Взрыв

1

На улице уже зажглись огни, когда Туан подходил к своему дому. Он быстро свернул в темный переулок, похожий на узкую и длинную траншею. Дорога, вся в рытвинах, была скользкой после дождя. Дом, где жил Туан, стоял в самом конце мрачного безымянного переулка, каких здесь, в рабочем квартале, возникло немало. И почти из каждого дома кто-нибудь служил в «национальной» армии Дьёма.[1] Селились здесь одни бедняки, которые с трудом зарабатывали себе на жизнь. Среди них были портовые грузчики, землекопы на строительстве военного аэродрома в пригородной зоне, могильщики на кладбищах…

Квартал всегда был погружен в мертвую тишину. Взрослые уходили на работу, но и детей на улицах не было видно. Если им и захотелось бы выйти поиграть, то сделать это было очень трудно: родители закрывали двери на ключ, а в тех домах, где оставались старики, то и дело слышались окрики, едва дети ступали за порог.

Как-то холодно и мрачно было здесь. Квартал ненадолго оживал лишь по вечерам в те минуты, когда взрослые возвращались с работы. Тогда то там, то здесь радостно кричали дети, встречающие родителей, слышалась ругань какой-нибудь женщины, у которой пропала кастрюля, висевшая на заборе; раздавался сухой кашель старика, который, как все считали, болел туберкулезом…

Жизнь этих семей была очень трудной. Женщины, возвращаясь поздно вечером, должны были в спешке заниматься домашними делами: варить рис, купать детей, стирать… В одиннадцатом часу, прежде чем погасить лампы и улечься спать, по всему кварталу начинали молиться, и этот монотонный шепот, казалось, плыл от одного дома к другому, возвещая о том, что окончился еще один безрадостный день…

Все привыкли называть этот квартал Новым. Конечно, нового на самом деле здесь ничего не было. Старые крыши, покрытые листьями кокосовой пальмы, тесно прижимались одна к другой и уже совсем потеряли красивый золотисто-коричневый цвет. Ливни и зной сделали свое дело: листья покоробились и скрутились, напоминая взлохмаченные, нечесаные волосы.

Как быстро летит время! Туан поселился здесь три года назад, в 1959 году. Тогда ему было трудно понять, почему отец из центра города переехал сюда, в этот бедный квартал. В первое время Туан был очень подавлен такой переменой в их жизни и не переставал сердиться на отца. И в самом деле, скольких друзей он сразу потерял. Разве он мог забыть заядлого футболиста Кóу или Нгуена, по прозвищу Цапля, который всегда при встрече с Туаном лез в драку. А сколько было других ребят! Туан никак не мог забыть их!.. Но хуже всего было то, что ему пришлось бросить школу…

Тогда, в первый же день после переезда, Туан расплакался: «А где я буду теперь учиться?»

Отец посмотрел на сына, потом отвел глаза в сторону и долго молчал. Казалось, он что-то обдумывает про себя. Туан переспросил еще раз, но ответа не было. Отец сидел не шевелясь, он даже не согнал мухи, севшей ему на лоб. Туан хотел было еще раз спросить, но побоялся рассердить отца.

Да, в последнее время характер отца очень изменился. Это случилось после того, как за матерью приехали полицейские на машине и увезли ее. Отец тоже куда-то ушел и не возвращался три дня. Туан остался один и все ждал и ждал родителей. Когда вернулся отец, Туан разрыдался. Отец тоже плакал, и слезы медленно катились по его щекам. Потом он сказал:

— Ну вот что, сынок! Нам с тобой нужно перебираться в другое место…

И вот они в Новом квартале. Туан уже несколько дней подряд спрашивает отца, где он будет теперь учиться, но отец только хмурится в ответ. Однажды, когда мальчик снова задал свой вопрос — сердце его при этом глухо стучало, он боялся вызвать гнев отца, — тот неожиданно притянул к себе сына, прижал к груди и тихо погладил по голове. А потом сказал:

— Ты должен пожертвовать школой. Мне очень больно за тебя, но ничего другого я сделать не могу. Ведь ты уже умеешь и читать, и писать, и считать. Пока и этого хватит…

Туан вновь расплакался, а отец слегка оттолкнул его от себя и сказал:

— Ну, зачем капризничать… Если будет время, я сам научу тебя тому, что знаю…

Туан отошел, вытирая слезы рукой.

Они жили в доме супругов Шáу. У них был сын примерно одного возраста с Туаном. Звали его Тхань, и он здорово был похож на Нгуена-Цаплю — такой же худой и высокий, но все же более спокойный, чем его старый друг.

Когда Туан впервые появился в их доме, Тхань во дворе колол дрова. Заметив Туана, он продолжал свою работу, время от времени поглядывая на мальчика. Что-то озорное было в выражении его глаз, будто он спрашивал: «Ну что, так ты, значит, поселишься в моем доме?» Туан так это и понял и поэтому молча кивнул ему головой: «Да!»

Дядя Шау работал шофером такси. Обычно он по целым дням не бывал дома и возвращался очень поздно.

Тетя Шау тоже все время занималась своими делами, и у нее очень редко выпадали свободные минуты. Каждый день ни свет ни заря она была уже на ногах и начинала возиться на кухне. Утром она варила суп с клецками и уходила продавать его на базар. Часов в девять-десять утра Туан вновь видел тетушку Шау, которая торопилась домой с коромыслом на плечах. Потом она затевала стирку, потом молола зерно. Когда все зерно бывало размолото, солнце уже обычно отбрасывало косые длинные тени.

К этому времени домой возвращался Тхань, который работал в ближайшем кафе. Тхань как-то похвастается Туану, что уже больше года работает в кафе уборщиком. Каждое утро, продав газеты, Тхань торопился в кафе, где его ждала грязная посуда и неубранные столы. После обеда он мчался домой, чтобы хоть немного поспать. Его будили около пяти вечера. К этому времени тетя Шау уже успевала приготовить ужин, а Хоа, младшая сестренка Тханя, начинала тормошить брата, громко крича ему в ухо, чтобы тот скорее просыпался.

Наскоро поев, Тхань вновь убегал из дому. Иногда его деревянный ящик был набит пачками сигарет и спичек. Иногда в этот ящик он складывал сапожные кремы различных цветов и щетки. По вечерам Тхань вертелся около баров, возле дансингов. Когда он возвращался домой, Туан уже спал…

У Тханя было много младших братьев и сестер. После него старшей была Хоа, потом шли братишки Конг, Вьет и сестричка Нам. А самому маленькому, Тхангу, едва исполнился год. Он уже начинал ходить, неуклюже переваливаясь, как утенок, и часто шлепался на землю.

В первый день их встречи Тхань, закончив рубить дрова, подошел к Туану и стал знакомиться. Он сразу же сказал, что ему двенадцать лет и что он умеет зарабатывать на жизнь.

Туан удивленно смотрел на него.

— Ну, а что ты умеешь делать?

— Да все! — ответил Тхань, открыв в широкой улыбке свои щербатые зубы.

— Врешь!

— Почему? Я правду говорю. Ну, слушай. Продавать газеты — раз, убирать столы — два, чистить обувь — три, продавать сигареты — четыре, грузить уголь на пароходы — пять, таскать повозки — шесть! — И он снова широко улыбнулся. — То-то же! Вот видишь, я все умею!

Прошло немного времени, и Туан убедился, что Тхань говорил правду. Он на самом деле был мастером на все руки. Пилить, строгать доски, резать из жести полоски и делать из них всякие коробки — ну, в общем, все умел делать этот Тхань. И каждый раз, видя, как тот занимается чем-то новым, Туан проникался еще большим уважением к нему.

Благодаря Тханю со временем Туан тоже кое-чему научился. С начала прошлого года Туан стал уличным продавцом газет, потом освоил профессию чистильщика обуви и тоже начал работать в кафе.

Туан рассказал Тханю о своей маме, о том, как полицейские схватили и увезли ее…

— Значит, — сказал Тхань, — у тебя нет матери, так? А у меня есть родители, и, выходит, что хоть мы и живем трудно, а я счастливее тебя.

— Только очень уж бедно вы живете! — вздохнул Туан. — Да еще столько малышей в доме…

— Мои родители хоть и бедные, но добрые, ты не думай…

— Ты тоже славный парень, Тхань! — сказал Туан. Он хотел еще что-то добавить, но слова будто застряли у него в горле.

— А я хоть и не все еще о тебе знаю, но мне здорово жаль тебя, Туан! — Тхань замолк на минуту, о чем-то размышляя, потом продолжал: — Вначале здесь тебе все будет непривычно, а потом это пройдет. А чем занимается твой отец?

— Отец — рабочий.

— Рабочий? — радостно вскрикнул Тхань, которому сразу понравился дядя Нам, отец Туана.

Тхань улыбнулся Туану, но вдруг лицо его стало серьезным. Широко открыв глаза, он уставился на Туана, как на диковинку. Туан даже смутился:

— Ты чего вылупился?

— Я тебе не верю! — Тхань покачал головой. — Ненавижу врунов… Я бы тебе сказал, да боюсь — обидишься.

— Ну, давай говори. Чего уж обижаться!

Тхань колебался. Но Туан прямо смотрел ему в глаза, как бы требуя: «Говори!»

— Ну ладно, скажу… Слушай, Туан! Вот ты будто сын рабочего, а выглядишь чистюлей. Принц ты, вот ты кто!

Туан покраснел. Слово «принц» больно укололо его, хотя он и обещал не сердиться. Честно говоря, он не понимал, что значит это слово, но судя по всему, что-то нехорошее.

— Я сказал правду. Мой отец — рабочий, понял? — Голос у Туана дрожал.

Тогда Тхань произнес:

— Я верю тебе. Наверно, твой отец мастер своего дела и у него была хорошая работа.

Этого Туан как раз и не знал, ведь он не представлял себе даже, где теперь работает его отец. Он стал напряженно припоминать. Однажды, когда еще с ними была мама, она сказала, что отец работает в мастерской Те-Куан. Но когда он спросил об этом отца, тот ответил, что больше там не работает. В последнее время он, кажется, работал в какой-то фирме по продаже вин.

— Я слышал, что отец работает на нескольких работах. Он все умеет, так же, как и ты. Он хороший рабочий…

У Тханя весело заблестели глаза, он рассмеялся, а Туан добавил:

— А то, что я хорошо одет… Ведь я у отца один-единственный, а вас вон сколько в семье!..

— Пожалуй, что так, — кивнул Тхань, — ты попал в самую точку. Мы бедно живем. Мне жалко маму, поэтому я и пошел так рано работать. Помню, в первый раз убежал из дому продавать газеты. Знаешь, какой шум был. Когда вернулся и рассказал обо всем маме, она и ругала меня и плакала. А вечером пришел отец, ему все рассказали, но он только рассмеялся. А я-то боялся, что мне от него влетит! Потом он подозвал меня и спросил: «Кто научил тебя этому?» Я ответил: «Да никто. Вижу — матери тяжело, вот и решил помочь. Мои друзья тоже ведь работают». А отец возьми и скажи: «Ну и молодчина! Смелый ты парень!» Я переспросил: «А что, по-твоему, значит быть смелым?» Он объяснил, что это значит не бояться трудностей, а прямо идти вперед, не сдаваясь и не отступая.

Рассказывая эту историю, Тхань то и дело улыбался. По его мнению, продавать газеты — очень увлекательное и интересное занятие. Все тебе известно — где, что и как происходит. Ну, а потом, хоть и устанешь, носясь по улицам как угорелый, но зато можешь вволю поболтать с друзьями. Соберутся газетчики где-нибудь вместе, сядут и давай друг другу рассказывать новости, которых в газетах нет. Можно много интересного узнать. Особенно любили ребята поговорить о военных столкновениях, о налетах партизан на посты, о разгроме дотов. В пригороде по ночам часто слышалась стрельба, но ведь газеты об этом ничего не сообщали…

Видя, что его новый друг одет в какие-то вылинявшие лохмотья, Туан однажды достал из чемодана трикотажную рубашку.

— Держи!

Тхань испуганно посмотрел на него. Рубашка была совсем еще новая! От нее даже пахло нафталином. Вначале он взял ее, но потом раздумал и вернул обратно.

— Не хочешь? Может, поискать что-нибудь другое?

Туан потащил его за руку к чемодану и стал вытряхивать из него одежду:

— Бери, что нравится…

— Нет. Спрячь все обратно. Я не возьму ничего.

Честно говоря, у Тханя глаза разбегались: столько здесь было красивых вещей. Но Тхань подумал: «Я ведь весь день ношусь по улицам, ни учиться, ни гулять не хожу, так зачем мне наряжаться!»

А Туан никак не мог понять, почему его новый друг отказывается от подарка.

— Ну посмотри на эту рубашку! Это мне мама сшила. Правда, пачкается быстро… А вот эти уже ношеные, — ты не думай, я не хочу дарить тебе старое…

Тхань мотал головой. Ему хотелось бросить все и убежать. Но Туан удерживал его за руку и в конце концов всучил ему светло-зеленую рубашку. Отказаться было никак нельзя, и Тхань принял подарок. Но прошел день, другой, а он все не появлялся в обновке. Не выдержав, Туан спросил:

— Тхань, а где рубашка?

— Вот, на мне, — показал Тхань на рубашку, что была на нем, и удивленно посмотрел на Туана.

— Да нет. Я спрашиваю о той рубашке?

— А, о зелененькой, да? — догадался Тхань. — Ты что, хочешь взять ее обратно?

— Нет, зачем же? Но почему ты ее не носишь?

Тхань покраснел и отвел глаза в сторону.

— Ну, отвечай! Почему?

— Ты не сердись, я ее отдал…

— Отдал? Кому?

— Ты, может, знаешь Ута, который газеты продает? Он из очень бедной семьи, вот я и отдал…

Туану было немножко досадно, но в то же время Тхань начинал нравиться ему все больше и больше. Вот уж действительно добрый парень! Туан вспомнил слова матери: «Бедные всегда помогают друг другу…» Так и Тхань — у самого латка на латке, а новую рубашку отдал другу.

— Хороший ты парень, Тхань, понял!

— Чем хороший? — удивился Тхань. Он все еще считал, что эта рубашка принадлежит Туану.

— Я знаю, что говорю, Тхань! Ты хорошо относишься к друзьям. А та рубашка была последней, которую сшила мне мама. Я ее даже не надевал. Ты мне нравишься, вот я и подарил ее тебе.

— Тебе жалко, да? — быстро спросил Тхань.

— Да что ты! Если б было жалко, я бы и не давал…

Тхань закивал головой, а потом, неожиданно положив руку на плечо Туана, сказал:

— Ты тоже… очень хороший.

Так пронеслись три года. Туан сильно изменился. Теперь он тоже умел зарабатывать на жизнь. Так же как и Тхань, он бегал продавать газеты и убирал в кафе. Но в последние месяцы газеты не очень-то расходились, потому что в них не писалось о том, что интересовало читателей.

Отца почти никогда не бывало дома. Он приходил очень поздно, каждый раз расспрашивал сына о разных делах, но никогда не вспоминал о своем обещании учить сына дома. Как-то Туан решился напомнить отцу о его обещании. Отец погладил сына по голове и улыбнулся:

— Ты же знаешь, как я занят! Пусть уж дядя Шау займется твоим образованием…

Туан терпеливо ждал… Дядя Шау был тоже всегда занят, и мальчик не решался надоедать ему.

Прошло уже много времени, и Туан подумал, что дядя Шау обо всем забыл. Но вот однажды он позвал Туана и Тханя и начал «урок истории». Дядя Шау рассказал о том, что еще не так давно Вьетнам был оккупирован французами. Народ жил очень плохо, но никогда не прекращал борьбы. Французские колонизаторы находились во Вьетнаме свыше восьмидесяти лет, и все это время против них вспыхивало одно восстание за другим. Но эти восстания жестоко подавлялись. До тех пор, пока не была создана Коммунистическая партия Индокитая. А потом…

Дядя Шау рассказал и о юных героях, таких, как Чан Куóк Тоан, например. Ему было шестнадцать лет, когда враг с севера напал на страну. Это было очень давно. Легенды рассказывают, что Чан Куок Тоан создал свою армию и на знамени написал боевой призыв.

В годы войны Сопротивления против французских колонизаторов славный Ким Донг, бывший связным, совершил не один подвиг и погиб как герой. В те же годы в Сайгоне сражался пионер Ле Ван Там. Он облился бензином, поджег себя и взорвал крупный военный склад врага. А в горах Тай-Нгуéна широко был известен храбрый партизан — мальчик по имени Зюк…

Потом дядя Шау сказал:

— Диктатор Нго Динь Дьем — это гончая собака на службе у американских агрессоров. Он ни за что не хочет, чтобы Вьетнам был мирно объединен. Раньше — французы, а теперь американцы хотят покорить Вьетнам. Ну, а Дьем, как все предатели, продал свою страну иностранным грабителям. Вот поэтому народ поднимается, чтобы бороться против своих врагов…

Туан хорошо запомнил этот первый урок.

Как-то вечером дядя Шау вернулся с работы в очень плохом настроении. Он не сразу лег спать, а о чем-то долго перешептывался с тетушкой Шау. Уже была глубокая ночь, даже ящерица за перегородкой перестала возиться. Но дядя Шау все еще не ложился спать. До слуха Туана сквозь сон долетели отдельные слова и обрывки фраз:

— Несчастный мальчик… не нужно ему говорить…

Потом он услышал голос тети Шау:

— А это точно?

— Да, — ответил дядя Шау. — Днем я был у связных. Группу раскрыли.

— Предательство?

— Пока неизвестно… А его… вот несчастье!

Туан услышал, как тяжело вздохнула тетя Шау. Из этого отрывочного разговора он почти ничего не понял. Но вдруг что-то тревожное промелькнуло в мыслях, мальчика охватило беспокойство. Туан не знал, что случилось, но, кажется, произошло большое несчастье. Да вот и отца нет уже целую неделю. Еще вчера Туан спросил у дяди Шау, не знает ли он, куда мог отец уйти так надолго. Дядя Шау помолчал, а потом как-то туманно ответил:

— Он уехал в одну провинцию. Будет через неделю. А если задержится, значит, на пароходе поехал в Камбоджу.

… Прошла, вернее, пронеслась еще одна неделя. Отец Туана все не возвращался. Последние ночи Туан во сне часто видел свою маму. Вновь, как в то утро, полицейские подъезжали на машине, чтобы арестовать ее. Он тогда гулял на улице. Вдруг у их дома остановилась закрытая серая машина и несколько полицейских ворвались в дом. Туан бросился за ними, но от дверей его отогнал дубинкой полицейский. Потом появилась мама в наручниках, полицейские повели ее к машине.

Она шла медленно и искала глазами сына. Дубинка в руках полицейского раскачивалась из стороны в сторону. Туан хотел броситься за мамой, но не решился. Он стоял как вкопанный, до боли закусив губу. И хотя ему было больно и страшно за маму, он в ту минуту все же не плакал. Только к горлу подкатил какой-то комок…

Однажды вечером, вернувшись с работы, Туан решил поговорить с тетей Шау. Она молола зерно во дворике.

Увидев насупленные брови Туана, тетушка Шау сразу обо всем догадалась, но все же спросила:

— Чего тебе, Туан?

— Тетя, — слезы душили Туана, — это правда, что мой отец арестован?

Женщина остановила жернова, подняла фартук и, не торопясь, вытерла пот с лица, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение. Лицо ее побледнело. Потом она подозвала мальчика поближе и села вместе с ним на скамейку.

— Ну… ну, успокойся… А кто тебе это сказал?

— Вы от меня скрывали, но я сам все узнал. Сегодня об этом пишут газеты, и фото отца есть. Там говорится, что схвачен один вьетконговец.[2]

— А может, он просто похож на твоего отца? Фамилия-то названа?

— Нгуен Ван Вуй.

— Вот видишь, отца же зовут Нам Лау…

— Не обманывайте меня, тетя. Вот газета. Разве я не знаю своего отца? Вот родинка справа, большая, как горошина, а глаза? Да что там говорить…

Тетушка Шау поняла, что теперь Туану известно все. Стараясь не волноваться, она спросила:

— Что здесь написано?

— Что мой отец опасный вьетконговец.

— Опасный вьетконговец… — повторила задумчиво тетя Шау. — А ты понимаешь, что значит «Вьетконг»?[3]

— Конечно. Раньше я об этом уже спрашивал у отца и у мамы. Вьетконговцы — это патриоты, которые борются против американцев и Дьема.

Тетя кивнула головой, а потом сказала:

— Ступай в дом. Никому об этом ни слова. Вечером никуда не ходи. Я расскажу тебе, чем занимался твой отец.

В этот вечер тетушка Шау, укачав младших ребятишек Вьета, Нама и Тханга (Хоа и Конг сами ложились спать), села за починку их одежды и начала свой рассказ.

После ареста мамы отец Туана продолжал подпольную работу. Помимо создания подпольных ячеек из рабочих различных предприятий, он руководил работой среди жителей Нового квартала и особенно среди переселенцев-католиков. Когда полиция напала на след подпольщиков, мать Туана была арестована. В их старом доме в то время находилась явочная квартира городского отделения Национального Фронта Освобождения. Каждый день к ним приходили какие-то лица, которые спрашивали маму. Они оставляли ей, как портнихе, заказы, потом мама прятала этих «заказчиков» на чердаке, а сама садилась за швейную машину.

Туан хорошо помнил лестницу, которая стояла у них дома. Мама обманывала его, говоря, что это никому не нужная старая вещь. Правда, одно время отец действительно работал маляром и ему нужна была складная лестница. Кроме нее, в доме то там, то здесь стояли банки из-под краски с воткнутыми в них кистями. Однажды под вечер Туан, вернувшись, застал какую-то незнакомую женщину, которая в эту минуту спускалась с чердака по этой самой лестнице. А через час нагрянули полицейские и перевернули весь дом. Они пересмотрели все бумаги, тетради, учинили обыск даже в спальне. Были перерыты все чемоданы, шкафы…

Потом такие неожиданные обыски в их доме участились. Мама научила Туана, если вновь появятся эти собаки, отвечать им коротко: «Я еще маленький, только учусь. Не знаю. Спросите об этом у моей мамы…»

Туан понял, что мама была подпольщицей. А за отцом он пока ничего не замечал, потому что отец всегда был где-то занят и очень редко бывал дома.

В тот раз, когда мама проводила незнакомку через калитку, Туан дождался ее во дворе и спросил:

«Так ты прятала подпольщицу, да?»

«Тише! Что ты кричишь?»

«Они ее не схватят?»

«Не болтай! А тебе ее жалко?»

«Жалко…»

«Почему?»

«Потому, что она, как и ты… против американцев и Дьема».

Мама улыбнулась и погладила его по щеке:

«Ты умница, сынок! А ты знаешь, почему эта женщина против американцев и Дьема?»

«Знаю, мама».

«Ну скажи!»

«Американцы — грабители. Дьем — продажная шкура, он слушает американцев. А они с помощью Дьема, хотят сорвать мирное объединение страны, убивают наш народ, патриотов…»

«Кто тебя научил?»

«Папа! А в школе учителя бубнят, что нужно „быть признательным президенту Нго“. Надоело их слушать!»

«И ты спорил с учителями?»

«Нет, папа говорит, что главное — знать, что к чему, а пререкаться нельзя. Ведь так можно себя выдать!»

Мама рассмеялась:

«Молодец, сынок! Пусть они там говорят себе что вздумается. Ну ладно, иди садись за арифметику. А если кто придет и будет спрашивать, отвечай, что ничего не знаешь…»

И вот теперь, слушая рассказ тетушки Шау о подпольной работе отца, Туан как наяву представлял себе все события, произошедшие в их старом доме.

Он не плакал, а только молча кусал губы. Ему стало до боли жаль своих родителей. Три года прошло после ареста мамы, но никаких вестей от нее до сих пор нет. А может, ее уже и нет в живых. Теперь они схватили отца. У полиции было много улик против него. Наверно, эти собаки сильно били его перед тем, как вынести свой приговор. Туан вздрогнул, представив, как по лицу отца сбегают струйки крови на его блузу.

Тетушка Шау закончила свой рассказ. Пятеро детей спали вповалку на дощатом настиле. Туан потянулся, откинувшись на спинку старого плетеного стула. Он больше ни о чем не думал и рассеянно посмотрел в сторону переулка.

Ночь была темная и мрачная. Ветер тихо шелестел в сухих листьях кокосовой пальмы. Тетушка Шау сочувственно посмотрела на мальчика:

— Ты уже взрослый и понимаешь, что делали для своей родины твои родители. Будь храбрым, сынок… таким же, как и они…

Тетушка Шау впервые назвала его «сынок». От этого у Туана будто что-то перевернулось в сердце, истосковавшемся по материнской ласке. Он только еще крепче сжал губы, стараясь не расплакаться. Но слезы помимо воли побежали по его щекам…

Прошло время. Отец Туана совершил побег из тюрьмы и ушел в освобожденные районы. Вечером Шау остановил свое такси у кафе, где работал Туан, и сообщил ему эту радостную весть.

Туан был счастлив. Глаза его так и сияли, он стал что-то громко и весело насвистывать.

— Эй! — Услышав его громкий свист, из-за двери выглянул удивленный дядюшка Лай, хозяин этого жалкого кафе. — Что с тобой? Прекрати свист немедленно!