Взлетая высоко

Глава 4

Я просыпаюсь, когда Хейли начинает ворочаться. Мы спокойно спали всю ночь, почти не двигаясь. Левая рука онемела, правая горит огнем, а голова раскалывается.

Устало моргая, я открываю глаза и подавляю стон. Прикроватная лампа все еще горит, но на улице уже светло. Солнце взошло, но спряталось за плотными облаками, обещающими пасмурный сентябрьский день. Тем не менее в комнате слишком светло – и слишком рано, хотя я точно не знаю, который сейчас час.

Осторожно вытаскиваю руку из-под Хейли. Ее начинает трясти, будто кто-то вонзает в нее тысячу маленьких иголок. Я стискиваю зубы, поворачиваюсь на бок и выпрямляюсь на локте. Хейли лежит, свернувшись клубочком, спиной ко мне, подложив руку под голову, а ее длинные волосы разметались по подушкам и покрывалу.

Она просыпается так же медленно, как и я. Ее веки трепещут, и она морщит нос, будто дневной свет не нравится ей так же, как и мне. Проходит несколько секунд, прежде чем Хейли открывает глаза и понимает, где она и с кем лежит в постели.

– Доброе… – приветствую я ее осипшим ото сна голосом.

Неспешно Хейли перекатывается на спину, и наши взгляды встречаются.

– Привет…

Не могу ничего с собой поделать. Я протягиваю руку и поглаживаю ее по щеке. Кожа очень теплая, и мне кажется, что я не касался ее целую вечность, несмотря на то что мы вместе переночевали.

Хейли не улыбается, просто смотрит на меня. И на какое-то мгновение все там, снаружи комнаты, оказывается невероятно далеко от нас. Мы одни в нашем маленьком мире.

Но тут Хейли резко выпрямляется и таращится на меня, открыв рот.

– Боже мой, твой глаз!

Точно. Вчера кое-что случилось. Вероятно, это также объясняет, почему я чертовски чувствителен к свету и предпочел бы не вставать вообще, а остаться в кровати на весь день. Хоть я и понятия не имею, сколько часов проспал, все равно чувствую себя совершенно вымотанным.

Но, несмотря на это, я сажусь на кровати и поправляю волосы.

– Не волнуйся. Через пару дней заживет.

Не говоря больше ни слова, Хейли отодвигает мои руки. Она касается пальцами моего небритого подбородка и пытается оценить ущерб. По-видимому, последний бой был чересчур долгим или просто я отвлекся. На лице нет рваных ран, нет царапин, но есть аккуратный синяк под глазом, которому понадобится какое-то время, чтобы стать незаметным. У меня нет ни малейшего представления, что сказать родителям, не вызвав у них подозрений и не спровоцировав волну вопросов, на которые я не смогу ответить, не рассказав всю историю или не солгав им в лицо. Лекси прикроет мне спину, но я не могу в течение следующих нескольких недель избегать семью. К тому же в Фервуде сплетничают. В принципе, мне просто нужно выйти на улицу, и новость о моей «драке» дойдет до родителей со скоростью пули. Потрясающе.

Но речь не обо мне. И пока Хейли осматривает мои травмы, я также пристально разглядываю ее. Она уже не выглядит такой измученной, как вчера, даже несмотря на то, что у нее под глазами все еще остаются темные круги. Отпечаток подушки украшает ее правую щеку, а волосы запутались с одной стороны. Я даже не осознаю, как кладу руку ей на щеку. Теперь я чувствую напряжение, от которого перехватывает дыхание.

А потом я наконец расслабляюсь. Я чертовски рад, что Хейли сегодня сидит со мной в этой кровати, и… я останавливаю мысли, прежде чем они устремляются в ненужном направлении. Но есть и недоумение от того, что чуть не произошло. И гнев. Гнев на себя, что вовремя не заметил опасности. Не осознал, как Хейли на самом деле плохо и как сильно она страдает. Черт, как это могло ускользнуть от меня?

– Хейли… – начинаю я, но она качает головой.

В этот момент я могу прочитать каждую эмоцию на ее лице. Сомнение в ее глазах, которого не было раньше. Или которое она слишком хорошо скрывала от меня. Неуверенность, которую она преодолевала шаг за шагом в течение последних нескольких недель. И страх. Но теперь в ее взгляде есть и знакомая теплота – и неожиданная решимость, на которую я не рассчитывал. Прежде чем я успеваю что-то спросить, Хейли наклоняется ко мне и прижимается своими губами к моим.

Я слишком удивлен, чтобы как-то отреагировать, но инстинкты берут надо мной верх. Я провожу пальцами по волосам Хейли и удерживаю ее голову, отвечая на поцелуй. Ее губы размыкаются, и до меня доносится приглушенный стон, когда наши языки соприкасаются. Все это мне чертовски знакомо.

Она отодвигает одеяло в сторону, толкает меня на спину и забирается сверху прежде, чем я даже понимаю, что происходит. Но я не в силах это остановить. Страх и паника все еще слишком глубоко сидят внутри меня. Я чуть не потерял Хейли. Если бы я приехал на смотровую площадку чуть позже… Не хочу думать об этом, отказываюсь представлять себе, что могло бы случиться, но ничего не могу поделать. Этот поцелуй, запах Хейли, ее вкус, тепло дают мне понять, что она все еще здесь. Что она жива. Что она в безопасности.

Наверно, неправильно то, что мы здесь делаем. Наверно, мне не стоит так страстно отвечать на поцелуй и засовывать руки под широкую футболку, которую она надела для сна, но я не могу иначе. Только когда ощущаю у себя на лице ее теплую и влажную кожу, я останавливаюсь. Несмотря на произошедшее, проходит еще несколько секунд, прежде чем я вновь могу мыслить здраво.

– Ты плачешь? – хрипло шепчу я.

Она игнорирует меня. Может, она не хочет признавать этого.

– Пожалуйста, – выдыхает она. – Я должна… мне… это нужно. Я должна почувствовать что-то еще. Что-то другое. Пожалуйста, Чейз…

Ее голос наполнен таким отчаянием, что я едва не уступаю ей. Но только едва. Потому что во мне все еще есть старый Чейз, тот, который говорит, что это было бы ошибкой. Продолжать сейчас, не задумываясь о последствиях или о том, что произошло вчера, было бы ошибкой, о которой позже пожалели бы мы оба. Кроме того, я точно знаю, что сейчас делает Хейли – потому что прошлой ночью делал то же самое: искал приключения, чтобы забыться, почувствовать себя живым и перестать думать о проблемах. И это сработало, но только на короткое время. Потом все мысли и воспоминания резко вернулись.

Я не хочу, чтобы Хейли использовала нашу близость, чтобы сбежать от своих проблем, как это сделал я. И если бы она на мгновение остановилась и была честна с собой, то поняла бы, что, по существу, тоже этого не хочет.

Несмотря на это, мне необходимо взять себя в руки, чтобы отодвинуть ее от себя.

Дерьмо.

– Хейли…

Она качает головой. Снова и снова. Еще раз пытается меня поцеловать, но на этот раз я уклоняюсь.

– Подожди.

Она останавливается. Ее грудь быстро поднимается и опускается. Ее кожа покраснела, как и глаза, а на щеках заметны следы слез.

– И-извини… – задыхаясь, шепчет она и сжимается в комочек. – Я… я понятия не имею, что творю, что должна думать или чувствовать. Я уже не знаю, что правильно, а что нет.

Желание крепко обнять ее и защитить от всего, что причиняет боль, непреодолимо, но я знаю, что это не то, что нужно в этой ситуации. Хейли многое пережила, и я не смогу защитить ее от самой себя ни сейчас, ни через несколько месяцев. Я не смогу избавить Хейли от боли или забрать ее себе, даже при всем моем желании. Черт, я бы не колебался ни секунды. Но ничто из того, что я скажу или сделаю, не изменит случившегося. Ничто и никто не сможет вернуть ей Кэти и Джаспера.

Осторожно сжимаю руками ее лицо и жду, когда она снова посмотрит на меня.

– Я не знал твоей сестры, – тихо и нерешительно начинаю я, поскольку мы впервые откровенно говорим на эту тему. До недавнего времени я был твердо уверен, что Кэти просто уехала. Я думал, что они поссорились и решили не разговаривать друг с другом целое лето. Боже, как я мог так ошибаться? – Но неужели ты правда считаешь, что Кэти хотела, чтобы ты последовала за ней?

В ее глазах собираются слезы, но она не отводит от меня взгляд.

– Она бы не… – еле слышно выдавливает Хейли и хватается за мое запястье. – Кэти всегда… Кэти любила и наслаждалась жизнью, а теперь… теперь она никогда больше не сможет ходить на вечеринки, которые так обожала. Она никогда больше не будет готовиться к экзаменам ночи напролет и не выучит наизусть сложнейшие конспекты. Она никогда больше не будет есть со мной мороженое или защищать меня от грозы, – на последних словах Хейли издает хриплый смешок, который заканчивается рыданием. – Я очень боюсь грозы, но Кэти придумала уловку: при первых звуках грома она забиралась ко мне в кровать, как бы показывая, что это она трусиха, а не я.

Я освобождаю руку от хватки Хейли, чтобы вытереть слезы с ее щек.

– Кэти никогда больше не влюбится, не будет заниматься серфингом, и я не услышу, как она хохочет над шуткой, пока у нее не выступят слезы и она не завизжит, как морская свинка, – с тоскливой улыбкой продолжает Хейли. – Мы не выпустимся вместе. Папа не поведет ее к алтарю. Она никогда не станет матерью и тетей. И она никогда не состарится вместе со мной и кучей внуков… или кошек.

Я убираю ей волосы за ухо. Прикладываю все усилия, чтобы оставаться спокойным и быть рядом с Хейли, даже если меня убивает то, как ей больно сейчас.

– Внуки или кошки? – тихо переспрашиваю я.

Хейли кивает:

– Мы всегда представляли, как вместе состаримся и будем сидеть в своих креслах-качалках в симпатичном домике на берегу озера. А вокруг нас армия внуков – или, если не выйдет, бесчисленное множество кошек.

Не могу сдержать улыбки, потому что нарисованная ею картина такая странная. Милая, но странная. Но в голосе Хейли столько тоски, и моя улыбка становится все меньше, пока наконец не исчезает совсем. Для меня картина с кошками может быть просто очаровательной фантазией, но для нее и Кэти это было их будущее. Будущее, которого теперь нет.

– Я не знаю, что делать без нее, – шепчет Хейли. Печаль в ее глазах затмевает все остальные эмоции. – Понятия не имею, как двигаться дальше…

– Но ты уже это делала. Ты все лето продолжала жить дальше.

– Только потому, что знала: все закончится шестого сентября. Просто потому, что понимала: никаких последствий не будет. Я хотела, чтобы Кэти гордилась мной, когда мы снова встретимся. Только поэтому я была такой смелой.

– Ты смелая и без нее, Хейли.

Она мне не верит. Я замечаю это по ее поведению. Она не видит того, что вижу я. Она не признает в себе смелую, невероятную женщину, которая прошла через столько боли, потеряла так много, но все еще находит в себе силы бороться. Не ради меня. Не ради Кэти или Джаспера и не ради кого бы то ни было еще. Нет, Хейли сидит здесь, потому что хочет жить, даже если не знает как. И я бы не хотел ничего другого, кроме как помочь ей в этом, но я пребываю в таком же смятении. И это меня убивает.

– Иди сюда… – бормочу я.

На этот раз она не целует меня, но обнимает и утыкается мне в шею лицом. Ее теплое дыхание касается моей кожи. Неровное. Прерывистое. Ее плечи трясутся. Меня разрывает изнутри, но я крепко держу ее. Как и на плато, я просто обнимаю Хейли. Столько, сколько она захочет.

Понятия не имею, как долго мы так сидим. Снаружи постепенно начинают доноситься привычные звуки, словно мир медленно пробуждается – проезжающие мимо машины, первые прохожие, останавливающиеся перед витринами, чтобы поболтать, смеющиеся и визжащие дети. Даже в закусочной этажом ниже нас становится громче. Посетители приходят и уходят. Голос Бет эхом разносится по комнате. Приглушенные голоса и музыка там, внизу, воспринимаются как отдаленное жужжание. И хотя, по-видимому, все в Фервуде в это субботнее утро продолжают жить своей обычной жизнью, я все еще пытаюсь понять, как это вообще возможно. Как люди могут вести себя как прежде? Как мир может продолжать вращаться, будто ничего не произошло?

Хейли медленно успокаивается в моих объятиях. Ее дыхание становится ровнее, всхлипы реже, сердцебиение тише.

– Мне нужна помощь…

Слова трудно разобрать, но я уверен, что услышал все правильно.

Я мягко заправляю ей за ухо несколько прядей.

– Шарлотта… – начинаю я, откашливаюсь, потом пробую сказать еще раз. – После похорон Джаспера Шарлотта стала ходить к терапевту. Этот врач специализируется на том, чтобы помогать другим справляться с горем утраты. Она работает здесь, в Фервуде.

Это обычное заявление. Никаких вопросов, но мгновение спустя Хейли кивает.

– Хорошо…

Я удивленно моргаю и пытаюсь разглядеть сомнение в ее глазах, но ничего не вижу.

– Хорошо?.. – тихо переспрашиваю я.

Она кивает – и я с трудом могу поверить, что этот маленький жест вызывает во мне. Облегчение. Благодарность. Надежду. Чертовски много надежды. Но есть кое-что еще, нечто гораздо большее, что я не могу выразить словами. Знаю только, что мне нужно еще сильнее притянуть Хейли к себе.

– Мне так жаль, – шепчет она. Хейли дрожит, и я понятия не имею, то ли от холода, то ли от усталости.

– Не нужно, – отвечаю я, поглаживая ее по спине.

– Я испортила твою рубашку.

Только приложив усилия, мне удается подавить смех. Из всех возможных ответов ей именно этот приходит на ум. Это так типично для Хейли, что причиняет мне боль. Поверить не могу, что я чуть не потерял ее двадцать четыре часа назад.

Знаю, что опоздал тогда. Если бы Хейли хотела умереть на самом деле и проглотила таблетки, то никто не смог бы ее спасти, потому что любая помощь пришла бы слишком поздно. На смотровую площадку трудно добраться даже на машине, а уж «Скорой помощи»…

Решение жить Хейли приняла в полном одиночестве.

Осознание того, как близко на самом деле она была к смерти, а я ничего не мог с этим поделать, сводит меня с ума. Я не должен думать об этом, иначе свихнусь. Бой прошлой ночью тоже ничего не изменил. На несколько минут он стер тревожные мысли из головы, отвлек, но потом они вновь вернулись. Мне некуда бежать. Но я и не хочу этого делать. Больше нет. Каждая клеточка внутри меня хочет помочь Хейли, быть с ней рядом, когда она снова будет учиться жить. Жить без тех людей, которых любила и потеряла.

Я могу только надеяться, что она позволит мне сделать это для нее.