Я люблю свою работу?

Понедельник, 04.02.2013

В 8-10 я с легкостью паркуюсь возле входа в офис. Выкуриваю сигарету, кладу в рот два мятных леденца и выхожу из машины. Сегодня серое здание кажется особенно зловещим. Наверное, потому что я не придумала, как сделать «наводку» и «отлично выполненную техническую часть» своим достижением в сделке с «Оушен». Двери лифта открываются, стоит только нажать на кнопку вызова.

Выхожу на четвертом этаже, медленно иду по безлюдному коридору и оказываюсь в пустом опен-спейсе. С минуту насладившись тишиной и темнотой, зажигаю свет в отсеке, подхожу к столу и включаю компьютер. Под чуть слышный шум вентилятора в системном блоке снимаю пальто и опускаюсь в кресло.

Через полчаса появляется Рябинов, вызвав своим визитом мое искреннее удивление: его рабочий день начинается не ранее 10–00. Весьма возбужденный, он ходит по нашему отсеку, заложив руки за спину и сплетя их в замок, задает вопросы и сам же на них отвечает – я даже не успеваю открыть рот. Как только появляется Аня в брючном костюме грязного серого цвета, он сразу же ретируется, оставив меня в недоумении.

– О, руководство с самого утра на посту, – с грустной улыбкой произносит Безухова и плюхается в кресло. – Обсуждали совещание у генерального? Я все для тебя подготовила – вчера приходила в офис.

– Тебе не показалось, что Витя какой-то странный? – спрашиваю я.

– Он всегда странный.

Но мне так не кажется. Напротив, Рябинов – вполне себе нормальный тип, без особых отклонений: разве что отличается особым сочувствием к «убогим и обездоленным» и неуемным интересом к женскому полу. Большую часть времени он пребывает в отличнейшем расположении духа, за исключением случаев, когда получает нагоняй от Петровича или от своей дражайшей супруги. Обычно мне не составляет большого труда понять настрой начальника и даже причины такого настроя, но только не сегодня.

Направляюсь на кухню, чтобы налить кофе, но звонок мобильного телефона заставляет вернуться.

– Доброе утро, Алексей Константинович, – отвечаю я как можно милее, хотя воспоминания о пятничных переговорах вызывают только негатив.

– Здравствуй, Мария. Уделишь мне минутку?

– Конечно! – сажусь в кресло, открываю органайзер и беру в руки карандаш.

– Новости у меня не очень: Терехов, похоже, не горит желанием работать с вашей компанией.

Хочу возразить, но не могу произнести ни слова. Как такое возможно? Я внимательно изучила рынок перед подготовкой предложения для «Оушен» – наши условия были наилучшими! К тому же, в случае подписания договора, все были бы в плюсе – мы увеличиваем портфель на десять процентов одной сделкой, клиент минимизирует расходы через схему, которую я разработала специально для них! Через схему, которую я разработала и о которой даже ничего не рассказала на встрече, потому что Рябинов отодвинул меня на второй план и вещал сам. Вместо того чтобы хорохориться, вспоминая студенческие годы, лучше бы озвучил все преимущества сотрудничества с нашей компанией! С большим трудом возвращаю себе жалкие крупицы самообладания, чтобы продолжить разговор.

– И что же конкретно не понравилось Терехову? Наверное, я не самым лучшим образом презентовала проект. Быть может, нам провести еще одну встречу? – закусываю нижнюю губу и черкаю в органайзере зигзаг.

– Дело вовсе не в тебе, а в твоем начальнике. Терехов, похоже, не хочет работать именно с ним.

– Но, мне показалось, что…

– Тебе показалось, – перебивает меня Алексей Константинович. – Мне очень жаль, но сделать ничего не смогу. Кстати, тебе Терехов просил передать привет.

– И ему тоже, – с горечью произношу я. – Спасибо, Алексей Константинович. Сейчас соберусь с мыслями и озвучу Виктору.

– Он в курсе. Что ж, не смею тебя больше отрывать. Жаль, что не смог быть полезен. До встречи.

– До свидания, – отвечаю я и сбрасываю вызов.

Мысли собираются быстрее, чем я ожидала: вот почему Рябинов был такой странный утром! Он знал, но ничего не сказал мне. Точнее, он что-то бурчал себе под нос, но разобрать речь, похожую на бред сумасшедшего, было невозможно. Интересно, кто же ему сообщил? Никак однокурсник, с которым все должно было быть «на мази»! Он даже не заметил явных признаков того, что Терехов отнюдь не радовался встрече и захотел отказать нам, как только понял, кто перед ним сидит! Так еще и меня Рябинов убедил в своем успехе. «Мы их сейчас сделаем!» – вспомнила я его слова и усмехнулась: и кто кого?

– Привет, девочки! – Лидочка, одетая в короткую норковую шубку и небесно-голубое платье чуть выше колена, грациозно вплывает в отсек. – Как выходные?

На самом деле ей наплевать, у кого как прошел уик-энд. Судя по недвусмысленному румянцу на Лидочкиных щеках, ясно, что у нее-то все прошло отлично, чем она хочет незамедлительно поделиться. Но Аню вообще мало интересуют любовные похождения, а мои мысли заняты исключительно сложившейся ситуацией с «Оушен», поэтому мы обе молчим, чем, безусловно, оскорбляем Ландышеву до глубины души.

– Я к Вите, – встаю из кресла, хватаю мобильный телефон и быстрым шагом удаляюсь.

К Рябинову я вхожу без стука, как всегда. Он сидит за большим письменным столом в своем большом кабинете, но кажется, что окружающий гигантизм не приносит ему никакой радости.

– Мне звонили из «Оушен», – подхожу к столу и сажусь в удобное кресло напротив него. – Видимо, нас отошьют, – Рябинов никак не реагирует, и я продолжаю. – Терехов не хочет с нами работать.

Чего стоит не сорваться и не обрушиться на него с обвинениями! Но я держу себя в руках, тем более что выглядит он более чем подавленно. Даже начинаю про себя называть его Витей – а это явный признак того, что я искренне сочувствую и былые обиды забыты.

– Со мной не хочет работать, – он поднимает на меня глаза и с горечью улыбается. – Этот козел – злопамятный!

– Когда ты успел перейти ему дорогу? Вы же не виделись двадцать лет.

– Тогда и успел. В институте переспал с его женой.

– Что?! – не в силах сдерживать эмоции, я вскакиваю с места. – И ты говорил, что сделка у нас в кармане?!

Мне снова хочется убить его. Да что с ним такое, в конце концов?! Его нездоровый интерес к женскому полу уже начинает негативно отражаться на работе.

– Я же не знал, что он в курсе! – оправдывается он. – Чего ты разоралась?

– Прости, – сажусь на место, хотя с большей радостью выкинула бы Рябинова из окна.

– В общем, у нас проблема, – он обхватывает голову руками.

Ура! Мне даже не пришлось объяснять, что его похоть разрушила сделку века! И мои планы тоже! Оказывается, судьба не сжалилась над ним, когда подсунула под ноги фекалии – это было лишь началом конца. Надеюсь, на этой ноте сюрпризы закончатся и не выяснится, что за выходные Рябинов успел переспать с женами всех наших крупных клиентов. Выглядит он не очень… Поделом ему, конечно, но я все равно искренне сочувствую: мы же одна команда и я называю его «Витей», так что мне положено сопереживать и поддерживать в трудный момент. Тем более, теперь у нас есть общий враг – Терехов. Ну уж нет, я не позволю Феофану Эрнестовичу испортить все мои планы! Делаю глубокий вдох и бодро произношу:

– Подумаешь, проблема! Найдем другого клиента! Мы и так выполним план за квартал – в марте у меня стройка в Питере, там двадцать миллионов. Еще самолеты – мы уже выиграли тендер, на следующей неделе заключим договор, и к концу месяца нам переведут пятьдесят миллионов. Наскребем как-нибудь…

Витя никак не реагирует, и это пугает: что еще могло произойти?

– Или я чего-то не знаю? – спрашиваю я.

– Я сказал Петровичу про «Оушен», – и он смотрит на меня глазами теленка, которого тащат на бойню.

Порохов Юрий Петрович – наш генеральный директор – человек слова. Главный его принцип – «Сказано – сделано», и каждый, кто отступает от святейшего правила, жестоко карается. И кто тянул его за язык? Мое сочувствие усиливается во стократ. Отчасти, это эгоизм: если позиции Вити пошатнутся, Петрович сможет подыскать замену, и неизвестно, как я уживусь с новым начальником.

– Скоро совещание, – смотрю на часы. – Возьми себя в руки, как-нибудь выкрутимся.

Но выкрутиться мы не смогли: пока Петрович вещал о перспективах светлого будущего и ставил Рябинова в пример коллегам, тот молчал и глупо моргал. А я сидела рядом с каменным лицом, уставившись в одну точку. По окончании совещания нас и вовсе ждал сущий ад: коллеги подходили по очереди, поздравляли, жали руку Рябинову и широко улыбались мне. Это конец…