Я — вор в законе: Общак

Глава 17

— Так, милочка, принеси-ка нам две фляжечки вискаря… не знаю, какой там у тебя припасен… Длинный Джон или Баллантинс… И чего-нибудь сладенького захвати — вишня в коньяке есть? Или что-нибудь в том же роде, да поживее, шевели попкой — даром, что ль, она у тебя такая тугая! — Подполковник Кортиков с удовольствием отдал распоряжение и, подмигнув обоим своим спутникам, проводил взглядом обтянутый синей юбкой зад стюардессы. — Ну, орлы, ща тяпнем за успех нашего предприятия!

Александр Васильевич прикрыл веки. «Во блин, — думал он, — на халяву в Испанию откатить — спасибо тебе, Женька Урусов! Мы тя не подведем, не боись!»

Накануне вечером Кортиков получил от Урусова полную вводку в курс дела, да еще политинформацию в придачу — о том, как вести себя в Испании. В присутствии Кортикова генерал-полковник созвонился со своим друганом, сотрудником московского представительства Интерпола, и дал ему команду поставить на уши мадридских, чтобы те «оказали полное содействие московской бригаде следователей по особым поручениям, ведущей дело поимки крупного российского криминального авторитета». Именно так, слово в слово, Женька навешал лапши на уши и насыпал пудры на мозги интерполовцу. Тот схавал все без тени сомнения и пообещал «всяческое содействие». Урусов дал Кортикову целый ворох мадридских и парижских телефонных номеров — для экстренной связи. Выдал и командировочные — по десять кусков баксов на рыло. Сумма была немалая, хотя Кортиков понимал, что для такого серьезного задания их едва ли хватит на самое-самое необходимое.

— Да как же мы такие деньжищи через границу перевезем, Евгений Николаевич?

— Не ссы, прорвемся! — весело гикнул Урусов. — У нас везде есть свои люди. Вот хоть начальник службы безопасности Барковский. Сам же теперь его знаешь. Семеныч окажет любую услугу — никакую ксиву выписывать не придется. Он проведет через все посты.

Кортиков успокоенно кивнул, пряча пухлую пачку зеленых в «дипломат».

— И смотри, Саша, чтобы без срывов, — строго предупредил на прощание Урусов. — Тут не должно быть никаких форс-мажоров. Ситуацию я тебе обрисовал. Ситуация серьезная крайне. Там, — он многозначительно ткнул пальцем в потолок, — ожидают от меня… от нас… только успеха. Бонусы будут нехилые — это я тебе обещаю… — Урусов задумчиво погладил взглядом плечо Кортикова. — Не сомневаюсь, что тебе придется на погоны пришивать третью, полковничью, звездочку, а может, даже сразу одну большую генерал-майорскую звезду… Вот так-то, брат. Коллеги в Мадриде предупреждены обо всем. Они будут помогать вам отслеживать перемещения гражданина Сучкова. Важно его обнаружить. Кто знает, может, он уже покинул пределы Испании и рванул куда-нибудь еще. Сейчас самое главное — не упустить время, взять след И идти по нему, не отставая ни на шаг. Пока он не выйдет на «цель». Я дополнительно об этом сообщу.

— А там как же мы его дернем? — озабоченно брякнул Кортиков.

— Пока команду не дам, с его головы волос не должен упасть, — свирепо глядя перед собой, гаркнул Урусов и как-то неожиданно поморщился.

— А когда будет отмашка, то вам дается полный карт-бланш. Сечешь фишку?

Кортиков сек фишку. Он просек фишку сразу же, когда запрятал в кейс три толстенных пачки стодолларовых купюр и не подписал при этом никаких финансовых бумаг. Так что план действий сразу созрел в его довольно-таки сообразительной башке. Эти тридцать штук баксов он, понятное дело, придержит у себя. Левкину со Свибловым скажет, мол, только и дали что командировочные в размере полста долларов в сутки — и все, так что затянем пояса потуже и будем проводить курс жесткой экономии. А когда средства иссякнут, мол, затребуем добавки.

Он с утреца созвонился с Барковским, объяснил, что отправляется по важному заданию и что не хочет терять время на поиск справок для прохождения таможенного контроля. Виталий Семенович все понял с лету, пообещал оказать содействие и попутно рассказал популярную у «шереметьевских» шутку. Торговая фирма очень долго ждет таможенной очистки груза из-за рубежа. Гендиректор фирмы звонит на таможню скандалить, а ему говорят: «Надо ж дать!..» «Так я сколько ждал!» — возмущается гендиректор. «У вас очень сложный случай — видимо, придется доложить нашему начальству». Барковский расхохотался, а Кортиков не врубился в юмор, только для вежливости хихикнул и повторил свою просьбу…

И вот теперь, блаженно развалившись в мягком кресле аэрофлотовского «боинга» и дожидаясь вожделенной фляжки виски, Алексей Васильевич прокручивал в голове возможные варианты завтрашних событий. Вариант первый: Сучкова — Игнатова удастся обнаружить сразу, скажем, в какой-нибудь гостиничке в Барселоне. Сев ему на. хвост, можно будет расслабиться и спокойно вести его на коротком поводке. Вариант второй: Сучкова — Игнатова в Барселоне уже не окажется. В лучшем случае это будет означать, что он, скажем, на днях свалил из столицы Испании, а может, и вообще из страны. Тогда придется задействовать испанскую полицию и погранслужбу, Чтобы установить местопребывание лже-Сучкова или место, где он пересек границу. А это уже серьезная головная боль.

Была и еще одна серьезная проблема: если Игнатов будет перемещаться по Испании под каким-нибудь третьим именем, тогда ситуация может усложниться весьма и весьма существенно.

Но худшим из всех вариантов Кортиков считал тот, при котором Варяга найти вообще не удастся. И тогда на повестку дня встанет четвертый вариант — возвращение несолоно хлебавши в Москву. Но этот последний вариант был настолько ужасен по своим непредсказуемым последствиям, что Кортиков даже думать о нем не желал.

Стюардесса принесла две пластиковые фляжки «Джонни Уокера», коробку вишни в шоколаде и какие-то хрустящие хлебцы. Кортиков, чарующе улыбаясь, достал портмоне и сунул ей в ладонь мятую двадцатку, а потом как бы невзначай проехался пятерней по выпуклому заду. Девица вспыхнула и прошипела:

— Меня в меню пока что не включили!

— Пока что! — повторил Кортиков и поднял палец. — Пока что! — И вытянул из портмоне уголок полусотенной купюры. — Но при благоприятных обстоятельствах, может, и включат!

Стюардесса, излучая негодование, удалилась.

— Вот сучка! А я слыхал, аэрофлотовские бортпроводницы за приличное вознаграждение не прочь трахнуться в туалете… — прокомментировал сцену Никита Левкин и Осклабился.

— А за неприличное — они, наверное, прямо в салоне дадут… — гоготнул Артем Свиблов.

— Разговорчики в строю! — одернул их подполковник Кортиков. — Рано о маньках мечтаете! Вот установим контакт с объектом — тогда и подумаете о возвышенном. — И он не смог сдержать усмешки.

После сытного обеда всех троих сморил сон, и они продрали глаза уже после приземления в мадридском аэропорту. На выходе их встречал человек с табличкой, на которой было выведено черным фломастером:

Надувая щеки, Кортиков дал распоряжение, встречающему — чернявому, цыганистого вида парню в темных очках — сразу же отвезти их в офис Мадридского представительства Интерпола. Сверившись по своим записям. он уточнил, что их должен ждать в своем кабинете сеньор Риварес, ответственный за розыск российских уголовных преступников.

Риварес оказался толстым лысым коротышкой с закрученными вверх кончиками черных усов. Он был сама любезность и к тому же сносно изъяснялся по-русски. Предложил русским коллегам кофе и сразу же выложил основное: след сеньора Сучкова обнаружен в отеле «Шератон» в центре Барселоны. Там он проживает вместе с женой и дочерью. Кроме того, как удалось выяснить по компьютеру, сеньор Сучков приобрел три билета до Нью-Йорка и должен вылететь в США буквально завтра.

Левкин, услышав новость, выразил искренний восторг работе испанских коллег. Столь многообещающее начало — объект сразу же может быть взят под наблюдение.

Но Алексей Васильевич несколько приуныл: он-то рассчитывал, что поиски Сучкова затянутся на недельку-другую и можно будет пожить в свое удовольствие в этом заграничном комфорте, посмотреть корриду, проинспектировать кое-какие места славного города Мадрида, пообщаться. там с испанскими красотками, выпить с ними знаменитого испанского вина. А тут такая новость: не успели они попасть в Мадрид, как им приходится бежать к самолету и отправляться за тридевять земель в далекий Нью-Йорк. Хотя если вдуматься, то красавицы Нью-Йорка будут ничем не хуже смуглых испанок.

— Вы нам очень помогли, сеньор Риварес! — изобразил на своем лице подобие радушной улыбки подполковник Кортиков. — Четко работаете.

— Ми не эсря полутчаем жалование! — с усмешкой заметил черноусый коротышка.

Кортикова почему-то задела эта хвастливая фраза, в которой он усмотрел укоризну в свой адрес, и он сухо ответил:

— Мы, между прочим, тоже зря денег не получаем, — но, спохватившись, уже миролюбиво добавил: — А где вы, сеньор Риварес, так хорошо овладели русским языком?

— Я утчился на филологическом факультете Московского унивьерситета, сеньор Кортиков. Мое эснание русского приготдилось сейтчас, когда мы ведьем дело об экстрадиции одного ватшего телевизионного магната. Он объявлен в международный розыск. А живет у нас, на юге страны.

Подполковник Кортиков и его спутники понимающе закивали, а сеньор Риварес, переведя разговор на другую тему, спросил:

— Вы надолго к нам?

Александр Васильевич печально развел руками:

— Получается, что нет. Раз вы так оперативно установили местопребывание Сучкова — нам тут задерживаться не резон. Теперь нам тоже необходимо в Нью-Йорк. И хорошо бы тем же рейсом. Нельзя ли помочь решить вопрос с билетами?

Риварес потянулся к бумажкам на своем столе и ловко вытянул из горы документов узкий желтый листок, несколько минут внимательно его изучал.

— Эсделаем! — наконец радостно объявил он, нажал на кнопку своего переговорного устройства и что-то быстро пролопотал по-испански.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге показалась длинноногая брюнетка в узкой юбке с откровенным разрезом на правом бедре и в ярко-красной блузке, рискованно расстегнутой так, что открывалась почти полная панорама обоих полушарий. Артем Свиблов нервно кашлянул, Никита шумно сглотнул слюну. А Кортиков ощутил, как заволновался его похотливый «снайпер» в укрытии за ширинкой.

Черноусый коротышка Риварес тоже облизал девицу масленым взглядом и затарахтел по-испански. Та только кивала в такт его указаниям.

— Ваши паспорта, сеньоры! — попросил Риварес.

Дерзко расстегнутая на все пуговицы девица быстро списала паспортные данные русских гостей в свою книжечку и, покачивая крутыми, аппетитными бедрами, деловито удалилась.

— Момент! — Риварес знаком пригласил гостей налить себе еще кофе. — Сейчас через несколько минут Ана-Мария все сделает.

— Симпатичная у вас секретарша! — не удержался Никита Левкин, ерзая на стуле.

— Ана-Мария не эсекретарша, а капитан полиции, — серьезно поправил его коротышка. — И моя невеста…

Никита завистливо крякнул и выразительно глянул на Свиблова: мол, знамо дело, какие это невесты…

Сеньор Риварес не обманул: буквально через пять минут капитан полиции Ана-Мария вернулась и о чем-то сообщила коротышке. Тот с довольным видом хлопнул в ладоши:

— О’кей. Дело в эшляпе, как говорится. Для вас забронировано три билета на тот же самый рейс. Билеты получите прямо в аэропорту завтра перед вылетом. Вылет в десять тридцать. А сейчас позвольте, сеньоры, пригласить вас на ужин в вашу честь.

«Ну вот, вечерняя программа знакомства с достопримечательностями мадридских красоток сорвана», — уныло про себя подумал подполковник. Но отказываться от дружеского предложения испанского коллеги конечно же не стал.

На следующее утро спецбригада генерала Урусова, переночевав в уютной пригородной гостинице, прибыла в уже знакомый им мадридский аэропорт и, заблаговременно зарегистрировавшись на нью-йоркский рейс, чтобы скоротать время, стала осматривать магазины беспошлинной торговли.

В самолет они садились последними. Пассажиров было совсем немного, и самолет летел полупустой. Войдя в салон самолета с нарочито ленивым видом, подполковник Кортиков шел по проходу, незаметно оглядывая пассажиров. Он внимательно изучил еще в Москве перед выездом фотографию Игнатова и теперь мысленно сличал ее с мужскими лицами в салоне.

Дойдя до последнего ряда и заняв свое место, Александр Васильевич впал в уныние: Сучкова — Игнатова среди пассажиров этого рейса не оказалось. Такого прокола бывалый оперативник явно не ожидал.

«Ну дурак, ну дебил, — костерил он себя почем зря. — Какого же хрена я вчера не установил наблюдения за Игнатовым — Сучковым? Выходит, бывалый урка обкрутил вокруг пальца. Неужели ушел? Не может быть!»

Глава 18

Бросив нагретую от его вспотевшей ладони трубку на телефонный аппарат, Александр Иванович не удержался и громко, смачно, витиевато выматерился. Что за невезуха! Ну вот, казалось бы, никого не посвящал в свои планы, все загодя спокойно подготовил, втихаря под чужой фамилией слинял окольными путями из Москвы, прытко провернул операцию в Андорре, незамеченным юркнул в тихий квартал уютного Будапешта, сидел тут две недели, не высовываясь из гостиницы, и на тебе — пронюхали, сволочи, выследили, приперли к стенке…

Этот крайне неприятный звонок оказался для Сапрыкина как неожиданный прыжок в ледяную, студеную прорубь после жаркой парилки. Звонивший не представился, но по начальственному, не терпящему возражений тону и вальяжной манере разговора, а также по особенностям фразеологии Сапрыкин сразу просек, что на него вышел весьма серьезный человек.

— Пал Палыч? — энергично начал невидимый собеседник. — Или, вернее говоря, Александр Иваныч? Полагаю, вы удивлены тем, что я знаю ваше настоящее имя. Не удивляйтесь — я о вас много чего знаю. Потому что уже довольно давно вы у меня на прицеле… — Он издал недобрый смешок. — Но меня в вашей бурной биографии интересует, по правде сказать, немногое. Сегодня у меня есть интерес буквально к двум-трем темам. Конкретно — ваши финансовые дела… А еще конкретнее, во-первых, компания «Сайпрус Стар — консалтинг энд энтерпрайзиз», а во-вторых, знаменательное событие двухнедельной давности — передвижение весьма и весьма крупных средств со счетов некоего банка в Андорре на счета некоего банка на Багамских островах… Во всех этих случаях фигурирует одно и то же имя — Усов Пал Палыч. За которым, как мы понимаем, стоит одно и то же лицо, то есть Сапрыкин Александр Иванович… Я ясно выражаюсь?

Сапрыкин не верил своим ушам. Его рука, сжимавшая телефонную трубку, в одно мгновение вспотела, пальцы задрожали — и трубка едва не выскользнула на пол.

— Что вам надо? — внезапно осипшим голосом робко спросил Александр. Иванович,

— Пока всего лишь встретиться и обсудить наши общие дела! — незнакомец специально сделал ударение на слове «наши».

У Сапрыкина от такой наглости закружилась голова и к горлу подкатила тошнота. Но он нашел в себе силы задать встречный вопрос:

— Какие у нас с вами могут быть общие дела?

— Совместные финансовые дела, Александр Иванович, — жестко отозвалась трубка. — Неужели вы еще ничего не поняли, я знаю, что раньше вы всегда отличались сообразительностью. Не валяйте же и сейчас дурака. Какие у вас ближайшие планы? У нас времени мало, поэтому назначайте встречу. Мы подстроимся под вас!

Алик Сапрыкин лихорадочно соображал: «Мы? Какие такие мы?»

— Александр Иванович! Вы там не умерли? — съехидничал таинственный собеседник, когда молчание затянулось слишком надолго. — Давайте назначайте время и место. И кстати, не советую вам до нашей встречи никуда исчезать из города. Мы вас все равно найдем — куда бы вы ни скрылись. Сами же видите, в Будапеште вас нашли легко. И про вашу поездку в Андорру знаем. И про «Бэнк оф Нассау» нам тоже известно. И про Кипр. Ну и про многое другое. Так что не советую играть с нами в кошки-мышки. Как говорил один персонаж русской народной сказки другому персонажу, «я тебе еще пригожусь». Мы вам еще пригодимся, Александр Иванович. Учитывая непредсказуемость развития событий…

Алик Сапрыкин находился в мучительных раздумьях.

Решение пока не пришло. Желая выиграть время, он решил сначала слегка поторговаться, а может, заодно набить себе дену:

— Завтра и послезавтра я буду очень занят. И если вам так хочется со мной встретиться, хотя я не знаю, о чем вы ведете речь, то, может быть, в конце недели?..

— Какой же вы, однако, Александр Иванович! С вами говорят серьезно и, заметьте, уважительно, а вы пытаетесь пургу гнать. Я же вам сказал: у нас мало времени! — сердито отозвался незнакомец. — Завтра! Самое позднее — завтра! Слышите? — Незнакомец помолчал и после паузы добавил: — Вы же не хотите повторить судьбу бедного Мамикона?

Тут Сапрыкин совсем пал духом. Ну, если им известно и об этом — о том, что бывшего финансового директора «Госснабвооружения» пытали и убили по его, Сапрыкина, приказу, то и в самом деле с ними шутки плохи. Но кто же они такие, черт бы их побрал?

— Ладно. Завтра днем… — Нет. Вечером. В семь. — От волнения у Сапрыкина сорвался голос. — На набережной Дуная перед отелем «Интерконтиненталь». Там есть ресторан под открытым небом. Да… А с кем я говорю?

— Увидимся — познакомимся, — уклонился от ответа неизвестный и положил трубку.

Вот такой непонятный, пугающе странней разговор состоялся у Сапрыкина полчаса назад. И за эти полчаса он перебрал в уме множество возможных объяснений, но так и не нашел ни одного сколько-нибудь, правдоподобного варианта ответа на вопрос, кто же он, этот таинственный, наглый шантажист.

Но самое страшное в этом разговоре было понимание того, что отныне путь назад в Россию ему навсегда заказан, Раз им все известно и о его тайных делах — и даже об убийстве Мамикона Мкртычяна, а возможно, и о других кровавых делах, то, конечно, ни о каком возвращении обратно в кабинет в неприметном пятиэтажном здании за кремлевской стеной и речи быть не может. Кто бы они ни были — все равно, теперь назад дороги нет.

Что ж, Александр Иванович всегда готовил себя к такому неблагоприятному развитию событий… Стоп! Его вдруг больно резануло это словосочетание; «Развитие событий…» Телефонный незнакомец тоже намекнул на какое-то непредсказуемое развитие событий… Что он имел в виду? Что для него, Сапрыкина, могло бы стать непредсказуемым? Может быть, при встрече завтра этот тип что-нибудь ему предъявит — какой-нибудь компроматец, связанный с «Сайпрус Стар» или с «Госснабвооружением»… Ну и что? Здесь нет ничего непредсказуемого, так как Сапрыкин никогда не действовал только по своей личной инициативе, он всегда прикрывался указаниями сверху, якобы действуя с ведома ребят со Старой площади… А значит, с него всегда и взятки гладки. Только один раз он допустил самодеятельность — когда надо было расколоть Мкртычяна. Но что Мкртычян? По поводу финдиректора стремной компании, отмывавшей государственные средства и работавшей под криминальной крышей, кто ж ему, Сапрыкину, за Мкртычяна худое слово скажет?

Александр Иванович бросил взгляд на предательски молчащий телефон. Но как же они его вычислили? Как узнали о его местопребывании? Выходит, за ним все это время велась плотная, непрерывная слежка. Еще с Москвы. Слежка в течение многих месяцев. Потому что план присвоения выведенных в офшор средств воровского общака у него созрел еще в феврале, когда Суриков раскопал-таки андоррские счета и обнаружил часть секретного кода доступа к ним. Потом по его настоятельной просьбе специальные люди взяли за жабры Мамикона Мкртычяна и вытрясли из него вторую часть банковских кодов. Жаль, перестарались, и Мамикон не выдержал, помер. Только после этого — а на дворе уже стоял март месяц — у Алика Сапрыкина в голове сложился окончательный план «экспроприации» денег, контролируемых Варягом. Именно тогда, в марте, он и решил воспользоваться своим старым секретным паспортом на имя Павла Павловича Усова, который для него за два года до этого сварганил один всезнайка из кремлевского аппарата, которого кондрашка хватила буквально через неделю. Он ведь тайну с собой в могилу унес. А с кем еще делился своими планами Алик Сапрыкин? Да ни с кем! Разве что с Фаддеичем — старым кагэбэшным псом, способным дать дельный совет… Так нет, Фаддеич не в курсе, с ним Сапрыкин говорил лишь по отдельным сюжетам, да и то обиняками. Тогда кто же? С кем он обсуждал дела «Госснабвооружения» и операцию по захвату Варяга? Только с генералом Урусовым. Но Женька знал лишь самую малость, и то официальной информации. И еще с Шотой… С Шотой Черноморским. Но ни генерал милиции, ни криминальный авторитет не знали И половины всего реально задуманного, они даже не догадывались о существовании гражданина Усова, о намерениях Сапрыкина разобраться с офшорными счетами за границей. Что же случилось? Где был прокол?

Ответа на эти вопросы Алик найти не мог. А эти телефонные пижоны… Что они сделают? Пожалуются на него в Генеральную прокуратуру или в Счетную палату? Убьют его? Что ж, пусть попытаются. Тогда им не видать денежек как своих ушей. Да и не так-то просто здесь, в центре Европы, организовать убийство. Это же не Москва, где всегда ходишь как по лезвию бритвы. Наверное, они его просто на понт берут. Но он их не боится, сидя здесь, в Будапеште. У него есть вид на жительство в Венгрии. У него есть кипрское гражданство. И греческое. И еще пара паспортов. В конце концов, у него есть чем обороняться, слава богу, личное оружие в полном порядке. Пусть только этот наглец попробует сунуться! Руки у него коротки!

— Руки у него коротки! — презрительно бросил Петр Петрович и тыльной стороной ладони потер лысеющее темя. Он снял очки без оправы и положил на журнальный столик. — Ни хрена он не сумеет. Раз сам в дерьмо вляпался, пусть и барахтается. Ничего, пускай этот козленок малость посидит, подумает. Это еще никому не вредило.

— А если он нас за собой утянет? — веско возразил плотный здоровяк с лихими чапаевскими усами. — Тогда что?

— Могу повторить слова Петра Петровича, — заметил брюнет с седыми висками. — Руки у него, сопляка, коротки, Федя. Да и он сам прекра-асно понимает, что в его же интересах держать рот на замке. Сейчас ему если пятерку влепят, он три отсидит и выйдет на свободу с чистой совестью. А его бабки, припрятанные в надежном месте, у него и так никто не отберет…

Разговор происходил в номере будапештского отеля «Фортуна», куда позавчера вселились три важных гостя из Москвы, прилетевших в Венгрию специальным чартерным авиарейсом. Все трое были отставными генералами КГБ, которые уже лет десять как сменили унылые генеральские мундиры на мягкие костюмы-тройки от лучших французских модельеров и резко поменяли специфику деятельности. Когда-то Петр Петрович Смольянинов, Аркадий Ильич Неустроев и Федор Иванович Шляпкин служили в ПГУ — Первом главном управлении КГБ, занимавшемся разведкой. За без малого два десятилетия верной службы на благо родного государства они побывали в разных странах на разных континентах, работая под разным прикрытием: они были и спецкорами советских информационных агентств, и торговыми представителями, и директорами посольских библиотек… Но судьба свела их вместе в Москве только в 90-м, когда система явно дала течь, Союз уже рушился, и наиболее прозорливые совслужащие — а сотрудники разведки были в их числе — поняли, что настал уникальный исторический шанс произвести кардинальную перестройку экономики. Не в том смысле, который вкладывал в это словцо тогдашний говорун-президент, а в смысле перераспределения финансовых потоков бюджета. Государственная экономика стремительно приватизировалась задолго до официально объявленной «прихватизации»: когда это произошло в начале 1992-го, многие стратегические отрасли — вроде металлургии и нефтедобычи — уже были «прихвачены»… Три генерала-разведчика, в последние годы горбачевской перестройки работавшие в Южной Африке, наработали тесные личные связи с местными алмазодобытчиками и алмазоторговцами и, уже выйдя в отставку, связались с южноафриканскими друзьями по неофициальным каналам и предложили им план совместного предприятия, не зарегистрированного ни в одном государственном реестре. План действий был прост и одновременно гениален. Пустив глубокие корни в Якутии, через одного крупного кремлевского чиновника, долгие годы занимавшего высокий пост в «алмазной республике», отставные разведчики проторили тайные маршруты вывоза с- приисков алмазной неучтенки, которой набиралось в год на весьма внушительную сумму. Потом им здорово подфартило — какой-то совминовский умник решил оптом выкинуть на мировой рынок российские алмазы из фондов Гохрана, чтобы выручить валютные средства для проведения экономических реформ. Отставные генералы Смольянинов, Неустроев и Шляпкин незамедлительно влезли в этот дурацкий, но многообещающий проект, нашли молоденького лоха, которому дали право подписи финансовых документов, и машина завертелась. Теперь у троих алмазных баронов появилась легальная структура, значительно облегчившая им жизнь. По каналам компании «Голден-АДА», созданной по секретному указанию весьма высокопоставленного государственного чиновника, бывшие разведчики толкали и свой якутский товар, «размазывая» его по официальным — хотя и тайным — партиям гохрановских алмазов.

Но троица понимала: рано или поздно эта их лафа должна была кончиться. Она и кончилась, когда у молоденького лоха голова пошла кругом от внезапно свалившегося на него богатства и он, козел, положил себе в карман чуть больше, чем ему причиталось. Вот тогда-то обиженные кремлевские обитатели взвыли — и компанию «Голден-АДА» со скандалом прикрыли, а зарвавшегося хапугу объявили в международный розыск, поймали через год в Греции и посадили в «Матросскую Тишину» отдохнуть…

— Сейчас надо подумать, как нам лучше договориться с Оппенгеймерами, — задумчиво произнес Федор Иванович и по привычке покрутил длинный ус. — Это приоритетная задача. Голден-адовский скандал сильно пошатнул наши позиции. Полагаю, мне с Петром Петровичем надо поехать туда и разобраться на месте. А ты, Аркадий, оставайся в Будапеште и продолжай разрабатывать линию этого самоуверенного придурка Сапрыкина. Если сведения от Сайкина верны, там можно очень нехило поживиться. Сколько, ты говоришь, он перевел?

Обладатель пышной черной шевелюры, Аркадий Ильич. откинулся на спинку кресла и неопределенно пожал плечами:

— Трудно сказать. Два раза речь шла о «пятерочке». А что за «пятерочка» — хрен его знает. Может, пять миллионов, а может, и пятьсот тысяч. Может, долларов, а может, и песет. Не знаю. Вот встречусь с ним завтра — тогда все и прояснится.

— Что, сильно напугал клиента? — усмехнулся Петр Петрович и снова водрузил на нос очки.

— Похоже на то. Как нас учили в Дзержинке — при разработке объекта с потенцией к сотрудничеству надо его ошарашить объемом компрометирующего материала, а затем уже действовать нежно и ласково. При личной встрече буду с ним нежен.

Перед самым отъездом в Будапешт Аркадий Ильич встретился со своим давним приятелем Олегом Сайкиным — деловитым господинчиком с непокорной шевелюрой темно-каштановых волос и веселыми зелеными глазами. Еще в пору службы на Лубянке, в секретном управлении активных мероприятий, Олег Александрович считался непревзойденным асом сбора всевозможной информации с применением разнообразных технических средств, проще говоря — жучков, которые он умудрялся ставить в самых невероятных местах — в телевизорах и радиоприемниках, в унитазах и под паркетом, в ботинках и даже в волосах своих клиентов. Последовав примеру многих своих сослуживцев и выйдя в досрочную отставку, полковник Сайкин проявил невиданную предприимчивость и вскоре открыл информационно-аналитическую фирму «Меркурий», куда пригласил многих бывших сотрудников КГБ-ФСК ФСБ и всяческий иной сброд, имевший немалый опыт оперативной работы. Олег Александрович взялся за прибыльное дело с умом и с размахом — он никогда не «ложился» ни под одну из конкурировавших групп политического влияния, поэтому умудрился не только не нажить себе врагов в Кремле и около, но и сохранить деловые отношения со всеми ключевыми игроками российской политики, оказывая им всем посильные услуга.

Помимо выполнения конкретных заказов, поступавших к нему от разных государственных структур й коммерческих фирм, Сайкин имел собственную базу данных, ведя сбор информации по самым заметным фигурам российской политики и бизнеса, включая даже такие, казалось бы, безобидные сферы, как книгоиздательский бизнес или мясомолочная промышленность. Как показала многолетняя практика, телефонные переговоры генерального директора, допустим, издательства «МАСТ-Пресс» со своим питерским автором могли сильно заинтересовать замминистра печати. А переговоры руководителя крупного издательства «ЭКСПО-ПРЕСС» о левых поставках неучтенной бумаги могли заинтересовать уже совершенно другие органы. Словом, Сайкин предусмотрительно ставил на прослушку всех, к кому мог найти доступ. Понимая, что его тайные операции по прослушиванию телефонных и «комнатных» разговоров могут однажды выйти ему боком, Олег Александрович действовал всегда чрезвычайно осмотрительно, просчитывая наперед все возможные последствия своих шагов. Только один раз Сайкин едва не прокололся — когда убили Юру Соловьева, одного из его тайных осведомителей, который по его просьбе поставил две мини-видеокамеры в борделе на Бутырском валу, куда любили захаживать многие клиенты «Меркурия». Сайкин вел там съемку их сексуальных утех на всякий случай, без определенной цели, зная, что в один прекрасный момент пятиминутный документальный фильм о встрече господина имярек с проституткой может оказаться востребованным — как это и случилось тогда с Генеральным прокурором…

Короче говоря, генерал Неустроев получил от Олега Сайкина десять листов распечаток телефонных разговоров Александра Ивановича Сапрыкина и после прочтения их сделал для себя интересный вывод: работник кремлевской администрации задумал очень любопытный финансовый гешефт за границей — предположительно в Андорре — и этот гешефт был связан, с концерном «Госснабвооружение». Памятуя о скандале, разгоревшемся в прошлом ноябре вокруг этого загадочного концерна, Неустроев навел справки и выяснил, что после таинственного исчезновения заместителя директора «Госснабвооружения» Игнатова туда пришел новый человек, причем бывший сотрудник ГРУ, но проработал там недолго, не больше трех месяцев, и — тоже исчез… Как исчез впоследствии и финансовый директор концерна… В общем, по всему было видно, что «Госснабвооружение» кому-то сильно не давало покоя. Но следствие велось как-то вяловато и никаких результатов не дало. Или кому-то было выгодно, чтобы результаты отсутствовали… И немудрено: в деле оружейного концерна фигурировали колоссальные финансовые средства — десятки, сотни миллионов долларов, якобы выведенных из-под налогообложения и переведенных в офшорные банки… Андорра, смекнул тогда Неустроев, в телефонных разговорах Сапрыкина промелькнула не случайно. А потом промелькнула и фамилия Усов… Все дальнейшее было делом простой и привычной техники. Несколько звонков в Пограничную службу, в Таможенный комитет, в дирекцию аэропорта Шереметьево — и две фамилии, Сапрыкин и Усов, оказались связаны одним и тем же человеком. Так гражданин Сапрыкин — Усов оказался на коротком поводке… Теперь оставалось только раскрутить его на доверительный разговор и убедить в насущной необходимости «поделиться».

И Аркадий Ильич, будучи профессионалом высочайшего класса, прекрасно представлял себе, как это можно сделать.

Глава 19

Бывая в Нью-Йорке; а в последние несколько лет это случалось довольно-таки часто, Варяг любил забираться на самую верхотуру полукилометрового белого столпа Всемирного торгового центра — на крышу, откуда, как с высоты птичьего полета, открывалась захватывающая дух панорама огромного города и величавой океанской гавани с островком, где стояла одинокая статуя женщины с каменным факелом в вытянутой руке.

Вот и теперь, повинуясь старой привычке, он соблазнил Лизу и Лену увлекательным аттракционом. Они отстояли в длинной очереди жаждущих попасть на вершину самого высокого небоскреба Нью-Йорка, преодолели на скоростном лифте сотню с лишком этажей, потом поднялись по узкой лестнице еще выше— и ступили на продуваемую всеми ветрами смотровую площадку.

Варяг подошел к металлическим перилам и устремил взгляд вниз, туда, где копошились муравьи-люди и муравьи-автомобили. Его всегда поражало это зрелище: суета микроскопических существ у подножия величайшего памятника индустриальной цивилизации. Но сейчас мысли его улетели далеко…

Ему предстоял завтра серьезный разговор с Леонидом Суриковым — он вызвал бывшего замгенерального директора «Госснабвооружения» из Рио-де-Жанейро, позвонив ему вчера вечером и попросив срочно приехать повидаться. Варяг даже пообещал ему оплатить все дорожные расходы, но Суриков сдержанно отклонил щедрое предложение, сказав, что все. равно собирается посетить Нью-Йорк по делам вместе со своим шефом — военным атташе посольства России Богдановским. Договорились на час в Центральном парке на той же скамейке, где состоялась их первая встреча полгода назад.

Получая за последнее время целый поток важной секретной информации от всех служб, включенных в розыскную работу, Владислав пока никак не мог понять одной вещи — зачем Александр Иванович Сапрыкин влез в финансовые дела «Госснабвооружения» и почему, найдя офшорные счета концерна в Андорре, он тотчас не отрапортовал высокому кремлевскому начальству о блестящей победе. Не давала ему покоя и другая мысль: какая связь существует между Сапрыкиным и Пал Палычем Усовым, осуществившим перевод денег на Багамы. Варяг не исключал, что Усов мог быть доверенным лицом господина Сапрыкина, а может быть… Может быть, наоборот, тем, на кого работал Сапрыкин… Потому как, сколь бы всемогущим ни казался Александр Иванович, не мог он действовать в одиночку. У нас такие дела в одиночку не делаются. По всему выходило, размышлял Варяг, что именно Сапрыкин, а не воры и не МВД разработал план заговора и похищения и именно Сапрыкин вошел в контакт с ссучившимися ворами — членами большого сходняка и потом уж облапошил всех участников заговора — и Урусова, и воров. Тайком от ментуры и от Шоты Сапрыкин распорядился засунуть смотрящего в каменный подземный мешок на заброшенной стройке, а сам посадил в «Госснабвооружение» своего человечка… Зачем? Ответ мог быть только один: Сапрыкину кровь из носу надо было найти эти деньги. Но в его планы не входило сообщать об этом. по инстанциям вверх. Но знал ли он, что это деньги общака? Если знал — неужели решился пойти на такой смертельный риск? Неужели не понимал, что, узнай воры о краже, они бы ему кишки наружу вывернули и на голову намотали? Или же он действовал по чьей-то наводке? Может быть, у Сапрыкина за спиной стоит кто-нибудь из воров? В любом случае, похоже, у Сапрыкина все рыло в пушистом пуху. И если копнуть поглубже, то есть вероятность, что про этого деятеля может выясниться нечто очень интересное и неожиданное.

— Пап, а представляешь, если какому-нибудь бандиту придет в голову протаранить эту башню на самолете или вертолете? — Голосок Лизы оторвал Владислава от раздумий.

— Да нет, дочка, — усмехнулся он. — Кто ж бандитов подпустит к этому небоскребу? Да стоит какому-нибудь самолету подлететь сюда поближе, его тут же собьют…

— Из пушки? — не унималась девочка.

— Из пушки. Или ракетой шарахнут, — Варяг погладил ее по голове. — Ну что, захватило дух? — спросил он у Лены, которая стояла у ограждения и, вцепившись в стальную перекладину, пристально вглядывалась в горизонт.

— Да, даже слишком… В себя не могу прийти от восторга. Может быть, довольно? У меня голова кружится…

Варяг посмотрел на часы. Одиннадцать. В час ему надо быть в Центральном парке. Что ж, и в самом деле пора.

— Ну что, дочь, спускаемся? — он потрепал Лизу по щеке.

— Не-ет, пап, давай еще побудем. Тут так клево! Вон видишь, пароход плывет — отсюда он кажется точкой, а на самом деле он огромный, как дом!

— «Клево»? — поморщился Владислав. — Откуда ты набралась этого дурацкого жаргона?

— Так по телеку говорят! — отрезала девочка.

Он недовольно покачал головой:

— Не все то, что ты слышишь «по телеку», стоит перенимать, Лиза!

Спустившись на бренную землю, Варяг посадил Лену и Лизу в такси и отправил их в Бруклин, а сам пошел пешком в Центральный парк.

Леонид Аркадьевич Суриков на этот раз был вполне трезв, свеж и выглядел бодро. Варяг поднялся ему навстречу и они обменялись рукопожатием.

— Ну что, здесь будем беседовать? — поинтересовался Суриков.

— Нет, давайте сгоняем в одно приятное местечко. Я знаю симпатичный ресторан на Лонг-Айленде. Там очень мило.

— На Лонг-Айленде? — засомневался Суриков. — Но это же далеко. Мне в шесть надо быть в…

— Успеете! — перебил его Варяг.

Он усадил бывшего заместителя генерального директора «Госснабвооружения» в загодя арендованное «вольво» и рванул в сторону Лонг-Айленда.

Варяг вез Сурикова в ресторан «Русская карусель», открытый лет пять назад Андреем Федотовым, пройдошливым московским ресторатором, которому в начале девяностых принадлежало одно из первых кооперативных кате в столице. Карьера Федотова сложилась типично для кооператоров того времени. Он набрал кредитов, но неумеренно греб под себя и задолжал то ли подольским, то ли долгопрудненским, после чего лег под крышу к ореховским, но не сработался и с ними и в конце концов обратился через общих знакомых к Варягу за помощью. Варяг знал и даже любил его заведение — опрятное, солидное, с хорошей кухней и изысканным сервисом. По его совету Андрей Федотов отдал лимона два в счет долга — в те времена это была астрономическая сумма — и умотал в Штаты. Здесь его прикрыл один из филиалов «Интеркоммодитис», многопрофильной корпорации Варяга, и Федотов смог открыть свое дело на Лонг-Айленде, куда очень быстро проторили дорогу новые русские американцы. Своей бешеной популярностью заведение было обязано не столько русским борщам и блинам с икрой, сколько экзотическому стриптиз-шоу по вечерам: через подставные брачные фирмы Федотов набрал русских девушек с исполинскими грудями, и они каждый вечер трясли ими перед посетителями, которые выкладывали по стольнику за вход…

Но днем стриптиз-шоу не давали, чему Варяг был только рад — сегодня Сурикову следовало сосредоточиться…

У входа в «Русскую карусель» их встретил лично Андрей Николаевич. Небольшого роста, юркий, с бегающими плутоватыми глазами, господин Федотов отвел гостей в укромный кабинет в самом углу полутемного и почти пустого зала. Стол был уже накрыт. Скромно, но со знанием дела: русская белужья икра в хрустальной вазе, подогретые канапе, лоснящаяся жирком осетрина горячего копчения и розовая буженина. Посреди стола высилась запотевшая бутылка водки «Отечество».

— Новосибирская, отменная, только что из Москвы, с самолета, говорят, московский мэр ее уважает, хотя в рекламных целях на публике пьет только «Юрия Долгорукого», — затрещал, как из пулемета, хозяин ресторана. — Как вы, Владислав Геннадьевич, живете-поживаете? Как жена, как детки, как дела в Москве?

— Спасибо, Андрей, потом поговорим. Время будет. А сейчас можешь идти, — бросил Варяг, не глядя на Федотова. — Вы пробовали «Отечество», Леонид Аркадьевич? Водка и впрямь изумительная.

Суриков глянул на высокий параллелепипед бутылки, и в глазах у него появились искорки. Явно запал на водку, подумал Варяг и мысленно усмехнулся. Ну, значит, разговор сложится. После первой рюмки сгоравший от нетерпения Леонид Аркадьевич взял инициативу на себя.

— Я слушаю вас, Владислав Геннадьевич, и готов ответить на ваши вопросы.

— Хорошо. Меня прежде всего интересует, кто проявлял наибольший интерес к деньгам «Госснабвооружения»… Насколько я понимаю, когда перечень счетов был получен кремлевским представителем господином Сапрыкиным, он не стал торопиться обнародовать эту информацию… И кстати, мне хотелось бы знать, сумели ли вы получить коды доступа к нашим секретным офшорным счетам? Там ведь не все так просто…

Суриков налил себе еще рюмку и, держа бутылку в руках, вопросительно посмотрел на Владислава. Тот отрицательно помотал головой и заметил:

— Да вы пейте, пейте, Леонид Аркадьевич, не стесняйтесь. — Он подождал, пока его собеседник не спеша осушил рюмку, закусил ее кусочком осетрины. — Так что скажете?

— Скажу, что, во-первых, не все так сложно, как вам кажется. Офшорные счета вообще не имеют той степени защиты, какая есть, скажем, у анонимных швейцарских счетов. Достаточно завладеть кодами доступа — и путь к деньгам открыт. — Суриков замолчал и бросил жадный взгляд на — Отечество». — А в вашем случае коды состояли всего из двух частей. Буквенного кода и цифрового. В тот раз, когда мы с вами встречались в Центральном парке, я не сказал вам… Я ведь нашел часть секретных кодов доступа к вашим офшорным счетам. Цифровой код! Мы документы тогда просматривали вместе с сотрудником спецслужбы. Он и относил эти сведения Сапрыкину. Банальная, в принципе, история: коды оказались записанными на полях одного бухгалтерского отчета.

— Это вторая часть. А первая часть кодов — буквенная — была у Мамика, — скрипнув зубами, пробормотал Варяг.

Суриков встрепенулся:

— У кого?

— У нашего финансового директора — Мамикона-Мкртычяна. Он пропал…

Суриков печально склонил голову:

— Мкртычян пропал незадолго до моего увольнения.

— Да, я знаю, — задумчиво произнес Варяг.

— Но вы вряд ли знаете, что он пропал почти сразу после разговора с Александром Ивановичем Сапрыкиным, буквально через два дня после того, как Сапрыкину стала известна первая часть секретных кодов, цифровая.

— Неужели господин Сапрыкин сыграл такую важную роль? — нахмурился Варяг. — Вы мне, Леонид Аркадьевич, про этого деятеля рассказали в ту нашу первую встречу в Центральном парке…

Собственно, от Сурикова Варяг впервые и услышал эту фамилию, но как-то не придал значения, что этот неказистый кремлевский чиновник, которому поручили курировать дело с «Госснабвооружением», может оказаться рулевым в такой запутанной и серьезной афере. Неужели я проморгал, не смог увидеть в нем игрока?!

— Ну да, конечно, — Суриков махнул рукой: мол, вот голова дырявая! И налил себе еще одну рюмку. — Действительно, это я вам рассказывал тогда об Александре Ивановиче. Так вот, я присутствовал при том разговоре.

— При чьем разговоре? — напрягся Владислав.

— Сапрыкина и Мкртычяна. При мне Сапрыкин ему звонил домой. Разговор был жесткий. Очень жесткий.

— Я думаю… — начал Варяг и не закончил фразу.

— Мне кажется, Мкртычяна ликвидировали, — тихо произнес Суриков, точно угадал его мысли, — добились от него чего хотели и ликвидировали.

Варяг молчал. Его обуревали мрачные мысли. Ликвидировали… Мамик, хороший был мужик! Добрейшей души! Эх, Мамик, долму классно лепил, всех в офисе угощал… Жаль Мамика! Видной сумели выбить из него коды. Но что же нужно было с ним сделать, чтобы он не устоял. Да как там устоишь, если за дело берутся спецы из гэбэшной школы, эти не знают ни жалости, ни милосердия. Ничего не скажешь, Сапрыкин и его команда, видать, решительные ребята, ни перед чем не остановятся, думал Варяг. Выходит, Мамика-то они грохнули, а Авраменко повезло, с ним ничего не случилось? Он-то случайно остался жив-здоров. Если бы первую часть кодов не нашли, туго пришлось бы Аврику.

— Значит, вторую часть кода они выбили у Мкртычяна под пыткой, — задумчиво произнес Владислав.

— А первую я для них нашел — в бумагах вашей бухгалтерии, сам того не ведая, — печально усмехнулся Суриков, медленно жуя бутерброд с бужениной. — Просматривал я бухгалтерские книги и заметил на полях многочисленные карандашные пометки: цифры, цифры, много цифр. Ваш главный бухгалтер все там исписал. Я обнаружил сто восемьдесят различных комбинаций — и все их проверил. Со мной офицер ФСБ работал, так тот тоже сразу заинтресовался. — Там в основном были телефоны его, Авраменко, знакомых девочек, номера банковских счетов. В общем, черт-те что… И вот одна запись — комбинация из шестнадцати цифр — оказалась то, что нужно. Потом остальные обнаружили. Лопух он, ваш Авраменко, — в сердцах бросил Суриков. — Это ж кому рассказать — написать секретный код доступа на копии финансового отчета! У меня бы такой главбух и дня не просидел в компании…

Ну вот все и прояснилось. Варяг испытал даже какое-то — чувство облегчения, узнав, что его главный бухгалтер, человек, которому он доверял, все-таки оказался не предателем, а просто растяпой… Уже легче… Ну и что теперь с ним делать? Наказать? А смысл? После драки кулаками не машут.

— Еще у меня к вам вопрос, Леонид Аркадьевич. А как полагаете, куда мог исчезнуть Сапрыкин? Вы ведь в курсе, что его давно нет в Москве? Мои люди сообщили мне об этом вчера по телефону.

Суриков пьяно пошатнулся на стуле и чуть не уронил голову на стол.

— Ну да! Александру Ивановичу в Москве-то что делать? Он ведь деньги нашел… в Андорре… Пардон, — Сурков осекся и испуганно мутным взглядом осмотрелся по сторонам, но, увидев, что, кроме них двоих, в кабинете никого нет, успокоился. И, приложив палец к губам, почти шепотом продолжил: — Не будем уточнять где… Он туда небось и направился, а там уж наверняка что-то сконструировал… Он большой дока по части конструирования…

— Вы считаете, он сам, лично мог поехать? А не лучше за ему отправить туда своего эмиссара? Вам фамилия Усов ничего не говорит? — Последний вопрос Варяг задал с невольным волнением: от ответа Сурикова многое зависело в реализации его плана.

— Усов? — Суриков не донес до рта очередную рюмку и резко поставил ее на стол, немного расплескав драгоценную прозрачную жидкость. — Да ведь Сапрыкин, когда выезжал за границу не по делам фирмы, а по личной надобности, всегда пользовался фальшаком. У него этих паспортов целая колода. Почему бы ему не иметь паспорт на имя Усова. Ему сделать ксиву в особом отделе гэбэ… как два пальца обос… и-и-извините, — пьяно икнул Леонид Аркадьевич. — Богдановский когда-то с ним оказался в одной гостинице случайно. Так Сапрыкин там пребывал под именем Павла Петровича. И ничего.

— Павла Петровича, говорите? А может, Павла Павловича? — изумленно поправил его Варяг.

— Ну да, верно, — отрешенно согласился Суриков, — точно — Пал Палыч. Мы еще тогда смеялись, что у нас в стране Пал Палычей развелось немерено, то Бородин, то еще какой хрен.

Суриков, шатаясь, поднялся со стула и, держа в руках наполненную рюмку, ласково глядя на Варяга, произнес заикаясь:

— Ваше з-з-здоровье, Владислав Ген-надьевич! Вы х-хороший человек. 3-за вас я пью с-с-стоя. — Суриков наконец опрокинул рюмку себе в рот и почти упал на стул, забывшись в полудреме.

Простившись с изрядно подпившим Суриковым и оставив его на попечение хозяина ресторана, Варяг вышел на шумную улицу и сел в машину, отъехал несколько кварталов и решил остановиться у парка. Ему хотелось побыть одному, чтобы как следует обдумать только что состоявшийся важный разговор. Он припарковал машину, вошел в парк и присел на свободную скамейку. Теперь ситуация прояснилась максимально. Все разрозненные фрагменты встали на свои места, выстроились в цельную картинку — как в детской головоломке. Итак, Сапрыкин получил доступ к счетам офшорных банков, где хранились деньги «Госснабвооружения» и воровского общака. Он лично отправился за ними в Андорру, прикрывшись фальшивым паспортом на имя Павла Павловича Усова. Оказавшись в банке, Сапрыкин воспользовался кодами доступа и перевел все деньги в банк на Багамах, воспользовавшись тем же паспортом. Значит, и на Багамах у него счета открыты на имя Усова. А значит, и в Штаты он может въехать по паспорту Усова. Если, конечно, Сапрыкин — Усов не воспользуется для своего трансатлантического путешествия каким-то другим паспортом, чтобы запутать следы…

Надо действовать. В конце концов, до сих пор судьба проявляла к нему благоволение. Даст Бог, повезет. А сейчас надо немедленно обратиться к Майклу. Майкл его не забыл. Не мог забыть. Потому что слишком многое связывало Майкла с покойным академиком Нестеренко.

Он вошел в телефонную будку и набрал номер.

Глава 20

В последние несколько недель Шота чувствовал себя прескверно. Давали о себе знать застарелые болячки. Ни к черту стал не годен, досадливо думал он, просыпаясь по утрам с ужасной головной болью и ломотой в суставах. Врач Михаил Израильевич Шатан, который пользовал Шоту уже лет десять — с тех самых пор, как грузинский вор в законе перебрался в столицу и осел в подмосковной Балашихе, твердо говорил, что это шалят почки и надо бы подумать о пересадке сначала левой, а потом и правой. Вас спасет трансплантация, как заклинание повторял Михаил Израильевич модное словцо. Но Шота боялся этой чертовой трансплантации и не желал думать об операции. Вот когда приспичит, когда встанет вопрос ребром, тогда и посмотрим, отговаривался он.

Шота, кряхтя, встал с постели. Ломило поясницу — ко всем прочим радостям радикулит, что ли, разыгрался? Был одиннадцатый час — так поздно он никогда еще не поднимался. Имея давнюю привычку начинать важные дела с раннего утра, он сегодня явно выбился из графика. А всему виной вчерашний звонок из Барнаула от Толика Клешни, алтайского смотрящего. Разговор был короткий и грозный. Алтайские требовали вернуть свою долю, которую они вложили в прошлом году в Шотину операцию по устранению Варяга. Дела на Алтае шли не бог весть как — теневой водочный бизнес совсем увял, потому что в крае всю власть захватили пришлые французы: купили по дешевке местный ликероводочный завод, вложились по-крупному, стали расширяться, попутно захватив и мелкие спиртозаводики. Шота слушал вполуха про эти водочные дела. Но как только Клешня завел базар про должок, сразу навострил уши. Клешня поставил Шоте ультиматум — либо он к концу месяца с гонцом передает три лимона, либо алтайские шлют к Шоте в подмосковную Балашиху своих гонцов на разборку. Зная крутой нрав Клешни, которого в Сибири многие побаивались и о котором ходила слава чуть ли не беспределыцика, Шота решил не рисковать и, мягко пожурив Толика за нетерпение, твердо пообещал вернуть долг в ближайшие две недели. На том и порешили.

И вот теперь, вспомнив о том неприятном разговоре, Шота приуныл. Мало ему своих напастей в Москве, так еще новая беда прет с Алтая… Естественно, у Шоты были и три лимона, и тридцать. Но в отличие от старых московских воров, он не хранил наличные бабки ни в стеклянной банке, ни на даче, а, как и полагается настоящему нынешнему бизнесмену, все держал в обороте. Так что никаких трех лимонов он дать Толику не мог — не вынимать же деньги со счетов принадлежащих ему промышленных гигантов… Шоте срочно требовался надежный и влиятельный помощник, который мог бы поспособствовать раздобыть эти три миллиона баксов на стороне. В свое время ему мог бы помочь Сапрыкин, но Александр Иванович вот уже месяца два как куда-то делся, а у Шоты не было ни времени, ни возможности заниматься его поисками. Было еще три-четыре человечка в высших эшелонах/ но обращаться к ним хитрый грузинский авторитет пока не спешил — они были слишком большие фигуры, чтобы их беспокоить по пустякам. Для решения возникшего финансового затруднения он решил потревожить чиновника рангом пониже, но тоже с немалыми возможностями. И с немалыми аппетитами. Главное было умело эти аппетиты пробудить. Евгений Николаевич — вот кто ему поможет! Урусов!

Прихрамывая, Шота отправился в гостиную, сел в кожаное кресло перед гигантским белым камином и взялся за телефон.

Выслушав первый отчет Алексея Кортикова из Мадрида, Евгений Николаевич Урусов возликовал. «Ну, — думал он, — дело-то пошло резвее, чем я надеялся. Молодцы ребята!»

Он, правда, имел в виду испанских «ребят», а не своих, которым еще предстоял перелет в Америку и опасная охота на Варяга там, за океаном. Урусов в очередной раз похвалил себя за прозорливость: еще в прошлом году на одном приватном междусобойчике в доме приемов Министерства внутренних дел он завел весьма полезное знакомство с европейским куратором Интерпола мистером Робертом Джорджем — развеселым толстяком-англичанином, который оказался не дурак выпить и охоч до мясистых сисек. И тем и другим Евгений Николаевич его исправно обеспечивал в течение двух дней после того памятного приема и с той поры ходил у важного международного чиновника в корешах. Правда, кто-то наверху пронюхал про теплую дружбу генерал-полковника Урусова и мистера Джорджа. Вскоре Евгения Николаевича вызвал к себе замминистра для беседы с глазу на глаз и намекнул, что кое-кто в Кремле был бы доволен, если бы Интерпол оказал содействие в принудительной доставке на родину одного обнаглевшего деятеля из «новых русских», который залег в Испании и никак не желал давать свидетельские показания по скользкому делу о расхищении бюджетных средств… Потом было еще несколько вызовов в замминистерский кабинет — и вновь по тем же испанским делам. И когда самому Евгению Николаевичу понадобилась протекция Бобби Джорджа на испанском направлении, англичанин уже не был столь любезен, как в прошлые разы, а сухо заметил, что и его возможности не беспредельны, но тем не менее нужный звонок в испанское ведомство сделал и почву для приезда в Мадрид урусовской «спецбригады» подготовил.

Теперь, думал генерал, найти Сучкова — Игнатова в Нью-Йорке для его «спецбригады» не составит труда, тем более что ребята взяли билеты на тот же рейс и могут проследить клиента конкретно. По крайней мере, одной заботой стало меньше — Евгений Николаевич почему-то был уверен, что его «три богатыря» с успехом выполнят возложенную на них миссию.

И тут стройный ход мыслей Евгения Николаевича нарушил телефонный звонок. Звонил прямой аппарат. Он встрепенулся и чуть дрожащей от волнения рукой поднес трубку к уху:

— Генерал Урусов на связи!

— Евгэний Николаевич! Гамарджоба! Извините, если нэ вовремья! — В первое мгновение Урусов опешил и никак не мог сообразить, кто бы это мог быть: голос с тяжелым кавказским акцентом показался ему очень знакомым, но это был явно не тот, чьего звонка он с таким нетерпением ожидал.

— Шота?

— Вах-вах! Узнал! Богатым будете.

— Вы что, дорогой, сюда мне звоните? — хмуро процедил Урусов.

— Дэло нэотложное, батоно Евгений! Надо пагаварит. Па срочному делу. — Шота кашлянул. — Сам панимаю, что по служебному телефону нэ надо, но у менья сложная ситуация…

«Только Шоты мне не хватало», — недовольно подумал Урусов. Но раз он сам позвонил сюда — значит, действительно что-то серьезное.

— Слушаю, батоно Шота, только прошу вас, покороче — у меня… через десять минут совещание у министра.

— Нанимаю, актуальные вапросы борьбы с оргпрэступностью, — усмехнулся Шота и продолжал совершенно серьезно: — Речь идьот о… Владиславе Гэннадьевиче…

— Шота! Давайте-ка, дорогой, встретимся сегодня часиков в семь и все обсудим, — оборвал собеседника Урусов, потому что вдруг ему в голову пришла гениальная мысль. — Назначайте место!

— Я бы предложил тихое место на полпути к Шереметьево — там лесок удобный, полянка… Вдали от посторонних глаз и ушей.

— Мелькисарово? — сразу врубился Урусов: именно там был найден почти год назад труп депутата Шелехова.

— Да.

— В семь я там буду!

Ровно в семь вечера на безлюдном участке шоссе, ведущем от Ленинградки к международному аэропорту Шереметьево-2, встретились две машины — неприметный синий «жигуленок» и навороченный джип светло-зеленого цвета неведомой марки с двумя латинскими буквами SS на передке. Из «жигуленка» энергично выскочил коренастый седоватый мужчина в сером плаще и сразу направился к джипу, из которого неторопливо вышел высокий статный красавец с величавой седой шевелюрой. Он почтительно пожал протянутую Урусовым руку и знаком пригласил его сесть на заднее сиденье джипа.

— Меньа беспокоят две проблемы, батоно Евгений, — начал Шота после ритуального обмена любезностями. — И обе связаны с Варьягом. Первая — финансовая. У меня есть надежные сведения, что Варяг отправился в Европу по следу пропавших денег…

— И много денег пропало? — с невинным видом стал валять ваньку Евгений Николаевич.

— Много, батоно Евгений. Слишком много. Речь идет об общаке… Вторая проблема тоже финансовая. В этих пропавших деньгах была и моя часть. Это был кредит. И вот вчера объявился мой кредитор. Он срочно требует погасить долг.

— Ну и чем я могу помочь, батоно Шота? — искренне изумился Урусов.

Шота ответил не сразу. Он отвернулся, посмотрел в окно и снова устремил на генерал-полковника МВД пронзительный взгляд.

— Вы можете оказат мнэ… нам… содействие в поисках этих средств.

— Но как?

— С вашими возможностями…

— Но вы понимаете, уважаемый Шота, что… предположим, чисто теоретически предположим, что я чем-то смогу вам помочь. Вы отдаете себе отчет, что, вступая в контакт со мной, вы рискуете вызвать, так скажем, недовольство ваших… мм… коллег по бизнесу?

Сухощавая смуглая рука с длинными тонкими пальцами легла на величавую седую шевелюру. Шота сделал вид, что глубоко задумался над словами Урусова.

— К сожалению, я оказался в затрудненном палажении. И тепьерь мне астается только надеяться на вашу щепетильность, батоно Евгений. Я, са сваей стараны, готов вам предложит содействие. Палагаю, мы сможем найти взаимопоныманые.

Ишь ты как заговорил, хитрюга! Урусов стал нервно теребить лежащую на коленях перчатку. А что, в сложившихся обстоятельствах содействие уважаемого грузинского авторитета может оказаться даже полезным. Чем? Он вспомнил, что сегодня тщетно пытался дозвониться до Кортикова в Нью-Йорк. У Шоты наверняка есть связи за границей. Он мог бы помочь разыскать, например, Сапрыкина. Или помочь в слежке за Варягом. Это хорошая мысль, обрадовался Урусов. Если Шота по своим каналам окажет содействие его «спецбригаде», шансов проследить за всеми перемещениями Варяга станет сразу больше… И, как бы терзаясь сомнениями, он медленно проговорил:

— Мы давно знакомы, батоно Шота. Думаю, мы оба сможем оправдать доверие друг друга. Вы говорили о моей щепетильности — что ж, откровенность за откровенность. Я бы тоже хотел надеяться на вашу щепетильность, потому что в министерстве меня не поглядят по головке за контакт с… ну, вы понимаете…

— Я могу вам чем-то памочь, дарагой? — напрямую спросил грузинский авторитет.

Урусов кивнул:

— Полагаю, у нас с вами один объект, но разные цели. Меня тоже интересует названное вами лицо. Вам нужно вернуть утерянные — или украденные — деньги. А мне… я все-таки член коллегии МВД… нужно отправить гражданина Игнатова туда, где ему самое место, — за решетку. Вы наверняка в курсе, что я объявил его в федеральный розыск? — хвастливо добавил он.

— В курсе. Но я нэ знал, что это ваших рук дело, — улыбнулся Шота. — Итак, я. готов оказать вам содействие, батоно Евгений. Но вот адна беда — я нэ знаю, где Игнатов.

— Зачем вам Игнатов? — возразил Урусов. — Ищите деньги. Игнатова буду искать я. Но вы мне должны в этом помочь.

— Как?

— Вы могли бы дать мне наводки, возможные его контакты в Европе, в Америке, через которые я смогу побыстрее выйти на Варяга.

— Но если вы быстро вазмете Варьяга, как же я верну деньги? — усмехнулся Шота.

— Об этом мы поговорим отдельно, — важно заявил Урусов и посмотрел на часы. Было восемь. — Мне пора… А что, у Варяга возникли проблемы в России?

Шота ответил не сразу:

— Ну можно и так сказать… Арганизационные праблемы…

— Я слышал, в последние месяцы ряды его верных людей сильно поредели… — осторожно закинул удочку Урусов. — Это не вы зачищаете?

— Нэт, кто-то посторонний, — уклончиво ответил Шота. — Кому-то, видно, нужна эта поляна.

— Может, кто-то готовится зачистить и его самого? Чтобы занять освободившееся место? Я знаю, незадолго до его отъезда за границу его чуть не взорвали в машине… — И, не услышав ответа, Урусов серьезно предупредил: — Смотрите, батоно Шота, как бы нас с вами не опередили и не убрали его раньше времени. А мы с вами останемся с носом… Это я вам к тому говорю, что если тут действуют ваши люди — притормозите их…

— Ну мы, в общем, дагаворились? — сказал Шота уклончиво и протянул руку.

— Больше не звоните мне на работу. Нас всех там усиленно слушают. — Урусов вяло пожал протянутую ему руку. — Связь будем держать через ресторан «Волга» на Северном речном вокзале — там есть такой Столбун, директор. Свяжитесь с ним, скажите, что вы от меня. Он назначит день и час, когда я там буду.

Шота ехал к себе в Балашиху вполне удовлетворенный результатами переговоров. Ему, кажется, удалось раскусить этого генерала. Похоже, Урусову известно о Варяге гораздо больше, чем он хотел показать. Он, вероятно, даже знал, где именно сейчас находится Варяг. И может быть; даже знает, где общак. Если генерал не лепит горбатого и ему в самом деле нужен живой Варяг, чтобы предъявить его Генеральному прокурору, то его можно умаслить, подкинув информацию о том, кто убрал Сашу Турка и Сидора Маленького, — наверняка ему будет интересно. А если генерал клюнет на эту наживку и выведет Шоту на след Варяга, то тогда события будут развиваться не по урусовскому, а по его, Шотиному, сценарию. Урусов мечтает взять Варяга и засадить его в Бутырку? Хрен-то! Нельзя ему этого позволить. Пусть Варяг ищет украденные воровские деньги, и пусть люди Урусова идут за ним по пятам. И как только Варяг найдет общак — в этот самый день и час его сразит пуля снайпера.

Самое забавное, что смотрящий России, ничего не подозревая, подпустит к себе этого снайпера вплотную. Потому что Варяг и его будущий убийца не знакомы лично.

Но об этом не будет знать никто — ни Урусов, ни Варяг, ни сам снайпер. Об этом будет знать только он, Шота Черноморский.

Глава 21

Им второй раз в день приезда повезло: таксист оказался русским эмигрантом Лешей — иначе Кортикову, с его багажом английского на уровне девятого класса московской спецшколы, в первые минуты пребывания в незнакомом Нью-Йорке пришлось бы туговато. Притом что Артем Свиблов и Никита Левкин знали язык еще хуже, поскольку на службе в органах применять английский им приходилось лишь в объеме двух-трех слов типа «хеллоу», «гуд-бай» и «фак ю».

А первый раз им повезло чуть раньше — когда, топая из самолета по длинной кишке приставного телескопического трапа, Алексей Васильевич вдруг приметил впереди высокого мужчину в сопровождении молодой женщины и девочки лет семи. Странно, подумал он, в салоне их что-то не было видно. И тут же его осенило — так ведь эти трое летели первым классом! Кортиков мигнул своим ребятам, ускорил шаг и искоса взглянул ему в лицо. Так и есть: светлые волосы, волевое лицо, ямочка на подбородке. Это был Владислав Игнатов — он же господин Сучков — собственной персоной. Взглядом приказав Артему и Никите не спускать глаз с высокого мужчины, Кортиков рванул вперед, надеясь занять удобную позицию в зале прилета, чтобы проследить дальнейшие перемещения объекта.

Получив багаж и пройдя паспортный контроль, «семейство Сучковых» остановилось возле перил ограждения, где толпились встречающие с плакатиками в руках. Острым взглядом вырвав из толпы нужного человека — тот сжимал картонку с надписью Suchkov Hotel Doral Inn, — Игнатов поманил его пальцем и, перекинувшись с ним парой слов, увлек за собой своих спутниц.

Кортиков торопливо записал в потрепанный блокнотик четыре английских слова, из которых ему было понятно только значение двух: Suchkov и Hotel.

Сев в желтую тачку и увидев простую славянскую рожу таксиста, который тут же затрещал на родном языке, Алексей Васильевич снова с удовольствием подумал о своем невероятном везении.

— Ну что, Леша, как тут в вашей хваленой Америке жизнь? — небрежно спросил он, глянув на табличку с именем и фамилией таксиста — Alexei Chubar — и развалясь на мягком переднем сиденье.

— Та все бы ничего, но латины достали, — добродушно лыбясь, отозвался мистер Чубарь.

— Латины? — удивился подполковник Кортиков. — А негры?

Леша махнул рукой:

— Негры, как и мы, белые, скоро в этой стране будут жить в гетто. А латины размножаются, как тараканы… По делам в Нью-Йорк или погулять? — Таксист аккуратно перевел разговор на более интересную для него тему.

— По делам… и погулять, — сухо кивнул Кортиков, всем своим видом давая понять, что не желает вдаваться в подробности своей миссии в Штаты.

— Первый раз? — не унимался водила.

— Слушай, приятель, — не удостоив его ответа, нахмурился Кортиков и показал записанные в блокнот английские слова. — Что это такое означает?

— «Дорэл-Инн» — это классный отель на Манхэттене! — с картинным восторгом известил Леша. — А у вас что, там бронь?.

— Нет. А без брони нельзя туда встать на постой? — вырвалось у Алексея Васильевича. И, заметив саркастический взгляд Леши, он тотчас понял, что сморозил глупость.

— Если нет там брони, то не хрена и соваться, — назидательно сообщил водила. — Це ж фешенебельный блок на Манхэттене. Там же «Уолдорф-Астория» практически напротив.

Тут Алексею Васильевичу пришла в голову неплохая идея.

— Слушай, Леша, ты, как бывший соотечественник, окажи услугу — посоветуй нам приличный отелишко, где можно так заселиться, без брони и… скажи, как тут свободное время провести с толком…

Таксист заливисто хохотнул:

— Э, таки с этим тут проблем нет. Если хотите, отвезу вас в один отель в Бруклине — называется «Россия». Райончик, правда, стремный, но само заведение приличное, чистое. Держат его русские, вернее, конечно, евреи, но из России — вернее, с Украины, с Харькова. Свои люди. Я их там всех знаю — Боря Гетман, хозяин, часто меня вызывает гостей в аэропорт встречать-провожатъ. Ну а что касается свободного времени — можно прямо там, не отходя от «России», расслабиться. Проблем нет… Главное, выкладывай баксы. Сами увидите. Ну что, едем?

Подполковник многозначительно переглянулся со своими бойцами и благосклонно кивнул:

— Давай, тезка, вези нас в «Россию». Надеюсь на твой опыт.

Минут через сорок, удачно вырвавшись из многокилометровой пробки в направлении Манхэттена, Лешин желтый «крайслер» въехал на узкую улицу, сплошь заставленную одинаковыми двухэтажными каменными коробками с яркими неоновыми вывесками. При виде этих веселых вывесок у Кортикова глаза на лоб полезли: Eros Shop, Peep Show, Erotic Show, Triple X Live. Performance и, наконец, Strictly Naked Girls On Stage. Где-то между злачными заведениями укромно затесалась серая пятиэтажка с одинаковыми квадратными окнами. К ней-то и подкатил Леша. Над стеклянной дверью кривилась простая синяя надпись:

— Ну вот мы и дома, — весело объявил водила и щелкнул ногтем по дисплею счетчика. — С вас двадцать шесть пятьдесят.

Кортиков сумрачно выглянул из окна и проехался взглядом по неоновым вывескам, точно не решаясь покинуть уютный салон «крайслера».

— Куда это ты нас привез, приятель?

— Я ж сказал — гостиница «Россия». Место хорошее. А то, что вокруг, — так я предупреждал: стремно. Но тут тихо — все законопослушные: и клиенты, и обслуживающий персонал. Каждый занят своим интимным делом и окружающих не трогает. Вам понравится!

Кортиков дал отмашку двум своим безмолвным спутникам и вылез из машины. Он протянул таксисту-земляку три десятидолларовых бумажки и неуверенно попросил:

— Может, ты это… нас представишь?

Леша выскочил из-за баранки, решительно двинулся ко входу в гостиницу и нажал кнопку звонка. Через несколько минут из врезанного в дверь переговорника раздалось шипение и женский голос с характерным южноукраинским акцентом произнес:

— Вам кого здесь?

— Циля, это Леша. Я гостей привез из России, — бодро отрапортовал таксист.

Электрический замок щелкнул, и Леша по-хозяйски толкнул дверь. За ним, подхватив свои одинаковые синие сумки, потянулась московская троица.

Разместившись в трех одноместных номерах — комнаты и впрямь оказались чистые и уютные, — «спецбригада» собралась в баре внизу на военный совет. Подполковник, правда, уже все решил для себя: задело они примутся завтра, а сегодня можно устроить разгрузочный день, точнее, вечер. Потому что удача, как он уже успел отметить, перла как по заказу. Теперь, зная отель, где поселился Игнатов, можно будет установить за ним наблюдение прямо с утра. А до утра никуда он не денется со своими бабами.

— Ну что, коллеги, пройдемся по местным достопримечательностям? — заговорщицки подмигнув, предложил Алексей Васильевич.

«Коллеги» всем своим видом выказали единодушное одобрение сказанному и сдержанно усмехнулись. Они вышли из гостиницы на улицу и двинулись по тротуару, украдкой бросая жадные взгляды на неоновые обещания эротических услаждений. Не успели гости Бруклина пройти и десяти шагов, как дорогу им преградила высокая негритянка в длинном кимоно. Она раскрыла широкий рот, выставив два ряда идеально подогнанных белых зубов, точно из рекламы пасты «Колгейт», и на хорошем русском языке заявила:

— Пятдесьят доляров за час — и всье дела!

Кортиков смерил негритянку с головы до пят и, ничуть не удивившись ее русскому, надменно бросил:

— И что ты умеешь, крошка?

«Крошка» скроила умильную рожу и распахнула кимоно. Под кимоно оказалось шоколадного цвета крепкое тело: высокая грудь, тонкая талия, широкие бедра с аккуратно подстриженным треугольником курчавых волос в паху и мясистые ляжки, плавно переходящие в гладкие, стройные икры. Кроме красных туфелек-«шпилек», на негритянке не было никакой другой одежды. Ее шоколадное лоснящееся тело было ослепительно прекрасно! Физическая усталость и яркие впечатления последних двух дней, в которых особое место занимали горячечные воспоминания о возбуждающе-аппетитных формах прекрасной испанки — капитана полиции, смешались в телах трех бравых бойцов «спецбригады» во взрывоопасный коктейль. На мгновение утратив острое ощущение скрытой опасности, все трое сразу почувствовали, как кровь закипела в их жилах и пришила в нижний отдел живота, дав мощный толчок потаенным токам живительной энергии… От опытного взгляда негритянки не ускользнуло охватившее ее потенциальных клиентов волнение. Бруклинская проститутка подалась вперед и бесстыдно вжала темно-коричневые орешки сосков в накачанную грудь Никиты Левкина.

— Пошли, пошли, друг, — жарко прошептала она, хлопая длиннющими ресницами. — Пошли, не пожалеешь. Пятдесьят за час.

Никита беспомощно глянул на командира и как бы задал немой вопрос: ну, и че делать? Кортиков принял решение безотлагательно.

— Туда не стоит заходить, — просипел он сквозь зубы, мотнув на раскрытую дверь стрип-бара. — Лучше к нам в гостиницу этих красоток заволочь. На своей территории будет поспокойнее. — И он, вылизывая взглядом дерзко демонстрируемые шоколадные прелести, громко обратился к негритянке: — Эй ты, шалава, у тебя есть две подруги? — Он показал бесстыднице два пальца. — Две девочки. Two girls, — добавил он по-английски для пущей важности.

Та снова одарила русских богатырей белозубой улыбкой.

— Две девочка. Ест. Сечас буду. — Она юркнула в приоткрытую дверь. Кортиков прочитал мигающую синими бликами неоновую надпись над дверью: Brooklyn Eros Meeting Point Club. Когда он дошел до последнего слова, из клуба выпорхнула та же негритянка в кимоно, а за ней две точно такие же, как две капли воды на нее похожие, чернокожие девки в точно таких же кимоно, только затянутые поясками.

— Прям в униформе работают! — чуть не пуская слюни, брякнул Артем.

— Ну что, — кашлянул Кортиков, — обратно по номерам?

— А тетка на вахте пропустит? — неуверенно вякнул Никита.

— Ты че, друг, — насмешливо обрезал его Алексей Васильевич. — Тут же Бруклин, а не профсоюзная гостиница в Краснодаре. Не боись! Да, и сбегай по-быстрому к нам в бар, прихвати там чего-нибудь выпить для нас… — И он, решительно подхватив под руку инициативную негритянку, двинулся обратно в «Россию».

Очутившись в номере, Кортиков поставил на стол купленную Никитой пластиковую бутылку джина «Гордонз», запер дверь на ключ и, осклабившись, жестом пригласил негритянку присесть. Та, улыбаясь во весь свой непомерно большой губастый рот, скинула кимоно и осталась в одних только красных туфельках, которые почему-то не стала снимать. Кортиков начал расстегивать рубашку, но негритянка укоризненно покачала головой и указала коричневым пальчиком с длинным алым ногтем на одинокую бутылку джина на столе. Русский гость хохотнул и отвинтил пластиковую крышку. Потом достал из крошечного минибара под телевизором лоханку со льдом, скинул по паре, кубиков в два стакана и щедро плеснул туда джина.

Негритянка схватила свой стакан и поднесла к накрашенным губам.

— Как тебя зовут-то, красавица? — спросил хрипло Кортиков, впившись взглядом в колыхающиеся коричневые груши грудей.

— Дайэн, — игриво ответила та, взяла второй стакан и вложила ему в пальцы. — Пей, малчик, пей, хороший!

— Русский-то небось в этих номерах выучила? — усмехнулся Кортиков, отпив гнусную на вкус жидкость. Сукин кот, Никита, не мог, что ль, простой водяры купить?

Он облапил Дайэн за груди и потянулся к ней ртом с намерением поцеловать. Но та отстранилась и, захихикав, опять настойчиво втиснула ему в руку холодный стакан с джином.

— Пей!

Кортиков глотнул и поморщился. Он ткнулся губой в щербинку на краешке стакана и чуть не оцарапался. Поставив щербатый стакан на стол, он обнял негритянку за упругую талию, поволок к широкой кровати и завалил на покрывало. Дайэн не сопротивлялась, позволила помять свои упругие груди и покрыть темные шарики сосков торопливыми поцелуями, а когда возбудившийся Кортиков скинул с себя брюки и трусы, ойкнула и уставилась на его фиолетовоголового часового с нескрываемым восторгом.

— Хорош! Ай хорош! — Она цокнула языком. — Силный малчик. — Дайэн вскочила с кровати и, подхватив свой стакан с джином, направилась в ванную. — Я сечас!

Пока она отсутствовала, Алексей Васильевич разобрал кровать, задернул шторы и прилег в нетерпеливом ожидании чернокожей шлюхи. Через пару минут она вернулась, отпивая на ходу из стакана. Поставив стакан на тумбочку у кровати, Дайэн рухнула на него сверху и стала не спеша елозить плоским животом по его голому паху, старательно касаясь раскаленной от похоти каски его часового. От этих нежных прикосновений спецпредставитель генерала Урусова чуть не кончил прямо ей в пупок, но сдержался, вдруг вспомнив об очевидном средстве предосторожности. Весь кайф был сломан. Он вывернулся из-под Дайэн и досадливо выкрикнул:

— А кондом?

— О, кондом! Умны русский малчик! — довольно заметила негритянка. Она опустила руку к красной туфельке, пошарила там, и вдруг в ее пальцах появился розовый целлофановый квадратик. Дайэн ловко разорвала его и выудила тонкое латексное колечко. — Ре-зинька! — победно объявила она и, тренированным жестом насадив колечко на должное место, быстро размотала презерватив по всей длине члена, точно надела кукольные колготки на пластиковую ножку Барби.

Кортиков удовлетворенно откинулся на подушку и прикрыл глаза. По всему его телу побежали приятные струйки вожделения. Дайэн что-то там проделывала с ним, что-то невероятно приятное, что-то мучительно-болезненно приятное. Она тискала его пальцами, зубами, губами, языком, и даже сквозь резиновую перепонку он ощущал всю полноту сладостного удовольствия. Ему вдруг вспомнилось, как он в восемьдесят седьмом году отдыхал на Пицунде, в пансионате, и как он там закружил голову одной замужней телке из Кременчуга, которая отдыхала там с подругой, и как он повел ее вечерком в сосновую рощу и завалил ее под куст, а она отбивалась от него, но он держал ее крепко и все-таки стянул с нее дурацкое кримпленовое платье в цветочек, а потом и розовые ажурные трусы, а она принялась отбиваться еще сильнее, чем только распалила его еще больше, и он мощно врубился в нее, а она застонала, заплакала, вцепилась ему в шею ногтями, а он пахал и пахал ее, пока не кончил, а потом встал, но она так и осталась лежать на усыпанной сосновыми иглами земле и плакала, вздрагивая всем телом…

Эта плакать не станет. Эта скорее его самого заставит расплакаться. Дайэн продолжала массировать ему член. И вдруг, когда горячая волна подступила к самому последнему рубежу и уже была готова вырваться наружу, на волю, — негритянка вдруг вскочила с него и присела на край кровати. Ее шоколадное тело было покрыто мелкими слезинками пота.

— Ты че, подруга? — разочарованно протянул Кортиков, привстав. — Че остановилась? Еще маленько — и…

Она усмехнулась и взяла с тумбочки один стакан, а второй протянула ему:

— Пей, малчик. Пей. Сечас будет приятно. Пей.

Он приник губами к краю стакана и в два глотка осушил его. Негритянка отпила из своего чуть-чуть, поставила на тумбочку и снова оседлала подполковника. Теперь она осторожно ввела его орезиненный ствол в себя и стала медленно приподнимать и опускать таз. В нем вновь поднялась волна похоти, захлестнула снизу, обняла ляжки, кольнула бедра, и он понял, что еще несколько мгновений — и могучая волна вырвется наружу сладостным взрывом…

И в этот момент на глаза ему словно упала плотная пелена, в ушах зашумело, комната заплескалась из стороны в сторону, сидящая на нем верхом негритянка размазалась по потолку — и он рухнул во мрак…

Глава 22

Когда Алексей Васильевич снова раскрыл глаза и осмотрелся, Дайэн в номере уже не было, и вообще за окном было светло, значит, он проспал всю ночь. Он лежал на кровати, голый, потный, на тумбочке стояли два стакана — один пустой, из которого он пил, а другой почти нетронутый. Вдруг его внимание привлекла щербинка на ободке этого стакана. Он вспомнил, что такая щербинка была на том стакане, из которого он вначале отпил джин. Теперь же выходило, что девка ему подсунула совсем другой стакан — тот, с которым она уходила в ванную… Ебена мать! Так она ему что-то туда сыпанула!.. Кортикову стало не по себе. В душу закралось страшное подозрение. Он, едва не взвыв от досады и ярости, ринулся к спрятанной в стенном шкафу сумке и переворошил ее содержимое. Рубашки. Смена белья, носки, кроссовки, тренировочный костюм «Адидас», длинный пластиковый мешок на молнии, где он хранил выходной синий костюм, — все на месте. Но целлофанового пакета с двадцатью пятью штуками баксов, которые ему вручил Урусов в Москве, не было. Пакет с деньгами исчез! Остальная часть денег была у Левкина и Артема Свиблова.

Он тихо застонал, обхватив лоб вспотевшей ладонью. Вот так наколка! Вот ведь киданула черномазая блядь! Клофелином опоила, как обычная ресторанная кидала командировочного мудозвона… Алексей Васильевич бросился к двери, выбежал в коридор и забарабанил кулаком в дверь соседнего номера, где поселился Никита Левкин.

Дверь тут же распахнулась, и на пороге появился бледный как смерть Никита, держа в руке свои скомканные брюки и скомканную в руках сотенную купюру баксов. Столкнувшись лицом к лицу со старшим группы, он только и смог выдавить:

— Деньги…

— Что? — Кортиков сразу понял: троица черномазых проституток сработала синхронно..

— Меня эта девка чем-то опоила и бабки спиздила. Все, что было у меня, — все две тысячи пятьсот баксов, — пробубнил Никита.

— Все две с половиной штуки? — печально усмехнувшись, повторил Кортиков. Он не сомневался, что та же участь постигла и Артема Свиблова. Подойдя к его двери, Алексей Васильевич стукнул разок. Здоровяк Артем вылетел в коридор со свирепой рожей и, как только увидел их обоих, сразу сник.

— И у тебя поперли бабки? — без тени укоризны спросил Кортиков.

Тот виновато кивнул, одергивая незастегнутую рубашку.

— Ну и что предлагаете делать? — печально поинтересовался Алексей Васильевич.

— Как что? — взорвался Никита. — Пошли немедленно в этот блядюшник, наведем там шороху! Найдем этих русалок, кишки им повыпускаем!

— Как же, повыпускаешь ты… — вздохнул Кортиков. — Они те на голубом глазу скажут, что ни хрена не знают. Не видели, не слышали, а если будешь катить на них бочку — вызовут местных ментов и заявят, что ты с ней потрахался, а гонорар зажилил. И тебя еще в каталажку сволокут. — Он помолчал, понимая, что хотя бы для очистки совести надо сходить туда разобраться…

И в этот момент из его номера послышалось настойчивое верещание сотового телефона, который он оставил на столике перед зеркалом. Звонить на этот сотовый мог Алексею Васильевичу только один человек — генерал-полковник Урусов. Но вот уж с кем ему сейчас меньше всего хотелось беседовать, так это с ним… Полковник Кортиков рысцой вернулся к себе в номер и в нарушение данных ему Урусовым инструкций запихнул визжащий мобильник под подушку, выбежал из номера и повернул ключ в замке…

Выйдя из гостиницы, они направились к дому с веселой надписью Brooklyn Eros Meeting Point Club. Но алюминиевая дверь в веселый клуб была заперта. С утра такие заведения явно не работали.

— Суки, закрылись там и делят наши баксы! — заорал Артем и, впав в ярость, стал дубасить кулаком в алюминиевую панель. — Полторы тыщи сперли, курвы! Открывайте, суки черножопые!

Алексей Васильевич мрачно сопел и не вмешивался. Полторы тыщи — если бы! Бедняга Свиблов ни сном ни духом не ведал, что жопа-Дайэн вынула у него не полторы, а все двадцать пять штук баксов. Как теперь действовать в Нью-Йорке без этих бабок? И, хуже того, как доложить Урусову об этой пропаже, он с трудом себе представлял. Ну в самом деле, не станешь же звонить Женьке в Москву и каяться: вот, мол, залез в койку с негритянкой-шалавой, а она оказалась стопроцентной мошенницей, под стать нашим шалавам с Казанского вокзала… Да, блин, Урусов за пропажу тридцати штук зеленых по головке не погладит. Да какое там — он вообще не поверит, что какие-то три проститутки из Бруклина смогли облапошить трех московских ментов-спецназовцев, которые в самом-то деле не лыком шиты. Нет, горестно размышлял Кортиков, не поверит Евгений Николаевич, не поверит, а, скорее, решит, что это он, Кортиков, все подстроил, выдумал какую-то туфтовую историйку про проституток-воровок, а сам эти тридцать тыщ баксов прикарманил. Да и сам бы Алексей Васильевич, окажись он на месте Урусова, ни в жисть бы не поверил в такую смехотворную, такую анекдотичную историйку. И самое обидное для подполковника Кортикова в этой истории было именно то, что ну ладно бы сам он замотал эти баксы, но ведь так по-идиотски из-под носа их увели… Надо что-то срочно делать — без бабок туг никуда… Ситуация была хреновая.

И тут в голову Алексея Васильевича пришла отчаянная мысль. Он взглянул на часы — было начало двенадцатого.

— Хорош базарить! — сурово процедил подполковник, схватил уже вконец озверевшего Никиту за локоть и оттащил от двери. — Все это без толку. Хватит стучать. Они не откроют. Их там все равно нет.

— Так что ж, мы так это и оставим, товарищ подполковник? Ведь у меня две с половиной тысячи, у Артема полторы, у вас… — обиженно протянул Левкин, нехотя давая увести себя прочь от эротического клуба.

— Нет, не оставим, — твердо отрезал Кортиков. — Мы сами компенсируем потерю. Сейчас поедем на Манхэттен, найдем гостиницу «Дорэл-Инн» — там нам все возместят!

— Это как? — не врубился Свиблов.

— Пока не знаю. Будем действовать по обстановке, — загадочно пообещал опытный оперативник. В его голове созрел некий план операции — одной из тех, в которых ему за долгие годы службы в спецвойсках МВД не раз и не два приходилось участвовать. Правда, в те разы он только выполнял приказ, действовал по кем-то заранее спланированному и тщательно продуманному сценарию. Теперь же ему самому предстояло стать и сценаристом и режиссером. Он еще не знал, как пройдет этот рискованный спектакль, но иного варианта не было… Хочешь — не хочешь, а рисковать придется…

Через два часа трое бойцов московской «спецбригады» генерала Урусова стояли перед громадным зданием отеля «Дорэл-Инн» и внимательно рассматривали входящих и выходящих людей, фокусируя свое внимание на высоких светловолосых мужчинах лет сорока. Они прибыли сюда на потрепанном «форде», который Кортиков арендовал с помощью портье гостиницы «Россия» до завтрашнего дня за двадцать пять долларов. В общей сложности парни наскребли по карманам около двухсот баксов. «Этого нам хватит на сутки», — подумал подполковник. Воспользовавшись картой города, Никита Левкин без труда нашел нужную авеню и притормозил недалеко от центрального входа в отель.

Для начала Кортиков обследовал здание гостиницы, обнаружил служебный выход, удостоверился, что дверь не заперта, и вернулся к центральному входу. Он дал указание Левкину отогнать «форд» к торцу здания, поближе к служебному выходу, и приказал ждать команды. Сам же в сопровождении Артема Свиблова двинулся к стойке портье.

— Ай эм лукинг фор рашн пипл, — бодро начал Алексей Васильевич, силясь как можно более любезно улыбнуться в лицо молоденькому портье в расшитом золотом кителе. — Сучков. Итс э фэмили. Мэн, вумен, герл. Сучков. Уот рум намбер, плиз?

Портье обмазал Кортикова ленивым взглядом и с самым серьезным видом принялся стучать короткими толстенькими пальцами по клавишам.

— Семья Сучковых занимает номер-люкс 5-124, — на чистейшем русском языке сообщил он. — Пятый этаж. Но сначала надо позвонить в номер. Наберите 51–24. Телефон вон там! — и толстенький палец прыгнул вбок.

Кортиков перевел взгляд в указанном направлении и тут же увидел кремовый телефонный аппарат на столике у колонны.

— Сенкью, — по инерции бросил он и только тут сообразил, что портье разговаривал с ним на родном языке. Странно, в этом городе, похоже, все говорят по-русски… Но удивляться или искать объяснение этому удивительному феномену было некогда. Кремовый телефон теперь приковал все его внимание.

Он набрал четыре цифры и, крепко, до боли сжав челюсти, стал ждать.

— Алло! — послышался в трубке молодой женский голос.

— Сергея Петровича, пожалуйста!.. — Сердце заколотилось как бешеное… От ответа девицы теперь зависел успех или провал задуманной им дерзкой операции.

Лена удивилась. Во-первых, она никак не могла привыкнуть ко всей этой конспирации с Сергеем Петровичем и Ириной Васильевной Сучковыми и уже было собралась сказать незнакомому русскому, что он ошибся, как вдруг вспомнила, что они уехали из России по подложным паспортам и здесь, в Америке, тоже фигурировали как Сучковы. Во-вторых, Владислав перед уходом не предупредил ее, что кто-то должен звонить. Так что звонок ее насторожил. Но уверенный мужской голос рассеял возникшие подозрения.

— А когда он появится? Мы с ним договаривались… Вы его супруга? — Незнакомец был предельно любезен.

— Его сейчас нет. Ему что-нибудь передать?

Наступила секундная пауза.

— Вы понимаете… — Мужчина на мгновение запнулся, как бы размышляя. — Он просил меня кое-что ему подвезти. Это очень важно… Я могу подняться к вам? Меня зовут Михал Михалыч. Он не предупреждал вас?

Лена оглядела номер. Лиза сидела в большом кресле и смотрела по телевизору мультфильмы, выключив звук. «Не предупреждал?» — он произнес этот вопрос так естественно, что Лена уже не сомневалась, что Владик просто забыл о Михаиле Михайловиче. Нет, сюда незачем его впускать, подумала девушка, все же не до конца поборов безотчетную подозрительность. Но потом передумала:

— Ну хорошо, поднимайтесь. Из лифта по коридору налево. Номер по левой стороне.

— Иду! — как показалось ей, с радостным возбуждением бросил Михал Михалыч и дал отбой.

Назвавшийся Михал Михалычем Кортиков мигнул Артему, и они ринулись к лифтам, вбежали в свободную кабину, и Кортиков сквозь зубы прошипел старичку лифтеру: «Фифе флор». В руке он держал большую коробку, наскоро завернутую в мятую оберточную бумагу, найденную возле мусорного контейнера в Бруклине, который они час назад обследовали на предмет обнаружения самого главного реквизита будущего спектакля…

В коридоре на этаже, на их удачу, никого не было. Алексей Васильевич побежал на цыпочках вперед, глядя на таблички с цифрами. Вот и номер 5-124. Дождавшись Артема, Кортиков шепнул:

— Они там одни: девка с девчонкой. Шарахнем их по башке и умыкнем с собой. А господину Сучкову оставим письменный привет…

С этими словами он решительно постучал в дверь и взглядом приказал Артему быть начеку. Щелкнул замок, дверь отворилась.

— Михаил Михайлович? — Глаза высокой молодой женщины смотрели настороженно. Кортиков сразу узнал в ней спутницу Игнатова, которую он видел в аэропорту.

— Он самый, — приветливо улыбнулся Кортиков. — Можно зайти? — И, не дожидаясь ответа, он отстранил девушку рукой и ввалился в номер, увлекая за собой сопровождающего.

Лена тихо ахнула и приготовилась закричать, но Артем Свиблов зажал ей рот правой ладонью, а левой рукой произвел захват шеи и так стиснул девушке горло, что она сразу начала задыхаться в его стальных объятьях. Тем временем Алексей Васильевич, отбросив картонную крышку с коробки, вынул оттуда черный пластиковый мешок для верхней одежды и большой носовой платок, потом, схватив в охапку девочку, ловким движением забил ей рот платком. Но девочка стала отчаянно сопротивляться, размахивая ручками и дрыгая ножками во все стороны. Подполковник в конце концов не выдержал и ребром ладони ударил девочку по затылку Она затихла, потеряв сознание, и налетчик поспешно засунул детское тельце в одежный мешок и с визгом закрыл молнию.

— Держи девчонку! — коротко бросил он Артему, а сам подскочил к обезумевшей от боли и страха Лене и прошипел ей прямо в расширенные от ужаса глаза: — Жить хочешь, стерва? Дочку свою живой хочешь увидеть? Тогда молчи, сука, и не дергайся. Вякнешь — убью девчонку. Клянусь, блядь, мамой — задушу вот этими самыми руками! Ты меня поняла, сука? — Сделав паузу, Алексей Васильевич мигнул Артему: мол, отпусти ее. Тот, никак не ожидавший такой вспышки безотчетной ярости у шефа, тоже малость перетрухал и поспешно отвел свою здоровенную лапищу, сжимающую горло пленнице. Та стояла ни жива ни мертва, чуть пошатываясь на ослабевших ногах, не издала ни звука.

— Молодец, стерва! — похвалил, тяжело дыша, Кортиков и рванул к письменному столу, порылся там в бумагах, нашел чистый бланк с логотипом гостиницы и нацарапал валявшейся тут же фирменной шариковой ручкой:

Потом подумал, вымарал последнее предложение и написал: «Мы тебе позвоним». Взял со стула дамскую сумочку. Порылся в ней. Нашел там небольшую пачку стодолларовых купюр. Засунул их себе, в карман.

— Все, уходим! — рявкнул он, бросив листок бумаги на середине стола. Подхватив с пола тяжеленный мешок с живым грузом, он покинул номер. Артем, как рак клешней вцепившись в локоть Лены, поволок ее следом.

— Там в конце коридора должна быть пожарная лестница! — процедил на бегу Кортиков. — По ней спустимся на первый этаж, найдем служебный выход и слиняем.

— Откуда вы знаете, Алексей Васильевич, — изумился Артем, еле поспевая за подполковником, — про пожарную лестницу?

— Кино люблю смотреть, — усмехнулся Кортиков, отворяя застекленную дверь, ведущую на пожарную лестницу, и выглядывая на лестничную площадку. — Ты смотри, чтоб она визг не подняла, иначе нам хана! Если что — ебани ее по сонной артерии или под ухо врежь, чтоб сразу отключилась. Ща главное не нарваться на уборщицу какую-нибудь…

Похитители стали торопливо спускаться вниз. На их счастье, на лестнице не было ни души. Оказавшись на первом этаже, Алексей Васильевич оставил Артема с мешком и женщиной за дверью, а сам выскочил на улицу, махнул Никите, чтобы тот подогнал машину поближе…

Гостиницу они покинули без происшествий. План удался.

Через пятнадцать минут старенький «форд» резво мчался в направлении Бруклинского моста.

Гпава 23

Владислав вернулся в гостиницу к пяти часам. Портье сказал, что ключи наверху и что его после обеда разыскивал какой-то русский. Владислав удивился: он ни с кем не назначал встречи в отеле, да и вообще, кроме Билли Лайла, о его внезапном приезде в Нью-Йорк не ведала ни одна живая душа, даже в ФБР.

— Этот русский звонил или приходил сюда, в отель? — уточнил он.

— Ну да, сам пришел, — кивнул портье. — Спросил, в каком номере вы остановились, мистер Сучков. Потом позвонил к вам в номер. Их было двое. Они поехали наверх. Что-то я не заметил, чтобы они выходили… — Портье взглянул на часы. — Часа два назад.

Взволнованный Варяг не стал дожидаться лифта и взбежал на пятый этаж по лестнице. Дверь оказалась чуть приоткрыта. Войдя в номер и бросив взгляд по сторонам, он тотчас все понял, и сердце сжалось от тревожного предчувствия. Никаких следов борьбы или обыска он не заметил: мебель, цветы в вазах, газеты и журналы на журнальном столике — все лежало на своих местах. Но в номере стояла непривычная гробовая тишина, что свидетельствовало об отсутствии постояльцев. Он машинально позвал: «Лена! Лиза!» — и не получил ответа.

Владислав подошел к письменному столу, на котором стоял телефон, и уже собрался было позвонить вниз к портье, как его взгляд упал на листок бумаги с нацарапанными по-русски несколькими словами. Он схватил листок в руки и прочитал:

«Варяг! Если тебе дороги твоя баба и дочь,

гони пять лимонов. И без глупостей.

День тебе на размышление.

Мы тебе позвоним».

Он просто не поверил своим глазам. И снова перечитал записку. Что за херня! Похищение и требование выкупа… Как в дешевом боевике! Вот так просто какие-то двое русских зашли в гостиницу с улицы, поднялись в номер и похитили женщину и ребенка? И никто ничего не видел? Что это — глупая случайность, которая произошла вопреки теории вероятности, или тщательно спланированное действие? Он был склонен считать, что последнее. Ведь так не бывает, просто не может быть! Самое странное — откуда похитителям известно, что Сергей Сучков — это Варяг? Откуда? Нет, вряд ли это обычные громилы из брайтонской мафии, которые еще в аэропорту имени Кеннеди выслеживают прибывающих в Штаты денежных российских граждан, чтобы потом организовать похищение кого-то из членов их семей, и «разводят на бабки»… Он знал о существовании такого промысла на Брайтон-Бич, но он ни на секунду не мог поверить, что сам стал жертвой этого рэкета. Нет, тут все не просто. Похоже, за ним из самой Москвы тянется хвост. Кто-то вел за ним наблюдение, отслеживая каждое его перемещение по миру… Он лихорадочно стал перебирать в уме события последних дней и даже часов, начиная с Шереметьево. «Надо брать Варяга!» — тут же вспомнились ему слова тех двух мужиков в магазине беспошлинной торговли. Может быть, они? А может быть; те двое «голубых» в салоне первого класса рейса Барселона — Мадрид — Нью-Йорк, которые всю дорогу жрали виски и обнимались?.. Да что толку теперь гадать — надо действовать!

Он связался с портье.

— Это. Сучков из люкса на пятом этаже. Так вы говорите, что не видели моих жену и дочь?

— Миссис Сучкова и девочка никуда из отеля не выходили, — деловито ответил портье. — Во всяком случае, через главный вестибюль. Иначе я бы их заметил, мистер Сучков.

— А что, в отеле есть и другой выход? — чуть не закричал Владислав. И тут его осенило: ну как же он забыл — конечно, тут есть служебный выход и служебная лестница — он только что сам по ней поднялся. И еще есть пожарная лестница в конце коридора.

Бросив трубку, в которой продолжал что-то вкрадчиво пищать голос портье, Варяг выбежал в коридор, нашел застекленную дверь на пожарную лестницу и, перепрыгивая через три ступеньки, сбежал вниз. Дверь служебного выхода была распахнута. Он внимательно осмотрел асфальт и лужайку. На еще мокрой после недавнего дождя траве четко отпечатались две полосы от автомобильных шин. Судя по следам, автомобиль подогнали прямо к этой двери. Он заметил следы обуви, явно мужской. Это могло быть все, что угодно, — возможно, это был пикапчик дворника или почтового курьера. А возможно, машина похитителей. Портье сказал, что их было двое. Но наверняка был и еще кто-то, по крайней мере один, — тот, что поджидал подельников внизу в машине. Наверняка у них была машина — так что очень вероятно, что это и есть те самые следы шин на траве…

Владислав мучительно осознал полную свою беспомощность. Ему ничего иного не оставалось, как ждать звонка похитителей. Вернувшись в пустой номер, он опять внимательно перечитал записку. «Я сам позвоню» исправлено на «Мы тебе позвоним» — что бы это могло означать? И почему похитители требуют именно «пять лимонов»? Почему не три, не четыре, не сто? Почему именно «пять лимонов»… Они написали, что позвонят ему. И что дальше? Назначат встречу? Но если их трое или четверо, одному ему с ними не справиться. Нужна поддержка. Нужен помощник. Нужно срочно связаться с Николаем Валерьянычем… Посоветоваться.

Владислав достал сотовый и набрал номер Чижевского. И тут же вырубил аппарат. А чем ему поможет Чижевский? Кого он пошлет к нему на подмогу? Своих военных разведчиков? Но им надо еще каким-то образом выправлять американские визы, а это такая канитель! Нет, тут скорее нужен Сержант — Степан Юрьев; вот у кого наверняка здесь в Америке все схвачено. Он сможет за сутки прибыть в Нью-Йорк.

Да, окончательно решил Варяг, в этой ситуации ему сумеет помочь только Сержант… Старый опытный вояка.

Глава 24

Сержант давно нуждался в полноценном отпуске. События последних нескольких месяцев, когда ему пришлось тряхнуть стариной и фактически перейти на нелегальное положение — со всеми этими фальшивыми ксивами на чужие имена, бутафорскими усами и очками, скоротечными переездами с места на место, конспиративной игрой в прятки с ментами, — изрядно его утомили. Не то чтобы он уже отвык от такой суматошной, суетливой жизни или годы были не те — какое там! В свои сорок восемь Степан Юрьев, как всегда подтянутый, бодрый, деятельный, чувствовал себя превосходно: у него был отменный аппетит и крепкий сон, по утрам не ломило в суставах и не мучила изжога по вечерам. Просто в последний год его жизнь вошла в новую колею, обрела новый ритм, и у Степана не было охоты менять этот приятный ритм.

Хотя, думал он, выходя каждое утро, на крылечко уютного финского коттеджа на берегу живописного озерца, может, и впрямь дает о себе знать возраст — все ж таки скоро полтинник. Пора и на покой. Как там говорят состарившиеся хоккеисты: если не хочешь откинуть коньки, надо вовремя повесить их на гвоздь… Тем более что в жизни Сержанта с недавних пор появилась очень веская причина думать о покое.

Марианна… Марьяша. Женщина, случайное знакомство с которой в питерском ресторане два года назад круто изменило не только его бытовые привычки, но и представления о жизни. А ведь было время, он даже и помыслить не мог, что такое с ним может произойти…

Когда в конце 1970-х Степан Юрьев покинул Россию, скрываясь от вездесущих глаз и ушей МВД и КГБ, и потом, когда служил в иностранном легионе, и после этого, за долгие годы жизни в Америке, он привык считать, что ему на роду написано быть вечным перекати-полем и бобылем — без семьи, без детей, без постоянной крыши над головой. Нет, конечному Степана за эти без малого четверть века было немало женщин на всех континентах. Кого-то он даже по-своему любил и ценил, от кого-то у него наверняка даже произрастало неведомое ему потомство. Он имел точные сведения по крайней мере о двух своих детях. В Калифорнии у него росла дочка: девочку родила Соня Краско, красавица украинка, с которой он прожил два года в Сан-Франциско. И был еще сын Санао от японки Ким Кавада — они встречались месяца полтора в Чикаго. Но все эти женщины и детишки остались вне его судьбы… И сейчас, прожив последние два года в Петербурге, он почти не вспоминал их.

А вот Марианна — это совсем другое дело. Его отношения с ней складывались не так, как с другими, с самого начала это был не просто и не только секс, хотя, надо признаться, в постели Марианна была невероятно хороша, и Степан даже не мог вспомнить, чтобы женщина доставляла ему такое потрясающее наслаждение. Но дело было совсем не в этом. Марианна, употребляя смешное старомодное выражение, взяла его за душу. Такого со Степаном не было давно — а может быть, и никогда.

Из-за Марианны он решил окончательно осесть в северной столице, и, хотя у него самого в Питере было несколько квартир, прочно переселился к ней — с тех самых пор, как скрывался от пацанов Шрама, с которыми повздорил в ресторане — из-за Марианны, между прочим. И это последнее, обстоятельство сыграло немаловажную роль в развитии их романа. То, что Марианна досталась ему, как говорится, с боем, чуть ли не в древних традициях поединка благородного рыцаря с обидчиком чести дамы, придавало их отношениям совершенно особый колорит. И ему нравилось, что она это понимала и ценила…

В начале года он купил этот финский коттедж — «имение», как шутливо называла его Марианна, — и они по выходным выезжали туда отдохнуть от городской суеты. Она никогда не спрашивала, откуда у него водятся деньги, хотя ей было понятно, что у мужчины, которому не надо вставать каждое утро и отправляться на заработки куска хлеба, весьма сомнительные источники существования. Однако ее это не беспокоило. Она ему доверяла.

И этим она тоже расположила Степана к себе. Невольно он сравнивал ее с прежними своими сожительницами — те если и не лезли ему в душу, то в любом случае посматривали на него искоса и норовили вызнать его сокровенные тайны, чем страшно его раздражали…

— Ну что, Степа, завтракать? Девятый час… — Марианна положила ему голову на грудь, и ее каштановые волосы рассыпались буйным водопадом по одеялу.

Сержант улыбнулся и провел широкой ладонью по каштановым волнам.

— Да… Сейчас бы омлетик на шесть яиц, да с тертым сыром и с укропчиком…

— А потом чай с вишневым джемом! — закончила она.

— Угу. — Сержант откинул одеяло и блаженно потянулся, так что хрустнул плечевой сустав. — Вот это и называется райская жизнь.

Он обнял Марианну за голые плечи, притянул к себе, нашел ртом ее теплые полные губы и жадно поцеловал, точно припал к кринке со студеной водой в знойный день. По ее коже пробежала волна озноба. Марианна закрыла глаза и, оторвавшись от его губ, улыбнулась. Они были вместе уже два года и за это время, казалось бы, должны были привыкнуть друг к другу и утолить взаимную страсть… Но этот зрелый мужчина с сильным, красивым телом по-прежнему волновал ее, как смазливый юнец — робкую школьницу.

Ее длинные пальцы пробежали по мускулистой волосатой груди, по отчетливо очерченному, чуть выпирающему животу и устремилась ниже, в пах, к курчавой рощице, посреди которой рос мощный мужской инструмент. Она нежно провела кончиками пальцев вокруг его основания и потом нащупала гладкое полушарие его верхушки с небольшим кратером посередине. Инструмент под ее прикосновениями начал расти, увеличиваться в длину, налился горячими соками, стал тугим…

Степан отбросил одеяло, перевернул ее на живот, потом, обхватив обеими руками за таз, приподнял и заставил ее встать на колени. С закрытыми глазами она ждала знакомого ощущения сладкой боли, которой всегда сопровождалось его первое вторжение, — так, наверное, острый горячий плуг входит во влажную землю. Его сильные руки проскользнули у нее под мышками сзади, обхватили ее колыхающиеся груди — он нащупал набухшие соски и слегка сжал их. И в это мгновение могучий горячий поршень ворвался в нее, мощно раздвинув скользкие влажные створки ворот, и мерно заходил взад-вперед, каждым своим движением посылая вибрирующие волны. Так продолжалось долго — ей казалось, что прошло, может быть, пять, может, десять минут, а может, и четверть часа. Сладкая боль становилась все острее и невыносимее. Она ощущала волны этой мучительной сладости, приливающие со все возрастающей интенсивностью. Еще мгновение — и ее тело сотряс мощный взрыв или извержение сладостного восторга, так что ей захотелось закричать… А поршень все вторгался в нее и вторгался, не желая покидать ее раскаленное жерло, бурлящее горячей липкой лавой. И вдруг комнату наполнил низкий, точно звериный, рык. Разгоряченный конец вонзился в непреодолимую преграду, набух и толчками исторг из себя обжигающую струю…

Наконец Степан вышел из нее, лег подле, шумно дыша, источая жар тела. Несколько минут они молчали, обессиленные.

— Говорят, — глухо произнес Степан, — что есть хомяки, которые способны без передыху заниматься любовью по двенадцать часов… Представляешь, какой выносливой должна быть хомячиха…

— Не пойму, — отозвалась она тихо. — Тебя огорчает, что ты не хомяк или что я не хомячиха?

И они, не сговариваясь, расхохотались. Степан положил руку на ее все еще горячий пах и прижался к ее теплому телу, и любовники задремали.

Телефонный звонок властно вторгся в сумерки комнаты и нарушил их покойный сон. Спросонья Сержант не понял, откуда доносится тонкий вибрирующий звук, он откинул одеяло и выпрыгнул из постели. Это пиликал сотовый — значит, вызывает Чижевский из Москвы. Значит, что-то стряслось. Он резко поднес серебристую коробочку к уху:

— Слушаю! — и с удивлением услыхал в трубке голос Владислава. Голос звучал глухо и напряженно.

— Здравствуй, Степан! Не разбудил?

— Да ты что! — отозвался Сержант и мельком взглянул на часы-будильник в виде американского истребителя F-15, подарок итальянских друзей-мафиози. — Уже девять. Я на ногах. — И он перевел взгляд на лицо спящей Марианны.

— A-а… Ну тогда бери ноги в руки, Степа! Ты мне нужен.

— Опять мочилово? — без всякого воодушевления вполголоса поинтересовался Сержант. Он привык говорить в присутствии Марианны о делах так, чтобы она ничего не поняла или не расслышала, хотя понимал, что все она уже давно про него знала и скрывать от нее свою вторую натуру было бессмысленно. Да и нечестно.

— Не знаю, — очень серьезно отозвался Владислав. — Не исключаю. Здесь может быть очень горячо… — Он произнес «здесь» с многозначительным нажимом.

— Где «здесь»? — не врубился Сержант. — Ты сейчас где находишься?

— В гостях у дядюшки Сэма, — послышался смешок. — Тебе Валерьяныч разве не сообщил, куда я направлялся?

— Валерьяныч, может, и сообщил бы, коли знал бы, где меня искать! — в тон ответил Сержант, ничуть не удивившись тому, что Игнатов уже топтал американскую землю. — А что за нужда?

— Мне нужна поддержка, Степа, серьезная поддержка. Кроме тебя, тут мне помочь некому. Ты отлично ориентируешься на местности, знаешь язык… Словом, будешь чувствовать себя как рыба в воде. Ты меня понял?

Так, выходит, и впрямь дело предстоит серьезное, догадался Сержант. Владислав в Штатах — и там у него что-то закрутилось… Он ощутил, как жаркая кровь прилила к лицу, как тревожно заколотилось сердце в груди… Он вновь, как в былые времена, почуял азартный восторг охотника, всегда готового к сопряженной со смертельным риском погоне… На этот раз, похоже, риск был и впрямь нешуточный. Но зато и добыча обещала быть немалой. Иначе Игнатов ни за что не стал бы звонить ему в Россию напрямую, рискуя быть обнаруженным проворными ищейками российских спецслужб.

— Ты в курсе, что в Москве открыт сезон охоты? — спросил Сержант уклончиво. Внимательно читая криминальную хронику, он на прошлой неделе наткнулся на сообщение об объявлении Игнатова Владислава Геннадьевича в федеральный розыск.

— Знаю, знаю. Мне как раз и требуется твой охотничий опыт, — без тени иронии сказал Варяг.

Сержант сел на край кровати, сжимая в руке умолкший сотовый.

— Проблемы? — только и спросила Марианна. Она уже не спала и вполуха слушала его разговор.

Степан кивнул:

— Накрылся наш отдых, милая…

Марианна огорчилась, но вида постаралась не подать.

— А что? — спросила она с деланным участием.

— Да вот старый приятель позвонил, приглашает в Америку приехать погостить. Поохотиться. Срочно просит выехать.

Марианна покачала головой: мол, что-то ты темнишь, дорогой. Но, по своему обыкновению, не стала ничего у него выпытывать.

Глава 25

Широкая набережная между двумя мостами через Дунай, со множеством кафе и ресторанов под открытым небом, — зелеными скверами и развалами местных кустарей, торгующих незатейливыми сувенирами, в Будапеште была тем же, что Старый Арбат в Москве, — веселым, немного отдающим китчем культурным фасадом столицы, который приманивал своим мишурным великолепием не столько горожан, сколько неискушенных гостей большого города. Здесь всегда многолюдно и шумно, в воздухе витают пикантные ароматы жареной гусиной печенки и свежеиспеченных кренделей, смешанные с томным смрадом дорогого трубочного табака. В живописной толпе случайных посетителей террасы ресторана перед отелем «Интерконтиненталь» легко затеряться, особенно если поставить это своей целью.

Двое мужчин, сидящих за столиком перед стеклянной громадой современного отеля, явно того и добивались. Они притулились позади горластой компании немцев, сев спиной к их длинному столу, уставленному пустыми и полупустыми пивными кружками. Склонившись над белыми кофейными чашечками, они вели неторопливую и, как могло показаться со стороны, напряженную, тягостную беседу.

— Так вот, милейший Александр Иванович, — продолжал насмешливо-жестким тоном один из собеседников, высокий крепкий пожилой мужчина с пышной черной шевелюрой. Это был Аркадий Ильич Неустроев, один из энергичных экспортеров якутских алмазов. — В ваших интересах пойти с нами на сотрудничество. Во-первых, вы у нас под «колпаком», — и Неустроев нехорошо хохотнул, помахав перед лицом Александра Ивановича тремя листками бумаги, скрепленными скрепкой…

— Что это? — нервно поеживаясь, спросил Александр Иванович.

— Не перебивайте меня! — недовольно одернул его брюнет. — Всему свое время. Во-вторых и в-главных, все равно вам никуда не деться — если вы не поделитесь с нами, делиться придется с Генеральной прокуратурой. А вернее сказать, не делиться, а отдать все! Дружба с нами вам будет на руку, уверяю вас…

— Что это? — снова настойчиво спросил Сапрыкин, не сводя глаз с листков бумаги, которые Аркадий Ильич сжимал в руке.

— Там ваша беседа… ваши две беседы очень интересного содержания. Обе состоялись у вас на подмосковной даче. Одна… — Неустроев заглянул в первый листок, — с неким Шотой… А вторая… Впрочем, ознакомьтесь сами!

Александр Иванович взял листы в руки, и первое, что ему бросилось в глаза, был жирно напечатанный заголовок:

Ниже шел его стенографически точно воспроизведенный разговор с Шотой по поводу предстоящего похищения Варяга. У него закололо под сердцем. Он отлично помнил эту беседу. Тогда всесильный кремлевский чиновник впервые открытым текстом дал понять старому грузинскому вору, что устранение смотрящего России в их обоюдных интересах.

Но как могли они подслушать и записать тот разговор? Сапрыкин прекрасно помнил, что вел разговор из отцовского кабинета, со старенького аппарата СУ-5, оборудованного скремблером — особым устройством, создающем на линии сильные помехи, так что даже при подключении к телефонной линии разобрать слова собеседников было практически невозможно. Стенограмма занимала полторы страницы. Следующие полторы страницы воспроизводили его телефонный разговор с генерал-полковником Урусовым также о похищении Варяга. Он отдавал высокопоставленному чиновнику последние указания относительно того, как организовать охрану ресторана на Дмитровском шоссе.

Только дочитав до конца стенограмму и уронив листы на столик, Сапрыкин наконец понял, откуда торчат уши: это была работа Олега Александровича Сайкина! Ну, мерзкий человечишка! Так, выходит, он служил и нашим и вашим! Что ж, а чего еще было от него ожидать?

Пауза затянулась. Неустроев допил кофе и поискал глазами официанта. Тот вйлся юлой вокруг соседнего стола, принимая от шумной немчуры заказ на очередную порцию пива. Сапрыкин понял, что у него нет выбора. И что нет смысла даже спрашивать, что они предпримут, если он откажется. Он и сам прекрасно осознавал — что… В повадках и тоне этого нагловатого вальяжного господина он сразу, узнал бывшего кадрового офицера Госбезопасности, перешедшего в сферу большого бизнеса. Такие, обретя практически безграничные финансовые возможности, готовы на все… Пять миллиардов… Ему было жаль отдавать им даже малую толику этих денег. Потому что это были его деньги, он провернул грандиозную рискованную операцию, и никто не мог, не имел права требовать от него поделиться. То есть, конечно, ему дали возможность увести средства «Госснабвооружения» с далеким политическим расчетом, и именно на этот расчет откровенно намекал ему Михаил Фаддеевич Юдин на одной из многочисленных посиделок на даче в Жуковке-5. И теперь какие-то отставные гэбэшники, авантюристы, пытаются шантажировать его, пытаются заставить его поделиться с ними… А делиться все же придется. Выхода нет: он у них на крючке…

— Кто такой Варяг? — с явным интересом спросил Аркадий Ильич, пряча сложенные листки стенограммы во внутренний карман пиджака.

— Это Владислав Игнатов… — мрачно отозвался Сапрыкин.

— Бывший замгенерального «Госснабвооружения»? — обнаружил свою осведомленность Неустроев.

Сапрыкин удивленно кивнул:

— Да, известный бизнесмен… Крупная фигура теневого бизнеса…

— Из «новых русских»?

— Да нет, скорее, из старых… — не сдержал усмешки Александр Иванович. — Из тех старых русских, что промышляют у нас на больших дорогах уже тыщу лет, если не больше… Со времен Соловья-разбойника…

Неустроев нахмурился:

— A-а… Кажется, я начинаю понимать… Так Игнатов из воров? Из законных? И кто же его допустил к руководству крупным государственным предприятием, связанным с военно-промышленным комплексом? Любопытно… Расскажите-ка мне про этого Варяга…

Наконец официант заметил его поднятый палец и соизволил приблизиться. Неустроев заказал еще пару кофе. А Александр Иванович вкратце изложил Неустроеву все, ' что ему было известно о теневом оружейном бизнесе смотрящего России.

— Хм… ну, вижу, я и мои коллеги-коммерсанты сами недалеко ушли от Них, — задумчиво протянул Неустроев. — Мы-то, грешным делом, надеялись, что совершаем нечто ужасное — грабим страну… А тут под самым носом у таможни, у Счетной палаты, у министерств и ведомств орудует шайка воров — и никто даже не ахнет, более того, главного вора страны сажают в кресло замдиректора оружейного концерна и… Так как, Александр Иванович, вы решили — мы сможем договориться, я надеюсь?

Сапрыкин медленно кивнул, отпил кофе из чашки и тихо проговорил:

— Да, мы сможем договориться, но вы должны понять, что за мной стоит масса людей, которые ждут своей доли. Вы же не думаете, что эти средства с офшорных счетов я снял исключительно в свою личную пользу?

— Нет, не думаю. — Неустроев криво улыбнулся. — Но я также не думаю, что вы кому-то собираетесь отдавать крупные доли. Возможно, те, кто за вами стоит, и рассчитывают что-то получить, но это будут жалкие крохи, которых не хватит не то что на проведение президентских выборов, но и на избирательную кампанию где-нибудь в Нижнежопинске. Судя потому, что мне… нам… о вас известно, вы очень тонко и хитро продумали эту финансовую аферу. И едва ли кому-то об этом известно, кроме нас…

— …И того, кто поставил мне в телефон жучка! — ввернул не без ехидства Сапрыкин. — Я ведь с Сайкиным хорошо знаком!

— У Олега Александровича длинные уши. Но не язык! — спокойно заметил Неустроев. — Так что не беспокойтесь, Александр Иванович, насколько я моту судить, миллиарды, выведенные вами на Багамы, вы намереваетесь присвоить. Ведь вам самому очень нужны средства для ведения своей политической игры. Но и нам нужны средства — для нашей политической игры. Собственно, я вам предлагаю деловое партнерство, если угодно. В противном случае мы можем просто вас… устранить…

— Но тогда вы не сможете завладеть деньгами, — усмехнулся Сапрыкин. — Да будет вам известно, что банк в Нассау может осуществить следующую транзакцию с этими миллиардами только по моему личному поручению. И ни по чьему больше. Так что, устранив меня, вы не сможете даже пальцем прикоснуться к этим деньгам. Таковы особенности этого замечательного багамского банка!

Его собеседник впервые за все время разговора потерял самообладание. Он побледнел, его губы вытянулись в две ниточки.

— Да, вы правы, — сухо проговорил он, скрывая ярость. — Но что нам мешает сдать вас генпрокурору? Что нам мешает сдать вас властям? А уж они позаботятся о ваших офшорных счетах, будьте спокойны! И ваш чудесный багамский банк как миленький выдаст ваши миллиарды, как только туда поступит ордер Интерпола! Но вот вопрос: вам это надо? — Помолчав, Неустроев добавил уже более миролюбиво: — И нам это не надо. Так что давайте договариваться.

Между тем в голове у Александра Ивановича уже вырисовался некий план, он придумал, кто ему может помочь. И он немного повеселел.

— Откровенность за откровенность, Аркадий Ильич! — Он пригубил кофе и, понизив голос, продолжал: — А что у вас за бизнес, позвольте полюбопытствовать?

— Алмазы, милый мой, алмазы, — с готовностью сообщил тот. — Мы торгуем якутскими алмазами. И даже могу вас посвятить в самую сокровенную нашу коммерческую тайну — мы хотим выдавить с мирового рынка Оппенгеймеров. Слыхали о «Де Бирс»? Так вот, мы планируем выдавить их с мирового рынка…

— А если не секрет, вы и ваши коллеги… вы из какого ведомства? Явно не со Старой площади, потому что я знаю всех, кто там работал в последние пятнадцать лет.

Неустроев пригладил рукой волосы:

— Не со Старой. С Лубянской, если это вам так интересно… Но это длинная история, и сейчас не время и не место ее касаться. Вернемся к нашим багамским баранам… Мы договорились?

— Да, можно сказать, что мы договорились, — твердо сказал Сапрыкин, потому что у него уже вполне созрел план.

Вернувшись к себе в отель, Александр Иванович первым делом достал со дна чемодана объемистый органайзер, в котором фигурировали сотни телефонных номеров нужных людей в разных городах России и многих стран мира. Он открыл книжку на букву «М» — Москва — и нашел домашний телефон генерала Урусова.

Он заранее обдумал разговор со. своим старым подельником. Урусов был, конечно, хитрый лис, но, как то и свойственно экзальтированному темпераменту потомка вайнахов, его обостренное самолюбие порой пробуждало в нем почти детскую наивность. Если ему тонко польстить, Урусов утратит всю свою хваленую хитрость, а если вдобавок посулить ему шуршащую зелень, то и вовсе позабудет о всякой предосторожности — и тогда его можно объехать на хромой козе…

— Евгений Николаевич! — Сапрыкин невольно улыбнулся, услышав в трубке знакомый звонкий голос. — Я вас приветствую! Узнали? Нет? Это… Александр Иванович. Помнится, мы с вами некоторое время тому назад обделывали одно общее дело. И вот теперь я звоню с предложением продолжить его… Мне нужна ваша помощь. Как говорят у нас в Москве, мне нужна крыша…

Сапрыкин для вида витиевато покаялся за свое внезапное исчезновение из Москвы и долгое молчание, сославшись на необходимость «запутать следы». Он признался, что сейчас находится в Будапеште и собирается в Нью-Йорк по важному делу, которое могло бы заинтересовать также и Евгения Николаевича лично — именно лично, а не как крупного чиновника Министерства внутренних дел. Сделав многозначительную паузу, Сапрыкин как бы доверительно сообщил Урусову, что его миссии в Нью-Йорке могут помешать люди, которые случайно сели ему на хвост в Венгрии…

— Мне нужна ваша протекция, Евгений Николаевич. Если я смогу беспрепятственно получить то, что я ищу, я готов буду отблагодарить вас.

Урусов сразу узнал Сапрыкина, но в силу врожденной хитрости решил на всякий случай разыграть спектакль.

Раз после стольких месяцев молчания Сапрыкин вдруг объявился, да еще позвонил из-за границы, значит, у него и впрямь возникла острая нужда в генерал-полковнике Урусове. Значит, из этой нужды можно будет извлечь немалую выгоду. «На ловца и зверь бежит», — подумал генерал. И как только Александр Иванович упомянул про «дело», Евгений Николаевич сразу просек, в чем суть этого «дела». Но тем не менее, затеяв свою любимую игру в дурика, спросил:

— Так в чем состоит ваша просьба? Чем я могу вам помочь?

— У вас есть возможность обеспечить мне охрану в Нью-Йорке?

— Какого рода охрану? — продолжал валять дурака Урусов.

— Вооруженную! — Сапрыкин махнул рукой на конспирацию. Даже если его и слушают в этом отеле — все равно отступать некуда. Его обложили со всех сторон, как загнанного волка. Выбора у него нет. — Мне требуется вооруженная охрана от группы людей, которые меня шантажируют и готовы на все… Вы меня понимаете, Евгений Николаевич, на все!

— У меня есть такие люди, — коротко возвестил Урусов после долгой паузы. — И в настоящее время они находятся как раз в Нью-Йорке на спецзадании.

Он прямо-таки ухом ощутил, как губы Сапрыкина расползлись в довольной улыбке.

— Вы меня просто поражаете, Евгений Николаевич! С вами можно иметь дело! — с искренним восхищением воскликнул Сапрыкин. _

— Можно! И сколько на кону, Александр Иванович? — Урусов сразу взял быка за рога.

— Пять мил…лионов, — помявшись, ответил Сапрыкин. — Вы же знаете…

— Ну, тогда за охрану я бы попросил десять процентов от сделки. Нормальные комиссионные, как вы считаете?

— Да это же целых полмиллиона долларов! — с деланным возмущением воскликнул Александр Иванович.

— Это всего лишь полмиллиона долларов, — презрительно среагировал его собеседник.

Сапрыкин крякнул как бы с досады и, подумав: «Эк я тебя, простака, обвел вокруг пальца», — выдохнул:

— Ну что с вами делать… Ваша взяла, Евгений Николаевич. По рукам! Я буду жить в отеле «Астор-Хаус». Пусть ваши люди там меня найдут… Они получат аванс.

Оба остались крайне довольны состоявшимся разговором. Сапрыкин — тем, что сумел вроде бы облапошить падкого на зелень ментовского генерала, а Урусов — тем, что ему удалось раскрутить проныру Сапрыкина на пол-лимона баксов. Он набрал номер сотового Алешки Кортикова, чтобы дать ему очередное задание. Но после двадцатого звонка понял, что Леха не возьмет трубку.

По их уговору, Кортиков должен был всегда держать сотовый под рукой, чтобы постоянно находиться на связи с шефом. Но раз его сотовый не отвечает, похоже, в Нью-Йорке сложилась нештатная ситуация. У Евгения Николаевича не возникло даже и тени сомнения, что Алексей пренебрег своими обязанностями и забыл или потерял мобильник. Нет, там действительно произошло что-то очень серьезное…

Что же могло случиться?

Глава 26

Московские заказчики не надули: все получилось так, как и было обговорено. Джокер дождался, когда уже в сумерках груженный свежеобструганными бревнами КРАЗ-лесовоз тронется, и, пригнувшись, короткими перебежками рванул к нему, юркнул под колеса и прилепился снизу к заднему мосту. Уже после того, как могучий КРАЗ с прицепом покинул территорию зоны и прополз с километр по ухабистой лесной дороге, Джокер разомкнул занемевшие руки и ноги й глухо шмякнулся на сырую землю. Сразу вжался башкой и туловищем в колено, точно боялся, что шоферюга приметит потерю и поднимет хай. Да напрасно: он-то знал, что и с водилой тоже есть уговор, но все равно решил схорониться — так, на всякий случай. Береженого Бог бережет. Когда рев лесовоза растаял за поворотом, Джокер встал, отряхнулся и первым делом нащупал за пазухой сверток, который ему оставили в подсобке. Там лежали одежда, деньги, ксива и билет на поезд. Он вытянул мятый паспорт, раскрыл его и при виде своей физиономии, аккуратно вклеенной взамен старой, усмехнулся. «Нилов Сергей Николаевич», — прочитал он каллиграфическую надпись. Родился 5 декабря 1973 года в Мытищах. Годится… Джокер быстро спрятался за куст, переоделся в припасенную для него одежонку. Свою тюремную робу закопал под кустом, тщательно присыпав место, пожухлой прошлогодней листвой. Потом он спрятал паспорт во внутренний карман и пересчитал деньги. Пять тысяч потертыми сотнями, как. и договаривались. Что ж, и тут все без обмана. До шоссе лесом оставалось пройти километра два.

Дальше по трассе топать пришлось недолго. Заслышав позади себя гудение двигателя, Джокер остановился на обочине и махнул рукой. Это был старенький автофургон — вроде тех, в которых раз в неделю развозят из райцентра продукты по отдаленным деревням. Автофургон притормозил, движок кашлянул и заглох. Правая дверца отворилась. Джокер воспринял это как приглашение и влез в теплое нутро кабины. За баранкой сидел сухощавый мужичок в поношенной кепчонке.

— Чо-то ты, мил человек, припозднился, — весело начал шоферюга так, словно они расстались только сегодня утром. — Смотри-ка, уже смеркается — как же это ты забрался в такую глухомань? Тут места небезопасные.

— Знаю, братан, — в тон ему ответил Джокер. — Я в колонии был, племяша проведывал. Ему пятерик дали. Два уже оттянул. Вот свиданку разрешили.

— М-да? — с сомнением заметил мужичок, заводя мотор. — Так сегодня вроде пятница — свиданий нет.

Джокер мысленно выругался: вот, блин, ну хули лепишь, коли не знаешь! Уж ему ли, Джокеру, не знать, по каким дням в ИТУ-7659 свидания дают?

— Да нет, там по пятницам как раз и дают, дядя. В банный день. — И, желая перевести разговор в. более безопасное русло, добавил: — Ты куда, путь держишь?

— А тебе куда? — беззаботно поинтересовался сухощавый водила.

— Мне бы в город попасть, а там уж я на поезд сяду — и домой. В Калугу, — на всякий случай соврал Джокер.

— А как же ты, мил человек, из Калуги до Перми ехал без багажа, даже без чемоданишки? — сощурился дока-водитель.

— Слушай, дядя, ты что, в угро по совместительству служишь? Почему я тебе докладывать должен? — недовольно отрезал Джокер. — Я в камере хранения на вокзале оставил свой баул. Понял? Не тащить же его сюда через лес.

Водитель хмыкнул и сдвинул кепчонку на затылок.

— Да я ничего, что мне… Так просто спросил, а ты, я гляжу, осерчал. Чудно!

В кабине воцарилась напряженная тишина. Джокер лениво посматривал в окно на проносящиеся мимо деревеньки. Вскоре показались пригороды.

— Это уже Пермь? — с затаенной радостью спросил он.

— Ну! Пермь она и есть Пермь, — с энтузиазмом отозвался водитель. — Тебе куда? Мне к вокзалу далековато. Могу тебя на автобусной конечной скинуть.

— Ну давай на автобусной, — спокойно согласился Джокер. — Оттуда я сам доберусь.

До Москвы Жорик Джокер доехал без особых приключений. Зайдя в купе, он хмуро поприветствовал попутчиков — трех молодых кавказцев в одинаковых тренировочных костюмах, которые везли туго набитые клетчатые пластиковые сумки, — и, не долго рассусоливая, через пять минут уже завалился на верхнюю полку лицом к стенке. Ему даже не верилось, что побег из колонии осуществится так легко и быстро. Видать, организовано все было на высшем уровне — иначе бы он, конечно, таким дуриком не ушел. «Интересно, — думал Джокер сквозь полудрему, — кому в столице понадобились мои услуги?» И в голове у него возникали заманчивые идеи…

Он довольно часто бывал в Москве и раньше. Первый раз еще в детстве, в двенадцатилетнем возрасте, когда вместе с классом приехал туда во время зимних каникул из родного Саратова на экскурсию, а потом уже четыре года назад, когда нелегкая занесла его в Люберцы. Там он осел на пару лет, закорешился с бывшим «любером» Венькой Битюгом, гладиатором одного из люберецких авторитетов, и как-то в разговоре с ним сболтнул, что с пятидесяти метров бьет без промаха из пистолета и из винтовки. Венька сначала не поверил, но, когда Жорик продемонстрировал ему свое умение в пригородном лесочке, зауважал, его и даже представил единственному местному законному вору по кличке Кабан. Кабану-Жорик приглянулся, и тот дал ему возможность «показать себя». Битюг сговорил своего нового другана грабануть пару сберкасс на московских окраинах: Кабану тогда срочно были нужны бабки для какого-то дела. Вооружившись двумя «тэтэшниками», они в течение трех недель бомбанули пять сберкасс в Орехово-Борисово и Марьино — правда, и бабок насобирали нехило: что-то около ста пятидесяти кусков… Кабан лично поблагодарил Джокера и пообещал замолвить о нем словечко «кому надо». И не обманул. Его дела пошли в гору. Джокера начали брать в бригаду на выбивание бабок. Потом стали доверять даже перевозку денег в спортивных сумках, вроде той, с которой он сейчас ехал в Москву. Это продолжалось два года. Но после того как Кабана и Веньку-Битюга пристрелили на каком-то толковище, ему приказали залечь на дно и выждать время, чтобы и его не «зачистили». Он слинял в Электросталь и осел там, благо бабок для безбедной жизни ему уже хватало. Но после полугола затишья Джокер закис: ему показалось, что о нем забыли, и решил напомнить братве о себе и сам заняться выгодным промыслом. Он рванул в Москву, облюбовал себе сберкассу в кирпичной башне недалеко от метро «Аэропорт», пару дней покрутился возле нее, а на третий, прихватив свой ТТ, отправился на дело. Но на этот раз вышла осечка: операторша, толстая тетка в вязаном свитере, не испугалась наведенного на нее ствола и подняла тревогу. Тут же привалили менты, началась перестрелка, Джокер ранил одного сержанта, но, слава богу, легко, в плечо, его. повязали, судили и дали семь строгого, а потом скостили до пяти. Так Жора и попал первый раз в пермскую колонию, где отсидел чуть меньше половины срока. Когда ему все там надоело, решил бежать. Ему повезло. Он свалил с лесоповала и, зацепившись за вагон узкоколейки, умудрился чудом проскочить мимо зазевавшегося конвоя. На воле погулять пришлось недолго. Покружившись то там, то сям, он снова оказался в Москве. Со случайными пацанами принял участие в двух квартирных ограблениях. В третий раз налетели на мокруху: мент оказался любитель видео. Бабок в доме не нашли, а вот видеокассет хоть жопой ешь. Они с подельником тогда разгорячились чегой-то и придушили того мента. Да оно, наверное, и правильно, чего зря свидетеля оставлять. Чтобы не нарываться на лишнюю головную боль, Джокер тогда свалил к себе в Верхневолжск. А там, как самый последний мудак, попался по-глупому на полной ерунде: по пьяному делу два ящика водки поперли. Ужрались, а их возьми и сцапай. Ему, как беглому, сразу предъяву, и назад, почти в те же родные пермские места, в карантин, с обещаниями срок годика на три увеличить. Не знали, мудаки, что за ним теперь еще несколько дел водится, причем с мокрухой. Теперь Джокер готовился к третьему визиту в столицу — и по всему выходило, его на сей раз в Москве ожидало что-то очень серьезное.

Джокера на вокзале встречали. Едва он вышел из вагона, как к нему подошли двое пацанов в длинных черных плащах, и один из них, высокий брюнет грузинистого вида, спросил:

— Ты Джокер?

Жорик, хоть и насторожился, подвоха не почуял. И про этих двух ребят его тоже предупреждали.

— Может быть. А вы кто такие?

Грузинистый, не ответив, протянул руку:

— Вахтанг. А это Анзор. — Он кивнул на своего спутника, потом перевел взгляд на Жорину сумку. — Весь твой багаж? Доехал нормально?

— Все путем, — браво ответил Джоркер, надев сумку на плечо, и окинул Вахтанга внимательным взглядом. — Мы раньше не встречались? Вроде лицо твое я где-то видел…

— Не-е… — усмехнулся Вахтанг. — Мы, кавказцы, для вас все на одно лицо. Ты же грузина от армянина не отличишь, братан. Не встречались мы, где же мы могли…

— Да? — с сомнением пробормотал Джокер. — У меня хорошая память на лица. Определенно я тебя видел. Чуть ли не у нас на зоне… Недели три назад…

— Ерунда, — сухо отрезал грузин, явно не желая обсуждать эту тему. — Поехали. Время не ждет. Тебя уже там объявили в розыск. Так что втяни голову в плечи и бежим к тачке…

Через час синий джип «форд-экспедишн» подкатил к двухэтажному особняку за высоким металлическим забором. Навстречу Джокеру и его двум провожатым из дома не спеша вышел высокий парень в офицерских галифе и белой рубашке. Руки он спрятал за спиной, но Джокер сразу просек, что руки у него, не пустые…

— Ну, бывай, Джокер, — тихо сказал Вахтанг и легонько хлопнул его рукой по плечу.

Парень в галифе молча мотнул головой, приглашая его следовать за ним. Джокер тоже молча двинулся вперед. В доме его встретили еще двое — тоже в белых рубашках, но не в галифе, а в джинсах. Туг сердце у Джокера заколотилось от волнения: он понял, что попал в логово крупного зверя, какого-то большого московского авторитета. Его ввели в просторную комнату, посреди которой стоял круглый стол и несколько стульев. За столом, прямо напротив двери, сидел плотный мужчина в атласном халате и курил сигару.

— Здравствуй, Джокер. С приездом, — медленно пробасил мужчина. — Мне про тебя Кабан много хорошего рассказывал. Жаль, что по-глупому завалился тогда. Самодеятельность, браток, до добра не доводит. Садись!

Джокер сглотнул слюну и сел. Что же это за хмырь? Уж не сам ли…

— Я Кайзер. Слыхал о таком? — продолжал мужчина, попыхивая сигарой.

У Жорика глаза полезли на лоб. Еще бы не слыхать! Потусовавшись в среде люберецких, он много чего наслушался и много чего из услышанного намотал на ус. Максим Кайзер был правой рукой Шоты Черноморского, одного из самых уважаемых в России воровских авторитетов. Ёксель-моксель, так вот ради чего его вытащили из колонии… Неужели к нему имеет дело сам Максим Кайзер!

— Есть хочешь?

Джокер был страшно голоден, потому что последний раз жрал только яблоки и пряники вчера вечером в поезде, но он не посмел признаться.

— He-а. Нормально, все путем, я поел, — сбивчиво произнес он.

— Ладно-ладно. Не прикидывайся. Давай-ка садись, пожри.

Минут через пять, когда Жорик утолил голод, Максим Кайзер вдруг без всякого перехода спросил:

— А ты знаешь, кто такой Варяг?

Джокер от неожиданности даже перестал жевать.

— Ну… — неопределенно пожал он плечами. — Слыхал, естественно. Он вроде смотрящий…

Кайзер кивнул:

— Бывший смотрящий. Уже бывший. Ты его когда-нибудь видел?

— He-а, не видел, — пробурчал Джокер, все никак не в силах врубиться в смысл разговора. — Но на зоне про него много чего болтали.

— Например? — заинтересовался Кайзер.

— Ну, говорили, что Варяг якобы ссучился. Украл общак. Еще базарили, будто Варягу в прошлом году на бошку надели мешок да сунули в какое-то ШИЗО, а он оттуда ноги сделал… Ему, мол, менты помогли…

— А еще что?

— Еще слыхал, что в последние полгода немало людей из Варяговой кодлы покосило.

— Верно говорят, — уклончиво заметил Кайзер. — Словом, сам черт не разберет, что происходит. Но одно ясно: Варяг сильно виноват перед братвой… Варяг не сохранил общак, а может быть, и сам приложил руку к его исчезновению… Чуешь, что это такое? На последнем большом сходняке его разжаловали, а это большое бесчестье… И с той поры Варяг прячется… — Кайзер встал из-за стола и неторопливо прошелся по комнате. Джокер поежился. Так вон оно что! Варяг общак попер! Ну, блин, дела… Он слыхал пару историй о том, как где-то когда-то пропадали воровские кассы и в пропаже оказывались повинны лично смотрящие, так их за это живьем закапывали в землю… Но зачем Кайзер толкует ему о Варяге? Джокер следил за ним взглядом, теряясь в догадках относительно цели своего приезда в этот роскошный дом, к этому серьезному человеку.

— Я же говорю, мне о тебе рассказывал Леха Кабанов, Кабан, царство ему небесное… — Кайзер остановился перед Жориком и в упор стал его разглядывать. — Он очень хорошо о тебе отзывался. Говорил, что ты смышленый пацан, надежный и верный друг… Он мне советовал обратить на тебя внимание. — Даже сказал, что тебя со временем можно короновать… Ты знал об этом?

Джокер ни о чем подобном не то что не слыхал, но и мечтать не мог. Он отрицательно помотал головой.

— Да, он собирался со временем произвести тебя в законного вора. Потому что таких, как ты, среди молодых немного. Но Кабан ушел… — Кайзер сделал паузу, колко ощупывая Джокера взглядом. — Он был уважаемый человек, к его мнению прислушивались, и раз он высказался на твой счет, то, значит, так тому и быть. В конце года будет большой сход — там тебя и коронуем!

Джокер от волнения даже привстал.

— Да как же… Я недостоин, — залепетал он.

— Брось! — безапелляционно возразил Кайзер. — Я же все про тебя знаю, мне рассказывали. Тебя шесть лет назад менты повязали, пытались раскрутить, впаять тебе «преступную группу», но ты никого не сдал, не назвал имен, все на себя взял, молодец. Ты поступил как настоящий законный вор. Кроме того, насколько я наслышан, ты живешь по понятиям, не беспредельничаешь, а это в наши дни редкость. Хотя… — он криво улыбнулся. — Чего это я тебя уговариваю? Ты что, с этим не согласен?

— Нет, нет, — заторопился, потея, Джокер. — Я имел в виду… что я же ничего такого еще не совершил.

— Совершишь, Жора, — тихо проговорил Кайзер. — Ты сядь. Я хочу с тобой обсудить Одну очень важную работу. Ты, я знаю, стрелок классный?

— Было дело, со ста метров в середину тетрадного листа попадал: девять из десяти. Правда, вот уже лет пять как не пробовал. Но если нужно, могу быстро восстановиться. Мастерство ведь не ржавеет.

— Это верно, — кивнул Кайзер. — Значит, я в тебе не ошибся. Ты понимаешь, что я организовал твой побег из колонии не просто так?

— Ну, это понятно, — смущенно лыбясь, кивнул Джокер. — Мне в карантине Тугай все объяснил.

— Хорошо, раз так. Ты за границей бывал?

— Не-а, — небрежно ответил Джокер, уже начиная догадываться, какое предложение последует за этим вопросом, — но английский на зоне учил, так, для забавы.

— Хорошо. Это я тоже знаю. Я как раз хочу послать тебя в Америку, Жора, в США, и там ты должен будешь ликвидировать одного гада. Это один из подручных Варяга, и у сходняка появились подозрения, что именно он заварил всю эту вонючую кашу за спиной у Варяга. И смотрящего подставил, и воров кинул. — С этими словами Кайзер подошел к Жорику и протянул ему небольшую черно-белую фотографию. — Его фамилия Сучков. Сергей Петрович. С ним надо разобраться. Вот для чего я тебя выковырял из колонии. Теперь понял?

— Разобраться? — раззявил беззубую пасть Джокер. — Мочкануть, что ли?

— Ну, навроде того. Сможешь или как?

— Если для дела нужно, то почему же не смочь, — уверенно заявил Джокер.

— Ты особенно-то не гоношись. Это очень серьезный человек. И опасный. Такого на хромой козе не объедешь. Он тебя к себе не подпустит. Придется разбираться с ним через оптический прицел.

Джокер снова взглянул на фотографию. Мужику было лет сорок на вид. Блондин. Лицо открытое, взгляд уверенный. На подбородке ямочка. Красивый мужик… Сучков! Да, такого фраерка мочкануть даже в кайф. А через оптический прицел еще кайфовее! И он уверенно кивнул:

— Конечно, смогу. Даром, что ли, у меня кликуха Джокер. Я люблю побить козырного туза. Такое у меня кредо.

Через час Жорик как во сне брел по шумной улице, не разбирая дороги. Он прокручивал в голове только что состоявшийся странный разговор с Максимом Кайзером. Выходит, Варяг с Сучковым ломанули общак и дернули с бабками за бугор. И теперь ему, Джокеру, надо этого гада Сучкова пристрелить. Но почему только Сучкова, почему Кайзер ни словом не обмолвился про Варяга? Неужели воры его пощадить решили? Может, так. А что общак? Может этот гад Сучков знает, где бабки спрятаны? Вот эта мысль согревала. А что, если этого красавчика Сучкова за яйца посильнее прижать да предложить поделиться? Коли он, Джокер, его просто замочит, то краденый общак к чужим лапам прилипнет. А может, ему не слабо и самого Варяга замочить, да и оприходовать общак! Вот это было бы нехило! Он облизнулся от внезапно посетившей его мысли. У него даже под ложечкой засосало, точно от голода, от предвкушения того, какая увлекательная для него лично вырисовывается картина… Это сколько ж там бабок может быть… Лимонов сто баксов, а может, и поболее.

И от мысли о возможности срубить такие деньжищи у Джокера даже голова закружилась. Лишь бы не передумал Кайзер, лишь бы не нашел другого кандидата на это мочилово, обеспокоился Жорик. Но хрен же он будет искать кого другого, коли уже его нашли и в Москву с зоны дернули. Значит, они выбор уже сделали. Что ж, господин Сучков! Пришел твой час! Для тебя Джокер отольет заветную пулю…

Глава 27

Владислав провел тревожную ночь без сна. Он даже не ложился, а до рассвета просидел в Гостиной в кресле перед беззвучно работающим телевизором, около полуночи заказал ужин в номер, но кусок не лез в горло… Телефонный аппарат, рядом с которым он выложил два своих сотовых, упрямо молчал.

Вчерашнее происшествие перечеркнуло все его планы и потребовало принятия безотлагательных, но трезвых и продуманных решений. Он никогда-не действовал сгоряча и в нынешней ситуации решил не торопиться. Тем более что похитители все равно дали ему день. «Мы тебе позвоним» — значит, оставалось одно: сидеть и тупо ждать их звонка, продумывая стратегию своих действий.

Даже то, ради чего он приехал сейчас в Америку, — поиски Сапрыкина и украденного им общака — отошло на второй план, как и прочие не менее важные мероприятия, которые он запланировал на неделе в Нью-Йорке. Вчера Варяг отменил все деловые встречи, назначенные для него Билли Лайлом на ближайшие два дня. Ситуация казалась тупиковой: он был связан по рукам и йогам.

Только около семи утра ему на мобильник позвонил Чижевский из Москвы. Первым делом участливо осведомившись, нет ли новостей по поводу Лены и Лизы, Николай Валерьянович сообщил, что Сержант без проблем вылетел из Питера в Нью-Йорк.

— Степан взял билет на имя Нащокина, — деловито рапортовал Николай Валерьянович. — У него в американской ксиве, оказывается, не был проставлен вылет из страны — и он решил не светить этим паспортом, чтобы не рисковать. А у российского гражданина Нащокина, как выяснилось, все еще действует многоразовая трехгодичная виза. Он с вами свяжется по этому номеру, как только совершит посадку в аэропорту Кеннеди. Теперь второе. Я предварительно прощупал ситуацию здесь — не очень похоже, чтобы это были люди Шоты. У них сейчас своих проблем невпроворот. Да и не в его это стиле, насколько я знаю, так действовать. Не его это почерк. Тем более что, как я понимаю, теперь ему с вами делить нечего… — мрачно пошутил Чижевский.

— Вы правы, — согласился задумчиво Владислав. — Шота бы не стал опускаться до похищения женщины и ребенка — он бы просто послал бригаду, чтобы подкараулить меня, пустить пулю в затылок или бомбу под автомобиль подложить. Так что будем считать, что это не его рук дело.

— А вот чего я не исключаю, Владислав Геннадьевич, так того, что это могут быть люди из органов. Наших родных. Но это предположение еще требует проработки.

— Из органов, говорите? — повторил Варяг, крепче прижав мобильник к уху. Николай Валерьянович словно прочитал его мысли. — Что вы имеете в виду?

— Имею в виду, что вы же как-никак в федеральном розыске. И имею в виду, что по вашему следу из Москвы могли направить прокурорских ищеек…

— Ищеек, но не головорезов! — Владиславу вдруг представилось, что эти чертовы похитители могли причинить боль и страдания Лене и маленькой Лизе — эта последняя мысль буквально терзала ему душу. Он в бессильной ярости заскрипел зубами. «Достану этих сук — сорву на куски», — подумал он. И вслух возразил Чижевскому: — Но если это официальные эмиссары прокуратуры или МВД — не стали бы они так грязно работать!

— Если официальные, не стали бы, — спокойно заметил Чижевский. — А если неофициальные? Вот это мне и надо проверить… Теперь кое-какие дополнительные сюжеты. Помните нашего доблестного главбуха Авраменко? Я встречался с ним. Валера не стал отпираться и рассказал, что некоторое время назад к нему домой наведался генерал Урусов со своими быками. И Авраменко пришлось подтвердить ему, что вы уехали за границу.

— Что значит «подтвердить»? — насторожился Варяг.

— Значит то, что Урусов и без него был в курсе. Ему было известно о вашем вылете. Во всяком случае, так говорит Авраменко. И похоже, не врет.

— Известно? Но откуда?

— Генерал Урусов не лыком шит, он нашел Сергея Сучкова — настоящего Сучкова в Ставрополе, — вызвал его к себе повесткой в Москву, на Мытную, и имел с ним разговор. К счастью, наш Сучков оказался молодец — держался как Зоя Космодемьянская на допросе, не проговорился… А потом отзвонился мне и все выложил, видно, боялся, что мы его в чем-то заподозрим.

— Выходит, Урусов почти с самого начала был в курсе моих перемещений… — задумчиво пробормотал Варяг. — И если это так, то, вероятно, он уже вчера знал, что я в Нью-Йорке…

Это предположение кое-что проясняло. То, что похищение. Лены и Лизы, вполне возможно, организовал Урусов, точнее, не сам, конечно, а через своих оперов, которые действуют в Америке… Во всяком случае, это как раз в его стиле. Но какай у них может быть цель? Зачем им похищать женщину и ребенка и требовать в качестве выкупа — смешно сказать — пять миллионов долларов, когда на кону совсем другие бабки. Причем самое загадочное, подумалось вдруг Варягу, что Урусов почему-то до сих пор не объявил в розыск Сучкова — не того, ставропольского, а его, лже-Сучкова. Раз ему известно, что Игнатов путешествует по миру по документам Сучкова, отчего же не дублировать ордер, выданный на задержание Игнатова? Почему эмвэдэшный генерал не ищет Сучкова? То ли потому, что ему незачем его искать, то ли потому, что он вовсе не собирается официально его найти? Может, у него есть-какой-то свой тайный резон оставить его на свободе?

— Хорошо, я вас понял, Николай Валерьяныч. Мне ясно, что ничего не ясно, — решительно подытожил Владислав. — Держите меня в курсе событий. А Валере Авраменко передайте от меня приветик!

Алексей Васильевич Кортиков был весь на нервах. Он понимал, что операция с похищением близких Игнатова, которая так удачно началась и вроде бы удачно осуществилась, может в любой момент сорваться из-за какой-то мелкой оплошности — либо из-за дьявольского коварства этого опасного человека, каким представлялся ему смотрящий России, вор в законе, о чьей жестокости и хитрости ему все уши прожужжал в Москве Урусов. Но выбора у него не было — надо любым способом вырвать из этого денежного мешка выкуп. Пятьсот штук баксов, двести, сто штук — да хоть сколько-нибудь, хоть бы свои тридцать вернуть!

Как только ему в голову пришла мысль о том, что именно с Игнатова можно будет выбить тридцать тысяч долларов и тем самым компенсировать так позорно выкраденные у них американскими проститутками командировочные, он и не помышлял о большем. Но потом, когда все закрутилось, Кортикова понесло, и он, как обычно бывает, позарился на большее — и его обуял горячий азарт, как игрока-везунчика, который случайно зашел в казино и дуриком сорвал на рулетке крупный куш. Правда, Алексей Васильевич немного сомневался — выгорит ли вообще это дело. Клюнет ли Игнатов на записку? Может, он вообще отмороженный, забьет на своих жену и дочку, — что тогда делать? Ну, а если клюнет? Сколько реально отстегнет?..

Пребывая в глубочайших сомнениях, Кортиков сидел в своем номере в отеле «Россия», попивал маленькими глоточками джин со льдом, снова и снова прокручивал в голове события прошедшего дня.

…По каким-то отрывочным сведениям — то ли по данным эмвэдэшных сводок, то ли под впечатлением от американских фильмов, то ли по чьим-то рассказам — Кортиков помнил, что в северной части Бруклина имелась масса свалок и старых, заброшенных, полуразрушенных фабричных корпусов — там можно было втихаря сховать не только двух вусмерть перепуганных заложниц, но при необходимости целую сотню десантников-террористов. Действительно, приехав в Бруклин, троица Кортиков, Левкин, Свиблов после получасовых поисков натолкнулась на пустой цех. Вспугнув стаю ворон, Кортиков прошелся по цеху и отыскал подходящее помещение-подсобку. Быстро затолкав женщину и девчонку в эту подсобку, он затворил дверь снаружи на засов, пригрозив, что они не получат воды и пищи, если поднимут хоть малейший шум, и наврав, что его ребята останутся тут на ночь. Они вернулись в отель «Россия» и разошлись по комнатам. Кортиков лег спать и, несмотря на все нервное напряжение от бурных событий первого дня в этом проклятом Нью-Йорке, заснул как убитый.

А проснулся он до рассвета, часа в четыре: дала о себе знать шестичасовая разница во времени с Европой — организм отказывался спать. Алексей Васильевич встал, оделся и откупорил бутылку джина. Теперь осталось самое главное и неприятное: звонок Игнатову. Нет, так рано он не станет звонить этому гондону. Пусть посидит, за жизнь покумекает. Пусть понервничает.

Дождавшись девяти утра, Кортиков собрался-таки с духом и набрал по рекламной карточке отеля нужный номер. Трубку снял портье, и Алексей Васильевич произнес, тщательно выговаривая английские слова:

— Мистер Сучков, плиз!

Через несколько секунд в трубке послышался ровный мужской голос:

— Хелло!

— Надеюсь, ты прочитал наше письмо? Все усек? — волнуясь, хрипло выдавил из себя Кортиков. — Гони выкуп, падла! А не то твою бабу замочим! — Лоб Алексея Васильевича в одно мгновение взмок, рука, сжимающая пластиковую трубку, тоже вспотела. Он ждал ответа Игнатова, точно смертного приговора.

— Смотри, пупок не надорви, паскуда, — глухо отозвался в трубке спокойный голос Игнатова. — Я ж тебя из-под земли выковыряю. И тебя, и всех, на кого ты работаешь.

Кортиков никак не ожидал услышать такой ответ. Сначала он просто опешил, но потом его заклинило и перещелкнуло. И он, наоборот, не сробел, а почему-то почувствовал себя увереннее. Ему вдруг стало-ясно, что если не пять миллионов, то, по крайней мере, сто или двести тысяч этот фраерок им отстегнет обязательно! Как пить дать! Никуда он не денется! И тогда ту обидную историю с чернокожими бруклинскими проститутками можно будет забыть… И забить на них.

— Ты не хорохорься, Игнатов! — надменно брякнул Костиков. — Тут тебе не Москва и не воровская сходка, где ты привык верховодить. Я второй раз повторять не стану! Хочешь увидеть жену и дочку живыми и здоровыми — гони бабки. И точка!

По первым же секундам этой странной беседы Владислав понял, что имеет дело с дилетантами. Таких ничего не стоит взять на понт, а потом просто окунуть рожей в парашу. Но дилетанты опасны тем, что они с перепугу могут совершить какую-нибудь непоправимую глупость — и тогда уже ничего нельзя будет исправить. Люди, которые организовали его похищение в ноябре, были отнюдь не дилетанты. А эти… не зная их повадок, не зная логики их поведения, как же можно наперед вычислять — и упреждать — их действия? Никак. Следовательно, тут придется действовать наобум, от балды… И главное, для начала надо принять их тактику игры. Этот козел знает его фамилию, знает — или думает, что знает, — что Игнатов — крупный воровской авторитет, что ж… Надо только потянуть время до завтрашнего дня. Завтра утром прилетает Сержант. Вдвоем с Сержантом они с этими идиотами разберутся.

— Ладно, забьем стрелку! — стараясь выдержать правильный тон, предложил Варяг. — Завтра. В обед. Я подъеду, и потолкуем.

Алексей Васильевич повеселел. Похоже, этот блатняга клюнул, подумал он.

— Валяй. Встретимся сегодя в Бруклине…

— Нет, — обрезал его собеседник, в чьем голосе послышались металлические нотки. — Место назначим завтра. В Бруклине, говоришь? А куда я могу тебе позвонить?

Тут Кортиков забеспокоился. Что ж, я ему дам номер своего отеля? Чтоб он меня сегодня же ночью тут за голую жопу взял железными клещами? Хрен-то!

— Я тебе, Игнатов, сам завтра отзвоню. В десять утра.

— В десять меня не будет. В двенадцать! — таким же железным тоном уточнил Игнатов и добавил угрожающе: — С моей женой и дочкой должно быть все в порядке.

— Пока живы, — двусмысленно ответил Кортиков. — Если будут себя вести хорошо, будут сыты. Они в безопасном месте, будь спок! — добавил он и почувствовал, как на лбу у него опять выступили предательские капли пота.

— Ну смотри, сучонок, если с ними что случилось — я тебе яйца в глотку затолкаю! Тебе и всей твоей шобле! — И Игнатов повесил трубку.

Сержант объявился утром. В половине десятого мобильный проиграл свою замысловатую трель, и Владислав с волнением включил аппарат:

— Степан, ты?

— Так точно, — прозвучал в трубке тревожный голос Сержанта. — По твоему вызову прибыл. Ты где?

— Бери тачку и поезжай в отель «Дорэл-Инн». Это на Лексингтон-авеню. Жду тебя, Степан. Чертовски рад, что ты наконец приехал! Ты мне очень нужен! — с искренней радостью сказал Владислав.

Он встретил Степана так, словно они не виделись многие годы: обнял, прижал к сердцу. По своему обыкновению, он первым делом стал выспрашивать про его дела. А Степан, зная, что Варяга все равно не переубедить, не стал ему в этом перечить, хотя и понимал, что тому сейчас нелегко.

— Да вот, на покой уж собрался, хату себе под Питером прикупил. Жениться собрался в официалку. А то живем так, не расписанные, не венчанные, — со смущенной усмешкой заметил Сержант.

Варяг как-то враз помрачнел, вспомнив о своей несложившейся семейной жизни.

— Что ж, в добрый час, Степа. А что за женщина? Я ее знаю?

Степан помотал головой:

— Нет, Владик, не знаешь. Мы с ней в Питере встретились пару лет назад. Но давай-ка лучше про тебя потолкуем.

Они сели. Выслушав рассказ Варяга, Степан после долгого молчания проговорил врастяжку:

— Ты прав, это, похоже, дилетанты. Притом какие-то мудаковатые, я бы сказал, дилетанты. Так дела не делаются. Особенно это письмишко наводит на размышления. Я почему-то сразу вспомнил тех двух жуликов из фильма «Деловые люди» — помнишь, они мальчишку-озорника украли и письма писали его папаше. Примерно такого же дурацкого содержания… — Он потряс в воздухе листком бумаги с посланием от похитителей. — Говоришь, в двенадцать будут звонить? — Он взглянул на часы. — Без четверти уже. Ладно, Владик, забей им стрелку, но на встречу пойду я, а ты оставайся здесь.

— Нет, брат, уж я точно с тобой! — возразил Варяг недовольно: ему не хотелось оставаться в стороне.

— Успеешь еще! — мотнул головой Сержант. — Все еще. впереди. Это же так, разведка боем. Надо назначить им стрелку в каком-нибудь людном месте — в шоппинг-центре, например. Чтоб было легко затеряться. Там я их и прощупаю на вшивость, для начала. Надо же определиться, что это за фрукты. И чего от них можно ожидать. К тому же странно, что они согласились на встречу. Опять же чувствуется, что мудаки какие-то.

— Это верно. Ну а если их окажется действительно целая кодла?

— Ладно, разберемся, Владик, — усмехнулся Степан. — И с кодлой можно разобраться.

И в это мгновение зазвонил гостиничный телефон. Владислав снял трубку.

— Да, я! — жестко проговорил он и кивнул Сержанту: мол, они. — Да. Давай в Бруклине. Давай в… шоппинг-центре «Бруклин-Грин-ярд». — Он зажал ладонью микрофон и прошептал Сержанту: — Явно мужик в Нью-Йорке недавно. Ни хера не знает. Как я тебя узнаю? А… ну-ну… Хорошо, подойдешь сам. Время? — Он вопросительно посмотрел на Сержанта.

Тот поднял вверх три пальца.

— В три часа.

Бросив трубку, Владислав сквозь зубы выругался:

— Сказал, сам подойдет, значит, знает меня, вот гад!

— Не страшно, — мягко успокоил его Сержант. — Я их тоже заранее легко вычислю. Тем более что…

Глава 28

Сержант еще вяловато поуговаривал Владислава остаться в отеле и ждать его возвращения, но тот наотрез отказался.

— Нам понадобится оружие, — спокойно заметил Сержант и сел за телефон. Он сделал звонков пять или шесть и со своими собеседниками говорил то по-английски, то по-итальянски. Наконец с довольным видом отодвинул телефонный аппарат в сторону и развалился в кресле.

— Ну вот, рагацци из «Маленькой Италии» все сделают. В память о нашей с ними тесной дружбе. Через час подвалят сюда на угол с двумя коробками большой пиццы. Пошли, Владик, прием товара должен произойти быстро и желательно незаметно. Я буду принимать, а тебе придется меня подстраховать. Этим итальяшкам я никогда не доверял.

Через пять минут они вышли на шумную Лексингтон-авеню, отправились в кафе на углу, сели за столик у окна, заказали два кофе и, тихо переговариваясь, стали наблюдать за прохожими. Варяг пока не понимал, что задумал Степан, но, имея в виду его огромный опыт, не докучал ему расспросами: мастер своего дела, он знает, что делает.

Минут через двадцать Сержант слегка встрепенулся и, бросив на столик мятую пятерку, шепнул:

— Наш пицценос явился. Пора, Владик! — И один направился к выходу.

Владислав увидел, как Сержант на улице приблизился к плотному курчавому брюнету в темных круглых очках, обменялся с ним рукопожатием. Брюнет держал под мышкой две квадратные красно-белые коробки, в которых обычно носят готовую пиццу Взяв из рук брюнета обе коробки, Сержант что-то коротко ему сказал на ухо, и они расстались.

— Это то, о чем я думаю? — спросил Варяг, выйдя из кафе.

— Да, то самое, — сварливо процедил Сержант, явно чем-то недовольный. — Я этому олуху уже вставил. Мудила грешный! Кто ж так пиццу носит — под мышкой! Окажись тут на перекрестке ушлый коп — сразу бы обалдуя вычислил и попросил раскрыть коробки. Вот же ж дурья итальянская башка… Ну да ладно. Главное, что товар прибыл. Уверяет, что новехонькие экземпляры, прямо со склада, еще не обстрелянные. Это уже хорошо.

Варяг невольно улыбнулся, глядя, как деловито Сержант готовится к предстоящей встрече.

— Ну все, теперь можно обратно в отель. Там подготовим гостинцы — и в путь. — Он посмотрел на часы. — До встречи осталось полтора часа. Нам желательно прибыть на место загодя… Это святое.

Сержант сунул вороненый узи под куртку, а сверху накинул светлый дождевик. Варяг тоже надел длинный двубортный плащ, потом подошел к зеркалу. Нет, похоже, со стороны ничего не видно, маленький автомат плотно прилегал к телу.

Поймав на углу такси, они отправились в Бруклин. К месту подкатили ровно за полчаса до назначенного времени.

— Они наверняка знают тебя в лицо, Владик. А вот меня они вряд ли могут знать, — рассуждал Степан, пока они поднимались по эскалатору на второй этаж. — Поэтому ты стой тут наверху и следи за обстановкой, а я вернусь к центральному входу и буду их там караулить.

— Ты уверен, что сможешь их вычислить? — спросил Варяг.

— Я милого узнаю по походке, — подмигнул Степан. — Если это и впрямь, как вы с Валерьянычем решили, московские — я этих говнюков вычислю если не по рожам, то по кривоватым ногам и прихрамывающей походке вразвалочку.

Торговый центр «Бруклин-Грин-ярд» представлял собой гигантское круглое сооружение из сверхлегкого железобетона с колоссальным стеклянным куполом зеленого цвета. Его главной достопримечательностью была запутанная система эскалаторов, разделенных зеркальными перегородками, создававшими эффект лабиринта с оптическими обманками: центральный эскалатор, протянувшийся от первого этажа до последнего, пятого, располагался между боковыми, соединявшими по отдельности пять этажей, и когда человек оказывался на одной из двух центральных лесенок, движущихся вверх или вниз, то перед его глазами пускались в диковинный головокружительный танец отраженные в десятках зеркал сотни людей на движущихся ступеньках. Эффект был в полном смысле слова пьянящим: сходя с бокового эскалатора где-нибудь на третьем этаже;, человек на мгновение терял ориентацию в пространстве и не мог понять, куда же теперь направиться, — и нередко его нога вместо того, чтобы ступить на рифленую поверхность титановой ступеньки, звонко утыкалась в зеркальное стекло перегородки…

Это с удовлетворением и отметил про себя Сержант, совершивший несколько инспекционных ездок вверх и вниз по эскалаторному лабиринту. Новомодный технологический кунштюк бруклинских архитекторов, возможно, мог сослужить ему неоценимую службу… Какую, он еще не знал.

Ему вспомнились давние слова таксиста, который однажды вез его в Сан-Франциско: русских в Америке всегда можно узнать по глазам, по взгляду… Ну что ж, попробуем, подумал Сержант, поглядим на походку, заглянем в глаза… Он занял позицию за столиком в «Макдоналдсе» напротив центрального входа. Перед ним стоял бигмак и пластиковый стаканчик кока-колы, к которым он пока не притрагивался. Скосив взгляд вверх, на галерею второго этажа, он заметил Варяга, небрежно опершегося на перила и лениво утюжившего взглядом гомонящую толпу покупателей внизу. Потом он перевел взгляд на циферблат часов в виде гигантского улыбчивого Покемона, возвышающегося посреди вестибюля. Было без десяти три. Минут через десять его взгляд вырвал из роя снующих по вестибюлю покупателей трех мужчин, которые с одинаково напряженными лицами миновали карусель вращающихся дверей и озадаченно остановились под Покемоном. Один из них — плотный здоровяк с квадратным подбородком, угрюмо поглядел на улыбающийся циферблат, потом кинул взгляд на свои наручные часы, потом мотнул головой обоим своим спутникам, — и теперь Сержант был на все сто уверен: это они! Кстати, здоровяк с квадратным подбородком точно прихрамывал на левую ногу…

Кортиков сверил свои пластиковые «Касио» с огромными часами на стене: ровно три. Он молча обернулся к бойцам и, ничего не говоря, мотнул им головой: мол, рассредоточиться. Потом незаметным движением выудил из кармана мятую фотографию Игнатова и в который уже раз просверлил ее взглядом, а потом тоскливо посмотрел вокруг: в такой толчее как его увидишь…

Никита и Артем разошлись в разные стороны — первый встал у палатки с мороженым, второй — у детской карусели с разноцветными лошадками.

Оставалось только ждать — но чего?

Сержант отпил из стаканчика кока-колы, решительно отставил его на край столика, встал и направился к одному из зашедших в торговый центр хмырей — тому, что торчал у палатки мороженщика. Зайдя со спины, Сержант ткнул через плащевую ткань стволом узи ему в поясницу и вкрадчиво прошипел:

— Двигай к эскалатору, парень, медленно и печально! И не шуми. Дернешься — я из твоей печенки дуршлаг сделаю. Пошел!

Никита никак не ожидал столь внезапного наезда с тыла. Он буквально окаменел и первые несколько секунд не мог сдвинуться с места, хотя интуиция ему подсказывала, что в данной ситуации и впрямь лучше не дергаться, а в точности выполнять команды неизвестного. Но откуда он взялся? И как он меня узнал? — только и смог подумать Никита, как снова услышал над ухом тот же угрожающий шепот:

— Я тебе что, два раза буду повторять? Иди к правому боковому эскалатору и поднимайся на второй этаж. Мой узи составит тебе теплую компанию. — И для вящего эффекта Степан еще разок пощекотал парню бок.

Никита спохватился и сделал несколько шагов в направлении эскалатора. В этот момент Кортиков заметил, что с его бойцом происходит что-то неладное: уж больно подозрительно притерся к нему со спины коренастый блондин в светлом плаще… И тут его кольнула догадка: блондин — уж не Игнатов ли! Издалека ему было не разглядеть. Алексей Васильевич энергично взмахнул рукой, привлекая внимание Артема Свиблова, но тот, зараза, сосредоточился на крутозадой мулатке в красных шортах и красной майке до пупка и не замечал отчаянных сигналов своего командира. Делать нечего — Алексей Васильевич двинулся следом за Левкиным и блондином в плаще, на ходу ощупав свой правый бок и с досадой осознав, что кобуры с «Макаровым» на обычном месте нет. Да и не могло быть…

Владислав внимательно следил за разворачивающимися событиями. Он видел, как Сержант взял под конвой амбалистого парня с простоватым русским лицом. Потом он заметил, как от часов-Покемона за ними, слегка прихрамывая, последовал крепкий плечистый мужик с тяжелым лицом и квадратным подбородком. Не ускользнуло от глаз Варяга и то, как рука мужика привычным движением дернулась к поясу. Ну точно, мент, подумал Владислав и повеселел. Молодец, Степан, с ходу вычислил этих козлов!

Сержант снова подтолкнул коротким стволом автомата идущего впереди парня.

— Живее! — скомандовал он. — На втором этаже перейдешь на левый боковой и доедешь до третьего, потом снова перейдешь на правый — доедешь до четвертого и так далее. Усек?

Его взгляд привлекли два охранника торгового центра — дюжие ребята в темно-синей униформе и с огромными шестизарядными пушками на боку. Лишь бы этот дурик со страху не поднял хипеш, подумал Сержант, а то пиши пропало. От магазинных секьюрити так просто не отделаешься, а если они обнаружат под плащом узишку — совсем плохо.

Он обернулся, чтобы посмотреть, где Владислав, и увидел, что тот отражается в десятках зеркал над головой: Варяг ехал на центральном эскалаторе прямиком на пятый этаж. Хорошо. Там, на пятом этаже, они затащат этого дурика в сортир и хорошенько потрясут… Одновременно Сержант заметил, что еще один из русских, тот, что прихрамывал, тоже вскочил на эскалатор и, стараясь не торопиться, лавируя между людьми, пытается пробраться к ним.

План действий изменился мгновенно. Соскочив с движущейся ленты, Сержант оказался вместе со своим подопечным в толпе покупателей и, уже не таясь, ухватил парня за локоть и поволок не направо, чтобы продолжить подъем, а налево — к прозрачным лифтам, похожим на исполинские пустые аквариумы. Два лифта медленно перемещались в противоположных направлениях, а третий как раз стоял на втором этаже с открытыми дверями в ожидании новых пассажиров. Сержант втолкнул пленника внутрь, сам заскочил следом и нажал кнопку «5». Но не успели прозрачные двери лифта закрыться, как в кабину стал втискиваться пухлощекий негр с яркой коробкой в руках. Радостно улыбаясь, он попросил Сержанта подержать двери.

— Лучше я тебе спою «Убили негра», — свирепо прохрипел Сержант по-русски и, приложив ладонь к улыбающимся розовым губам, вытолкнул непрошеного гостя из лифта. Двери сомкнулись, и аквариум поплыл вверх, оставив внизу обиженного афро-американца, не привыкшего к такому наглому обращению.

Сержант обернулся и в первый раз посмотрел парню в глаза. В них был заметен испуг.

— Это ты звонил? — задал вопрос Сержант. И подумал, что парень сейчас начнет юлить, тянуть время. Но ошибся.

— Нет, не я. Мой шеф, — с готовностью ответил парень.

— Кто он такой?

Парень молчал, нервно оглядываясь вокруг.

— Кто вас послал?

Тот опять нервно сощурился.

— Не знаю. Ей-бо, не знаю.

В этот момент лифт прибыл к конечной точке короткого маршрута, и двери разъехались.

— Ладно, пойдем потолкуем более детально, раз не хочешь по-простому. — И Сержант повел пленника по коридору к туалету.

В туалете Сержант загнал парня в самый дальний угол, к писсуарам, поспешно обхлопал его по карманам, спине, подмышкам и щиколоткам. Оружия при нем, похоже, не было. Документов тоже…

Алексей Васильевич добежал до прозрачных лифтов и стал лихорадочно нажимать на все кнопки со стрелочкой вверх. Тем временем кабина с Левкиным и блондином в светлом плаще уплывала все дальше вверх. Наконец — это время показалось Кортикову вечностью — снизу приплыл другой лифт, из которого высыпала говорливая стайка детей. Подполковник ввинтился в кабину. За ним, тяжело дыша, влез тучный негр со свирепым выражением на потном лице. Кортиков посмотрел вверх: лифт с Левкиным и незнакомцем в плаще остановился на самой верхотуре, под потолком, — и Алексей Васильевич нажал на пятую кнопку.

— Ай нид зе форс флор! — фальцетом вякнул негр. И с негодованием попытался вжать пухлый указательный палец в кнопку «4».

— Убери грабли! — рявкнул Кортиков и ребром ладони смахнул черный палец с кнопки. Ему показалось, что жирный негр пытается нажать на «стоп».

Услышав во второй раз за последние пять минут неведомую речь и вновь столкнувшись с невероятным хамством, пухлый негр зашелся самым настоящим приступом ярости. Он стал орать на непонятного ему человека с квадратной челюстью и злобно размахивать руками. В конце концов он оттолкнул Кортикова от пульта, демонстративно нажал все кнопки с первой по пятую и наконец молча отпрянул в угол, прижав яркую коробку к груди.

Кортикову ничего не оставалось, как ждать, когда же лифт наконец-то доползет до пятого этажа. На верхнем этаже, выпрыгнув из стеклянной кабины, Кортиков припустил бегом по коридору, куда, как он видел, свернули блондин и его боец Левкин. Впереди замаячили двери туалетов — мужской, женский и для инвалидов. Ясно! Они здесь! У двери в мужской туалет он остановился как вкопанный и, приникнув ухом к пластиковой панели, прислушался. Тихо. Он осторожно надавил на ручку — дверь медленно поддалась.

Владислав доехал до пятого этажа и уверенно пошел по указательным стрелкам в направлении туалетов. Они с Сержантом ни о чем заранее не договорились, но чутье подсказывало ему, что в таком людном месте любые разборки легче всего устраивать именно в сортире. Свернув за угол в узкий коридор, ведущий к туалетам, он сразу увидел одного из тех трех мужиков, которые десять минут назад вошли в торговый центр. Мужик медленно открыл дверь с черной буквой «М» и юркнул внутрь. Варяг сделал рывок к двери. Он ухватился за ручку и дернул что было силы. Но дверь оказалась уже заперта.

Прокравшись на цыпочках в туалет, Кортиков тихо повернул рычажок замка и заблокировал личинку. Потом он услышал негромкий рокот голосов в глубине помещения. Говорили по-русски. Он так же на цыпочках двинулся вдоль кафельной перегородки, отделяющей умывальники от писсуаров и кабинок. Дошел до конца и прижался к кафельной кладке. Теперь он мог слышать каждое слово.

— Игнатова, говоришь? — глухо прозвучал незнакомый голос. — И что вам от Игнатова надо? Говори, если не хочешь, чтобы я тебе яйца отстрелил.

— Не знаю, — упрямо пробубнил Левкин. — Сказал же, я не в курсе. Мы с напарником на подхвате. Шеф в курсе. Игнатов вроде какие-то средства расхитил. Государственные. Объявлен в розыск…

— А хули вы в гостиницу к нему приперлись? — свирепо оборвал его незнакомец. — Какого хрена вы его женщину с дочкой похитили?

— Чтоб выкуп получить, — бубнил Никита. — Чтоб его пощипать. У него же бабок немерено…

— Где вы держите заложниц?

— Не знаю. Шеф их куда-то сам увез, — не слишком уверенно отозвался Никита.

Кортиков отдал должное Левкину. «Горазд врать, хоть и не всегда достоверно получается… Дурашка», — подумал он. Пора вмешаться. А то точно парень без яиц останется…

Он сделал глубокий вдох, напрягся, точно парашютист перед прыжком с борта самолета, и выскочил за перегородку.

Сержант услышал сзади вздох, отпрянул от парня, резко развернулся, откинул полу плаща, выхватил узи… В это мгновение на него прыгнул тот самый плотный крепыш, который ехал за ними на эскалаторе.

— Автомат у него! — завизжал Никита Левкин и могучим ударом правой по стволу попытался выбить оружие из рук блондина в плаще. От удара ствол автомата клюнул книзу, и тут же грохнула короткая очередь, вздыбив пунктир вулканчиков на полу — кафельные брызги полетели во все стороны. Несколько осколков чиркнуло Кортикова по руке, впиваясь в кожу. Никите хватило и секундного замешательства блондина, он тут же врезал ему ногой ниже колена. Удар получился очень сильный, лицо блондина исказилось от боли, и он отпрянул назад, к кабинкам. Там его настиг Алексей Васильевич, успевший схватить руку, сжимавшую узи, и заломить ее назад так, что ствол автомата уперся в стенку. Затем Кортиков железной хваткой вцепился в автомат и с силой дернул на себя, тут же встретив блондина мощным ударом кулака в правый глаз. Автомат вывалился на кафельный пол.

— Ах ты, сука, — глухо взревел Сержант и, ногой отшвырнув автомат подальше в угол, точно очнувшийся раненый бык, нагнув голову, бросился на своих обидчиков.

Варяг понял, что дверь заперли изнутри. Он огляделся… Только бы охрана не появилась. Он решительно достал из-под плаща свой узи, передернул затвор — и в ту же секунду' из-за двери послышался глухой звук автоматной очереди и сдавленный крик. Варяг отступил на шаг и со всего размаха ударил ногой в дверь. Та раскрылась с треском, позволив Владиславу вбежать в помещение. Из-за перегородки доносились хрипы, стоны и возня. Варят одним прыжком оказался за перегородкой и увидел, что лежащий плашмя на полу парень пытается растопыренными пальцами дотянуться до валяющегося на полу узи. Владислав, недолго думая, поднял свой ствол и дал короткую очередь. Парень отдернул руку и забился в угол, с ужасом уставившись на дуло нацеленного в него автомата.

Сержант стоял у стены, сплевывая кровавую слюну. Перед ним, изготовившись для удара, с ненавистью в глазах, стоял плотный крепыш с квадратным подбородком. Его взгляд тоже мгновенно сфокусировался на дымящемся черном глазке смертельного оружия.

— Отойди, падла, назад, — тихо приказал Варяг. — И ни звука мне. Степа, ты цел?

— Цел, бля… — прохрипел Сержант. — Сколько живу на белом свете, а в морду прямой наводкой получил, кажется, в первый раз. Я же в контакт вхожу с клиентами только на длинной дистанции, — сделал он попытку пошутить.

— Там еще где-то третий ошивается, — продолжал Варяг хладнокровно. — Наверное, скоро будет здесь. У них у всех какая-то тяга одновременно ходить в туалет.

— Хрен с ним! Вот скоро сюда набегут негры в синем, с большими пушками — вот это будет похуже. Тогда и нас на унитаз потянет. Надо сматываться, Владик.

При этих словах Кортиков даже ахнул. Владик? Владислав Геннадьевич! Господин Игнатов! Варяг! Собственной персоной — так вот кто этот уверенный в себе громила с узи в руках! Он смахнул рукой крупные капли пота со лба и посмотрел на Левкина. И вдруг, неожиданно сгруппировавшись, Алексей Васильевич прыгнул вбок, за перегородку, оттолкнулся обеими руками от раковины, как от трамплина, и рванул к раскуроченной двери. Там, за дверью, было спасение.

Но Варяг его опередил. Он сделал всего лишь два шага, выйдя за перегородку, спокойно дождался, когда беглец окажется у самой двери, и нажал на спусковой крючок. Черт! Никакого звука выстрелов не последовало. Автомат заклинило. Эти итальяшки наверняка подсунули им левый товар, какого-нибудь китайского производства.

Кортиков вылетел из туалета, грохнув за собой дверью, в три прыжка преодолел коридор, выскочил на торговую линию и, расталкивая людей, бросился к винтовой лестнице. Сильно припозднившийся Артем Свиблов, только сейчас добравшийся до пятого этажа, успел заметить лишь удаляющуюся спину своего командира.

Ничего не понимая, он кинулся ему вдогонку и настиг только на площадке второго этажа.

— Надо срочно лететь на тот завод, выковырять оттуда телку с девчонкой и потом… — Кортиков осекся. Он не знал, что делать потом… У них остался Левкин. Они наверняка его сейчас расколют насчет девок.

Только что происшедшая страшная драка, едва не закончившаяся для него печальным исходом, пробудила в подполковнике Кортикове дремавшие, инстинкты. В таких ситуациях он просто зверел. Ну, гнида, бандитская рожа, теперь ты у меня попляшешь… Сам виноват, сука, что не захотел по-хорошему. Теперь я сделаю по-плохому…

И Кортиков ломанулся к выходу, увлекая за собой недоумевающего Артема Свиблова.

Отбросив бесполезный узи, Варяг повернулся к сидящему на полу менту и со всего маху с досадой ударил того в рыло.

— Говори, гад, куда дели девчонок! Говори, гад!

Он еще и еще раз наносил удары по уже бесчувственному телу, сам ничего не соображая. В эту минуту Варяг, может впервые за долгие годы, потерял контроль над собой. Он понимал, что упустил этих отморозков, которые теперь могут все, что угодно, устроить с его женщиной и его дочерью.

Сержант едва сумел остановить Владислава. Потом присел над лежащим ничком на полу парнем и, взяв его за плечи, резко развернул лицом к себе. Нет, он не убил его. Парень с трудом дышал, дыхание со свистом вылетало из его полураскрытого рта. Под ним налилось бурое пятно крови.

— Где мои жена и дочь? — спросил Варяг, еле сдерживаясь, чтобы не превратить это искаженное гримасой страдания лицо окончательно в кровавую отбивную.

Корчась от боли, Левкин проскрежетал:

— В надежном месте… И хер ты их найдешь.

В отличие от Варяга Сержант действовал хладнокровно, он бил точно по самым болевым точкам. Бил молча и долго, так, чтобы жертва не теряла сознания. Когда парень совсем обезумел от страшной боли, Степан тихо и угрожающе повторил:

— Тебя же по-человечески спрашивают, где спрятали заложниц?

— Не помню… Где-то на заброшенном заводе, — просипел парень.

— Где? На каком заводе? Говори, я тебе очень советую! — зловещим тоном продолжал допрос Сержант так, что парень, в конце концов, понял, что, если он сейчас не расколется, ему не жить.

— В Бруклине есть заброшенный завод… — И он вдруг путано стал рассказывать все, что знал про местонахождение двух заложниц. Но в этот момент ему стало совсем не по себе. Удар в голову, доставшийся ему от Варяга, дал о себе знать. Левкин стал терять сознание и затухать. Цепляясь за жизнь из последних сил, он успел выдавить из себя: — Отель «Россия», отель «Россия», — и тихо стал отключаться. Это действительно были последние его минуты.

Сержант то и дело поглядывал на дверь. С минуты на минуту сюда должны, просто обязаны были набежать охранники и полицейские. Странно, что их до сих пор нет. Им с Варягом либо просто повезло, либо эти фраера боятся сюда сунуться под выстрелы. Ноги нужно уносить немедленно, в любом случае. Недолго думая, они вдвоем выскочили из туалетной комнаты и услышали, что за углом по коридору слышен топот ног и напряженные крики охранников, что-то сообщающих по рации. Ситуация была критической. Взглянув на Сержанта, Варяг в этот момент кивнул на дверь, ведущую в женский туалет. Они едва успели туда вскочить, как десятка полтора полицейских, вооруженных пистолетами, показались из-за поворота и быстро проследовали к мужской комнате. За ними валила толпа любопытных зевак и случайных журналистов. Варягу и Сержанту было несложно затеряться в этой пестрой толпе.

Когда они спустились вниз, ко входу в торговый центр уже съезжались, с визгливыми завываниями сирен, полицейские машины. На их счастье, охрана «Бруклин-Грин-ярда» не догадалась перекрыть все выходы из здания центра.

— Владик! У нас с тобой есть всего лишь одна информация: отель «Россия», — на бегу говорил Сержант. — Я думаю, парень, умирая, проговорился, где они живут. Судя по названию, это где-то на Брайтоне.

— Но он ведь назвал еще какой-то цех и какую-то темную комнату на засове.

— Владик! Ты же сам понимаешь, — глядя на озадаченного Варяга, понимая всю сложность ситуации, сказал Сержант, — что этой информации нам явно недостаточно, чтобы хоть что-то предпринять. Надо найти отель, о котором он сказал. И давай не будем терять времени.

Глава 29

Зайдя за поворот, Варяг с Сержантом поймали такси и рванули в Брайтон. Это был знаменитый райончик. Прежде всего тем, что еще с начала семидесятых здесь компактно селились эмигранты из Советского Союза и в результате многие заведения носили узнаваемые ностальгические названия — «Одесса», «Кавказ», «Черное море»… Как и предположил Сержант, отель «Россия» расположился в переулке рядом с длинной и шумной Брайтон-авеню.

Они вышли из такси за квартал до нужного адреса и остаток пути прошли пешком. Зайдя за угол захудалого ресторанчика с характерным названием «У тети Мани», Сержант перезарядил свой узи и дал запасную обойму Владиславу. Спрятав оружие под плащи, они двинулись к отелю.

У Варяга из головы не шел последний предсмертный монолог парня, которого они подстрелили в сортире торгового центра. Значит, это все-таки менты. А раз так, то этих головорезов за ним вдогонку мог послать Урусов. А больше вроде и некому. Но как же им удалось выследить его здесь, в Нью-Йорке, в «Дорэл-Инн»? Неужели местные наводки? Или они висели у него на хвосте от самой Москвы? Нет, это просто невозможно — он наверняка заметил бы слежку. Или же это просто случайность, глупейшая случайность? Но что за идиотская случайность, когда трое заявляются в отель и похищают Лену с Лизой… При мысли о любимой женщине и дочке его сердце сжалось от страшного предчувствия.

«Я становлюсь сентиментальным, — поймал себя на мысли Варяг. — Что это? Неужели старею? Или же меняются установки на жизнь?»

…Меняется отношение к людям. Так много пришлось пережить утрат, что мысль о возможности еще одной становилась слишком жестокой, слишком мучительной. Лиза, дочь, — единственное хрупкое звено, связывающее его с прошлым, с Викой, с Егором Сергеевичем. Но не может же такого быть, чтобы эти люди вот так запросто убили ни в чем не повинных женщину и ребенка… Они же все-таки надеются получить за них выкуп. Этим дебилам нужны пять миллионов! Кто же убивает таких ценных заложников?

— Пришли! — негромкий голос Сержанта оборвал нестройный поток его мрачных размышлений.

Владислав поднял голову и увидел голубую неоновую надпись:

— Соседство подходящее, — обронил Степан, оглядывая окрестные дома с игривыми неоновыми вывесками и выцветшими фотографиями в витринах: это были все сплошь дешевые бордели, замаскированные под стриптиз-клубы и бары. — Ну что, Влад, пошли знакомиться! — и позвонил в звонок.

Из висящего рядом со звонком переговорника донеслось шипение, и женский голос на ломаном английском поинтересовался, кто там.

— Мамочка, — гаркнул Сержант, — я ищу московских друзей, навроде они у вас остановились…

Услышав родную речь, консьержка успокоилась и позволила гостям войти.

Они оказались в полутемном вестибюле, украшенном российскими гербами разных эпох. Из-за стойки поднялась пожилая тетка в цветастом платье и в узких очках на кончике массивного носа.

— Назовете фамилии? — вежливо спросила тетка.

Варяг шагнул вперед:

— Фамилии мы не помним. Помним только, что их вроде трое, может, и больше, а главное, по повадкам — типичные наши русские.

Тетка усмехнулась и, чтобы получше разглядеть Варяга, надвинула очки на глаза.

— Вы, часом, не милиционеров ищете с улицы?.. Так это, значит, те трое, что на днях въехали…

— Что значит с улицы? — уточнил Сержант.

— Так, без бронирования — вот что значит. Приехали на такси, Лешка Чубарь их привез с аэропорта Кеннеди… Ну и дала я им три одноместных. Они в тот же вечер негритянок из соседнего клуба сюда наприводили, — она скривила губы. — Тоже мне… Потом тут все бегали, шушукались, видать, эти черномазые лярвы над ними покуражились…

— Так где они? — пресек Сержант поток красноречия консьержки.

— На третьем этаже три одноместных… Да только их сейчас нет. Днем куда-то ушли. Они еще арендовали «форд» за двадцать пять кэшем, просили найти самый что ни на есть дешевый, видать, больше-то у них и нет. Странные постояльцы. Очень странные, — разохалась консьержка.

— И как ушли, с тех пор не возвращались? Сейчас никого не было? — нетерпеливо спросил Сержант.

Тетка покачала головой.

— Может, нам тут их подождать? — тихо предложил Сержант. — Вернутся — куда они денутся…

Владислав отрицательно помотал головой, взял со стойки бланк с логотипом гостиницы и написал несколько слов. Он сложил записку вдвое и передал консьержке.

— Любому из тех троих передайте. Мы вернемся к восьми.

Они вышли из гостиницы. Варяг молча шагал по улице, не обращая внимания на примитивные афишки в окнах секс-шопов.

Едва за ними закрылась дверь, тетка-консьержка стремительно развернула сложенный лист бумаги и, сдвинув очки на кончик носа, прочитала:

«То, что интересует вас, у меня. То, что интересует меня, у вас.

Встречаемся здесь в восемь вечера. Игнатов».

Артем Свиблов, уже не сверяясь с картой города, а полагаясь исключительно на свою интуицию, с полчаса колесил по переулкам и подворотням, стараясь как можно дальше отъехать от злополучного торгового центра. Когда зеленый купол уже окончательно исчез из виду, он наконец притормозил около небольшого скверика и припарковал «форд» у кромки тротуара. Теперь можно было перевести дух.

— Ну что, блин, погорели? — не глядя на подполковника Кортикова и позабыв о субординации, бросил он горестно. — А Никиту, значит, там бросили?

— Ты лучше скажи спасибо, что сам оттуда выбрался. Я-то вон едва ноги унес. Сам не знаю, почему он в меня, гад, не выстрелил. Мне уже показалось — хана. А Никиту жаль. Ну авось не будут расстреливать. Лишь бы он не проговорился, вот чего я боюсь. А потому нам нужно поторопиться, — скрипя зубами от ярости бросил Кортиков, откинувшись на спинку. — Ну ладно, Игнатов, ты у меня еще наплачешься… Вот что, Свиблов, сейчас поедем на тот завод, где мы этих двух сучек спрятали.

Артем заерзал за баранкой, точно ему в зад впился гвоздь, и осторожно покосился на Кортикова. Тот называл его по фамилии только в редкие минуты гнева, и в такие моменты с ним лучше было не связываться. В такие моменты подполковник в буквальном смысле слова сатанел…

— И что мы будем с ними делать, Алексей Васильевич? — осторожно спросил Артем, врубая первую передачу.

Кортиков обтер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

— Там увидишь что!

«Форд» въехал по ухабистой дороге на пыльный пустырь перед заброшенными заводскими цехами и складскими пакгаузами и медленно потащился вдоль пятиэтажного корпуса со слепыми окнами. В небе над унылым индустриальным пейзажем снова кружила с пронзительным карканьем стая черных ворон.

— Вроде здесь! — неуверенно пробурчал Артем и кивнул в сторону небольшого коричневого строения барачного типа.

Подполковник кивнул.

— Точно, то самое место. Ты сиди тут, — приказал он Свиблову, вылезая из машины. — Я недолго.

Он порылся в багажнике «форда» и достал оттуда черный фотоаппарат-«полароид». Артем с удивлением наблюдал за действиями своего начальника. Он вспомнил, как еще днем Алексей Васильевич взял у Левкина «полароид», но тогда не понял, зачем он ему понадобился. Сейчас, когда он начат смутно догадываться о целя их приезда сюда, его кольнуло неприятное и безотчетное предчувствие беды. Артем отвернулся и стал смотреть на торчащие вдалеке два белых небоскреба Всемирного торговою центра.

Кортиков открыл ворота в цех и вошел в огромное, пустое, темное пространство. Он огляделся по сторонам, поднял с земли обрезок стальной трубы и решительно направился к подсобке, в которой они оставили заложниц.

Алексей Васильевич не спеша отодвинул засов и приоткрыл дверь. Различив во мраке фигуру женщины и свернувшуюся рядом с ней клубочком девочку, он грубо скомандовал:

— На выход!

Женская фигура шевельнулась и встала в полный рост. Девочка, тоненько заплакав, схватила женщину за руку.

— Девчонка тут остается, а мы с тобой пройдемся, прогуляемся! — рявкнул Кортиков.

Лена вышла из подсобки и зажмурилась на свету. Она молчала, не понимая, зачем этот отвратительный человек пришел сюда, но была готова ко всему, даже к самому страшному…

Он задвинул засов на двери, толкнул ее в спину и махнул рукой:

— Топай до той вон стены!

Впереди высилась полуразрушенная глухая кирпичная стена, некогда надежно скрывавшая от посторонних глаз и нежелательных визитеров территорию этого завода. Когда женщина добрела почти до самой стены и уже приготовилась обернуться к нему, Кортиков сильно размахнулся и ударил металлической трубой ей по затылку.

Она не издала ни звука и как подкошенная повалилась в пыль. Из рассеченного затылка обильно струилась кровь. Кортиков подошел к ней и, сдерживая подступившую к глотке тошноту, быстро щелкнул ее «поляроидом». Потом носком ботинка перевернул бездыханное тело на спину, заглянул в ее широко раскрытые невидящие глаза и сделал еще один моментальный снимок. Теперь у него было аж целых два рычага психологического воздействия на Игнатова. Теперь этот сучара вряд ли будет артачиться. Потому что на очереди была его малышка дочка. Кортиков еще не знал, хватит ли ему духу вот так же трубой шарахнуть девчонку по затылку, но он был в западне, он ощущал себя обезумевшим от животной ярости и ужаса. Он ощущал, что деваться ему теперь некуда… Но и сволочам этим он докажет, что тоже не в холуях ходит. Пусть уважают, пусть считаются.

Минут через пять, немного придя в себя, Кортиков спрятал обе фотографии в карман, проверил, нет ли у него на одежде пятен крови, и направился к машине, ожидавшей его у цеха.

— В отель? — с сомнением переспросил Свиблов, когда помрачневший Алексей Васильевич тяжело уселся на переднее сиденье и с силой захлопнул дверцу. — А ежели там уже засада?

— Каким таким макаром? — скривился Кортиков. — Ты что, думаешь Левкин Игнатова на наш отель наведет? Ты что, Свиблов, в своем уме?

— А есть гарантия, что не наведет? — огрызнулся Артем, но не получил ответа. — Вон, смотрите-ка, у Игнатова телохранитель объявился… А вы вроде говорили, что объект будет один как перст…

В самом деле, было такое: со слов Урусова Алексей Васильевич обрисовал своим орлам ситуацию в самых радужных тонах — и жестоко ошибся. Но теперь решение надо было принимать самостоятельно — звонить снова в Москву советоваться с Урусовым Кортиков не решался, да уже и не мог.

— Как там… они? — тихо спросил Артем шефа, заранее страшась ответа.

— Нормально, — отрезал Кортиков озлобленно и прикусил язык.

…Пожалуй, впервые за сегодняшний жуткий день его внутренний страх достиг такой силы, что он не мог даже говорить. Этот страх усилился, когда, вернувшись в отель «Россия», он получил от консьержки записку Игнатова. Листок бумаги едва не выпал из его дрожащих мелкой дрожью рук.

— Он что, был тут? — сглотнув слюну, с нескрываемым ужасом спросил он у консьержки Цили.

— Был-был, предупреждающе подняв палец вверх, ответила та. — Сказал, что вернется. Около восьми вечера. С ним еще один приходил, — понизив голос, добавила старуха.

— Светловолосый, плотный, в светлом плаще? — встрял в их беседу Артем Свиблов.

Циля кивнула…

И в эту секунду дверь гостиницы с грохотом распахнулась, сорванная мощным ударом снаружи с петель. По полу, звеня, посыпалось битое стекло. Старуха консьержка вскочила со стула с явным намерением юркнуть в служебную комнатушку за перегородкой, но, видно, от ужаса у нее отнялись ноги и она так и осталась стоять, точно соляной столп. Не оборачиваясь, Кортиков метнулся за стойку и, пригнувшись и перескакивая через три ступеньки, бросился вверх по лестнице.

— Стой, курва! — рявкнул Сержант, направляя на убегающего миниатюрный узи.

— Не здесь, Степа, — гаркнул Варяг. — Давай за ним! — И сам сцепился со вторым, который встал было в боксерскую стойку, но потом неожиданно опустил руки и перестал сопротивляться, покорно дожидаясь дальнейшего развития событий. Варяг отшвырнул его к стене в сторону кожаного кресла, одновременно выхватив свой узи. Но, видя, что противник не оказывает сопротивления, он опустил автомат и хрипло спросил:

— Где мои жена и дочь?

— У него спроси! — Артем мотнул головой в сторону лестницы. — Я не в курсе.

— Ладно, вставай, пошли за мной. Сейчас я тебе устрою очную ставку…

Подталкивая парня к лестнице, Владислав обернулся к трясущейся от страха тетке-консьержке за стойкой и ободряюще произнес:

— Только не надо раньше времени вызывать полицию, мадам, пожалуйста! Я оплачу вам все расходы на ремонт. И не бойтесь — вас никто не тронет…

А Кортиков вихрем взлетел на верхний этаж, промчался по коридору, добежал до угловой комнаты, рванул дверь на себя, сорвал замок, хотел закрыться в комнате, но не успел — тут ему на затылок обрушилась металлическая рукоятка автомата…

Сержант заволок обмякшее тело в открытый пустой номер и прикрыл дверь. Он окинул комнату пристальным взглядом, приметил в раскрытом стенном шкафу сумку и, на всякий случай держа шустрого мента на мушке узи, стал рыться в сумке, пытаясь найти что-нибудь, чтобы связать руки оглушенного. Ничего более подходящего, чем тонкая рубашка, не нашлось. Наклонившись над распростертым на полу телом, Степан попытался связать тому руки, и, утратив бдительность лишь на долю секунды, он жестоко поплатился за свою беспечность.

Придя в сознание и собравшись с силами, Кортиков резко выбросил вперед голову и сильно ударил Сержанта в переносицу. От страшной боли у того просто искры посыпались из глаз. Кортиков вцепился обеими руками в ствол узи и с криком рванул его вбок. Но и Сержант не выпускал оружие из руки. Они покатились по полу, сцепившись как два разъяренных взъерошенных кота, хрипящих, кусающихся, царапающихся. Степан все-таки смог в какое-то мгновение изловчиться и ребром ладони со всего маху нанести противнику удар по кадыку. И в этот же миг грохнула короткая автоматная очередь.

Подталкиваемый сзади Варягом, Артем Свиблов шагнул в номер, где происходила жестокая схватка. Он вошел как раз в тот момент, когда плотный блондин в светлом плаще со всего размаха врезал подполковнику Кортикову ребром ладони по кадыку. Артем заметил, что Алексей Васильевич сжимает в ладони короткий ствол узи — и этот ствол нацелен прямо ему, Артему Свиблову, в лицо. В голове мелькнула мысль: надо бы на всякий случай увернуться — но осуществить свое решение ему не пришлось. Из тонкого черного ствола прямо в лицо ему плесканули вспышки огня. Артем не услышал треск автоматной очереди, потому что несколько раскаленных плевков попали ему на лоб и щеки, разорвав на куски череп и забрызгав мозгами стены.

Резко обернувшись назад, Сержант тоже увидел, как парень, которого привел Владислав, вдруг отпрянул назад, его лицо превратилось в кровавое месиво, а вокруг брызнула желто-красная липкая жижа. Тело парня мелко задрожало и повалилось на пол.

— Вот блин! — выругался Сержант, завладев наконец узи, и чуть было не выпустил в распростертого под ним крепыша остаток обоймы. — Что же ты, козел, наделал? Своего шмальнул! — и ударил «козла» коротким черным стволом по виску. В пылу схватки мент с квадратным подбородком ухитрился зацепить пальцем спусковой крючок и дать из узи смертельную очередь, да только не в Сержанта, а в своего собственного бойца…

От удара Кортиков потерял сознание, уткнувшись физиономией в пол. Присев на корточки, Варяг стал обыскивать карманы лежащих на полу ментов. Он выудил из карманов сотовый телефон, какой-то документ, потом смятый прямоугольник карты Нью-Йорка и два плотных картонных квадратика. Повертев мобильник в руке, Варяг решил разобраться с ним попозже, а пока сунул его себе в карман. Затем мельком взглянул на карту и отшвырнул в сторону. Две картонки оказались фотографиями, от которых ему сразу пришлось похолодеть. Это были два «полароидных» снимка: на обоих была изображена Лена. Мертвая Лена…

У Варяга перехватило дыхание.

На первом снимке Лена лежала ничком у какой-то кирпичной стены на бетонном полу. Ее затылок был весь в крови, но неясно, то ли от выстрела, то ли от удара. На втором — она лежала у той же стены, но на этот раз лицом кверху. Невидящие глаза были чуть приоткрыты, рот искажен смертельной гримасой…

Так они убили ее. Все-таки убили…

Варяг ощутил, как в его груди поднялась страшная волна ярости — слепой, тупой, всепоглощающей ярости. Он вцепился обеими руками в плечи этой мрази, валявшейся перед ним на полу. Тот как раз приходил в сознание.

— Кто убил женщину? — страшным голосом кричал Владислав. — Где моя дочь? — Он в бешенстве нанес мужчине удар чудовищной силы. Тот снова потерял сознание. А Варяг сидел над неподвижным телом, уставившись прямо перед собой, ничего не желая понимать и слышать.

Сержант подобрал с пола обе фотографии, затем молча взглянул на них, покачав головой. Потом он подхватил карту и стал внимательно ее рассматривать. Он что-то там обнаружил и чуть ли не силой поднял Варяга на ноги.

— Слушай, Владислав, так горю не поможешь. Вот тут на снимке, на этой бетонной стене, есть полустертая надпись Electric Works — явно заводская надпись и, может быть, тот самый заводишко, о котором этот хмырь бубнил…. А вот тут на карте, смотри, помечен крестиком объект — в северном Бруклине, как раз напротив башен статуи Свободы. Очень похоже, что это и есть тот самый завод… Надо немедленно туда ехать!

— Ладно! — не своим голосом прохрипел Варяг. Его лицо было смертельно бледно, глаза налились кровью, весь вид его был ужасен. — Едем, но эту падаль мы возьмем с собой… — Он оглядел номер, мельком взглянул на убитого и хладнокровно отдал распоряжения: — Вот что, Степа, ты с этого узи сотри свои «пальчики» и вложи этой падле в ладонь — пусть его отпечатки на рукоятке останутся — и брось автомат тут, рядом с трупом. И тетке дай штуку в зубы, чтобы молчала… Если ничего не скажет… будет еще и здорова.

— А с этим что? — спросил Сержант, пряча страшные фотографии и карту города в карман.

— А эту суку я провожу до авто. — Варяг подхватил под мышки находящегося в состоянии грогги Кортикова и с трудом оторвал его от пола.

Ориентируясь по карте, Владислав без труда нашел в северном Бруклине заброшенный электромеханический завод и въехал на территорию.

— Где? — стальным голосом спросил он у Кортикова.

Но тот гупо молчал. Тогда Сержант резко ткнул его стволом узи под ребра.

— Не знаю! Ни хера не знаю… — процедил сквозь зубы шеф спецбригады генерала Урусова. — Это не я девку замочил…

— Вон похожая стена! Такая же кладка, — вдруг громко воскликнул Сержант и протянул вперед руку, указывая на большую кирпичную стену вдалеке. — Нужно войти внутрь.

Владислав выпрыгнул из «форда» и, оглядевшись по сторонам, подошел к цеху. Отодвинув массивные ворота, вошел в огромное мрачное помещение. На одной из стен виднелась бледная надпись Electric Works Industrial Company…

Владислав снова огляделся вокруг и приметил небольшое дощатое строение, похожее на бытовку строителей. «Подсобка», — вспомнилось ему слово, произнесенное одним из похитителей. Он подбежал к двери, закрытой на тяжелый стальной засов, и крикнул:

— Лиза!

— Папа! Папочка! Миленький! Я здесь! — донесся изнутри дрожащий детский голосишко, от которого у Владислава сердце защемило. Он рывком отодвинул засов, распахнул дверь — и из тьмы ему под ноги выкатилось чумазое существо. Лиза обхватила ручонками его за талию, уткнулась личиком в живот и громко зарыдала.

Сдерживая слезы, Владислав взял дочку на руки и бережно понес к машине.

— Выводи этого, — прохрипел он сипло. — И узи прихвати.

Сержант выволок пленника из машины и, держа его на прицеле, пока Варяг осторожно укладывал Лизу на сиденье, скинув свой плащ и прикрывая дрожащее детское тельце.

— Подожди тут, побудь с ней, — глухо попросил Варяг, беря из рук Сержанта автомат. — Я с ним прогуляюсь до… места, — он с нажимом произнес последнее слово, и Сержанта даже передернуло от той страшной интонации, с которой это слово было сказано.

Дойдя до стены с надписью, запечатленной на «полароидном» снимке, Варяг с удивлением отметил, что трупа Лены нигде нет. Похоже, этому обстоятельству подивился и Кортиков. Но сейчас Варягу было недосуг заниматься поисками убитой — он успеет это сделать потом.

— Ты первый, кого я убью как собаку, — тихо проговорил Варяг, подходя к Кортикову вплотную и одним ударом кулака бросив его на колени. — Ты сдохнешь позорной смертью, гад. Тебя послали убрать Варяга, а ты поднял руку на женщину и ребенка. Почему же не на меня? Меня убить ты струсил. Ты убил ни в чем не повинную женщину… Лучше бы тебя мать на свет не рожала, мразь!

Варяг поднял ствол узи и, глядя своей жертве прямо в его округлившиеся от ужаса глаза, нажал на спусковой крючок. Он смотрел, как прошитая раскаленными стежками грудь Кортикова, стоящего на коленях, покрывалась кровавыми пятнами. Тот разинул рот в тщетной попытке издать то ли предсмертный вопль, то ли мольбу о пощаде, то ли проклятье, но не смог крикнуть и повалился в пыль.

На звук автоматной очереди откуда-то из-за кирпичной стены вылез полупьяный бомж-негр в вонючем тряпье.

— Опять смертоубийство, — прошамкал он по-английски своим беззубым ртом.

— А кого тут убили? — Варяг подошел к нему, отбросив уже не нужное ему оружие и всем видом демонстрируя свою полную безобидность.

— Женщину убили, молодую белую женщину. — Бомж вытянул костлявую руку и указал тонким пальцем на расстрелянного Жортикова. — Вот он и убил.

— А где она? — у Варяга пересохло в горле. Только теперь он понял, что если вдруг сейчас увидит мертвую Лену, то нервы могут не выдержать.

— Пойдем… — Бомж проворно заковылял прочь. Варяг двинулся за ним.

Бездомный привел его на берег реки, заваленный обрывками старых газет, оберточной бумаги, промышленным мусором…

— Вот тут она… похоронена, — кивнул бомж на темную воду.

— Ты ее похоронил… в реке? — только и спросил Варяг.

— Мертвые сраму не имут, — важно изрек негр. — А живые должны хоронить своих мертвецов. Так в Писании сказано. В реке, где ж еще… Мало тут у нас своих каждый день убивают, так еще и чужаков нам не хватало… Копы уже были, искали — я им ничего не сказал… — вздохнул чумазый бездомный. — А она упокоилась… Река — самое ей место.

Варяг не знал, радоваться ему или печалиться. Лена приняла мученическую смерть и похоронена как-то не по-человечески: ее труп впопыхах сброшен в грязную реку чужим человеком… Но, с другой стороны, нужно смотреть правде в лицо: ну как бы он ее мог здесь похоронить «по-человечески»… Никак. Он молча полез в карман, вынул из бумажника несколько двадцатидолларовых бумажек, отдал бездомному, развернулся и зашагал прочь. Не успел он сделать и двух шагов, как вдруг поймал себя на мысли, что, роясь в кармане, рука нащупала там чужой сотовый телефон. Владислав достал аппарат и нажал на кнопку Redial. На дисплее высветился московский номер, и электронный механизм начал автоматически его набирать.

Варяг поднес аппарат к уху и стал ждать.

— Урусов слушает! — раздалось в трубке.

Владислав Геннадьевич не стал ничего говорить, а просто отключил телефон.

В «Дорэл-Инн» Варяг уже не вернулся: оставаться в отеле было опасно, так как туда в любой момент могли нагрянуть копы, ведущие расследование перестрелки в «Бруклин-Грин-ярд» и в отеле «Россия», да и больно: в этом роскошном номере-люкс ему все напоминало о несчастной Лене, и он с особой остротой переживал ее утрату. Вместе с измученной Лизой и Сержантом он прямиком отправился в свой бруклинский особняк, который до недавних пор облюбовал себе Билли Лайл…

Уложив Лизу спать, Варяг и Сержант сели перед телевизором и, выключив звук, налили себе по стакану виски. Степан переживал все случившееся по-своему. Он сидел, тупо уставившись в телевизор. Его не тянуло на разговор. Скоро его все равно сморил сон — так всегда бывает. Человек, что бы ни случилось, будет спать. А потом пить. А потом есть. И жить дальше. Но Варяг не мог спать. Он погрузился в раздумья. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что Лена мертва, безвозвратно потеряна… Ему подумалось, что все трагические и страшные испытания, которые выпали на ее долю в этом году, были своего рода грозным предзнаменованием ужасной гибели в Бруклине, суровым предупреждением свыше о том, что ей не следует связывать свою судьбу с таким человеком, как он. Но ведь девушка по-настоящему любила его, искренне, всей душой, — он был дорог ей, из-за него, ради него эта простая русская девушка прошла все страшные испытания и в конце концов из-за него встретила нелепую смерть на чужбине…

Владислав пил виски большими глотками, яростно желая заглушить, притупить душевную муку. Потом его память сама собой перекинулась на другие, не менее болезненные для него темы. Он вспомнил свой звонок, сделанный наобум с найденного в кармане убитого сотового телефона. Значит, все-таки Урусов. Значит, его догадка была верна. Эти три головореза были посланы мерзким Урусовым… Но вот зачем они ввязались в эту идиотскую, совершенно бессмысленную игру с похищением женщины и девочки, которая так трагически завершилась для Лены и, главное, для самих похитителей. Тут что-то было странное, необъяснимое, алогичное. Но сейчас у него не было ни желания, ни моральных сил разгадывать эту загадку. Больше во всей этой ситуации его занимало поведение Урусова. Вдруг его осенило: теперь понятно, почему Урусов, хитрая бестия, не объявил в международный розыск Сергея Петровича Сучкова! Похоже, ментовской генерал затеял свою игру против смотрящего России втайне от высокого начальства. И почему же? Не потому ли, что Урусов сам тянет свою жадную лапу к воровскому общаку. И ведь как хитро этот мент придумал: докладывая наверх о ходе розыска Игнатова, он умалчивает о своих приватных поисках Сучкова, за которым он и послал свою бригаду ищеек. Как сказал перед смертью тот парень, «им был дан приказ Игнатову сесть на хвост, но не трогать его». Не трогать… А до какого момента не трогать? До того момента, как смотрящий найдет общак… Что ж, логично, думал Варяг.

Значит, его поджидает какой-то сюрприз. Но какой? И где? Это серьезная проблема. Оказавшемуся в кольце врагов смотрящему России в последний год, в самый тяжелый год его жизни, помогал добывать конфиденциальную информацию Сашка Турок — беззаветно преданный ему молодой вор в законе. Но Сашку предательски убили. Как убили и еще нескольких очень ценимых Варягом людей, причем отстрел провели не только в Москве, но и по России. Там опять что-то начало происходить — что-то такое, что только озлобляло людей, именно в силу своей необъяснимости и алогичности: невидимые киллеры мочили авторитетных воров, входящих в конкурирующие группировки, мир между которыми держался лишь на тоненькой ниточке взаимных договоренностей… Цель этих загадочных убийств, в общем, ему ясна: перерубить эти хрупкие ниточки, чтобы ввергнуть Россию в новую криминальную войну. Но кто это делает? Не менты же? Не сами же воры? Эго ему еще предстоит выяснить, но не раньше, чем он вернется в Россию. А вернуться без обща-ка он не может…

Это был замкнутый круг. Но надо было из него вырваться — любой ценой. Дома оставался только один человек, которому Варяг доверял как самому себе. К нему и следовало теперь обратиться за помощью.

Владислав включил свой сотовый и набрал питерский номер, который, кроме него, знали в России еще не больше трех человек.

— Слушаю! — услышал он знакомый хрипловатый голос.

— Филат, здорово, брат! Это Варяг!

Глава 30

Вот уже третий день Урусов не имел никаких известий от своей спецбригады из Нью-Йорка, и это его сильно беспокоило. В последний раз Кортиков вышел с ним на связь в тот злополучный вечер, когда, позвонив на сотовый, попал к нему домой. С тех пор ни гугу…

Выключив телевизор, Евгений Николаевич погрузился в глубокие раздумья и после пятиминутного анализа сложившейся ситуации пришел к неутешительному выводу, что, скорее всего, его план слежки за Варягом дал сбой. Он терялся в догадках, перебирая в уме множество возможных вариантов. Что же могло произойти в далеком Нью-Йорке? У него не было никаких неофициальных контактов за океаном, а снова обращаться в Интерпол он не решался, понимая, что его ждет неминуемый отказ. Сколько раз, в самом деле, можно оказывать приватные услуги московскому генералу, даже если он твой друг и даже если он однажды сводил тебя в баню с девочками?

Наконец было и еще одно обстоятельство, прибавившее Евгению Николаевичу лишних волнений. Неожиданный звонок Сапрыкина буквально выбил его из колеи. Он уже который день мысленно прокручивал в голове их краткую беседу и все никак не мог взять в толк, зачем так неожиданно, после столь долгого молчания объявился Александр Иванович. Урусов не поверил ему, вернее, не хотел верить, когда тот предложил сделку: шестое чувство подсказывало Евгению Николаевичу, что тут-кроется какой-то хитрый замысел, что Александр Иванович, очевидно, хочет руками Урусова загрести жар. С другой же стороны, генерал-полковник и сам был горазд на головокружительные интриги и не мог даже на минуту представить себе, что Сапрыкин сумеет его перехитрить. Более того, очевидный риск предложенного Сапрыкиным сомнительного предприятия как раз и дразнил Евгения Николаевича. И он решил клюнуть, точнее, сделать вид, будто клюнул на приманку Сапрыкина…

Но, пообещав тогда своему беглому партнеру «крышу» в Америке, он же не мог предположить, что буквально спустя несколько дней потеряет контакт со своими бойцами в Нью-Йорке. И что же теперь делать? Надо предпринимать срочные меры. Но какие? Своих надежных людей, которым можно доверить столь тонкое задание, кого можно было бы срочно переправить в Штаты, у Урусова не было. Все были при делах.

Оставался один вариант. Единственный. Хотя и очень рискованный. Помочь ему могли воровские авторитеты, особенно те, которые последнее время враждовали с Варягом. Можно было, в конце концов, переговорить по такому делу и с самим Шотой Черноморским. Урусов понимал, что Шота может попросту его послать, но у Евгения Николаевича был припрятан еще один козырь. Не туз и даже не валет — так, мелкая карта… Но при его умении блефовать и она могла обеспечить ему выигрыш.

Если бы кому-то из многочисленных друзей и знакомых Шоты шепнули, что уважаемый грузинский авторитет корешится с высоким ментовским чином, это сочли бы за неудачную шутку. Шота Черноморский считался вором старой закалки и старых правил, одним из самых уважаемых законников, кто носил не один десяток лет свою корану с достоинством. Шота издавна слыл признанным третейским судьей — еще в свою бытность хозяином колхозных рынков в солнечном Сухуми, а потом и по всему Черноморскому побережью Грузии. Благодаря тонкому, изворотливому уму и недюжинным дипломатическим способностям он сумел завоевать расположение и уважение у многих русских авторитетов российского Черноморья — от Сочи до Новороссийска, и в самые трудные моменты обострившегося противостояния между группировками, когда взаимные претензии приобретали опасную остроту и непримиримость — как во время дележа лакомого новороссийского порта в конце восьмидесятых, — воры неизменно призывали Шоту, и он вершил справедливый суд, разумными, вескими доводами примиряя несогласных. Во всех финансовых конфликтах он неизменно выступал как сторона незаинтересованная, и по прошествии времени мало кто задумывался, например, о происхождении очередной роскошной виллы Шоты под Дагомысом или в подмосковной Барвихе. Шота имел свой обширный бизнес, причем он был одним из первых в России «пиковых» воров в законе, который в начале девяностых вслед за молодым тогда еще смотрящим Варягом тоже осознал выгодность легализации любой теневой деятельности — благо возможностей для такой легализации тогда было море. Шота вложился в беспошлинный импорт табачных изделий и водки и беспошлинный экспорт нефти — добрая новая российская власть образца 1992–1993 годов оказалась необычайно добра к оборотистым дельцам, готовым за некоторые послабления строгих законов и привилегии подбросить в убогую казну (или, что бывало чаще, в карман сильных мира сего) свежей «зелени»… Шота отличался особой щедростью. Прибавить к этому характерную для грузинской души открытость и хлебосол ьносз ь да неподдельное обаяние — и становится ясно, отчего Шота со всеми состоял в дружбе и всегда был желанным гостем на неформальных веселых застольях. Нередко его видели в компании знаменитостей — актеров, певцов, спортсменов, известных своей близостью к власть имущим. И непонятно, кому эти знакомства были больше по душе — Шоте или новоявленным «окологосударственным» мужам…

Но при всем том чего никогда Шота не допускал — так это публичного появления, скажем, в толпе гостей на торжественном концерте ко Дню милиции в Колонном зале или на приеме по случаю Дня пограничника. Шота и люди в погонах были явлениями несовместимыми. Все это знали, и грузинский авторитет это всячески подчеркивал и на словах, и всем своим поведением. Непосвященные, впрочем, не замечали отсутствия высокого яркого грузина на официальных раутах, посвященные же уважительно перемигивались: мол, батоно Шота никогда не позволит себе подать руку золотопогоннику. Поэтому его и без того высокая репутация в воровской среде никем не подвергалась сомнению.

Об этом думал хитрый Шота по пути на очередную тайную встречу с генерал-полковником милиции. Урусов позвонил ему сегодня утром на мобильный и настойчиво предложил повидаться по неотложному делу. Шота попробовал было возразить, что совсем недавно, мол, виделись и слишком частые встречи с Урусовым, хоть они и проходили при полной конспирации, могли бы кое-кому показаться подозрительными… Но Урусов настоял на своем. Встречу назначили в ресторане «Волга» в здании Северного речного вокзала, где генерал гарантировал полную конфиденциальность и безопасность.

Они сидели за богато накрытым столом в закутке за тяжелой портьерой, отделявшей их от общего зала ресторана. Шота впервые увидел Урусова в таком непривычном обличье: генерал-полковник был в кожаных, в обтяжку, штанах и кожаной куртке на косой молнии, в полусапожках на высоком каблуке, да еще с набриолиненными волосами, отчего казался лет на десять моложе.

— Необходимая бутафория, — с невеселой улыбкой пояснил Евгений Николаевич, снимая темные очки. — Я тут частенько бываю, меня туг знают, поэтому уже привыкли и не интересуются. В этом прикиде легче смешаться с ресторанной толпой… Итак, к делу! У меня возникли некоторые новые обстоятельства, батоно Шота, и я хочу ускорить то дело, о котором мы с вами недавно говорили в приватной беседе…

— Варьяг? — нахмурился Шота. Уж коли этот генерал вызвал его на доверительный разговор, он не хотел играть втемную. — У вас проблемы с Варьягом?

Урусов неохотно кивнул и выжидательно поглядел на Шоту.

— Ну а я чем могу вам памочь? — лениво проговорил тот, отправляя в рот наколотый на вилку кусочек паштета из гусиной печени. Его лицо тут же приобрело блаженное выражение. — Ммм… Какой паштэт. Чудо! Вы были правы, батоно Евгений, кухня здэсь атмэнная…

Полагая, что собеседник достаточно расслабился, Евгений Николаевич осторожно вынул из рукава припасенный козырь.

— Знаете, батоно Шота, я ведь занимаюсь определенными громкими преступлениями в Москве. Веду дело об убийстве полковника Соловьева — не слыхали?

Шота недоуменно пожал плечами:

— Пэрвый раз слышу. Салавьев? Кто такой?

— А еще дело об ограблении инкассаторского автомобиля. Там какие-то лохи орудовали, продумали все неплохо, остроумно даже, можно сказать, — захватили «Волгу» в тихом переулке почти что дуриком… Но их взяли с поличным. Тепленькими!

— А зачем вы мнэ это рассказываэте? — добродушно поинтересовался Шота.

Не торопитесь, — так же добродушно заметил Евгений Николаевич, — сейчас узнаете. По какому-то фантастическому стечению обстоятельств у одного из грабителей в кармане нашли предмет, пропавший из квартиры убитого Соловьева. Стеклянная обезьянка, забавная такая обезьянка с огромным-огромным членом. Приметная, значит. Фамилия грабителя — Бугров. Кличка Бугор. И вот его взяли в оборот не только по делу об ограблении инкассаторов, но и по убийству полковника Соловьева. А у него был сообщник, который слинял. Бугру стало обидно одному отдуваться, он и раскололся, выдал своего сообщника по убийству. Некий Георгий Уваров. Жорик. — Урусов сделал паузу. — Джокер! — Он внимательно наблюдал за реакцией Шоты. Но у того ни один мускул не дрогнул на смуглом худощавом лице. Вор спокойно продолжал поглощать крабовый салат. — Так вот, самое интересное, что, когда объявили в федеральный розыск этого самого Жорика, сразу же выяснилось, что он сидит в СИЗО в Пермской области. Кинулись туда, но вот незадача — его уж и там нет, след простыл. За пару дней до того Жорику — Джокеру устроили побег…

— И? — невозмутимо посмотрел Шота на Урусова.

— Оказалось, побег Джокеру устроили наши… вернее сказать, ваши, батоно Шота, московские воры. — Евгений Николаевич откинулся на спинку стула и замолчал, заметив в глазах Шоты некоторое беспокойство. — Согласно оперативным данным, Джокер — классный стрелок, снайпер… И есть сведения, что он позавчера вылетел в Канаду. У вас, батоно Шота, никаких соображений нет на этот счет?

Было видно, что грузинскому авторитету этот разговор стал крайне неприятен, но виду он старался не подавать. Уртсов же продолжал давить на больное место.

— Тогда я вам подскажу. Незадолго до отъезда Варяга в Испанию ему под днище автомобиля подложили бомбу. Сам он при взрыве не пострадал, хотя это явно была не детская хлопушка — Варяга хотели устранить. Но он выжил, а вот двух гибэдэдэшников грохнули — это точно. Уж не те ли самые люди это устроили, которые выдернули Джокера из пермского СИЗО и отправили в Штаты через Канаду? Интересная получается ситуация… Представляете, батоно Шота, что скажут правильные воры в Сибири, на Дальнем Востоке, на Урале, если узнают, что не по правилам, на большом сходняке, Варяга наказали и разжаловали, а трусливым образом пытаются устранить в тот самый момент, когда он колесит по всему миру, роет землю носом и пытается найти украденный общак. Это не по понятиям…

Шота отодвинул тарелку и со звоном бросил на нее и нож.

— Я скажу вам, Эвгений Никалаевич, кое-что. Чего вы нэ узнаете ат сваих падсадных агентов. Да, я собирался устранить Варьяга. Но, как вам известно, пахитили его в прошлом году нэ мы, а спецслужбы… И насколько я знаю, вы тоже аказались в числе… как гаварится… одураченных. Но это дэло прошлое. Тэперь же для начала пра-ясните мне ситуацию. Для чего вы мне все это рассказываете? Ваша-то какая цель?

Урусов оживился и впервые за все время притронулся к холодным закускам — салату из свежих овощей и тушеным баклажанам под ореховым соусом.

— Мы с вами союзники, батоно Шота. Моя цель не отличается от вашей! Я бы хотел, чтобы вы это поняли. Наша с вами общая цель, если не сказать мишень, Игнатов! Я скажу вам, что мне нужно. Только не перебивайте и не возражайте мне. Буду с вами предельно откровенен: вы послали в Нью-Йорк своего человека, киллера, с заданием убить Варяга. Вы это знаете. Я это знаю. И, как говорится, вы знаете, что я знаю. Откровенность за откровенность: я тоже послал в Нью-Йорк своих людей — но не убить Варяга, а только отслеживать его перемещения, встречи и тому подобное. Вас интересует общак, огромные средства, выведенные со счетов в офшорных банках. И меня это тоже интересует. Причем мой интерес отнюдь не финансовый. Мне интересно поймать и посадить Варяга.

— Так что же вам мешает? — иронически взглянув на собеседника, бросил Шота.

— То, что есть человек, который может встать у меня на пути к моей цели. Он непосредственно связан со счетами в офшорных банках… Но вы его вряд ли знаете… Да это и неважно. Важно его нейтрализовать. До того, как он получит доступ к деньгам…

— И вы хатите сказать, что этот чэловек тоже в курсе, где абщак? — слегка побледнев, медленно проговорил Шота. — И он тоже в Нью-Йорке?

— В курсе. И в Нью-Йорке. Или очень скоро там окажется. Но больше я вам ничего не скажу — не имею права, — уклончиво заметил Урусов. — Я-то совсем о другом. Тут у меня возникла проблема — я потерял контакт со своими людьми в Нью-Йорке. Мне необходимо срочно их найти.

— А па сваим ментовс… пардон, министерским каналам никак? — с некоторым злорадством спросил Шота.

— Если бы это было возможно, мы тут сейчас с вами не сидели, — надменно ответил Урусов.

— Ну что ж, — продолжал грузинский авторитет, — я магу вам предлажит помощь. У меня есть талковый человечек в Нью-Йорке, который смог бы разузнать… Дайте точный адрес, фамилии ваших людей.

— Толковый? — усмехнулся Урусов. — Уж не Джокер ли?

И по свирепому виду Шоты понял, что попал в точку.

— Но услуга за услугу! — не удостаивая вниманием последний вопрос Урусова, заметил Шота. — Вам это не составит большого труда. У меня в последнее время возникли некоторые трения с… московскими гаишниками. Постоянно останавливают на въезде в город. Мне это все порядком надоело.

— Ясно! — с энтузиазмом отозвался Урусов и достал блокнотик из кармана кожаной косухи. — Какой у вас автомобиль? Номерные знаки?

— Джип «силвер стоун», — горделиво сообщил Шота. — Редкая марка. Вы ведь видели его.

Евгений Николаевич, все аккуратно зафиксировав, убрал блокнотик.

— С моим делом проблем не будет, батоно Шота. Запишете или так запомните? Мои люди остановились в отеле «Россия» на Брайтоне. Найти их там будет несложно. Если ваш человечек и впрямь толковый. — И он хитро подмигнул.

Глава 31

Он был готов ко всему, но такого кайфа не ожидал — так все гладко вытанцевалось. В зале вылетав Шереметьево провожающие — два хмурых пацана с наколками на пальцах, гладиаторы Максима Кайзера, — дали ему пачку зелени на расходы, сумчонку с какой-то одежонкой, сунули в лапу русско-английский разговорник и посадили в «Боинг». Маршрут, который определили Джокеру, был прост, как мозг прапорщика. Он летел до Монреаля, там его должны были встретить люди Кайзера и на машине перевезти через канадскую границу в штат Вермонт, а откуда уже на американской тачке — с другими людьми — прямиком в Нью-Йорк.

Он так умотался за последние дни, особенно после всей этой нервотрепки с побегом с зоны, что весь полет продрых в мягком кресле, даже не похавал, хотя горячую жратву носили дважды. Только проснувшись на полчасика, оттянулся с пивком — пивко было клевое: американское «Буд».

Конечно, Джокер малость робел. Все ж таки впервой было ему оказаться за границей, да не где-нибудь, а в Штатах. Кайзер строго наказал ему накануне вылета, чтоб он времени в самолете даром не терял, листал разговорник — самоучитель, восстанавливал свой английский со словарем, учил расхожие фразы, а то, говорит, там чего доброго лопухнешься, перепутаешь Бруклин с Бостоном — и тебе шандец. Полиция заметет — начнут проверять, ну и понятно что… Никакие Розенгольды не помогут. Розенгольды — это Мишка и Йоська, те самые люди Максима Кайзера, которые его встретили в Вермонте и повезли в Нью-Йорк…

А до того в Монреале, когда самолет сел и Джокер вместе с толпой пассажиров послушно выдавился сначала к резиновой багажной ленте, а потом к стойкам паспортного контроля, его прямо у стеклянной будки паспортиста взяли под охрану Боря и Шура, которые разве что не за ручку поздоровались с канадским пограничником и без проблем провели «братана», приехавшего к ним по гостевой визе на месячишко. Такова была легенда Джокера в Канаде.

Боря и Шура оказались словоохотливыми ребятами и пока они перли на «шевроле»-пикапе по классному канадскому шоссе до американского штата Вермонт, успели ему рассказать, что имеют в Канаде издательский бизнес, выпускают очень дорогие книжки по искусству… Спрошенный о своих делах, Джокер от ответа увильнул, сославшись на коммерческую тайну. По всему было видно, эти лохи ни сном ни духом не догадывались, зачем он сюда пожаловал, и не вникали.

— Та на хрен нам вникать? — простодушно объяснил сидевший за рулем Боря. — Нас попросили друганы из Нью-Йорка тебя встретить, проследить, чтоб проблем никаких на въезде не возникло, — и все. Как-то они нас выручили. Теперь мы их выручили. Иначе тут никак нельзя — без взаимной поддержки пропадешь…

— А этих Розенфельдов вы знаете? — угрюмо спросил Джокер, глядя на проносящиеся мимо поля и леса, на удивление напоминавшие стандартные российские эейзажи.

— Розенфельдов? Ты хочешь сказать — Розенгольдов? — Боря даже присвистнул. — О, это уважаемые люди. Их уважают не только на Брайтоне, но и в Майами, в Джерси, ив Бостоне. Это крутые… — Он подумал, как еще охарактеризовать уважаемых людей, но не придумал ничего путного. — Но мы с ними дел не имеем, слава аллаху. Только так, по мелочи: ты мне — я тебе. Ну как с тобой. А ты под их крыло едешь?

Джокер что-то неопределенное промычал и прикрыл глаза. Ему было в лом поддерживать беседу, и он притворился будто задремал. Мысли его вертелись вокруг того дела, ради которого его так удачно дернули с зоны. Бабки… крутые бабки… Сучков драпанул от московских воров с бабками…. Они хотят его наказать. Раз и навсегда наказать. Интересно, сколько же он у них попер? Лимон? Два лимона? Да, за такие серьезные бабки не грех суку и замочить… Но он, Жорик, не лох — он сначала слупит с Сучкова хоть какую-то долю, а потом уж грохнет… И получит еще. Сколько там Кайзер посулил — сто штук? И это неплохо…

Через час или что-то около того машина затормозила. Жорик раскрыл глаза. Впереди шоссе было перекрыто какими-то шлагбаумами и будками.

— Че там? — встрепенулся он.

— Погранконтроль, — развел руками Боря. — У тебя ксива в норме? Штатовская виза на месте? А то так и останешься у нас в Канаде…

— На месте, — отрезал Джокер, четко вспомнив, что Кайзер обещал ему выправить все документы по-белому, чтобы избежать всяких недоразумений. — Канадская и штатовская туристская. На месяц.

Но никакого контроля не было — их тачка проехала под поднятым шлагбаумом, и никто даже не заглянул в салон.

— Эта халатность штатников их как-нибудь погубит! — глубокомысленно заметил Шура. — Они даже не смотрят, кто к ним едет. А если бы мы были террористы? А если у нас в багажнике мешок микробов сибирской язвы?

Джокер и тут смолчал, вспомнив только слова Кайзера: Розенгольды снабдят его снайперской винтовкой какого-то невиданного образца: чуть ли не из пластмассы, так что ее никакой металлодетектор не засветит. «А зачем из пластмассы?» — спросил тогда Джокер. «Может, тебе придется за Сучковым из Нью-Йорка на другой конец страны лететь», — ответил Кайзер.

Мишка и Йоська Розенгольды оказались полной противоположностью канадским Боре и Шуре. «Эти явно не книги печатают», — подумал Джокер, едва глянув на двух рыжих амбалов: оба были одеты в одинаковые белые джинсы «Калвин Кляйн» и в белые кроссовки «Найк». Две бычьи шеи украшали массивные золотые цепи, а пальцы были унизаны крупными золотыми перстнями. Оба молчали всю дорогу до Нью-Йорка — а она заняла часов восемь, столько же, сколько Жорик летел из Москвы до Монреаля, — и только когда вдали замаячили две белые высотки Всемирного торгового центра, один из них, Мишка, хмуро бросил Джокеру:

— Вона, ВТЦ — видал? Там мой офис на восемьдесят шестом.

Джокер уважительно хмыкнул.

— Максик сказал, ты сюда на разбор причапал. Где твой клиент обитает?

— Гостиница «Дорэл-Инн», — отчеканил Джокер, выучивший назубок эти три слова, перед самым отъездом сообщенные ему Кайзером. Жорик подивился: во как работает всемирная информслужба — никуда от московских не скроешься…

— А, знаю, — кивнул Мишка. — Лексингтон-авеню. Винтарь с оптикой будет тебе завтра. Я те позвоню.

— А куда? — Джокер снова ощутил прилив предательской робости.

— Че куда? — Мишка скосился на пассажира.

— Везете меня куда?

— На Брайтоне я тебе снял бед-энд-брекфаст. Знаешь, что это?

Джокер ощущал себя полным фуфлом.

— He-а. Гостиница?

— Квартира обычная. Двухспальневая. В одной спальне хозяин живет, а во второй — ты будешь. Это «бед». Утром он тебе «брекфаст» будет оставлять на кухне. Булка, кофе. сырок плавленый, — и Мишка осклабился. — Такие дела.

— Слышь, — Джокер наконец осмелел. — Мне Макс… Кайзер одно дельце поручил. Надо на Брайтоне найти отель «Россия», а там трех русских постояльцев. Кайзер сказал, это очень важно. Не поможешь?

Мишка, не отрывая глаз от шоссейного полотна, бросил:

— Йось, не знаешь на Брайтоне отель «Россия»?

С заднего сиденья донесся приглушенный смешок.

— Клоповник в бордельном ряду. И кто же там поселился? Твои друзья?

— Да нет, я их даже не знаю, — обиделся Джокер.

Через час они уже ехали по Бруклину. Йоська сыпал какими-то названиями, направляя Мишку по нужному пути. Наконец они остановились у неприметного здания с надписью на русском языке «Россия».

— Прибыли, Жорик! — Мишка впервые за все время назвал его по имени. — Сам пойдешь справки наводить или я с тобой, если хочешь? — И, заметив, какой у Джокера растерянный вид, принял, решение: — Ладно, я пойду. О ком справки наводить?

— Кортиков, Свиблов, Левкин…

После недолгих переговоров через дверной матюгальник Мишка Розёнгольд скрылся за дверью. Прошло минут пять, и Мишка вышел. Вид у него был смурной.

— Грохнули твоих постояльцев. — Он сел за баранку и включил зажигание. — Всех троих. Местные копы поставили весь менеджмент на уши. Оказалось, эти трое какие-то московские менты. У них тут разборки промеж себя начались, ну они и перемочили друг дружку. Или их кто помочил — копы еще не знают… Так что можешь доложить Максику — хана им… Да и нам отсюда надо сматываться, чтобы какая хренотень на хвост нам не села. Потом от местной полицуры не отвертимся…

Оставив Джокера в снятой для него квартире на пятом этаже желто-серого дома в районе Брайтон-авеню, рыжие амбалы свалили, предоставив гостя самому себе. Он раскрыл карту Нью-Йорка, положил перед собой русско-английский разговорник и быстро нашел и «Дорэл-Инн», и ближайшую к отелю станцию метро. «Ни черта, прорвемся, — подумал он, — где наша не пропадала!»

Но буквально через полтора часа, рассеянно бредя по узкой авеню, стиснутой с обеих сторон мраморно-бетонными громадами небоскребов, Джокер уже не был столь же самоуверен. Он сразу нашел «Дорэл-Инн» и без особого труда понял то, что ему сообщил чернокожий портье: мистер Сучков, проживший в отеле два дня, вчера вечером неожиданно съехал.

Это была нештатная ситуация, и наемный убийца пока не мог придумать, как из нее выпутаться…

Глава 32

На следующее утро после переезда из «Дорэл-Инн» в бруклинский особняк Варяг дозвонился Билли Лайлу и попросил срочно найти какую-нибудь надёжную женщину, желательно одинокую русскую, которая могла бы несколько дней побыть с Лизой в роли няньки. Не прошло и часа, как Билли приехал с полной чернокожей теткой с большими глазами навыкате и толстыми розовыми губами — явно не русскоговорящей.

— Только ее и смог найти, — печально объяснил Билли, — но у нее отличные рекомендации. Салли несколько лет проработала няней в семье русского бизнесмена здесь, в Нью-Йорке, я за нее ручаюсь. — И, понизив голос, добавил: — Это даже неплохо, что она негритянка. Чернокожие мамаши отлично ладят с белыми детишками, отлично стряпают и вообще… Самое же главное, тетя Салли не любит трепать языком и не капризна. Плати ей по пятьдесят в день — больше ей и не надо.

Несмотря на то что было уже десять часов, Сержант все еще мирно похрапывал в спальне на втором этаже и явно е собирался вставать. Поразмыслив, Владислав решил, что после вчерашнего бурного дня им всем — и Степану, ему и, конечно, малышке Лизе — нужен полноценный отдых. Посему он отправил тетю Салли за покупками в ближайший супермаркет, а сам прилег на длинный диван в гостиной и сразу провалился в глубокий сон.

Ему снилась какая-то ерунда: разрозненные впечатления последних нескольких месяцев наплывали друг на друга. складываясь, как в детском калейдоскопе, в причудливые разноцветные картинки, в которых лица и союытия сплетались в новые странные и страшные сочетания: генерал Урусов ехал на голубом «форде» в Андорру, Шота Черноморский летел вместе с ним в самолете в Барселону, а молодая женщина — не то Лена, не то Вика, не то Светлана — занималась с ним любовью на эскалаторе торгового центра «Бруклин-Грин-ярд»… А потом страшные фото с распростертым на грязном бетонном полу телом любимой женщины… Но во сне он никак не мог ее узнать. И поэтому ему хотелось плакать и стонать от бессилия.

Он проснулся с тяжелой головой и не сразу понял, где он находится и который сейчас час. Взглянув на циферблат своих «Сейко», Владислав с изумлением увидел, что уже пять вечера. Он проспал более шести часов кряду!

В доме было тихо. Только из кухни доносился стук кастрюль и негромкая напевная мелодия старинного блюза: видно, тетя Салли была поглощена стряпней. Он встал и пошел на кухню. За столом сидели Сержант с Лизой и аппетитно уплетали дымящееся жаркое с пюре.

— Влад, матушка Салли — божественная стряпуха! — энергично жуя, воскликнул Степан. — Садись, отведай ее кулинарные шедевры!

Владислав, улыбнувшись, отказался:

— Нет, голова разламывается. И кусок мне не полезет в горло. Пойду пройдусь, разведаю окрестности…

Он вышел на улицу. Начало смеркаться, и в воздухе повеяло характерным ресторанным ароматом: пахло жареной картошкой и какими-то острыми специями. Не доверяя своему сотовому, Владислав зашел в телефонную будку и набрал московский номер Чижевского.

Он вкратце рассказал шефу службы безопасности о бурных событиях прошедшего дня и сообщил свой новый адрес.

— Николай Валерьяныч, я дал Филату задание. Проконтролируйте и, если надо, подстрахуйте его. Ему предстоит непростое дело. И еще — здесь скоро должен появиться нежелательный гость. Его послали воры. Но возможно, об этом госте что-то известно генералу Урусову. Попытайтесь выйти на него и выведать, что он знает о планах Шоты Черноморского. Это пока все.

Выйдя из будки, Владислав медленно зашагал по направлению к оживленной улице. Впервые за последние несколько месяцев его посетило горькое ощущение своего полного одиночества и абсолютного бессилия. Только что Чижевский успел сообщить ему о гибели еще троих его ребят; которых неизвестные киллеры убили в подмосковном Дмитрове. Кеша Славин, Вовик Бугров и Саня Шурыгин входили в ближний круг телохранителей и доверенных лиц Варяга, выполнявших его важнейшие поручения в сибирских регионах. Получив весть об их убийстве, Варяг понял, что все это делается по прямому указанию Шоты и Кайзера, которые, как показали последние события, в связке с генералом Урусовым вознамерились окончательно свести с ним давние счеты. Точно такое же чувство одиночества и бессилия Варяг ощущал в холодном каменном подвале, где он оказался в ноябре прошлого года и провел долгих четыре с половиной месяца. И как тогда, так и сейчас его угнетало тревожное предчувствие, что из тупика, в котором он оказался, нет выхода. Но лишь одно его утешало — мысль, что раз тогда он нашел в себе силы вырваться на волю, то возможно, и на этот раз выход будет найден.

Он остановился у окна большого ресторана, откуда доносилась разухабистая музыка. Ресторанные лабухи наяривали «Одессу — жемчужину у моря». Выскочивший из дверей хмырь в длиннополом сюртуке гостеприимно распахнул объятия и позвал:

— Заходите, милейший, гостем будете! Повеселитесь на юбилее Сан Саныча Либерзона! Он угощает всех!

Варяг усмехнулся и, уже собравшись было развернуться и уйти, вдруг передумал.

Хмырь в сюртуке повел его в дальний угол и усадил за столик на двоих.

— Меню? — предложил он учтиво.

— Нет, бутылку «Гжелки», если имеется, и свиной балык в нарезку, — распорядился Варяг.

— Сей момент! — Хмырь по-петушиному склонил голову и убежал.

В центре зала, в танцевальном круге, отплясывали немолодые мужчины и тетки, видимо гости юбиляра Сан Саныча. Внимание Варяга привлекла невысокая блондинка лет тридцати в короткой алой юбке и белой блузке, расстегнутой с таким расчетом, чтобы окружающим был открыт изрядный обзор ее роскошных грудей. Она танцевала одна, в группе седых дядек, которые то и дело похотливо оглаживали ее за бока и как бы невзначай старались прикоснуться к шее и ниже…

Она заметила его пристальный взгляд. В этот момент официант принес замороженную бутылку водки, блюдо лоснящегося жирненького свиного балыка и корзинку с теплыми рогаликами.

— Пока все? — осведомился учтиво официант.

— Принесите вторую рюмку, — попросил Владислав, не спуская глаз с танцовщицы в алой мини-юбке.

Оркестр ушел на перерыв, танцующие разошлись по своим местам. Она осталась в центре, явно чего-то ожидая. Варяг налил себе водки и, подняв пустую рюмку, призывно поманил ею женщину. Та не заставила себя долго просить.

— Мы знакомы? — игриво спросила она, впорхнув на свободный стул.

— Вряд ли, — спокойно сказал Владислав. — Я тут впервые, а вы, судя по всему, частая гостья.

— Угадали. Елена, — она протянула ему тонкую руку, унизанную браслетами.

— Сергей, — он чуть было не назвал свое настоящее имя, но вовремя спохватился. — Сучков.

— Пастернак. — Ее черные глаза обдали его огнем. Эта женщина не просто смотрела — она обжигала взглядом.

— Родственница знаменитого поэта? — Владислав налил ей водки в рюмку.

— Жена ничем не знаменитого коммерсанта! — Эта Елена за словом в карман не лезла.

— Ну тогда выпьем за знакомство…

Было уже почти два часа ночи, когда они подошли к подъезду желто-серого пятиэтажного дома в одном из переулочков, примыкающих к Брайтон-авеню. По странному совпадению, ее дом находился всего в получасе ходьбы от его серенького особняка. Весь вечер они проговорили в ресторане, он заказал еще каких-то закусок, потом, усидев первую бутылку «Гжелки», они выпили еще одну, Лена оказалась мастерица по части выпить. Было ясно, что и в других делах она обладает не меньшими способностями.

— Хочешь, зайдем? — предложила она просто. — Я живу на пятом этаже.

— А муж-коммерсант? — Варяг не понимал, зачем он это делает. В его душе была пустота. Он никак не мог смириться с такой страшной потерей. Вот еще несколько дней назад его Лена лежала у него на плече и они могли обсуждать с ней такие трогательные и такие забавные житейские проблемы… И вот ее нет. А жизнь, ждет дальше, безжалостно и вместе g тем так призывно ж так бурно. Захмелев от переживаний и от водки, Варяг решил отдаться в этот миг на волю судьбы.

— Он сегодня до утра играет в покер с друзьями, — услышал он голос женщины, — три часа у нас есть.

Лена лежала на нем и покрывала поцелуями его мускулистую грудь, сильные плечи, заросший курчавыми волосами упругий живот.

— Ты клевый мужик, Сергей Петрович, — прошептала она. — У меня такого давно не было. Настоящий. Ты меня имел полчаса, не меньше. Я восхищена. И вроде ведь не мальчик уже…

Владислав молчал и думал снова о том, какие занятные коленца выкидывает судьба: за последние несколько лет, после Светланы, ему на жизненном пути действительно встречались исключительно женщины-тезки. Все были Лены — и племянница отца Потапа, выходившая его в таежной глуши и спасшая ему жизнь, и снятая им на одну ночь в Питере рыжая шалава… Чудно! Он мысленно вернулся к Лене Сорокиной, убитой всего два дня назад, подумав, не предает ли он ее память, занимаясь сексом с этой женщиной, которую встретил только что и сразу же полез с ней в койку… Но, странное дело, он не чувствовал моральной вины. Наверное, потому что никогда не считал себя связанным какими-то моральными обязательствами с Леной Сорокиной. Он ее искренне любил. И делал для нее все, что мог. Но не уберег…

А Лена Пастернак, возбудившая в нем ураганную похоть и вырвавшая из недр его тела давно, а может быть, никогда не испытанную боль физического наслаждения, властно манила его обещанием сладкого забвения и опьянения… Она была как наркотик, дарующий отдохновение измученному телу и духу. И хотя Варяг никогда в жизни не употреблял запретную отраву, сейчас, лежа под ливнем ее страстных поцелуев, он подумал, что именно так, должно быть, и действует доза «дури», — и ему стало хорошо и легко. И вдруг он поймал себя на мысли, что еще ничего не потеряно, что он не проиграл, что, как бы ни сложилась эта труднейшая и почти безнадежная партия, он все равно одержит победу. Иначе и быть не могло…

И Владислав резко сбросил с себя ее теплое податливое тело, лег на нее сверху, придавив всей своей тяжестью, так что она даже ойкнула, властно вторгся внутрь, в дышащее влажным жаром жерло, и забыл обо всем…

Светящиеся электронные часы показывали два тринадцать утра. Джокер сидел у окна своей крошечной спальни и хмуро глядел в переулок. Сна не было ни в одном глазу — виной тому восьмичасовая разница во времени: сейчас в России день в разгаре, а тут скоро рассвет. Завтра, вернее, уже сегодня днем Мишка должен привезти пластиковую винтовку с оптическим прицелом. Вот только в кого он будет целиться, если этот хренов Сучков слинял из гостиницы в неизвестном направлении. Где его теперь искать?

Джокер увидел, как из подъезда вышел мужик и медленно потопал к Брайтон-авеню. Мужик был светловолосый, широкоплечий, ростом под сто восемьдесят. Джокеру невольно вспомнилась фотка Сучкова, которую ему в Москве вручил Кайзер. В этом сраном Нью-Йорке мужиков с такими же приметами, наверное, миллион. Вон тот хотя бы — чем не Сучков? Вздохнув, Жорик отошел от окна и завалился на холодную постель.

Глава 33

Филат давно не был в столице — в последний раз он приезжал в Москву в конце февраля, когда после таинственного похищения смотрящего России прямо из ресторана, где собрался большой сход, ему надо было уладить кое-какие финансовые проблемы, возникшие с Шотой Черноморским. Та поездка ему запомнилась крепко: Шота вел себя вызывающе дерзко, точно он уже был объявлен преемником смотрящего России взамен исчезнувшего Игнатова. И только тонкий дипломатический такт и хладнокровие Филата предотвратили крупную ссору, которая могла бы закончиться и кровопусканием.

С собой в Москву Филат взял только Петю Маленького — своего телохранителя, молчаливого двухметрового детину с пудовыми кулаками. На Ленинградском вокзале. Филата никто не встречал. Петя поймал тачку на площади, и они поехали на окраину города в гостиницу «Союз», окнами выходившую на живописную излучину канала имени Москвы. Взяв номер-люкс и заплатив сразу наликом за две ночи, Филат сел за телефон и назначил две встречи.

Для затравки он решил встретиться с Витькой Штифтом, старым своим корешом еще по карагандинской колонии для несовершеннолетних, который закрепился в Москве с конца семидесятых и почти за два десятка лет сменил немало хозяев, пока не прицепился к ореховским… Витька, похоже, знал в Москве всех, от крупных паханов до мелких шестерок, и посему был неисчерпаемым кладезем всевозможной информации о происходящих в городе делах и делишках. Филат не раз обращался к нему, когда требовалось получить анкетные данные о каком-нибудь сомнительном субъекте, зачастившем в Питер.

О второй встрече Филат сговорился с Толиком Рябовым по кличке Рябой. Этот тоже был его старый знакомец, но с ним его свела судьба благодаря Михалычу, царствие ему небесное, который и дал Филату путевку в большую воровскую жизнь. Одно время Филат и Рябой были у старого вора личными порученцами. После смерти Михалыча Рябой переметнулся в химкинскую бригаду, и сейчас это знакомство оказалось Филату как раз кстати.

Витька приехал к Филату в «Союз», с ходу отказался от ресторана, и они отправились прогуляться по песчаному пляжу. Петя Маленький шел позади, держась от них на почтительном расстоянии и как бы не имея к ним ни малейшего отношения. День выдался солнечный, ясный, безветренный. На пляже, несмотря на осеннюю прохладу, копошился народ — в основном мамаши с детишками. Двое прилично одетых солидных мужчин, неторопливо прогуливающихся по кромке воды, смотрелись странно на их фоне. Если бы не знать, что это два коронованных вора, имеющих за плечами не одну ходку в зону, можно было бы предположить, что после долгой разлуки повстречались два научных работника, которые обмениваются воспоминаниями о сложных экспериментах, проведенных в закрытых лабораториях.

— Давно не виделись, брат. — Витька похлопал Филата по плечу. — А ты заматерел. Вон отьетый какой! В Караганде, помню, ты один из самых дохлых был. Видать, питерский хлебушек сладок.

— Хлебушек-то сладок, да масло с горчинкой, — отшутился Филат.

— Ну выкладывай, что тебя в столицу привело, А то, как я погляжу, у тебя спешное дело — иначе не стал бы меня звать в такую даль? — Штифт сощурился. — Могли бы в «Метрополе» потолковать…

— Угадал, Витек. Дело спешное, и времени мало. Вечером хочу еще кое с кем потолковать. Ты ребят из бригады Шоты Черноморского знаешь?

— Бригады? — насмешливо протянул Штифт и даже присвистнул. — Да у него не бригада — целая армия! Он же недавно под себя подмял и строгинских, и сокольнических, и измайловских. Все тамошние рынки под ним, все магазины, весь бизнес…

— Понял, — Филат остановился. — А не знаешь ли, что в городе в последнее время говорят по поводу его с Варягом дел?

— А что за дела? — удивился Витек. Но Филат прекрасно знал: Витек, хоть и другая его закадычный, берет собеседника на понт. Такова была его обычная манера. Витек не терпел, когда с ним беседовали обиняками да околичностями — он любил прямые вопросы и давал на них прямые ответы.

— Ну как же — общак. Общак-то накрылся. Я слыхал, Шота крайне недоволен этим делом. И Варяга во всем винит.

Штифт молча пожал плечами. Они свернули на асфальтовую дорожку, ведущую в лес, и пошли по ней, удаляясь от людного пляжа.

— Всякое говорят, Филат. Всякое… Лишнего сболтнешь — так не языка лишишься, а репы.

Филат понял, на что намекает Витька.

— Ну ты же меня знаешь, брат. Мне сказать — все равно что своему отражению в зеркале. — Он помолчал. Я бы не спрашивал, коли бы нужды не было, сам понимаешь. Скажу тебе как на духу: я это по личной просьбе Игнатова делаю…

Витька сплюнул и мотнул головой:

— Ну, тогда я тебе вот что скажу… Прошелестел слушок, будто Шота приготовил для Варяга крупную подлянку. Варяг-то, говорят, сейчас где-то за границей, и Шота туда гонца хочет послать.

— Гонца? — нахмурился Филат. Сердце екнуло от недоброго предчувствия. — Пять апельсиновых зернышек хочет ему передать?

Витька усмехнулся. Намек был понят: еще парясь в карагандинской малолетке, они зачитали до дыр томик рассказов Конан Дойла про Шерлока Холмса, и «Пять апельсиновых зернышек» был у них в числе самых любимых. Там сообщники по преступлению посылали предателю в письме пять зернышек от апельсина — вроде как «черную метку», известие о смертном приговоре… Приятели вошли в лес и продолжали не спеша топать по тропинке, вьющейся между густых кустарников.

— Вот чего не ведаю — того не ведаю. Вроде как какого-то пацана из колонии строгого режима выковыряли… А из зоны пацана так просто, чтобы привет передать, выковыривать не станут, верно?

— А ты откуда узнал? — на всякий случай спросил Филат.

— Один блатной из команды Кайзера тут мне третьего дня по пьянке сболтнул. Через него малявы шли. Они на зону какую-то — то ли в Омск, то ли в Пермь, то ли в Пензу, не помню, — малявки пустили верным людям, что, мол, так и так, нужен надежный человечек для важного мероприятия. А у Кайзера важное мероприятие — это мочилово. Знаешь Кайзера?

Филат кивнул:

— Правая рука Шоты. Как не знать… И что?

Но Витек не успел ответить. В воздухе вдруг раздался тихий свист, словно кто-то вдалеке подул в детский свисточек. Витька дернулся и впился левой рукой в плечо Филата. И тут же питерский смотрящий опять отчетливо услыхал тихий свист. И тело Витьки опять изогнулось, скрючилось — он упал на колени и повалился вперед, ткнувшись лицом во влажную землю, усыпанную палой хвоей. Из шеи хлестанула кровища, оросив землю и светлый Витькин плащ.

Филат резко обернулся в ту сторону, откуда донесся свист. Он увидел, что густые кусты метрах в пятидесяти от того места, где они стояли, чуть заколыхались, словно потревоженные лесным зверем. И еще он увидел, что Петя Маленький с неожиданной для его роста и массивного сложения резвостью припустил по тропинке к нему с криком:

— Оттуда, из кустов, стреляли!

Филат отпрыгнул в сторону, упал ничком на землю и, выждав несколько мгновений, пополз к упавшему Витьку. Тот тихо хрипел что-то невразумительное. Филат приник вплотную к его голове и шепнул на ухо:

— Витек, кто знал о нашей встрече?

— Никто… Никому не говорил… Ты позвонил — я сразу в «Союз» рванул…

Штифт затих.

Через пару минут прибежал, тяжело дыша, Петя.

— Ушел, гад. К дороге побежал. Там «жигуль» стоял с включенным движком, его поджидал. За рулем сидел еще один…

— Рассмотреть успел?

Петя виновато помотал головой:

— В черной куртке. В черных джинсах. В руке какая-то длинная херовина.

Филат понял: самопал. Скорее всего, духовушка. И кто же из них двоих был мишенью? Витек или он, Филат? Но этого ему уже никогда не узнать…

Он отменил вечернюю встречу с Толиком Рябым. Теперь оставаться в Москве было крайне опасно, да и без надобности. Филат уже выяснил то, ради чего приехал в столицу. Значит, Шота объявил Варягу тайную войну. Надо бы, конечно, поподробнее выяснить, что за пацана и с какой целью выковыряли из колонии. Но ответ на этот вопрос мог бы дать только Витька Штифт, царствие ему небесное… У Филата на душе кошки скребли оттого, что он бросил труп товарища там, в лесу, но выбора у него не было: надо было уносить ноги, пока не налетели менты и не повязали его на месте убийства.

Он даже не стал возвращаться в гостиницу, поймал на шоссе тачку и, сунув оторопевшему водиле сотню баксов в зубы, отправился в Шереметьево. Там Филат, послав Петю Маленького поменять два их завтрашних билета на Петербург на ближайший рейс на сегодня, поднялся на второй этаж, сел за столик в открытом кафе и по мобиле связался с Варягом.

Владислав ждал этого звонка: вот почему, услышав трель сотового, он безошибочно определил абонента, даже не слыша его голоса:

— Филат, здорово! Уже есть новости?

— Да, Владислав, есть. Нехорошие новости. Шота плетет сеть против тебя. Он зарядил какого-то хмыря к тебе в гости. Жди со спины…

— А поподробнее можно? И насколько точна твоя информация? — глухо спросил Варяг.

Филат говорил обиняками, но так, чтобы смысл был понятен. Это известие Владислава хотя и не удивило, но сильно напрягло. Он ждал дальнейшего развития событий после разборки с троицей генерала Урусова, но все же не думал, что все произойдет так быстро. Значит, Урусов и Шота действуют независимо, а может быть, как раз и наоборот, в связке, подстраховывая друг друга.

— Подробностей нет, — торопливо докладывал Филат. — А насколько информация точна… Думаю, очень точна: моего информатора грохнули в тот самый момент, когда мы с ним беседовали на эту тему в лесу на окраине Москвы…

Владислав встал из-за столика и отошел в сторону, прикрыв трубочку сотового телефона ладонью.

— Значит, тебя или его вели…

— Меня вряд ли, — возразил Филат. — О том, что я в Москву намылился, узнала за час до моего отъезда только кассирша на Московском вокзале, когда я к ней за билетом пришел. Нет, вели моего информатора. И кажется, я теперь догадываюсь, почему его грохнули. Но ко мне это отношения не имеет. Он сам, бедняга, засветился… Он же про Шотины гешефты узнал, да, видно, это кому-то сильно не понравилось…

— Так, ладно, — Варяг на секунду задумался. — Вот что, Филат. Пришла пора Шоту наказать. Я тебе раньше не говорил, случая не представлялось. Сейчас скажу. Извини, «по по телефону. Такие вещи надо говорить с глазу на глаз. Я ведь знаю, ты и Михалыч большими друзьями были. Так вот, я точно знаю, что Михалыч в прошлом году не сам отошел, а ему Шота сильно в этом помог. Не сам, а с помощью одного ссучившегося гада, которого я уже покарал… Теперь черед Шотин настал. Но я тебя прошу — сам не лезь в это дело. Коли ты уже засветился в Москве, делай ноги, а это дело поручить надо москвичу… Позвони Закиру Буттаеву и скажи ему только: мол, Варяг просит разобраться с Шотой, и все. Закир поймет. — Владислав взглянул на часы. Они проговорили чуть больше минуты. Как учил Чижевский, телефонный разговор лучше заканчивать через пятьдесят семь секунд — чтобы чужие не засекли. — Ну бывай, Филат. Я тебе очень благодарен и не забуду…

Звонок Филата застал Владислава в ресторане отеля «Краун-Инн» в южном Манхэттене.

Сегодня он пригласил сюда свою новую знакомую Лену Пастернак пообедать с ним. К удивлению официанта-негра, Владислав заказал не гамбургер с салатом, как это обыкновенно делали американцы в обеденный перерыв, а по два солидных стейка с картошкой фри и бутылку французского шампанского.

Владислав убрал телефон и вернулся за столик.

— Дела? — ослепительно улыбаясь, поинтересовалась Лена. Она положила руку ему на запястье и стала игриво щекотать пальчиками его ладонь. — Ты такой серьезный, важный, господин Сергей Петрович. Не то что в койке!

И она громко, заливисто расхохоталась, обнажив ровный ряд белых зубов. — А что за дела?

Владислав внимательно посмотрел на молодую женщину и не ответил, а сам задал вопрос:

— Хочешь, сегодня вечером куда-нибудь сходим?

Она передернула плечами и отрицательно покачала головой;

— Нет, миленький. Мой же Арнольдик дома. Сегодня не могу. Послезавтра он уезжает в командировку — аж, на три недели. Вот тогда мы и гульнем. А ты меня познакомишь со своей дочкой?

— Пока нет, — строго ответил он. — Чуть попозже.

Его новая знакомая вызывала в нем противоречивые чувства. Он еще не успокоился после недавней нелепой гибели Лены Сорокиной и не мог так быстро переключиться на эту Лену. Правда, странное дело, та Лена возникала в его памяти и воображении скорее как бесплотный образ страдания и боли, в которых был повинен он — и за это он себя жестоко казнил. Эта Лена не вызывала в нем почти никакого особого душевного чувства — с самой первой их встречи она возбуждала только яростное, неодолимое, почти животное желание плотского наслаждения, которое она подарила ему в первую же ночь их близости. Та Лена была умна, смышленна, тактична, душевна… Эта Лена была обаятельная, страстная и похотливая, но при этом рассудочная и расчетливая. Она была великолепна в постели, но он вряд ли бы смог полюбить ее — так, как любил немногих женщин в своей жизни. Да и ее он интересовал скорее просто как импозантный мужчина, как великолепный любовник и, быть может, прежде всего как богатый спонсор…

— А твоя Лиза — дочка от… той, кого убили? — осторожно спросила Лена, заглядывая ему в глаза. Было видно, что ее гложет простое бабское любопытство, и Владиславу стало неприятно. Вот эта резкая смена отношения к ней — от жгучей страсти до ненависти — тоже казалась ему странным и необъяснимым противоречием.

— Послушай, лапуля, какое тебе дело? Не все ли равно! — грубовато одернул он ее. — Выпей лучше еще шампанского! — И с этими словами Владислав наполнил ее бокал из йочатой бутылки «Вдовы Клико».

— А себе? — игриво заметила она. — Или ты уже не хочешь со мной чокнуться?

Владислав терпеть не мог шампанского, предпочитая заморскому газированному вину русскую «воду жизни», я сейчас заказал дорогую бутылку, только чтобы ублажить свою спутницу. Они чокнулись.

— Ну что ж, — проговорил он с деланым энтузиазмом, — тогда давай выпьем за удачную командировку твоего мужа — проведем эти три недели с пользой для дела.

— И тела! — хохотнула Лена и осушила бокал.

Не успел он отрезать кусочек аппетитного нью-йоркского стейка, как снова заверещал сотовый.

— Ну, блин, деловой! — уже с неприкрытым раздражением скривилась женщина. — Пожрать спокойно нельзя!

Но Владислав не слушал. Потому что в трубке раздался густой бас человека, чей звонок мог круто изменить все — и график его пребывания в Нью-Йорке, и будущее его бизнеса, а может быть, и жизнь.

— Майкл! — заговорил Варяг по-английски. — Очень рад тебя слышать. У меня сегодня день судьбоносных телефонных переговоров. Надеюсь, ты хочешь мне сообщить нечто очень важное.

— Да, Владислав, это важно. Интересующий тебя Усов Павел Павлович сегодня утром пересек границу Штатов. Он прилетел из Будапешта в Нью-Йорк и поселился в отеле «Астор-Хаус». Это все, что удалось для тебя выяснить…

— Дорогой Майкл, этого вполне достаточно, чтобы я стал твоим должником на всю оставшуюся жизнь… — с жаром ответил Владислав.

— Э, ты уже и так мой пожизненный должник, учитывая обстоятельства твоего освобождения из тюрьмы в Сан-Франциско несколько лет назад, — шутливо перебил его Майкл. — Ну ладно, я звоню тебе из уличного автомата. У меня обеденный перерыв заканчивается. Надо еще слопать салат с тунцом и запить его стаканчиком доброго пивка… Иначе сослуживцы меня не поймут. Ты же знаешь, как у нас с этим строго на службе… Ну, пока!

Информация, переданная ему Майклом, была поистине бесценна. И Варяг не шутил, считая себя его вечным должником. Майкл Йорк — заместитель директора специального отдела ФБР по борьбе с «русской мафией» — долгое время был платным информатором Егора Сергеевича Нестеренко и в свое время сильно помог старому академику вырвать из лап американского правосудия русского бизнесмена Игнатова. После гибели Нестеренко в авиакатастрофе в небе Канады Варяг несколько раз обращался к Майклу. И тот неизменно оказывал ему дорогие — в прямом и переносном смысле — услуги, предоставляя ценнейшую информацию, которая стоила в десятки, а то и в сотни раз больше, чем платил за нее Варяг высокопоставленному сотруднику ФБР. Но на этот раз он знал, что Майклу не стоило слишком большого труда раздобыть сведения о русском гражданине, потому что по роду своей деятельности он не только имел право, но и был обязан наводить справки обо всех русских, пересекающих границу Соединенных Штатов. Варяг подозревал, что Майкл работает еще на кого-то в России — возможно, даже на ФСБ, и если это так, то контакты Майкла с российской спецслужбой представляли для его карьеры куда большую опасность, чем почти что дружеские отношения с одним из лидеров пресловутой «русской мафии».

— Ну что, закончил? — капризно надула губки Лена, когда Варяг наконец отключил и убрал мобильный телефон. — Может, все-таки обратишь на меня внимание, дорогой?

— Да, лапуля, теперь вроде бы все. Хотя… — И ему в голову вдруг пришла просто гениальная идея. — Есть еще одно дельце — и оно, пожалуй, касается непосредственно тебя.

— Меня? — она удивленно распахнула глаза. — А что за дельце? — И в ее взгляде заблестели алчные игривые искорки.

— Дельце на сто тысяч, — на полном серьезе ответил он. — Я не шучу. Если конкретно, то штук на двадцать-тридцать.

Он отрезал ломтик дымящегося стейка и отправил себе в рот.

— Вот чего я никак не пойму, — жуя, заметил он, — вроде бы и в России коров научились откармливать не хуже, чем в Штатах, и гриль-печки такие же, как здесь, и повара наши вроде не тупее здешних, но почему в наших кабаках не умеют так жарить говяжью вырезку… Эта же просто тает во рту… — Он с иронией наблюдал, как Лена нетерпеливо постукивает вилкой о край своей тарелки. — Так вот, моя милая, здесь, в Нью-Йорке, в отеле «Астор-Хаус», сейчас остановился один господин. Русский. У него есть некая крайне интересующая меня информация.

— Хочешь из меня Мату Хари сделать, Сергей Петрович? — сразу догадалась неглупенькая Лена.

— Ну, что-то вроде того, — кивнул Владислав. — Со всеми вытекающими…

— Это ты про упомянутые двадцать-тридцать тысяч или про те хитрые способы, какими старушка Мата выведывала сведения? — прищурилась Лена.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — усмехнулся Владислав и налил ей еще шампанского. — Думаю, тебя моя скромная просьба не слишком обременит. Тем более что, как я знаю, твой муж собрался в длительную командировку и не будет тебе… нам мешать. Я бы хотел, чтобы ты познакомилась с этим господином и узнала о его ближайших жизненных планах. А я тебе за это гарантирую обеденный гонорар.

— За информацию или за вредность? — подмигнула она.

— За то и за другое, — серьезно произнес он.

Глава 34

Остановившись в отеле «Астор-Хаус» накануне вечером, Павел Павлович Усов, он же Александр Иванович Сапрыкин, тотчас связался с Неустроевым и доложил, что прибыл на место. Он и сам не понимал, почему так покорно выполняет указания отставного генерала-гэбэшника, почему просто не послал его на хутор бабочек ловить и не смотался куда-нибудь на Канары или Майорку, где эти алмазные коммерсанты хрен бы его выловили… Но каким-то шестым чувством он понимал почему: за долгие годы выработанная привычка и любовь строить головокружительные интриги, ловко использовать самых неподходящих и неудобных людей в своих интересах, двигать ими как пешками на шахматной доске или катать их как шары по сукну бильярдного стола, — эта привычка заставляла его надеяться, что даже скользкий и опасный генерал Неустроев, придет день, вдруг станет, сам того не осознавая, покладистой марионеткой в его пальцах. Надо только поднабраться терпения и поиграть с генералом в поддавки, коварно вынашивая свой план…

Об этом размышлял Александр Иванович, набирая номер телефона небольшого туристического агентства на Манхэттене. После непродолжительной беседы с приветливой девушкой-менеджером его настроение несколько омрачилось: ближайший тур на Багамы был рассчитан на две недели, билеты же на трехдневный, с утра пятницы до вечера воскресенья, можно было приобрести только на лайнер «Пёрл Принсесс», который выходил из Нью-Йорка через неделю. И самое дурацкое — одноместных кают уже не было… Хоть вызывай Неустроева из Европы и предложи ему прокатиться до «Бэнк оф Нассау» вдвоем, невесело подумал Сапрыкин и сделал заказ на двухместную каюту первого класса. Ладно, что-нибудь сложится…

Потом он весь день гулял по Нью-Йорку, сходил в Центральный парк, поглазел на небоскребы Пятой авеню. Делать ему было совершенно нечего. Целую неделю торчать в Нью-Йорке — более пустого времяпрепровождения трудно себе представить. Он не любил этот город, он вообще не любил сытую, самодовольную и кичащуюся своим богатством Америку, предпочитая уютные старинные городки старушки Европы. Да взять тот же Будапешт — обшарпанный, поблекший, но все равно сумевший сохранить шарм неподдельной древности.

Прошлявшись по шумным улицам несколько часов, Александр Иванович вернулся в «Астор-Хаус» только к вечеру. Он спустился в гостиничный ресторан и, сев на высокий табурет у стойки бара, заказал себе двойное виски со льдом. Он не обратил внимания на высокого черноволосого парня с оспинками по всему худому лицу, который, медленно подойдя к стойке бара, сел рядом с ним и заказал стакан апельсинового сока. Не обратил особого внимания Сапрыкин и на молодую женщину в ярко-алой короткой юбке и белой блузке с очень низким вырезом, которая, похоже, уже довольно долго сидела в дальнем углу ресторана перед высоким полупустым стаканом с ядовито-желтым коктейлем и, стоило ему появиться в зале, устремила на него пронзительный взгляд темно-зеленых глаз.

Съев банальный нью-йоркский стейк и запив его бутылкой австралийского шардоннэ, Александр Иванович направился к себе в номер и, включив платный телевизионный канал, вдруг подумал про ту девку в ресторане в алой мини-юбке: «Проститутка?» — но не стал развивать догадку.

Он уже было заснул под вымученные ахи и вздохи участников группового акта, демонстрируемого по кабельному телевидению, как вдруг стоящий у кровати телефон издал мягкое, переливчатое мурлыканье. Рука нащупала трубку, поднесла ее к уху:

— Алло!

— Добрый вечер! — раздался вкрадчивый, с томной хрипотцой, женский голос. Женщина говорила на чистом русском языке. — Не желаете приятно провести ночь?

— Кто вы?

— Для вас — очаровательная незнакомка…

Сапрыкин почему-то сразу же представил себе короткую алую юбку, низко декольтированную белую блузку, темно-зеленый откровенный взгляд. Неужели это та самая? Сон как рукой сняло.

— Мы знакомы? — взволнованно спросил он, заранее зная ее ответ.

— Нет, но можем познакомиться. Я в лаунж-баре внизу.

Он взглянул на часы: двенадцать ночи. Как она его нашла? Позвонила наугад? Вряд ли. Впрочем, это совсем несложно: инстинктивная осторожность сменилась привычным здравомыслием. Да чего там искать — служба ночных услуг в любой американской гостинице связана со службой размещения: ночной портье и навел эту девку на нового русского постояльца. Может, и в самом деле порезвиться с ней? Ему вспомнилась девица в ресторане: стройные ножки, аппетитные полушария грудей, призывно выпирающие из-под выреза…

— Я сейчас спущусь.

— Я жду! — хрипло пообещала она и тихо засмеялась. От ее смеха у него сразу улучшилось настроение.

Через десять минут Сапрыкин спустился в лаунж-бар и сразу заметил знакомую алую мини-юбку. А еще через полчаса, разгоряченный после нескольких стаканчиков виски со льдом, он ехал с ней в лифте на десятый этаж, а она висела у него на плече и томно шептала ему в ухо какую-то чушь.

Войдя в номер и заперев дверной замок, он притянул женщину к себе и жадно запустил ладонь ей за вырез блузки, нащупал полную, с крупным соском грудь, страстно сжал, услышал сдавленный возбужденный вскрик и увлек ее на длинный мягкий диван в гостиной. Поспешно скинув с себя одежду, Александр Иванович стал раздевать свою гостью — та не сопротивлялась, а только игриво и, как ему показалось, чуть насмешливо смотрела на него пронзительными темно-зелеными глазами. Раскидав по дивану белую блузку, алую юбку, телесного цвета колготки и узкие красные трусики, он повалил ее на зал и стал ласкать, а потом с остервенением вонзил в нее свое трепещущее от острого возбуждения орудие. Лена, «женщину звали именно так, прикрыла глаза, ее губы исказила гримаса то ли боли, то ли удовольствия — и стала стонать в такт его движениям.

— Еще, еще, сладкий мой! Трахни меня, трахни как следует. Засади в меня поглубже, ты же можешь. Сильнее, сильнее! Давай, трахни меня! — низким голосом, точно завывая, заговорила она. При этом ее правая рука нырнула ему под живот, тонкие пальчики окольцевали его горячий ствол — и это только усилило и без того почти невыносимую остроту ощущений. О, эта сука знала свое ремесло, знала, какие беседы вести с клиентом! Он возбудился до предела и, когда все его тело сотряс освободительный взрыв, издал звериный рык. Ее рука проворно выпорхнула на волю и зажала ему рот. От женских пальчиков пахло спермой…

— Ну ты просто прелесть. С виду такой пухленький, мягенький, а в постели настоящий кобель! — прохрипела она, покрывая поцелуями его потные плечи и грудь в нежно облизывая темно-зеленым взглядом. — Клевый ты мужик, Паша! Страстный! Мужчины они все больше маячат, а ты орешь — это ж здорово! У меня такого, как ты, никогда не было…

— Ну уж! — усмехнулся он, все еще тяжело дыша. — Да у тебя небось каждую ночь «такого никогда не было»!

— Нет, правда, — она по-кошачьи потерлась о его плечо щекой. — Павел… Павел Павлович… По делам в этом городе?

Сапрыкин встал и, смутившись, прикрылся рукой и торопливо натянул трусы.

— По делам. А ты тут… по работе?

Она засмеялась, закинув голову назад и обнажив ров-

— Угадал. Я развелась с мужем пол года назад. Он, сволочь, мне только квартиру оставил, за которую мне приходится платить. A y меня ребенок… — Она стала не спеша натягивать на себя одежду. — Я работала в одной русской фирме на Брайтоне. На кэш. Знаешь, что это такое? Платили мне наликом, пятьсот в неделю. Я же на велфере сижу, на пособии. Если бы в местном собесе узнали, что я работаю, мигом бы с пособия сняли… А месяц назад меня из фирмы выперли. Вот приходится теперь в ночную смену… подрабатывать! — Ее лицо сморщилось так, словно она собралась расплакаться. Но женщина взяла себя в руки.

— Сколько я тебе должен? — спросил Сапрыкин.

Лена поджала губы и очень серьезно поглядела на него.

— Знаешь, не надо мне денег. Хочешь верь, хочешь нет — ты и правда клевый мужик. Мне с тобой хорошо было. Я бы… еще не прочь! — И она опять расхохоталась, бросилась ему на шею и впилась в его губы жарким ртом. — Хочешь, я завтра к тебе приду? Я могу на ночь остаться… Ты не занят?

— Занят днем, — на всякий случай соврал он. — Позвони портье часиков в десять. Спроси мистера Усова.

Глава 35

Получить пластиковую винтовку на следующий день после приезда в Нью-Йорк Джокеру не удалось. Что-то там у Розенгольдов не склеилось. Не склеилось и на второй день. Только через три дня Жорик встретился с Иоськой на конечной станции бруклинской ветки метро и получил увесистый коричневый кейс.

_ Тут все, что требуется, — проинструктировал его Иоська — Как сделаешь дело, сложи обратно в кейс и оставь в пассажирском порту. Код 9876. Ячейка 5. Очень просто 9, 8, 7, 6, 5. Усек фишку?. Я потом приеду заберу. Самого тебя после Мишка вывезет обратно в Канаду. Оттуда свяжешься со своим заказчиком — он скажет, что делать. Усек.

Джокер, конечно, «усек». Он взвесил на руке кейс тянул килограмма на три-четыре.

— Куда тебе позвонить, если вдруг что пойдет наперекосяк? — хмуро поинтересовался он.

— Э нет, брат, ни хуя! — осклабился Йоська.. — Если пойдет наперекосяк, ты лучше вообще не звони! И учти, никакого перекосяка быть не должно. Кайзер этого не любит! Уж коли впрягся в повозку — вези до победного. Усек?

Этот разговор Джокеру не понравился, его покоробило, что рыжий так нагло с ним разговаривает, повторяя все время свое дурацкое «усек». Но он тут был босс, и Жорику пришлось стерпеть и свое самолюбие запихать поглубже… Базарить с Йоськой Розенгольдом ему тоже было в лом. Тем более что этот рыжий все равно ничего не решает. Его дело — доставить клиента, притащить ствол отвалить.

Жорик топал по улице, гладя себе под ноги. Настроение было херовое. Он, конечно, не стал рассказывать рыжему о своей неудаче в отеле «Дорэл-Йнн»: что Сергея Сучкова уже и след простыл и где его искать — хрен знает. Жорик с горькой иронией вспоминал о том, как он, наивняк, раскатал губы в Москве, как понадеялся, что вот привалит в Нью-Йорк, и Сучкова грохнет, и самого Варяга подловит, и огромные бабки слупит…

Он свернул к себе в переулок. Впереди шли две моложе телки: одна была невысокая, в короткой алой юбчонке и белой блузке, вторая — высокая и тощая как жердь. Обе вошли в подъезд дома, где он квартировал. Та, что пониже, показалась ему знакомой. Он напряг память — а, ну как же, блин, разве такое можно забыть. Эта шалава жила на том же пятом этаже, что и он, в соседней квартире и третьего дня, когда он с ней столкнулся на лестничной клетке перед лифтом, она так откровенно проехалась по нему своими темно-зелеными глазищами, что у него даже встал… Взгляд был дерзкий: она словно предлагала ему трахнуться тут же, в лифте… Не глаза, а просто два зеленых омута! А потом, когда узнала, что Жорик ее новый сосед — то сразу полезла знакомиться. Ленкой ее звать.

Тоже русская, видать, из эмигрантов. Ленка. А что, может, и в самом деле трахнуть ее…

Жорик скользнул в подъезд и сразу услышал оживленные женские голоса. Телки что-то с энтузиазмом обсуждали. Ему не хотелось ехать с ними в лифте — еще, чего доброго, обратят внимание на его тяжелый кожаный кейс. Не нужно это… Надо переждать. И он прилип к внутренней двери, встав в простенке.

Но девки и не думали подниматься: лифт уже подъехал, уже раскрылись двери, а они были поглощены беседой. Жорик прислушался.

— Ты представляешь, Инка, и он сразу отвалил мне десять штук авансом, а после всего пообещал еще десять отвалить!

— Офигеть! — восхищенно отозвалась Инка. — Где бы мне такого работодателя отхватить? Везет же тебе, Ленка! И муж мудак, и богатый любовник обломился… Кто он такой, говоришь?

— Да из Москвы, зовут Сергеем Сучковым. Уж не знаю, что он там за бизнес имеет, но сразу видно, бабок у него хренова туча — если он двадцать посулил…

Джокера бросило в холодный пот и одолел нервный колотун. Он даже подумал, что ослышался, что ему почудилось это имя… Блин! Точно Бог есть. А эти мудаки на зоне мне все твердили: «Херня все это, Джокер, все это выдумки про Бога». А вот видишь — не херня. Есть Бог. И, затаив дыхание, Жорик стал дальше слушать двух этих шалав.

— Говоришь, Сергей Сучков? — переспросила Инка. — Был у меня один хахаль в Одессе — мичман Сучков. Классный парнишка. Ну и какую же работу за двадцать тысяч кэшем нынче в Нью-Йорке предлагают?

— Ты не поверишь, Инка! Сучков меня попросил одного долбака в койку уложить и кое-что у него вызнать…

— А может, он шпион, Ленка? — фыркнула Инка. — Смотри, дадут тебе не двадцать кусков баксов, а орден… Посмертно!

— Посмертно? — хохотнула Ленка. — Думаешь, меня этот мудозвон до смерти утрахает? Да он сам умрет на мне… Я тебе еще кое-чего не рассказала про этого Сучкова…

Дальше Джокер уже ничего не услышал, так как обе девки запрыгнули в кабину, и лифтовая дверь, шурша, закрылась.

Нет, думал Жорик, такого в жизни не бывает, — просто не может такого быть. Это как в кино. Как в детском кино. Он-то ломал башку, как ему искать в огромном, пятнадцатимиллионном Нью-Йорке Сергея Сучкова, а он, оказывается, колется с его соседкой… Но Джокер понимал, что еще надо сто раз проверить, прежде чем поверить в такую пруху, надо удостовериться, что Ленкин хахаль и его объект — одно и то же лицо, Теперь его заботила только одна эта мысль. Не пойдешь же к ней с его фотографией и не скажешь: вот, мол, я этого гаврика дол-лен грохнуть — он это или нет?

Джокер стал припоминать события первого своего вечера в этой квартире, когда он, мучимый бессонницей, сидел у окна, увидел выходящего из подъезда мужика сразу почему-то подумал, что по приметам он похож на Сергея Петровича Сучкова… Правда, он же не разглядел его как следует и лицо видел мельком сбоку, но что-то асе-таки похожее было. И вот теперь нехилый подарок судьбы: эта Ленка прямым текстом назвала имя своего русского хахаля — Сергей Сучков. Вот пруха так пруха, если это он и есть. Но чтобы быть уверенным на все сто — надо уточнить. Что ж, будем ждать.

Ему повезло в тот же вечер. Жорик сидел у своего окна и во все глаза смотрел вниз, в переулок, туда, где впервые увидал чем-то похожего на Сергея Сучкова мужика, который вышел из их подъезда. Было примерно восемь, когда он заметил, что со стороны Брайтон-авеню в переулок вошел высокий светловолосый мужчина в светлой куртке и джинсах. Мужчина уверенно шагал к их дому.

Джокер пулей вылетел на лестничную площадку, застыл у лифта и стал ждать. Если мужик выйдет на пятом, Жорик сделает вид, будто выскочил только что из своей квартиры, допустим, покурить.

Внизу послышался шум — лифт начал подниматься с первого этажа. Джокер, волнуясь, провел кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Ну же… Кабина остановилась на пятом! Дверь, шипя, отъехала вбок. Из лифта вышел… ну так и есть, Сучков — Жорик уже ни капельки в этом не сомневался: на подбородке ямочка, лицо открытое, глаза серые, взгляд внимательный. Сучков окинул его быстрым взглядом и повернул к Ленкиной квартире.

Жорик скрылся за дверью. Так, что делать… Сложить пластиковую винтовку, приладить оптику, присесть к окну и ждать, когда он выйдет? Нет, глупо, полный бред — валить Сучкова тут… Надо проследить, где он укрывается. Он пришел сюда пешком — значит, обитает где-то недалеко отсюда. Если бы он пер сюда издалека, приехал бы либо на тачке, либо на такси. А он притопал пешком. Значит, где-то недалеко. Значит, надо увязаться за ним следом…

Прошло часа три или четыре, а Жорик все сидел у окна, как приклеенный, и ждал. Наконец он на площадке услышал голоса: мужской и женский. Вроде Ленкин — пронзительный, высокий. Он бросился к двери и прилип к глазку. Ага, перед лифтом стояли Ленка с Сучковым. Подъехал лифт — Сучков, махнув ей на прощанье, шагнул внутрь кабины…

Жорик подождал, пока Ленка закроет свою дверь, выбежал из квартиры и, бросившись на пожарную лестницу, помчался вниз, перемахивая через три ступеньки.

Он вылетел на улицу, заметил спину Сучкова и припустил за ним… Сучков размашисто шагал по Брайтон-авеню, отмахал три квартала и на четвертом перекрестке свернул налево. Джокер не отставал. За поворотом шумный эмигрантский микрорайон с магазинами и кабаками неожиданно заканчивался и сменялся тихим кварталом солидных, респектабельных особняков, утопающих в зелени садов. Высокий блондин явно направлялся к шикарному кирпичному трехэтажному особняку в самом конце улицы. Жорик спрятался за мусорные баки и удостоверился, что его догадка правильная. Сучков остановился перед калиткой и нажал кнопку то ли звонка, то ли переговорника. Прошло секунд двадцать или тридцать — калитка отворилась, Сучков вошел на территорию я скрылся за входной дверью особняка.

Джокер высунулся из-за своего укрытия, В окнах на первом этаже вспыхнул свет. Под покровом темноты, прячась в тени высоких деревьев и прижимаясь к заборам соседних особняков, он приблизился к трехэтажке. При ближайшем рассмотрении дом оказался выкрашен в приятный серовато-зеленый цвет. Жорик огляделся по сторонам. Напротив серенького особняка он увидел темный одноэтажный домик в глубине сада. Скользнув через улицу, он очутился у низкого заборчика. Перемахнул — в оказался на давно не кошенном газоне. Все окна напоминали пустые глазницы — похоже, хозяева совсем вбросили этот дом. Жорику сегодня чертовски везло… Не напрасно его прозвали Джокером. Он обошел строение вокруг: ни души, ни одного признака, что дом обитаем. Прямо перед крыльцом рос старый ветвистый дуб с мощными корявыми ветками, согнувшимися почти к самой земле под тяжестью листвы и прожитых многих десятилетий. Он тронул морщинистую кору дуба и заметил, что толстая ветка примерно в полутора метрах от земли выгнулась почти горизонтально запущенному газону. Вокруг рос густой кустарник. За домом сразу начинался небольшой городской скверик, через который можно было свалить незамеченным. Это было идеальное лежбище для снайпера.

Глава 36

Рано утром Варяга поднял с постели телефонный звонок.

— Сергей Петрович? Приветик! Не разбудила? У меня для тебя новости… — Это была Лена Пастернак.

— Выкладывай! — Владислав откинул одеяло и свесил ноги на пол. Он понял, что ушлая девица не стала бы звонить чуть свет, если бы новость, которой она хочет с ним поделиться, и впрямь не была очень и очень серьезной. — Ты откуда звонишь?

— Из вестибюля «Астор-Хауса». Так торопилась сообщить тебе, что еще даже домой не успела вернуться… после ночной смены! — добавила она, хихикнув. — Так вот, наш Паша купил на ближайшую пятницу два трехдневных тура по Карибскому морю с заходом на Каймановы и Багамские острова.

— Два? — не сообразил Владислав. — А почему два?

— А потому, что он меня берет с собой! — торжествующе объявила Лена.

— Ну поздравляю! — Тут Владислав окончательно проснулся. — Новость и в самом деле важная. Название лайнера не знаешь?

— Я хорошая Мата Хари, — игриво промурлыкала Лена. — «Пёрл Принсесс». То бишь «Жемчужная принцесса».

— Молодец! — похвалил ее Варят. — В эту пятницу, говоришь? А сегодня среда. Ну, тогда еще увидимся до вашего отплытия…

— Конечно, увидимся, только ты не забудь про свой должок! — жестко напомнила она. — Десять штук ты мне дал авансом. Жду остаточек. Не забыл?

— Не забыл. Получишь при встрече, а сейчас извини — говорить не могу, убегаю! — И, не дослушав ее протестующие возгласы, он вырубил линию.

Так, уже тепло, уже совсем тепло. Ну что ж, значит, все-таки Багамы. Все-таки «Бэнк оф Нассау». Не вытерпел Сапрыкин, решил наведаться в закрома. Видно, ему припекло. Или его допекли… А это он хитро придумал — взять с собой любовницу. Она, дура, думает, что «Паша» хочет ей приятное сделать, а на самом деле Сапрыкин берет ее как ширму, а может быть, и как щит.

Владислав бросил взгляд на часы: было начало восьмого. Билли, конечно, еще дрыхнет, но ничего, придется его потревожить… И он набрал номер своего генерального менеджера.

— Билли, малыш, привет! — начал Владислав без предисловий, едва услышав в трубке заспанный голос Билли Лайла. — Извини, что так рано. Дело неотложное. Мне нужны два билета на лайнер «Пёрл Принсесс» на Багамы. Нет, не шучу. Не отдыхать, Билли, а работать! Какой уж тут отдых! В эту пятницу. Два билета — ты сможешь, Билли, я знаю! Хоть рой землю, хоть целуй кого надо в задницу! Но чтоб билеты были именно на этот рейс и сегодня вечером. Если что, посули им любую цену!

Варяг накинул халат и спустился на первый этаж, за кухню. Сержант, уже чисто выбритый и одетый в привычную свою одежду — джинсы и бежевую куртку, с аппетитом уплетал дымящуюся яичницу.

— Хочешь поджарю и тебе? — спросил он с набитым ртом.

Владислав отрицательно помотал головой.

— Кофе выпью — и все. В пятницу нам с тобой предсто-жт крупное дело, Степа, — очень серьезно произнес он, наливая себе в кружку кофе из электрокофеварки. — Мы уедем на три дня: пятница, суббота и воскресенье. За эти три дня должно многое решиться… Я бы сказал — основное.

Сержант проглотил последний кусок яичницы и устремил напряженный взгляд на Владислава:

— И куда?

— На Багамы, — просто ответил Варяг, словно им предстояла поездка из Нью-Йорка в Нью-Джерси.

Сержант аж присвистнул:

— Неужели наш клиент?

Варяг кивнул:

— Да, что-то он засуетился. Как ты знаешь, на его след я уже давно напал, а сейчас, похоже, он себя сам загоняет в угол — и наша охота вступает в финальную стадию. Только бы его не спугнуть. Он собрался, как я предполагаю, навестить «Бэнк оф Нассау».

— Ага, значит, мы готовим тару для перевозки наличности? — пошутил Сержант.

— Ты, главное, свою складную подругу приготовь! — Варяг многозначительно прищурил глаз, как будто заглянул в оптический прицел.

Сержант отодвинул пустую тарелку.

— Владик, я тебе не говорил… У меня предчувствие нехорошее.

— Какое предчувствие? — нахмурился Варяг.

— Помнишь, как ты с Сашкой Шрамом на пустырь у заброшенного завода под Питером на последний разговор приехал? Когда вы должны были обменять Шрама на Светлану и Олежку?

— Ну?

— Помнишь, я тогда на повороте вышел из машины, а вы дальше одни поехали? Потом я пробрался задами к тому цеху и снял с крыши снайпера… Помнишь? Шрам хотел тебя завалить… У меня тогда тоже было предчувствие. Такое же предчувствие, как сейчас. Интуиция, понимаешь… Знаешь, после этой длящейся двадцать лет бесконечной охоты, когда ты то сам охотник, то дичь, вырабатывается интуитивное ощущение опасности. Вроде умом понять этого нельзя, а чуешь смерть как бы подсознанием. Вот и сейчас что-то мне не по себе. Ты не замечал в последние дни — за тобой нет слежки?

Варяг усмехнулся:

— Слежки? Да нет, брат, ты что! Об этом особняке, кроме нас с тобой, Билли да тети Салли, ни одна живая душа не знает… Это тебе не отель в центре города. Никакой слежки нет. Да и откуда?

— От верблюда! — невесело усмехнулся Сержант. — Но я бы все же поостерегся. Особенно теперь, когда предстоят большие дела. Дай-ка я возьму тебя с сегодняшнего дня под охрану. Без меня из дома не выходи. И лучше, если я первым из дома буду выходить — пронюхивать обстановку.

…Ему опостылело ждать. Он уже потерял терпение. Сегодня, думал Джокер, сегодня утром все и закончится. Не хера больше тут слоняться по нью-йоркским трущобам, сидеть у окна, ночевать на этом дубе, лежать и выслеживать его. Шандец — больше нет мочи ждать… Хлопну — и с концами.

Прошло три дня с того вечера, как он тенью проследовал за Сучковым от подъезда своего дома до этого трехэтажного особняка в тихом зеленом уголке Бруклина. Три утра Джокер, затаившись, пролежал под веткой старого дуба, спрятавшись в густой листве среди кустов, ведя наблюдение за своим «объектом», и позволял себе покинуть пост только после того, как Сучков уезжал.

За все эти три дня ему так и не удалось выбрать подходящего момента для выстрела. Сучков появлялся из дверей особняка каждое утро примерно в начале одиннадцатого, всегда одетый в светлую куртку, темные брюки.

И не один, а, как правило, с плотным крепышом-блондином, который нес в правой руке тонкий черный «дипломат» с металлической окантовкой. «В таких обычно переносят бабки», — подумал Джокер, когда в первый раз заметил этот «дипломат». Они садились в припаркованую рядом с домом тачку — зеленый «форд»-универсал, причем за руль всегда садился блондин-крепыш, и сваливали. В доме явно оставался еще кто-то, и время ж времени Джокер замечал за занавесками какое-то движение. Он так и не смог увидеть, кто же там оставался…_ Да ему это было без надобности. Главное — порешить Сучкова. Но за три дня Джокеру это не удалось.

В первый день Сучков со своим напарником вышли тогда, когда рядом с его домом прогуливалось целое семейство шебутных итальяшек из соседнего коттеджа. На второй день Судков все время оказывался за своим напарником, так что Джокер как назло никак не мог взять его на мушку. В третий раз Джокер не смог приступить к своему делу из-за какого-то козла, который стал со своей бабой прямо напротив калитки, у домика, где он, Джокер, занял свою позицию.

И вот теперь он дежурил уже четвертый раз подряд. Сегодня день обещал быть ясным. Солнце уже висело над крышами низких домов, и его лучи били затаившемуся снайперу прямо в лицо. Но Джокера это не смущало. Он хорошенько продумал путь отхода. Ему хватит и одного выстрела: он Сучкову влепит пулю в ухо, если тот встанет к нему в профиль, или в лоб, если повернет к нему рожу. Потом Жорик одним движением сложит эту пластиковую дуру в коричневый чемоданчик, змеей шмыгнет в траве за угол пустого дома, пролезет сквозь прореху в заборе и даст стрекача через скверик к Смит-стрит, смешается с уличной толпой, потом задами, по подворотням, выйдет на шумную Брайтон-авеню и юркнет в «сабвей». Все это должно занять у него две с половиной, от силы три минуты. Он накануне три раза тренировался — засекал время. От силы — три минуты…

И тут Джокер заметил, что зеленая входная дверь отворилась. На крыльце появился плотный блондин-телохранитель. Джокер прильнул к окуляру прицела. Сегодня блондин опять держал в правой руке тонкий черный «дипломат» с металлической окантовкой. «Ах, блин, не там ли баксики?» — алчно подумал Джокер и направил прицел правее — в темный прямоугольник дверного проема.

Сердце его бешено забилось, но он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, снова глубоко вдохнул и выдохнул. Главное, чтобы не сбилось дыхание, не задрожала рука. Из глубины дверного проема показалась высокая фигура в светлой куртке и темных брюках.

Джокер торжествующе улыбнулся, вжал глаз в окуляр, еще раз глубоко вдохнул, задержал дыхание и одновременно положил указательный палец на спусковой крючок. И уже приготовившись услыхать сухой тихий выстрел, он вдруг увидел, как крепыш нелепо взмахнул рукой с зажатым в ней черным «дипломатом» — и «дипломат» вдруг развалился в воздухе: боковые стенки отлетели в стороны, полыхнула яркая вспышка, что-то тяжелое и горячее больно ударило Джокера в переносицу — и он провалился в бездонную черную пропасть…

Сержант вышел на крыльцо особняка и внимательно огляделся по сторонам. Кругом царила удивительная тишина и спокойствие. Даже не верилось, что всего лишь в полутора кварталах отсюда бурлит кипучая городская жизнь. И лужайка перед заброшенным домом на противоположной стороне улицы была так же пуста.

Все последние дни Степан Юрьев действительно никак не мог избавиться от тревожного ощущения опасности, которая, точно неуловимый запах отравляющего газа, была разлита в воздухе. После того как Владислав как-то вскользь сказал, что вроде бы Шота Черноморский намеревается послать за ним какого-то отморозка с приказом убить Варяга, Сержант был как натянутая струна. Он и сам не мог объяснить, что заставляет его в этом укромном, тихом уголке быть в таком напряжении и ощущать недоброе. Он нутром, всем своим существом чуял опасность и убедил-таки Владислава в том, что надо бы поостеречься. Тем более что им предстояла такая важная «морская прогулка»…

Сегодня утром, как и в предшествующие три дня, Степан опять взял стой «президентский» кейс — с такими же обычными на первый взгляд черными «дипломатами» ходят тенью за первым лицом государства специально обученные телохранители-снайперы. Чтобы раздобыть этот кейс, ему снова пришлось встречаться с итальяшками на Манхэттене. Эти неприметные чемоданчики на самом деле — искусно замаскированные скорострельные многозарядные автоматы: на замке у такого чемоданчика есть кнопка, одним нажатием которой из него можно выхватить ствол и поразить любого, кто покушается на жизнь охраняемого лица. Сержант, предпочитая во всех иных случаях снайперскую винтовку с глушителем, решил на этот раз воспользоваться хитрым чемоданчиком — и не прогадал.

Все решило одно мгновение. Бросив по привычке взгляд на лужайку соседнего дома, окруженную кустарником, с возвышающимся у дома кряжистым дубом, Степан вдруг заметил в ветвях мимолетный солнечный блик. Выработанная за долгие годы привычка, помноженная на преследовавшее его все последние дни предчувствие беды, буквально заставила Сержанта сделать незапланированный жест — палец нажал на потайную кнопку в крышке кейса, невидимая пружина вытолкнула в разные стороны черные стенки, тонкий ствол автомата хищно нацелился в то место, где прыгнул солнечный зайчик, и изрыгнул короткую глухую очередь.

— Ты что, Степа? — только и успел крикнуть Варяг, невольно отшатнувшись в глубь прихожей, но Сержант уже мчался через дорогу в направлении соседского дома, держа свой короткоствольный автомат наперевес. Он увидел, как под мощной дубовой веткой, наклоненной почти к самой траве, кто-то дернулся и замер.

Сержант перемахнул через низкую ограду, раздвинул кустарник — и не поверил своим глазам: в траве ничком лежал бритоголовый парень, сжимая в руках винтовку с оптическим прицелом зеленого цвета. Под головой у парня уже растеклась бурая лужа крови. Сержант остался верен себе и не промахнулся.

— Что здесь? — услышал он за спиной возбужденный голос Владислава.

— Не зря я тебя предупреждал, Владик, — тихо заметил Сержант, ногой поворачивая бездыханное тело на спину. — Похоже, это тот самый… крутой из Москвы. Видал, какой винтарь у него особый — пластиковый. Серьезные люди его готовили к этой турпоездке.

Сержант побежал обратно в особняк и вскоре вернулся с объемистым пластиковым мешком для мусора. Варяг уже успел выгнать из гаража «форд» и подать его задом к лужайке, почти к самой калитке. На улице было пустынно. И никто не обратил внимания на то, что в багажник машины двое мужчин загрузили тяжелый мешок для мусора. А потом один из них — коренастый, плотный — сел за руль и поехал в сторону побережья.

Вечером Билли Лайл привез Варягу два билета на роскошный шестипалубный круизный лайнер «Пёрл Принсесс» — в каюте первого класса на пятой палубе.

— Завидую, — ухмыльнувшись, вздохнул Билли, беря из рук Владислава тугую пачку долларов. Он сообщил, что за билеты ему пришлось заплатить тройную цену, так как мест на этот рейс уже просто не было: какой-то крупный банк скупил почти все билеты, празднуя свой семидесятилетний юбилей.

— А ты не завидуй — мы не развлекаться едем, а работать! — сурово отрезал Варяг своему американскому управляющему делами. Он не сомневался, что Билли его надувает, но выяснять отношения по мелочам не стал — не до того было. Варяг прочитал памятку, прикрепленную к билету на круизный тур. — Так, возвращаемся в воскресенье в полночь. Вот что, Билли, если все получится так, как я задумал, мне нужно будет сразу же в тот же вечер вылететь в Сан-Франциско. Ты возьми авиабилеты для меня, Лизы и господина Нащокина. Приезжай в порт нас встречать, но сначала забери из особняка Лизу, чтобы мы втроем сразу рванули в аэропорт. Из Сан-Франциско я улечу прямиком в Европу, так что не забудь еще три билета до… скажем, Парижа. Все ясно?

Проводив Билли, Варяг бросил взгляд на пустой дом напротив и на заросшую травой лужайку перед домом, где сегодня рано утром еще лежал труп Джокера, вывезенный Сержантом в черном пластиковом мешке на берег Гудзона. Труп наверняка уже нашли бродяги или полицейские. И возможно, в вечерних или завтрашних новостях о страшной находке сообщат дотошные репортеры. Самое же главное, подумал Варяг, чтобы эта новость, как можно скорее долетела до Москвы, чтобы ее узнал Кайзер и прежде всего сам батоно Шота, который, несомненно, стоит за всем этим. Будет обидно, если эта столь важная новость запоздает…

Глава 37

После откровенного разговора с глазу на глаз с Шотой Черноморским генерал-полковник Урусов размышлял несколько дней, прикидывая, как бы лучше воспользоваться той важной информацией, которую ему, сам того не ведая, сообщил грузинский криминальный авторитет. И в конце концов он решил: а что, если самолично подкатить к Варягу и шепнуть ему словечко о том, что не кто иной, как Шота, заплел вокруг него плотную паутину заговора, организовал некоему Жорику Уварову побег из СИЗО, чтобы тот отправился за границу и там прихлопнул смотрящего России, то очень возможно, эта хитрость поможет установить со смотрящим России доверительные отношения. И очень может быть, что, даже невзирая на взаимную неприязнь, копившуюся у них все эти годы, и на последние события, законный вор сумеет — нет, не преисполниться вдруг теплыми, дружественными чувствами к генералу милиции, а просто преодолеть инстинктивное недоверие. Тем более что, как было известно Урусову, у Игнатова к ментовским начальникам не было врожденной ненависти — более того, он даже дружил со многими из них, как, например, с покойным генералом Артамоновым — с ним он чуть ли не дружбу водил… Так отчего бы ему, смотрящему России, не завести дружбу с генералом Урусовым? Благо что у него есть веский аргумент в пользу этой дружбы: во всех последних неприятностях Варяга, и в его похищении с большого сходняка, и в вывозе тайника на Никитиной Горе, и, наконец, в пропаже воровской казны с офшорных счетов Евгений Николаевич не принимая никакого участия… То есть он, конечно, суетился, организовывал своих людей, предпринимал попытки что-то сделать, но его неизменно опережали на поворотах, обыгрывали. И вроде как выходило, что проделки Урусова нигде не вылезали, а торчащие уши всегда удавалось вовремя спрятать. Правда, была одна серьезная закавыка, которая могла всплыть: именно он, Урусов, послал вдогонку за Игнатовым своих трех бойцов, но что там с ними приключилось, он так и не понял, не знал, и даже если они совершили какую-то глупость, оплошность или мерзость — то всегда можно откреститься от них, сославшись на то, что он лично им никакого приказа не отдавал и, что бы они там ни совершили против Варяга, они, мол, действовали по собственному разумению — или неразумению.

С этими мыслями генерал-полковник Урусов набрал мобильный номер Закира, единственного человека, который наверняка мог бы стать для него связующим звеном с Варягом. Евгений Николаевич, воспользовавшись своим непобедимым оружием, — папкой с компроматом, заставил Буттаева держать с ним регулярную связь и раз в два дня докладываться. Очередной день для связи был вчера, но Закир не позвонил ни утром по служебному телефону, ни вечером на мобильный. Теперь Евгений Николаевич, приняв решение лично выйти на Варяга, стал сам искать Закира. Телефон дал звонков двадцать, но Закир трубку не снял. Урусов был крайне озадачен. Это могло означать одно из двух — либо Закир уехал из Москвы, либо… Но уезжать из города он, находясь под подпиской о невыезде, не стал бы, — Закир был человек осторожный и щепетильный в таких делах. Тогда что же… Неужели с ним что-то случилось? Больше всего его смущало то обстоятельство, что сотовый Закира был не отключен, а просто не отвечал. Это было очень странно — на Закира не похоже. И Евгений Николаевич, пожалуй впервые за все годы знакомства с дагестанским криминальным авторитетом, ощутил беспокойство за его жизнь. Ибо именно сейчас жизнь и здоровье Закира представляли для него большую ценность…

Закир Большой ехал на встречу с Шотой. Вчера у него состоялся важный разговор с Варягом — они беседовали чуть ли не полчаса. Он сообщил Владиславу все, что ему удалось узнать за эту неделю относительно того, какими такими странными путями чемоданчик Нестеренко, хранившийся в тайнике на Никитиной Горе, попал в Екатеринбург, к Вадиму Ушанову. Действуя через верных людей в Астрахани, Закир сумел по очень длинной цепочке, в которой были задействованы астраханские дагестанцы-рыбаки, саратовские и екатеринбургские перекупщики, выйти на жену покойного Ушанова, и, когда близкие ей люди в точности описали старый кожаный «дипломат» академика Нестеренко, она сразу вспомнила кейс, с которым к ее Вадику несколько раз в течение этого года наведывался из Москвы некий Павел Павлович, вроде бы он привозил в этом чемоданчике Ушанову брюлики для перепродажи. Услышав от Закира знакомое имя, Варяг вздрогнул. Это же надо, какую бурную деятельность вел этот мешковатый с виду кремлевский босс господин Сапрыкин! А теперь Варяг не сомневался, что именно он и приезжал к Ушанову в Екатеринбург под именем Павла Павловича Усова.

Таким образом, круг замкнулся, и теперь стало ясно, что налет на дачу Нестеренко на Никитиной Горе организовал не кто иной, как Александр Иванович Сапрыкин, который и завладел тайником Егора Сергеевича с «неприкосновенным запасом» валюты и драгоценностей…

Услышанная новость всколыхнула в Варяге всю накопившуюся за долгие месяцы ненависть, злобу к этому гаду вонючему, к этому червяку, посмевшему прикоснуться своими погаными руками к общаку, — и по чьей вине уже погибло столько людей. Но теперь, по крайней мере, враг был виден. Разразившись замысловатой бранью, чего с Варягом никогда практически не случалось, он успокоился только тогда, когда Закир в трубку сообщил ему, что у него есть еще одна новость от Филата: выяснилось, что именно по указанию Шоты был организован побег из СИЗО пацана по кличке Джокер, на котором висело несколько дерзких ограблений и убийств и который слыл на зоне неплохим стрелком.

Услышав эти слова, Варяг надолго замолчал и потом глухо проговорил:

— Закир, пришла пора действовать. И не мешкая. — Да, видишь, как все сходится на Шоте. Если его не остановить, он еще многих пацанов и правильных людей завалит. Даю тебе карт-бланш. Надо, чтобы все произошло быстро, пару дней, и все. Ты меня понял? Сегодня у нас здесь тоже кое-что произошло… Мы тут кое-кого встретили как положено. Ты в нужный момент передай Шоте последний привет от Джокера. Скажи, парень не слишком мучился…

Закир понял ход мыслей смотрящего. И сразу же утром позвонил Шоте и назначил ему встречу в центре Москвы, на парковке у здания гостиницы «Москва», сославшись на очень важное, неотложное дело, связанное с Варягом. Шота, клюнул на эту приманку. Он ждал новостей о трагической судьбе смотрящего. И ему показалось, что дождался. Стрелку забили на два часа дня.

На встречу с Шотой Закир ехал один — в стареньком джипе «форд-экспедишн», позаимствованном у охранника Лаврентия. Можно было лишь гадать, что ожидает джип в свете предстоящего разговора с Шотой, может статься, что старенькому джипану осталось не более часа. Но Закир решил не торопить события… Нужно еще посмотреть, как карты лягут.

…Он выехал с Тверской направо, рванул к Манежу, там развернулся и встал в правый ряд, потом вырулил к «Метрополю», резко уйдя влево, завернул за угол, миновал двери универсама «Седьмой континент» и припарковался Зеленый джип «силвер стоун» Шоты Черноморского уже был на месте. Как только джип Закира подкатил к стоянке, из-за дальнего угла серого здания гостиницы выкатила синяя «бээмвэшка» и как ни в чем не бывало припарковалась неподалеку, метрах в десяти от «силвер

Закир подошел к сверкающему джипу Шоты и заглянул внутрь через окно.

— А гдэ же твой знамэнитый белый «линкольн», бато-но Закир? — насмешливо спросил грузинский авторитет, опуская стекло.

— В ремонте! — сухо пояснил Закир и понизил голос, скосив взгляд на шофера и сидящего рядом с ним на переднем сиденье телохранителя — рослого грузинского парня Вахтанга. — Хорошо бы поговорить, батоно Шота…

— А мы, дарагой, для чего собрались?

— Я имею в виду разговор наедине, батоно Шота…

— Как скажешь, уважаемый. — И Шота едва заметным движением головы приказал обоим амбалам выйти из джипа.

Когда обе передние дверцы захлопнулись, Закир уселся рядом с Шотой.

— Ну что за разговор? — спросил тот. В его голосе послышалось плохо скрытое раздражение, а может быть, даже тревога.

— О Варяге, Шота, — спокойно ответил Закир.

— И ты дарагой, думаешь, что для меня это очень интересная тема? — пренебрежительно ответил Черноморский.

— Думаю, поговорить о смотрящем России тебе будет весьма интересно, — с напором в голосе продолжил Закир Большой.

— Ты хочешь гаварить о ком? О том, кто просрал общак и свалил?

— Ты, Шота, не гони волну. Ты, же знаешь прекрасно, что это не так, — сурово глядя на собеседника, процедил сквозь сжатые зубы Закир.

— Так, я вижу, ты пришел сюда защищать своего друга-на. — Шота покачал головой. — О твоем другане, которого ты не раз уже предал, мы гаварить сегодня не будем. Ладно?

— Нет, не ладно, дорогой батоно Шота, — с нажимом возразил Закир. — Я себя вел не в пример некоторым… Тем, кто. сегодня предлагает забыть старое, а назавтра посылает гостинец в машине…

— Ах, вот ты о чем! — вздернул брови грузинский авторитет. Он повернул голову к Закиру и вдруг тихо, вкрадчиво произнес: — Так ведь Варьаг нас всех продал, дарагой Закирушка. Предал, продал и растер, как старый окурок на асфальте. Я знаю, ты общаешься с Урусовым… Не перебивай, — строго повысил он голос, увидев, как вспыхнул взгляд Закира Большого. — И не возражай. Тут возражать нечего. Генералишка мне сам рассказал! — Губы Шоты исказила змеиная коварная улыбка. — Потому что и я с ним веду консультации… И не скрываю этого, как видишь… Евгений Николаевич мне много чего порассказал и о тебе, и о Варяге. В основном о Варяге. Есть люди, очень влиятельные люди, которые давно уже хотят сменить Игнатова. Во-первых, он засиделся в смотрящих. Во-вторых, он слишком самоуверен, своенравен и неуправляем. С ним трудно договариваться. А сейчас настал новый исторический момент, когда нам, авторитетным ворам, надо договариваться с новыми людьми, пришедшими на смену… сам знаешь куда и в какие кабинеты. Новая метла метет по-новому знаешь русскую пословицу? Мне верный человек шепнул, в Кремле готовят документ по Каспию. Не слыхал? Подумывают полностью запретить вылов осетровых, добычу икорки. Представляешь, чем это грозит тем умникам, которые контролируют там икорный промысел? — Шота многозначительно подмигнул, давая Закиру понять, что ему известно про тайный бизнес Буттаева, с которого он в общак никогда не отстегивал ни копейки, хотя оборот этого чрезвычайно доходного бизнеса составлял многие миллионы долларов в год.

— Об икре мы потом поговорим, — с усмешкой отреагировал Закир Большой. — Если хочешь вступить в долю, ради бога, я не возражаю. Но прежде я бы хотел с тобой обсудить дела Варяга.

— Ну ладно, раз ты так упорно настаиваешь, давай обсудим… — мрачно улыбнулся Шота и глянул через стекло автомобиля на поток автомашин: его водитель и телохранитель, видимо решив, что разговор между ними предстоит самый миролюбивый, отошли на приличное расстояние от джипа. Подозвать их можно было, только крикнув в открытое окно, но Шота не желал выказать малодушие.

— Ты предал смотрящего России, — начал тихо Закир. — Ты предал его неоднократно. Ты нарушил воровской закон, попытавшись единолично решать судьбу смотрящего. Сначала ты настроил воров против Варяга, обвинив его в финансовых махинациях. Но ты утаил от сходняка, что Варяг оказался куда прозорливее, чем ты, и я, и многие из нас. Варяг понял, какие выгоды сулит для нас легализация нашего бизнеса. Варяг решил вкладывать общаковские средства в легальный бизнес не ради личной корысти, а ради общего блага. Да, он сделал это по личной инициативе, потому что ты, Шота, и твои друзья просто не дали ему серьезно поговорить с людьми и растолковать им свои взгляды. Сначала вы — ты, Максим Кайзер, дядя Толя — замыслили против него заговор, объявили ему скрытую войну, потом и вовсе пошли на подлое дело — помогли ментам и гэбэшникам дернуть его прямо со сходняка… И потом-то, когда он выбрался на волю, собрал новый сход и попытался все объяснить, ты же первый протянул ему руку, пообещав-забыть все старые обиды. Кто с ним чокался на вечную дружбу — не ты ли, Шота? — гневно воскликнул Закир. — Но буквально на следующий день ты начал плести новые интриги, задумал новый заговор… Уже действуя без помощи законных воров, не обращаясь за поддержкой к сходняку… Ты начал действовать у нас за спиной, исподтишка, как подлый пес… Теперь-то все ясно, Шота, ясно, почему ты так расстарался. Тебе кто-то посулил самую главную воровскую корону, тебе пообещали содействие на самом веред пообещали сделать тебя хранителем общака! То-то ты так засуетился, то-то ты дал команду найти отморозка, чьими руками можно будет устранить Варяга и раз и навсегда решить эту проблему. Но. ты просчитался, Шота. Не знаю, слыхал ли ты уже новость, которую мне сегодня утром сообщил из Нью-Йорка Варяг… — Закир сделал паузу, наблюдая за лицом Шоты, которое приобрело землистый оттенок. — Джокеру оказался не по зубам козырной туз. Ему самому прострелили башку в тот самый момент, когда он направил свою винтовку на Варяга… Тебе вновь не повезло, Шота. Твое оружие опять дало осечку… Но другой попытки убрать Варяга у тебя уже больше не будет! Ты нарушил воровской закон. Ты достоин самого сурового наказания!

— Вы вдваем с Варягом еще не сходняк, и не вам решать мою судьбу, — чуть не заорал Шота. — Кто вы такие, чтобы выносить мне приговор? — Он был страшно бледен. Потянувшись к кнопке стеклоподъемника, он попытался опустить стекло, чтобы позвать своих мордоворотов. Но Закир Большой со всего маху ударил Шоту рукояткой пистолета по рукам, а потом быстро приставил ствол с глушителем к его к груди и выстрелил в самое сердце.

Грузинский авторитет дернулся, выгнулся на сиденье, точно большой сом, выброшенный на берег рыбаком, раскрыл рот, силясь закричать, но из его горла вырвался только свистящий хрип. Закир сделал еще один выстрел и спрятал пистолет в карман плаща. Он ловко перелез на переднее сиденье, сел в водительское кресло, где беспечный водила оставил ключ в замке зажигания, завел двигатель и, сняв машину с ручного тормоза, тронулся с места.

Когда зеленый джип Шоты Черноморского неожиданно стал выезжать со стоянки, водитель и телохранитель, всполошившись, кинулись ему наперерез. Здоровенный длинный водила, увидев, что за рулем сидит Закир Большой, попытался даже схватиться за ручку передней левой дверцы, а охранник Вахтанг полез за пазуху с явным намерением выхватить пушку. Но в этот момент из обоих левых окон незадолго до этого подкатившей синей «бээмвэшки» высунулись два коротких ствола с навинченными на них бочками-глушителями и стали плеваться огненными плевками в Шотиных абреков. Закир перегнулся через спинку сиденья и открыл правую заднюю дверцу, в которую тут же ввалились выскочившие из синей «бээмвэшки» два высоких чернявых парня с низко надвинутыми на глаза лыжными шапочками. Зеленый джип, взревев и лавируя между мчащимися ему навстречу машинами, свернул на перекрестке у «Метрополя» под красный свет и понесся в направлении Лубянской площади.

Парни в лыжных шапочках, пыхтя, свалили неподвижное тело Шоты на пол, себе под ноги, и только когда Закир вырулил на Старую площадь, один из них поинтересовался:

— Закир Юсупович, это не Шота ли Сухумский?

— Он самый, Ахмед, он самый, Черноморский, — сквозь зубы процедил Закир.

Под окнами гостиницы «Москва» остались лежать два трупа — пройдет немало времени, прежде чем их опознают и свяжут с именем крупного криминального авторитета Шоты Черноморского. Начнут искать Шоту — но не найдут. А синяя «бээмвэшка» выведет следаков на хозяина — ни о чем не подозревающего коммерсанта из подмосковных Химок.

Зеленый джип мчался по московским улицам, нарушая все мыслимые и немыслимые правила: превышая скорость, дерзко идя по встречной на обгон, игнорируя светофоры.

— Это пятый, это пятый, срочно задержите джипарь зеленого цвета, номер А 018 МО… Прошел мимо меня на красный! Километров сто сорок, не меньше! — Сержант дорожно-постовой службы, сидя в своем желто-синем «жигуленке» на углу Старой площади и улицы Куйбышева, подумал было рвануть вдогонку за нахалом, но остановился: глупо тягаться на его сраных «жигулях» с таким «лосем». Единственное, что оставалось в его силах, — так это дать предупреждение о нарушителе.

— Я восьмой, я восьмой, вижу зеленый джип А 018 МО. Он идет с большим превышением скорости в направлении Таганской площади! Всем постам: задержите зеленый джип А 018 МО! — хрипло неслось из переговорника, который сжимал в руке майор ДПС, сидя в белом «форде» на углу. Солянки и Яузской набережной. Он проводил печальным взглядом пронесшийся мимо зеленый джип диковинной марки и сверился с записями в своем потертом блокноте.

— Да хрен его теперь остановишь, — пробормотал он злобно, — коли еще вчера от самого высокого начальства дана команда этот джипан не трогать… и везде давать ему зеленую улицу. — И, вздохнув, поднес переговорник к губам: — Всем постам, это первый. Зеленый джип «силвер стоун» номер А 018 МО беспрепятственно пропустить! Повторяю: беспрепятственно пропустить!

Глава 38

Как только шестипалубная красавица «Пёрл Прин-сесс» пришвартовалась рано утром в воскресенье к причалу порта Нассау, Сапрыкин сошел на берег вместе со своей страстной и сексуальной спутницей Леной. Они первым делом спустились на пляж, где беспечно провели часа два, купаясь в океане и резвясь на белом бархатном песке. После полудня парочка пообедала в ресторане на набережной и, прошвырнувшись по ближайшим магазинам, вернулась на лайнер.

Все это время Сержант следовал за ними неотступно. Сапрыкин, увлеченный своей сексапильной подругой, не проявлял ни малейших признаков беспокойства: казалось, он не имел никаких более важных намерений, чем пофлиртовать с молодой особой женского пола. Около трех объект и его спутница, оживленно болтая, вернулись на теплоход и исчезли у себя в каюте.

Часа через два, видимо неплохо проведя время в интимной обстановке, Сапрыкин появился у трапа один, оставив женщину в каюте. Он сбежал вниз на причал и двинулся в сторону центра города. На плече у него болталась черная сумка на лямке — в таких обычно носят портативные компьютеры-ноутбуки. Владислав и Сержант, скучавшие на прогулочной палубе под тентом и потягивавшие пиво, тотчас оставили свой наблюдательный пункт и поспешили за ним, стараясь слиться с толпой туристов, заполонивших узкие улочки симпатичного курортного городка. Александр Иванович шел не спеша, с интересом разглядывая витрины магазинов и окна многочисленных ресторанчиков. Но тем не менее сейчас он не производил впечатления туриста, осматривающего достопримечательности экзотического острова. Он дефилировал по лабиринту улочек и переулков четко и уверенно: по всему было видно, что Сапрыкин прекрасно знает свой маршрут.

Варяг и Сержант держались от него на приличном расстоянии, но ни на секунду не упускали из виду. В какой-то момент Владиславу показалось, что они не единственные, кто испытывает к русскому пассажиру американского туристического лайнера повышенный интерес. Раза два или три он замечал, что за Сапрыкиным идет высокий черноволосый парень в темных очках, но время от времени парень нырял в какую-нибудь подворотню или сворачивал в переулок, однако потом он вдруг вновь выныривал откуда-то и продолжал идти в том же направлении, в каком двигался Сапрыкин.

— Видел? — шепнул Сержант, когда они поравнялись друг с другом.

— Тот высокий брюнет? — кивнул Варяг. — Заметил. И как это понимать?

— Я, Владик, обратил внимание на этого типа еще на теплоходе, заметил его среди пассажиров. Он плывет с нами от Нью-Йорка. Может, это телохранитель нашего клиента? Видишь, — как он его плотно и вместе с тем аккуратно ведет. Вроде бы не присасывается к спине, но и далеко не отпускает. Я эту повадку узнаю. Ей-богу, «девятка».

— Что за «девятка»? — не понял Варяг.

— Бывшее Девятое управление гэбэ. Охрана. Суперпрофессионалы. Сапрыкин — номенклатурный работник, может, к нему приставили? Тогда, скорее всего, твой план надо пересмотреть.

Сержант имел в виду предложение Варяга взять Сапрыкина непосредственно в помещении банка, как только он начнет производить операцию перевода денег. Пользуясь тем, что Сапрыкин никогда не встречался ни с Варягом, ни тем более с Сержантом, они могли бы совершенно спокойно зайти в банк и встать за ним в очередь к окошку… Но присутствие личного телохранителя оказалось ля Варяга полной — и неприятной — неожиданностью. Во всяком случае, Лена Пастернак, столь подробно описавшая внешность Сапрыкина и выведавшая все его плазы относительно поездки в Нассау, ни словом не обмолвилась о том, что у Александра Ивановича есть охрана.

— Смотри-ка! — Сержант вдруг схватил его за локоть. — Клиент вошел вон в ту дверь. Что бы это могло быть?

Они остановились напротив двухэтажного домика с обшарпанными белыми стенами и стали делать вид, что внимательно изучают его. Домик скорее походил на жилой и уж никак не на офисное здание: окна нижнего этажа были плотно задраены грязно-белыми жалюзи, а в верхних виднелись простенькие занавесочки. Высокий черноволосый парень в темных очках опять словно материализовался из пустоты и нырнул в черный зев дверного проема. Они переглянулись и молча согласились друг с другом: ну конечно, это телохранитель…

— Пойдем! — сказал тихо Варяг. — Ждать нельзя. Упустим момент. Может, это как раз и есть знаменитый офшорный банк «Бэнк оф Нассау».

— Или багамское отделение банка «Чейз-Манхэттен», — пошутил Сержант.

Но как только они перешли на противоположную сторону улицы и уже собрались войти внутрь, из дверного проема показался Сапрыкин. Теперь он явно спешил и на ходу засовывал во внутренний карман пиджака какую-то бумажку. Черная компьютерная сумка, что висела у него на плече, исчезла. Он окинул взглядом обоих прохожих и торопливо зашагал прочь.

Подождав, пока Сапрыкин скроется за углом, Сержант тихо отчеканил:

— Владик, я — вперед, а ты тут постой, последи за ситуацией… — и с этими словами вбежал в прохладный темный подъезд.

Он оказался в длинном извилистом коридоре, ведущем в глубь здания. Неожиданно в дальнем конце послышался какой-то шум и как будто вскрик. Потом все разом стихло. Потом глухо хлопнула дверь, послышались шаги бегущего человека, и снова хлопнула дверь. Сержант, достав из-под куртки узи с глушителем, бросился в дальний конец коридора. Добежав до последней двери, он уже собрался толкнуть ее левой рукой, держа правую с узи на изготовку, как вдруг его внимание привлекла крошечная металлическая табличка с выгравированной надписью на английском языке:

Он не поверил своим глазам. Но зрение явно не обманывало его. Это был ни больше ни меньше офис банка. И теперь он уже не сомневался, что именно из этой двери три минуты назад вышел Сапрыкин, а минуту назад — его телохранитель, который, видимо, покинул здание через запасной выход. Сержант распахнул дверь и, прикрывая автомат, вихрем ворвался в помещение.

Это была крошечная прихожая с явными признаками самой обычной квартиры: вешалка, стенной шкаф, телефон на колченогом столике в углу да пара бледных репродукций с какими-то карибскими пейзажами на стене. Прямо перед ним оказалась приоткрытая белая дверь, очевидно ведущая в комнату.

Сжимая обеими руками узи, Сержант ногой поддел дверь за нижний угол, рывком распахнул ее, остановился как вкопанный и огляделся. Его взору предстала страшная картина. Посреди небольшой комнаты стоял длинный стол, заваленный кипами бумаг, папками, книгами. В центре стола высился гудящий монитор компьютера. Он зашел сбоку и увидел лежащее на полу под столом тело плотного лысого мужчины в светлых джинсах и в цветастой рубашке с коротким рукавом. Заглянув ему в лицо, Сержант заметил две аккуратные дырочки во лбу, из которых стекали на пол две тоненькие струйки крови. Эго явно был не брюнет-телохранитель Сапрыкина. Опустив автомат, Сержант подошел ближе к столу и посмотрел на монитор. На экране светилась интернетовская страница с заставкой «Бэнк оф Нассау»: «Ваш остров в океане офшорного бизнеса» и несколько цифр рядом с этими словами. Это явно был какой-то банковский код. Тут его взгляд упал на небольшой светящийся экран стоящего рядом темного ноутбука, и он сразу определил: это то самое… Черная сумка — та, с которой Сапрыкин совел с борта теплохода, — валялась тут же, на полу. На экране ноутбука светилась точно такая же запись, что и на банковском компьютере. Сержант осторожно нажал на компьютере режим сохранения информации. Дождавшись, когда, запись осуществится, он прикрыл крышку ноутбука, сунул его в черную сумку и быстро побежал к выходу…

Они вернулись на «Пёрл Принсесс» около шести, когда уже сгустились ранние в этих широтах сумерки. Выслушав по дороге рассказ Сержанта и потом тщательно изучив в каюте содержимое ноутбука, Варяг составил для себя картину происшедшего. Итак, Сапрыкин пришел в офис офшорного банка и дал менеджеру поручение осуществить перевод денег. Для этой цели он и оставил свой личный ноутбук, потому что коды доступа были привязаны именно к этой машине. Варяг и сам знал такую фишку — привязка кодов доступа к конкретному компьютеру служила лишним средством защиты. банковского счета от несанкционированного входа… Но длинный хмырь в темных очках, которого они с Сержантом поначалу приняли за телохранителя Сапрыкина, оказался вовсе не телохранителем, а… кем — это еще предстояло выяснить. Одно было несомненно: менеджер «Бэнк оф Нассау» не успел перевести пять миллиардов долларов на счета, указанные ему Сапрыкиным, — в противном случае на экране высветилась бы соответствующая фраза. Но на мониторе было открыто только окно исходящих счетов — одного из пяти счетов офшорного банка Нассау, куда Сапрыкин перебросил деньги из Андорры. Менеджер не успел произвести операцию — его убили раньше. А следы обыска в его жалком «офисе» свидетельствовали, что убийца в темных очках что-то искал. И возможно, нашел. Но это также еще требовалось выяснить…

— Вот что, Степа, — сказал Владислав. — Я пойду наведаюсь к господину Сапрыкину, а ты найди этого брюнета и разберись с ним. Как ты умеешь.

— О’кей, — кивнул Сержант. — Если, конечно, он на корабле.

Степану Юрьеву не составило большого труда установить местонахождение брюнета. Выслушав четкое описание внешности пассажира, главный стюард тут же вспомнил молчаливого туриста из 205-й каюты. Мистер Энтони Козлоу. Бизнесмен.

205-я одноместная каюта находилась на третьей палубе — во втором классе.

— Одноместная — это хорошо, — бормотал Сержант, спускаясь по винтовой лесенке на третью палубу. Значит, если он там, разговор состоится без свидетелей. Он пошел по длинному узкому коридору, застеленному пушистой белой дорожкой, вдоль одинаковых полированных дверей.

Сержант остановился перед дверью с резными медными цифрами 205. Он присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Ключ не вставлен с той стороны, но скважина оказалась чем-то занавешена. «Хитер» — подумал Сержант. Он приник к двери. За дверью явно кто-то был. Отчетливо слышалось мерное дыхание. Сержант осторожно выудил из внутреннего кармана узи, снял с предохранителя и тихо постучал согнутым пальнем по дверному косяку.

Выследив сегодня днем Александра Ивановича Сапрыкина и аккуратно доведя его прямехонько до дверей офиса офшорного банка, расположившегося в какой-то замшелой хибаре на окраине Нассау, Антон Козлов в душе праздновал победу. Секретное задание, данное ему Михаилом Фаддеевичем Юдиным, можно сказать, было им успешно выполнено. Осталась самая малость — перевести бабки на указанный ему счет. Войдя в здание, он притаился в нише недалеко от двери, ведущей в офис банка, куда вошел Сапрыкин, и стал ждать. Ждал он недолго объект пробыл там буквально две минуты и вышел, но без своей черной сумки. Сапрыкин, ничего не подозревая, прошел мимо стоящего за углом Козлова и торопливо зашагал к выходу. «Спешит», — подумал Антон. У Сапрыкина, похоже, имелись какие-то еще планы.

Не успел Александр Иванович выйти из дома, как Антон ворвался в «офис» банка и, ни слова не сказав лысому мужику, сидящему за компьютером, спокойно выпустил ему в лоб две пули из табельного ТТ с глушителем. Сбросив труп на пол, Козлов начал рыться в бумагах на столе. Он сразу узнал лежащую на полу черную компьютерную сумку — это была сумка Сапрыкина. Значит, и ноутбук на столе — его… Козлов взглянул на монитор: там как раз высветилось диалоговое окно с запросом: «просьба ввести пароль для транзакции». Он пошарил взглядом вокруг ноутбука. Взгляд упал на листок бумаги с аккуратно выписанными на нем рядами цифр и букв. Неужели везуха. Он схватил листок и заметил в углу крошечную запись по-русски, сделанную простым карандашом: «Госснабвооружение». И еще одно слово, вернее, не слово, а шифр:

Это были коды доступа к офшорным счетам Сапрыкина! Он сунул драгоценный листок в карман и, сам не зная зачем, спихнул со стола кипу бумаг и папок на пол. Потом подскочил к металлическому шкафу для документов и выдвинул все ящики. Потом выбежал из офиса в холл, развернулся на сто восемьдесят градусов и по старой профессиональной привычке многоопытного сотрудника «девятки» бросился искать запасной выход во двор. Дверь во двор оказалась буквально в десяти шагах.

Вернувшись к себе в каюту, Антон запер дверь изнутри и повесил на ручку пиджак. Достал скомканный листок с кодами и стал его внимательно изучать. На листке было записано пять рядов буквенно-цифровых кодов. Михаил Фаддеевич, проводя с ним беседу, показал ему примерно такие же записи, чтобы Антон умел их распознавать с первого взгляда. Все сходилось: сначала шесть цифр, потом три буквы, потом еще восемь цифр, потом ПЯТЬ букв и потом аж двенадцать цифр подряд. Код банка и код счета. Офшорные счета имели упрощенную кодировку, поэтому так легко было перебрасывать деньги со счета на счет даже с простого домашнего компьютера. Только сейчас Антон пожалел, что не прихватил еще ноутбук Сапрыкина. Непонятно было только одно — что означает это зашифрованное слово «0***к». «Ну ни ірена, — подумал он, — не страшно. Главное, что коды есть — там разберутся».

И в этот момент раздался негромкий стук в дверь.

Антон встал и спросил по-английски:

— Кто там?

— Стюард, сэр! — раздалось в ответ.

Хозяин каюты сорвал с дверной ручки пиджак, вставил ключ в замочную скважину и дважды повернул. На пороге стоял вовсе не стюард, а крепкий плотный дядька в бежевой куртке. Дядька резко взмахнул рукой без единого слова врезал Антону кулаком в челюсть — так, что тот отлетел в глубь каюты и упал спиной прямо на кресло перед столиком. Затем крепыш в бежевой куртке ввалился в каюту, захлопнул за собой дверь и повернул ключ в замке.

— Ты кто, хмырь? — грозно спросил непрошеный гость на чистом русском языке, направив на Антона короткоствольный черный автомат с глушителем. — И за что, падаль, ты грохнул нашего менеджера в офисе «Бэнк Нассау»?

«Нашего менеджера», — зафиксировал мозг Антона. Как это понимать? Юдин сказал, что «Бэнк оф Нассау» — чисто багамский банк, у которого нет русских кураторов. Неужели набрехал? Антон тяжело поднялся с пола, сел, опираясь о край стола, и невольно потер ладонью ушибленную челюсть. Его «тэтэшник» остался, как на грех, во внутреннем кармане пиджака, который сейчас валялся на полу около двери.

Перехватив взгляд хозяина каюты, с явной тревогой скользнувший по лежащему у него под ногой пиджаку, Сержант криво улыбнулся и, не спуская глаз с противника, поднял пиджак с пола. Он сразу нащупал тяжелый предмет во внутреннем кармане.

— Ага, фраер, вон оно что! У тебя пушка здесь под рукой имеется! — Сержант двумя пальцами вытащил из пиджака пистолет и рассмотрел его. — Родной «тэтэ» с глушаком. Ну, парень, давай обойдемся без лишнего кровопролития. У меня к тебе ничего личного нет, как ты сам понимаешь. Ну, грохнул ты нашего менеджера — хрен с ним, сам виноват. Ты мне скажи, мистер Энтони Козлоу, что ты искал в «Бэнк оф Нассау», да к тому же так ретиво, что перевернул весь офис вверх дном.

Антон, уже начиная приходить в себя, злобно прошипел:

— Ты, мудила! Я тебе советую отвалить отсюда по-быстрому! Ты не подозреваешь, на кого нарываешься! Ты, блин, даже не знаешь, с какими людьми я связан! Да они, если что, найдут тебя где хочешь, из-под земли выковыряют!

— Руки у них коротки, фраерок, — усмехнулся Сержант, ввинтив холодный взгляд в лежащий на столике листок бумаги. — И ты тоже следи за базаром, чтобы язык не отрезали. Ну-ка, ну-ка! А там у нас что? — И ловко подхватил испещренный цифрами и буквами листочек, опередив на долю секунды метнувшуюся было к нему руку Козлова. Коротко ударив его по запястью рукояткой узи, Сержант поднес смятый листок к глазам. — Да неужели? Уж не ради этой ли бумажки с цифирками ты убил человека и устроил шмон у него в офисе? А не проще ли было тебе грохнуть Сапрыкина на этом корабле, а? Или боялся поднять шум и привлечь внимание публики? Так, что ли?

Сержант бросил взгляд в иллюминатор.

— О, смотри-ка, Козлов, а мы уже отплываем из гостеприимной гавани Нассау и ложимся на курс до Нью-Йорка. Ну что, может, мочкануть тебя?

Антон облизал враз пересохшие губы.

— Я те сказал, мужик, ты даже не представляешь, кто меня сюда послал… Советую отпустить меня… Глядишь, может еще и бабок заработаешь. А так они тебе могилу обеспечат… прямо на родине.

— А ты скажи, может, я их знаю! Вдруг и вправду они такие крутые, что тебя надо отпустить, — издевательски подзуживал его Сержант.

Тот промолчал.

— Тогда я тебе скажу, а ты послушай, — уже на полном серьезе продолжал Сержант. — Вот из-за этих цифирок, — он помахал в воздухе бумажкой, — уже не один человечек убит, и здесь, в Нассау, и в Нью-Йорке полегла хренова туча и безвинных и виноватых. Я уж не говорю, сколько из-за них, этих гребаных цифирок, грохнули народа в России. Я думаю, ты мне не скажешь, кто тебя послал вдогонку за господином Сапрыкиным. Но мне это ж и не так уж важно. Потому как господин Сапрыкин, я полагаю, сейчас, в эту самую минуту, сам уже колется на приватной беседе.

— Где? — выдохнул Козлов, морщась не то от боли, не то от жуткого предчувствия, что этот отмороженный в бежевой куртке и впрямь может его мочкануть, не моргнув глазом…

— Как «где»? — недоуменно переспросил Сержант. — А туточки, на этом самом лайнере, в каюте первого класса. Сейчас мы с тобой туда и совершим экскурсию и послушаем, о чем они там толкуют. — Сержант многозначительно махнул узи, снял с себя бежевую куртку, прикрыл автомат. — Только предупреждаю тебя, Козлов, без глупостей. Я хоть и сам большой шутник, но глупости не люблю. Будешь весь в дырках, как дуршлаг. Давай, двигай по коридору!

Глава 39

Расставшись со Степаном Юрьевым, Варяг поднялся на вторую палубу, где в двухместной каюте 104 разместились «мистер Усов» с Леной Пастернак. Он еще не знал, как построить беседу с Сапрыкиным, но одно понимал четко: разговор предстоит непростой и, возможно, придется устраивать что-то вроде очной ставки с тем чернявым хмырем, который непонятно какую роль во всем этом играет.

Владислав подошел к нужной двери и решительно постучал. За дверью раздался женский вскрик: «Ой, Пашенька, открой — я не одета!» Варяг не мог сдержать невольной усмешки: эта Ленка оказалась потрясающей актрисой!

Дверь распахнулась, и на пороге показался Сапрыкин собственной персоной. На нем все еще был тот же костюм, в котором он посещал свой офшорный банк. По его взгляду, смерившему Варяга с головы до пят, было ясно, что он узнал в госте одного из двух пешеходов, с которыми несколько часов назад случайно столкнулся в дверях «Бэнк оф Нассау». В глазах Сапрыкина полыхнула тревога.

Не давая Сапрыкину опомниться, Варяг оттеснил его внутрь каюты и резко захлопнул дверь.

Сапрыкин, изобразив на лице возмущение и повысив голос, заорал:

— Черт побери! Как вы смеете? Я требую, чтобы вы покинули мою каюту!

— Не кричите, господин Усов. Или, вернее сказать, Сапрыкин Александр Иванович… — тихо прервал его Варяг, но при этих словах глаза хозяина каюты вспыхнули настоящим страхом.

— Кто вы? — Сапрыкин поднял было руку с намерением выставить непрошеного гостя прочь, но тут же осознал, что это невозможно и что сейчас эта каюта оказалась для него ловушкой. — Что вам надо? Я вызову охрану!

Варяг, не удостоив ответом своего визави, перевел взгляд на всерьез испугавшуюся Лену: она была в раздельном купальнике, выгодно подчеркивающем все соблазнительна выпуклости ее весьма аппетитной фигурки.

— Здравствуй, Леночка! Ты сегодня очаровательно выглядишь. — Женщина молча кивнула Владиславу. — Но я вижу, что ты не напрасно надела купальник. Видимо, у тебя были планы искупаться в бассейне. Ну что ж! Не станем тебя задерживать. Ты иди, а мы здесь потолкуем с Пал Палычем.

Лена, до конца ничего не понимая, не стала вступать в разговор с человеком, которого она знала под именем Сергея Сучкова. И, захватив с собой махровый халат, выскользнула за дверь каюты.

Только теперь до Сапрыкина дошло, что незнакомец неспроста назвал его спутницу по имени. В его мозгу, похоже, склеилась какая-то тревожная мысль, и он непроизвольно взмахнул рукой. Владиславу показалось, что Сапрыкин, возможно, вооружен и он сейчас выхватит спрятанный пистолет. Времени на раздумья не было. Варяг кинулся на него, свалил с ног, подмял под себя и быстро ощупал карманы, поясницу, лодыжки — везде, где могла быть спрятана кобура с пистолетом. Нет, все чисто. Варяг оттолкнул Сапрыкина от себя, брезгливо отряхиваюсь, поднялся и уселся в кресло. Достав свой пистолет и с сожалением покивав головой, он сурово предупредил Сапрыкина:

— Ты, уважаемый, постарайся больше не делать резких движений. Я что-то последнее время стал нервным. И как бы чего дурного не вышло…

Перепуганный Александр Иванович лишь молча кивнул и, тяжело дыша, присел на край кровати напротив странного гостя.

— Ты спросил, кто я? Отвечу, — спокойно продолжал Владислав, глядя в упор на Сапрыкина. — Я Владислав Игнатов. Варяг. Смотрящий России. Слыхал о таком? — Он сделал паузу и не без интереса стал наблюдать, как меняется лицо его собеседника. Оно сначала побледнело, потом резко побагровело, налилось кровью, и на лбу выступили крупные капли пота. Сапрыкин впился пальцами в спинку кровати и съежился, точно в ожидании страшного удара. — Вижу по глазам, что слыхал, — с убийственным хладнокровием прокомментировал Владислав. — Вот мы и встретились, дорогой Александр Иванович.!. Никак мне не удавалось понять, кто же так расхозяйничался в наших краях. И вот наконец я нашел того, кого искал с таким нетерпением.

— Вы ошибаетесь… — глухо пробормотал Сапрыкин. — Вы меня с кем-то спутали… Моя фамилия Усов… Павел Павлович. Мы с подругой купили круизный тур… Понимаете?

— Да что ж тут не понять, дорогой мой! — насмешливо перебил его Варяг. — Подруга, говоришь? А ты хоть знаешь, кто послал эту подругу знакомиться с тобой, хрен моржовый, в отеле «Астор-Хаус»…

Александр Иванович уже с нескрываемым ужасом взглянул на Владислава и только теперь все понял — понял, каким же он оказался идиотом, что доверился этой шлюхе, что несколько раз вел при ней конфиденциальные телефонные разговоры с Неустроевым, что вопреки своей всегдашней осторожности и осмотрительности забыл об опасности, потерял голову, увлекшись ее пухлыми сиськами и горячими бесстыдными ласками, и вот теперь вынужден за все расплачиваться. Только Сапрыкину пока еще было невдомек, сколь высокую цену придется ему за все это заплатить.

— Да, да, Сапрыкин! Пришла пора платить по счетам, — словно читая его мысли, жестко произнес Варяг. — Ты украл деньги. Большие деньги. Чужие деньги. Их надо вернуть.

— К…какие деньги? — запинаясь, выдавил из себя Александр Иванович срывающимся голосом. — Я не знаю ни о каких деньгах…

— Неужели у тебя так быстро память отшибло? А я ведь еще даже ничего и не делал. Конечно, пять миллиардов долларов — об этом разве обязательно помнить? Разве обязательно помнить об офшорных счетах, через которые эти деньги переправлялись в «Бэнк оф Нассау». Ты перевел бабки из Андорры сюда, на Багамы… Ты хоть понимаешь, скотина, на что ты позарился? Это же казна. И не просто казна, а воровская казна! Российский общак! Понимаешь, дубина!

Сапрыкин провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая холодный пот. Все его тело дрожало мелкой дрожью. Такого страха он еще не испытывал никогда жизни.

— Произошла какая-то ошибка. Я не знаю ни о каких пяти миллиардах долларов. Вы принимаете меня не за того… Моя фамилия Усов… Усов, — как дятел, продолжал твердить обезумевший от страха мужчина. Варяг, не обращая внимания на его жалкий лепет, стал медленно вправлять мозги своему упрямому собеседнику.

— Слушай меня, Усов, я принимаю тебя за того, кем ты на самом деле являешься. То есть за Александра Ивановича Сапрыкина! Я за тобой охочусь вот уже несколько месяцев. Неделю назад я тебя нашел и слежу за тобой пристально. Я знаю, что ты сейчас живешь по паспорту Павла Павловича Усова. Вот это-то для тебя и есть самое неприятное. Ибо именно под этим именем ты и осуществи перевод пяти миллиардов долларов из банка Андорры на счета в «Бэнк оф Нассау», и под этим именем ты собирался перевести эти же пять миллиардов из Нассау куда-то дальше… А сегодня, Усов — Сапрыкин, ты был в офисе банка — надеюсь, это ты не будешь отрицать? Мы же там с тобой столкнулись нос к носу в дверях двухэтажной хибарки в трущобном районе города. Ты перевел в «Бэнк оф Нассау» деньги с офшорных счетов Андорры. Ты нашел коды доступа к нашим офшорным счетам. Ты убил Мамикона Мкртычяна… — Он помолчал, наблюдая за реакцией Сапрыкина. — Повторяю, я гонялся за тобой по всей Европе. Потом рванул за тобой из Восточного полушария в Западное. Я не отставал от тебя ни на шаг… Я свое дело сделал. Ты у меня в руках. Эти деньги тебе придется вернуть. Пока я предлагаю тебе по-доброму. Будешь упрямиться — сам увидишь, как будут развиваться события… — Владислав замолчал и прищурился. Зная то, чего еще пока не знал, не мог знать Сапрыкин, он решил все же сразу схватить его за горло, посильнее прижать, а потом чуть отпустить и посмотреть, как он будет спасать свою шкуру, как станет барахтаться, пытаясь выторговать, вымолить себе жизнь…

Сапрыкин уронил голову и спрятал лицо в ладонях.

— Денег нет, я не имею к ним отныне никакого касательства, — едва слышно почти простонал Александр Иванович. — Деньги ушли…

— Куда?

— Оттуда мне их уже не достать. — Сапрыкин поднял вопрошающий взгляд на Владислава.

Тот выжидательно смотрел ему в глаза, сжимая в правой руке пистолет с глушителем.

— Ладно, я вам все скажу, — вздохнув, как бы преодолевая себя, почти простонал Сапрыкин. — Да, вы правы, я Сапрыкин Александр Иванович, действительно отправил эти пять миллиардов долларов из Андорры в багамский офшор. Но сегодня… пару часов назад… деньги ушли обратно в Европу — там их ждут. Очень большие люди. Я… работаю на них. Неужели вы думаете, что я бы смог сам… я бы осмелился… — Его губы задрожали… — Неужели вы можете представить, чтобы мне одному могла прийти мысль покуситься на казну российского криминалитета? Я же не настолько глуп и не настолько всесилен, чтобы в одиночку провернуть такую операцию… Я всего лишь маленький исполнитель, за мной стоят очень серьезные люди. Это по их приказу я действовал…

Александр Иванович заговорил торопливо и сбивчиво, словно решился рассказать Варягу нечто очень и очень важное и боялся забыть, упустить какую-то существенную деталь… Ему в голову пришла удачная идея: вот он сейчас нарисует убедительную картину заговора против воровского сообщества, заговора, чьи нити тянутся на самый верх, заговора, в котором Алик Сапрыкин играл всего лишь незаметную роль статиста, и если этот страшный человек — смотрящий России, о котором ходят невероятные легенды, ему поверит, тогда, даст бог, он унесет ноги живым и здоровым.

— Сколько времени требуется для перевода денег? — спросил вдруг Варяг, игнорируя лихорадочную попытку Сапрыкина заговорить ему зубы.

— На операцию перевода денег со всех пяти счетов требуется пятнадцать, от силы двадцать минут.

— А скажи-ка мне, Сапрыкин, зачем нужно было тащить в банк свой компьютер.

Сапрыкин напряженно молчал. Но он понимал, что Владислав Игнатов уже улавливает основную идею, она не настолько ведь и сложна. И, не выдержав затянувшегося молчания, он объяснил срывающимся голосом:

— Перевод денег из «Бэнк оф Нассау» можно осуществить только с моего компьютера, потому что главный пароль доступа к счетам завязан на него…

— Ага, так вот оно что! Теперь ясно, почему ты отправился в банк с черной сумкой через плечо… А то мы все взять в толк не могли, зачем тебе эта сумка в такую жару… Предлагаю сделку, Сапрыкин. Ты мне рассказываешь, как активизировать твои счета, а я… я подарю тебе… жизнь. Мне кажется, это будет равноценный обмен. Хотя, честно говоря, руки чешутся тебя здесь прикончить. Ну, так что, ты готов в обмен на свою жалкую жизненку отправить деньги туда, куда я тебе скажу? Или нет? Компьютер у нас. Дело только за тобой.

Сапрыкин слушал Варяга с каким-то новым растерянным чувством. Это уже даже был не страх, а скорее некое отчаяние. Он долго откашливался, а потом выдавил из себя:

— Понимаете, господин э-э… Игнатов! Я вам говорю совершенно искренне, не подумайте, что я вру: но без кодов, которые остались на моей бумажке, я сейчас ничего не смогу сделать. А бумажка осталась в банке у Домингеса вместе с компьютером. Кроме того, нужны банковские коды, а их знает только банк. — В эту минуту Сапрыкин по-настоящему выглядел жалко, как последний опушенный на зоне. — Найдите мне эту бумажку, и я…

Он не успел договорить, потому что в дверь постучали. Стук был условным — два тихих отрывистых удара костяшками пальцев и после паузы еще два. Это был Сержант.

Варяг подошел к двери и осторожно открыл ее. В каюту ввалился высокий хмырь-брюнет, за чьей спиной маячил Степан Юрьев с черным автоматом узи в руках.

— Ты бы поаккуратнее с пушкой, Степа, — бросил вполголоса Владислав. — Не хватало нам еще залететь из- за такого пустяка, когда дело уже почти на мази.

— Не беспокойся, Влад, в коридоре никого. И опять же я для маскировки держу в руках куртку, — пояснил Сержант. — Кстати, все пассажиры сбежали в кинозал смотреть кинозвезд, там, говорят, выступает не то Роберт де Ниро, не то Леонардо ди Каприо. Не то оба сразу. Ну а я привел тебе другую звезду. Можно сказать, главного свидетеля и обвиняемого одновременно. Знакомься, это мистер Энтони Козлоу. Или Антон Козлов, а по-нашему просто козел, — не выдержал Сержант. Он ткнул автоматом в спину своего пленника, захлопнул дверь каюты и молча протянул Варягу конфискованный у Козлова пистолет ТТ и записку с кодами.

Владислав долго и внимательно изучал записку.

— Значит, говоришь, все в кинозале наверху? — повторил он, убирая пистолет в левый карман пиджака. — Оно и к лучшему. Мы сейчас тоже пойдем прогуляемся. Поближе к твоему компьютеру, господин Сапрыкин. Там. у экрана, и поговорим за жизнь. Давай вставай! Хватит сверлить глазами этого чернявого. И с ним сейчас будем беседы беседовать.

Варяг не напрасно заторопил своих пленников отправиться к ним в каюту. Только сейчас ему пришла в голову поразительная догадка: то, что Сержант умудрился записать в банке с экрана монитора в винчестер компьютера, наверняка и является банковским кодом, о котором говорит Сапрыкин. А значит, можно попытаться самостоятельно сейчас отправить деньги в нужном направлении.

Четверо мужчин вышли в коридор.

— Спустимся на нижнюю палубу, — шепнул Сержант, — там меньше народу, и мы там пройдем к корме, чтобы оттуда попасть в нашу каюту.

Варяг кивнул в знак согласия. Они двинулись на нижнюю палубу: Варяг впереди, он держал руку с пистолетом в кармане пиджака, а Сержант сзади, спрятав узи под курткой. Помещение, по которому они шли, освещалось несколькими тусклыми лампами — тут и впрямь никого не было. За все время пути им встретилось всего три человека обслуги. Огромный морской лайнер в это время казался вымершим. Лишь откуда-то снизу, из его глубокого брюха доносилось мерное урчание могучих движков.

Сержант держал обоих пленников на прицеле, узи. И вдруг, воспользовавшись тем, что Сержант и Варяг буквально на мгновение отвлеклись, Козлов по-кошачьи прыгнул в сторону, стремительно подполз под длинным столом, заваленным каким-то тряпьем, и. опрометью бросился к противоположному борту.

— Степа! — издал страшный крик Варяг. — Держи гада, уйдет!

Сержант, несмотря на свою грузную комплекцию, проявил поразительное проворство и стремительную реакцию опытного спецназовца. Он сделал несколько резких бросков за беглецом и, перемахнув через стол, устремился в погоню.

Козлов рванул по проходу вперед в поисках выхода. При тусклом свете забранных в сетки лампочек он заметил впереди полукруглую дверь и, надеясь найти за ней свое спасение, бросился туда что есть мочи. Добежав до двери, он стал дергать ручку. Но дверь оказалась наглухо задраена. Он в отчаянии заметался в тупике как загнанный зверь и вдруг заметил, что большой круглый находящийся рядом иллюминатор чуть приоткрыт.

Раздумывать Козлову больше не было времени. Он толкнул тяжелый стеклянный круг — и его лицо обдал порыв прохладного солоноватого воздуха и тонкий веер брызг. Иллюминатор оказался достаточно широким, чтобы он смог протиснуть в него плечи. Еще с детства, с той поры, как мальчишкой Антошка Козлов с корешами лазил по чердакам и подвалам унылых пятиэтажек-«хрущевок» в Кузьминках, он помнил золотое правило: если пролезли плечи — за ними пролезет и остальное туловище. Козлов легко подтянул длинные ноги, уперся во что-то твердое, оттолкнулся и, как тугая пробка из бутылки, выпрыгнул на свежий воздух до пояса. Высвободив руки, он ухватился за металлический выступ, подтянул ноги, и в тот самый момент, когда Сержант уже хотел поймать его за болтающиеся ступни, Антон полностью перевалился через край иллюминатора наружу… и повис на металлическом выступе.

Сержант высунул голову и, жмурясь от летящих ему в глаза брызг, заорал в сгустившуюся тьму:

— Куда ты, козел? Утонешь ведь!

Но порыв ветра и очередной всплеск океанских брызг заглушили его крик. Повернув голову влево, Сержант увидел, как беглец тщетно пытается подтянуться на руках и нащупать ногами какую-нибудь опору. Но силы уже явно покидали его. Прошло еще несколько мгновений — и он со страшным криком ужаса и отчаяния полетел в черную пасть волнующегося океана. Косая волна, величаво бегущая от борта громадного лайнера, туг же отнесла барахтающееся тело далеко в сторону, и черноволосая голова растворилась в океанской мгле, а его крик о помощи растаял в шуме волн.

— Вот блин! — тихо выругался Сержант. — Предупреждал же дурака, что мочкану, — вот и мочканул…

— Давай так, Сапрыкин… — начал разговор Варяг, когда они наконец-то добрались до его каюты. — Сейчас Степа приведет назад твоего топтуна, и мы у него наконец выясним, кто он такой и по чьему приказу действует. А ты мне, чтоб время не терять, пока расскажи, какой там у тебя главный личный пароль доступа к счетам. О чем ты только что толковал? — И для пущей важности Варяг вплотную подошел к Сапрыкину и помахал у него перед носом трофейным «тэтэшником».

— Я не зн… не знаю… Не помню… вернее… — сорвавшимся голосом ответил Сапрыкин.

— Не помнишь? Похоже, ты, Сапрыкин, воспитывался на повестях Аркадия Гайдара о героях-пионерах, — угрожающе заметил Варяг. — Но вот что я тебе скажу: я не Гайдар, и ты не юный барабанщик. Так что лучше тебе расколоться сразу. Разговор у меня с тобой будет короткий. Пойми, я не за тем тебя искал несколько месяцев, чтобы напоследок в игры с тобой играть. Вот что я тебе скажу. За то, что ты счета общака почистил, — с тебя спрос общественный. И тут я в качестве представителя общественности выступаю. Но есть у меня к тебе и личный счет. И вот за это ты лично передо мной вину несешь. И соответственно наказание от меня лично заслуживаешь. Много ты мне крови попортил, Сапрыкин. Помнишь, в прошлом ноябре меня на большом сходняке повязали да умыкнули хрен знает куда. Это ведь твоя была задумка. Из-за тебя я провел четыре месяца в каменной яме, чуть не сдох там от мороза и голода. Из-за тебя положили стольких верных людей, а теперь из-за тебя, падлы, погибла и дорогая мне женщина. И даже моя ни в чем не повинная дочка-малолетка страдала из-за тебя.

— Значит, все же отомстить хочешь? — вдруг криво усмехнулся Сапрыкин, делая неверный шаг назад. — А я думал, договоримся. К тому же код у меня. А ты со мной так разговариваешь…

Варяг с ненавистью посмотрел на него: нет, совсем не прост этот Сапрыкин. Может, и струхнул он, но, видать, больше прикидывался, ждал удобного момента.

— Не отомстить, а наказать, Сапрыкин. Это разные вещи. Не уверен, что ты способен это понять.

— Ну и как же ты меня будешь наказывать? — внаглую попер Александр Иванович. По всему было видно, что он уже сумел побороть свой страх и к нему вернулась прежняя начальственная самоуверенность. — Не думаешь ли ты, Варяг, что твоему могуществу тоже когда-то должен прийти конец? И что другие люди уже давно заняли твое место? Может быть, тебе это еще не ясно? Но это уже свершилось. Эра Варяга кончилась! Что ты теперь значишь без денег? Ты теперь безвозвратно потерял свою корону… Ты, Варяг, потерял всех, на кого мог опереться. Ты генерал без армии, король без короны и без денег. Твоему общаку — ёк. Уж поверь мне. Убьешь меня, значит, денежки тю-тю, уплывут.

— Эх, Сапрыкин, Сапрыкин. Кто ж тебе такие дурные мысли нашептал? Неужто генерал Урусов? — с сожалением глядя на своего пленника, поинтересовался Варяг. — Или, может быть, Шота? Или ты сам такой умный? Так знай, падла, что Шота уже два дня как в аду на сковородке жарится… А что касается твоего верного сатрапа Урусова, то его очень скоро жизнь накажет…

В этот момент Сапрыкин вдруг резко выбросил правую руку вперед и сильно ударил Владислава по запястью, выбив у него из руки пистолет. ТТ с грохотом упал на пол каюты и уехал под кровать. Но Варяг даже не стал нагибаться, чтобы поймать пистолет. Он лишь резко отвел в сторону правый кулак и нанес противнику сокрушительный боковой удар — Сапрыкин охнул, согнулся и медленно опустился на колени, наклонив голову. Варяг остановился перед ним, ожидая, когда тот придет в себя. Но Сапрыкин вдруг резко распрямился, вскочил на ноги и со всей силы стал наносить удары Владиславу по печени и в солнечное сплетение.

— Ты что же, мразь, думаешь, от меня так легко отделаться? Ни хрена! — прохрипел Варяг и, уже едва стоя на ногах, собрал всю свою волю и с этими словами «выстрелил» левым кулаком Сапрыкину прямо в переносицу. Он услышал, как под костяшками сжатой в кулак руки громко хрустнули хрящи и у завалившегося навзничь Сапрыкина из перебитого носа ручьями хлынула кровь. Это был классический нокаут, после которого боксеры приходят в себя десятки минут, а то и часов. Сапрыкин лежал на спине и не шевелился.

— Что, и твой тоже заартачился? — услышал он за спиной хриплый голос Сержанта.

— А где этот козел? — коротко спросил Варяг, переводя дыхание.

— Представляешь, захотел поплавать в океане при луне… — Степан неопределенно махнул рукой. — Короче, ушел в море… Ну да ладно, все равно он уже вроде как без надобности. Бумажка с кодами у нас… — Варяг с Сержантом сели к ноутбуку и подключили его к спутниковому каналу. Варяг вынул из кармана сложенный вчетверо листок: там были записаны известные Владиславу цифровые и буквенные коды доступа к пяти счетам. — А эта шифровка, судя по всему, главный пароль входа в систему. Смотри! «Ваш остров в океане офшорного бизнеса» и десять цифр. Но нужен пароль! Личный пароль Усова — Сапрыкина.

Владислав повертел листок в руках, поднес к тусклой лампочке и еще раз внимательно прочитал его от корки до корки.

— А что за «0***к»?

— Вот тот-то и оно, — буркнул Степан. — Только твой Сапрыкин и может сказать, что это такое.

Владислав присел рядом с поверженным врагом на корточки.

— Что бы ты ни вякал, падла, мы с тобой в разных весовых категориях, — мрачно пошутил он, тормоша его за плечо. — Я — тяжеловес, а ты только мечтал стать тяжеловесом, да, видно, в детстве мало каши ел — так и остался легковесным, — задумчиво пробормотал Варяг, кивнув на все еще лежащего без сознания Сапрыкина. Сержант тоже нагнулся над распростертым телом и приложил два пальца к шее нокаутированного.

— Слышь, Владик, — ошеломленно прошептал он. — Мне кажется, мы уже не сможем узнать от него нужный нам пароль… Этот парень, кажется, того… Ты ж его насмерть!

— Не может быть. Он притворяется, сука! — не веря услышанному, отозвался Варяг.

— Да точно тебе говорю — не дышит, и пульса нет. Похоже, ты ему кость в мозг задвинул, а это мгновенная смерть. История мирового бокса такие случаи знает, — кивая недоуменно головой, проговорил Юрьев. Варяг, все еще не веря вынесенному неожиданно вердикту, потряс лежащее тело. Сапрыкин не шевелился.

С покойником пришлось всерьез повозиться: тело тучного Сапрыкина никак не хотело пролезать через иллюминатор. Но в конце концов им удалось его вытолкнуть, и море поглотило тело «великого кремлевского комбинатора».

Через полчаса Варяг с Сержантом все еще колдовали над ноутбуком Сапрыкина и над листком с кодами.

Неожиданно Варяг воскликнул:

— Слушай, Степан, я, кажется, додумался, что это за главный пароль доступа! — Варяг даже расхохотался. Это же просто-напросто «Общак»! Ну Сапрыкин! Остался верен себе. Душевная простота! Он и с фамилией своей подложной лопухнулся: везде под одной разъезжал, и с паролем маху дал. Хотел полегче себе сделать. Я же говорю, легковесный.

Варяг ввел в окошечко затребованного пароля пять русских букв — и доступ к офшорным счетам господина Усова в «Бэнк оф Нассау» оказался открыт, о чем свидетельствовал приветственный слоган в верхнем левом углу банковского «окна». Варяг, ощутив страшное волнение, вошел на первый из пяти счетов и увидел текущий баланс: «$ 1,000,000,000». Он быстро застучал по клавишам, сверяясь с мятым листком бумаги, на котором невидимо алели пятна крови по крайней мере трех человек, погибших в течение последних шести часов…

— Куда переводишь? — поинтересовался Сержант, заглядывая ему через плечо в экран ноутбука.

— В Гибралтар, — не отрываясь от экрана, пробормотал Владислав. — Есть там один малюсенький банчок. Я его про запас держал лет пять. Они там просто офигеют, когда увидят, какое им сделали из Нассау перечисление… Они таких бабок никогда не видели…

Через полчаса, завершив перевод средств из «Бэнк оф Нассау» в «Бэнк оф Гибралтар», Варяг захлопнул ноутбук и, подойдя к иллюминатору, вышвырнул черный прямоугольник за борт.

— Еще одного мочкануть решил? — пошутил Сержант.

— Что? — не понял Владислав.

— Да это я так, скаламбурил. Ну что, пойду, что ли, поищу твою наводчицу и закажу в ресторане шампанское?

— Шампанское — это хорошо, — улыбнулся Владислав. — Но только не здесь. Вот прибудем в Нью-Йорк — пойдем в самый шикарный кабак в городе и напьемся.

Ровно в полночь красавец лайнер пришвартовался в нью-йоркской гавани. Уже совершенно успокоившаяся и приведшая себя в полный порядок, отлично выглядящая в белом платье-тунике Елена Пастернак, предвкушая окончательный расчет с Сергеем Сучковым, первой выпорхнула на берег. Ее внимание, естественно, привлекли три полицейские машины с включенными мигалками, которые стояли в непосредственной близости от причала.

— Что-то быстро они обнаружили пропажу туристов, даже удивительно, — прошептал Владислав Сержанту. — Пальчиков мы там с тобой нигде не оставили?

Сержант уверенно помотал головой:

— Нет, Владик. Пальчиков наших нигде не было, кроме того ноутбука, ТТ и моего узи, но их давно уже рыбы в море облизывают. Пошли!

Однако как только Владислав ступил на берег, к нему тут же подскочили с кольтами наперевес пятеро копов, а один в штатском подошел к нему вплотную.

— Я сержант нью-йоркской полиции Деннехи. Вы мистер Сучков? — вежливо спросил он.

— Да… — Варяг напрягся. Что еще за сюрприз? Неужели еще не все кончилось?

— Вы арестованы по запросу высокого суда Лихтенштейна, мистер Сучков!

— Какого хрена! — выкрикнул по-русски Варяг и осекся. Вот такого поворота событий он никак не мог предвидеть. Почему Лихтенштейн? С какой стати Лихтенштейн? Но, отлично зная повадки американских полицейских, он понимал, что всякое сопротивление при задержании не только бесполезно, но и чревато неприятными последствиями. За сопротивление полиции в Штатах карают очень сурово…

Варяг спокойно протянул вперед обе руки, давая защелкнуть на запястьях «браслеты». Обернувшись к опешившему Сержанту, он спокойно отдал ему напутственные инструкции:

— Степа, позаботься о Лизе! Вывези ее завтра же в Россию, там найди Закира и передай ее ему на руки. Как только тут все прояснится, я дам знать Чижевскому. Все. Главное, что мы успели… — Он не договорил.

Но Сержант понимающе кивнул: общак благополучно ушел в Гибралтар. И это главное. Он стоял и смотрел вслед с ревом укатившим трем полицейским «шевроле».

— А как же моя доля? — услыхал он за спиной слабый женский голосок.

Скосив взгляд на подружку Варяга, Сержант пробурчал:

— А что твоя доля? Твоя горькая женская доля — надеяться и ждать! — И побрел к парковке, где они три дня назад оставили свой «форд-универсал».

Глава 40

Герасим Герасимович Львов был представителем той старой гвардии советской номенклатуры, которая составляла самый костяк системы, и, сколь бы глубокими ни были перемены, время от времени сотрясавшие стройное здание государства и связанные со сменой правящих кланов, эти гвардейцы неизменно оставались в силе. Так при девятибалльном шторме океанская пучина пребывает в умиротворенном покое, и обитатели подводных глубин даже и не подозревают о разгуле яростной стихии на поверхности. Герасим Герасимович прослужил государству без малого пять десятков лет, пережил не одного руководителя того всесильного ведомства, которому посвятил лучшие годы жизни, но никакие шторма, ревущие на поверхности политического океана, не мешали ему вершить свое дело, востребованное во всякое время, при любом режиме.

Как ни странно, всю жизнь занимая высокие, хотя и не бросающиеся в глаза посты, он сполна осознал свою значительность, только уйдя в отставку. Потому что уход в отставку не означал для него ухода на покой. К Герасиму Герасимовичу не было приложимо выражение «отойти от дел». Отставник в течение последних полутора десятков лет, Львов вершил массу важнейших дел — если не больше, то во всяком случае не меньше, чем в годы государственной службы.

Когда ему вдруг позвонил некий Чижевский, назвался доверенным лицом Владислава Геннадьевича Игнатова и прямым текстом сообщил, что его шеф попал в крайне неприятную ситуацию и ему требуется срочное содействие, Герасим Герасимович снова поймал себя на мысли, что не зря полвека тянул нелегкую лямку в кремлевских и околокремлевских ведомствах. Груз опыта, связей и влияния, накопленный за все эти годы, обеспечил ему возможность считаться ценным консультантом в самых разных общественных кругах, в том числе и криминальных. Последнее обстоятельство его не только не коробило, но и даже переполняло тайной гордостью. Знаться с крупнейшими теневыми вершителями политической и экономической истории современной России — мало кто из знакомых ему людей мог бы похвастаться этим…

Львов встретился с Чижевским на своем излюбленном месте — на скамейке Тверского бульвара. Они проговорили всего минут пятнадцать и расстались вполне довольные друг другом. Чижевский был удовлетворен, ЧТО Герасим Герасимович оказался именно тем самым старым волком, который и впрямь был способен оказать решающее влияние на принятие многих важных решений, в том числе и щекотливого решения, касавшегося судьбы смотрящего России. А Львову понравилось то, с каким неподдельным пиететом отзывался о нем, со слов Игнатова, этот бывший полковник ГРУ. Ну и разумеется, понравилась Герасиму Герасимовичу семизначная цифра, которую упомянул на прощание Чижевский, обмолвившись о вознаграждении лично Львову в случае благоприятного для Игнатова исхода этого дела.

Герасим Герасимович раскрыл толстенную и невероятно потрепанную записную книжку, пролистал ее, открыл на букве М и быстро нашел нужный телефон.

— Николай Николаевич? Львов Герасим Герасимович…

Они встретились в бильярдном клубе, в котором несколько месяцев назад Львов предпринял осторожную, но не удавшуюся попытку поговорить с Игнатовым о перспективах его делового сотрудничества с новыми влиятельными людьми. Тот давний разговор состоялся по прямой просьбе Меркуленко, о чем Герасим Герасимович, разумеется, ни словом тогда не обмолвился Игнатову.

— Значит, теперь он сам к нам пришел? — не в силах скрыть торжествующей улыбки, произнес Николай Николаевич.

— Ну я бы так не сказал, — поднял седые брови Львов. — Он же не в курсе того, с кем я буду о нем говорить в Москве. Он знает только то, что я имею возможность оказывать влияние на очень влиятельных людей! — Он усмехнулся своему удачному каламбуру. — На вас, Николай Николаевич.

Меркуленко добродушно рассмеялся:

— Ну уж, скажете тоже! Мы люди маленькие!

— В России большие дела всегда вершат маленькие люди, — без тени иронии заметил Герасим Герасимович, доставая из старинного серебряного портсигара тонкую сигарку. Он раскурил ее, выпустил струйку ароматного сизого дыма и продолжал: — Так вот, Игнатов оказался, мягко говоря, в глупом положении. Уж не знаю, как так получилось, но, с одной стороны, он одержал очень важную для себя победу — нашел украденный общак.

— Он успел перевести деньги из Нассау? — быстро спросил Меркуленко.

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Мне это не известно. Но во всяком случае, я уверен, что коли Игнатов настиг вора, то без добычи он от него не ушел.

— А что вор?

— Алик Сапрыкин утонул, — просто сказал Львов, скроив скорбную гримасу. — Но продолжу про Игнатова. Итак, он сумел так или иначе вернуть воровскую казну, которую сам в свое время увел на офшорные счета, в том числе и через концерн «Госснабвооружение». Но тут официальная машина вдруг сработала как никогда эффективно, и его арестовали в Америке по ордеру Интерпола, не сегодня-завтра Игнатова депортируют в Лихтенштейн, а в тамошнем суде уже пару недель пылится запрос нашей Генеральной прокуратуры, и эти самые многострадальные и с таким трудом добытые Игнатовым средства проходят в этом запросе как «грязные деньги», заработанные на нелегальной торговле оружием, причем «грязные деньги», отмытые через банки Андорры, Нассау и Лихтенштейна. Учитывая разгоревшуюся в Западной Европе оголтелую кампанию борьбы с отмыванием денег и принимая во внимание очень детальный запрос нашей прокуратуры, можно предположить, что господину Игнатову грозит минимум двадцать лет в лихтенштейнской тюрьме. Даже если допустить, что он сможет нанять лучших в мире адвокатов и они скостят ему срок вдвое, — это все равно получается десять лет.

— Ну а нам-то что? — вяло отреагировал Меркуленко.

— Как что? — вскричал искренне изумленный Львов так, что сигарка выпала у него изо рта. — Как что? Игнатов будет десять лет торчать в лихтенштейнской одиночке — и все эти десять лет пять миллиардов долларов будут болтаться неизвестно где, перетекая с одного счета на другой по всему миру, будут работать на кого угодно, будут приносить прибыль предприятиям Игнатова, разбросанным на трех континентах, в то время как эти миллиарды могли бы работать в России!!!

Меркуленко погрузился в долгое молчание.

— Мысль интересная, — наконец выдавил он. — Мысль и в самом деле очень интересная. Над этим стоит подумать. — Он опять надолго замолчал. — А он-то согласится… поделиться?

Герасим Герасимович чуть не подпрыгнул на стуле.

— Так, милый вы мой, я-то зачем вас позвал сюда? Это же его инициатива! Он в безвыходном положении!

— В безвыходном положении? — переспросил Меркуленко и широко улыбнулся. По всему было видно, что он уже принял окончательное решение. Единственно правильное решение.

Глава 41

Владислав лежал на койке в одиночной камере и смотрел в потолок. Он снова, как и несколько лет назад, находился в американской тюрьме. Но на этот раз с ним обращались подчеркнуто вежливо. Накануне с ним встретился какой-то чиновник по фамилии Колдуэлл — то ли из ведомства генерального прокурора, то ли из суда штата Нью-Йорк — и очень доходчиво объяснил, что у американского правосудия к нему никаких претензий нет. Однако претензии, и довольно серьезные, есть у небольшого европейского государства Лихтенштейн, которое две недели назад направило в Вашингтон официальный запрос с просьбой о задержании и принудительной экстрадиции господина Игнатова Владислава Геннадьевича. Варяг тотчас предъявил паспорт на имя Сучкова Сергея Петровича, но чиновник был непреклонен: он в свою очередь достал ксерокопию документа с грифом российской Генеральной прокуратуры и продемонстрировал ее Владиславу. Бумага, подписанная генерал-майором юстиции С А. Сергеевой, уведомляла все заинтересованные органы, что находящийся в настоящий момент за пределами России и объявленный в федеральный розыск Игнатов Владислав Геннадьевич пользуется украденными документами на имя Сучкова Сергея Петровича…

«Против лома нет приема», — невесело подумал Варяг. Такую бумагу могли сварганить скорее всего с подачи Урусова. Он обратил внимание на дату: 23 сентября. Совсем недавно. Странно, почему же все-таки генерал Урусов после таких долгих проволочек решил объявить в розыск и Сучкова? Значит, что-то у него лопнуло, значит, что-то не сработало… И он решил идти ва-банк. А может быть, генерал сам погорел — после того, как они с Сержантом разметали в клочья спецбригаду, посланную им в Нью-Йорк…

Перспектива оказаться депортированным в Лихтенштейн была малоприятной, мягко говоря. С Лихтенштейном и впрямь были связаны многие финансовые операции, проводившиеся Варягом не только по линии «Госснабвооружения», но и по другим каналам. В частности, через офшорные банки Лихтенштейна он проводил деньги для своих европейских компаний. Там наверняка накопилось немало «улик» об Игнатове. И теперь его влиятельные враги в Москве решили нанести ему самый чувствительный удар… После предварительной беседы с вежливым мистером Колдуэллом Варяг уяснил, что власти Лихтенштейна действовали в полном соответствии с международными правовыми нормами и уставом Интерпола и что суд над господином Игнатовым — Сучковым состоится, скорее всего, именно в Лихтенштейне и там ему светит от пятнадцати до двадцати лет.

Положение было крайне серьезным. Серьезнее некуда… Поэтому, воспользовавшись священным в США правом одного телефонного звонка после ареста, Варяг позвонил не своему нью-йоркскому адвокату Джерому Вайлю, а Николаю Валерьяновичу Чижевскому, потому что понял: если кто-то и сможет вырвать его из объятий американского… вернее, лихтенштейнского правосудия, так это люди в Москве — и далеко не адвокаты…

Международный разговор длился положенные две минуты, и за эти короткие минуты Варяг успел сказать главное — Чижевскому надо связаться с Герасимом Герасимовичем Львовым и в беседе с глазу на глаз сказать ему, что он, Владислав Игнатов, согласен сделать то, что Герасим Герасимович как-то весной за бильярдом уже предлагал ему сделать…

И вот теперь он лежал на американских нарах и считал минуты и часы, дожидаясь ответного звонка из Москвы. Времени было очень мало. Суд состоялся вчера, длился всего полчаса, и судья автоматом вынес приговор об экстрадиции. Адвокат Джером Вайль посоветовал Владиславу не вступать с судьей ни в какие дискуссии, потому что убедить в чем-либо американских судей невозможно, тем более что речь шла о чисто техническом решении — об экстрадиции российского гражданина по запросу российских же органов правосудия.

Ожидая завтрашнего путешествия в Лихтенштейн, Варяг молил госпожу удачу о милосердии. Больше всего его мучила мысль о том, что после долгой и кровавой, но все же успешно завершившейся охоты за похитителем обща-ка его ожидает страшный финал. Сколько раз за эти несколько недель он уходил от беды, играя в кошки-мышки с судьбой, но она мстила ему жестоко и больно, отняв у него несчастную Лену, причинив ужасные страдания беззащитному дорогому существу, дочке Лизе. Но он победил и на этот раз — неужели все его усилия, терзания и потери оказались напрасны? От пятнадцати до двадцати лет в тюрьме… Самые уважаемые российские законные воры так и сидели — по двадцать, по тридцать лет… Он лично встречал таких, как, например, Заки Зайдулла по кличке Мулла, с которым познакомился в Североуральской колонии у Александра Беспалого и который оттянул без малого шесть десятилетий за решеткой. Сев впервые в девятнадцать, Мулла так и провел всю свою длинную жизнь на зонах, там снискав почет и уважение зеков. Но удел Муллы отнюдь не мог устроить Варяга. Все-таки сейчас времена коренным образом изменились. И коронованные воры завоевывают себе славу не большими тюремными сроками, а большими делами. Ни в американской, ни в российской, ни тем более в лихтенштейнской тюрьме Варяг сидеть не был намерен. Ни двадцать лет, ни даже года.

Громыхнул замок, и показавшийся в дверях тучный негр-охранник просипел: «Вас к телефону, мистер». Варяг пружинисто поднялся с койки и поспешил следом за охранником. Они прошли несколько отсеков и вышли в центральный коридор. В конце коридора, под лестницей, стоял столик с заветным телефоном. То, что его подозвали не к телефону-автомату, обрадовало Варяга. Значит, звонок не местный, от Вайля, а международный. И это действительно был Чижевский.

— Да, Николай Валерьяныч! — крикнул в трубку Варяг, ощутив прилив неимоверной радости. — Вы не представляете, как я рад слышать ваш голос! Что, есть новости?

— Есть. Хорошие новости! Вас завтра, насколько нам известно, должны переправить в Лихтенштейн, — деловито заговорил Чижевский. По его голосу Варяг понял, что отставной разведчик волнуется. Ну, раз волнуется, значит, все хорошо… — Там уже все будет готово. С вами свяжется человек. Его фамилия Неустроев. Кто он, откуда, я не знаю. Но это влиятельный человек. Он вас сам найдет. У них есть предложение, от которого вам не следует отказываться. Это мне передал Герасим Герасимович. Вы поняли, Владислав Геннадьевич?.

— Это все? — уточнил Варяг.

— Да. — Чижевский помолчал. — Желаю вам удачи! Уверен, все будет хорошо.

Владислав положил трубку и, обернувшись на скучающего негра-охранника, подмигнул ему и сказал по-русски:

— Дядя Том, а дядя Том, у тебя выпить не найдется?

Негр-надзиратель недоуменно пожал плечами.

Заместитель Генерального прокурора России генерал-майор юстиции Светлана Александровна Сергеева была не в духе. Причиной ее мрачного настроения стало крайне странное, если не сказать мудацкое распоряжение Генерального, которое он изложил ей лично в самом конце рабочего дня; без десяти шесть. Суть распоряжения заключалась в том, чтобы она немедленно — «немедленно, Светлансанна, немедленно!» — повторил Генеральный, потея и пыхтя, — направила в главную прокуратуру и высокий суд Лихтенштейна официальное письмо с уведомлением, что произошла досадная техническая ошибка и в отмывании денег в России обвиняется не Игнатов, а Ипатов Владислав Геннадьевич, занимавший должность второго заместителя директора концерна «Госснабвооружение». Именно против него и возбуждено уголовное дело, именно он занимался отмывкой денег в Лихтенштейне и в других офшорных зонах, Однако розыск означенного гражданина по-прежнему продолжается…

— Ну и козлы, какие же козлы! — свирепо пробормотала Светлана Александровна, закончив составление этого идиотского письма. — Ну когда они научатся чисто работать, а? То запускают ордер на розыск, то отзывают ордер, то открывают дело, то закрывают… Курам на смех! Ни хрена же не умеют — зла на них не хватает! — Она поставила размашистую подпись под текстом письма и вызвала секретаря Прохорова, чтобы он отнес письмо в экспедицию.

«Будь я в кресле Генерального, — подумала она, — у меня бы таких проколов не было». И, горестно вздохнув, Светлана Александровна вышла из кабинета.

Прибыв в Цюрих в сопровождении двух веселых нью-йоркских полицейских, которых за восемь часов трансатлантического полета Варяг научил играть в русского подкидного дурака и с которыми, к их удовольствию, резался всю дорогу, делая перерывы лишь на жратву да на сон, он сразу попал в жесткие лапы лихтенштейнских жандармов. Эти с ним особо не церемонились: если для американцев мистер Сучков был почти что свой в доску «грейт гай», то есть «классный мужик», то в глазах стражей правопорядка из крошечной европейской страны «месье Сучкофф» казался опаснейшим международным преступником. Еще в самолете ему сковали руки за спиной, вывели через служебный выход, бросили в стоящий на летном поле синий фургон-«воронок» с решеткой на крошечном окошке и повезли.

Ехали долго, несколько часов. Все это время с Варяга не спускали глаз два хмурых лихтенштейнских солдата с автоматами. Наконец фургон остановился, и его вывели на свежий воздух. Он огляделся: фургон стоял во внутреннем дворе П-образного каменного здания — по виду явно тюрьмы.

После обычных формальностей Владислава поместили в тесную одиночку — узкую комнатушку с крошечным оконцем под потолком. Никаких «следственных действий» с ним не стали производить. Только часа через три после водворения в камеру с ним пришел повидаться начальник тюрьмы месье Валуаз. Он перекинулся с заключенным парой ничего не значащих фраз и быстро удалился. Варяга насторожило то, что месье Валуаз был явно обескуражен. И его приход больше всего походил на экскурсию любопытствующего чиновника, которому просто захотелось поглядеть на знаменитость, волей судьбы случайно попавшую под его крыло.

Но все разъяснилось уже вечером. Варяга вдруг вызвали к телефону. Не к тюремному, а к его мобильнику, изъятому у него при обыске еще в Нью-Йорке. Звонил Чижевский.

— Завтра вас освободят, Владислав Геннадьевич! — торжествующе сообщил он. — Все выяснилось!

— Что выяснилось? — не понял Владислав.

— Все! Произошла техническая ошибка, а теперь все выяснилось, — повторил загадочно Николай Валерьянович. — Завтра с вами свяжется господин Неустроев… На всякий случай запомните его московский номер. — И Чижевский продиктовал номер мобильного телефона. — Это ваша палочка-выручалочка!

Находясь в невероятном нервном напряжении после краткой беседы с Чижевским, которая только туже затянула узел загадок, Варяг всю ночь не мог заснуть и мерил шагами свою крошечную одиночку до самого рассвета. Наутро, сразу после завтрака, к нему вновь наведался начальник тюрьмы месье Валуаз и чинно произнес дежурную фразу о том, что правительство и высокий суд государства Лихтенштейн приносят гражданину России Игнатову свои извинения… Поинтересовавшись, нет ли у заключенного по ошибке господина Игнатова жалоб или претензий к администрации тюрьмы, чиновник удалился.

Все еще недоумевая по поводу странного ареста и не менее странного освобождения, все еще не веря в свою удачу, Владислав отправился «на выход». Получив обратно личные вещи, конфискованные при его поступлении вчера в главную следственную тюрьму Лихтенштейна, он с удовлетворением обнаружил в пакете свой сотовый телефон в целости и сохранности — вот только батарейка уже почти разрядилась. Но на один звонок ее должно было хватить. Выйдя из проходной тюрьмы на улицу, Варяг — набрал продиктованный ему Чижевским номер. Странно, в трубке раздались частые гудки: номер оказался занят. Он дал отбой, но телефон тут же заверещал.

— Игнатов слушает! — негромко сказал он, поднеся трубку к уху.

— Владислав Геннадьевич? — послышался в трубке властный мужской голос. — Это Неустроев. Полагаю, вас предупредили о моем звонке.

— А я как раз вам звоню, — Варяг усмехнулся, — но у вас занято. Как мы с вами синхронно ищем контакта друг с другом…

— У вас все в порядке? — деловито осведомился Неустроев. — Я имею в виду ваши взаимоотношения с органами правосудия Лихтенштейна…

— Да. Меня выпустили и принесли извинения за допущенную ошибку, — спокойно ответил Варяг. — Я полагаю, это ваша заслуга?

— Это наша совместная заслуга… — многозначительно отметил Неустроев, выделив слово «наша». — Нам надо как можно скорее встретиться и обсудить дела. Я сейчас в Брюсселе. Выезжайте первым же поездом — часов через шесть будете на месте. Встретимся в семь вечера на Ратушной площади. Там есть ресторанчик «Охотничий домик».

Глава 42

Дорога от Лихтенштейна до Брюсселя заняла четыре часа: Варягу удалось взять билет на трансъевропейский экспресс. Всю дорогу в сидячем вагоне он проспал. Оказавшись в Брюсселе, Владислав первым делом связался с Чижевским, чтобы узнать последние новости. Но Николай Валерьянович сказал, что после того, как он нашел Львова и изложил ему предложение Варяга, Герасим Герасимович взялся за дело сам. Оставалось ждать встречи с Неустроевым.

Неустроев произвел на Варяга не слишком приятное впечатление. По всем вальяжным повадкам, по самодовольной манере держаться и напористо вести беседу, по манере смотреть в упор на собеседника он был типичный гэбэшник. Гэбэшник со стажем, облеченный немалой властью и влиянием.

— Итак, речь идет о финансовой составляющей нашего будущего сотрудничества. — Неустроев сразу взял быка за рога. — Скажу вам, Владислав Геннадьевич, я много о вас наслышан. Многое узнал о вас совсем недавно. Мне импонирует ваш стиль работы. Разумеется, вы сами прекрасно понимаете, что прямое и открытое сотрудничество с вами для нас невозможно. Но мы можем вести дела к обоюдной пользе и выгоде. Я в курсе того, что возглавлявшийся вами Концерн «Госснабвооружение»… я имею в виду, что концерн фактически возглавлялся вами, хотя там был генеральный директор… Так вот, я в курсе, что основные средства концерна выводились в офшор, как это было принято у нас при прежнем режиме… Хе-хе, — он издал мерзкий смешок. — И вы контролировали все эти и другие офшорные средства и использовали их, скажем так, в обход государственного бюджета. Там было, насколько мне известно, не меньше пяти миллиардов долларов — очень приличные средства, четверть официального годового бюджета страны, надо сказать. Это не шуточки. Признаюсь сразу, мы заинтересованы в том, чтобы эти деньги вернулись в Россию, в бюджет… Нам… — Неустроев опять сделал акцент на слове «нам», — предстоят большие дела, готовятся крупные долгосрочные проекты, а для их реализации необходимы крупные инвестиции. Надо восстанавливать хозяйство, железнодорожные магистрали, энергетику… Ну что мне вам рассказывать — вы и сами все знаете. Мое предложение очень простое: вы передаете нам в работу пять миллиардов, а мы…

Варяг, прищурившись, внимательно посмотрел на собеседника и решительно взмахнул рукой:

— Нет, это невозможно. Там действительно пять миллиардов. И это действительно четверть годового бюджета страны. Но вы же должны понимать, что не я один распоряжаюсь этими деньгами. Это не мое личное состояние. Это общие средства… Эти пять миллиардов заработаны огромной армией серьезных людей, предпринимателей России… И эти деньги должны работать на предпринимателей.

— Разумеется! — радостно закивал Неустроев. — Речь идет именно об этом. Эти миллиарды будут работать на предпринимателей, но в России… Понимаете разницу? Раньше на всякие там Лихтенштейны, теперь на Россию. — Хватит нам кормить Запад. Пора поработать на себя.

— И на тех, кто у руля? — задумчиво спросил его Варяг.

— А вы неглупый человек, Владислав Геннадьевич, — улыбнулся Неустроев. — Пусть так. На тех, кто у руля. Но в России, к сожалению, все всегда зависело не от доброй воли умных законодателей и умных предпринимателей, а от тех, кто у руля, и от людей, которые стоят в тени рядом с рулевым… От опоры режима!

— А я могу узнать, кто стоит за вами? Конкретно за вами? — в лоб спросил Владислав.

— Можете, — добродушно кивнул Неустроев. — Только это имя вам ничего не скажет.

— И все же? — настойчиво продолжал Варяг.

— Ну, Николай Николаевич Меркуленко.

— А он… — начал было Владислав, но вовремя осекся. Его так и подмывало спросить: это человек из… Но понял, что на собеседника не стоит давить. Можно и самому навести справки. Ведь он знает, где находится нужное справочное бюро…

Неустроев раскрыл свой светло-желтый портфель, выудил оттуда красную пластиковую папку и вынул из нее несколько скрепленных листков бумаги.

— Не желаете ознакомиться?

— Что это? — спросил Варяг.

— То, что может вас заинтересовать. — С этими словами Неустроев подал ему скрепленные листки.

Владислав начал читать:

«— Алик, это я. Здравствуй!

— Да, Володя, привет.

— Как ты жив-здоров?

— Твоими молитвами. Как сам?

— Нормально.

— Ну, что там у нас?

— Бьюсь в жестком режиме. Ты с ним поговорил?

— Да, поговорил. Он объяснил, за что на «Госснабвооружение» катит бочку министр. Типа он говорит, что, мол, куда-то делся миллиард. Или даже больше. Что скажешь?

— Мой человек там проверяет. Но думаю, это ерунда. Деятельность концерна ни на один день не оставалась без контроля со стороны контролирующих органов.

— Естественно.

— Полный пакет справок по проверкам у меня уже есть. Справка-выписка из акта Счетной палаты по расчетам, копии расчетных документов с иностранными контрагентами…

— Министр говорит, там крутая недостача по валютной выручке.

— Немного есть. Ты как считаешь, каковы перспективы?

— Нормальные. Его еще не трогали. Но сейчас немного попрессуют.

— Со Старой площади?

— Нет, другие люди. Покруче.

— Алик, давай сделаем так. Я тебе комплект этих документов все равно дам.

— Давай.

— Я думаю, такой пакет должен быть у… него. Ты понимаешь?

— Да, Володя, давай.

— Потому что я считаю, что в данной ситуации он наш союзник, скорее всего.

— Боря?

— Да, он.

— Однозначно.

— Конечно, лучше бы нам встретиться лично. По телефону небезопасно вести эти разговоры…

— Договоримся. Позже. Я перезвоню».

Владислав вернул листки Неустроеву.

— Это что?

Неустроев усмехнулся:

— Владислав Геннадьевич, как я уже отметил, вы умный человек. Не задавайте неумных вопросов. Это распечатка прослушки телефонного разговора известного вам Сапрыкина Александра Ивановича с одним вряд ли известным вам государственным чиновником. Разговор состоялся 26 ноября прошлого года.

— И в чем суть?

— Суть в том, Владислав Геннадьевич, что у Сапрыкина были некие обязательства, которые он не выполнил. Обязательства трансформировались в крупные долги. Невыплата этих долгов означала для него крах. Он начал лихорадочно искать деньги. И каким-то чудесным образом нашел… Но Сапрыкин, говорят, утонул во время круиза по Карибскому морю… Вы не слыхали?

Варяг покачал головой и пожал плечами:

— Понятия не имею об этом…

Неустроев раскатисто рассмеялся:

— Ну, добро. Не стану подвергать сомнению вашу неосведомленность. Теперь, как я понимаю, вы фактически являетесь душеприказчиком Сапрыкина.

— Я? Почему я? — Варяг все еще не мог взять в толк, к чему он клонит, этот хитрован.

— Потому, что именно вы завладели сапрыкинскими счетами в «Бэнкоф Нассау» и вывели все деньги… Куда, не знаю. Честно признаюсь вам: не знаю. Я зато знаю, что это за деньги. Да вы и сами не скрываете… Это так называемый воровской общак — черная касса российского криминалитета, бюджет российской теневой экономики. — Тут взгляд Неустроева потяжелел, и последнюю фразу он произнес глухо и угрожающе: — В этом бюджете растворились и наши деньги, Владислав Геннадьевич. Мы хотим их вернуть.

Варяг несколько секунд обдумывал свой ответ. Похоже, его собеседник не блефовал. Он и впрямь знал слишком много.

— И чего вы добиваетесь?

Тот слегка прищурил правый глаз и не спеша проехался взглядом по лиду Варяга.

— Господин Игнатов, я не то чтобы добиваюсь… Я предлагаю вам сотрудничество или, если угодно, сделку. Взаимовыгодную сделку. Нам известны ваши проблемы. Я навел о вас справки. Оказывается, наши люди — а я и не знал! — внимательно следят за вами вот уже несколько лет. Итак, мое предложение: вы делитесь с нами. Говорите, эти пять миллиардов — общие деньги? Общак — так? Скажем, речь может пойти о половине. Вы передаете нам два с половиной миллиарда, а мы обеспечиваем вам возможность беспрепятственного возвращения в Россию. Не в парике и с приставным носом и не под вымышленным именем какого-нибудь гражданина Похлебкина, а под своим настоящим именем. Под именем Владислава Геннадьевича Игнатова. Ну и разумеется, вам гарантируется возможность продолжения вашего легального бизнеса в России. В Шереметьево вас встретит один человек…

— Меня уже однажды так встретили в Шереметьево, что я чуть Богу душу не отдал! — перебил его Варяг, вспомнив события двухлетней давности, когда его чуть было не арестовали прямо в зале прилетов и лишь чудом ему удалось спастись.

— На этот раз никакого подвоха, — пообещал Неустроев. — Вас встретит человек. Этот человек будет вам сигналом, что все в порядке. Если его там не будет, значит, что-то не сложилось и тогда вам придется выпутываться. самостоятельно… Ну и как вам такая сделка?

— Это интересное предложение, — произнес Варяг.

— Я понимаю, вам необходимо время, чтобы обдумать мое предложение. Я также понимаю, что решение для вас будет непростое. Но я тоже стеснен во времени. В конце концов, именно по вашей вине мы потеряли Сапрыкина… — Неустроев холодно усмехнулся и встал. — Я вас сам найду.

Эпилог

— …Совершил посадку рейс «Аэрофлота» из Брюсселя. Встречающие могут пройти в правое крыло, — раздалось объявление по аэропорту Шереметьево. Закир Большой в сопровождении Ахмеда подошел к стеклянной перегородке, отделявшей таможенную зону от общего зала, и стал ждать, неотрывно глядя на коридор, откуда поодиночке выходили прибывшие пассажиры.

Владислав предъявил девушке-пограничнице паспорт на имя Сергея Петровича Сучкова и с некоторой тревогой проследил за ее манипуляциями. Он доверился Неустроеву и вернулся в Россию, положившись на его обещание. Правда, поручителем за Неустроева выступил Герасим Герасимович Львов, которому Варяг не мог не доверять как старому другу Егора Сергеевича. К тому же сам Варяг уже не раз обращался к Львову за помощью, и тот ни разу не обманул его ожиданий. И еще, Владислав понимал, что Неустроеву и тем, кто за ним стоял, очень выгодно наладить сотрудничество со смотрящим России, который сумел не только расправиться со своими врагами, но и вернуть похищенную воровскую казну. С такими людьми, как Варяг, им, «тем, кто у руля», был самый резон иметь деловые отношения. Так было всегда, так будет и впредь. Он бросил взгляд на пограничницу: она спокойно нажимала нужные клавиши на компьютере, а потом деловито проставила штамп о пересечении границы России и вернула ему паспорт. Вздохнув с облегчением, Варяг поблагодарил ее и вышел в зону выдачи багажа.

Подхватив легкую сумку, в которой лежали только его личные вещи, Варяг зашагал к «зеленому коридору».

Сердце его напряженно колотилось в груди. Он все еще не верил, что все опасности позади. Заметив за стеклом статную фигуру Закира, Варяг приветственно махнул ему рукой. Они встретились и обнялись.

— С приездом, Владислав! — Черные глаза Закира светились искренней радостью. — Ты в порядке?

— Пока не знаю… — усмехнулся Варяг и медленно огляделся по сторонам. Вокруг толпились люди, но им явно не было до него никакого дела. И тут он заметил у огромного телевизора посреди зала прилетов человека в черном плаще. Словно почуяв присутствие Игнатова за спиной, человек в черном обернулся к нему — и они встретились взглядами. Итак, данное ему Неустроевым обещание выполнено: его встречают… Ну значит, все в порядке.

— Закир, я смертельно устал, отвези-ка меня к себе. Лиза ведь у тебя? Я, как никогда, соскучился по дочке! — Проходя мимо урны, Владислав бросил в нее больше не нужный ему заграничный паспорт Сучкова.

— Прокуратура теперь тобой не занимается, Владислав? — спросил Закир.

— Да, полностью, оправдан, — усмехнулся Варяг. — Какие в Москве новости?

— У нас большая беда, — Закир скорбно поджал губы. — На прошлой неделе батоно Шота погиб. Нелепо так, глупо. Какой-то гад его расстрелял в собственном джипе.

Варяг понимающе кивнул:

— Похороны, наверное, были пышные?

Но Закир не успел ответить: у Владислава в кармане запиликал мобильный.

— Владислав Геннадьевич? Меня зовут Николай Николаевич, — донесся до его слуха энергичный хрипловатый голос. — О вас мне говорил один человек, наш общий знакомый. Вы сейчас в Шереметьево? Вас встретили, как договаривались?

Варяг обернулся и поймал взглядом удаляющуюся мужскую фигуру в длинном черном плаще.

— Да, встреча прошла нормально.

— Ну вот, видите, с нами можно сотрудничать, — с легкой усмешкой проговорил Николай Николаевич. Через пару дней, после того как вы придете в себя, нам бы неплохо встретиться, потолковать. Полагаю, у нас найдется немало общих важных тем…

— …И точек соприкосновения, — серьезно добавил Варяг.