Und sollte mir ein Leid gescheh’n
Wer wird bei der Laterne stehen
Mit dir Lili Marleen?
Разгром «Гаммы» был не похож на простое сокращение штатов, вызванное упадком финансов и всеобщим государственным унижением. Кто-то сидящий высоко наверху сделал вполне определенный жест: спецбатальон – непозволительная роскошь для бюджета. Достаточно «Альфы» и «Беты» – отдельный спецбатальон «Гамма» должен исчезнуть, и хватит этой греческой премудрости, сами с усами…
…Застопорились автомобильные моторы. Заперли и опечатали оружейную комнату. Потрескалась краска конструкций на полосе препятствий. Развезли по другим войсковым частям солдат и сержантов-срочников. Бэтээры сдавали на консервацию – со стороны автопарка слышался отборный мат зампотеха и гул прогреваемых моторов.
Со стороны трассы мигнули проблесковые маячки, и в обрушившейся с неба мгновенной тишине послышался ровный рокот моторов. Ехало большое московское начальство. Полковник Дребезов – комбат – выстроил офицеров и прапорщиков на плацу, потоптался на ступеньках штаба, поправил фуражку. Он предпочел бы в одиночку взять захваченный боевиками жилой дом, чем тянуться в струнку перед московским начальством. Свежевыбритые лейтенанты-ассистенты вынесли из здания штаба батальонное знамя – честный боевой триколор с георгиевской ленточкой на древке.
Стоящий рядом с Артемом старлей по прозвищу Свисток ткнул того локтем в бок:
– Видал батину рожу?
– А что? – шепотом спросил Тарасов.
– Как в воду опущенный, – пояснил Свисток.
– Москва едет – ни хрена хорошего не предвидится, – согласился Артем.
– В прошлый раз… – начал было Свисток, но тут комбат выпятил грудь и скомандовал:
– Батальон! Смир-р-на! Равнение напр-р-ра-во!
Показался кортеж гостей. Впереди катил черный «Мерседес» с мигалкой, за ним вплотную два черных джипа.
– Круто подъезжают большие звезды, – буркнул, держа равнение, Свисток.
На тяжелом лице Дребезова изобразилась мука. Знаменосец и ассистент замерли рядом с колышущимся на ветру знаменем. Молчал на куцем плацу по ниточке выровненный камуфляжный строй «Гаммы».
Кортеж обогнул круглую клумбу, на которой до сих пор не удалось вырастить ничего, кроме кустистой травки, и остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду.
Гранитной глыбой встал правительственный «Мерседес». Из приткнувшегося ему в затылок джипа выпрыгнул бойкий молодой полковник, чертиком подбежал к задней дверце «Мерседеса», бережно распахнул…
Министр обороны, сухощавый мужчина неопределенной внешности в штатском костюме, выпростал ногу в лакированной туфле и выбрался на плац. Из джипов выгружалась свита с папками, портфелями и ноутбуками. Половина Генштаба явилась.
Лицо у министра было скучающим: расформирование боевых поздразделений за последний год стало для него рутиной. Он кивнул напряженному как струна командиру «Гаммы» и встал как раз напротив строя офицеров и прапорщиков. Следом тронулась блестящая свита.
– Здравствуйте, товарищи! – вяло провозгласил министр, и после положенной секундной задержки строй оглушительно грянул:
– Здра-жа-тарищ-министр!
Прежний министр, тот хоть и волюнтарист, но все-таки был генерал, вроде бы свой, а этот… черт его знает, штатского. Что он понимает в армейских нуждах? А под пулями он хоть ротой командовал? А чем спецподразделение отличается от обычного мотострелкового батальона? Чем отличается боевая задача, стоящая перед пехотным командиром и перед «батей» спецов?
Министр оглядел бравых бойцов «Гаммы» и изобразил на лице удовольствие. Хорошо смотрелись каменные лица бойцов – даже с сугубо штатской точки зрения.
Процедура общения скомкалась. Офицерам и прапорщикам скомандовали «Вольно! Разойтись!», и батя, окруженный свитскими военными, принялся что-то втолковывать министру. Тот кивал с гнусной интеллигентской ухмылочкой: мол, сами понимаем, но времена-то какие, и давайте-ка переместим нашу беседу в помещение, а то на воздухе слишком уж неформально получается, да-с… Беседа продолжалась минут пять, потом министр и свита втянулись в здание штаба.
– Знамя-то для прощания вынесли, не иначе, – выдувая через ноздри сигаретный дым, сказал Свисток.
Артем пожал плечами: после отправки срочников все было понятно и без комментариев. Лихорадочные мысли о поиске работы, которые навязли на зубах, стоило отбросить. Уж очень горький это момент – прощание со знаменем части, и только человек военный способен понять, как это больно и обидно. Живо знамя – жива войсковая часть. В ней может не остаться ни одного человека, но коли есть знамя – пушечное мясо нарастет, и скоро другие встанут под то же полотнище. Но если потеряно знамя, любая войсковая часть подлежит расформированию – будь то даже закаленная в боях полнокровная дивизия… Но иные времена настали, и в мирные дни растворяются в мутном штатском море боевые единицы, и уходят офицеры в никуда с тощими рюкзаками за спиной…
Небо было серое. Погромыхивал вдалеке гром. Артем стоял на плацу, чувствуя, как по щекам хлещет сырой ветер. Будущее кончилось сегодня.
– Товарищи офицеры! – рявкнул со ступенек штаба комбат. – Просьба подойти!
Сгрудившись у штабного здания, несколько десятков людей приготовились слушать, что скажет батя.
– Товарищи офицеры! – повторил Дребезов. – Алексей Иванович, наш министр, объявил о том, что мы давно ждали: принято решение расформировать батальон «Гамма». Сейчас Алексей Иванович спустится к нам и обратится к вам лично…
Тот самый свитский полковник, в обязанности которого входило услужливо открывать двери начальственного «Мерседеса», подбежал к комбату и что-то прошелестел тому на ухо. Загорелое лицо комбата налилось краской, стало свекольным.
– Ясно, – отрезал Дребезов. – Товарищи офицеры! – повысил он голос. – Господин министр отбывает по срочному делу в Москву. С вами будет иметь беседу полковник… э-э…
– Шаварин, – поспешно вставил свитский.
– Полковник Шаварин! – закончил комбат.
Офицеры «Гаммы» отошли в сторону и наблюдали за тем, как штатский министр с мобильным телефоном у уха и поджатыми губами прошел по ступеням и нырнул в салон «Мерседеса». Следом укатил один из джипов, груженный штабными чинами.
Проводив взглядом кортеж, полковник Шаварин заговорил:
– Товарищи офицеры! Как вам уже известно… – обведя взглядом бойцов, он поспешно закончил: – По приказу министра обороны ваша часть расформировывается. Все уволенные в запас будут обеспечены… ну и так далее… Всего доброго, господа!
И свитский полковник торопливо прошел к джипу.
– Вот и проводили, – резюмировал комбат. – Товарищи офицеры! Прошу в ленинскую комнату. Хоть министр и уехал, а водки выпить все-таки надо…
По знаку Дребезова прапор-писарь внес в «ленинку» один за другим четыре ящика водки. Закуска присутствовала в виде ящика тушенки и нескольких буханок серого пайкового хлеба.
Зазвенели граненые стаканы. Офицеры наливали по полному.
– Товарищи офицеры! – возвысился над общим гулом полковник Дребезов. – Этот сучонок полковник не сказал вам главного: меня уходят вместе с вами. Это чтобы вы не думали, будто батя остается в «Гамме» остатки говнеца подъедать да матчасть распродавать…
Бойцы загудели.
– А мы так и думали, товарищ полковник! – влез, как всегда, Свисток. На него зашикали.
– Так выпьем, товарищи, за нас с вами – и х… с ними! – провозгласил батя тост и опрокинул стакан.
После первого тоста офицерская пьянка пошла своим чередом. Делились мыслями о будущем, и даже оптимисты были сдержанны.
В дыму и чаду плавали реплики:
– Я – и командовать мотострелковым взводом?! Да ты охренел, лейтенант! Сам иди и командуй!
– Генштаб чичеров так и не понял, а если бы понял, в Грозном работали бы не мы, а ракетные войска стратегического назначения! Под корень, под корень, говорю, рубить! И нефтяные скважины эти долбаные – пожечь! С этого начинать надо было!
– Таджики?! К ногтю! Хохлы?! К ногтю! Так мой папаша рассуждал – он в Анголе, между прочим, воевал! Так и я себе мыслю!
– А ты молчи, москвич! Тебе что – к теще на квартиру, и сладкая жизнь… Огурцы на даче растить будешь…
– А Пашка Савельев – сучонок такой – еще год назад ноги сделал! Чуял, не иначе! Говорят, свой бизнес в Москве закрутил… Может, брешут поганцы?
– Подъемные?! Видел я эти подъемные. И квартиру ты будешь три года ждать – это в лучшем случае, если власть ненароком не поменяется…
– Китайцы попрут скоро! Очень скоро! Попомни мои слова – уже на следующий год казахи помощи против Китая попросят: они до сих пор на верблюдах воюют. Тогда-то мы и понадобимся, ребята…
– У хохлов новый президент – вроде нормальный, русский. А то были всякие заморочки насчет Украины перед выборами в 2004-м… Нагни ухо – скажу какие… Да были мы там – двое суток в автобусах под Центризбиркомом проторчали!..
– Кому я, на хрен, на гражданке нужен?! У меня саперного стажа двенадцать лет! Я в Никарагуа растяжки ставил! Я в Эфиопии военным советником был!.. В дворники, что ли, подаваться?! Или в военруки?!
К изрядно подвыпившему Артему подсел командир разведроты, капитан Таганцев.
– Что скис, Теман? Не радует жизнь?
– Радует, да не с того конца, – гася сигарету в стакане, ответил Тарасов. – Я вообще-то про дембель слегка думал, но чтобы так…
– Предали, суки! В который раз предали! – протягивая руку за новой бутылкой, согласился Таганцев. – Мы-то думали, что «Гамму» не тронут – сам знаешь, кто за нас мазу тянул. А выходит, что не всякая маза держит…
– Ты-то сам куда подашься? – поинтересовался Артем.
– Мне одна дорожка, – обреченно сказал Таганцев. – К блатным в помощники. Неплохой из меня помощник, а, Теман?
Командирский «газик» и грузовик роты охраны до полуночи развозили по квартирам пьяных офицеров. Полковник Дребезов, твердо держась на ногах, вел учет личному составу: двое, кто покрепче, взяли третьего – повели. А когда все разъехались, он еще долго бродил по опустевшему расположению части с потухшей сигаретой в дрожащих пальцах…
Уже валясь на общежитскую тощую койку, Артем вспомнил, что забыл вернуть полковнику Дребезову занятые на прошлой неделе две тысячи рублей.
Отличить сырые алмазы от подделки было просто – в коробке, упакованные в пластик, красовались стеклянные кругляши, похожие на крупные бусины. Непонятный расклад. Непонятные Пашкины нервы.
Артем приметил место на пригорке и сунул коробку со стекляшками между корней раскидистого пыльного куста. Пускай полежат – вдруг пригодятся.
Пора было ехать к Пашке за гонораром.
Мобильный прозвенел как-то тревожно. И хотя Тарасов понимал, что звонить по-разному – весело или тревожно – аппарат не может, звук все-таки показался ему нехорошим. Телефон в Артемовом «Самсунге» дребезжал, разрываясь на части, и от его звона на зубах закипала оскомина.
Так и есть – номерок Савельева на дисплее.
– Алло! Алло! – отчаянно завибрировал в мембране неизвестный женский голос. – Вы не знаете, где Паша?!
– Простите, это кто? – спросил Артем.
– Это – алло! – тьфу ты! – Алла! Меня зовут Алла! Я знакомая Паши! Я всем позвонила – вы последний в списке, я даже не знаю, как вас зовут!
«Знакомая, а верещит навроде жены. А может, просто истеричка. Надо будет Пашке сказать, чтобы трахал ее нормально, а не отлынивал с пивом в руках», – подумал Тарасов и проговорил:
– Может, он по уважительной причине отсутствует?
На том конце высморкались, и женский голос уже спокойнее ответил:
– Я пришла к Паше – у меня ключ свой. А дверь открыта! Я вошла – такой разгром! Бардак прямо! Пиджак поперек комнаты лежит. Тумбочка опрокинута. Компьютер включен. Сейф, где Паша пистолет держал, открыт настежь, пустой. Мобильник на диване – пищит и ползет, как живой… И лампа разбита… А Паша – он порядок любил…
И Алла разревелась в голос.
– Послушайте, девушка, – спокойно сказал Артем. – Сидите в квартире и никуда не выходите. Я приеду. Никому не открывайте. Не звоните никому – я понимаю, как это трудно, но все-таки не звоните. Не отвечайте на телефонные звонки. Я вас по домофону вызову и одновременно Пашкин номер наберу – увидите меня с телефоном и впустите. Договорились? Выпейте спиртного. Я у Пашки в баре бутылки видел… Бар-то хоть цел?
– Ага, – пискнула Алла и отключилась.
«Выбрось контейнер… Это дурилка», – запомнил Артем. И еще припомнилось инженерное слово «гранулят». Голос у Савельева был весьма растрепанный. Раньше за ним такого не замечалось, ни в каком виде. Хотя за полтора года могло многое измениться…
Тарасов отловил частника и попросил отвезти себя на станцию метро «Домодедовская». Оттуда автобусом. Так безопаснее. Менты уже составляют фоторобот на загадочного убийцу…
Крепко попал Савельев. По самое некуда. Нехорошая история с алмазами вышла. Не по Сеньке шапка оказалась. Эх, Пашка!
Алла впустила Артема после второго звонка на мобильный. Она долго изучала его запыленную физиономию и незавидную одежку. Потом язычок замка щелкнул, и ухоженное парадное впустило гостя.
Оказалась Алла девицей лет тридцати с выкрашенными под цвет воронова крыла жидкими волосами, впалыми висками, морщинками у расплывшихся глаз и сочным большим ртом. Эту заурядную внешность, впрочем, скрашивали босые красивые ноги, которыми Алла, едва кивнув, протопала в гостиную. Советом Артема она воспользовалась – в воздухе за ней тянулась густая коньячная струя.
– Я ничего не трогала, – доложила Алла, потирая кулачками глаза. – Вы Пашин коллега?
– Так точно, – ответил Тарасов, оглядывая комнату. – Не звонили? Не приходили?
Алла отрицательно покачала головой и, отойдя к окну, захныкала:
– Такая опасная работа!.. Я ему говорила… – прорывались сквозь хлюпанье визгливые фразы. – У его друга магазинчик – так хорошо с магазинчиком… А Пашка все – «Армада», «Армада»! Вот и получил… морское сражение… И никто ничего не знает…
Артем осмотрел гостиную. Его учили громить такие красивые уютные гостиные, хозяева которых перешли дорогу закону, а вот ментовской выучки ему явно недоставало. «Событие преступления, независимо от того, явилось оно результатом общественно опасного действия или бездействия, приводит к тем или иным изменениям в окружающей среде», – припомнил Артем идиотский абзац из собственного конспекта по криминологии, дополнительному предмету, искренне презираемому офицерами спецбатальона «Гамма». Больше ничего полезного по предмету припомнить не удалось.
Никакого особенного бардака в гостиной не было. Следов крови тоже не было заметно. Продрана кожаная обшивка дивана, и поролон торчит. Пепельница перевернута. Одежда разбросана. Распахнут сейф – ни за что не догадаться, что это сейф, если бы не эта открытая черная дверца, торчащая из-под крышки стола. Криво стоит искалеченный торшер в углу. Черный длинный след на паркете…
Артем присел на корточки, провел по черной полосе пальцем: похоже на след от подошвы. Тащили, похоже, Пашку, а он упирался. Расспрашивать соседей глупо: не тот у Артема сейчас вид, чтобы представляться ментом. Да и морду светить после битвы при Люберцах явно не стоит…
Артем выпрямился. От неловкого движения пистолет, нагретый во внутреннем кармане, с грохотом упал на паркет. У Аллы, внимательно наблюдавшей за перемещениями гостя, явственно дернулось поплывшее лицо. Ошалело переводила она взгляд со ствола на Артема и обратно.
– Савельев не говорил, что у него проблемы по работе? – поднимая оружие и упрятывая его обратно в карман, невозмутимо спросил Тарасов.
– М-м-м… нет, – ответила с испугом Алла. – Он вообще о проблемах со мной никогда не говорил…
«Я бы тоже не стал», – согласился с Пашкой Артем и проговорил:
– Припомните, эсэмэсок никаких странных с утра Савельев не присылал? Записки не находили?
Алла отрицательно мотнула головой.
Присев на продранный диван, Тарасов еще раз огляделся. Забросил руку на спинку, с удовольствием ощутил благородство мягкой кожи.
Что это, черт?!
Ну Пашка, ну, блин, любитель чистоты!
На глазах ошеломленной Аллы Артем вскочил и с усилием потянул диван на себя, развернул, приник к его задней коричневой полированной стенке.
Дрожащим савельевским пальцем по стародавнему слою пыли было выведено: «Метро «Ясенево», Тарусская, дом на углу…» Знакомое вроде место.
– Что там? – перегаром дохнула за плечом любопытная Алла. – Что, что?! Что вы там нашли?!
Тарасов смахнул пыльную надпись и поднялся.
– Ничего особенного. Пыльно там очень, за диваном. Вы бы тряпочкой протерли…
Алла тупо таращилась на диванную спинку.
– Я проедусь в одно место. Попытайтесь совсем успокоиться и ничего не предпринимать, – сказал он внушительно. – Одно скажу точно: Савельев жив. Попытаюсь его извлечь. По старой, так сказать, памяти. Подождите до вечера. Если ни я, ни Пашка не позвоним, можете звонить в милицию. Там спросят, почему так поздно сообщаете. Ответите, что пережили шок и все такое. Не забудьте подпустить слезы в голос – у вас с актерским мастерством все нормально…
Алла проглотила эту пилюлю не поморщившись.
– Но я надеюсь, – закончил Тарасов, идя к двери, – что уже очень скоро вы услышите голос своего дорогого Паши.
– Постойте! – крикнула вслед Алла. – Мы даже не познакомились!
– Я в суматохе совсем забыл, как меня зовут, – ответил Артем. – И помните: если вы мне что-то недорассказали, то плохо от этого будет прежде всего Савельеву. Привет родителям!
«Мог бы и поприличнее девку себе найти, – с досадой думал Артем, шагая к станции метро. – Из Ярославля вон какие приезжают – кровь с парным молоком… А эта… дура крашеная… Истеричка… А сама ведь знает, похоже, больше, чем говорит…»
– Отвечай, товарищ дорогой… Быстро отвечай и старательно. Мы очень ждем!
– Да подожди ты со своим «отвечай» – с морды ему скотч отклей!..
Пашка что-то яростно промычал и тут же получил увесистый подзатыльник:
– Не вмешивайся, когда дяди разговаривают!
Когда Савельев пришел в себя, над ним склонялись два хмурых типа служебного вида, чем-то неуловимо напоминающие преемника ельцинской власти.
С треском отлепился скотч. Пашка застонал и пробубнил разбитым ртом:
– А за продранный диван, ребята, вам придется отвечать…
– Ответим! – похлопал его по плечу тот из типов, что был повыше. – Расскажи-ка, кто тебя на казанских курьеров науськал?
– Нам только это надо знать. Скажешь – отпустим, – пообещал тот тип, что был помельче.
Пашка с мукой поднял глаза к потолку. Последний час был не самым лучшим часом в его жизни. Следователь Михальский, сукин сын, позвонил и попросил побеседовать с ребятами из Второго управления. Савельев здорово удивился – им-то что за прок во внутрироссийских делах? – но просьбу Михальского как давнего знакомого уважил. И тут снова завопил мобильный. От новости Пашка с размаху сел на тумбочку в прихожей: сырые алмазы, на которые он сделал главную ставку этого года, оказались дурилкой. «Если бы раньше сообщили! – мысленно стонал Савельев. – На хрена ж я деньги трачу!» Очень побеспокоили корыстного Пашку истраченные на операцию с участием Артема кровные деньги. Савельев решил разобраться с этой сизой мутью позднее, а пока сообщил Тарасову печальную новость. То-то небось Артем удивился! Ну да незачем ему знать детали, простому исполнителю…
Загудел домофон. Пашка даже раздеваться не стал – мало времени, да и обещал Михальский, что гости много времени не отнимут. И вот возникли в дверях двое ребят, чей род занятий невозможно спутать ни с чем – серые, неприметные, уверенные. «Здорово!» – широко улыбнулся Пашка и тут же получил профессионально поставленный удар в лицо и резкую подножку. Падая навзничь, Савельев вдруг с ослепительной яркостью понял, что поверил, ошибся, недооценил. Нужно было понять напряжение, прозвучавшее в телефонном голосе Михальского.
«Алмазы… Расслабился… Профессионал гребаный… Ворона…»
Щелкнули наручники на запястьях, и Пашка с неожиданным юмором подумал о том, что эти, в отличие от бандитов, раскаленным утюгом по голой жопе водить не будут – найдут другие подходы…
Савельев попытался взбрыкнуть ногами, но тут же получил еще один удар в лицо. Били так, чтобы унизить. Пашка рухнул на диван, рванулся – затрещала диванная кожа, – заорал. Гости бесцеремонно стиснули его скулы и широко залепили рот скотчем. Савельеву оставалось только яростно мычать.
Типы переглянулись. Начался обыск – поспешный и не самый профессиональный. Не сообщили гости, что искали: переворошили одежду, вскрыли с ужасающей легкостью оружейный сейф, залезли в компьютер и принялись там яростно шуровать… Припоминая уроки боевых искусств, Пашка лежал смирно и пытался расслабиться. Сейчас бы набрать сучьего иуду Михальского – только вот мобильный вывалился из кармана, да и не позволят псы позвонить. Хотя сделать звонок следовало не Михальскому, который тоже ведь исполнитель, а не босс, а другому человечку, который сидит на Лубянке этажом повыше… Хреново, когда непонятно, а еще хреновее, когда страшно…
Страшно стало Пашке, когда типы, кивнув друг другу, встали над поверженным хозяином и начали прилежно изучать его окровавленное лицо. Савельев прикрыл глаза.
– Прокатимся в одно место – на нашу квартиру, – услышал он тусклый голос. – Ты там бывал вроде… Не будешь вырываться? Обещаешь? А то неохота тебя обездвиживать и тушкой в машину тащить…
Пашка с готовностью закивал головой. Отсрочка. Есть время подумать…
Савельев протянул скованные руки и замычал: правое запястье совсем посинело. Псы переглянулись и расщелкнули наручники. Один из гостей, широко расставив ноги, стоял напротив, держа руку в кармане.
Чем черт не шутит?
Пашка со стоном растер запястья, потянулся, забросил руки за спинку дивана.
Адрес квартиры возле метро «Ясенево» он помнил хорошо: бывал там с Михальским, допрашивали вместе одного азика. Хорошие были времена, и деньги хорошие… Я спокоен, ребята, я сломался, мне нехорошо и жутко, осталось вывести еще одно слово, Алка, сучка, никогда пыль не вытрет, а от приходящей уборщицы порядка не дождешься…
В машине с затемненными стеклами – снова в наручниках – псы увезли его в неизвестность. И вот – спецквартира с убогой обстановкой, напоминающая гинекологический кабинет, и двое ребят из железной породы ГПУ, которые искренне желают вышибить из шефа охранного агентства нужные сведения. Ничего здесь не изменилось – даже «вахтенный журнал», как шутил Михальский, лежит на том же подоконнике.
– Кто тебя науськал на груз из Казани? Откуда информация? – наседал мелкий, и скулы его нехорошо напряглись.
«Опять по морде, – морщась, тоскливо подумал Пашка. – Взяли моду, блин…»
Второй пес вышел в другую комнату и, плотно прикрыв дверь, принялся кому-то названивать.
– Савельев, ты зарвался, – продолжал мелкий, видимо, раздумав применять силу. – Ты сильно зарвался. Ты забыл, что такое «Армада»? Ты начал хорошо, а потом распустился. Никакой дисциплины. Забыл, кто тебя кормит?
Пашка горестно замотал головой. Вряд ли Алка, дура набитая, обнаружит его послание. Не начала бы трезвонить куда не надо – например в милицию. Таких мутных дел милиция не любит – не их это компетенция, никак нет. Что там Тарасов, пешка для гамбита? Если его взяли, будет молчать – факт. Выбросил ли он контейнер? Одни вопросы без ответов… Мутно цедится свет сквозь жалюзи, и на душе мутно…
– Скажи хоть что-нибудь, а, Савельев? – почти попросил пес. – Мы не менты, перед нами тут понты разводить не надо. Мы простые офицеры с Лубянки… Говори, а?
– Я буду говорить с генералом Прохоровым, а не с тобой, пацан, – сплюнув, глухо ответил Пашка. – Устроили тут, понимаешь…
Мелкий хохотнул и наотмашь ударил Пашку по кадыку. Тот захрипел и откинулся на спинку железного стула, к которому был прикован.
– Это еще не удар ниже пояса, – пояснил мелкий. – Что там? – крикнул он коллеге.
Второй пес возник на пороге, поманил мелкого и что-то прошептал на ухо.
В коридоре прозвучали шаги. Щелкнул замок. И все кубарем покатилось в тартарары…
Через полтора часа с небольшим Артем вышел из такси у станции метро «Ясенево». Вдалеке виден угловой дом – тот самый, на который указывали Пашкины каракули. И неясно, как выуживать Савельева из ловчих сетей.
С кем придется встретиться? Если Пашку взяли бандиты, что весьма вероятно, то огневого боя не избежать. Ствол без глушителя – соседи, ОМОН, и вообще неприятно. Если менты, что сомнительно – уж очень оперативно сработано, – но если менты, то опять стрельба, ОМОН, и то же самое… Нет, на явочную квартиру арестованного менты не вывозят – в райотдел норовят, ну или в изолятор временного содержания. Явно, спецслужбы шуруют, и это хреновее всего. Алмазы, брат, это тебе не фунт изюма…
У парадного гроздь автомобилей и старушка с клетчатой сумкой на плече и густыми морщинами.
– Добрый день, – сдержанно обратился к местной жительнице Артем. – Вы ничего подозрительного в последние часы не замечали?
– Удостоверение покажете? – блеснули оживлением старушечьи глазки.
– Покажу, – заверил Тарасов, коснувшись нагрудного кармана куртки. – Так что?
– Да давненько, часа, может, три назад – как раз новости по телевизору показывали, – повели двое третьего в парадное-то.
– Как выглядел тот, которого повели? – хмурясь, настойчиво продолжал Артем.
– Да рыжеватый такой, толстоватый, одет прилично. И лицо у него вроде разбито было, – сообщила старушка. – А вы…
Упреждая вопрос об удостоверении, Тарасов спросил:
– А куда повели, знаете?
– Да есть там на третьем этаже квартирка подозрительная, – пожевав губами, проговорила старушка. – Говорят, там эфэсбэ проживает…
– Спасибо, – кивнул Артем.
– Вы из райотдела? – вдогонку поинтересовалась старушка. – Так они ж не шумят… А удостоверение ваше…
– В следующий раз обязательно покажу, – не оборачиваясь, отозвался Тарасов, ныряя в сырую прохладу парадного.
Он узнал даже больше, чем рассчитывал. Старухины сведения были очень похожи на грустную правду.
Легко взбегая по ступенькам, Артем извлек ствол из внутреннего кармана, снял с предохранителя и сунул в просторный боковой карман куртки – так можно не выпускать из ладони рукоятку. Вприпрыжку промчался мимо подозрительной квартиры, зафиксировав бледный номер «27» и длинную царапину. Воображение уже рисовало узника, слепо цепляющегося за что ни попадя, и бледных ночных сотрудников, влекущих жертву в пыточный зал…
Он был на площадке этажом выше. Щелкнул замок: слух не обманул Артема. Думать некогда. Да и не стоит. Да здравствует импровизация! «Не люблю совпадений», – мелькнула мысль и вовремя спряталась.
Серый типчик в костюме открывал ту самую нехорошую дверь. Он бросил взгляд вниз, на лестничный пролет, поднял глаза…
Артем вихрем налетел на серого, выполнил элементарный захват за шею и врезал типу кулаком по пояснице.
– Придушу! – прошипел Тарасов, разворачивая противника к двери.
Ошарашенный, тот не сопротивлялся.
– Кто еще в квартире?
– Со-сотрудник, – прохрипел тип. – И еще один…
– Савельев?
Тип утвердительно заморгал глазами. Артем перехватил ключи, бросил в карман, потянул на себя дверь.
– Пошли.
Для убедительности он вытащил ствол и вдавил в спину серого. Тот не дергался – вот что значит школа…
В полутемной прихожей был слышен раздраженный высокий голос второго пса. Придерживая своего пленника, Тарасов боком протиснулся вперед, резко стиснул жилистую шею, отпустил. Звук оседающего тела раздался одновременно с грохотом распахнутой межкомнатной двери.
– Руки за голову! – рыкнул Артем, держа ствол на изготовку.
Стоявший спиной второй пес вздрогнул и начал медленно поднимать руки к затылку. На диване помещался Пашка Савельев в пиджаке с полуоторванным рукавом, с разбитой мордой и отчаянными глазами.
«За импровизации в свое время комбат пять суток гауптвахты давал», – подумал Артем.
– Медленно сними пиджак и брось на пол! – приказал он.
Пес повиновался: выбрался из рукавов. Пиджак лег на пол.
– Паша, ствол у него из кобуры достань!
Савельев кряхтя поднялся и скованными руками неловко вытащил из подмышки серого табельный «макаров». Артем подошел на два шага.
– Браслеты с мальчика сними! – Он ткнул серого стволом в крестец.
Упали, звякнув, наручники.
– Ну ты даешь, Теман! – выдохнул Пашка.
– Садись! – скомандовал Тарасов псу.
Тот, снова сцепив руки на затылке в замок, присел на корточки, выпростал ноги и уселся. Нешироко размахнувшись, Артем ударил серого рукояткой пистолета в затылок. Сотрудник клюнул носом и впечатался физиономией в диван, сполз на пол.
Тем временем освобожденный от наручников Пашка выхватил у Артема мобильный, лихорадочно набрал по памяти номер.
– Сдал меня, да?! Сдал?! Да, я выбрался! – брызгая слюной, орал в трубку Савельев. – Только чего мне это стоило! Ты ж думай, дорогой, когда бойцов присылаешь! А-а, не твои бойцы?! В общем, разницы я не вижу – твои, не твои, – а только оба уже на том свете отдыхают… Да, есть реальная поддержка, ты правильно заметил… Все, бывай! Потом договорим!
В прихожей застонал, приходя в себя, первый пес. Пашка сунул мобильник в карман и злобно выругался:
– Сукин сын, Михальский! А ведь один из лучших!.. Б… криминал ползучий!..
– Запутался ты, «Армада», – заметил Артем. – Хозяев надо осторожно выбирать. А то в следующий раз ошейник и потуже могут затянуть…
– Да я им покажу «ошейник»! – горячился Пашка. – Разговор ведь какой был: помоги своими способами курьеров с поезда снять и изъять контейнер. Базара о том, что параллельно энкавэдэ на меня наедет, не было!
– «Сегодня ботаешь по фене, а завтра встанешь на колени», – процитировал Тарасов. – Валим-ка отсюда, и по-быстрому!
– Все, Теман, никакого больше криминала с моей стороны: это дорожка скользкая, и идти по ней я не желаю! – торжественно заявил Савельев, когда они уселись в пойманные на углу «Жигули».
– Покайся, сукин сын, что переоценил свои скромные силы, – сказал, ехидно улыбаясь, Артем.
– Каюсь! Каюсь! – мотнул всклокоченной головой Пашка. – Больше никаких связей с государственным криминалом!
По дороге он беспрерывно звонил, кому-то жалуясь и кого-то убеждая. Похоже, в подобных переделках Савельеву приходилось бывать не раз – он быстро оправился, порозовел, и даже разбитые губы не так уж бросались в глаза. Сыщицкая служба – она самая болезненная насчет морды…
Они сидели за угловым столиком в уличном кафе, прихлебывая пиво. Объемистый пакет с креветками был до половины пуст.
– Больше не повторится, это точно. Понимаешь, у меня с ФСБ особые отношения, – сплевывая шелуху, втолковывал окончательно пришедший в себя Пашка.
– Нашел с кем отношения выстраивать, – буркнул Артем. – От них держись подальше – старое правило, между прочим.
– Правило-то старое, да Россия новая! – возразил Савельев. – Крыша «Армаде» нужна? Нужна!
– А завтра директор приедет на работу с разбитой мордой, – заметил Тарасов, отхлебывая добрый глоток и отправляя следом пару крупных креветок.
– Заместитель завтра поработает, – беззаботно отозвался Пашка.
– Все равно не пойму, почему они тебя так бережно обрабатывали, – сказал Артем, испытующе заглядывая приятелю в глаза. – Обычно…
– Неужели непонятно? – поднял глаза Савельев. – Пугануть хотели по-серьезному. Ну и пуганули… Было уже со мной такое. А все почему? Потому, что поль-зу-ют-ся! – подняв палец, раздельно произнес Пашка.
– Расплачиваться за игрушки-камешки когда будешь? – поинтересовался Тарасов.
– А завтра и расплачусь, – расплылся в улыбке Савельев.
– «Хвост» за тобой постоянно ходит? – вдруг спросил Артем. Ему показался слишком внимательным взгляд молодого человека в темных очках, сидящего через столик.
– Часто! – кивнул Пашка. – Привык.
– Последствий, думаешь, не будет?
– Нет, я позвонил кому следует и сказал что следует, – заверил Савельев. – Говорю: бывало со мной уже такое…
Менялись посетители. Проходили, позванивая парами тяжелых кружек, завсегдатаи, а Артем потихоньку хмелел, вливая в себя пенное пиво. Тот бандит в поезде первый, наверное, отдал концы; второй жив. Псы-эфэсбэшники, те, что на квартире, живы оба – за это Тарасов ручался. Жаль их, сукиных детей. Не хочется больше убивать…