Взбалмошная девчонка

Пролог

…Она неслась вровень с облаками, подставив лицо вольному ветру. Красно-желтые крылья планера, словно знамя, развевались над ее головой. Планер парил, то падая вниз, то вновь взмывая в теплых воздушных потоках. Темпест висела под крыльями на прочно закрепленных стропах; счастливо улыбаясь, полной грудью вдыхала она мчащийся навстречу воздух. Сейчас она была царицей мира; она бросала вызов самой природе, и жизнь ее зависела только от ее мастерства и от направления прихотливых воздушных потоков.

Никого — только она и бесконечный воздушный океан… Никто не пристает с нравоучениями, не зудит, что ей пора бы уже образумиться, найти свое место в жизни, прекратить эту безумную гонку за острыми ощущениями… Никто не посылает ее к психоаналитику и не шепчет, выразительно закатывая глаза, что она, несомненно, одержима стремлением к саморазрушению… Что за чушь! Синие глаза ее, скрытые защитными очками, сверкают неистребимой жаждой жизни; и кто виноват, что для нее жить — значит бросать вызов стихиям и ежечасно рисковать собой? Темпест не знала и не хотела знать, что за неуемный демон не дает ей осесть на одном месте. Она не хочет жить размеренной и скучной жизнью могущественного семейства Уитни-Кингов — и этого достаточно.

Ее зовут Темпест — этим все сказано. Буря. Ураган. Сгусток энергии. Она не признает слова «невозможно». Не вышло? Попробуем еще раз! Никогда не говорит «хватит». Ничего и никого не боится. И не нуждается ни в ком, кроме самой себя.

Темпест улыбнулась самой себе — той улыбкой, что еще ни одного человека не оставила равнодушным. Она прекрасна. Не удивительна ли при ее характере эта нежная, женственная красота? Глаза у Темпест синие, словно жаркое полуденное небо. Пухлые чувственные губы как будто приглашают к поцелую — и никогда не разочаровывают смельчака. Полюбив, Темпест отдается страсти так же бурно и безоглядно, как и всему тому, что влечет ее в жизни. Но, какова бы ни была любовь, превыше всего Темпест ценит свою свободу.

Солнце заволокло облаками, и воздух стал заметно прохладнее. Запахло сыростью. Другой планерист забеспокоился бы и начал думать о посадке — Темпест только улыбнулась. Кажется, мать-природа бросает ей вызов?!

Длинные тонкие пальцы Темпест, пальцы, казалось, самой природой созданные, чтобы размешивать серебряной ложечкой чай или ласкать ребенка, крепче сжали перекладину. Планер несся все быстрее, подгоняемый усиливающимся ветром; Темпест парила в воздухе, наслаждаясь восхитительным чувством опасности. По крыльям ударили первые капли дождя, и Темпест опустила глаза вниз, на землю: там сумрачно чернели верхушки густого леса. Небо стремительно темнело. Ветер хлестал в лицо, забирался под облегающий комбинезон, пронизывал холодом, словно желал напомнить Темпест, что она здесь — совсем одна, в его власти. Но Темпест рассмеялась ему в лицо. Там, внизу, среди мрачного соснового бора, она заметила небольшую ровную полянку. Планер пошел на снижение.

Однако природа, взбешенная дерзостью юной хрупкой девушки, не желала сдаваться. Снова взвыл ветер, и над головой у Темпест послышался зловещий треск. Планер сломался посредине; крылья его встали торчком, словно прося пощады. Стремительно приближался мощный узловатый ствол сосны; столкновение было неизбежно. Ветер злорадно хохотал, предчувствуя неизбежную гибель отважной гордячки. Подхваченная воздушным потоком, Темпест пролетела мимо заветной лужайки и со всего маху врезалась в сосну. Планер зацепился стропами за ветку и повис, раскачиваясь на ветру, — из послушного орудия Темпест он превратился в ее спасителя.

Удар о ствол был столь силен, что, несмотря на защитный шлем, Темпест потеряла сознание. Тело ее безжизненно обвисло в стропах. А через несколько мгновений небо разверзлось потоками дождя…

Страйкер Макгайр мчался по лесной дороге к стоянке планеров, которую показывала ему Темпест два дня назад. Лицо Страйкера было сурово, губы крепко сжаты. Этот человек никогда не выходил из себя — иначе он осыпал бы проклятиями каждый крутой поворот, каждую выбоину на дороге, а прежде всего — женщину, сбежавшую из его постели навстречу смертельно опасному приключению.

Только что по радио передали прогноз погоды: ураганный ветер и сильный дождь. В лобовое стекло уже ударяли первые капли. Любой разумный планерист отказался бы от полета при такой погоде. Любой — только не Темпест Уитни-Кинг.

Страйкер знал эту женщину, как самого себя. Вот уже шесть лет, спасибо папаше Уитни-Кингу, он состоял при ней сторожевым псом. Это он ездил в Париж и беседовал с прокурором, уверяя его, что Темпест вовсе не хотела оскорбить французского президента — ее подвело плохое знание языка. Оба прекрасно знали, что это ложь, но прокурор предпочел не ссориться с могущественным семейством Уитни-Кингов. А тот юный австрийский герцог, что гонялся за Темпест по всему свету, к радости мировой бульварной прессы и к ужасу обоих добропорядочных семейств? Теперь, слава богу, герцог — счастливый муж и отец двоих детей; но в свое время Страйкеру понадобился большой дипломатический талант, чтобы вытащить Темпест из этой любовной заварушки. А Каир и скачки на верблюдах? А Буэнос-Айрес и потерянный паспорт? А Багамы и регата — Темпест в роли капитана? А Бахо и мотогонки по пересеченной местности? А Мессина, где Темпест, спасая упавшего в воду ребенка, бросилась прямо под винт парохода и чудом отделалась сломанной рукой? Но девочку все-таки спасла…

Страйкер и сам не заметил, когда успел привязаться к этой бесшабашной любительнице приключений. Привязаться так, что уже и не мыслил жизни без нее. Она наполнила его мечты, сны — и, увы, страшнейшие ночные кошмары. На висках у него появилась седина — это в тридцать-то с небольшим! Но Страйкер ни в чем ее не винил. Перед обаянием Темпест не могло устоять даже чопорное семейство Уитни-Кингов. За одну ее улыбку Страйкер готов был умереть — если прежде не свернет ей шею. Тело ее, сколько Темпест ни ломала себе кости, оставалось хрупким, стройным, нежным, словно созданным для любви. Его любви…

Страйкер остановил машину возле ее грузовичка и, сощурившись, оглядел летное поле сквозь пелену дождя. Никаких следов. Страйкер вышел из машины и, достав бинокль, поднял голову к небесам. Никаких следов. Чеканное лицо Страйкера помрачнело; досада и тревога прорезали его лоб глубокими морщинами. Черные, словно южная ночь, глаза потемнели, казалось, еще сильнее. Приложив руки ко рту, Страйкер громко позвал ее — безуспешно. Темпест не было. Страйкер обернулся в поисках какого-нибудь обзорного пункта. Если ее нет ни на площадке, ни в воздухе, думал он, значит, она где-то на земле.

В трехстах ярдах от летного поля Страйкер заметил высокую сосну. Темно-зеленая вершина ее возвышалась над окрестными деревьями. В несколько минут Страйкер оказался на вершине. Стоя на толстой ветке и держась за ствол, он осматривал окрестности — и вдруг застыл, пораженный в самое сердце. В паре миль отсюда на ветви высокого дерева четко вырисовывалось красно-желтое пятно… Цвета Темпест.

Во мгновение ока Страйкер оказался на земле, запрыгнул в кабину и рванул с места. Тормоза жалобно завизжали на крутом повороте, но Страйкер ничего не слышал, его мысли были заняты другим: ему показалось… — или это был обман зрения? — что на стропах планера болтается тело.

Страйкер мчался по бездорожью; все силы души его стремились к женщине, которая всего неделю назад стала его возлюбленной. Спасти ее… прижать к себе и унести прочь от буйства стихий, в теплое и безопасное убежище, под защиту его сильных рук…

— Темпест! Темпест! — шептал Страйкер. Ее имя. Его благословение и проклятие.

Наконец он достиг поляны и, затормозив, выпрыгнул из грузовика. Он бросился к приметной сосне. Да, Темпест здесь. Словно сломанная кукла, болтается она под крыльями: прекрасные глаза сомкнуты, огненные волосы прячутся под защитным шлемом — только на этот шлем и на бога надеялся сейчас Страйкер. На один бесконечно долгий миг он застыл, пораженный ужасом при мысли о том, что она, может быть, уже не дышит. В первый раз в жизни слепая, иррациональная паника охватила Страйкера. Слезы выступили у него на глазах — и тут же смешались с дождевыми каплями, бьющими по лицу.

Вся сила воли понадобилась ему, чтобы подавить страх и начать подниматься вверх по дереву. Взобраться наверх — не проблема. Но как снять с дерева Темпест, не повредив ей? Страйкер ящерицей полз по стволу, подтягиваясь на ветвях, упираясь ногами в неприметные утолщения на стволе. Темпест вдруг слабо застонала — кажется, никогда за всю жизнь он не слышал более прекрасного звука! Он выдохнул с облегчением и двинулся дальше, а Темпест стонала все громче и громче. Сознание возвращалось к ней — возникла другая опасность.

— Темпест, не двигайся! — приказал Страйкер, увидев, как она сжимает перекладину планера. Еще пять футов — и он протянет к ней руки. Еще пять минут — и Темпест будет в безопасности. — Пошевелишься — шею сверну! — грозно добавил он, чтобы до нее лучше дошло.

При звуке его голоса веки Темпест слабо дрогнули. Судя по голосу Страйкера, он был очень зол. И напуган. Темпест попыталась сказать что-нибудь успокаивающее, чтобы подбодрить его, но тут же сообразила, что в нынешних обстоятельствах этот способ вряд ли сработает.

— Страйкер! — слабо произнесла она.

— Не шевелись! — прорычал он в ответ.

Грубый голос Страйкера помог Темпест стряхнуть с себя забытье. Открыв глаза, она увидела перед собой его искаженное тревогой лицо и тело, подарившее ей минуты поистине волшебной страсти. Увидела своего возлюбленного.

— Не кричи. Я не глухая.

Страйкер поднялся еще на одну ветку и протянул к ней руки.

— Чертова идиотка! Я же просил тебя не летать в одиночку!

Голос его был резок, слова грубы, но руки нежны и бережны. Страйкер взглянул ей в глаза, защищенные пластмассовыми очками; в них еще стояла сонная муть, но зрачки были сужены и одинакового размера — значит, сотрясения мозга нет. Страйкер осторожно ощупал ее тело и вздохнул с облегчением. Ничего не сломано. На этот раз Темпест дешево отделалась.

— Прости, что заставила тебя волноваться. Понимаешь, я просто не могла удержаться, — тихо произнесла Темпест и погладила его по щеке. Почему-то ей вдруг стало не по себе. Страйкер много раз кричал на нее и ругал последними словами, но сегодня Темпест впервые увидела в его глазах настоящий страх.

— Я не могла удержаться, — повторила она. — Светило солнце… ну, и мне очень захотелось полетать.

Как хотела Темпест, чтобы Страйкер понял ее и разделил ее радость! С детских лет она привыкла к одиночеству. У нее было все, чего только можно желать, — и ни одного человека, с кем она могла бы поделиться радостью и горем…

— Я парила в небе, как птица!.. Жаль, что тебя не было со мной, — искренне сказала она и прикоснулась нежными пальцами к его сурово сжатым губам.

Ее слова, ее прикосновение… Так нежно — чертовски нежно… Страйкер вспомнил прошлую ночь и уже не мог противостоять желанию… Он тряхнул головой, стремясь избавиться от непрошеных мыслей. Сейчас не время думать о том, что значит для него Темпест.

— Я ведь просил тебя подождать, пока не установится ясная погода! — рявкнул он зло. И, прижав ее к себе в любовном объятии, начал медленно спускаться на землю. Однако на лице его читалось все, что угодно, кроме любви и нежности. Страйкер привык сердиться на Темпест. С ней нельзя было иначе: она не понимала ни просьб, ни уговоров. Но сегодня, вспоминая о том, как она болталась в стропах, словно сломанная кукла, Страйкер впервые испытывал безумную ярость. Неужели она не понимает, что едва не простилась с жизнью? Или ей на это наплевать? И на него тоже? Будь он проклят, он никогда не забудет этого дня…

— Ты, похоже, твердо решила себя прикончить!

Мощный порыв ветра сбросил с веток сломанный планер, но Страйкер не обратил внимания на треск. Темпест в безопасности. Он держит ее в объятиях. Это все, о чем он сейчас мог думать. И еще — о ее безумной игре со смертью. Казалось, лопнуло его терпение и чувства, которые он старательно подавлял в себе все шесть лет, вырвались наружу.

— Шесть лет я гоняюсь за тобой по всему свету и вытаскиваю тебя из неприятностей. Ты выросла у меня на глазах. Шесть лет я молил бога, чтобы ты наконец остепенилась и нашла свое место в жизни!.. Неделю назад мы с тобой стали близки, и я, как последний дурак, надеялся, что это что-то изменит. — Он по-прежнему прижимал ее к себе, но больно бил горькими, выстраданными словами. — Нет, с меня хватит! Я не стану связываться с женщиной, которой настолько наплевать на себя и на тех, кто ее любит! Я не лягу с тобой в постель, зная, что в любой момент ты можешь выскользнуть из моих объятий и броситься навстречу смерти — или просто сбежать, потому что тебе почему-то надоела эта гостиница.

В его словах Темпест слышались отзвуки сотен голосов. Разве не то же самое говорили, кричали ей все, кто ее любил? Сколько раз она пробовала измениться! Но ничего не получалось, и Темпест поняла, что бесполезно и пытаться.

Она взглянула Страйкеру в лицо: глаза его были полны любовью и заботой. И страхом. Темпест понимала, что еще немного — и любовь окончательно подчинит этого мужественного человека себе. Он и дальше будет мириться с беспокойством и подавлять свои чувства и желания ради нее… Нет, Темпест слишком хорошо знала, что такое несвобода. Медленная смерть. А такой судьбы для Страйкера она не хочет. Она должна освободить Страйкера — пусть это будет стоить счастья ей самой.

— Прости меня, — прошептала она дрогнувшим голосом. На ресницах ее задержались слезы, но их тут же смыло дождем, и Страйкер не заметил ее неожиданной слабости.

— Черт тебя побери, Темпест! Мы ведь говорили об этом полете прошлой ночью! Я сказал, что назавтра обещали шторм. Даже предложил полететь с тобой вместе, как только погода установится. И, как последний идиот, надеялся, что ты прислушаешься к моим словам, — с горечью добавил он.

Каждое его слово отзывалось в ноющем теле Темпест болью. Но она не пыталась спорить.

— С меня хватит! Я отвезу тебя в больницу. Я буду приходить на помощь всякий раз, как ты или твой отец попросите меня об этом. Но отныне и навеки я намерен забыть, что спал с тобой под одним одеялом. Забыть, что когда-то я верил в твою любовь. — Ноги его коснулись земли. Страйкер поставил Темпест на ноги и вгляделся в ее глаза, скрытые стеклами очков. — Все поняла?

— Да.

Страйкер прав. Он не один раз пытался ее понять. Он отдал ей все силы души, а что дала она ему? Почти ничего. Но он не прав в одном: она действительно его любит.

— Я честно пыталась забыть обо всем, кроме тебя, — но, как видно, я не могу жить только любовью. — Огонь в его глазах словно погас, сменившись ледяным холодом. Этот холод пробрал Темпест до костей. Но она собрала остатки мужества и улыбнулась ему своей самой потрясающей улыбкой. — Спасибо за то, что столько раз спасал мою шкуру. И особенно — за этот раз.

Страйкер молча вглядывался в ее лицо. Он искал ключ к этой удивительной женщине, которая одним взглядом разрушала его оборону, а одним движением вызывала у него такой взрыв страсти, который и не снился его прежним приятельницам, искушенным в науке любви. Именно из-за нее он узнал страх, ярость, гнев, досаду. Раньше без всех этих чувств его жизнь была спокойнее и проще. Он желал ее все шесть лет — с первого взгляда, как только увидел. В то время ей было пятнадцать; угрюмая, озлобленная девчонка, казалось, вполне заслуживала выдвигаемых школой обвинений во всех смертных грехах. Она и не надеялась, что новый служащий отца поверит ей. Однако Страйкер, вопреки очевидному, поверил. Он взглянул в ее синие глаза — и увидел там то, чего, по-видимому, не замечали ее родные. Силу духа, отвагу и дерзкую честность.

С тех пор работа Страйкера в «Уитни-Кинг Интернэшнл» включила в себя еще одну утомительную обязанность: выручать из неприятностей столь хлопотно взрослеющую девушку. «Моя Темпест — борец по натуре», — с нежностью думал Страйкер. Только в мечтах он позволял себе называть Темпест «своей». Она боролась за свою жизнь, за свои убеждения… и за свободу. Страйкер машинально поднял руку и прикоснулся к ее губам. Шесть долгих лет он ждал, когда же она вырастет, когда взглянет на него и увидит не просто верного товарища и спасителя, а что-то большее… Ему казалось, что Темпест можно доверять. Но сегодня утром, когда он проснулся один, это доверие разлетелось, как дым.

— Нам могло бы быть хорошо вместе, — прошептал он. Мысль, что никогда больше он не прижмет Темпест к груди, не услышит ее восторженных стонов, не увидит ее счастливой улыбки, как ножом, пронзила его сердце.

Темпест застыла на месте, пораженная его бесцветным, словно неживым, голосом. Слова признания, произнесенные таким тоном, скорее пугали, чем радовали.

— Я верил в тебя, Темпест. Ты никогда мне не лгала. Я доверял тебе.

Может быть, именно в этот миг Темпест сделала шаг навстречу зрелости. Страйкер подарил ей свою страсть, научил ее слышать свое тело, открыл ей, как жаждет она любви. Мало того, он открыл ей свою собственную уязвимость. Этот человек, широкоплечий и надежный, как скала, казалось, самой природой призванный решать все проблемы… Как Темпест призвана их создавать.

— Нам пора. — Он с сожалением отнял руку от ее губ, и Темпест едва не вскрикнула от невыносимого разочарования.

Страйкер снова открыл глаза: взгляд его стал холодным и озабоченным. Он по-прежнему поддерживал Темпест, но теперь в его позе не было ничего интимного.

— Тебя нужно отвезти в больницу.

Темпест подчинилась. Она готова была на все, чтобы прекратить эту неизбежную пытку.

— Хорошо.

Страйкер подозрительно покосился на нее, но Темпест этого даже не заметила. Она смотрела туда, где трепетали на ветру сломанные крылья планера. Ярко-красные лоскуты брезента — словно потоки крови… Она не разбилась насмерть! Она жива! Но эта мысль почему-то не принесла ей ни радости, ни облегчения. Темпест чувствовала себя так, словно в ее живом теле омертвела ее душа и ее, Темпест Уитни-Кинг, больше нет на свете.