У юных леди просим мы прощенья.
Святоши пусть покинут помещение.
Ханжа, заткните уши поскорей.
Любовь, любовь — мы переходим к ней ...
(к/ф "Трест, который лопнул")
От работы отъехал злой, как хорёк. Во-первых — ненавижу делать чужую работу. Но за меня никто свою работу делать не будет. Пришлось самому шарить по и-нету и обзванивать кучу магазинов и оптовых контор. Во-вторых — Ксения, оказывается, уже всё обзвонила. Нужного цвета действительно нет. Нигде. Совсем. Поэтому я ненавижу клиента, которому приспичило сделать рекламные стенды именно такие и никакие иначе. А ещё ненавижу себя. За то, что пообещал сделать всё в точности. Рву с места на светофорах, движок ревёт на разгонах, обсигналил зазевавшуюся БМВ... Ещё эту кошку странную сейчас кормить... Впрочем — при мысли о Мурысе злость несколько отходит на второй план. Переключаюсь на то, что сейчас завалимся с ней на диван, я буду её гладить, она будет мурлыкать, спрашивать что-нибудь, а может — расскажет что-нибудь интересное, что увидела днём...
Не дожидаясь лифта, вбегаю наверх, шагая через ступеньку. Открываю дверь. В квартире тихо. Заглядываю в комнату. Мурыся спит, свернувшись калачиком на раскрытом диване. Только её пушистое ушко дёргается в мою сторону. Я не удерживаюсь от улыбки и тихо иду на кухню. После недолгого раздумья достаю упаковку сосисок, ставлю на плиту кастрюлю и начинаю нарезать помидоры. Уже и запах готовки пошел по квартире. Я выглядываю в комнату. Мурыся продолжает спать, только подёргивает во сне кончиком хвоста. Ничего — сейчас проснется. Я накладываю на тарелки ужин, беру мурысину и, сев рядом со спящей Мурой, подношу ей под нос. Она принюхивается и, не открывая глаз, прижимается ко мне. Плавно убираю тарелку и глажу Мурысю по голове. Её глаза всё так же закрыты, но губы улыбаются. Кошкодевочка трётся об меня головой. Я чешу её за ушком, провожу ладонью по её голове... Но, стоит мне прикоснуться ладонью к её спине — Мура окончательно просыпается и, недовольно мяукнув, вскакивает. Хорошо, что я успел поставить тарелку — сейчас бы всё вывалил.
— Киса, ты в порядке?
Мура, сидя по-кошачьи, пару раз моргает спросонья и кивает, не глядя на меня.
— Пошли перекусим.
Мурыся молча встаёт, берётся за мою руку и идёт за мной на кухню. Ставлю перед ней тарелку. Мура сидит, постукивая кончиком хвоста по полу, и глядит мимо своих любимых сосисок. Что-то совсем на неё не похоже. Я уже жую, а она даже не притронулась.
— Жуй-глотай, — напоминаю я словами одной из любимых бабушкиных присказок. Мура как-то сонно берёт с тарелки сосиску, рассеяно откусывает и кладёт остаток обратно.
— Ты что — больше не будешь?
— Буду...
Так же сонно Мурыся доедает сосиску, обнаруживает рядом с тарелкой вилку и принимается тыкать ей в дольку помидора. Я подсаживаюсь ближе и прикладываю ладонь к её лбу.
— Ты не заболела?
— Я в полном порядке!
Мура бросает вилку на стол, вскакивает с табуретки и возмущённо сваливает с кухни. Иду за ней в комнату. Она снова лежит, свернувшись, на диване и поигрывает хвостом. Я подсаживаюсь и кладу ладонь ей на плечо.
— Что случилось, киса?
Мурыся молча берет меня за руку и прикладывает мою ладонь к своей щеке.
— Тебе плохо?
Она пожимает плечами.
— Надю позвать? Может быть — пусть она тебя осмотрит?
— На надо, всё в порядке.
В порядке... Какой уж тут порядок, когда Мурыся так себя ведёт. Ёлки-моталки, только мне не хватало, чтобы она заболела. Тут на работе дел по горло... А Мурыся лежит и понемногу закрывает глаза. Посидев немного, ухожу на кухню. Не успел я помыть одну тарелку — вокруг меня смыкаются девичьи руки.
— Котик, почему ты ушел?
— Мурыся, не морочь мне голову. Со стола я должен был убрать?
— Тебе что важнее — я или тарелки? — возмущается Мура.
— Мурка, не дури. Засохнет — будешь сама отскребать.
Она обижается и уходит опять. На всякий случай убираю её тарелку с остатком ужина в холодильник и опять иду в комнату. На кровати её не видно. Только я вхожу — она выскакивает из угла, обнимает меня и принимается, мурлыча, тереться головой о моё плечо. Усаживаю её на диван и сажусь сам.
— Ты что — устала?
Она пожимает плечами. Я смотрю в её кошачьи глаза.
— Может быть — тебе нельзя столько телевизор смотреть? Всё-таки у тебя глаза...
— Я его сегодня не включала.
— Читала?
— У-у, — качает она головой отрицательно.
— А что же ты делала целый день?
— Спала.
— Что — весь день?! — удивляюсь я.
— Ну... Немножко по комнате шлялась... — пожимает она плечами, держась за мою руку.
— Ты точно не заболела?
— Нет. Котик, ты забыл? Я же кошка.
Я провожу ладонью по серым волосам. Действительно. Она — кошка. Я пытаюсь сделать её своей подружкой, но — видимо — я перегрузил её. Я слишком много хочу от своей кисы. Или не много? Она сидит и молчит. А потом кладёт голову мне на колени, подгибает ноги и поджимает пушистый хвост. И тихо мурлычет. Я снова глажу её по голове...
* * *
— Ты же никуда не уйдёшь, котик? — шепчет Мурыся, когда мы уже легли спать. Она по обыкновению прижалась ко мне.
— Привет, с какого перепугу мне уходить?
— Даже на работу?
— Тю, дура. А есть мы с тобой за что будем?
Мурыся вздыхает и прижимается ещё плотнее, обнимая руками, ногой и хвостом. Но стоит мне коснуться её спины рукой — она отползает к стенке.
— Тебе что — неприятно? — уточняю я. — Ты случаем в выходные на пляже не перегрелась?
Мура пожимает плечами, и я немного успокаиваюсь. Если дело в этом — скоро всё само пройдёт. Хотя странно, что только через три дня вылезло, но чему уж тут удивляться...
* * *
— Женя, так твоя кошка действительно весит около сорока? — переспрашивает Ксения, когда я выхожу из отдела закупок, в очередной раз обсудив неутешительные перспективы по стендам.
— Далась тебе моя кошка... — морщусь я и подтверждаю: — Ну да, где-то так.
— И она не толстая?
— Ну так... Крепенькая, но не более.
— Ничего себе — крепенькая, — ухмыляется Антонина из своего угла. — Может — по-твоему и Катюха — изящная?
— Антонина, в Катюхе, наверно, добрый центнер. А Мурыся мне вот так, когда стоит, — показываю я ребром ладони возле своего плеча. Выхожу, не дожидаясь очередных колкостей кандидатки в пенсионерию, но Анатольевна следует за мной, продолжая добиваться:
— Женя, так чем ты её кормишь?
— Да что сам жру. Пельмени, сосиски, иногда салаты крошу. Чем ещё холостяки питаются?
Ксения отстаёт. На повороте коридора оглядываюсь. Блондинка-кошатница стоит и загибает пальцы, бормоча что-то под нос.
* * *
Вхожу домой с пакетами из супермаркета. Мурыся на сей раз встречает меня с улыбкой, прижимаясь щекой к дверному косяку.
— Добррый вечерр, котик... — мурлычет она.
— Добрый, добрый, — соглашаюсь я. Поставив пакеты, я протягиваю руку и Мура с готовностью подставляет голову. Разумеется — глажу её и осведомляюсь:
— Сегодня тебе лучше?
— Угуу... — растягивает она, ласкаясь к моей ладони.
— Опять весь день спала?
Мурыся обнимает меня обеими руками и трётся щекой.
— У-у... Телевизор смотрела... Немножко... Мррр... Почитала...
Я подхватываю пакеты и иду вместе с обнимающей меня кошкодевочкой на кухню. Аккуратным жестом отстраняю её, и Мурыся остаётся обтирать дверной косяк. Поглядывая на неё с подозрением, начинаю городить нам перекусон. Пока я готовлю, Мура продолжает поиски пятого угла. Потеревшись обо всё, что только можно, Мурыся всё-таки приготовила тарелки, уселась к столу и стабилизировалась, положив руки на стол, примостив на них голову и выжидательно постукивая хвостом по полу. Сидит и с улыбкой глядит на меня. Ставя на стол кастрюлю, не удержался, чтобы не погладить её по спине. Сегодня киса уже не вздрагивает от этого, а довольно жмурится, мурлычет и поднимает хвост. Значит — в порядке. Вот только ест опять без энтузиазма — больше смотрит на меня, чем в тарелку. Я снова переспрашиваю:
— Мура, ты здорова?
— Да, котик, — ласково отвечает моя котейка и, отодвинув тарелку, ложится щекой на сложенные на столе руки.
— Что — решила беречь фигуру? — усмехаюсь я. Она высвобождает из-под щеки одну руку и протягивает её ко мне.
— Тебе же не понравится, если я растолстею.
— Конечно, — соглашаюсь я. — Но, если будешь совсем тонкая — это тоже ни к чему.
Подумав, Мурыся без особого энтузиазма доедает свою порцию и убирает тарелки со стола. Я на всякий случай стою рядом с ней, пока она моет посуду, но тренировки не прошли даром — она уже неплохо действует руками и тарелкам ничто не угрожает. Мурыся ещё и успевает с улыбкой поглядывать на меня. Я улыбаюсь ей в ответ, подмигиваю и иду в комнату переодеваться. Вскоре приходит и она. Потершись об меня головой, моя киса становится коленями на диван, с улыбкой подмигивает через плечо...
А потом делает то, к чему я был совершенно не готов — опускается на четвереньки, закидывает хвост на бок и тихо произносит:
— Мяу.
* * *
Вообще-то это нормально. Кошка, которая не выходит из дома и не видит кота — начинает соблазнять любое подручное существо мужского пола. Лишь бы пахло соответственно. Мурыся и раньше регулярно проделывала то же самое, когда была просто кошкой. Я успокаивал её, как мог. Мама давно советовала её стерилизовать, чтобы она не мучилась, но как-то жалко её было. И вот теперь я смотрю на закинувшую хвост девочку-кошку и лихорадочно соображаю — что теперь делать. И вижу, что трусики у неё влажные на соответствующем месте. Так что сомневаться не приходится — она на полном серьёзе хочет. Хочет, как положено кошке и вообще любому животному. Вот только она уже не животное, но ещё не человек.
— Котик, ну что же ты? Мяу... — капризно зовёт Мурыся, поглядывая через плечо. Подождав ещё немного, она вспоминает:
— Ах — да... — поднимается с четверенек, спускает трусики и снова принимает позу кошачьей любви. Смотрю на неё и понимаю, что, если бы не её хвост... Подхожу и решительно натягиваю ей трусики на место. Она разочаровано встаёт с дивана и кладёт руки мне на плечи.
— Почему, котик? Почему ты не хочешь сделать мне приятное?
— А ты соображаешь, что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты сделал то, что должен. Ты же делал так с девочками. Им это нравилось.
— Киса, а что я по-твоему должен?
— Ну пожалуйста...
— Подожди. Мурыся, ты ведь не глупая, ты должна понимать...
— Мяу... — жмётся она ко мне, и я едва успеваю перехватить её руку, норовящую нырнуть куда не следует. Черт побери — она-то видела, как я развлекался с подружками...
— Прекрати, — строго требую я.
— Но почему?
— Потому, что ты — кошка!
— Но ты же котик!
— Тогда где у меня хвост?
— А я видела передачу — есть кошки без хвоста. Бобтейлы называются.
— А уши?
— Ну бывают...
— А глаза? У тебя глаза кошачьи, а у меня — нет.
Этот вопрос ставит её в тупик. Впрочем — тоже ненадолго.
— Твоя же бабушка — тигра! У тигров зрачки круглые! Я по телевизору видела! — вспоминает Мурыся, недолго подумав.
— Ёбстудэй... — выпаливаю я, усаживаясь на диван. Мурыся тут же садится мне на колени, и я ощущаю ногой её влажное место.
— Котик, ну мяу...
— Мяу, мяу... — передразниваю я. — Что ты хочешь-то? Ты без "мяу" объясни.
Теперь Мурысе приходит время вытаращить глаза.
— Ну это... Как его... А! Когда говорят — возьми меня!
— Дурочка ты хвостатая... — вздыхаю я.
Мурыся обижается и встаёт с моих колен. Походив по комнате, она снова устраивается раком на диване.
— Тогда или мяу, или объясняй — чего я не понимаю.
Я глажу её по спине, Мурыся мурлычет, поднимает зад и задирает хвост.
— Мурыся, я понимаю — ты хочешь, чтобы я тебя поимел, как кот, — говорю я.
Она с готовностью кивает. Я продолжаю строгим тоном:
— А ты знаешь, что будет потом?
Она резко садится на подогнутую ногу и осторожно переспрашивает:
— А что будет?
— Допустим — я могу это сделать, но если я буду предохраняться — ты не успокоишься. Тебе захочется ещё больше.
— Откуда ты это знаешь? — хитро улыбается Мура. — Ты же со мной не пробовал.
— Знаю, — строго киваю я. Ещё бы не знать. Не первый год с кошкой под одной крышей живу — пора бы и выяснить.
— А если не будешь предохраняться? Тогда ведь я успокоюсь? — с надеждой глядя мне в глаза, придвигается Мурыся.
— Успокоишься. Только живот раздуется.
— Я... Стану толстой? — пугается Мурыся.
Я киваю.
— Очень. Как шарик.
— Но... Тогда зачем я хочу этого?! — вцепляется в меня кошкодевочка.
Я стираю слезу с её щеки.
— Потом объясню.
— Когда потом?! Объясни сейчас же! Мяу! Почему я... Мяу!
— Потому, что ты кошка, — вздыхаю я, поглаживая её по голове.
Мурыся прижимается к моему плечу влажной от слёз щекой и начинает мяукать. Уже не требовательно, а тихо и жалобно. Я глажу её по спине, а она сидит, обняв меня обеими руками, и плачет. Как кошка. И как девчонка. Как девчонка, которой тяжело от того, что она всё ещё кошка. И как кошка, которой тяжело от того, что она вдруг стала девчонкой. Но я не могу сделать эту девчонку женщиной. И поэтому мне тоже тяжело. И я вдруг понимаю — то же самое, что чувствует она сейчас... Нет, надеюсь — обычные кошки не только не могут сказать, но и многое не понимают... А она ведь теперь понимает всё... Ну почти...
Кошачье ухо касается моей щеки, Мурыся поднимает голову и смотрит мне в лицо заплаканными глазами.
— Женечка, ты тоже... Плачешь?
Я шмыгаю носом и опровергаю:
— Тебе показалось.
* * *
Убедился в пользе рекламы. По крайней мере — благодаря ей я знал, что делать. Сбегал в аптеку за прокладками и помог Мурысе пристроить прокладку на место. Лежим вместе, и я поглаживаю прижавшуюся ко мне кису. Она изредка шмыгает носом и мяукает.
— Чщщ... — шепчу я.
— Так когда ты мне объяснишь? — не выдерживает она.
Как же тяжело быть серьёзным и поучительным, когда подружка, к которой я уже привык, так прижимается, да ещё и закинула на меня ногу. Но приходится. И я тщательно подбираю слова.
— Мурыся, я обязательно тебе объясню всё. Только ты должна быть готова это понять.
— Ты считаешь, что я глупая? — обижается Мурыся.
— Нет, — улыбаюсь я. — Мурыся, ты умная, только ещё очень мало знаешь. Вот представь себе — я бы дал тебе читать умную книжку, когда ты ещё вообще не умела читать. Ты бы поняла что-нибудь?
— Наверно — нет.
— Вот поэтому я не могу тебе сейчас объяснить, что будет, если я сделаю тебе "мяу".
У меня довольно похоже получилось изобразить то "мяу", которым Мурыся пыталась меня соблазнить, и она улыбается:
— А когда я буду умной, и ты мне объяснишь — ты сделаешь мне "мяу"?
— Когда ты будешь достаточно умной — ты поймешь, что я не могу тебе этого сделать.
Мурыся утыкается лицом в моё плечо и шепчет:
— Тогда лучше быть дурой...
* * *
Засандалил кофе покрепче, но всё равно изредка зеваю.
— Женька, признавайся — кто спать не давал? — подмигивает Егорыч.
— Мурыся, — отмахиваюсь я.
Михалыч хмыкает.
— Животные — как дети. Когда болеют...
— Да здорова она, как лошадь. Охота у неё.
— От — блин — проблема, — усмехается Егорыч. — Поорёт — и перестанет.
Я тру лицо ладонями.
— Михалыч, вот ты женатый человек. Твоя супруга после третьего ещё детей хотела?
— Тут этим бы ума дать... — отмахивается старший коллега.
* * *
— Нет — белый цвет меня не устраивает, — напоминает мне трубка голосом заказчицы. — И красный тоже.
— Ну нет нигде таких плит. Что я их — сам сделаю? — пытаюсь возмущаться я.
— Меня не волнует, где Вы их возьмёте. Между прочим — вы обещали сделать стенды к концу следующей недели. Так что ищите, где хотите. До свидания.
Послушав короткие гудки, хлопаю трубку на рычаг.
— Чертова дура. Нежно-розовые стенды ей подавай.
— Цвета бабских трусов? — уточняет Михалыч.
— Вроде того.
— Терпеть не могу, когда на девке розовые трусы... — закидывает руки за голову Пашка, глядя в экран. Некстати появившийся в комнате шеф на всякий случай заглядывает в экран пашкиного компа, но спалить сотрудника не удаётся — там торчит веб-страничка со стальным прокатом.
* * *
В конторе давно уже никого нет. Только я и мой гудящий комп. Я сижу и роюсь в интернете. Варианты как бы есть. Но простейшие подсчеты показывают, что, даже заплатив за материал вдвое больше, чем вся сумма заказа, в сроки уже не уложиться никак. Дверь тихонько открывается, и я обнаруживаю, что сижу в конторе не один. Анатольевна тихо входит и подсаживается рядом.
— Тебе чего? — бурчу я недовольно.
— Тоже не нашел?
Я качаю головой. Наша кошатница переключается на другую тему.
— А ты был прав — пельмени мой котик ест с большим удовольствием, — сообщает она. — И салатик съел. Твоя сколько ест?
— Половину того, что я, — отвечаю я машинально.
— Ничего себе...
Я гляжу на часы.
— Ладно. Пора домой. Сейчас ныть будет, что я задержался.
Анатольевна кладёт ладонь на мою руку.
— Ты понимаешь её?
— Уж получше, чем многих женщин.
Ксения сжимает мою руку и глядит мне в глаза сквозь свои стильные очки.
— Хотела бы и я так понимать... Может быть — научишь меня?
Я молча гашу комп, собираюсь и ухожу. Эту мадам я понимаю не хуже, чем Мурысю. Вот только объяснять ей что-то — дохлый номер.