Я сижу на берегу

АКТ ТРЕТИЙ

Забор, ошейники, сенбернар. Собака не привязана, носидит в ряду с невидимыми собаками перед забором.

Табличка «Дурдом». Слева на сцене – шахматный стол.

Выбегает Рубен.

Рубен. А потом. Потом, когда все это закончится. Мне дадут немного времени. Я попрошу ангелов, и мне позволят. Я ненадолго. Мне надо только кое–кого повидать. (Вверх.) Ангелы, вы разрешите? Вы же добрые, ангелы?

Голос молодого ангела. Мы добрые?

Голос пожилого ангела (мрачно). Добрые, добрые.

Голос молодого ангела. Мы разрешим?

Голос пожилого ангела. Ну, раз уж пришел. Пусть проходит. Сам напросился.

Из–за кулис медленно выходит Миша. Он оглядывается по сторонам, не замечая Рубена. Рубен стоит в центре сцены и смотрит на Мишу. Миша уходит за кулисы, приносит стул, садится. Смотрит в зал перед собой.

Рубен. Здравствуй!

Миша. Здравствуй.

Рубен. Ты мне рад?

Миша. Допустим, рад.

Рубен. Что значит «допустим»? Ты рад или не рад?

Миша. Какая разница?

Рубен. Как какая? Большая разница. Если человек рад, то рад, это сразу заметно.

Миша. Если заметно, зачем спрашивать?

Рубен. Не знаю. Так принято.

Миша. Кем принято?

Рубен. Людьми.

Миша. Ты уверен?

Рубен. В чем?

Миша. Что так принято?

Рубен (спокойнее). Уже не очень.

Миша. Если не уверен, зачем спрашивал? Мог бы и подумать, перед тем как спрашивать.

Рубен. Я подумал.

Миша. Мало думал. Или плохо думал.

Рубен. Наверное, мало. Слушай, это не важно. Какая разница, много я думал или мало? Может, я совсем не думал.

Миша. Это важно.

Рубен. Для тебя важно, для меня не важно. Или ни для кого не важно, или для всех важно. Вариантов много.

Голос молодого ангела. Я совсем запуталась. Не важно, важно, опять не важно. Так это важно или не важно?

Голос пожилого ангела. Не мешай, дай послушать.

Голос молодого ангела. Нет. Мне просто слушать неинтересно. Мне важно знать, важно это или не важно.

Голос пожилого ангела. А мне абсолютно не важно, что для тебя важно. Мне важно, чтобы ты заткнулась немедленно.

Голос молодого ангела (обиженно). Тебе трудно сказать?

Голос пожилого ангела. Мне не трудно сказать. Только ты не поймешь, молодая еще. Ты заткнешься или нет?

Голос молодого ангела. Заткнусь.

Миша. Так не бывает. То, что важно для всех, то и важно. Истина абсолютна.

Рубен. Да плевать мне на твою истину. Ты мне рад или нет?

Миша. Утверждая, что тебе плевать на мою истину, ты подразумеваешь наличие моей, твоей, или какой–либо еще истины. Это утверждение неверно.

Рубен. Что я теперь, так и буду, как дурак, стоять? Значит, я напрасно шел?

Миша. Если принесешь стул, то будешь сидеть, как дурак. Если еще и помолчишь, то будешь сидеть, почти как умный.

Рубен. Ты не ответил на вопрос.

Миша. Откуда я знаю, зачем ты шел?

Входит Балерина, вносит стул. Ставит стул Рубена рядом со стулом Миши. Уходит. Рубен смотрит на Балерину все время, пока она на сцене. Недоверчиво смотрит на стул,садится.

Рубен. Я к тебе шел.

Миша. Хороший ответ. Подразумевает направление движения. Если ты шел именно ко мне, и если я именно то, к чему ты шел, то ты шел не напрасно.

Рубен. Но ты мне не рад.

Миша. Ты шел, чтобы меня обрадовать?

Рубен. Нет.

Миша. Тогда в чем дело?

Рубен. Если я шел к тебе, то имел на это какие–то причины. И одна из причин, что ты мне будешь рад.

Миша. Это основная причина?

Рубен. Нет.

Миша. Тогда есть шанс, что ты шел не напрасно.

Рубен. Шанс всегда есть.

Миша. Не всегда. Будешь спорить?

Рубен. Не буду. Ты приведешь несколько примеров, и я окажусь неправ. Как всегда. Какой смысл спорить, если знаешь результат спора?

Миша. Какой смысл спрашивать, если знаешь ответ?

Рубен. Я не знаю ответа.

Миша. Мог знать. Мог попытаться узнать. В конце концов, мог немного подумать.

Рубен. Немного? Да я постоянно думаю. Уже голова болит от мыслей. Что толку думать? Время от времени можно, конечно, и подумать для разнообразия. Но если постоянно думать, можно с ума сойти.

Миша. И давно ты такой умный?

Рубен. Недавно.

Миша. Неплохо. Раньше ты не думал, потому что было нечем думать, а сейчас подвел под глупость теоретическую базу.

Рубен. Ну и что? Я глупый, ты умный. Не всем же обязательно быть умными.

Миша. Не всем. Но дураками тоже не обязательно всем быть.

Рубен. Тогда все в порядке. Если есть хотя бы один умный, то все в порядке. Не все дураки, не все умные.

Миша. Не все.

Рубен. Ты не согласен?

Миша. С чем?

Рубен. Что все в порядке?

Миша. Согласен, не согласен – какая разница?

Рубен. Ты меня совсем с мысли сбил. Давай сначала. Ты мне рад?

Миша. Не очень.

Рубен. То есть, как это «не очень»? Должен был быть рад.

Миша. С чего это вдруг?

Рубен. Ну, люди встречаются, радуются друг другу, если давно не виделись.

Миша. Не всегда. Обычно это зависит от многих причин. Какие люди? Когда встречаются? Где встречаются? Зачем встречаются?

Рубен. Люди всегда поговорить встречаются.

Миша. Не всегда.

Рубен. Почти всегда.

Миша. Уже лучше. Люди почти всегда встречаются, чтобы поговорить.

Рубен. Так мы что сейчас делаем? Разговариваем.

Миша. Уточни, что ты подразумеваешь под разговором. Если каждое сотрясение воздуха – разговор, то считай, что разговариваем.

Рубен. Ты все такой же логичный.

Миша. Зато ты сильно изменился.

Рубен. Правда?

Миша. Правда. Дураком стал, наверное.

Рубен. Это невозможно. В моем случае логически невозможно стать дураком. Дурак дураком стать не может, умный не может стать умным. Наоборот бывает, но редко.

Миша. Наоборот не бывает.

Рубен. Иногда бывает.

Миша. Никогда не бывает. Логические правила не делают исключений.

Рубен. Иногда логические правила не действуют.

Миша. Приведи пример.

Рубен. Не могу.

Миша. Тогда заткнись.

Рубен. Мог бы сказать: «помолчи».

Миша. В чем была бы разница?

Рубен. В эмоциональной окраске разговора.

Миша. Для эмоциональной окраски разговора необходим, как минимум, разговор.

Рубен. Что нам мешает разговаривать?

Миша. Ничего. Мне ничего не мешает. И я никому не мешаю.

Рубен. Но разговор – это, как минимум, двое. Если ты не хочешь разговаривать, что я могу поделать?

Миша. Кто тебе сказал, что я не хочу разговаривать?

Рубен. Никто не говорил. Но ты сказал, что не рад меня видеть.

Миша. Я этого не говорил.

Рубен. Но ты не сказал, что рад меня видеть.

Миша. Уже точнее. Я на самом деле не говорил, что рад тебя видеть.

Рубен. И что из этого логически следует?

Миша. Ничего. Ровным счетом ничего из этого логически не следует.

Рубен. Но человек не может одновременно радоваться и не радоваться.

Миша. Не может. Но человек может, например, не радоваться и не огорчаться одновременно.

Рубен. Тогда этому человеку все равно.

Миша. Тогда этому человеку все равно.

Рубен. Но все равно никогда не бывает. (Встает, ходит около стульев.)

Миша. Все равно бывает, и ты это знаешь.

Рубен. Хорошо, пусть бывает. Пусть тебе и все равно, но поговорить мы можем? (Садится.)

Миша. А заводиться зачем?

Рубен. Кто заводится?

Миша. Ты.

Рубен. Я? Я спокоен.

Миша. Вставал зачем?

Рубен. Так, просто.

Миша. Просто так ничего не происходит.

Рубен. Хорошо. Ты прав. Не все же могут быть такими спокойными, как ты!

Миша. Не все. Но суетиться без толку тоже не все могут.

Рубен. Я не суечусь, я думаю.

Миша. Что ты делаешь? Повтори.

Рубен. Стараюсь думать. Во всяком случае, стараюсь понять, а не корчу из себя.

Миша. Тогда старайся.

Рубен. Но поговорить–то мы можем? Это цветы не разговаривают, а люди – не цветы.

Миша. Люди – не цветы. Глубокая мысль. Могу повторить: смотря что считать разговором. Можно принять такую точку отсчета, при которой и цветы разговаривают. Я допускаю, что теоретически даже ты можешь разговаривать.

Рубен. Я и практически могу.

Миша. Начинай.

Рубен. Я спросить хотел.

Миша. Спрашивай.

Рубен. Ну, как вообще?

Миша. Умный вопрос. Почти гениальный. Ты б еще про погоду спросил, потом объяснил, что у людей так принято.

Рубен. Нормальный вопрос. Как дела? Как поживаешь?

Миша. Нормальный вопрос подразумевал бы нормальный ответ.

Рубен. О чем тогда спрашивать?

Миша. Обо всем. О чем хочешь можно спрашивать. Я на все вопросы смогу ответить.

Рубен. Я не такой умный, конечно, но тоже могу кое–что. Почему ты ни о чем не спрашиваешь?

В ходит Балерина. Подходит к Мише, повязывает ему на шею шарф. Уходит.

Миша. Бесполезно. О чем тебя можно спрашивать? Ты на простейшие вопросы ответить не сможешь.

Рубен. На простейшие – смогу.

Миша. Это шарф или пояс?

Рубен. Шарф, конечно.

Миша. Ты уверен?

Рубен. Абсолютно. В чем тут сомневаться?

Миша (снимает шарф с шеи, повязывает его на поясе). А теперь?

Рубен. Что «теперь»?

Миша. Теперь это шарф или пояс?

Рубен. Шарф. Вязаный, разноцветный. Это шарф, хоть ты его на руку намотай. Можно еще на голову повязать. Он от этого тюрбаном не станет.

Миша. Но он на поясе.

Рубен. Это ничего не значит.

Миша. Совсем ничего?

Рубен. Совсем.

Миша. Ты уверен?

Рубен. Уверен.

Миша. Тогда я тебе говорю – это пояс. Будешь спорить?

Рубен. Не буду. Если ты говоришь, что это пояс, то это пояс. Мне–то что? Как хочешь его называй. Спорить с тобой смысла нет. Ты кому угодно можешь доказать, что белое – это черное, а черное – это белое. Тем более мне.

Миша. Белое не может быть черным.

Рубен. Ты прав.

Миша. А черное не может быть белым.

Рубен. Слушай, ты опять прав. Какое совпадение. Ты всегда прав. Тебе не надоело?

Миша. Не надоело.

Рубен. Ты с Полом Морфи играл?

Миша. Играл.

Рубен. И как?

Миша. Глупый вопрос.

Рубен. Нормальный вопрос. У шахматной партии всегда есть результат. Кто–то выигрывает, кто–то проигрывает.

Миша. Он давал пешку и право первого хода.

Рубен. Так ты выиграл?

Миша. Тебе повторить?

Рубен. Не надо. Я и до этого знал, что Пол Морфи отказывался играть со всяким, кто не принимал форы. (Встает, ходит около стульев.)

Миша. Сядь.

Рубен. Зачем? Мне и так хорошо.

Миша. Сядь и подумай.

Рубен. Зачем? Я могу ходить и думать. Или не ходить и не думать. Вообще, логически возможно четыре варианта. (Садится.) Значит, ты выиграл. Но почему он согласился играть?

Миша. Не догадываешься?

Рубен. Не догадываюсь. Кроме жертвы пешки и права первого хода, было еще одно маленькое условие. Пол Морфи отказывался играть со всеми, кроме Бога.

Миша. Ну и что? Я пришел, сказал, что я – Бог.

Рубен. Ты не Бог.

Миша. Я знаю. Я и не говорю тебе, что я Бог. Я Полу Морфи сказал, что я Бог, а он не смог доказать обратного. Пришлось играть.

Рубен. Бог есть?

Миша. Не знаю.

Рубен. Мне кто–то только что утверждал, что может ответить на любой вопрос.

Миша. Я могу ответить на любой вопрос.

Рубен. Но «не знаю» – это не ответ.

Миша. Почему?

Рубен. Потому что, если принять за ответ незнание ответа, то всякий человек сможет на любой вопрос ответить «не знаю». Получится, что все знают всё.

Миша. Не получится. Если человек ответит «не знаю» и при этом на самом деле не будет знать, то все в порядке, он знает ответ. Но если он ответит «не знаю», а на самом деле ответ будет у него в голове?

Рубен. Если человек знает ответ, но не знает, что он знает ответ, то этот человек сумасшедший.

Миша. Не всегда. Например, если человек знает, что Бог есть, или знает, что Бога нет, – он точно сумасшедший. Единственно возможный разумный ответ на вопрос о существовании Бога – «не знаю». Я, по крайней мере, знаю, что не знаю.

Голос молодого ангела. Чего это они?

Голос пожилого ангела. Ничего. Все нормально.

Голос молодого ангела. Но я ничего не понимаю.

Голос пожилого ангела. Не волнуйся. Я тоже ничего не понимаю. Они же сумасшедшие, ненормальные. Их только Доктор понимает, да и то не всегда.

Рубен. А Дьявол есть?

Миша. Дьявол есть.

Рубен. Откуда ты знаешь?

Миша. Я с ним в шахматы играл.

Рубен. И как?

Миша. Нормально.

Рубен. На душу играли?

Миша. На чью? Мою или его? Странное у тебя чувство юмора. На ошейник. Кто проиграет, того на ошейник.

Рубен встает, подходит к ошейникам. Ошейники тянутся к нему, он гладит невидимых собак. Подходит к Собаке.

Рубен. Что–то не вижу я Дьявола на ошейнике. Миша. Сядь, не суетись.

Рубен возвращается к стулу, садится.

Рубен. Так чем закончилась партия? Ты выиграл?

Миша. У Дьявола нельзя выиграть.

Рубен. Проиграл?

Миша. Я не хотел надевать ошейник.

Рубен. Тогда я ничего не понимаю.

Миша. Да и понимать тут нечего. Дьявол всегда играет черными, переигровка невозможна. Одна партия на всю жизнь. Если играть по теории, белыми всегда можно свести любую партию вничью. С любым противником.

Рубен. Ты сыграл с Дьяволом вничью?

Миша. Ты как будто не знал?

Рубен. Знать – не знал. Так, догадывался.

Миша. Еще вопросы будут?

Рубен. Будут. Почему Собаке пришлось играть с Доктором, а тебе с Дьяволом?

Миша. Я не собака.

Рубен. Ты уверен?

Миша. Нет. Не уверен. Но могу это предположить. А ты?

Рубен. Что я? Я ни в чем не уверен. Может, я – собака, может – не собака.

Миша. Еще вопросы?

Рубен. Куда ты так торопишься? У нас мало времени?

Миша. У нас очень мало времени.

Рубен. Сколько примерно?

Миша. Ровно столько, сколько надо. Ты хотел спросить – спрашивай, только быстрее. Нам еще танцевать.

Рубен. Не хочется мне что–то спрашивать. Ты спрашивай.

Миша. О чем?

Рубен. Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

Миша. Нет.

Рубен. Странно.

Миша. Что тут странного? О чем вообще я могу тебя спросить? Я знаю все, а ты не знаешь элементарных вещей.

Рубен. Я мог бы рассказать.

Миша. О чем?

Рубен. Да о чем угодно. Я о многом мог бы рассказать.

Миша. Тогда рассказывай.

Рубен. Не буду. Если тебе неинтересно, зачем рассказывать?

Миша. Не знаю. Может, Публике интересно. Или тебе самому интересно рассказывать.

Рубен. Я книгу написал.

Миша. Ну и дурак.

Рубен. Я знаю. Умные книг не пишут. Но я все равно написал, а люди читали.

Миша. Это все? Я и раньше знал, что одни дураки пишут, другие читают.

Рубен вскакивает со стула, выходит немного вперед, делает несколько чечеточных движений.

Рубен (громко). Я Королеву видел!

Миша. Сядь.

Рубен садится. Видно, что он злится, но старается не показывать это.

Рубен. Я видел Королеву.

Миша. Белую или черную?

Рубен. Не понял.

Миша. Ты белую видел королеву или черную? Простейший же вопрос.

Рубен. Это ты не понял. Я настоящую королеву видел, а не шахматную.

Миша. Белую или черную?

Рубен. Испанскую. Настоящую, живую королеву.

Миша. С тобой невозможно разговаривать. Ты способен отличить белое от черного?

Рубен. Иногда.

Миша. По правилам шахматной игры фигуры могут быть двух цветов: белые или черные. Что тут непонятного? Белую или черную?

Рубен. Она не фигура.

Миша. И ты – не фигура? Ты уверен?

Рубен. Уже не уверен. Я когда с тобой разговариваю, никогда ни в чем не уверен. Пусть я и фигура, пусть и Королева – фигура. Только я людей по цветам не делю.

Миша. Белая или черная?

Рубен. Не знаю.

Миша. Это же элементарно. Если фигуры бывает двух цветов, то и королевы тоже бывают двух цветов.

Голос молодого ангел а. Еще бубны бывают. И черви.

Голос пожилого ангела. Ты–то хоть помолчи. И так ничего не понятно.

Голос молодого ангела. Да что тут непонятного? Все понятно. Один у них умный, другой дурак. Тот, который дурак, не только играть не умеет. Он даже масть не различает. И правил не знает.

Голос пожилого ангела. Ты умная?

Голос молодого ангела. Во всяком случае, играть умею.

Голос пожилого ангела. И правила знаешь?

Голос молодого ангела. Кто их не знает?

Голос пожилого ангела. Не похожа ты на шахматистку.

Голос молодого ангела. Я в карты играть умею. Во всяком случае, королеву от валета отличу. Не то что некоторые.

Миша. Белую или черную?

Рубен. Все. Надоело болтать. Не знаю я, какая она. Я ее живую только один раз видел, и несколько раз по телевизору, но по телевизору вообще ничего не понятно. Тебя только цвет интересует?

Миша. Не только. Меня гораздо больше интересуют правила игры и набор фигур. Но раз ты даже цвета различить не можешь, чего с тобой и разговаривать?

Рубен. Я могу. Редко, но могу. И правила знаю. Некоторые.

Миша. Дурак.

Рубен. Знаю.

Миша. Мне тоже надоело болтать. И кто таких дураков в театр играть берет?

Рубен. Режиссер. Так по пьесе положено. Два человека. Один – умный, другой – дурак.

Миша. Но не до такой же степени?

Рубен. А до какой?

Миша. Убедил. Все. Танцуем.

Рубен. Прямо сейчас? Миша. Прямо сейчас.

Миша встает, отодвигает свой стул в сторону. Рубен смотрит на Мишу и делает то же самое. Они стоят между двух стульев.

Миша (переступает с ноги на ногу, медленно начинает отбивать ритм). Когда я был маленький, меня ставили на стул в центре комнаты. Был праздник. У нас в доме собирались гости.

Рубен. И дядя Петя был?

Миша. Обязательно. Он вкатывался на тележке, в военной форме, с орденами. Ордена звенели, и он давал мне их потрогать.

Рубен и Миша отбивают чечетку. Ритм все ускоряется. Из динамиков слышится чечеточное эхо еще двух пар ног.

Голос молодого ангела. А мы зачем танцуем?

Голос пожилого ангела. Заткнись. Так надо.

Миша. У меня была почти настоящая матросская тельняшка. Бабушка перешила ее из большой. И китель был почти настоящий.

Входит Балерина, одевает Мише на голову бескозырку. На бескозырке надпись «Варяг».

Я стоял на стуле и читал стихи. Гости смеялись и давали мне конфеты. На столе было все. Большая бутылка самогона, картошка в мундире, соленые огурцы и колбаса.

Рубен. А водка?

Миша. Водка была иногда, когда дедушка приезжал из города. Зачем водка, когда есть самогон? У нас был свой самогон, своя колбаса, своя сметана. Бабушка держала корову. Мы жили дружно и счастливо. У меня ничего не болело, и я мог ходить и даже бегать сколько захочу. Свой дом, своя корова. Все было свое.

Рубен. И молоко было?

Миша. И молоко.

Рубен. Подожди. Ты же рассказывал, что у вас не было коровы. Бабушка только копила на корову.

Миша. Ты не мог бы побыстрее?

Рубен. Мог бы, но зачем?

Миша. Так надо. Сейчас надо еще быстрее.

Рубен. Ты сбиваешь меня с ритма. Так была корова или нет?

Миша. Бабушка мечтала о корове, значит, корова была.

Рубен. По–моему ничего это не значит. Мало ли о чем мечтала твоя бабушка. Это вообще неважно, о чем она мечтала.

Миша. Важно. Это сейчас очень важно. Теперь все будет по–другому. Теперь все сбудется.

Рубен. Все?

Миша. Все. Теперь сбудется все.

Рубен. Совсем все?

Миша. Абсолютно. Как станцуем, так и будет.

Рубен. Так не бывает.

Миша. Бывает. Так бывает. Это же театр. Здесь все бывает.

Рубен. Я не понимаю.

Миша. Чего именно ты на этот раз не понимаешь?

Рубен. Это же все было в прошлом. Прошлое изменить нельзя.

Миша. Можно. Если можно изменить будущее, то можно и прошлое.

Рубен. И для этого обязательно нужно танцевать?

Миша. Не обязательно. Можно спеть или нарисовать картину. В крайнем случае – написать. Но написанному не поверят.

Рубен быстро садится на стул. Миша нехотя тоже садится.

Рубен. А потом? Что будет потом?

Миша. Потом все будет хорошо. Потом все будет по–другому. Намного лучше, чем было раньше. Мы остановились, это плохо. Надо танцевать без остановки.

Встают. Миша начинает бить чечетку, Рубен нехотя подключается, но быстро подстраивается под ритм.

Ты прав. Не было у нас коровы. И бабушки у меня не было. И Миши не было никакого.

Рубен. Подожди, как это не было?

Миша. Не было, и все. И детских домов никаких не было. И страны такой нет на карте, и никогда не было.

Ритм чечетки становится сверхбыстрым, в динамиках слышится стук каблуков. Выходит Балерина, подходит к Мише. Миша отдает ей бескозырку, Балерина уходит.

Рубен. Как это, Миши не было?

Миша. Очень просто. Ты все придумал. Пацанов, кашу, Мишу этого, который играл в шахматы. Не бывает такого. Неправда это.

Рубен. Как неправда?

Миша. Элементарно. Все это – ложь, вымысел, плод твоего воображения. Ты все придумал. Надо в этом признаться, и все будет хорошо.

Рубен. Ты уверен?

Миша. Абсолютно.

Рубен внезапно останавливается, медленно переступает с ноги на ногу. Мише приходится подстраиваться под ритм Рубена.

Рубен. Подожди.

Миша. Некогда ждать, времени совсем мало. Мы и так опаздываем.

Рубен. Тогда и девочки не было?

Миша. Не было. Не было никакой девочки.

Рубен. Была девочка, я точно помню. Она сидела на передней парте, а потом нам рассказывали, что ее сбила машина. Понимаешь, она шла на костылях, а машина выехала на красный свет. Водителю ничего не было.

Миша. И как ее звали?

Рубен. Не помню.

Миша. Если не помнишь, значит, ее точно не было.

Миша ускоряет танец, Рубен следует за ним. Они молча бьют чечетку. Внезапно Рубен останавливается. Миша продолжает медленно пританцовывать. Звук каблуков из динамиков прекращается.

Рубен. Нет. Я не согласен. И той женщины не было?

Миша. Не было никакой женщины. Ты про что?

Рубен. Ее привезли в дом престарелых, а она выпила стакан уксусной эссенции.

Миша. Бред. Ты пробовал уксус?

Рубен. Пробовал.

Миша. И как?

Рубен. Не смог сделать глоток. Даже чайную ложку.

Миша. Видишь. Мелешь что попало. Если ты не смог выпить уксус, то и она бы не смогла. Ты ее придумал.

Рубен. Не придумывал я ее. Мне рассказывали.

Миша. Мало ли что расскажут. Ты всему станешь верить?

Рубен. Ты же сам и рассказывал!

Миша. Не помню.

Рубен (садится на стул). С меня хватит. Надоело. Не буду я танцевать.

Миша. Будешь.

Рубен. Не буду.

Миша. Будешь, но тогда придется начинать все с начала.

Рубен. Надо с начала – начнем с начала. Я поговорить хотел.

Миша. Потом продолжим?

Рубен. Потом продолжим.

Миша (садится на стул). Тогда говори, только быстро.

Рубен. Как тут вообще?

Миша. Нормально. Табличку видишь?

Рубен. Вижу. Очень содержательная табличка. «Дурдом» написано. Радостная такая.

Миша. Нормальная табличка. Дурдом как дурдом. Что тебе не нравится?

Рубен. Все. Мне здесь все не нравится. Ангелы эти дурацкие, ты не нравишься, пьеса не нравится.

Миша. И Публика?

Рубен. И Публика не нравится.

Миша. И Балерина?

Рубен. И Балерина.

Миша. И Доктор?

Рубен. И Доктор.

Миша (вверх). Доктор!

Голос Доктора из динамиков. Здесь я, здесь.

Миша. Если тебе все не нравится, значит, ты сошел с ума. Это не ко мне, это к врачу.

Рубен. Он не врач.

Миша. Другого все равно нет.

Выбегает Доктор со стулом. Стул Доктор ставит около стула Рубена, с противоположной стороны от стула Миши. Миша уходит к шахматному столику. На сцену выходит Балерина. Миша с Балериной садятся за стол, играют блиц. Во время разговора Доктора с Рубеном в динамиках слышится тиканье и звуки передачи хода шахматных часов. Доктор садится.

Доктор. На что жалуемся?

Рубен. Ни на что.

Доктор. Так не бывает. Если звали доктора, значит, что–то не в порядке.

Рубен. У меня все в порядке.

Доктор. Так тоже не бывает. Не бывает, чтобы у человека все было в порядке.

Рубен. У меня не все в порядке, но это не ваше дело.

Доктор. Вот и хорошо, вот и славненько. Вы только что сказали, что у вас все в порядке, потом – что не все в порядке. А в остальном у вас все хорошо, верно? Так вы в порядке или нет?

Рубен. Я в порядке.

Доктор. То есть в норме?

Рубен. В норме.

Доктор. И вам все нравится?

Рубен. И мне ничего не нравится.

Доктор. Вот и хорошо. Тогда начнем. Что вам конкретно не нравится?

Рубен. Мне конкретно вы не нравитесь. Вы не настоящий доктор.

Доктор. Как правильно заметил ваш коллега, другого доктора у вас нет. К тому же я настоящий доктор. У меня шапочка есть.

Рубен. Дурдом. Мне теперь всякого, у кого есть шапочка с крестом, считать настоящим доктором?

Доктор. А как же? Головной убор – самое верное. Шлем или шляпа, я вам замечу, не одно и то же.

Голос молодого ангела. А погоны?

Доктор. Правильно, еще погоны и обувь. Не забывайте про обувь.

Рубен. Чушь. Простите, но вы несете чушь. Одежда – это то, что снаружи. Может, снаружи вы и доктор, а внутри?

Доктор. Внутри – диплом. У меня снаружи шапочка, а внутри – диплом. Показать?

Рубен. Что показать?

Доктор. Диплом показать? У меня настоящий диплом.

Рубен. Не надо. Я вам верю. У вас настоящий диплом и настоящая шапочка. Какая шапочка, такой и диплом. Врачи такими не бывают.

Доктор. И какими же, по–вашему, бывают врачи?

Рубен. Какими угодно, но не такими.

Доктор. Точнее, пожалуйста.

Рубен. Куда точнее? Бегаете по сцене пьяный, с собаками в шахматы играете.

Доктор. Не бегаю по сцене, а хожу. Заметьте: спокойно хожу по сцене. И в шахматы я играю не с собаками, а с собакой.

Рубен. Какая разница?

Доктор. Огромная. Если бы я играл в шахматы с собаками, мне пришлось бы играть на нескольких досках одновременно. Я бы не смог. И это при том, опять же, заметьте, что я ему постоянно проигрываю. А у собаки я бы выигрывал. Так что вы неправы дважды. Он не собака.

Рубен. Бывают умные собаки и глупые врачи.

Доктор. Уже лучше.

Рубен. Что лучше?

Доктор. Прогресс. Вы признаете, что я глупый доктор?

Рубен. Признать, что вы умный доктор, я не могу.

Доктор. Но глупый доктор все же доктор, не так ли?

Рубен. Не уверен. Глупый доктор – не доктор. Как глупый шахматист – не шахматист.

Доктор. Почему же? Вы нелогичны. Глупый шахматист – не всегда доктор, глупый доктор – не всегда шахматист. Но утверждать, что глупый доктор – не доктор, это утверждать, что все врачи умные, а это не так, к сожалению.

Рубен. Что–то я совсем запутался. Мы с чего начали?

Доктор. Мы начали с того, что вы сошли с ума, вам вызвали врача, а вы стали утверждать, что доктор – не доктор. Потом вы согласились с предположением, что доктор – это доктор, но с условием, что доктор – глупый. Налицо явный прогресс в лечении.

Рубен. Но я не сходил с ума.

Доктор. А кто кричал, что ему не нравится Балерина?

Рубен. Я не кричал, я говорил нормальным тоном.

Доктор. Значит, вы признаете, что утверждали, что вам не нравится этот мир?

Рубен. Ну, признаю.

Доктор. А без «ну»? Точнее, пожалуйста. Не можете?

Рубен. Могу и точнее. В гробу я видел этот театр, Балерину и вас лично. Такая формулировка подойдет?

Доктор. Подойдет. Видите, как все прекрасно. Вы признали, что вам не нравится весь мир, признаете, что я доктор. Лечиться будем?

Рубен. Не будем. Вы не доктор.

Доктор. Подождите, я только что вам логически доказал, что я самый настоящий доктор, вы с этим согласились.

Рубен. Ни с чем я не соглашался.

Доктор. Согласились. Вы признали, что я глупый доктор и глупый шахматист. Но глупый доктор все же доктор. Или вы продолжаете настаивать на том, что все врачи – умные люди?

Рубен. Не продолжаю. Я никогда этого не говорил. Врачи разные бывают.

Доктор. Так я глупый доктор или умный?

Рубен. Вы вообще не доктор.

Доктор. Вы не логичны. Сначала признаете, что я могу быть доктором, потом отрицаете. Мы же договорились, что я глупый доктор.

Рубен. Мы не договорились. Вы представили ряд псевдологических заключений. Если вы – глупый, это еще не значит, что вы – доктор. И шапочка ничего не значит.

Доктор. Еще лучше. Я рад за вас. Вы на пути к полному выздоровлению. Можно вопрос?

Рубен. Нельзя.

Доктор. Один маленький, малюсенький вопросик?

Рубен. Нельзя. Устал я от вас, доктор.

Доктор. Ничего не поделаешь, от врачей иногда устают. Давайте так. Я буду перечислять то, с чем вы согласны, а вы будете говорить «да» или «нет».

Рубен. Не хочу.

Доктор. Ну почему же?

Рубен. Да нипочему. Просто устал.

Доктор. Только «да» и «нет», и я уйду.

Рубен. Уйдете?

Доктор. Уйду.

Рубен. Обманете, наверное.

Доктор. Не обману. Да и зачем мне обманывать, какой смысл?

Рубен. Хорошо, давайте свои вопросы.

Доктор. Я не настоящий доктор, потому что у меня ненастоящая шапочка?

Рубен. Да.

Доктор. Я не настоящий доктор, потому что у меня ненастоящий диплом?

Рубен. Да.

Доктор. Я ненастоящий доктор, потому что я не совсем умный, а проще говоря – дурак?

Рубен. Все верно.

Доктор. И какой же критерий вы считаете главным?

Рубен. Я понял.

Доктор. Что вы поняли?

Рубен. Вы логически можете доказать все что угодно. И диплом у вас настоящий. Вы смешали понятия.

Доктор. Где и когда?

Рубен. Не знаю. Доктор, а на мои вопросы вы станете отвечать?

Доктор. А как же, дорогой мой? Меня для этого сюда и позвали.

Рубен. Скажите честно, вы – доктор?

Доктор. Я – доктор.

Рубен. Докажите, но без логики. И без документов.

Доктор. Всего–то? Так просто? (Встает, выходит на середину сцены. Громко, с пафосом.) Ее муж привез. Женщина средних лет, двое детей. Сломала ногу. У мужа был выбор: везти жену в город или ко мне. Я ведь врач.

Рубен. Я бы повез в город.

Доктор. До города очень далеко. Открытый перелом, большая кровопотеря. Я сделал все возможное, женщина выжила.

Рубен. Ходит?

Доктор. Бегает. Медицинская помощь на высшем уровне. Ее муж до сих пор каждую осень привозит мне огромный бидон грушевой наливки.

Голос молодого ангела. У нас не растут груши.

Голос пожилого ангела. Много ты понимаешь. У кого растут, у кого не растут. Для еды они, конечно, мелковаты, а для наливки – в самый раз.

Рубен. Один раз в жизни вы были врачом. Один раз не считается.

Доктор (подходит к стулу, садится). Два раза. Два раза в жизни я был очень хорошим врачом.

Рубен. Так не бывает.

Доктор. Почему не бывает? В жизни много чего бывает.

Рубен. Так не бывает, чтобы два раза в жизни. Человек либо врач, либо нет. Третьего не дано.

Доктор. Тогда все просто. Я – врач. Я аппендикс удалил.

Рубен. Подумаешь – аппендикс.

Доктор. Под местным наркозом. Нормальненько так удалил.

Рубен. Если вы доктор, должны были вызвать скорую помощь.

Доктор. Я и вызвал. (Встает. Выходит на середину сцены, торжественно читает. Читает с пафосом.) Скорая помощь приехала на следующий день. Составили акт, подписали. Все по закону. Непредвиденные обстоятельства. Он буйный, с четвертого этажа. Не давался. Но мы с санитаром скрутили его, обкололи успокоительными и провели операцию по всем правилам.

Рубен. Выжил?

Доктор. Кто? Санитар? Выжил, конечно, что ему сделается? Здоровый как лошадь. Он и не такое переживет.

Рубен. Пациент выжил?

Доктор (возвращается к стулу, садится. Тихо). Пациент выжил. Буйствует на четвертом этаже, бьется головой в стены. Все нормально, аппетит в норме. Он еще нас переживет.

Рубен. Жалко. Что ж нормального – человек головой в стены бьется?

Доктор. Все нормально. Стены мягкие. А вам не приходилось головой в стены? Никогда, ни разу в жизни?

Рубен. Приходилось.

Доктор. Еще вопросы есть?

Рубен. Есть. Доктор, чем вы больше гордитесь, ногой или аппендиксом?

Доктор. Аппендиксом, конечно.

Рубен. Но в первом случае вы вернули обществу полноценного члена, рабочую единицу, а во втором – вылечили сумасшедшего. Вы романтик, Доктор.

Доктор. Я – циник, вы меня еще плохо знаете. Я циник и алкоголик. Иногда, впрочем, даже романтик, но только когда переберу. Жизнь проще, чем вам кажется.

Рубен. Не понимаю. Тогда почему – аппендикс?

Доктор. Аппендикс сложнее. (Встает, становится лицом к Рубену, нагибается.) Итак. Вы признали, что я доктор. Лечиться будем?

Рубен. Не будем. Не хочу я у вас лечиться.

Доктор (садится на свой стул). У вас нет выбора. Я – единственный врач на сцене. Или я, или никто.

Рубен. Вы не вызываете у меня доверия.

Доктор. Это неважно.

Рубен. Я здоров.

Доктор. Все так говорят поначалу. Вам не нравится пьеса.

Рубен. Это не повод.

Доктор. Вам не нравится пьеса. Это повод. Может быть, вам и Режиссер не нравится?

Рубен. Может быть.

Доктор. И Балерина не нравится?

Рубен. И Балерина.

Доктор. И я не нравлюсь?

Рубен. Вы – особенно не нравитесь.

Доктор. Вы – сумасшедший. Но не отчаивайтесь, это излечимо. Медицина может все.

Рубен. Медицина может почти все.

Доктор. Согласен, почти все. Очень точное замечание. Сейчас сделаем укольчик, и все пройдет. Все будет хорошо.

Рубен. Не хочу укольчик, не надо укольчик.

Доктор. Как так «не надо»? Надо. Все в порядке, я – доктор, вы – пациент. Мы в клинике.

Выходит Санитар. В руках у Санитара – бутафорский шприц. Санитар подходит к Доктору, но держится поодаль.

Доктор глазами показывает Санитару, где стоять.

Рубен. Это не клиника, это дурдом. Вы даже диагноз не поставили.

Доктор. Поставил, сразу же и поставил, как вас увидел. У вас депрессия. Депрессия излечима. Причем, очень легко лечится, легче, чем перелом ноги. Одна инъекция – и человек полностью здоров. Вот, посмотрите, ампула.

Доктор протягивает на ладони ампулу. Рубен смотрит на ладонь Доктора.

Рубен. Доктор, у вас ничего не получится. Я дам вам в морду.

Доктор. Уже лучше. Агрессия пошла, хорошо.

Голос пожилого ангела. Понятное дело – хорошо. Буйных лечить легче. Это с тихими трудно, они тихие, тихие, а потом бегают с топором. Буйных легче лечить, я вам как специалист говорю.

Голос молодого ангела. Чего это он вдруг из тихих в буйные превратился? Вроде ничего был, даже танцевал, слова умные говорил.

Голос пожилого ангела. Это все Доктор наш. Светило! В самый корень смотрит. Он если возьмется кого лечить, то не отстанет. Специалист. Даже Летчика вылечил. А ты учись, пока молодая. На слова внимания не обращай. Слова ничего не значат.

Голос молодого ангела. Я думала, хоть этот нормальный.

Голос пожилого ангела. Это только поначалу так. Все нормальными кажутся, а приглядишься хорошенько, нет нормальных, все чокнутые.

Доктор. У вас ничего не получится. Дадите мне в морду – дальше что? Подбежит Санитар. И ему в морду? Публика набежит. Поможет.

Рубен. Еще неизвестно, кому станет помогать Публика.

Доктор. Известно, кому. Конечно, доктору. Обществу нужны здоровые люди, а не депрессивные уроды, да еще и со склонностью к агрессии.

Рубен. И шприц у него бутафорский, понарошку.

Доктор. Шприц у меня с собой. Самый что ни на есть настоящий шприц. На Санитара, пожалуйста, внимания не обращайте. Он здесь так, на всякий случай. Инъекцию я и сам могу сделать, без Санитара.

Рубен. Не нравится мне все это.

Доктор. Все не может не нравиться. Что конкретно вам не нравится на этот раз?

Рубен. На этот раз мне не нравится ампула.

Доктор. Замечательно! Мне кажется, вам лучше?

Рубен. С чего бы это вам такое стало казаться? Почему мне должно стать лучше?

Доктор. Вы все–таки упрямый пациент. Все же просто. Либо вам уже лучше, либо – укольчик. После укольчика вам наверняка станет лучше. Вам лучше?

Рубен (встает, громко кричит в потолок). Гораздо!

Доктор. Громче, не слышу!

Рубен (еще громче, с оттенком издевательства в голосе). Мне гораздо лучше!

Доктор. Как депрессия?

Рубен. Нет никакой депрессии.

Доктор. Что с Доктором?

Рубен. Доктор просто замечательный!

Доктор. А театр?

Рубен. Прекрасный театр.

Доктор. Пьеса?

Рубен. Шедевр!

Доктор. Публика?

Рубен. Лучшая в мире, лучше не бывает.

Доктор. Балерина?

Рубен. Балерина – просто чудо, а не Балерина.

Доктор. И последний вопрос.

Рубен. Валяйте.

Доктор. Как вам Доктор?

Рубен. Вы уже спрашивали про Доктора.

Доктор. Спрашивал и спрашиваю еще раз. Это очень важный вопрос.

Рубен. Хороший Доктор.

Доктор. Всего лишь хороший?

Рубен. Доктор, скажите, только честно, сколько человек умерло от вашей руки?

Доктор. Честно. Ни одного.

Рубен. Тогда вы – почти самый лучший доктор в мире.

Доктор. Почему «почти»?

Рубен. Потому что самые лучшие врачи в мире – патологоанатомы.

Доктор. У вас и чувство юмора прорезалось.

Рубен. Я не шучу. Я абсолютно серьезен. Патологоанатомы – лучшие в мире врачи. Что делали бы остальные врачи без патологоанатомов? Патологоанатомам и хирургам можно верить.

Доктор. А мне нельзя?

Рубен. Вам – нельзя. Вы – психиатр. Не люблю психиатров.

Доктор. Странно. Обычно люди не любят стоматологов. Вот скажите: чем стоматолог лучше психиатра?

Рубен. Стоматологи работают с анестезией.

Доктор. Убедили. Итак. Вам все нравится, вы здоровы. Я пошел?

Рубен. Идите. Лучше бы вообще не приходили.

Доктор. Лучше бы вы вели себя прилично, тогда и доктор бы не понадобился. Витаминов хотите?

Рубен. При чем тут витамины?

Доктор. Вы же знаете, у меня либо ампула, либо витамины.

Рубен. Широкий выбор лекарственных средств.

Доктор. Не хуже, чем у других врачей.

Рубен. Но и не лучше.

Доктор. И не лучше. Хотите витаминов?

Рубен. Не нужны мне ваши искусственные витамины.

Доктор. А естественные? Хотите апельсин?

Рубен. Не хочу.

Санитар уходит. Доктор достает из кармана апельсин, чистит его, ест.

Доктор. Вы сердитесь?

Рубен. Нет.

Доктор. Мне кажется, что вы сердитесь.

Рубен. Вам только кажется. Я всего лишь устал.

Доктор. Или обиделись.

Рубен. Не обиделся.

Доктор. На ампулу обиделись, и на то, что я Санитаром угрожал.

Рубен. Плевать мне на Санитара. И обижаться не на что.

Доктор. Обычно пациенты в таких случаях обижаются.

Рубен. Не беспокойтесь, Доктор, я привык.

Доктор доедает апельсин, кожуру бросает на пол, встает, уходит. Подходит Балерина с совком и веником, собирает шкурки от апельсина, уносит стул Доктора. Уходит. Миша некоторое время остается сидеть за доской, потом подходит к своему стулу, садится. Выходят Балерина с Санитаром, уносят шахматный столик.

Миша. Все в порядке?

Рубен. В порядке. А у тебя?

Миша. И у меня.

Рубен. Поиграли?

Миша. Поиграли.

Рубен. И как?

Миша. Нормально, как и следовало ожидать.

Рубен. Зачем тогда играли?

Миша. Затем же, зачем и всегда. Чтобы выигрывать.

Рубен. Но если результат известен заранее, зачем играть?

Миша. Чтобы играть. И потом, всегда есть надежда на другой исход.

Рубен. Нет никакой надежды, силы неравны.

Миша. Силы всегда неравны, и всегда есть надежда если не на выигрыш, то хотя бы на ничью.

Рубен. Не всегда.

Миша. Всегда.

Рубен. Но в этот раз надежды не было. Она не могла выиграть.

Миша. Ты про что?

Рубен. Балерина не могла выиграть.

Миша. С чего ты взял?

Рубен. Не могла и все. Ты сильнее.

Миша. Сам догадался или кто подсказал?

Рубен. Сам. Все же просто. Она – балерина, ты – Миша. У нее не было шансов даже на ничью.

Миша. Это у меня не было шансов на ничью.

Рубен. Что ты хочешь этим сказать?

Миша. Что слышал. Она выиграла все партии, и всегда выигрывала.

Рубен. Она играет лучше тебя?

Миша. Намного.

Рубен. Не понял.

Миша. Ты и не мог понять. Ты ж дурак.

Рубен. Я не про это. Ты сыграл вничью с Дьяволом, так?

Миша. Так.

Рубен. Получается, что вы с Дьяволом играете на равных.

Миша. Ничего подобного. Я уже объяснял. Дьявол играет сильнее. Только он всегда играет черными, а при грамотной игре белыми можно свести партию вничью. Ты не слушаешь. Еще раз повторить?

Рубен. Не надо. Это я помню. Но если она выигрывает у тебя, то, значит, может выиграть и у Дьявола?

Миша. Ничего это не значит. Плохо у тебя с логикой. Она могла бы сыграть с Дьяволом вничью.

Рубен. Но могла бы и выиграть.

М и ш а. Могла бы и проиграть. Все. Пора. Танцуем.

Миша встает. Рубен тянет его за рукав. Миша садится.

Что еще?

Рубен. Они играли?

Миша. Нет. Она отказалась играть.

Рубен. Но она не выиграла.

Миша. Она не проиграла, это главное.

Рубен. Почему же тогда она бегает по сцене, приносит, уносит, всем прислуживает?

Миша. Потому что женщина, потому что отказалась играть с Дьяволом. Партия с Дьяволом – это партия с Дьяволом. После этого меняешься. Она хотела остаться самой собой. Танцуем?

Рубен. Что–то не хочется.

Миша. Тогда я пойду.

Рубен. Я поговорить хотел.

Миша. Я пойду в любом случае. Если хочешь, договорим на бегу.

Миша и Рубен встают. Миша очень быстро набирает ритм, Рубен следует за ним. В динамиках слышен топот женских каблуков.

Миша. Не было никакого Миши.

Рубен. Как это «не было»? Я помню.

Миша. Не было. Тебе показалось.

Рубен. Но я тебя сразу узнал.

Миша. Я тоже.

Рубен. Значит, я был?

Миша. Ты был.

Рубен. И ты был?

Миша. И я был. Но Миши не было.

Рубен. Не понял.

Миша. Что тут непонятного? Ты думал, что я Миша.

Рубен. А ты был Наполеоном?

Миша. При чем тут Наполеон? Наполеон из другой книжки. Я – Шалтай–Болтай. Маленькие ручки и ножки, огромная голова, похожая на яйцо. Кстати, яйцо – символ.

Рубен. Символ чего?

Миша. Ты не знаешь?

Рубен. Не знаю.

Миша. Тогда не важно.

Рубен. Важно.

Миша. Не важно.

Голос молодого ангела. Я совсем запуталась – важно или не важно.

Голос пожилого ангела. Чего тут непонятного? Главное понять, нужно ли понимать, что важно, а что не важно. И как это нужно понимать. Остальное – не важно.

Голос молодого ангела. Ты уже сама, как они, заговорила. Поумнела, что ли?

Голос пожилого ангела. Может быть, поумнела, может быть, с ума сошла. Это не важно.

Голос молодого ангела. А что важно?

Голос пожилого ангела. Важно то, что я изменилась. Стала другой. И ты изменилась.

Голос молодого ангела. Я не изменилась.

Голос пожилого ангела. Тогда все в порядке. Это первый признак.

Голос молодого ангела. Первый признак чего?

Голос пожилого ангела. Надоела ты мне. Все же очень просто. Первый признак того, что ты изменилась – твоя уверенность в том, что ты осталась прежней.

Голос молодого ангела. Теперь я совсем ничего не понимаю.

Голос пожилого ангела. Тогда помолчи.

Рубен. Все равно важно. Это же очень важно, символом чего мы являемся.

Входит Балерина. Снимает шарф у Миши с пояса и повязывает ему на шею.

Шалтай–Болтай. Не «мы», а «я». Это я – символ, а ты никто.

Рубен. Как это «никто»? Я – Автор.

Шалтай–Болтай. А я о чем? Автор – он и есть никто. Автор героем книги быть не может.

Рубен. Может. Объясни.

Шалтай–Болтай. Если автор становится героем книги, он в книге уже не автор.

Рубен. Сложно все это.

Шалтай–Болтай. А ты как хотел?

Рубен. Хорошо. Я согласен. Не было Миши. Был Шалтай–Болтай. Но почему именно ты?

Шалтай–Болтай. Потому. Ты был один, а ребенок не может быть один. Мы решили кого–нибудь послать.

Рубен. Послали бы Карлсона.

Шалтай–Болта й. Прекрасная идея. Ты бы поделился с ним тортом на день рождения. У тебя же были дни рождения, торт со свечками, клюквенное варенье. Скажи, были?

Рубен. Не было.

Шалтай–Болтай. Тогда не говори ерунды. Карлсон пробовал. Его сбили.

Рубен. Но Карлсон – бессмертный.

Шалтай–Болтай. Я тоже бессмертный. Пока есть книги – мы существуем. Но это все равно больно, когда сбивают. Да и торта у тебя не было. Питер Пэн летал. Он летал каждую весну. Он летел, а его сбивали, летел, а его сбивали. Зря старался.

Рубен. Не зря. Мне весной было особенно грустно. Я чувствовал, что кто–то ко мне летит.

Шалтай–Болтай. Значит, не зря. Но все равно бесполезно. Тогда ты и придумал меня. Очень умного мальчика, который знает все, делится подсолнечным маслом и может играть на шести досках в шахматы. Ты в жизни много людей видел, которые играли на шести досках вслепую?

Рубен. Мало. Но это ничего не значит. Как ты попал к нам?

Шалтай–Болтай. Очень просто. Родился – и все.

Рубен. Это не доказательство.

Шалтай–Болтай. У меня есть родители?

Рубен. Ну и что? У многих нет родителей.

Шалтай–Болтай. У меня есть могила? Ты искал, я знаю.

Рубен. У тебя нет могилы, но это ничего не значит. У многих нет могил.

Шалтай–Болтай. А волосы?

Рубен. При чем тут волосы?

Шалтай–Болтай. При том. Я – англичанин. Какой англичанин позволит, чтобы его остригли наголо?

Рубен. Волосы тоже ничего не значат. Я знал одного испанца, его стригли наголо.

Шалтай–Болтай. Ты дурак, Рубен. Если он позволял, чтобы его стригли наголо, значит, он не был испанцем.

Рубен. Был.

Шалтай–Болтай. Не был. Он сам говорил мне, что он русский.

Рубен. Ладно, убедил. Ты – Шалтай–Болтай. Миши не было. Я понял. Конечно, Миши не было. И потом, ни один живой человек не смог бы сыграть с Дьяволом в шахматы.

Шалтай–Болтай. Наконец–то. Дошло? Я пошел.

Рубен. Подожди. Последний вопрос.

Шалтай–Болтай. Давай. Но только последний.

Рубен. Они могли догадаться.

Шалтай–Болтай. Ну и что?

Рубен. Они могли догадаться. Элементарный тест, парочка вопросов. Они могли догадаться, что ты – это не ты. Они могли дать тебе банку сгущенки, выносить за тобой горшки, а ты за это придумал бы им ракету.

Шалтай–Болтай. Суперракету, всем ракетам ракету. Я придумал бы им ракету, или лекарство от рака, непробиваемую броню для танков. А еще – компьютеры. Я мог бы. Ты совсем дурак, Рубен.

Рубен. Я – дурак, но они не дураки. Они могли догадаться. Мировое равновесие могло быть нарушено. В одной стране – гений, а другим что?

Шалтай–Болтай. Ну и что? Даже если бы и догадались. Равновесие осталось бы равновесием. Когда умер Галилей?

Рубен. Не помню.

Шалтай–Болтай. Они тоже не помнят. Мировое равновесие не могло быть нарушено. Почитай «Краткую историю времени». Все. Мне пора.

Рубен. Но они могли догадаться.

Шалтай–Болтай. Не могли. У них в инструкциях написано, что математик должен быть с ногами. С ногами, понятно? Я пошел.

Рубен. Куда?

Шалтай–Болтай. Спать.

Шалтай–Болтай уходит. На сцену медленно выходит Балерина, уносит стул Миши. Рубен садится на стул.

Голос пожилого ангела. Ну что, все? Продолжаем? Видишь, Миши не было.

Рубен. А я–то тут при чем? Не было, и не было.

Голос пожилого ангела. Ты его придумал.

Рубен. Хорошо, я его придумал. Вы правы. Миши не было. Все? Я могу идти?

Голос пожилого ангела. Не можешь. Тебе уже лучше, но Доктор должен подписать кое–какие бумажки. Из дурдома просто так не уходят. Мы должны посмотреть на твое поведение.

Голос молодого ангела. Да, на поведение. А то выпустишь его, а он – за топор. С этими сумасшедшими не разберешь. С виду все такие добрые.

Рубен. У меня примерное поведение.

Голос пожилого ангела. И чем ты это можешь доказать?

Рубен. Я всегда слушался старших.

Голос пожилого ангела. Всегда?

Рубен. Всегда.

Голос молодого ангела. Врешь. Всегда врал и сейчас врешь. Не мог ты всегда слушаться старших. Никто не мог, и ты не мог.

Рубен. Может, никто и не мог, но я мог. Я всегда слушался старших.

Голос пожилого ангела. И когда сдохнуть тебе желали, тоже слушался?

Рубен. Нет, когда сдохнуть желали – не слушался. Но это они не по–настоящему желали, наверное.

Голос пожилого ангела. С чего ты взял, что не по–настоящему? Кашу ел? Горшок просил? Желали сдохнуть – должен был сдохнуть.

Рубен. Злые вы какие–то, ангелы. Не может человек сдохнуть по чужому желанию. Каждая тварь на Земле жить хочет. Вот я и жил.

Голос пожилого ангела. Жил, значит, не слушался.

Голос молодого ангела. Я ж говорю, что врет.

Рубен. Не вру. У меня характеристика хорошая.

Голос пожилого ангела. И когда в последний раз на тебя писали характеристику?

Рубен. Не знаю. Я ж не знаю, кто тут на кого пишет характеристики. В школе писали.

Голос пожилого ангела. Так школа когда была. Школа давно была. Те характеристики уже недействительны.

Голос молодого ангела. Да, недействительны. Эти характеристики устарели давно.

Рубен. Так что ж мне делать?

Голос пожилого ангела. Признать вину, раскаяться.

Рубен. Ерунда это все, цирк. В чем мне раскаиваться?

Голос молодого ангела. Во всем.

Рубен. Так я ж ни в чем не виноват.

Голос пожилого ангела. Нет таких людей, чтобы ни в чем были не виноваты. Выжил – виноват.

Рубен. Выживание – основной инстинкт биологического организма. Цветок не виноват, что выжил. И бабочка не виновата.

Голос пожилого ангела. Умный какой нашелся. Еще и разговаривает. Смотря какой цветок. Может, это сорняк на поле вырос. На хлебном поле. Тебя в школе учили, что сорняки – плохие растения? С бабочками еще проще. Она когда бабочка – то не виновата, а когда была гусеницей, может, много полезных растений съела. Ты кашу ел?

Рубен. Ел я вашу кашу. Сказать, что я о ней думаю?

Голос пожилого ангела. Говори, говори. Ты и так уже на отдельную палату наговорил и на десяток ампул в день. Ничего, посидишь на ошейнике, поумнеешь.

Выходит санитар с ошейником.

Рубен. У меня справка из полиции есть. Она может заменить характеристику.

Санитар подходит к Рубену, обыскивает его, вынимает из внутреннего кармана Рубена справку, рвет ее на мелкие клочки, бумагу бросает на пол. Выходит Балерина, подметает, уходит.

Голос пожилого ангела. Справки тут недействительны. Нужно чистосердечное раскаяние.

Голос молодого ангела. Да, чистосердечное раскаяние смягчает наказание.

Рубен. По–другому нельзя? Или раскаиваться, или на ошейник?

Голос пожилого ангела. Нельзя по–другому. Понимаешь, мы бы и сами хотели как–нибудь помягче, но у нас тоже начальство. Начальство решает, мы исполняем. Понимаешь?

Рубен. Тогда я раскаиваюсь. Все? Могу идти?

Голос молодого ангела. И в чем ты, дорогой, раскаиваешься?

Рубен. Да в чем хотите. Во всем раскаиваюсь. В том, что живой, раскаиваюсь, в том, что кашу ел. И в том, что вообще сюда пришел, раскаиваюсь. Сейчас полностью раскаюсь, набью морду Шалтаю–Болтаю и пойду домой. Надоел мне этот театр.

Голос пожилого ангела. Ты не понял. Это не театр, это серьезно, очень серьезно. Ставки сделаны. Очень крупные ставки. Ты сейчас должен искренне, громко раскаяться.

Рубен (громко). Я раскаиваюсь!

Голос пожилого ангела. Не так. По–настоящему раскаяться.

Рубен. Надоело мне все это.

Голос молодого ангела. Ишь, надоело ему. А кому не надоело? Всем надоело, и все терпят. Вот Шалтаю–Болтаю надоело, он ушел.

Голос пожилого ангела. Признайся, тебя ведь не было?

Рубен. То есть как это меня не было? Был я.

Голос пожилого ангела. Не было тебя. Сам говоришь, что раскаялся. Жалеешь, что родился?

Рубен. Как живой человек может жалеть, что родился?

Голос пожилого ангела. Живой человек много что может. Только мертвый мало может.

Голос молодого ангела. И после парочки уколов мало может.

Голос пожилого ангела. Ты хотел бы родиться в другом месте?

Рубен. Наверное.

Санитар уходит.

Голос пожилого ангела. Уже лучше. Так «наверное» или хотел бы?

Рубен. Не знаю.

Голос пожилого ангела. Еще лучше. Умнеешь на глазах. Не такой уж ты и дурак. В Дублине хотел бы родиться?

Рубен. Дублин – красивый город.

Голос пожилого ангела. Или в Нурате.

Голос молодого ангела. Это где?

Рубен. Далеко, но это неважно. Нурат – красивый город.

Голос пожилого ангела. Или в Оксфорде. Ты бы хотел родиться в Оксфорде?

Рубен. Хитрые вы, ангелы. Вы хотите, чтобы все было по–настоящему?

Голос молодого ангела. Мы хитрые?

Голос пожилого ангела. Мы расчетливые. Конечно, все должно быть по–настоящему. Иначе нельзя. Иначе Публика не поверит.

Рубен. Хорошо, я согласен. Ничего не было. Я родился в Оксфорде. Почему бы и нет? Оксфорд – красивый город.

Голос пожилого ангела. Нет. Так не пойдет. Неубедительно. Танцуй. Рубен. Не хочу.

Голос пожилого ангела. Ты не понял.

На край сцены выходит Санитар с бутафорской палкой.

Рубен. Да понял я, понял.

Голос пожилого ангела. Зачем тогда выделывался?

Рубен. Я не выделывался. Надо – значит, надо.

Рубен встает, отодвигает стул. Медленно перебирает ногами. Пытается держать ритм, но у него ничего не выходит.

В динамиках стук его каблуков повторяется все громче и громче. Когда Рубен все–таки набирает темп и начинает танцевать, Санитар подходит, забирает стул Рубена, уходит.

Голос пожилого ангела. Вот видишь, все хорошо. Хороший мальчик.

Голос молодого ангела. Мы в тебе не ошибались.

Голос пожилого ангела. Говори.

Рубен. Что говорить?

Голос пожилого ангела. Что жизнь прекрасна.

Рубен. Жизнь прекрасна.

Голос пожилого ангела. Ничего не было.

Рубен. Ничего не было.

Голос пожилого ангела. Ты родился в Оксфорде.

Рубен. Почему бы и нет? Оксфорд – красивый город. Да я вообще мог бы родиться где угодно. В Стране Оз, например.

Голос пожилого ангела. Пусть будет Страна Оз. Но поубедительней, пожалуйста.

Рубен продолжает танцевать. Становится заметно, что ему гораздо лучше. Он смотрит вверх, на динамики. В динамиках очень тихо вступает саксофон. Рубен смотрит в зал.

Рубен. Я родился в Ноттингемшире.

Голос молодого ангела. Чего это он?

Голос пожилого ангела. Ты родился в Оксфорде, учился в Кембридже.

Рубен. Все правильно. Я учился в Кембридже. Но родился я не в Оксфорде, а в Ноттингемшире. Какая разница?

Голос пожилого ангела. Никакой. Продолжай.

Рубен. Я родился в Ноттингемшире. Голос Доктора из динамиков. Подождите.

Выбегает Доктор.

Доктор. Это я родился в Ноттингемшире.

Рубен. Нет, я.

Доктор. А я где, по–вашему, родился?

Рубен. Вы в Москве родились. Сами рассказывали. И друзей у вас в Москве много. И учились вы в Москве.

Доктор. А вы в Кембридже?

Рубен. Почему бы и нет?

Доктор. Потому что это несправедливо. Я всю жизнь мечтал стать врачом, а стал доктором в дурдоме. (Вынимает из кармана дурацкий колпак с красным крестом, надевает на голову.) Это справедливо? Ангелы эти сумасшедшие, Степанида Евлампиевна. Это справедливо? Прожить всю жизнь в лесу, пить спирт, потом повеситься от тоски и одиночества. Вы – Автор. Должны понимать. Я – герой вашей пьесы. С героями так не поступают.

Рубен. Не знаю. Как поступают с героями?

Доктор. Это элементарно. Автор ставит героя на то место, где бы хотел оказаться сам. Вот вы хотели бы быть корабельным врачом, увидеть Бробдинград, гуигнгнмов?

Рубен. Хотел бы.

Доктор. Все нормально. Так и должно быть. Теперь вам придется отдать эту роль мне.

Рубен. И не подумаю.

Доктор. К сожалению, таковы правила игры. Иначе Публика не поверит. Я – это вы, вы – это я. У вас ведь есть способности к языкам? Страсть к путешествиям? Вы не любите врачей, я их тоже не люблю.

Рубен. Смотря каких врачей. Хирургов, например, я уважаю, терапевтов терплю. Психиатров не люблю.

Доктор. Я тоже не люблю психиатров.

Рубен. Но, Доктор, вы же психиатр.

Доктор. Я психиатр поневоле. Вообще–то я мечтал стать хирургом. Я учился на хирурга некоторое время. И я удалил аппендикс!

Рубен. Убедили. Вы будете корабельным хирургом. Я – это вы, а вы – это я. Лучшие роли нужно отдавать героям.

Доктор убегает.

Голос пожилого ангела. Ты отвлекся от темы.

Рубен. Я не отвлекался от темы. Доктор попросил, я не смог отказать. Ничего, городов много, я выберу себе подходящий.

Голос пожилого ангела. Помни, ты обещал.

Голос молодого ангела. Да. Обещания надо выполнять. Не выполнишь обещания – будешь сидеть на ошейнике.

Рубен. Злые вы, ангелы.

Голос пожилого ангела. Ты преувеличиваешь. Ангелы как ангелы. Бывают и похуже.

Голос молодого ангела. Да, преувеличиваешь.

Медленно выходит Настоящий Доктор. Подходит к Рубену.

Голос молодого ангела. Гляди! Чего это с ним?

Голос пожилого ангела. Ничего особенного. Врача не видела?

Голос молодого ангела. Но этот – в шляпе.

Голос пожилого ангела. Сразу видно серьезного человека. Не то, что раньше.

Голос молодого ангела. Шпага ему зачем?

Голос пожилого ангела. Положено так у них. Здравствуйте, Доктор.

Настоящий Доктор. Что теперь?

Рубен. Не знаю. Наверное, надо сплясать.

Настоящий Доктор. Петь не надо? Я врач, серьезный человек, мне не до развлечений. Корабль отходит, надо спешить.

Рубен. Все равно надо что–то сделать.

Настоящий Доктор. Что?

Рубен. Надо, чтобы Публика поверила, что мы очень похожи, почти идентичны. Какое–нибудь доказательство.

Настоящий Доктор. Зачем доказывать то, что и так бросается в глаза? Вы не верите, что я Настоящий Доктор?

Рубен. Я верю, но все гораздо сложнее. Вы уверены, что в критической ситуации поступите так же, как и я?

Настоящий Доктор. Уверен. Я тороплюсь.

Рубен. Один вопрос.

Настоящий Доктор. Только один.

Рубен. Обещаю. Только один маленький вопросик. Предположим, накануне вечером вы выпьете слишком много вина.

Настоящий Доктор. Абсурд. Я пью только ром. Вино – напиток для женщин.

Рубен. Вас угостит Король. Вы же не откажетесь от королевского угощения.

Настоящий Доктор. Я – культурный человек. Если Его Величество проявят такую милость, я, конечно, почту за честь.

Рубен. Если внезапно в полночь загорится королевский дворец, если дворец маленький, а вы – великан. Что вы станете делать?

Настоящий Доктор. То же, что и все. Тушить пожар.

Рубен. Но ведра тоже маленькие. Не забывайте, вы выпили накануне достаточно местного вина, а оно, как известно, обладает мочегонным действием.

Настоящий Доктор. Я поступлю так же, как поступил бы на моем месте любой здравомыслящий человек.

Рубен. Тогда постарайтесь, пожалуйста. Но помните, Королева обидится.

Настоящий Доктор. Ничего удивительного. Королевы всегда обижаются. Мне пора.

Рубен. Удачи вам, Доктор!

Доктор не отвечает. Медленно уходит. Санитар с Летчиком выносят на середину сцены скамейку. Летчик садится на скамейку, поправляет мотоциклетный шлем на голове, начинает пантомиму Летчика. Санитар уходит. Рубен подходит к скамейке, садится на противоположный от Летчика край.

Все. Хватит дурака валять. Тебе не надоело?

Летчик. Не надоело. Я Летчик, должен летать.

Рубен. Так летай.

Летчик. Не хочу. Опасно. Летать очень опасно, и это очень большая ответственность. Слишком большая ответственность.

Рубен. Ты бы мог летать в другом месте. Летать по–настоящему. Тебе всего лишь не повезло, ты родился в неправильном месте. Все можно начать сначала.

Летчик. Зачем? Везде все одинаково, где бы ни родился. Одно и то же.

Рубен. Можно далеко родиться, очень далеко. Где–нибудь в другом месте все может быть совсем по–другому.

Летчик. В Америке, например.

Рубен. Да хоть и в Америке. Америка – красивая страна.

Летчик отпускает из рук воображаемый штурвал, переключает что–то на воображаемой панели. Встает, раскидывает руки в сторону и бегает вокруг скамейки, гудя, имитируя самолет. Садится рядом с Рубеном.

Летчик. Моксвилл – красивый город.

Рубен. Зачем ты так? Я ж по–хорошему хочу. Все должно закончиться хорошо. Все будут счастливы, Публика останется довольна. Зачем грубить? Тебе не надоело кривляться?

Летчик. Такова жизнь. Кто–то же должен изображать сумасшедшего.

Рубен. Это не жизнь. Помнишь, что сказал Ривьер?

Летчик. «Нужно заставить их жить в постоянном напряжении, жизнью, которая приносит им и страдания, и радости; это и есть настоящая жизнь».

Рубен. Видишь, в постоянном напряжении. Здесь какое напряжение? Питание четырехразовое. Вышел на улицу, дурака повалял на свежем воздухе, на следующий день все сначала.

Летчик. Это не так легко, как ты думаешь.

Рубен. Но и не так трудно. Бывают вещи и потруднее. Все могло быть иначе. Ты мог бы родиться в другом месте.

Летчик. Мог бы, наверное. Но сейчас мне и здесь неплохо.

Рубен. Сейчас тебе неплохо, но Доктор ушел.

Летчик. Как ушел? Куда ушел?

Рубен. Точнее, уплыл. Нет больше Доктора. Скоро пришлют другого. Тебе запретят выходить на улицу. И шлем отберут.

Летчик (быстро хватается руками за шлем). У меня нельзя забирать шлем, мне его Доктор подарил.

Рубен. Я же сказал, нет Доктора. Будешь биться головой в стену, как все буйные.

Летчик. Я не буйный.

Рубен. Летать запретят – станешь буйным. Надо уходить.

Летчик. Куда?

Рубен. Далеко. Летчик должен летать. Ты хочешь летать?

Летчик. Сложный вопрос. Хочу и не хочу. Зависит.

Рубен. Лион – красивый город?

Летчик. Лион – очень красивый город.

Рубен. Лион – очень красивый город. Ты родился в Лионе, стал летчиком и возил почту. Это очень опасно – возить почту.

Летчик. Я не боюсь опасности. (Уходит.)

Выходят Санитар и Балерина, уносят скамейку.

Голос молодого ангела. Почему почту?

Голос пожилого ангела. Какая разница? Они ж все сумасшедшие. Что опасного в почте? Вот бомбы – это опасно.

Голос молодого ангела. Бомбы – другое дело. Из–за бомб он к нам и попал.

Голос пожилого ангела. Ты откуда знаешь? Это же военная тайна. Тоже поумнела?

Голос молодого ангела. Поумнеешь тут с вами. Так Доктор, получается, настоящий доктор?

Голос пожилого ангела. Настоящий.

Голос молодого ангела. Тогда мы – настоящие ангелы?

Голос пожилого ангела. И мы настоящие.

Выходит Настоящий Летчик.

Голос молодого ангела. Смотри: шлем, куртка и очки странные. И этот – настоящий?

Голос пожилого ангела. Сама не видишь? Конечно, настоящий.

Голос молодого ангела. Странно, когда он в пижаме был, был ненастоящий?

Голос пожилого ангела. В пижаме он был сумасшедший. Что тут странного? Все просто.

Голос молодого ангела. Все равно странно. Доктор, например, в халате был ненастоящий, а со шпагой – настоящий.

Голос пожилого ангела. Нет. Не поумнела ты еще. Доктор – совсем другое дело. Он, как Балерина.

Настоящий Летчик (в зал). Прощайте, я улетаю.

Рубен. Нет. Так нельзя. Надо обязательно станцевать. Публика должна поверить, что вы – это вы.

Настоящий Летчик. Я лучше нарисую.

В ходит Балерина, дает Летчику блокнот и карандаш, уходит.

Настоящий Летчик (рисует в блокноте). Вот. Похоже?

Рубен. Вроде похоже.

Настоящий Летчик. Конечно, я не очень хорошо рисую, но идея вам понятна?

Рубен. Мне понятна, а Публике? Вам не поверит Публика.

Настоящий Летчик. Но вы мне верите?

Рубен. Я верю.

Настоящий Летчик. Все нормально, если Публика верит вам, она поверит и мне. Мне пора. (Уходит.)

Рубен. Ангелы, вы видели?

Голос молодого ангела. Мы видели?

Голос пожилого ангела. Видели, видели.

Рубен. Похоже?

Голос молодого ангела. Похоже?

Голос пожилого ангела. Похоже, похоже. Все в порядке. Теперь ты должен сказать, что ничего не было. Видишь, как все хорошо? Миши не было, Доктора не было, Летчика тоже не было. Они просто не там родились, ты все придумал.

Голос Доктора из динамиков. Подождите!

Выходит Доктор.

Настоящий Доктор. Где он?

Рубен. Кто?

Настоящий Доктор. У меня друг остался. (Подходит к Собаке, нагибается, гладит ее.)

Рубен. Доктор, вы с ума сошли? Какой друг? Это же собака, всего лишь собака.

Настоящий Доктор. Не может он быть собакой, я с ним в шахматы играл.

Рубен. Ничего особенного. Бывают глупые врачи и умные собаки.

Настоящий Доктор. Он – человек.

Рубен. Доктор, корабль может отплыть в любую минуту. Вы рискуете всем ради собаки.

Настоящий Доктор. Он – человек. Я рискую всем ради человека.

Входит Балерина, ставит перед Собакой табличку «Собака». Уходит.

Рубен. Бросьте, Доктор. Все видят, что это собака. Уши, хвост, он даже не разговаривает. Помните определение человека? Двуногое без перьев. Перьев у него, конечно, нет, но он не двуногий. Не расстраивайтесь, Доктор. Грань между человеком и собакой так тонка. Собака может оказаться человеком, человек – собакой. Каждый может легко ошибиться.

Настоящий Доктор. Вы все путаете. Собака не может быть человеком.

Рубен. Человек может быть собакой?

Настоящий Доктор. Человек может быть и хуже собаки, но это ничего не меняет. С вами трудно спорить. В любом случае, человек он или собака, он – мой друг, и я за ним пришел.

Рубен. Его не пустят на корабль. Вас ожидают бури и кораблекрушения. Вы уверены, что ему с вами будет хорошо?

Настоящий Доктор. Здесь его тоже нельзя оставлять. Кто о нем будет заботиться? Придумайте что–нибудь.

Рубен. Зачем? С ним и так все ясно. Он родился собакой, а умер как человек.

Настоящий Доктор. Разве так бывает?

Рубен. Конечно бывает. Иногда человек умирает как собака, иногда наоборот. Все бывает. У него все будет хорошо. В двадцать раз лучше, чем у вас, Доктор. Потом, после смерти, ему поставят памятник.

Настоящий Доктор. Я знаю, ему поставят памятник. В Санкт–Петербурге стоит памятник собаке.

Рубен. Доктор, ему поставят памятник в Париже. Вы все перепутали. В Санкт–Петербурге стоит памятник кролику.

Настоящий Доктор. Это вы все перепутали. Я сам видел памятник собаке в Санкт–Петербурге.

Рубен. Доктор, зачем вы спорите? Вы собаку от человека отличить не в состоянии, а разница между собакой и кроликом гораздо меньше, чем между собакой и человеком. Ему поставят памятник в Париже. Хорошо, он ведь ваш друг. Вы сами хотели бы, чтобы вам поставили памятник в Санкт–Петербурге? Вы ведь врач, вы знаете, за что поставили памятник тому кролику?

Настоящий Доктор. Я не уверен, но мне все же кажется, что памятник в Санкт–Петербурге ничем не хуже памятника в Париже. У меня мало времени, мне некогда спорить. Вы – Автор, вам решать. В Париже так в Париже. (Собаке.) Ты согласен на Париж? Он согласен, мы пошли.

Доктор с Собакой уходят. Выходит Балерина, уносит табличку «Собака».

Голос пожилого ангела. Вот и хорошо. Как хорошо все складывается. Все довольны. Летчик – в небо, Доктор – в плавание, Собака – в Париж. Теперь твоя очередь, давай.

Голос молодого ангела. Да. Твоя очередь. Все же хорошо. Лучше не бывает.

Выходит Санитар, выносит два стула. Ставит стулья в центре, садится. Рубен подходит к стулу, смотрит на Санитара, на стул. Санитар смотрит в зал, не глядя на Рубена. Рубен садится. Они разговаривают, глядя в зал.

Рубен. Чего тебе?

Санитар. Того же, что и всем. Чем я хуже?

Рубен. Ничем. Ты ничем не хуже. Но я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

Санитар. С Летчиком, конечно, было легче.

Рубен. С Летчиком было легче. Все хотят стать летчиками.

Санитар. Или врачами.

Рубен. Или врачами.

Санитар. Конечно, я понимаю. Ты злишься на меня.

Рубен. С чего ты взял?

Санитар. Не притворяйся. Твоих друзей отвозили в дурдом. Мне приходилось с ними работать.

Рубен. Это у вас называлось работой? Видел я твою работу.

Санитар. Я прав. Ты злишься.

Рубен. Ты ошибаешься. Я не злюсь. Раньше злился, потом мне Миша объяснил, что ты не виноват. У тебя были инструкции. И у Доктора были инструкции. И у ангелов есть инструкции. У каждого за спиной инструкция, никто не виноват.

Санитар. У ангелов какие инструкции? Они тут самые главные, главнее Доктора.

Рубен. И у ангелов есть начальство.

Голос молодого ангела. Да. И у нас есть начальство.

Голос пожилого ангела. Помолчала бы лучше.

Голос молодого ангела. Что я такого сказала? Разве у нас нет начальства?

Голос пожилого ангела. Заткнись.

Санитар. Мне все равно, злишься ты или нет. Я делал свою работу.

Рубен. Поздравляю. Ты делал свою работу очень хорошо. Надеюсь, ангелы тобой довольны.

Санитар. Грамотный очень? Книжек много прочитал? Ты думаешь, что лучше других?

Рубен. Слушай, не темни. Что ты конкретно от меня хочешь?

Санитар. Я делал свою работу.

Рубен. Это я уже слышал.

Санитар. Ты должен доделать свою. Придумай для меня что–нибудь.

Рубен. Это трудно.

Санитар. Я знаю. Кому легко? Ты выбрал себе такую работу, должен доделать ее до конца. Ты все–таки на меня злишься.

Рубен. Дело не в этом. Пойми, это вообще неважно, злюсь я на тебя или не злюсь. Нужно найти между нами что–то общее, и не просто общее, а абсолютно идентичное. Это трудно. Согласен?

Санитар. Согласен. Начинай.

Рубен. От меня мало что зависит. Дело в тебе. И что тебе тут не нравится?

Голос молодого ангела. Тринадцатая зарплата, дополнительный отпуск, каждый квартал – премия. И надбавка за вредность.

Голос пожилого ангела. Заткнись, дура.

Голос молодого ангела. Сама дура. Я разве неправду сказала? Все так. Он потому к нам и пришел. Пришел за деньгами, получил деньги. Все честно. А сейчас выделывается. Все ему не то. Летчиком захотел стать.

Голос пожилого ангела. Хорошо, извини. Я была не права. Ты не дура. Просто помолчи, пожалуйста. Немножко же осталось. Ты можешь все испортить. Я по–хорошему тебя прошу. Сможешь помолчать?

Голос молодого ангела. Ну, если по–хорошему.

Санитар. Врет она все.

Рубен. Недоплачивают?

Санитар. Сейчас в морду дам.

Рубен. Ей или мне?

Санитар. Ее не достать.

Рубен. Так ты предпочитаешь ударить кого поближе? Или кого послабее?

Санитар. Хватит. Это все несерьезно. Это не главное.

Рубен. Тогда говори о главном.

Санитар. Я мотоцикл хотел. Мне деньги не нужны.

Рубен. Мотоциклы бесплатно раздают?

Санитар. Ты не понял.

Рубен. Я понял. Пошел бы трактористом, заработал бы на мотоцикл.

Санитар. Почему трактористом?

Рубен. Потому что тот, кто может управлять танком, справится и с трактором. Все просто.

Санитар. Откуда ты знаешь про танк? Это военная тайна.

Рубен. Выдумал тоже. Тайна. Я же жил в доме престарелых. Какая может быть тайна? Военная тайна – это не самое главное. Рассказывай.

Санитар. О чем?

Рубен. О самом главном.

Санитар. Это трудно. Что считать самым главным?

Рубен. Это легко. Расскажи, когда ты в первый раз почувствовал себя человеком. В твоей жизни был момент, когда ты поступил, как хотел, никто не мог тебя остановить, тебя никто не останавливал, но даже если бы попытались, они бы не смогли. Ты был самим собой. Может, стихотворение написал?

Санитар. Я похож на поэта?

Рубен. Не знаю. Не уверен. Я уже ни в чем тут не уверен. Может быть и похож. Ты книг много прочел?

Санитар. Две.

Рубен. Две – это мало.

Санитар. Смотря для кого. Ты чем сейчас занимаешься?

Рубен. Пытаюсь найти в тебе себя.

Санитар. И как успехи?

Рубен. Нормально. Мы почти похожи.

Санитар. Но книг я не читаю.

Рубен. Книги – не главное.

Санитар. А что главное?

Рубен. Еще не знаю, но обязательно найду. Рассказывай.

Санитар. Что?

Рубен. Светлый, радостный момент. Момент, когда ты был человеком.

Санитар. Я не люблю поэзию.

Рубен. Я знаю. Рассказывай.

Санитар. Нечего мне рассказывать. Армия, потом этот дурдом. Все. Ничего больше не было.

Рубен. Я тебе не верю. У каждого человека что–нибудь было. У каждого был шанс. Что–то радостное в твоей жизни должно было быть.

Санитар. Радостное? Светлое?

Рубен. Самое–самое радостное. Праздник, фейерверк. Такой праздник, после которого все остальное уже не важно. Когда ты знаешь, что хотел бы этого снова и снова, бесконечно.

Санитар. Не было у меня такого.

Рубен. Было. И обязательно, как у меня. Похожее до жути, как две капли воды. Было, вспоминай.

Санитар. Пятерка по физкультуре.

Рубен. Мало.

Санитар. Десять мишеней из десяти, благодарность перед строем.

Рубен. Уже лучше, видишь, ты начинаешь понимать. Значит, не все так плохо. Но все–таки мало. Вспоминай.

Санитар. Было! Все было, как ты говоришь, и даже еще лучше. (Встает, выходит на середину сцены. Торжественно читает в зал, под конец почти кричит.) Его звали Дылда. Старшеклассник, татуировка на руке. Это было, как ритуал. Каждый понедельник надо было подойти к Дылде и дать ему двадцать копеек. Двадцать копеек стоило мороженое. Те, у кого не было двадцати копеек, нагибались, и Дылда давал пинок под зад. У меня никогда не было денег. Мы жили с мамой одни. Мама работала уборщицей в школе. А в тот день… (Почти кричит.) В тот день у меня первый раз в жизни было двадцать копеек. К нам приехала бабушка. Бабушка дала мне рубль. Я мог бы откупиться. Я мог бы отдать ему бабушкин рубль. Все говорили, что Дылда – добрый. Он перестал бы бить меня и, может даже, позволил бы собирать для него окурки. (Возвращается к стулу, садится.)

Рубен. Нормально, что дальше? Ты плохо собирал окурки?

Санитар. Дылда, как всегда, стоял в туалете, курил. Я разбежался немного, нагнулся и ударил его головой в живот. Он упал. Я все рассчитал правильно. В туалете было накурено, он не увидел меня сразу, поэтому не успел остановить. А за Дылдой была кафельная стена. Он ударился головой о стену, кровь текла у него из носа, врачи не могли ничего поделать. Его увезли, мы с мамой переехали в город, я пошел в другую школу.

Рубен. Один вопрос.

Санитар. Хоть сто.

Рубен. Если бы представился шанс все повторить, ты отдал бы ему рубль?

Санитар. Ни за что.

Рубен. Тебе повезло. Он мог сделать шаг в сторону.

Санитар. Я знаю.

Рубен. Он мог бы избить тебя.

Санитар. Я знаю.

Рубен. Он избивал бы тебя каждый день.

Санитар. Я знаю.

Рубен. И все равно сделал бы то, что сделал?

Санитар. Все равно.

Рубен. Ведь все это неправда, я знаю. Ты соврал.

Санитар. Может, и соврал, тебе не все равно?

Рубен. Мне не все равно, я должен для тебя что–нибудь придумать, что–нибудь, похожее на правду.

Санитар. Так придумывай и оставь меня в покое. Я тебе правду рассказал, только немного смягчил. За ним был унитаз. Он ударился головой об унитаз.

Рубен. Ты знал? Ты знал, что может случиться с человеком, который очень сильно ударится головой об унитаз?

Санитар. Знал.

Рубен. И все равно бы сделал то, что сделал?

Санитар. Все равно. Выход был один.

Рубен. Выхода всегда два.

Санитар. Тебе виднее. Может быть, всегда два, а в тот день выход был один. Если бы я отдал ему рубль, то должен был бы давать ему деньги все время, а у меня их не было.

Рубен. Врал зачем?

Санитар. А ты зачем врал?

Рубен. Где?

Санитар. В книге. Везде, в каждом рассказе.

Рубен. Я не врал, только немного смягчил.

Санитар. Немного?

Рубен. Хорошо, много смягчил. Но у меня была уважительная причина: мне было надо, чтобы Публика поверила.

Санитар. Чем я хуже? Мне было надо, чтобы поверил следователь.

Рубен. Значит, мы похожи.

Санитар. Значит, похожи. Что дальше?

Рубен. Ты был счастлив?

Санитар. Глупый вопрос.

Рубен. В тот день ты был счастлив?

Санитар. Мама плакала.

Рубен. Мама плакала, я знаю, но ты был счастлив?

Санитар. Не знаю. Мне было хорошо. Легко и хорошо.

Рубен. Ты бы хотел повторить тот день?

Санитар. В тот день мне повезло, все могло сложиться иначе.

Рубен. Если бы у вас были шпаги, ты бы хотел повторить тот день?

Санитар. Со шпагами – другое дело. Со шпагами – это значит насмерть?

Рубен. Насмерть.

Санитар. Насмерть – хотел бы.

Рубен. Снова и снова?

Санитар. Это как?

Рубен. Обычно. Как всегда. В бой, потом смерть, потом опять в бой. Потом смерть, и так бесконечно. Только воевать тебе придется на стороне слабого, а умирать с оружием в руках. Хотел бы?

Санитар. В бой? А потом что?

Рубен. Потом – ничего, вечный бой с небольшими перерывами. Все, кто умирает с оружием в руках, попадают в Валгаллу. Хорошее место, но немного скучное. Выпить, закусить, отдохнуть немного там можно, но в Валгаллу попадают только настоящие герои, а настоящим героям нужно в бой, только в бою они чувствуют себя людьми.

Санитар (весело). Настоящие герои воюют на стороне сильного!

Рубен. Нет. Те, кто воюет на стороне сильного, не умирают. Они побеждают в бою, выживают, зачем им умирать с оружием в руках? Тот, кто сражается на стороне сильного, всегда выигрывает. Когда играешь на стороне слабого, выигрываешь только иногда, зато по–настоящему. Как ты думаешь, Дылда попал в Валгаллу?

Санитар. Не знаю, он большой был и сильный.

Рубен. Но он умер не в бою. Он умер, отбирая деньги у слабого. Его вообще никуда не возьмут, ни в Рай, ни в Ад. Только на цепочку в дурдоме.

Санитар. Ты уверен?

Рубен. Уверен.

Санитар (кивает назад на забор с ошейниками). Он здесь, среди них?

Рубен. Может быть. Не обязательно именно здесь. Заборов много, ошейников еще больше. Ты сможешь не струсить в бою?

Санитар. Смогу, я никогда не трусил.

Рубен. А мотоцикл?

Санитар. Мотоцикл – это другое.

Рубен. Ты испугался тогда.

Санитар. Я же не боя испугался. Просто захотелось мотоцикл.

Рубен. В том–то и дело. В бою ты не испугаешься. В армии ты не боялся. Но в перерыве между боями? Только захочется чуть–чуть больше выпить или поесть, только расслабишься, и все – ты уже на ошейнике. И второго шанса не будет.

Санитар. Сильно!

Рубен. А ты как хотел? Быть героем легко, а перестать быть героем еще легче. Знаешь, когда–то давно жил шахматист, лучший в мире, он умер с шахматным королем в руке. Он, наверное, сейчас в Валгалле.

Санитар. Понял я про шахматиста.

Рубен. Может, ты подумать хочешь? Быть Санитаром не так плохо.

Санитар. Чего тут думать? Я пошел.

Рубен. Куда?

Санитар. В бой.

Рубен. Собак отпусти.

Санитар. Они не собаки.

Рубен. Но они и не люди.

Санитар. Я не то хотел сказать. Мне никогда не нравились собаки. Волки – другое дело. Волки никому не служат.

Рубен. Волки боятся людей. И, главное, волки боятся красных флажков. Их гонят на флажки, а они не могут перепрыгнуть простую веревку и идут под пули.

Санитар. Лучше под пули, чем на поводок.

Рубен. Не у всех собак есть ошейник. Та, которой поставили памятник в Париже, была без ошейника.

Санитар. Париж один, памятник тоже один. На всех не хватит памятников.

Рубен. Ты прав. Памятников не хватит на всех. Знаешь, есть еще собаки, они живут без людей, без поводков и ошейников. Дикие собаки Динго. Они, почти как волки, только не боятся красных флажков. Отпусти собак.

Санитар. Как же я их отпущу, они же буйные. Еще Публику покусают.

Рубен. Никого они не покусают. Они улетят.

Санитар. Собаки не летают.

Рубен. А люди летают?

Санитар. Смотря кто. По–разному. Некоторые летают.

Рубен. Так и собаки, как люди. Одни летают, другие – нет. Эти летают.

Рубен и Санитар встают, подходят к забору. Санитар расстегивает ошейники. Ошейники падают на пол. В динамиках слышится лай улетающих собак. Санитар быстро уходит. Уходят. Выходит Викинг.

Почему меч?

Викинг. Тебе не нравится мой меч?

Рубен. Мне нравится, но почему меч, а не топор?

Викинг. Какая разница?

Рубен. Да никакой, в сущности. Меч так меч. Станцуем?

Викинг. Зачем?

Рубен. Так надо для Публики.

Викинг. Не хочу.

Рубен. Миша говорил, что надо танцевать.

Викинг. Мало ли кто и что говорил? Я танцевать не буду. И петь не буду.

Рубен. Тогда Публика не поверит.

Викинг. Если я спущусь в зал и зарублю парочку, они поверят?

Рубен. Поверят, даже если ты зарубишь одного. Но тогда ты не попадешь в Валгаллу. Они безоружны.

Викинг. Все?

Рубен. Все.

Викинг. Ты уверен?

Рубен. Уверен. Они все безоружны.

Викинг. Зачем же они тогда живут?

Рубен. Все по разной причине. Но мы отвлеклись. Ты должен станцевать. Или будешь опять Санитаром.

Викинг. Это жестоко.

Рубен. Это более чем жестоко. Мы в театре, а театр не менее жесток, чем реальная жизнь. Ты должен доказать, что ты не играешь, что ты такой на самом деле.

Викинг. Может, все–таки зарубить кого–нибудь?

Рубен. Попробуй. Но лучше через творчество. Не хочешь петь или танцевать – рисуй. Не стой, делай хоть что–нибудь.

Викинг. Подвинься. (Толкает Рубена, Рубен отходит в сторону. Викинг остается в центре сцены один.) Древние викинги – лучшие воины в мире. Бесстрашные воины, люди сильные духом. Упавшего в бою викинга рано сбрасывать со счетов. Упавший в бою викинг в последнем порыве уходящей жизни стискивал ногу врага зубами. Медленно умирать, проклиная свою никчемную жизнь, изводя себя и близких бесконечными жалобами на неудачную судьбу – удел слабых. Вечный гамлетовский вопрос не заботит солдата в бою. Жить в бою и умереть в бою – одно и то же. Жить вполсилы и умирать вполсилы, понарошку, – противно и мерзко. Самое большее, на что может надеяться смертный, – умереть, сражаясь. Если повезет, если очень повезет, можно умереть в полете. Умереть, зажав в руке лошадиную узду или штурвал истребителя, шашку или автомат, кузнечный молот или шахматного короля.

Если в бою отрубили руку – не беда. Можно перехватить клинок другой рукой. Если упал, еще не все потеряно. Остается шанс, маленький шанс – умереть, как викинг, сжимая зубами пятку врага.

Викинг уходит. Выходят Балерина, Настоящий Доктор и Настоящий Летчик. Настоящий Доктор и Настоящий Летчик уносят забор, Рубен и Балерина – стулья. Пустая сцена. Балерина выходит, забирает табличку «Дурдом», уходит. На сцену выходит Рубен.

Рубен. Один. Все, конец. Нет больше дурдома.

Голос пожилого ангела. А мы?

Голос молодого ангела. Да, а как же мы?

Рубен. Ангелы, вы на арфах играть умеете?

Голос молодого ангела. Мы – умеем играть на арфах?

Голос пожилого ангела. Не умеем. Слушай, хватит, танцуй. Мы и так тебе много разрешили. Администрация учреждения пошла навстречу, удовлетворила твои капризы, теперь твоя очередь. За все надо платить. Танцуй.

Рубен. Да не хочется что–то.

Голос пожилого ангела. Хочется не хочется, а надо. Станцуешь чечетку и пойдешь домой.

Рубен. Зачем? Я свободный человек.

Голос пожилого ангела. Мы не спорим, только выбор у тебя маленький, или чечетка, или на ошейник.

Голос молодого ангела. Да, на ошейник и ампула.

Рубен. Ампулы не будет, Доктор сбежал.

Голос пожилого ангела. Не изображай идиота, докторов много, один сбежал, на его место придут десять. От тебя не требуют невозможного. Только скажи, что ничего не было.

Рубен. Хитрые вы, ангелы. Я скажу, что ничего не было, что я родился в Ноттингемшире, и что будет потом?

Голос молодого ангела. Мы хитрые?

Голос пожилого ангела. Хитрые, хитрые. Какая тебе разница, что будет потом? Пьеса закончится, ты пойдешь домой, Публика разойдется, и все будут счастливы.

Рубен. Все будут счастливы. Только тогда получится, что Доктор родился в Москве, Летчик ненастоящий, Собака – совсем не собака, а Викинг не умрет в бою?

Голос пожилого ангела. Будешь танцевать или нет?

Рубен. Конечно, буду. Сами же сказали, что деваться некуда.

Голос пожилого ангела. И чтоб без глупостей.

Рубен. Понятное дело. Шаг влево, шаг вправо – побег, прыжок на месте – провокация. Так?

Голос пожилого ангела. Так. И болтай поменьше. Скажи что надо, и свободен.

Рубен медленно начинает перебирать ногами. В динамиках отдается стук чечетки. Три пары ног отбивают ритм все быстрее.

Рубен. Шалтай–Болтай не мог ошибиться, он всегда прав. Я на самом деле дурак. Дурак не может поступить разумно. Дурак – он и есть дурак.

Голос пожилого ангела. Текст.

Голос молодого ангела. Текст.

Чечетка набрала ритм, Рубен танцует в полную силу. Видно, что он на пределе.

Рубен. Я родился в Москве.

Голос пожилого ангела. Не то.

Рубен. Я родился в Москве.

Рубен шевелит губами, что–то говорит. Его не слышно. Ангелы в динамиках бьют чечетку в полную силу. Вступает саксофон. Саксофон звучит невпопад, короткими фразами, в которых нельзя различить мелодию. Рубен пытается жестами договориться с Ангелами. Бесполезно. Рубен не танцует. Он стоит, опустив руки, смотрит на динамики. Звуки из динамиков все громче, Рубен стоит и смотрит в зал. Выходит Балерина. Балерина ставит перед Рубеном стойку с микрофоном. Она крутит регулятор на микрофоне, звуки из динамиков стихают.

Балерина. Раз, два, три. (Уходит.)

Рубен (начинает чечетку. Медленно отбивает ритм). Видели? Я так и думал. Это все Шалтай–Болтай с Балериной. Они договорились.

Голос пожилого ангела. Так нечестно, это не по правилам.

Рубен. Мне плевать на правила.

Голос пожилого ангела. Мы так не договаривались.

Рубен. Мы никак не договаривались. Микрофон у меня, и я вас отключаю. (Крутит регулятор на микрофоне. Не спеша танцует, спокойно произносит текст.) Я родился в Москве. Москва – столица России. В школе мы знали о Москве все. Мы пели о Москве, читали стихи. Нам говорили, что Москва – самый лучший, самый красивый город на свете. Не знаю, я был в Москве только проездом, как и в Санкт–Петербурге. Спорить не буду, вполне возможно, что все, что нам говорили, правда. Может быть, так и есть. Многие уверены в этом, во всяком случае, москвичи.

Своими глазами я видел три города мира: Новочеркасск, Беркли и Мадрид. Но сначала был Новочеркасск.

Я молод и относительно здоров. Я надеюсь увидеть еще много городов мира. Я увижу Париж и Токио, Рим и Сидней, Буэнос–Айрес и Беркли. Обязательно увижу Беркли еще раз. Я верю, что все эти города есть на свете на самом деле. Верю так же, как верил когда–то в Новочеркасск.

Я родился в Москве, мне очень и очень не повезло родиться в этом страшном, безумном городе. Повезло мне именно в Новочеркасске. Новочеркасск – хороший город. Я бы умер, если бы в России не было Новочеркасска. (Уходит.)

В динамиках звучит «Вальс цветов» Чайковского. Выходит танцующая пара. Балерина танцует с Мишей. На Балерине – балетная пачка, на поясе у Миши – шарф. Музыка в динамиках смолкает. Миша уходит. Балерина выходит на середину сцены, кланяется.

Занавес