Я, Дикая Дика. Роман. Часть I

Наверное, я плохой человек. Меня легко обидеть

Вчера мне исполнилось девятнадцать лет. Да, девятнадцать – это не восемнадцать. Это… другое? Не знаю пока. Родаки (или лучше сказать – предки?) подарили мне всякой шняги. Думают, я счастливей буду, и посчастливев, забуду всю эту пижню, называемую панк-рок.

Радуют тока подаренные полунищими друзьями Зелый Баяц и Мрасный Кедведь. Я и не хотела идти пить с ними… но вроде положено, встала и пошла. А накануне в одиночестве так надралась на своей личной хате… Но ничего, отоспалась, кое-как поднялась от звонка Русого – помнит, оказывается, что я Деньрожденец. Но больше не пила, сидела тихо. Друзья нажирались активно, а я пива чуть-чуть, и крохотный кусочек торта… торт раскрошили, насвинячились, измазались по уши в зелёном творожном креме. Ржали и валялись по земле. А когда надумала позвать кого-нибудь на ночевку, никто уже не согласился – кто слишком пьян, кто поднадзорный у предков. Ну и пес с ними. Села в такси, улыбаясь в растаманской шапке, свежеподаренной, черных джинсовых шортах поверх фантазийных колготок с малиновыми цветочками и в косухе. Из нагрудных карманов смотрели Мрасный Кедведь (красный медведь) и Зелый Баяц (белый заяц, соответственно). Вот и всех радостей…

Дома записала в дневник ощущения от прожитого:

«День рождения – и все уроды

Ладно ещё хоть так. А раньше ведь до того тошно бывало! Сейчас помогает, что закалённая – точно знаю, что рассчитывать на чудеса и радости не надо, а расслабиться, и будь что будет. Иначе заплюют тебя же за то, что ты деньрожденец. Напьются, нажрутся, на тебя начхать всем в принципе. Обидно!!! Хоть вой. Я и выла. Все уроды такие, как будто меня нет просто. Начинаются все эти разборки между собой, ржачки всякие, подарки норовят такие подарить, что сразу насквозь видно – «на, отвали, наливай скорее!» Не так это, конечно, для них – они же мне дарят чё-то! Внимание, и прочее, но… пустота за этим. Боже, боже – и никто никогда не пожалел мою чувствительность! Я ведь всегда ждала от этого дня чего-то такого… Такого! А они… И реветь. И это не капризы, нет, это боль моя – нужна ли я кому на свете на самом деле? Не потому что вот раз познакомились и мало-мальски сошлись в каких-то точках – значит, будем дружить. Не потому, что я трахаюсь классно. Не потому, что я наливаю щедро – а ведь и того не понимают, что я от доброты, а не потому, что бабло позволяет – так и чё же ей, богатой еще делать? То есть, наливать им и делать хорошие подарки – это не само собой, а от души, понимаете?

Не потому, что они меня родили и растили, и не потому что я человек хороший (или не хороший – кому как!) – а потому, что это Я, именно я… и пофигу, хорошая или плохая, а за сам факт, настоящей любовью… не за то, что… Дочь, подруга, любовница – а лишенная какой бы то ни было роли – Я, сама я, кому нужна? Без мифов и легенд обо мне, без лица… Я – нужна кому? Ну, хоть в день рождения, ведь я без кожи в этот день – любите меня, кто-нибудь! Меня, ну, пожалуйста… и почему надо выпрашивать. Так мало того, ещё и просишь – а они не понимают. Нет. Не нужна Я никому.»

Ночь, со вторника на среду. Ткнула кнопку подсветки на мобилке – 3.35. Открыла балкон, села на брошенную подушку, вытянула из-под батареи заныканные «More», закурила. Почему такая гадость, ведь раньше это были мои любимые сигареты, тогда, еще в другой жизни. Перейду на «Saint Georg». Дёшево, приятнее… А впрочем, я опять играю в не себя, Я же не курю…

Мне больно. А курить по ночам так приятно, что аж слезы по лицу. Холодный циник, Дика Жестокая плачет. И никто не видит. Вот и хорошо, не надо.

Сказать бы, чего мне надо? У меня есть всё. Но как это и бывает – увы, банально! – у богатеньких девочек – хандра. Да, пусть будет просто хандра, сплин. Доход моих родаков – тысяч по восемьсот-лимон в месяц у отца, и шестьсот-семьсот у мамы. И я – единственная. Сводная сестра по отцу в Дании, бутик содержит. Её просто нет.

А мне больно. И я пытаюсь навредить им изо всех сил.

Я с ума схожу. И сигареты гадко-горькие! Вдыхать дым так больно и приятно.

Завтра мне в универ. Вот опять же – могла бы поступить и на бюджет, но как-то не хотелось во-первых, воровать место у того, кто не найдет средств на коммерческое обучение, а во-вторых… чё во вторых-то?? А, да! Просто я – раздергайка. А какой смысл стараться учиться в школе, которой папа подарил ремонт, и шубу завучу, еще чего-то там, я не знаю. Я предпочла «морально разлагаться». Деньги ведь портят. Хорошо, просто отлично, что они есть. Что их так много. Они дают мне возможность выпендриваться безбожно, хамить, курить сигареты по триста рублей и даже сигары – у папы тыря – и тут же снимать последствия от них у опытного гомеопата. Лёгкие слабые от рождения, может, потому, что Александровна, у нас по науке об именах слабая дыхательная система.

А заодно и кормить оборванцев-друзей сыром, и поить отличным портвейном, который им без меня и не приснился бы. Равно как и дарить всем всё, включая себя. Я не рекламирую свои непустые карманы, но и сорю бумажками феерично. У меня ведь их до финты, а хорошие ребята голодные шляются, и мечтают годами о чем-то, что для меня повседневно. Они не хотят работать и зарабатывать, я тоже не хочу – но мне и не надо. Так, например, мобилы я теряла раз пять. Ну ещё бы – «их ведь так нещадно воруют в универе»!

Конечно, узнав с кем я вожусь, мама пыталась истериковать, а папа «лишил» карманной мелочи. Оставил только на обеды и дорогу. Ну, и типа там на колготки с помадой. А равно как «непредвиденные расходы» – мало ли, вдруг презерватив срочно!

Тут я усмехаюсь собственным воспоминаниям – он думал, мой бедный папа, что я застрадаю. Однако, отлично зная, почем фунт лиха, и что такое голод и холод, я продолжала жить припеваючи. Ведь в сумме всех «строго подрасчётных» бумажек выходило что-то в среднем рубликов пятьсот в день. Чего же тут не жить?! Эх, а хотели ведь дома закрыть! Да лучше бы… своей воли нет, отказаться, не бегать за Ним…

Я едва успела докурить и страшно озябнуть, когда мобильник выдал изощренную какофонию:

– Да, Ветер!

– Янк, привет! Не спишь! – и так утвердительно, точно знает!

– Не сплю.

– Выходи?

– Выхожу.

Встала и начала одеваться безо всяких мыслей. К чему они, меня же Ветер зовёт! Только он меня Янкой и называет. Как жена Тургенева. Я хотела бы слышать это имя почаще, но не решаюсь попросить… Натянула неглядя майку, джинсы, балахон, косуху. Подумала, и ещё подкрасила глаза – вдруг внимание обратит, а в ночном освещении небрежно растушеванная черная подводка очень эффектно оттеняет мои тёмные глаза. Подошла к двери, но вспомнила про незакрытый балкон. Как там на улице с погодой? Октябрь… Хоть и неприлично тёплый – бабье лето никак не хочет покидать землю! Выглянула – вот он, Ветер, сидит на лавочке, не курит и смотрит под ноги, сгорбившись, как больной. А погода – дрянь. Мелкий какой-то сквозняк, и сыровато. Чтож, вернулась, под балахон натянула водолазку, подумав у шкафа влезла в колготки, запихнула в торбу носки для себя и заныканые папины – для Ветра. Туда же сигареты и коньяк во фляжке. Косуху бросила на кресло. Одела старое длинное пальто.

Я уже держала на весу ботинок-«гад», когда мамин голос из-за приоткрытой двери заставил вздрогнуть:

– Ивана, ты спишь? Завтра в универ, не забывай!

– Да-да, мам, сплю конечно! – сказала я сонным голоском.

– Дверь прикрой нашу, чтоб кошка не лазила! – ответила она, успокаиваясь.

Я прикрыла. Замерла, постояла. Перевела дух. Всё. Ухожу. Утром она всё поймет, как всегда. Потом накажет. Потом.

– Привет, любовник! – хотела его обнять, но он отвернулся недовольно. Ага, знаю, перед Гдетыгдеты стыдно! А нахрена тогда со мной трахаться!! Это совесть позволяет? Да я не в обиде. Села рядом.

– Ну, что скажешь? – надоело молчать.

– Что? – таким тоном, будто всё само собой, так и надо, а я спрашиваю не в тему.

– А, ну да! – киваю, делов-то!

– Может, потрахаемся?

Он качает головой не глядя на меня. Хе, да я и не хотела!

– Чё подарили?

– Когда? – черед издеваться мне.

– Никогда. На днюху, конечно!

– О-о, не описать!

Блин-н-н, мне зудит его поцеловать, я ведь постоянно хочу его! Его запах, звук его голоса, тихие жесты, тонкие пальцы… А он… Эх! Убить чтоль, Гдеты? Да что ж тогда делать? Не смогу я с ним быть, владеть полноправно – тяжко!

Опять все эти его штучки – встал и пошёл молча.

– Куда? – выравнивая шаг под него, беру за руку. Несносный человек, если не знать, можно очень сильно обидеться, подумав, что он так отшивает. Но я знаю уже слишком хорошо, что он псих, и не принимаю на свой счет. Понять его нельзя, можно лишь принимать либо нет.

– Ко мне.

Пожимаю плечами. А говорил – не хочет. Ну и в пень.

– Да! – хватаю визжащую мобилу – папа.

– Иванка, ты где?!!

– Я? … Э-э… на улице! С Ветром.

– Чего? А почему не дома? Где? Далеко ушла, нет? Я сейчас приду – убью!

– Ага, пап, спасибо! Я утром в универ, не волнуйтесь, чё как в первый раз!

– Иванка!! Ива! – чё-то ещё, я не слушаю. Да всё то же самое.

– Хе-хе, уже потеряли! Пошли отсюда скорей. Сейчас папа выйдет!

Оглянулась – окошко светится. Помахала на прощание – ведь по-честному, не знаю, когда вернусь! Сволочь я, измываюсь над родными. Эхе-хе…

Скоро я заметила, что Ветер ведёт меня куда-то совсем в другую сторону от своего дома, тёмными пустыми переулками. В одной только подворотне два бомжа замолчали, набыченно уставились. Но Ветер их будто даже и не видел, волоча меня за собой. Я даже немного испугалась – вот кто скажет, что ему в голову придёт в следующий момент? Хотела было в лицо ему заглянуть, но он шёл так быстро, что я неслась за ним вприпрыжку, как Пятачок за Винни-Пухом. Он ведь выше меня на полторы головы, даже ссутулившись, сволочь этакая. Подумала – и спрашивать не стала – пусть будет сюрприз для меня! Вчера ведь с Днем рождения он меня не поздравил! Я очень обижалась, ну никак не могу привыкнуть к этим мерзким манерам – при том, у него всё так естественно, так само собой – не поздравить, не сказать. Обижаться нельзя – бесполезно, хочешь общаться с Ветром – привыкай. Он так живёт, и точка. В своём мирке, не всегда соприкасающемся с нашим. Меня этот мирок завораживает, и я всё пытаюсь проникнуть в него, постигнуть его главный закон, как у Ветра внутри всё это происходит. Я исследую его, но чаще всего остаюсь в дурах, ведь моё мышление нормально, не исковеркано шизофренией. И даже если я тоже свихнусь, я не постигну Ветра. Потому что тогда внутри меня возникнет мой мирок, непостижимый ни для кого.

Размышляя, я не заметила, как он остановился, и врезалась в него с наскока:

– Блин!! Чё, всё, пришли?

– Пришли. Смотри!

Я остановилась, замерев на краю смотровой площадки: прямо предо мной возник из ниоткуда Мёртвый город, по-другому не скажешь. Чёрные бетонные стены, среди которых ветер прячась, короткими перебежками подбирается к нам. Шпионят тени, перешёптываясь, следят – «кто такие, откуда?» Что надо в их городке?

– Ветер… – тихо прошептала я.

– Что? – шёпотом ответил он.

– Ветерок, а он настоящий?

– Город? Да. Только мёртвый. Пойдём, посмотришь! Он такой, как если бы я его придумал!

– А может, так и есть?

– Нет, он чужой! Но пустит нас погулять, потому что знает – я здесь не зря! Да и ты, понимаешь ведь его?

– Да, – прошептала я, заворожено и страшно прижимаясь к Ветру.

Спустились по ржавой лесенке вниз, на потресканный разбитый асфальт. Тихо крались между домами спящими в коме, по бурьяну, стараясь не шуметь, аккуратно раздвигая буздыли сухостоя. Я во все глаза смотрела на эти чудеса… боже, да откуда в Уфе такое?

– Гань, это какой вообще район?

– Район? – молчит, идет вперед, не выпуская моей руки.

– Ну, и? – напоминаю о себе, когда надоедает ждать.

– Это не район… это ваще просто глюк! – повернулся, блеснул глазами. Страшный, как вампир. Я обалдела на секунду от такой невиданной красоты – какой он всё-таки! Совершенство!

– Расслабься, нет здесь ничего! Хозяин не спит, бредить не станет.

– А… ну, ладно, договорились!

Пусть будет так. Мне неожиданно уютно с ним здесь. А ведь дома, в спокойной и привычной обстановке бываем такими чужими, такими ненужным, тягостными… А ветер подобрался и набросился, шутя, резко на спину, осыпал сворой листвы, взметнул волосы во все стороны, поцеловал взасос в шею, и улетел прочь, хихикая. Я засмеялась, приглаживая волосы. Ветер и Ветер… в этот момент я любила его больше, чем когда-либо!

– Ну, ладно, давай здесь посидим, надоело ходить! – остановился мой милый.

– Можно, нет? – крикнул, подняв голову к чёрному небу. В ответ оно уронило на нас несколько слёз дождя – с совершенно чистого свода! Ветер довольно кивнул, сделал два шага в сторону от асфальта, и сел на голую площадку под бетонную стену. Я опустилась рядом, по его пригласительному жесту. Осмотрелась – справа невероятно раздолбанный дом, будто после бомбёжки, за ним возвышается дворец заброшенного завода. Слева бурьян, непролазная чёрная стена. Где я… ма-ма…

– Не мерзнешь? – спросил, поёживаясь любимый.

– Да так…

– А я ваще, блин, надо было одеться получше!

А он всегда так. У него кровообращение нарушено от препаратов дурдомовских.

– Давай, палок наломаем, костёр запалим.

Я неопределённо пожала плечами – неохота, нафиг. А «палок» – давай, наломаем!!

– Прикинь, надо! – усмехнулся он. – Не в жилу как-то по такому холоду трахаться, а если погреться…

Вот гад, знает, чем зацепить! Да, я хочу его больше, чем он меня. Я и люблю его больше. И я поднялась, и пошла ломать бурьян. Битое стекло и железки хрустят под ногами, жутковато заходить в эти требеня. Только шум ломаемых Ветром хворостин успокаивает. Притащили по первой партии, я повернулась было идти за второй, но любовник тронул за плечо. Повернулась – он протягивал мне коньяк. Я не очень обрадовалась – лучше бы полазить посмотреть что здесь да как! Отхлебнула, конечно. «Опять тупо пить… нахрена же тогда притащились, могли бы и во дворе насвинячиться…» – ныла я про себя, тащя второй «хвороста воз». Свалила его в кучу, мрачно посмотрела на Ветра, отхлебывающего добрый глоток. Протянул мне, глаза горят, как у кота. Я хлебнула, а он вдруг отобрал у меня бутылку. Допил остатки, зашвырнул подальше в бурьян.

– Упс… извините! – крикнул в темноту вслед стекляшке.

– Иди-ка сюда! – и притянул меня к себе грубым движением. Что, уже? Я удивленно подалась навстречу – хочу до безумия, вся кровь взбесилась от его запаха!

– Нахрен этот костёр, потом… – поспешно стягивая с меня джинсы, бормочет он. – Мадам, давайте лучше трахаться!

– Мадемуазель… – поправляю я автоматически. – Давай…

– Нет уж, мадам, ты же жена моя… сучка! – шепчет он, целуя везде, где достает. Пальцы жадно проникают в трусики мне.

– Да ты уже вся мокрая, ага!

– А сам-то! – делаю ответный жест.

Он валит меня на косуху.

Потом… фрагментами: вот я кричу задыхаясь от дикой смеси счастья и протеста. Вот мы пьем, еще не одевшись – и нам не холодно, нам жарко! Вот снова трахаемся. И краем глаза вдруг улавливаю, что мы здесь не одни… мне совершенно параллельно это, я вот-вот поймаю оргазм…

В волосах путается мусор, по щеке течет кровь неожиданно… он жадно слизывает. Я слизываю остатки с его губ. Отдышались, запалили-таки костёр.

И уже мы не одни…

– Дика, у нас гости…

Да я уже заметила. Их было… трое? Или пятеро? Или их вообще не было!

Присмотрелась – это же те, которые подглядывали! Нерешительно жмутся, хотят к костру – и боятся. Они же свет, кажется, плохо переносят.

– Эй, идите сюда! – машу им рукой. Наклоняюсь и целую Ветра.

– Ага, это же мы у вас в гостях! – напоминает им Ветер. Притягивает и целует меня. Приходит мысль, которую я почему-то хорошо зафиксировала – «А с Ленкой бы ты так не смог! Чего ваще эта твоя облезлая шкура понимает в любви к Тебе!!»

Они обрадовались – типа, да, точно! Вышли к огоньку – ма-ма, ну и уроды! Один ваще с рогами…

– Чуваки… это! – изрекаю я. Прикол.

– Выпить есть у вас?

Они тихо качают головами.

– Чуваки, а вы чё, немые?

– Дика, они не немые, они говорят, но слышат не все!

– Ну и хрен с вами… – проворчала я, садясь на землю. Пусть себе!

Следующий момент – мы все вместе – я, Ветер и рогатые чуваки отплясываем вокруг костра. Прыгаем через огонь, эти ржут, гогочут как-то не по-нашему. Я ухохатываюсь просто – ну до чего же весело!! У них оказывается ещё и хвосты!

Потом они-таки раздобыли выпить.

Наверное…

Лежу на земле, прикрытая чем-то тяжёлым и тёплым… рядом кто-то дышит надрывно, как астматик или старая собака… почти не холодно… Приоткрыла один глаз – Ветер у костра беседует негромко с этими… смеются… а говорили – не умеют… ага…

…а утром я очнулась в своей постели! Сон… ну вот! Жаль.

Но ноги почему-то грязные! И трусики в зеленых полосах от травы… Wow…