Размышления о том, как найти смысл жизни

Абсурд, как уже было сказано, возникает тогда, когда Вселенная не отвечает на наш запрос о собственной значимости. Модель нашего размышления начинается вполне невинно, затем углубляется настолько, что прорывает завесу существования, и вот мы уже стоим лицом к лицу с абсурдностью самой жизни. Обычно мы пытаемся справиться с ней тремя способами: вы приходите к мысли, что жизнь (1) малозначима, (2) мимолетна или (3) все ценности и цели в ней произвольны[22]. Давайте рассмотрим этих трех всадников абсурда пристально, поскольку здравый взгляд на бездну необходим, чтобы найти переправу через нее.

О малозначимости

Если принять возраст нашей Вселенной, который составляет что-то около четырнадцати миллиардов лет, за двадцать четыре часа, то человечество начало свое эволюционное поползновение где-то в без пятнадцати секунд полночь. А ваша жизнь тогда представляется всего лишь малой долей секунды. Вопрос о том, что важно с точки зрения Вселенной, может быть довольно бодрящим, если не принимать в расчет его экзистенциальную неоднозначность. Как вы можете определить, какую ценность космос – планеты и галактики, наполненные бесчисленными мерцающими звездами и впечатляющими солнечными системами – приписывает чему-либо, не говоря уже о вашей жизни? Как пишет американский астрофизик Нил Деграсс Тайсон: «Вселенная не обязана быть для вас понятной»[23] – утверждение, над которым можно было бы посмеяться, если бы это не было так верно.

Так было не всегда: наши предки верили, что Земля – это центр Вселенной. Человек был фокусом внимания для Бога и наоборот. В мифах о творении в различных культурах человек занимал ведущую роль в космической драме бытия. Проклятие жизни в двадцать первом веке со всем его знанием астрофизики, космологии и других наук состоит в том, что мы знаем слишком много. Сегодня мы обладаем твердым, основанным на фактах научным знанием о космических пропорциях и грандиозных исторических периодах, которые предшествовали нашему появлению, и из этого можно сделать вывод, хорошо сформулированный философом Томасом Нагелем: «Мы – крошечные песчинки в бескрайней необъятности Вселенной»[24].

О мимолетности

Как существо временное, вы наследуете тело, которое стареет, болеет и в конце концов умрет и разложится. Однако смерть – не единственная сфера действия скоротечности и непостоянства. Сама природа жизни – то есть наше физическое, эмоциональное и интеллектуальное благосостояние – временна. Все изменяется, момент за моментом. Буддисты особенно настроены на идею непостоянства, «аникка», которую они рассматривают как одну из трех основных характеристик существования, тем самым признавая, что жизнь в целом эфемерна и быстротечна, она находится в постоянной изменчивости и в конце концов исчезает. Вам не нужно быть буддистом для того, чтобы ухватить идеи непостоянства и мимолетности. Они – кротовые норы абсурда: легко соблазниться и сказать, что ни один путь не стоит свеч, если сам путь все равно в конце концов исчезнет.

О произвольности

Произвольность жизни вертится вокруг идеи о том, что наши цели, устремления и ценности не имеют под собой никакого неоспоримого обоснования[27]. Каждый из нас серьезно относится к определенным жизненным принципам и ценностям – настолько, что они руководят нашим выбором и действиями в жизни. Имеют ли эти великие ценности обоснование или они представляют собой всего лишь предпочтения, которые мы произвольным образом стали поддерживать? Мы, разумеется, предпочли бы, чтобы наши ценности коренились где-то во Вселенной, хотя все же мы понимаем, что во Вселенной нет ценностей как таковых и у нее нет мнения относительно наших. Теория относительности Эйнштейна ничего не говорит о том, почему что-то должно иметь значение или ценность. Физическая Вселенная индифферентна.

Жизнь, как специфическое собрание материи, способное к самовоспроизведению форм, однажды самопроизвольно появилась на космической сцене в один из моментов истории Вселенной. Вместе с ней не появились какие-либо объективные ценности. Ценности – это изобретение человека; и по сути единственное, что отличает ценности человека от предпочтений животных, – это то, что первые отражают мысли и могут быть выражены словами. Когда вы смотрите на чернила на бумаге, вы автоматически видите буквы и слова. Чернила – это просто чернила. Буквы существуют только в вашей голове через вашу интерпретацию. То же самое с ценностями: за ними ничего не стоит. Они существуют, потому что вы и люди вокруг вас уверяют в этом.

Все больше и больше людей рассматривают жизненные цели и ценности как нечто, что каждый волен выбирать для себя сам. Однако это внушает определенное беспокойство, поскольку если все цели и ценности – твое личное дело, то нет ничего такого, что было бы предпочтительнее другого. Если для того чтобы ваши действия были значимы, требуется устойчивое и конечное обоснование, то, похоже, мы, как общество, потеряли с этим контакт.

Точка невозврата

То, что вы незначительное, мимолетное и произвольное существо, блуждающее на поверхности бледно-голубой точки во Вселенной, может показаться достаточно мрачным образом нашего существования. Конечно, скорее всего, вы не ходите каждый день, размышляя об абсурде, но, думаю, можно смело сказать, что мысли о нем вас впечатляют. Лев Толстой писал в своей «Исповеди»: «Нельзя перестать знать того, что знаешь»[28]. Раз вас уже разбудила мысль о том, что нет неотъемлемой космической ценности человеческой жизни, вы ее никогда не забудете. И поскольку пути назад уже нет, есть только один путь – вперед. К счастью, есть путь, чтобы стремиться, творить и жить счастливо, несмотря на это знание. В вашем распоряжении прямо сейчас есть инструменты для создания более осознанной жизни, и вы увидите это из дальнейших страниц книги.

Вместо того чтобы решительно развернуться лицом к ситуации, большинство людей предпочитают разработать обходные пути и погрузиться в довольно сложные способы отвлечения. Многие отрасли расцвели благодаря этому: если вы не хотите встречаться с абсурдом, есть миллионы способов, чтобы развлечь и побаловать свое отрицание его: от селфи и лайков в Фейсбуке до мгновенно загружаемых «развлекалок» и шопинг-терапии. Здесь стоит сказать, что жить под грузом навязчивого ощущения бессмысленности жизни не означает механического отрицания смысла как такового, но часто приводит к чувству дискомфорта, защитному поведению, ощущению уязвимости своей жизни, личных целей и ценностей. Пока в жизни все идет хорошо, вы способны подавлять в себе свои экзистенциальные сомнения. Но когда что-то вдруг не заладится – отношения, личное здоровье, карьера или благополучие, – вам очень помогла бы стабильная, поддерживающая концептуальная структура, которая придала бы значимость вашим страданиям, когда вы особенно ощущаете всю нестабильность и расплывчатость своих ценностных установок. Вот почему в долгосрочной перспективе отвлечение не может стать хорошей стратегией для решения экзистенциальных вопросов.

Из многих отвлечений, которые изобрела наша культура для заполнения пустоты, пожалуй, наиболее распространена идеология, которая говорит нам о том, что мы должны быть счастливы. Но, как мы увидим в следующей главе, погоня за счастьем содержит в себе парадокс.

Потеряв связь с великой историей, которая однажды утоляла жажду наших предков в смысле жизни, мы смогли исследовать с точки зрения психологии существование человека и свести его к простой модели избегания боли и поиска удовольствий. Понятие счастья вытеснило трансцендентные ценности и превратилось в единственную цель, достойную того, чтобы ради нее жить. Счастье стало одним из наиболее почитаемых жизненных целей в современной западной культуре. Это также превратилось в огромный бизнес: если в 2000 году всего пятьдесят книг было опубликовано на эту тему, восемь лет спустя эта цифра достигла почти четырех тысяч[29]. Сегодня пафосные корпорации нанимают «главных специалистов по радости», чтобы помочь работникам в их благополучии. Различная продукция – от газировки до духов – подается как обещание бутилированного счастья.

Даже правительства все чаще обращают на это внимание. «Всемирный доклад о счастье», в котором оценивается, насколько чувствуют себя счастливыми жители 156 стран, был впервые опубликован в 2012 году, и с тех пор ежегодно ожидаются новые отчеты. С 1970 года небольшое королевство Бутан, расположенное в Гималаях, ставит своей целью повышать не валовой национальный продукт, а валовой национальный уровень счастья. Всюду, куда бы вы ни посмотрели – статьи в журналах, книги, рекламные и маркетинговые кампании, научные исследования, – все посвящено этой теме. Можно смело сказать, что сегодняшняя эгалитарная концепция счастья «будь-счастлив-сейчас» превратилась в одержимость, погоня за его достижением превозносится не только как право каждого человека, но и как его личная ответственность.

Образованное от английского слова «hap», что переводится как «удача», «счастливый шанс», понятие «счастье» больше относилось к подарку судьбы, когда удавалось какое-то дело, счастливому случаю, а не к внутреннему состоянию человека[30]. В итальянском, шведском и многих других европейских языках изначально «счастливый» означало «удачливый». Также и в финском слово «onnellisuus» – это однокоренное слову «onnekkuus», что в переводе «быть удачливым». Немцы подарили миру слово Glück, которое до сих пор означает и «счастье», и «шанс». В контексте этих изначальных определений счастье понималось больше как неожиданная удача, которую вы не могли контролировать; это лежало в руках богов, или судьбы, или, как говорил монах в «Кентерберийских историях» Чосера[31], в руках Фортуны: «И вот Фортуны колесо вертИтся вероломно/Из счастья низводя в печаль»[32].

Фортуна, с заглавной буквы Ф, была деянием руки Бога, мистической силы, полностью независимой от действий человека или его эмоционального состояния. Этот акцент на внешних обстоятельствах отражал этап развития культуры, когда людей гораздо меньше нашего интересовали их внутренние чувства[33].

На протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков понятие счастья начинает постепенно эволюционировать из внешнего преуспевания во внутреннее чувство или состояние человека[34]. Когда третий президент США Томас Джефферсон писал свой знаменитый параграф «Декларации независимости» о «жизни, свободе и стремлении к счастью», то в «счастье» он вкладывал значения процветания и достатка. С тех пор счастье более или менее стало обозначать позитивное внутреннее чувство или стремление проживать жизнь позитивно.

Вместе с появлением нового определения счастья произошел еще один важный сдвиг: мы пришли к идее, что люди должны быть счастливы, что счастье – это то, к чему стоит стремиться в жизни[35]. Поначалу счастье признали целью общества, как это было, например, законодательно закреплено в «Декларации независимости США». Но начиная с 1960-х годов западные общества стали все больше воспринимать счастье как личную цель человека и его ответственность. На деле быть счастливым стало социальной нормой и самоочевидной целью жизни[36]. Мы хотим быть счастливыми, потому что наша культура говорит нам, что мы должны быть счастливыми. Мы усвоили мораль, согласно которой нравственность человека обуславливается тем, насколько человек хорошо себя ощущает. Счастье превратилось в священную корову нашего века, идеал, к которому каждый из нас должен стремиться.

Но вот какая штука: счастье – всего лишь чувство[37]. Это изобилие положительных эмоций или общее чувство удовлетворенности условиями жизни или впечатлениями от нее. И хотя, конечно, приятнее получать позитивные впечатления от жизни, нежели негативные, само по себе счастье не гарантирует устойчивого чувства осмысленности, равно как и не позволяет избежать чувства экзистенциального дискомфорта.

Во многих частях света счастье не ставят на пьедестал. Однажды у меня была длительная дискуссия на эту тему с одним китайским профессором психологии, который объяснил мне, что для поколения его родителей понятия личного счастья вообще не существовало. Наоборот, отсутствие индивидуального счастья считалось почетным. Это означало, что человек жертвовал собой в пользу семьи или нации. И такая жертвенность воспринималась как нечто более ценное, чем эфемерное чувство счастья.

Подтверждением этого служит исследование 2004 года, где бакалавров из США и Китая попросили написать небольшое эссе на тему «Что такое счастье?»[38].

Большинство американских студентов подчеркивали важность счастья как основную цель в жизни, в то время как в работах китайских студентов не было никаких заявлений о счастье. Таким образом, первое, что необходимо подчеркнуть, счастье – цель не самоочевидная, его важность разнится от культуры к культуре.

Второе – иметь счастье в качестве своей жизненной цели может оказаться контрпродуктивным, поскольку уменьшит ощущение счастья, которое у вас уже есть. Эрик Вейнер[39] брал интервью у женщины по имени Синтия для своей книги «География счастья»; в свое время она хотела выбрать место, чтобы осесть там, и для этого взяла карту, чтобы вычислить, где она будет счастливее всего[40]. Она хотела жить там, где богатая история, хороший выбор еды, недалеко от природы, лучше всего вблизи гор. В конце концов она выбрала Эшвилл в Северной Каролине, небольшой город, который, тем не менее, имел богатую историю, был окружен горами и природой. Но когда Вейнер спросил Синтию, считает ли она Эшвилл своим домом, та заколебалась. Эшвилл отвечал многим ее пожеланиям, но все еще, по ее мнению, не был для нее оптимальным. Она продолжала искать. Прожив в Эшвилле три года, она все еще считала его «временным жилищем». Вейнер пишет, что это «проблема со всеми летунами-гедонистами наподобие Синтии и многими из нас, американцами, в нашем бесконечном поиске счастья. Мы можем быть счастливы сейчас, но наступает завтра и с ним новая возможность найти лучшее место и лучшую жизнь. Поэтому другие варианты никогда не убираются далеко. Они остаются на столе. А мы никогда не прикипаем ни к чему основательно». Он продолжает: «Я думаю, что это довольно-таки опасная штука. Мы не сможем полюбить место или человека, если одной ногой мы всегда стоим за порогом»[41].

В своем желании получить наибольшее количество счастья из каждого жизненного обстоятельства люди, которых опрашивал Вейнер, не могли посвятить себя полностью хоть чему-нибудь, отдаться этому, принять на себя обязательства, и в конце концов они теряли способность просто наслаждаться жизнью. И это отнюдь не единственный пример того, как погоня за счастьем может оказаться контрпродуктивной. Психологические исследования показывают не только то, что люди, полностью посвятившие себя достижению максимального уровня личного счастья, в конце концов меньше всего наслаждаются жизнью[42], но также и то, что исключительная концентрация на личном счастье может навредить дружеским связям, которые зачастую и бывают тем самым источником счастья[43]. И наконец, превалирование культурной нормы, что каждый должен быть счастлив, усложняет для нас задачу достойно справляться с неизбежными несчастливыми моментами нашей жизни[44]. И тогда чувствовать себя несчастным превращается для нас в двойное бремя: мы не только ощущаем себя несчастными, мы также испытываем вину за то, что нам не удалось жить в соответствии с культурной нормой, которая требует от нас быть счастливыми.

Что, если счастье не является главной целью жизни, как мы думали? Мы ценим многие вещи – любовь, дружбу, достижения, способность выразить себя – не потому что они дают нам приятные ощущения, а потому что они сами по себе обогащают нашу жизнь, и мы ценим их ради них самих[45]. Ценность дружбы, например, не в количестве положительных эмоций, полученных от нее. Ее ценность в особенности проявляется во время непростых жизненных моментов, когда, например, ваш друг серьезно болен, или проходит через кризис, или когда ему нужна поддержка. Мы ценим своих друзей и в трудные времена, зная, что наша поддержка взаимно обогащает нас, даже если это далеко не игры и веселье. Люди – сложные существа; мы ценим в жизни гораздо большее, чем просто наличие или отсутствие положительных ощущений[46]. Счастье – это хорошо, но делать его исключительной жизненной целью – значит оскорбить все богатство того, что люди ценят в жизни.

Учитывая все вышесказанное, конечно, трудно отказаться от счастья как своей цели, поскольку наша культура полна посланий, напоминающих нам о том, что мы должны быть счастливы. Включите телевизор: там целая индустрия улыбающихся, здоровых, красивых людей продает нам счастье, как фасованный продукт. Не дайте себя одурачить этим лжепророкам. Не жертвуйте хорошим в жизни ради тщетной надежды стать еще счастливее. Счастье – всего лишь чувство. И все. Побочный продукт достижения чего-то значимого, а не самоценность. Соответственно, погоня за личным счастьем – негодный ответ на вопрос о том, что может сделать нашу жизнь по-настоящему ценной и значимой.

Счастье и хэви-метал: все сложно

И в 2018, и в 2019 годах «Всемирный доклад о счастье» назвал Финляндию самой счастливой страной в мире[48]. Когда удовлетворение жизнью оценивается в мировом масштабе, Финляндия и другие страны Северной Европы, такие как Швеция, Норвегия, Дания и Исландия, – все входят в верхнюю десятку, получая высшие места за стабильность, безопасность и свободу. При погоде с температурой, которая регулярно опускается ниже нуля, и городами, которые погружены в постоянную темноту в зимнее время года, что делает финнов такими счастливыми? Оказывается, огромное количество тяжелого рока.

У хэви-метала не лучшая репутация, но только не в Финляндии. Если поп-музыка символизирует расцвет любви, то тяжелый рок – это ее мрачный кузен; и в Финляндии, стране, которая известна своими темными и холодными зимами, хэви-метал-групп больше всего в мире: примерно шестьдесят три на каждую сотню тысяч человек[49]. В Финляндии хэви-метал – король: он доминирует и на ведущих радиостанциях, и в караоке-барах. Самая популярная группа всех времен, царь среди царей – Children of Bodom[50], концерты которой проходят с аншлагами от Хельсинки до Рио-де-Жанейро. Тут есть противоречия между количеством счастливых металлистов и данными о счастье и депрессии в Финляндии.

Основываясь на опросах института Гэллапа, во «Всемирном докладе о счастье» 2019 года людям из 156 стран предложили «оценить их жизнь в данный момент по шкале от 0 до 10, где наихудшая – это 0, а наилучшая – 10»[51]. Именно ответ на этот вопрос дал финнам высочайшие мировые результаты. И такое место в списке для Финляндии неудивительно, поскольку в сравнении с другими странами у них есть сильные социальные факторы, которые, как мы знаем из исследований, важны для людей, чтобы они испытывали чувство удовлетворения от жизни: свобода от ежедневной борьбы за кусок хлеба, развитые социальные службы, свобода от притеснений и доверие правительству[52].

Однако есть нечто большее в счастье, чем просто удовлетворение жизнью. Некоторые считают, что под «счастьем» мы больше имеем в виду положительные эмоции. Если мы посмотрим, кто больше всего испытывает положительных эмоций, то таблица перевернется и такие страны, как Парагвай, Гватемала и Коста-Рика, оказываются самыми счастливыми местами на Земле[53]. Финляндия оказывается далеко от верхних строчек, потому что финны пользуются репутацией скромных, незаметных людей, которые редко показывают свои эмоции. Есть старый анекдот: финн-интроверт, говоря с вами, смотрит на свои ботинки, финн-экстраверт смотрит на ваши.

Мы можем еще больше запутаться, если посмотрим, как распределились страны в вопросе депрессии. По некоторым позициям, например, по показателю случаев депрессии на душу населения, такие страны, как США и Финляндия, близки к верхним строчкам списка[54]. Несмотря на то что в подобных международных сравнительных исследованиях присутствуют значительные искажения, они, тем не менее, демонстрируют, что показатели депрессии в Финляндии близки к среднеевропейским значениям[55], и это означает, что Финляндия далека от того, чтобы быть лидером в деле профилактики депрессии. И это парадоксально, что одна и та же страна может занимать верхние строчки как по показателю счастья, так и по показателю уровня депрессии.

Из этого можно сделать вывод, что как такового понятия счастья не существует. Эмоциональная жизнь человека сложна. Удовлетворение жизнью не то же самое, что положительные эмоции, а положительные эмоции – это не просто отсутствие негативных эмоций и депрессии. Если под «счастьем» понимать преобладание положительных эмоций (и здесь мы пока не берем их проявление), тогда Финляндия не самая счастливая страна. Если счастье – это отсутствие депрессии, Финляндия не самая счастливая страна. Но если счастье – это общее довольство условиями жизни, тогда Финляндия вместе с другими странами Северной Европы, возможно, действительно самые счастливые места на Земле.

Было бы легкомысленно отрицать важность влияния тяжелого рока на благосостояние финнов. Для страны, которая гордится сдержанным нравом своих жителей, хэви-метал бросает вызов этой характеристической сдержанности и предлагает катартическую разрядку. Подобная музыка будто канал для сброса негативных эмоций, где лучше проорать их, нежели подавить. На самом деле это может быть даже важнее, чем мы можем себе представить. Для эмоционального благополучия человека важно, чтобы он мог выражать различного рода эмоции. Подавление негативных эмоций – таких как катартический гнев, присутствующий во многих песнях тяжелого рока, – редко бывает полезно на практике, как ни парадоксально, чаще ухудшает личное самочувствие[56]. Культура, подавляющая или относящаяся нетерпимо к выражению негативных эмоций, нездорова и может негативно влиять на благосостояние человека. Соответственно, важно проявлять весь спектр эмоций. И хэви-метал может быть отличным способом их пережить. Вопрос вот в чем: если металлист орет в занесенном снегом лесу, услышит ли его кто-нибудь? И тут уже неважно, услышит кто или нет, вероятно, он все же будет в лучшем контакте с самим собой и своими эмоциями, нежели его закутанный кузен, постоянно натягивающий на свое лицо вымученную улыбку.

Дело не в деньгах

Люди часто делают одну ошибку: они ставят знак равенства между счастьем и финансовым успехом. Такое мышление играет на руку только рекламным агентствам и корпорациям, продающим те самые продукты, которые для вас являются ключом к личному успеху. Исследования показывают, что только на нижних ступенях шкалы доходов деньги помогают ощутить счастье. Люди, которые не могут заплатить за квартиру или продукты или же не могут удовлетворить большинство своих базовых потребностей, чувствуют себя гораздо несчастнее тех, кто может, и для них дополнительный приход значим.

Как только ваши базовые потребности удовлетворены, материальные блага перестают напрямую влиять на счастье[57]. Несколько исследований показали, что после определенной точки уровня доходов деньги и материальные блага лишь незначительно влияют на ощущение счастья или не влияют вообще. При этом несколько самых последних исследований показали, что существует определенный уровень доходов, после которого положительные эмоции у людей и их удовлетворение жизнью, наоборот, начинают снижаться[58].

В Северной Америке такая точка для чувства довольства жизнью оценивается в 95 тысяч долларов, для положительных эмоций – 65 тысяч долларов. В Западной Европе поворотная точка равна 100 тысячам долларов и 50 тысячам долларов, а в Восточной Европе 45 тысяч долларов – поворотная точка для чувства довольства жизнью и 35 тысяч долларов – для положительных эмоций.

Когда многие промышленно развитые страны достигли значительных финансовых успехов, это не принесло больше счастья, о чем пишет американский социальный психолог Джонатан Хайдт: «Хотя уровень богатства во многих промышленно развитых странах за последние пятьдесят лет вырос вдвое, а то и втрое, уровень счастья и довольство жизнью, основываясь на показаниях людей, не изменились, а депрессия стала встречаться чаще»[59]. Как только люди привыкают к новому уровню материального благосостояния, их счастье, которое они испытывали от него до этого, улетучивается; блага, до этого бывшие в новинку, становятся нормой и со временем начинают восприниматься как нечто само собой разумеющееся, и так до тех пор, пока на рынке не появится техническая новинка или предмет роскоши и все захотят обладать ею.

На первый взгляд, большинство из нас, возможно, могло бы противостоять консьюмеризму[60] и материализму и не ставить их целью своей жизни. Если нас спросить, обычно мы объявляем в качестве источника нашей мотивации нечто более грандиозное. Но за этой ширмой чаще скрывается совсем иная история. Возможно, нам трудно будет это признать, но многие из нас привержены этой гедонической карусели, где счастье всегда кажется на расстоянии вытянутой руки. Как пишет Чак Паланик в своем «Бойцовском клубе»: «У вас есть класс сильных молодых мужчин и женщин, и они хотят посвятить свою жизнь чему-то. Реклама заставила этих людей гнаться за машинами и одеждой, которые им не нужны. Поколения работали на работах, которые они ненавидели, чтобы иметь возможность купить то, что им на самом деле не нужно»[61].

Рекламная индустрия – это пропагандистская машина с оборотом в 2 миллиарда долларов[62], у которой всего лишь одна цель: заставить вас чувствовать, что ваша нынешняя жизнь ущербна. Заставить вас почувствовать, что то, чем вы обладаете на данный момент, недостаточно. Консьюмеризм прекращается ровно в тот момент, когда вы становитесь довольным своей жизнью, когда вы говорите: «Мне ничего не надо. У меня уже все есть». Это то состояние, к которому нас стараются вести многие религиозные доктрины: от христианства до буддизма. Но в наш секулярный[63] век вера такова: лучше потратить миллиарды на то, чтобы не дать кому-то прийти к такому состоянию.

Сегодня более чем когда-либо ранее мы стоим перед таким огромным количеством конкурирующих между собой продуктов, что нам легко поддаться искушению и попасться в эту ловушку счастья. Мы превозносим идеи свободы и выбора, хотя знаем, что окружены тем, что может навредить нам или привести к зависимости. Ирония современной жизни состоит в том, что чем больше вариантов выбора у нас есть, тем меньше мы уверены в своем выборе. Если у вас есть возможность не делать выбор, скорее всего, вы так и поступите. Американский психолог Барри Шварц говорит об идиосинкразии[64] как о «парадоксе выбора»: мы высоко ценим выбор и мечтаем о нем, несмотря на то что слишком много вариантов могут подорвать наше чувство счастья[65].

Нашим предкам не приходилось сражаться с подобной дилеммой, как это сейчас делаем мы. Голод случался намного чаще, чем периоды, когда можно было выбирать из различных заманчивых блюд. Наилучший способ противостоять бомбардировке ежедневных выборов – это стать тем, кого Шварц вслед за лауреатом Нобелевской премии, экономистом Гербертом Саймоном зовет «удовлетворитель потребности».

Это означает следующее: оценить представленные для выбора варианты, выбрать тот, который удовлетворяет потребность или просто «подходит», и жить дальше своей жизнью[66]. Перестаньте пытаться максимизировать выгоду от каждой детали вашей покупки или вашего решения – это только приведет к стрессу, сожалениям и неудовлетворенности[67]. Вы можете потратить свои время, энергию и ресурсы на что-то более значимое. Но для того чтобы противостоять тому мощному влиянию, которое оказывают на ваши жизненные идеалы постоянные бомбардировки рекламой, нужно обладать сильным внутренним компасом. У вас должны быть такие четко определенные и самостоятельно выбранные идеалы и жизненные цели, которые будут настолько выдающимися и настолько сильными, что вы сможете сохранить свою целостность даже в переполненном рекламой обществе. А для этого важно осознать, что именно делает вашу жизнь значимой и осмысленной: за всем этим поверхностным глянцем, за наличием или отсутствием последних дорогих прибамбасов ваша жизнь, возможно, уже обладает чем-то, что может сделать ее значимой и осмысленной.

Много людей в большинстве обстоятельств считают свою жизнь значимой, несмотря на периодически посещающие экзистенциальные сомнения. Когда я рассказал профессору Лауре Кинг, одному из ведущих психологов-исследователей смысла жизни, что я пишу книгу на эту тему, она тихонько отвела меня в сторонку (это было в коридоре дворца конгрессов в городе Портленд) и дала мне мудрый совет: «Никогда не говори людям, что их жизнь бессмысленна, это будет безответственно, потому что десятилетия разные исследования демонстрируют обратное». В авторитетной статье, опубликованной в 2014 году в журнале «Американский психолог», Лаура Кинг и профессор Ратгерского университета Саманта Хайнцельман опубликовали обзор международных исследований и других доказательств, показывающих, сколько людей в среднем наделяют смыслом свою жизнь[68]. Выяснилось, что много. Когда среди американцев в возрасте за пятьдесят был проведен широкий опрос о том, видят ли они смысл в своей жизни, 95 процентов ответили утвердительно[69]. В другом исследовании людей просили оценить по шкале от 1 до 5 (где 1 – совершенно не согласен, а 5 – согласен полностью) свое согласие с таким высказыванием, как: «В моей жизни есть вполне определенный смысл». Средний балл составил 3,8[70]. Данный тренд наблюдается также и за пределами США.

Как уже отмечалось раньше, 93 % из 140 тысяч людей из 132 стран, участвовавших во всемирном исследовании института Гэллапа, на вопрос о том, «есть ли в их жизни смысл или обладает ли она какой-либо значимостью», ответили утвердительно, а в некоторых наиболее бедных странах этот процент еще выше[71]. Другие исследования показывают, что люди, у которых есть различные проблемы со здоровьем, например рак, все равно находят в своей жизни смысл и считают ее значимой[72].

Кинг и Хайнцельман пишут: «Свидетельства различных репрезентативных исследований, а также комплекс исследований, использующих как традиционные, так и новейшие измерительные критерии для определения смысла жизни, определенно указывают на один и тот же вывод: в жизни есть смысл»[73].

Вне зависимости от абсурдности существования и того факта, что в космическом масштабе жизнь в общем и целом незначительна, мимолетна и быстротечна, большинство людей часто ощущают свою жизнь осмысленной и значимой. Должны ли мы тогда сказать, что много людей в действительности ошибаются? И возможно, наша задача – раскрыть для них мрачные экзистенциальные реалии? Этот имманентный парадокс часто возникает как развилка на пути различных психологов и философов. Определенные философы убеждают, что люди ошибаются, когда так высоко ценят свои жизни, и что их нужно ткнуть носом в абсурдность бытия. Психологи зачастую, наоборот, без колебаний принимают оценку, высказанную людьми: если человек считает, что его жизнь имеет смысл, значит, жизнь действительно имеет смысл. И хотя я принимаю сторону профессора Лауры Кинг и психологов и убежден, что мы должны верить тем людям, которые сказали, что их жизнь имеет смысл, тем не менее важно посмотреть в корень этого очень свойственного для человека парадокса[74].

Парадокс между абсурдностью бытия и тем, что люди наделяют свою жизнь высоким уровнем смысла, заключается в том, что мы не до конца правильно понимаем смысл самого вопроса. Если быть точнее, мы смешиваем друг с другом два разных вопроса. На один из них мы уже, по всей видимости, не сможем найти ответ, и потому столкновение с ним обычно приводит нас к экзистенциальному кризису. На другой вопрос все еще есть устойчивый, жизнеутверждающий ответ, и через него мы ощущаем жизнь как имеющую смысл. При этом нам необходимо понять, что первый вопрос – «В чем смысл жизни?» – это побочный исторический продукт западного мышления, и появился он всего лишь за несколько последних веков. Времена изменились, но мы все еще пытаемся найти смысл, существовавший только при старом мировоззрении, от которого человечество уже отказалось. Таким образом, наш современный кризис смысла есть не что иное, как вполне понятная ошибка, если принимать во внимание историю развития интеллектуальной мысли западного общества. Эту ошибку нужно скорректировать. Следующую главу мы посвятим этой коррекции, но для этого вначале нам необходимо разобраться, почему люди так озабочены поиском смысла.

Рефлексия – проклятие человека, требующее поиска смысла