Взятки

Взятки
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

- Вырос я в рабочем районе Караганды, а жили мы в настолько жестокой бедности, что хуже не придумаешь. Отца своего не помню, его взяли в тридцать седьмом, когда мне было два года. Никто не знал, за что арестовали отца, в ту пору ничего не объясняли, это считалось лишним, а после его посмертной реабилитации нам сообщили, что он был несправедливо осужден за контрреволюционную пропаганду - однажды в узком кругу сказал, что нацистская Германия, по всей видимости, скоро нападет на нашу страну.

Но реабилитация пришла в пятьдесят четвертом, а до того жил я с ярлыком «сын врага народа», с ощущением своей неполноценности, ущербности, в постоянном страхе. До конца это поймет лишь тот, кто сам изведал произвол, безотцовщину и нищету голодного детства. У матери нас, ребят, было пятеро, как говорят, мал мала меньше, и она, больная, малограмотная женщина, швея по профессии, работая с утра до ночи, подняла нас на ноги, каждому образование дала…

А я, знаете, с детства тянулся к технике. В доме напротив жил добрый человек, дядя Гриша Забусов, водитель, он разрешал мне, двенадцатилетнему пареньку, садиться за руль и выучил водить машину. Вот тогда я и решил - буду автотранспортником. Учился в Саратовском автодорожном институте, а вечерами и по ночам разгружал баржи в речном порту - на помощь из дому рассчитывать не приходилось, а на стипендию, сами понимаете, не прожить.

Там, пожалуй, впервые обнаружилась во мне организаторская жилка, из-за чего выдвинули меня бригадиром… А в пятьдесят восьмом я, новоиспеченный инженер, вернулся в Караганду и сразу с головой окунулся в работу: направили меня на уборочную, а там, известное дело, только успевай поворачиваться. Я, однако, не сплоховал, показал, на что гожусь, участвовал в зарождении движения «тяжеловесников», внедрял большегрузные автопоезда на перевозках зерна.

Старание мое заметили и вскоре назначили меня заместителем управляющего автотрестом по грузовым перевозкам, а через года три, мне тогда всего двадцать восемь лет было, стал я управляющим Карагандинским пассажирским автотрестом и воочию столкнулся с разрухой. Трест выполнял план на 60 процентов, вовсю процветали воровство, расхлябанность, безалаберность, полторы сотни автобусов гнили под снегом из-за нехватки водителей, ремонтной базы не было, а что новая, по существу, техника гробилась и шла под пресс - на это давно рукой махнули, наплевать, мол, пришлют еще.

Посудите сами, требовалось ежедневно доставлять на работу и с работы сто тысяч шахтеров, трудившихся в три смены, а из-за отвратительной работы пассажирского транспорта они, сполна выложившиеся под землей и распаренные после душа, в зимнюю стужу добирались до дома либо пешком, либо на грузовиках, кое-как приспособленных для перевозки людей, простужались, болели и, естественно, жаловались. Вот такая была обстановка, когда я пришел в этот трест.

Начал я с того, что заасфальтировал территорию всех автопредприятий - там раньше ни одного квадратного метра асфальта не было, все утопало в грязи. Средств на это никто и не думал выделять, сколько я ни просил, мне твердили в ответ: «Давай, давай, быстрей наводи порядок!» - подрядчиков тоже не подключили, однако я не отступил, осилил-таки это дело.

Правда, руководители предприятий города кое в чем помогли - кто щебенку дал, кто механизмы, кто асфальтом выручил. Не за так, конечно, за красивые глаза у нас ничего не получишь, - одним взамен пришлось дать легковые машины, сняв их с коммерческой эксплуатации в таксопарках, другим - автобусы, третьим - автопокрышки… За все это, как водится, влепили мне выговор, а несколько лет спустя за это же наградили именными золотыми часами…

Словом, закончил я асфальтировку и, не мешкая, взялся за капитальное строительство хозспособом, по 5 миллионов рублей ежегодно осваивал. И снова то же самое - ты мне башенный кран в аренду, я тебе - «Волгу» на тот же срок, ты мне сборный железобетон, я тебе - автозапчасти или что-то в этом роде. Вот так, один за другим, построили мы шесть автобусных парков, автовокзалы в Караганде, Темир-Тау, Шахтинске и Сарани, шестнадцать автостанций и много других объектов производственного и социально-бытового назначения, наладили работу по обслуживанию пассажиров, завоевали авторитет и незаметно выдвинулись в число передовых автообъединений не только в Казахстане, но и в стране.

Тут зачастили к нам автотранспортники со всего Союза - из России, Украины, Прибалтики, Закавказья, а уж о соседях и говорить нечего. Из Госплана тоже приезжали, из Госкомтруда, любовались нашими бытовыми помещениями с лечебными кабинетами и саунами, клубами, кафе-столовыми с налаженной системой продовольственных заказов и с оттенком удивления спрашивали: «Как же все это удалось осуществить?»

А я объяснял просто - если работаешь с охотой, зная дело и не жалея себя, то все получится. Мы, например, разработали кольцевой метод доставки людей на шахты, что позволило высвободить часть автобусов и одновременно повысить надежность обслуживания, и экономили на этом 200 тысяч рублей ежегодно. А за создание кругового конвейера, который дал возможность резко сократить трудоемкость ремонта автобусов и сберег государству несколько миллионов рублей, нам, группе инженеров, выдали авторское свидетельство на изобретение…

В семьдесят третьем защитил я диссертацию по организации пассажирских перевозок, стал кандидатом технических наук, и тогда мне впервые предложили работу в министерстве. От повышения я упорно отказывался, не хотел уезжать из Караганды, а когда наше автообъединение в 1979 году занесли на Всесоюзную Доску почета на ВДНХ - меня перевели в Алма-Ату, где сначала назначили первым заместителем министра, а позднее - министром…

Но давайте прервемся.

Кто из нас хотя бы раз откровенно не рассказывал о себе, о пережитом? Когда оба, и рассказчик и слушатель, ловят себя на мысли, что необоримо тянет вернуться туда, в прошлое, в годы молодости, когда трудности вроде бы и существовали для того, чтобы преодолевать их…

Но уж очень необычны были условия этого разговора. Служебный кабинет в здании Прокуратуры СССР, за окном стылый, ненастный день, в трех метрах от нас замер на стуле младший сержант милиции, за дверью находился еще один конвоир, а мой собеседник, Анатолий Родионович Караваев, был уже не министром, а бывшим министром, бывшим членом ЦК Компартии Казахстана, бывшим депутатом Верховного Совета республики, бывшим…

Верховный суд Союза ССР за многократное получение и дачу взяток приговорил гр-на Караваева А.Р. к тринадцати годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии усиленного режима с конфискацией имущества и внес представление в Президиум Верховного Совета СССР о лишении осужденного высоких государственных наград.

Постойте, воскликнут читатели, да этот Караваев - матерый хапуга, отпетый негодяй, а вся его исповедь наверняка соткана из наглого вранья! Грош цена его достижениям, знаменам и прочему - все это, должно быть, построено на сплошной липе, на приписках и на беспардонном очковтирательстве! Но возведенные под руководством Караваева объекты в Караганде и в других городах можно потрогать руками - это не миражи, а стопроцентная реальность, ничем не приукрашенная правда. Да и в качестве деятеля отраслевого масштаба он был не из последних: Министерство автомобильного транспорта Казахстана уже работает по принципу самофинансирования, а это по щучьему велению не получается, без напряженного труда и большой организаторской работы убытки не оборачиваются прибылью.

Вместе с тем, как теперь известно, в этом же министерстве коррупция распространилась снизу доверху, от водителя до министра. И это тоже правда, от которой не скроешься. Водители междугородных автобусов - в народе их метко окрестили «бритоголовыми», полем зря «бреющими» левые рубли, - за счет безбилетного провоза пассажиров клали в карманы значительные суммы денег.

Я отнюдь не случайно написал «клали», а не «крали», ибо в соответствии с правовой квалификацией преступных действий здесь мы имеем дело не с хищением государственных средств, а с так называемой упущенной выгодой.

А дальше нетрудовые доходы распределялись по вертикали с учетом должностного положения тех, кто в этом участвовал: от водителей деньги поступали начальникам автоколонн и парков, а те, отсчитав свою долю, передавали остаток Караваеву и его заместителям.

Но и это еще не все: в автообъединении существовала контрольно-ревизионная служба, выродившаяся в свою противоположность, - вместо борьбы за сохранность и полноту провозной платы линейные контролеры и ревизоры сосредоточили все усилия на взимании дани с «бритоголовых» и создали собственную преступную цепочку, замыкавшуюся опять-таки на Караваеве.

Чтобы более или менее верно оценить гигантский размах этой, с позволения сказать, «деятельности», надо представить себе Казахстан с его необозримыми просторами и редкой сетью железных дорог, вследствие чего автобусное сообщение для многих - практически единственный способ добраться туда, куда надо попасть по служебным или по личным делам. А если попытаться количественно уточнить, сколько же недополучило государство, то я приведу две цифры: после ареста преступной группы сверхплановая выручка в Карагандинском пассажирском автообъединении за семь последних месяцев 1986 года возросла на 2,5 миллиона рублей, а по заключению экспертов, изучавших интенсивность пассажиропотоков, за пятилетний период мимо казны прошло 11,4 миллиона рублей.

Короче говоря, навара хватало всем, и государственный план аккуратнейшим образом перевыполнялся по всем технико-экономическим показателям. А что план этот был недопустимо заниженным, это особый разговор, но он - позже.

Пытаешься сопоставить Караваева-работника с Караваевым-мздоимцем, думаешь о том, почему не совмещаются контуры, и невольно возникают вопросы: как же могло случиться, что чрезвычайно способный и, быть может, даже талантливый человек утратил честь и совесть, превратился в одну из крупных фигур теневой экономики? Или же он всегда был таким, с душевной гнильцой, но умело маскировался, чтобы сперва занять главенствующее положение, а уж затем воспользоваться им и доверху набить сундуки?… Послушаем самого Караваева.

- Первые десять лет работы в Карагандинском пассажирском автотресте я не получал взяток. Каждый год не раз хотели всучить мне деньги, но я молча указывал на дверь. А в семьдесят третьем не устоял, взял у Сейткамалова пятьсот рублей… К тому времени в Казахстане явственно дала знать о себе обстановка вседозволенности, бесконтрольности, беспринципности, махровым цветом расцвело взяточничество, сложилась система поборов, которая стала нормой поведения и регулятором взаимоотношений. Хотите - верьте, хотите - нет, но жить и работать по совести стало невозможно. Мой заработок не покрывал неуклонно возраставших расходов на разные подношения и угощения, и вот…

- Вас прямо вынуждали к взяткам и подношениям?

- Это делается не так, - с горькой усмешкой объяснил Караваев. - Хозяева самых просторных кабинетов держатся строго и недоступно… С какого-то момента тебя перестают замечать, не считают нужным решать назревшие вопросы, которые ты ставишь. Требуется тебе, например, жилье, идешь на прием с обоснованными расчетами в руках, бьешься, доказываешь, а перед тобой - глухая стена. И хоть ты в лепешку расшибешься, стена эта ни на шаг не сдвинется.

«Чего ты свои знамена мне в нос тычешь? - звучит грубый окрик. - Знамена у нас переходящие, сегодня у тебя, завтра - у другого! А что помогать надо передовикам - это не факт. Есть мнение в первую очередь выделять жилье отстающим коллективам, чтобы поднять их до уровня передовых… Иди, некогда мне!»

Раз уйдешь не солоно хлебавши, два уйдешь, три, а потом волей-неволей несешь ему конверт с подношением. Он сидит за столом, на тебя не глядит, «Правду» читает, а ты кладешь конверт на уголок и униженно благодаришь за внимание, за заботу о нас, транспортниках, хотя той заботы в помине не было…

А дальше перед каждым праздником сунешь в конверт пару тысяч и идешь «поздравлять». Там живая очередь, запускают по списку, все один за другими несут оброк. Зато и отдача налицо - так я, к слову сказать, получил два девятиэтажных дома для водительского состава…

Бывало и по-иному: приедет из Алма-Аты очень ответственный товарищ, пригласишь его в сауну, там он размягчится и доверительно поведает тебе, что семья у него большая, шесть детей, теща с глаукомой, а у средней дочки хроническое заболевание, почки отказывают. Это значит, что товарищу надо помочь, дать конверт.

А по-наглому орудуют только мелкие вымогатели. Наш замминистра по кадрам Маханов, посещая Караганду, первым делом протягивал мне список вещей, которые ему нужно было купить, - наручные часы с браслетом, магнитофон, батник для дочки и другие предметы. Платить за это он и не помышлял, это было бы не «по-казахстански», и, заикнись я о деньгах, Маханов был бы оскорблен до глубины души.

- Это вы рассказываете про Караганду. А что было потом?

- То же самое. На моем месте в Караганде остался Бондарев, бывший мой зам, он регулярно привозил мне деньги из расчета две тысячи в месяц. Этого не хватало, потому что я должен был давать наверх две с половиной, из-за чего пришлось брать и у Дмитриева, начальника Чимкентского пассажирского автообъединения.

Расходов ведь было много, а с пустым карманом ничего не решишь. В бюрократических хоромах слушать тебя не хотят и равнодушно цедят сквозь зубы: «Неужели вам, министру, не ясно, что у нас плановое хозяйство? Со всеми мы рассчитались по базе прошлых лет, с вами тоже. Если вам дать дополнительные ресурсы, то откуда снять?» Пробуешь убеждать, что не дать то-то и то-то никак нельзя, иначе отрасль не справится с заданием, подведет других, а тебе в ответ: «Вы мыслите не экономическими категориями».

Чую - дохлый номер! - и говорю: «У меня, знаете, люкс в постпредстве. Может, скоротаем вечерок, потолкуем, закусим?» Вижу, он оживился, кивает, и глаза светятся, точно у приблудного кота, который трется о брючину. Ну, думаю, клюнул! И верно - вечером, после четвертой стопки, все вопросы, прежде бывшие тупиковыми, решаются как по маслу…

Для меня такой ужин - пытка, мне запрещено пить, диабет и гипертония, но приходится - не выпьешь с ним наравне, он обидится. А если, когда гостю пора уходить, осталась початая бутылка, он так умильно поглядывает на нее, так переживает, что говоришь: «Да бери, чего там, не жалко. Ведь для меня это - яд!» Он из газетки затычку раз - и в карман.

На следующий день придешь к нему - разговор идет не о делах, все дела сделаны. «Голова что-то побаливает - здорово мы с тобой, Родионыч, дернули! - с восторженной ноткой произносит он, встречая меня посреди кабинета, и ласково подталкивает к креслу. - Слушай, у вас в Алма-Ате, говорят, мировые шапки из ондатры шьют?» - «Какой нужно размер?» - спрашиваю. «Шестидесятый». - «Ладно, - обещаю, - договорились!»

Если я что-то обещал, никогда не обманывал, никто этого про меня не скажет. И шапки присылал, и другие вещи, и японские часы «Ориент» с руки снимал, если кому-то они сильно нравились. А что поделаешь? У нас руководителей - от директора до министра - и сверху, и снизу оценивают по результатам, а уж какой ценой ты добился высоких результатов - это никого не занимает…

И еще - я посылки отправлял с нарочным: яблоки, гранаты, грецкий орех, спиртные напитки. Все аккуратно затаривалось в ящики, закупалось целое купе, а у сопровождающего был список с расшифровкой - кому что. Я звонил, называл поезд и номер вагона, а они приходили к прибытию и лезли в купе гурьбой, все зараз. Мой человек уговаривал их: «По одному, товарищи, по одному, на всех хватит!» - а они все равно лезут, будто кто отнимет у них.

Зримо представляешь себе эти сцены, и, честное слово, становится настолько тошно, что так и тянет закричать во все горло: господи, до чего же мы докатились?! Но крик ничего не изменит, ровно как не даст ощутимых результатов и благостный призыв жить только по совести и никак иначе.

Нетрудно заметить, что, пространно цитируя Караваева, я привел не так уж много фамилий. Каких-то людей Караваев называл, а многих он просто не помнил - за пятнадцать лет ему пришлось делать подношения стольким руководителям различного ранга, что запомнить всех, по его словам, решительно невозможно.

Добавлю, что Прокуратура СССР продолжает расследовать преступления, совершенные в Казахстане, а это значит, что часть фамилий рано предавать гласности. Суть дела в конце концов не в фамилиях и уж подавно не в обилии «жареных» фактов, а в том, что за всем этим стоит грозное общественное явление - неимоверно расплодившаяся продажность, где разница лишь в цене: один с потрохами продавался за кругленькую сумму в запечатанном конверте, другой - за ондатровую шапку или часы «Ориент», а третий - за купаты с гранатовой подливкой и даровой выпивкой…

Как только разгорелся «пожар», они наперебой принялись валить все на Караваева и всячески принижать собственную роль, чтобы свести к минимуму, если так можно выразиться, потери в живой силе и технике.

Бывший начальник Карагандинского автобусного парка № 3 Сейткамалов, например, прибегнул к народной мудрости и вещал о Караваеве в духе восточной метафоричности: «Если во главе стаи птиц - орел, то полет птиц уподобляется полету орла. Если же во главе стаи - ворон, то он приведет к падали!» Сильно закручено, а? Между тем, вскользь замечу, Сейткамалов изведал вкус «падали» задолго до Караваева, с завидным аппетитом поклевывал ее и, напомню, дал первую взятку Караваеву. Так что будь Караваев и в самом деле «горным орлом», полет Сейткамалова, смею думать, едва ли уподобился царю пернатых.

Любопытная деталь - Сейткамалов имел обыкновение дарить любовницам сберегательные книжки на предъявителя с пятизначной цифрой вклада, а затем, пресытившись их ласками, публично заявлять, что его, мол, неверно поняли - он, видите ли, и не помышлял о даре, а отдавал те сберкнижки на ответственное хранение.

И еще - свалившись с инфарктом миокарда и находясь буквально между жизнью и смертью, Сейткамалов вызывал к больнице служебную машину и ездил в автопарк; чтобы собирать взносы с «бритоголовых». А когда Бондарев, опасаясь скандала (об этом, смеясь, говорила чуть ли не вся Караганда), запретил подавать машину немощному Сейткамалову, тот, превозмогая боль, ходил в автопарк пешком.

Не лучше выглядел и сам Бондарев. «Попал в волчью стаю - вой по-волчьи. И помни, пока вожак не насытился, не смей жрать…» Такие слова приписывал он Караваеву. Очутившись под стражей, сам Бондарев добычу из пасти не выпустил.

Если Караваев полностью признался, в содеянном и выдал следствию неправедно нажитые деньги и ценности на сумму около 80 тысяч рублей, то Бондарев категорически отрицал свою вину и не вернул государству ни гроша. А ему, кстати, было что возвращать - воцарившись в кресле начальника Карагандинского пассажирского автообъединения после отъезда Караваева в Алма-Ату, Бондарев втрое повысил подать, взимаемую с начальников автопарков и с контрольно-ревизионной службы.

В Казахстане некоторые лица настойчиво пытаются свести все к Караваеву и, как они часто говорят, к «караваевщине». За этим легко угадывается подтекст: Караваев строго наказан, остальным тоже щедро воздали по «заслугам», трудовые коллективы проинформированы, уроки извлечены, органы БХСС и ГАИ на местах сориентированы, контроль усилен, порядок налаживается…

А так ли это? Бригада следователей под руководством старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, государственного советника юстиции 3-го класса В. И. Калиниченко точно установила, что взяточничество на пассажирском автотранспорте Караганды началось до того, как туда попал Караваев. А самые последние сведения из республики убедительно свидетельствуют, что и поныне «бритоголовые» лихо бороздят степные просторы, имея на борту «Икарусов» до 50 процентов безбилетных пассажиров.

Едва ли нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что по-прежнему даются взятки. Изменился, наверное, только размер взяток - такса, с учетом риска, должна была возрасти. Да, Караваев был министром, но в механизме коррупции он не был мотором. Винтиком его тоже не назовешь, спора нет, он - шкиф, передаточное устройство, если хотите, взаимозаменяемая деталь, и не более того.

Так что надо копать глубже и понять наконец, что корни этого явления теснейшим образом связаны с нашими экономическими просчетами, с органическими пороками в организации и оплате труда, с социальными факторами, о которых мы прежде избегали не только говорить, но и думать, боясь взглянуть правде в глаза. Если существует зазор между плановыми заданиями и реальными возможностями производителей товаров или услуг, то, будьте уверены, в этом зазоре непременно обнаружится чья-то загребущая рука.

Понимать это мы вроде бы понимаем, а поступаем как? Помните две установленные следствием цифры - 2,5 миллиона рублей дополнительной выручки и 11,4 миллиона упущенной выгоды? Так вот, информация для размышлений: план Карагандинского пассажирского автообъединения после разоблачения преступной группы не претерпел особых изменений в сторону увеличения! Надо ли продолжать?…

А теперь поразмышляем о том, кому у нас сколько и за что платят. Месяца три назад, знакомясь с другим уголовным делом, я видел справку, из которой явствовало, что среднемесячный заработок приемщика бутылок в продмаге составил шестьсот с чем-то рублей. Подчеркиваю, заработок, а не доход, тот был гораздо больше. Правда, этот субъект был эрудитом с двумя дипломами - об окончании Ленинградского института авиационного приборостроения и курсов повышения квалификации приемщиков стеклотары.

И я спросил себя: а далеко ли мы уйдем, если приемщик официально получает больше, чем республиканский министр или начальники Карагандинского и Чимкентского пассажирских автообъединений, вместе взятые? Долго ли еще будем игнорировать психологию людей, их, если угодно, человеческую природу? Есть, конечно, непрестижные профессии и занятия, но есть они и в других странах мира, однако там, насколько я в курсе дела, почему-то не спешат материально уравнять разнорабочих с министрами. Надо ли уточнять - почему?

Давайте откажемся от выспреннего морализаторства и без розовых очков посмотрим на то, что можно назвать нравственным барьером, предохраняющим нас от пренебрежения к закону, от сползания к мздоимству. Думаете, такой барьер напомнит нам стену древнего храма? Увы, его толщина и прочность подчас ближе не к кирпичной кладке, а к яичной скорлупе. Да и скорлупа эта, если внимательно вглядеться, испещрена трещинками, изъедена отнюдь не беспочвенными сомнениями.

Вспомните, как Караваев строил и благоустраивал автопарки. Это, говоря без обиняков, была непрерывная цепь вынужденного нарушения законов, а также бесчисленных ведомственных инструкций, и не соверши он всего этого, не возникло бы мощное хозяйство, которым искренне любовались приезжавшие в Караганду специалисты. Караваева хвалили, называли молодцом, награждали орденами, ставили в пример, и скорлупа не выдержала…

- Я никогда не допускал, что окажусь за решеткой, - напоследок сказал Караваев. - Ведь те, кому я давал, твердо заявили, что любой пожар в республике разом погасят. Считал, что если уж им не верить, то кому же верить?… Самообман это, вот что! Вероятно, кто-то думает, что можно, так сказать, «проскочить на тачанке». Нет, не проскочит. Никакие тысячи и десятки тысяч людей не стоят того, чтобы калечить из-за них жизнь… А двойственность существования всегда тяготила - ты требуешь от подчиненных, чтобы они честно работали, а сам… Никому этого не пожелаю. Лежишь ночью в камере, ворочаешься без сна и понимаешь, что все, абсолютно все пошло прахом, перечеркнуто теперь крест-накрест… А первые свои ордена я получил за добросовестный труд, на них ни комка грязи… О чем сейчас думаю? Выжить бы, чтобы своими ногами выйти на свободу…

Кирилл Анатольевич СТОЛЯРОВ

После окончания Ленинградского технологического института имени Ленсовета работал в промышленности, занимал руководящие должности в органах хозяйственного управления. Кандидат экономических наук. С 1985 года - на творческой работе. Автор романа «Проверка на прочность» и сборника повестей и рассказов «Разные люди», неоднократно печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Человек и закон», «Родник» и др. Член редколлегии общественно-политического ежемесячника «Горизонт», обозреватель по вопросам права «Недели».