгкостью могу убрать из нашей жизни. Только скажи, и её не будет в городе.

Сколько таких охотниц встанет ещё на его пути? Всех не уберёшь, не уничтожишь. Дамир слишком красив и успешен – лакомый кусочек для большинства. Всегда будут крутить перед ним хвостом, стараться соблазнить, предлагать себя. Эля, вроде, не крутит, но я женщина и замечаю то, что мужчины не видят. Желание, мелькающее во взгляде на моего мужчину, зависть и ненависть в уголках сжимающихся губ, когда мимолётно скользит по мне.

- Не стоит. Она хорошо справляется с работой, - веду рукой по его щеке, обвожу овал лица, задеваю большим пальцем губы. Он мой. Никому не отдам. – Я доверяю тебе, Мир. Ты не сделаешь мне больно.

- Не сделаю. Клянусь.

Не сделает. Моя спина всё ещё напоминает ему об ошибках и о причинённой боли, а парные отметки от пуль - о предательстве близкого друга.

Мы приезжаем домой, входим внутрь, нам навстречу бежит Глеб. Кира, почувствовав наше возвращение, издаёт требовательный писк из гостиной, а Мирка пытается оттащить Глеба и влезть по штанине на Дамира. Все неприятные эмоции остаются за дверью, стоит только сбросить обувь и взять крошку на руки.

Макс появляется следом, и мы всей семьёй садимся ужинать. С момента моего возвращения от Егора Максим с Полиной стараются надолго не оставлять нас. Пару раз в месяц они летают в Москву, где требуется личная подпись и присутствие Макса, а всё остальное время проводят здесь, в родительском доме.

- Как прошёл выход в свет? – интересуется подруга. – Затмила всех своей красотой?

- Затмила, - гордо задирает подбородок Мир, разве что сопли пузырями не раздувает. – Пришлось даже Мишке Кротову направление для похабных взглядов указать.

- Надеюсь, обошлось без мордобоя? – присоединяется Макс. – Интернет не взорвётся от новости дня?

- Сдержался. С трудом, - хрустит суставами в кулаках Мир. – Хорошо, что он понятливый мужик и трусливый.

Мужчины смеются, затем погружаются в деловой разговор, связанный с бизнесом, а я ловлю на себе внимательный взгляд Полины из-под сведённых бровей. Узнаю его и морально готовлюсь к допросу. Наверное, осадок от встречи с Элеонорой оставил след на моём лице, раз лучшая подруга старательно сканирует ауру.

- Поднимусь покормить Киру, - встаю из-за стола и подхватываю закопошившуюся дочку.

- Я с тобой, - подрывается за мной Поля.

Отсчитываю ступени и судорожно обдумываю, что сказать. О причинах моего исчезновения она не знает, мы не стали обострять отношения, но настоящие эмоции крепко связаны с прошлым. Мне необходимо с кем-то поговорить, поделиться переживаниями, а Полька – не лучший вариант.

- Рассказывай, - садится напротив, дождавшись, пока Кира вцепится в сосок.

- Пересеклась с помощницей Мира, - морщусь, вспоминая её ледяную ненависть. – Раньше с ней сталкивалась, когда она приезжала за документами, и не особо зацикливалась, а сегодня показалось, что она нацелилась на Мира.

- А Дамир? – подалась вперёд и положила руку на колено.

- Муж в ней не заинтересован, и я ему верю, но женщина на многое способна, когда идёт к своей цели. Мне не по себе, стоит только подумать об этом.

- Так может, не надо думать? Захратов любит тебя, ему никто не нужен. Он же весь растёкся сладкой лужицей под твоим каблуком, - убеждает меня Поля в том, что я и так знаю.

Только раньше он тоже любил, а старательное рвение Вики подорвало эту любовь. Подруге я этого не говорю, просто сутулюсь от фантомной боли, набегающей на спину. И не важно, что давно перестала болеть, что нарушена чувствительность и приходится иногда смотреть в зеркало, чтобы проверить наличие одежды на ней, сейчас она лихорадочно пульсирует, словно содрали кожу.

- Что-то я устала, - перекладываю уснувшую Киру в кроватку. – Спину с непривычки ломит. Все эти мероприятия выматывают.

- Ложись, отдыхай, а Глеба я уложу сама, - понимающе кивает Поля. – И выброси всю чушь из головы. Мир только твой.

Подруга уходит, а я избавляюсь от одежды, принимаю прохладный душ и валюсь в кровать. Простынь обжигает прохладой, впивающейся в рубцы, и откуда-то наваливается паника. Стоит, наверное, посетить психолога, покопаться в себе. Говорят, что женщины иногда испытывают послеродовую депрессию, и, похоже, это она. Проваливаюсь в беспокойный сон, куда-то бегу, истекаю по́том и кровью, которые заливают глаза, попадают в нос и рот, мешают дышать. Кричу, но вместо крика вырывается бульканье и хрип. Стараюсь вырваться, проснуться, но ничего не получается.

- Малыш, ты вся горишь. У тебя жар, - обеспокоенный голос мужа выдёргивает из вязкого кошмара, с которым сама справиться не могу. – Потерпи. Вызову врача.

Пытаюсь отказаться, невнятно мямлю, жмусь к нему. Суставы выкручивает, тяжесть наливает тело, зубы отбивают дробь, и в голове поселился дятел, мерно выстукивающий ритм по вискам. Где могла подцепить заразу? Ясно где. В серпентарии, среди высоких гостей.

В ознобе протекает приход врача, укол, растирание, приглушённый плач Киры. Провалы в темноту, кратковременные всплытия, борьба с огнём и ноющей болью. Бормотание Мира, прохладное полотенце на лбу, горькая микстура, успокаивающий шёпот.

Меня колбасит, растягивает, всасывает в воронку беспамятства, и держусь я только за голос мужа. Наконец он ложится рядом, притягивает к себе, окутывает нежностью, заботой, и мне становится тепло. Зарываюсь в него, втираюсь, вклеиваюсь. Он – моё всё. Моя жизнь. Моя судьба. Моё сердце. Только в его объятиях нахожу спасение от кошмаров прошлого. Только в его руках излечиваюсь от страхов будущего. Мир – мой, я – его, и так будет вечно.

Глава 7

Дамир

Малышка горит, кутается от холода в одеяло, стонет в беспамятстве, а я извожусь от страха и проклинаю себя. Зачем поддался на уговоры Элеоноры и потащил Нику в клоаку. Она могла подцепить какую-нибудь инфекцию, перенервничать, устать, и всё это ради пары выгодных контрактов, которые всё равно придут ко мне.

- Что с ней, Вить? – трясу врача, стоящего передо мной в шёлковом халате с растрёпанными волосами и в тапках, перепачканных грязью. Его вытащили прямо из кровати, не дав собраться и привести себя в порядок. Пришлось отправлять парней к ближайшему мяснику, дополнительной работой которого является штопка раненных бойцов. Не лучший вариант, но посреди ночи, да ещё в невменяемом состоянии, лучше придумать ничего не смог.

- На простуду не похоже, инфекцию без анализов не определишь. Подожди-ка, - берётся за одеяло, откидывает его и тянется к груди моей жены. – Кормит?

- Кормит, - свожу брови и не спускаю глаз с загребущей лапы. – Эй, ты что собираешься делать?

- Прощупать грудь, - замирает и со страхом косится на меня.

- Охренел? – рычу и прикрываю Нику от посторонних глаз. Моя жена. Нечего на неё смотреть и тем более лапать. – Не боишься лишиться рук?

- Но надо проверить, - бубнит Витёк, делая шаг назад.

- Я сам. Говори, что делать.

- Положи ладонь, расположив пальцы ближе к подмышечной впадине, и сожми, - инструктирует он, и я следую его словам.

- Она огненная и плотная, как камень, - произношу хрипло, еле сдерживая себя от падения в истерию. – Что теперь?

- Надо сцедить, - сдавленно выдаёт. – Как только избавимся от застоя, ей полегчает.

- Что значит сцедить? Она что, корова? – сжимаю кулаки, мучаясь от желания свернуть шею наглецу.

- У неё застой. Если не откачать излишки молока, может развиться лактационный мастит, что приведёт к воспалению и операционному вмешательству.

- Но я не умею сцеживать. Может, высосать? Кира же с этим справляется, значит, получится и у меня, - растерянно развожу руками.

- Сначала помассируй, а затем это… отсасывай.

Следующие несколько часов превращаются в сплошной кошмар. Неумело мну окаменевшую грудь, содрогаясь от болезненных стонов жены, которая, слава богу, находится в полубессознательном состоянии, выдавливаю по капле, мну снова, пока не начинают выстреливать струйки, присасываюсь, и сразу просыпается Кира, почувствовав посягательство на свою еду. Подкладываю дочь к груди, и она жадно глотает, захлёбываясь, кашляя и опять глотая.

- Ну вот, - с удовольствием замечает Витька. – С одной справились, давай вторую цеди.

Уже под утро, протерев Нику влажным полотенцем, ополаскиваюсь и ложусь в кровать, придвинув и обняв жену. Тело ломит от усталости и нервного отката, но близость любимой действует как анестезия. Стоит коснуться её, втереться кожа к коже, как отпускает всё. Волнение, страх, напряжение. Ника чувствует то же. Перестаёт дрожать, расслабляется, выравнивает дыхание, растекается по мне.

Вывод после всего прост. Никаких выходов в свет, никаких соприкосновений грязи с моей семьёй, никаких длительных отлучек от жены. Расширю полномочия Элеоноры, найму, если надо, помощников ей, но от малышки ни шага в сторону.

- Доброе утро. Что со мной случилось? – сонно шепчет Ника.

- Застой молока, так сказал Витя, - затаскиваю её на себя.

- Меня лечил Витя? Тот, что штопает твоих ребят? – удивлённо смотрит на меня.

- Тебя лечил я, а Витя установил причину.

- И как ты меня лечил?

- Мял грудь, - вкладываю в голос сексуальной хрипотцы. - Затем обхватывал губами сосок и всасывал его. Оказывается, Кира лакомится деликатесом, вкусненьким, сладеньким, тёпленьким. Угостишь меня ещё молочком?

Ника смущается, краснеет и прячет лицо, утыкаясь в шею и шумно пыхтя. У нас столько всего было, а она всё ещё стесняется обсуждать близость, говорить о ней, и теряется, когда я открыто рассказываю о своих фантазиях и впечатлениях. Несмотря ни на что она так и осталась моей маленькой девочкой, стоящей на берегу реки и ошарашенно сжимающей в руке член.

Кира подаёт сигнал тревоги, услышав про делёж молока, и Ника подрывается, соскользнув с кровати, набрасывая на ходу халат и пряча от меня вкусное тело. На языке проецируется вкус сладости, всасываемой ночью, член в ответ дёргается, наливается кровью, и единственная мысль пульсирует в голове: всадить по самые яйца, вбуриться и не вылезать.

Кира со мной в корне не согласна, считая маму только своей, сердито кряхтит и сурово выгибает бровки домиком. Мне с ней не тягаться, по крайней мере сейчас. Остался один месяц, крошке придётся делиться, и уж тогда я уверенными шагами займу причитающееся мне место.

Глава 8

Он

- Илхом, брат, мне нужны от тебя бойцы, незасвеченный транспорт и безопасный проход для транспортировки груза, - курю кальян и мельком посматриваю на извивающихся в танцах наложниц с закрытыми лицами, что означает их принадлежность одному мужчине – хозяину, ими Илхом никогда не делится.

- Что перевозим?

- Женщину и двоих детей, - небрежно бросаю, показывая, что не особо заинтересован.

- Кто он? – прощупывает почву, желая узнать, в чей дом посылает бойцов.

- Сын шакала, живущий не по законам стаи, - выплёвываю, вкладывая всю ненависть. – Смерть слишком лёгкое для него наказание. Он должен страдать всю оставшуюся жизнь, проклиная тот день, в который не умер.

- Похоже, этот шакал тебе сильно насолил, - смеётся Илхом. – Особые пожелания есть?

- Сколько времени понадобится для вывоза из России?

- Около тридцати часов. Переход осуществим через горный хребет, а там подойдёт транспорт, - расписывает друг, выгоняя жестом пёстрый хоровод девушек.

- Мне достаточно пары часов наедине с подстилкой шакала перед отправкой в бордель, а в дальнейшем раз в неделю качественное видео, где с ней развлекаются мужчины, желательно пожёстче.

- Я тебя понял, брат, - откидывается на подушки, поглаживая характерным движением бородку. – Твой самолёт в семь утра. Желаешь отдохнуть или выберешь девочку?

- Девочку и покрепче, - довольно лыблюсь, потирая ладони от предвкушения. – Давно душу не отводил.

- Правила помнишь? - кивает. – Переломы и шрамы не оставлять.

Водитель перевозит в соседний сектор, охранник с автоматом провожает в подвал, где за железной дверью располагается комната боли. Всё, как я люблю. Испуганная зарёванная голая девка висит под потолком, с трудом удерживаясь на мысочках, на стене развешаны орудия пыток, плети, кнуты, скамьи для порки, козлы для обездвиживания и более глубокого проникновения в дырки, дыба для растяжки и вывихов суставов, хирургические наборы для снятия кожи.

Из-за глупых правил бо́льшую часть игрушек придётся оставить, а козлом я с удовольствием воспользуюсь. Толстозадая шлюшка будет шикарно на нём смотреться, когда я вобью в тугую испуганную дырку свой болт по самые яйца. Уверен, в попу её ещё никто не драл, от этого удовольствие будет в стократ лучше.

Под утро выхожу из комнаты, удовлетворённо осматривая результат своего труда. Красочные гематомы расцветают фиолетовыми цветами по всему телу, разбитые губы покрыты пересушенной коркой, опухшие глаза от слёз и пары ударов, кровь, перемешанная со спермой на ляжках и ягодицах. Как она кричала. Сладкая мелодия для моих ушей. Сейчас из глотки раздаётся только натужный, свистящий хрип, что не менее сладко ласкает слух на прощание.

- Хороша шлюха, - делюсь с охранником, встречающим на выходе. – Зубы, кости целы, рубцов остаться не должно, а вот жопу всю порвал, так что без лекаря не обойдётся.

- Всё нормально. Отлежится пару дней, и на работу. А жопа привыкнет. Клиенты предпочитают её и глотку, - ржёт парень, открывая дверь в машине. – Со временем обе дырки грубеют и обрастают мозолью.

- И процесс уже не доставляет такого удовольствия, - соглашаюсь с ним, садясь на заднее сидение. – Нет никакого кайфа трахать в растянутую задницу.

Сегодня мне повезло. Баба была тугой, узкой, неразработанной. Настроение на высоте, и его не портит моросящий, колючий дождь, встретивший по прилёту в аэропорту, и воркующие Захратовы, кормящие на крыльце лося-переростка, доверчиво пристающего ко всем подряд. Совсем скоро перережу лично ему глотку и скормлю парням изнеженную дичь.

– Неужели нельзя перенести приём? – возмущается Дамир, отбрасывая яблоко подальше и наблюдая за придурочным лосём, бросившимся с рёвом за летящим лакомством. – У меня важная встреча, которую я не могу отменить.

- Мир, милый, мне очень нужно попасть к врачу завтра, да и Киру следует показать, - урчит Вероника, вешаясь мужу на шею. – Два месяца. Откладывать нельзя.

- Хорошо, - соглашается Захратов, обнимая и притягивая к себе ближе свою бабу. – Отправлю с тобой побольше охраны. Скажу Гарычу, он организует.

В голове сразу всплывает запасной план. Дамир занят, его подстилка с детьми едет в клинику, и это очень удачный момент для попытки прихлопнуть слабое место Мира. Жаль, что не позабавлюсь с ней и не получу хорошие деньги с мелких ублюдков, зато не придётся прибегать к помощи Илхома, рисковать и ждать подвоха.

Захратов не дурак, может добраться до правды. Он так и не перестал искать виновного, вытащившего Вику из борделя и всунувшего ей в руки пистолет. Спасает только то, что ищет не там, поэтому лучше лишний раз не рисковать.

Усложняет всё их замкнутый образ жизни. Мало того, что он не отходит от своей семьи, так ещё никуда их не вывозит после приёма. Трясётся над златом, как кощей, чахнет. Тьфу! Сын шакала! Долбанный подкаблучник! Позорит мусульманский род!

Ночью мне удаётся поработать над тормозами, подпилить в нужных местах, чтобы педаль провалилась на трассе, когда водитель разгонится и не сможет предотвратить столкновение, а подушки безопасности не сработают, увлекая в мясорубку бедную Веронику и её маленьких детей.

Адреналин зашкаливает, подпитанный косячком, и совсем не чувствуется дискомфорт от двух бессонных суток. Энергия прёт, а в ожидании финального заезда кровь кипит, готовая выплеснуться наружу. Наступает самый красивый рассвет самого лучшего дня в моей жизни. Перед глазами потрясающие картины окровавленных переломанных тел, похоронной панихиды, раздавленного морально и физически Дамира. Праздничный завтрак для поддержания сил, ликование при наблюдении за рассадкой, прощальный поцелуй. Придурки. Милуются, не догадываясь, что это их последняя встреча, последние объятия, последний поцелуй.

Глава 9

Вероника

- Постарайся долго не задерживаться, - сжимает талию Мир и склоняется к губам. – Я очень волнуюсь.

- Не переживай. Я быстро. Плановый осмотр Киры и несколько минут на меня, - успокаиваю его. – Мне только получить подтверждение, что всё нормализовалось, и нам можно больше не воздерживаться.

- Я мечтаю не воздерживаться, - дыхание тяжелеет, а руки впиваются острее.

- Напишу смс, как только доберёмся до клиники, - обещаю, вдавливаясь в мужа сильнее. Ещё пара минут и оторваться от него не смогу.

- Чёрт. Не хочу тебя отпускать. Поеду с тобой, а в городе пересяду в свой автомобиль, - оставляет невесомые поцелуи, прожигая потемневшим взглядом.

- Тебе ещё собираться, а мы уже опаздываем. Всё будет хорошо. С нами две машины сопровождения, - отстраняюсь, увеличивая расстояние. – Можем встретиться после того, как ты освободишься, и поесть в ресторане.

- Постараюсь ускориться, - оставляет прощальный поцелуй и отпускает.

Сажусь на заднее сидение, где недовольно кряхтит в люльке дочка, провожу ладонью по стеклу, шепча губами «люблю», и наш кортеж трогается, шурша шинами по тротуарной плитке, смоченной противной изморосью. Тревожное чувство усиливается, стоит только скрыться из поля зрения Миру и парадному входу. Может, это последствия всё той же послеродовой депрессии или осадок от последнего приёма, но в груди болезненно скребёт и распирает.

Кира засыпает от мерного покачивания по грунтовке и к моменту выезда на трассу крепко спит, сладенько сопя от удовольствия, а я не нахожу себе места. Огромное желание плюнуть на врачей и отдать приказ развернуться. Промучившись несколько минут, тщетно всматриваясь в серый пейзаж за окном, пролетающий на высокой скорости мимо, подаюсь вперёд и прошу водителя вернуться домой. В конце концов клиника не убежит, и посетить её мы сможем в другой день, когда Мир не будет занят.

- Код три. Возвращаемся, - передаёт по рации охранник, сидящий рядом с водителем, и машина впереди нас включает поворотник и начинает тормозить.

Что-то идёт не так, судя по тому, что Митя матерится, бьёт по рулю, а машина совсем не притормаживает, а, кажется, наоборот набирает скорость. В последний момент уходим от столкновения, цепляя по касательной автомобиль сопровождения, и продолжаем нестись навстречу крутому повороту. Митя дёргает ручник, лупит ногой по педали тормоза, которая звонко бьётся о пол, извещая о неисправности.

- Вероника Дмитриевна, вам нужно пристегнуться, проверить крепление у дочери и накрыть её одеялом. У нас отказали тормоза. Мы попытаемся притормозить перед поворотом движком, но на всякий случай постарайтесь сгруппироваться и сесть ровнее, - выдаёт инструкцию Митя, пока охранник предупреждает о проблеме по рации.

У меня только одно желание – схватить Киру на руки, обернуться вокруг неё, защищая от предстоящего удара. Но, главное, что я почерпнула от жизни с Миром – всегда чётко выполняй приказы, поэтому трясущимися руками дёргаю ремешки на люльке, убеждаясь в качественном креплении, укрываю крошку одеялом, подтыкая за подголовник, дополнительно обкладываю подушками и втираюсь в сидение, до боли вытягивая позвонки.

- Очень высокая скорость, мы не успеваем войти в поворот, - повышает тон водитель. – Приготовьтесь, Вероника Дмитриевна.

От страха мутнеет в глазах, сознание пытается отключиться, и я прикусываю язык, приводя себя в чувства. Страшнее провалиться в темноту и перестать контролировать реальность, где рядом сопит дочь. Хотя, какой контроль может быть, когда машина несётся на сумасшедшей скорости по спуску, приближаясь к извилистому участку.

Боковым взглядом цепляюсь за чёрного монстра Мира, пролетевшего мимо нас и подставившего зад для столкновения. Удар, скрежет металла, толчок, мат, испуганный писк Киры, визг тормозов по скользкому асфальту. Не отрываю глаз от автомобиля мужа, блокирующего набор скорости собой. Митя сквозь зубы одобряюще скандирует, дёргает рычаг коробки, жёстко высказывается, и кузов сотрясается от новых ударов. С боков выстраивается сопровождение, сжимает нас собой и помогает удержать двухтонную махину.

Мы останавливаемся, съехав с дороги, пропахав с десяток метров по полю и оставив после себя несколько подбитых машин, оказавшихся не в том месте и не в то время. Мир вываливается из салона, бежит к нам, увязая в грязи и ревя раненным зверем. Бесполезно дёргает за искорёженную ручку, бьёт в стекло, орёт благим матом и старается разглядеть нас сквозь глухую тонировку.

Кира заводится плачем, и я онемевшими руками отстёгиваю ремешки, вытаскиваю, прижимаю к себе и смотрю на беснующегося мужа, отвешивающего удар за ударом пытающемуся угомонить его Гарычу. Мои щёки жжёт от дорожек слёз, сердце рвётся наружу к любимому, и страшная слабость расползается по крови. Мой Мир здесь. Он спас нас. Он, как всегда, сдержал слово оберегать меня.

Общими усилиями удаётся открыть переднюю дверь, пострадавшую меньше всего, и я из последних сил отталкиваюсь вперёд, попадая в объятия мужа. Он ощупывает Киру, мои руки, сжимает лицо, сцеловывает слёзы, и всё это под громкий Киркин крик. На руках переносит в подъехавшую машину, не выпуская из захвата, садится назад и рвано выдыхает, зарываясь лицом в волосы.

- Я чуть не рехнулся, малыш. Ты скрылась за воротами, а у меня грудь сдавило от страха. В голове крутилась навязчивая мысль, что я срочно должен ехать за вами. Хорошо, что я успел. Не простил бы себя, если бы с вами что-нибудь случилось. Никогда, слышишь? Больше никогда не выйдешь из дома без меня.

- А по территории гулять можно, мой дракон? – шепчу, сглатывая горький ком страха.

- Я не шучу, Вероника, - рычит, отстраняясь и впиваясь взглядом. В нём бушует смесь страха, боли, злости и мелкие вкрапления облегчения. – Никаких самостоятельных выходов за периметр забора.

Согласно киваю, утыкаюсь лбом в плечо и перемещаюсь к шее, оставляя невесомые поцелуи. Он даже не оделся – как был в футболке, так и примчался спасать. Успокаиваюсь в нём, растекаюсь, позволяю слабости полностью завладеть мной. За Киру на руках не волнуюсь. Мир подстрахует, позаботится, поддержит и её.

Глава 10

Дамир

- Мы не смогли доставить автомобиль в сервис, - отчитывается Гарыч, кривя разбитые мной губы. – Он взлетел на воздух через пять минут после того, как вы уехали.

- Не понял. Что значит взлетел на воздух? – кричу шёпотом, боясь потревожить девочек, которые совсем недавно уснули. Они перенервничали, испугались, перевозбудились и с трудом отпустили напряжение. Ника ворочалась и не могла найти место, а Кира капризничала и куксилась.

- Произошёл взрыв. Двоих парней задело. Митяй оказался ближе всех. Доставили в больницу в тяжёлом состоянии. Это не случайность, Мир. Покушение.

Гар виновато пялится в пол, понимая, что его оплошность и недосмотр чуть не стоили жизни моей жене и ребёнку, а может, расчёт был на то, что я поеду вместе с ними. Всем известна моя мания держать семью при себе и никуда не отпускать одних.

- Собери свежую информацию на недоброжелателей, конкурентов, обиженных, и проверь всех, имеющих допуск на территорию. Обработать машину могли только здесь.

- Сделаю, - кивает головой, разворачивается и устремляется к двери.

- Гар, - торможу его. – Ещё один прокол, и я забуду о годах твоей преданности.

Он уходит, тихо прикрыв за собой дверь, а я беру ручку и выписываю на бумагу все имена, вызывающие подозрение. Их не так много. С конкурирующими группировками разобрался, пока Ника выживала у Егора, новых, желающих бросить вызов, не появилось. Остаётся рассматривать недовольных принятыми решениями и обделённых вниманием.

Список оказался не очень большим, но в него вошли и Шахим, и Элеонора, и Кротов, и пара бизнесменов, ужатых в территории и прибыли, и неизвестный, который вложил когда-то револьвер Виктории. В оплошность охраны борделя я не верил, сомневался, что сразу три человека забыли пристегнуть на цепь и закрыть дверь, а самое главное – напиться потом и заснуть. В конце концов они поплатились за раздолбайство, как и половина работающих там. Можно было бы спустить всё на тормозах, поверить в конец истории, но чуйка кричала, что это не конец. Кто-то слишком хорошо прятался или приблизился совсем близко.

Доверие к ближнему кругу умерло вместе с Маратом, доказав, что верить нельзя даже родным. Исключение составляет только дед Егор и Вероника, ну с натяжкой ещё баба Тоня, и то, пока она не пересекается с моими интересами.

Размышляя, не заметил, что пронеслось несколько часов, не услышал как проснулась жена, не обратил внимание на шум, исходящий из коридора. Только щелчок открываемой ручки вырывает из воспоминаний, связанных с неприятными эпизодами. На пороге стоит Ника, держащая на руках дочь, а за её ногу цепляется сын, хитро улыбаясь мелкими зубками и предвкушая карусель, которую получает каждый раз, когда ему удаётся пробраться в кабинет.

В такие моменты я строго свожу к переносице брови, грозно наступаю на парня, а затем подхватываю на руки, подбрасываю к потолку, переворачиваю вниз головой и кружу вокруг своей оси, громко смеясь и слушая счастливый визг. Правда, после карусели Глеб частенько икает, а жена смотрит на меня с укором, но радость сына превыше медицинских показаний и советов из интернета.

- Заработался? – улыбается малышка, заходя и прикрывая дверь. – Мы соскучились.

- И я соскучился. Где тут мой разбойник, зашедший в кабинет? – поднимаюсь, пересекаю комнату и хватаю хихикающую хитрюгу. По порядку следуя привычному обряду, кошусь на Киру и понимаю, что скоро каруселить я буду с двумя.

Отвизжавшись, Глеб спрыгивает на пол и бежит к камину раскладывать поленья. Это ещё один момент нашей сложившейся жизни. Он устанавливает их домиком, я подпаливаю лучину и передаю своему маленькому мужчине для самостоятельного розжига дров.

- Ты как, малыш? Зачем встала? – обеспокоенно вглядываюсь в бледное лицо Ники и провожу пальцами по скуле.

- Поспала, отдохнула и чувствую себя хорошо, - склоняет голову, ластясь щекой о ладонь. – Выяснили что-нибудь?

- Пока нет, - целую её в лоб и ныряю носом в волосы, пряча глаза и беря паузу.

Не знаю, что ей сказать. Признаться в почти состоявшемся покушении? Взволновать ещё больше? Увидеть в глазах страх? И в то же время нарушаю своё слово не врать, боюсь показать свою беспомощность, не оправдать её надежд. Она ведь вернулась ко мне с условием, что последствия моего образа жизни не коснутся семьи.

- Я во всём разберусь. Нужно время. Больше такого не повторится, - обещаю, а у самого сердце рвётся из груди. Вдруг не справлюсь? Вдруг не уберегу?

- Знаешь, я попросила вернуться домой. Чувствовала тревогу, как будто должно было случиться что-то плохое. Чушь, наверное, но в последнее время как-то неспокойно. Может, накручиваю себя, может, послеродовая депрессия.

- Просто нехватка секса, - горячо шепчу на ухо, прикусывая мочку. – Петтинга недостаточно. Мой член бредит о твоей киске.

- Надо попасть к врачу, - отвечает тихим дрожащим голосом.

- Завтра поедем, заодно пообедаем в итальянском ресторанчике, - переключаю её на более приятную тему, избегая неудобных вопросов, на которые у меня нет ответов.

Мы разжигаем камин, располагаемся на ковре перед ним, раскидав подушки и пледы. Ужинаем здесь же, не желая выходить и сталкиваться с внешним миром. Кира уснула, Глеб клюёт носом, пламя трещит, а я не отвожу взгляда от жены. С каждым годом она становится красивее, сочнее, мягче, женственнее. У неё несгибаемый стержень внутри, завидная сила воли, и всё это сокровище обволакивают умопомрачительные округлости.

Утром я бредил полноценным доступом к телу, а сейчас мечтаю завалить её в кровать, раздвинуть ножки и зарыться лицом в нежные складочки. Кажется, я даже облизываюсь, ярко представляя её вкус на губах и языке. Чудесную картину прерывает звонок телефона, и на экране высвечивается Макс.

- Видел в новостях твой покорёженный кортеж, - сходу начинает Максим. – С вами всё в порядке? Что с Никой, с детьми?

- Всё нормально. Просто испугались, - поднимаюсь с пола и выхожу в коридор.

Глава 11

Вероника

- Подождите с Кирой здесь. Я быстро, - затормаживаю перед кабинетом гинеколога и указываю на диванчик.

- Нет. Я пойду с тобой, - упирается Мир, набычившись и сопровождая отказ тяжёлым взглядом из-под бровей.

Мне и так неловко от сопровождения охраны, следующей за нами по коридору, взяв в кольцо и смещая в стороны людей, попадающих на пути, а демарш мужа смущает ещё больше.

- Господи, Мир. Ну что со мной может случиться за дверью? Четвёртый этаж, отсутствие запасного выхода.

- Одна ты не останешься, - рыкает, отметая возражения. – Либо выбирай смертника из парней, которого я лично потом закопаю за увиденное и услышанное в кабинете, либо идём вместе.

Смотрю на напрягшихся мужчин, опустивших в пол глаза и, кажется, переставших дышать, устало выдыхаю и надавливаю ручку, открывая дверь. Детский сад, честное слово! Надо же быть таким больным на голову собственником!

- Вероника Дмитриевна… Дамир Авазович, доброе утро, - запинается Елена, не ожидая такого рвения со стороны Захратова. – Вы на совместный осмотр?

- Вероника на осмотр, я на просмотр, - ничуть не смущаясь, заявляет Мир.

- Что ж, присаживайтесь, - берёт себя в руки врач. – Лабиопластику и мастопексию обсудили? Будем делать?

Она пытается вогнать в краску Захратова или протолкнуть дополнительные услуги, серьёзно смотря на него, но в то же время еле заметно дёргает уголком губ, сдерживая улыбку.

- Не будем. Моя жена совершенна без всяких подтяжек и искусственных улучшений, - холодно выдаёт он и одновременно подмигивает мне.

В этом весь Мир. Он не только внимательно слушал Елену во время родов, но и ознакомился с описанием процедур, называющихся такими страшными словами. Женщина с интересом задерживается на нём, делает для себя нужные выводы и утыкается в монитор.

- Вероника, проходите за ширму и ложитесь на кресло, - не обращая больше внимания на Дамира, указывает она.

Кира издаёт крякающий звук, Мир слишком старательно наклоняется к ней, а я прохожу за ширму, снимаю колготы с трусиками и занимаю нужную позицию. Несколько неприятных мгновений, грохот металлических расширителей, давление внутри и на животе. Ненавижу посещение врачей и такой личный контакт.

- Замечательно. Осталось сдать анализы, сделать УЗИ, но уже сейчас могу сказать, что всё хорошо. Матка в норме, выделения отсутствуют, швы практически невидимы. Ювелирная работа, - с гордостью добавляет Елена, любуясь своими трудами. – Одевайтесь.

Узист проводит осмотр датчиком для внутреннего исследования, Мир сидит рядом, а я становлюсь краснее помидора от его жадного слежения за пластиковой трубкой между моих ног. Хорошо, что здесь темно, иначе мне пришлось бы сгинуть от стыда. Я, конечно, не стесняюсь мужа, но прилюдная демонстрация таких близких отношений сродни доггингу.

После осмотра неловко стираю бумажными полотенцами гель и долго путаюсь в колготках, боясь поднять глаза. Неудобно до ужаса, но мужа ничего не смущает. Он спокойно спрашивает у женщины результаты, обсуждает толщину эндометрия и возможность зачатия в ближайшее время. Сдав кровь, вылетаю из клиники пулей, злясь на Мира, идущего следом, на охрану, провожающую нас понимающими взглядами, на себя, что не поехала к доктору одна. Такой аттракцион устроили. Небось, вся клиника ржёт до боли в животах.

- Ты выставил меня полной дурой и извращенкой, - зло цежу, усаживаясь на заднее сидение и вытаскивая из люльки дочь, справедливо требующую молоко.

- С каких это пор любовь и забота о жене называются дуростью и извращением? – довольно лыбится, получив помимо развлечения ещё и добро на близость.

- Мог бы остаться в коридоре и не позорить меня. Ладно Елена, она уже знает, что ты из себя представляешь, но зачем надо было веселить узиста, пялясь на датчик между моих ног?

- Прости, но это было так сексуально, аж до скрежета в яйцах, - мечтательно закатывает глаза. – Не смог оторваться.

- Дурак.

- Согласен.

- Извращенец.

- Не спорю.

- Больной.

- Не согласен. Всего лишь болен тобой, малыш.

Кира звонко отчмокивается от соска, хлопает ресничками, обрывая наш спор. Да и что спорить? Мир всегда умудряется обернуть всё в свою пользу так, что я не могу на него долго злиться. Показательно ещё чуть-чуть дую губы, а затем сдаюсь, наклоняясь и кладя голову ему на плечо.

Возвращаемся домой, а там уже беснуется брат, на повышенных тонах отчитывает Гарыча и клянётся порубить того в фарш, если со мной что-нибудь случится. Поля нервно грызёт ногти и тихо жмётся к спинке дивана, что совсем непохоже на подругу. Если раньше она всегда осаживала Макса, стоило тому повысить голос, то сейчас подавленно прячется в себе и не реагирует на крик.

- Происходит что-то, о чём я не знаю? - оборачиваюсь к мужу, который с беспокойством наблюдает за Максимом.

- Да нет. Ничего, что может тебя беспокоить, - с честным лицом изображает китайского болванчика Мир.

- Точно, Ник! Не беспокойся! – переключает на нас внимание Макс. Он настолько взбешён, что его глаза вот-вот вывалятся из орбит. - Подумаешь, взлетела на воздух машина, тебя же успели из неё вытащить! Думаешь, Мир, это всё херня? Пять минут назад мою жену чуть не убило сорвавшимся вниз балконом! Уверен, что этот спецэффект готовился для вас! Интересно, кто должен был под ним кормить лося? Явно не Поля.

Я сразу понимаю о каком балконе идёт речь. Под ним расположены корыта и поилки для Хавчика, под ним же он всегда ждёт своё ведро молока, как привык за год. Это за яблоками он охотится по всему участку, а место приёма молока для него свято.

- С Хавчиком всё в порядке? – задерживаю дыхание.

- Благодаря Хавчику всё в порядке и с моей женой, - давится словами Макс. – Если бы он не оттащил её за капюшон… Страшно представить…

- Мир?! – цепляю мужа за грудки. – Ты же обещал!

Глава 12

Дамир

- Мир?! Ты же обещал!

Ника цепляется за ворот рубашки, тянет его, а в глазах столько боли и страха, что нутро выворачивает наружу. Я обещал, но не смог сдержать слово, позволил приблизиться злу к своей семье, подвергнул её опасности. Во рту пустыня, из горла вырывается хрип вместо успокаивающих слов. Даже машина была где-то там в гараже, куда доступ не ограничен, а здесь дом, крепость, запретная территория.

- Ника, милая, я со всем разберусь, - стискиваю плечи, прижимаю к себе и дышу её страхом. Меня трясёт, холодный липкий пот течёт вдоль позвонков, а в груди распирает, словно обожрался воздушных шариков, наполненных гелием. – Больше такого не повторится, клянусь.

Говорю и не верю самому себе. Пока не вычислю эту тварь и не уничтожу, жена с детьми всегда будут ходить по краю. Ника ослабляет хватку, сжимается, кажется, становится меньше и беззащитнее. Прошу Макса глазами посмотреть за Кирой, подхватываю жену на руки и поднимаюсь по лестнице, укачивая её, как ребёнка. Из детской доносится голос Глеба, играющего с Мирой, и до меня доходит окончательно, что могло произойти. На месте Полины мог оказаться сын, чаще всех заботящийся о Хавчике.

- Послушай меня, малыш, - сажусь в кресло, не выпуская своё сокровище. - Я вычищу весь дом, сменю персонал, увеличу охрану и никуда не отойду от тебя, пока не поймаю скотину, позволившую посмотреть в сторону моей семьи. С вами ничего не случится. Поверь.

- Верю, Мир, - еле слышно шепчет. – Просто боюсь. За детей, за тебя, за Макса с Полей, даже за Хавчика.

- Ты у меня такая сильная, - целую в висок и упираюсь в него лбом. – Боишься за всех, кроме себя. Моя женщина. Моя королева.

- Надо позаботиться о Кире и успокоить Полю, накапать ей чего-нибудь горячительного, - берёт себя в руки Ника.

- Скажу Зосе заняться дочкой, а Полину отправлю к тебе с бутылочкой смородиновой наливки. Она её очень любит, - соглашаюсь с женой.

Оставляю девчонок вдвоём и спускаюсь в кабинет, где ждут Макс и Гар. Не могу понять – это продолжение вчерашнего прокола или новый. От определения зависит многое – пара сломанных рёбер и выбитые зубы или перерезанная глотка. Вероника не оценит, но ей достаточно сказать, что сослал помощника на дальние рубежи.

- Внимательно слушаю тебя, Гар, - занимаю своё место за столом, закидываю ногу на ногу и подаюсь вперёд, облокачиваясь подбородком на кулаки.

- Похоже, в швы между плитами заложили небольшое количество взрывчатки, - гудит Гар, нервно теребя край рукава. – Поражающая сила небольшая, рассчитанная на повреждение фасада.

- Что предпринял? – испепеляю его взглядом, заставляя нервничать больше.

- Эксперты подъедут через полчаса, - оправдывается он. – Кочерга с Вагоном проверяют всех, кто имеет доступ на территорию, а Пава просматривает камеры.

Эта троица со мной с самого начала, как и Гарыч. Они единственные, кто остался в близком окружении после зачистки, но и то, только потому что на момент моего помешательства занимались перевозкой Шахимовского груза. Остальные коротают время в отдалённых участках области, а кое-кто давно кормит червей.

- Жду отчёт к девяти вечера, - обрываю его лепет. – От него зависит твоя жизнь.

- Есть предположения, подозреваемые? - перемещается на диван Макс после ухода Гара, прихватывая с собой бутылку коньяка.

- Все, - не задумываясь отвечаю. – Я подозреваю всех.

- Надеюсь, ты не думаешь, что я…

- Без обид, Макс, но безгранично я доверяю только жене, Егору и Хавчику, - перебиваю его. – И можешь успокоиться. Без доказательств рубить головы не собираюсь.

Макс выдыхает, медленно подносит стакан ко рту и одним махом опрокидывает в себя. Скорее всего, мне бы тоже пара порций не была лишней, но я ещё должен позаботиться о Нике. Мы обсуждаем различные варианты, просматриваем компромат и информацию на акул бизнеса, когда вдалеке раздаются глухие выстрелы. Срываемся из кабинета, сталкиваясь в дверном проёме, вылетаем на улицу и прислушиваемся к звукам, определяя направление.

Крики приводят нас в казарму, где толпится половина охраны, а на полу лежит переломанное тело Кочерги. Вагон с перекошенным лицом сжимает пистолет, а со второго этажа спускается Гар, до побеления кулаков сдавливая перила.

- Что здесь произошло?! – ору во весь голос. – Гар, сука! Почему Кочерга убит?

- Пава просматривал камеры, - шевелит бледными губами Гарыч. – В ночь перед аварией Кочерга провёл много времени в гараже, причём не включая свет, а используя фонарик. А сегодня в четыре утра зачем-то заходил в дом и провёл в нём сорок минут. Это показалось нам странным, мы проверили его комнату. В шкафу нашли небольшой ящик со взрывчаткой и детонаторами, а под матрасом совместные фотографии с Маратом порнографического содержания.

По его лицу пробегает брезгливость, а я снова вижу перед глазами последнее письмо бывшего друга. Не верится, что Кочерга трахался с мужиками, но, взяв в руку снимки, убеждаюсь в словах Гара. Там кадры совокупления, и на них чётко видно кто кого натягивает.

- Кочерга отправил в нокаут Паву, выхватил оружие и попытался бежать, - продолжает повествование Гар. – Я выстрелил по ногам, а он споткнулся и перевалился через перила, неудачно приземлившись.

- Всё убрать и ещё раз досконально проверить!

Разворачиваюсь на выход и вываливаюсь на свежий воздух. Делаю глубокий вдох, второй, третий. Неужели Кочерга решил отомстить за смерть Марата? Неужели считает виновным в смерти меня? Бред. Несмотря на то что его пялили в жопу, Кочерга оставался мужиком, и сомневаюсь, что он стал бы мстить бабе с маленькими детьми.

Глава 13

Дамир

Максим с женой уехали, дети уложены спать, Ника приняла душ и ждёт меня в постели, зябко кутаясь в одеяло и поджимая под себя ноги. Она вся сжалась и кажется такой маленькой по сравнению с огромным резным изголовьем.

- Не возражаешь, если я сначала смою с себя весь сегодняшний день? – интересуюсь, страшась одновременно и оставить её одну, и затронуть больную для нас обоих тему прошлого.

Малышка кивает головой, и я с облегчением прячусь в ванной комнате. Несколько минут для обдумывания нужных слов у меня есть, а если более тщательно мылиться, да ещё и заняться бритьём, то несколько минут можно растянуть до нескольких десятков. Может, даже повезёт нереально, и жена заснёт, устав меня ждать, тем самым даст мне целую ночь для построения стратегии.

Моя медлительность не помогает, потому что войдя в спальню, застаю любимую в том же положении, в котором оставил, когда уходил. Она так же жмётся и смотрит в пустоту, а моё сердце истекает кровью от этого взгляда. Скорее всего, всё, что происходит – лишь малая плата за грехи.

Самое время начать строить храм и мечеть в надежде отмолить хотя бы жизнь любимой женщины и детей. А ещё не лишней будет благотворительность. Детские дома, школы, пансионаты для престарелых. Братва, конечно, посмотрит косо, но всегда можно прикрыться бизнесом и расходами, повышающими мой рейтинг.

- Может, расскажешь наконец, что произошло? – торопит Ника, переводя потухший взгляд на меня.

- Понимаешь, малыш, - перетаскиваю её к себе на колени и облокачиваю спиной на грудь. – Всё очень сложно, я сам ещё не разобрался до конца. Помнишь Марата?

- Эту мразину сложно забыть, - передёргивает плечами, а я старательнее глажу её по руке и целую в макушку.

- Мы нашли в комнате у Кочерги, то есть у Степана, улики, указывающие на то, что именно он поработал над машиной и балконом.

- При чём здесь Марат?

- Степан и Марат были любовниками, - морщусь, произнося эту грязь. – Похоже, Степан считал виновным в смерти Марата меня и решил отомстить за… за своего друга. Я ещё не совсем уверен, но постараюсь разобраться как можно скорее. О вашей безопасности позабочусь, так что не волнуйся. Тебе нельзя. Молоко может пропасть.

Смешно. Моя семья может пострадать, а я волнуюсь о молоке, но сейчас я готов волноваться о чём угодно, лишь бы забить паузы и перенаправить Нику в мирное русло. Она елозит, спускается чуть ниже, и мне на грудь капают тёплые слёзы, сопровождаемые жалостливыми всхлипами.

- Малыш, ну ты чего? Не плачь. Мне душу рвёт от твоих слёз, - успокаиваю её, глажу по спине и прижимаю к себе.

- Мы с детьми могли погибнуть. Как он мог? Он же всегда улыбался, помогал Глебу ловить Хавчика, стоял за дверью, когда мне делали УЗИ. Хочешь сказать, что всё это время Степан планировал наше убийство? Господи. А если он действовал не один? Если среди работников есть его сторонники? Давай мы уедем в Москву с Максом? Там до нас не доберутся.

- Нет, Вероника. Я не отпущу вас. Твоё место рядом со мной. Никто не позаботится о тебе лучше меня.

Стараюсь говорить жёстко и бескомпромиссно, но голос дрожит от страха, затапливающего нутро со скоростью цунами. Я не смогу без жены и детей. Не выживу. Сдохну за пару дней. Мой зверь раздерёт меня изнутри, вскроет, чтобы освободиться и рвануть к своей самке.

- Мне страшно, Мир, - шепчет, срываясь на писк. – Наш дом перестал быть крепостью.

- Я возведу новые стены для тебя, малыш. Выше, толще, крепче, и пущу по ним ток. Ни одна тварь не пролезет к нам.

Обещаю, клянусь, укачиваю её, как ребёнка, и постепенно она сдаётся. Тело расслабляется, обмякает, а дыхание становится ровным, лишь изредка прерываясь тихими всхлипами и вздрагиваниями. Меня настолько выбило случившееся, что впервые за много лет не мучает стояк. Лежу, боюсь пошевелиться и потревожить Нику, еле дышу, оберегая неспокойный сон.

Последующие дни территорию и стены исследуют специалисты, практически перебирая все по кирпичику. В отдалённом сарае для садового инвентаря найден ещё один схрон со взрывчаткой и детонаторами, в любимой Никиной беседке закладка, срабатывающая от давления на доску у скамьи. Создаётся ощущение, что Степан собирался устроить войну, минируя все доступные места.

Малышка постепенно успокаивается, перестаёт дёргаться от громких хлопков и всё меньше зависает в себе. Последствия кошмара отступают, заменяясь новыми впечатлениями. Глеб выучил буквы и читает простые слова по слогам, Кира осмысленно реагирует на меня, растягивая беззубый ротик в широкой улыбке, у Хавчика подросли шишки на голове, которые к весне превратятся в рожки, Полина ждёт ребёнка и надеется родить Максу мальчика.

Такие маленькие радости отвлекают Нику от тяжёлых мыслей, затягивают в круговорот забот. Её смех снова разливается по дому, а вечерами заинтересованный взгляд задерживается на мне. Я так и не решился её соблазнить, стараясь не выглядеть бесчувственным, но сегодня осмелился выйти из душа голышом, сбросив у порога полотенце.

Малышка ползёт глазами за каплями воды, стекающими по груди, соединяющимися в ручейки и теряющимися в паху, где во всей красе возвышается член, налитый до блеска кровью. Она жадно облизывает губы, сжимает бёдра и стискивает простыню в кулачках. Вижу её желание, и член наливается сильнее, грозясь лопнуть от гордости.

- Твоя киска заждалась меня? – произношу хрипло, надвигаясь на неё. – Она соскучилась по жёсткому траху? Раздвинь ножки, покажи мне её.

Глава 14

Вероника

Я уже привыкла к его неприкрытым пошлостям, но к такому взгляду не привыкну никогда. Мир пожирает меня глазами, впиваясь их чернотой между разведённых ног. Его голод сродни звериному инстинкту, унюхавшему свежий кусок мяса, и в то же время трепещущее пламя в глазах разгорается, словно перед ним самая ценная вещь во вселенной.

- Давай смелее, малыш, откройся полностью, - переходит на рычащие звуки, с шумом раздувая ноздри и принюхиваясь к сочащемуся запаху похоти. – Хочу видеть, как ты течёшь.

Я теку со страшной силой, физически чувствуя тёплые капли, ползущие по промежности. Раздвигаю ноги сильнее, до боли в суставах и откидываюсь назад, опираясь на локти и демонстрируя весь спектр желания ощутить его в себе.

Вижу, Миру это нравится до такой степени, что он с трудом контролирует себя. Уголок глаза нервно подёргивается, губы изогнулись в кривом оскале, рельеф мышц обострился, а узловатые вены раздулись, испещрив тело замысловатой вязью, разве что слюни не капают. Хищник готов к прыжку, унюхав жертву, а маленькая жертва распласталась на кровати и манит своей беспомощностью.

- Самому страшно от того, что я с тобой сделаю, - падает на колени и проводит шершавыми ладонями по ногам, сдавливая и оставляя яркие следы от еле сдерживаемой силы.

И мне страшно. Страшно до мурашек, до тёмных точек в глазах. Четыре месяца зверь сидел на цепи, скуля и царапаясь от близости самки, от невозможности впиться в неё зубами. Страх возбуждает, сворачивается в животе тугим узлом и заставляет податься вперёд бёдрами, предлагая себя сожрать.

Что-то лопается внутри, когда муж касается плоти губами, а из груди вырывается низкий стон, продолжающий дрожать в ряби сгустившегося воздуха. Мир не лижет, он в прямом смысле жрёт, кусая, всасывая, зарываясь лицом. Разряды тока прошивают до мозга, разгоняют кровь, разбивают вдребезги нежность. Остаётся голод, похоть и страсть.

Любимый часто балует меня такими ласками, но сегодня всё обострено от ожидания, всё сокращается и пульсирует в такт взбесившемуся сердцу, каждая клеточка отзывается на жадные касания. Пальцы резко проникают внутрь, бьют по чувствительным нервам, и меня скручивает от наступающего оргазма.

- Не так быстро, малыш, - шепчет Мир, отстраняясь и оставляя с прохладной пустотой. – Сегодня ты кончаешь только на моём члене.

Я издаю жалобный скулёж, впиваюсь руками в простыни и умоляюще смотрю на мучителя, плавясь под довольным взглядом. Он и сам уже на пределе, с силой сдавливает ствол, проходит ладонью по всей длине, размазывая мутную каплю.

- На колени, - жёстко бросает. – Покажи нам свою попку.

- Извращенец, - выдавливаю, но выполняю его приказ. – Мучаешь себя и меня.

- Не мучаю, - хрипло смеётся. – Это называется прелюдией, если ты забыла.

- Сейчас бы я свернула так называемую прелюдию, - прогибаюсь в спине, задирая пятую точку.

- Не терпится впустить в себя голодного зверя? – шипит Мир, оставляя влажные дорожки на спине.

Всё, он добрался до белёсых шрамов и не сдвинется с места, пока не обойдёт с нежностью каждую полоску, каждую отметину. С прошедшими годами они стали бледнее, тоньше, привычнее, полностью слившись со мной, став одним целым. Если раньше Мира перекашивало от боли при взгляде на них, распирало от желания стереть и отшлифовать напоминание о том дне, то теперь он с трепещущей мягкостью поклоняется им, как вечному напоминанию, что я пережила.

Дамир порхает по спине, опаляя горячим дыханием, и дразнит пальцами, выводя жгучую воронку по складочкам, касаясь пульсирующего входа, но не проникая и не давая вобрать в себя. Меня трясёт от неудовлетворения, от возбуждения, от нетерпения и маячившей у грани разрядки. Нужно немного, совсем чуть-чуть, всего пару касаний к клитору, чтобы произошёл страждущий взрыв, но Мир издевательски обходит заветную точку, продолжая испытывать моё терпение.

- Если ты меня не возьмёшь, я… я… Даааа!

Он врывается на всю длину, прошивая насквозь и взрывая реальность. Виктории, Элеоноры, Мараты, Степаны? Этой грязи нет в нашем мире, где мужчина и женщина сливаются в одно целое. Разве может моего мужа что-либо интересовать на стороне, когда он так берёт свою жену? Когда вспарывает душу, разрывает шаблоны приличия, выкорчёвывает с корнем зачатки недоверия и непонимания?

- У врачихи золотые руки, - слышу рык сквозь гул в ушах и напрягаюсь. Не совсем удачный момент выбрал Мир для воспоминаний о сторонней бабе. – Такая узкая, как будто не рожала. Сжимаешь, словно сломать пытаешься.

Мощные толчки, сопровождающиеся шлепками голых тел, бредом о размерах вагины, матом и животными звуками, щедро вылетающими из грязного рта, таранят, сотрясают и подбрасывают всё выше к облакам. С всхлипом цепляюсь за набегающую волну, отпускаю себя и разлетаюсь на миллионы мелких частиц, паря в пульсирующем удовольствии. Спустя пару мгновений Мир срывается следом за мной, изливается с протяжным стоном, вгрызаясь зубами в холку.

- До сих пор не верю, что могу беспрепятственно трахать тебя в любое время, - прижимает к себе, упираясь неопавшим добром в ягодицы. – Мечтал о твоей влажности все эти месяцы, во сне переставлял в различные позы и отрывался на всех дырочках. Всю ночь с тебя не слезу.

Мы прерываемся только на кормление Киры, а затем с ненасытным голодом бросаемся в объятия друг друга. Знаю, мышцы с утра будут болеть от физических нагрузок, голова раскалываться от недосыпа, а между ног саднить от непомерного аппетита Мира, но я ни за что не откажусь от нашей ночи.

- Нам надо переселить Киру в детскую и нанять ей няню, - устало бубнит Мир, касаясь губами волос и сползая в тишину. – Собираюсь брать тебя каждую ночь, так что моей малышке понадобятся силы.

- Можно взять Зосю. Она хорошо ладит с детьми. Только на такие забеги каждую ночь меня не хватит, хоть найми с десяток нянь, - расплываюсь в улыбке, но Мир меня уже не слышит, тихо сопя в макушку и по инерции вдавливая рукой в кровать. Медведище. И так с места не сдвинешь, а в расслабленном состоянии кажется, что весит целую тонну, причём, каждая конечность по отдельности.

Глава 15

Дамир

- Смотри, смотри, как она вгрызается в мой палец, - шепчу, держа Киру на коленях. – А сил сколько… И хватка… Не завидую её будущему мужу, вонзится зубками и до кости плоть оттяпает, если я раньше в бараний рог этого урода не сверну.

- Ты хоть руки помыл? – скептически смотрит Ника на ладонь, сжатую маленькими пухлыми ручками, по которой стекают слюни. – У Кирки столько прорезывателей, а ты ей пальцы в рот пихаешь.

- Предлагаешь силикон ей пихать? – хмыкаю, выгибая бровь. – Пусть практикуется на живом материале.

- Мир, - вздыхает. – Она же ребёнок, девочка, а не упырь, жаждущий крови.

- Не знаю, как насчёт упыря, но с появлением шестого зуба мои пальцы находятся в серьёзной опасности. Её аж трясёт от злости, когда прокусить не может.

Ника фыркает, а я вытираю взмокший от усердия и слюней подбородок дочки и возвращаю пальцы обратно, ловя кайф от старательного обгладывания конечности. Кирке всего восемь месяцев, а она уже такая же красивая, как мама. Хлопает своими карамельными глазками, окружёнными густыми ресницами, и за этот взгляд мир готов встать на колени.

После смерти Кочерги покушения и курьёзные случайности перестали происходить. Дни потекли ровно и спокойно, а ночи жарко и страстно. Кажется, малышка стала ещё отзывчивее, сексуальнее и вкуснее. Она горит в моих руках, плавится подо мной, осыпается пеплом, кончая, и возрождается, опаляя своим теплом. Без неё жизни не было и не будет, потому что Вероника и есть моя жизнь.

- Покормишь мелкого зубастика? – Ника ставит на стол овощное пюре, которое жутко не любит крошка. – Глеб! Обедать!

Глеб с грохотом закатывается в кухню, снося велосипедом напольную вазу и стул, виновато косится на мать. Ника с укором качает головой, устало отбрасывает полотенце на столешницу и переводит многозначительный взгляд на меня.

- Глеб, сын, мама сколько раз говорила тебе не кататься на велосипеде в доме? – провожу воспитательную работу, навешивая строгое выражение лица и одновременно усаживая Киру в стульчик.

- Но на улице дождь, а мне стало скучно, - бубнит Глеб, поправляя вазу и стул. – Зося ушла, и со мной некому играть.

- Тебя оставили без внимания всего двадцать минут назад, а ты ведёшь себя, как маленький мальчик, - продолжаю давить парню на совесть. – Сафина взяла на сегодня выходной, и маме пришлось заняться обедом, а Зося отпросилась на полдня по своим делам, так что папа должен помогать маме, как ответственный мужчина и глава семьи. Ты мог бы тоже помочь, как ответственный мужчина и будущий глава семьи.

- Я обязательно помогу, - выпячивает грудь и челюсть Глеб. – Я взрослый мужчина.

- Садись есть, - расслабляется Ника. – Помоешь потом посуду.

Кира старательно плюётся протёртой тыквой с мясом, уделывая оранжевыми кляксами окружающее пространство и меня вместе с ним, Глеб вылизывает тарелку, нетерпеливо поглядывая на сестру и прикидывая объём помывочных работ, а жена декорирует жареный кусок мяса соусом и овощами. Семейная идиллия. Очередной плевок Киры сопровождает рингтон телефона, и Ника замирает над тарелкой.

- Да, Гар, - снимаю вызов.

- У нас проблемы, Мир, - встревоженный голос Гарыча нарушает семейную эйфорию. - Не стал заходить в дом и волновать Веронику. Можешь подойти ко мне?

- Сейчас буду, - сбрасываю звонок и отставляю в сторону оранжевую гадость. – Я ненадолго.

Мне не надо оправдываться перед женой, она сама понимает, что что-то случилось. Не часто меня дёргают из дома, стараясь решить все вопросы по телефону. Даже Элеонора перестала тратить время на поездки сюда, перекинув бумажную работу и курьерские услуги на помощника.

- Мы потеряли связь с группой в Алжире, - подскакивает Гар, как только я захожу в комнату. - Границу груз перешёл, проблем с военными не возникло, принимающая сторона подтвердила встречу, распаковку стволов произвели, а при передаче связь оборвалась.

- Сколько там бойцов? – обрываю его нервный лепет.

- Восемь наших и около двадцати Шахима.

- И что? Ни один из двадцати восьми не отвечает? До Шахима пробовали прозвониться? – достаю телефон и перебираю записную книжку. Давно я не общался с арабом, напрягающим своей кучей дочерей.

- Молчат все, и Шахим не отвечает, - оправдывается Гарыч. – Я набрал тебя сразу, как понял, что ситуация вышла из-под контроля.

Подношу трубку к уху, оттуда противно тянет длинными гудками. Гудки в пустоту Шахиму, его правой руке, его начальнику головорезов. Ощущение, что на Алжир прилетел подарок, оставив после себя глубокую воронку.

- Давай пошлём туда Бору или могу полететь я, - предлагает Гар. – Нужно срочно выяснить, что с грузом и бойцами.

- Не рыпайся, - бью по столу кулаком, пресекая истерию. – Не хватало положить ещё наших парней. Ждём, пока от Шахима или Камрана поступит сигнал. Кто-нибудь из них должен выйти на связь.

Ухожу от Гара и возвращаюсь в дом. Кира ползает по манежу, выбрасывает из него игрушки, а Глеб, как старший брат, бегает вокруг, пыхтит, поднимает и закидывает их обратно. Ника протирает столы, разобравшись с последствиями Киркиной нелюбви к овощам, и трогает фольгу, проверяя не остыл ли наш обед.

- Что-то серьёзное? – поворачивается, почувствовав меня. Она всегда чувствует моё появление, как бы я не крался и не задерживал дыхание. Как будто у неё внутренний сканер, настроенный на меня.

- Нет, малыш, - подхожу к ней и сграбастываю в объятия. Вдыхаю фруктовый запах и успокаиваюсь. Такая тёплая, такая нежная, такая родная, такая моя. - Небольшие проблемки за рубежом. Гарыч разберётся.

- Тогда давай обедать, пока мясо с овощами не покрылись плесенью, - хлопает меня ладошкой по груди и отстраняется, направляя своё внимание на тарелки и нарезку лаваша.

Мы едим в тишине, не разговариваем, нанизываем на вилки фасоль, капусту и перец, думаем каждый о своём. Только визгливый скрип ножей о тарелки разрезает наше безмолвие. Последняя такая проблемка случилась лет семь назад и закончилась маленькой войной и перекроем рынка оружия между кланами. Поддержка Шахима в то время оказалась очень кстати. По мне практически не ударили разборки в Алжире, отделался малой кровью и вырезанной группой из одиннадцати бойцов. Их семьи получили денежное пособие, но не получили тела своих сыновей для погребения. Погребать было нечего. Парней искромсали на куски, свалили в общую яму, залили бензином и подожгли. Гар, Сивуха и Марат потеряли в той мясорубке своих братьев, а Сафина – мужа.

Глава 16

Вероника

- Малыш, это всего на два-три дня. Постараюсь разобраться со всем быстрее, - обнимает Мир и шепчет, чертя губами по щеке. – Вагон с Павой останутся здесь, охрана по всему периметру. Всё будет хорошо.

- Господи, Мир, у них же есть человеческие имена, - пытаюсь разрядить обстановку, утяжеляющуюся с каждой минутой, утекающей перед отъездом мужа.

- Есть, наверное, - издаёт смешок. – Только они их уже не помнят.

- Игорь летит с тобой?

- Нет. Гар будет решать вопросы по другой стороне границы, - отрицательно дёргает головой. – Не волнуйся. Вагон позаботится о вашей безопасности. Главное, не покидайте территорию, обойдитесь без выездов.

- Хорошо. Никаких выездов, - вжимаюсь всем телом в него. – Я буду скучать. Возвращайся скорее.

Мир улетает вечером, а наш дом становится похож на военный объект, ощетинившийся вооружёнными людьми и заряженными автоматами. По периметру вырастают наспех сбитые башни, возвышающиеся над забором, Вагон, который в простонародье просто Саша, отдаёт команды и гоняет бойцов, Пава, названный родителями Павлом, увеличивает количество камер и заводит несколько в дом, поместив по паре в детские комнаты и объяв всё пространство, кроме спальни, в которую я не позволяю войти.

- Вероника Дмитриевна, безопасность прежде всего, - вежливо настаивает Павел, делая попытки прорваться на запретную территорию. – Как Мир вернётся, я сразу всё уберу.

- Нет, Павел, - безапелляционно заявляю. – В эту комнату не войдёт ни один мужчина, кроме мужа. Достаточно тех камер, которыми напичкан весь дом.

Пава ещё немного пыжится, толкает проникновенную речь о своей голове, отвечающей за мою тушу, и которой ему не хочется раньше времени лишиться, потом смешно дёргает руками и уходит, сдерживая эмоциональный откат. Правда, выйдя на улицу, издаёт непонятные звуки, среди которых прослушивается мат. Провожаю его улыбкой, закрываю дверь и иду в гостиную, где Зося одной рукой играет с Глебом в настольную игру, а другой – поднимает и подаёт Кире сброшенные игрушки.

Как только Кира видит меня, сразу издаёт визг и просится на ручки. Её нескончаемое «ма-ма-ма-ма» удаётся выключить только коротким мультиком перед сном и поглаживаниями по спинке. Мне бы тоже лечь спать, но Мир в небе на высоте десяти тысяч километров, и моё спокойствие летит вместе с ним. Чтобы чем-то занять свои мысли и время, достаю альбомы и, растянувшись поперёк кровати, просматриваю кадры прошлого.

Кто-то хранит фотографии в телефонах, в «облаке», на различных носителях, а я предпочитаю старые добрые альбомы. Характерный запах глянца, присущий только фотобумаге, наполняет жизнью старые снимки, делает их роднее и бесценнее. С появлением детей картонные страницы наполнились редкими моментами улыбающегося Мира. Таким его никогда не видели посторонние и даже не могут представить вечно сурового мужика расслабленным, с мечтающим выражением лица.

Под утро получаю короткое сообщение:

«Долетел. Люблю. Скучаю»

Сразу отправляю своё:

«Тоскую. Волнуюсь. Возвращайся скорее. Жду»

Только теперь могу расслабиться и закрыть глаза. Мир на месте, и лучше думать, что это обычная деловая поездка за очередным контрактом на поставки или транспортировку. Просто нужно опустить тот факт, что Гар не принимает участие в легальных делах босса, а контролирует теневой бизнес бывшего короля города.

Будят меня Кирин плач и несчастный голос Зоси, уговаривающий крошку успокоиться и поесть. Спешно привожу себя в порядок и выхожу к ним. Кирка вся красная, она капризничает и трёт глазки, Глеб вяло катает грузовик, а Зося прыгает перед ними, пытаясь развлечь.

- Что с моими малышами? – беру дочку на руки и трогаю губами лоб.

- Они с самого утра такие, - обречённо опускает плечи Зося. – Может, съели вечером чего?

- Вряд ли, - не соглашаюсь с ней. – У Сафины не забалуешь, ничего ненужного в рот не засунешь.

- Мам, а папа скоро вернётся? – отрывается от игрушки Глеб.

- Через пару дней. Не успеете соскучиться, - улыбаюсь ему. – Мы с вами весело проведём время, погуляем, поиграем.

- А на вышку залезть можно? – загораются глаза у сына.

- Если дядя Саша разрешит, то можно, - обещаю ему. – Только сначала здоровый завтрак для сильных мужчин.

Глеб быстро расправляется с нелюбимой овсянкой и, напихав в карманы булки для Хавчика, бежит во двор, а Кира продолжает кукситься, отказываясь от еды. Скорее всего, просто лезут зубки и передаётся моё нервное состояние.

Так проходит один день, второй. Глеб осаждает постройки охраны под чутким присмотром Александра, а Кира не отпускает меня от себя, капризничая и отказываясь спать в своей кровати. Приходится забрать её в нашу спальню, обнимать всю ночь и гладить ручку, когда тревожный сон прерывает тихий плач.

Вечером второго дня получаю радостную весть от Мира. В пять утра у него самолёт, и уже к обеду он обещает вернуться домой. С меня сходит напряжение последних дней, словно корка льда раскалывается от внутреннего тепла и спадает мелкой крошкой, освобождая жажду жизни. Укладываю детей, обещая скорое возвращение отца, и уделяю себе немного внимания. Надо подготовиться к встрече мужа, принять ванну с солями, избавиться от лишней растительности, натереть кожу маслами, предстать перед ним свежей, нежной и приятно пахнущей.

Засыпаю в мечтах о Мире, обняв его подушку и вдыхая пряный аромат с нотками цитруса, а просыпаюсь от взрывов, выстрелов и удушливого дыма. Комната стремительно заполняется едким смрадом, разъедая глаза и горло, дезориентируя в пространстве, утягивая в вязкий мрак. На краю сознания сваливаюсь с кровати, ползу к двери, толкаю её и вываливаюсь в коридор. В голове пульсирует только одна мысль: «дети… надо спасти детей».

Натыкаюсь на чьё-то безжизненное тело, вляпываюсь рукой в тёплую жижу, продолжаю ползти в сторону детских, слышу крики и топот ног. Метр, два, лёгкие горят, в глазах серая пелена, удар по голове и темнота.