Warm. Генезис

Глава 3

Глава 3

В ста километрах от Оренбурга, на запад, есть одно интересное место — мужской монастырь. В дореволюционные времена пришла одному человеку идея, выкопать в холме, что возвышался над деревней, пещеры и предаться в них богоугодным делам. Так получился монастырь, в темных кельях которого служили Богу люди, решившие отказаться от мирской жизни.

Порода, из которой состоял холм, был обычный песчаник, податливый для работ и проницаемый для воздуха. Даже в маленькой келье, где постоянно горела свеча, и молился человек, никогда не было недостатка кислорода. Под монастырем из земли бил родник с чистейшей водой. Молва быстро приписала ему целебные свойства, которыми он, скорее всего, не обладал.

В советские времена монастырь прикрыли, а все входы засыпали землей. Но после окончания советского периода монастырь вернули к жизни. Откопали пещеры, построили церковь, родник огородили красивой деревянной изгородью. Слава о монастыре снова разлетелась по округе.

Накануне катастрофы с деревенскими котами служился форменный ужас. Они, как по команде, превратились в одержимых нечистой силой животных. Человеку из — за особенностей мышления, основанного на предыдущем опыте, сложнее, чем кошке, понять сигналы, которые подает природа. Домашние животные намного раньше людей почувствовали наступление грандиозных изменений.

Среди жителей деревни пополз слух о том, что кошками овладела какая — то нечисть. Собрав домашних питомцев, люди понесли их к монастырю, чтобы батюшки провели работу с ними. Собственно, так кошки и остались в темных ходах монастыря.

Разрушительная волна землетрясения в мгновение ока уничтожила деревню. А накрывшее через некоторое время пекло добило ее. Немногим удалось добежать до монастыря, превратившегося в настоящее прибежище. Те, кто успели это сделать, основали еще одну общину. Помня о том, что основной причиной их спасения оказались подземные пещеры, выжившие не стали думать о возведении жилья на поверхности. Спасшиеся люди расширяли ходы, откапывали новые пещеры, которые благоустраивали для полноценной жизни.

Кошки поначалу воспринимались, как неприкосновенный запас, на случай голода. Их было много, бегающих в темных ходах монастыря, и множились они еще активнее. В какой — то период времени, кошки даже стали чуть не основным блюдом, особенно зимой. Однако, старец, батюшка Кирилл напомнил людям, что именно эти животные спасли многих, предупредив о надвигающейся катастрофе. Оставшиеся животные были спасены. Народ озаботился поиском пропитания, исследуя окрестности и забираясь во все места, в которых было чем поживиться.

Так, в подвалах фирмы, занимающейся выращиванием вешенок и шампиньонов, удалось найти живой мицелий и с Божьей помощью научиться выращивать грибы для собственного потребления. Под толщей пропекшейся пшеницы на элеваторе были найдены несколько центнеров «живого» зерна, оставленные на выращивание урожая. Большое количество испорченного зерна все же годилось для пропитания и использовали его с умом.

Для сотни человек, набравшихся за более чем полугодовой период, наступали времена, которые должны были научить их использовать для жизни то, что они сохранили. Как и в прочих общинах, помимо выживания ими владели и другие мысли. Выжили ли остальные, как сильно затронула катастрофы прочие места, чем стоит поделиться, а что перенять у других.

После зимы, после сильных разливов, в общину не влилось ни одного человека, несмотря на оставленные еще до ее наступления многочисленные таблички с указателями направления и расстояния до монастыря. Среди людей появилось мнение, что выживших, на обозримом расстоянии, больше нет.

Батюшка Кирилл, снявший после катастрофы с себя все саны и религиозные звания, преисполнился идеей найти, во чтобы то ни стало, прочих выживших. Катастрофа произвела с ним странную метаморфозу, вместо того, чтобы утвердиться в религиозных взглядах еще сильнее, он категорично отрекся от них.

— Я не от веры отрекаюсь, — объяснил он людям, — я понял Бога только через конец света. Мы слишком много кривлялись, не будучи теми, кого изображали, а что может быть более богомерзким, чем это. Смотрите, каким враз стал мир простым и понятным после апокалипсиса. Жить не стало легче, но жить стало проще. Я даже благодарен Богу, что у него хватило милосердия покончить с этим содомом одним махом. Мы все стали теми, кем являемся. Я больше не батюшка, не религиозный сановник, я человек.

Не все бывшие коллеги Кирилла приняли его откровения. Многие пытались сохранить в общине религиозный уклад, считая его идеальной моделью для жизни. Потому, когда Кирилл в конце мая объявил о желании отправиться в одиночное путешествие с целью сбора полезной информации, некоторые восприняли эту новость с огромным облегчением.

Кирилл сделал для путешествия большой заплечный ящик, в который уложил шестерых котят из разных пометов.

— Я не с целью пропитания беру их. Много ли такой живности осталось, я не знаю, но уверен, что мало. Люди многое отдадут за желание вернуть себе напоминание о прошлых временах, а может и еще с какой целью. Я собираюсь выменять их на полезную информацию.

Он взял компоста с белыми нитями грибного мицелия, мешочек пшеницы на пару килограмм, тоже для обмена на что-нибудь полезное. Оставшееся в ящике пространство он забил продуктами и необходимыми в дороге вещами.

— Прихвати дубину от дураков каких-нибудь, — посоветовали ему жители монастыря.

Вместо дубины он взял длинную палку. Дороги сейчас стали топкими, таящими много сюрпризов, в том числе смертельных. Он, конечно, боялся встретить по дороге оголодавших людей, готовых поживиться человечиной, но был уверен, что больше стоит переживать за природные опасности.

— А куда направляешься и когда ждать тебя обратно? — спросили его.

— В Оренбург. А вернусь тогда, когда посчитаю, что сделал все, что смог, — ответил он уклончиво.

В первый день лета, ранним утром, Кирилл отправился в путь. Его провожали человек десять. Остальные либо уже были заняты какой-нибудь работой, либо еще спали. Тяжелый заплечный ящик заставил его немного сгорбиться под его весом.

Отойдя метров на сто, Кирилл обернулся. Народ еще смотрел ему в спину. Он помахал им, поправил лямки, сделанные из ремней безопасности и бодрым шагом направился в сторону железнодорожный насыпи. Рукотворная дорога, непременно привела бы его в областной центр.

Природа, несмотря на кажущуюся стерилизацию, возрождалась. Потоки вешней воды, вымывая слои почвы, подняли вверх семена растений, переживших катастрофу. Очень явно по направлениям потоков зазеленели полосы травы, ростков деревьев и кустарников. Глядя на это оживание, радовалось сердце. В нем зрела уверенность, что все будет хорошо. Кирилл не загадывал далеко. Пока что его жизнь отмерялась планом дойти до города, и выглядел он таким же смелым, как лезущая из земли, вопреки всему, зелень.

Железнодорожная насыпь была отделена от земли широкой полосой воды, собравшейся под ней. Жители общины использовали железную дорогу для своих целей, а потому брод был разведан. Опираясь на палку, Кирилл преодолел его, погружаясь иногда почти по пояс. Глубже было нельзя. Котята в ящике начинали испуганно верещать.

— А вы как хотели, малышня? — Кирилл снял ящик и поставил его на щебень насыпи. Лямки начали натирать плечи. — Осталось всего ничего, начать и закончить.

Он помахал руками, разгоняя кровь к пережатым частям тела. Серая полоса дороги бесконечной линией терялась за горизонтом. Катастрофа сильно искривила ее, порвала и загнула рельсы, но все равно рукотворное творение являлось самым удобным способом добраться туда, куда нужно.

— Сегодня четверг, а это лучший день для начала новых дел, — поучительно произнес Кирилл, обращаясь будто бы к котятам, но на самом деле, обращаясь к себе, чтобы подбодрить.

Ему стало немного страшно от ощущения одиночества, вызванного пониманием собственной незначительности на фоне грандиозности природы. Прежде человечество не чувствовало ее, когда было многочисленнее. Раньше путь до города занял бы пару часов поездом, а вся природа представлялась мельтешением картинок за окном. Зато сейчас это было путешествие с неясным финалом, неопределенным сроком и множеством неожиданных ситуаций.

— Идите вы, куда подальше, — ответил Кирилл своим мыслям вслух.

Закинул за спину ящик под испуганные вопли котят и направился на восток, в сторону столицы степного края — Оренбурга. В прошлом году, после всех событий, во время которых природа пыталась уничтожить все живое, окрестности монастыря в радиусе двадцати-двадцати пяти километров были исхожены, так что Кирилл представлял примерно, что ждет его на таком расстоянии.

Обильная на влагу весна внесла свои коррективы в эти знания, но железнодорожную насыпь, как хотелось верить путешественнику, это особо не коснулось. Щебень зашумел под его тяжелой поступью. Кирилл настроился на то, что идти придется долго и решил, что скоротать время он поможет себе чтением молитв по памяти.

Тихим голосом он начал нашептывать их, помогая себе погрузиться в состояние легкого транса, когда время идет быстрее, а организм становится выносливее. Он не забывал смотреть по сторонам, чтобы запоминать путь в надежде рассказать о нем по возвращении в общину.

Прошло, наверно, часа два. За это время Кирилл остановился лишь однажды, чтобы сделать пару глотков воды. От постоянного шептания во рту пересыхало. Он удалился от монастыря достаточно далеко, миновал соседнюю деревню и вышел к первому оврагу. Вернее, здесь был овраг до катастрофы. Сейчас это была огромная промоина, образовавшаяся идущей с холмов водой. Часть насыпи, метров сто, снесло потоком.

Кирилл тяжко вздохнул, понимая, что преодолеть коротким путем этот участок не получится. Надо было выбирать: идти влево, чтобы обойти овраг по полям, либо вправо, по возвышенностям. И в том, и в другом случае неясно было, как далеко придется уйти от насыпи, чтобы преодолеть размытые водой территории.

В итоге он выбрал правую сторону, решив, что земля на полях более рыхлая и пологая и там будет топко. После схода снега таких мест стало намного больше, и они пугали своей маскировкой под обычную грязь. На самом же деле такие места походили на болота, провалившись в которые самостоятельно можно было и не выбраться. Многие такие топи исторгали газ, который не давал крупным частичкам земли оседать, поддерживая их в необычном физическом состоянии газированной грязи. В них тонуло даже дерево. Однако, чтобы попасть в такую ловушку надо было быть совсем слепым.

Кирилл спустился в воду, проверяя перед собой глубину. Поиск брода отнял время. Когда вода поднималась до поясницы, из-за спины начиналось хоровое пищание, помогающее Кириллу понять, что он достиг критического уровня. Он выбрался на берег и несколько раз поскользнулся на грязной жиже, снова вызвав недовольные вопли кошачьих.

— Терпите, ребята, мы еще недалеко ушли. Сейчас выберемся на насыпь и я вас покормлю, чтобы вы уснули и не визжали так.

Кирилл шел вдоль широкой промоины, виляющей между естественными перепадами высот ландшафта, и все не решался ступить в грязь. Будь он не один, был бы смелее, но тут приходилось включать осторожность на полную. Злой иронией показался бы ему случай, если бы он потонул в десяти километрах от общины. Промоину он перешел там, где на поверхность выступала почвообразующая порода, не таящая никакого подвоха. Он перескочил по рыжим пятнам песчаника, встряхивая во время прыжков свой орущий груз.

— Ну, вот, мурзики, мы и перешли, — Кирилл направился к насыпи, довольный тем, что удалось преодолеть препятствие без особых проблем, кроме потерянного времени.

Кирилл не спешил. Наоборот, ему хотелось созерцательного путешествия. Он провел слишком много времени под землей, и теперь желал находиться больше над ней.

— Успею еще полежать под землей, — сообщил он котятам.

К насыпи вела дорога, которая позволила ему забраться на нее, не замочив ног и не потревожив живой груз. Кирилл, как и обещал, устроил завтрак, хотя по времени это мог быть и обед. Кошки ели без всякого возмущения вареные и высушенные пшенично — грибные кубики, напоминающие комбикорм, но с грибным привкусом. Кирилл ел те же кубики и запивал их водой. Еда, если учитывать, что сейчас ее вообще неоткуда было взять, казалась верхом кулинарного искусства. Правда, от нее часто пучило, но на удалении от людей, это нельзя было считать особым недостатком.

Котята успокоились и начали сонно жаться друг к другу. Кирилл посмотрел на них с умилением и постарался осторожно закинуть ящик себе на плечи, чтобы не потревожить их сон. Животные не проронили ни звука.

Спустя час он наткнулся на состав, слетевший с насыпи во время катастрофы. О нем было известно в общине. Жаль, что груз, который он перевозил, не выдержал испытание пеклом. Цистерны с топливом взорвались, и сожгли все, что было рядом. На месте бушующего пламени, поддерживаемого испаряющимся в двухсотградусной жаре топливом, остались оплавленные части цистерн и соседних с ними вагонов. Локомотив тоже загорелся, но из его двигателей все же удалось набрать моторного масла, послужившего на дело общине.

Вагоны лежали на боку до половины затопленные водой. Они обильно покрылись ржавчиной и совершенно слились с окружающим пейзажем. Природа поступала со всем имуществом, созданным людьми так же, как и с мертвой плотью, старалась разложить и пустить в природный оборот. Кириллу, в отличие от многих жителей общины, это казалось естественным. Цивилизация ушла, а с ней должно было уйти и напоминание о ней. Так было правильно. Следующая попытка построить мир должна начинаться на собственных знаниях и уроках, не копируя прежний опыт.

Природа оживала чудесным образом сохранившимися островками зелени. Глядеть на них было неимоверно приятно. В теплом и влажном климате трава тянулась к солнцу нежными сочными стебельками. По мнению Кирилла, вопрос восстановления растительного слоя занимал несколько лет. Через десять лет даже деревья могли стать высокими. С животными все обстояло намного хуже. Они не могли пережить пекло, как семена, под слоем земли. Восстановление животного мира, в очень усеченном от прежнего количества видов, могло растянуться на многие годы. Поэтому, каждая кошка была на особом счету. Кирилл чувствовал, что пищащие за спиной котята такое же будущее планеты, как и их человеческая община.

Впереди показался подъем, следствие деформации вызванного сейсмической активностью. Волна вывернула наружу породу, которая не смогла вернуться на свое место. В итоге, там остался провал. На вершине подъема виднелось скрученное железнодорожное полотно. Металл разорвало так стремительно, что он скрутился после разрыва в полукольцо. Выглядело это очень внушительно и будь у Кирилла способность к рисованию, он обязательно написал бы картину с названием в стиле «апофеоз человечества».

Провал курился дымком, чего за ним не бывало замечено прошлым летом. Там была просто дыра в земле, без всяких побочных явлений. Кирилл, не доходя до провала полкилометра, остановился. Он никак не мог понять, откуда берется этот дым или пар, и это незнание пугало его. Ему казалось, что любое явление, появившееся после катастрофы, не имеющее очевидного объяснения, априори является опасным. С другой стороны, он, как первопроходец, должен был понять его причину, и рассказать об уровне ее опасности жителям монастыря.

Кирилл направился к провалу, принюхиваясь к воздуху. Ветер гнал белый столб не то пара, не то дыма в сторону, и потому никакого запаха он не почувствовал. Вдруг, метров за пятьдесят его живой груз, как по команде, начал пищать. Кирилл замер. Это точно был знак, кошки учуяли что-то плохое. Идея лезть на края ямы отпала.

Пришлось спуститься с насыпи и обойти провал стороной, чтобы ветер гнал испарения от него. Котята молчали. Набравшись смелости, Кирилл приблизился к провалу, благо земля здесь была твердой и почти сухой. Он остановился метров за десять от его края. Кошки начали проявлять активность, когда он и сам почувствовал неприятный кислый запах и пожелтевший налет на краях провала.

Однозначно, из недр извергался пар, а не дым, что говорило о появлении под землей горячего источника. А вот причину его появления Кирилл никак не мог понять. Для него гейзеры существовали исключительно на Камчатке, в местах, где вулканическая активность была обыденным явлением. В здешних краях никто и слыхом не слыхивал о подобных явлениях, даже с учетом катастрофы считалось, что подобное не повторится в ближайший миллион лет.

Однако, Кирилл видел то, что видел. Он даже чувствовал, как земля под ногами мелко вибрирует, будто под ней набирают силу могучие процессы. Страх и неугомонные котята заставили поскорее убраться подальше от провала. Наверняка, жители общины не поверят ему на слово, посчитав, что он героизирует свои приключения для красочности повествования. Он, конечно, не собирался рассказывать о том, каким нудным и долгим был его поход в Оренбург и обратно, но и напропалую врать не собирался.

Открытие взволновало его, осознанием того, что испытания еще не закончились. Что под землей еще происходит что-то необъяснимое, пугающее и заставляющее проявлять чрезвычайную осторожность. Природа буквально заставляла человека учиться быть наблюдательным. А он отторг её, не желая в своем высокомерии самопровозглашенного царя природы, наблюдать за ней. Именно это качество больше всего пострадало у человека цивилизованного. Желал только, чтобы она обслуживала его интересы. А вот теперь волей-неволей ему приходилось переучиваться и занимать свое место, которое было его всегда.

Кирилл уже успел научиться кое-чему, а такую вещь, как скорый дождь он предугадывал по первым признакам изменения состояния воздуха, задолго до появления в небе тяжелых темных облаков. Дождь был не самым худшим испытанием. Когда его фронт приблизился, Кирилл отошел подальше от рельс, служивших приманкой для молний, сел на свой заплечный ящик сверху и укрылся куском палаточной ткани. Он даже задремал под ней, под мерный шум бьющих капель.

Когда дождь закончился, Кирилл увидел, что наступил вечер. Он прошел еще пару километров и встал на ночевку. Ноги с непривычки тряслись, плечи натерло ремнями. Тело буквально молило об отдыхе. Кирилл перекусил кубиками, накормил кошек и даже выпустил их немного размяться. Шерстяные комочки, принюхиваясь к воздуху розовыми носиками, не старались особо разбегаться. Воздух в ночь немного похолодал, и котята стали жаться к ногам Кирилла в поиске тепла.

Он снова убрал их в ящик. Вынул из него одну из стенок, специально задуманную для использования в качестве постели и уложил на щебень железнодорожного полотна. Дощечка была коротка, ноги лежали на земле, но Кириллу было плевать. Он укрылся с головой палаточной тканью и крепко уснул.

К утру похолодало так, что пришлось скукожиться в позе эмбриона, чтобы согреться. Животные расшумелись, то ли от голода, то ли от холода. Кирилл вынул их всех, положил перед собой в одну кучу и укрылся. Спустя минуту котята умолкли. Они согрелись человеком, и человек согрелся от них. Проснулся Кирилл голодным.

Мышцы с утра разболелись. Икры на ощупь казались каменными, а мышцы на спине и плечах во время движения испытывали такую боль, что приходилось меньше двигать руками, а больше всем торсом.

Котята немного освоились и пытались играть друг с другом, не отходя от человека больше, чем на метр. Ели они с превосходным аппетитом, так же, как и сам Кирилл. После завтрака они выпили чистой воды и начали собираться в путь.

Кирилл сделал зарядку, потому что без нее, он не смог бы повесить на плечи тяжелый ящик. Упражнения сняли часть боли и вернули гибкости суставам. Кирилл собрал животных, уложил их в ящик, кряхтя, как старый дед, повесил его себе на плечи и отправился дальше.

На этот день он запланировал себе более короткий путь. Он понимал, что без отдыха и восстановления в его возрасте такое насилие может не пройти бесследно для организма. В качестве конечного пункта он выбрал районный центр, границу исследованной территории. Дальше ходить никто не видел смысла.

По прикидкам Кирилла до него оставалось порядка десяти километров. Ерунда, если идти по прямой, без всяких препятствий. Хотелось верить, что так оно и должно было случиться, но Кирилл знал, что пара мест, где насыпь разрушена, ему обязательно повстречается. Так было в прошлом году, а в этом все могло стать еще хуже из-за сильного половодья.

С юга подул теплый влажный ветер, предвещая хорошую погоду на день. Кирилл даже прикрыл глаза из-за непривычно яркого солнца. Природа наполнилась запахом испаряющейся влаги, сырой земли и креозота, сохранившегося в деревянных шпалах. Тело после первого километра пути снова пришло в себя. Мышцы разработались и почти не болели. Кирилл решил, что если районный центр его ничем не заинтересует, он пойдет дальше, пока позволяет световой день.

Справа от железнодорожной насыпи параллельно шла автомобильная трасса, отделенная лесополосой в два ряда, соединяющая Оренбург и Самару. Ныне от лесополос почти ничего не осталось. Пекло сожгло лес. Там, где деревьям повезло, они просто высохли и стояли сейчас, как памятники, от вида которых становилось тоскливо.

Народ из общины во время исследования обломал все ветки на деревьях, которые не требовали применения специального инструмента. В это лето планировали отправиться за стволами, собрав команду с пилами и топорами, опасаясь, что весенние половодья вскоре все смоют в овраги. Монастырь пока не нуждался в стройматериалах, в разрушенной деревне было еще из чего выбрать.

Кирилл заприметил дерево, наклонившееся из-за подмытых потоком воды корней. Высохшая крона склонилась к земле, и теперь можно было наломать ее веток. Он снял со спины ящик и спустился с насыпи. Котята вякнули пару раз и затихли. Земля под ногами расползалась в стороны и чавкала, когда приходилось выдирать из ее объятий ноги. Однако Кириллу так хотелось развести костер и попить горячего кипятка, что он готов был многим рискнуть, чтобы добыть дерево для костра.

Вокруг дерева земля оказалась совсем жидкой. Кирилл приметил корни дерева, едва выступающие на поверхности грязи, и прыжками пробрался к ним. Из последних сил сохраняя равновесие, он в прыжке достиг ствола и ухватился за него. Дерево качнулось под его весом и начало медленно заваливаться.

— Нет, нет, нет, — испугался Кирилл.

Позади него из грязи, пружинисто вырвались корни, окатив Кирилла разлетающимися брызгами. Дерево, ломая крону, с хрустом обрушилось в промытую водой канаву. Кирилл оказался в воде. Он подскочил, не удержал равновесия и грохнулся в воду, прямо на ветки дерева. Хаотично хватаясь за них в приступе неконтролируемого страха смерти в грязной жиже, Кирилл снова забрался на ствол.

— Вот я дурак бестолковый, — выругал он сам себя.

Одежда его промокла насквозь, потяжелела. Вода стекала с нее ручьями, с журчанием снова впадала в лужу. Кирилл вздохнул, осматривая себя.

— Да, уж, сходил за дровами, — он посмотрел на свой ящик, сиротливо стоящий на насыпи, — в другой раз кошек надо выпускать, а то, не дай Бог, скопытюсь по глупости, сгинут от голода по моей вине.

В этой ситуации его больше всего беспокоила именно их жизнь, представляющая по его разумению большую ценность для мира, чем его. Он, старый хрыч, у которого не осталось ума. Вся его полезность происходила только из возможности помочь с расселением животных и обмена опытом по выращиванию разных культур. Стоя мокрым на дереве, он с прискорбием понимал, что чуть не угробил саму возможность сделать что-то полезное.

Веток все же он добыл. Вернулся на насыпь, наломал их, чтобы удобнее было пристроить на ящик и отправился дальше. Нет, на сегодня идти дальше районного центра он не собирался. Случай с деревом выбил его из рабочей колеи. Мокрая одежда прибавила веса. Вода противно хлюпала в обуви, сколько он ни пытался оттуда ее вытравить. При ходьбе она будто выступала из подошвы.

Первое препятствие оказалось похожим на предыдущее. Бурный поток размыл насыпь по месту старого оврага. Когда-то здесь стоял мост, а теперь его унесло далеко в поле. Метрах в трехстах торчала из воды одна сторона его ржавого скелета. Кирилл пошел в обход, внимательно глядя под ноги.

Ему пришлось подняться на холм, чтобы найти переправу. С него открывался прекрасный вид на окрестности. Местность казалась знакомой и незнакомой одновременно. Очертания ландшафта были теми же, но отсутствие растительности, овраги и расщелины, шрамами исполосовавшие землю делали пейзаж иным. Отсюда же Кирилл увидел еще одну дымящуюся аномалию. Она находилась в стороне от железнодорожной насыпи, поэтому он не собирался рассматривать ее.

Появление их в таком количестве указывало на неслучайный характер. Язвы в земле предупреждали о том, что планета еще больна и может преподнести сюрпризы. Ветер гнал белую дымку в сторону Кирилла, разбудив кошек, начавших недовольно мяукать.

— Я вас услышал, — сообщил им Кирилл и пошел дальше.

Как только он ушел в сторону от испарений, котята успокоились.

— Это хорошая способность. Я буду предупрежден заранее, пока вы со мной, — оценил Кирилл возможности кошачьего дозиметра.

Вернувшись на насыпь, он устроил обеденный перерыв. Спрятался с подветренной стороны, развел костер, на котором просушил одежду, обувь и согрел в железной кружке кипяток. Дрова ушли полностью. Так что на вечер ему остался только холодный ужин и сон.

Кипяток приятным теплом растекался по телу. Хотелось кинуть в него чего-нибудь ароматного или сладкого, но он и так был хорош. Кирилл не мог вспомнить, чего такого он пил с искренним наслаждением до катастрофы. Определенно, тогда ему не приходило на ум пить пустой кипяток, видимо зря.

Он выпустил мелкие пушистые комочки погулять. Они осмелели еще больше и позволили себе отойти от человека на несколько метров, забавляясь игрой друг с другом. Кирилл наблюдал за ними с удовольствием, ощущая магию момента, контакт двух изолированных до сего момента друг от друга сущностей.

Котята обнюхивали щебень и по-взрослому пытались оставить на нем воспоминание о себе.

— Так, хорош, — Кирилл поднялся на ноги, — время прогулки закончилось. Нам пора в дорогу, иначе мы так и останемся жить на этой насыпи.

Кирилл собрал кошек в ящик и пошел дальше. Недовольный писк за спиной быстро затих. Ритмичное колебание ящика сморило котят. Кириллу захотелось, чтобы его так же уложили на мягкую тряпку и понесли. Он бы так же уснул бы без задних ног, просыпаясь только тогда, когда надо было дать знать о том, что в воздухе появился опасный запах.

Кирилл начал читать молитвы, выбирая случайные. Минут через десять у него пересохло в горле, и он бросил эту затею. Впереди как раз замаячила вторая проблема. С такого расстояния она выглядела самой значительной из всех встречавшихся прежде. Вода перед насыпью превратилась в огромное озеро. Понять причину ее образования можно было только с близкого расстояния.

— Эту плотину точно не бобры построили, — в шутку предположил он. — Но с другой стороны, гидромелиорацией сейчас заняться некому. Выходит, бобры.

Дорога до начала водоема заняла полчаса. Объем водной глади внушал уважение. Сотни метров вдоль насыпи и больше двухсот метров в самом большом удалении от нее. Ветер гнал волну по воде, как на большом озере. На самой насыпи имелись следы, указывающие на то, что раньше вода шла поверху.

Кирилл дошел до моста и понял причину появления в этом месте большого озера. Во время толчка разрушилось только полотно моста, опоры остались на месте. Кирилл это хорошо помнил по прошлому году. Весенний поток, устремив воды с обширной территории, прихватил и сельскохозяйственную технику, оставшуюся брошенной на полях. Комбайны, трактора, прицепные уборщики, телеги.

Вся эта масса встала пробкой между опор, загородив вешним водам путь. Не совсем, но достаточно, чтобы набралось такое озеро, медленно уходящее через многочисленные ручьи на другую сторону насыпи.

— Карася бы сюда запустить, — пожелал Кирилл, предполагая сколько съедобной органики плавает в этой темной воде.

Перебираться через плотину он не решился. Выглядела она слишком опасно. Как настоящий герой Кирилл решил идти в обход. Пришлось вернуться к началу водоема и обойти его по кромке. Это место и в самом деле могло бы стать первым питомником для речной рыбы. Где ее взять, и осталась ли она вообще на земле он не знал.

— Не мне вам рассказывать, но рыба — это классная тема, — Кирилл все больше разговаривал с кошками. — В ней есть фосфор, куча витаминов, ее можно жарить, запекать, варить из нее уху. Это вам не комбикорм с запахом грибов трескать, это настоящая кухня.

В животе от собственных рассказов заурчало. Ностальгия по рыбным блюдам так явно представшими перед взором, заставила организм исходиться слюной.

— Так, ребятки, поговорим лучше о чем-нибудь отвлеченном. Например, о том, что в стародавние времена для кошек делали корм и продавали его в пакетиках. Я думаю, что он был вкуснее этих кубиков, которые мы с вами сейчас едим, — Кирилл резко остановился. — Да что же это я все о еде, да о еде. Вот, к примеру, в те времена, о которых вы не помните, самой большой проблемой были деньги. Представляете? Весь мир держался на деньгах. Кто с деньгами, тот король, кто без них нищеброд и неудачник. А знаете, как надо было уметь их зарабатывать? Надо было научиться продавать себя. И тот становился более успешным, кто освоил способ собственной продажи лучше. Все торговали собой, только одних осуждали, а других превозносили. А где теперь эти деньги? Нету. И никто не умер от их отсутствия. И года не прошло, как они исчезли, а никто уже и не вспоминает про них и не мерится больше размером своей мошны. Это здорово. Хотя и временно. Как только нас станет больше, людишки опять захотят универсальное средства обмена. Не хотелось бы дожить до этих времен. Деньги убивают в людях искренность, потому что они боятся потерять выгоду. А когда все без выгоды, тогда богоугодно получается. Но я вас просто так не отдам, только в обмен на опыт и знания, — Кириллу показалось, что его размышления пришли к некоторому противоречию. — Ладно, взаимовыгодное сотрудничество это хорошо, это правильно.

Впереди показались руины районного центра, затягивающиеся грязью. Год другой и на месте поселка с двадцатитысячным населением не останется ничего, кроме бурого озера. Расположенный в низине, он был обречен на скорое забвение. Напоминанием о нем оставался железнодорожный вокзал, расположенный выше поселка и пара нефтяных вышек, запаса прочности которым могло хватить на десяток лет.

Кирилл задержал взгляд на ближней вышке. Катастрофа только накренила ее. Ему показалось, что подле вышки растекается черная лужа. С его старческим зрением могла случиться любая игра воображения. При желании он мог разглядеть в вышке хоть жирафа, хоть старую одинокую ель. Чтобы до нее добраться, пришлось бы миновать большое количество препятствий. Но если лужа под ней, это то, что он думает, то результат его открытия мог бы значительно упростить жизнь общине.

Кирилл взвесил все решения, и выбрал самое обдуманное. Идти в ночь к вышке он не хотел. Темнота могла застать его не в самом лучшем месте, поэтому он решил переночевать в районе железнодорожного вокзала, а с утра отправиться к вышке.

— Нефть, ребята, это не только черное золото, но и бензин, солярка и масло, — объяснил он своим друзьям в заплечном ящике. — Дерево, как источник тепла, заканчивается, а новое появится не скоро. А нефть помогла бы нам скоротать еще одну зиму в тепле, запустить двигатель, чтобы появился электрический ток. Этой зимой дыму надышались, все легкие теперь в смоле, наверное.

Котята молчали в ответ.

Началась территория, принадлежащая железнодорожному управлению. Склады, техника, старая водонапорная башня, разрушенная наполовину. Маневровый «чебурашка» съехал с рельс и сел на них брюхом. Если не считать, что он сильно заржавел, в остальном состояние его казалось нормальным. Бараки, построенные в дореволюционные времена, выгорели полностью. На их месте, как на военных фотографиях разрушенных деревень, стояли только печи, некоторые еще с трубами. В целом, полотно дороги в районе вокзала после катастрофы выглядело как замершие волны. Как будто для них остановилось время.

Здание вокзала, построенное недавно, полностью разрушилось. Крыша сгорела, отчего весь кирпич теперь стал черным. Чуть дальше находился ангар, в котором хранилось имущество железнодорожников. Его несколько раз использовали во время мародерских рейдов для ночлега и хранения собранных трофеев. Там Кирилл и решил переночевать.

Солнце начало клониться к горизонту, раскрашивая мир в рыжие оттенки. У ангара стояла нетронутой табличка, смотрящая заостренным концом в сторону, откуда пришел Кирилл. Надпись на ней гласила: «Монастырская община. 25 км. Рады всем». Кирилл скрипнул основательно проржавевшими петлями металлической двери ангара. Его живой груз недовольно зашумел.

— Терпите, друзья, ваши уши могут и не такое услышать.

В ангаре было темно и жарко. Солнце нагрело железо за день. Пахло машинным маслом и еще бог знает чем забытым, из прошлой жизни. Кирилл снял с плеч ящик и блаженно размял затекшие мышцы. Сегодняшний переход оказался для него не легче вчерашнего. Ноги снова стали ватными и мелко тряслись в коленях.

Кирилл открыл ящик, собираясь выпустить котят погулять, но передумал. В ангаре было слишком много хлама и темно, чтобы потом собирать их. Он сгреб их в охапку и уложил на дно тракторной лопаты. Тут им было место, чтобы порезвиться, и борта, через которые они не смогли бы выбраться.

— Вы тут веселитесь, а я поищу чего можно сжечь.

Кириллу не хотелось ложиться спать без этого уютного ритуала сидения перед огнем и горячего кипятка. Неимоверной усталостью заслужил он небольшую благодарность за свой труд. Кирилл вышел из ангара. На контрасте с душным помещением, на улице казалось слишком прохладно. Солнце ушло за горизонт, но еще не перестало освещать мир.

Он посмотрел вверх. На небе загорелись первые, самые яркие звезды. Одна из них летела. Кирилл решил, что это спутник. Ему только сейчас пришло на ум, что спутники в космосе летают, как и прежде. Затем мысль пошла дальше. Он вспомнил про космонавтов, и ему вдруг стало так грустно и тоскливо, живо представив себя на их месте. Ни за какие коврижки он не согласился бы он оказаться на их месте во время катастрофы. Нет ничего хуже быть бессильным помочь погибающим близким. Кирилл представил, как вокруг земли вращается космическая станция с покончившими с собой космонавтами. Он даже не стал их осуждать, полностью оправдав тяжелый выбор.